Чем-то морское путешествие напоминает сон. Когда поднимают якорь, когда швартовочные тросы отматывают от причала, мы словно входим в другое измерение. Ветер хлещет по высоким парусам, нас опьяняет соленый запах и обдает брызгами ― нам уже не остаться теми, кем мы были раньше. Мы повышаем голос, чтобы перекричать шум волн; ходить по раскачивающимся палубам ― настоящее испытание; наш живот живет своей жизнью, и сон сбивается. Медленно, но бесповоротно нас охватывает странное волнение. Стоит ли удивляться, что, всматриваясь в морскую даль, мы представляем, что приближаемся к познанию таинств мироздания? Море ― это место откровений. Когда земля исчезает вдали, в плавание отправляется не только наше тело, но и наша душа.
До тех пор, разумеется, пока нам не станет скучно.
― Порт Шабалалия. Вот наша следующая остановка.
― Пошарпанный... что?
― Не пошарпанный, а порт Шаба. Порт, понимаешь?
― Еще один?
― Ты меня не слушал совсем, а?
― Ты напоминаешь мне сейчас лорда Эмпстера ― ну, когда он был лордом Эмпстером.
Раджал пошуршал картой.
― Ничего и не напоминаю! Я лишь перечислял все места, которые мы уже...
Джем протянул руку и дотронулся до кристалла под туникой Раджала.
― Времени у нас в обрез, Радж. Мне хочется побыстрее добраться туда, вот и все.
― Джем, кому захочется побыстрее добраться до водоворота Мандру. ― Раджал поджал губы. ― Я уж молчу про Глаз Моря.
― Тому, кто ищет Кристалл Джавандры.
― Ладно, как скажешь. ― Раджал решил не развивать тему. ― Эх, у того мальчишки совсем никаких способностей!
Разговаривая полушепотом, друзья приютились в углу забитой людьми кабины Порло и сосредоточенно склонились над картой. Очередным вечером ужин подошел к концу. Воздух пронзали взвизгивания гармошки: в который уже раз Грязнуля неумело пытался сыграть лучшие песни из репертуара своего хозяина. Будто комичная статуя, обезьянка Буби сидела на корточках посередине заставленного стола, демонстративно заткнув уши пальцами.
С тех пор, как Джем поднялся на борт "Катаэйн", прошел почти полный лунный цикл. И все это время корабль бороздил самые отдаленные из южных морей Венайи, останавливаясь в портах, которые и впрямь становились все обшарпаннее и обшарпаннее.
И с каждым днем Джем дергался все больше.
― Этот пошарпанный остров, он последний на нашем пути? ― спросил юноша.
― Перед проливом? Да, это наша последняя возможность пополнить запасы, залатать дыры, подготовиться к дальнейшей дороге. Я ведь говорил тебе, Джем: потом мы одни-оденешеньки на этом краю цивилизации.
― Известной нам цивилизации?
― Ну, скорее всего, она на самом деле там заканчивается. ― Раджал пожал плечами. ― Если честно, я думал, что цивилизованный мир закончился в последнем порту. Уф, ну и вонь шла от той тухлой акулы!
― А меня пробрало от черепах.
― Да уж. От Шабалалии я не жду ничего хорошего.
― Там может быть лучше, Радж. ― Джем снисходительно улыбнулся.
― Чем дальше, Джем, тем хуже.
Это же касалось и музыкальных потуг Грязнули.
― Что ж, зато, возможно, больше никто из матросов не удерет с корабля. ― Джем поморщился. ― Хотя мне кажется, что они хотели добраться именно до того последнего острова. Что их туда манило? Акулье мясо, ты думаешь, или черепашье?
― Ха! Если так пойдет дальше, еще до пролива Джавандры мы сами будем натягивать паруса, а еще драить палубы, начищать пушки и сушить порох. ― Раджал умолк. На него вновь накатила злость. Будучи настоящим артистом ― частью трупы Серебряные Маски ― он с полным на то правом держал свою планку на высоком уровне. Юноша похлопал ладонями по ушам. ― Ну и мальчишка! Ну и мальчишка!
С полной уверенностью можно было сказать, что в обозримом будущем Грязнуля едва бы стал добился идеального исполнения; более того, за последний цикл голос у него начал садиться. Поэтому "Пиастры! Пиастры!" превратились у него в кошачье завывание. Гармошка протестующе взвизгнула; под столом заскулил Радуга.
― Отдавай-ка это сюда, дуралей! ― сказал капитан, впрочем, без злобы и забрал музыкальный инструмент, легонько шлепнув Грязнулю по ушам. ― Чего другого ты ожидать, если вечно мечтай о Сладкая Ладошки с ее пятерьми дочери? Давай-ка, я тебе показывай, как нужно!
― О Фарис, неужели опять? Ты же доведешь себя до полного изнеможения, ― сказала Ра Фанана. ― Вот, выпей сначала немного чая. Ты ведь к нему даже не притронулся, проказник ты эдакий!
Нахмурившись, капитан оттолкнул гармошку и ударил по воздуху.
Ра Фанана не сдержала улыбки. С карандашом в руках нянька корпела над клочком пергамента, вырванным из одного старого бортового журнала капитана. Она скривила рот.
― Гм, что еще? Айва? Гранат? Груши и сливы?
Список покупок, вероятно, излишне обнадеживал, если учесть, что могло предлагаться на продажу в Шабалалии. Хотя он состоял в основном из съестного, там также присутствовали такие вещи, как пяльцы и шелка, мужской шарф (помеченный звездочкой) и сменный ремень для деревянной ноги (помеченный несколькими вопросительными знаками).
― Ах да, и побольше бананов для Буби. Соленое мясо с горчицей ей явно не подходит. Неудивительно, что ее кишечник... да, неудивительно.
― Как там мой солонинка? ― спросил капитан. Он казался слегка взволнованным. ― Ты же не забывай про мой солонинка, дорогушечка? И про мой горчичка?
― Нет, Фарис, я не забыла. ― Ра Фанана вытянула руку и похлопала капитана по ладони. ― Разумеется, ты можешь есть свою свинину время от времени. Однако, почему бы тебе не сдобрить ее мятным соусом? Или чатни? Или даже, ― отважилась предложить она, ― дополнить ее замечательными свежими овощами, пока у нас есть возможность их купить? Не думаю, что в Соленом море Сардока нам встретятся кабачки и шпинат.
― Лучше мысли не придумывай. ― Капитан послал няньке сердитый взгляд.
Но на самом деле он не злился. По собственному желанию Ра Фанана озаботилась меню капитана, оставив на попечении длинноносого повара лишь простых матросов. Дорогая Ра Фа! Для чужеземной женщины она была слишком хороша, однако она теперь следила за тем, чтобы капитан ел здоровую пищу. И если он и не сопротивлялся некоторым изменениям, то на уменьшение порций рома он поставил жесткий запрет. Каждую ночь ― такую, как эта, ― нянька ставила перед ним чайник с чаем; каждую ночь чай остывал, пока капитан продолжал хлебать свою огненную жидкость.
Все-таки у каждого мужчины есть в жизнь что-то священное.
Нянька повернулась к Селинде.
― Вы уверены, что не позволите купить атласных тканей, миледи? Я в два счета сшила бы Вам несколько ныне модных в Оре платьев...
Вид у девочки был озабоченный - точнее даже, угрюмый. Свесив руку со стула, она бесцельно водила ей по шерсти Радуги.
― Брось, Ра Ра, ― покачала головой Селинда. ― Там, куда мы плывем, никакие платья мне не понадобятся.
― Леди должна всегда выглядеть безупречно, ― обеспокоенно сказала нянька.
― Должна? Почему?
― Потому что она должна думать о... своих планах и о своем...
― Будущем? ― резко обрубила няньку девочка. Сердце у Ра Фананы упало. Развивающиеся с каждым днем отношения между нянькой и капитаном лишь напоминали Селинде о том, что она потеряла. Девочка могла сколько угодно думать о путешествии, но ее мысли по-прежнему возвращались к Майусу Энио.
Селинда отодвинула свой стул.
― Извините, я... мне...
― Э, мисс Селинда. Вы в порядке? ― спросил Грязнуля.
Мальчишка догнал бы ее, но Ра Фанана положила руку ему на плечо.
― Не надо, мальчик. Леди нужно побыть... одной.
― Одной? Леди? ― Грязнуля покраснел, не до конца понимая происходящее.
Впрочем, пришло время для песни. Капитан с силой надавил на гармошку. Если первые аккорды предваряли очередные куплеты песни "Пиастры! Пиастры!", то затем Порло по-видимому решил (после недавних поползновений Грязнули) больше не издеваться над этой песней и исполнил следующее:
Какой моряк, скажи-ка мне, на суше хочет задержаться,
Ведь приключения в морях ему повсюду попадаться?
Свой шанс на славу и почет упустит разве он,
Когда один пират другим пиратом побежден?
О-о, добиться Фарис Порло славу и почет -
Деньком тем с Уабином из морей он сводит счет!
― О Фарис! ― воскликнула Ра Фанана. ― Ты придумал эту песню на ходу?
― Придумывать на ходу? ― Рев капитана перекрыл скрипучие звуки его инструмента. ― Разве так? Бывай времена, когда моряки с одной конца пяти морей до другой хором орать этот куплеты! Не стесняйся, мои дорогуши, и подпевай припев все вместе! Запевать со мной, Ра Фа... Грязнуля... господин Радж... господин Джем!
Отнекиваться никто и не думал.
Сверкали пушки Уабина, правый борт под их прицелом.
Страшней картины моряки не видывали в мире целом.
Но Порло был не трус, сказал: "Победа или смерть!
Я Уабина в серьгах и шелках бояться не уметь!"
О-о... и так далее.
― Так-то! ― закричал капитан. ― В первый раз за весь жизнь я побеждай этот Морской Уабин. Давай не забывать, как мы возьми и потапливай его корыто, а, Грязнуля? Теперь этот Морской Уабин бывай лишь корм для рыб, ведь мы разваливай его корабль на палки и щепки!
― Вроде бы это не мы, а буря, ― пробормотал Грязнуля.
Ра Фанана посмотрела на него с предостережением. Если Фарис все еще считал себя героем, нянька готова была следить за тем, чтобы ему никто не противоречил. Старому морскому волку надо укрепить свой дух ― тогда задуманное им пройдет успешно. Ей нравилось думать, что потом, когда дражайший капитан отыщет наконец свои сокровища, он уйдет на заслуженный отдых, поселившись в уютном домике на каком-нибудь уютном острове... Ну а что миледи? Она будет жить по соседству, быть может, с новым, добропорядочным мужем, и...
За залпом залп ― тот Уабин хотел сживать меня со света,
Но Порло был эджландским моряком ― вам нужно знать лишь это!
Могучий враг вложил всю силу тех, кого взял в плен, ―
Эджландец перед чужаком не преклонять колен!
О-о... и так далее.
Продолжение следовало. В этой балладе было еще много куплетов. Время тянулось бесконечно долго, и к концу песни ни у кого так и не появилось ни единой догадки о том, как именно старина Порло победил своего врага. Но какое это имело значение? По мере того, как собравшиеся хором голосили куплет за куплетом, их всех охватила эйфория. Радуга всю песню бил хвостом по ковру, а Буби взбудоражено скакала по стенам и потолку.
И все же песня под всеобщее улюлюканье и топот закончилась. И тогда, к радости капитана, румяная Ра Фанана подняла со стола кувшин, разлила ром по бесчисленным кубкам и потребовала произнести тост за Фариса Порло, величайшего героя пяти морей.
Тост стал первым из многих.
― За "Катаэйн", величайший корабль пяти морей!
― За Буби, величайшую обезьяну пяти морей!
― За Радугу, величайшую собаку пяти морей!
Когда выпили за всех без исключения, в том числе и за величайшего вагана, и за величайшего принца Эджландии, и за величайшую няньку, капитан протер глаза и, переменившись в лице, заговорил о скором будущем и пожелал, чтобы все прошло гладко.
Последний тост получился у него особенно торжественным.
― За поиски сокровищ!
― Кэп, ― сказал Грязнуля, когда все успокоились, ― кое-чего я не понимаю. Где именно находятся сокровища?
― Чего, мальчишка? Ты же видеть отметку в карте, видеть же?
― Но кэп, это ведь просто крестик в море. Сокровища не могут быть в море, или могут? То есть, под ним? То есть, как мы тогда...
― Глупый мальчишка! Там бывай остров ― ты запоминать мои слова! ― малюсенький остров прям под крестиком. Какой это пиратский сокровища, если он не зарытый на острове, скажи-ка мне?
Джем с Раджалом переглянулись; Грязнуля не знал, что и ответить.
― Но как же этот водоворот? Как же этот Глаз?
― Чушь и суеверие! Нет, мы направляйся к отличный песчаный остров, запоминать мои слова. ― Капитан повернулся к Ра Фанане. ― Позаботься, чтобы в твой список бывай лопата, дорогуша. А то мой старый ржавей совсем насквозь.
"Лопата ― 1 шт." ― записала Ра Фанана.
― Большой лопата, я имей в виду, и крепкий. Если на его палке значься "Сделано в Эджландии", то лучше не бывай. Не хотись мне ваш чужеземный хлам, когда я в поиске сокровища.
Глаза капитана заблестели, и все снова рассмеялись.
✳ ✳ ✳
Селинда не могла остановить слез.
Она знала, что была дурой. Что теперь толку постоянно прокручивать в голове мысли о том, чего никогда не случится? Ее любимый Майус Энио пропал, и никакие силы на земле не способны его вернуть. Если бы она хотя бы попрощалась с ним, как обещал вероломный Глонд, попрощалась, прежде чем корабль унес ее прочь!
Под тяжестью скорби, вспоминая точеные черты полузабытого лица, крепкую мускулистую грудь, грубые, но при этом нежные руки, девочка воображала, что ее возлюбленный, который так часто приходил к ней во сне, ― не более, чем призрак, ― и в то же время самый великолепный, самый красивый призрак на свете, приносящий ей такое неземное блаженство, такую безграничную радость, что окружающий мир казался лишь блеклой, скучной картинкой. Если бы эти сны, эти чарующие грезы посетили ее вновь!
Что же касается предстоящего путешествия, его опасность для Селинды не имела значения. Какая кому разница, если она найдет свою погибель вдали от дома, в зловещих водах за проливом Джавандры? Какая разница, если прямо сейчас восстанет из моря триург и заключит с ней Пожирающий Союз? Прежний страх смерти казался теперь далеким и ненастоящим. В глубине души Селинда уже умерла - умерла в тот день, когда Глонд предал Майуса Энио.
Над головой девочки вздымались паруса. Старые балки "Катаэйн" скрипели. Селинда стояла на корме и сквозь слезы безучастно смотрела на темную рябь, что шла по волнам вслед за кораблем, утопая в ночи. Так и вся ее жизнь ― ее планы, ее будущее ― безвозвратно исчезали во тьме.
― Леди, почему Вы грустите?
Селина обернулась. Этот мягкий мужской голос она слышала впервые. Акцент, который в нем проступал, был тоже ей незнаком. Обладатель этого голоса, озаренный серебряным блеском луны (хотя Селинда рассмотрела его кожу оливкового цвета), вышел из-за мачты. Сколько ему лет, трудно было сказать. Он был высоким, черноглазым - и невероятно красивым.
― Кто... ― Селинда смахнула слезы. ― Кто Вы такой?
Глупый вопрос. Мужчина был одет, как обычный моряк. Он служил на корабле ― и всего-то. Как девушке из высшего общества, Селинда не полагалось разговаривать с ним, или, точнее, ему не полагалось говорить с ней.
И все же он не производил впечатление обычного моряка.
― Вы один из тех рабов, ― выдохнула Селинда. ― Я хочу сказать...
― Хотите сказать, из тех, кто уцелел с галеры Морского Уабина? Мне действительно повезло избежать смерти от воды; и повезло еще больше, когда я стал частью этой прославленной корабельной команды. ― Мужчина приподнял бровь. ― Что же касается того, считаю ли я себя рабом...
― Сэр, я не хотела Вас оскорбить, ― затараторила Селинда. ― Я лишь хотела сказать, что Вам, как и многим другим помимо Вас, было предначертано судьбой попасть в рабство к этому злобному Морскому Уабину, который вполне заслуженно пошел на корм рыбам. Я сразу поняла, что в душе Вы не раб...
― Леди, является ли хоть кто-нибудь из людей в душе рабом?
Девочка вспыхнула.
― Я хотела сказать, сэр, по Вам видно... Вы благородного происхождения.
Мужчина подошел ближе и встал рядом с Селиндой у деревянных перил.
― Ваша чистосердечность трогает меня, но Вы слишком добры. Когда-то очень давно я действительно жил другой жизнью. Однако воспринимайте меня как моряка, как самого обычного из моряков. Идет ли кому на пользу воскрешать в памяти то, что навсегда потеряно?
― А если выбора нет? ― пробормотала Селинда.
― Столько сомнений в Вашем голосе! Вы очень молоды, и тем не менее я чувствую, что Вы уже познали великую печаль. Ах, но я прав, не так ли? Едва ли обычные девичьи переживания могли стать причиной столь горьких слез.
Селинда вновь обратила взор на волны. Непонятно от чего, сердце у нее вдруг сильно заколотилось. Снизу, из кабины капитана, эхом отдаваясь в ночной пустоте, поднимались звуки безудержного веселья. Гармошка взвыла, аккомпанируя очередному куплету, в который раз сообщавшему о том дне, когда Фарис Порло свел счеты с Уабином из морей.
Вполголоса новый знакомый Селинды напел мелодию.
― Вы... Вы знаете эту песню?
― Раньше ее знали все. Наш капитан ― можно сказать, герой
― Или раньше им был.
― А это уже обидные слова. ― Мужчина подошел еще ближе. ― Не кажется ли Вам, что это обидно?
Селинда прикусила губу.
― Вы все понимаете, так ведь? ― не выдержала она. ― И у Вас, вероятно, была дама, которую Вы любили и...
― Любил и потерял? Действительно была. О, еще как была.
Песня продолжалась. Мужчина вновь напел мелодию.
― Сэр... ― Селинда замешкалась. ― Как Вас зовут?
Ей показалось, или мужчина замешкался тоже?
― Алам, ― сказал он. ― Меня зовут Алам. Но помните, что это неважно. Я всего лишь простой моряк.
― Не уверена, что готова в это поверить.
― И, возможно, правильно делаете.
Произнеся эту фразу, мужчина приблизился к Селинде вплотную. Она почувствовала прикосновение его рук, его твердой груди, ощутила его сладкое теплое дыхание...
― Нет, ничего Вы не понимаете! Совсем ничего!
Селинда отшатнулась от мужчины и бросилась к нижним каютам.
Алам грустно улыбнулся. Ах, зато у него есть время! Пусть он лишился всего ― у него хотя бы есть время. Он снова вспомнил о буре и о том, как не сомневался, что утонет. Он вспомнил о том, как, вцепившись в обломки корабля, старался уберечь одежду, и о том, как приплыли лодки. Он размышлял о том, кем был раньше, и о том, кем стал теперь. Разве не повстречался ему Летучий Зензанец? Разве эта встреча его не изменила?
Наблюдая за рябью, идущей по волнам вслед за кораблем, он снова напел мелодию баллады про Уабина из морей.