Аннотация: Статья опубликована в газете "Секретные материалы", N 26, 2018 г.
Татьяна Алексеева
Святой против отлученного
Сравнивая биографии этих двух известных людей, поражаешься то их удивительному сходству, то, наоборот, прямо противоположным вещам. Каждый из них как будто является зеркальным отражением другого: в чем-то они чуть ли не копии друг друга, но во многом "правое" и "левое" в их жизнях поменялось местами. Стоит ли удивляться, что два таких человека были непримиримыми идейными противниками и за их противостоянием следила вся страна?
Если перечислить основные вехи на жизненном пути священника Ивана Сергиева, известного сейчас под именем святого Иоанна Кронштадтского, и писателя Льва Толстого, окажется, что по времени они совпадают с удивительной точностью. Родились эти люди с разницей в один год, умерли с разницей в два года, тяжело болели, но выздоровели одновременно, выбор главного занятия в своей жизни тоже сделали в одном и том же возрасте... Одновременно обрели громкую известность, и к ним стали приезжать люди со всей России, одновременно обратили на себя внимание властей. Вокруг обоих возникли общественные движения, которые власть сравнивала с сектами и которые продолжили существовать даже после их смерти. Даже жены у обоих были страшно ревнивыми!
Однако все это сходство не касается того, чем эти люди занимались в своей жизни, во что верили и к чему призывали других. Здесь, наоборот, они оказываются стопроцентными противоположностями. Один посвятил всю свою жизнь Православной Церкви, другой ненавидел ее и пытался уничтожить. Один ежедневно помогал множеству людей и материально, и духовно, другой много говорил и писал о необходимости такой помощи, но почти все эти речи и статьи так и оставались пустыми словами. Один считал своего соперника опасным для людей и для веры и порой высказывался о нем крайне резко, другой презрительно игнорировал свое "отражение".
Жили они в соседних городах: один в Санкт-Петербурге, другой в Кронштадте, который в то время еще не стал частью северной столицы. Им было бы несложно встретиться, и в обоих городах одно время ходили слухи о том, что такая встреча имела место. Но на самом деле они так ни разу и не увиделись. И это придает истории их соперничества, их борьбе за человеческие умы особенно эпичный оттенок: словно это была борьба не двух людей, а двух абстрактных сил, настолько разных, что их встреча была просто-напросто невозможна.
Путь к своему призванию
Начались жизни Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского почти одновременно, но в зеркально разных условиях. Будущий всемирно известный писатель появился на свет 28 августа 1828 года в достаточно богатой и очень знатной и родовитой семье. В ней уже было три сына, а спустя два года после его рождения родилась еще дочь, и вскоре после этого его мать умерла. Воспитанием трех младших детей, в том числе и Левы, занялись три их тетушки, в отличие от его не особо религиозной матери, бывшие глубоко верующими. В результате если двое старших сыновей Марии Николаевны, воспитанные ею, выросли, как и она, равнодушными к религии, то младшие дети, благодаря тетушкам, верили в Бога, и двое из них остались православными христианами до конца жизни.
Лев Толстой почти не помнил Марию Николаевну, зато буквально купался в любви тетушек, так что его ранее детство, несмотря на потерю матери, можно назвать счастливым. Позже, когда он стал постарше, у него появился гувернер-француз, который иногда наказывал детей за непослушание, и впечатлительный Лева всегда сильно переживал из-за наказаний. Тем не менее, назвать подрастающего будущего писателя несчастным все же было бы неправильно: у него по-прежнему оставалось множество любящих родственников, он был здоров и полон сил, и перед ним были открыты любые жизненные пути - что бы он ни выбрал, влиятельная родня помогла бы ему в карьере.
Совсем иным было детство будущего святого Иоанна Кронштадтского. Общее с детством Толстого в нем только то, что семья Ивана тоже была очень религиозной. Он родился 19 октября 1929 года в селе Сура Архангельской губернии и был первенцем в бедной семье псаломщика Ильи Сергиева. Его дед по отцу был священником, дед по матери - чтецом в храме, и среди его более дальних предков тоже было очень много священнослужителей разных рангов.
Мальчик появился на свет очень слабым, казалось, что он вот-вот умрет, и отец крестил его в первые же минуты жизни, дав ему имя Иван. И хотя ребенок не умер, его отец с матерью все равно долгое время были уверены, что он проживет недолго - настолько уверены, что даже назвали Иваном одного из своих следующих сыновей, более здорового и сильного. Так что старший Иван рос в уверенности, что он ненадолго задержится в этом мире, в постоянном ожидании смерти. И хотя нельзя сказать, что родители и другие родственники не любили его - наоборот, они старались дать ему как можно больше любви, пока он еще жив - такое детство вряд ли можно назвать счастливым и беззаботным.
Если Лев Толстой мог выбрать, чем заниматься в жизни, то для Ивана Сергиева все было решено заранее: сыновья священников чаще всего продолжали дело отцов. Так что оба сына Ильи Сергиева, носившие одно и то же имя, отправились учиться в Архангельскую духовную семинарию, а после ее окончания старшего из них, делавшего большие успехи в учебе, взяли в Петербургскую духовную академию.
К тому времени, когда Иван Сергиев окончил академию и собрался принять священный сан, Лев Толстой успел попробовать себя в самых разных делах. Он проучился три года в Казанском университете, но потом бросил его, уехал на полтора года в имение Ясная Поляна и попытался установить там новые, более мягкие порядки для крестьян, но не особо преуспел в этом. Разочаровавшись в деревенской жизни, Лев отправился в Москву, а затем в Петербург и там увлекся азартными играми. А еще через год он написал свое первое литературное произведение - повесть "Детство" - и уехал на Кавказ, решив поступить на военную службу. Там он принял участие в нескольких сражениях Крымской войны и начал писать "Севастопольские рассказы".
Первый из этих рассказов был опубликован в журнале "Современник" в 1855 году - как раз в то время, когда Иван Сергиев стал священником.
Дела сердечные
Окончив духовную академию, Иван Сергиев впервые в жизни принял участие в устроенном выпускниками празднике - до этого тихий и замкнутый студент старался избегать шумных сборищ. На этом празднике он познакомился с дочерью пожилого настоятеля Андреевского собора в Кронштадте Константина Несвицкого Елизаветой и вскоре после этого предложил ей стать его женой. Все биографы Иоанна Кронштадтского пишут, что для него это был брак по расчету, так как отец Елизаветы, у которого не было сыновей, собирался уйти на покой, и таким образом его зять-священник унаследовал бы выгодное место в большом храме. Но это мнение выглядит слишком категоричным и совсем не вписывается во всю остальную жизнь отца Иоанна, в которой вообще никогда не было места ни малейшему расчету. Кроме того, в качестве аргумента, якобы подтверждающего, что Иван Сергиев не любил свою жену, биографы приводят тот факт, что она была некрасивой и, по тем временам, уже не очень молодой - ей, как и Ивану, было 25 лет, когда они познакомились. Но это "доказательство" брака по расчету выглядит и вовсе смешным. Красота - понятие субъективное, а для человека, живущего духовной жизнью, внешность избранника или избранницы вообще не имеет никакого значения.
Конечно, романтической любви между только что познакомившимися молодым человеком и девушкой, возникнуть не могло, но считать, что у них не было хотя бы взаимной симпатии, может только человек, ничего не знающий об их дальнейшей жизни.
Другой поступок, который тоже ставят Иоанну Кронштадтскому в вину, заключается в том, что он предложил Елизавете Несвицкой духовный брак, без супружеской близости, и таким образом лишил ее возможности иметь детей. Почему-то все историки уверены, что он поставил ее перед этим фактом уже после венчания, не поинтересовавшись, согласна ли она на такой вариант, потому что иначе, по их мнению, Елизавета отказалась бы выйти за него замуж. Но такой обман опять же совершенно не вяжется со всеми остальными поступками Ивана Сергиева, который был честным даже в мелочах, так что все же куда более вероятно, что решение о духовном браке эти два человека приняли вместе и еще до свадьбы.
Лев Толстой, в отличие от своего идеологического противника, женился по любви, а кроме того, о нем точно известно, что он переговорил с будущей супругой обо всем, что считал важным, до свадебной церемонии. Сделав предложение Софье Берс и получив ее согласие, он тут же вывалил на нее информацию обо всех своих прошлых любовных похождениях, включая походы в публичные дома, и даже дал ей прочитать дневниковые записи об этих "подвигах". Ему было тогда 34 года - солидный по тем временам возраст - а его невесте всего 20. Как и все девушки из высшего общества в то время, Софья мало знала об интимной стороне человеческой жизни, и внезапно обрушившаяся на нее информация о том, как проводил время ее жених, которого она искренне любила, привела ее в шок. И заставила всю жизнь ревновать мужа чуть ли не к каждой женщине, с которой он перебросился парой слов, мучиться самой и мучить всю семью скандалами.
Впрочем, супруга Ивана Сергиева тоже порой ревновала его к прихожанкам его храма, помогавших ему в благотворительных делах, что, к слову сказать, также свидетельствует против того, что в их браке не было любви.
Деньги - добро или зло?
Получив сан священника, Иван Сергиев стал сжулить в Андреевском соборе и с первых же дней своей жизни в Кронштадте начал посещать самые бедные и неблагополучные кварталы этого города. Это не очень одобрялось его начальством и вообще большинством священнослужителей: считалось, что духовное лицо должно находиться в храме и общаться с теми людьми, кто пришел туда сам, а не с теми, кому нет дела до церковной жизни. Но отец Иоанн считал, что сперва надо помочь нуждающимся людям в их земных проблемах, из-за которых у них не было возможности прийти в церковь. Он собирал пожертвования для малоимущих кронштадтцев, помогал женщинам делать домашние дела или присматривал за их детьми, пока они ходили на работу, сидел с больными и умирающими... Были случаи, когда Сергиев возвращался домой поздно ночью без денег и даже без сапог, так как отдал все, что у него было, своим подопечным. Но через несколько лет, когда он стал известен в Кронштадте, ему стали делать щедрые пожертвования многие богатые люди, и с тех пор он больше не оставался без денег: каждый раз после того, как он раздавал все нуждающимся, ему приносили еще больше.
Тогда же многие тяжело больные стали просить отца Иоанна помолиться об их выздоровлении, и в 1883 году в Кронштадте в петербургской газете "Новое время" вышло коллективное письмо с множеством подписей, в котором рассказывалось о людях, поправившихся именно после его молитв. А за год до этого на острове стараниями отца Сергиева был открыт первый в России дом трудолюбия - место, где нищие и бездомные могли бы получить работу, крышу над головой и еду. В том же году Лев Толстой опубликовал в газете "Современные известия" статью "О переписи населения", в которой много и красиво говорил о том, что в России имеется огромное количество нищих и малоимущих, живущих в ужасных условиях. Заканчивалась статья призывом помогать бедным, и именно с нее началось движение под названием "толстовство". Многие дворяне, в том числе писатели и художники, поддержали призыв Толстого и стали тоже писать и говорить на светских вечерах о том, как важно помогать нуждающимся. А многие простые люди попытались воплотить этот призыв в жизнь и отправились к Толстому в Ясную Поляну, надеясь, что он подскажет им, как это сделать. Как правило, они ехали к нему, уже продумав в общих чертах, как могли бы организовать благотворительную деятельность, или открыть школу в какой-нибудь деревне, или начать работать врачом. Часть из них просила у него денег для начального этапа этой работы, другие ехали просто посоветоваться, как лучше все организовать, но всех их ждало разочарование. Денег писатель никому не давал - даже на обратную дорогу тем, кто потратил все на эту поездку. Советов тоже не давал, кроме одного: вернуться домой и не заниматься глупостями. Больше того, однажды помещик Анатолий Буткевич попросил его собрать пожертвования для ученицы акушерской школы, чтобы она могла закончить учебу и начать работать в деревне - при его известности, многие согласились бы дать ему на это деньги. Но Толстой отказался делать это, ответив Буткевичу, что деньги - это зло, которое портит людей. В том же письме он упоминает в негативном ключе и Иоанна Кронштадтского, собирающего пожертвования и раздающего деньги всему городу - это, по мнению писателя, как раз и есть огромное зло, от которого сам он должен держаться подальше.
Взгляды Льва Толстого на лечение больных тоже были прямо противоположны взглядам Иоанна Кронштадтского. Если отец Иоанн собирал деньги на лечение заболевших, а безнадежных больных еще и исцелял своими молитвами, то Толстой, когда тяжело заболела его жена, писал в письмах о том, что борьба врачей за ее жизнь "неестественна" и что было бы правильнее ничего не делать и не мешать ей умереть.
На тропе войны
Впервые антиклерикальные мысли пришли Льву Толстому в голову во время войны на Кавказе. Он видел, как оперировали тяжело раненных в палатке, недалеко от поля боя, и это страшное зрелище произвело на него тяжелое впечатление, а чуть позже, оказавшись в более спокойном месте возле храма, он увидел церемонию отпевания, показавшуюся ему слишком пышной и неуместной в такое время. Выводы писатель из этого сделал "глобальные": решил, что людям вообще не нужны никакие церковные ритуалы и что именно он должен "отучить" от них верующих. В дальнейшем Толстой несколько раз возвращался к этой идее и упоминал в письмах, что собирается написать "материалистическую версию Евангелия", и в конце концов, много лет спустя, это было сделано. Сначала появилось "Соединение и перевод четырех Евангелий", в котором отрицались все упоминаемые в Новом Завете сверхъестественные моменты, а потом еще и роман "Воскресение", в котором автор злобно высмеивал церковные таинства. В этих произведениях, а также в статьях и в публичных выступлениях Толстой прямым тестом заявлял о том, что не верит ни в какие таинства, отрицает ритуалы и считает Церковь не нужной "образованному и просвещенному человеку". Так что его отлучение от Церкви было всего лишь закономерным ответом на эти выступления: писатель сказал, что не хочет состоять в ней, и его желание было исполнено. Причем он мог вернуться к православию в любой момент, о чем ему до конца жизни напоминали многие священники и верующие знакомые.
После этого события движение толстовцев тоже стало антиклерикальным, и верующие заговорили о его опасности для страны и для "неокрепших умов". Иоанн Кронштадтский считал эту опасность очень серьезной и старался развенчать учение Толстого в своих проповедях и в посвященной этому брошюре, а в его дневнике стали появляться резкие высказывания о писателе, которые до сих пор ставят ему в вину. Хотя в том же дневнике есть и запись о том, как отцу Иоанну приснилось, что его зовут к больному Толстому и что, узнав об этом, он сразу же бросился к нему. А значит, даже если Иван Сергиев иногда и поддавался гневу, думая об этом писателе, подсознательно он готов был помогать ему так же, как и всем остальным людям.
Сам Лев Толстой при этом почти никогда ничего не говорил и не писал об отце Иоанне, пока тот был жив. И только после смерти знаменитого кронштадтского священника писатель публикует статью, в которой высказывается против его канонизации и презрительно называет его "добрым старичком" и "неодушевленным предметом", которому не следует поклоняться. Только теперь, когда Иоанн уже точно не мог ничем ему ответить, "доблестный" борец с Церковью не боялся оскорблять его.
Самому ему оставалось жить еще два года...
Конец "культа личности" Толстого
Кого же считать победителем в этой борьбе теперь, спустя больше ста лет после смерти ее участников? Весь ХХ век безоговорочным победителем выглядел Лев Толстой. Его изучали в школе, его романы экранизировали, он был символом "борьбы с мракобесием", и прочитать его книги был обязан "каждый уважающий себя образованный человек". Что же касается Иоанна Кронштадтского, то о нем до перестройки знали только немногие воцерковленные православные христиане.
Но именно фанатичное поклонение Льву Толстому, в конце концов, привело к тому, что в перестройку маятник резко качнулся в обратную сторону. Вместе с критикой советского прошлого началась и критика Толстого: его дневники начали обсуждать только в негативном ключе, выискивая в них все самое неприятное и обвиняя его даже в том, чего он не совершал. А финалом в этом "развенчании кумира" стал появившийся недавно в сети текст воспоминаний малоизвестного писателя начала ХХ века Сергея Николаевича Толстого, приходящегося Льву Толстому дальним родственником, который выдается за мемуары одного из сыновей Льва Николаевича, тоже носившего имя Сергей. Писатель Сергей Толстой рассказал в своих записках о своем деспотичном отце, Николае Толстом, который держал в страхе всю семью и кроме всего прочего запрещал детям читать и сжигал в печи книги. Лев Толстой никогда не наказывал своих детей и не жег книги, но после публикации в сети этих мемуаров современные люди уверены, что он все это проделывал. А те люди старшего поколения, которые по-прежнему считают Льва Толстого идеалом, почему-то даже не пытаются выступить в его защиту.
Ну а к Иоанну Кронштадтскому, в 1964 году канонизированному Русской Православной Церковью за границей, а в 1990-м - Русской Православной Церковью, каждый день обращаются с молитвами тысячи верующих, готовых, если понадобится, защищать его память от ложных обвинений.
Так что ответ на вопрос, за кем из противников осталась победа, теперь, пожалуй, очевиден...