ВАЛЕНТИН ДОМИЛЬ.
Из цикла "НЕВОЗВЫШЕННЫЕ СТИХИ".
ДЕРУНЫ.
Дождик бродит между пальмами,
Навевая злую грусть.
Утоли, Господь, печаль мою,
А не то не удержусь.
Верьте мне, ребята, на слово,
Наломаю вдоволь дров.
Оболью селёдку маслом я
И нажарю дерунов.
Деруны, драчены, дранники,
Не еда, а харч Богов.
Мне они милей, чем пряники.
Слаще сдобных пирогов.
Выпью первую для бодрости,
А вторую на помин.
Круг друзей редеет с возрастом.
Вот ещё ушел один.
За года, что мне отведены,
Буду пить под "будь здоров".
Чтобы судьба была не врединой.
И, чтоб вдоволь дерунов.
Деруны, драчены, дранники.
Не еда, а харч Богов.
Мне они милей, чем пряники.
Слаще сдобных пирогов.
ПЕСНЯ ЯЗВЕННИКА.
Не велят мне врачи есть острое.
Не велят мне врачи пить горькую.
Если б жил я, скажем, на острове.
Одно постное ел бы только я.
Я жевал бы бананы спелые.
Набивал бы пузо бобовыми
На второе б ел и на первое.
Я б открыл там диетстоловую.
А вне острова мне совсем не везёт.
То один зайдет, то другой зайдет.
Ты чего, говорят, труса празднуешь.
У нас каждый второй, может, с язвою.
И бутылку на стол со "Столичною"
Рядом с ней огурцы и курицу.
Про здоровье брось - это личное.
Мы ведь, тоже, вроде, не с улицы.
Утром рано к аптечке топаю.
И таблетки в пригоршню сыплю я.
Ну, нельзя ж быть такою жопою.
Ну, за что ж мне такое выпало?
Нет, вне острова мне совсем не везёт.
То один зайдет, то другой зайдет.
Ты чего, говорят, труса празднуешь.
У нас каждый второй, может, с язвою..
АЛЬЦГЕЙМЕР и ПАРКИНСОН.
Среди прочих важных персон,
Приглашенных на конференцию,
Был Альцгеймер, и был Паркинсон,
Врачи - знатоки деменции.
Альцгеймер пальцем в носу
Ковырял. И не сказал ни слова.
Паркинсон не мог сесть на стул,
Заторможен он был и скован.
Личный опыт весьма полезен,
Особенно обобщенный.
С той поры и пошли болезни,
Альцгеймера и Паркинсона.
SEX-АТАКА.
Дама во вкусе Бальзака
Примерно лет сорока,
Предприняла sex-атаку
На соседского мужика.
Мужик был отлично сложен,
Форменный Аполлон.
Что же касается рожи.
И с рожею тоже он.
Была не любовь, а крендель,
Другой такой в мире нет.
Водились большие деньги
У дамы бальзаковских лет
"МЕНТЫ".
Маньяк
С утра глушил коньяк.
Потом пошёл маньячить.
А, может, всё было не так.
А, может, всё иначе.
И пил он вовсе не коньяк,
А джин или текилу.
И был он вовсе не маньяк,
А сверхсекретный киллер.
А, может, водку пил с кентом
Блатной в своей квартире.
И замочил его потом,
Как водится, в сортире
А, может, это пьяный бомж
Или простой рабочий.
А, может, кто-то в стенку лбом
Колотит, что есть мочи.
Накажет их Народный Суд
Проступку соответственно.
"Менты" придут, "Менты" найдут,
И отдадут под следствие.
ВЕРЕВКА.
В какой-то кладовке
Лежала верёвка.
Лежала и вдруг пропала.
Веревка не вещь, веревка - дешевка.
В кладовке такого мало ли?
Будь это, скажем банка грибов
И прочие патиссоны.
Тогда б с соседей попили кровь.
Их запросто урезонили б.
Но ведь она не сама по себе.
Ног у веревки нет.
Взял, чтоб её привязать к трубе,
Один малахольный поэт.
Он что-то такое в стихах написал.
Мол, сил моих больше нет.
Иду прямиком, мол, на небеса.
И забрался на табурет.
Возьми он, к примеру, те же грибы.
Или, там, перец в томате.
Определенно ещё пожил бы.
Хотя и обруганный матерно.
ПРЕДРАСССВЕТНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ.
Смотрю в окно. В окне светает.
И пробуждается в окне.
Предметы плотью обрастают,
Как бы утерянной во сне.
Я слышу утренние звуки.
Я обоняю запах тоже.
И тянутся к бумаге руки,
Поскольку стих сложиться может -
В литературу вклад мой скромный.
Плод предрассветных сладких грёз.
Я раньше бы его запомнил.
Сейчас забыть могу - склероз.
ПЕРВОПРИЧИНА.
На углу стоял мужчина,
Метр восемьдесят пять.
У него из под штанины
Выступал один ботинок.
А второго не видать.
Может, был мужчина йогом,
И поджал к бедру ступню.
Может, был он одноногим.
Может, он платил пеню.
Проиграв или проспорив,
Или что-то недодав,
И теперь, себе на горе,
Стал в отместку, как журавль.
Развивается наука.
И, возможно, те правы,
Кто твердят, что наши внуки,
Будут жить без головы.
Раз такое ожидается,
В поисках первопричины.
Разобрался я бы с яйцами
Очень странного мужчины.
Всем известно, что ученые
Добрались до генокода.
И работают над клонами
Представителей народа.
Власть обязана быть бдительной,
К проявлениям мутации.
В плане мер незамедлительной,
Принудительной кастрации
ВСЕМИРНОЕ ПОЖАРИЩЕ.
Граждане, собратья, человеки,
Те из популяции людей,
Кто связал судьбу свою навеки
С сутью марксо-ленинских идей.
Несмотря на жуткие наветы
Несмотря на временный откат,
Мы пройдём не только через это,
Но и через ряд других преград.
И, когда все сразу одолея,
Вновь зажжем всемирное пожарище,
Ленин скажет нам из Мавзолея: -
"Правильным путем идем, товарищи!"
ПЛЮС И МИНУС.
Я не пью уже, как раньше.
У меня неровный пульс.
Стал, естественно, я старше.
И умнее - это плюс.
Минус - боли и изжога.
Что-то вязкое в крови.
Навсегда больные ноги.
И не очень свежий вид.
Поменяю плюс на минус.
Сяду гоголем за стол.
И рукой стакан придвину,
А другою - валидол.
МЫ - МЛЕКОПИТАЮЩИЕ.
В процессе поедания бифштексов
И также разномясовых котлет,
Мы следуем послушно за рефлексом.
Пути у нас другого просто нет.
В процессе обладания любимой,
Когда в груди пылает и кипит,
Определяет всё необходимость
Поддерживать количественно вид.
Ученые разведали дорогу,
В генома дебри. Вот морока та ещё.
Нас ничего не связывает с Богом.
Мы то же, что и все млекопитающие.
О ТОРОПЫГЕ ОТЕЛЛО И БЕДНЯГЕ ДЕЗДЕМОНЕ.
Ищу и не могу найти ответа,
Зачем же человек большой души,
Отелло, вняв заведомым наветам,
Беднягу Дездемону задушил?
Куда он торопился черт рукастый?
Ему бы хоть чуть чуть повременить.
Мы в жизни ошибаемся так часто.
Запутана так жизненная нить.
Есть в ревности особенная сила.
Свой, не подвластный логике расчёт.
Она ж тебя за муки полюбила,
Так взял бы и помучался ещё.