По пути в деревне узнала - впереди океан, полный бурь и чудовищ.
Я трусливо свернула в сторонку.
С тех пор тянутся всё предо мною глухие, кривые, окольные тропы.
Ёсано Акико. Перевод В.Марковой
Вся их идиллия рухнула в один момент.
- Вы понимаете, что вам не место рядом с Робертом, мисс Морстен? - спросила ее миссис Дарси.
Шарлотта, бледная и неживая, молча кивнула. Её лицо потеряло все краски. Никакая Ирэн, никогда, никакими самыми страшными угрозами не добилась бы того, чего добилась сейчас мать Джеймса одним сухим, вежливым вопросом.
- Простите, мэм. Я сейчас же уеду, - Шарлотта встала и, пошатываясь от волнения - ее ноги и руки дрожали, вышла из комнаты.
Она пошла в свою комнату собирать вещи.
Когда её чемоданчик уже лежал собранный на столе, в дверь постучали.
Она открыла дверь. Джеймс ворвался в спальню.
- Куда ты собралась?! - с тревогой спросил он. - Ты никуда не поедешь! Имей ввиду, я не выпущу тебя за ворота Пемберли.
Она только горестно покачала головой.
- Роберту не нужна такая гувернантка. Он не заслуживает этой участи.
- Какой участи? Иметь любящую мать и учительницу в одном лице?
- Роберт не заслуживает однажды узнать, что его учила падшая женщина - любовница его отца, и все вокруг знали об этом. Пока есть шанс, что эту историю можно замять, ему срочно нужно нанять другого учителя, он скоро забудет меня. Я не хочу, чтобы над ним смеялись, чтобы он потом презирал и проклинал меня.
- Раз ты теперь для всего света моя любовница, так будь ею на самом деле! Почему мы должны страдать из-за чьей-то лжи? Пусть это станет правдой! Я не отпущу тебя! - Джеймс схватил её за плечи, привлек к себе и начал неистово целовать. Он готов был овладеть ей прямо сейчас.
- Ты не покинешь меня, любимая! Нет! Останься со мной!
Он увидел, что она плачет, слёзы текут ручьём.
- Пожалуйста, Джеймс! Отпусти меня! - он со стоном выпустил её, прижал к груди её голову, пытался утешить, гладил её плечи.
- Пойми, я не могу. Бедный мой мальчик! Он не должен страдать. Над ним будут смеяться, его потом сживут со света в этой школе, куда ты его отправишь. И всё из-за меня!
- Нет, ты не можешь уехать! - он почти плакал, в его глазах появились слёзы.
- Джеймс, я должна уехать, мне нельзя больше оставаться здесь.
- Я сниму тебе дом. Нет, куплю тебе дом! Поедем туда. Только не бросай меня, любимая!
- Нет, мне стыдно перед Робертом. Если я уеду сейчас, может быть, он будет помнить меня как честного человека, может быть, до его ушей никогда не донесутся эти ужасные сплетни.
- Куда ты поедешь?
- К тёте Мэй в Гринвич. Сейчас она вдова, у неё маленький дом и садик, я могла бы помогать ей, потом я найду работу.
- Я дам тебе денег, сколько хочешь: десять тысяч, двадцать... Тебе не надо будет работать.
- Нет! Потом об этом все узнают. Узнает Роберт! Нет.
- Но хотя бы жалованье за несколько лет. Несколько сотен фунтов, чтобы тебе не пришлось голодать.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет, ты возьмешь их! У тебя нет причин не взять честно заработанные деньги.
Джеймс бросился в свой кабинет, достал из сейфа пачку купюр и золотые - всю наличность, что там была, около семисот фунтов, побежал к ней. В комнате было пусто. Он догнал её на улице, она спускалась с крыльца, волоча свой потрепанный чемодан. На ней было старенькое холодное пальтишко.
- Пожалуйста, Шарлотта, возьми их, - Он выхватил у неё чемодан, открыл его и начал запихивать туда деньги.
- Я отвезу тебя в Гринвич.
- Нет, я уеду сама. Здесь недалеко остановка.
Он сам тащил её чемодан, даже лакея не мог позвать - она бы просто ушла, бросив всё. Ей было стыдно оставаться здесь хотя бы ещё на минуту. Стоял на остановке и вместе с ней около часа ждал проходящий дилижанс. Он знал, что бесполезно уговаривать её остаться. Ему оставалось только сесть вместе с ней и ехать до Лондона, потом до Гринвича.
- Шарлотта, я поеду с тобой!
- Нет, Джеймс! Это то же самое, что снять мне дом. Все будут говорить об этом. Нет! Пожалуйста! Пожалей Роберта, пожалей меня!
Он плакал, когда она уезжала. И она плакала тоже.
Джеймс, в страшном расстройстве, убитый, опустошенный вернулся в дом. Мать встретила его в холле. В её глазах была тревога.
- Джеймс, где ты был? Что с тобой, мальчик мой?
- Зачем ты приехала, мама? Зачем?!
Элизабет впервые за долгие годы видела в глазах сына слёзы.
- Ты принесла сюда лондонские сплетни. Думаешь, я не знаю про них? Ты открыла тут всем глаза? Навела порядок?! Что ты наделала, мама!
- Сынок, но ты пойми, что так тоже нельзя. Неприлично то, что происходило тут. Эта женщина, она не должна быть рядом с Робертом. Твоя любовница не должна жить в твоём доме рядом с твоим ребенком. Тем более воспитывать его.
- Эта девушка не была моей любовницей. Хотя я любил и люблю её больше жизни. А она любила Роберта. Ради него она отказалась стать моей содержанкой, отказалась взять мои деньги, ради него она покинула сегодня Пемберли, потому что ей было стыдно перед моим сыном. Она не хотела, чтобы он когда-нибудь думал о ней плохо. Эта девушка стала настоящей матерью для Роберта, и если бы не она, я наверняка не уберег бы своего бедного сына от злой мачехи, которой стала для него Ирэн.
Ирэн раскопала и распространила по всему Лондону эту злую лживую сплетню о ней.
Мисс Морстен в самом начале карьеры в восемнадцать лет подверглась домогательствам со стороны Ричарда Каррингтона. Ну ты помнишь того старого козла. Он ни одной юбки не пропускает. Помнишь, сама же рассказывала историю тети Джорджианы.
С тех пор мисс Морстен пряталась под личиной некрасивой старой девы, умело играя эту роль. Директриса школы гувернанток пожалела её и помогла ей - нарядила ее в уродливое платье, нелепый чепец, дала ей свои старые очки. Мисс Морстен просто боялась за свою жизнь, она знала, что если не станет скрывать свою красоту, то очередной хозяин-мерзавец попытается воспользоваться ей. Ирэн разузнала где-то про этот случай - баронесса наверное сама рассказала ей. Они живут там неподалеку в Кинсингтоне.
Ты конечно читала тот листок. Ирэн изобразила из себя жертву. Якобы она ушла от меня из-за моего романа с гувернанткой. На самом деле, на тот момент ни о каком романе не было и речи - мисс Морстен выглядела как скучная старая дева, я и не смотрел в её сторону.
А выгнал Ирэн я совсем по другой причине. Я случайно подслушал сначала один разговор в парке, где Ирэн угрожала Роберту отправкой в школу Блоуберри, а его учительнице увольнением, оскорбляла и унижала их обоих. А потом я так же случайно услышал другой разговор: на этот раз Ирэн угрожала жизни Роберта. Она требовала, чтобы гувернантка немедленно уехала из Пемберли, иначе Ирэн обещала сжить со свету моего сына - это её собственные слова. Ей нужно было, чтобы мисс Морстен немедленно уехала, после этого я должен буду отправить Роберта в школу - Ирэн не нравилось, что Роберт живет в Пемберли, она хотела сбагрить его куда-нибудь подальше отсюда.
Гувернантка согласилась уехать, испугавшись за жизнь мальчика. Естественно, услышав всю эту мерзость из уст самой Ирэн, собственными ушами, я немедленно предложил жене покинуть Пемберли.
Потом, через несколько недель я увидел этот листок, эту сплетню - Эрвин рассказал мне. Удивился, конечно, и потребовал объяснения у гувернантки. Мисс Морстен призналась мне во всём. Я сам снял с неё очки и чепец.
Через несколько недель я понял, что влюблён в неё. Начал ухаживать за ней. А она сказала мне, что хочет еще два с половиной года доучить Роберта, и по этой причине не может стать моей любовницей. А потом приехала ты. И теперь мисс Морстен покинула Пемберли. Об этом еще не знает бедняжка Роберт. И мне страшно ему рассказывать.
Миссис Дарси слушала его, и её лицо приобретало всё более озабоченное выражение.
- Не могу поверить, что Ирэн способна на такое.
- Я сам никогда не поверил бы, если бы не слышал всё, что она говорила, собственными ушами.
В гостиную прибежал Роберт. Он искал мисс Морстен.
Бабушка виновато и испуганно смотрела на внука.
Когда Роберт узнал что мисс Морстен уехала, он сел на пол и разревелся во весь голос.
Джеймс смотрел на мальчика, в его глазах тоже блестели слезы. Он взял его на руки, обнял сына, не зная, что сказать бедняжке, как утешить его.
Два мистера Дарси - старший и младший, совершенно расстроенные, в слезах, сидели пригорюнившись в гостиной. А их мама и бабушка, чувствуя себя виноватой в их бедах, стояла рядом и не знала, как им помочь.
- Ирэн даст тебе развод, если ты перестанешь давать ей денег, - Элизабет только что выслушала историю поездки своего сына в Кинсингтон. - Отними у неё доверенности на все счета, запрети ей снимать с них деньги. Я знаю, ты не привык так поступать с людьми, но это единственный выход. Даже её приданое по закону принадлежит тебе. В конце концов, она не жалела Роберта, да и тебя тоже.
Джеймс решил, что попробует пока запугать Ирэн подобной угрозой. Возможно, это поможет.
Не помогло.
Ирэн лишь рассмеялась ему в лицо.
- Ты думаешь, мне не на что жить? - саркастически улыбнулась она. - Ошибаешься. У меня есть и деньги и покровители. Я принципиально не дам тебе развод, пока не раздену тебя до нитки. Ты еще пожалеешь, что так обошелся со мной.
- Хорошо, ты не получишь больше ни пенни ни с одного из моих счетов. Я ошибался, думая, что с тобой можно обходиться по человечески. И Энтони ты сможешь увидеть только после развода. Зачем тебе брак со мной? Объясни?
- Возможно, затем, чтобы наставить тебе рога. Это будет приятно.
- Почему тебя больше волнует, как доставить неприятности мне, чем собственное благополучие? Это ненормально.
- Потому что ты обидел и оскорбил меня, а теперь вот приполз ко мне и просишь развода. Когда у тебя вырастут ветвистые рога, будет ещё интересней.
Всего лишь полгода назад он боготворил эту женщину, а сейчас она кажется ему исчадием ада. Видимо, он действительно дурак и совсем не разбирается в людях.
У него остался очень неприятный осадок от встречи с женой. Она смотрела на него с ненавистью и с насмешкой. Как будто знала что-то такое, чего не знал он. Её ведь всегда интересовали деньги, и он никогда не отказывал ей в них. Что же она знает такое, что готова отказаться от его денег, от своего приданого - это вообще странно? А ведь идя к ней, он был уверен, что она устроит скандал, станет обвинять его, потребует больше денег за развод (и он готов был отдать их ей). А её даже Энтони вдруг перестал интересовать. Хотя казалось бы, камень преткновения - он, их малыш.
От Ирэн Джеймс отправился прямиком к своему нотариусу, потом к банкиру. Он лишил Ирэн доступа ко всем своим счетам, отозвал все доверенности. На всякий случай написал завещание, в котором всё своё недвижимое имущество оставлял Роберту. Энтони он оставлял половину акций и вкладов, половину Роберту. Опекуном обоих детей он назначал своего кузена Джорджа Лоуренса.
В предыдущем завещании опекуном Роберта и Энтони назначалась Ирэн, половина всех банковских вкладов и акций доставалась ей, половина - Энтони. Роберт становился наследником только недвижимой, земельной собственности, дающей стабильный доход.
Вечером, в потемках, у самых ворот его дома в Лондоне, на Джеймса напали неизвестные разбойники. Ему повезло, что пуля просвистела у самого виска, но не задела его.
Джеймсу удалось выхватить пистолет и выстрелить в них, обратить в бегство, потом еще раз - вслед уезжающей повозке.
Ночью ему снились страшные смутные сны. Кто-то бежал за ним, потом он прятался в каком-то чулане. И в конце он увидел смеющееся лицо Ирэн. Она смеялась над ним.
Этот сон навел Джеймса на мысли, что нападениена него может оказаться не случайным. Ведь Ирэн раньше угрожала, что ее родственники уничтожат его.
Через два часа Джеймс сидел на Боу-стрит в конторе известного частного детектива. Он нанял сыщиков, чтобы следить за женой. Заодно, нанял охрану себе - двух бравых молодцов - сержантов королевского флота в отставке.
Сержанты пригодились ему той же ночью. В дом снова попытался залезть грабитель.
Охранникам не удалось поймать разбойника, удалось лишь выстрелить ему вслед.
Одно нападение может оказаться случайным, но два подряд - кто-то явно интересуется его домом, возможно, хочет лишить его жизни. Может быть поэтому Ирэн так злорадно ухмылялась? Всё больше он убеждался - она что-то знает. Она даже не посчитала нужным обсуждать с ним условия развода, как в прошлый раз. И верно - зачем? Зачем обсуждать что-либо с человеком, которого завтра, скорей всего, уже не будет в живых?
Джеймс решил усилить свою охрану еще двумя детективами. Он решил немедленно откомандировать их в Пемберли. А сам он пока побудет здесь, в Лондоне, соберёт информацию об Ирэн и ее родственниках.
Вся жизнь проносилась перед ним. Джеймс думал о ней - о Шарлотте. Видел перед собой её по-детски чистый, серьезный и грустный взгляд, стоило ему закрыть глаза. Он видел, как они вместе с сыном идут по дорожке, она исподтишка целует Роберта, как они радостно прыгают вокруг костра, стреляют из самодельного лука, она нежным взглядом ласкает его малыша, тот отвечает ей счастливой улыбкой. А вот они вдвоём со страхом смотрят в лицо Ирэн, и каждый из них боится за другого - не за себя. Бедные дети, слишком рано испытавшие боль потерь, слишком рано вынужденные повзрослеть.
Волна раскаянья и любви к ним обоим затопила его душу, слезы выступили на глазах. Он мог бы намного раньше помочь им, если бы только не был так эгоистичен, так глуп! Он сделал бы счастливыми их, и сам был бы счастлив сейчас.
Где она, что с ней? Он должен найти её, помочь, защитить. Зачем он послушался её - зачем отпустил?
И Роберт - не угрожает ли опасность и ему тоже? Джеймс вдруг испугался этой мысли. Зачем кому-то убивать его? Если этим людям выгодна его смерть, то не выгодна ли им точно также и смерть его старшего сына?
Джеймс аж подскочил на месте. Нет, он не может больше находиться здесь! Немедленно он известил детективов, что выезжает в Пемберли, все сообщения теперь следует слать ему туда. Перед отъездом он еще раз заглянул к юристам - посоветоваться. Его интересовали возможные последствия своей смерти - кто может желать её?
Его поверенный, мистер Корсхилл предположил, что завещание может быть оспорено вдовой, такие случаи уже бывали: по решению королевского суда вдовы становились опекуншами своих детей после смерти мужей, вопреки их воле. Происходило это чаще всего после вмешательства влиятельных покровителей бедных женщин: членов правительства или как минимум членов парламента, не меньше - вряд ли мнение менее важных персон учёл бы суд. Сам Джеймс не относился ни к тем, ни к другим. Как и его кузен Джордж Лоуренс, на которого он по завещанию возлагал обязанности опекуна своих детей.
Он похолодел, услышав это. Ему вдруг стало по настоящему страшно за жизнь Роберта.
Угрозы Ирэн уже не казались ему обычными истерическими выходками, как раньше, теперь он воспринял их всерьёз. Он вспомнил, как она говорила о своих дядях в правительстве. У нее действительно был двоюродный дядя в кабинете министров, кажется, сэр Чарльз Перхем. Знакомством с ним его тщеславная супруга очень гордилась.
Семьи её родителей не отличалась ни особым богатством, ни знатностью рода, но вот связей и у отца, и у матери было на удивление много. Раньше Джеймс с презрением молча слушал, как они кичливо перечисляли своих многочисленных так называемых родственников - чаще всего мужей их кровных родственниц, занимавших видные посты.
Тогда он ещё не понял, и лишь теперь понимание постепенно начинало приходить к нему: он вспоминал смазливые личики многочисленных кузен и тетей своей жены. Они все казались ему похожими - все на одно лицо, и все они были лет на десять минимум старше Ирэн, а потому казались намного вульгарней, пошлее, примитивней, чем она - Джеймс почему-то не ассоциировал жену с ними, считал её неземным созданием, намного более возвышенным, чем они.
Только сейчас он вдруг увидел в этом блестящем, смазливом ряду и свою супругу: те же гладкие кукольные черты, розовые щечки и губки, те же золотистые роскошные кудри, те же холеные, полные груди, выпрыгивающие из корсетов, те же роскошные, чрезмерно - на грани вульгарности открытые туалеты, вызывающе крупные, бросающиеся в глаза показной роскошью украшения. Она ничем не отличалась от них - такая же хищница, охотница за выгодным женихом, жадная до денег, внешних признаков успеха, кичащаяся положением в обществе, с удовольствием унижающая тех, кого считает ниже себя.
Как он не замечал этого раньше? Как мог он поддаться чарам этих кукольно-красивых глазок, в которых позже не видел ничего, кроме похоти и холодной злобы?
Немедленно в Пемберли, пока не поздно, он должен быть там сегодня же.
Джеймс менял лошадей на каждом постоялом дворе. К ночи он был дома вместе со своей охраной. Ранее присланные сюда детективы уже освоились на месте, дали отчет о предпринятых в замке мерах безопасности и о своих разведывательных вылазках в окрестности. Пока ничего страшного не случилось. Значит, у него ещё есть время предотвратить худшее.
Роберт и Энтони спокойно спали в своих кроватках. Джеймс облегченно вздохнул.
Опасность никуда не исчезла. Сейчас, в стенах замка они, может, и в безопасности, но нельзя же сидеть здесь вечно под защитой частного охранного бюро? Рано или поздно, им с Робертом придется выбираться в свет. Он вдруг вспомнил про мелко исписанный листок с программой занятий, который Шарлотта отдала ему давным давно - еще осенью. Где он?
Джеймс прошел а свой кабинет, долго шарил на столе, в ящиках, но так и не нашел его. Он поразился своей беспечности: как он мог потерять такой важный документ, написанный её рукой? Ведь она трудилась над ним всю ночь. Тот, сентябрьский Джеймс выбросил его в мусорную корзину, а этот - февральский готов был десять тысяч фунтов отдать за маленький клочок бумаги, если его написала она.
Он почти бегом бросился в её комнату. Остановился на пороге, окинул взглядом: аккуратно заправленная постель, пусто и чисто - никаких следов ее пребывания. Джеймс подошел к шкафу, открыл его и увидел её новые платья - она не взяла их с собой. И новое пальто висит на вешалке. Он готов был плакать от досады. Как она могла? Только того, любимого им, голубого платья, которое она часто надевала в последний месяц, нет. Ладно, хоть его взяла. Он бесцельно прошелся по комнате. Вдруг он заметил что-то белое на светлом покрывале кровати.
Трепеща от волнения, он поднял и развернул сложенные пополам листки. Это была она - программа занятий Роберта. Шарлотта оставила её. Только её одну.
Джеймс вглядывался в строки, написанные круглым, мелким почерком - выведенные очень старательно, чтобы каждый понял. Семь страниц, пункт за пунктом. Она не один день писала это. Он поднес листок к губам, целуя его, вдыхая - словно пытаясь уловить запах бумаги. Он знал, это бесполезно - она не пользовалась духами. Но все равно ему показалось, что он ощутил её волнующий аромат - она пахла как ребенок - чистотой, свежестью, и ещё чем-то - неуловимым, прекрасным, женственным.
Джеймс вдруг заметил, что его глаза стали мокрыми. Шарлотты нет здесь больше. Он остался один - без неё.
Джеймс снова видел её лицо, её глаза. Лучше бы он соблазнил её - вдруг мелькнула мысль. Она не смогла бы тогда никуда уйти от него, она осталась бы здесь, с ним. Каждую ночь он обнимал бы её, чувствовал бы биение её сердца рядом. Стыд перед людьми, страх перед мнением света, угроза скандала - что они значат в сравнении с их любовью? Гори оно все синим пламенем, здесь, в Пемберли, как в неприступной крепости, они защищены ото всех - они могли бы прожить всю жизнь и быть счастливы вместе. На какие-то минуты он погрузился в сладкие мечты, он снова сходил с ума от ощущения её нежной кожи, тоненькой, но соблазнительно женственной, гибкой фигурки, хрупкой красоты юного лица, ясных и чистых как родник глаз. Целую вечность он готов был стоять так с закрытыми глазами, лелеять в памяти милый образ, ласкать её в своих мыслях.
Вот только Роберт - его будущее... Ей было стыдно перед ним. А Джеймсу - перед ней. Это чистое невинное дитя он не мог обидеть, не мог унизить, сделав падшей женщиной, превратив в содержанку. Она должна стать его женой, настоящей матерью Роберту и законной хозяйкой Пемберли, он хотел гордиться ей, хотел бросить к ее ногам всё, что имеет.
Нет, он не винил судьбу а своём нынешнем несчастье, он винил только себя...
Вспомнился тот последний перед его женитьбой год, когда Роберту было шесть. Мальчик выглядел вполне довольным и счастливым, Джеймсу казалось, ребенок вовсе не нуждался в нём. Какая ошибка!
Это он - Джеймс чувствовал себя одиноким, заброшенным. Он алкал, страстно мечтал обрести счастье... Сейчас он вдруг подумал, что Шарлотта в то время уже давно была поблизости, наверное он каким-то мужским инстинктом чувствовал рядом присутствие молодой прекрасной женщины, пусть и не видел, не замечал её, может в этом и была причина его сильнейшей тоски по любви в то время.
Ошибка - его, и её тоже. О, если бы тогда она открылась ему! Бедная девочка, запуганная своим ужасным опытом, ну конечно - она не могла пойти на такой риск... И Роберт - спокойствие Роберта для неё было главным всегда. Она превратила в добрую сказку жизнь его сына, сделала его детство счастливым. Его малыш в ранние годы не чувствовал себя сиротой, в её лице он обрёл настоящую, любящую мать. А он - родной отец, оказался настолько глух, невнимателен к своему ребенку, что даже не понял этого. Воспринял как норму то, что нормой не являлось, а было уникальным, счастливым исключением из правил.
Сейчас он вспомнил, что находясь рядом с ними в те годы, ощущал удивительное спокойствие, тихую, будто разлитую в воздухе радость. Там, в детской, он порой, всего на несколько минут, присаживался в уголке и наблюдал их уроки - тогда еще проходящие в форме игр малыша и его учительницы, потом уходил к себе - в соседнюю комнату - кабинет напротив. Специально приоткрывал двери, чтобы слышать их оттуда. Почему-то ему казалось, что так и надо, что каждодневное ощущение детской радости, веселья, заливистый смех его мальчика, то и дело раздающийся из детской - это скучная обыденность. Ведь он совсем не ценил неказистую, скромную учительницу - как люди не ценят воздух, которым дышат, пока его не перекрыли им.
Какую же отвратительную медвежью услугу он оказал своему сыну женитьбой на Ирэн!
Как всё изменилось в один миг.
А он даже не понял, не осознал этого.
Роберт перестал смеяться. Вот этот момент он запомнил. Сначала его удивило и насторожило, что сын стал серьезным, как-то сразу, в один день. Но усыплённый ласками молодой красавицы-супруги, её сладким голоском, он откладывал вопросы в дальние уголки сознания, забывал о своих тревогах. Он пустил всё на самотек, не стал докапываться до сути проблемы. Ужасно он поступил со своим ребенком, предал его, оставил один на один со злой мачехой. А бедная учительница как могла берегла его мальчика, уводила прочь. С чувством стыда Джеймс вспомнил, что даже на совместных прогулках Шарлотта с Робертом теперь всегда уходили далеко вперёд. Он почти перестал видеть их, они старались спрятаться от глаз мачехи - и от его глаз заодно. Это вполне устраивало Ирэн, а он не возражал, принимал как должное, поглощенный похотью, страстью к молодой жене.
Если бы не тот случай в парке... Ведь он до сих пор жил бы точно так же! Не изменилось бы ничего!
Как жизнь неразумного человека подчиняется случайности, судьба ведёт его и затягивает в сети, запутывает и бросает в объятья людям, с которыми у него нет ничего общего - чужим, порочным, злым! Что могло бы вовремя спасти его? Чуткость к чаяньям близких, искренняя самоотверженная любовь к своему сыну. Только теперь он жалел о каждой минуте, которую упустил, потратил впустую, не проводил в то время в обществе сына и Шарлотты.
Джеймс, пристыженный, огорченный своими мыслями, пошел к Роберту в детскую.
Бабушка Элизабет решила пока остаться с внуками, заменить им мать и воспитательницу. Здоровье пошаливало, но она бодрилась, старалась не обращать внимания на ночные головные боли и скрипящие суставы. После смерти мужа она перестала жалеть и беречь себя, её жизнелюбие потухло. Без любимого пропал смысл всего. Только вот дети - Элен и Джеймс, Роберт и маленький Энтони - хотелось им помочь. Сейчас, видя маленького мальчика, убитого горем, она сама готова была плакать вместе с ним, корила себя за черствость. Как и Джеймс, она обвиняла себя в неспособности вовремя понять что происходит с внуком, осознать важность роли мисс Морстен в его жизни. Если бы можно было вернуть назад жестокие слова, так опрометчиво брошенные ей в лицо бедной девушке! Да она бы бегом побежала вслед уходящей из Пемберли гувернантке!
Они вместе с Робертом нашли конспекты мисс Морстен - она оставила их в детской. Мальчик звал её Шарлоттой, он упрямо не желал называть ее по фамилии, как чужую. Только при отце, при мачехе, по просьбе самой Шарлотты он делал это, чтобы скрыть от них свою близость с ней. Но сейчас в этом пропал смысл.
Джеймс вошёл в детскую в тот момент, когда бабушка и внук вместе листали тетрадь, оставленную на парте учительницей. Он не смог удержаться и взял ее в руки, пробежал глазами строки, написанные ей. Округлый, старательный, такой милый почерк. Как всё тщательно расписано - с подробными пояснениями на полях для тех, кому придётся учить мальчика, когда ее уволят. Каждый урок здесь фактически полностью воспроизведен на бумаге, любой, умеющий читать, сможет вести его. Как раз перед его приходом они нашли последний пройденный урок - Роберт уже знал эту тему. Элизабет собиралась начать следующую.
У Джеймса вновь болезненно сжалось сердце - все последние полтора года его малыш и Шарлотта жили как на иголках, ожидая её увольнения в любой день. Поэтому она так тщательно готовила пособие для нового учителя. И оно пригодилось, увы! Беда пришла, откуда не ждали. Родная бабушка стала причиной их несчастья. И она же сидит сейчас и украдкой утирает слезы, жалея о своем поступке.
Он передал конспект матери, но Роберт захотел прочитать его сам, взял тетрадь и крепко прижал её к груди. У мальчика не осталось от Шарлотты ничего, кроме этих листков бумаги. Мать и сын переглянулись, их мрачные лица отражали настроение безнадежной печали, охватившей сейчас обоих.
Мальчик нашел нужный урок и сам стал читать написанное. Бабушка не смела и слова сказать ему. Роберт нашел в стопке нужную книгу, открыл ее, взялся учить. Они сидели рядом и смотрели, как он самостоятельно готовится по конспекту. Серьезный взгляд - как у взрослого. Снова заныло в груди от жалости к сыну. Она просила его хорошо учиться, и он делает это.
Джеймс подумал, что наверное им с матерью теперь нужно заранее готовиться к занятиям, читать конспект и всю нужную литературу, чтобы потом поддерживать с Робертом беседу, помогать ему в усвоении материала. Иначе не выйдет. Роберт намерен учиться сам.
Нанимать другого учителя он пока не будет, это слишком больно - отнять сейчас у сына надежду вернуть Шарлотту - нет, невозможно. Пока мама заменит её, месяц, другой - время терпит. А он должен успеть разобраться с угрозой их жизни, понять откуда исходит опасность.
Джеймс зашёл к Энтони, около часа он играл с ним, водил его по комнате за ручку. Малыш вырос и окреп за последний месяц. Стал ещё симпатичней, еще смешнее - он пытался разговаривать с папой, отвечал ему, смотрел в лицо отцу любопытными глазенками, открывал ротик, беззвучно, будто пытался тренироваться в произнесении первых слов. Потом Энтони устал, пошел на ручки к своей кормилице, у него наступило время обеда и сна. Тут же рядом в колыбельке спал его молочный братик - сын Мэри, на три месяца старший. Они часто вместе играли под присмотром няни и кормилицы. Теперь, когда мачеха не пугала своим присутствием, и Роберт каждый день приходил играть с забавными малышами.
Энтони ведь тоже нужна мама. Может быть пока, до двух лет его кормит Мэри, она заменит ему мать, но потом.... О том, чтобы отдать сына Ирэн, не может быть и речи. Жестоко ли это по отношению к ней? Может быть, но она сама спровоцировала это своим поведением. Его ребенок останется с ним, а жить с Ирэн он не будет. Никогда. Его выворачивало даже от одной мысли, что она может появиться здесь.
Он и сам поражался случившейся с ним метаморфозе: давно ли он млел от одной мысли о ней, терял разум под действием ее чар? Сейчас она вызывала у него лишь гадливость, почти животное отвращение.
Последнее их свидание. Лицо, казавшееся ему красивым, бесконечно желанным еще буквально вчера. Сегодня это же лицо вызывало ощущение опасности - как будто он смотрел на яркую, изящную ядовитую змею.
Он не помнил, когда именно произошел перелом в его сознании.
Осталось лишь недоумение, как могли это пошлое смазливое личико, эти холодные хищные глаза понравиться ему? Под каким зельем он был, чем его опоили, когда эта пустая, жестокая женщина окрутила его? Даже посмотреть на её мать, её старших кузин - она же более молодая копия их - располневших, пышных, надушенных и напудренных, обрюзгших, но по прежнему одетых в модные открытые роскошные платья, которые смотрелись на них уж слишком вульгарно, не по возрасту.
И говорить им с женой было не о чем. Все крутилось вокруг светских сплетен, пошлых анекдотов, рассказов об успехах и связях родственников, их планов, браков, наследства. А потом - постель. Тут она становилась королевой и властвовала над ним безраздельно, окончательно лишая его последних остатков разума.
Дурак, несчастный дурак! - ругал он себя.
В полдень он получил письмо из Лондона от детектива. Оно содержало отчет, куда миссис Ирэн Дарси ездила за последние двое суток, кто приезжал к ней домой. Такие отчеты по их договору Джеймс будет теперь получать ежедневно.
Он пробежал глазами сухие строки: сэр Арчибальд Каннингем, троюродный брат Ирэн по линии матери. Он посетил его супругу с вечерним визитом и находился у неё около четырех часов. Вторые сутки - аналогично, как по расписанию.
Джеймс помнил этого господина - весьма неприятного, на его личный взгляд. Полноватый, лысеющий блондин лет сорока с когда-то красивым, а ныне - обрюзгшим лицом. И вечно брезгливое, высокомерное выражение на этом длинном породистом лице. Одна история их рода чего стоила: сплошные отравители и заговорщики, кровавая вендетта длилась несколько веков. Убивали друг друга, устраивали заговоры, вступали в тайные общества, писали доносы. Удивительно, но этот род процветал, несмотря на регулярную месть тех, кого они пытались убить. Рождаемость в этом семействе была высокой всегда.
Джеймс вдруг подумал, что барон Каннингем - идеальный кандидат в его убийцы. Бэкграунд соответствует. Слишком легко и быстро он пришел к этому заключению, конечно. Не стоит так спешить с выводами.
А что? - член палаты пэров, барон. Достаточно влиятельная персона чтобы похлопотать за интересы своей троюродной сестры. Вопрос в мотивах. И тут подозрительно. Каннингем - вдовец. Причем имеет не вполне чистую историю вдовства. Ходили упорные слухи, что десять лет назад он женился на единственной дочери богатого промышленника только ради её приданого - сто тысяч фунтов. Девушка не отличалась красотой и отменным здоровьем. А потом случилась внезапная смерть бездетной супруги всего через год после свадьбы. Кажется, от простуды. Откуда Джеймс знал всё это - явно не от Ирэн и не от ее родных - тут они как воды в рот набрали - своих не сдавали. От Эрвина конечно, от кого же еще! Эрвин уехал в Лондон, написать ему что ли? Наверняка что-то знает и про отношения Ирэн с этим типом.
Пришла ему в голову и другая мысль: раз он стал объектом охоты, то не сделать ли и ему ответный ход? Охотникам интересным может быть его наследство, опекунство над его детьми. Может быть, попробовать сделать охоту на него и его детей не столь привлекательной для этих охотничков? Хотя бы Роберта обезопасить. Лишить его наследства, например. Передать всё движимое имущество и часть недвижимости - дома в Лондоне и в Лэмтоне в дар матери, попросить ее написать завещание на внуков, лучше даже пока на одного Роберта. Опекуном детей назначить кузена Джорджа. А недвижимость он мог бы завещать пока одному Джорджу Лоуренсу, Роберта вообще временно лишить недвижимой части наследства. Он знал, что на Джорджа можно положиться, на маму - тем более, на кого еще, как не на неё?
Ирэн в этом случае будет намного тяжелее претендовать на его имущество. Кстати, вдовью долю - её же собственное приданое он ей с удовольствием завещал бы, но не станет - она не должна получить никакой выгоды от его смерти. Как и ее возможный любовник, будущий супруг, или кем там для нее собирается стать сэр Арчибальд?
Конечно, всё не так просто. В один день все не провернешь, но попробовать стоит. Роберта и Энтони он таким образом выведет из битвы за наследство. Смерть Роберта в этом случае точно никому ничего не даст. Мама выполнит все, что он ей скажет, и Элен, если что, не станет вмешиваться никоим образом. Сейчас у мамы ни гроша нет за душой. Она пришла в Пемберли бесприданницей - с восьмистами фунтами кажется, так с ними и живет. Она всегда отказывалась от любых попыток детей получше обустроить её жизнь, от их дорогих подарков. Живёт в их лондонском доме, ушла после смерти папы в маленькую комнатку, Джеймс регулярно присылает ей деньги - каждый год по пятьсот фунтов, но мать, похоже, даже не тратит их на себя - откладывает на помощь своим бедным сестрам Мэри и Лидии. Тётушка Кэтрин вышла замуж удачней их, сейчас она вдова с доходом около трехсот фунтов в год, и дети её не нуждаются - имеют неплохой доход.
Чем больше Джеймс думал об этой схеме, тем больше склонялся к ней. Сегодня же письмом он вызовет нотариуса и перепишет завещание. Заодно и дарственную оформит на мать. И ей стоит написать новое завещание. Если все так, как он думает, то Ирэн, узнав об изменениях в его делах, сразу станет сговорчивей. Ей придется удовлетвориться несколькими десятками тысяч фунтов. И родной дом он ей не отдаст, хватит с нее денег.
Настроение у него сразу улучшилось. Сейчас, памятуя о несчастном опыте своих несбывшихся загаданных желаний, он боялся даже загадывать на будущее, но так хотелось, чтобы сбылись его мечты о Шарлотте! Джеймс весь остаток вечера, когда ушёл в спальню, думал только о ней. Снова мучался от своих безумных эротических грез и наслаждался ими. Он снова сошел с ума, влюбился по уши, потерял разум из-за любви к женщине. В который раз он наступал на те же грабли, понимал это каким-то уголком сознания - эдакий объективный сторонний наблюдатель, сидящий в сторонке. Но сухой зануда наблюдатель не мог ни на что повлиять. Джеймс хотел оставаться влюбленным, хотел этого безумства, этой бури эмоций, ведь без них и жизнь не жизнь.
А препятствия на пути только разжигали его страсть. Каждый раз, когда он влюблялся, его любимая казалась ему самой-самой - возвышенной, благородной, чистой. Он боготворил её - создавал в её лице настоящего кумира, идеал, которому молился - иначе он не мог. Иначе бы его любовь мигом кончилась - превратилась бы в пошлое низкое влечение. Нет, Джеймс мог влюбиться только в идеальную неземную женщину. Реальной женщине не нужно было особенно стараться, чтобы соответствовать нарисованному им сказочному образу, с этим он прекрасно справлялся и сам - розовые очки плотно сидели на его носу, снимать их по доброй воле он не собирался. Даме его сердца достаточно было не портить сей чудный образ словами и действиями, идеалу слишком противоречащими. Ну и конечно, он не мог полюбить дурнушку. Девушка должна быть красавицей, никак иначе. Внешняя красота сразу делала в его глазах возвышенной и её душу. Таковы многие мужчины, увы. И Джеймс не был исключением.
Ирэн опозорила свой сказочный образ, опорочила идеал, не смогла ему соответствовать. Не удержалась на пьедестале.
А Шарлотте наверняка подобное не грозило. Она выросла настоящей Золушкой - скромной, доброй, трудолюбивой, альтруистичной и порядочной. Конечно, не разгляди он вовремя её красоту, все эти качества не помогли бы ей завоевать его любовь. Максимум, на что она могла бы тогда претендовать - на справедливое отношение хозяина. Она ведь и не рассчитывала никогда на большее. И он знал об этом. Шарлотта призналась ему в любви. Джеймс помнил об этом. Как часто он думал об этих её словах: что она давно любит его - если бы только она открылась ему раньше, чем он познакомился с Ирэн! Он даже иногда рисовал себе эту волшебную картину, представлял во всех красках. Увы, люди склонны мечтать о невозможном, переигрывать прошлое. И он мечтал.
А ещё Джеймс чувствовал её ответную реакцию на своё желание. Теперь уже чувствовал. Она перестала ее скрывать. А в нём будто огонь загорался, стоило ему подумать об этом, он сходил с ума, когда закрывал глаза и снова видел её несмелый влюбленный взгляд, который она уже не прятала, когда вспоминал их первый поцелуй. И тут же воображение рисовало ему их первую ночь и все последующие.