(Исаак Шварц - Булат Окуджава - Елена Камбурова, Песня из кинофильма "Капитан Фракасс" авт.сцен. Юрий Визбор)
Майкл был прирожденным аналитиком, увы, порой даже во вред себе, своим интересам, своему душевному спокойствию, но он не мог оставаться в иллюзиях - ему зачем-то требовалось это - знать правду. Себе он не желал и не мог лгать.
Не умея получать от окружающих информацию о чужих чувствах, делах и намерениях посредством задушевных бесед, втираясь к ним в доверие, не имея достаточно широкого круга знакомств, необходимых для подобных целей, не обладая даже интуицией чуткого этика тёти Гвен, Майкл, тем не менее, с лихвой компенсировал эти недостатки способностью аналитическим путем вычислять скрытые мотивы людей по принципу римлян: "Ищи, кому выгодно".
Можно сказать, что он, размышляя в тиши кабинета, получал на кончике пера те же выводы, к которым иной вездесущий светский плут приходил, своими ушами подслушав чей-то разговор или выведывая напрямую, из первых уст, чужие секреты.
Он выяснил основания банковского перевода, нашёл этот лот аукциона. Беркли продал Мадлен двух жеребцов анонимно - согласно условиям аукциона, не подозревая, кто именно купил их у него.
Удивительно, как в нём уживались два столь непохожих друг на друга человека: один не желал ничего знать, а хотел забыть о своей подлости, даже оправдать её и просто воспользоваться плодами начатой им интриги. Путь к сердцу, а если не к сердцу, то хотя бы к руке Элен, теперь для него открыт.
Но другой Майкл упорно продолжал беспристрастное расследование, желая получить точные ответы на все свои вопросы относительно мотивов персонажей любовной драмы, развернувшейся перед ним.
Это второе - холодное, беспристрастное "Я" не давало ему спокойно жить.
Издержки эволюции - эта часть сознания удерживала его предков от явных глупостей, не давая отступить от объективной оценки ситуации ни на йоту - прямо-таки вынуждала строить верные стратегии, способные выдержать многие десятилетия, устоять на самом надежном в мире фундаменте - полной объективной информации - истинных фактах.
Та самая часть его разума, что когда-то спасала жизнь его предкам, не раз выручала и его самого. Но она же, столь неуживчивая частица его души, сейчас губила его, заставляя мучаться от ужасного чувства вины. Он ощущал себя последним негодяем.
И это в то время, когда после падения бумаг Беркли, его акции выросли во много раз - как в глазах родственников Элен, так и её самой.
Во многих людях природой заложено это - в какие-то моменты жизни напрочь отключается инстинкт самосохранения. Будто бы собственная жизнь для них не является абсолютной ценностью. Она важна лишь тогда, когда в ней есть смысл. А вот смысл для всех разный. Для кого-то он находится за пределами собственного "Я", собственных эгоистичных интересов. Сверхцель, определяемая неким "сверхЯ".
Для кого-то любовь становится такой сверхсилой, непреодолимо влекущей их за собой, определяющей их сверхцель.
Потерять её - хуже смерти, ведь твоя жизнь теряет после этого всякий смысл.
Эгоистичное желание удовлетворить половой инстинкт, заполучить желаемого полового партнера - это ещё не любовь. Многие из тех людей, кто хоть немного поднялся в развитии над уровнем животного, рано или поздно осознают эту сверхсилу, пронизывающую их жизнь насквозь, определяющую их поступки и суждения.
(Хотя при чём тут бедные животные? Их жизнь целиком подчинена инстинктам, необходимым для выживания вида, а жертвенная любовь к своему потомству, а в некоторых случаях и к половому партнеру - важнейший из них. Многократно чаще в человеческом благоустроенном обществе выживают и оставляют потомство инвалиды, лишенные способности любить хоть кого-то. Другой вопрос, что животные вряд ли способны на осознание, анализ своих действий, в этом их счастье.
И некоторые люди тоже, кажется, не способны на анализ своих чувств, но зато способны на настоящую жертвенную любовь, не только к своим близким, но и к другим людям, удивительно, но ведь есть и такие, для кого жизнь любого человека на Земле имеет не меньшую ценность, чем собственная.)
Майкл испытывал к этой девушке чувства, незнакомые ему раньше. Сильное влечение к ней стало только началом. Элен ослепила его сказочной прелестью, когда он впервые, после многолетней разлуки, встретил её.
Он вёл весьма свободную жизнь пока учился во Франции, возможность получить свидание с доступной красоткой была у него всегда, он просто не мог избежать этого. Нельзя не стать циником и не развратиться душой в такой обстановке, когда плотская любовь столь доступна, но всё же ты отдаешь себе отчет - истинной любовью здесь и не пахнет.
Вернувшись на родину, живя в одном доме с чопорными родными, Майкл в угоду им умерил пыл, вёл жизнь аскета, он решил остепениться и жениться. Сначала им двигали чисто практические соображения: он хотел выглядеть респектабельным в глазах общества, с помощью женитьбы приобрести заодно новые полезные связи. Совместить приятное с полезным.
Знакомство с Элен мгновенно заставило его забыть о своих прежних планах и обо всех других девушках.
Таких как она больше не бывает. Она идеальная, не похожая ни на одну из тех, кого он видел прежде, там, во Франции, или здесь, в Англии.
Тоненькая и гибкая, смуглая золотоволосая красавица с тонкими точеными чертами, удивительными серебристыми глазами, словно королева эльфов из волшебной сказки, лесная фея, а не грубый человек, как он сам.
Майкл понял, что нашёл идеал красоты в первые же минуты их знакомства.
Но позже, сблизившись с ней, он увидел в ней человека, казавшегося ему лучшим на свете: искренним, непоседливым, радующим всех вокруг, тонко чувствующим, эмоциональным и заботливым, чутким к нуждам окружающих, и даже эгоизм избалованной, любимой всеми младшей дочери и сестры не портил её, а лишь придавал очарования.
Она же сразу оценила его как остроумного и деликатного собеседника, способного на глубокие суждения.
Ему удалось стать для Элен близким другом, войти к ней в доверие настолько, что она воспринимала его как единственного человека, способного понять её мысли и чувства, которые она, казалось, не поверяла больше никому. Майкл был счастлив и горд этим.
Найти в будущей супруге не только любовницу, но и друга, который никогда тебе не наскучит - разве не в этом предел мечтаний?
Но между ними оставался барьер - тут она удерживала дистанцию, она не могла приблизить к себе его или любого другого мужчину. Существовали личные темы, которые никогда не обсуждались ими. И он не знал, как разрушить эту невидимую, но прочную стену, отделявшую её от него.
Прекрасно понимая её чувства, зная, что именно её мучает, Майкл не смел затрагивать в разговорах с ней ничего, что касалось её отношений с Уильямом Беркли. Он не мог говорить с ней о любви.
Находясь рядом с ней так близко, он совсем потерял голову, терзался настоящим мучительным желанием, не знакомым ему никогда прежде. Впервые за несколько лет он оказался перед целью, столь же желанной, сколь и недостижимой. Ему, привыкшему сразу получать всё, что он хотел, обладающему высокими амбициями, стало ясно, что есть на свете вещи ему недоступные. И эта девушка - одна из них.
Она будто жила в другом мире - где ему нет места.
Чем недоступней казалась ему Элен, тем сильней сжигал его этот огонь.
Сейчас, потеряв вдруг всё, лишившись смысла жизни, только недавно обретенного, Элен не знала, как ей заполнить образовавшуюся пустоту в душе, унять эту страшную боль. Она старалась скрывать всё от окружающих, держалась, пыталась казаться веселой. Только его она не могла обмануть.
Он, уже давно безответно влюбленный, много раз за это время испытавший муки ревности и отчаянья, сейчас он один, как никто другой, понимал и разделял её чувства. Пусть и вынужден был молчать об этом.
Майкл изо всех сил пытался облегчить её участь - отвлечь, развеселить и утешить. Он казался веселым, неунывающим и в то же время был сочувствующим и деликатным. Беседуя с ним о книгах или о театре, выговариваясь, давая выход своим эмоциям, Элен хоть немного отвлекалась, а он следил за её лицом с тайной грустью, мысленно лаская милые черты.
Он видел, как ей плохо сейчас, но помочь ей не мог, как ни старался. Он сам стал виновником её нынешнего состояния, и это чувство вины только росло в нём со временем. Конечно, такое состояние души не способствовало его успеху. Ему не удавалось изменить её отношение к себе и её настрой, Элен оставалась такой же отрешенной и потерянной. Грусть её всё усиливалась.
Первоначальные его надежды развеялись как дым, всё чаще Майкл думал, что ему уже никогда не удастся стать для неё кем-то большим. Только друг, интересный собеседник, всякое другое сближение оставалось невозможным.
Их с Мадлен козни, разлучившие её с Беркли, не помогли ему стать ей ближе. Всё осталось по прежнему. Стало даже хуже.
Элен делилась с ним впечатлениями от просмотра спектаклей и теперь всё чаще обращала внимание на лица людей в зале, их реакцию на шутки или трагические моменты, она стала больше плакать, почти не стесняясь его присутствия. Теперь грустные картины из жизни или печальные эпизоды пьес и романов больше трогали её, вызывали слёзы.
Она разрывала ему сердце, и Майкл, не способный уйти, прервать мучительные ежедневные свидания, ставший заложником своей роли друга и в то же время получающий мучительное наслаждение от её общества, продолжал играть эту роль. Нет, никем не навязанную, а с самого начала избранную им самим, чтобы спрятать от всего мира истинные чувства к ней.
С самого начала их знакомства он не верил, что эта девушка может полюбить его, вот в чём дело. С первого дня он боялся показаться смешным в своей безответной любви. Ловушка, в которую он сам себя загнал. Скорее бы она пожалела бедного влюбленного и снизошла бы до него, признайся он ей. Но он был слишком горд и слишком боялся открыть кому-то, как он уязвим.
Он сам возвел этот невидимый барьер между ними, не дающий ему говорить с ней о чувствах. Сам, и некого винить.
Его любовь к ней была слишком бесплотной, слишком идеальной. И он будто с самого начала знал, что этому чувству не суждено обрести плоть и кровь. Он не получал отклик от неё, его желание зависало в воздухе, не достигнув цели, и рассеивалось по дороге. Майкл не был фанатичным эгоистичным сенсориком вроде Клода Фролло, готовым идти напролом и подминать под себя души и тела ради своей страсти, сжигающей всё на своём пути.
Его амбиции, желания, как ни сильны они были, но здесь он ждал от неё ведущей роли - сенсориком и этиком была она, а он - интуит и логик - в вопросах плоти и секса сенсорик почти всегда навязывает свою волю интуиту, а в вопросах чувств и отношений логик не способен подчинить себе этика, а вынужден послушно следовать за ним.
Несчастный, как же стремился он навсегда подчиниться её сладостной власти - стать её верным рабом! Вот только она не хотела становиться его владычицей.
Майкл мечтал о том, чтобы она возжелала его так же сильно, как и он её. Чтобы она рано или поздно взяла на себя главную роль, но - увы! Чем дальше заходил он в тупик, тем яснее становилось ему, что он затеял безнадежное дело. Любовный туман, мешавший ему сразу увидеть и осознать страшную истину, постепенно рассеивался.
Но в первое время после её разрыва с Беркли иллюзии взяли в нём верх. Его надежды, почти убитые, возродились и расцвели вновь, как примятые копытом полевые цветы после очередного дождя. Каждую ночь он проводил в мечтах о ней, алкая и трепеща, представляя её в своих объятиях.
Каких же трудов ему стоило скрывать от неё своё желание всё это время! Ну почему она - столь чуткая, отзывчивая во всём остальном, не почувствовала его беззвучной, но безумно страстной мольбы и не снизошла до его жаждущего сердца?
Здесь Элен мгновенно становилась слепой эгоисткой, в упор не желая видеть очевидное, поглощенная лишь своей страстью.
Удивительно, но она действительно не замечала его страданий, хотя даже толстокожий Джеймс всё понял, а уж про тётю Гвен и говорить нечего - ей одного взгляда на племянника хватило ещё весной.
В любви не бывает друзей и компромиссов, природа берет своё. Продолжение рода - слишком важная для выживания сфера, чтобы уступать в конкурентной борьбе и вести себя как добрый самаритянин, действуя в ущерб своим интересам ради чужих.
Влюбленные с одной стороны - слепнут и глохнут, а с другой - становятся невероятно чутки и восприимчивы к некоторым вещам.
И Майкл, ранее чуравшийся любой лжи, пошел на подлости, от которых до сих пор краснел перед самим собой и которые ни за что не совершил бы ради чего-то другого, даже ради спасения собственной жизни, пожалуй.
А вот ради призрачной надежды получить эту девушку, завоевать её любовь пошёл и на такое. Здесь он действовал не просто как эгоист, а как последний мерзавец, позабыв в пылу страсти о всяких нормах морали. (Но не это ли и губило его сейчас? Ведь его совесть никуда не делась и продолжала мучать несчастного.)
Инстинкт продолжения рода в какой-то момент оказался в нём сильней чем собственные нравственные принципы получается?
Или в этой извечной войне победитель, сумевший опередить конкурентов любыми способами, прав по определению?
Ведь писать следующее издание моральных норм общества будущего станут потомки победителя, не так ли?
Но в таком случае имеющиеся сейчас нормы морали написаны теми, кому в предыдущие столетия эту вечную конкурентную борьбу за любовь и за будущее своих детей удалось выиграть.
Сейчас злая, эгоистичная часть его души, желавшая, чтобы и она испытала боль, успокоилась, уползла, присмирев, в дальние закоулки сознания.
А он остался - и та его часть, которая способна была любить, любила и обливалась сейчас невидимыми слезами, понимая, что любовь его - безответна. И надежды никакой нет.
Эта его человеческая, любящая часть жалела её сейчас намного больше, чем себя. А себя ненавидела.
И было за что.
Элен превратилась в жалкую тень самой себя прежней. И он стал тому причиной.
Полюбил он эту девушку за её удивительную жизнерадостность, способность радоваться самым простым вещам и всех вокруг радовать, приводить в счастливое состояние. Но сейчас этой прекрасной райской птице сломали крылья. Она умирала и больше не способна была петь. Остались прелестное лицо и тело, но они - лишь жалкая оболочка по настоящему прекрасной светлой души, теперь потерявшей себя. Эта оболочка, словно завядший цветок, поблекла и высохла.
На Элен было жалко смотреть. Бедняжка похудела и осунулась, побледнела, сгорбилась и постоянно куталась в теплую шаль. У неё пропал аппетит, ничто её не радовало. Родные с тревогой смотрели на неё.
Если она не заболела, то только потому, что изначально ее организм был достаточно крепким и раньше не ослаблялся никакими серьёзными болезнями.
Джеймс успокаивал встревоженную мать тем, что грусть Элен естественна и со временем пройдёт. Лучше уж так, сразу, чем потом мучаться всю жизнь в несчастной браке. Сама Элен тоже не хотела расстраивать родных. Она бодрилась при них как могла, пытаясь скрыть свою печаль.
Казалось, только один Майкл видел, как она сломлена горем. Только он понимал весь ужас произошедших с ней перемен. И ужасался тому, что сделал с ней. Сам, собственными руками, он убил её любовь. И чувствовал теперь, что убив любовь, убил и саму жизнь в ней.
А вот оживить её он не был способен.
Смотреть на живую, счастливую чудесную райскую птицу, желать её получить себе, но поймав, обнаружить, что она превратилась в несчастное жалкое умирающее создание. И ты не знаешь, как вернуть ту прежнюю красоту. Точнее, знаешь - выпустить её снова в райский сад. И тогда она оживёт и запоёт лучше прежнего. А здесь, в твоей клетке, ей не жить.
Прошёл, наверное, месяц с того страшного дня. Её рука зажила, Элен перестала носить повязку, сегодня они съездили в театр на премьеру.
Комедия не рассмешила её, во время спектакля она грустно смотрела куда-то вдаль, отсутствующим взглядом, будто мимо людей и предметов.
- Элен, вам не показалось, что главная героиня немного старовата для своей роли - восторженной юной девушки? Они обе слишком крупные, на мой взгляд. Я чуть не перепутал Мод и её тётушку. Если бы не старомодная фиолетовая шляпа тёти и её перелина до пояса, ни за что бы не понял, кто есть кто. У тётушки даже голос, кажется, моложе, чем у племянницы.
- Бедные девушки, им надо где-то играть. Вот им дали пьесу, кусок хлеба, и они послушно играют, чтобы жить дальше. Хотя зачем им это?
- Жить? Или играть?
- И то и другое, - она закрыла глаза и откинулась на сиденье.
- Ничего из этого не имеет смысла, по вашему?
- Нет.
- Уверен, они бы с вами не согласились. Ах, Элен, как бы расстроился автор пьесы, если бы вас услышал. Не на такой эффект у зрителя он рассчитывал.
- Я с ним знакома. Джеймс ещё давным давно познакомил меня с ним. Его жизнь не весела, отнюдь. И полна печалей, если подумать. Почему мне раньше не было его жалко? Он жаловался мне на боли в суставах.
Ему пятьдесят лет, он не женат, и никогда не был. У него долги и любовницы. Он беспрерывно курит сигары и слишком много пьёт. Так мне сказал Джеймс.
- Его пьесы не так плохи. Откуда он берет вдохновение, интересно? Возможно, в выдуманном мире он находит отдушину? Там он отдыхает от не слишком приглядной реальности?
- Всё равно проходится возвращаться. И жить здесь, а не там.
- У каждого есть свои маленькие радости. Люди привыкают жить. Дурная привычка, с которой трудно расстаться. Привычные и любимые люди, вещи, места.
- Да, - равнодушно ответила Элен. Она смотрела сейчас на улицу - жуткую ноябрьскую слякоть. Ни одного деревца, ни единого листика, ни травинки вокруг. Только мокрый камень разных оттенков серого и коричневого цветов, едва различимых в густых сумерках. И промозглое темное небо. Фонари тусклыми туманными пятнами не светились, а будто расплывались блеклыми кляксами в тёмном влажном пространстве вокруг, будучи не в силах осветить его.
У него ком стоял в горле, и в груди вдруг что-то сжалось от её безнадежного, бесконечно усталого взгляда.
Он осторожно взял её за руку.
- Элен, вам нужно сейчас выпить чашку какао и съесть что-нибудь сладкое. Уверен, вам станет легче.
- Спасибо, Майкл. Мне ничего не хочется.
Её рука стала такой тонкой. Он вдруг с ужасом заметил это. Она страшно похудела всего за месяц.
- А давайте сейчас заедем в кондитерскую и купим пирожных? Может, выпьем кофе?
- Извините меня. Я устала и хочу домой. Когда-нибудь в другой раз. Спасибо вам за приглашение.
Он проводил её до дверей её комнаты и вернулся в свой экипаж. Страшное стеснение в груди не проходило. Он определённо чувствовал дискомфорт, почти боль. Ему стало невыносимо грустно - наверное, ей ещё хуже сейчас. Он просто почувствал в это мгновение её боль, возможно, только часть её боли.
Худенькая и понурая, закутавшись в шаль, она, сгорбившись, сидела за столом в гостиной, когда он пришел на следующий день.
Он сам обратил внимание её родственников на то, что Элен, видимо, ничего не ест, раз так похудела.
Но её бесполезно было уговаривать. Она каждый раз послушно брала и пыталась есть предложенную ей еду, но потом снова всё повторялось. Ей ничего не хотелось. Ни есть, ни пить. Прогулки и общество тоже перестали привлекать её.
Однажды он предложил ей, будто между прочим:
- Элен, хотите отправиться на юг - в Италию или на южный берег Франции, в Канны?
Может там, где всегда зелень и тепло, даже зимой цветут сады, вы немного развеселитесь?
- Я... даже не думала о таком.
- У моей матери дом на Ривьере. Она редко ездит туда, сейчас он сдаётся нашим знакомым. Но через месяц она отдаст его нам.
- Право, не знаю... Слишком долго ехать туда. Трястись по дорогам Европы.
- Можно и поплыть. На пароходе. В круиз. Сначала в Испанию, а потом оттуда - в Италию или во Францию.
Она молчала. Ей, видимо, не хотелось огорчать его отказом, но и ехать никуда не хотелось.
Он не знал, чем порадовать и как растормошить её.
- Вам обязательно надо поехать куда-нибудь. Всё равно. Я готов сопровождать вас повсюду.
- Нет, это неудобно.
- Почему? Неприлично, вы имели ввиду? Ну в конце концов...
Он вдруг осёкся и замолчал. Хотел ей сказать легкомысленным тоном: "- В конце концов, вы можете выйти за меня замуж."
Но что-то его остановило. Он знал, что. Её могильная холодность, апатия и собственная совесть, не дающая ему права претендовать на её любовь, желающая как можно больней наказать его.
- В конце концов, мама да и мы с Робертом могли бы поехать с вами вместе в Канны или в Ниццу. Элен, Майкл прав - тебе стоит сменить обстановку. И климат тоже - не помешает, - Джеймс вошёл в гостиную, он услышал окончание их разговора и продолжил речь Майкла.
Элен молчала. Ей даже говорить ничего не хотелось, не то что ехать.
Сейчас они оба с надеждой смотрели на неё.
У Майкла появился активный союзник, да он всегда им и был. Даже видя, что сестра не проявляет к троюродному кузену никакого интереса, Джеймс продолжал следовать своей логике: Майкл - порядочный, понятный и близкий по духу человек, фактически - член семьи, разумный, состоятельный, в Элен души не чает - разве это не идеальный муж для его драгоценной сестры? Он почему-то забывал о её чувствах, о том, что Майкл не вызывает их у неё, считал этот момент незначительной и легко поправимой деталью.
Вот когда дело касалось его лично, Джеймс рассуждал почему-то совсем по другому. Наличие выраженного влечения к женщине для него было необходимым условием не только брака с ней, но и просто близкого знакомства. Невзрачных женщин и девиц, сразу не вызывающих его живой интерес, он сторонился, как черт ладана. Но Джеймс не замечал никаких противоречий в своей железобетонной логике. Так уж устроены многие из нас, если не все.
Ведь он заботился о будущем своей сестры, о её благополучии. Главное, чтобы муж был надёжным, порядочным, состоятельным и разумным, тогда Элен ждёт спокойная благополучно жизнь без тревог и проблем, может не счастье, но довольство.
Главное, чтобы муж любил её. А Джеймс-то, в отличии от самой Элен, видел, что Майкл увлечен его сестрой всерьёз.
Каково будет ей жить в этом "раю", в котором она будет лишена самого главного - любви, Джеймс как-то не задумывался - да так же как и с ним - любящим братом - спокойно, без тревог и проблем. Он видел в Майкле своего надёжного преемника, которому он сможет со спокойной душой передать сестру из рук в руки и не переживать больше за неё.
И то, что с ней происходило сейчас, когда она лишилась этого главного в жизни, он тоже не понимал, точнее - недооценивал.
***
(Части, отмеченные звездочками, лучше пропускать. У некоторых читательниц Фикбука эти отступления автора от основного повествования вызывали крайнее раздражение.)
Женщины, даже самые родные и любимые - не субъекты, а объекты - и чувств, и заботы, всего лишь красивые куклы, которыми мужчины играют. Сами по себе женщины нуждаются, разумеется, в уходе, заботе, в хорошем добром хозяине. Ведь женщина не способна сама позвботиться о себе, поэтому этот аспект в браке - главный. А ориентироваться на такую эфемерную вещь, как чувства наивной молоденькой девушки, когда речь идёт о таком серьёзное деле, как брак, нельзя. Брак заключается на всю жизнь, главное в нём - стабильность, экономическая и эмоциональная, предсказуемость, спокойствие, материальная обеспеченность.
Вы ведь не будете спрашивать мнения своего любимого котеночка, которого отдаете в хорошие руки, понравился ли ему новый хозяин, но сами вы этого хозяина ещё как проверите на вшивость - будет ли он вашего котеночка любить и лелеять так же как вы.
Настолько естественная психология того времени (прямо вытекающая из его экономики), что даже самые любящие отцы и братья, и в первую очередь они, рассуждали именно так.
И где-то они были правы. Куда потом пойдёт жена неразумного и несостоятельного мужа - разорившегося игрока, бездельника, пьяницы? Да ещё с детьми на руках. Умрёт с голоду? А если муж - неверный, легкомысленный, непостоянный, бросается за каждой юбкой, то тоже ничего хорошего бедняжке не светит. Чувства в браке безусловно нужны - рассуждали любящие отцы невест - и они должны быть достаточно прочными и сильными - у мужчины, чтобы покрепче привязать его к жене и к детям.
Чтобы хозяин лучше заботился о своих подопечных, он должен сильней любить их.
Подобная психология мужчин того века видна даже у протестующих против устаревших брачных обычаев авторов - у Джона Голсуорси, например. В первой части "Саги о Форсайтах" он уделяет много внимания страданиям главной героини - Ирэн, вышедшей замуж по расчёту и возненавидевшей своего нелюбимого мужа. Тут он ей всемерно сочувствует, доказывает читателю, что жить женщине в положении игрушки, собственности даже заботливого и любящего, но нелюбимого ей мужчины - совершенно невыносимо.
Но потом, в последней части трилогии "Конец главы", Голсуорси легко выдаёт свою любимую, идеальную героиню Динни за нелюбимого ей мужчину, но зато безусловно порядочного и страстно влюбленного в неё. И ведь, похоже, искренне верит при этом, что оказал своей героине добрую услугу - самым благоприятным образом устроил её судьбу напоследок - после всех мытарств, через которые её протащил.
Ну конечно, ведь прообразом милой Ирэн была любовница Голсуорси, а затем, после развода с постылым мужем, за которого выскочила замуж по расчёту, она стала супругой писателя. Первую часть романа он создал на основе своей личной истории. В данной конкретной ситуации он всецело на стороне бедной женщины, не испытывающей влечения к своему законному мужу, а значит, имеющей безусловное моральное право на измену и на отвращение к нему и даже к его потомству, которое она пронесла через всю многотомную Сагу.
А потом Голсуорси стал старичком, неравнодушным к молоденьким девушкам, и тогда он взял светлый образ одной из них за основу и немножко помечтал. В самом конце Конца главы - в последней части трилогии, описывая сцену, в которой Дорнфорд делает Динни предложение, автор явно наслаждается ситуацией. В этот эпизод писатель вложил много чувств - чувств безответно влюбленного мужчины. Эротикой так и веет.
Автор всецело на стороне безответно влюбленного, он душой переживает за его успех. А вот чувства своей идеальной любимой героини Динни здесь его почему-то ничуть не волнуют. Наоборот, складывается впечатление, что автору данная коллизия кажется весьма пикантной и возбуждающей.
Ничего, Динни же жертвенная натура - она много раз жертвовала собой ради других, всю жизнь волновалась о чувствах и благополучии других больше чем о себе, вот и сейчас потерпит. Как-нибудь вытерпит рядом с собой этого безответно влюбленного. Выдержит напор его чувств и не только чувств. Весь остаток жизни. Ничего страшного. Христос терпел и нам велел. Страданиями душа совершенствуется.
А там,глядишь, попривыкнет, стерпится - слюбится.
Зато какие невероятные по силе чувства испытывает её партнёр, получивший, наконец, доступ к заветному телу! Грех упустить такой шанс и не использовать этот эротический подтекст в романе, писанном больше для своего брата - мужчины, чем для женской аудитории.
И это - Нобелевский лауреат, инженер человеческих душ, английский Лев Толстой и Фёдор Достоевский в одном лице - великий Джон Голсуорси.
А чего же вы хотите от обычного мужчины?
Ни в чем не повинные женщины, имеющие точно такие же чувства, как и мужчины, в браке с нелюбимым становились несчастными на всю жизнь. Жаль их бедных до слёз.
Читательниц, узнавших на своей шкуре, каково это - быть объектом жаркой навязчивой мужской страсти, не испытывая ни грамма ответных чувств, никак не вдохновляют подобные эпизоды, так возбуждающие некоторых читателей мужского пола и некоторых "великих писателей" вроде В.Набокова, заработавших дешевую популярность у мужской аудитории именно такого рода сомнительными эротическими опусами. (Не хочу умалять его талант, это тема отдельной статьи, но его творчество - яркий пример, иллюстрация того, насколько могут отличаться чувства маньяка и его жертвы, им никогда не понять друг друга, впрочем, маньяку это вовсе не нужно, и "великому писателю", смотрящему на мир глазами мерзкого педофила, видимо, тоже не слишком интересно).
Ну как, наверное, со вкусом выполненное описание охоты, последующей разделки и приготовления туши, а затем - её смачного поедания под хорошее вино, вызвало бы обильное слюноотделение у охотника, но ничуть не вдохновило бы его потенциальную дичь, сумей она это прочитать. А любитель мясных деликатесов не захочет портить себе аппетит и проникаться предсмертным ужасом бедного животного.
К несчастью, есть дичь, которая умеет читать. И к несчастью, значительная часть читательниц женского пола, увы, испытала на своей шкуре, каково это - быть такой - вызывающей обильное слюноотделение дичью.
Потому, видимо, эротическая литература, предназначенная для чисто женской аудитории, довольно сильно отличается от опусов, признаваемых шедеврами эротики аудиторией мужской.
Нет, не смогу я так "осчастливить" свою героиню, как добрый дядюшка Д.Голсуорси - рука не поднимется. Существуют непреодолимые барьеры. Не всякого мужчину женщина сможет принять и полюбить со временем, также как и мужчина женщину, и тут ничего не зависит ни от обоюдных желаний и усилий партнеров, ни от времени, проведённого вместе. Есть нечто, заложенное в нас природой свыше, только оно за нас решает, кого дано нам полюбить, а кого нет.
Почему-то писатель в первой части Саги это понимает, а потом вдруг начисто отшибло гению понимание... Или уж реализм настолько в нём крепко засел - списал этот финал с реальности, не мог уж приврать - хоть немного скрасить судьбу своей дорогой Динни? Страшно, что и реальный прототип его героини (если она существовала) могла по неведению не понимать, что делает - она могла дать согласие на брак под давлением общественного мнения, традиций, чаяний родных, желающих поскорей выдать её замуж, сильного желания самого поклонника. А потом, когда она всё поймёт, ведь уже поздно будет.
Но если у двухмерного объекта есть две стороны - условных направления - оси, у трехмерного их шесть, то у четырехмерного должно быть двадцать четыре, если следовать логике? (Ведь следующим членом последовательности 1, 2, 6, должно быть - 24, нет? Или по другим принципам считать нужно?)
Эволюция человеческого вида - явление, как минимум, четырехмерное, ведь она идёт во времени, и потому многогранное. А нам - трёхмерно мыслящим существам - дай Бог хотя бы шесть её граней разглядеть.
По утверждению ученых-антропологов с началом неолита (эры земледелия) несколько тысячелетий мужчины продавали и покупали женщин, как ценное имущество, свою собственность, лишенную субъектности, чувства которой во внимание, разумеется, не брались.
Обычай, обусловленный только экономикой земледельческой цивилизации, пришедшей на смену палеолиту (охоте,собирательству), и лишь благодаря особенностям экономического устройства некоторых стран до сих пор сохранившийся во многих уголках планеты.
Опять-таки по утверждению ученых-биологов право выбирать партнёра имеет представитель того пола, который больше ресурсов вкладывает в потомство. Если самочка в одиночку выращивает, кормит и выводит птенцов, то она - серенькая невидная, весной молча выбирает, а самцы - крупные,яркие расфуфыренные, громко поют перед ней песни - выбери меня, дорогая!
Но если несколько тысяч лет - фактически всю эпоху неолита этим вкладывающим в потомство полом были самцы человеческого вида - именно они всю жизнь ради семьи и детей пахали землю, трудились в поле и в кузнице, изготовляли орудия труда и использовали их, организовывали все бизнес-процессы жизнеобеспечения человеческого рода с минимальным участием женщин, то неудивительно, что право выбора было в основном за ними (мог выбирать и отец невесты, если его материальный вклад был весомей, чем вклад потенциального зятя, но в любом случае выбор делал мужчина, в чьих руках сосредоточены все ресурсы и ответственность за будущее своего потомства).
Женщины ярко наряжались и оголялись, чтобы понравится мужчинам, а мужчины перед выбором придирчиво оценивали их красоту т. е. здоровье, необходимое для успешного вынашивания и родов - почти единственный (хоть и важнейший) вклад женщины в потомство. (Хотя... намного более развитый, чем у многих мужчин женский родительский инстинкт - вплоть до готовности пожертвовать жизнью ради потомства - это ведь тоже - весомый вклад - что могли, то и вкладывали...)
Но как только в условиях развитого капитализма двадцатого века женский заработок сравнялся с мужским, произошло уравнение в юридических правах, мы сразу видим изменение отношений между полами: появились эмансипированные женщины, одетые в серенькие неброские брючные костюмы, не пользующиеся косметикой, хорошо зарабатывающие бизнес-вуман, и они стали вести себя по другому - как хозяйки - право выбора полового партнёра теперь за ними - ведь они уже больше вкладываются в потомство, чем самцы.
В истории Англии даже почти современного нам девятнадцатого века, пока женщины в большинстве случаев юридически оставались фактически имуществом мужчин - мужей или опекунов, зафиксировано много душераздирающих примеров жестокого и/или бесхозяйственного обращения мужей со своей живой собственностью.
Но ведь для эволюции человека это только на пользу, как ни странно.
Чем хуже, тем лучше.
Чем более тяжёлые условия - тем сильней действует отбор. А он - основной инструмент Природы в достижении совершенства... - хотя, Бог знает...
Жестокий, лишенный отцовского инстинкта, доброты, любви к своим близким, или же просто слабый, неразумный мужчина в условиях полной зависимости от него женщины и детей чаще терял их, чем ответственный хозяин. Они умирали от жестокого обращения или от голода, ведь кроме хозяина некому было о них позаботиться, и некому было проконтролировать его поведение. В те времена доброго государства с пособиями для таких бедолажек ещё не создали, и возможности заработать для женщин были весьма ограничены. А законы в Англии девятнадцатого века были достаточно лояльны по отношению к мужчинам, даже убивающим своих жён. (Законодатели старались не противоречить законам матушки Природы.)
Вот, например, что пишут о нравах того времени в этих ваших интернетах: в середине девятнадцатого века английский суд присудил фермеру, забившему свою жену до смерти, аж три года каторги, и тот был недоволен слишком суровым приговором судьи. ( Судья был, видимо, любящим отцом парочки девиц, потому и проявил столь неслыханную жестокость по отношению к бедняге).
Итак, жестокие, лишенные отцовского инстинкта или недостаточно разумные мужчины в тяжелых условиях, когда в огромной степени от них зависела судьба их потомства, это потомство теряли с большей частотой.
Традиция не так уж плоха выходит - за несколько поколений сильно улучшится генетика популяции. Не зря же сказано в писании: "кроткие наследуют Землю".
Несколько итераций жестокого отбора, и на планете остаются только потомки любящих, самоотверженных и разумных мужчин.
Как ловко человечество само себе провело отбор по способности любить, не правда ли? Жуткими зверскими методами - ибо слишком много жестоких зверей было среди наших предков на первом этапе, но разве цель не оправдала средства хоть в какой-то мере? (А может, и не существовало никаких других средств сделать из жестоких зверей людей?)
Разве нравы не смягчились довольно сильно за несколько тысяч лет? Может, как раз из-за того, что жестокосердные сами постепенно изводили свою генетику - в угоду жлобскому эго - "хочу все сразу, себе, здесь и сейчас", лишая свое потомство будущего, а милосердные сохранили генофонд - часто жертвуя своими сиюминутными эгоистичными интересами ради будущего своих детей?
Ну да, есть погибшие - ни в чем не повинные женщины и дети, кто-то из них мог бы стать гением или новой перспективной веткой эволюции, не повезло - да, нам их жаль. Но Природе - нет. Все мы для неё - лишь материал - случайная, попавшая под руки глина, из которой она лепит, что придётся - авось в следующий раз что-нибудь путное получится. Кому-то случайно (а кому-то - нет) повезло выжить и пока не попасть на свалку, а кто-то - уже там.
И да, капитализм - в каких-то аспектах ещё более жестокий строй, чем феодализм, но этот уклад тоже соответствует замыслу Природы (Бога) - естественный (он же - искусственный социальный) отбор при капитализме не прекращается, он стихийно продолжается, ещё более интенсивно, пожалуй.
Особенно интенсивно он идёт, если ему не мешать вовсе - когда и не пахнет социальным государством, антибиотиками, пособиями и программами по усыновлению. (Тут уж я совсем отклоняюсь от темы повести, даже любители читать примечания и сноски к роману "Война и мир" меня не поймут, напишу-ка об этом отдельную часть - в конце, чтоб не слишком засорять повествование.)
А по поводу внешности и личной привлекательности: когда чувства одного из полов решительно не берутся в расчёт, не так страшно, Природе вполне хватит отбора, проводимого одними мужчинами - ведь свои-то чувства они брали во внимание при выборе и покупке партнерши, значит, самых непривлекательных внешне женщин систематически отсеивали. (Плюс отсевом активно занималась сама матушка-природа - множество не вполне приспособленных к среде обитания, а значит, не вполне соответствующих внешне женщин умирало при родах - недостаточно хорошо работала их гормональная система чтобы удачно родить - а привлекательную внешность женщины на 90% определяет её удачный гормональный фон).
А значит, тем самым отбирали по этому признаку и мужчин - следующих поколений. Каким бы крокодилом не был богатенький папаша, купивший себе жену посимпатичнее, его детки имели как минимум половинные шансы улучшить экстерьер, благодаря материнским генам. Так, глядишь, в третьем - четвёртом поколении потомки этого крокодила и женщинам нравиться начнут.
Так рассуждая, приходим к пародоксальному выводу: остаётся только жалеть, что канули в Лету те несколько тысячелетий, в течении которых самцы, покупая себе жену или нескольких жен, целиком брали на себя функции содержания потомства и самки, ведь эти жуткие времена послужили хорошую службу человеческому виду: естественный отбор в этот период шёл в верном направлении, довольно интенсивно.
А вот последнее столетие подкачало - мужчин в странах развитого капитализма частично отстранили от важнейшего биологического процесса воспитания своего потомства - когда женщины получили возможность самостоятельно выращивать детей, а государство взяло на себя функции заботливого папика.
Отбор по признаку мужской и человеческой состоятельности как-то сразу замедлился (зато женская роль возросла). Ну сами посудите: теперь для мужчины, чтобы размножить свои гены, так же как раньше упахиваться не нужно и думать о будущем своих детенышей не обязательно. Достаточно первого этапа - чем-нибудь привлечь самку для зачатия, запудрить ей мозг, неземная вечная любовь и всё такое, а дальше - классика: ты мне роди, а я перезвоню.
И прекрасный мотылёк летит опылять следующий цветочек.
Немного другие типажи тут отбираются, вы не находите? Легкомысленные мотыльки получают явные преимущества перед более ответственными самцами.
Ведь энергозатраты намного меньше у такого мотылька - самого обаятельного и привлекательного, умеющего самочке пыль в глаза пустить, порхающего от одной к другой, а дальше - уж как-нибудь без него - государство и мамаши-одиночки воспитают.
Я уже молчу про кентов вроде Паши Дурова, ставших донорами спермы для пары сотен женщин - самый хитрый оказался - решил проблему продвижения своего генофонда кардинально, и ни за что не отвечает, что характерно, никому ничего не должен. Ой, не думаю, что там лучшая в мире генетика собралась, несмотря на пашины миллиарды.
Не знаю, куда нас приведёт подобная загогулина в естественном природном процессе. Вырождение светской европейской цивилизации вполне возможно. Заменят их в конце концов правоверные, свято блюдущие все пункты Корана или Торы.
Нет, не верю, что это продлится долго - Природа не позволит.
Любому из нас узнать замыслы Природы (Бога) в отношении своих созданий не просто, а очень просто - достаточно прислушаться к собственным мыслям и чувствам. Понять, что мы сами хотим, что нам нравится. Всё давным давно заложено в наш разум и в наши инстинкты. То, что нам кажется красивым и правильным, добрым и разумным, это и есть направление, в котором эволюционирует человек.
Всем нравятся добрые, мудрые, порядочные и красивые люди.
Не сомневайтесь, всё так и будет. Очень скоро (по меркам эволюции) все люди на свете приобретут желанные черты лица и черты характера.
Ведь эволюцию мы творим сами - собственными руками и телами. Ежедневно, год за годом.
Даже за обозримые пару столетий несказанно улучшились условия жизни, нравы и общественный строй. Средний интеллект тоже вырос. Разве это не результат жестокого отбора, прошедшего в предыдущие годы? Он самый.
У Природы нет другого способа совершенствовать свои творения, увы.
И нам всем Природа рано или поздно скажет: "Спасибо за участие в моей игре, но пора бы и честь знать. Давай, до свидания!"
И ведь ты понимаешь, что сам ты почти наверняка являешься тупиковой веткой эволюции - один или два ребёнка в семье - это почти верный путь к вымиранию конкретно твоей ветки, любые математические модели это подтвердят. Минимум нужно трое, и даже пятеро детей - не гарантия устойчивого выхода на прогрессию, кривая так и норовит скатиться в регрессию. Видимо, каждый из живущих ныне - отдаленный потомок особо удачливых особей, кто рожала и воспитывал по десять и более жизнеспособных и столь же удачливых детей.
Но для многих из нас намного важней осознавать себя частью человеческого общества, частью цивилизации. Ты погибнешь рано или поздно, гены твои растворятся и исчезнут в огромном потоке.
Но сохранится нечто важное - то, что ты любишь в близких тебе людях, то, благодаря чему человеческий род до сих пор не вымер на Земле, эта ценнейшая информация должна, обязана сохраниться. И ты будешь жить и работать хотя бы ради этого. Радуясь, что принёс немного пользы людям, сделал жизнь вокруг хоть немного лучше, немного упорядоченней.
В миллиарды раз страшней твоей собственной гибели гибель всей человеческой цивилизации, гибель ценнейшей информации, накопленной трудом и умом тысяч поколений наших общих предков. Разве нет?
Разве не это самое страшное в любой войне - отрицание самой жизни, любви, всех накопленных таким неимоверным трудом достижений культуры, мгновенное падение в пропасть, в ад.
Страшна гибель ни в чем не повинных людей, но много страшней, что это вообще стало возможным - вычеркнуть их жизни, просто так, по чьему-то преступному желанию.
И никто за эти преступления не несёт никакого ответа. Будто так и надо. А дальше эта инфернальная воронка, давая выход на поверхность из ада жутким силам беззакония и зла - энтропии, только углубляется и расширяется, процесс этот становится неконтролируемым, как лесной пожар, и вот она уже поглощает всё на своём пути, грозит втянуть в себя всё вокруг, уничтожить весь мир и всё разумное и доброе, что есть в этом мире.
Вот что по настоящему страшно.
Эволюция - странная и жуткая игра, будто запущенная Кем-то, для кого миллионы лет - как несколько часов или дней, или вообще - ничто, поскольку Он живёт в мире другой мерности, где время - та же длина или ширина, и Он - этот неведомый Некто, будто видит всё сразу: что было, что есть и что будет.
А нам - трехмерно мыслящим существам, знать и видеть многое не положено, потому что мы должны пройти этот путь - вдоль четвёртой своей оси и изменяться в процессе, а в самом конце пути - достичь заданного планировщиком Вселенной совершенства.
А может, в конце пути или на каком-то его этапе, нам тоже покажут всё? По крайней мере, всю нашу жизнь - как есть, в пространстве, во времени и ещё в скольких-то измерениях?
Люди уже поняли, что участвуют в чьей-то гигантской по масштабам игре в качестве скорее объектов, чем субъектов, но как же хочется стать наконец, субъектами - полноправными действующими лицами.