Фарбер Максим : другие произведения.

Зодчие (гл. 3. Петер)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вокруг, куда ни глянь, разливался солнечный свет. Лёгкие, как пушинки, над нашей головой порхали маленькие светлокожие существа с громадной ярко-красною шевелюрой. Лоттхен не обращала на них внимания, но я распознал ближайших родственников эльфийского Народца - юных ангелят...
dd>  
  Stock Photo []
  
  ..первая за борт сиганула, как обычно, Зимрафель, которая была в простых полотняных штанах и косынке; ну а купального костюма не припасла, обмоталась вместо этого – до пояса – голубым газовым шарфом. «Я даже знаю», – хохотнул командор, – «почему голубым. Это, скорей всего, намёк на её пристрастие к определённому роду бульварного чтива».
   «Да иди ты», – сплюнула леди Джейн. – «Мои девчонки всю эту макулатуру не читают… даже будь она сто раз эротической!»
   «А я и не говорю», – сказал он, – «что читают. Они её… э-э-э… ''зырят''. В эфирной сети! Ведь вам же, Ястребам, аппаратуры для подсоединения не нужно, напрямую через нейро-каналы сигнал в мозг ловите».
   «Ох, ну и шуточки у тебя, кэп», – отозвалась Зара, уже из воды. Она плыла на спине, быстро-быстро молотя ногами и воздымая волну. «Давайте сюда, ребята! Тут та-ак здорово!»
   Скинув правый ботинок (а также избавившись от чулка), герр командор тем временем прыгал на одной ноге, стараясь заодно избавиться и от брюк; наконец ему удалось. Верный Пьер подбежал вовремя, подхватил их, затем левый чулок, затем рубашку. Джек пригладил усы; встал в полный рост на борту, красуясь перед дамами; налетевший бриз взвихрил его рыжий чуб, придавая бравому моряку сходство с адмиралом из песни Рональда Паганеля («Прежней чести не вернул; чуть вообще не потонул… Но – ни разу, даже глазом… Не моргнул!!!»).
   Чувствуя под ногами смолистое дерево, ловя ветер всей кожей и прислушиваясь к чему-то, неясному для других – может быть, к биению своего сердца – Джек смеялся. А потом, не прошло и трёх секунд, рухнул в воду; вместе с ним прыгнула Руфина. Я чуть не пропустил этот момент, засмотревшись на летящего командора, и пожалел о том – ведь она так красиво спорхнула, раскинув руки и выгнувшись всем телом, словно птица (у меня, по крайней мере, возникла мысль, что не зря наших девочек «Ястребами» называют!), а потом, быстро и ловко, вошла в синюю волну, плавно коснувшись её грудью. В общем, любовался бы на Руночку и любовался.
   «Позёр», – мимоходом бросила Анджелия, сразу вернув меня к реальности. «А она – позёрша».
  Пьер расхохотался.
  – Не очень ты своё начальство любишь, а, милая?
  Женщина-рыцарь только хмыкнула в ответ. Шаркнув мягкой туфлей, оперлась о борт, словно и не замечала старпома. Сняла очки, начала деловито протирать.
  – Святой Бальдер, – вздохнула Джейн. – Никогда бы не подумала, что на чёртовой бойне может выдаться такая вот славная минутка. Отдых, покой, тишь да гладь…
  – А я, – хмыкнула Анджелия, – не представляю, как можно военное дело называть «бойней». Ведь самое же доблестное занятие.
  – Ну вот, снова-здорово. Завела шарманку! Я тебе, подруга, потом на суаре всё припомню. Всё-всё-всё. Не отвертишься!
  – Иди в баню,– рыцаревна устало улыбнулась. – Ты хорошая подруга, Джейн. Но кое в чём, уж прости, мы с тобой не сойдёмся. У тебя, блин, своё мнение о войне, у меня – своё.
  – Ладно, – глава Ястребов примирительно махнула рукой. – Пошли лучше, поплаваем.
  – Я с вами, – мне удалось вовремя встрять между ними, и, поскольку я был уже готов для купанья – загодя сбросил рубашку, оставшись в одних шальварах – мы пошли на борт. Там Энджи спешно переоблачилась (шарф, которым она обмотала стан, был почти такой же, как у её товарки – только чуть пестрей и в более жизнерадостных, жёлто-алых, тонах). Обняв её и леди Джейн за плечи, я ринулся вперёд, – прямо в пунцовый свет, навстречу яростно (и радостно!) опаляющему огню намерийского полдня...
  И волны приняли нас. Тёплые от позднего летнего солнца, синие и золотые, напоённые густым тёрпким запахом, исходящим от берега – сейчас как раз цвели настурции; в таком жутком зное, казалось, весь воздух пропитан был ими: уже распустившимися, кое-где – увядшими, и даже сгнившими… Пряный цветочный дух действовал на меня как наркотик. Я был сейчас словно мальчишка, позабывший игры и томившийся (даже мучившийся – в хорошем смысле!) от неги неведомого происхождения... О этот грешный КЕЙФ, эта.. возможность по-настоящему расслабиться, дававшаяся нам раз в год (если не меньше!)
  – Ух-ха-ха! – орал из воды Петер, тряся густыми чёрными кудрями.
  – Вай, как здорово! – Руфина плескалась неподалёку; то и дело ныряла, потом фыркала и отплёвывалась, нимало не думая, что Серому Ястребу такое поведение не подобает…
  – Э-эх, Джейн, – выдохнул командор, неспешно покачивавшийся на волнах. – Джейн, душечка!.. Ты сегодня – чёрт побери – очень мила; знаешь об этом? – он ущипнул свою боевую подругу. Та скривила недовольную рожу, хоть и не всерьёз. Легонько ткнула его под рёбра, а затем спешно поплыла прочь, чтобы Джек не воздал ей тем же.
  
  ...– У одного моего друга, – задумчиво сказал Петер, примостившийся на камне у берега и с удовольствием впитывавший своим телом солнечные лучи, – имелась трость, с которой он не расстался бы и за семь тысяч румийских лир. – Мы все, как один, издали громкое «О-о-о!» Сумма, кою назвал мой друг, являлась весьма внушительной. – Освящена каким-то там джейминским протоиереем. В этой трости – ибо она была полая изнутри! – легко можно было спрятать длинный острый клинок.
  Ещё она была украшена рунами, – наёмник поскрёб жёсткую бороду, сделал паузу, словно ему было трудно говорить (джейминов в ту пору люди из Намера полагали всего лишь мелкой нечистью, и вот так запросто упоминать про жреца опальных божеств – это, конечно, был моветон). – Благодаря ихней магии она имела странное свойство… по крайней мере, так говорил Фердинанд: поражать душу раненого; слизывая потоки ауры, понемногу выпивать саму людскую сущность, опустошая бренную оболочку.
  – А сами-то раненые? – не выдержала Зара. – Они что потом, продолжали жить? БЕЗ ДУШИ?! Просто так, в виде мяса и костей?
  – Я, Зарочка, – хохотнул Петер, – знаю кучу людей, которых и сейчас можно назвать скопленьем мяса и костей. Жить, «не живя» – это нормально. Хоть тебе, может, и не нравится.
  – Ну нет, – без улыбки промолвила Руфина. – Жить, «не живя» – это кошмар. Я так думаю, по крайней мере.
  – Но ты не учитываешь, дорогая, – сказал он, – что они – бездушные, тупо тянущие лямку – не чувствуют всю тщетность своей псевдо-жизни. И свято уверены, что их существование очень даже (кхе-кхе) полноценно!
  – Пусть, – девушка опустила тёмные ресницы, на мгновение замолкла, а потом сказала приглушённым голосом: – Пусть сами люди этого не знают, пусть даже им хорошо… Всё равно такая жизнь – кошмар.
  Леди Джейн грустно покачала головой:
  – Если хорошо – значит, уже не кошмар. Боюсь вас разочаровать, девчонки, но наш народ только могила исправит. Историю про Диогенеса помните?
  – Нет, – Зара удивилась, даже на секунду округлила ротик. – Расскажи!
  – Да ты что, Зимрафель, – возмущённо крякнул Петер. – Это ж знаменитая аланская сказка! Про то, как он поспорил со своим учеником Понократом. Вот что философ сказал в ответ на придирки этого юнца: «Точнейшее определение человека – двуногий. Только без перь...»
  – Ладно-ладно, отвлекаться не будем, – герр командор выглядел очень заинтересованным. – Ты начал про трость. Что там с ней случилось?
  – Она попала не в те руки, – Петер вытащил из необъятных шальвар большой кисет (как он не намок, трудно было представить). Достал трубку, засыпал табак; с удовольствием затянулся… – Стражи Торской Церкви конфисковали её у Фердинанда. То ли за неуплату налогов, то ли ещё за какие-то долги.
  – Стражи Церкви? – Руну передёрнуло. – Бр-р! Это которые при встрече, не стесняясь, прямо в лицо бьют?
  – ПО лицу, не в лицо.
  – Э-э-э… А не один ли фиг?
  – Ну нет, – ухмыльнулся наёмник. – Ведь отсюда пошло их прозвище – «полиция»!
  – Итак, магическая трость попала в руки полиции, – Джек снова вернул нас всех к началу разговора. – Как я понимаю, они после этого немало дел натворили…
  – Ага, – Петер выпустил дым изо рта. – Что натворили, то натворили! Взять хотя бы случай в Восточном Эгбертшире. С кэбменом, нарушившим правила езды; даром что был в людном месте...
  Он говорил. Они слушали. Повесть о злополучном извозчике увлекла народ не на шутку; что до меня, то я сосредоточился на другом… а именно, втихаря любовался милой фигуркой Руны, пёстрый купальник которой – весь в жёлтых, синих и лиловых пятнах – смотрелся выигрышно, как нельзя лучше подчёркивая шикарную (может быть, врождённую) пластику. Будь девушка нага, на манер античных статуй, и то бы не стала такой красивой... Словом, мысли мои в этот миг были крайне далеки от того, что рассказывал асассин. До грешных полицейских ни мне, ни, надеюсь, Руфине особого дела не было).
  – Подожди, подожди, – вдруг воскликнул герр командор. – Петер, не до того сейчас; прости, я тебя перебью… Во-он там, на горизонте, тучку видишь?
  – Да, а что?
  – А то! У неё какой-то неестественный цвет. Не серый, не чёрный, а, сказать бы, серо-красный; я не я буду, ежели это вправду туча! Скорее, румийской магии продукт…
  – Это как же так, – Петер ощутимо напрягся, – воины Гая на нас направили Ядовитое Облако?..
  – Ой, если бы! От летучего яда хоть в воду спрятаться можно… Ребята, дуйте на берег! Я сам с тучкой разберусь.
  Он взмахнул рукой, давая понять, что отпускает нас (это был приказ). Девушки рванули в стороны; Петер соскочил с камня, бросился в волны, и я устремился вслед за ним. Туча действительно приближалась, что было противоестественно и зловеще (ударение на слово «Зло»!) – день царил совсем не ветреный. Джек снова встал в полный рост, надеясь, очевидно, встретить неведомую угрозу собственным телом.
  Облако вырастало, раздувалось. По форме оно было похоже на башку раконды, опухшей от обжорства. Из недр этого облака доносился шип; я понял – оно испускает вредные газы. Похоже, сейчас как грохнет…
  Дьявол!
  Действительно – раздалось страшное «БУ-УМ». Но только почему-то с другой стороны, из-за наших спин.
  Небо стало тёмно-коричневым. Вода – изумрудной. (На миг вспомнились слова поэта – забыл только, как его звали; декадент-«кубофутурист». У МЕНЯ ИЗУМР… ЗУДНО НЕПРИЛИЧЕН КАЖДЫЙ КУСОК…)
  Хотя, может, ни небо, ни море не изменились на самом деле. Это просто моё зрение выкидывало фортеля.
  «В тверди небес угасающих
  Роз разорвались венцы.
  На кораблях уплыва...»
  Что там дальше – не помню, но рифма явно на «сцы». А может, «концы»?
  ...Я сам пожелтел. Торс командора окрасился в лило… Облако – багряное. «Концы, вот уж точно».
  – Петер! Петер! Что же ты молчишь-то? В такой момент!
  (Он не молчал; что-то говорил, но я уже не слышал ни звука. Зато я эти звуки ВИДЕЛ – они исходили из его губ, приняв вид тонких светло-голубых нитей).
  А потом облако растянулось до совсем уж одиозных размеров, заполнив собою всё небо.
  А потом… а потом…
  «До свиданья, други.
  Может быть, и встретимся когда-нибудь.
  Будем жариться у чёрта на одной сковороде».
  
  Чья-то босая пятка врезалась мне в бок. («Леди Джейн?») Я рухнул в воду, больно ударившись всем телом; оторопел и потерял на секунду способность к членораздельной речи. С трудом глотал жаркий солёный воздух, кашлял, пускал сопли; глаза слезились. Когда же я пришёл в себя, то увидел, что другим не лучше.
  – Что… что это было?! – еле выдавила из себя рыцарь Анджелия.
  – Кажется, кто-то изменил реальность, – (Петер с трудом подбирал слова, и у него получилось скорее «оззывыл выальвость». Но я понял). – Скотина! Мразь!..
  – Мразь, говоришь? А ведь этот кто-то нас вызволил, – сказал Джек. – Смотри, тучка-то тю-тю! – (И это было правдой. «Голова раконды» куда-то делась; небо вновь стало ясным).
  – И то верно, – вздохнул наёмник. – Прости, командор. Кругом ты прав.
  
  Мы вернулись на корабль раздражённые, и весь вечер я ходил сам не свой. Вместо приятного купанья – мощный (даже мощнейший, Тор побери) заряд отрицательных эмоций… То была первая встреча экипажа «Рыбки» с Лордом Саймонсоном – но мы тогда, конечно, ещё не знали этого имени!
  Мой первый опыт общения с Триумвиратом Теней. Впрочем, нет худа без добра: если бы я не увидел в тот день, как рихтуют окружающую действительность, то не решил бы заняться этим сам. Не выбрал бы мироформизм в качестве своего призвания…
  
   ***
  
  – Как ты узнал, что я… э-э-э… не в форме… Что не могу сегодня...?
  – Нев Паркер мне позвонил. – Я всё поправлял ворот рубашки; оба мы с Лоттой сейчас были не совсем в хорошем состоянии, и отчаянно пытались друг от друга свой дискомфорт скрыть, поэтому упорно твердили о всяких пустяках. – А чуть позже – твоя ненаглядная Энни: «совсем наша красотка из строя вышла», говорит, «как бы не начудила». Ну вот я и… решил помочь.*
  – Так ты что, Джим, – Доннер всё не могла опомниться и поверить, что ей сошла с рук такая наглая, даже расистская шуточка, – не по правде, что ли, сердился? Ты, может, и зла на меня вовсе не держал?..
  Я рассмеялся, на ходу обняв её за талию. (Пусть даже это выглядело не совсем прилично – не имеет значения).
  – Пойдём гулять, лапушка! Сейчас тепло, по всей набережной липы цветут...
  – О-о, я с удовольствием. – Девушка широко улыбнулась. – Подышим воздухом. Может, на бордюре у моста чего-нибудь нарисуем… типа streat art'a. На спектрограммку снимемся.
  – Замётано, – чмокнув подругу в пухлую щёчку, я с облегчением понял: она уже в другом настроении, а стало быть, приступ уныния если и вернётся, то... нескоро.
  Мы шли по мостовой: я – как всегда, налегке, в цилиндре, жилетке и в шальварах. Моя подруга – в шикарных, по последней моде, подбитых мехом корбетта востроносых сапожках. Вокруг, куда ни глянь, разливался солнечный свет. Лёгкие, как пушинки, над нашей головой порхали маленькие светлокожие существа с громадной ярко-красною шевелюрой. Лоттхен не обращала на них внимания, но я распознал ближайших родственников эльфийского Народца – юных ангелят. (Похоже, Графиня слишком озабочена тем, что я и моя труппа делаем… раз взялась наводнять пространство своими филёрами. «Ой, да и ладно. Тор с ними!» Сейчас у меня на душе было пусто, чисто и тепло. Я не хотел нарушать это блаженное ощущение участия в общем природном балансе; ну а если попросту – не хотел ни к чему придираться. Даже маленькие за… засланцы Госпожи сейчас казались по-своему симпатичными).
  Выйдя на просёлочную дорогу, мы побрели по обочине, где трава была влажной от росы. Восхищённо вскрикнув и сложив руки в жесте умиления, Лотта сорвалась с места – побежала через луг рвать лиловый троицын цвет. («Зачем, лапонька?» – «Да просто так. Будет букетик; ты имеешь что-то против?»)
  
  – А кстати, – спросил Петер, – почему ТРОИЦЫН-то цвет? Что за странное название?..
  – Друг мой, – сказал я, – ну о чём ты вообще думаешь? Смотри, какое утро хорошее… И мы с тобой, – (тут он смущённо потупил глаза. Я сделал вид, что не замечаю, хоть Петер всё прекрасно понимал). – Мы с тобой, и нам никто не мешает! Как раз впору всякими глупостями голову забивать.
  – Ну да, – он улыбнулся. – Мне интересно, чёрт подери!
  – Ой, разве только если так. Я вообще никогда цветами особенно не занимался. Но Тереза, помню, однажды…
  – Ты хоть чем-нибудь в жизни занимался, – хмыкнул наёмник, – кроме ЭТОГО?!
  – Да, так вот, – сказал я, сделав вид, что не слышу. – Она говорила, мол, «Святая Двоица» – это Бонни и её брат. А Третий – возможно, Ойзен…
  – «Возможно»?
  – Как я знаю, сэр Николас тоже считает себя Третьим. Без шуток; это у него «типа манечка». Ненавязчивая, тихая такая.
  – Интере-есно, – произнёс бородач: негромко, скорее про себя. – Надо будет к нему наведаться –- и спросить.
  
  ...уляли на речке. В сонной заводи, где праздность, тишина, где непростительно манящий покой... Мне по-прежнему мерещились ангелята, которые, словно назойливое комарьё, роятся вокруг барышни; Лоттхен их не замечала, и я подумал, что так оно, наверно, даже лучше. В конце концов, у моей подруги без того в жизни волнений хвата...
  
  – ...мотри, – ...зала девушка, – то не твой ли Чарльз там торчит, на пирсе? И с ним ещё кто-то. Лысоватый…
  Я оглянулся. Действительно, Чарльз сидел на парапете, свесив ноги чуть ли не к самой воде. Рядом с ним был человек, в котором я без труда узнал лучшего из местных асассинов – некогда неподражаемого, а сейчас уже изрядно состарившегося Петера.
  «И правда полысел», – подумал я.
  «А ещё раздобрел, как кабан. И это – мой Петер?.. Мой НЕПОДРАЖАЕМЫЙ?..» – подумал я. – «Чёрт возьми! Как же меняются люди со временем».
  «Отлично», – решил я наконец. – «Теперь молодой спектр не пропадёт. Есть кому заняться семьёй Джонсон, даже и без меня». Чак, работающий на Сопротивление – это и смешно, и страшно; впрочем, если бы он остался один, вообще без средств к существованию – было бы намного хуже. Не знаю, поручил ли Петер своей сестре взять в оборот Габриэллу, однако сие уже было неважно. Даже если та будет жить одна, статус в обществе ей теперь обеспечен. И в нашем, и в… ихнем. Среди альбов (и у сильфов, и у Народца) наёмники высоко котировались.
  На самом деле, как стало ясно потом, я ошибся. Ошибся и Чарльз, делая сей выбор. Но в ту пору мне казалось, что разумнее поступить он не мог. Я даже был готов его простить за тогдашний обман, насчёт встречи в пассаже.
  Петер замахал мне. Я кисло улыбнулся в ответ.
  – Они купили нас, Джим, – вместо приветствия сказал наёмник. – С потрохами!
  – Кто?
  – Сопротивление. Лорд Роберт и его друзья.
  – Я не осуждаю вас.
  – Ещё бы ты посмел, – ухмыльнулся Чарльз. – Под тёплой крышей у Сопротивленцев – спокойно и безопасно. С такими покровителями мы всё можем… Понимаешь, буквально ВСЁ!
  – Чем ты заплатил за это, друг?
  (Он посерьёзнел).
  – Душой. Но вообще говоря, Джим, после того, что произошло с моим папашей… царство ему НЕ-БЕСное… мне кажется, это цена не такая уж и большая!
  
  ***
  
  ...уже были все наши. Энн, Гэри и Невилль доканчивали третью бутылку фирменной «Аланской горькой». По столу бегал ручной зверёк Кристины – пиникиг (что-то вроде намерийской морской свинки-корбетта, только ещё более плотненькое, тёплое и пушистое). Я почёсывал пиникига за ушами, слушал его восторженные «сквир-р-р» и думал при этом: «Надо же, как расстроились. Просто потому, что Триумвират нас в очередной раз обскакал – вот уж проблема, клянусь Тором».
  Моя подруга, с Терезой вместе, достала мандолину. Принялась на пару с ней усердно мучить струны… Под грустный напев старого инструмента, сидя со зверьком на подоконнике и любуясь панорамой плоских крыш, тускло озарённых луной (словно кто-то куль муки рассыпал), я внёс изменения в пейзаж. Сделал ночную тьму чуть более синей. Густой. Бархатистой… И сразу примитивный, скупой на оттенки пейзаж показался мне увлекательным, вполне в духе какого-нибудь художника Моньера, красивым и (не побоюсь этого слова) отчасти салонным.
  Ведь это и есть моя работа. Добавлять мещанской романтики туда, где её отродясь не бывало. Служить людям, даже не надеясь, что мои труды по мироформизму будут кем-то замечены или – не приведи Тор! – оценены...
  А ночью я, как всегда в последнее время, спал с г-жой Доннерстаг. То есть надеюсь, что это была она (в темноте, каюсь, не разобрал).
  
  Спустя несколько дней я, Тереза, Гэри и Кристина со своим зверьком гуляли по скверу. Внезапно меня нагнали Петер и Габриэлла. Они были веселы; белозубо смеясь, наёмник и его младшая спутница всем своим видом давали понять, что они – на седьмом небе от счастья. Я заметил, что Чарльза и Катаржины с ними нет; это наводило (кхе-кхе) на не совсем пристойные мысли, но, будучи от природы джентльменом, я не дал им волю.
  – Я хорошо устроилась, – облапив меня за шею и надышав в мой воротник каким-то дорогим парфюмом, сказала она. Вместо «Здрасте».
  – И мы теперь вдвоём, – сказал наёмник. – Смешно, конечно же. Тем более – чтó о нас альбы подумают, мама дорогая...
  – Да, да, – не скрывая своего (втайне) удовлетворения, мрачно резюмировал я. – Это самое главное: что о вас альбы подумают.
  – Вот потому-то, – ухмыльнулась Джонсон, – я и перешла на сторону Сопротивления. Теперь не позорюсь перед Берти, да и вообще – сыта, тепло одета, чего ж более?
  В ту пору я не очень задумывался, чем по сути является Сопротивление, и слова девушки прошли мимо моих ушей; смысл её пафосной речи, впрочем, был понятен. «Я, как и мой брат, вошла в спецслужбы, – а можешь ли ты с уверенностью сказать, что и тебя сия чаша не минует?»
  
  --------------------------
  
  *
  (Примечание. Внимательный читатель, конечно, скажет: врёшь, Корман! Нагло – и нудно – врёшь. Когда это ты успел попасть к ней в номер? Особенно если не ринулся туда сразу после первого звонка, а ещё сидел у себя, пока Энн на связь не вышла… Времени должно было ого-го сколько пройти! Да и раньше, помнится, ты писал, что весь день был занят. Всё правильно. Вру. Но вспоминать, КАК это было на самом деле, очень больно нам обоим – и мне, и моей подруге. Пока примите на веру этот вариант событий: спокойный, бескровный, не отягощенный, по выражению одного писателя, злом. Я ни за что в жизни не поведаю никому ИНУЮ версию спасения Лоттхен. А там, может быть, и сам перестану верить в неё… Дай-то боги).
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"