Фарбер Максим : другие произведения.

Зодчие (гл. 2. Каддики и Бонни)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Идя по скверу, я заметил странных солдат. Это были всё те же Кад Годдеу, только в непонятных красных мундирах (обычно големы таких не носят). На малиновых рукавах деревянных автоматов красовались два странных значка. Всё-таки, значит, Тройка Теней. Сопротивленцы!.. Габриэллу и Чака вязали. Я решил - несправедливо. И что же мне было делать, как не вступиться за них?
  
  Steampunk art (Abstract) [Бесплатный фотобанк]
  
  Фанарт в тему: "Steampunk City" (автор -- неизвестен)
  
  
  6. Кад-Годдеу и Бонни
  
  Мы расстались с Гэри около двенадцати; он пошёл на набережную «чуток подышать, проветриться», и я согласился, что это, мол, в самом деле будет нелишне. Глубокой ночью, когда небо над рокенбриджской Центральной станцией еще не приобрело обычный свой, медно-красный цвет, я плёлся по грязной улице к себе в отель и думал, что никогда за все двадцать три года моей жизни не испытывал таких странных чувств. Мне было ведомо, что случится какое-то событие, неожиданное и, судя по всему, нежелательное для меня и других горожан... Однако же я был не в силах сказать, что именно грозит мне и близким. Опасность была явной, и при этом – смутной.
  «Нужно поговорить с Робертом», – решил я. – «Вряд ли ещё кто-то в городе знает ответ на мои сомнения».
  В отеле почти не было народу. Видимо, все разбрелись по питейным заведениям, а кое-кто (как мои драгоценные инженю) искал – сами понимаете где – какого-нибудь мальчишку помоложе. Я сидел в постели, читая третий выпуск «Хантермена» (очень пошлый уголовный роман, способный, однако же, должным образом увлечь... если придётся под настроение). Сон не шёл. Я выкурил пару трубок своего, родного, гернийского табаку, но это не спасало от мерзостной скуки. Тогда я встал, подошёл к окну и стал глядеть на улицу. В свете неярких фонарей мостовая – чёрно-жёлтая, горбатая и блестящая, как спина экзотического зверя – производила весьма страшное впечатление. Люди, бредущие по ней, казались призраками, плетущимися из никуда в ниоткуда.
  Через несколько минут раздался стук в дверь. Странно, но я не удивился – словно ожидал, что это произойдёт. Хотя на сегодня у меня никаких гостей не было запланировано, да и откуда бы им взяться?
  Я выглянул на площадку. Там стояли два оукмена – самые обычные, (в меру) некрасивые, давно не подвергавшиеся полировке.
  – Да, друзья мои. Чем могу служить? – спросил я у деревяшек.
  – Мы... это... – заскрипел один. – Спектров, из когорты нашей удравших, разыскиваем. В ваш номер никто не заходил?
  – Нет. А должны были?
  Оукмен энергично затряс своей крупной челюстью.
  – Не...гх…. Гхх…. нет. Но Вы их узнаете, сразу, как только. Парень такой... тощий, бледный, черноволосый. С большими глазами. И девушка – чуть покрупней его... пофигуристей... хоть, в общем, такая же. Пользуется ярко-алой помадой, носит серый жакет. Наглухо, без всяких там модных штучек вроде decolters...
  «Жан-Тор», – подумал я. – «Святая Бонита! Они же Чарльза ищут. И Габи. Ребята, что вы уже натворили, стоило вас на миг без присмотра бросить??»
  – Если увидите их, – кряхтел робот, пуча глаза, – или что-нибудь услышите, хотя бы мельком, дайте знать, очень вас прошу. – В руке у деревянного человека была визитка; он показал мне номер квик-фона. Я взял карточку; на всякий случай сунул к себе в халат... – Мы ведь не просто так ходим опрашиваем квартиры, мы от Триумвирата Теней. Вы уже знакомы с мистером Са...
  – Да, да. Я знаю, кто вы. – Честно сказать, при взгляде на эту визитку я испытал тихий шок. Если Триумвират ищет молодых Джонсонов, им будет плохо. ОЧЕНЬ плохо. И очень скоро.
  – А, вот ещё спектрограммка, – проскрипел он. – На всякий случай, – он протянул мне эмалированную пластину, с которой весело, будто ни о чём таком и не подозревая, улыбался Чак. – Увидите – доложите, ладно? Лорд Са…
  – Да, да, – грустно кивнул я. Беспокоить Роберта, да ещё и по таким пустяковым делам, не входило в мои планы. Но вдруг деревянный голем добавил:
  – Мисс Джулия тоже хотела бы знать…
  «Мисс Джулия мертва. И давно сгнила в виртуальной джет-реальности», – подумал я, втайне – смеясь тому, каким был до сих пор наивным. Смерть – понятие относительное. Похоже, безвременно ушедшая подруга никуда не делась, и всё ещё проявляет к тебе, Корман, интерес!.. Мало мне было самого Роберта; мало – взбалмошного альба с ихним Триумвиратом… Ладно, потом. Всё потом. Сейчас же – быстро под душ (холодный), и отправиться наконец уже спать, хотя б на время забыв всё это...
  Но мытарства сегодняшней ночи были далеки от завершения. Едва я лёг, как в дверь снова застучали. Я открыл; в комнату ввалилось изрядно потрёпанное создание, в котором было трудно (но можно) узнать моряка Пьера. Он возмужал (и, надо сказать, изрядно); стал худ, морщинист, до чёрта уродлив. Оброс бородой, в которой угадывались следы сегодняшней беспорядочной вечерней трапезы, – но всё-таки это был он. Мы когда-то служили вместе: на «Базальтовой рыбке», в Намере. Начальником нашим был командор Джек, а наставницей (в том числе по магии) – леди Джейн.
  – За мной П-п-петер гонится, – пробормотал он, пока я растирал его ледяные ступни, возился с вёдрами, полными горячей воды, и свежими полотенцами. Потом уложил полупьяного моряка под махровую простыню, сверху набросил ещё штук шесть домотканых одеял и сел рядом.
  – Петер, говоришь? – (Давно я не встречал этого харизматичного, хладнокровного убийцу на улицах нашего города!) – Катаржина тоже с ним? – (В своё время я был горячо влюблён в Катаржину, даже зная, что она – безжалостное воплощение мести. И отравительница-профи. Это не мешало мне разглядеть в Петеровой сестре массу отличий, о которых попросту не думали другие…)
  – Катаржина – не знаю. А вот П-петер явно нацелен что-то у меня выяснить… насчёт той ночи, когда Марон барсука запугал. И выведывал… касательно Потока.
  – Выспись, брат. Наутро у тебя голова будет яснее. (Про себя я добавил: «Никто из моряков Намера о Потоке ничего не знает. Толком. Даже я, много раз пользовавшийся им. Так что барсук вряд ли мог Гаю сказать что-то особенное про эту серебристую материю...»)
  Знал бы, где упасть, как говаривал в своё время Антуан. Ансамбль с носилками вызвать бы можно было.
  
  …Наутро я вышел из гостиницы, просто с намерением совершить утренний моцион. Путь мой лежал через сквер, аккуратно обсаженный зеленью. Здесь в небольших озерцах плавали лебеди, утки и казарки; здесь всегда, и в начале осени тоже, царил свежий летний дух. Гулять по просторным аллеям, наслаждаясь утренней прохладой – что может быть лучше? Разве прогулка в каких-то других местах принесёт такое удовольствие, как тут, в центре Рокенбридджа?..
  Но, пока я шёл по тропинке, минуя свежевыкрашенные зелёные скамейки и «бегучего спектра» – пингвина во фраке, назойливо предлагавшего детишкам попозировать для снимка (пингвин этот был в своё время просто куклой, потом Взошёл на эмаль и стал живым. А вскорости и эмаль покинул, продолжив, однако же, работать зазывалой) – так вот, идя по скверу, я заметил странных солдат. Это были всё те же Кад Годдеу, только в непонятных красных мундирах (обычно големы таких не носят).
  На малиновых рукавах деревянных автоматов красовались два значка: «ЂЂ». Всё-таки, значит, Тройка Теней. Сопротивленцы!.. (Будь я в более толковом расположении духа – решил бы, что Чак и Габи в одиночку стали искать отца, направившись в Бездну Межвременья, а Лорд Роберт пытается не дать им этого сделать, т. к. белая бездна и души, заключённые там, слишком важны для него самого). Короче, Габриэллу и Чака вязали. Я решил – несправедливо. И что же мне было делать, как не вступиться за них?
  – Джим, – хрипела девушка, еле вырываясь из крепкой хватки древолюда. – Не лезь, прошу тебя! Нас двое, одна тё…
  (Древолюд тем временем усилил хватку, так что девушка закашлялась. Изо рта у неё побежала кровь).
  – ...тёлка… гх-х... слабосильная, потом – хоть и парень, а всё гх… всё гх-хавно «очкарик». Много ты тут поможешь?
  – Ошибаешься, Габи, – сказал я, снимая рубашку и аккуратно складывая на ближайшей скамье. – Вас трое. Трое против двух. А ну посторонись, ребята…
  Вся схватка заняла минут пять, не больше. Ну, может, шесть.
  Красные Мундиры по частям, словно складной метр, поднимались из пыли, гневно трещали полуразбитыми ртами, пучили (как обычно) глаза-шестерёнки, грозили нам жёстким кулаком и спешили к выходу из сквера. Чак успел пнуть одного под зад – и потом ещё долго бегал, орал, нянча собственную ногу.
  Похоже, пришло время нам с ним поговорить всерьёз. (Но сперва – конечно же, объятия! Оно и поприятнее будет...)
  – Чарльз, Габриэлла! – молвил я. – Как вы?
  – Д-да ничего, – пробормотал молодой человек. – Помяты… немного… Но это пройдёт. Серьёзного вреда они нам с сестрёнкой не причинили.
  – Зачем солдаты Сопротивления за вами гнались? ЧТО такого Саймонсон не хотел вам разрешить? Какие-то дела с бездной Межвременья, верно? Куда ваш отец отправился. Вы там какой-то артефакт искали…
  Чарльз заметно побледнел (хотя и до этого был… м-м-м… не румян вовсе):
  – Я тебе вот так сразу не отвечу.
  – Ну, а всё-таки? – весело подначил я его.
  – Будешь ждать меня в пассаже, – сказал Чак. – Габи присоединится потом. Ты хотел поговорить; возьмём кофе и коньяк на т-т-троих, – (судя по его бледности и частым заиканиям, молодой человек был очень плох. «Куда тебе коньяк», – мелькнула у меня мимолётная, но очень неуважительная мыслишка, – «ты ещё от вчерашних возлияний не отошёл!»)
  – На т-т-троих, – повторил Джонсон. – И ты выразишь нам эти… как их…
  – Соболезнования, – (нельзя сказать, что я его сейчас слушал в оба уха – меня куда больше занимало грядущее выступление у Роберта, а также «обкат» машины. И всё-таки я понял). – Хорошо, Чарльз. Приду.
  Излишне говорить, что к двум часам пополудни я уже был там – в пассаже на станции Лонг-Майр. Само собой, подлец Чак исчез неведомо куда, без предупрежденья (это для него типично).
  Кое-кто пришёл в сопровождении слуг – деревянных автоматов. Здесь были эшмены, оукмены, Кад Годдеу и другие. Среди народа было очень много дам и кавалеров с атрибутикой для серфинга («surfingаar» – так это слово произносят в южном Лузиньене). Я увидел их августейших величеств; она была в пляжном костюме, с такой же точно доской. Король, заметив меня, улыбнулся и помахал издали. (Надо же – помнит. Хотя мой ансамбль давал у него во дворце представление довольно-таки давно. Больше года, если память не изменяет. А то и больше двух лет...)
  Вообще, тут было очень много народу. У букмекерской кассы, как обычно по вечерам в будний день, толпились недовольные жизнью рантье. Почти все они страдали избыточной полнотой, болезненным румянцем и имели изрядно потёртый вид. Я, впрочем, не обращал внимания – давно уж привык; а вот их самих, похоже, присутствие друг друга действительно злило, придавало жизни, некоторым образом, соревновательный дух. И заставляло выкладывать последние гроши, ставя на какого-нибудь квестоходца-неудачника (лишь бы не на того, на кого поставил сосед!)
  Впрочем, тут, наверно, стоит сделать пояснение... Не все же (особенно те, кто в нашей столице сроду не бывал!) знают такой термин – «квестоходец». Это сугубо наше, рокенбридджское. В просторечии мы зовём так людей, отправляющихся на поиски… кхе-кхе… как бы сказать-то поудобнее… Короче, искателей острых ощущений. Уходящих до срока в Белую бездну (не путать с теми, кто потерял близких и уходит туда искать упокоения!) Квестоходцы преодолевают там различные препятствия (и физического, и чисто «астрального» свойства). На время – до окончательного распада личности – они способны себя сохранить. Если позволите провести слишком рискованную аналогию… то это что-то вроде обмена джет-приёмами, но во сто раз экзотичней (ибо твой соперник – сама смерть). Только их это не останавливает, само собой.
  Рантье обычно ставят на самых молодых и дерзких квестменов. Полных сил. (Сводки по тому, кто недавно ушёл в межвременье, печатает любая уважающая себя газета. С портретами; с биографиями, а также с описанием прокачки того или иного искателя приключений на пути в бездну). Естественно, пожилым людям нужен не сам по себе риск, и не «экстрим» (они-то не квестоходцы, и не были ими никогда!) Цель, которую преследуют рантье – та же, что, допустим, при игре на ипподроме. Только тратить свои кровные на рысаков давно уж не модно, а вот на экстремальщиков – пожалуйста.
  И, собственно, я уже сказал – с людьми и Не-Людьми, ищущими в бездне упокоения, их лучше не смешивать. (С другой стороны, хоть разница и есть, а всё же итог такого путешествия один. Полная аннигиляция; превращение в вязкий белый кисель. Но, несмотря на это, квестмены всё-таки продолжают рваться туда...)
  
  Так о чём бишь я? Ах, конечно. Рантье!
  Чуть поодаль, у газетной стойки, расположились более опрятные джентльмены; впрочем, они всё равно выглядели той ещё шантрапой. Некий господин в лиловом фраке и больших круглых очках, сверкавший жёлто-бурой лысиной, выбрал среди газет свою – «Спорт-кроссворд», нехитрую забаву лузиньенских иммигрантов – и начал чёркать в клеточках, с откровенно деланным упоением отдаваясь сему глупому занятию. Я посмотрел на странного господина попристальнее... и вдруг всё понял. Это ведь был эльф. Один из Народца, – не сильф, не альб и даже не альв, а именно перворождённый. Конечно, он предпочитал рядиться в обычные рокенбридджские «одежды», выставлявшие его куда более похожим на альба (грязный фрак, волосы, зализанные назад, давно не протиравшиеся окуляры) – но барственную повадку, даже столь хорошо скрываемую, в нём всё равно можно было угадать.
  Юных Джонсонов до сих пор не было видно. Чтобы хоть как-то себя занять, я достал блокнот и на ходу начал чёркать – первое, что пришло в голову:
  
  Здравствуй, Агнета...
  Бедный мой скальд.
  Долго ждала ты меня?
  Арфу возьми,
  И у ног моих сядь.
  Вместе мы с этого дня.
  
  В сердце – один
  Тихий восторг.
  Молча ликует оно.
  Но на глаза
  Снова слеза
  Просится мне всё равно.
  
  Я лишь душой
  Связан с тобой,
  Но эта связь посильней
  Ласки любой,
  Страсти больной,
  Нежности горькой моей...
  
  Потом порвал листок и начал заново – на другом:
  
  Шелестит океан –
  Вынимает душу;
  Я одна. Сон-капкан...
  Клятвы не нарушу.
  За окном так горит
  Полдень летний, ясный.
  Сколько в сердце обид –
  Столько сердце и болит,
  "Станешь ты, – говорит, –
  Жертвою прекрасной".
  
  Нет, о нет, я вернусь –
  После смерти даже,
  Смутной тенью явлюсь,
  В тёмном экипаже.
  Обнимает чёрный бог
  Талию девичью,
  И шипит: – Ещё не сдох?
  Ничего... покроет мох
  Твоё тело; ты уж плох;
  Память твоя птичья.
  
  Лучше лиру я возьму,
  Ей себя и вверю.
  То, что я уйду во тьму –
  В это только верю.
  (Волны бьются о брег,
  Солнце нежит кожу...)
  Жизнь моя, летучий бег:
  Что ни миг, то целый век.
  Я уже не человек.
  Кто б меня стрено...
  
  (Смысла в этом особого не было – просто так, под настроение).
  Почувствовав, что больше не придумается ничего, я оторвал взгляд от бумажного листка и снова поглядел в толпу. Нет, ни следа от Чарльза и его сестры. Зато – совсем-таки внезапно – к кассе подошла моя милая Лоттхен; я улыбнулся – «ЗдорОво!» (хоть она и предпочла проигнорировать). Дождавшись своей очереди, сделала ставку – небольшую, всего три с половиной гроша. Честно говоря, я даже такое мелкое расточительство не одобрял, и одобрять не буду… но указывать подруге, как себя вести в подобных местах, тем более не хотел.
  – А вы, господин хороший, – буркнул кто-то из румяных рантье, весьма сильно пнув эльфа локтем в бок, – подвинулись бы, нет? Тут без вас тесно!
  – Да, да. Разумеется, – буркнул эльф, продолжая разгадывать «Спорт-кроссворд», но по-прежнему не переменив положения. – Слушай, Минни, – (он обращался к дамочке в зелёной шляпе и юбке-гофре, не так давно занявшей очередь перед ним), – тут это, в новостной колонке, знаешь чего пишут? На странников в межвременье сейчас уже не круто ставить! Триумвират, м-мать его, опять снизил стоимость своих ценных бумаг…
  – Каких ещё бумаг? – равнодушно зевнула Минни, прикрыв рот ладошкой.
  – ...которые раньше в них – квестменов! – вкладывали. Белая бездна становится опасным местом; там, видно, что-то важное от нас прячут… А народ почуял!
  – Не говорите чепухи, – розоволицый старик терял терпение, ежесекундно ёрзая на месте. – Я как ставил на Ходящих-в-бездну, так и буду продолжать. Ваше, сударь, мнительное отношение достойно, чтоб его увековечить в анналах мировой глупости!
  «Эге!» – подумал я. – «Значит, догадка-то моя верна. Сопротивлению – и Лорду Роберту в том числе! – нужна бездна. А как раз туда собирались Габриэлла с Чарльзом… Тогда всё очевидно». Не могу сказать, чтобы это меня утешило – но, по крайней мере, я осознал, чт; сейчас происходит, и чт; на моих глазах обсуждают эти два ворчливых старика.
  – Лузиньенцы, – нервно дёрнув плечиком, бросила моя инженю. – Что с вас взять… Головы дубовые.
  – Подожди-подожди, – пожилой мужчина продолжал выходить из себя. Я почувствовал, что и самому мне, мало-помалу, становится «НЕРВНО». – Ты что-то имеешь против лузиньенцев? А, красотка?
  – Да от вас одни лишь проблемы! – огрызнулась Лотта. – То есть, извините пожалуйста, месье, я неправильно сказала... Все наши проблемы – от вас!
  На этом месте я подумал, что самое время вмешаться, а то ещё, не дай Создатель, произойдёт нешуточный скандал. А если нагрянут деревянные големы, им не придётся долго искать виноватого – вот он я, режиссёр труппы. Который в ответе за все бесчинства своих актёров… Иди потом доказывай, что девушка – пьяна. (Была. Или просто расчувствовалась не в меру). Кто б меня стал слушать?
  Ссора, между тем, закипала вовсю:
  – Да, я так сказала! – актриса яростно махала руками, отбиваясь от эльфа. – Я считаю лузиньенцев идиотами, Тор им в глотку! Потому что это моё право.
  – Ты сама-то больно умная, – злобно квакнула Минни, уставясь исподлобья на мою дорогую подругу. – Не всамделишная ведь, не стопудовая, поди, гернийка?
  – Стопудовая, стопудовая, – хохотнула девушка, оглаживая объёмистые бока. – А если ты, с-скотина, ещё что-нибудь такое вот вякнешь – так узнаешь, чёрт тебя раздери, насколько я стопудовая. – (Она сделала угрожающий шаг, словно собиралась наступить перворождённой на ногу. Та отпрянула). – Ми-ну-точ-ку, дражайшая мадмуазель. Вы что-то там говорили про мой ум?..
  – А ну, барышня, обожди, – пухлощёкий краснолицый дед негромко стукнул Лотту тростью по голени. Ухватил за локоток, потянул к себе. – Хамить честным гражданам… и гражданкам… это всякий умеет. Вот отвечать за свои слова – тут, в Тора душу мать, смелость нужна.
  – За что мне, скажите, отвечать?!
  – За то, что целый народ почём зря «опустила». Лузиньенцы ей, глянь, не так. Гернийцы не эдак. А кто ж тебе по нраву, скажи, лапочка? Только такие вот, наверно, грязнокровки как ты!
  – Ох и нарываетесь, месье, – нежно промурлыкала актриса, с трудом высвобождаясь из дедовой хватки. – Ох и нарываетесь… Ка-ак врежу по мордасам...
  Тут я потянул Лотту за другой локоток.
  – Господа, господа, – орал я, не очень-то задумываясь, как при этом выгляжу. (Главное сейчас было — не дать обстановке до предела накалиться). – Простите мою актрису. Она сегодня утром… того. Бухая, стало быть – вусмерть. Сами знаете, у т… творческих людей такое часто бывает. Я, как руководитель ихнего коллектива, приношу вам свои...
  («Ты, как руководитель коллектива», – крикнул лысоватый эльф, – «сам-то трезв, или нет? Вон, без сапог в присутственное место пожаловать изволил». Я же, не обращая внимания, увлёк Лотту в сторону, пихнул под первый попавшийся фонарный столб и, убедившись, что она в безопасности, продолжил громко вещать):
  – Так что не волнуйтесь, друзья, не волнуйтесь! Счёт пришлю… всем пострадавшим. Обязательно. За моральный ущерб. Вот номер моего адвоката – мистер Паркер, гостиница «Насьональ». – (Рассказывать эльфу и его товарищам, что сам нахожусь в той же гостинице, я посчитал излишним). – Можно узнать ваши координаты?.. Ну вот вы, мадмуазель Минни – где обретаетесь? Как мне с вами связаться на предмет компенсации…
  Дамочка в шляпе равнодушно пожала плечами. Зевая, она отвернулась. Перворождённый что-то бурчал про себя, попутно делая заметки в блокноте. («Должно быть», – понял я, – «отправится с ними в Судейскую коллегию. Дохлое дело, папаша! Если б ты, как я предложил, стал звонить на коннектор Паркеру – ещё, в принципе, могло что-нибудь выйти. А так...» – мне стоило заметных усилий подавить смешок).
  Краснолицый рантье угрюмо молчал. Тыкал тростью в песок и что-то вычерчивал на нём. Бессмысленные узоры (видимо, хотел отвлечься). Внезапно в воздухе раздался сухой треск. Прямо перед ошарашенными лузиньенцами вспыхнула лилово-синяя молния; там, где она только что осияла камни мостовой, возникло Видение. (Именно так – с большой буквы). Не знаю, какую картину в этот момент узрела Лотти, какую – эльф и его товарищи, но сам я видел длинный узкий коридор, стены, покрытые жирною чёрною копотью, и бессильно прислонившуюся к стене фигуру.
  Почему-то я тут же понял – передо мной Сердце Вселенной. Хоть до этого никогда там не был, и ни в своих ревю, ни в виртуальной реальности джеттинга не видел это место. И всё-таки ЗНАЛ всем своим нутром, что (а главное, кого) вижу сейчас.
  Хрупкая невысокая женщина в простой фланелевой рубашке; тёмные волосы, аккуратная чёлка надо лбом. Лёгкие брючки, грубоватые тупоносые ботинки. Словом, вид у неё был самый затрапезный: не богиня, не святая, даже и не дух.
  – Кто меня вызывал? – утомлённо спросила женщина. – Опять какая-то чепуховая ссора, наверное?
  – Вы же… вы же мертвы, Бонни, – вздохнул старик. – Давно мертвы. Правду сказать, я и не верил… Но в храм хожу регулярно! – Он виновато смотрел на женщину, должно быть, не зная, как оправдаться (и стоит ли). – Свечку всегда перед иконой ставлю. И читаю «Аве»...
  – О-хо-хо, – сурово промолвила женщина. – «Правду сказать», надоело уже. Все эти молебны, просьбы и призывы… упокоиться в мире не дают. А мне так хорошо в Сердце Мира, где я одна, совсем одна. И ни один мерзавец потревожить не посмеет.
  – Ну простите, госпожа! Вы нам очень, очень нужны; иначе бы...
  – Да, я знаю, – сказала она, – люди вообще мастера нарушать наш покой. Не берегут своих Заступников.
  Нахмурила лоб. Вгляделась в лица испуганных участников ссоры (я-то, как и раньше, стоял молча, ничем не выдавая, что тоже заинтересован в благополучном разрешении этого инци… цинци… Короче, вы поняли).
  – В общем, понятно, – вздохнула она. – Фрёйлейн Доннерстаг, господин Как-Вас-Там… Анри, я не ошиблась? – Бонни указала тонкой ручкой на старика рантье. – И вы, дамочка, – (кивок в сторону эльфессы). – Как по-вашему говорится, «Den Sack schlagt Maun, den Harsel maet Maun» (Бить собаку в назидание льву. -- Прим. авт.) Пока отделаемся небольшим наказанием. У наших владык в подобном случае принято урезать срок жизни нарушителя. Ненадолго, скажем, года на три-четыре… Вам, зодчая, на четыре с половиной – ведь это вы начали ссору.
  – А, так владыки Мироздания знают? – спросил эльф.
  – Пока нет. Но я непременно скажу им. Даже, наверное, в Зал обращусь, чтоб утвердили мой приговор.
  – В Зал?! Тьфу, ч-чёрт, – одними губами произнесла напуганная инженю. – Ещё чего не хватало…
  Святая Бонита погрозила пальцем.
  – Не ропщите, ma chеre. Не стоит. Всё равно ничего не добьётесь; наши владыки редко бывают милосердны. Что ж, господа лузиньенцы – вас устраивает моё решение?
  – Какая дурацкая клоунада, – буркнул Анри. – Словно матч по джеттингу, или ревю! В отрихтованной реальности… Там, бывает, капельдинер ещё круче с бузотёрами в публике обходится.
  – Да, только это не ревю! – молвила женщина. – Всё происходит на самом деле, дорогой месье. Что ж, – не хотите обжаловать приговор?
  Они молчали (наверное, понимали: спорить себе дороже). Лотта всхлипнула, эльф нервно постучал носком башмака по бордюру... а потом вдруг на площади стало совсем тихо, даже мурашки по коже. Только мертвенным холодом на миг повеяло – из закрывающегося Коридора. Бонни пропала без следа (но, может, её и не было? Видение – это всего лишь Видение, кто бы что ни говорил).
  На миг мне стало жалко, что связь с Заступницей так быстро прервалась. Я не испытывал к ней особо глубоких чувств (тем более, видел её в первый раз), но умом понимал: это – наша общая Мать и Покровительница. Другой возможности увидеть её, скорей всего, не будет.
  Остальные участники тоже стояли, как заворожённые. Наконец старый толстяк пошевелился – с трудом, нехотя, но прогоняя оторопь.
  – Per Feu et per Gloire! Что ж это творится, – выругался он. – Только время зря потеряли! Ну да ладно; не знаю, как вы, а я – домой. Съем что-нибудь, хотя бы консоме с варёным яйцом. Уж от всех этих разборок давно живот заныл…
  – Ты прав, Анри, – хмыкнул лысоватый эльф. – Мне тоже пора чем-нибудь заправиться… так что я, наверно, пойду в бар к Лоуренсу. Выпью пинту тёмного гернийского.
  – После того как тебя оскорбила гернийка, – сказала Минни, – ты будешь пить ихнее пиво?
  – Да, а что? Сами они, конечно, людишки паршивые, но вот пивко у них… хе-хе-хе… весьма и весьма!
   – Противник отвлёкся! Можно считать, инцидент исчерпан, – шепнул я подруге, забиваясь к ней в уютную нишу под выключенным (пока) фонарём. И – невольно – приобнял Лотту за талию: до того она была хорошенькая. От пережитого испуга, надо думать. Такая невинная, такая, ё-моё, совсем потерянная. Грех не обнять!
  – Но только, лапочка, объясни мне, – чмокнув её между делом в щёку, я стал тихо нашёптывать на ухо. – Как спросил этот толстый идиот... Как теперь повторю я. Ты правда что-то имеешь против лузиньенцев?
  – Всегда почитала их людьми второго сорта, – хохотнула девушка. – Джим, дорогой, а тебе-то какое дело? Или сам не знаешь, что быдло – оно и в Алании быдло? Есть такие камрады... годятся разве что на удобрения.
  – М-да, – вздохнул я. – Это ты, конечно, перегнула палку…
  – Я шучу, Джим, – по-детски улыбнулась она и захлопала ресницами. – Ты что, не понял?
  – Понял, красавица. Но всё же – упаси бог от таких шуток!
  Лотта снова улыбнулась:
  – Имею право, как-никак.
  – Хамить? Нет, дорогая моя. На это у тебя права нет… и не было никогда.
  – Ну Корман!.. Ну ма-аленький!
  – Не разжалобишь, Лоттхен. Даже и не надейся.
  – Ах, так, – она возмущённо надула губки. – Тогда я с тобой не разговариваю. Пока не извинишься – мира между нами не будет!
  – И на здоровье. Не больно-то хотелось, знаешь ли – с такой невоспитанной фрёйлейн я и сам не хочу дел иметь.
  Девушка в сердцах сплюнула. Отвернулась от меня; махнула рукой…
  Реальность вокруг на минуту исказилась. Когда же всё пришло в норму, ни Лотты, ни эльфа, ни старого лузиньенца на площади уже не было. Правда, Минни по-прежнему стояла у обочины, уныло глядя куда-то вдаль.
  – Поругались? – бесстрастно спросила она. – Вы бы в следующий раз поосторожнее, господин режиссёр. А то заступаться не пойми за кого… тоже привычка вредная. Чересчурная мягкость, м-мать её, до добра не доводит.
  
  ***
  
  Наверное, я разочарую вас, друзья читатели, но в тот день мне совсем не хотелось переживать из-за ссоры с подругой. Я был и без того занят, муштруя свой ансамбль. Только к вечеру, слегка освободившись (и позволив себе, наконец, думать о моей бедной зодчей), я начал ревностно терзать квик-фон в поисках её.
  Ну а что до самой Лотты… Вы вполне, без усилий, можете представить себе сцену такого рода, например:
  «Инженю вошла – точнее, ввалилась – в гостиничный номер и, не раздевясь, рухнула в обшарпанное старое кресло. Она сидела, неспособная прийти в себя, где-то минут пять; потом взвыла — резко и отчаянно. Рука в лайковой перчатке неслышно дрожала, не в силах отстранить старенький мокрый платок от её губ...» Почти всё, кстати, правда. Уже сильно потом, за кубком лучшего старольвенского, всё это рассказывала мне, блестя глазами и хохоча до упаду, сама актриса. (Представить только, до какой степени человек бывает глуп, а вместе с тем – и патетичен! Но иначе ведь моя Лотти просто не была бы собой...)
  Итак, «рука в лайковой перчатке неслышно дрожала…» В номере пахло гнилью. Если бы Лотта взяла себе за труд как следует подумать, то убедилась бы, что запах этот – порождение её собственного рассудка, искажённого горем и болью. Вот только она не хотела думать. Eле-еле сподобившись стащить с головы тяжёлый платок, затем – расслабив шнурки туфель, молодая женщина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
  „Чёрт меня подери“, – думала инженю. – „Тор пресвятой“. Она не могла себе простить, что обиделась на Джима, и не знала, почему ей это так важно. Но чувствовала: теперь – конец всему.
  Она сглотнула; клейкий ком в горле никак не хотел рассасываться. На миг девушка открыла глаза – и тут же закрыла снова, „по-любому ведь, перед глазами сплошная чернота, смотри не смотри...“ Странное чувство охватило актрису – будто неведомая (такая же чёрная) волна качает её, упорно не отпускает и стремится унести куда-то к другим берегам. Вот уже замаячили впереди – ядовитым млечным пятном среди густого мрака – врата бездны межвременья.
  Правда, надо отдать ей должное – перед тем, как шагнуть к этим вратам, Лотта слегка засомневалась. Она вспомнила ревю, которое когда-то смотрела в детстве, на каникулах у бабушки в Ронсеваль. Бродячий театр месье Эйрана прямо посреди городской авеню ставил весёлое, пёстрое действо про юную „Принцессу Белоножку“. Как она, бедная, по уши втюхалась в некоего разбитного парня с гитарой, уличного певца из окрестностей Нантео; как была им жестоко обманута. Как, под шумное, зычное сопровождение толпы лицедеев хотела покончить со своими мученьями раз и навсегда – броситься с обрыва. Естественно, труппа не слишком-то представляла, можно ли изобразить такой прыжок в обычном балагане на улице города, и всё сделали проще. Девчонка, игравшая принцессу, влазила на трапецию, два клоуна, горланя „Дава-ай!“, начинали её поднимать. Героиня, воспарив над крышами, уже собиралась сделать кульбит – но тут, как положено в хорошей комедии, среди народа неожиданно появлялся весёлый толстый Бакхус. Он резво отплясывал на камнях мостовой, выкрикивая, „а не хлебнуть ли чуток“, щипал проходящих мимо женщин за бока, стучал деревянною трещоткой – словом, такой вот живчик, коему вообще некогда грустить. Заражённая его сумасшедшими кривляньями и подскоками, принцесса раскаивалась, что ей пришло в голову желание покончить с собой – и, сверкнув бледными худыми ногами, летела с трапеции прямо на середину улицы. Под дружное аханье и аплодисменты зрителей.
  „Кстати, ей это очень шло – вверх тормашками кувыркаться. Фигура-то была дай Боже. Хоть и тоща, как спичка… зато жилиста и сильна. Мне б такую складную фигуру, блин!“
  Правильно, – сказала она себе. – Не думай ни о чём, кроме экстерьера Белоножки. Мысли про то, давнишнее ревю должны тебя успокоить; ведь ничего не случилось на самом деле. Правда? Ты сама себе хозяйка, от Кормана не зависишь. И хватит об этом… Помогло же, видишь?
  Нет. Не помогло; она чувствовала себя примерно как та принцесса. Вроде и нет причин делать последний рывок – а мерзкий червяк сердце точит, никак не унимается. В глубине души ругаясь, как последняя шлюха, костеря Джима самыми гадкими ругательствами („ведь он же заслужил, ей-право, заслужил!“) – понимаешь: с ним было плохо, а без него стократ хуже. Выходит (пардон за плоский каламбур), никак теперь Ухода не избежишь.
  „О-ох“, – билось в мозгу Лотты. – „Втюрилась – вот и расхлёбывай. Терпеть ТАКОЕ из-за мужчины, будь он хоть трижды красавчик и милашка… Не. Не-е! Совсем я не хочу помирать. Тора с два дождёшься, Корман“.
  И прекрасно знала, что врёт сама себе. Она УЖЕ была мертва – независимо от того, чем кончится этот припадок.
  „Лотта, мать-прамать, не впадай в истерику!“
  Но спасенья не было.
  Врата – блёклая клякса, непонятный узор, созданный каким-то больным на голову творцом – надвигались, наплывали, становясь всё ближе и ближе. „Да ведь уже когда-то я их видела“, – мелькнуло в мозгу девушки. Она совсем забыла; это произошло так давно…
  
   В ту пору Джим как раз вернулся из Намера; он едва-едва начинал сколачивать ансамбль. Сама Лотта ещё пробавлялась случайными постановками на старых, смердящих улицах Эддан-Боро. С нею был Гэри и… вроде бы, кто-то третий (но этот третий потом оставил их труппу, а посему наша героиня уже плохо помнила, что за человек он был, и как его вообще звали, – кажется, мистер Вест... Сокращённо от „Сильвестр“).
  
  ...День, когда она чуть не попала в белую бездну, начался вполне обычно. После пьянки, затянувшейся на пол-ночи, Лотта отдыхала в лесу. Она купалась в грязной яме (чем была вполне довольна). Вылезши на поваленное бревно, отдохнув на нём как следует, а потом облачившись в старый свой, скомороший наряд – мужскую рубаху, расшитую синим и жёлтым, да противные полуоблезшие шальвары, – зодчая уже хотела идти в город, готовиться к сегодняшнему выступлению. Но тут в кустах послышался шорох; зазвучали шаги, потом – чьё-то хриплое покашливание… Лотта узнала обладателя простуженных связок: на поляну явился сам господин Николас – глава местных бандитов, лишь по недоразумению звавшихся „рыцарями“. Впрочем, к гордому и аристократичному слову „Орден“ они всегда добавляли „Чёрный“ – и это была правда.
  С трудом, напрягши сонные и отказывавшиеся хоть сколько-нибудь думать мозги, она вспомнила: вчера Николас приставал к ней, даже, кажется, угощал крепким „ершом“. Обзывал каким-то неприличным словом, то ли „моя эспериэль“, то ли ещё что-то в этом духе. Но добился ли он взаимности, девушка сейчас не могла сообразить. (А ну как в самом деле – добился? И сейчас пришёл забирать то, что ему принадлежит по праву…
  „Так, стоп. Ты чего сразу думаешь о плохом?!“
  Но внутренний голос было уже не обмануть. Он не унимался – нашёптывал: да, всё так и есть, ты, фрёйлейн Доннерстаг, вчера нагло и откровенно позволила этому дерьмецу рассчитывать (вознадеяться?) на обнимашки с тобой; теперь, плачь – не плачь, а уже ничего не исправишь. „Бабьи слёзы, что вода – по дороге сохнут!“) Занесло ж тебя, красотка, как говорится, не в ту степь...
  За высоким, крепко сложенным брюнетом плёлся Гэри. Он шёл, закатав штаны выше колен; обуви у него (на манер Джима Кормана и самой Лоттхен) не было. „Верно, отдал вчера в трактире ботинки за дешёвое аверьянское пойло!“ – барышня усмехнулась, но так, чтобы молодой человек ничего не заметил.
  Вскоре на опушку выбрался ещё один – мистер Вест. Хмурым, почти ничего не разбирающим взглядом уставился он на Лотту.
  – М-моя дорогая, – промямлил он, теребя длинный рыжий ус. – Мы тут с Ч-чёрными гвардейцами договорились, ч-что… Как бы тебе, бл..., объяснить получше…
  – Что оброк, который с нас берут, – воскликнул Гэри, оживлённо махая руками, – будет с этого дня малость поменьше. Но ты же понимаешь, красавица – в этой жизни ничего не даётся даром. Любая услуга… кхе-кхе… чего-то стОит.
  – Можешь не продолжать, – оборвала его девушка. – Я в курсе, что Ник давно имеет ко мне интерес. И прекрасно представляю условия вашей сделки!.. Так-таки продали вы меня, Гэри? Будто дорогую куклу? Будто вещь?
  – Ну… Э-э… – зодчий смотрел в землю, упорно не решаясь поднять взгляд. – Милая, ты должна воспринимать это иначе! Подумай… Ты ведь даже в выигрыше. Быть наложницей господина атамана – п-престижно… П-почётно, знаешь ли…
  – Никому я ничего не должна. И ты мне, Гэри, стократ заплатишь за такую хулиганскую выходку.
  – Ага, конечно… – пробурчал актёр. – Размечталась! Чёрная гвардия тебе уж не даст своевольничать. Отныне ты – их. С потрохами.
  – Ещё увидим, – Лотта дерзко ухмыльнулась. Поправила грязный газовый шарф (некогда, видимо, бывший чисто-зелёным): „Меша-ает, сволочь!“ Подняла с земли большую суковатую палку; заняла оборонительную позицию, уперев правую ногу в бревно... – Ну что, Николас? Ты позволишь этим двум героям меня скрутить, или всё-таки поведёшь себя как мужчина – выйдешь драться САМ? – (Глава Ордена молчал, показывая всем своим видом, что плевать хотел и на Лотту, и на своих незадачливых подельников. Девушка, как он считал, уже была приговорена, и её дальнейшая судьба – всего лишь вопрос времени).
   Кровь ударила в голову юной Доннер... Что-то вспыхнуло перед глазами; из ниоткуда прозвучал резкий щелчок, словно повернули ключ. Мысленному её взору предстал тёмный океан. На поверхности этого океана была белая клякса…
   Непроизвольно сжимая сук – всё крепче и крепче, пусть даже руки тряслись (но это от гнева, не от испуга!) – воительница взирала на своего врага. Только видела почему-то не его лицо. Она видела белую пустоту, грозящую в любой миг поглотить её. С потрохами.
   «Дожились…» – подумала она. – «Так ведь и за Грань Перейти совсем недолго!»
   Резкий, грубый хохот раздавался у неё в ушах. Доннерстаг не понимала, что смеётся она сама; в порыве злости, внезапном, но таком желанном, молодая женщина кинулась вперёд.
   И пустота распахнулась навстречу ей.
   Потом… потом – она не помнила, что было дальше. Кто-то со всей дури вмазал по её скуле; отшатнувшись назад, зодчая ударилась головой о бревно. А после был запах, памятный ей по дому. По хайлендской ферме. Пахло свежескошенным сеном, сырой землёй (то есть, дёрном, если уж совсем быть точной!) Коровьими нечистотами и ржавой колодезной водой…
   – Ы-ы-ы… – пробурчала Лотта. Завертела головою; с трудом пришла в себя. Свалилась с бревна (кому-то прямо в руки. Как выяснилось позже, это был Вест. Растерянный до крайности, недоумевающий, но, видимо, всё-таки обрадованный – ведь ОБОШЛОСЬ же! Теперь, значит, с него не спросят за то, что предал подругу. И вообще приставать (пока) не будут.
   – Чёрный, ты придурок!.. – услышала она голос Кормана. – Понимаешь, что наделал? Из-за тебя девочка чуть с жизнью не рассталась! Вы мне за это ещё ответите. Я, как руководитель коллектива…
   – Пошёл ты, – закашлял в ответ Николас. – „Руководитель коллектива“! Ежели будешь требовать у Ордена мзды – получишь бо-ольшие неприятности на свою голову.
   – Ничего, ничего. Переживу как-нибудь. Я знаю, это лишь на словах ты у нас такой храбрый.
   (Кажется, они ещё что-то кричали, надрывая глотки, но было уже понятно: ЦИНЦИНДЕНТ исчерпан. Кажется, ещё был и лязг оружия слышен – руководитель труппы часто пользовался привычной для него клейморой. Чаще, чем, например, каким-нибудь современным баткилиганом. Зато кривопалому сэру Николасу клеймора была не по руке. „Да-да, дорогой. Драться -- сноровка нужна! Это тебе не безневинных женщин мучить...“
   И, спустя всего где-то минуты две, не то три, – девушка услышала: тяжёлые сапоги Чёрного рыцаря шлёпают по грязи прочь…)
   – Ай, Лоттхен, Лоттхен, – Джим присел рядом, обнял её и чмокнул в щёку. – Ну нельзя же, ей-право, так себя доводить.
  
   („И ведь тогда я была ему благодарна. За всё, что он для нас – и для меня тоже! – делал. Ё… Глаза б мои на тебя не глядели, Джейми“).
   Она вспомнила своих друзей по труппе; вспомнила толстого, глуповатого (на вид) бармена Теда; вагоновожатую в трамвае, с которой сегодня утром бешено лаялась из-за пятака...
  Как ни противно вспоминать, но то была её жизнь. И вдруг, буквально в одну секунду – кончилась.
   „Я б тебя простила, дорогой. Да унижаться-то неохота“.
   Она летела в бездну… Но тут какая-то невидимая преграда встала на её пути. Девушка закричала. Визгливо, испуганно, как недорезанный поросёнок. Потому что ощутила рядом с собой не пустоту (белое „ватное“ ничто, вязкое, как кисель – судя по рассказам Джима, да и по тогдашним её воспоминаньям, бездна выглядела именно так). Она ощутила живую плоть. Горячую, возбуждённую.
   Кто-то, пахнувший хайлендским сеном (и голый. „Совсем!.. Абсолютно, понимаешь ли, Кристи, – аб-со-лютно без одежды!“) крепко сжимал её стан, руки, плечи. Кто-то гремел над ухом, выплёвывая непристойные слова... Лотта поняла, КТО перед ней. По-прежнему злая, но уже не настолько упорная, она ответила объятием на объятия.
   – Fаck yo, – сказала девушка. Или думала, что сказала; но какая, ко всем джейминам, разница? Он-то и без слов всё понял.
   – F…»
  
   ***
  
   И обмякла в моих руках, потому что не могла больше бороться. Еле слышно прошептав: «Белоножка… ты была пра...» – отрубилась. Конечно, это уже был нормальный обморок, не приступ, как тогда, в лесу. И не смертное окоченение.
   Я понял: всё хорошо, Уход за Грань моей девочке не угрожает. И дал волю глупым злым слезам (но не от избытка эмоций, просто ведь напряжение-то спало. Овладев бесчувственным, недвижным, как камень, телом моей подруги и радуясь, что всё закончено, я испытал чисто физический комфорт; не до эмоций тогда было мне).
   ...олго лежал там, на полу возле её дивана, обнимая Лотту – полуистерзанную, никак не отзывающуюся на мои ласки. Прошло, наверно, часа два. Мы были всё в тех же позах; я не разжимал рук.
   Потом Лотта заснула – я слышал, что она стала ровней дышать. Я тоже заснул. Как всегда после дневного напряжения, мне снились северные моря. Намерийский флот и наша схватка с пиратами...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"