В тропических водах ночь приходит внезапно, накрывая мраком, словно вуалью, туманные горы, беспокойные джунгли, шумные порты и пустынные коралловые острова, фрегаты и барки, одномачтовые и двухмачтовые парусники, а с ними и пиратские галеры с драконьими носами и парусами в форме языков пламени. Голубые венайские моря меняют цвет на серебряный, затем - на серый, и лишь на горизонте неистово брезжит свет.
На Смертельном Пламени закат придал колоннадам новый, еще более зловещий оттенок. Удушливыми потоками пробиваясь меж могучих колонн, зарево обдало багрянцем тела измученных рабов.
Корчась от мук, Джем прищурил глаза. От оков запястья у него кровоточили, ладони покрылись волдырями, а окровавленные лохмотья, в которые превратилась туника, липли к спине, болезненно натирая не успевшие зарубцеваться раны - вновь и вновь, с каждым взмахом весла. Когда уже наступит время Поклонения? Джем был уверен, что скоро мышцы на его плечах разорвутся, и руки останутся висеть бесполезными плетнями.
Звон, наконец, раздался, прокатившись по вздымающимся на волнах палубам. Звезды! Слава богам, пробил час "Звезд"! Надсмотрщик тут же перестал кричать. Свист кнута стих; даже Сморчок угомонился и поспешил к лестнице на верхнюю палубу. Галера накренилась. Джем судорожно вздохнул, когда весло ударило его по груди и затем, дрогнув, остановилось. Обессиленный, юноша откинулся на борт, устремив безучастный взгляд в бурлящую морскую пучину.
Как давно его взяли в плен, Джем не знал. Минули дни, а, возможно, и целый лунный цикл, но время посреди зловещих колоннад растворилось в бесконечной боли, отмеряемой лишь этими короткими передышками. Юноша вспомнил, как впервые получил удар хлыстом, как защелкнулись на его руках оковы, как грубо обшаривал его стражник в поисках ценностей и как сорвал Кристалл Терона с его шеи и, даже толком не рассмотрев, со звяканьем швырнул в мешок с добычей. Из всех злоключений это было худшим. Что Джем будет делать, если не вернет кристалл?
Смертельное Пламя мерно покачивалось. В который раз Джем задумался, почему громадный корабль вынужден сбавлять свой мощный ход по пять раз на дню. Во время приключений в Унанг Лиа юноша познакомился с молитвами унангов: "Катакомбы", "Зелень", "Пыль", "Волна" и "Звезды". Но зачем ради этих молитв останавливается уабин? Мало того, что он не принадлежит к вере унангов, - напротив, он их злейший враг. К тому же, подобную набожность - если набожность это была - странно наблюдать у столь бесстрашного пирата - пирата, выполняющего некое рискованное задание.
Джем откинул назад голову и расправил плечи, пытаясь облегчить ноющую боль. Рядом, на месте погибшего гребца, остались лишь оковы, жестяная миска на цепи, да скрученная, провонявшая набедренная повязка - единственное свидетельство того, что ее владелец когда-то жил. Его звали Верни, и как-то раз Верни с мрачной осведомленностью сообщил Джему, что это путешествие для уабина судьбоносное. Джем хотел узнать подробности, но здоровяк говорил с трудом, будто мозги у него еле шевелились. Разве что во время Поклонений он, бывало, задумчиво бормотал: так было не всегда, раньше было по-другому.
Сколько именно времени Верни провел на корабле, Джем так и не узнал, но по словам здоровяка раньше рабы не были прикованы к веслам постоянно, а иногда спускались в трюм отдохнуть; в былые времена кормежка не ограничивалась миской баланды раз в день, и рабы справляли нужду, приседая на корточки над кормовыми отверстиями, а не обделывались прямо на скамейках. Джем замечал, как при этих словах другие гребцы умудренно кивали, тоскуя, казалось, по потерянному раю.
Сейчас ясно было одно: Уабин отчаянно нуждался в рабочих руках - отчаянно безрассудная стояла перед ним задача. Ничего не имело значения, кроме скорости, и если для ее поддержания все его рабы погибнут, что ж, Уабину было плевать. Выглядело абсурдным, но друзья Джема по несчастью, похоже, смирились со своей судьбой, словно того требовал нерушимый порядок вещей в этом мире.
Но Верни-то вряд ли верил в подобное - и вряд ли смирился - даже когда его настигли предсмертные муки. Бедняга Верни! Джему хотелось пожалеть погибшего, но он не чувствовал ничего, кроме боли в спине и руках и жуткого онемения ног, внушающего мысль, что он снова калека. В этом ужасном рабском плену юноша редко вспоминал о Малявке, Радже, Ачи и Малявке, не говоря уже о Тагане. Что случилось с евнухом, Джем не знал наверняка: их разделили в самом начале, - но он предполагал, что Тагана продали работорговцу.
В конце концов, за евнухов предлагали хорошие деньги.
***
- Грязнуля?
- Кэп?
- Этот леди. Я беспокоится по их поводу, парень.
- Ай-яй, кэп. Проклятье на наш корабль, как Вы сказали. - Грязнуля по привычке опустил взгляд. - Может быть, нам бы... может быть, нам выпустить их наверх? Пусть бы погуляли по палубе, а?
- Чего, парень? Ты совсем спятить?
По правде говоря, Грязнуле понравились эти леди. Та, которая Ра Фа, проявляла порой драконьи повадки, зато другая, симпатичная мисс Селинда, казалась хорошей - или стала бы такой, прекрати она хныкать хоть ненадолго.
Однако поддерживать капитана в приподнятом настроении - вот что было главным.
А капитан, тем не менее, пребывал в дурном.
- И что сказать Глонди, отвечай-ка мне, когда выясняй, что мы бери и утопи его невесту? Глупый ты мальчишка!
Грязнуля помрачнел.
- Но кэп, я думал...
- Не твой это работа - думать, Грязнуля. Это мой работа! Или ты считать, старик Фарис Порло не знай, как поступать с леди?
Грязнуля недоверчиво ухмыльнулся; капитан нахмурился.
- Нет, даже не бери такие мысль в голову, Грязнуля.
- Какие такие, кэп?
- Ха! Думаешь, я не понимать, какой буйный желания одолевать паренька, когда ему остаться наедине со Сладкая Ладошка и ее пяти дочери? - Капитан стукнул деревянной ногой. - Наказание за похоть, парень! Пускай мой знаменитый левый нога быть предостереженьем тебе. Нет, я вот что говорить: эти леди не быть счастливые. И почему же, Грязнуля? Скажи-ка мне.
- Эта мисс Селинда. Она ведь не хочет замуж за Глонди, так ведь?
- Конечно, она хочет! - Капитан сдвинул брови. - Какая девчонка не хотеть выйти за Глонди?
- Ну... Если бы я был девчонкой...
- Чего? Неужто ты думай, что Сладкий Ладошка и ее пять дочери обучить тебя всего, чего нужно бы узнать о прелестный пол? Нетушки, Грязнуля, знавай ты чего-то про леди, знай бы тогда: бывай они несчастны, застрянув по середине этих морей при компании только толпы чумазых мужланов, и криком морской пташек, и соленый пены, и сильной шатаньем пола под ихними ножками! Сухая земля - вот самый место для леди; сухая земля со всеми дамскими побрякушкой и безделушкой вокруг.
Грязнуля мог бы напомнить, что в каюту дам доставили довольно много таких побрякушек и безделушек.
- Что я скажу: она в самом деле против свадьбы, кэп.
Мальчишка вновь не смог сдержать ухмылку. Каждый раз, когда он относил мисс Селинде поднос с едой, тот оставался почти нетронутым. И поскольку Глонди нанял для дам личного повара, Грязнуля в последнее время питался очень даже неплохо.
Не то, чтобы он не предпринял и попытки разделить свою удачу. Разве он не предоставил капитану возможность первым продегустировать яства? В тот день Грязнуля доверху нагрузил тарелку кашей из водорослей, жарким из крыланов и моллюсками, обернутыми вяленым кошачьим хвостом и маринованным угрем. Удивительно, но капитан отказался это есть - он вышвырнул тарелку за окно, обозвав кушанья чужеземным дерьмом!
С видом умудренного годами старца капитан изрек:
- Сухая земля, Грязнуля - вот такая разгадка! Поэтому-то она ноет и ноет о том, что ставать пленницей - пленницей, когда скоро оказываться в руке Глонди!
- Кэп, именно это ее и беспокоит!
Капитан не слушал.
- Ах, но леди никогда не доставать терпеливости. Все из-за их мозгов, Грязнуля, маленьких легкомыслящих мозгов, как у птичек! Но чего бы и как бы ни быть, девушка несчастна, а если она несчастна, не становиться ли бедный Глонди несчастный тоже?
Грязнуле не было дела до счастья Глонда.
- И где б мы оказывайся без Глонди? - ощетинился капитан.
- Отправились бы на поиски нашего сокровища, вот где!
- С разбитыми корпусом, без денег, без команды и без единого ломтя солонинки, который давать нам сил идти на полном ходе? Нет, парень, без Глонди старушку Кэтти приходилось бы только затопить! Глонди - наш спаситель, и не сметь тебе забывать об этом.
- Но сейчас Кэтти починили. Может, просто бы избавиться от этих леди и поплыть нашим путем? Или... или взять их с нами?
Капитан направил кулак на кудрявые рыжие волосы.
- Смотри, Грязнуля, я отрывай твои руки, если они не для того тебе, чтобы услуживать за столом! Бывало ли Сладкой Ладошке и ее пятью дочерями пудрить чей-то мозги больше, чем твой?
- Что же, мне кажется, - Грязнуля потер свою голову, - я забыл о двадцати тысяче орских дукатах.
- Не думай-ка ты про орский дукаты. Сейчас послушай меня и послушай хорошенько. Они, эти леди, привыкать к изысканной манере, так ведь? Капелька галантности - вот чего леди хотеться.Капелька утонченности. Грязнуля, мы устроим нам небольшой званый вечер. Банкет, вот что - банкет для дам! Называем его... Брюхоногий Банкет! Теперь кому бы говорить, что старик Фарис Порло не уметь вести себя с прекрасным полом?
***
Тишина накрыла Смертельное Пламя - тишина, прерываемая лишь звяканьем цепей, бормотаньем и вздохами. Паруса вздымались, ловя заблудшие порывы ветра; у гладких бортов галеры мрачно плескались волны. Вдруг со скрипом повернулся фонарь; последовали похожие на копошение мелких зверьков шорохи, а затем - скрежет и выкрики, сопровождавшие высокомерных стражников, пока те с котлами и черпаками протискивались по проходу между рядами скамей и разливали баланду по грязным мискам.
В животе у Джема заурчало. Дни напролет он почти не ел. Как мог он съесть хоть что-нибудь, а тем более эту баланду, здесь, посреди напоминающих сточные трубы колоннад? Юноша с трудом дотянулся до миски и представил, как склизкая похлебка, будто чья-то мокрота, попадает к нему в горло. Он скосил взгляд: стража приближалась. Его товарищи в молящей позе держали миски высоко на кончиках пальцев. Джем поднял свою тоже. В нем внезапно проснулся хищник. Мокрота? Плевать! Пусть они даже отхаркнут ее прямо перед его лицом, он съест все!
Но он промедлил и упустил момент: черпак с едой пронесся мимо, оставив миску Джема пустой.
Застонав, юноша уронил миску. Он согнулся пополам и закрыл лицо руками. Неужели он дошел до такого? В темноте и вони, окруженный чавканьем, Джем совсем отчаялся. Ниже и ниже он летел в бездну ужаса, и единственным его желанием было умереть и умереть немедленно.
Он вспомнил о Кате. Что бы она подумала, увидь его здесь? Сыпь и ссадины покрывали его кожу; волосы спутались; бриджи пропитались дерьмом. Джем бесшумно всхлипнул. Кристалл потерян; надежды не осталось. Да и было ли на что надеяться в этом приключении вообще? Отец Каты... Арлекин... Эмпстер... Они лишь играли с ним, дразнили его. Вероятно, он и принцем-то никаким не был! С таким же успехом он мог остаться в Ирионе и влачить жалкое существование никчемного калеки!
В этот момент рядом лязгнула цепь, и Джем протер глаза и увидел, как старик в тюрбане, ставший его ближайшим соседом, пытается добраться до него через пустующее место Верни. Иссохшими пожелтевшими руками он протягивал Джему свою миску.
Юноша удивленно уставился в слезящиеся глаза.
- Вытяни шею немного вперед, друг. Неудобно, но думаю, у тебя получится. Давай посмотрим на твой язык. Постарайся захлебнуть побольше - так легче. Я всегда задерживаю дыханию и представляю, что это куриный бульон. Давай, еще один глоток... Вылижи тарелку дочиста, вот так...
Слюни текли у Джема изо рта, когда он хрипло поблагодарил соседа. Такая доброта посреди всего этого!
- Если мы не будем заботиться друг о друге, то кто будет? - улыбнулся старик. - Знаешь, я не помню, слышал ли, как тебя зовут? Да и рассмотреть тебя хорошенько не удавалось, правда? Бедняга Верни все же был толстоват. - В глазах старика промелькнули слезинки. - Я Лакани. Младший Лакани - так меня называют, поскольку у меня есть старший брат.
Он повернул голову и посмотрел вдоль скамьи. К этому времени темнота стала почти непроглазной, но в последних проблесках заката Джем различил дикаря с проколами по всему телу и крупного краснолицего парня, с любопытством уставившегося на него в ответ.
Младший Лакани показал на дикаря.
- Костлявый - так мы его зовем. Про себя он особо не рассказывает - впрочем, он и не может, ведь они отрезали ему язык. Они или кто-то другой. - На лице Костлявого промелькнула улыбка. Но его улыбка была грустной. - А вон тот - Панчо. Толстый, правда? Раньше был еще жирнее, уж я-то видел. - Младший Лакани наклонился вперед. - Просто запомни, дружище, мы все здесь за одно. Как, ты сказал, тебя зовут?
Но тут вдруг прозвучал гонг, надсмотрщик щелкнул кнутом, и Смертельное Пламя пришло в движение.