- Когда ты вернёшься? Давай я за тобой заеду. Даже телефона нет, позвонить, нужно сотовый тебе купить.
- Лёша, может, мне лучше дома пока побыть. Как я здесь у тебя к экзаменам готовиться буду? А там книжки, конспекты. Зачёт завтра. Я и так два дня пропустила. Маме с папой ещё нужно помочь. Тогда уж до выходных.
- Я не выдержу столько. Давай лучше мы съездим сейчас к тебе, заберёшь всё, что надо, и вернёмся домой.
- Я не могу рядом с тобой думать об учёбе. Просто не могу.
- О чём я и говорил вчера. Лиза, родная моя, пойми, рядом со мной тебе и не надо ни о чём думать! Тем более об учёбе. Рядом со мной тебе нужно просто жить, любить меня. А думать буду я сам. За нас двоих.
- Лёша, но как же я брошу учиться? Я не могу. Не заставляй меня, пожалуйста. Два года всего осталось.
Он смотрел на неё с сожалением, как на упрямого ребенка, который никак не поймёт, что хочет объяснить ему умный и опытный взрослый.
- Поехали к тебе. Заодно с родными познакомишь.
Лиза представила себе свою маму, брата, папу сейчас. И страшно смутилась.
- Ты уверен, что это надо делать?
Он удивлённо смотрел ей в глаза.
- Но рано или поздно ты должна меня с ними познакомить. Ты разве не согласилась остаться со мной?
- Да. Просто... Моя мама - она всё время болеет, лежит в постели. Брат работает по ночам, днем учится или спит. Папа... Ты его, наверное, знаешь.
- Встречались. Но теперь мы должны познакомиться поближе, как будущие родственники.
- Просто... Почему-то мне кажется, они тебе не понравятся.
- Мне жить не с ними, а с тобой.
- Да, но... Придётся с ними общаться всё равно.
Они вошли в квартиру. Дома была одна мама. Она даже не встала, когда услышала шум в прихожей. Из комнаты донёсся её слабый голос:
- Кто там? Дима, это ты?
- Нет, мама, это я.
- Лиза, принеси мне воды. Такая слабость - встать с кровати не могу.
Лиза бросилась на кухню, налила воды. Чайник был почти пустой. Она поставила новый чайник. Видимо, с утра никто не удосужился вскипятить его. Она принесла большую кружку воды и подала её маме.
- Где же ты пропадала, доченька? Я сегодня даже не завтракала. Сил нет готовить. Ваня ушёл на занятия в семь утра, а Димы нет со вчерашнего дня.
- Мама, я сейчас тебе кашки сварю и суп.
- Пожалуйста, Лиза. У меня снова руки дрожат - ужасная слабость.
Лиза вышла к нему в прихожую. Он слышал весь разговор - в трехкомнатной брежневке даже шёпот был отлично слышен из любого угла. Она заметила, как сильно помрачнело его лицо.
- Когда за тобой заехать?
Она виновато посмотрела ему в глаза:
- Лёша, прости меня. Наверное, я должна пока остаться. Хотя бы до выходных. Маме снова хуже стало. Может быть, когда ей полегчает, она сама готовить сможет. А в выходные папа будет дома. И я борща сварю побольше. Голубцов им наделаю на всю неделю.
Он некоторое время молча смотрел на неё. Затем привлёк к себе, гладил ей волосы.
- Я ещё заеду, ладно?
- Да, только...
- До встречи, любимая, - он так крепко сжал ёе в объятиях, будто навек прощался. Зарылся лицом в её волосы, целовал её где-то за ухом. Она почувствовала силу его желания.
- Хочу тебя, родная... - прошептал он ей.
Потом с усилием оторвался от неё, некоторое время держал за плечи и смотрел ей в глаза.
Она ответила виноватым растерянным взглядом. Так хотелось бросить всё и поехать к нему. Но она не могла. Сейчас - никак.
- Ладно, пока.
- До свиданья, Алёша, - чмокнула на прощание в щёку, но он перехватил её губы своими. Их поцелуй длился и длился. Она снова млела в его горячих объятиях. Нет, так он никогда не уйдёт отсюда.
Когда Алексей уже был на лестничной площадке, мимо него проскочил высокий темноволосый парень. Он был пьян, от него явственно тянуло неприятным амбре дешевого вина. Парень полез за ключом и после некоторой возни открыл дверь в Лизину квартиру.
Арсеньев уже с лестницы обернулся и успел разглядеть его лицо - похож на неё. Видимо, он и есть её брат. Появился неприятный осадок от этой встречи. Впрочем, и от того, что он увидел у неё дома, тоже. Обшарпанная прихожая, старенькая мебель семидесятых годов. Ремонт в этой квартире не делали лет десять. А возможно, ни разу не делали. Как въехали, так и живут. Умирающая мама, брат, начинающий алкоголик...
Папа... Ивана Павловича он знал, как и всех преподавателей университета, но лично с ним никогда раньше дел не имел. Смотрел иногда его статьи в Вузовском вестнике, пользовался его алгоритмами, чего уж греха таить.
Арсеньев продолжил дело отца - работал на кафедре, которую тот возглавлял когда-то, занимался той же темой. Уже много лет она курировалась ректором, так как стала просто золотой жилой для вуза, да и лично для руководства. Им выделялись большие гранты от министерства, было много частных заказчиков их разработок. И кафедру отдали Алексею, как человеку, возглавившему важнейшее для вуза направление после смерти профессора Арсеньева.
У него были ещё дела с ректором ЭГТУ. Тот владел тремя четвертями акций их совместного с Арсеньевым предприятия - сети строительных магазинов. Организовали они это дело в начале девяностых, когда ректору с помощью своих связей в городской администрации и нецелевого использования вузовских бюджетных средств удалось по дешевке выкупить несколько помещений промтоварных магазинов в разных районах города, находящихся в муниципальной собственности. Ректор с отцом Алексея были однокурсниками, старыми друзьями еще со студенческих времён. Однажды Валентин Николаевич Лунгин просто попросил старого надёжного друга, которому доверял, заняться этим делом вместе с ним, а потом взвалил на него основную часть работы - себе оставил роль крыши. Ну и большую часть прибыли, конечно. Алексей ещё учился, когда они начинали этот бизнес. Отец незаметно вовлёк и его. День за днём, год за годом. Он просто добросовестно выполнял поручения отца. Их становилось всё больше. Сейчас дело наладилось, приносило стабильный доход, уже не требовало постоянной неотрывной заботы.
Самому Алексею было интересней заниматься наукой. Его тема включала не столько теоретические изыскания, сколько создание опытных образцов устройств систем автоматического управления, находящих применение в самых разных отраслях промышленности и военно-промышленного комплекса. Этим он занимался с удовольствием, для души. Сам вместе с аспирантами создавал математические модели, проектировал схемы устройств, писал программы. Это было его, родное. Пользуясь административными возможностями заведующего кафедрой, он практически снял с себя все остальные обязанности, оставил необходимый минимум учебных часов. Только один курс - тот самый, который читал её потоку. В магазинах тоже - почти всю работу возложил на опытных менеджеров, сам занимался теперь только общим руководством, контролем за основными показателями их деятельности.
Он знал, что Берзин работал доцентом на кафедре высшей математики на их факультете, считался безобидным, немного странным человеком, никогда не лез на глаза руководству, не отметился в интригах, не был замечен ни в какой общественной или профсоюзной активности, отличался замкнутостью. Кажется, он занимался олимпиадами по математике и информатике для школьников, которые устраивались на базе их вуза. Придумывал новые задачи, договаривался со школьными учителями, ездил в школы. И делал это, похоже, практически из чистого энтузиазма, за символические премии. В штате деканата он не числился. Выглядел он неважно - его одежда была такой же обшарпанной, как и его квартира.
Да и сама Лиза. Она одевалась аккуратно, но тоже очень скромно. Немодное драповое пальто. Вязаные свитера, скромные юбочки ниже колена. Простенькие кофточки. Как будто она их сама шила.
Конечно, то, как она была одета, с самого начала их знакомства не имело для него никакого значения. В его глазах её красота нисколько не страдала. Она была прекрасна всегда, в любой одежде, а совсем обнаженная - ещё прекрасней. Ее одежда, окружающие её люди, обстоятельства - это было всего лишь то, от чего он страстно мечтал избавиться, чтобы ничто не могло помешать ему быть с ней, владеть ею безраздельно.
Шикарно "упакованных" женщин и девушек Алексей видел много. А сейчас они, можно сказать, толпами увивались вокруг него. Он был состоятельным человеком, выгодным женихом. Проблема состояла в том, что для него слишком заметными были манипуляции, которыми они пытались его завлечь. Обладая хорошим чутьём на людей, он почти сразу замечал малейшую фальшь в их поведении. Именно это и отвращало его от очаровательных и не слишком дам, с которыми приходилось общаться по работе или помимо неё.
Он быстро потерял вкус к развлечениям с такого рода искательницами приключений и богатых женихов. Их прелести давно его не прельщали. Когда-то один раз сильно обжегшись, уже несколько лет он предпочитал оставаться один, но не попадать больше в плен нового обмана, не становиться жертвой очередной манипуляции. Слишком уж они все были похожи одна на другую, слишком прозрачными для него были их ухищрения. При каждом новом знакомстве, прямо как на ладони, видел он всё, что может произойти дальше, и не находил никакого смысла в продолжении неинтересной ему, давно отыгранной пошлой пьесы.
Тогда, осенью, в Сашкиной машине, тот внезапный толчок в сердце был совершенно новым чувством. И случилось это с ним, когда он думал, что ничто уже не способно взволновать его.
Он заметил, что молоденькая девушка покраснела, когда Сашка слишком откровенно начал рассказывать её бойкой подружке о себе и о нём. И потом, когда она стеснялась называть Саше свой адрес. Смутилась до слёз, покрылась густым румянцем.
Такие ещё остались? - Он с удивлением смотрел ей вслед.
Её милое личико запало ему в душу. А в груди странно и сладко заныло.
В тот вечер он почувствовал вдруг, как не хватает в его жизни любви. Он захотел её. Настоящей. Человечной. Любящей и живой души рядом с собой.
Он не знал, встретит ли ещё раз эту девочку когда-нибудь, но в ту ночь долго не мог заснуть - думал о ней. Почему-то так захотелось, чтобы именно она оказалась рядом с ним, чтобы она любила его. До боли в сердце захотелось.
Увидев её у Сашки дома, он испытал тот же толчок в груди. Будто кто-то там, наверху, узнал про его тайную мечту и решил исполнить её.
Кто-то там? Да нет, сам Сашка - он и был тем незадачливым добрым Дедом Морозом, исполнившим его новогоднее желание.
Почему-то тогда он боялся выдать себя. Это было слишком сокровенным. Тем, о чём он не мог рассказать никому на свете.
Он глупо молчал. Слова ей не мог сказать. Она выглядела по-детски трогательно в своём объемном пушистом свитере, с пышной копной тёмно-каштановых растрепавшихся волос, смотрела стеснённым чужим взглядом на всех и главным образом на него. Это он был для неё чужим, именно его общество она стремилась покинуть как можно скорей.
И он ничего не сделал в тот день, чтобы удержать её. Будто смотрел на дикого пушистого котенка, затаившегося в кустах, готового в любой момент убежать, и боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть его.
Любовь - это мука, это болезнь, но даже самая несчастная, безнадежная любовь - всё равно счастье. Горячее волнение в крови, смысл и цель существования, которые ты внезапно обретаешь. До сей поры бессмысленные серые будни вдруг окрашиваются ей в миллионы оттенков всех цветов радуги. Всё, что у нас есть в жизни, даёт нам она - и нет у нас ничего, кроме неё. И теряя её, люди теряют всё.
"Бог есть любовь" - библейская истина, закон Вселенной, данный нам в форме, доступной каждому.
Он слишком долго ждал, слишком долго не имел этого, и сейчас, обретя её наконец, не мог насытиться ей, боялся её потерять.
Ему хотелось быть с ней каждый час, каждый миг. Разлука на день казалась уже немыслимой. Возвращаться в пустую квартиру, в холодную постель, когда ещё вчера она была там, и они смеялись от счастья. У него из рук всё валилось без неё.
После зачёта, выйдя из ворот университета, Лиза увидела на обочине его машину.
Он открыл ей дверь.
- Привет. Сдала?
- Тройка.
- Отличница ты моя. Что случилось?
- Случился ты.
- Несчастный случай?
- Катастрофа, - она смеялась.
- Лиза, возвращайся ко мне. Не могу без тебя. Просто по стенам бегаю!
- Лёша, мы же договорились. Ну, пожалуйста, хороший мой...
- Хоть сегодня, хоть на одну ночь, - он притянул её к себе и жадно целовал.
- В четверг ещё один зачёт. Как же я его сдам? И мама дома...
- Давай сейчас съездим к тебе, потом вечером ко мне, а утром я тебя обратно домой отвезу.
- Ладно, давай.
Как мало нужно человеку для счастья. У него мгновенно поднялось настроение, и не только оно. В предвкушении готов съесть её глазами. Он не удержался и проверил - она разделяла его нетерпение, просто сочилась им. Мысль о том, что в самом центре города, на перекрестке он бесстыдно лезет под юбку скромной девочке-отличнице с косичкой, приводила его в ещё большее возбуждение.
Немного не доезжая до её дома, он остановился около пустыря на глухой улочке в частном секторе. Он почти дошел до экстаза от одних только поцелуев с ней, но тут их спугнули некстати появившиеся в поле зрения пешеходы.
Алексей заехал за Лизой вечером, как договаривались, но ее мама разрушила все его планы. Она снова умирала. На этот раз всерьёз - даже сама себе вызвала скорую. У неё онемела нога.
Врач скорой не нашёл явных признаков инсульта - давление, как и остальные показатели, было в пределах нормы, но предположил, что возможен сильный спазм сосудов на нервной почве. Сделал укол, прописал лекарства и велел соблюдать строгий постельный режим по крайней мере неделю.
Лиза успела сбегать в магазин и в аптеку, на последние деньги купила целый пакет таблеток и ампул со шприцами. Маме нужно было проколоть курс уколов, носить еду в постель, желательно помогать передвигаться по квартире.
Папа целыми днями с утра до позднего вечера торчал на работе.
Брат, кроме работы и учебы, жил к тому же напряженной личной жизнью и приходил домой только отсыпаться после бурных ночей, да и то не каждый день - часто зависал у подруги.
Оставалась одна Лиза.
Мама снова была в тяжелейшем состоянии, приняла прописанное врачом скорой помощи успокоительное и дремала в своей спальне. О том, чтобы познакомиться и пообщаться с ней поближе, речь даже не зашла. Остальных родственников Лизы он тоже не встретил.
Возвращаясь домой, Алексей ощущал жестокое разочарование. Это был невероятный, эпичный облом всех его радужных планов. Примешивалось ещё одно неприятное чувство, которому он не мог дать пока логического объяснения и тем более не мог высказать его Лизе в лицо. Это выглядело бы грубо и ужасно неэтично. Навязчивое чувство, что его кто-то сильно обманывает.
И этот кто-то был явно не Лизой.
Лиза огорчилась не меньше его. Он видел, как упало её настроение, она словно потухла. Его и её желания полностью совпадали. Но сделать она ничего не могла. Должна была остаться с больной мамой до прихода папы хотя бы.
Сидели и целовались у неё на кухне, пили чай с сухариками. Она накормила его голубцами. Уж одиннадцатый час вечера пошёл, а блудный отец семейства и не думал возвращаться домой. Как и брат.
Алексею нужно было завтра к восьми утра попасть на работу, поэтому он, не солоно нахлебавшись, поехал домой один. Договорились встретиться уж после зачёта, в четверг.
В четверг из-за заседания кафедры он смог подъехать к ней только к вечеру. Купил ей сотовый телефон. Невозможно больше жить так. Он должен в любой момент знать, что с ней происходит и где она находится.
Позвонил в её квартиру. Через некоторое время услышал женский голос из-за двери:
- Кто там?
- Ирина Петровна, я друг Лизы. Она дома?
- Её нет.
- А где она?
- Она в аптеку ушла.
- Вы мне не откроете дверь?
- Я вас не знаю, молодой человек.
- Меня Алексей зовут. Я хочу жениться на вашей дочери.
Тут дверь открылась, и он увидел женщину лет сорока - сорока пяти, стройную, но отнюдь не худенькую и, как ему показалось, имеющую вполне цветущий вид, розовощёкое лицо, моложавое и симпатичное. Она смотрела на него большими темными глазами, очень похожими на глаза Лизы. Разница была в том, что эти глаза смотрели на него почему-то враждебно. Она выглядела крайне недовольной.
- Здравствуйте.
Вместо приветствия она смерила его гневным взглядом.
- Лиза не ночевала два дня дома. Она была у вас?
- Да, у меня.
- Вы с ней живёте?
Он даже покраснел слегка от такой прямоты.
- Я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться.
- Но пока вы не женаты. И так, как вы, вести себя недопустимо.
Похоже, эта женщина где-то проспала последние десять лет. Она не знает, что сейчас даже в десятом классе школы трудно хотя бы двух невинных девушек найти?
- Ирина Петровна, я обещаю вам, что женюсь на вашей дочери и сделаю всё для её счастья.
- Я вам не верю, молодой человек, уж извините. Лиза тройку за зачёт получила. Может без стипендии остаться. И всё из-за вас. Ей двадцать лет. Ей учиться нужно, а не жить с кем попало без регистрации. А если она забеременеет? Где вас искать тогда? Поминай, как звали?
- Я смогу обеспечить её и ребенка всем необходимым. Об этом можете не волноваться. Я хорошо зарабатываю.
- А как же учёба? Ей учиться надо. Вы как появились, так и исчезнете, бросите её при первом удобном случае.
- Не брошу. Вот в этом можете быть уверены.
Она презрительно хмыкнула и скривила губы.
- Одни слова. Всем вам одного и того же нужно. А когда соблазните бедную девушку, когда получите всё, что хотели, вас и след простынет. Оставите её с ребёнком, без диплома, незамужней матерью-одиночкой.
- Мы собираемся подать заявление в ЗАГС.
- Вот когда подадите, тогда и приходите к ней. Жених!
Последнюю фразу она сказала с невыразимым презрением, явно желая прекратить эту бесполезную дискуссию и оставить последнее слово за собой. Попросту с силой захлопнула дверь перед его носом.
Теперь у него появилось отчётливое ощущение, почти уверенность, что внезапная болезнь Ирины Петровны была лишь предлогом, чтобы не пускать Лизу к нему, оставить дома при себе. Ох, не похожа была эта моложавая, решительная и злая женщина на умирающую. Да и на больную тоже.
Он решил дождаться Лизу на улице, в машине.
Итак, её мать не посчитала нужным даже скрыть от него, что её состояние на самом деле было далеко от умирающего. А от Лизы, похоже, скрывала. Голос её во вторник дрожал, был настолько жалобным, до того слабеньким! А сейчас она говорила громко, решительно, зло. Ну и актриса, её маман!
Лиза оказалась права: её семья всё меньше и меньше ему нравилась. И роль самой Лизы в этом семействе рисовалась ему сейчас достаточно жалкой. Мама использовала беспроигрышный этический приём: объявила себя тяжело больной, чтобы заставить дочку делать то, что нужно. А нужно ей было от дочери послушание, постоянное присутствие дома и неотрывная забота о себе, любимой.
Муж и сын, похоже, не слишком-то поддавались на её манипуляции - норовили усклизнуть в сторонку. Пропадали где-то под благовидными предлогами. А бедная Лиза, добрая и доверчивая, оставалась до сих пор в полном распоряжении Ирины Петровны. Да и некуда было ей ускользнуть. До сих пор.
У него после разговора с ее матерью возникла стойкое ощущение, что та сделает всё, чтобы Лиза и дальше оставалась дома под её контролем. Он, как конкурент за внимание дочери, в её планы не вписывался.
Наконец он увидел Лизу, идущую к подъезду с пакетом лекарств. Посигналил ей.
Она села к нему в машину.
- А я с твоей мамой познакомился.
- Она смогла встать?
- Да, открыла мне дверь, только когда я сказал, что я твой жених. Но потом захлопнула дверь перед моим носом и велела приходить после того, как подадим заявление в ЗАГС.
- Серьезно?
- Я пообещал Ирине Петровне, что женюсь на тебе. Теперь я, как честный человек, просто обязан выполнить обещание.
- Потому что долг требует?
- Лиза, давай подадим заявление.
- Лёша, но мы знакомы с тобой...
- Полгода - это мало по твоему?
- Но мы вместе всего несколько дней.
- Раньше люди начинали жить вместе только после свадьбы. И разводов не было совсем.
- А вдруг я быстро надоем тебе?
- Тебе это мама сказала?
- Нет. Просто мы и вправду пока мало знаем друг друга. Думаем, что любим. А вдруг потом окажется, что нет?
- Думать, что любишь, и любить - это одно и то же. Вот пока любим, и будем жить вместе, как муж с женой. А когда разлюбим, тогда и разведёмся, а может быть и нет. Зачем сейчас говорить о том, чего ещё нет, а возможно, и не случится никогда?
Он наклонился к ней, привлёк к себе, нашёл её губы своими.
- Как же я соскучился по тебе, любимая. Поехали домой.
- Но мама...
- Она выглядела вполне здоровой, когда перед моим носом дверью хлопнула так, что штукатурка отскочила. Ну, хотя бы на одну ночь, поехали. А завтра подадим заявление, я приеду сюда на правах твоего законного жениха, и мы сможем заниматься этим даже в твоей комнате.
- О нет, при маме или папе я никогда не смогу. Стыдно.
Он молча покрывал поцелуями её шею. И все её аргументы вдруг стали казаться ей неубедительными.
- Ладно, поехали. Сейчас лекарства отнесу.
- Я пойду с тобой. А то ещё не вернешься, пожалуй.
Лиза так и не вернулась в его машину в тот день. Осталась дома. Маме внезапно резко поплохело - снова онемела нога, снова вызывали скорую, кололи уколы.
Когда он ехал домой, мысленно представил себе, как Ирина Петровна, во второй раз за последние три дня оказавшаяся на грани жизни и смерти, держит под одеялом интересную фигуру из двух пальцев, предназначенную ему лично.
Он даже рассмеялся, когда эта картина возникла перед его глазами. И презрительная ухмылка Ирины Петровны - она ему её уже продемонстрировала. Да, премудрая у Лизы маман, ничего не скажешь. Ох, и премудрая!
Они договорились с Лизой, что он заедет за ней утром, и они поедут в ЗАГС. Отдал ей сотовый телефон вместе с зарядным устройством и инструкцией, показал, как им пользоваться, попросил всегда носить его с собой в сумочке. Новейшая модель - всего триста грамм весит. Хоть позвонить ей.
Он ей сразу позвонил, как только домой вернулся, и потом весь вечер она у него из головы не выходила. Ладно, обломался он со своими мечтами о ночи с ней, снова эпик фэйл. Остаётся только вспоминать выходные.
Но бедная Лиза! Она же Золушка настоящая у этой мамаши. Как там у Пушкина: "Лизавета Ивановна была домашней мученицею..."
Почему-то всплыло в памяти:
" Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в семнадцатом нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: "Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!.." Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини. У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница...". Нужно перечитать как-нибудь на досуге.
Погодите, мадам... Вы премудрая, но мы вас перемудрим рано или поздно.
Лучше он будет думать о них с Лизой. Он представил её в том прозрачном белье и словно в омут с головой окунулся. Ну уж нет! На выходные он выкрадет её из цепких лапок Ирины Петровны.