Её никто не любил, одинокую полусумасшедшую старуху.
У неё не было настоящего дома или квартиры, она ходила в нелепых обносках и жила в крошечной бане, которая топилась по-черному. Баня принадлежала её дальнему родственнику, который из жалости приютил одинокую старушку, мужчина брезгливо стыдился её и редко появлялся на даче.
У неё не было настоящих друзей, да и ненастоящих тоже. Она не болтала запоем со старушками на лавочке, не судачила с жаром в очередях, её сторонились взрослые и побаивались дети, она ни разу никому не причинила зла, но мир отторгал её как легкие мокроту.
Её неохотно обслуживали в сельмаге, с нескрываемой ненавистью хряпая кости на весы. Она была невыгодным покупателем, всегда брала дешевые кости и никогда мясо.
У неё не было даже настоящего имени. В юности её звали Сусанной, но со временем имя затёрлось в людской памяти как старая надпись на застиранной бирке, и все стали назвать её почему-то Шурой, она не возражала, ей было всё равно.
Когда она умерла, плакала лишь одна маленькая девочка, что жила по соседству, тайком ночью в подушку. Девочку душили слёзы, но оплакивать такую неправильную бабулю было стыдно.
Когда она умерла, на её могиле не было ни венков, ни цветов, лишь маленький деревянный крестик. За гробом шел её любимый пес Рыжик и с облегчением вздыхающий родственник, приютивший старушку. Пса зачем-то все время отгоняли, но он не отставал.
Рыжик остался жить на сельском кладбище, его часто видели лежащим на могиле усопшей хозяйки неистово скулящим. Сердобольный сторож сколотил ему кривобокую будку, пёс жил в ней, пока он не умер не то от тоски, не то от старости.
![2 [минченко]](/img/m/minchenko_t_w/rasskaz-2/2178.jpg)