Аннотация: Повесть для конгресса фантастов "Бастион". Раздел соавтора находится здесь.
Павел Виноградов
Татьяна Минасян
Это фантастическая повесть,
все сюжетные совпадения
с реальными событиями случайны
Сабля цесаревича
Пролог
На длинном накрытом столе замерли расставленные в идеальном порядке тарелки, чашки и приборы. В центре блестели полукруглые фарфоровые колпаки, закрывавшие поданные к завтраку блюда - их так и не сняли, вся еда осталась нетронутой. Сидящий за столом мужчина даже не смотрел на них - о еде он теперь думал в последнюю очередь. Всеми своими мыслями и чувствами, всей душой он был в тот момент в соседней комнате, из которой сначала доносился негромкий стон, а потом пронзительные женские крики.
Он сидел неподвижно - только с каждой минутой все больше сутулился, а во время самых громких криков прижимал ладони к лицу. И лишь после того, как до него донесся новый крик - еще более пронзительный младенческий - он как будто бы вернулся в реальность и огляделся вокруг удивленным взглядом. Казалось, ему приходится не без труда вспоминать, где он находится и что вообще происходит.
Младенец, между тем, продолжал кричать, громко заявляя всему миру о том, что он теперь тоже стал его частью. А потом за дверью послышались торопливые шаги, и в комнату заглянула женщина в белом головном уборе, скрывающем волосы.
- Ваше величество, это мальчик! - выпалила она и тут же, смутившись, начала бормотать какие-то извинения.
Но мужчина махнул рукой, делая ей знак, чтобы она продолжала рассказывать.
- Мальчик? - переспросил он, словно не веря своим ушам. - И как..? Все хорошо..?
- Да, все хорошо, идите к ним! - быстро ответила женщина.
Ее собеседник шумно вздохнул и перекрестился. Взгляд его остановился на висящих на стене часах.
- Неужели прошло всего полчаса?! - изумился он и быстрым шагом вышел из комнаты.
Через несколько минут он уже стоял возле широкой кровати, на которой, утопая в подушках, лежала бледная, но счастливо улыбающаяся красивая женщина, и держал в руках крошечный сверток с младенцем. Ребенок больше не плакал, его личико было спокойным, а взгляд блуждал по комнате, как будто он пытался понять, где теперь находится.
А вот отец смотрел на новорожденного сына с нескрываемой тревогой. Словно боялся за его будущее, словно предчувствовал что-то плохое и даже трагичное...
- Надо дать телеграмму в Петербург, - сказал он, наконец, поворачиваясь к нескольким застывшим в дверях людям. - О том, что сегодня у меня родился сын. Наследник Российской Империи.
Император открыл глаза. Огромный зал вокруг него исчез, он был в собственной спальне, тоже довольно просторной, но все же меньших размеров. Сквозь щель между шторами пробивался розоватый луч света - солнце явно еще только всходило. Электронное табло показывало без десяти пять. Скоро его придут будить, скоро начнется самый важный день в его жизни. И в жизни его страны.
В памяти всплыл только что увиденный сон, и император грустно улыбнулся. Давно у него не было таких сновидений! Но как и прежде, оно было ярким и реалистичным - он не просто видел страницы истории, а как будто по-настоящему присутствовал в прошлом, невидимый для живших тогда людей, но слышащий каждый шорох, замечающий каждую деталь происходящего, ощущающий запахи...
Разница была лишь в том, что тогда, много лет назад, он долго не мог понять, что именно ему снится. И даже после того, как начал догадываться, кого видит во сне, ему не сразу удалось поверить в это, признаться самому себе, чему каждую ночь становился свидетелем.
Закрыть глаза на то, что кажется пугающим - роскошь, которую он уже давно не мог и никогда больше не сможет себе позволить.
Император встал с кровати, подошел к окну и раздвинул тяжелые шторы. Спальню залил свет восходящего солнца, и выглянувший в окно мужчина в очередной раз подумал о том, как же красива в это раннее время летняя подмосковная природа. И как же хорошо, что он проснулся чуть раньше, чем должен был встать - у него есть еще несколько минут, чтобы полюбоваться окружающими его резиденцию вековыми елями, подсвеченными розовым светом. Потом ему будет не до этого...
Он накинул халат, подошел к божнице, перекрестился и привычно погрузился в утреннюю молитву.
Скрипнула дверь, и в спальню заглянул свежеиспеченный царский камердинер.
- Ваше величество... - начал он негромко и тут же осекся. - О, вы уже встали!
- Доброе утро, - император поглядел на слугу с некоторым удивлением. - Но пока можешь звать меня на "ты" и по имени - не стал я еще величеством...
- Уже стали, - возразил камердинер. - С того дня, как Россия снова стала называться империей.
Глава I
За тридцать лет до этого
Перед входом в седьмой "А" класс, в котором учился Пожарский, нужно было приготовиться к чему угодно. И Паша, как всегда, был готов ко всему. Поэтому, открыв дверь, он уже в следующую секунду успел уклониться от летящей прямо ему в лицо тряпки для стирания мела с доски, а еще через мгновение поймал вторую тряпку и бросил ее обратно, в ту сторону, откуда она прилетела. Тряпка попала в правильную цель - тот, кого она ударила по лбу, раздосадовано вскрикнул, а весь остальной класс залился смехом.
Павел пожал плечами и направился к своему месту. Возле его парты уже вертелись двое одноклассников с тетрадками в руках, и он, подходя к ним, привычно покачал головой:
- Списать не дам, могу только объяснить, как надо было решать.
Один из мальчишек с тетрадью недовольно скривился и, махнув рукой, отошел к своему месту. Другой остался стоять рядом с партой, неуверенно поглядывая то на Пожарского, то на дверь класса, в которую в любой момент могла войти учительница.
- А успеешь объяснить? - недоверчиво спросил он, не без труда перекрикивая стоящий в классе галдеж.
- Попытаюсь, - Паша уселся на свое место, кивнув товарищу на соседний стул, пока еще свободный - его соседка по парте, как всегда, опаздывала.
- Пожар! - крикнул еще один ученик с задней парты. - А инглиш тоже не дашь списать?
- Не дам! - отозвался Пожарский. - На перемене объясню, если хочешь!
- А, ну давай на перемене, - не слишком охотно согласился его однокашник.
- Коне-е-ечно, Пожару легко говорить, всегда все сам понимает... - протянул еще один недовольный голос с задних парт, и несколько других голосов согласно загудели в ответ.
Павел, проигнорировав эти стенания, наклонился к тетрадке усевшегося рядом с ним товарища:
- Короче, такие задачи надо решать с помощью уравнения...
Следующие несколько минут прошли все в том же шуме и суете. В класс вбегали все новые школьники, над их головами пролетали тряпки, двое мальчишек на задней парте начали драться и скатились со стульев на пол, компания девочек бурно обсуждала "ту Катьку из параллельного", а Паша продолжал решать на листке бумаги задачу, наклонившись к самому уху одноклассника и комментируя ему каждое свое действие. Тот в ответ лишь кивал головой и торопливо переписывал появляющиеся на листке цифры к себе в тетрадь.
- Ну ты хоть что-нибудь запомнил? - проворчал Пожарский, написав ответ. Сидящий рядом мальчик с серьезным видом закивал, и Павел не удержался от вздоха:
- Ладно, значит, после уроков я тебе еще раз все объясню.
К этим словам его одноклассник отнесся явно без восторга. Но спорить он не стал, тем более, что в коридоре уже звенел звонок, а в класс входила учительница, следом за которой вбежала запыхавшаяся соседка Паши по парте. Шум начал постепенно стихать, школьники разбежались по своим местам, и Пожарский, лишь теперь обнаружив, что еще не достал нужные тетрадь и учебник, торопливо полез за ними в портфель.
- Успокаиваемся, успокаиваемся, - усталым голосом пробормотала учительница, усаживаясь за свой стол и оглядывая класс. - Кто сегодня дежурный? Пусть подберет тряпки и сотрет с доски.
Девочка, только-только устроившаяся за партой рядом с Пожарским, снова вскочила и бросилась вытирать изрисованную доску. На ее половине парты остались лежать стопка тетрадей и ворох каких-то бумажек. Паша скользнул по ним не особо заинтересованным взглядом, но тут одна, похожая на рекламную листовку, привлекла его внимание, и он, придвинув ее поближе, стал разглядывать более пристально, пользуясь тем, что хозяйка была занята доской.
В первый момент подростка заинтересовала большая красная надпись "12+", обведенная кружком. Приглядевшись к бумажке, он обнаружил, что это не реклама, а входной билет в расположенный на соседней улице ночной клуб. Вот только время на билете стояло весьма необычное для такого заведения: 14.00.
Дольше разглядывать билет Пожарскому не удалось - соседка вернулась на свое место и сдвинула все бумаги на край парты, а потом еще и положила на них дневник с тетрадью. Паша сделал вид, что смотрит в другую сторону.
- Так, есть ли желающие пойти к доске и решить там заданную на дом задачу? - поинтересовалась преподавательница. Особой надежды на то, что такие добровольцы найдутся, в ее голосе не было.
Паша мельком взглянул на доску с меловыми разводами. Ему бы не составило труда написать на ней решения всех заданных на дом задач, но он еще в первом классе понял, что не стоит быть выскочкой, который постоянно рвется отвечать. Учителя, конечно, будут этому рады, но вот с одноклассниками найти общий язык не получится. Так что он не стал тянуть руку, тем более, что к доске уже вызвалась сидящая на первой парте отличница. Вместо этого Пожарский пихнул локтем в бок свою соседку:
- Ты домашку сделала?
- Ну да, - отозвалась девочка.
- Тогда лучше вызовись на вторую задачу, - посоветовал Паша. - Иначе тебя наверняка завтра спросят. А завтра будут спрашивать новую тему.
- Ты-то откуда знаешь?
- В учебнике в следующие разделы заглядывал - это иногда полезно.
Девочка фыркнула, но потом с задумчивым видом открыла свою тетрадь и стала перечитывать вторую сделанную дома задачу. Паша же едва дождался, пока его одноклассница, вызвавшаяся к доске первой, не закончит отвечать и пока следом за ней не поднимет руку его соседка. Стоило ей уйти к доске, и он незаметно придвинул к себе билет в ночной клуб и внимательно изучил его. Билет действительно был на какое-то мероприятие в клубе, начинающееся в два часа дня для детей старше двенадцати лет, причем число на нем стояло сегодняшнее. И это оказалось не единственной его странностью. Ко всему прочему, он был на одного человека, но внизу Пожарский обнаружил приписку "Приводи с собой подруг!"
Пока Паша раздумывал, с чего бы это взрослый клуб начал устраивать какие-то мероприятия для несовершеннолетних, обладательница билета закончила отвечать и направилась к своему месту. Пожарский быстро отодвинул от себя билет и уткнулся в свою тетрадь, но краем глаза продолжил следить за соседкой. Вскоре его любопытство разгорелось еще сильнее - девочка села за парту, достала из дневника чистый листок бумаги, оторвала от него небольшой кусочек и принялась что-то строчить на нем. "Галка, пойдем сегодня вместо шестого урока в "Юнити" - у них в два танцы для подростков, - с трудом разобрал Паша ее торопливый почерк. - Ответ пиши здесь, я мобилку дома забыла".
Дописав, ученица несколько раз сложила бумажку, стукнула по спине сидящего впереди мальчишку и, протянув ему записку, указала на свою подругу, скучающую на первой парте в соседнем ряду. Спустя несколько минут записка вернулась к ней с ответом: "Нас туда пустят?"
"Да, там специальная программа для тех, кому от 12 до 18, - написала соседка Паши. - У меня есть билет, по нему можно сколько угодно подруг привести".
На этот раз ответа пришлось ждать еще меньше. "А можно Ирку и Маринку позвать?" - спросила Галка, и ее подруга торопливо согласилась: "Зови всех, кого хочешь, я тоже сейчас Клюеву и Липкину приглашу".
- ...А теперь я вам расскажу про новый тип уравнений, - вещала, тем временем, учительница. - Пожарский, куда ты смотришь? Списывать пока нечего, и ты вроде бы не имеешь этой дурной привычки!
Класс захохотал, а Паша поспешно отвернулся от строчащей очередной ответ на свою записку соседки. Сама она, возмущенно хмыкнув, сунула бумажку, на которой вела беседу с подругой, под тетрадь. Больше Пожарский в ее переписку не заглядывал, но ему это и не требовалось - он и так узнал все, что хотел. Вот только теперь ему надо было решить, что делать с этой информацией...
Весь урок, куда бы он ни посмотрел, его одноклассницы незаметно писали сообщения в спрятанных под партами телефонах или записки для его оставшейся без мобильника соседки по парте. А на перемене, когда класс переходил в кабинет биологии, большинство девчонок, включая даже главную отличницу, сбились в кучу и ввалились в туалет, шепотом что-то обсуждая и громко хихикая. Можно было не сомневаться, что женская половина шестого "А" сбежит с последнего урока почти в полном составе. Да и те девочки, кого не позвали в клуб, скорее всего, скажут друг другу "Что мы, рыжие что ли?" и тоже смоются из школы. А за девчонками - тоже можно не сомневаться! - разбегутся и парни, так что на шестой урок, скорее всего, вообще никто не явится. Хотя на нем новая молодая учительница русского языка собиралась устроить первую в этой четверти проверочную работу. И если на ее урок не явится весь класс, да еще на второй день нового учебного года, у нее будут неприятности с завучами и директором - а ее, как было известно Пожарскому из подслушанного разговора двух других учителей, начальство и так не особо любит, потому что на ее место хотели взять кого-то по блату. Может быть, за один сорванный урок ее из гимназии и не выгонят, но у начальства появится лишний повод для этого. Значит, "критическая масса" таких поводов наберется быстрее, и ее уволят раньше. А на ее место возьмут ту, другую, которую собирались взять по знакомству - скорее всего, ничего толком не умеющую, иначе она была бы в состоянии устроиться на работу без протекций. Классу от этого будет только хуже, и самому Паше учиться станет еще скучнее. Да и теперешнюю русичку жалко - пусть она не самый авторитетный преподаватель, зато ее интересно слушать, даже когда она рассказывает то, что он и так уже знает.
Все эти мысли пробежали в голове у Павла меньше чем за пару минут, пока он шел из одного кабинета в другой. А вот над следующей мыслью он уже задумался надолго: как помешать девчонкам слинять с урока?
Эту задачу Пожарский решал весь урок биологии, лишь изредка отвлекаясь от своих напряженных дум и прислушиваясь к тому, о чем говорила учительница. А его одноклассницы продолжали переписываться, явно обсуждая предстоящую авантюру - почти все держали руки под партами, на ощупь набирая сообщения и тихо хихикали в кулак, а на тетрадь его соседки то и дело прилетали свернутые бумажки. Некоторые девчонки уже сейчас, хотя шел только второй урок, доставали из портфелей зеркальца и изучали свое отражение, поправляя растрепавшиеся волосы. Паша мог бы поспорить, что сразу после звонка они побегут на первый этаж, к гардеробу, где висело на стене большое зеркало, и всю перемену будут перед ним прихорашиваться.
Учительница биологии рассказывала что-то про амеб, но Пожарский ее почти не слышал. Он машинально перелистывал учебник, думая только об одном: как сделать так, чтобы с последнего урока не сбежала хотя бы часть класса? Рассказывать о том, что замыслили его однокашницы, он никому не собирался - если это сделать, классная руководительница непременно потом проболтается, что это он настучал на девчонок, и тогда ему наверняка объявят бойкот и девчонки, и парни. "И сбудется твоя мечта - никто не будет приставать, чтобы ему списать дали или непонятную тему объяснили!" - невесело усмехнулся про себя подросток, а потом вдруг почувствовал, что начинает злиться. Ну уж нет, избавляться от "просителей" такой ценой он не будет! Ему и так не с кем общаться на интересные для него темы - а уж если с ним вообще перестанут разговаривать... Нет, надо придумать что-то другое. Но что?
Он долистал учебник до конца и перевел взгляд на окно. Там светило все еще яркое, несмотря на осеннее время, солнце, и пролетала вытянувшаяся в клин стая каких-то птиц. "В теплые страны торопятся, - машинально подумал Паша, но потом его мысли снова свернули на больше всего волновавший его вопрос. - Прямо, как наши девчонки, когда им хочется в клуб сбежать. Потом наверняка захочется и по вечерам туда бегать, с какими-нибудь иностранцами знакомиться, чтобы, как эти птицы, за границу улететь..."
- Пожарский, на доску надо смотреть, а не в окно! - прервала его размышления биологичка. - О чем я сейчас говорила?
Паша понятия не имел, о чем только что шла речь, но, как всегда, быстро сориентировался.
- Извините, Ольга Викторовна, можно выйти? - спросил он, поднимая руку, и учительница нехотя кивнула:
- Иди.
Класс захихикал, но на это Пожарскому было наплевать. За мгновение до того, как его окликнула биологичка, ему как будто бы пришла в голову мысль о том, как можно помешать девчонкам сорвать последний урок. Кажется, пришла... Ее надо было срочно додумать, и сделать это можно было только в одиночестве и в тишине.
Подросток быстрым шагом вышел из класса и оказался в пустынном полутемном коридоре. Теперь можно было думать спокойно - никто ему не помешает, если только кого-нибудь из школьников не выгонят с урока за плохое поведение. Впрочем, такое было всегда возможно, так что Пожарский поспешил выйти на лестницу и спуститься на половину пролета. Взгляд его снова остановился на окне - в чистом синем небе уже не было перелетных птиц, но Паше казалось, что он по-прежнему видит их и даже слышит их голоса. И он уже знал, что может сделать, чтобы не дать одноклассницам сорвать урок и подвести новую учительницу.
Пожарский вернулся в класс и с трудом досидел до конца урока. На перемене, как он и предполагал, почти все женское население седьмого "А" класса переместилось на первый этаж к большому зеркалу и принялось прихорашиваться перед ним. Паша тоже спустился в холл, отошел в один из углов и, достав из кармана мобильник, сделал вид, что набирает чей-то номер.
- Алло? - заговорил он затем, приложив телефон к уху. - Привет, мам. Да, у нас перемена, вот, перезваниваю... - он сделал довольно длинную паузу, а потом продолжил с удивленным видом, повысив голос. - Да ну, правда что ли? Очень интересно... А он хоть по-русски нормально понимает? Иначе как с ним общаться-то... А, ну тогда еще ничего... Что? Да не замерз я сегодня, тепло же еще! Да, и зонтик у меня с собой. Ну все, мам, пока, скоро перемена кончится!
Сделав вид, что разъединяется, и сунув телефон обратно в карман, Паша завертел головой, словно выискивая кого-то в толпе школьников, а потом зашагал к лестнице мимо причесывающихся перед зеркалом одноклассниц. Девочки проводили его заинтересованными взглядами, а одна из них даже шагнула было за ним следом, но потом одернула себя и все-таки осталась на месте. Пожарский же с загадочным видом пришел в кабинет математики, где у их класса должен был быть следующий урок, поставил свой портфель на парту и принялся рыться в нем, то выкладывая, то убирая обратно учебники и тетради. За этим занятием его и застали прибежавшие в класс девочки. Они расселись по своим местам, бросая на него любопытные взгляды, но сам он, казалось, не обращал на них ни малейшего внимания.
И только когда его соседка по парте тоже заняла свое место и полезла в рюкзак за учебником и тетрадью, Паша внезапно повернулся к ней:
- Слушай, у тебя французского словарика с собой нет случайно?
- Да нет, - удивленно развела руками девочка. - Сегодня же нет французского. Зачем он тебе понадобился?
- Да мне мама позвонила, сказала, что к нам может прийти практикант-француз, который в Питере учится, - объяснил Пожарский. - Вроде бы как должен прийти в наш класс на русский и провести у нас проверочную. Маме еще утром позвонили, оказывается...
Его мать была не только активным членом родительского комитета, но и главой местного совета муниципальных депутатов. Так что причин не верить Павлу у соседки по парте не было - его маме и правда могли сообщить, что к ее сыну на урок придет практикант, или какая-нибудь проверка, или еще кто-нибудь важный. Слабым местом в легенде было только то, что обычно практикантов отправляли в гимназию в конце учебного года, а не в начале, но на случай, если бы одноклассница засомневалась в его словах, у Паши было заготовлено объяснение - он сказал бы, что практикант-иностранец пересдает практику, которую ему не удалось сдать весной. Однако, как оказалось, он зря так перестраховывался - соседке и в голову не пришло, что с мифическим студентом что-то не так, и она тут же засыпала Пожарского вопросами:
- Твоя мама что-нибудь конкретное про него говорила? Откуда он, из какого города? Почему у нас учится?
- Нет, она сказала только, что это студент из Герцена и что ему нужен зачет по практике, - ответил Паша, а потом, чуть помолчав, добавил, словно только что вспомнил. - А, еще она назвала его "симпатичным мальчиком" и сказала, чтобы я его не подкалывал умными вопросами. Так и говорит: "Не мешай ему, он такой милый мальчик, симпатичный, жалко его в ваш класс отправлять!"
Рядом с их партой остановились еще две девочки, с интересом прислушивавшиеся к разговору. Соседка Паши поманила их еще ближе к себе и принялась заговорщицким шепотом пересказывать новость:
- Девки, Пашка говорит, на последний урок придет практикант-француз! Молодой, красивый и богатый!
Пожарский с трудом удержался, чтобы не засмеяться - о том, что выдуманный им иностранец богатый, он вообще-то не говорил. Но теперь созданный им образ практиканта уже начал жить самостоятельной жизнью.
- Откуда ты знаешь? Это точно? - заинтересовались девочки.
- Не совсем точно - мама сказала: скорее всего сегодня на последний урок, - ответил Павел. - У студентов иногда бывают внезапно какие-то дополнительные занятия.
- Что делать будем? - спросила его соседка своих подруг, и те растерянно переглянулись. В класс, тем временем, заходили остальные семиклассники, в том числе и девчонки. Соседка Паши заспешила к ним навстречу, и вскоре почти все девочки уже шушукались в углу, пытаясь сделать нелегкий выбор - сбежать с урока в ночной клуб, открывший днем двери для несовершеннолетних, или остаться в школе, чтобы познакомиться с молодым иностранцем, который когда-нибудь закончит учебу в России и вернется домой, в Европу, туда, куда мечтают уехать "все уважающие себя люди".
Их "военный совет" прервали звонок на урок и вошедшая в класс математичка. Девочки разбежались по своим местам, и в течение следующих сорока пяти минут яростно переписывались с помощью сообщений в чатах, СМС-ок и записок, содержание которых Пожарский мог бы "предсказать" с точностью до буковки. Его соседка ерзала на месте, вертелась, подавая своим подругам какие-то знаки, и не успокоилась даже после нескольких замечаний от учительницы. Паша приглядывал за ней краем глаза, но даже не пытался прочитать ее записки - он и так прекрасно знал, о чем в них сейчас идет горячий спор.
На следующей перемене седьмые классы обедали, но из девочек, учившихся в седьмом "А", большинство снова провели почти все время перед зеркалом в холле, и лишь немногие успели еще и забежать в столовую. Четвертый и пятый уроки прошли в бурной переписке, тщательно скрываемой от учителей и оттого еще более напряженной. Пару раз сообщения получил и Паша - кое-кто из девочек решил еще раз спросить у него, точно ли на шестой урок должен прийти француз, и Пожарский оба раза повторил, что "это не совсем точно, но скорее всего".
На последней перемене одноклассницы Пожарского в полном составе ушли в туалет - к ним присоединились даже те две девочки, с которыми никто не дружил и которые не прихорашивались на других переменах и явно не собирались идти в клуб. Судя по всему, в туалете спор о том, идти или не идти на урок, дошел до самой горячей стадии, потому что после звонка девчонки выбежали оттуда рассерженные и раскрасневшиеся. Паша, стоявший неподалеку у стены и делавший вид, что тоже переписывается с кем-то в телефоне, проследил, как его однокашницы, поправляя свои навороченные прически, спешат в кабинет русского языка - туда направились все, кроме его соседки по парте. Ее Паша так и не дождался - в класс явилась учительница, и ему тоже пришлось войти туда. Впрочем, догадаться, что соседка затаилась в туалете, чтобы после звонка, когда в коридорах никого не будет, уйти из школы, было нетрудно. Некоторое время он еще ждал, что она все-таки передумает и прибежит на урок, но после того, как учительница отметила отсутствующих и велела всем достать чистые тетрадные листы для проверочной работы, а соседка так и не появилась, ему окончательно стало ясно, что она выбрала поход в клуб.
Остальные же девочки вскоре пожалели, что не последовали ее примеру, но сбегать с урока было уже поздно. Русичка написала на доске задания, ни слова не сказав о практиканте, и на телефон Пожарского тут же посыпались новые сообщения. Тот, прочитав их и найдя глазами их возмущенных авторов, лишь развел руками, изобразив на лице удивление.
Потом он перестал переглядываться с обиженными одноклассницами и сосредоточился на заданиях. Было ясно, что девочкам, думающим только о несостоявшемся побеге в клуб, будет не до мягких знаков после шипящих, так что они вряд ли получат за эту работу хорошие оценки. Значит, у новой учительницы все равно будут неприятности, пусть и не такие серьезные, как если бы с ее урока сбежал почти весь класс, и стоило попытаться свести их к минимуму - хотя бы самому написать проверочную на "отлично".
После урока Павла ждало суровое испытание - ему пришлось отбиваться от разгневанных девчонок и раз за разом повторять, что "он вообще-то не обещал, что иностранец точно придет" и что "откуда ему знать, может, мама что-то перепутала". Мальчишки, глядя на эту сцену посмеивались, но не слишком громко - помнили, что в ближайшее время им наверняка понадобится помощь Пашки с уроками.
Девочки последовали за Пожарским в гардероб, а оттуда - на улицу, продолжая ругаться и обещать, что больше они "никогда-никогда ни одному его слову не поверят". В какой-то момент Паше показалось, что они будут сопровождать его до самого дома, и потом все соседские пацаны затроллят его тем, что он пришел "с почетным эскортом из красавиц". Но в конце концов, видя, что он не огрызается в ответ на их ругань и вообще пропускает все их обидные словечки мимо ушей, девчонки немного успокоились и переключились друг на друга.
- Я говорила - надо со Светкой в клуб идти! А ты заладила - "Нельзя такой шанс упускать, нельзя такой шанс упускать"! - крикнула одна из семиклассниц, тыкая пальцем в свою подружку.
- Ты же сама потом сказала, что одного француза на всех не хватит! - возмутилась та, и все остальные девчонки тоже загалдели, перебивая друг друга и высказывая свои мнения о том, кто из них виноват в случившемся.
Паша не стал дожидаться конца этой перебранки и зашагал дальше. Вскоре звонкие голоса его одноклассниц стихли далеко позади, и подросток вдруг почувствовал, что вовсе не рад удачно проведенной "операции по спасению русички". Наоборот, ему было как-то тоскливо. И не потому, что девчонки обиделись на него и теперь несколько дней будут болтать о нем всякие гадости - он с самого начала понимал, что так будет и что чуть позже они забудут о вымышленном иностранце и снова начнут просить у него списать или объяснить им что-то сложное.
Нет, противно ему было от чего-то другого. И он знал, что уже не первый раз испытывает это чувство. Иногда оно накатывало на него после школы, иногда - после общения с родителями или после визитов к дядям и тетям, а бывало и после поездки в метро или маршрутке среди ругающихся и толкающихся пассажиров... Пожарский не отказался бы поговорить об этом с кем-нибудь, попробовать объяснить, что ему не нравится в людях - но с кем он мог бы это обсудить? Не с самими же этими людьми!
Паша в сердцах пнул попавшуюся ему на пути банку из-под пива и прибавил шагу. Обычно он не сразу шел после уроков домой, а подолгу бродил по улицам - дома его ждало давно надоевшее мамино ворчание и упреки в том, что он опять забыл что-то убрать за собой. Но сейчас гулять не хотелось, сейчас почему-то было особенно паршиво...
Пожарский почти бегом преодолел ведущую к дому дорожку, и уже открывая дверь своего подъезда, снова увидел того парня. В последние дни летних каникул Павел постоянно встречал его в самых разных местах - то у школы, то там, куда его заносило во время прогулок. Каждый раз этот невысокий, худой и аккуратно причесанный подросток лет четырнадцати как будто бы случайно попадался ему на глаза, и Паша успевал заметить, что он наблюдает за ним. Но стоило Пожарскому самому посмотреть в его сторону, и он уходил, сворачивал за угол или скрывался среди кустов.
"Может, ему тоже не с кем дружить, потому что все вокруг... такие идиоты?" - пришло вдруг Пожарскому в голову. Мысль была для него слишком сентиментальна, но он, к собственному удивлению, уже собрался было подойти к этому мальчишке и прямо спросить у него, что ему надо. Но тут дверь его подъезда открылась, из дома вышел сосед, и Паша на секунду отвлекся от незнакомца, чтобы поздороваться - а когда он снова посмотрел в ту сторону, где стоял странный подросток, там уже никого не было.
Глава II
Впервые этот дурацкий приступ тоски накатил на Павла года два назад, а в последнее время это повторялось все чаще. Ничего не радовало, не хотелось играть во дворе с пацанами, смотреть любимый канал Discovery, рубиться в Crusader Kings II, перебирать свою небольшую коллекцию ножей. Даже читать неудобные бумажные книги не хотелось, хотя уж это занятие ему не приедалось никогда. Он думал, что заболел, но потом понял, что дело не в его организме, а в душе.
Тогда Павел переставал общаться с родителями и больше не встревал во всевозможные школьные движухи, которые в нормальном состоянии мог и сам замутить. Просто уходил из школы или из дома и бродил по городу - медленно шел вдоль речек и каналов, подолгу сидел в скверах, пробирался запутанными маршрутами проходных дворов, забирался через открытые парадные на крыши и сидел там, глядя вниз. Довольно часто в этих походах происходили приключения, порой такого свойства, что, узнай о них мама, она слегла бы с сердцем. Но все кончалось, как правило, благополучно, через пару дней тоска отходила, и он становился самим собой - умным, ироничным, общительным, хоть и слегка суховатым Пашкой Пожаром.
Сегодня на него снова накатило прямо на уроке истории. Учительница, рассказывая о временах Ивана Грозного, упомянула вдруг убийство Павла I - в том смысле, что в XVI веке гражданское общество в России не достигло еще того уровня, чтобы возникла сама идея убийства царственного тирана. Пожарский знал, что Павел никаким тираном не был, и вообще эту тему не любил. Он прочитал книгу историка Натана Эйдельмана о Павле года полтора назад, и от нее на него повеяло чем-то жутким. Теперь под рассказ учительницы он видел мрачные темные коридоры замка, ломящихся в двери убийц, прячущегося за кроватью обреченного царя...
В общем, он сбежал после истории, отряся с ног прах урока геометрии, которую недолюбливал, и сейчас нелегкая занесла его на Сенную. Впрочем, бывать здесь ему в таком состоянии даже нравилось. Ему доставляло невеселое и странное для его возраста удовольствие выхватывать взглядом из суетящейся толпы какого-нибудь человека и размышлять, кто он и что здесь делает. Вон тот чернявый, надо думать, мелкий драгдилер, высматривающий клиентов. А вон тот - карманник, работает в метро, но сейчас у него перерыв на шаверму и кофе. Но все равно он профессионально-хищным взглядом оценивает поднимающихся в толпе по лестнице вестибюля метро людей. А этот - полицейский опер под прикрытием, пасет, скорее, дилера, чем щипача - по тому работают коллеги из подземки. Но дилер тоже не идиот и прямо на площади палиться не станет. Мимо него неверной походкой тащится неряшливо одетый юнец, они как будто незнакомы, но еле заметно переглядываются. Дилер лениво идет во дворы, потрепанный юнец - за ним, чуть позже за ними следует и опер.
Девушка не дождалась парня, раздражена и подавлена, в гневе уходит, цокая каблучками... Бабка уже третий раз раскладывает на ящике на продажу свою зелень с морковкой. Сейчас к ней в третий раз подойдет мент и прогонит. Но потом она вернется - и так до бесконечности.
Бомж нашел солидный окурок дорогой сигареты и важно дымит на углу вестибюля, взирая на толпу с превосходством человека, жизнь которого удалась.
Город живет...
- Ты что, следишь за мной? - спросил, не поворачивая головы, Пашка только что усевшегося на скамейку рядом с ним парня. Того самого.
Пожарский уже несколько минут как вычислил этого незнакомца, стоящего у ларька "Роспечати" и незаметно рассматривающего его.
- Не то чтобы, - спокойно ответил парень. - Присматривался.
- Ты что, этот..? - довольно враждебно буркнул Павел.
Мальчик протестующе взмахнул рукой.
- Да нет, что ты, я не "бугор". Просто, вполне возможно, у меня к тебе дело.
Паша был достаточно начитан, чтобы знать, что "бугор" - жаргонное словечко, обозначающее гомосексуалиста. Очень давнее словечко. Дореволюционное.
Странно, однако, было не это - просто незнакомец для пущей важности вставил в свою речь старинное словцо. Но удивительно, как он его произнес: с невыразимым налетом брезгливого недоумения, промелькнувшем на его тонком лице. Словно увидел что-то вопиюще неправильное и убрал это с глаз долой.
Павел внимательнее взглянул на собеседника. Он, конечно, плохо разбирался в мужской внешности, и не понял, что мальчик попросту красив. Вместо этого в голове Пожарского всплыло что-то вроде: "Зачетный чел".
Лицо мальчика было чистым, открытым и каким-то мягким, но вовсе не слабовольным. Казалось, он вот-вот улыбнется, и улыбка действительно часто мелькала на его лице, открывая белоснежные зубы с заметной щелью между двух передних, а на покрытых легким пушком щеках играли ямочки. Это было как-то очень... симпатично. Паренек был худым, но не производил впечатление болезненности. И судя по всему, очень аккуратным: светлые свитшот и джинсы в обтяжку как будто только что висели в магазине - хотя и совсем новыми не казались. А белые кроссовки словно бы чудесным образом избегли тесного контакта с питерской грязью.
- Так какое у тебя ко мне дело? - уже гораздо мягче спросил Павел.
Подросток его заинтересовал, хотя обычно он не так легко шел на контакт с незнакомыми.
- Возможно, будет, - благожелательно, как и раньше, проговорил парень. - Я еще не определился. - И прежде, чем Паша успел что-то сказать, представился:
- Алексей.
- Павел, - Пожарский протянул руку.
Новый знакомый долю секунды словно не понимал, что от него требуется, но потом всё же пожал Пашину руку. Его ладонь была сухой и горячей, а рукопожатие неожиданно сильным.
Затем новый Пашин знакомый откинулся на спинку скамейки и с любопытством огляделся.
- Грешная площадь, - с легким неодобрением произнес он.
"Фанат Макса Фрая", - подумал Павел, отметив характерное для героев этого писателя слово, но тут же понял, что ошибся.
- Когда тут стоял храм, она была не такой грешной. Хотя тоже... - задумчиво продолжил Алексей, будто говорил это не собеседнику, а кому-то другому.
- Ты-то откуда знаешь, какой она тогда была? - с удивлением спросил Паша.
Разговор мало походил на общение двух пацанов.
- Он стоял вот здесь, - вместо ответа сказал Алексей, указывая на вестибюль.
- Ну да, а потом его взорвали и поставили метро, - кивнул Павел.
- Ну и зря, - его собеседник с неподдельным разочарованием отвернулся. - Батюшка... - начал он, но замолчал.
Паша смотрел на него выжидательно.
- Мой отец имел отношение к строительству метро, - наконец, продолжил Алексей. - Но он не хотел взрывать церкви ради станций.
- Ну, кто бы его спросил, если бы наверху решили, - пожал плечами Пожар, подумав, что новый знакомый, скорее всего, из мажоров - сынок какого-нибудь большого чиновника или другого начальника. В общем-то, ему было все равно - он способен был общаться и с "золотыми мальчиками", и с детьми пролетариев. Критерием была лишь степень интереса, который вызывал в нем собеседник. К сожалению, тех, кто вызывал его достаточно, чтобы Паша захотел общаться дальше, было исчезающе мало.
Но этот парень... Интерес Павла к нему был велик.
- Слушай, Леш, пойдем куда-нибудь, прогуляемся что ли, - неожиданно для себя предложил он.
- Пойдем, - легко согласился Алексей и гибким движением поднялся со скамейки.
Они дворами направились в сторону Исаакиевской площади. Павел шел вперед, его спутник - чуть поодаль, с любопытством рассматривая все кругом.
- Ты что, этого пути не знаешь? - не выдержал наконец Пожарский.
Леша кивнул.
- Я никогда тут не ходил, - признался он. - Я вообще Петербург знаю плохо.
- Ты не местный что ли? - продолжал допытываться Пашка.
- Нет, родился я здесь... - помотал головой Алексей. - Вернее, в Петергофе, а жили мы в Царском селе. Но в Питере с родителями бывал часто.
- А потом?
Алексей еле заметно пожал плечами.
- Потом пришлось уехать.
"В Москву, наверное, папа перебрался, на повышение", - подумал Паша.
- А в детстве ты разве по городу не гулял? - спросил он.
- Мне не позволяли, - ответил Леша. - Всегда возили. Я... хворал, родители беспокоились очень.
- А сейчас?
- А сейчас у меня все хорошо, - широко улыбнулся Алексей.
- И когда же ты в Питер вернулся? - продолжал допрос Павел.
Новый знакомый интересовал его все больше.
- А я только что... сию минуту приехал, - как-то рассеянно ответил Леша, но когда Пожарский посмотрел на него с удивлением, весело рассмеялся.
"Странный... Но интересный", - в который раз промелькнуло в голове у Павла.
За разговорами они не заметили, как выбрались на Мойку.
- Там башенка была, и вообще оно совсем другим стало, - произнес Алексей, глядя на тяжеловесное здание ДК работников связи на противоположном берегу.
- Такое и было, сколько себя помню, - ответил Павел, мельком глянув на спутника.
Тот промолчал.
- А давай на колоннаду залезем, - предложил Пашка, указав на золотящийся в небесах купол Исаакия.
- Конечно! - с энтузиазмом отозвался Леша.
По набережной он вышли на площадь. Собор открылся перед ними во всей своей грандиозной красоте. К удивлению Павла, Алексей остановился и истово перекрестился на купол.
- Ты верующий что ли?.. - не очень тактично вырвалось у Паши.
Но Алексей, похоже, не обиделся.
- Да, - просто ответил он.
Павел мысленно пожал плечами: ему было все равно. В его классе училась пара детей из мусульманских семей, одна девочка - из хасидской и несколько, чьи родители были православными. Самому же Паше религиозные вопросы не то чтобы были неинтересны - он просто еще не решил для себя, как относится к идее Бога. В его характере было заложено стремление сначала разобраться в теме досконально, прежде чем выносить какие-то суждения.
Сегодня на колоннаду пускали, и даже туристов было немного, очередь отстояли совсем небольшую. Потом долго поднимались по кажущейся бесконечной винтовой лестнице. Пашка, вообще-то, по физкультуре был не последним в классе, но к концу подъема стал слегка задыхаться. А вот Леша двигался вверх легко - словно взлетал.
"По ходу, спортсмен", - подумал Пожар.
Как всегда, когда он оказывался здесь, Павел с радостным изумлением стал рассматривать раскинувшийся ниже его родной город. Они медленно двигались по площадке, следя за разворачивающейся перед ними панорамой бывшей имперской столицы. Из-за спин охраняющих храм фигур апостолов и архангелов, в обрамлении серо-стальных плоскостей крыш и новомодных стеклянных световых фонарей, возникали памятник Николаю I, Мариинский дворец, Манеж, Сенатская площадь с Медным всадником, блестела лента Невы, золотилось Адмиралтейство. Дальше - Дворцовая площадь с Александровской колонной, Зимний...
Павел перевел взгляд на лицо нового приятеля и поразился его выражению. Оно тоже было радостным, но вместе с тем каким-то сурово-торжественным. И слегка печальным. Странно было видеть такое лицо у улыбчивого и открытого Леши.
Но тут он повернулся к Паше со своей прежней доброжелательной улыбкой.
- А на самый верх полезем? - спросил он, кивая на закрытую решеткой железную винтовую лесенку, ведущую на балюстраду.
- Кто же нас туда пустит? - хмыкнул Паша.
- А я там был... - ответил Алексей, но продолжать не стал.
"Опять через папу, наверняка", - подумал Павел, знавший, что на Ангельскую балюстраду обычных посетителей никогда не пускают.
...Внизу они купили по мороженому в полуподвальном магазинчике на Почтамтской и неторопливо пошли вдоль Мойки в сторону Пашиного дома на Английском проспекте. Говорили о всякой всячине, но Леша так и не сказал, какое-такое "дело" у него к Паше. А тот не спрашивал - был безумно рад, что этот странный парень появился в его жизни, и боялся, что, если он, Павел, не подойдет для того "дела", Алексей снова растворится в белом шуме города, из которого он, казалось, материализовался.
Напротив арки Новой Голландии мальчики остановились и, облокотившись на парапет, продолжали беседу. Разговор шел о политике - тема, на которую Павел говорить не слишком любил, но на которую много размышлял. В последнее время он склонялся к анархизму.
- Тут уже ничего не исправишь, - горячился он. - Воруют, лгут народу, выборы - сплошной фейк, депутаты думают только о своем кармане, причем все - и которые за власть, и которые против. Президент несменяемый, считай царь.
- Паша, подожди, не лезь в бутылку, - Леша почему-то кивнул на Новую Голландию. - Ты-то что предлагаешь? Революцию что ли?
- Да толку с этой революции, - досадливо махнул рукой Павел. - Раз уже устроили, ничего хорошего не вышло.
Алексей задумчиво кивнул.
- Если революцию возглавят те, кто сейчас больше всего о ней кричит, и потом придут через это к власти, будет еще хуже, - горько продолжил Пожарский. - Нет, вот если бы революция смела всех этих кровососов и уродов, а новых уродов народ бы до власти не допустил...
- И как ты себе это представляешь? - иронично спросил Алексей.
- Да никак, - Пашка снова с досадой рубанул рукой воздух. - Не получится это никогда. Так и продолжим в этом дерьме вариться.
- Ты и прав, и неправ, - рассудительно заговорил Леша. - Проблема в том, что во власть все время рвутся люди, ничего в этом не понимающие. Для них власть - возможность потешить себя и хорошо жить. Это само по себе не так уж и плохо - люди всегда хотят для себя жизни получше. Но вот управлять они совсем не умеют. А знаешь почему?
- И почему?
- Да их просто никто не учил. Вот смотри: пришел во власть депутат, ничего там не знает и не умеет. Посидел года четыре, чему-то научился, но больше тому, как извлекать выгоду для себя. Приходят выборы, если он их проиграет, придет другой такой же - неученый, но голодный до власти и денег. Если выиграет - останется еще на один срок, еще чему-то научится, украдет побольше... Но все равно работать будет не очень хорошо, даже хуже - его же переизбрали, что уж теперь... А в государстве таких сотни тысяч, и все за что-то отвечают. В результате Паша говорит: "Везде плохо, ничего не исправишь". Это и называется "демократия"...
Пожарский с удивлением посмотрел на собеседника: не ожидал таких "взрослых" рассуждений от ровесника.
- И что, так все и оставить? - однако спросил он с вызовом.
- Почему же, - пожал плечами Алексей. - Вот ты говоришь: "Президент - царь". Но он же не царь в том смысле, что получил это место по наследству. Иначе его бы с детства учили, что на этом посту можно делать, а чего нельзя. И это, знаешь, не школа, а университет, потому что так передается опыт всех царей, которые до него правили.
- Царя у нас давно свергли, - заметил Паша.
- Да, - коротко ответил Алексей.
Стремительно опустились ранние осенние петербургские сумерки. Стало очень тихо, даже вечный рокот города, к которому его жители так привыкли, что почти не замечали, стал как-то ровнее и приглушеннее. Лишь в речке мерно плескалась вода. Стало прохладно, запахло сыростью.
- Революция - это не всегда плохо, - нарушил молчание Леша.
Говорил он тихо и мерно, словно в темной тихой комнате тикали старинные часы.
- Помнишь про Смуту в семнадцатом веке? - продолжал он. - Она же случилась и от того тоже, что люди пытались сохранить старую династию. А потом, как ты говоришь, все стало еще хуже, страна чуть не погибла. Но потом народ во главе с твоим... однофамильцем поднялся - и спас страну. И новую династию поставил. Это же тоже была революция, только такая, которая что-то строит, а не разрушает. Ведь правда?
Павел пожал плечами - он не знал, как к этому относится. Но то, что говорил ему новый знакомый, было каким-то... значительным что ли. И очень ему нравилось.
Леша, похоже, намеревался сопроводить Павла до дома. Чтобы кратким путем попасть на Английский, надо было пройти через сквер и потом по двору под аркой. Но когда мальчики вошли в сквер, Паша тут же пожалел, что они не пошли кружным путем по набережной.
В сквере сидела компания, от которой распространялась аура опасности - настолько сильная, что в обычно людном месте все остальные скамейки теперь стояли пустыми.
"Зомбик, - с тревогой узнал одного из этих парней Паша. - Вот ведь нарвались..."
Серега по прозвищу Зомбик учился в параллельном классе. То есть, "учился" - это было немного не то слово. Просто пятнадцатилетнего второгодника определили в седьмой класс, чтобы дождаться, пока ему стукнет шестнадцать и благополучно спровадить в колонию. Причем это желание органов опеки и полиции вполне совпадало с желаниями самого Зомбика, с детства варившегося в атмосфере блатной "романтики" и всей душой стремившегося на "малолетку". Он полагал, что сразу же войдет там в авторитет. Поскольку у юного урки была жива бабушка, которую он, впрочем, не видел месяцами, сдать его в детдом было невозможно по бюрократическим причинам. Потому он и пребывал в статусе обычного школьника.
Таковым, однако, Сергей не был - в школе он появлялся лишь затем, чтобы стрясти денег с учеников и устроить очередную бузу. Учителя не знали, что с ним делать, и относились к нему с опаской - бил он легко и с удовольствием, и не только детей. В принципе, он мог делать все, что угодно, ну, разве что, не мог убивать. За остальное же ему ничего нового не грозило - через год его в любом случае ждала колония, а других способов воздействия на него у властей просто не было.
В последнее время, впрочем, в школе он появлялся редко. Говорили, связался с какими-то гопниками с Лиговки - постарше него - и постоянно тусит с ними. В школе этому были только рады - само его присутствие создавало напряженную атмосферу. Но он никогда не ограничивался одним присутствием...
Паша, как и все прочие ученики, старался с ним не сталкиваться. Однако для определенного контингента школьников Зомбик был героем и объектом для подражания.
Но теперь Павел столкнулся с ним нос к носу. Да еще, судя по всему, с ним были его лиговские друзья - мрачные почти взрослые парни, трое или четверо. Они сотрясали вечерний воздух уныло составленными матерными фразами и громко гоготали. Паша хотел было завернуть Алексея и идти другой дорогой, но понял, что поздно: Зомбик его уже заметил и осклабился щербатой улыбкой.
Не сказать, что малолетний преступник так уж сильно терроризировал Павла - настоящих стычек у них до сих пор не было. Пожарскому даже иной раз казалось, что Сергей проявляет к нему то же невольное уважение, которое испытывали по отношению к нему многие одноклассники. Впрочем, пряталось это уважение у Зомбика глубоко. А сейчас, похоже, и вообще улетучилось - еще издали Павел увидел, что тот настроен агрессивно.
- Эй, Пожар, - хрипло крикнул он, - пошел сюда!
- Пойдем дальше, Леша, - бросил Павел своему спутнику и порадовался, что его голос не дрожит. - Нам некогда, Сергей, - ответил он Зомбику.
Однако тот отпускать их не собирался - вскочил со скамейки и преградил путь. Поднялись и другие парни, обманчиво лениво сгрудившись за его спиной.
Паша шагнул к ним, нащупав в кармане куртки перцовый баллончик, хотя и понимал, что он в этой ситуации бесполезен - вдвоем от кодлы здоровых взрослых парней им не отбиться. Но делать было нечего.
"Как же не везет... - горько подумал Павел. - В такой вечер..."
- Пожар, садись к нам, - позвал Зомбик. - Мы тут соль дуем. И кореш твой пусть садится.
Его зрачки были безумно расширены - он действительно "находился под воздействием". Как и все они. Еще хуже.
- Да нет, Сергей, я же сказал, нам некогда, - собственно, это было все, что Паша мог сейчас сказать. Было ясно, что, подсядут они к гопной компании или нет, дело все равно закончился грабежом и побоями. И различными унижениями.
- Некогда?! - сразу же разъярился Зомбик. Он, казалось, только и ждал повода начать блатную истерику, искусство которой уже неплохо перенял от старших товарищей.
- Их как людей зовут, а они ломаются? Падлы!
Он резко вытащил руку из кармана. Щелкнула пружина "выкидухи", в свете фонаря синим выблестнуло лезвие стилета.
Гопники за его спиной придвинулись ближе, полукругом охватывая двух мальчиков.
- Щас тебя на перо надену, чмо, - прохрипел Зомбик.
Но тут же замер.
Его руку со стилетом перехватила другая рука - Алексея.
Он словно и не прилагал никаких усилий, но Зомбик не мог вырваться, хоть и старался. Потрепыхавшись немного, он оставил попытки, изумленно уставившись на Лешу.
- Я заберу это, - с легкой извинительной интонацией сказал Алексей, осторожно извлекая из руки Зомбика стилет.
К изумлению Паши, тот позволил это сделать, по-прежнему тупо пялясь на Лешу.
- Господа, пропустите нас, пожалуйста, - вежливо попросил тот гопников, до которых дошло, что в их игре что-то идет не так, и пытавшихся сообразить, как на это реагировать.
К еще более великому Пашиному удивлению, кодла, слегка помедлив, дрогнула и расступилась.
Паша без лишних слов последовал за Алексеем, все еще держащим в руке трофейную "выкидуху".
- Подожди-ка немного, - попросил Леша, когда они вошли в арку.
Подойдя к стене, он вставил лезвие в щель между кирпичами и резко надавил на него. К великому изумлению Пожарского, сталь с громким щелчком сломалась. Хотя удивление невероятной силой нового друга у него тут же сменилось сожалением начинающего "ножевого маньяка" об испорченном оружии.
- Зачем?! - вскрикнул Паша. - Это же "Ти-лайт", шестерка, он тысяч пять стоит!..
- Злой клинок. Не люблю такие, - пояснил Алексей и выбросил обломки в мусорный бак.