В промозглый ненастный день ноября Шейлок Хохмс и доктор Ватнос сидели возле дышавшего жаром кальяна. Казалось, что дымок из комнаты проникал даже на Маллиган-стрит, и в нём, как в густом плотном тумане тонули жёлтые ксеноновые фонари. Это был один из тех дней, когда перед Хохмсом не стояла задача, решая которую он мог применить свой дедуктивный метод; его мозг, лишённый привычной пищи, простаивая, скучал и доктор Ватнос опасался, что рука Шейлока опять потянется к несессеру со шприцом и морфием. Ватнос внимательно приглядывал за другом, но тот, казалось, не торопился прибегнуть к этому страшному средству. Хохмс, закрыв глаза и откинувшись в кресле, небрежно водил смычком по струнам лежавшей на коленях кеманчи, извлекая унылые протяжные звуки. Доктор Ватнос мужественно делал вид, что читает книгу и когда, наконец, отчаявшись, закрыл её, Хохмс прервал своё занятие и принялся за кальян.
- Чудная книжица, - уныло сказал Ватнос. - А местами, какая поэзия! Какая чувствительность!
- Книга не плоха. Но не без недостатков, - сухо отозвался Хохмс.
- Вы читали ''Пропавшую грамоту''? - Ватнос был поражён, так как хорошо знал, каким невеждой был Хохмс в вопросах философии и литературы.
- Да. Мой прадедушка встречался в Лондоне с Герценом и тот подарил ему собрание сочинений Гоголя в твёрдой обложке. Я вырос на этих книгах. Их подкладывал мне на стул, что бы я мог сидеть за обеденным столом вместе со взрослыми. К сожалению, до сих пор я успел прочитать лишь первую часть небезызвестных ''Вечеров на хуторе близ Ди-кэн-ки''. Извините. У малороссов такие труднопроизносимые названия... Вы ведь знаете, Ватнос, я мало читаю беллетристики, ибо не люблю забивать чердак сознания всякой литературной рухлядью.
- Но что заставило вас прочесть именно это произведение?
- Во-первых, я, как и все англичане, сентиментален. Мне хотелось приобщиться к тому, на чём я сидел ещё ребёнком. И, во-вторых, то, что оно о преступлении. Хотя не только о нём.
- Но, Хохмс! Ведь это же вымысел автора!
- Я имею все основания подозревать, что в основе сюжета лежит реальное преступление. Но в тексте отсутствуют некоторые важные детали, которые и позволяют мне говорить о его несовершенстве.
- Вы можете обосновать своё утверждение, Хохмс?
- Легко... - сказал Шейлок и с удовольствием запыхтел кальяном. - Ответьте хотя бы на вопрос: кто, по-вашему, украл у козака, дедушки Фомы Григорьевича, гетманское письмо к императрице?
- Это очевидно, Хохмс. Грамоту украл чорт.
- Из чего вы делаете такое фантастическое заключение, Ватнос?
- Но ведь козак нашёл свою пропавшую шапку с грамотой в адском месте, выиграл её в дурня у ведьмы и вернул грамоту. Как же она оказалась бы у нечисти, если бы её украл не чорт?
- Не совсем так, Ватнос. Шапку мог украсть и запорожец. Не думаете ж вы, в самом деле, что реальное письмо гетмана к императрице украло некое мифическое существо из народных поверий?
- Но, Хохмс... А как же тогда три партии в дурня с ведьмами и чудом возвращённая грамота. Она ведь реально нашлась и была доставлена по назначению. Значит, запорожец и был тем самым чортом!
- Отнюдь, Ватнос. Вот тут и есть недостаток фактов приводимых автором. Мне очевидно, что всё, что происходило с козаком после того, как он уснул в шинке, случилось не наяву, а в галлюцинациях, вызванных каким-то веществом, которое запорожец наверняка подсыпал козаку в ведро горилки. В итоге козак вообразил себе всё дальнейшее, вплоть до вручения письма императрице. В самом деле. Кто бы допустил его к ней? А ведь автор прямо указывает, что козак отдал грамоту САМОЙ ЦАРИЦЕ. Как это могло быть, если не в галлюцинациях. А на деле гетманское письмо ускакало к ляхам или туркам. Уж не знаю, чьим лазутчиком был тот мнимый запорожец.
- Поразительно, Хохмс! Я и не думал о такой версии.
- Да, Ватнос. Именно версии. Потому что у меня есть ещё одна. Не менее правдоподобная.
- Интересно!
- Я допускаю, что козак, дедушка Фомы Григорьевича, вообще ни в какую поездку с письмом не отправлялся. Более того. Никто никакое письмо ему не давал вовсе. Всё, что описывает автор со слов дьячка, просто пригрезилось козаку после того, как он дома со своей женой злоупотребил неким снадобьем, например горилкой, настоянной на маковых головках. На это указывает финальная сцена повести, где жена козака тоже приходит в себя после мощнейших галлюцинаций и рассказывает странные вещи о печи, которая ездила по хате и выгоняла вон лопатою горшки, лоханки ... и, чорт знает, что ещё такое. Типичный случай бытовой семейной наркомании на фоне алкоголизма. Но автор нигде не упоминает о приёме наркотиков, хотя ярко описывает явные результаты их действия. Вот я и говорю, что повесть слаба в отношении фактов. А главным преступлением, описанным в ней, является не похищение грамоты, но злоупотребление наркотическими средствами в семейном кругу, на глазах у бедных детей.
Хохмс помолчал и добавил. - Не грустите, Ватнос. Я сыграю вам на кеманче Мендельсона.
И тоскливые, протяжные звуки наполнили квартиру на Маллиган-стрит 221-бис...