Я медленно бежал берегом моря, у самой воды, белый песок скрипел у меня под ногами почти как снег, а добродушные волны пытались лизнуть мои голые пятки. Небольшие песчаные дюны были сплошь затянуты зарослями низкорослого шиповника, обильно цветущего ярко-розовым и реже белым. Выше по берегу, там, где за соснами, угадывались очертания полупрозрачного строения, вставало солнце.
Неужели весь этот рай придуман мной? Весь, от белоснежной полупрозрачной виллы, словно корабль, стремящейся к морю, до маленькой песчинки на берегу, до тончайшего, будто крыло бабочки, лепестка шиповника? Или мне просто повезло? Конечно, повезло, ведь еще каких-нибудь 20-30 лет назад пришлось бы томиться в каменной многоэтажке, дышать подобием свежего воздуха из пластиковой коробки, день и ночь чувствовать себя частью огромного копошащегося муравейника. К счастью, открыли этот способ жить комфортно, на каждую единицу пространства навтыкать в разных измерениях множество тел, строений, пейзажей. Сделать своеобразный пространственно-временной слоеный пирог. Вот теперь, может быть, здесь же и сейчас кто-то выходит из японской пагоды, кто-то бредет по ромашковому полю, кто-то рыбачит на берегу озера. И все мы в одном и том же месте, живем, не замечая, мимо друг друга, сквозь друг друга. А плата за это минимальна, просто стать лучше, избавиться от недостатков, как говорится в научных документах "физически выделить негативное".
Любимая контора встретила сдержанными улыбками. Как они могут вечно улыбаться? Лишенные тщеславия, зависти, злобы, просто работают ради работы, ради общего блага, ради своих индивидуальных райских уголков. Выделили негативное и превратились в ангелоподобных рабочих пчелок, милых, пресных, жалких. Я все еще могу кого-нибудь пнуть под зад, но они уже не дадут сдачи. А интересна была бы их реакция, наверно, тоже, просто улыбнулись бы мне в ответ, подставили другую щеку, вот она, христианская благодать в физическом исполнении. Даже моя лень и явное пренебрежение обязанностями остаются безнаказанными.
После ланча появился мой куратор Вилл, лысоватый, полноватый, добродушный.
-Вильям, - говорил он, представляясь, и протягивал мягкую небольшую руку, потом добавлял обычно, опустив глаза, - как Шекспир.
Я неожиданно подумал, что Вилл наверняка писал стихи, а может и сейчас еще не оставил этого занятия.
-Алекс, - Вилл присел напротив, - тебе скоро двадцать, а это значит, что медосмотр... Ну ты сам понимаешь... Не пора войти в штат?
-Да я помню, когда у меня день рождения, просто все это не так легко, как казалось. Все же часть меня, пусть и не лучшая.
-Я понимаю. Это подвиг, каким бы простым делом не казалось на первый взгляд. Я свою гадость представлял разноцветными пластиковыми кубиками, просто однажды подложил заряд под эту кучу, трах-бабах! И полетели цветные кусочки. Правда, дом я потом сменил, все время стояли перед глазами эти оплавленные обломки.
-Теперь вообще в начальной школе учат представлять недостатки черными кляксами, стер их чистой тряпочкой - и все.
-Да, прогресс. Может, тебе следует обратиться к психологу?
-Не надо, я сам.
-Ну крепись, мой мальчик, - Вилл посмотрел на меня по отечески, - тебе придется сделать это, а иначе... Ты сам знаешь.
-А что иначе? С детства нас пугают: выселение, выселение! А что там, в этих Пустынных Землях?
-Точно не знает никто, но там дикость. Там живы пороки и уж точно нет белой виллы на берегу моря. Ведь именно так сейчас выглядит твой дом? Сосны, цветущий шиповник, высокое небо...
Вилл ушел, как всегда, не закончив предложения. Он любил некоторую недоговоренность.
Поистине, дела мои были плохи, если после работы у кабины перемещений меня поджидал сам Железный Андре, друг детства. Все сегодня решили меня опекать. Андре прошел медосмотр еще три года назад и был в основном штате, а я все еще мальчик на побегушках. Неписаный закон гласил: все важное и ответственное только после медосмотра, не то, чтобы кто-то в здравом уме хотел отбыть в Пустынные Земли по собственной воле, но даже и самая призрачная возможность утечки информации пресекалась на корню.
-Здорово, брат! - Андре раскрыл мне свои объятия, широко улыбаясь, - сколько лет, сколько зим! Пойдем в наш бар, если только у тебя не было других планов.
-Пойдем. Только вряд ли можно назвать этот бар нашим теперь. Сколько мы там не появлялись? Или ты выделил вместе с негативом и привычку выпить кружечку пивка?
-Взрослая жизнь, взрослые привычки, - в кабине перемещений Андре набрал код бара, и через десять секунд мы уже шагнули внутрь.
Здесь ничего не изменилось, все те же грубые деревянные столы, кованые стулья, огромные пивные кружки. Иллюзия старины. Иллюзия вечности.
-На чем споткнулся? - улыбка Андре убежала с губ и осталась только в глазах.
-И ты уже в курсе...На ненависти.
-Мне тоже эта ненависть крови попортила в свое время.
-Тебе?! Ты же железный, медосмотр прошел раньше всех, нам тебя в пример ставили...
-Пример... А чего мне это стоило? - Андре взял пиво, - Как сейчас помню, моя ненависть - огромный такой ротвейлер. Виста, так я называл ее, слушалась только меня, безмолвная, сильная, уверенная в каждом движении. Знаешь, как мне это льстило, пока я был пацаном! Мы с Вистой устраивали настоящее сафари на всю мою прочую нечисть. Это было так здорово, захватывающе, пули свистят, Виста шумно дышит рядом... Пока мы всех не перестреляли, весь зверинец. Пока Виста не осталась одна. Нет, я сразу знал, что должен буду избавиться и от Висты, только вот убить ее не смог. Попробуй убить друга! Я просто стал страусом, зарыл голову в песок, не подходил к ней, не кормил, не гладил, не называл по имени. Так хотелось, чтобы все решилось помимо меня, не знаю, на что я надеялся. Как будто это была обычная собака, - Андре пил пиво маленькими аккуратными глотками, не замечая вкуса, может, ему даже казалось, что он пьет кофе.
-И что потом? - я осторожно вернул друга в настоящее.
-Потом? - он улыбнулся теперешней, спокойной штатной улыбкой, - а потом я не выдержал и как-то подошел к Висте, но это уже была не она. Злыми голодными глазами на меня смотрела моя ненависть. Она не захирела, не умерла, она, напротив, даже увеличилась в размерах, превратилась из милого пса в чудовище. Она ощерилась в мою сторону, я и застрелил ее из опасения за свою жизнь.
-Вот видишь! - я воодушевился, - понимаешь, а вдруг, все это ошибка, эта материализация недостатков, их физическое устранение? Посмотри на всех этих освободившихся, в них нет огня, нет радости, нет любопытства. Что такое человеческая жизнь, если не процесс борьбы добра со злом, борьбы черного и белого. А когда остается одно белое... Это...
-Это?
-Это уже и не жизнь. Манная каша на воде - вот что это.
-Ты договоришься. Да и вообще, общепризнано, что это мера предосторожности, как еще можно контролировать все многочисленные измерения, райские уголки мечты?
-Не знаю. Стоит ли одно другого?
Пиво закончилось, внезапно Андре как-то воровато оглянулся по сторонам и наклонился ближе:
-Давай к тебе.
Мы взяли еще с собой еще пива и рванули к морю. Андре не восхищался пейзажем, здесь у каждого было на что посмотреть. Граница возможного сливалась с границей фантазии заказчика и убегала за горизонт, только вот по гостям не ходили, все больше жались к своей мечте в одиночку, словно бы убеждаясь в правильности выбора.
-Знаешь, я сейчас выдам тебе страшную государственную тайну, - Мой друг детства сидел с бутылкой пива на песке, картина знакомая до боли, если бы его еще не приходилось его слушать.
-Уверен?
-Еще вчера был точно уверен в другом. Еще вчера это разговор бы не состоялся. Сегодня утром было совещание в самых верхах, - Андре показал пальцем в звездное небо, сам посмотрел туда с минуту, потом похвалил, - хорошие звезды, крупные, настоящие, молодец. Так вот, было это чертово совещание. Ты думаешь все это только ради безопасности? Нет! Главное - не это. Я и сам раньше так думал, но безопасность можно было бы при желании контролировать старыми методами с учетом новых реалий. А главное, что наши теоретики припрогнозировали небывалый скачек в развитии общества. Во всех сферах, наука, искусство, все такое.
-И что? - спросил я.
-А то, что этого не произошло. Просчет! С нашими положительными неамбициозными сотрудниками мы даже замедлились, топчемся на месте, как стадо ослов, уступаем друг другу дорогу, не подсиживаем, не плетем интриг.
Мы помолчали, допили пиво.
-Пока, брат, рад был увидеться, хоть повод не из приятных, - Андре снова обнял меня и поковылял к кабине перемещений, потом вдруг обернулся:
-Все неоднозначно, все спорно. Но медосмотр никто пока не отменял. А, кстати, кто она у тебя? Бабочка? Цветок?
-Девушка. Ее зовут Эн.
-Тебе хуже. Девушек отстреливать сложнее, чем собак. Удачи.
Самое страшное и необратимое было то, о чем я не рассказал ни Виллу, ни Андре: пару раз я приводил Ненависть в дом, на свою белую виллу, на полупрозрачный корабль, отчаянно рвущийся в море. Она сидела у огня, молчаливая, печальная, долго смотрела в пламя, вырывающее из сумерек то ее скорбно сжатые губы, то крутой излом бровей. Она доверяла мне. Она так мне доверяла.
Теперь, после разговора с Андре я собрал волю в кулак и не подошел к своей Ненависти, она долго грустила одна, там, на задворках, пела странную песню тоски, может, просто плакала.
Утром ленивое солнце никак не хотело выходить из теплой серой шерсти низких облаков. Неужели это тоже моя затея? Или такая фишка, заложенная в программу, чтобы потом усилить впечатление от хорошей погоды?
В конторе Вилл кивнул мне из-за своей прозрачной перегородки и постучал пальцем по циферблату старомодных наручных часов, печально покачал головой, Шекспир несостоявшийся. Я знал, что пришел вовремя, что Вилл имеет в виду мой завтрашний медосмотр. Работа никак не хотела лезть мне в голову, поэтому, как только появилась возможность, я ринулся к кабине перемещений и набрал код дома.
Сидя на берегу, я перебирал в уме разные способы убийства Ненависти, выискивая наиболее быстрые и безболезненные. Подсыпать яду в бокал? Я представил, как Эн выпивает напиток, хватается тонкими смуглыми пальцами за горло и падает с глухим стуком на каменную плитку у самого камина, укоризненно и молча глядя на меня. Застрелить ее? И долгие-долгие годы с упорством ребенка, ковыряющего полузажившую болячку, искать в стене след от пули, прошедшей навылет. Утопить в ванне? И каждый раз в водопроводной воде чувствовать живое тепло ее кожи.
Я встал, по привычке бросил в море монетку и поднялся к дому. Моя Прекрасная Ненависть была там же, где я ее и оставил, она оживилась при моем появлении и доверчиво протянула руку. Что сказать мне в оправдание своего малодушия? Это уже была живая девушка, отдельная от меня, молодая, желанная, да и что, черт возьми, ужасного в этих Пустынных Землях? Комфорт белоснежной виллы требует крови, требует тоски в глазах, пустоты в сердце. Не слишком ли много за морской пейзаж за окном? Я провалялся в горестных думах без сна всю ночь и встретил утро резью в глазах, туманом в голове. Утро наступало медленно, небо светлело, и звезды уже не казались такими яркими. Морская свежесть проникла в открытое окно и поманила наружу, туда, где сине-зеленая громада безуспешно пыталась подобраться к зарослям шиповника. Я не пошел бегать, я смотрел на нее, спящую рядом, и слушал ревнивый гул осиротевшего моря.
Позже она вышла проводить меня, запахнувшись в огромный платок с кистями, и сразу почувствовала мою тревогу. Я улыбался, пытаясь ее успокоить, я механически завязывал галстук, я все уже решил. Мне стало легко и тоскливо, я ясно понимал, что какое бы решение ни принял, не раз пожалею об этом, но что делать, пора становиться взрослым.
Пресловутый медосмотр был довольно далек от медицины и был похож, скорее, на техосмотр. Шустрые ребята в голубых комбинезонах понацепляли на меня кучу цветных датчиков, и долго регулировали их, бренча блестящими непонятными инструментами. Воздух в комнате уплотнился, наполнился электричеством, туго обнял меня за плечи, мешая шевелиться. Я уснул.
-Пора вставать! - незнакомый, но приятный человек в халате трогал меня за плечо.
-А? Пора? Совсем?
-Совсем. Поздравляю с зачислением в основной штат.
Было ясно только одно: приборы показали, что я годен к жизни в обществе, Пустынные Земли мне не грозят. А, может, после вчерашнего заседания решили испытывать меня, как образец инакомыслия и другого пути. Наших теоретиков не поймешь, их можно только наблюдать, пытаться узнать больше, чем тебе хотят показать, складывать в голове пазлы случайных знаний в одну общую картину. Но, скорее всего я сам увидел в Эн обычную живую девушку, полюбил ее, и ненависть пропала как чувство, а не как материальное тело. Как бы то ни было, меня не выгнали, дали выходной, отправили отсыпаться восвояси. Кабина перемещений двигалась удручающе медленно, мне было радостно, что все кончилось, но страшно вернуться в дом моей мечты и не увидеть там ее. Если приборы показали то, что надо, вдруг Эн исчезла навсегда, несмотря даже на мою готовность отбыть к Пустынным Землям?
Огонь в камине лениво облизывал поленья. С утра ничего не изменилось, не прошло ни минуты, но она бросилась мне навстречу, будто мы не виделись вечность. Она улыбалась мне, она впервые мне улыбалась, а по ее щекам текли крупные человеческие слезы.