Милитарев Виктор : другие произведения.

Медвежье царство

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник статей Белковского, Святенкова и меня. Издательство Алгоритм, 2008

Медвежье царство

[]

Annotation

     «Он был медведь умный и не затем в берлогу залег, чтобы в бесплодных сетованиях изнывать, а затем, чтоб до чего-нибудь настоящего додуматься. И додумался. Дело в том, что, покуда он лежал, в лесу все само собой установленным порядком шло. Порядок этот, конечно, нельзя было назвать вполне «благополучным», но ведь задача воеводства совсем не в том состоит, чтобы достигать какого-то мечтательного благополучия, а в том, чтобы заведенный порядок (хотя бы и неблагополучный) от повреждений оберегать и ограждать. И не в том, чтобы какие-то большие, средние или малые злодейства устраивать, а довольствоваться злодействами «натуральными»». М.Е. Салтыков-Щедрин. «Медведь на воеводстве». Идеологи медведевщины намерены консолидировать элиты вокруг тезиса о возвращении в «золотой век» постсоветской России, а именно в 2000–2002 годы. В те времена Владимир Путин еще только пытался подогнать царский трон под формат своих единоборческих телес, и каждый знал свое место, и всё было хорошо, и никто никого не кусал, не бил и не обижал. Если же возникают сомнения в том, что Д. А. Медведев справится с управлением, то на этот случай готов неотразимый ответ: задача преемника — царствовать, т. е. жадно пить минеральную воду и порой открывать выставки Фаберже; править же будет проверенная группа гиперэффективных менеджеров.  
[]

Медвежье царство

Станислав Белковский
ОТ ИМПЕРИИ К ЦАРСТВУ

Конец постсоветского мира

     Грузинские войска вошли в Южную Осетию — через 3 часа после официального заявления, что войны не будет, будут переговоры — и начали штурм Цхинвала. К утру половина города была уже разбомблена и расстреляна прямой наводкой, 11 югоосетинских сел — захвачены совсем. Российские миротворцы в ту ночь не сделали ничего, ровно ничего, несмотря даже на то, что сами попали под прямой и недвусмысленный артобстрел. Они не получили приказа.
     И никто не поспешил спросить: а где же президент?
     Миролюбивый президент Медведев находится в Самарской области. В санатории «Волжский утес». Он не счел необходимым прервать свой отпуск. Ради похорон Солженицына — да, прервал, но из-за какой-то там войны, которая вот-вот выльется в похороны целого постсоветского мира, — нет.
     Немиролюбивый (как зачем-то принято считать) премьер Путин прибыл на Олимпиаду в Пекин. Не развернул свой самолет, как другой российский премьер в 1999 году. В счастливом Пекине Путин, немного уставший от перелета, сообщил, что «США и Китай против начала войны в Осетии». То есть если с путинского на русский: всемирное начальство вроде бы недовольно происходящим. Правда, война шла к тому моменту уже 12 часов. И протестовать против ее началабыло столь же бессмысленно, сколь выступать против генерального наступления пятницы, 8 августа.
     В ночь на роковую пятницу, 8-е, умерли, наконец, два мифа, придуманные некогда Кремлем и активно поддержанные и либеральной РФ-общественностью, и всякими влиятельными кругами на Западе.
     Миф первый. Геополитическое значение и роль России за последнее время возросли.
     Грузинские танки показали, что они плевать хотели на роль и место России в новейшей истории. Всего пять, тем более десять лет назад военный поход грузин на Цхинвал был абсолютно невозможен. Теперь очевидно, что Россия более не гарант, не миротворец и даже не посредник. Постсоветского пространства с неформальным центром в Москве отныне вовсе не существует — ни формально, ни фактически.
     Миф второй. У власти в России находятся люди в погонах.У нас милитократия, понимаешь. Кровавая гебня и прочие военные, мечтающие о возрождении российско-советской империи.
     В ночь на восьмое августа весь мир имел 120 %-ную возможность убедиться, что никакой милитократии не было и нет в помине. Потому что во время войны милитократия движется к линии фронта, а не к пекинским утесам…
* * *
     Да, Кремлю эти мифы были очень нужны. Ибо наши клептократы должны были казаться русскому народу героическими вождями из прошлых времен, которые если и украли все, что осталось от советской власти, то только ради возрождения этой великой власти и великой страны.
     Но за распространение этих мифов несут полную ответственность и русские титулярные либералы. Которые самозабвенно, со слюной у пухлого коллективного рта разносили всякую хрень про «милитократию» и «неоимпериализм» с одной-единственной корыстный целью: презентовать преемника Медведева как «меньшее зло» (по сравнению со сказочными силовиками)и потом щедрой грушей пасть к его ватным ногам.
     И Запад тоже потрудился над тем, чтобы запугать кремлевскими силовиками себя самого. Иначе парламенты и народы мира не одобрили бы ни рост военных ассигнований, ни ПРО в Европе, ни расширение НАТО. Западные военные и спецслужбисты все сделали, чтобы подыграть Путину в его безнаказанном мифотворчестве и таким чином «развести» свои собственные страны на новые и новые миллиарды, разведывательные и оборонные, воздушные, сухопутные и морские.
     Сегодня подлая мифология потерпела крах. Вместе с остатками российского влияния в бывшей империи вообще и на Кавказе в особенности…
* * *
     А тем временем президент Северной Осетии Теймураз Мамсуров, осетинские и абхазские ополченцы выдвинулись к Цхинвалу безо всякой санкции или даже совета Кремля. Ждать кремлевских решений бессмысленно. Надо брать в руки оружие и действовать. Федеральной российской власти не существует, по крайней мере, ее не надо принимать всерьез— это на Кавказе в пятничную ночь поняли очень отчетливо. Какие будут последствия?
     Но российская правящая элита совершенно не волнуется. И не вопиет от земли, как в историях с ЮКОСом / «Мечелом». Ей-то на самом деле эти непризнанные государства были сто лет не нужны. Чемодан без ручки. Нести тяжело…
     Да, кстати, как там фондовый рынок? Падение незначительное, индекс РТС опустился всего на 0,19 %. Правда, как сообщают аналитики, «акции сырьевых компаний оказались под давлением», но это не из-за войны, а «из-за опасений глобальных инвесторов, связанных с состоянием мировой экономики». В общем, все ничего, слава богу.

Спасительное признание

     После очистки Цхинвала от грузинских войск кое-какие подкремлевские прохвосты заговорили, ни много ни мало, о полном и окончательном РФ-триумфе. Требующем немедленно откупорить ящик-третий «вдовы Клико».
     С «триумфом» этим надо разобраться, пока он липкой жвачкой не увяз в незрелых мозгах.
     Итак.
     Первое. Елавная миссия России в Южной Осетии с 1992 года состояла в том, чтобы предотвратитьвойну. И обеспечить безопасность маленького непризнанного государства.
      Россия выполнить эту миссию не смогла.
     Мы вступили в войну через две трети суток после ее начала, когда Цхинвал был уже почти разрушен, а тысячи наших людей, включая миротворцев — погибли. Это похоже на «Скорую помощь», которая приезжает к больному через 16 часов после инсульта. На охранника, который начинает защищать охраняемого, когда тому уже разбили в кровь лицо и сломали четыре ребра.
     Второе. Всякое ответственное государство имеет в запасе план действий на случай такого весьма вероятного события, как грузинское вторжение в Осетию. А не начинает лихорадочно придумывать его через 12 часов после события.
     Третье. У ответственных государств, имеющих приоритетные интересы в некоторых сопредельных регионах, как правило, работает разведка. Которая своевременно предупреждает о ключевых грядущих явлениях судьбы.
     Учитывая, что 8 августа не только все политическое руководство страны, но и командующий Северо-Кавказским военным округом пребывали на отдыхе, разведка у нас или совсем не работает, или ее донесения давно никому не интересны.
     Четвертое. Мифы о «геополитическом РФ-усилении» и «милитократии» получили-таки свои путевки в исторический крематорий-колумбарий.
     Потому что, если б Россия действительно контролировала постсоветское пространство, как в прежние лихие времена, никакая война не могла бы начаться.А любой уважающий себя милитократ начал бы действовать в 23.15 7 августа — и тем самым спас бы Цхинвал, равно как и тысячи русских и осетин.
     Так что, воля ваша, господа, не очень триумфально получается.
     Хотя, конечно, телекартинка все спишет. Так что можете открывать свою шипучую «вдову», если слишком горит.
     Да, кстати, про мой любимый фондовый рынок. Его падение на критические 6 % произошло вовсе не тогда, когда Россия безмолвно созерцала осетинскую бойню. А именно в тот момент, когда Кремль все же решил пойти на войну. Ине из-за угрозы русского поражения, а совсем наоборот — из страха перед ухудшением отношений между Россией и США.
     Немудрено: здоровье рынка гарантируют западные, преимущественно американские, «глупые деньги» (на всякий случай — это термин, а не эмоциональная оценка). Они и решают, когда рынку расти, а когда — отцветать.
     Но, несмотря на все вышесказанное, нет сомнений, что худшего удалось избежать.А худшее для России, как известно, — это дискредитация царского (президентского) трона.
     Дмитрий Медведев, пусть и с большим опозданием, нашелся. И показал, что он президент, и только он принимает решения и правит страной. Тогда грузинское войско повернуло вспять.
     Блицкриг Михаила Саакашвили провалился. Но в международно-правовую ловушку, учиненную грузинским лидером, Россия все-таки угодила. Теперь РФ, с чисто формальной точки зрения, стала агрессором и уже не может быть равноудаленным миротворцем. И значит, Тбилиси путем долгих маневров все же может воплотить свою программу-минимум: смену формата миротворческой операции.
     Выход из ловушки — есть, и он очень простой. Признать Южную Осетию. Ипревратиться из агрессора в полноправного гаранта мира, призванного другим суверенным государством.
     В таком, и только в таком случае в Осетии уже не будет войны. Потому что эту войну некому вести. Для США и НАТО ввязываться в это дело нет никакого смысла. У Грузии — никакой физической возможности. Военный потенциал этой страны теперь совершенно очевиден.
     То есть признание Южной Осетии есть простейший и удачнейший рецепт долгосрочного мира.Надо поступить всего лишь так, как Турция, признавшая в 1975 году после военного конфликта на острове государственность Северного Кипра. И никто Турцию за это не разбомбил и вообще никак по-серьезному не обидел. Она спокойно членствует в НАТО и движется в сторону ЕС.

Выход из поражения

     Всяческим большим специалистам, которые еще вечером 8 августа начали визжать, что автор этих строк все перепутал и на самом деле Россия спасла Южную Осетию, одержав великую военную победу, я посоветовал бы: не теряйте времени, отправляйтесь во Владикавказ, соберите там митинг (с непременным участием беженцев из Южной Осетии) и изложите во весь публичный голос свою сотериологическую теорию.
     Хотя — лучше не делайте этого. Пожалейте своих детей…
     Очевидно, что прозвучавшие вечером в пятницу, 8 августа, российские твердые заявления о том, что наши войска «освободили Цхинвал» и «очистили» его от грузин, были стопроцентной ложью (или, по-военному интеллигентно, дезинформацией).
     Уже днем 9 августа освободительно-очистные сообщения рассосались. А утром (09.52) в воскресенье, 10 августа, госсекретарь Южной Осетии Константин Кочиев заявил агентству «Осинформ» буквально следующее: «Вчера («т. е. в субботу, 09.08. — С.Б.)и сегодня осетинские бойцы вели зачистку города от грузинских снайперов и спецназовцев, но враг не унимается. Силы наши не бесконечны. Мы ждем поддержки от России.Счет идет даже не на часы, а на минуты…»
     Еще накануне югоосетинский министр по спецпоручениям Борис Чочиев сказал российским журналистам, оказавшимся под обстрелом в Цхинвале: «Россия предала вас, журналистов, и нас. Нас кинула российская армия». Эта запись появилась около шести вечера в субботу в живом журнале Михаила Романова, корреспондента «Русского Newsweek», который был среди своих плененных войной коллег. Примерно в это же время «Еазета. Ру» привела разговор с жителем Цхинвали, с которым удалось связаться в субботу около полудня. Он рассказал, что «…жилые кварталы города подвергаются сильному артобстрелу из систем залпового огня «Ерад», минометов и танков, передвигаться по городу невозможно, люди продолжают сидеть в подвалах без электричества и воды…». В момент разговора российских войск в Цхинвале не было: «по всей видимости, они могут быть рассредоточены по периметру Цхинвала…»
     Наконец, 10 августа днем командующий миротворческими силами генерал Марат Кулахметов сказал «Интерфаксу» 80 % правды: «южную часть Цхинвали занимала грузинская сторона, северные кварталы — осетинская сторона. Что мы наблюдали ближе к ночи (на воскресенье — С.Б.):грузинская сторона вывела часть своей бронетехники, но тем не менее в городе оставались снайперские группы и отдельные группы пехотных подразделений».
     Регулярные российские войска на самом деле вошли в Цхинвал только в воскресенье, 10.08. И послетого как грузины (через представителя МВД) официально объявили об отводе своих частей. Стало быть, нашим дополнительным силам, которые прибыли в Южную Осетию 8 августа, было приказано уклоняться от прямых боестолкновений с грузинами и заниматься только подавлением их огневых точек. Что, судя по последующим событиям, слишком сделать не удалось.
     Осетины обороняли и отбивали Цхинвал практически сами по себе. В субботу, 9 августа, в 19.53 агентство «Осинформ» распространило заявление «Спасите малый народ от уничтожения грузинскими фашистами!» (примерно такое же было обнародовано в ночь на восьмое, когда Россия начинала задумываться, как бы ей поступить во время войны). Вскоре корреспондент «Газеты. Ру» Илья Азар передал из Владикавказа, от Дома правительства Северной Осетии, где только что провел совещание Путин, картину осетинского ожидания катастрофы:
     «Женщины плачут и кричат, периодически нападая на милиционеров. Мужчины стоят в сторонке…
     — Армию послали, но они не могут народ защитить!
     — Помогите! Мы проклятый народ!
     — Там же никого не осталось, их убивают!
     Одна женщина показывает мне эсэмэску из столицы Южной Осетии: «Мы будем прорываться, больше нет сил». Другая дает мобильный, и мне из Цхинвали рассказывают, что город наводнен грузинами, нет воды и электричества, а хуже всего то, что нет и российских солдат. «Воюют только ополченцы!» — кричат в трубке».
     В те же часы, когда всеми неубитыми каналами связи 5000 женщин и детей плюс сверх того 50 журналистов умоляли спасти их и вывезти из Цхинвала, невозмутимый корреспондент канала «Вести» на фоне камуфляжного Эдуарда Кокойты сказал вот такое: «В Цхинвале уже не надо воевать, он весь разрушен».Тут даже видавший виды Кокойты не удержал лицо.
     9 августа в 21.12 на сайте Осетинского радио и телевидения (osradio.ru) появилось сообщение: «Некоторые наши авторы поддаются паническим настроениям, которые распространяются во Владикавказе и других районах Осетии. Поэтому не удивляйтесь исчезновению с сайта избранных материалов. На сайте вводится небольшая цензура, вернее, тщательное редактирование. Никаких панических настроений!»
     «Тщательное редактирование» установилось с тех пор еще и в нескольких больших российских СМИ. Которые решили уклониться от детального обсуждения вопроса, как поживает «давно освобожденный» Цхинвал.
     Хорошо, что боеспособность грузинской армии оказалась еще ниже, чем ожидалось. Повезло.
* * *
     Пришло время подвести итоги осетинских событий 7–11 августа.
     О том, что Кремль (несмотря на то, что о возможной атаке Грузии на Осетию молчал в последние месяцы только ленивый):
     а) не располагал разведывательными данными о сроках начала войны;
     б) не имел ни собственного плана действий, ни даже загодя утвержденного политического решения на случай грузинского наступления.
     Можно лишь добавить, что решение войти в войну — после долгих часов психомучений — было принято во многом под влиянием Северной Осетии, где ситуация могла полностью выйти из-под федерального контроля.
     Ситуация выглядит примерно так.
     1. Гражданская инфраструктура Южной Осетии и столица республики Цхинвал — уничтожены.
     Официально сообщается о 32 000 югоосетинских беженцев, находящихся ныне в Осетии Северной. При том официально население Южной Осетии составляло примерно 72 000 человек, а фактически (с учетом прежде уехавших на работу в Россию и эвакуированных прямо перед войной) — менее 50 000. Это значит, что подавляющее большинство жителей республики покинули свои дома.
     Фактически Южная Осетия стерта с лица земли. Что косвенно (по Фрейду) признал в Совете Безопасности ООН российский постпред Виталий Чуркин, заявивший 10 августа, что Россия «никогда бы не дала стереть с лица земли непризнанные республики и вытеснить их за пределы».(На самом деле, именно это Россия и позволила Саакашвили сделать с Южной Осетией. Стереть и вытеснить).
     2. Ведущие геополитические игроки вплотную подошли к постановке вопроса об изменении формата миротворческой операции и формировании международного контингента в де-факто государствах на формальной территории Грузии.
     Причем если до 7 августа важным аргументом в пользу исключительного российского миротворчества была его эффективность— действительно, в 1992–2008 гг. Россия на постсоветском пространстве заморозила военные конфликты и обеспечила долгий мир, что не удавалось большинству международных миротворцев на Ближнем Востоке, на Балканах и в Африке, — то сейчас, после уничтожения территориального тела Южной Осетии, этот аргумент уже не выглядит столь убедительно.
     Когда Михаил Саакашвили 9 августа заявил, что «грузинские войска выполнили свои задачи», он почти не врал. Задачи 1 и 2 действительно решены. И хотя главную задачу — установление блицконтроля над югоосетинской территорией — ему решить не удалось, 1 и 2 — это для Тбилиси уже немало.
      Такой результат, достигнутый ценой многочисленных жертв, никак не может считаться победой или хотя бы тактическим успехом России.Ничего хорошего не принесет России и сохранение довоенного status quo: вместо живой республики придется сторожить руины, на которых построить нам ничего не дадут. (И Путин, который спешно пообещал 10 млрд. руб. на восстановление Южной Осетии, и Лужков, который уже разинул рот своего пресс-секретаря Цоя на эти путиногенные миллиарды, сегодня едва ли представляют, как восстановление будет происходить физически).
     Это значит, что Россия сегодня куда ближе к поражению, чем к победе. Но и победа окажется не за горами, если у Кремля вдруг обнаружится отчаянная воля.
     Маршбросок к победе несложен и краток: официально признать государственность Южной Осетии и Абхазии.И стать легальными партнерами двух новых независимых государств.
* * *
     Готов ли к этому Кремль? Здесь необходимо коснуться несущих аспектов философии нашей правящей элиты, которую можно по праву назвать «элитой утилизации». Целью правящего слоя, который сформировался в основном в 1993–1996 гг. и с тех пор не претерпел качественных изменений ни по форме, ни по содержанию (хоть и был тонко разбавлен путинскими личными друзьями по Ленинграду-ГБ), была и остается утилизация советского наследства.
     При этом в советском наследстве РФ-элита выделяет две составляющие:
     I. Хорошую: это и фабрики-заводы-трубопроводы, давно превращенные в частные миллиарды, и престижные аксессуары, например, кресло постоянного члена Совета безопасности ООН, позволяющее в нужный момент надувать щеки и защищать суверенную демократию в Зимбабве (одной из самых важных для России стран мира, вестимо);
     II. Плохую, или обременительную: все активы бывшего СССР, которые не только не приносят внушительных доходов, но и требуют от элиты постоянных издержек.
     К «плохой» части наследства относилась, в частности, советская социальная система, которая гарантировала человеку-гражданину много бесплатных государственных услуг. Здесь же — и непризнанные де-факто государства, образовавшиеся в результате распада СССР: Абхазия, Южная Осетия, Приднестровская Молдавская Республика.
     Отношение РФ-элиты к «плохому» наследству всегда была четким и неизменным: избавиться и сдать в исторический утиль: а) как только обстоятельства позволят; б) сохранив имиджевое лицо.
     От советской социальной системы хотели бы избавиться и при Борисе Ельцине, но тогда обстоятельства не позволяли: кремлевский режим был слишком непопулярен и в результате излишне резких постнаследственных телодвижений мог просто рухнуть. Потом пришел Путин, восстановил монархический ритуал, режим окреп до стадии небоязни и щедрую соцсистему спокойно упразднил.
     То же и с постсоветскими де-факто государствами. С младых президентских ногтей Владимира Путина кремлевские стратеги бились над тем, как «сдать» их при полном сохранении PR-впечатления очередной победы.
     Очень внятная попытка избавиться от Приднестровья была предпринята в 2003 году, когда родился так называемый план Козака, лишавший ПМР всех первичных признаков государственности. К счастью для Приднестровья, план, в конечном счете, не устроил даже США с Евросоюзом, в силу чего провалился.
     Абхазии и Южной Осетии в этом смысле повезло больше. На них в минувшие 3–4 года тоже мог свалиться какой-нибудь добрососедский «план имени Козака». Но, к счастью, в Ерузии случилась «революция роз», и к власти пришел Саакашвили. Человек, совершенно не совместимый с Путиным психологически и ментально. Ключевой объект безотчетной ненависти кремлевских прагматиков.
     Собственно, и сейчас Кремль уже назвал «мировому сообществу» главное условие сдачи кавказских де-факто государств: отставка грузинского президента. Они думают, что может взамен прийти «нормальный человек» (мужского или женского пола), с которым можно хорошо договориться «по деньгам». А тогда и осетинская рана с абхазской занозой не будут так беспокоить.
     Надо надеяться, что США и К 0не станут принуждать Саакашвили уйти в отставку. И тогда у Кремля не останется выхода, как признавать Абхазию с Южной Осетией — или уж проиграть без сохранения лица.
     Судьба российского завтра решается сегодня. Если Москва признает обе республики субъектами международного права, изменится все. Сменится наша власть, хотя формально — не изменится ни на клеточку. Но логика, в которую поставит себя эта власть, будет уже качественно новой, иной.
     И только в этом случае войны уже не будет. Наступит определенность, которой так чает «мировое сообщество». И нефтепровод «Баку — Тбилиси — Джей-хан» сможет спокойно работать. США и Европа очень покритикуют Россию. Но — в глубине души — вздохнут с облегчением.
     Россия может выйти из поражения в победу. Решающие дни чуть-чуть впереди. Будем готовиться к худшему и надеяться на другое.

Мир после войны

     Я уже писал, что отказ России от военного вмешательства в Южной Осетии означал бы формальную фиксацию конца постсоветского мира.
     Россия все-таки вмешалась в войну. Но конец постсоветского мира был все равно зафиксирован. Ни одна страна формального СНГ — даже сверхсоюзная Белоруссия — не выступила во время войны в поддержку Кремля.Украина оказалась против России, остальные соблюли нейтралитет.
     Нет сомнений, что в государствах СНЕ живут миллионы, даже десятки миллионов людей, которые сочувствовали России в ее противостоянии с Ерузией и желали русским успеха. Но это никак не повлияло на позицию элит. В сложной военно-политической ситуации они не захотели ставить себя в зависимость от побед или поражений Москвы. Предъявив тем самым неопровержимое доказательство, что Россия больше не доминирует на пространстве своей бывшей империи, а постсоветского пространства как политической сущности уже не существует.
     Впрочем, окончательно распалось это пространство, конечно, не сегодня, а в 2003–2005 годах. Порукой чему явились «цветные революции» в Грузии, на Украине и в Киргизии. То, что мы сегодня наблюдаем, — лишь формальное закрепление давно известного результата, не более того.
     И выход Грузии (или даже Украины) из СНГ в этом смысле не имеет вообще никакого значения — ни положительного, ни отрицательного. Снявши имперскую голову, стоит ли плакать по ее грузинским волосам?
     Содружество мертво. Россия выиграла бы, если бы сама инициировала роспуск СНГ. И создание на его базе другого, более осмысленного и нацеленного альянса. Тогда такая возможность еще была. Сейчас — уже нет. Другие юноши поют другие песни. Не соберется толпа разноплеменных президентов-премьеров на Красной площади, чтобы помахать многотысячному народу флагами русской победы.
     Можно ли вернуть себе каноническое пространство? Чисто теоретически и в неблизкой перспективе — да. Но об этом даже не стоит и задумываться, если не сделать первого необходимого шага, о котором я скажу уже в 333-й раз: признать независимость постсоветских де-факто государств. Это — единственный вариант заявки на политическую реинтеграцию евразийского хартленда, который может быть послан в черный космос неизвестного завтра.
     Осетинская война похоронила несколько мифов, но породила сказки.

     Сказка № 1. 8–12 августа 2008 года Россия совершила нечто беспрецедентное, впервые в новейшей истории заступившись за своих людей и собственные интересы.
     Да, коротка общественная память. Мы попытались забыть, что в те самые расхлябанные 1990-е годы Россия нередко вмешивалась в сопредельные постсоветские дела. И у «слабого» Бориса Ельцина не было особых проблем с отправкой к соседям дружеских войск. Так были остановлены войны в Южной Осетии в 1992-м и в Абхазии в 1994-м. Так были достигнуты Дагомысские и Московские соглашения, в результате которых Россия стала в Грузии эксклюзивным миротворцем. Не говоря уже о том, что Эдуард Шеварднадзе и Гейдар Алиев пришли к власти не без отчетливого блеска российских штыков. И в благодарность тому Кремлю — вступали в СНГ вскоре после прихода (возвращения) к власти. Да и независимость Нагорного Карабаха достигалась, не в последней мере, помощью русских вооружений. А представим себе: могли ли президенты Кравчук и Кучма публично рассуждать, что не пустят домой на базу Черноморский флот?!
     И самое, на первый взгляд, удивительное: «мировое сообщество» в те годы относилось к нашим военным походам вполне лояльно! Не было ни вселенской истерики, ни тоски смертного страха в либеральных глазах. Никто нас, в общем, особенно не ругал и ниоткуда не исключал. Наоборот, принимали только — ив «клуб развитых государств», и в Совет Европы.
     А почему? Потому, что Россия в те поры была полноценной региональной державой. И ключевые геополитические игроки признавали бывший СССР (кроме республик советской Прибалтики) территорией нашей непременной политической ответственности.
     К середине же нынешнего десятилетия, к пику путинского «подъема с колен»(ППСК) Россия региональной державой быть перестала. И теперь мир считает, что зона нашей ответственности лежит в пределах государственной границы Российской Федерации. Отсюда и «беспрецедентность» замедленного осетинского похода, и возмущенные возгласы по разным мировым углам…
     Да, чуть не забыл. Ведь в 1999-м году Ельцин, не предупредив никого, отправил десантников в Приштину. Тогда патриотическая общественность отнеслась к десантному кремлежесту прохладненько. На двухпроцентном рейтинге президента он никак не сказался. Если б что подобное случилось сегодня — лжепатриоты утонули бы в водопаде своих сладких соплей.
     Но Россия так уже не десантируется. Разучилась.

     Сказка № 2. У Кремля, оказывается, был план на случай грузинской агрессии.Об этом рассказал один бывший сотрудник администрации президента очень солидной газете «Ведомости». Еазета оказалась такой солидной, что не стала задавать экс-чиновнику никаких дополнительных вопросов: откуда план, какой и почему? Был — и баста.
     А ведь если верить милому отставнику, то получается, что «кремлевский план» включал и разрушение Цхинвала, и гибель полутора тысяч мирных человек. Теперь остается, пожалуй, узнать имена, домашние адреса и телефоны разработчиков такого плана. И направить их заместителю министра строительства и архитектуры Северной Осетии Виталию Калоеву. На изучение. Все ж не случайно действующие сотрудники АП о «плане» ничего рассказывать не стали. Остереглись.
     А тем временем соответствующие кремлевские службы подготовили еще тайный ответ на явный вопрос: почему вооруженная секретным планом РФ вступила в войну лишь через много часов после начала? Оказывается, нужно было собрать доказательства, какая Грузия плохая и агрессор. Доказательства же даются временем и многими сотнями жертв.
     К счастью, широко эту версию так и не огласили. Даже в сегодняшнем Кремле нашлись люди, которые поняли, как она жестко глупа и запредельно цинична одновременно.

     Сказка № 3. Войну в Осетии спровоцировали российские силовики, чтобы «подставить» президента Медведева.И ведь подставили, суки!
     Сказка не нова, она продолжает шарлатанскую мифологию «милитократии». Правда, за минувшие 8 лет никто из теоретиков «военной власти» так и не смог назвать имена, должности и звания силовиков, якобы приведших к власти в 2000-м Владимира Путина. Так же остаются запретно неведомыми явки и пароли «милитократов», учинивших-де осетинскую войну. Скоро выяснится, похоже, что главный и наистрашный российский силовик, из горного укрытия управляющий сакральной Империей, — это секретарь Совбеза Южной Осетии Анатолий Баранкевич. Других кандидатур пока нет.
     Что ж, даже если безрассудно поверить, что «силовики» как политический клан существуют, то они должны были, скорее, воспитать Михаила Саакашвили. Который и начал войну 8 августа 2008 года. А его «воспитатели», наверное, потому и созерцали происходящее в умильном завороте кишок — более полусуток.
     Но, в конечном счете, силовики сработали на Дмитрия Медведева. Потому что именно его позиции после событий 8–12 августа существенно укрепились. Самим обстоятельством жизни он был поставлен перед необходимостью принять очень сложное решение. И принял его. И устоял. И лично оглашал начало войны и мира. И шесть пунктов урегулирования обнародовал тоже сам. «Страшного» Путина там рядом не было (ну кроме дружеского обеда с Саркози, который народу не показали).
     А что на пресс-конференциях Путин выглядит эмоционально убедительнее Медведева — так то издержки проекта «Преемник». Вы хотели очень маленькое зло — вы его получили.
     В конце концов, и Примаков, и Степашин, и Путин, и даже Черномырдин («Шамиль Басаев, я тебя слушаю») очень умели порой быть внешне убедительнее Ельцина. Однако царь от того не переставал быть царем. Так принято в России, всегда.

     Сказка № 4. Смена режима в Грузии станет фактом и доказательством российской победы.
     В действительности — ровно наоборот. Кто бы ни пришел на смену Саакашвили — будь то Нино Бурджанадзе или Леван Еочечиладзе — он(а) лишь самое первое время для внезапной солидности помолчит. А потом — займет жесткую антиабхазскую/антиосетинскую и, значит, антироссийскую позицию. Тем более жесткую, чем резче будет ощущать новый президент Ерузии дефицит харизмы и легитимности. А Россия в такой ситуации ничего нового потребовать уже не сможет: вам был нужен другой грузинский президент — вот он(а), и все. Имейте с ним свое благородное дело.
     К тому же Саакашвили был и остается, в большой мере, гарантом жизнеинтересов Абхазии и Южной Осетии. Ведь если б не кремлевская субъективная ненависть к этому крупному юристу, не стала б официальная Россия так помогать непризнанным кавказским государствам в последние годы. Да и в осетинскую войну, того гляди, не ввязалась бы.
     Но — как бы ни были странны все эти сказки — они останутся в современной сказочной антологии. Ибо, будучи переодеты в англосаксонскую обложку, оказываются очень выгодны коллективному Западу.
     Ведь если Россия в Осетии совершила нечто неслыханное — это прекрасный повод и причина ее наказать.
     Если у Кремля был заранее план с жертвами и разрушениями — значит Россия действительно агрессор и спровоцировала конфликт.
     Если Россией правят военные — то с этой страной никогда нельзя по-хорошему.
     Им нужна смена демократически избранного Саакашвили? Вот-вот, мы так и думали.
     Так что послевоенные сказки найдут и своих переписчиков, и переводчиков, и постановщиков. И актеров на главные роли.
     А мир, который после войны, обеспечит кассовые сборы. Так оно устроено. И очень непросто это менять.
     Особенно из того места, где нынче Россия.

Мечеловеческая комедия

     Владимира Путина в эти последние дни сильно ругают за внезапное дело «Мечела». Пришло время его защитить.
     Безусловно, те, кто ошибочно считал (а то и считает) Путина неким «национальным лидером» или даже премьер-министром РФ, могут сколько угодно предъявлять ему экзальтированные претензии. Действительно, для вождя и учителя «Мечел-шоу» выглядит как-то мелкотравчато, с одной стороны, и вызывающе ангажированно — с другой.
     Но Владимир Владимирович — никакой не вождь и учитель. Он бизнесмен — и по роду занятий, и по духу, и по образу болезненного мышления. У него нет лишнего времени, чтобы заморачиваться всякой ерундой типа национального возрождения или цивилизационных моделей. Он занимается только делом. Преимущественно большим и хорошим.
     Кстати сказать, премьер-министром России Путин так и не стал. В старом, традиционном государственнодолжностном понимании он — не премьер. А генеральный менеджер нескольких крупных бизнес-программ в ранге председателя правительства. Все выходящее за пределы этих программ его не слишком интересует. В этом смысле у нас сегодня есть сразу несколько премьеров (от молодого Шувалова до опытного Зубкова), но ни один из них, к сожалению или к счастью, — не Путин.
     Потому все разговоры о том, что Путин-де наехал на «Мечел», чтобы напомнить человечеству, кто на самом деле правит Россией, отправим сразу в романтический архив. Ничего такого номинальный глава правительства не имел в виду. Ни политики, ни тем паче государственной эстетики тут нет ни на цинковый грош. Только бизнес. В котором Путин знает свой весьма практический толк.
     Решив грандиозно-частные нефтяные и газовые проблемы («Газпром», «Сургутнефтегаз», Gunvor и т. п.), генеральный менеджер своевременно обратил свое внимание на уголь. Действительно, пройти всей разверстой грудью мимо этого серафического дара подземных богов решительно невозможно. С весны 2007 года цены на коксующийся уголь выросли более чем в 3 раза. А вместе с ним стремительно подорожали и компании, пустынной волею судеб сидящие на пылающем сырье. Например, Evraz Group, 41 % акций которой всемогущий Роман Абрамович купил в середине 2006 года за каких-то $4 млрд., в мае 2008-го стоила уже $40 млрд. (!). А капитализация «Мечела», того самого милого «Мечела», за два полных истекших года выросла вчетверо (!). Конечно, благодаря конъюнктуре, т. е. тому самому фарту, без которого неосуществим большой русский бизнес. К тому же и спрос на уголь постоянно и долго растет: и внутри России (где нужно искать замену скудеющему газу, все более обреченно отправляемому на экспорт), и в благословенно-проклятой Европе, которую мы все-таки должны рано или поздно покорить всей нашей нечеловеческой энергетикой. Если вечный бизнесмен Путин должен предлагать Западу за свою полноправную легализацию некий ценный приз, то этим призом может быть только стратегическое сырье. И совсем не к.э.н. Игорь Зюзин создан для того, чтобы с Западом по этому поводу торговаться.
     Ведь если кто-то пахал 8 лет, как раб на галерах, чтобы защитить олигархическую собственность и вообще крупный капитал от рыхлого малоправильного народа (надеюсь, миф о том, что Путин якобы разгромил ельцинских олигархов, уже умер своей естественной смертью), то разве не достоин он солидного места в угольном бизнесе? Достоин, еще как.
     Теперь сугубо технологический вопрос: где взять этот бизнес? Таких эффективных собственников, как Роман Абрамович или Алишер Усманов, трогать, разумеется, нельзя. Потому что они близкие друзья и преданные партнеры. Значит, надо найти слабое звено в олигархической цепи: угольного магната, перед которым нет обязательств и которой не настолько силен, чтобы наотмашь защищаться. Другими словами, брать надо то и только то, что плохо (по крайне мере, недостаточно хорошо) лежит. И слабое звено было оперативно найдено: «Мечел». 20 июня сего года заместитель Путина по вопросам корпоративного строительства, вице-премьер Игорь С., не очень-то и желавший остаться неизвестным, дал понять владельцам «Мечела», что им воленс-ноленс придется расстаться с крупным пакетом своих акций.
     Впрочем, есть мнение, что большим «Мечелом» дело не ограничится. Сигнал о том, что пора уходить на покой, в ближайшее время получат еще несколько угольщиков совсем помельче. Случайно сохранившихся в консервной тишине нулевых лет. Разумеется, только те, кому лично генеральный менеджер ничем таким не обязан. Свои моральные обязательства он блюдет в пространстве и времени — свято. За что и ценим теми, кто искренне ведает, как Путину тяжело…
     Предложение от 20 июня владельцы «Мечела» негромко, но дерзко отвергли. Вскоре началась вполне закономерная атака. В которой резкое падение акций «Мечела» — лишь средство подешевле скупить их некоторое количество, чтобы потом чувствовать себя еще уверенней в диалоге с Зюзиным и К®.
     Вправе ли российское бизнес-сообщество (условно назовем его так) осуждать коллегу Владимира Путина за то, что он таким способом пытается завладеть угольными активами? Нет, не вправе. Путин действует в полном соответствии с этикой системы.Все крупнейшие корпорации современной России — нефтяные ли, алюминиевые ли, банковско-страховые и прочие — формировались именно или примерно так. Сначала обнаруживали «слабые звенья» — бенефициаров первичной приватизации, которые были недостаточно сильны, чтобы удержать приватизированное. Потом им делались предложения, от которых трудно было отказаться. Тем, кто не понимал всей серьезности момента, показывали мохнатый государственный кулак. И побеждал тот, кто лучше и больше других умел использовать в своих частных интересах податливые рычаги государства. Например, Абрамович, Дерипаска, Фридман, Потанин, Усманов и далее насовсем.
     По существу, весь крупный постсоветский бизнес построен исключительно на эксплуатации государственного механизма. Включая (и в первую очередь) аппарат легитимного насилия. Нефть, газ, никель, алюминий, станки, газеты, сода, сурьма — это все вторично. Сегодня одно приносит миллиарды, завтра — другое, не все ли равно! Первичным для этого универсального бизнеса был и остается негласно приватизированный или взятый в аренду административный ресурс. Некоторое количество кубометров дистиллированной власти.
     И если у крупного РФ-капиталиста оказался в наличии пост председателя правительства — то грех им не воспользоваться. На месте Путина так поступил бы любой наш олигарх, всякий и каждый.
     Своим критикам, оказавшись как-нибудь с ними за неземным пиршественным столом, Путин всегда мог бы укоризненно вымолвить:
     «А вы все, мои дорогие, поступали не так, когда вам было надо? Вы все покупали по полной рыночной стоимости, на прозрачных, как слезинка ребенка, аукционах? Вы не травили конкурентов слухами и пиаром? Не обваливали их акции? Не насылали ментов? Не угрожали? Не сажали? Не убивали, в конце концов? Значит, вам можно, а мне, впрягшемуся за вас и ваши дела до кровавого пота, нельзя?..
     Нет, если ты, брат, конечно, Махатма Ганди, я всегда выслушаю твои ненасильственные упреки. И обниму, и скажу спасибо, что есть ты, не такой, как мы все, которому не нужны посюсторонние миллиарды, кто не собирается покупать за бешеное бабло пентхаус в Царстве Небесном. И, должно быть, получит туда пропуск бесплатно, за выслугу страдательных лет. Но если ты — такой же волчий бизнесмен, как и я, то какое же право ты имеешь мне указывать, что я как будто не прав? А если б премьером был этот мечельный Зюзин, пощадил бы он тех, кого ему суждено поглотить? То-то же. Скажите спасибо, что я слишком осторожен и честен и не трогаю, если вдуматься, почти никого. Кроме тех, кто и так свернул бы себе шею и стал бы жертвой, не моей — так хищника куда злее и кровожадней.
     Dixi».
     И потупили бы его банкетные гости свои разгоряченные взоры. Потому что с позиций системы,с пригорка царствующей морали Путина критиковать нельзя, ибо не за что.
* * *
     Постоянное преимущество Владимира Путина состоит именно в том, что он — высокоморальныйчеловек. Если понимать под моралью, согласно ее социологическому определению, совокупность принятых в данном социальном организме норм поведения.Путин никого не обманывает и не кидает. Он просто живет с волками и, следовательно, воет по-волчьи. А как же еще?
     К тому же видеть в нападении на «Мечел» интересы только самого «премьера» (вкупе с нерасторжимым снарядоносцем Игорем Сечиным) было бы слишком легкомысленно. Совсем не случайно «Мечел-шоу» совпало по времени с активизацией мыслей вслух о создании Глобальной горно-металлургической компании (ГГМК), русского аналога ВНР Billiton или Rio Tinto, перед которым содрогнутся все проезжие народы и государства.
     Идея Глобальной ГМК, должно быть, принадлежит известным предпринимателям Алишеру Усманову и Владимиру Потанину — партнерам (с весны 2008 года) по «Норильскому никелю». Согласно данным из самых открытых источников, создаваться мегакорпорация формально будет на базе ОАО «Норильский никель», а в состав ГГМК должны войти еще алюминиевые и — внимание! — угольные активы.
     Алюминиевые активы, сообразно замыслу, должен передать в ГГМК «Русал» во главе с Олегом Дерипаской, которого Усманов-Потанин только что лишили надежд прорваться к управлению «Норильским никелем». Возможно, так и получится. Положение у Дерипаски сейчас сложное: в Америку его не пускают, в Лондоне бывший партнер Михаил Черной требует через суд $4 млрд., на IPO в такой нервозной обстановке не выйдешь, а если IPO «Русала» так и не случится до конца 2009 года, придется выкупать у партнера Виктора Вексельберга его долю в совместном холдинге. А для этого у Дерипаски нет свободных денег и т. п.
     А угольные активы откуда возьмутся? Вы уже догадались, но не до конца. Нет, не совсем так. Не прямо из «Мечела». А из добрых рук еще одного партнера, без которого ГГМК не хочет и зарождаться. Владимира Путина.
     Не просто так друг и конфидент Путина Владимир Стржалковский, ранее подвизавшийся в забавном, но сравнительно скромном по оборотам туристическом бизнесе, получил приглашение стать генеральным директором «Норникеля». И случилось это в самые резкие дни вспыхнувшего «Мечелгейта». На это нестранное совпадение пока не обратили должного внимания, и, кажется, напрасно. Генеральному менеджеру нужен в руководстве будущей ГГМК свой человек, который прочно созерцал бы весь слиятельно-поглотительный результат. И еще почти никто не заметил, что Стржалковский с некоторых пор — большой друг не только бизнесмена Путина, но и бизнесмена Усманова: с последним его объединяет, по меньшей мере, радостная страсть к спортивному фехтованию. Так что эти люди знают, как правильно уколоть и кого.
     Реальными совладельцами ГГМК, наряду с Алишером Усмановым и Владимиром Потаниным, возможно, станут: Виктор Вексельберг (правильный, конструктивный, открытый миру акционер «Русала»); Олег Дерипаска (яростный и неконструктивный, гонимый в Лондоне и Вашингтоне акционер «Русала» — если метафизически доживет); Владимир Путин; Игорь Сечин; некоторые другие полуофициальные лица/части общего тела. Потом ГГМК (стоимостью под $200 млрд.) выйдет на IPO и случится самый успешный cash out, на который только могли надеяться сокровенные герои нашей истории.
     Разве ради этого грандиозного замысла Владимир Путин не вправе пожертвовать «Мечелом» и угольными персонажами помельче? Кто кинет в него камень?
     Да, спросите вы, а как же там антимонопольные проверки Evraz Group? Там тоже грозит опасность? Да нет, не похоже. Абрамовича, пока жива система,никто не тронет, потому что он сам по себе есть основа основ системы. Evraz проверяют для отвода глаз, чтобы сказать потом: видите, тут у нас теперь все равны перед законом. А значит, «Мечел» — это совсем не новоявленный ЮКОС. Это — нечто иное.
* * *
     На самом же деле, «Мечел» действительно чем-то очень осязаемым и уловимым похож на пятилетней давности ЮКОС. У «Мечел-шоу» — та же изначальная мотивация, что и у «дела ЮКОСа».Борьба за активы. Без политики.
     Конечно, у «Мечела» есть шанс избежать финальной юкосиной участи. Вовсе не обязательно, чтобы угольные активы кандидата Зюзина в конечном счете оказались в сокровищнице ГГМК имени А. Б. Усманова. Есть и другие варианты. Например:
     — создание отдельного угольного мегахолдинга, с помощью которого Путиносечин будет то ли удовлетворять растущий китайский спрос на уголь, то ли шантажировать этим делом Европу; вместе с «Мечелом» в мегахолдинге могут оказаться еще «слабые звенья» наподобие «Русского угля» и одного-двух предприятий поменьше;
     — явление «белого рыцаря» народу; самым белым из сегодняшних русских рыцарей остается, разумеется, Р. А. Абрамович, так что в решающий момент частично подконтрольная ему Evraz Group может предложить «Мечелу» спасение от недружественного поглощения посредством поглощения дружественного (т. е. интеллигентного, как Даша Жукова, объединения угольных активов под общей «евразийской» властью).
     При том пространство для маневра у мечеловеков остается. Хотя и не гигантское. Ибо от угля самые влиятельные бизнесмены РФ, включая Владимира Путина, в принципе уже не отступятся. Они и так раздосадованы до крайности, что прозевали угольную тему в начале 2000-х. Тогда либеральные экономисты вообще уговаривали их, что с углем пора кончать, шахты — закрывать и т. п. Но выиграли, как это часто бывает, те, кто либеральных экономистов слушал не слишком внимательно. Сейчас ветхий ультралиберал посрамлен. Любой Путин понимает, что уголь в одночасье приносит многие миллиарды.
     Да к тому же надо оперативно решать проблему дефицита газа в народном хозяйстве, вызванного сокращением его добычи на фоне патологического роста экспорта. И доводить внутренние цены на газ до мировых. Тут вместо газа очень надобен уголь, и генеральный менеджер сотоварищи готов умело защитить то чужое, что уже считает своим.
     Но и то правда, что по сравнению с 2003 годом Путин смотрится слабее/бледнее. Во-первых, он уже давно и далеко не президент страны. Во-вторых, его атакующая команда лишилась нескольких таранного типа суперфорвардов (типа Владимира В. Устинова), чье место заняли робкие и унылые середняки. В такой ситуации устроить полноформатный штурм-унд-дранг Путину будет не так уж и просто. И «Мечел» вполне мог бы утопить вопрос о собственности в бюрократическом болоте, выстроив эшелонированную оборону из близких себе чиновников среднего звена, подкрепленных провинциальными органами судебной власти.
     Для Зюзина нынче главное — не повторять чужих ошибок образца 2003 года.
     А вероятность повторения таких ошибок не равна нулю. Во всяком случае, информационные маневры вокруг «Мечела» уже сейчас очень напоминают второе издание либеральной «песни о ЮКОСе», написанной бодрым авторским коллективом в 2003-м.
* * *
     Мы уже слышим бросаемые Владимиру Путину обвинения в том, что:
     1. В России, увы и ах, так и не получается настоящей частной собственности на средства производства;
     2. Путин двумя докторскими словами обвалил фондовый рынок и лишил Родину-мать сотен миллиардов живых и свободных денег.
     Интересно, как на эти выпады мог бы развернуто ответить Владимир Владимирович, если бы умел говорить красиво? Примерно, думаю, так.
     На первое. Нелегитимность крупной собственности в РФ — продукт сознательного выбора и воли экономической элиты. Результаты чубайсовой и постчубайсовой приватизации не будут признаны в полной мере, пока не проведена легитимация этой приватизации. Но от любого легитимационного варианта бенефициары «большой» приватизации отказались, так как считают совершенно ненужным делиться своим уникальным счастьем со страной/народом, а предпочитают в процессе общенационального cash out’а переложить саму проблему с ее горем и злосчастьем на плечи лоховатых иностранных покупателей. В этих условиях крупный бизнес не имеет ни морального, ни политического права жаловаться на то, что его «собственность» не уважают и она остается, по сути, условным владением — до первого злого милиционера. Tu las voulu, George Dandin!
     На второе. Нам давно рассказывают, что в современном российском человечестве можно, если очень надо, и грабить, и убивать, и продавать родную мать. Единственное, чего делать никак нельзя, — это обваливать фондовый рынок. Этот рынок — наше все, он звучит гордо, в нем все начала и концы. А герой нашей эпохи — фондовый спекулянт, способный творить большие деньги из ничего, из ниши, из темна, используя только инсайдерскую информацию и добрую дозу удачи (фарта). Самое же страшное — говорить этому фондовому спекулянту под руку и стоять у него над душой. И вообще раздражать героя склочными рассуждениями на незаданную тему.
     Эти ночные сказки, бесспорно, отражают ментально-интенциональные приоритеты правящей нашей элиты. Но — не отражают физическую реальность. Которая прозрачно намекает нам, что состояние фондового рынка вовсе не является существенным индикатором положения дел в стране.
     Все настоящие проблемы России — от полного краха армии до развала фундаментальной науки — на финансовых рынках никак не заметались и не сказались. Во время «Норд-Оста» индекс РТС снизился всего на 2,5 %, в первый день бесланской трагедии — на 0,2 %, а 2 сентября 2004 года, когда заложникам Беслана стало совсем худо, — благополучно устремился вверх. В тот день, когда Россия лишилась части своей территории, отдав Китаю два острова на Амуре, рынок спокойно вырос на 0,4 % Драматический взлет цен на еду и воду, ударивший в челюсти трем четвертям россиян, только помог укрепиться акциям всяческих продовольственных и приравненных к ним компаний и премного способствовал здоровью заветного индекса.
     Тут, конечно, образцовый фондовый спекулянт взовьется на лакированные дыбы и завизжит: да на кой черт нужны ваши армии и заложники, пиво и вобла, жертвы и острова! Мы серьезное дело делаем, гоним бабло из воздуха, а вы, Обломовы бессмысленных кондиций, нам только мешаете!
     Слышали, знаем.
     В недавней нашумевшей книге «Постамериканский мир» (PostAmerican World) известный журналист-публицист Фарид Закария пересказывает свой разговор с одним неназываемым израильским политиком, состоявшийся осенью 2006 года. Политик мрачно сетовал на то, что Израиль, кажется, все-таки проиграл свою свежую войну «Хезболле» и теперь миф о непобедимости еврейской армии оказался сильно поврежден. А значит — дьявол знает, чего ждать в близком будущем.
     На что оптимистический Закария спросил политика: а как финансовые рынки Израиля отреагировали на войну? И тут выяснилось, что в день плачевного конца войны рынки стояли выше, чем накануне ее самоуверенного начала. Стало быть, заключает Закария, никакого поражения и нет, расслабьтесь и забудьте.
     Чистая правда. Рынок не знает ни национальных побед, ни государственных поражений. И если завтра над царским Кремлем взовьется китайский флаг, индекс РТС, скорее всего, пойдет в гору, а образцовые финансовые аналитики пояснят: бесспорно, добровольное вхождение РФ в состав КНР весьма благотворно сказывается на нашей экономике: наш финансовый рынок стал органической частью другого рынка — гораздо более масштабного и мощного; качественно выросла ликвидность и снизилась средняя волатильность; ЦК КПК и Центральный военный совет КНР гарантируют гораздо более четкие и стабильные правила игры, чем прежнее доморощенное руководство; дружеское поглощение бывшей РФ приведет к качественному снижению непродуктивных расходов на поддержание явно устаревших и экономически неэффективных атрибутов так называемой российской государственности. В общем, рекомендация — покупать!
      Большие колебания фондового рынка отражают, в первую очередь, потаенные интересы крупных игроков этого рынка.Не больше и не меньше. И не надо тыкать нам в коллективное физическое лицо какими-то $60 млрд., которые якобы потеряла российская экономика в базарный Mechel Day. Ничего она не потеряла. Завтра все забудется, и старый индекс вернется.
     А что до финансовых аналитиков, то они вообще умеют многое. Возьмем тот же уголь, волнующий сейчас таких известных частных инвесторов, как Путин, Сечин, Усманов и Абрамович. Еще в середине 2007 года специалисты Deutsche Bank прогнозировали цену угля в 2008 году на уровне $58 за тонну, а в 2009 году — в $59,5. Goldman Sachs давал еще меньше — только $56 за тонну. Не отставали от них и отечественные спецы. В феврале 2008 года, уже на фоне резкого роста угольных цен, аналитики «Тройки-диалог» успокаивали грядущей стабилизацией рынка и итоговыми среднегодовыми ценами в $110 за тонну. А на начало августа сего года цена угольной тонны превысила $250. Кому ж доверять?
     В общем, не стоит бросаться во Владимира Путина старыми тухлыми штампами. Это будет его сильно раздражать. И уж точно не поможет «Мечелу» сохраниться и выжить.
     Еще в связи с «Мечел-шоу» Путина стали попрекать: а) некомпетентностью; б) безответственностью.
     Отчасти оно, может, и так. И от большой части. Но свою некомпетентную безответственность Владимир Владимирович не выдумал из головы. Он научился этому предмету в школе эффективного менеджмента — научно-образовательном храме нашей постсоветской элиты. И, по критериям этой школы, бесспорно может быть признан эффективным менеджером высшей категории.
     Т.к. эффективный менеджмент по-постсоветски опирается на трех китов.
     1. Возможность неограниченного бесплатного использования государственных ресурсов и инструментов (в условиях ограниченных частных ресурсов и реальной свободной конкуренции эффективно менеджерить становится решительно невозможно).
     2. Екшное несоответствие результатов менеджмента первоначально заявленным публичным целям.
     3. Принципиальный и категорический отказ менеджера от ответственности за плоды своей деятельности.
     Возьмем, к примеру, Анатолия Чубайса — признанный образец/идеал эффективного управляющего постсоветским капитализмом. В 1992 году он возглавил приватизацию, публичная цель которой была — приобщить народ к собственности и тем самым оправдать ее разгосударствление. Для того и придуманы были ваучеры. В итоге кого-то к чему-то приобщили, но явно не народ и не к собственности.
     В 1996 году Чубайс руководил официальным предвыборным штабом Бориса Ельцина. Цель — победа и утверждение демократии в одной отдельно взятой стране. Результат: триумф манипулятивных технологий, фальсификация результатов выборов, дискредитация демократии.
     Потом они реформировали РАО «ЕЭС России» с целью создать конкурентную среду и снизить цены на электроэнергию. В конце реформы — получили олигополию и обещание неконтролируемого роста цен в скорейшем будущем.
     А на любой вопрос, который вопрошающему кажется каверзным, такой эффективный менеджер отвечает своим горно-металлургическим голосом: а всем управлял не я, а Черномырдин с Наздратенко. Вот пусть они за все и отвечают. А вообще виноват во всем Достоевский. Это он отучил русских работать и любить трудовой доход. Так что все вопросы — к Федор Михалычу. А я лучше пока отдохну, а то смертельно устал от вас, каверзные вы мои.
     Здесь критик скажет мне, что других, настоящих и необъявленных целей, Чубайсы всегда добивались. Возможно, и так. Но и Путин поступает совершенно таким же образом. По букве и духу своего сине-красного менеджерского диплома.
* * *
     Владимир Путин — это не какая-то внешняя по отношению к российской правящей элите сила. Напротив — воплощение чаяний элиты, сделанное из того же мяса и спелой крови.
     Какие претензии, господа?
     8 лет назад Путину поручили 2 больших дела:
     — защитить элиту от русского народа;
     — отстранить русский народ от политики.
     И Путин, вопреки многому, это сделал. И пусть он не заслужил света — немного угля и нефти он все-таки заслужил.
     Он должен доиграть свою нечеловеческую комедию до конца. И получить на финише чистый занавес и горсть наших честных аплодисментов.
     Держитесь, Владимир Владимирович!
     Россия против Запада: война, религия, любовь.
     В последнее время, особенно после саммита НАТО в Бухаресте, ностальгически-прощальной встречи Джорджа Буша-мл. и Владимира Путина в Сочи и лужковско-ивановских эскапад на крымско-севастопольские темы, вновь активизировалась полемика о том, находится ли евроатлантический мир в состоянии — или на пороге — новой холодной войны с Россией. Суждено ли России и Западу новое затяжное противостояние с неясным исходом.
     Расставаясь навеки, Путин и Буш формально пообещали, впрочем, что холодной войны не будет. И они, похоже, никого не хотят обмануть. Не хотят, в первую очередь, потому, что не могут.
     Ведь холодная война — это, в первую очередь, схватка базовых идеологий,способных быть привлекательными для человечества или, по крайней мере, его значительной части.
     Многие политики и эксперты солидарны в том, что сегодня, в отличие от времен строительства коммунизма, Москва никакой целостной и универсальной идеологии миру не предлагает.
     Но ушедший президент России прав вдвойне. Он, как это иногда с ним случается, заглянул правде в самое сердце, заявив на том самом саммите в Бухаресте:
      «Какой-то религиозный ужас в ожидании моих речей, я не знаю, откуда он возник».
     Да, холодной войны действительно ожидать не приходится.
     Будет война религиозная.
     И она уже идет.

Монетократия

     Перефразируя Чехова, можно сказать, что нет такого предмета, который не мог бы послужить русскому человеку религией.
     Русское сознание склонно всему придавать религиозное измерение, все доводить до крайности религиозного исступления. Неторопливая, сдержанно-практическая работа над теориями и учениями русским не свойственна, не говоря уже об ироническом отношении к жизни.
     Я имею в виду, разумеется, народ в целом, а не отдельные исключения, для того и существующие, чтобы подтверждать правило.
     В этом особом религиозном запросе, довлеющем над русской душой, проявляется наше особое чувство заброшенности, космической провинциальности, маргинальности, если угодно. Мы — на краю, на грани. Мы привыкли осмысливать наше огромное и полупустое жизненное пространство как глухой угол Вселенной, где с одной стороны — занавес, отделяющий нас от Европы, а с другой — вечная Сибирь, и за ней — бесконечные, как степь, монгольские орды, олицетворяющие нашу трудноразличимую в тумане будущего историческую смерть.
     В этом гигантском гулком пространстве, где каждый вздох повторяется многократным эхом, чтобы тут же навсегда исчезнуть под непроходимым дремучим снегом, одиночество человека ощущается особенно остро.
     И выход из этого одиночества только один — в запредельное.
     Отсюда, собственно, во многом и происходит обожествление русскими верховной власти. Ведь русский монарх, как бы он ни назывался — царь, император, генеральный секретарь ЦК КПСС, президент, — это не просто государственный деятель и уж тем более не часть политической системы. А особое надмирное существо, наделенное трансцендентными свойствами, функциями и способностями. Исполняющий. Точнее — исполняющий (в данном физическом времени и в этом географическом месте) обязанности Бога.
     Потому-то русское сознание не просто ставит монарха выше закона (это свойственно любому последовательно-монархическому сознанию), но считает способность стать выше закона одним из важнейших критериев монаршей легитимности.
     Для русского ума не существует сущностного конфликта между благостью и всемогуществом. Благ, потому чтовсемогущ, и демонстрация всемогущества всегда является благой, даже если практические результаты его применения ужасают (нет, даже так: особенно если они вызывают ужас). И если он всемогущ, то и благ, в чем бы это благо не выражалось Бэре тому царю (свежие исторические примеры: поздний Горбачев, Ельцин все 9 лет его правления), кто привселюдно попытается отказаться от своего имманентного всемогущества и поставить себя в зависимость от неких созданных человеками институтов или процедур.
     Такого государя русский народ никогда уже не посчитает богом земным. И не будет почитать тем исступленным почитанием, какое может быть адресовано лишь божествам, но не примитивно-банальным «всенародно избранным». Да и в выбор свой русский человек, по большому счету, не верит — что это за бог, если его можно выбирать? Бог дается свыше,и чем менее понятна, менее рациональна технология боговозникновения, тем надежней и прочнее все дело.
     Религиозный вакуум в России, связанный с ослаблением прежних культов и земных богов, заполняется так быстро, как вообще возможно. Независимо от качества наполняющей субстанции.
     Этим и обусловлен триумф на русской почве религии коммунизма в начале XX века.
     Разумеется, «единственно верное учение» обладало всеми признаками государственной религии, а коммунистический режим (1917–1991) был классической теократией — со своим священным писанием, сонмом святых, обрядом, эсхатологией — и, разумеется, чудотворными мощами. Религиозная власть (ЦК КПСС) стояла в Советском Союзе выше светской (Верховный Совет, Совет Министров).
     Понятно, что режим рухнул именно в тот момент, когда горбачевское поколение решило, что можно (как и советовал им Солженицын в «Письме вождям Советского Союза») сохранить власть, отказавшись от идеологии.Региональные партработники, скоропостижно выскочившие на авансцену из-за спины брежневского застоя, так и не поняли, что нет и не может быть церкви без веры, ее наполняющей. И отказ от религии коммунизма, т. е. от коммунистического хилиастического проекта, сразу повлечет распад за собой и самого теократического режима, и религиозного государства — СССР.
     В тот исторический момент (март 1990-го), когда Михаил Горбачев избрал себя Президентом СССР, обнулив тем самым статус и роль Генерального секретаря ЦК КПСС как верховного жреца религии коммунизма, крах режима (а с ним и Союза) стал отчетливо неизбежен.
* * *
     Однако крах коммунизма вовсе не означал отказа от самого принципа религиозной легитимации власти. И на руинах коммунизма должна была в самом скором времени появиться новая «основная» религия.
     Она, конечно, появилась и правит Россией по сей день. Это религия денег,специфический русский вариант культа Мамоны.
     С поправкой на многочисленные русские стереотипы и обстоятельства наш нынешний режим можно определить как монетократия— власть денег, в самом прямом смысле слова.
     Нужно отделять монетократию от так называемого «культа наживы» и прочих распространенных человеческих пороков. «Культ наживы» — это культ в кавычках, и эти кавычки неснимаемы. Всем понятно, что «поклонение доллару» не предполагает религиозных обрядов. Это всего лишь желание иметь много денег, чтобы иметь «власть и удовольствия». В современной России же деньги стали именно предметом культа без кавычек, в самом прямом, исконном смысле слова «культ» — новой религией.
     С начала 1990-х годов классический русский человек свято и безоговорочно верует, знает и исповедует, что все благо — от денег, в них — все начала и концы, а вне и помимо денег нет ничего, кроме страданий и зла.
     Деньги для современного русского сознания — это не средство комфорта и инструмент бытовой свободы. Нет — это орудие свободы трансцендентной, рычаг, позволяющий преодолеть земное притяжение.
     В этом смысле отношение к «презренному металлу» в России отнюдь не обывательское. Небуржуазный и даже антибуржуазный по духу своему русский народ научился любить и уважать деньги, фактически лишив их классического буржуазного измерения. Если при коммунистах в СССР мало что можно было купить за деньги, то в сегодняшней России можно купить все, то есть совсем, абсолютно, включая оправдательный приговор Страшного суда. Вопрос лишь — в сумме и правильном канале ее передачи «кому следует».
     И когда типичный представитель нынешней российской элиты приходит на Запад с тем же добрым намерением — использовать власть денег, чтобы стать выше законов, традиций и всех мыслимых приличий — он бывает крайне удивлен,слыша от западных властей, или даже простых смертных, отказ. От денег ведь не бывает отказа!Не может быть отказа и не должно быть отказа! Это же такая сакральная субстанция, за которую — точнее, за веру в нее — можно легко убить человека. И, если требуется, уверенно умереть самому.
     Собственно, в этом противоречии между религией денег и остатками западного секуляризированного христианства и лежит основа современного конфликта между Россией и Западом. Это — классический религиозный конфликт.
     Когда миллиардер Михаил Прохоров, герой светских хроник альпийского Куршевеля, заявляет, что не будет подчиняться французским законам, потому что он уже за все заплатил, он ведет себя как типичный адепт,более того — жрец религии Мамоны.
     Когда другой миллиардер, Владимир Путин изливает всю свою желчь, рассказывая западным элитам что-то вроде: «Мы же к вам с деньгами! понимаете, с гигантскими деньгами идем!!! А вы нас не понимаете, не принимаете и за хороших людей не держите» — он излагает свою религиозную концепцию и понимание первоначала мира.
     Отсюда, собственно, и приснопамятная Мюнхенская речь (февраль 2007 г.), в которой ни политики, ни геополитики не было вовсе — только яростное неприятие того факта, что, оказывается, не всена Западе можно купить за деньги. А значит, Запад, больной и упадочный, все еще отказывается принимать нашу передовую религию, что отвратительно и нелепо. Так бывало и в эпоху расцвета коммунизма, потому риторически и мнемонически Путин действительно нередко напоминает Никиту Хрущева времен стука ботинком по трибуне ООН.
* * *
     Вы думаете, кто сегодня правит Россией?
     Подержанный Путин?
     Свежий Медведев?
     Тайный сговор элит?
     Отчасти, конечно, верно и то, и другое, и третье — до 7 мая почти Путин, после — почти Медведев и всегда — какие-то «элитные группировки». Ведь русскую традицию обожествления земного царя никто у нас не отменял. И Путин потому и стал, в отличие от предшественника своего, полностью легитимным царем, что научился править извне закона и стоять выше человеческих обязанностей.
     Но на самом деле, по большому счету, правят — Деньги.В самом прямом смысле этого слова. И если интересы Больших Денег противоречат воле Путина и/или Медведева, президентские решения, пожелания и обещания в сегодняшней России, как правило, не выполняются.
     Таковы основы монетократии.
     Многие жрецы религии Мамоны, которые образуют российский управляющий (не правящий, нет, а именно управляющий)класс, искренне убеждены, что деньги могут принести и физическое бессмертие. (Если ж перед лицом смерти мультимиллиардер оказывается тождествен бедняку — то какая же тут монетократия может быть?).
     Я помню свой разговор с одним крупным российским магнатом, состоявшийся еще осенью 1999-го, когда Ельцин только готовился уступить престол преемнику своему.
     — Пойми, — сказал мой собеседник, — деньги — это не просто море удовольствия. Это реальная перемена судьбы. За большие деньги мы создадим индивидуальные лекарства, которые позволят нам, держателям главных денег,прожить в полтора раза больше — скажем, не 80 лет, а 120. А потом придумаем еще новые биотехнологии и дотянем до 150 лет. А там… И так далее.
     В гипотезе, согласно которой день смерти человека зависит от личного иудеохристианского Бога, мой богатый визави совершенно не нуждался.
     И то, что он пророчил тогда, восемь с половиной лет назад, сегодня уже воплощается на практике. Пресловутые нанотехнологии— это и есть тот самый поиск индивидуальных, очень дорогих рецептов физического бессмертия. Не случайно в эти загадочные технологии щедро вкладываются многие миллиарды нефтяных бешеных доходов.
     При том, в отличие от американского миллиардера-протестанта, русский богач никогда не отдаст большую часть своего состояния на благотворительность.
     Почему? Потому что Деньги для жреца русского культа Мамоны — священная субстанция, которую нельзя доверять профанам. Ее можно аккумулировать только в жреческих умелых руках, причастных некоей тайне религии денег. А человек, оставшийся без Больших Денег, — ничто, пыль, неодушевленный объект.
     Деньги (настоящие, большие, достаточные для трансформации реальности) даются человеку один раз,и здесь нет и не может быть никаких строгих правил, никакой упорядоченности, тем более справедливости (воздаяния по заслугам) — святая финансовая субстанция дышит где хочет, и сама, по своей собственной воле, находит того, кого следует осчастливить. И потому главное — беречь субстанцию и преумножать ее всеми силами и любой ценой. Ведь тому, кто безрассудно растратил чудотворный финансовый эликсир, шанса вернуться в число избранных уже никогда не дадут.
     Невозможно понять современную Россию, тем более жить и работать в ней без осознания новейшей русской религиозности и феномена монетократии.
* * *
     Да, а что же традиционное русское православие? — спросите вы.
     Ведь нам каждый день по телевизору показывают и в газетах пишут (причем не только в российских, но в самых что ни на есть западных), что в России происходит бурное православное возрождение. И не только Путин с Медведевым, но даже и всякий чиновник-атеист еврейского происхождения (например, бывший премьер-министр Фрадков) стоит в восстановленном храме Христа Спасителя на Рождество и на Пасху, истово крестясь при малейшем приближении телекамеры.
     Действительно, в последние полтора десятилетия на Русскую Православную Церковь обрушился золотой дождь всяческих материальных благодеяний. Здания и сооружения, земельные угодья, бронированные «мерседесы» для членов Св. Синода, щедрые и регулярные спонсорские взносы. Подпольные времена, когда за исповедание православия можно было уехать во глубину сибирских руд, остались далеко позади. Редкий начальственный юбилей, корпоративная вечеринка или торжественная охота на кабана обходятся сегодня без символического присутствия «уполномоченного» архиерея.
     Однако это ничему не противоречит. Просто элементы «православного» декора — именно декора, то есть хорошо разработанной ритуальной стороны, а также демагогии и отчасти стилистики — понадобились российской управляющей элите, чтобы легитимировать новую религию — культ Мамоны.
     Московская Патриархия, конечно же, не остается в долгу. И правильно понимает свое место в сегодняшней России.
     Она поддерживает и возвращение советского гимна, и монетизацию льгот. Объявляет Путина лучшим русским правителем всех времен. Вручает бывшей жене магната Абрамовича церковный орден — за подвижническое воспитание пятерых детей в жесточайших условиях современного Лондона. Ну Абрамович настоятельно попросил экс-супругу задобрить — почему бы не сделать? Православный орден — это сейчас нечто вроде подарка на именины, такого же, как бриллиантовая брошь или антикварная табакерка.
     Для управляющего класса, определяющего философию и религиозный облик России сегодня, Русская Православная Церковь превратилась в Министерство спасения души (Минспас) РФ.Или, в соответствии с новейшими веяниями — государственную корпорацию в форме некоммерческого партнерства «Росспасдуш».
     При том компетенция церкви не выходит за пределы некоего набора формальных процедур. Обычная жизнь представителя русской элиты проходит в служении Мамоне. Однако новый культ пока еще не выработал своего символического и практического инструментария прощения грехов. «С гарантией» эту услугу оказывает только старая проверенная контора, имеющая тысячелетнюю кредитную историю.
     Потому периодически и систематически любой русский «путин» отправляется в эту Церковь, словно в отпуск на субтропический остров, чтобы получить сертификат соответствия божественно установленному порядку вещей. А потом — вернуться к отправлению своих прямых деньгоносных обязанностей.
* * *
     Не случайно одним из главных культурных событий в России последних лет стал фильм режиссера Павла Лунгина «Остров».
     Эта картина удостоилась всех возможных в нынешней РФ кинопремий и восторженных отзывов представителей самых разных идеологических лагерей, начиная от условных либералов и кончая условными же мракобесами. Фильм — что редкость в нынешней России, где конфликт по любому поводу считается хорошим тоном — понравился практически всем.
     Сюжет картины таков.
     В монастыре, на далеком острове посреди самого Белого моря, живет православный подвижник. Вернее, подвижник, как его понимают российские власть имущие. То есть — маг, волшебник, прямой наследник Симона Гиттонского, который посредством священного бормотания и пасов разными конечностями, в два притопа — три прихлопа вынимает из проруби души человеческие, открывает будущее, снимает порчу и сглаз и т. п.
     И к этому магу с «большой земли», отделенной от острова всей фатальной невыносимостью русских толщ, постоянно едет разнообразная клиентура. Которая получает решение своих основных жизненных проблем и тут же отправляется обратно. Правда, над некоторыми клиентами попроще волшебник откровенно издевается (например, отправляет пожилую женщину искать мужа, погибшего во время II мировой войны, во Францию), но это уж, как говорится, эмоциональные издержки производства. На всех волшебной милости — не напасешься.
     Кстати, действие фильма, чтобы никто не догадался, происходит в 1970-е годы, посреди советского брежневского расцвета.
     Одно лишь тяготит душу главного героя: в начале войны он, будучи матросом, предал своего командира, и того расстреляли нацисты. И потому, посредством очередных магических усилий, он вызывает покойного командира, ставшего уже контр-адмиралом, к себе на остров, быстренько исцеляет от душевной болезни его дочь и тем самым завоевывает вечное прощение.
     После чего назначает дату собственной смерти, выбирает модель гроба и очень своевременно ложится в него. Колокольный звон. Занавес.
     Павел Лунгин, один из самых талантливых режиссеров своего поколения и вообще специалист по центральным запросам эпохи (вспомним его позднеперестроечный «Такси-блюз» или менее удачную картину — раннепутинского «Олигарха») сделал все настолько ярко и выпукло, насколько возможно. И современный Симон Гиттонский сыгран Петром Мамоновым безупречно.
     Вот и вся суть «православного возрождения»: съездить на спасительный остров, получить запас святости для всей семьи — и назад, к себе и своей настоящей вере.
* * *
     Впрочем, религиозные поиски в среде людей, определяющих облик современной России, еще не завершены.
     Религия Денег хороша всем, кроме одного: ее нельзя в полной мере оснастить публичным сакральным аппаратом.И потому она нуждается в соответствующей материальной надстройке.
     Пока роль надстройки относительно успешно играет, как мы уже сказали, казенно-рыночное православие, а для немногих — иудаизм. О котором, конечно, тоже нельзя не вспомнить, потому что влияние около-кремлевских раввинов, всегда готовых объявить Путина (а теперь и Медведева, конечно) почетным евреем или последним великим пророком, в современной РФ куда как велико. А увлечение каббалой (как-никак, цифирки— дело надежное, цифры — мера денег!) охватило несколько сот самых влиятельных людей страны (не исключая, по слухам, даже православного министра финансов).
     Но ветхие религии годятся уже не вполне. Поскольку в истории они не обнаружили достаточной «эффективности» — что в условиях монетократии есть важнейшее доказательство подлинности учения.
     Разрабатываются новые верования и культы. Которые должны совместить коренной прагматизм культа Мамоны с нашим старым всеединством: присущее русскому уму стремление объединить все учения в одно, последнее и единственно правильное.
     См. Владимира Соловьева, Сергея Булгакова, Семена Франка, Николая Лосского и многих других выдающихся русских мыслителей.
     С некоторым магическим соусом, пришедшим из свойственного хаотичным российским 1990-х увлечения Карлосом Кастанедой и учением Дона Хуана.
     Русский Кастанеда, похоже, уже обнаружил себя. Только что издан в России роман «Суринам» — первое систематическое изложение основ нового культа.
     Автор романа — Олег Радзинский — до сих пор не был известен в качестве писателя. Радзинскому 50 лет, он приходится родным сыном известного драматурга Эдуарда Радзинского. Еще в начале 1980-х годов он стал диссидентом и получил от вечереющей советской власти 6 лет лагерей. После освобождения уехал в США, вернулся в Россию уже как инвестиционный банкир, купил мало известную тогда компанию «Рамблер» и, продав ее несколько лет спустя, в условиях Интернет-бума магнату Потанину, заработал, по некоторым данным, полмиллиарда долларов. Что вполне достаточно для начала религиозных поисков. Каковые Радзинский учинил в некоей секте, базирующейся в стране Суринам (северо-восток Латинской Америки).
     Опыт этого пребывания (возможно, мистифицированного) и лег в основу романа «Суринам», который вполне рискует вот-вот стать поколенчески-культовым.
     И у романа, и у культа есть для этого все основания. Ибо учение, изложенное в «Суринаме», есть качественно модернизированный вариант религии современных российских элит.
     Новая религия построена на культе всеохватной силы (Субуд), которому могут служить и православные, и иудеи, и мусульмане, и те, кто ошибочно считает себя атеистом. Доступ к Субуду регламентируется специальными жрецами, внешне не отличимыми от русско-американских буржуа и являющихся по вызову — правда, не сразу и, конечно же, за большие деньги.В изложении Олега Радзинского эта религия всеединства основана бруклинским бизнесменом, сыном польского хасида Оскаром Кассовским, который в поисках доступных залежей сырых алмазов много лет назад добрался до Суринама и в итоге задержался там на всю жизнь. И создал секту, агенты которой — те самые жрецы, столь же тайные, сколь явные и влиятельные — действуют по всему миру, отбирая для себя лучших из лучших, мясо из супа, соль соли земли.
     Конечно же, новая религия не смогла бы состояться без стартового финансового взноса,то есть жертвоприношений — и герой романа Оскар Кассовский сделал его, предварительно отправив на тот свет своего старшего партнера и присвоив его обильный торговый бизнес. Сюжет, кстати, очень характерный для России последних 15 лет.
     Новая религия не заинтриговала бы русский управляющий класс, если бы не опиралась на серьезную научно-технологическую составляющую, надежно, безо всяких непостижимых дураков гарантирующую бессмертие.
     Вместо «нанотехнологий», о роли которых в новейшей русской религиозности мы уже говорили, в «Суринаме» речь идет о некоей «туннельной ионизации», вполне возможной за большие деньги в домашних условиях развитого капитализма. Разумеется, для тех избранных, которые предпочтут универсальное учение о силе «Субуд».
     Религия «Суринама» имеет еще одно важное преимущество, которого на сегодняшний день уже нет у древнего православия, слишком домашнего и повседневного. Она заимствованная, импортная. Для провинциального (в космическом смысле) русского сознания это — свидетельство и залог достоверности.
     Русский человек верит труднопонятному чужому больше, чем самому обыкновенному себе. Именно потому столь успешны на российском троне всегда бывали варяги и вообще инородцы. Да, любую религию русские строят, в конечном счете, под себя, подгоняют под свои глубинные подземельные архетипы, перелагают на мотив автохтонного стона, который у нас песней зовется. Но стартовыйимпульс должен прийти,по возможности, — извне, издалека, из «настоящего мира». Так было и с Третьим Римом, и с коммунизмом. Отсюда, собственно, типично русская и непредставимая в европейских нациях постоянная ссылка на «мировые стандарты», «цивилизованное человечество» и «нормальные страны», располагающиеся, разумеется, исключительно за пределами России. Попробуйте, например, убедить настоящего обыденного француза в том, что есть страны более цивилизованные и нормальные, чем его Франция! Потому, кстати, на русской почве типичный этнический национализм никогда не был — и, скорее всего, не будет — слишком убедителен/победителен. Ведь национализм закрепляет провинциальность, а русский человек всю жизнь преодолевает ее, ища необходимые для этого импортные ингредиенты.
     Скоро нас, похоже, ждет новый «Остров». Ведь история, описанная Радзинским, одинаково хорошо развертывается и в русском кинематографе, и в русской жизни.

Похищение Европы

     Запад должен быть готов к русской религиозной экспансии — сегодняшнего культа Мамоны и будущих, еще не слишком понятных культовых форм.
     Но еще более Запад должен привыкнуть к исходящей из России великой любви.
     Да-да, именно любви.
     Неправда, что русские не любят Запад. В глубине души мы поклоняемся Европе, ее тесным кварталам и священным камням. Мы хотим овладетьЕвропой, как недоступной белой невестой. И рыдаем, и бьемся в истерике оттого, что Европа все еще не хочет нашей руки и честного русского сердца.
     Когда русские берут I lap и ж или Берлин — это от любви. Это как свадебное путешествие, доказательство рыцарской преданности и мужской состоятельности.
     Невозможно воспламенить это русское сердце походом на Пекин или, скажем, Улан-Батор. На русском языке не существует «романтического свидания в Бангкоке». Потому евразийство, сформулированное разочарованными беглецами от русской революции, было и останется романтической доктриной, не имеющей прочных корней в русской почве.
     Да, конечно, от обидына Европу можно наговорить множество евразийских слов. Но, главное, для того — чтобы вечная недоступная невеста снова обратила внимание. Чтобы услышать вновь пряный запах ее недостижимых объятий.
     И когда наши идеологи начинают — в сто пятидесятый раз за 1200 лет — говорить, что России надо изолироваться и сосредоточиться на себе, это — опять все то же страстное послание Европе: я три дня скакала за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны…
      Во всем серьезном и ответственном русский человек поверяет себя Европой (и Западом вообще).
     Русский либерал хочет прямой интеграции в Европу. И если не получается интегрироваться сразу всей Россией, то можно и по частям.
     Русский националист только тогда ощущает себя не маргиналом, но серьезной величиной, когда умеет убедить себя и окружающих: национализм наш — настоящий, европейский, цивилизованный.(Два последних прилагательных у нас почти синонимы, даже и в устах тех, кто числит себя антизападником.)
     Русский социалист призывает посмотреть на Францию/Швецию и так, именно так оправдывает свой социализм.
     И каждый хочет заслужить Европу.А заслужить — значит принести на алтарь Запада то, чего ему действительно не хватает и что каким-то непостижимым господним образом очутилось в наших русских руках.
     И тот самый русский Путин, предлагающий деньги вместо пушек, — тоже соблазнитель Европы, незадачливый негерой-любовник. Путин хочет любви.
     Ради этой любви он готов, подобно своим коммунистическим предшественникам, одарить Европу самым дорогим, что у него есть, — своей религией. В данном историческом случае — религией денег.
     Он долго выращивал эту религию, проверял ее на верность и твердость, и сегодня он искренне возмущен, что Запад не хочет отдаться ей (а значит, ему) в полный рост.
     Но Путин, конечно, никогда не собирался и не собирается воевать. Он так и говорил много раз: прежде, дескать, шли с танками и пушками, но теперь-то, теперь — с деньгами! Это предкам нужно было бряцать оружием, чтобы понравиться Европе. У Путина есть средство получше, и если надменная красавица этого до сих пор не поняла, он согласен подождать. Для ожидания вполне подойдет Медведев, тихий и вкрадчивый — и который, может быть, лучше скажет Западу единственно правильные слова.
     Так что не стоит готовиться к российско-западной холодной войне, осмысляемой в политических терминах.
      Запад должен научиться жить в условиях долгого религиозного спора с Россией,за которым движется на Европу та самая, дикая, неукротимая, тщательно и плохо скрываемая русская любовь.

Против радикальной оппозиции

     Давно уже идет дискуссия о том, есть ли в России сильная оппозиция, способная и готовая претендовать на власть. И чем дольше и шире дискуссия — тем короче и уже наличная оппозиция.
     А тем временем мы чуть не проспали появление настоящей радикальной оппозиции.Которая если и не возьмет власть, то развалить к чертям Еосударство Российское вполне в состоянии.
     Вот, послушайте. Всего лишь горстка цитат из нескольких непримиримых оппозиционеров.
     «Все равно Путин через какое-то время будет как Дэн Сяопин, он стремится стать неформальным лидером, сохраняя все рычаги власти в своих руках».
     «Единственный реальный суверен нашей российской политической системы — Владимир Владимирович Путин. Он является суверенным правителем России, перейдя из статуса президента, когда легитимность и легальность на его фигуре естественным образом совпадали, теперь он выстраивает новую модель соотношения легальности и легитимности, то есть он остается главной политической фигурой».
     «Пашим национальным лидером остается Владимир Путин. В его руках находятся все самые важные политические позиции».
     «Это нестандартное решение, этот мощный политический ход вселяет уверенность в обществе, что лидер, который до сих пор не потерял доверия, сохранит свою власть».
     «Понятно, что, перестав быть президентом, Путин не перестанет быть «царем». «Псарем» я называю фактического главу государства».
     Руководствуясь принципом гуманности, не стану приводить здесь дерзкие имена авторов этих заявлений. Поскольку всякое из заявлений легко потянет на ст. ст. 280, 282 Уголовного кодекса РФ. Пять с лишком лет тюрьмы и потом еще 3 года — запрет заниматься любимым делом, т. е. сватать прогорклого Путина в цари небесные.
* * *
     Об итогах правления Путина написано и сказано немало. Всем, кто хочет понимать, уже все ясно и про уничтоженную армию, и про агонизирующую науку, и насчет необратимой деградации ВПК, и про утраченные позиции региональной державы, и о тотальной коррупции как основе жизнедеятельности госаппарата, и по поводу нависающего экономического кризиса, и про уходящий из-под разумного кремлеконтроля Северный Кавказ.
     Не будем возвращаться к многочисленно повторенным деталям.
     Как ни странно, и благодарный русский народ оценивает итоги с Владимиром Путиным не очень-то позитивно.Даже вполне подкремлевские социологические центры, умеющие правильно подбирать и формулировать леденящие сердце опросы, вынуждены признавать, что 81 % россиян уверен сегодня в полной вседозволенности олигархов (тех самых, которых Путин якобы «построил»), более 50 % — отрицательно и резко отрицательно относятся к путинским правоохранителям и судам, около 50 % считают, что коррупции при Путине было столько же или даже больше, чем при Ельцине, 53 % — что за последние 8 лет вырос разрыв между богатыми и бедными.
     Изо всех государственных и общественных институтов лидерами доверия остаются еле живая армия, почти добитая наведением конституционно-финансового порядка, и не любимые Путиным СМИ.
     Институты, созданные под контролем Путина и во имя Путина, проводящие в русскую жизнь его фантомную программу передач, — правительство, Еосдума, Совет Федерации — как не пользовались популярностью, так и не пользуются.
     Примечательно, что особый скепсис вызывает у верноподданного населения любимое путино-медведевское детище — предвыборные «национальные проекты». Согласно свежим данным «Левада-Е[ентра» (2008 год), 67 % (!) россиян уверены, что средства, выделенные государством на нацпроекты, потрачены неэффективно или (менее интеллигентно) банально разворованы. Не блестяще обстоят дела и с оценкой конкретных «нацпроектов»:
     «Говоря о нацпроекте «Образование», 35 % россиян высказались за то, что его реализация привела к улучшению дел в отрасли, 45 % придерживаются противоположной точки зрения, остальные затруднились с ответом; в поддержку нацпроекта «Здравоохранение» высказался 31 % респондентов; улучшений в отрасли, связанных с реализацией нацпроекта, не видят 54 % опрошенных; всего 18 % (!) граждан РФ видят положительные изменения в части обеспечения населения жильем, в то же время 66 % опрошенных никаких положительных результатов реализации нацпроекта «Доступное жилье» не назвали; наконец, положительные изменения в сельском хозяйстве с реализацией нацпроекта «Развитие АПК» связывают всего 17 % опрошенных, противоположного мнения придерживаются 62 %».
     И тем не менее, сам Путин остается премного популярен.Его рейтинг доверия и сейчас приближается к 60 %. И ни галопирующие цены на продовольствие, ни развал социальной сферы, ни беспредел бандитско-ментовских орд практически никак не влияют на популярность Первого Лица.
     Итак, мы имеем счастливую возможность убедиться: отношение народа к Путину не зависит от результатов его деятельности на президентском посту.Это и есть, пожалуй, главная тайна Кремля.
     Почему так? Потому что одно доброе дело за свои кремлевские годы Владимир Путин все же сделал: он восстановил в России монархический ритуал.
     Ритуал этот состоит из 3 основных элементов:
     1) исключительность монарха — один царь на троне, как одно Солнце на небе, и прямых соперников, в режиме реального времени публичнопокушающихся на верховную власть, у монарха быть ни в коем случае не должно;
     2) непогрешимость монарха; можно критиковать все что угодно — бюрократию (неизбывных «плохих бояр», которые все всегда и портят, скрывая от царя правду и мешая ему принимать правильные решения), последствия царских решений, отдельные национальные поражения и т. п.; но трогать грязными руками лично монархане дано и не позволено никому;
     3) независимость монарха от общества и закона; только тот в России может называться царем, кто уверенно стоит выше политической и правовой систем и готов принимать любые решения, отбросив ветхие путы формального законодательства; иными словами, нет таких институтов и уложений, которым был бы вправе (а не то что обязан) подчиняться русский царь.
     И только тот правитель воспринимается в России как настоящий царь,кто твердо соблюдает монархический ритуал.
     С народной точки зрения, такой и только такой властелин занимает трон действительно по праву (грубо говоря, соответствует занимаемой монаршей должности), а потому должен быть любим и прощаем, что бы он в своей практической политике ни сотворил.
     А для ответственности всегда есть плохие бояре. Фактически рейтинг Путина отражает его легитимность, построенную на следовании ритуалу.Для верховного правителя России, как бы он ни назывался, «популярность» и «легитимность» — почти синонимы.
     Проблемы с легитимностью/популярностью позднего (конец 1980-х) Михаила Горбачева были связаны именно с разрушением заветного ритуала. Когда говорят, что советскую власть погубила программа «Взгляд»— это преувеличение лишь отчасти. Доверие к Горбачеву резко и стремительно рухнуло, когда народ вдруг понял, что Первое Лицо можно невозбранно ругать по Первому каналу государственного телевидения (нарушение п. 2 ритуала). А значит, царь ненастоящий. Потом, с появлением эффектного претендента на престол Бориса Ельцина, Горбачев перестал быть эксклюзивен (нарушение п. 1 ритуала), и, наконец, игры в Союзный договор, подчинявший президента СССР воле республик свободных, добили кремлевского властителя (см. п. 3).
     То же — и с Ельциным. Наполовину искреннее и отчасти конъюнктурное стремление к демократии сыграло с «первым всенародно избранным» злую шутку. Легитимным Борис Николаевич бывал редко — в основном, в конце августа 1991-го и начале октября 1993-го. В остальное же время близ ельцинского престола жадно толпились прямые соперники и нетерпеливые наследники, крупнейшие телеканалы регулярно «мочили» президента на чем свет стоит, а подконтрольная коммунистам Дума то и дело принимала законы, не дававшие правителю ни повернуться, ни развернуться. Какой уж тут царь, какая уж тут любовь народная?
     В этом смысле у Путина все получилось. Довольно быстро и почти что счастливо. Уже к весне 2000-го он избавился от серьезных конкурентов. Потом все поняли, что Путина в обшенациональном медиаэфире трогать нельзя. И еще, за два своих тяжеломысленных срока экс-президент подтвердил, что закон ему не указ и его скользкое дышло он готов двигать в любом направлении — словно большевистские русла великих сибирских рек.
     И народ поверил ему. Мы снова поняли, что царь настоящий.
     Здесь нужно предупредить тех, кто все еще верит, что какие-либо процессы в современной России связаны с личными качествами или достоинствами уходящего президента.
     Российский властвующий режим — не харизматический и не персоналистский, а традиционный монархический. Легитимность царя привязана к трону, а не к личности,пусть даже преизрядно одаренной. Потому, как только монарх слезает с трона, он становится простым смертным и теряет сакральную ауру невозвратно. Карета превращается в тыкву. Быстро, очень быстро, быстрее, чем многим хотелось бы. Так случится и с нашим В.В. в ближайшей перспективе.
* * *
     Конечно, Путин восстановил монархический ритуал не потому, что тонко разобрался в древней логике русской власти. А по другим причинам, гораздо более простым и приземленным.

      Во-первых, правящему классу нужна была полная стабильность— для завершения «большой» приватизации и ликвидации советской социальной системы. Стабильность же требовала упразднения демократии.

      Во-вторых, сам В.В. панически боялся и боится честной политической конкуренции.Потому что знает, что никаких политталантов у него на самом деле нет и в открытом бою он с высокой вероятностью проиграет. Вспомним самое горькое: выборы в Санкт-Петербурге 1995–1996 гг. (Путин тогда — начальник штаба НДР и Анатолия Собчака); президентские выборы в большой Украине и маленькой гордой Абхазии в 2004 г. (кандидаты, прямо поддержанные Путиным, были унизительно разгромлены). Путинский Кремль был успешен лишь в боях с фиктивными соперниками, и хозяин его это, кажется, всегда понимал. Отсюда, кстати, и навязчиво-вечный отказ от теледебатов, продиктованный отнюдь не только монаршим высокомерием.
     Но результат, тем не менее, — налицо. В сегодняшней России восстановлен священный авторитет верховной власти. Который позволяет этой власти проводить реформы и вообще добиваться чего-нибудь предметно осмысленного. При желании, разумеется. Коего Путин в 2000–2008 гг. практически не проявлял.
     И вот теперь свежезаваренные ультраоппозиционеры, сгрудившиеся вокруг усталого национального дембеля, пытаются растоптать единственное позитивное достижение путинской эпохи — легитимность президентского поста.Попытки построить некую «диархию», создать «альтернативный центр верховной власти» вне Кремля, раскрутить какого-то «национального лидера», не сидящего на троне, могут привести лишь к делегитимации, а как следствие — резкому падению популярности и параличу власти.
     Странно, что эти околопутинские оппозиционеры позволяют себе горячо клеймить «лихие» 1990-е годы и «ельцинский хаос». Ведь они фактически и предлагают вернуться в развитые девяностые и воссоздать систему, при которой первое лицо страны испытывает кричащий дефицит легитимности (т. е. царь ненастоящий, по-простому). И потому связан по рукам и ногам во всех своих действиях.
     Так что если есть у нас «партия 1990-х годов», то состоит она именно из восторженных холопов Владимира Путина.Тех, кого я безымянно процитировал в начале статьи.
     Пора бы им одуматься, пока не поздно.
* * *
     Несмотря на реальную опасность для страны и государства, исходящую от радикальной пропутинской оппозиции, можно отметить, что эти непримиримые оппозиционеры совершают две системные ошибки, которые могут оказаться для них фатальными.
Ошибка 1. Переоценка ушедшего президента
     Вспомним еще раз: наш правящий режим не персоналистский, а монархический. Непогрешим в такой системе может быть только тот, кто непосредственно в данный момент исторического времени сидит на троне.
     И, когда Путин сменил венец и бармы Мономаха на серый сюртук обычного смертного, мы скоро узнали, что:
     • бывший лидер, оказывается, косноязычен и не может долго говорить без крупнобуквенной бумажки;
     • свежих идей у него нет или не осталось;
     • он постарел, похудел и почернел;
     • волосы выпадают стремительно;
     • не держит удар;
     • по 5 часов в день сидит в фитнес-центре, а с важными вопросами к нему не прорвешься;
     • одобряет сразу всех и принимает взаимоисключающие решения;
     • постоянно и жутко опаздывает;
     • не мычит и не телится;
     • вообще непонятно, как он столько лет работал президентом, черт побери!
     И так далее.
     А вот новый президент — тот уж вправду Президент. Высокий, красивый, велеречивый, широкоплечий, решительный и вообще.
     Итак, к моменту предполагаемого решающего наступления Владимир Путин, пассивный лидер радикальной оппозиции, может утратить большую часть популярности и почти всю харизму. Причем утратить так же быстро, как в свое время и приобрел. Оппозиция к этому, кажется, не готова.
Ошибка 2. Недооценка нового президента
     Восторгаясь согласием Путина стать председателем «Единой России», оппозиционеры и просто политические зеваки пропустили главное событие того дождливого дня: новоизбранный президент вступить в «ЕР» решительно отказался.
     Следовательно, Дмитрий Медведев убедился, что русский самодержец никак не может быть партийным.И оставил за собой трон «доброго царя». Отдав предшественнику должность начальника над «плохими боярами».
     Медведев, похоже, — умный парень. Уже почти понятно, кто теперь будет отвечать за продуктовые цены, банковские вызовы, инфраструктурные катастрофы, Ингушетию и Чечню. Плохие бояре,кто же еще. Чей корпоративный лидер, оказывается, упустил решающие 8 лет, которые были так нужны и полезны для ускоренного развития.
* * *
     Автор этих строк примерно одинаково относится к Путину и Медведеву. Но не любить власть — вовсе не значит желать распада государству.
     Потому главная задача сегодняшнего политического дня — остановить радикальную оппозицию. Во главе с ее пенсионным вождем. Который, скорее всего, откажется от лидерства в оппозиции так же мучительно и неизбежно, как отказался — от власти.

Итоги с Владимиром Путиным: Россия нашей мечты

     Своими громкими выступлениями перед уходом с поста президента Владимир Путин подстегнул дискуссию о том, в каком состоянии он передал Россию своему преемнику.
     Сам Путин считает состояние России-2008 более чем удовлетворительным. На «большой» пресс-конференции 14 февраля 2008 г. он так оценил 8 лет своего правления: «Я не вижу никаких серьезных неудач. Все поставленные цели достигнуты. Задачи выполнены».
     В свою очередь, критики Кремля, включая автора этих строк, продолжают говорить и писать о том, что российские итоги с Владимиром Путиным, на самом деле, весьма плачевны.
     Страна стоит на пороге масштабного экономического кризиса, который уже сегодня проявляется, по меньшей мере, в двух формах: а) стремительном неконтролируемом росте цен на ключевые продукты питания, обусловленном распадом отечественного сельского хозяйства и критической зависимостью России от импорта всемирного дорожающего продовольствия; б) проблемах с банковской ликвидностью, которые вызваны бегством из России так называемых глупых денег — краткосрочных спекулятивных капиталов, напуганных ипотечным кризисом в США и некоторыми другими мелкими ужасами на финансовых рынках.
     Не за горами — энергетический кризис. Уже сегодня РФ, в 2005 г. ничтоже сумняшеся провозгласившая себя «гарантом энергетической безопасности Европы», зависит от импорта среднеазиатского газа. Крупнейшие месторождения газа и нефти близки к варварскому исчерпанию, а свежие запасы за 8 путинских лет так и остались неразработанными. По оценкам ряда экспертов, к 2012 году России не будет хватать нефти и газа для обеспечения внутреннего потребления — какие уж там гарантии Европе!
     Отсутствие серьезных инвестиций в инфраструктуру на протяжении трех последний десятилетий (со времен национального лидера Л. И. Брежнева) означает высокую вероятность в ближайшем будущем крупных техногенных катастроф и системного кризиса коммуникаций в целом.
     Российская бюрократия — как гражданская, так и силовая — насквозь поражена коррупцией. Ни одно масштабное решение, на каком бы уровне оно ни было принято, не будет сегодня претворено в жизнь без дополнительного коррупционного стимулирования чиновника, отвечающего за исполнение решения.
     Прекращают свое существование наши Вооруженные силы. Существует лишь груда обломков бывшей армии погибшего государства — СССР. Причем сокращение военного потенциала и разложение морального духа армии предельно ускорились именно за 8 путинских лет. Что бы там ни рассказывала официальная пропаганда. Желающие познакомиться с реальными цифрами и фактами могут обратиться к докладу Института национальной стратегии «Кризис и разложение Российской армии».
     В «эпоху Путина» существенно снизился (а не вырос, как говорят кремлевские вещатели) геополитический статус России. 8 лет назад РФ была полноценной региональной державой, поскольку формировала критерии легитимности постсоветских режимов (кроме стран Балтии, разумеется). В 1990-е годы (не благодаря Ельцину, конечно, но в силу остаточной после-имперской инерции) все страны СНЕ так или иначе воспринимали Россию как «старшего брата» и считали необходимым согласовывать с Кремлем важнейшие стратегические решения. Даже на уровне обсуждения невозможно было представить себе, например, вступление Украины в НАТО. А если появлялись на евразийском хартленде режимы открыто и агрессивно анти-российские (как, например, Звиада Гамсахурдиа в Грузии или Абульфаза Эльчибея в Азербайджане), то жили они недолго. И прекращали жить — не без помощи русского оружия.
     Сейчас — ни одна из стран полумертвого СНЕ, даже «союзная» Белоруссия, уже не смотрит в Кремль. Источниками легитимности стали совсем другие центры настоящей силы — Вашингтон, Брюссель, Пекин. О России вспоминают лишь как о символе незадачливого прошлого, с которым надо как можно скорее, быстрее расстаться на пути в светлое европейское (или, напротив, сугубо азиатское) будущее.
      Кто же прав? Все. И вполне довольный собою Путин, и не довольные им критики.
     Просто Путин и его оппоненты оценивают результаты последних 8 лет по совершенно разным критериям, с качественно различных позиций.
* * *
     Чтобы увидеть и понять правду Путина, надо ответить на вопрос: а каковы на самом деле были цели его режима (2000–2008)?
     Вопреки распространенному заблуждению, подогреваемому назойливыми до истерики подкремлевскими холуями, Путина едва ли можно считать самодостаточной исторической фигурой, единолично сформировавшей некий вектор развития страны. Путин (как он сам неоднократно указывал, хотя ему и не все верили) был действительно менеджером, представлявшим интересы собственников — правящего слоя, сформировавшегося в РФ еще в середине 1990-х гг. Именно эти люди привели Путина к власти на рубеже 1999–2000 годов, именно они наделили второго президента РФ политической философией и стратегической программой деятельности.
     Этот правящий слой, в свою очередь, возрос на руинах российских демократических иллюзий, после завершения первого этапа «большой», индустриальноинфраструктурной приватизации (по Чубайсу). И состоит он в основном из выгодоприобретателей этой самой «большой» приватизации.
     Еще в середине 1990-х годов новые хозяева русской жизни сформулировали для себя несколько важных, системообразующих тезисов.
     Тезис первый. Эксперимент по созданию в России полноценной демократии евроатлантического образца провалился. Установлению демократии в России категорически препятствуют авторитарно-уравнительные инстинкты русского народа.
     Тезис второй. Защитить результаты приватизации в условиях реальной демократии, состязательности политических субъектов и равного доступа политических сил к СМИ — невозможно. На действительно свободных выборах русский народ выберет левые и националистические силы, которые пересмотрят итоги приватизации и снова примутся строить какой-нибудь вариант социализма.
     Тезис третий. Обеспечить жизненно важные интересы правящего слоя, включая дальнейшую легализацию его капиталов на Западе, возможно только в условиях политической стабильности. Для стабильности же в России необходим и достаточен полнокровный авторитаризм.
     Собственно, один их крупных идеологов правящей РФ-элиты Анатолий Чубайс прямо так и сказал в недавнем (11 февраля 2008) интервью журнала New Times: «Представьте себе, организовали в стране по-настоящему демократические выборы… Кто победит? Результат таких выборов оказался бы на порядок хуже, а возможно, просто катастрофичен для страны».
     А Чубайс за свои рыночные слова отвечает — именно он в 1996 г. был формальным главой президентского штаба Бориса Ельцина, сохраненного на второй срок при помощи весьма специфических средств и не слишком демократических приемов.
     Тогда, в 1996-м, и был взят неуклонный курс на построение развитого рыночного авторитаризма. Выдвижение Путина в 1999-м стало необходимым и абсолютно логичным шагом в реализации этого курса. Именно такой президент и нужен был правящему слою: единомышленник Абрамовича и Чубайса, лишенный тяжелого цековского дыхания, любитель дорогих костюмов, адриатических резиденций и океанских яхт, умеющий при том надеть маску несгибаемого чекиста и убедительно порассуждать перед ласковой телекамерой о «возрождении империи». Вызвав тем самым в беспокойном народе прилив теплых воспоминаний о лучших летних днях благословенного СССР.
     Я уже много раз говорил и еще раз повторю, что перед Путиным как менеджером крупные собственники поставили три приоритетные задачи:
     A) защита крупной собственности — результатов приватизации;
     Б) создание условий для «обналичивания» и легализации этой собственности на Западе; здесь важно отметить, что в России как прежде, так и теперь отсутствует понятие «собственность» в римском/англосаксонском смысле; у нас собственность — это лишь условное владение, статус которого прямо зависит от признания легитимности этого владения действующей властью; потому «уволить» человека из собственников несложно, что и показало «дело ЮКОСа» и много аналогичных дел помельче; на Западе же собственность действительно защищена и работающим законом, и традицией; потому спокойно спать выгодоприобретатели «большой» русской приватизации смогут только после полной конвертации их сомнительного добра на территории РФ в несомненные активы там, в Америке и Европе;
     B) ликвидация советской системы социального обеспечения, которая предполагала широкий спектр бесплатных социальных услуг для граждан и перекрестное субсидирование населения предприятиями; замена ее на либеральную постсоветскую систему, при которой граждане покупают любые социальные услуги за полную их стоимость.
     Разумеется, устранение зачатков демократии и существенное ограничение свободы СМИ были необходимыми предпосылками такого рода реформ, а вовсе не следствием темного гебистского прошлого или же психологических завихрений «диктатора» I lyniiia. Для решения основных задач правящего слоя важно было также обуздать региональные элиты, лишив их политической субъектности. Это и было сделано в два этапа. Сначала (2000 г.) губернаторов лишили влияния на региональные силовые структуры, затем (2004 г.) — упразднили выборность глав регионов, окончательно уничтожив базу их относительной самостоятельности. И здесь Путин ничего своего не придумал: он реализовал концепцию, которая была разработана под руководством Александра Волошина еще в 1999 году.
     Что же мы видим сегодня?
     Задачи А) и В) за 8 лет практически полностью решены. А ведь в конце 1990-х это казалось не слишком реальным! Ликвидированы все демократические инструменты и механизмы — и это не вызвало никаких потрясений, никакого развернутого протеста Народ поверил актеру в карнавальной маске «чекиста-империалиста» и во имя мифического «возрождения былой мощи» полностью и добровольно отказался от участия в формировании власти.
     Так что действительно снимаем шляпу: Путин оказался очень успешным менеджером русского авторитарно-олигархического проекта (именуемого также далее по тексту «гламурным авторитаризмом»).
     Впрочем, задача Б) так и осталась нерешенной. Западные элиты пока не приняли российских коллег в дружелюбные объятия. Точнее, не позволили им конвертировать деньги во влияние и право устанавливать на Западе свои правила игры.
     Потому-то преемником Путина и стал Дмитрий Медведев. На смену Арлекину в чекистской маске пришел Пьеро в маске либерала, олицетворяющий «путинизм с человеческим лицом»: берем с собой все хорошее, что было при Путине, отбрасываем все плохое, в первую очередь — риторическую конфронтацию с «цивилизованным миром»…
     Другое дело, что модернизации, которая открыла бы России новые исторические горизонты, при Путине не произошло. Она и не думала начинаться, как обед у Винни-Пуха. Но никакой модернизации Путин никому и не обещал, в его менеджерском контракте не было такого пункта. Путин призван был обеспечить утилизацию советского наследства, с чем достаточно успешно и справился. А если пытаться ловить Владимира Владимировича на бесконечно шаловливом слове и предъявлять ему с грозным видом объедки кремлевской пропаганды — то слишком далеко можно зайти, право слово.
* * *
     Принято считать, что Путин оставил своему наследнику жесткую «вертикаль власти» — от Кремля до самых до окраин. И единственная опасность для Медведева исходит от спрятавшихся где-то внутри вертикали «силовиков», которые могут саботировать царственные указания не любимого ими преемника. А потом, чего доброго, и отравить его чистейшим полонием лондонского образца.
     Эта мифологическая конструкция, безусловно, неплохо подходит для околокремлевской пропаганды, но не для анализа реального положения дел в стране и во власти.
     На самом деле, сегодняшней Россией правит вовсе не президент с его «вертикалью». А примерно 15 (цифра не точная, считать можно по-разному, но порядок величины именно таков) групп влияния. В состав каждой из которых входят свои силовики, либеральные экономисты, юристы, чиновники всех мастей и рангов, включая губернаторов и мэров крупных городов. Роман Абрамович — такая группа влияния. А Игорь Сечин — другая группа. Олег Дерипаска — третья. Михаил Фридман — еще одна. И так далее, вплоть до Сергея Чемезова и братьев Ковальчуков. Ни по идеологии, ни по жизненной философии, ни по методологии группы влияния друг от друга существенно не отличаются. И, в процессе утилизации советского наследства, ведут между собой нескончаемую войну, иногда прерываемую перемириями. В каждом отдельно взятом сражении этой войны побеждает не тот, кто ближе к президенту (уходящему или следующему). А тот, кто в данный момент времени сконцентрировал максимальные ресурсы (аппаратные, силовые, финансовые) и оптимальным образом их использовал. Функция главы государства в этой системе — не обеспечивать кому-либо победу, но следить за соблюдением общих правил системы и не допускать их резкого нарушения какой-либо из сторон.
     Потому-то в путинской России нередко проигрывали те, кто полагался исключительно на дружбу с президентом, не занимаясь в должной мере собиранием аппаратных и прочих ресурсов. И путинское «да-да-да», которым бывший «хозяин Кремля» (без кавычек ведь теперь и не напишешь!) нередко одаривал своих многочисленных друзей и знакомых, на деле означало только одно: хочешь повоевать — воюй! Совсем убить тебя не дам, остальное — как получится.
* * *
     Несколько простых примеров.
     В 2002 году влиятельный (в то время) «православный банкир» Сергей Пугачев услышал то самое «да-да-да» в ответ на вопрос, можно ли ему забрать нефтяную компанию «Славнефть» (по системному распорядку причитавшуюся Роману Абрамовичу). Окрыленный и уверенный в успехе, Пугачев даже склонил на свою сторону тогдашнего президента «Славнефти» Михаила Гуцериева. И что же? Был Абрамовичем жестоко бит. А Гуцериева просто уволили за непонимание своеобразия текущего момента.
     В 2003 году началась война из-за сотового оператора «Мегафон» между министром связи Леонидом Рейманом и владельцем «Альфа-групп» Михаилом Фридманом. Сколько многомудрых наблюдателей предрекали, что Фридман вскоре поедет вослед Ходорковскому, ибо Рейман — настоящий верный товарищ и давний партнер Путина! Результат: после 4 лет изнурительной битвы Фридман победил. Его права на 25 % акций «Мегафона» были признаны. Почему? Потому что у него было больше разнообразных ресурсов и он грамотнее ими управлял.
     В 2007 году по ходу очередной межклановой схватки был арестован заместитель министра финансов РФ Сергей Сторчак. Его начальник и покровитель Алексей Кудрин, не без оснований считающийся близким личным другом Путина, сделал все возможное, чтобы Сторчака освободить. И президента просил. И поручительство подписывал. Результат: намедни суд вновь продлил Сторчаку содержание под стражей.
     А почему до сих пор толком не заработал Следственный комитет, возглавляемый доверенным лицом и однокашником Путина Александром Бастрыкиным? А потому, что группы влияния, поддерживающие конкурирующую фирму — Еенпрокуратуру во главе со скромно-тихим Юрием Чайкой, сегодня в совокупности не слабее, чем кланы, пролоббировавшие прежде создание Следственного комитета и передачу туда следственных функций. И сдвинуть воз с мертвой точки не получается, как бы полновластный президент РФ ни пытался кушать русскую землю прямо из приснопамятного горшка.
     Кстати, главная олигархо-жертва путинской эпохи — Михаил Ходорковский — сел в тюрьму потому, что он-то (в отличие от всех абрамовичей и фридманов) действительно нарушил правила игры. Поставив под сомнение как священный принцип приватизационной круговой поруки, так и право державного «раба на галерах» получать за свой рабский труд достойное нефтяное вознаграждение. Не произвол Путина, но логика системы привели экс-владельца ЮКОСа в Краснокаменск. Точно так же, как не политические амбиции, но эта же логика системы привела самого Путина — в Кремль.
     В стране за постсоветский период создана не вертикаль, а самая настоящая горизонталь власти.Политическое решение при такой горизонтали есть результирующая противоречивых интересов этих самых 15 (может быть, 14 или 17, но точно не двух и не ста) групп влияния. Можно сказать, что в сегодняшней России есть, по меньшей мере, 15 минфинов, 15 ФСБ, 15 ген-прокуратур и т. п. Не считая созданной в 2007 г. когорты госкорпораций в форме некоммерческого партнерства, которые являются государственными по способу создания и источнику первичных ресурсов, но не по механизму управления и уж точно не по составу фактических бенефициаров. (В этом смысле образцом для путинских «госкорпораций» можно считать противоречиво известную компанию «Росукрэнерго»). Эти государственные корпорации — не что иное, как перешедшие под частный контроль отраслевые министерства, не входящие при том в состав правительства и вообще не подотчетные исполнительной власти.
     Горизонталь власти — почти идеальная система для утилизации советского наследства. Но она абсолютно не пригодна для масштабных преобразований и реализации больших общенациональных проектов. Потому что собрать эту горизонталь в единый созидающий кулак совершенно невозможно.
     Бедный Медведев!
* * *
     Не менее важно рассмотреть и вопрос о психологическом состоянии страны и ее элит накануне весны 2008 года. А этот вопрос, в свою очередь, подводит нас к рассуждению о социальной опоре (базе) развитого путинизма-медведизма.
     Еще два десятилетия назад обнаружилась усталость русского народа от больших планов, грандиозных свершений и забегов в непредсказуемое далеко. Наш классический согражданин больше захотел получить колбасу без очереди, приобрести корейский видеомагнитофон, упасть на прокуренный диван и погрузиться в те самые «обывательщины нити», которые дотоле мы так любили хулить и порицать.
     Правда, весенний воздух перестройки все же звал на улицы, на митинги, к белым домам и новым свершениям — теперь уже на демократической ниве. Воздух бодрил и не давал уснуть.
     Но в 1990-е годы элита — строитель будущего гламурного авторитаризма — точно поняла, что народ пора из политики убирать. Иначе хаос в стране примет неизбывный характер. Всем нам агрессивно напомнили, что надо брать потребительский кредит и, по возможности, его пролонгировать до бесконечности, а в дела власти лучше не вмешиваться. И зачем, собственно, смотреть «Итоги» или «Намедни», когда есть куда более душеполезные «Программа-максимум» и «Камеди-клаб»?
     К 2008 году у нас было 75 % населения, вообще не интересующихся, кто будет ими править. Откуда эта цифра? Это рейтинг Дмитрия Медведева. То есть рейтинг народного безразличия к персоне будущего президента страны. Ясно, что ровно те же 75 % поддержали бы и Сергея Иванова, и Виктора Зубкова, и даже Любовь Слиску. С точки зрения народа, власть теперь формируется где-то на Марсе, и зачем, собственно, пытаться вникать в непостигаемое? Тем более что горизонталь власти на низовом уровне дает возможность решать все насущные вопросы за мелкие взятки, совершенно независимо от того, кто там сидит в Кремле и какую политику собирается проводить.
     Но современный народ наш не интересуется не только властью. Сегодняшний гражданин РФ, как правило, абсолютно безразличен ко всему, что выходит за пределы его личного квартирного мирка. Ничто общее, общественное — не интересует. Надоело, завяло. Социальная связность утрачена. Каждый живет/играет только за себя и для себя. Атомизация достигла того предела, о котором ультралиберальные утописты конца 1980-х не могли и мечтать.
     Между правящим слоем, который при новом президенте должен решить последнюю задачу Б (см. выше), и безразличным народом стоит новый интеллектуальный класс, который вполне можно назвать «постинтеллигенцией». Этот класс оформился в 1990-е годы; его идеология при Путине почти полностью вытеснила классический русский интеллигентский дискурс. Предполагавший наличие у образованного (по крайней мере, считающегося таковым) человека минимального набора из двух органических чувств:
     — гражданского долга;
     — вины перед забитым русским народом.
     Философия «постинтеллигенции», которая при гламурном авторитаризме диктует интеллектуальную моду и повестку дня, сводится к следующему:
     — не надо переживать о народе, потому что интеллигентские переживания не принесли народу и самой интеллигенции ничего, кроме страданий и зла;
     — гламурный авторитаризм хорош тем, что оставляет нетронутыми бытовые свободы — дежурную бутылку виски и поездку за границу в любое время ночи и дня, освобождая интеллектуала от любой и всякой ответственности за положение дел в стране и состояние общества; это, по большому счету, и есть настоящая свобода;
     — вполне возможно, что Россию ждет катастрофа, но, поскольку мы все равно не в состоянии ее предотвратить, воспользуемся же нашим счастливым правом обо всем этом не думать.
     Подобный способ бытия-сознания, прекрасно описанный Дж. Оруэллом («Во чреве китовом»), традиционно расцветает в интеллектуальной среде/богеме в предкатастрофические времена. Так что в «постинтеллигенции» нет ничего качественно нового, хотя для России ее бурное явление — весьма примечательно.
     По состоянию на 2008 год основу пропрезидентского большинства (реально существующего, хотя и не привязанного нисколько к личности Путина или Медведева) составляет полностью социально апатичное население, увенчанное сверху кремовой розочкой «постинтеллигенции». При отсутствии серьезных вызовов и кризисов такая конструкция может быть устойчивой довольно долго. Потому что разрушение всей и всяческой социальной связности не позволяет никого поднять ни на какую борьбу (в серьезном масштабе, разумеется), а значит, обессмысливает существование оппозиции как таковой.
     Впрочем, утрата социальной связности и предельная всеобщая атомизация вкупе с принципиальной и фундаментальной безответственностью элит не позволят также:
     — провести и даже начать модернизацию страны, всегда и неизбежно требующую определенной общественной мобилизации;
     — спасти государство в ситуации каких-либо «великих потрясений», поскольку путь к спасению всегда в истории лежит только через осознание гражданами ответственности и при наличии их готовности к мобилизации.
     Интуитивно правящий слой все это понимает. Не случайно Дмитрий Медведев продолжает взывать к многолетней стабильности как высшему благу. Действительно, малейший сквозняк может вызвать у больного с отключенной иммунной системой смертельные нарушения.
     Весь вопрос в том, когда порыв ветра станет слишком силен для нашей ветхой керамической форточки.

Груз-282

     Российские правозащитники уже предлагают себя в качестве уполномоченных полицейских агентов государства. Не так давно группа специалистов по теории/практике прав человека обратилась к предпенсионному нацлиду, тогда еще президенту Владимиру Путину, с просьбой-мольбой никогда не допустить отмены 282-й статьи Уголовного кодекса РФ, карающей за всяческий экстремизм и разжигание розни. Имена специалистов известны, повторять их нет смысла. Обращение открыто для подписания.
     Что ж. В сложившейся ситуации правозащитников нельзя не поддержать. Необходимо признать, что мрачноватая эпоха чекизма покидает новейшую историю нашей Родины. Вместо нее приходит эпоха маленького зла (оно же — президент Д. А. Медведев). А смена периодов/этапов национального развития требует и качественно новых подходов к обеспечению безопасности нашего государства и имманентно присущего ему (как справедливо указал Д. А. Медведев в своем программном выступлении 22 января 2008 года) гражданского общества.
     Навсегда остается в прошлом неоднозначная практика преследований по идеологическим и/или политическим мотивам, ограничения свободы СМИ, давления на бизнес (деловые круги) с целью передела собственности и/или контроля над финансовыми потоками. Практически нет сомнений, что при Дмитрии Анатольевиче Медведеве деятельность правоохранительной системы Российской Федерации будет направлена исключительно на обеспечение конституционных гарантий прав человека, защиту гражданских свобод, в том числе — слова/собраний/совести, создание неискоренимых условий незыблемости института собственности (в особенности крупной и средней), формирование функционального набора атрибутов и принципов развитой демократической среды, подразумевающей открытую и транспарентную конкуренцию политических субъектов и эффективную обратную связь между властью и гражданами (обществом).
     Вместе с тем, ценности современной демократии и ответственной свободы, которые будут находиться в основе государственной политики при президенте Д. А. Медведеве, должны быть надежно и всесторонне защищены. Трудно было бы представить себе, что тоталитарные и авторитарные силы, потерпевшие историческое поражение, не попытаются в обозримом будущем взять реванш. Необходимо посредством гибкого и, вместе с тем, жесткого использования широкого арсенала правовых, политических, управленческих, коммуникативных механизмов поставить непреодолимый барьер на пути тех, кто хотел бы поставить под сомнение необратимость курса на демократизацию и либерализацию.
     Среди подобных механизмов следует выделить, в первую очередь, собственно законодательную базу, которая позволит оградить человека, его права и свободы, семейное и коммуникативное пространство, его здоровье и собственность от беспардонного и несвоевременного вмешательства государства, юридических/ физических лиц, от любых проявлений экстремизма и агрессии. В связи с этим представляется необходимым совершенствование, прежде всего, вышеупомянутой статьи N 282 УК РФ — своего рода краеугольного камня, основы основ той уверенной либерализации, гарантом каковой выступает лично президент Д. А. Медведев.
     Представляется особенно важным упорядочить и четко классифицировать в статье № 282 УК РФ все виды розни, за разжигание которых должна наступать немедленная и неотвратимая уголовная ответственность. К таковым видам уголовно наказуемого деяния следует отнести:
     — национальную рознь;
     — социальную рознь;
     — капитальную рознь;
     — эмоциональную рознь.
     Принимая во внимание, что публичное выражение (высказывание либо демонстрация в иной форме, включая язык жестов, эзопов язык, языки программирования и т. п.):
     — коммунистических взглядов;
     — социалистических взглядов;
     — националистических взглядов;
     — странных взглядов;
     — взглядов вообще как формы предельной релятивизации материальной реальности, данной нам в ощущение посредством эффективного демократического функционала, безусловно возбуждает (индуцирует) один из вышеуказанных видов розни, следует повсеместно внедрить практику превентивного пресечения попыток сознательного либо бессознательного нарушения статьи № 282 УК РФ как одной из основ современной, демократически устойчивой и юридически эффективной российской государственности.
* * *
     Пришло время отметить, что концепции «прав человека», которые нередко использовались прежде, в частности в тоталитарный период нашей истории, а также в период решающего влияния (воздействия) «силовиков» на институты государственной власти, не учитывали правовую неопределенность самого понятия «человек», что, в свою очередь, создавало широкое пространство для правовых нарушений и, как следствие, коррупции. Так, права человека зачастую необоснованно предоставлялись лицам, не располагавшим достаточными на то основаниями. (О коррупционной подоплеке в данном случае можно лишь догадываться). Современная правовая теория однозначно базируется на демократическом постулате, согласно которому понятия «физическое лицо» и «человек» не являются юридически тождественными. Длительный отрезок времени, на протяжении которого человеком могло считаться двуногое живое существо с определенным набором неотчуждаемых признаков принадлежности к биологическому виду homo sapiens, остался позади, что можно рассматривать как органическое следствие позитивного развития глобальной цивилизации.
     Следует отметить, что ни Конституция РФ, ни законы Российской Федерации не устанавливают четко критерии понятия «человек». Только с приходом к руководству РФ Президента Д. А. Медведева появляется возможность восполнить этот пробел, сформировавшийся на протяжении столетий нашей истории. Предлагается на первом этапе принять федеральный конституционный закон «О человеке», согласно которому человеком может считаться любой гражданин Российской Федерации либо лицо без гражданства, который (которое):
     — в состоянии внести специальный человеческий взнос (СЧВ) в размере рублевого эквивалента 50 000 у.е.; или — может представить не менее 10 000 подписей сертифицированных людей, подтверждающих, что данное лицо может считаться человеком.
     Инкассацией СЧВ/проверкой подписей могло бы заниматься Федеральное агентство по делам человека, которое разумно было бы определить в ведение Министерства сельского хозяйства и продовольствия РФ.
     Впоследствии (на втором этапе) по мере укрепления демократических основ государственности и каркаса гражданских институций в современном российском обществе при президенте РФ Д. А. Медведеве можно было бы перейти к верификации принадлежности физических лиц к человечеству (сообществу сертифицированных человеков) посредством нанотехнологий, а соответствующие функции, наряду с функцией ведения реестра человеков, передать государственной корпорации в форме некоммерческого партнерства «Роснанотех».
     Наведение порядка в сфере применения понятия «человек» позволило бы предоставлять права человека только тем, кто этого действительно заслуживает (достоин). Данные меры привели бы к решительному скачку в направлении построения действительно правового государства, целью которого являются свободное развитие и всестороннее благополучие граждан (человеков).
* * *
     Далее. Для максимально эффективного обеспечения свобод граждан РФ, в первую очередь — свободы слова как адвалорно-каузальной основы самого пространства неотчуждаемых индивидуальных свобод, представляются необходимыми скорейшие разработка и внедрение Федеральных стандартов свободы слова (ФССС). Твердое знание ФССС позволит каждому человеку, находящемуся в пределах погранично-таможенного пространства РФ, избежать опасного смешения свободы со вседозволенностью, риска перехода границы допустимого в современном, стремительно развивающемся и в то же время предельно стабильном российском обществе. Регулятивный механизм в данном случае достаточно прост и очевиден: уголовная ответственность по ст. 282 УК РФ наступает в случае, если человек в своей текущей/стратегической риторике отклоняется от норм и требований ФССС более чем на 5 %. Наличие пятипроцентного зазора будет еще одной демонстрацией недвусмысленности демократического вектора развития РФ при Президенте Д. А. Медведеве.
     Учитывая эвидентно-аксиоматический характер социально-политических утверждений, согласно которым будущий Президент РФ Д. А. Медведев:
     Тезис А) предотвратил в Российской Федерации тоталитарный переворот, планировавшийся т. наз. «силовиками»;
     Тезис Б) четкими, последовательными, юридически и политически эффективными действиями по защите конституционного порядка не позволил своему предшественнику (имя которого не разглашается в интересах гражданского общества) пойти на третий срок;
     Тезис В) в связи с тезисами А), Б) подвергается и в неограниченной временной перспективе будет подвергаться угрозе физического устранения со стороны «силовиков» — необходимо во избежание безответственного обращения с фундаментальными либеральноправозащитными категориями, а также с целью недопущения экстремистских проявлений в оценке событий новейшей истории РФ, законодательно закрепить вышеприведенные тезисы A-В и дополнить указанную статью № 282 УК РФ пунктом, предусматривающим уголовную ответственность за публичное отрицание данных тезисов.
     Наивно было бы полагать, что силовые структуры, унаследованные (в основных своих формах и чертах) от тоталитарного периода нашего истории (а также новейше-исторического отрезка, на протяжении которого недопустимым влиянием на государственную власть обладали «силовики»), смогут реально, на практике и на деле обеспечивать безусловно демократический характер нашей государственности, последовательно защищать гражданские права и свободы после окончательной победы Президента РФ Д. А. Медведева. Груз сомнительного (в ряде случаев — проклятого) прошлого будет постоянно тянуть эти структуры вниз (в сторону), что, в свою очередь, приведет к отклонениям от базовой линии защиты демократии/институционального каркаса гражданского общества.
     В связи с этим представляется необходимым создание на базе ряда оперативно-розыскных, следственных, аналитических и иных подразделений ФСБ РФ, МВД РФ, Следственного комитета при Генеральной прокуратуре РФ, а также Московского бюро по правам человека нового органа — Федеральной правозащитной службы (ФПС) РФ.Будучи учреждением исполнительной и судебной власти РФ одновременно, Федеральная правозащитная служба России возьмет на себя, в первую очередь, следующие функции:
     — мониторинг нарушений прав человека РФ;
     — мониторинг покушений на основы гражданского общества/гражданских свобод в РФ;
     — дознание по делам, связанным с указанными нарушениями/покушениями;
     — возбуждение уголовных дел по ст. № 282 УК РФ и родственным статьям, предполагающим уголовную ответственность за нарушение прав человека / покушение на основы гражданского общества в РФ;
     — предъявление обвинений в рамках указанных уголовных дел;
     — следствие по указанным уголовным делам;
     — поддержка государственного обвинения по указанным уголовным делам в суде;
     — приведение приговоров в исполнение;
     — лицензирование правозащитной деятельности в РФ;
     — мониторинг и проверка данных о правонарушениях, связанных с неправомерным наделением физических лиц статусом человека и соответствующими «правами человека»;
     — иная деятельность, не запрещенная Конституцией РФ и статьей № 282 УК РФ.
* * *
     С целью эффективного пенитенциарного обеспечения деятельности Федеральной правозащитной службы (ФПС) РФ по защите прав человека и основ/институтов гражданского общества в РФ предлагается передать в ведение ФПС РФ:
     — следственный изолятор (СИЗО) «Лефортово» (г. Москва) с одновременным присвоением данному изолятору имени акад. А. Д. Сахарова;
     — следственный изолятор (СИЗО) «Матросская тишина» (г. Москва); данному изолятору может быть присвоено имя А. А. Галича (Гинзбурга), а также систему изоляторов временного содержания (ИВС) в административных центрах регионов РФ; в целях дальнейшей предельной гуманизации отечественной пенитенциарной системы необходимо законодательно закрепить за данными ИВС, находящимися в ведении ФПС РФ, официальное гос. наименование «человечники».
     Для эффективной защиты гражданских прав и законных интересов человеков РФ в пространственноправовом континууме РФ считал бы также исключительно важным создание в составе ФПС РФ силового подразделения специального назначения — Общенациональной правозащитной гвардии (ОПГ),которая может быть сформирована на базе (основе) определенной части ныне существующих внутренних войск (ВВ) МВД РФ, а также боевых организаций («пехоты») неформальных силовых группировок. ОПГ могла бы взять на себя решение следующих основных задач:
     — зачистка участков территории РФ, на которых вот-вот может произойти (планируется) системное нарушение прав человека;
     — ликвидация экстремистских сборищ, учиняемых лицами, которые являются актуальными либо потенциальными нарушителями статьи № 282 УК РФ;
     — физическая защита институтов гражданского общества РФ.
     В штат ОПГ ФПС РФ, с целью формирования гуманной среды и оптимизации условий правозащитной деятельности в РФ, предлагается включить также домашних и приравненных к ним животных, подготовленных для ведения активной наступательной деятельности по защите прав человека/институтов гражданского общества РФ, включая, но не ограничиваясь этим: собак, кошек, крыс, медведей, львов, скорпионов, козерогов, водолеев и др.
* * *
     Пришло время сформулировать четкий ответ и еще на один исторический вызов, чью актуальность обнажила историческая победа Президента РФ Д. А. Медведева. Многие акционерные общества различных типов, некоммерческие организации, федеральные государственные унитарные предприятия и т. п. делают для защиты прав человека, развития рыночной инфраструктуры гражданских прав и свобод, укрепления фундамента российской демократии очень и очень много. Однако их вклад до сих пор не оценен в должной мере государством и комплементарным (как совершенно справедливо подчеркнул Президент Д. А. Медведев в своей речи на Гражданском форуме 22 января 2008 г.) ему гражданским обществом. Потому представляется важным закрепить за некоторыми такими структурами — в частности, ОАО «Газпром», ГК «Российские технологии», ФПГ «Базовый элемент» и др. — статус официальных институтов гражданского общества (ИГО).Ибо, как сказал Президент Д. А. Медведев в своей исторической системообразующей речи 22 января 2008 года, ИГО мое благо, а бремя мое(т. е. конституционные полномочия Президента РФ — С.Б.) — легко.
     Здесь необходимо отметить, что предшественник Д. А. Медведева, имя которого мы по-прежнему не разглашаем по правозащитным соображениям, кощунственно утверждал, будто на президентском посту работал «как раб на галерах». Что, впрочем, в достаточной мере объяснимо: до исторической победы Д. А. Медведева, сопряженной с прорывом в области прав человека и становления гражданского общества, всякий россиянин мог ощущать себя разве что рабом. То ли дело теперь!
     Также представляется необходимым уже сегодня резко интенсифицировать работу в сфере присуждения Д. А. Медведеву Нобелевской премии мира за заслуги по предотвращению тоталитарного переворота РФ и отстранению от власти «силовиков». Важно дать вышеупомянутым институтам гражданского общества (ИГО), в первую очередь ОАО «Газпром», указание предоставить Нобелевскому комитету все необходимые для принятия верного решения материально-технические ресурсы.

Виктор Милитарев
БОЛЕЕ БЕЗЗАКОННОЕ, ЧЕМ ПРИ ЦАРЯХ, МЕНЕЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ, ЧЕМ ПРИ КОММУНИСТАХ…

Спор горлумов между собою

     Итак, свершилось. Наша страна в очередной, уже третий за последние 20 лет, раз вступила в период двоевластия. Поскольку Россия уже много веков управляется Монархическим Архетипом и Эгрегором Священной Власти, то периоды двоевластия у нас кратки и неустойчивы.
     Ситуация двоевластия в России может иметь всего два исхода. Исход первый, наиболее вероятный — побеждает Первое Лицо. То есть, в наших условиях, Дмитрий Анатольевич Медведев. Исход второй, маловероятный, но всегда возможный — происходит Смена Режима. Ну как в ноябре 17-го и ноябре 91-го.
     Относиться к описанным выше Константам Российской Истории можно по-разному.
     Александр Проханов балдеет от Монархического Архетипа и Эгрегора Священной Власти и прямо-таки молится на них. Станислав Белковский с некоторой отстраненностью холодно констатирует: нам эти Константы могут нравиться или не нравиться, но мы от них никуда не денемся. Они есть, и все тут. Так что, приходится играть с тех карт, которые сданы. Если, конечно, вы хотите именно играть, а не мечтательно ковырять в носу.
     У меня лично Священные Константы вызывают бешенство и отвращение. Ведь это же ужасно мерзко, понимать, что твой народ стерпит любогоправителя, как бы он его ни грабил и ни унижал, если только этот правитель верно соблюдает монархический ритуал и, по крайней мере,не жрет маленьких детей. Но я не хуже Белковского понимаю, что играть, действительно, можно только с тех карт, которые сданы. И как бы ты ни относился к Папаше Дра-Дра, но пока ты не имеешь возможности замочить блядское пресмыкающееся в сортире, будь любезен считаться с фактом наличия присутствия Триглавого. Пока Кузнецы не сковали Меч.
     Впрочем, и в этих условиях кошачья тактика «всем-всем расскажу, старый ящер!»остается вполне себе продуктивной. И не лишающей надежды произнести в Надлежащий Момент финальное «ужо тебе!».
* * *
     Вернемся, однако же, к нашим баранам. То есть к демонам российской государственности и их человекоорудиям.
     Как бы кратки и неустойчивы ни были периоды двоевластия, они всегда являются периодами расширения возможностей и даже, в некотором смысле, Периодами Елобального Поумнения. Разумеется, в масштабах отдельно взятой страны. Начинает попахивать возможными бифуркациями и даже возможностью перехода на иной тип эволюционного развития.
     Правда, до сих пор ни разу не вышло, но надежда, как говорится, умирает последней.
     Это в общем историософском плане. А экзистенциально-субъективно я до сих пор вспоминаю два прошлых двоевластия как самые счастливые годы своей жизни. Тогда казалось, что ты нужен своей стране, можешь пригодиться, а может быть, даже и способен изменить нашу общую судьбу к лучшему.
     При этом нынешнее двоевластие, кажется, обещает нам большийличностный комфорт, чем в прошлые разы. Потому что ни я, ни мои друзья, соратники и единомышленники не имеем никаких оснований испытывать какие бы то ни было симпатии ни к одной из двух Высоких Борющихся Сторон. Так что, в этом смысле, будучи избавлены от болелыцицких симпатий, избавлены, тем самым, от раздражения и разочарования, возникающего при созерцании глупости и хамоватости действий Своей Стороны. Как это было в случаях с Горбачевым и Верховным Советом.
     Впрочем, здесь иногда случаются и всяческие чудеса. Кто бы мог подумать, что Руслан Хасбулатов еще в сентябре 91-го злобно оттаптывающийся на «советских», вызывая тем самым неподдельную овацию демшизы, уже в феврале 92-го сможет оказаться лидером народного сопротивления «радикальным реформам». Симпатии к нему у меня с сентября по февраль ни прибавилось — как был он хамом, так и остался. Но уважение все-таки появилось. Точно так же невозможно исключить, что в схватку диадохов за ельцинское наследство не вмешается Божественный Промысел, и кто-нибудь из борющихся между собой ельциноидов не перейдет на сторону народа.
     Так что, пока самая лучшая позиция для русского патриота, националиста или социалиста — это запастись попкорном, занять места в партере и, подобно маоцзэдуновской обезьяне, флегматично наблюдать за схваткой.
* * *
     Ну а теперь о собственно неинтересном.
     Симптомов того, что грызня за кольцо всевластья (сопровождаемая спором горлумов между собою) уже началась, довольно много. Это и «восемь лет упущенных возможностей» в известном «докладе Гринберга», сопровождаемые ответом автора на вопрос редактора сайта Глазьев. ру: «Чью политическую точку зрения Вы выражаете?» — «Вообще-то президентом Института современного развития, силами которого подготовлен доклад, является Дмитрий Анатольевич Медведев».
     Это и беспрецедентное, я бы даже сказал бесстыдно поспешное буквально на следующий деньпосле инаугурации Медведева назначение Путина премьер-министром. Это и характерныевыражения лиц Владимира и Людмилы Путиных на медведевской инаугурации. Это и подмеченное Владимиром Голышевым отсутствие в инаугурационном тексте Медведева ожидаемых восхваленийПутина.
     Даже погода, являющаяся по древнекитайской философии важным индикатором политических процессов на самом верху, весьма красноречива — вместо ожидаемой оттепелив день инаугурации она выдала едва ли не заморозки.
     Ходят слухи о закулисных переговорах Игоря Сечина с Дмитрием Медведевым о подковерной борьбе различных определенных круговза места председателей совета директоров «Роснефти» и «Газпрома». Но, разумеется, самым ключевым вопросом текущего моментаявляется вопрос о силовиках — будет ли медведевское правление характеризоваться равновесием между «медведевскими юристами» и «путинскими силовиками» или же мы вскорости обнаружим уже внутри-медведевскую борьбу медведевских юристов с медведевскими же силовиками с оттеснением путинских на обочину истории.
     Ключевыми вопросами здесь являются назначения директора ФСБ и главы Администрации Президента.
     Здесь имели хождения две версии. Одна, озвученная газетой «Газета», говорила о том, что место директора ФСБ останется за Патрушевым, он же станет вице-премьером силового блока. Главой Администрации Президента станет Владислав Сурков. И к тому же в ближайшее время будет отменен конституционный закон, согласно которому назначение силовых министров и министра иностранных дел является исключительной компетенцией Президента РФ.
     Вторая версия так и осталась кулуарной. Ни одна из газет не решилась ее опубликовать, обидев кураторов.Согласно ей, главой ФСБ станет Виктор Черкесов, а Владислав Сурков вынужден будет покинуть Администрацию.
     Реализация первой версии обозначала бы, что Путин продолжает контролировать практически все основные командные высоты;реализация второй — что Медведев практически сразу после инаугурации из низкого стартапошел в решительное контрнаступление.
     Действительность опровергла обе конкурирующие версии. Директором ФСБ, как известно, стал начальник Управления экономической безопасности ФСБ (непочтительные сотрудники еще называют это управление «главкрышей») Александр Бортников, а руководителем Администрации Президента — Сергей Нарышкин.
     Назначение Александра Бортникова, разумеется, означает серьезнейшее аппаратное поражение Виктора Черкесова. Однако назвать это назначение серьезной аппаратной победой Владимира Путина и Николая Патрушева я бы пока поостерегся. Разумеется, Бортников был, а возможно, и до сих пор остается креатурой и доверенным лицом Патрушева. А Патрушев, в свою очередь, являлся и является креатурой и доверенным лицом Владимира Путина. Однако то, что на Лубянку назначен не Патрушев, а Бортников, а Патрушев, будучи назначенным не силовым вице-премьером, а секретарем Совбеза, не является даже непосредственным начальником Бортникова, говорит информированному уху и понятливому глазу о многом.
     Как мы помним, Владислав Сурков тоже в свое время являлся креатурой и доверенным лицом Александра Волошина. А до того являлся креатурой и доверенным лицом Михаила Ходорковского… Ну, в общем, вы меня понимаете.
     Ну и, разумеется, то, что главой Администрации Президента оказался нейтральный питерскийСергей Нарышкин, а Владислав Сурков, оставшись в АП, получил небольшоеаппаратное повышение, говорит тем же самым глазам и ушам о весьма многом.
     Да, кстати. Исчезновение с карты Родины якеменковского Комитета по делам молодежи тоже выглядит весьма многозначительным.Как говаривала моя бабушка, вспоминая фестиваль молодежи и студентов 57-го года: «Вечером молодежь, а утром — не найдешь!»
     Так что, пока можно сказать, что Путин уже контролирует явно не всекомандные высоты, а Медведев, судя по всему, предпочитает для контрнаступлений высокий старт.В общем, йог — это вам не каратист!«Если вы понимаете, о чем я».
     Ну а мы, как я уже говорил, запасемся попкорном и займем места в партере.
     И не будем предрешать, кто из борющихся человекоорудий является Еендальфом, а кто — Сауроном. Хотя, по-моему, все они гораздо больше смахивают на саруманов и горлумов. Мы же будем Мудрой Обезьяной На Еоре. И не обижайтесь, господа, если случайно поскользнетесь на арбузных корочках или банановых шкурках.
     Впрочем, иногда и такая мелочьможет решить исход Битвы Еигантов. О чем, кстати, рассказано в известной историипро Давида и Еолиафа.

Наибольшее зло

     После парламентских и президентских выборов 2007–2008 гг., кажется, стали окончательно ясны параметры установившегося у нас политического режима.
     Теперь стало ясно, что этот режим существует у нас в практически неизменном виде если не с 1992-го, то, по крайней мере, с 1993 года.
     Итак. Президент сидит два срока, с «проверочными» выборами в середине, нужными для определения прочности режима. По завершении второго срока президентства действующий президент объявляет народу кандидатуру своего преемника, какового народ вскорости с энтузиазмом избирает на президентский пост.
     Согласитесь, эта схема для нашей страны не так уж и нова. Приблизительно также была устроена политическая преемственность при советской власти. И там, и там начальство объявляет кандидатуру нового начальства, а народ за нее торжественно голосует. Только при советской власти все это выглядело несколько более демократично. Поскольку Политбюро, объявлявшее кандидатуру нового начальства, избиралось ЦК, ЦК съездом партии, а делегаты на съезд КПСС выбирались по многоступенчатой процедуре, начиная с первичек.
     А что у нас партий формально несколько, это роли не играет. Вот в Китае или в бывшей ГДР их тоже было несколько. И что с того?
     Так что, в этом смысле наш режим даже больше напоминает романовский, чем генсековский. Правда, там преемника царь себе не по произволу выбирал, а по закону о престолонаследии, слегка уравновешенному удавкой и табакеркой. Ну у нас президент себе преемника тоже не по полному произволу выбирает. А советуется, судя по всему, с узким кругом ограниченных лиц. Так что, получается что-то среднее между царями и коммунистами. Более беззаконное, чем при царях, зато менее демократическое, чем при коммунистах.
     На царский режим нынешний похож своей антисоциальностью.И там и там народ бедствовал, а олигархи с чиновниками процветали. На него же он похож не очень сильной идеологизированностью и явно выраженной политической терпимостью. Никто нам в душу и в задницу не лезет, как лезла советская власть даже в самые вегетарианские брежневские времена. Зато никто о нас, как советская власть, не заботится и не препятствует умереть с голоду.
     На советский нынешний режим похож формальнойвыборностью начальства. И вообще, всей этой имитацией демократии.
     Идеальным типом всех этих правлений в Веберовском смысле будет, на мой взгляд, «наибольшее зло», то есть режим одновременно антисоциальный и антидемократический. Режим, при котором власть не заботится о своем народе и не дает ему возможности принять участие в выборе своей судьбы.
     Такой режим весьма напоминает, к примеру, ранние варварские королевства, возникшие на развалинах Римской империи в результате германского завоевания.
     Такой тип государственного управления я предлагаю называть оккупационным режимом. Ибо независимо от этнического происхождения правящей верхушки народ управляемой страны является для нее чужим, неродным, короче говоря, быдлом.
     Противоположностью оккупационному режиму является, на мой взгляд, режим народный или, что то же самое, национальное государство. То есть государство демократическое, правовое и социальное. Которое и заботится о своем народе, и дает ему возможность участвовать в определении собственной судьбы. В таком государстве население для правящей верхушки является своим народом. А она, соответственно, по праву может называться элитой, то есть лучшими, отборными, избранными гражданами. Иначе говоря — аристократией.
     Промежуточные варианты очевидны. Это антисоциальная демократия и социально ориентированная диктатура.
     На мой взгляд, антисоциальная демократия, по сути, является тем же оккупационным режимом, поскольку при ней к власти практически всегда приходят сильные, которым нет дела до слабых, которые этих слабых эксплуатируют и жрут, как и при антисоциальной диктатуре. Социально ориентированная диктатура, если она не очень сильно лезет в частную жизнь граждан, не стремится контролировать их убеждения, не очень рвется к политическим репрессиям большого стиля, короче говоря, не сажает за анекдоты, вполне может быть режимом народным. Такова, к примеру, сегодняшняя Белоруссия, где в благодарность за государственную социальную политику, сопоставимую со шведской, народ сознательно закрывает глаза на проблемы с демократией, свободой слова и прочими правами человека. Но стоит социально-паттерналистской диктатуре начать сажать за анекдоты, и она становится типичным оккупационным режимом.
     И, таким образом, приходится признать, что нынешняя ельцинско-путинско-медведевская власть глубоко укоренена в нашей истории и Дмитрий Анатольевич Медведев является законным преемником хорошо известных нам из прошлого «медведей на воеводстве»…
     Единственным утешением служит для меня название одной диссертации, посвященной брежневскому правлению, недавно защищенной русским исследователем в Калифорнийском университете. Она называлась «Все было навечно, пока не кончилось».

Россия при оккупационном режиме

     Тема оккупационности режима, сложившегося в Российской Федерации при ее создании как отдельного государства в 1991 году, одна из самых популярных среди патриотов.
     Это, разумеется, неслучайно, так как ряд характеристик, традиционно входящих в понятие оккупационного режима, в Российской Федерации не просто имеют место, но и, так сказать, «вопиют к небесам». Прежде всего, это:
     — низкая средняя продолжительность жизни;
     — крайне высокое отношение уровня доходов первой децили населения к десятой и вообще искусственно созданная и поддерживаемая сверху массовая бедность, сверхкрупное воровство приближенных к власти «бизнесменов» и осуществленная Ельциным раздача значительной доли общенационального достояния группе его знакомых;
     — высокая доля этнически нерусских на вершине власти, и особенно среди самых богатых и в эфирных и бумажных СМИ;
     — ликвидация неподконтрольных «исполнительной власти» органов представительной власти, начавшаяся с прямого вооруженного переворота, совершенного Ельциным в 1993 году.
     К этим самым очевидным характеристикам добавляются и менее непосредственные, но не менее существенные черты:
     — прогрессирующая ликвидация социальных гарантий, имевшихся у населения до 1991 года;
     — массовое и практически мгновенное уничтожение градообразующих предприятий;
     — многократное снижение уровня производства в большом количестве отраслей хозяйства и вообще деградация структуры хозяйства;
     — высокая безработица, сопровождающаяся (и потому частично скрытая) вынужденным массовым деклассированием, то есть переходом наемных работников из сферы умственного труда в сферу розничной торговли;
     — крайне низкие государственные капиталовложения в поддержание хозяйственной инфраструктуры, в образование, науку и здравоохранение;
     — низкий уровень финансирования вооруженных сил.
     В результате всего этого причиненного населению «государственного» вреда сильнее всего пострадали русские, которые в среднем стали жить вдвое беднее и на пять лет меньше (последнее относится к мужчинам, но и русские женщины стали умирать в более раннем возрасте, чем прежде). Были существенно подорваны ресурсы и источники цивилизации и культуры, уменьшилась обороноспособность страны.
     Таким образом, государственную политику последних пятнадцати лет следует признать, пожалуй, невиданной до того в писаной истории формой «мягкого» геноцида.
* * *
     Почему же стал возможен этот русоцид?
     Понятно, что на такие вопросы всегда нужно давать трехчленный ответ:
     во-первых, козни врагов;
     во-вторых, собственные слабости и ошибки;
     в-третьих, неблагоприятный «расклад».
     В патриотической публицистике основной упор делают на первый пункт, то есть разоблачают врагов, причем главным образом внутренних. Эти внутренние враги состоят на службе внешних врагов и одновременно занимают ключевые посты во власти Российской Федерации, у них имеется подкармливаемая широкая сеть сочувствующих, возможности пропаганды и т. д. и т. п.
     Я не собираюсь здесь спорить с подобными объяснениями, тем более что в значительной мере и сам с ними согласен.
     Так, неоднократно указывалось, что Запад больше всего боялся русского народа, занимающего огромную территорию с громадными природными ресурсами и выдвинувшего (с различными вариациями) стратегию жизни, которая больше всего беспокоила Запад как минимум последние две сотни лет. Указывалось также, что отталкивание от России достигало у Запада степени этнической чуждости и культурной враждебности, чем бы это ни было вызвано: реальной ли биологической основой или же жестким политическим выбором.
     Еще одна компонента «расклада» состоит в том, что как раз несколько десятилетий назад наши враги придумали систему мер, которые «международные» (а на самом деле американские) экономические и финансовые организации могли навязывать всем странам, которые требовалось еще сильнее закабалить. Эти меры ненасильственны, но весьма разрушительны. Они оказались у наших врагов под рукой очень «ко времени». Надо, впрочем, отметить, что применены они были не только к России и постсоветским странам, но и к Латинской Америке, восточноевропейским странам и некоторым азиатским странам. О вреде этого рода в патриотической прессе говорилось достаточно много.
     В политической сфере параллель этому образует впервые опубликованная на Западе методика «оранжевых» революций. В России она не сумела остаться ненасильственной, хотя применяла ее власть по отношению к оппозиции, а не наоборот, и привела в конце концов к вооруженному перевороту 1993 года. А в Ерузии и на Украине защищающиеся стороны твердости не проявили и все прошло как бы «ненасильственно». Об оранжевой методике писалось достаточно много. На Западе и у нас указывалось, что первые ее опыты были осуществлены, как минимум, полвека назад в Латинской Америке и Иране, а затем она была применена к Филиппинам. Я же полагаю, что и Февральская революция 1917 года в России уже содержала значительную оранжевую компоненту.
     Положение народа в современной России усугубляется еще и ненасильственностью оккупации. Нецельный человек, то есть принадлежащий к «болоту» или имеющий часть «болотных» качеств, легко способен убедить сам себя, особенно «призвав на помощь» официальную пропаганду, что ничего страшного не происходит, что разговоры об оккупации сильно преувеличены, что многие похожие процессы идут не только в Российской Федерации, но и во многих других странах, включая даже те, что принадлежат к капиталистическому «центру».
     Такой человек постарается запретить себе переворачивать тезис и замечать, что как раз эта аналогичность процессов, наоборот, говорит о том, что «тьма сгущается» и оккупационное правление проникает в сам капиталистический центр, угрожая, в конце концов, образовать «железную пяту».

Брюхоголовые

     В 1992 году, издеваясь над ельцинской шоблой, я придумал формулировку: «Демократия = сильная исполнительная власть плюс приватизация всей страны». Сегодня я вижу, что формула нуждается в корректировках. Правильная формулировка должна звучать так: «Суверенная демократия = советская власть минус социальное государство».
     В самом деле, ведь то, что мы со справедливой злобой называем «диким капитализмом», — вовсе никакой не капитализм. Рынка у нас не больше, чем демократии. По сути, мы имеем плановое хозяйство, в котором высшее чиновничество планирует народнохозяйственные показатели в целях достижения личной выгоды и выгоды откатодателей. Мы имеем советскую экономику, в которой закрыта большая часть предприятий, работающих на оборону и на внутренний рынок, а процветают те советские предприятия, которые могут продавать свою продукцию за рубеж за валюту. Причем продают они ее, можно сказать, в рамках своеобразной приватизированной госмонополии внешней торговли.
     А то, что эти предприятия теперь принадлежат не государству, а физлицам, так это никакой не капитализм. Ведь получили эти физлица в собственность свои предприятия не по законам рынка, а по решению Политбюро. В плановом порядке.
     И все остальное у нас делается по тому же решению Политбюро. Когда какой-нибудь газпромпокупает электроэнергию по чуть ли не в тысячу раз завышенным ценам, а потом делит полученное бабло между хозяевами электростанций и собственными начальниками, провернувшими сделку, это что? Рынок, что ли? Или когда в РАО ЕЭС платятся за счет налогоплательщиков зарплаты от 20 до 200 тысяч долларов в месяц, это что? Капитализм? Или когда в регион социальные трансферты поступают только, если откатить половину Кое-Кому в Белом доме. Повторяю для тупых: ПОЛОВИНУ! То есть 50 %, а не аркадски-буколические 2 %! Я уж не говорю о таком торжестве демократии и рыночной экономики, когда большую часть налогов с физлиц платят бедные, а богатые уходят от них под всеми возможными предлогами. Это при плоской шкале налога! Когда большая часть особняков на Рублевке числятся недостроем, чтобы не платить налогов на недвижимость, а землю хозяева жизни приобретают за бесценок.
     Правда, справедливости ради надо сказать, что не все у нас в стране делается по решению Политбюро. Иногда хватает решения райкома или горкома. Это когда, к примеру, русских дворников в Москве заменили на дворников-таджиков, потому что только Трудолюбивые Мигранты готовы отдавать теткам из жэка от половины до двух третей своей дворницкой зарплаты.
* * *
     Но уж исключительно решением Политбюро,а не какого-либо нижестоящего органа могут определяться беспрецедентные масштабы воровства верхов и однозначно соответствующей этому воровству бедности низов.
     Судите сами! Уровень жизни в брежневско-горбачевском СССР на сто процентов зависел от экспорта нефти. А вовсе не от производительности труда в остальных отраслях. После распада СССР в РФ осталось 80–90 % разведанных нефти и газа. А население сократилось в два раза. Значит, уровень жизни должен был возрасти минимум в два раза. Мог и больше. Ведь нефти сейчас продают на экспорт много больше, а газа — неизмеримо больше, чем в позднесоветские времена. Но минимум в два раз он должен был возрасти. А он — в два, как минимум, раза упал! Значит, у нас отбирают не половину нашей законной доли, а три четверти! Под законной долей яимею в виду ту долю от общих доходов, которую мы имели при Брежневе. От этой-то доли (и без того не слишком большой) у нас и отбирают три четверти. То есть воруют в масштабах ВВП. Я здесь имею в виду, разумеется Валовый Внутренний Продукт, а не То, Что Вы Подумали.
     И все это воровство в масштабах ВВП делалось при помощи чистого перераспределенияв масштабах страны. Ведь у нас лет 8–10 не было экономического роста. Значит, баснословные богатства верхов росли не просто за наш с вами счет, а исключительноза наш с вами счет. Ведь экономика без роста — это игра с нулевой суммой. Где прибавилось, там и убавилось.
     Но потом рост все-таки начался. Не по заслугам наших властей, естественно, а исключительнов связи с ростом мировых цен на нефть. Цены возросли в десять раз. А наши с вами доходы — максимум в два раза. Максимум— это потому что при таком подходе не учитывается рост цен и вся прочая инфляция. А они тоже уже в два раза возросли. Это сколько же теперь у нас отнимают? Девять десятых? А вы говорите — «стабильность и рост благосостояния»! А ведь все доходы страны как были от нефти и газа, так и остались! Нанотехнологии пока приносят доход только аффтарам термина.
     В общем, все для человека, все во благо человека! И список этих человеков вы можете прочитать в журнале «Форбс».
* * *
     Я, честно говоря, не знаю, сколько это будет продолжаться и чем кончится. Рассуждая чисто логически, я не вижу никаких противовесов торжествующей ворократии. Ее итогом в пределе должна стать ситуация, описываемая старым анекдотом про пьяного, который, плохо соображая, в пятый раз пытается тыкнуться в соседскую квартиру, принимая ее снова и снова за свою. В конце он, как вы, наверное, помните, возмущенно жалуется: «Это что же получается?! Они везде, а я нигде?» Так и получается, если рассуждать чисто логически.
     Ведь вроде бы все ясно. Построено общество искусственно организованной бедности. Общество, в котором каждый доллар, поступающий в бездонный карман олигархов и госкоррупционеров, изымается из нашего с вами кармана. Общество, в котором доходы правящей плутократии обратно пропорциональны нашим с вами заработным платам и социальным статьям бюджета. Общество, в котором за 15 лет не изменилось ничего, кроме риторики да способа воровать доходы с нефти.
     Я имею в виду, что при Ельцине каждая нефтяная компания имела свой маленький офшорчик, куда продавала нефть по заниженным ценам, чтобы потом доходы от продажи этой нефти по ценам мировым класть не на счета компании, а в свой личный карман. А теперь все эти компании по решению Политбюро несут эту нефть не в свой офшорчик, а в Офшор Внешнеторговых Чекистов. А группе лиц, прикрывающихся псевдонимом Абрамович, государство выплатило, по решению Политбюро, за «Сибнефть» сумму в 300 раз превышающую цену, по которой компания была в свое время куплена у государства, и в 10 раз превышающую суммарный пятилетний бюджет Приоритетных Национальных Проектов.
     Казалось бы, все это должно полностью подорвать легитимность нынешнего режима. Ведь ворократы пришли к власти, утверждая, что советская власть недодает нам наше кровное, и обещая, в результате реформ,повысить наш уровень жизни в разы. Иначе, мол, на рельсы ляжем. Но вместо этого положили на рельсы всю страну, забрав себе наши доходы. А народ, несмотря ни на что, все это блядство терпит, голосует за План Путина и за Наследника Медвежонка, да приговаривает: «Жить стало лучше, жить стало веселее».
     Ну и как тут нормальному человеку, глядя на все это, не отчаяться и не впасть в уныние?
* * *
     Однако, как известно, человек предполагает, а Бог располагает. И, когда Он располагает, все начинает происходить не по логике.
     Вот кучмовские пацаны, в свое время, тоже предполагали.В Администрации Президента любимая шутка была: «Этот народ все перетерпит. Если он голодомор перенес и не восстал, то уж нас точно терпеть будет вечно». И где они теперь, эти кучмовские пацаны? Спасибо, что живы остались.
     Так что будем надеяться на Русского Бога. Ведь отцы Церкви давно объяснили, что значит терпеть и прощать обиды. «Когда вы прощаете обиды, — говорили они, — вы передаете право на месть Богу. А Он разберется с вашими обидчиками гораздо круче, чем вы можете себе даже и представить».
     Так что будем смиренно ожидать Дня Божиего Гнева. Кстати, представляю, как в этот День наварятся ГАИшники, штрафуя нынешних хозяев жизни за превышение скорости на трассе Москва — Шереметьево-2.

Существует ли социальное расслоение в современной России?

Вот сосед прикинулся банкиром,
Пьет «Клико», к валютным ездит дамам,
Правда, Сартра путает с сортиром,
А Ван Гога путает с ван Даммом.
Вот другой сосед — тот люмпен неприличный,
 Бедный Йорик, жертва пьяного зачатья,
Для него Бодлер с борделем идентичны,
Ну а Рэмбо и Рембо — родные братья.

Тимур Шаов
     Тезис Л.И. Брежнева о новой исторической общности — «советском народе» — в российской прессе уже лет десять-пятнадцать изображают как некий анекдот, стоящий в одном ряду с «экономной экономикой», «развитым социализмом» и т. д. и якобы изобличающий начетничество и тупость советских коммунистов и их вождя. Но как раз этот тезис совсем не глуп и во многом сохраняет свое значение до сих пор.
     В семидесятые годы в Советском Союзе, так сказать, «окончательно» сложилось бесклассовое и, так и подмывает вымолвить, «бесстроевое» (совсем не случайно это слово пришло в голову Войновичу) общество — и притом бесконечно далекое от общественных идеалов анархистов, марксистов и революционных социалистов. Классов в нем не было не потому, что, мол, интересы всего общества стали сильнее классовых интересов и классы слились в единое целое, и не потому, что хозяйственная и трудовая деятельность якобы стала у всех почти тождественной по типу, а совсем по другой причине. Дело было в том, что к тому времени в советском обществе не осталось никакой сколь-нибудь значимой солидарности: ни в малой ячейке трудового коллектива, ни в рамках предприятия, ни по отношению к людям сходных профессий, ни в профессиональных сообществах. Расцвел прямо-таки махровый индивидуализм.
     И спустя четверть века в России и большинстве других бывших советских республик положение практически не изменилось — несмотря на кардинальные перемены в отношениях собственности и на колоссально увеличившуюся поляризацию доходов.
     У нас по-прежнему нет никакого рабочего класса — вместо него имеется абстрактная совокупность людей рабочих профессий. Ведь как ни определяй классы: в связи ли с отношениями людей в сфере собственности, по месту ли в системе разделения труда, в зависимости ли от личных доходов или же как-то иначе — без своей основы, то есть без классового самосознания, они существовать не могут. А у почти каждого рабочего в России вместо этого имеется лишь осознание узко понимаемой личной выгоды, часто дополняемое неким патриотизмом и государственничеством. Нет у них ни коллективизма, ни локальной (внутри предприятия, цеха, лаборатории и т. п.), ни глобальной (между предприятиями, профессиями — внутри России и за ее пределами) солидарности. В самом деле, не называть же коллективизмом панический страх потерять работу, который приводит к почти непрерывному внутреннему согласию лизать задницу начальству.
     Это доказывают примеры массового поведения. Так, участие широких масс населения в играх финансовых «пирамид» было довольно-таки осознанным.
     При этом каждый понимал, что выиграть можно только за счет проигрыша большинства других. Зато случаи действительных проявлений солидарности в рамках одного предприятия чрезвычайно редки, а примеров эффективной солидарности между работниками разных предприятий почти нет (удается вспомнить разве что шахтерские забастовки).
     Разительный контраст с этим поведением демонстрируют рабочие в западных странах. Даже не забираясь в далеко отстоящую от нас политическую культуру самых развитых стран, можно привести примеры польской «Солидарности» в восьмидесятые годы, румынских и албанских отчасти успешных протестов против непопулярного экономического курса в девяностые годы и стихийного народного восстания в Аргентине. Можно определенно сказать, что солидарность и коллективизм для западного рабочего — это базовые «инстинкты». А в России рабочие в большинстве поддержали приватизацию начала девяностых (почти каждый безосновательно надеялся что-то выгадать от нее), никак не отреагировали на залоговые аукционы, безропотно (точнее, все, что они делали, так это роптали в своем кругу и вздыхали) снесли дефолт 1998 года.
* * *
     Но в России нет и класса капиталистов. Российские собственники и богачи точно так же индивидуалистичны и легко предают абстрактный для них классовый интерес в пользу надежд на сиюминутную личную выгоду. Например, когда начались работы по созданию закона о рекламе, ни одна из заинтересованных частных структур не поддержала предложения о выработке единых позиций, более того, все они отвергли предложения о помощи в лоббировании выгодных рекламодателям и рекламным агентствам законодательных положений. Каждый либо имел свои частные отношения с Кремлем, либо надеялся их приобрести. Довольно глупо, что эти «полужуравлиные» отношения представлялись им жирной синицей в руках, зато инфраструктурные, то есть более надежные, механизмы закона представлялись угрозой текущей выгоде, а будущая возможная выгода от этих механизмов казалась чем-то эфемерным и утопичным. Тут наши собственники трогательно совпали с неимущими массами, которые в свое время поддержали ваучерную приватизацию, а не приватизацию с именными чеками, так как ваучеры — в отличие от именных чеков — позволяли собой свободно торговать, да и просто давали возможность немедленно получить за себя «живые деньги».
     Стереотипы поведения наших новых богатых разительно отличаются от стереотипов поведения западных капиталистов. Наши новые богатые нацелены в первую очередь на «роскошное потребление» и конкурирующую его демонстрацию. Но и здесь они не только повторяют традиционные архаичные формы, описанные Вебленом в его «Теории праздного класса», а выработали нечто свое. Например, наши богатые такие же толстяки, как и бедные в Америке. И причина этого одна и та же: и те и другие просто-напросто обжираются. Только бедняки в Америке едят сравнительно недорогую пищу, а наши богачи — дорогую. Можно сказать, что они перешли с традиционного для России стандарта в 150 граммов мяса во втором блюде на массовый американский четырехсотграммовый стандарт. Еще один пример, обрисовывающий их нравы, дает рассказанный Татьяной Эрнестовной Шлихтер анекдот о разбогатевшем мальчике из деревни, который строит многоэтажный дом, предусмотрительно отводя в нем место для коровы.
     С интеллигенцией в России дела обстоят точно таким же образом. Она также не имеет навыков и инстинктов классовой и внутрикорпоративной солидарности и постоянно проявляет сиюминутно-недальновидный индивидуализм того же самого типа, что и наши новые богатые и новые бедные. Самым характерным примером служит развитие дел в кинематографии в конце восьмидесятых — начале девяностых. Почти все кинематографисты дружно возжелали тогда выйти из-под крыла государства и приватизировать отрасль — каждый в тайной надежде, что уж он-то выплывет и еще дополнительно преуспеет благодаря своей талантливости, ну а всякие там бездари — что ж, пусть тонут. И многие, не стесняясь, высказывали эти идеи вслух. В итоге же в большинстве выплыли совсем не те, которые так рассчитывали обогатиться. Здесь кроме эгоцентризма и святой веры в заслуженное награждение таланта при рыночных отношениях проявилось и глубокое непонимание ими «концентрического» характера всякой творческой деятельности. Если нет поддержки государства, то никакое искусство не может быть по-настоящему живым и экономически эффективным без, во-первых, удовлетворительного существования не только гениев и талантов, но и — что важнее всего — просто ремесленников, набивших руку, и, во-вторых, без сети фанатов-поклонников с развитыми инфраструктурами, включающими как минимум ежегодные съезды и конференции, периодические любительские и профессиональные журналы, систему клубов и т. п.
     Западная интеллигенция точно так же, как другие классы западного общества, находится на целую эпоху впереди. Например, на защиту Дмитрия Склярова встало не только программистское сообщество Америки и Европы, но и многочисленные правозащитные организации. И постоянно во всех подобных случаях западная интеллигенция демонстрирует подобный подход, соединяющий повседневную готовность реализовывать свои ценности и идеалы и превентивную защиту своих долговременных классовых и профессиональных интересов.
     Отечественные кампании диссидентов в свою защиту, с которыми по типу сходны теперешние кампании в защиту Пасько и Лимонова, вовлекали и вовлекают довольно узкие группы, и в них, как правило, мало профессионального интереса. По контрасту с этим правозащитные кампании начала двадцатого века в России были по-настоящему массовыми. Трудно также представить, чтобы нынешние деятели в знак протеста отказались бы от членства в Академии наук. Ну Березовский, возможно, это и сделает, а кто еще?
* * *
     Если традиционных классов у нас нет, то что же все-таки у нас есть?
     Во-первых, имеется радикальное различие между людьми в инстинктах командования и подчинения, которое делит общество на классы в, так сказать, теоретико-множественном смысле, то есть индивид входит в такой-то класс в зависимости от обладания тем или иным свойством. Их можно назвать, применяя термин Б.П. Курашвили, социально-психологическими классами. Только природа этих классов не совсем такая, как это представлялось Курашвили, — на самом деле члены этих классов определяются по типу их участия в «молекулярных» отношениях власти. И классов этих вовсе не так много, а всего два: класс «по жизни» командующих и класс слушающихся (нейтральный же тип и переходные типы относительно малочисленны, и назвать их классами можно лишь доводя до крайности теоретико-множественную метафору). Оба эти класса атомистичны и не образуют того более сильного, чем простая совокупность, единства, которое достигается в традиционных классах за счет солидарного классового самосознания.
     Во-вторых, у нас есть несколько кажущихся не похожими друг на друга субкультур, среди которых наиболее характерны субкультура номенклатуры, субкультура криминалитета, субкультура интеллигенции и субкультура рабочих. При этом в последние годы несколько субкультур интеллигенции — демократов, коммунистов и патриотов — снова практически слились в одну интеллигентскую субкультуру, и этому не смогла помешать субэтническая заостренность отношений. Например, «патриотические» и «демократические» писатели-фантасты пишут почти в одинаковом стиле, используя схожие литературные и мировоззренческие приемы. Иностранец, читающий в переводе их произведения и не знающий, к какому «лагерю» они принадлежат, сможет их политико-этнически классифицировать далеко не всегда, да и то только по намеренно вставленным авторами политико-литературным историческим намекам.
     Но различие между всеми субкультурами достигается только за счет различий в языке — каждый «ботает по своей фене». Если же осуществить «перевод», то перед нами окажутся совершенно одинаковые люди.
     Отличаются они лишь уровнем (и способом) потребления: скажем, богачи из всех субкультур, включая рабочих, все как на подбор толстяки. Дальнейшее обоснование этой одинаковости, выходящее за пределы одних лишь «молекулярных» отношений власти, — тема для отдельного разговора.
     А на вопрос о социальном расслоении в России можно ответить так: развитых общественных слоев, обладающих нетривиальной внутренней структурой, в России нет, а есть только самые примитивные «подмножества», в которые люди входят или не входят в зависимости от обладания или не обладания тем или иным свойством.

Еще раз о справедливости

     Большая часть нашего общества живет с постоянным фоновым чувством сильно нарушенной в современной Российской Федерации социальной справедливости. Это выражается в первую очередь в возмущении созданным в одночасье (в начале девяностых годов) и на ровном месте колоссальным имущественным неравенством, а также в невозможности для квалифицированного человека найти применение своим знаниям и способностям и получить такую оплату своего труда, которая соответствовала бы его общественной ценности. И уж совсем нетерпимо то, что десятки миллионов людей самым грубым образом были лишены сравнительно приличного образа жизни и теперь ведут полуголодное существование. Эти люди считают наше теперешнее общество значительно более несправедливым, чем позднесоветское общество.
     Я с ними в этом полностью согласен, хотя считаю, что и советское общество не было справедливым, но его несправедливость была другого рода, а именно: тогда имелись номенклатурные привилегии, состоявшие не только в чисто потребительских преимуществах, но, что гораздо важнее, в монополизации каналов повышения общественного статуса.
     В наше время номенклатурные привилегии были очень быстро воспроизведены в новой форме и в значительно возросшем объеме. Они воплотились в олигархических кланах, которые монополизировали доступ к богатству и пытаются сделать то же самое в области политической власти. При этом богатство теперешних номенклатурщиков превосходит богатство советских номенклатурщиков на порядки. Например, министр крупного союзного министерства, пробывший на этом посту несколько десятков лет, к середине восьмидесятых годов имел на банковском счете 5 миллионов рублей. А теперешние топ-менеджеры сырьевых корпораций имеют десятки, а то и сотни миллионов долларов за несколько лет.
     Интенсивность и широкая распространенность чувства нарушенной в нашем обществе справедливости указывает на то, что, во-первых, источник этого чувства, то есть ценность справедливости, действительно существует, а не выдуман и не навязан пропагандой, и что он, во-вторых, открыт восприятию практически любого человека. Ценность справедливости и ценностное чувство, схватывающее ее, образуют естественный фундамент моральной системы. Отказаться от принципа справедливости пытается лишь последовательный аморализм, то есть удалить этот принцип можно, лишь удалив всю мораль целиком.
     Ценность справедливости, как я полагаю, рождается из веры в базисное «почти равенство» всех людей, не совершивших моральных преступлений. Хотя всем известно, что люди весьма сильно отличаются друг от друга по уму и таланту, но эти различия кажутся такими большими лишь благодаря тому, что взгляд тут направлен на одних лишь людей. Если же сравнить людей с интеллектуальными животными, такими как обезьяны, кошки, собаки, то станет видно, что расстояние от человека до них намного больше, чем расстояние между гением и человеком, страдающим синдромом Дауна.
     Мы также имеем более сильную и менее обоснованную веру, состоящую в том, что при достижении определенной ступени разумности, а именно такой, какой несколько тысяч лет назад достигли люди на Земле, любое существо имеет право надеяться на нечто большее, чем ему выпадало до сих пор в земной жизни.
     Если же ограничиться лишь социальными отношениями, то социальная справедливость в первом приближении устроена довольно просто.
     В качестве базисного она выдвигает необходимое условие, охватывающее всех людей: общество должно обеспечить каждому своему члену право на жизнь не в смысле одного лишь права не быть убитым, а еще и предоставить возможности для выживания. Сюда относятся общественные гарантии каждому человеку не умереть голодной смертью, не оказаться без медицинской помощи в случае заболевания, иметь крышу над головой, иметь право на защиту обществом его личной безопасности и т. п. Все это можно назвать совокупностью витальных прав человека или широко понятым правом на жизнь.
     При обеспечении витальных прав человека справедливое устройство общества требует определенных правил в распределении плодов совместной деятельности или при обмене деятельностями. При обмене требуется некоторого рода эквивалентность, а при дележе плодов совместной деятельности возможны два варианта. В том случае, когда дележ происходит на грани осуществления витальных прав, то справедливым является дележ практически поровну, возможно, даже с преимуществом в пользу «слабых» (чтобы у них было больше шансов выжить).
     Если же дележ происходит на уровне, когда витальные права всех обеспечены, то справедливым будет дележ в соответствии с размером различного рода вкладов, таких как трудовой вклад, творческий вклад, предпринимательский вклад, коммуникативный (посреднический) вклад, а также в соответствии с размером разного рода заслуг (то есть, по существу, прошлых вкладов) в совместной деятельности.
     Принципиально здесь то, что справедливыми могут быть названы оба способа распределения результатов совместной деятельности, несмотря на их внешние различия. Оба варианта могут быть охарактеризованы своими общими свойствами — отсутствием двойного стандарта при распределении или, что то же самое, запретом на привилегии.
     Творческие вклады обеспечиваются талантливыми людьми, то есть теми, кто имеет способности в области наук, искусств, ремесел, а в современную эпоху еще и в сфере инженерной деятельности. Особым родом таланта является предпринимательский талант, но следует учитывать, что он почти всегда бывает переоценен.
     Это, хотя и в уменьшенных размерах, имеет место даже в наиболее справедливых обществах, таких как Скандинавские страны в последние полвека.
     Очевидно, что талантливые люди заинтересованы, чтобы в обществе реализовывалось право на свободный выбор профессии и право на свободное обсуждение результатов деятельности. Отсюда уже совсем недалеко до признания права каждого члена общества на человеческое достоинство, на свободу слова, на занятия политикой — в общем, всего того, что обычно называется личными и политическими правами и свободами.
* * *
     В несправедливых обществах правящие классы силой обеспечивают себе привилегии в распределении благ. Эти привилегии обеспечивают своим обладателям долю, значительно превышающую их вклады и заслуги, которые в некоторых случаях могут вообще отсутствовать. Особо несправедливые общества, которыми были почти все государства вплоть до двадцатого века, кроме создания привилегий для правящих классов, грубо попирают даже витальные права подвластных.
     В таких обществах также почти всегда возникает плутократия, сращенная с аппаратом насилия и доводящая имущественное неравенство в обществе до огромных размеров. Стоит отметить, что без аппарата насильственной власти одна лишь плутократия, вероятно, не смогла бы существовать. Во всяком случае, до сих пор в истории не было попыток учредить власть плутократии без опоры на силу.
     Правящие классы в несправедливых обществах почти всегда дискриминируют талантливых людей, то есть либо недооценивают их трудовой вклад, либо не признают общественную ценность их деятельности. Вероятно, главным мотивом дискриминации талантов служит понимание правящими классами того, что талантливые люди являются их объективными конкурентами, поэтому, дискриминируя их, правящие классы стремятся предотвратить создание контрэлиты.
     Все вышесказанное рисует достаточно простую, как бы трехзвенную, структуру понятия социальной справедливости и позволяет вывести примерную краткую формулу справедливого общества: это такое общество, в котором реализовано право на жизнь для каждого его члена, в котором нет номенклатурных привилегий и в котором нет дискриминации талантов.

Безвременные грезы российских либералов

Рынок все расставит по своим местам!
Фермер нас накормит!
А Запад нам поможет!
Когда переехал, не помню,
Наверное, был я бухой,
Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес сегодня такой:
www.Leningrad.spb точка ru
www.Leningrad.spb точка ru…

С. Шнуров
     Один из номеров «Отечественных записок» был посвящен теме социального государства, причем редакция предоставила возможность высказаться в большинстве противникам социального государства. Наибольший интерес представляет интервью, которое Модест Колеров взял у Евгения Еонтмахера, так как последний давно работает в правительстве и в значительной мере отождествляет себя с тем выбором, который сделала верховная власть в России в 1991–1993 годах. Доказательством этому служит не только то, что Еонтмахер, на манер Андропова, предлагает «оптимизацию» в рамках сложившегося распределения собственности и власти (сырьевая рента им ни разу не упоминается, то есть ему хочется, чтобы она не стала предметом дискуссии; не упоминается также вопрос о праве быть долларовым миллиардером при наличии массовой бедности), но и высказанные им опасения о все еще возможном «возврате в прошлое».
     Общее направление взглядов Еонтмахера можно охарактеризовать тезисом «выживание каждого есть личное дело каждого». Право человека на жизнь Еонтмахер трактует как право не быть убитым, а вот в праве на то, чтобы не умереть голодной смертью, он ему отказывает. Он считает, что человек, даже квалифицированный, вполне может работать всего лишь за кусок хлеба. Он полагает, что государство должно спасать от голодной смерти только по-настоящему нетрудоспособных, а для здоровых людей он предлагает сократить количество рабочих мест в бюджетной сфере и сузить их спектр, как при помощи прямой ликвидации рабочих мест, так и при помощи уменьшения количества мест в вузах. Он также предлагает увеличить пенсионный возраст. Тем самым он надеется заставить этих дополнительных незанятых либо заняться собственным бизнесом, либо стать промышленными рабочими тех специальностей, которые затребованы бизнесом.
     При этом сократить и перепрофилировать он хочет инженеров, учителей и квалифицированных рабочих, то есть не признает ценности любимой работы и полагает, что торговать пирожками лучше, чем проектировать высокотехнологичные изделия. Из этого видно, что, несмотря на абстрактные реверансы, науку и образование он на самом деле ни во что не ставит.
     Это воззрение содержит в себе две компоненты: «прагматическую» и «моральную». С «прагматической» стороны (причем моральный выбор в пользу такого «прагматизма» все равно является определяющим существо вопроса) имеется в виду, что сложившееся статус-кво должно быть неприкосновенным и к нему надо приспосабливаться и что непременное дальнейшее снижение уровня жизни значительной части населения сменится последующим улучшением через какое-то неопределенное время, скажем, через несколько десятилетий, так как «рано или поздно рынок все тут сделает».
     «Моральная» же сторона этого воззрения есть вышеупомянутый социал-дарвинизм, которым в публичной сфере российские либералы резко отличаются от западных. Многие западные либералы думают сходно с российскими, но говорить об этом боятся. Российские же либералы хотят говорить о нем свободно и целиком чувствовать себя в своем праве. Еще полвека назад и на Западе такое было широко распространено, но не выдержало испытаний демократической борьбы. Так как упрямство российских либералов намного сильнее, а дальновидность намного слабее, то следует ожидать, что выработка аналогичного ханжества произойдет у них в результате более сильных поражений.
     Но, так или иначе, форма социал-дарвинизма у Еонтмахера еще не самая крайняя и для богатого в целом общества до какой-то степени приемлемая: в отличие от многих своих единомышленников, он не предлагает перестать платить пенсии, массово выселять людей из квартир и голодом приучать «этот народ» к труду и протестантской этике. Но применяет он свой социал-дарвинизм к современной России, в которой до 40 процентов населения по-настоящему бедны и в которой массовая бедность стала результатом реформ 1992–1995 годов.
     Советское и перестроечное общества четверть века подряд обеспечивали подавляющему большинству населения кусок хлеба с маслом (сыром и колбасой). Кроме того, в них существовали два очень узких слоя: с одной стороны, тех, у кого была еще и икра, а с другой — тех, у кого был только хлеб.
     Можно согласиться, что это не бог весть какое достижение, но ведь к власти Ельцин пришел только при помощи обещаний быстро повысить уровень и качество жизни у всех, кроме откровенных люмпенов, произведя экономические реформы, которых якобы не делает Горбачев. Когда же к середине 1992 года он понял, что эти реформы не повысили, а понизили уровень жизни большинства населения и в ближайшей перспективе положение дел не улучшится, то от своего обещания он решил без объяснений отказаться. Демократическая оппозиция в лице парламента не согласилась поддерживать ельцинские реформы и требовала перенаправить их, и Ельцин не нашел ничего лучшего, чем ликвидация оппозиции вооруженным путем, и совершил государственный переворот сентября-октября 1993 года. Большинство населения поддержало этот переворот в лоховской надежде все-таки выиграть на новом «празднике жизни» и поэтому действительно и само виновато в собственном жизненном крахе (но эта вина все-таки не сравнима с виной самих лохотронщиков). А как же остальные 30–40 процентов, которые были против? Где компенсация им за материальный и особенно моральный ущерб?
* * *
     Таким образом, существенным элементом теперешнего общественного устройства является то, что населению обещали повысить уровень и качество жизни, а на самом деле понизили их большинству населения. Это полностью лишает Гонтмахера права говорить так, будто нынешнее устройство общества существует вечно.
     От ельцинских реформ выиграли 10 процентов населения, а 1 процент выиграл очень много. Если кто-то скажет, что это лучшие люди, то это будет новация по отношению ко всем развитым и по-настоящему развивающимся странам, так как во всех таких странах очень ценят культуру, науку и искусство.
     Ведь в эти 10 процентов в большинстве попали те, кто любит пьянствовать, драться, ходить по проституткам, играть в азартные игры, дружить с бандитами, то есть самая настоящая «аристократия помойки».
     Что же касается ученых, то огромное их количество эмигрировало из России, так как реформаторы отнеслись к ним с презрением. Только в последние годы при Путине и в основном в сфере разработки новых вооружений зарплаты были подняты до уровня 500–800 долларов, что все равно не идет ни в какое сравнение с доходами, например, банковских клерков или журналистов.
     Еще хуже обстоит дело в области литературы: российские писатели мирового уровня своим трудом не могут обеспечить себе такой же уровень жизни, какой есть у сотен миллионов людей на Западе.
     Нелишне отметить, что даже в сталинские времена ученые и инженеры зарабатывали во много раз больше, чем рабочие, несмотря на все лицемерное возвеличивание «пролетариата».
     Но даже если бы ученые, писатели, лучшие инженеры, врачи и т. д. реально вошли бы в те самые «зажиточные» 10 процентов, то и тогда согласие любого, попавшего в число «избранных», на продолжающуюся нищету десятков миллионов сограждан оставалось бы моральным преступлением. А активное отстаивание «справедливости» сложившегося положения дел есть уже преступление против человечества, которое, как известно, не имеет срока давности.
* * *
     После того, как три четверти населения было обмануто и практически все обманутые, в конце концов, поняли, что их обманули, предложение «крутиться» и «приспосабливаться», к которому сводятся в их отношении воззрения Гонтмахера, нагло и глупо. Оно могло бы еще сработать, если бы ущерб, нанесенный уровню и качеству жизни большинства населения, армии и науке, не был столь велик. И опираясь на эти прочные общественные настроения, рано или поздно проявит себя политическая линия пересмотра итогов ельцинских реформ.
     Здесь мы видим, какого «возврата в прошлое» боится Евгений Гонтмахер. Он действительно боится возврата к советской политической системе, хотя на самом деле это вряд ли возможно, потому что общество, как ни странно, по-прежнему хочет демократических выборов и обеспечения прав человека. Но при этом он почему-то полностью уверен в невозможности возврата к советской экономической системе, обеспечивавшей приемлемые уровень и качество жизни для всех и практически непрерывный экономический рост. Хочется спросить, каким образом советская экономическая система, прославленная либералами как суперне-эффективная, успешно добивалась того, чего не может достичь теперешняя, по их обещаниям, значительно более эффективная?

Нас может спасти только чудо

     Мои читатели на АПН неоднократно призывали меня поделиться с публикой моими программно-идеологическими наработками. После долгих колебаний я все-таки уговорил себя заняться этой весьма, на мой взгляд, неблагодарной работой.
     Мои колебания были вызваны классической борьбой мотивов. Во мне боролись и борются весьма скептическоеотношение к заявленной теме со сдержанным оптимизмом.Или, если выражаться менее литературно, мотив «все бесполезно!» с мотивом «но надо же что-то делать!».
      Весьма скептическоеотношение связано с тем, что наша страна и наш народ не первый раз в своей истории находятся в абсолютно безвыходном положении. Как выразился устами своего киноперсонажа — президента России Владимир Меньшов в своем гениальном фильме-памфлете «Ширли-мырли»: «Нас может спасти только чудо».
     В чем я вижу безвыходность нашей общей ситуации? В отсутствии каких бы то ни было сил, способных хотя бы в обозримом будущем стать политическим субъектом возрождения России. Сочетание тотального предательства элит с тотальной деморализацией народа создает ситуацию, выход из которой не просматривается в принципе.
     Политическая, экономическая и информационнопсихологическая власть в стране узурпирована при пассивном попустительственарода блоком брюхоголовых — коррумпированной бюрократии, компрадорской олигархии и организованной преступности.
     Властвующая элита второй свежести окружена своим«средним классом», то есть, попросту говоря, холуями и блюдолизами — либерастами, журналистами, юристами, экономистами, охранниками, бандюками, манагерами, сисадминами, проститутками и домработницами.
     Народ, в большей своей части осознавая глубочайшую несправедливость и несвободу сложившегося порядка вещей, но не видя никакого выхода, пробавляется разнообразными утешающими обманамии прочими опиумами для населения.
     Одни «утешают» себя тем, что «все бесполезно!», объясняя себе бессмысленность социального протеста тем, что власти «все равно ничего никогда не отдадут».Другие уговаривают себя тем, что «на их месте мы, наверное, вели бы себя точно так же».Третьи робко пытаются надеяться, что «жизнь, наконец, кажется, налаживается».Четвертые радостно видят в возможности свести свой круг интересов к даче по выходным, к недорогой, но любимой иномарке, к приносящим заработок занятиям вместо работы и профессии — реализовавшуюся крестьянскую утопию. Безо всяких этих наук и образований. Пятые рассказывают себе сказку про то, что «они не зависят от этого поганого государства, а просто кормят свою семью».Шестые просто тихо спиваются от скуки и безысходности.
     Общим во всех этих «самообманках» является отсутствие мужества. Отсутствие мужества видеть горькую правду и называть ее собственными именами.Сказать себе: «Мы живем под оккупацией, мы живем под людоедскими властями, мы не видим из этой ситуации никакого выхода, не видим никаких эффективных форм протеста»— оказывается для большинства нашего народа психологически и экзистенциально невыносимым.Совместить простые человеческие потребности как-то жить, кормить свою семью, читать книжки, думать о смысле жизни с представлением о жизни под оккупацией оказывается для большинства нашего народа психологически и экзистенциально невозможным.Лучше уж каждый день рассказывать себе сказочки, чем вот так!
     Меньшинство осознающих правдуоказывается пока «кухонными мечтателями», не готовыми, а то и не способными к какому бы то ни было политическому действию. Совсем уж ничтожное меньшинство готовых к действиюраздроблено и изолировано друг от друга. К тому же головы этого избранного остаткачаще всего засорены какой-нибудь брутально-клоунской псевдоидеологией. Псевдонацистской, псевдосталинистской, псевдомонархистской, да хоть псевдотроцкистской — все равно! Главное, что nceedolОтсутствие реализма и здравого смысла делают, таким образом, даже самых лучшихлюдей нашей страны политически бесплодными и непродуктивными,а их идеи непривлекательными и отталкивающимидля абсолютного большинства нации.
     В общем, перед нами уже, пожалуй, не только власть,но и вся жизнь«отвратительна, как руки брадобрея». Тошно, тесно и томно.
     Подозреваю, что именно в таком психологическом и экзистенциальномсостоянии находились китайцы в конце правления династии Мин, когда дали себя завоевать малочисленным и отсталымманьчжурам. На 300 лет, между прочим.
     И это еще, кстати, не худший выход. В Германии того же приблизительно времени аналогичная ситуацияпривела к полувековой гражданской войне с иностранной интервенцией и к гибели трех четвертей населения.
* * *
     В общем, как я уже говорил, нас может спасти только чудо. И основной вопроснашей сегодняшней жизни: «Можем ли мы на это чудо как-то повлиять?»
     И здесь я и перехожу от скептического отношенияк сдержанному оптимизму.
     В самом деле, в чем может состоять искомое чудо?
     Сколько я понимаю, у него может быть два формата. Это либо неожиданныйпереход на сторону народа, сопряженный с предательством «своих», какого-либо из лидеров или даже кланов нынешней псевдоэлиты либо столь же неожиданнаяконсолидация народа вокруг неожиданнопоявившихся низовых лидеров. Каждое из этих двух возможных событий является подлинным чудом.И, как всякое подлинное чудо, они являются абсолютно непредсказуемыми и неуправляемыми. По крайней мере, напрямую.
     С косвенным управлением дело посложнее. Мы не можем напрямую вызвать чаемое чудо, но мы можем на него в определенной степени повлиять. И вот как раз средством такого влияния может оказаться искомая программа возрождения России.
     Но, конечно, не любая программа, а отвечающая определенным условиям. Она должна быть:
     • относительно короткой;
     • когнитивно простой;
     • кристально ясной и, вместе с тем,
     • эмоционально заразительной и
     • интуитивно-образной;
     • отвечающей представлениям нашего народа о правде;
     • убедительной и, вместе с тем, аргументированной;
     • реализуемой;
     • идеологически умеренной и реалистичной. Но, вместе с тем,
     • вполне радикальной в плане целей и действий.
     Программа возрождения России, отвечающая такому Техническому Заданию (ТЗ), может стать фактом общественного сознания. Этаким русским «Лунь-Юй». И как таковая стать аттрактором и вместе с тем фактором консолидации. Это если рассуждать только реалистически,а ведь есть еще, так сказать, мистическийаспект.
     Ведь, в конце концов, история человеческая есть история народов. И субъектом истории являются, в конечном счете, именно народы. А народ, этнос — это штука, как говорится, очень непростая. Мы сталкиваемся с ними в своей жизни как с природными явлениями непреодолимой силы.И в чем суть этого этнического форс-мажора,мы, по большому счету, понимаем не до конца.
     Не зря же ведь, к примеру, христиане считают автором национально-этнического разделения человечества Самого Творца и Вседержителя. А «стирание границ» между этносами — верным знаком близкого пришествия Антихриста.
     Но, так или иначе, если предположить, что у «феномена народа» есть своя внутренняя реальность,то любой подлинный «факт социальной реальности, аттрактор и фактор консолидации» является, в этом смысле, непосредственным обращением к коллективной душе народа.Или, если выражаться менее мистически,обращением к его коллективному бессознательному.
     И при таком подходе значение возможной будущей программы возрождения России, как говорится, невозможно переоценить.Конечно, такая программа может быть только плодом коллективного труда и общенациональной дискуссии лучших умов страны. Однако, как говорит китайский народ, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага».
     Посему, как говорит русский народ, «выйду я, благословясь». Или еще короче, как говорил Национальный Герой, «поехали!».

ПАВЕЛ СВЯТЕНКОВ
ИСТОРИЯ «ЛИБЕРАЛЬНОЙ ДИНАСТИИ» ЗАВЕРШАЕТСЯ

Новая модель нестабильна

     Соединение в руках Путина постов председателя «Единой России» и председателя правительства делает закономерным вопрос: меняется ли политическая система нашего государства? С точки зрения формальной, Конституция и прочие законы неизменны, а значит, Дмитрий Медведев получил те же права и полномочия, что и его предшественники — Владимир Путин и Борис Ельцин. Президент сохраняет власть, которой его снабдила Конституция, — право отставки правительства, право предложения кандидата в премьер-министры и право назначения министров. За ним — право вето на федеральные законы, верховное командование войсками, прямое руководство ведомствами «со звездочкой», то есть силовыми структурами.
     Вместе с тем Владимир Путин сконцентрировал в своих руках значительные полномочия. Как будут дальше взаимодействовать два уровня власти? Пока непонятно. Разумеется, их взаимодействие вполне может быть и не конкурентным, но это при условии, что Дмитрий Медведев не будет пользоваться своим правом на отставку правительства. Вопрос в том, почему он им не будет пользоваться, остается открытым. Конституция наша устроена так, что даже если на стороне премьера вся Государственная дума вместе взятая, парламент очень легко распустить, а правительство — отправить в отставку. В наследство Медведеву остались и многие другие сверхполномочия президента, включая право назначения и смещения губернаторов. Короче говоря, премьер-министр, даже сам Путин, весьма ограничен в правах, если только не решит провести реформу законодательства.
     Если же он не решится провести реформу, тогда его может постигнуть судьба многих правителей, отошедших от власти и впоследствии «съеденных» юркими преемниками. Напомню китайский прецедент, когда Цзянь Цземинь покинул посты генсека и председателя КНР, но сохранил за собой позиции фактического верховного главнокомандующего. Тогда казалось, что это достаточная гарантия лояльности преемника. Тем не менее, оказалось, что Ху Цзиньтао несколькими точными аппаратными ходами сумел убрать своего прежнего патрона от власти в небытие пенсии.
     Аналогично развивается ситуация и в Нигерии, где Олусегун Обасанджо передал власть в руки преемника Умару Яр-Адуа. За год преемник ухитрился сконцентрировать власть в своих руках и энергично давит бывшего патрона, имевшего глупость провозгласить себя совестью партии — местного аналога «Единой России». А ведь нынешний президент был всего лишь маловлиятельным губернатором крохотного приграничного штата. Ныне он признал своего предшественника «крупнейшим вором за всю историю Нигерии».
     Правда, у нас ситуация несколько отличается от нигерийской. У нас ведь, напомним, именно премьер-министр выполняет обязанности президента, если тот подает в отставку. Но вот вопрос: кто в случае кризиса окажется быстрее — президент Медведев с указом об отставке Путина или премьер Путин — с аргументами об отставке Медведева? Закон тут на стороне будущего президента.
* * *
     Короче говоря, новая модель нестабильна, если Медведев и Путин собираются царствовать совместно. Она нестабильная и если предусмотрен мягкий уход Путина. Она еще нестабильней, если предусмотрено его жесткое возвращение (во что, впрочем, мало кто верит).
     Многие пугаются. Опасаются двух вещей — оттепели, то есть наказания всем крикунам, которые последние два года слишком громко пели осанну Путину, и либерального террора. Многие опасаются и того и другого сразу, тем паче, что оба явления можно удачно совместить. Дескать, придут либералы и поименно вспомнят тех, кто… (а дальше длинный список тех, кто, например, плохо себя вел и на ужин кашку не ел).
     На самом же деле Дмитрию Медведеву приходится маневрировать между Сциллой и Харибдой, изобретая свой вариант синтеза путинской и ельцинской эпохи. Никто не хочет возвращения к ельцинизму. Никто не хочет также и возвращения к перегибам путинской поры. А значит, необходим новый курс, своего рода средняя линия между двумя этими крайностями — милосердный либерализм, если так можно выразиться. Либерализм с человеческим лицом. У либералов есть шанс реабилитировать себя перед народом, в том случае, если они не повторят ошибок своих духовных отцов, нет, не Сосковцов, но Чубайсов и Гайдаров.
     Если стоящие за Медведевым либеральные круги не сумеют нащупать этот новый курс, если они, как окружение Людовика Восемнадцатого, будут действовать под лозунгом «ничего не забыли и ничему не научились», значит, само правление Медведева может стать лишь эпизодом в истории России…
     Впрочем, поживем — увидим.

Медведев: первые итоги

     Начнем с такой тонкой материи, как ощущения. Решение Дмитрия Медведева создать Совет по борьбе с коррупцией, его посещения военных академий, его указы последних месяцев производят впечатление органичности.Медведев держится как Первое Лицо — причем так, как будто он им является уже давно.
     Честно говоря, от смены власти ожидалось иное. Ожидался длительный переходный период, в течение которого Медведев был бы в тени своего могущественного предшественника — Владимира Путина, тем паче что последний занял пост премьер-министра и также весьма активен в информационном поле.
     Однако в реальности Медведев легко перехватил информационную инициативу.Екшное впечатление, что он президентствует уже пару лет.
     В принципе, этот эффект был предсказуем. Удивительно только, что он проявился столь быстро, спустя буквально недели с момента начала президентства нового главы государства.
     Не секрет, что в российской политической системе может быть только один верховный руководитель. И дело не только в монархическом ритуале,о котором пишет Станислав Белковский. Дело в том, что президент в России уполномочен принимать кучу мелких решений, которые автоматически централизуют политическое пространство вокруг него.
     В самом деле, если представить Путина в роли политического патриарха, диктующего Медведеву основные решения, то за Медведевым все равно остается куча инициатив, которые он может реализовывать без оглядки на былого шефа — просто в силу того, что президент должен принимать множество разнообразных решений, которые не проконтролируешь извне. Например, та же борьба с коррупцией. Или: за президентом остается и назначение всякого рода чиновников, среди которых губернаторы, награждение орденами и медалями, осуществление командования армией и прочие «мелочи». В сумме они заставляют бюрократию ориентироваться именно на Медведева, а не на Путина,просто потому, что Медведев занимает центральное положение в политической системе и решает подобные вопросы.
     Возникает классическая ситуация, при которой политик, занимающий центральное положение в политической системе, имеет все шансы захватить лидерство, просто пользуясь возможностями, которые дает ему занимаемая должность. Аналогично, если вспомнить советскую историю, действовал Леонид Брежнев, которого считали просто удобным ставленником правящей верхушки взамен резкого и не всегда адекватного Никиты Хрущева. Очень скоро выяснилось, что пост Генерального секретаря ЦК дает такие возможности, по сравнению с которыми аппаратный вес конкурентов ничего не значит. «Железный Шурик» Шелепин, которого молва прочила на пост генсека, очень быстро убедился, что его претензии на высший пост неосновательны. Он был отправлен в ссылку — на руководство ВЦСПС.
     Теперь — почему это так.
      Центральное положение правителя существует в тех политических системах, в которых фактически отсутствует разделение властей.Тогда можно говорить о наличии фигуры суверена,от которого исходят всевозможные решения. Если таковая имеется в наличии, то абсолютно все равно, кто именно занимает место суверена: рано или поздно верховная власть сосредоточится в его руках.
     Вспомним Анну Иоанновну, царицу, которая была ограничена «кондициями» со стороны «верховников» — феодалов-олигархов из Верховного тайного совета. Почти сразу же по пришествии к власти она «разодрала» кондиции и стала править самодержавно. Произошло это прежде всего потому, что ей удалось опереться на поддержку мелкого и среднего дворянства, которое не хотело диктатуры «верховников» и требовало, чтобы решения исходили от одного суверена.
     Сегодня в российской истории повторяется схожая ситуация. Владимир Путин, несмотря на свое огромное влияние, отходит в тень просто потому, что как председатель правительства он не уполномочен принимать решения президентского уровня. Он может влиять на основные решения. И, безусловно, он на них влияет. Но ему нет никакой необходимости — и возможности! — влиять на всепринимаемые президентом решения.
     А здесь-то и таится подвох, потому что для бюрократического аппарата важны даже мелочи.
     Старательно подчеркиваемое Медведевым первенство в вопросах руководства Вооруженными силами, борьбы с коррупцией и т. д. постепенно перетягивает властное одеяло на его сторону.
     Путин может заниматься экономикой, но внешняя политика и армия постепенно уходят из зоны его контроля. И даже если во главе силовых структур будут по-прежнему оставаться его люди, подчиняться они будут уже Медведеву.
     А это значит, что «двоевластие», которое, по мнению некоторых, неминуемо должно было бы возникнуть в схеме «Медведев — президент, Путин — премьер», неизбежно должно скоро закончиться централизацией власти в руках нового главы государства.
     Это не означает обязательной схватки за власть окружения обоих президентов. Скорее, те, кто раньше входил в свиту Путина, просто тихо перейдут в окружение Медведева или канут в Лету.По мере усиления главы государства процесс будет ускоряться.
     Конечно, существует вариант и с перераспределением обязанностей между президентом и премьером в пользу последнего. Однако вспомним, сколько раз нам обещали третий срок Путина, сколько призывов к нему было. Точно так же, и парламентская республика останется, во всяком случае, на ближайшую перспективу, обычным фантомом. Для того чтобы перейти к ней, у общества пока нет ни сил, ни достаточного богатства…

Проверка на вшивость, или разводка по-американски

     Выборы — это борьба за власть.
     Красочная битва за выдвижение кандидатов на пост американского президента от Демократической и Республиканской партий привлекает большее внимание российской аудитории, чем наши собственные выборы.
     Что, впрочем, неудивительно, учитывая, что результаты их заранее известны даже малым детям.
     Но вот за что Дмитрия Медведева не любят кандидаты в президенты США?
     Хиллари Клинтон не сразу смогла произнести фамилию Медведева в ходе предвыборных дебатов с Бараком Обамой, а произнеся, подвергла Медведева резкой критике, назвав его вручную отобранным преемником (hand-picked successor), человеком, которого Путин поставил на должность, контролирует и который, следовательно, будет обладать весьма незначительной независимостью. Вообще, словосочетание «hand-picked successor»в отношении Медведева в последние дни стало на Западе, кажется, общепринятым. При упоминании Медведева обязательно всплывает и эта колкая фразочка, которая, повторяю, на русский переводится обычно как «ручной преемник».
     Ранее в отношении Медведева ее употребил сенатор Маккейн. Выходит, у республиканцев и демократов не просто сложился негативный консенсус относительно России, похоже, консенсус есть и относительно фигуры Медведева — и этот консенсус, на первый взгляд, негативный.
* * *
     Сделаем отступление.
     Чем авторитарнее режим, тем большее значение играет психология лидера. Это понятно. Ведь в демократической стране, даже если вождь — неуравновешенный дурак и псих, на него найдется управа в лице парламента, Верховного суда, газет да и просто «независимого общественного мнения». В стране с авторитарным типом лидерства все сложнее. Правителя ограничивать некому. Поэтому элементарные психологические трюки, вроде лобовой лести или комплиментов новому платью супруги, могут играть важную государственную роль.Вспомним, например, эпоху Горбачева. Меченый генсек имел свойство таять от похвал в западной прессе. Да и жене его, надо думать, нравилось читать, как сильно (и в лучшую сторону) отличается она от «половин» прежних советских руководителей. Ведь те держались в тени своих мужей и не догадывались носить модные шмотки.
     Так вот, лесть не довела СССР до добра. Историки до сих пор не могут понять, почему Горбачев отказался от роспуска НАТО (предлагаемого ему в обмен на объединение Германии). Возможно, были закулисные договоренности. Но, возможно, сыграла свою роль и безудержная лесть: Горбачев поверил в свою историческую миссию, в то, что ему суждено стать «лучшим немцем» даже не после Бисмарка, а после Лютера.
     Конечно, «hand-picked successor» — это не лесть. Это удар по самолюбию нового президента России.В условиях, когда президенту принадлежит у нас почти неограниченная власть, постоянные намеки ведущих западных лидеров на то, что глава Российского государства тотально несамостоятелен, зависим, не могут не оказывать влияния — прежде всего на самого Медведева.
     Если предположить, что психологи в штатском при американской администрации составили психологический портрет Дмитрия Медведева и нашли его слабые стороны, то все становится на свои места.
     Конечно, можно предположить и случайность, дескать, американские кандидаты просто читают газеты и перехватывают друг у друга популярную формулировку. Но ведь в нападках на Россию они как с цепи сорвались. Почему бы не предположить, что эта кампания не то чтобы скоординирована, но хотя бы исходит из общих интересов американского правящего класса?
     А если так, то получается, что американцы активно ссорят Медведева и Путина.Утверждения о слабости-подконтрольности способны задеть даже очень скромного человека. Даже Обама, который лично не «наезжал» на Медведева, утверждал, тем не менее, что, встречаясь с новым российским президентом, западные лидеры фактически будут вести переговоры с Путиным.
     Западники как бы говорят Медведеву: «Ты че, не мужик? Тебе что, нравится, чтобы тебя считали слабым и подконтрольным и при встречах на высшем уровне принимали за Путина?»
     А если нет — устанавливай личную власть, гони Путина.
     Строго говоря, именно так они играют в ситуациях двоецарствия. Например, когда в Китае власть была поделена между Ху Цзиньтао и Цзянь Цзиминем, американские лидеры часто задавали вопросы типа «Кто принимает решения в Пекине?»или « Кому звонить, если начнется ядерная война?».В конце концов, это привело к тому, что Ху Цзиньтао принял решение сосредоточить власть в своих руках и отправить на преждевременную пенсию предшественника.
     Так что заявления американских кандидатов в президенты не такие уж и невинные. Они дают старт обсуждению, кто же правит в Кремле — будто бы слабый и «ручной» Медведев или же сильный Путин? И к кому обращаться по ключевым вопросам международных отношений?
     Скорее всего, попытка испытать соправителей на прочность будет предпринята. Сама логика российской политической системы требует, чтобы властитель был один.

Вызов Медведеву

     Что оставил Путин, уходя? Вопрос в том, чтобы провести ревизию путинского наследства. Понять, что осталось в наследство его преемнику (простите за неприличное слово).
     Сегодня уже очевидно, что те тренды, которые были заложены в последние четыре года путинского правления, в ходе его второго срока, исчерпаны.
     Главный соблазн, который стоит перед страной и властью сегодня, — это воспроизвести 70-е. Застой, «и Брежнев такой молодой», конфронтация с Западом одновременно с «конвергенцией» и «разрядкой».
     Уже сегодня режим столь старательно калькирует времена «дорогого Леонида Ильича», что даже у человека моего поколения, видевшего Брежнева лишь на трибуне 26-го съезда КПСС, возникает дежавю. Еще большее дежавю возникает при взгляде на результаты американских праймериз. Восходит звезда сенатора Маккейна, ястреба в вопросах отношений с Россией, который рассматривается как фаворит предварительных выборов в Республиканской партии. Старый сенатор — точь-в-точь вылитый Рейган. Хитрая дворничиха История грозит после трагедии краха Советского Союза сыграть нам даже не фарс, а водевиль краха его карманной, игрушечной копии — современной России. В которой все мало и незначительно, начиная от широко объявленных великодержавных устремлений Кремля и заканчивая деятелями правящей верхушки.
     Впрочем, нам от этого не легче. Ведь хоть разыгрываемый неосоветский спектакль идет на, так сказать, малой сцене, трагедия страны может за ним последовать настоящая. Ведь НАТО, бесшумно подползающее к нашим границам, что твой индеец Джо, не шутит. А значит, если Украина и Грузия в ближайшее время вступят в Альянс (а пока не видно, чтобы Москва могла противостоять этому), следующим ходом встанет вопрос о территориальной целостности России. Аналогии — грубое дело. Но все же, при всей грубости сравнения, Украина — это наша Хорватия. Белоруссия — наша Черногория. Россия — Сербия, а Кавказ имеет все шансы стать Косовом.
     А раз так, вызовы, стоящие перед Россией, носят реальный, а не иллюзорный характер. Одним из главных вызовов является, кстати, угроза утопить работу над ответами на них в блекотании. Дескать, кругом глобализация, международизация, ноосфера, вселенская гармония и прочая «перестройка». Нужно понимать, что подобная идеология — это идеология однозначной капитуляции, и один раз нашу страну уже погубили «под сладкий лепет мандолины». Мы, русские, заинтересованы, чтобы этого не случилось во второй раз.
     Стремительное движение в НАТО Украины и Грузии, уход Казахстана и Средней Азии под покровительство Китая, угроза прихода к власти в США сил, которые сделают ставку на деструкцию России, — все это указывает, что страна после Путина оказывается «не в хорошем положении» (если воспользоваться словами Кальвина Кулиджа, красноречивейшего из американских президентов).
     В самом деле, если президентом США станет, например, сенатор Маккейн, похожий на Рейгана как брат-близнец, сможет ли Россия противостоять давлению со стороны Запада, со времен 80-х неимоверно усилившегося и превосходящего нас уже в десятки раз?
     Запад может уже в течение ближайших лет настолько нарастить давление на Россию, что она будет вынуждена заняться новой «перестройкой». На новом этапе и с такими потерями, по сравнению с которыми крах СССР может показаться детской шалостью.
     Да, конечно, Запад может согласиться, чтобы в России существовал режим мягкой либеральной автократии, похожий на правление «доброго Пиночета» и режим нового Хоннекера сразу. Проблема только в том, что чем дальше, тем больше существование такого режима будет зависеть от его величества Запада и ни от кого больше. Пространство для маневра Москвы постоянно сужается. Облеты британской территории, совершаемые нашими стратегическими бомбардировщиками, — тому свидетельство. Ведь ядерное оружие — это последний аргумент, аргумент Судного дня. И если начинают грозить его применением, значит, иных козырей у государства уже не осталось.
     Не лишним было бы помнить, что этот аргумент в споре не помогает. Просто потому, что элиты и президенты, выбирая между проживанием в подземном бункере под радиоактивными развалинами столицы и где-то в американской глуши, под елочкой и прикрытием ЦРУ, выбирают почему-то последнее.
     И сколько бы «наши» ни говорили про конвергенцию и вступление в мировые клубы элит, полезно помнить, что все эти «клубы» интегрированы в западные политические структуры, а сами элиты вынуждены считаться с интересами государств, которые они представляют. Именно поэтому вместо вступления в пятый Интернационал «мирового капитала», правящего лохами всех наций мира, почему-то всегда получается проигрыш России конкретным странам Запада.
     Поэтому никакой «андроповщины» в обозримом будущем, скорее всего, не будет. Просто потому, что историческая «андроповщина» была «контррейгановщиной», то есть проектом ответа со стороны СССР на атаку рейгановского Запада. Скоро выяснилось, что отвечать нечем. Началась перестройка, Советский Союз развалился.
     Перед нами опять, как и в приснопамятном 85-м, стоит проблема выбора пути. Конечно, нынешний политический режим и политический класс могут сделать выбор в сторону стагнации. Действительно, та стабильность, которая установилась сегодня, — легка. Режим кажется прочным, отношения — урегулированными, политическая система — крепкой и скроенной на века. Лишь нарастающее внешнее давление, которому Россия с каждым годом все меньше способна противостоять, является индикатором слабости режима.
     А значит, рано или поздно встанет вопрос о реформах, позволяющих модернизировать экономику страны или об обвале государства внутрь себя и образовании на территории Российской Федерации множества мелких «-станов».
     У нас много говорят о том, что Россия должна подражать Китаю. Дескать, политические системы очень схожи (я сам писал об этом, как и о сходстве политической системы России с ГДР). Пора бы, наконец, начать и модернизацию экономики. Пусть даже это будет «подражанием Китаю». Россия исчерпала лимит на революцию, говорят политики. Быть может. Но она почти исчерпала лимит на авторитарную модернизацию.
     Авторитаризм без модернизации — такова программа второго срока Путина. Можно сказать, она выполнена. Теперь мы вступаем в очередную точку бифуркации. Либо власть окажется способной к модернизации экономики и общества, причем модернизации экстренной, направленной на преодоление сырьевой специализации экономики страны, либо Россия впадет в штопор и новый этап провала последнего куска советской империи внутрь себя с отделением целых регионов будет неминуемым.
     Опыт показывает, что для наших элит увещевания абсолютно бесполезны.
     Тем не менее об этом следует сказать.

Хромающая на обе ноги Российская Федерация

     Россия как национальное государство пока не удалась. В отличие от окраинных народов бывшей советской империи, русские не создали национального государства. Официальная концепция нынешней российской власти — «многонациональность». Россия остается последним осколком, лимитрофом Советского Союза.
     Советский Союз был «пищевой пирамидой» народов. На первом месте стояли народы, имеющие свои союзные республики. Чуть ниже — народы автономных республик, входивших в состав союзных. И так все ниже и ниже, до народов автономных округов, находившихся в составе областей.
     Разумеется, подобное государственное устройство не может существовать в реальности. Ибо в условиях демократии народы немедленно передерутся и перессорятся, пытаясь поднять свой статус в «пищевой пирамиде». Что мы и видели в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия. Союзные республики пытались стать независимыми государствами, автономные республики, вроде Татарстана, стремились превратиться в союзные республики с прицелом на обретение в дальнейшем независимости, и даже автономные округа хотели превратиться в субъекты Федерации и не подчиняться больше областным властям.
     Пока власть компартии была незыблемой, «пищевая пирамида» народов стояла несокрушимо. Но как только КПСС, цементирующая СССР, дала слабину, «пищевая пирамида» пришла в движение. Советский Союз рухнул, не выдержав требований многочисленных окраинных национализмов.
     В национальных государствах, отделившихся от России, «пищевая пирамида» народов уничтожена. Провозглашен примат титульной нации. Началась попытки построения гражданской нации на основе доминирования титульной — в число «украинцев» или «казахстанцев» стали включать всех, проживающих на территории соответствующих национальных государств. И только в России «пищевая пирамида» народов сохранилась. Сохранилась в поврежденной форме. В рамках Советского Союза не было титульного народа. Титульные народы были у советских республик. Сам Советский Союз опирался на идеологические основания: его «титульным народом» были члены компартии. Россия, унаследовав советскую систему организации межнациональной жизни, стала Советским Союзом в миниатюре, то есть отказалась даже от формального признания прав русского народа на титульность. А это постоянно порождает нехорошие вопросы, ведь статус бывших автономий в составе России не просто сохранен, но и повышен. Отсюда постоянное стремление укрепить оставшуюся от Советского Союза систему за счет ее «достройки» до нового СССР. Естественно, новым независимым государствам второй СССР не нужен. А вот Российской Федерации — просто необходим.
* * *
     Российские правители оказались достаточно умны, чтобы не согласиться на преобразование России в новый «союз нерушимый республик свободных». Возможно, потому, что тогда пришлось бы соглашаться на создание Русской республики и распад государства по советскому варианту. Но они оказались достаточно слабы для того, чтобы создать гражданскую нацию на базе русских (впрочем, слаб для реализации этой задачи оказался и сам русский народ).
     В качестве идеологической основы для РФ был избран советский эрзац. Правда, советский народ пришлось заменить «россиянами». Учитывая резко возросшую роль русских, которых в СССР было примерно 50 %, а в РФ уже 80 %, пришлось играть на понижение его роли как стержневого народа, вокруг которого организована российская государственность. Пришлось делать вид, что русских вообще нет (в СССР считалось, что русские — главный, титульный народ. Смотри, например, слова советского гимна: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь»), а есть невнятные «россияне», основное свойство которых — нерусскость, вернее, инаковость, непринадлежность к русскому народу. При этом существование остальных народов России и их право на автономии признается. Получается парадоксальное государство, на 3/4 населенное «просто людьми», само национальное имя которых стыдно произнести вслух. А на оставшуюся 1/4 Россия населена «многонациональными народами». Действительно, если мы перестанем считать русских за народ (а это и есть официальная доктрина РФ), мы с удивлением обнаружим, что Россия чрезвычайно многонациональна. Россия — страна 100 народов, не считая русского. Пожалуй, это можно считать чуть ли не официальным определением.
     По своей идеологии подобное государство рано или поздно должно «прислониться» к какому-нибудь «многонациональному союзу». Просто потому, что членство в подобном союзе поможет ему оправдать свое существование. «Россия — это не государство каких-то там русских. Это солидный член международного сообщества, а также Союза России и э-э-э… Белоруссии». Или: «мы бы рады создать русское национальное государство, но, эээ, белорусы не позволят». При этом для самих белорусов вопрос о национальном государстве — пройденный этап. Оно у них есть. И если сказать белорусам (я не говорю — украинцам или казахам), что им нельзя строить национальное государство, а нужно — «многонациональное», они только покрутят пальцем у виска. На аргумент «русские не позволят», последует, скорее всего, вопль «убирайтесь вон, русские оккупанты».
     Поэтому если экономически страны СНГ нуждаются в России больше, чем она в них, то с точки зрения идеологии системы ценностей ситуация обратная. Хромающая на обе ноги «многонациональная Российская Федерация» ищет, к кому прислониться, чтобы легитимизировать свое призрачное существование, оправдать бытие «многонациональной российской нации».
     Именно отсюда берут начало попытки создать совместное государство с Белоруссией, а теперь и слух о совместном государстве с Казахстаном.
* * *
     Бытие Российской Федерации, последней советской республики, — это стремление к смерти, растворению в чем-либо «многонациональном». Сам по себе союз с тем или иным государством не страшен. Из содружества нескольких национальных европейских государств вырос Евросоюз. Но все же Франция — национальное государство французов, точно так же, как Германия — государство немцев. Между тем Россия — не есть государство русских. Перманентно пытаясь вступить в союз то с государством украинцев, то с государством казахов, «дорогие россияне» удивляются, что получают в ответ обвинения в империализме. Но ведь Россия — государство иной природы по сравнению с Украиной или Казахстаном. «Пищевая пирамида» народов — пережиток, свойственный феодальным империям прошлого. Неудивительно, что ее сохранение делает невозможным союз России с сопредельными странами, которые боятся раствориться в ее амебообразной «многонациональности». Отсюда и традиционная русофобия сопредельных стран. Как не парадоксально, они относились бы к России лучше, будь она национальным государством, ведь тогда четко были бы определены ее границы и претензии.
     Пока «пирамида народов» остается в неприкосновенности, роль русских принижена, а Россия не является национальным государством, соблазн вступить в какой-нибудь альянс, будь то Единая Европа или союз с Казахстаном, останется чрезвычайно сильным вектором в российской политике.

Хуже очень даже может быть

     В последнее время в прессе активно идет дискуссия о переходе России к парламентской республике. Связана она в основном с «тайными замыслами олигархов», которых обвиняют в намерении приватизировать власть. Крупные владельцы будто бы намерены взять под свой контроль сначала Еосударственную думу, а затем и правительство, оставив президенту только представительские функции.
     Идея парламентского правления слишком привлекательна. Можно даже вывести закон: она оказывается востребована, когда общество находится на грани революционной ситуации. Например, переход к парламентской республике активно обсуждался в конце 90-х годов, когда кризис режима Бориса Ельцина уже был очевиден, а адекватная альтернатива ему еще не сформировалась. Если же обратиться к истории, то идеи ограничения власти президента в пользу парламента витали еще в хасбулатовском Верховном совете. С тех пор и повелось, что как в России кризис, так люди вспоминают о парламентском правлении.
     Казалось бы, возникшая в последний год дискуссия вокруг формирования правительства парламентского большинства свидетельствует об обратном — ведь политическая стабильность считается одним из важнейших достижений правления Владимира I lyniiia. Ан нет, не подвела примета — стабильность пошатнулась, а некоторые эксперты даже заговорили о гражданской войне в случае пересмотра итогов приватизации.
* * *
     Итак, в периоды кризисов наше общество алчет парламентской республики. ЕГочему же это происходит?
     90-е годы прошлого века оставили нам в наследство незавершенную буржуазную революцию. От доминирования государственной собственности страна перешла к доминированию собственности частной. Однако с политической точки зрения мы застряли между эпохами. ЕГолитический режим Бориса Ельцина слишком похож на «переходные» режимы в странах Восточной Европы. Например, правительство Ханса Модрова в ЕДР Эти переходные правительства появлялись на божий свет в результате первого этапа «бархатных революций». Когда классические коммунистические партии уже выпустили из рук монополию на власть, а оппозиция еще не успела победить на выборах и отстранить от руководства осколки бывшей правящей партии. В Польше переходным было президентство Войцеха Ярузельского, когда глава государства и руководители силовых министерств представляли компартию, однако само правительство было сформировано движением «Солидарность». Но рано или поздно прежние вожди уходили от власти, уступая место не только новым демократическим политикам, но и новым демократическим институтам.
     В России этого не произошло.
     С точки зрения структуры нынешняя российская власть копирует советскую систему. У нас по-прежнему существует правительство, формируемое по отраслевому принципу. Как и в Советском Союзе, высока автономия бюрократии, ее независимость от общественного мнения и демократических процедур. Ротация правящих элит зависит не от выборов, а от результатов «борьбы бульдогов под ковром». Больше того, по сравнению с советским периодом обособление бюрократии от народа усилилось. В СССР существовала коммунистическая партия, которая контролировала бюрократический аппарат и могла воздействовать на ситуацию. Существовали отработанные механизмы воздействия на бюрократическую верхушку — партсобрания, жалобы в вышестоящие инстанции были не столь малоэффективны, как нам стараются показать. Во всяком случае, коррупция в СССР была в разы ниже, чем в современной России. Сегодня функции контроля над чиновниками не осуществляет никто.
     «Переходная» система власти могла перерасти в «буржуазную демократию». Но возникли помехи. Приватизация была проведена таким образом, что возникший слой крупных собственников востребовал диктатуру. Она и пришла в форме ельцинского термидора. И характерной ее чертой было лишение парламента практически всех имевшихся у него функций. По сути дела, избранная в конце 1993 года Государственная дума была даже не законодательным, а законосовещательным учреждением.
     В эпохи кризисов часть общества начинает неосознанно хотеть завершения буржуазной революции. А лучший способ для этого — ограничение президентской власти и усиление полномочий парламента. В президентском правлении слишком много чрезвычайщины. В той форме, в какой она существует сегодня, президентская власть имеет черты монархии, с характерными для этой формы правления чертами — опорой на высшую бюрократию и армию. Традиционные выборы раз в четыре года — скорее, референдумы о доверии действующему властителю. Ни в 2000-м, ни в 2004-м, ни в 2008 году у оппозиции не было ни малейшего шанса прийти к власти, а на фаворита работала вся государственная машина.
     Нынешний политический режим напоминает конституционную монархию, которая существовала в России в 1905–1917 годах. Государственный строй, при котором правительство назначает монарх, но уже существует парламент. Как показывает политическая практика Германской империи времен Вильгельмов и наш собственный опыт начала прошлого века, такая система крайне нестабильна, ибо требует деятельного вмешательства со стороны главы государства. Причем держится она на личном авторитете одного-единственного человека, которому крайне трудно найти адекватную замену в случае кризиса. Любое падение популярности первого лица сразу же болезненно отражается на всей системе, которая лишена гибкости до такой степени, что отторжение «электоратом» монарха почти всегда означает и падение монархии.
* * *
     Возможна ли в России парламентская республика? Чтобы решить этот вопрос, важно понять, что переход к парламентскому строю означает коренную реформу всей системы государственной власти. Он означает передачу контроля над правительством в руки представителей народа, напрямую зависящих от результатов всеобщих выборов.
     Переход к парламентскому правлению означал бы завершение буржуазной революции в России. Однако внутренняя ситуация в стране такова, что завершение буржуазной революции на федеральном уровне может привести к кризисным явлениям на уровне регионов. Россия уже однажды попыталась перейти к республиканско-парламентскому устройству и крупно прогорела, когда выяснилось, что Временное правительство не имеет действенных рычагов для контроля за ситуацией в провинции и армии.
     Приписываемая Ходорковскому и олигархам идеология означает веру во всевластие денег. Дескать, раз не можем контролировать президента, что ж — купим партии и Государственную думу, а с ними и правительство. Точно так же думали «олигархи» в 1917 году, когда свергали царя. Наивные, они полагали, что «министры-капиталисты» решают все. У них же деньги… Увы. Все, как оказалось, решали кадры. И кадры решили.
     Но не будем отвлекаться. Единый стержень, объединяющий страну, — это бюрократическая иерархия. При введении парламентского строя подразумевается, что этот стержень будет резко ослаблен за счет усиления роли политических партий. В какой-нибудь Великобритании именно партии — структуры, которые скрепляют страну. Ведь регионами правят муниципалитеты, а не назначенные правительством комиссары. У нас для контроля над регионами используют силовые министерства и «штатские» бюрократические ведомства, структуры которых пронизывают всю Россию.
     В случае введения парламентского правления на федеральном уровне при сохранении прежней феодально-губернаторской вольницы на уровне регионов Россия может превратиться в игрушку авторитарных региональных вождей. При этом в правительстве возникнет хаос.
     Казалось бы, мы традиционно считаем, что хуже нынешнего правительства нет ничего. Однако, как в старом анекдоте про пессимиста и оптимиста, хуже очень даже может быть. Чреда региональных диктатур на местах и хаос в центральном правительстве — вот что может принести парламентское правление, если ввести его сейчас.
     Даже если правительство возглавит олигарх, поставить ситуацию под контроль будет непросто. Ибо по той же логике правительство князя Львова должно было бы править Россией как минимум десятилетие. Однако деньги решают далеко не все. Без единой непартийной и неолигархической силы сейчас не обойтись, иначе олигархо-губернаторские партии разорвут страну на куски. При нынешнем отсутствии солидарности и уровне коррупции вотумы недоверия правительству будут следовать ежемесячно, а по количеству кабинетов министров страна может быстро обогнать Италию (где за послевоенные годы сменилось более 50 правительств).

Первая русско-американская война

     Нападение на Южную Осетию есть нападение на Россию.
     Впервые Соединенные Штаты решились на прямое силовое прощупывание российского «мягкого подбрюшья» на Кавказе.
     Сдача российскими властями Южной Осетии означала бы, что на Россию можно плевать. Можно уничтожать ее солдат и союзников. Прецедент такого рода был бы крайне важен для развития дальнейших событий. В результате ослабления «руки Москвы» усилились бы сепаратистские настроения в республиках Северного Кавказа.
     Это, в свою очередь, означало бы новый виток борьбы за отделение этой территории от России. Если можно стрелять в российских солдат в Осетии, почему этого нельзя делать на территории остального Кавказа?
     Беспрецедентная наглость Саакашвили рассчитана именно на то, что Россия проглотит любое унижение из-за боязни реакции со стороны стран Запада.
     Грузины от лица Америки провели разведку боем.
      Никто из соседних государств со времен Второй мировой войны не нападал на территорию России.И вот это случилось. Не будем обманываться юридической принадлежностью Южной Осетии Ерузии. Фактический контроль в регионе уже 15 лет принадлежит России. То, что для Ерузии было операцией по восстановлению территориальной целостности, для США было тестом на способность российского руководства противостоять прямой военной агрессии, осуществляемой с территории соседнего государства.
     Соединенные Штаты разгромили Ирак путем прямого военного вторжения, но уже несколько лет не решаются взяться за Иран. Россия в этой связи находится на отшибе — у США есть более важные дела, чем борьба с Кремлем, хотя у американских политиков Россия вызывает все большее раздражение.
     И считающийся «ястребом» кандидат в президенты США Маккейн, и считающийся «голубем» Обама критикуют российское правительство почти в одних и тех же выражениях, что, возможно, означает наличие в вашингтонских верхах негативного консенсуса по отношению к России.
     Похоже, по дороге к усмирению Ирана решено завернуть на Москву. Почти так же действовали крестоносцы много веков назад, идя на Иерусалим, а разгромив почему-то Константинополь.
     Россия в последние годы демонстрировала слабость — утратила позиции на Украине, в Грузии и частично в Средней Азии в результате «оранжевых революций», под давлением Саакашвили досрочно вывела свои войска из Грузии. Казалось, поражениям кремлевской политики не будет конца.
     Установив антироссийские режимы в бывших союзных республиках, США и их союзники рано или поздно должны были решиться к переносу войны против России непосредственно на территорию нашей страны.
* * *
     Российское руководство оказалось в безвыходной ситуации, ибо сдача Южной Осетии означала в перспективе сдачу всего Северного Кавказа, — и решилось на отпор. Впервые за долгий срок Россия официально вела боевые действия на территории враждебного суверенного государства. Если не считать конфликтные ситуации начала 90-х годов прошлого века, когда будущие суверенные государства еще только формировались, то российская армия не вела таких войн чуть ли не с 1945 года. Ведь в Афганистан наши были приглашены местным правительством. А вот грузинские власти всеми способами пытаются изгнать российские войска.
     Каковы последствия военной операции в Южной Осетии?
     Они будут зависеть от того, сможет ли Россия превратить военную победу в политическую.
     Комментаторы уже вспомнили Крымскую войну, в ходе которой победа над Турцией превратилась в поражение, нанесенное России коалицией великих держав Европы, и войну 1877 года, когда победа над все той же Турцией была фактически отнята у России благодаря дипломатическим усилиям Еермании и Британии.
     Если странам Запада удастся навязать России (к удовольствию Ерузии) в качестве миротворцев войска третьих стран, например США, то цели войны со стороны Саакашвили будут достигнуты. Ерузинские власти с самого начала стремились превратить российские войска в одну из сторон конфликта — и надо отдать должное, им это удалось…

Идеология национального нахмуривания

     Всякий раз, когда НАТО приближается к нашим границам, правительство нахмуривается. Так было всегда. Вспомним первый этап расширения НАТО на Восток. Тогда речь шла о принятии в альянс стран Восточной Европы, бывших членов Варшавского Договора. Москва тогда грозно нахмурилась и сказала добродушному Западу много язвительных слов. Запад, впрочем, и бровью не повел. Расширение Североатлантического альянса состоялось в положенные сроки. В чем же дело?
     А дело в том, что Москва в действительности вовсе не борется против расширения НАТО (в нашей реальности — уже на территорию СНГ за счет Украины и Грузии). Кремль лишь пытается удержать остатки собственного престижа за рубежом и, что гораздо важнее, внутри страны. Грозно хмурящий брови Кремль, борзо ездящие по грязюке российские танки, со свистом рассекающие небеса ракеты — все преследуют одну цель: пропиарить мозг российскому населению, а если возможно, то и мировой общественности.
     Схема пропиаривания проста. Запад принимает решение об очередном наступлении на зону российских интересов. Россия же ничего возразить не может. Прежде всего, потому, что путинская политика последних восьми лет привела к чудовищному ослаблению российских позиций на пространстве СНГ. Что ж, доброе НАТО лишь заполняет вакуум, ленивой тушей подползая к российским границам, беря в свои добрые руки контроль над бывшими союзными республиками.
     Что может противопоставить Россия тотальному наползанию НАТО? Ничего. Но старая аппаратная пословица гласит: если не можешь остановить процесс, его нужно возглавить. В итоге появление натовских ПРО в Восточной Европе и вопрос о расширении НАТО превращается в предмет пиарного торга.
     Елавное — продемонстрировать, что Кремль еще что-то может. На первом этапе Москва долго хмурилась и сурово покашливала в приемной западных владык. Правда, реально и пальцем не шевельнула для того, чтобы спасти остатки своего влияния в бывшем Варшавском блоке. Что ж, за хорошее поведение московским столоначальникам был дарован Совет Россия — НАТО — не имеющая никакой власти консультативная структура, удел которой — время от времени собираться и заниматься ничего не значащей болтовней.
     Зато создание Совета Россия — НАТО крайне важно для пропиаривания несчастного российского населения. Которое будет думать, что правительство одержало великую победу, получив в зубы очередной «консультативный совет» в обмен на натовские войска вдоль российских границ.
* * *
     Сегодня нам рассказывают о том, как перевооружается наша армия. Какие новые танки и самолеты получат войска в текущем году. Хочется верить. Вопрос лишь в том, почему за годы путинского нефтяного бума не было предпринято почти ничего для восстановления наших Вооруженных сил? Хочется верить в искренность нынешних властей, запоздало обративших внимание на «защитников Отечества». Однако даже если войска реально получат обещанную им технику, на создание армии нового строя, с современным оружием и не деморализованным безденежьем офицерским корпусом, понадобится время. Между тем Запад, скорее всего, ждать не станет. США и их союзники могут прийти на пространство СНГ не «завтра», а уже «сегодня». И ответить им, по большому счету, нечем.
     Однако проблема шире, чем может казаться. Да, современная Россия слаба, но бог бы с ней. В конце концов, слабость при рациональном управлении можно преобразовать в силу. Большевики за очень короткий исторический срок подняли Россию из руин революции просто потому, что понимали, что в ином случае их режим и они сами обречены на гибель. Проблема, как всегда, состоит в отсутствии политической воли, а ее причина — в парализующем воздействии идеологии, угнездившейся во многих головах. Эта идеология бездействия, опирающегося на окостеневшее представление о собственном величии.
     Адепты этой идеологии, нахмурившись, говорят: «А нам не надо, не больно-то и хотелось». «Нам не надо» — застарелая болезнь московской интеллигенции. В 80-е плели, что «нам не надо Советского Союза». В 90-е они говорили, что «нам не надо Восточной Европы». Сегодня сообщают, что СНЕ России «не больно-то и нужно». И в 80-е, и в 90-е, и в 2000-е я спрашивал их: «Когда же вы скажете, что «нам не нужна Москва»? — «Не-е-е, — усмехались они. — Москва-то нам нужна». — «А почему?» — «А по кочану».
     Эта странная идеология досталась нам в наследство от советского режима. Последний, кажется, всерьез убедил большую часть населения, что у нас всего много, всего вдосталь, всего всем всегда хватит. И потому мы можем свободно и счастливо раздаривать соседям «кемски волости», ибо у нас их больше, чем звезд на небе. Вернее, сам-то режим так не считал, но граждан так воспитывал. В итоге получилась забавная смесь: хорошие люди, настоящие патриоты России в теории, при столкновении с практикой совершенно искренне (а вовсе не потому, что их облучает икс-лучом злое ФСБ) советуют «отдать все» и не заморачиваться.
* * *
     Можно, конечно, отвергнуть эту идеологию как пустяк. Она и впрямь недостойна внимания, в ней нет ничего, кроме самолюбования и склонности к капитулянтству. Проблема, однако, в том, что этой же идеологией вплоть до последних лет была поражена власть. Довольно высокопоставленные эксперты рассуждали в момент, когда российское правительство делало все, чтобы отдать Аджарию Саакашвили, что Аджария нам совсем не нужна, а вот добрый друг России батоно Михаил наведет там порядок. Так Россия получила проблемы стократ большие, нежели имелись бы в случае сохранения Аджарии.
     Носитель идеологии «нахмуривания» всегда готов к тотальной сдаче позиций страны. Он требует просто, чтобы ему эту сдачу красиво обосновали. То есть по телевизору должны сказать, что мы не просто сдаем военную базу, но уходим из ненужной нам заморской страны, для того чтобы строить домики для бездомненьких офицеров.
     Так что идеология «нахмуривания» и вытекающая из нее постсоветская политика повсеместной сдачи позиций вовсе не безобидны, как кажутся. Хочется в очередной раз надеяться, что российское руководство извлечет уроки из катаклизмов последних 15 лет. Но для этого нужно изжить идеологию «нахмуривания» и четко артикулировать российские национальные интересы. Пока этого нет, процесс мягкого «наезда» Запада на Россию будет продолжаться.

Современных русских людей все меньше объединяет с государством

     Сайты Интернета сейчас засыпаны разоблачениями в шпионаже в пользу США различных деятелей российской оппозиции. И хотя шпионаж — вовсе не моя специальность, должен сказать, что завывания про американских шпионов не действуют и действовать не могут.
     Сама система лояльности государству нынешним режимом тотально подорвана. В каких случаях человек лоялен стране? Когда она осознается как «своя». Но что значит фраза «эта страна — моя»? Она означается ситуацию, когда человек ощущает единство — себя и государства. Это единство выражается через метафоры — «Родины», «России-матушки» или «града на холме». Принадлежность к государству, к защищаемому государством народу дает человеку сопричастность вечности. Ибо мы умрем (человек — смертен), но государство, народ будут существовать и после так же, как существовали прежде нас.
     Итак, человек достигает осознания государства своим через механизм сопричастности. Само же государство может существовать, длиться в веках только в том случае, когда отстаивает ценности, лежащие вне времени. Чувство единства, слияния с государством одновременно слито с чувством причастности к всеобщим ценностям. Например, ценностям свободы.
     Государство, лишенное ценностного кода, лишенное идеи, которую оно намерено отстаивать перед лицом вечности, погибает молниеносно. На наших глазах Советский Союз утратил веру в коммунизм и мгновенно распался.
     Современных русских людей все меньше объединяет с государством. Еще стоят созданные при советской власти социальные системы, еще существуют вечные союзники страны — армия и флот, но ценности безвозвратно потеряны. Дело даже не в стариковских разговорах про «молодежь, которая ни во что не верит». Дело в принципиальном отказе нынешнего российского государства от производства национальной идеи. Национальная идея, строго говоря, это и есть та система ценностей, во имя которой народ должен защищать государство.
     Российское же государство в вопросе о национальной идее изволит плодить противоречия. Национальная идея — это всегда идея свободы. Между тем современная РФ пытается сформулировать странную идеологию суверенной демократии, в соответствии с которой государство свободно («суверенно»), а вот граждане его — нет. Если же свободно только государство, а граждане его порабощены, то неизбежно возникнет идея освобождения и граждан, которая, конечно, с радостью будет поддержана внешними силами. И против этой идеи будет трудно что-то возразить, ибо свобода — основополагающая ценность, которая восторжествовала в последние столетия.
     Если государство не гарантирует мне свободу, то государство — не «мое», а чье-то. Ибо раб будет всегда подозревать, что в рабовладельческом государстве кто-то свободен. А раз так — будет лоялен не ему и не касте «свободных», но тем, кто пообещает освободить его от цепей. Для России роль такого внешнего освободителя, несущего ценности свободы, играет Запад.
     Требуя лояльности государству, провластная критика не объясняет, а из каких соображений нужно быть лояльным. Вопрос немаловажный. Если коммунизма нет, то государство, созданное для его строительства, должно быть уничтожено либо переформатировано. Для чего существует нынешняя Российская Федерация? Если не для свободы, а для ответственного экспорта на Запад энергоносителей, то есть для обслуживания западных интересов, то не ясно, чем плох иностранный шпион, действующий в интересах все того же Запада? Действительно, если правительство говорит, что всеми силами намерено отстаивать интересы США и качать нефть и газ в «Европы», не жалея сил, почему то же самое не может сказать оппозиция?
     Возникает уникальная ситуация, когда на обвинение «вы — иностранный шпион!» можно совершенно спокойно ответить: «Да, а чо?». И на это «чо» никакого рационального ответа попросту нет. Действительно, если правительство искренне и раболепно сотрудничает с Западом, то почему нельзя с ним сотрудничать кому-то другому? Штатные пропагандисты нынешней власти слишком много говорили о том, что правительство — единственный европеец в России. Однако на практике правительство стремится быть единственным американцем. То есть единственным субъектом, уполномоченным на сотрудничество с Западом. Этакий эксклюзивный шпион, один на все общество.
     Впрочем, если сказать точнее, сотрудничество с Западом рассматривается просто как привилегия правящей касты. Когда бывший глава администрации президента Александр Волошин посетил Вашингтон и встретился там с рядом крайне высокопоставленных чиновников (визит освещался газетой «Коммерсант»), никому и в голову не пришло обвинить председателя совета директоров РАО «ЕЭС России» в шпионаже. Тем паче — в «сотрудничестве с Западом». Понятно же, что члену правящей касты общаться с западными партнерами не просто необходимо, напротив — прямо предписано. Чего не сказать про всяких «оппозиционеров», для которых встреча с иностранными чиновниками — уже компромат.
     Больше того, здесь проходит своего рода классовое разделение. Есть элита, номенклатура, для которой прописаны «космополитизм» и «Куршавель». Уважаемые люди, естественно, связывают все свои надежды на будущее со швейцарскими поместьями и американскими банками. Учат детей в западных школах. Покупают лондонские замки.
     Но «быдло»…
     А вот «быдлу» предписан патриотизм. «Большие дяди» из правительства, разумеется, будут сотрудничать с НАТО в рамках программы «Партнерство во имя мира». Но глупая молодежь прямо-таки обязана бегать по улицам с воплями протеста против политики «агрессивного блока». Получается шизофрения, раздвоение личности. Ибо и то и другое — политика власти. Это хорошо видно на примере украинских выборов. Поддерживаемый Кремлем Блок Витренко яростно выступал против присутствия НАТО на украинской земле, за дружбу с Россией. Дело благое. Вот только насмешливые критики не преминули указать Витренко, что сама Россия намерена проводить совместные с НАТО маневры. Проклинать НАТО — удел обманутого «быдла». Дружить с НАТО — удел правильных, продвинутых «пацанов».
     Подобный подход маргинализует патриотизм. В самом деле, если за Россию, за ее независимость и суверенитет могут выступать только фрики под лозунгами типа «наш сапог свят», если правительство ухитряется предъявлять оппозиции обвинения в сотрудничестве с Западом, одновременно плотно сотрудничая с ним само, это значит, что действительный суверенитет и действительная безопасность страны под угрозой. Ибо защитники Родины не могут рекрутироваться с помощью технологий «разводилова для лохов». Рано или поздно люди устанут от «патриотического камлания», смысл которого прост, как портянка евразийца, — защита коррумпированного начальства от любых честных выборов.
     Сегодня по просторам России «шествуя важно, в спокойствии чинном» идет Столоначальник. На груди его сияют значки «отличник приватизации» и «шпион иностранной разведки с 1991 года», в руках шуршит почетная грамота об окончании Ризеншнауцерского института демократического республиканизма (1994). Над головой колышутся транспаранты: «Мы очень хотим быть рабами» и «Долой иностранных шпионов». Их несут странные люди с нездоровым патриотическим блеском в глазах. Столоначальник благосклонно кивает, дает странным людям леденец и тут же уезжает в карете с ливрейными лакеями на запятках, ибо через час предстоит прием у американского посла.
     Не то чтобы мне не нравилась эта картина. Просто власть ставит нас перед выбором: либо Запад управляет страной опосредованно, через нынешних правителей, либо напрямую. Боюсь, при таком подходе найдется много желающих оптимизировать систему и устранить ненужных посредников. Благо никаких ценностных оснований для защиты государства нет.

Нам нужна санация: жуликов — на пики!

     В последнее время в интеллектуальных кругах России обсуждаются варианты модернизации российского общества. При этом под модернизацией понимается повышение конкурентоспособности России, усиление ее позиций в мире.
     Однако идея модернизации сама по себе ущербна. Классическое определение модернизации подразумевает ускоренное («догоняющее») развитие страны в условиях жесткого авторитарного правления. Пример тому — годы правления Иосифа Сталина в СССР и два модернизационных проекта в Китае («большой скачок» и «культурная революция»).
     Но любые мобилизационные проекты, проведенные в жизнь авторитарными или тоталитарными режимами, неизменно заканчивались крахом. Вспомним все ту же «культурную революцию» или режим Пол Пота в Камбодже.
     Авторитарная модернизация удалась в тех странах, которые прямо или косвенно находились под контролем развитых стран Запада. Это — Япония, Южная Корея, Тайвань, которые развивались под надзором американской армии. Это Гонконг, который был британской колонией. Активно пропагандируемая несколько лет назад чилийская модель экономической модернизации также заработала под прямым воздействием американцев.
     Иначе говоря, следует различать два вида модернизационных режимов: западническо-модернизационный и национально-модернизационный. В первом случае все ясно. Развитая страна, интересы которой требуют экономической стабильности в каком-либо слабом, экономически неразвитом государстве, внедряет в нем современные технологии управления, демократию, близкое к западным стандартам законодательство, что почти автоматически приводит к бурному экономическому росту, поскольку к западным технологиям управления обществом добавляются характерные для слаборазвитых стран высокая дисциплина и трудолюбие.
     С национально-модернизационными режимами сложнее. Самые простые проекты, такие как индустриализация, которые в другой ситуации были бы реализованы государством естественно и легко (вспомним индустриализацию США или же царской России до 1917 года), проводятся национально-модернизационными режимами с чудовищным надрывом и огромной концентрацией сил, требуют гигантских жертв от целых поколений. «Ударные стройки» сопровождаются таким колоссальным напряжением экономики, что невольно приходишь к мысли, что создание промышленной базы государства — только одна, причем далеко не самая важная, их составляющая.
     Тирания часто решает свои внутренние проблемы за счет внешних войн. Однако делать это в XX веке стало сложнее — слишком большое развитие получили военные технологии. Проведение же модернизации и связанной с ней «мобилизации» позволяет достичь тех же целей, что и внешняя война, только другими способами. А именно — объединить народ вокруг власти.
* * *
     Сегодня усиление страны через модернизацию невозможно. Россия слишком слаба и не выдержит крайнего напряжения сил, характерного для эпохи модернизации.
     Мы привыкли думать, что в политическом смысле для модернизационного режима характерны «сталинистские» черты — высокая степень единомыслия при сохранении государственного контроля над обществом. Между тем, если мы посмотрим на Китай эпохи Мао Цзэдуна, мы увидим, что очень большую роль там играло «живое творчество масс».
     Можно экстраполировать «культурную революцию» на ситуацию в нашей стране: 80–90-е годы стали для нас временем хунвейбинов. Общество подверглось мощной атаке со стороны сил, которые считали существование государства ненужным и вредным. Одновременно правительство Горбачева предприняло попытку осуществить модернизацию советского строя. Напомним, базовыми лозунгами этого правления были перестройка и ускорение. Попытка провалилась — именно потому, что модернизация, проводимая по национальному варианту, в большинстве случаев преследует целью вовсе не развитие экономики, а «выпуск пара», приложение всех сил нации к реализации масштабного, но, как правило, никому не нужного проекта.
     Вся допутинская эпоха фактически была эпохой мобилизации, когда государство и общество стремились любой ценой построить капитализм. То есть мобилизационный режим у нас уже был! Правда, по воздействию, оказанному на экономику, его следует назвать скорее «демобилизационным». Общество и власть пошли на гигантские жертвы, чтобы построить капитализм. Методы, которыми проводились реформы, вполне сопоставимы с методами «великих строек». И главный лозунг был схожим — построить новое общество любой ценой.
* * *
     Какова же альтернатива? Цель модернизации — построение в традиционном обществе таких экономических и политических отношений, внедрение таких порядков, каких в нем изначально не было. И потому модернизационный тип развития не подходит для России, в которой уже давно нет традиционного общества, а индустриальное общество построено уже достаточно давно. Сначала в форме государственного капитализма, потом — в форме капитализма частнособственнического.
     И потому нам нужна не модернизация, а санация российского общества. Нужно не создавать новые структуры, что свойственно для модернизационного режима, а заставить работать старые. Тогда мы не попадем в ловушку национал-модернизации и нам не придется ставить себя в зависимость от держав Запада для проведения модернизации по западническому варианту.
     Под режимом санации понимается, прежде всего, режим борьбы с коррупцией. В настоящее время коррупция достигла столь высокого уровня, что сделала российские государственные структуры почти неуправляемыми. Никакое снижение налогов на бизнес не будет работать, пока существует параллельное налогообложение со стороны мафиозных структур. Наконец, кроме коррупции есть и проблема застоя в элитах, которые по-прежнему рекрутируются чрезвычайно своеобразным и хаотичным образом, что ведет к недостатку квалифицированных чиновников на всех уровнях государственного управления. Также сохраняется проблема правозащитников — наших российских хунвейбинов, доставшихся нам по наследству от предшествующей эпохи.
     Проблем, таким образом, три: 1) коррупция, 2) кадры, 3) правозащитники. Ситуация осложняется тем, что мы живем в демократической стране. Любой отход от принципов демократии приведет к срыву в «мобилизацию», которая истощит последние силы государства. Однако в истории существует пример эффективной «санации» государства без отхода от демократических принципов. Это правление Рузвельта в Соединенных Штатах. Президенту удалось консолидировать вокруг себя элиту и, опираясь на свою высокую популярность в народе, заставить работать американскую экономику, несмотря на недовольство олигархов.
     В современной России собственность не легитимна. Народ считает ее краденой — ив этом основная опасность для государства. Легитимизировать собственность можно, кинув кого-то (наиболее известных «жуликов») «на пики». Тогда собственность тех, кто остался невредим, будет признана успокоившимся населением. Элиты должны выдать президенту карт-бланш на проведение серьезной экономической реформы, борьбу с коррупцией и нормализацию ситуации в СМИ. Единственным условием должно быть сохранение демократии в России. Условие не такое уж тяжкое — именно его в свое время поставили перед де Еоллем.

Мандат неба исчерпан

     Основной итог года — распространение в обществе уныния и неверия в перемены. В конфуцианском Китае была выработана концепция «мандата Неба». Вступая на престол, первый император новой династии получал право на власть и благословение Небес — самим фактом политического успеха. Однако его преемники могли потерять мандат, если прогневали Небо какими-либо неблаговидными поступками…
     Вопрос раскола России, утраты последнего остатка русской государственности встает на текущую повестку дня. Сам факт серьезного рассмотрения вопросов о возможном расколе страны, бархатной революции и тому подобных сценариях развития общества — еще одно символьное поражение. Сначала российские элиты, а затем и народ начинают привыкать — «Россия — наше Отечество, смерть неизбежна»… Как показывает история, Катастрофа приходит вослед подобным настроениям.
     В российской элите происходит раскол по вопросу о том, как реагировать на последний акт русской Катастрофы. Элиты разделились на две части — представителей компрадорского капитала, ориентированных на западное вмешательство, и представителей национального капитала, ориентированных на получение дивидендов от эксплуатации российских богатств в латиноамериканском стиле. Диспозиция в чем-то похожа на украинскую. У нас уже есть Львов. Правда, российский «Львов» находится в Лондоне, по месту прописки известного правозащитника «Платона Еленина». Пока остается невыясненным местоположение российского «Донецка». В качестве шутки можно предположить, что он расположен в Твери, ведь именно там зарегистрирован новоявленный нефтяной монстр — компания «Байкалфинансгруп», приобретшая контрольный пакет «Юганскнефтегаза»…
     Центробежные силы резко усилились. Мандат Неба исчерпан. История либеральной «династии» президентов, начавшаяся с Ельцина, завершается. Режим или падет, или изменится. Конечно, это не соответствует китайской традиции. Но, как любили говорить демократы, «третьего не дано». Велика вероятность, что, падая, режим прихлопнет и Россию. А основным фигурам действующего режима придется перейти в разряд «кровавых тиранов» и «за все ответить» в Гааге.
* * *
     Что примечательно в этой негативистской атмосфере? То, что негативный «катастрофический» консенсус, который сложился среди оппозиционеров, является прообразом российской гражданской нации. Люди уже поняли, чего они НЕ хотят. Не хотят — отката государства к авторитаризму и политического режима латиноамериканского образца. На этой основе сложился неформальный блок из либеральных политиков и левых патриотов. Конечно, они не в восторге друг от друга. Но общий язык они находят уже сейчас.
     Проблемы в отношениях между либеральным и патриотическим флангами оппозиции носят психологический, а не политический характер. По старой российской традиции многие политики либерального лагеря предпочитают менять взгляды, а не уходить с политической сцены.
     Идеологические доктрины обоих флангов сблизились. От жесткого идеологического противостояния, характерного для 2003 года, не осталось и следа. Есть разногласия. Разногласия того же уровня, которые присутствуют в любой двух- или многопартийной системе демократических стран. Платформа национал-либерализма неформальным образом сложилась на базе рецепции либералами умеренно-националистических представлений о государстве и рецепции патриотами либеральных представлений об экономике. Естественно, в том и другом случае — с оговорками. Патриоты по-прежнему не приемлют олигархов (хотя вполне согласны на капитализм), либералы — национализма (хотя согласны на необходимость повышения роли государства и даже на защиту «русскоязычных).
     Виктор Милитарев рассказывал автору этих строк о своих украинских наблюдениях. По его словам, киевская интеллигенция научилась формулировать либеральные лозунги на националистическом языке и говорить о проблемах нации в рамках либеральной доктрины. Пещерный национализм Львова был если не либерализован, то введен в цивилизованные рамки (по ряду причин на Украине никогда не существовало пещерного либерализма, но ведь и его можно окультурить и использовать на благо обществу). На базе национал-либерализма произошла и бархатная революция на Украине.
* * *
     Единственная проблема оппозиции — кадры. Прежние вожди либералов личностно не способны на выработку нового синтеза и даже на продуктивное участие в нем. Есть инерция образов и отношений. Хакамада просто не может сидеть за одним столом с тем же Прохановым. Точнее, сидеть то она может, но «люди не поймут». Следовательно, новой, но еще не осознавшей себя вполне российской гражданской нации придется начать с решения проблемы лидерства. То есть с формирования принципиально новой оппозиционной элиты (контрэлиты). На Украине подобная алхимическая манипуляция удалась. Блок сторонников Ющенко — это не только бывший «Рух», но и осколки «либералов».
     И в этом парадоксальным образом кроется шанс для нашего президента. Он может, если захочет, сохранить мандат Неба только в том случае, если возглавит формирующуюся российскую гражданскую нацию. Ведь он и есть единственный в стране национал-либерал. Правда, отстаивание национальных интересов в нашем государстве пока находится на уровне лозунгов. А либерализм почему-то заключается в бесконечных издевательских экспериментах, проводимых псевдолиберальной бюрократией над народом (см., например, «монетизацию льгот»).
     Буржуазная нация в России уже сложилась, просто еще не осознала себя на рациональном уровне. Как консервативно мыслящий человек я бы предпочел, чтобы грядущая национал-либеральная (а по сути — буржуазная) революция была проведена «сверху», самой властью. Если уж наш президент не сможет предотвратить оранжевую революцию, то он ее должен хотя бы возглавить. Только так он может добиться продления мандата Неба для стоящей на грани банкротства «династии».

ПРИЛОЖЕНИЕ
Шуты, скоморохи и ряженые

Клуб одиноких импотентов имени подполковника Путина

(из статьи С. Белковского)
     С недавних пор у крысообразных российских правителей и их свиноподобных прихлебателей появился новый предмет для гордости чрезвычайной: политический кризис на Украине.
     Мы же предупреждали, кричит кремлевско-около-кремлевская «элита», что революция с Майданом добром не кончатся! Вы только посмотрите, что там у них творится! Премьер прилюдно ругается с президентом!! А президент берет да и увольняет премьера, и еще горстку соратников своих в придачу!!! А война компроматов!!!! А все прямо так по телевизору!!!!! Нет, право слово, полный кошмар и дискредитация всяческого Майдана.
     Элитные вы мои, разулыбьте, пожалуйста, сочувственные лица!
     Признайтесь лучше честно: вам ведь — где-то на самой глубине вашей коллективной крысиной душонки — тоже хотелось бы так: ругать своего президента, да еще по главному национальному телевизору, со сладким слюнотечением наблюдать, как президент собачится с премьером, наконец, выходить к народу, пытливо ждущему в урочищах площадей, и простыми словами, не лишенными правды, вести его за собой, туда…
     Но вы, путинские мои, обречены на другое. Обрезать язык под формат руководящего зада. Согласовывать каждый свой вздох и выдох с наглым мелким клерком на Старой площади. Вы и на вопрос «Который час?» не сможете ответить без санкции куратора. За вашу трусость, бездарность и низость вас не уважают даже собственные дети. Те самые, которым вы долго пытаетесь объяснить, что право воровать — соль, а остальное все — ноль. Потому-то вы так трепетно и относитесь к сегодняшней Украине. Вы просто жутко, нечеловечески, смертельно — завидуете.
     В страшных, неподконтрольных даже партийному руководству снах грызловы и слиски мечтают стать ющенками и тимошенками. И только пробуждаясь в установленное начальством время, возвращаются в разнеженные кремлевскими объедками тела и успокаивают себя: ничего страшного, у нас все еще есть кормушка, и не на век, так на пару-тройку лет хватит, а ум, честь и совесть — приложатся.
     Когда вся эта камарилья исходит ядовитой лимфой по поводу Украины, она очень напоминает клуб импотентов, профессионально и грамотно рассуждающих о чудовищном вреде секса. «Вы слышали, Сидоров заразился СПИДом?» — «А Рабинович — того вообще любовница до крови покусала!» — «Нет, мы всегда знали, что быть импотентом — лучше всего. Никаких проблем. Полная стабильность!» И хрен в дышло тем, кто все еще по неопытности и глупости соблазняется заморской радостью секса.
     По той же самой эротической причине путинские уроды улюлюкали вослед казенному возку Ходорковского. Еще бы: обитатель шестнадцатиместной тишины показал, что и в России, оказывается, возможна свобода слова.И что мужественно заявить посадившему тебя, что его сучьи дни сочтены, — тоже возможно. Как же наш элитный клуб импотентов такое простит! Ведь они-то сами… Нет, когда выпьют больше пол-литра и снимут батарейку с мобильного телефона… А вот так, чтобы всеприлюдно!!! Вы не понимаете — у них собственность, бизнес, им еще тещу через три дня хоронить…
     Но больше всех эмоций вызывает у правящего мармеладного слоя, кажется, Лимонов. Этот уж совсем ни в какие ворота не лезет! За год привел в свою неформальную партию — что характерно, без денег и звонков по вельможным вертушкам — 12 000 молодых людей. Это же катастрофа! Куда смотрят родители, профкомы, детские комнаты милиции!
     Самим фактом своего существования Лимонов опровергает сразу три основных тезиса, на которых зиждется нынешняя российская власть:
     1. Нужно и правильно быть зависимой посредственностью, а независимым и талантливым — невозможно;
     2. Все, что в жизни делается, делается только за деньги (они же — бабло);
     3. У кого в руках плеть, у того и высшая сила.
     Кремль тратит миллионы абсолютно чистых (не
     ходорковских, надо понимать) у. е. на лесные праздники всяческих «наших», но сделать «наших» своими — все равно не может. Потому что мало кто из молодых, перед которыми — вся страна с ее невспаханным будущим, польстится на прямую проповедь бездарности и цинизма. А вот Лимонов… Ну ладно, не будем больше сыпать им соль на срочно подремонтированные пластическими хирургами раны.
     Случайные домомучители Российской Федерации получат в истории тот финал, которого совершенно заслуживают. В энциклопедическом словаре недалекого будущего будут статьи «Лимонов»,« Ходорковский», «Ющенко»и «Тимошенко».А статей «Грызлов», «Слиска», «Фрадков», «Сечин», «Кудрин», «Медведев»и пр. — не будет. История не любит и не ценит бессмысленных мелких жуликов, которые всю сознательную жизнь только и делают, что тещу хоронят.
     И они предчувствуют это полное черное забвение, картинно-самодовольные члены элитного Клуба одиноких импотентов имени подполковника П. Так пожалеем их — ибо если не мы, то кто же.

Всероссийская ОПГ

(из статьи С. Белковского)
     Настоящая власть всегда связана со служением. Как бы подл, коварен, нечистоплотен ни был властитель, он всегда служит некоей позитивной программе будущего. Программе, единой для всех подданных этой власти. Правитель — будь то седовласо-сонный президент северной социал-демократической страны или смуглый кровожадный тиран Среднего Востока — только тогда правитель, когда он руководствуется некоей идеей общего блага и несет ответственность за ее воплощение. И не важно, что, скажем, Бенито Муссолини и Улоф Пальме кардинально расходились в понимании того, что на самом деле нужно вверенным их попечению народам. Важно, что их власть была служением, опирающимся на вполне определенную идеологию и четко очерченную миссию. И ни один серьезный историк никогда не заявит, что Муссолини или Пальме главную цель властвования видели в создании каналов передела частно-государственных денег.
     Наша же современная вертикаль управления (этот термин вернее, потому что точнее) фактически представляет собою всероссийскую оргпреступную группировку (ОПГ). Вся философия и технология вертикали позаимствованы у настоящих бандитских групп. Основная функция ОПГ — собирать деньги на определенной территории и гарантировать физическую безопасность тех, кто эти деньги дает, — от вальяжных топливных королей до суетливых хозяев чебуречных. (Правда, если «подкрышные» начинают плохо платить, их можно попугать с помощью паяльника и других политических инструментов. Все равно объектам «опеки» деваться некуда).
     Судьба «лохов» — людей, которые передвигаются по титульной оргпреступной территории пешком или ездят на горбатых «Запорожцах» и, стало быть, не приносят «структуре» живых бабок, — лидеров ОПГ вообще не волнует. Социальная ответственность не входит в число ценностей бандитских главарей. Если бы в зоне контроля ОПГ вообще вымерли все люди, не дающие дохода, было бы только лучше — приток средств такой же, а хлопот куда меньше.
     Нет, конечно же, вожди ОПГ заинтересованы в стабильности. Но понимают стабильность они очень по-своему. Стабильность — это когда прикормленные менты десятилетиями не покидают насиженных должностей. (Нового мента ведь надо с нуля прикармливать, а это нелегкий, муторный труд!) Когда соседние ОПГ не пытаются перехватить контроль над какой-нибудь из наших «подкрышных» структур. И когда ни один вонючий поц не пытается занять в любимом кабаке лидера ОПГ личный лидерский стол. (Лидер этого очень не любит.)
     Судьбы страны и мира таких «авторитетных предпринимателей» совершенно не волнуют. И говорить с ними о судьбах страны и мира — значит вызвать подозрения в вопиющей нелояльности и, хуже того, прямой нечестности.
     Вот так эти самые люди правят огромной страной, в которой все еще почему-то стоят памятники Петру I, Екатерине Великой и даже Владимиру Ильичу Ленину.
     И сейчас ответственные околокремлевские работники делят, с трудом сдерживая агрессивное слюнотечение, лакомые куски бывшей Федерации. Иван Иванычу — Москва, 10 миллиардов долларов в год. Сидору Хасанычу — Татарстан, 3 миллиарда долларов в год. А это что за мелочь? Еврейская АО? Сто миллионов в год убытку? Нет, это пусть евреи сами разбираются, нам такого добра не надо. Что? Там нет евреев? Тем более. Китайцам отдадим, им голая земля нужна как воздух.
     Региональные элиты, царствие им небесное, были хороши, по меньшей мере, тем, что несли прямую политическую ответственность перед избирателями. А потому были заинтересованы, чтобы народ не взбунтовался, а страна — не развалилась.
     Кормящиеся всеми частями тела бюрократы, коих теперь десантируют в избранные места России суперпрофессионалы внутренней политики, отвечать ни перед кем и ни за что не будут. И в любой нештатной ситуации смогут лишь позвонить в кремлевский предбанник и сообщить: что-то не то происходит, господа хорошие, мы так не договаривались, срочно высылайте деньги, войска и вертолет для побега, а то мы ни за что не ручаемся.

Почему я вас ненавижу

(из статьи В. Милитарева)
     Вы спрашиваете, почему я вас ненавижу? Потому что я вас ЗНАЮ! Это вы в 1989 году бегали НЕИЗВЕСТНО КУДА (так ведь, сволочи, и до сих пор не признались), а, возвратившись оттуда, имели вид директоров академических институтов, вернувшихся со встречи в ЦК КПСС. Это вы тогда, сразу же как вернулись, начали говорить: «К черту этого дурака Горбачева. Горбачев — слабак. Горбачев — битая карта. У нас есть, наконец, свой кандидат в лидеры страны». А когда я говорил вам: «Ребята, вы с ума сошли! Вы ставите на кон судьбу страны!» Вы отвечали мне: «Старик, власть — это такая штука, что ради нее и родную маму поставишь на кон!» Да. Тогда мы с вами еще разговаривали.
     Это вы призывали народ в 1990 году к захвату телецентра в Вильнюсе. Это вы потом утверждали, что выстрелы в народ произведены кровавым КГБ. Это вы называли лжецами и подонками тех, кто говорил, что выстрелы произведены со стороны «Саюдиса». Это вы потом объявляли нерукоподаваемыми мерзавцами каждого, кто осторожно намекал на возможность связи прибалтийских народных фронтов с американскими спецслужбами.
     Это вы потом бегали по Москве и Вильнюсу, призывая к отставке Горбачева, у которого «руки по локоть, по самый локоть в крови!». Это вы собирали митинги, призывавшие к свержению тоталитарного режима, непринужденно не замечая того тривиального обстоятельства, что при тоталитарном режиме у вас вряд ли была бы возможность созывать какой-либо митинг!
     Это вы убедили страну в том, что свердловский обкомыч с печатью антропологической катастрофы на харе есть верховная надежда российского народа. Это вы отмахивались от свердловских историй про то, как пьяный Ельцин заставлял членов обкома в партсанатории по ночам играть с ним в волейбол и завязывать себе шнурки.
     Это вы, когда Ельцин провел все турне по Америке в зюзю пьяным, утверждали, что Ельцин был трезв, а его отравил кровавый КЕБ. Это вы нагло отрицали подлинность европейских фотографий, на которых возвратившийся из Америки в Москву Ельцин был запечатлен справляющим малую нужду под колеса самолета.
     Это вы в 1993 году, когда тот же ваш Ельцин в том же состоянии явился на переговоры с депутатами Верховного Совета и членами Конституционного суда, утверждали, что Ельцин был трезв как стекло, просто у него был тяжелый сердечнососудистый приступ. А что перегаром воняло на весь Верховный Совет — так это у нас, у красно-коричневой сволочи, обонятельные галлюцинации.
     Это вы убедили народ в 1991 году голосовать за Ельцина как президента, и вы же в августе собрали людей защищать ельцинскую резиденцию. И уже тогда я не только ненавидел вас, но и честно презирал собранную вами толпу добровольных самообманщиков. Любому нормальному человеку уже тогда было ясно, что Ельцин — типичная злобная номенклатурная сволочь. И уже тогда прийти защищать его как символ нашей свободы было наглой и непростительной глупостью. И уже тогда я запомнил эти лица с «особым выражением», лица людей, обкурившихся «демократической травы». Уже тогда я запомнил эти чуть выпученные глаза, расслабленную эйфорическую улыбку и ломко-визгливые интонации.
     Это вы призывали народ признать ничтожными результаты референдума о сохранении Советского Союза и поддержать Беловежский сепаратистский беспредел.
     Это вы в течение 1992–1993 годов вели по нарастающей кампанию по дискредитации законно избранных депутатов Верховного Совета России. Это вы пустили в обиход гнусное словечко «красно-коричневые», которым должен был быть заклеймен любой, даже самый мягкий оппонент вашего Ельцина.
     Это вы инициировали разбойничью реформу 1992 года, приведшую к обнищанию нашего народа и развалу промышленности и сельского хозяйства. Это вы придумали стратегию, согласно которой можно было с легкостью игнорировать аргументы депутатов Верховного Совета, направленные на то, чтобы доказать, что Ельцин рвется к диктатуре, а реформы приводят совсем не к тем результатам, какие были обещаны реформаторами. Вы попросту предложили не обращать внимание на бред этих депутатов. Ведь ребенку ясно, что противиться реформам может только законченная красно-коричневая сволочь. К тому же достаточно посмотреть на гнусные рожи этих депутатов, и любому нормальному человеку станет все ясно.
     Это вы, расстреливая в Москве Белый дом, имели наглость еще раз призвать народ вас поддержать. И, к моему жгучему стыду, опять нашлись тысячи придурков с выпученными глазами и блаженными улыбками, не постыдившихся поддержать вас.
     Тогда же вы в Киеве доказывали, что только законченный подонок может противиться украинизации высшего и среднего образования в русскоговорящих регионах Украины.
     Уже тогда, в 1993 году, начали трогательно сливаться ваши московские и киевские вопли. В Москве выли «раздавите гадину!», требуя расстрелять лидеров разбитого, но непокоренного Верховного Совета. И только категорический запрет Клинтона спас жизнь российских народных избранников. В Киеве в те же месяцы призывали «крепко дать по харе обнаглевшим украинофобам, уже закинувшим свои грязные ноги на стол». Так свидомая сволочь квалифицировала людей, желавших преподавать в вузах на своем родном языке.
     Потом вы потихонечку заткнулись. Но не потому, что вам стало стыдно или вы сменили свои убеждения. Просто вы более или менее добились своего. В России была протащена ельцинско-жириновская конституция и ваучерная приватизация. На Украине успешно шла дерусификация всех сфер общественной жизни. В обеих странах потихоньку стал зарождаться новый олигархический класс. Потихоньку шло сращивание коррумпированной бюрократии с олигархической компрадорской буржуазией и откровенным криминалитетом. Потихоньку сворачивались оставшиеся от советской власти социальные программы, социальное расслоение успешно шло вперед семимильными темпами. Наши братские страны, нищая, форсированно двигались из Европы в Латинскую Америку.
     И вы, конечно, молчали! Ведь вы добились своего. Свобода, демократия, права человека и общечеловеческие ценности, наконец, бесповоротно победили и в России, и на Украине. Как выразился незабвенный Бурбулис, «есть шанс, что реформы, наконец, стали необратимыми».
     Правда, вы еще пару раз пошумели. Это было во время вторых туров выборов президентов России и Украины. В 1996 году вы надрывались, агитируя против Зюганова, а в 2000-м — против Симоненко. Конечно, мы тогда наслушались от вас множество ужасов про «возврат назад», «пустые прилавки» и «полные концлагеря». Но это уже было как-то вяло. Вашему лаю явно не хватало искренности. Чувствовалось, что вы не верите всерьез в возможность победы коммунистов и гавкаете так, больше для порядка.
     А после прихода к власти в России Путина возникло ощущение, что вы, наконец, сдохли. Особенно радостно было после дня выборов в 2003 году, когда наш народ не пустил вас в парламент. Казалось, что без вас и солнышко светит ярче и небо голубей.
     Но не прошло и полугода, как пришла отрезвляющая ясность. К сожалению, вы, кажется, бессмертны. Как навозные мухи, крысы и тараканы. Если вас регулярно не травить, вы опять самозарождаетесь из грязи и навоза.
     И вы спрашиваете, почему я вас ненавижу?..

Грязная изнанка российских выборов

(Б. Милитарев)
     По своему содержанию типичные выборы в России состоят из двух компонентов: борьбы кандидата с командой и борьбы за голоса избирателей. На первый компонент, как правило, уходит основная доля усилий. Борьба кандидата с командой, в свою очередь, также состоит из двух частей: борьбы за статус и борьбы за деньги. Как правило, статус важнее. Обещанные деньги на проведение работ и на гонорары обычно выплачиваются не целиком — об этом заранее известно всем участвующим сторонам. Но и за те деньги, что выплачены, кандидат желает получить удовлетворение, которое состоит в доказательстве самому себе и команде, что он более крутой, чем она, и что он сам лучше умеет вести свои собственные выборы. Для реализации этих целей в последние годы кандидаты все чаще используют сразу несколько команд, которые должны конкурировать между собой. Кандидаты различаются еще и по приоритетам: для некоторых важнее украсть деньги у спонсора, другим важнее положительный результат голосования.
     Основной же целью команды является получение гонораров в возможно более полном объеме и (для большинства команд) разворовывание части средств, выделенных на проведение работ. Одним из самых эффективных методов разворовывания является разработка и размещение видеоклипов, которые при этом практически никогда не влияют в положительную сторону на голоса избирателей, зато довольно часто влияют в отрицательную. Другой удобный канал воровства — это размещение заказов на агитационную печатную продукцию. В этом отношении лучше всего дела идут у тех команд, которые назначаются непосредственно спонсором кандидата. Для некоторых команд в той или иной степени важно также не потерять лицо в борьбе с кандидатом за статус. Результат голосования в большинстве случаев стоит на последнем месте.
     Типичные приемы, с помощью которых кандидат доказывает свое умение вести выборы, таковы: отстранение команды не только от самих переговоров с политически значимыми в контексте выборов партнерами, но и от процесса подготовки переговоров; несогласованные появления на радио и телевидении и несогласованные размещения статей в газетах. Если используется только одна команда, то несогласованные действия кандидата в разработке и размещении видео- и радиороликов, плакатов, листовок, буклетов, баннеров и т. п. встречаются сравнительно редко. Нечасты также несогласованные вторжения кандидата в работу агитационных бригад.
     Характер борьбы за голоса избирателей сильно зависит от уровня выборов и от того, занимает ли кандидат перед выборами тот пост, на который избирается, или является ставленником исполнительной власти более высокого уровня. Общая тенденция такова: если кандидат занимает свой пост и выборы являются президентскими или губернаторскими, то первостепенное значение приобретает телевидение, основной функцией которого является дискредитация оппонентов в глазах избирателей. Дискредитация состоит при этом не в очернении оппонентов как таковом, а в демонстрации избирателям того, что очерненные оппоненты не имеют силы адекватно ответить на наезды. Аналогичный механизм используется и на выборах в Госдуму по спискам в отношении тех блоков и объединений, которые претендуют быть представителями исполнительной власти федерального и регионального уровней.
     Если же кандидат не занимает своего поста, не является ставленником исполнительной власти или если выборы ниже по рангу, то основным средством борьбы за голоса избирателей становится агитационная работа. Именно в ней наиболее отчетливо проявляется уровень профессионализма команды в смысле содержания работы, а не в смысле самопозиционирования и саморекламы. Ее цель состоит в том, чтобы пять-семь раз гипнотически «коснуться» избирателя, причем таким образом, чтобы это не вызвало у него раздражения. Эффективнее всего здесь может быть раздача листовок в местах, где собирается много праздных людей. При этом агитаторы должны давать листовки не каждому, а только тем, кто хорошо реагирует на диалог, по которому их ведет агитатор (разветвленный сценарий диалога разрабатывается криэйторами и утверждается после согласования с социологами и психологами начальником избирательного штаба). Хождение агитаторов по квартирам эффективно в тех случаях, когда в этих квартирах побывало перед этим еще не слишком много агитаторов других кандидатов. В организации агитационной работы существенна не только необходимая численность, четкость распределения бригад по территориям и их мобильность, но и контроль за работой агитаторов, у которых обычно нет позитивных стимулов выполнять работу добросовестно, а есть только отрицательный стимул (угроза лишиться этой работы).
     Команды, проводящие выборы, можно в соответствии с вышеизложенным разделить на два типа. Одни ориентируются на «прикормленность» (властью и спонсорами). Другие — на достижение позитивных результатов голосования посредством умелой обработки избирателей при скромных властных и финансовых ресурсах. Первых больше в Москве, вторых в регионах. При этом наиболее прикормленные команды получают очень большую долю заказов, с которыми физически не способны справиться сами. Поэтому они привлекают для выполнения собственно пиарной работы одних и тех же профессионалов из Москвы и разбавляют их наспех натасканными людьми из регионов. Профессионалов из регионов они по возможности стараются не привлекать — как из экономии средств, так и для того, чтобы не растить себе конкурентов.

Этапы не слишком большого пути

(В. Милитарев)
Колыбель
     На становление политического консультирования в России значительно повлияла политическая активность населения. За последние 14 лет она прошла несколько фаз в своем развитии. Первый этап характеризовался тем, что правым удалось навязать народу представление, что все происходящее в стране есть борьба между сторонниками реформ и коммунистами, «тянущими страну назад».
     Этот пропагандистский ход оказался суперуспешным. В результате была практически полностью подавлена способность граждан к политической самоорганизации, которая в этот период зарождалась как феномен жизнедеятельности политических активистов. Даже крайне робкие попытки любой политической силы, будь то национал-либералы, социал-демократы или кто-то другой, критиковать политический, экономический или социальный курс власти немедленно воспринимались населением как антиреформистские действия консерваторов-коммунистов и в значительной мере отвергались.
     Аналогично практически любые действия правых воспринимались просто как действия сподвижников довольно популярного в то время Бориса Ельцина, что впоследствии и привело почти к деградации «Демократической России». Ela эти обстоятельства наложилась чудовищная организационная бездарность всех противников власти, как ортодоксальных сторонников советского пути, так и представителей весьма рыхлой и неопределенной коалиции коммунистов-реформаторов и разочаровавшихся демократов, руководивших тогдашним Верховным Советом.
     В результате власти удавалось обходиться практически без услуг внешних политических консультантов, политических технологов и пиарщиков. Ведь нельзя же считать полноценным политическим пиаром тогдашнюю полторанинскую пропаганду, оперировавшую листовками, напоминавшими журнал «Крокодил» времен кампании против космополитизма. На одной из них Ельцин изображен в качестве огромного фараона на фоне маленьких, противных, как блошки, депутатов и гнусного Руслана Хасбулатова с подписями типа «Злой чечен ползет на берег». О качестве пропаганды тогдашних коммунистов и говорить нечего. Оно было убого низким. Усилия же вооружить Верховный Совет инструментами более или менее профессионального пиара, вроде тех что предпринимали авторы настоящей статьи вместе с Михаилом Малютиным и Олегом Григорьевым перед референдумом 1993 года, были бесполезны, поскольку в силу организационной беспомощности аппарата материалы просто не рассылались по стране.
     На этом фоне попытки будущих профессионалов политического консультирования и пиара работать на власть воспринимались ею как поддержка, но не как собственно профессиональная деятельность, а эксперименты, связанные с проведением масштабных политконсалтинговых кампаний независимых кандидатов, воспринимались как экзотика.
Школа для трудных детей
     Все изменилось после драматических событий октября 1993 года и принятия новой Конституции. Стало ясно, что складывается хоть для многих и отталкивающая, но тем не менее достаточно устойчивая политическая система. Именно в это время начали быстро развиваться и политическое консультирование, и другие связанные с ним отрасли, такие, как избирательные технологии и пиар. Пытаясь создать новую профессию, в эту область устремились представители противоборствующих сторон, как сторонники, так и противники реформ. Для многих это был либо шаг отчаяния, либо попытка взять реванш. В большинстве случаев эти люди не имели профессионального образования.
     Характерной чертой этого периода была сильная децентрализация данной отрасли, наблюдавшаяся с выборов в первую Государственную думу и до начала президентской кампании 1996 года. То было время сравнительно честной игры, подобной школьному футболу, где достаточно часто в споре команд политических консультантов и технологов побеждал сильнейший.
     Начиная же с 1996 года крупный бизнес начал создавать своего рода теневую избирательную финансовую биржу. Как следствие возникла олигополизация заказа, когда за откат предлагались заказы на выборы нескольким компаниям, сумевшим войти в доверие к власти и олигархам. Эти компании предварительно забирали себе не менее половины бюджета любой избирательной кампании, а на оставшуюся часть средств нанимали на работу одних и тех же профессионалов из Москвы, разбавляя их иногда наспех натасканными людьми из регионов. Что касается опытных сотрудников из регионов, то их тогда к содержательной работе привлекали редко, как из экономии средств, так и не желая растить себе конкурентов.
     Независимые команды — реликты прежнего периода — оттеснялись все дальше в глушь, к все большему демпингу, получив от олигархов презрительное название «дикие команды».
     Таким образом, сколько-нибудь масштабные избирательные проекты все больше загонялись в финансово-административный олигополизм. Впрочем, полного благолепия все-таки не получилось. Время от времени благодаря непрофессионализму прикормленных фирм у них случались проколы, приведшие к возникновению в регионах нескольких достаточно сильных консалтинговых компаний. При этом важно отметить, что на протяжении и второго, и третьего периодов существовал хотя и скромный, но постоянный сектор консалтинговой деятельности для тех, кто хотел работать с коммунистами.
Последний звонок
     К 1996 году сложилась уникальная система электорального «многомыслия», своего рода электоральная супершизофрения, когда на каждый тип голосования гражданин шел с сущностно разными мотивациями:
     1) на выборах президента избиратель выбирал меньшее зло, которому не так страшно отдать страну;
     2) на выборах в Думу по спискам добросовестно выбирал партию, которая ему идеологически ближе;
     3) на мажоритарных выборах в Думу выбирал самого симпатичного из тех, кого ему предложили, независимо от его партийно-идеологической принадлежности;
     4) на выборах в губернаторы и президенты республик — самого харизматичного и хозяйственного альфасамца;
     5) на выборах в местные органы власти и законодательные собрания регионов предпочитал выбирать хороших по профессии людей, то есть женщин, главврачей и директоров школ.
     С 1999 года эта конструкция начала частично разрушаться. Как думские, так и президентские выборы оказались для олигополии, с одной стороны, слишком уж успешными, а с другой — недостаточно успешными. Желаемого удалось добиться значительно легче, чем ожидали участвовавшие в проекте политические консультанты и технологи, а также поддерживавшие их элиты.
     У крупных политических инвесторов стали возникать сомнения: а не парят ли им мозги нанимаемые ими специалисты и так ли уж они им нужны? Однако эти выборы оказались недостаточно успешными, поскольку желавшие путем использования политических технологий возвести на российский престол марионетку неожиданно обнаружили в Кремле президента, которого поддерживает народ.
     Кроме того, с 1999 года губернаторы (или же их очень богатые конкуренты) начали отдавать себе отчет в том, что административного или финансового ресурса вполне хватает для позитивного результата и без каких-либо изощренных технологий.
Взросление
     Особо хотелось бы отметить внезапно обнаружившийся на некоторых губернаторских выборах феномен программно-идеологического голосования. В отличие от прежних списочных выборов в Думу оно стало происходить на гораздо более рефлексивном уровне. Особенно это проявилось в ходе выборов в Красноярском крае, когда Сергей Глазьев добился значительно более высокого результата, чем когда-либо получали в крае коммунисты или поддерживаемые ими кандидаты. При этом в кампании Глазьева не было задействовано ни экстраординарных денежных сумм, ни каких-либо особых оргусилий, ни выпячивания личности кандидата, а был сделан упор на связное, структурированное, четкое и доступное изложение политической и экономической программы кандидата. Еще одним признаком перемен были изменения в оргработе КПРФ. Коммунисты, наконец, стали целенаправленно и всерьез готовиться к победе. Свидетельством тому служит, например, новый сайт КПРФ — современный, удобный, со ссылками на множество политических интернетресурсов, в том числе и антикоммунистических.
     Так что нельзя исключить, что политическое консультирование, политические технологии и политический пиар будут, наконец, востребованы не только крупными бизнесменами, инвестирующими деньги в политику, но и народом. А многие центры, предлагающие перечисленные выше услуги, войдут в политические партии или аффилируются с ними.
     Что же касается собственно народа — того самого избирателя, на которого во многом направлены усилия профессионалов политического рынка, — то, чтобы он перестал считать политический консалтинг и сопряженные с ним профессиональные области не слишком чистоплотным занятием, ему надо перестать быть лохом, которого сравнительно легко развести всем желающим.

Лохи, ломщики и философы

(В. Милитарев)
Странная жизнь России
     Последние десять лет жизнь в России являет собой какую-то странность, заметную почти любому. Но в чем эта странность состоит, каждый отвечает по-своему — и почти всегда довольно неадекватно.
     Так в какой же стране мы живем?
     Общество зримо разделилось на несколько неравных по численности слоев (не такое очевидное, но аналогичное разделение существовало и в советскую эпоху). Примерно десятая часть населения живет в соответствии со своими желаниями, то есть делает в прямом смысле то, чего хочет. Верхние пятьдесят — сто тысяч человек из этих десяти процентов определяют судьбы страны.
     К выше- и нижестоящим в этой среде относятся как к какому-то природному явлению, с которым надо просто считаться. То есть нужно просто подчиняться вышестоящим и командовать нижестоящими, и нет никакой необходимости думать о том, как это тебя затрагивает, не требуется оценивать это положение дел и пытаться на него влиять, тем более что это, по их мнению, «бесполезно».
     Равные же ведут между собой бешеную борьбу. Когда у них возникает конкуренция из-за денег, им не приходит в голову попробовать договориться и без всякого риска получить половину. Вместо этого с риском для жизни они борются за то, чтобы получить все. Деньги, за которые идет такой опасный спор, могут быть совсем малыми — значит статус для них намного важнее выгоды и безопасности. Вероятно, наблюдая подобную конкуренцию среди верхних слоев тогдашнего английского общества, Гоббс и выдвинул свой не совсем точный тезис о «войне всех против всех».
     Все они постоянно проводят в своей среде «невидимые референдумы» о том, кто из вышестоящих является «сильнейшим». А когда верхние пятьдесят тысяч «выбирают» верховную власть, то для зоркого взгляда референдум становится почти видимым — так было летом девяносто первого года, осенью девяносто третьего и летом девяносто шестого.
     У них нет никакой корпоративной солидарности и верности предыдущим «сильнейшим», более того, у них практически нет никаких убеждений и они постоянно пытаются примкнуть к победителю. При этом «сильнейший» избирается всякий раз очень быстро и когерентно, по всем этим выборщикам словно бы проходит волна выстраивания на манер магнитных доменов в ферромагнетике. И этот избираемый вовсе не есть какой-то там «истинно сильнейший», а просто придурки-выборщики почему-то решают, что он сильнее, и тем самым превращают его в победителя.
     А большая часть из остальных девяти десятых населения подстраивается под чужие желания и приспосабливает к ним свою жизнь. Они даже не пытаются им сопротивляться и не проявляют никакой солидарности и взаимопомощи, присущей, кстати, бедным слоям традиционных обществ. Например, если им подолгу не платят зарплату, они не бастуют, так как это, по их словам, «бесполезно», и не увольняются, а пытаются где-то подработать, соглашаясь на большие затраты труда за малую плату. При малейшем намеке на возможный рост конфликтности эти массы как бы перетекают в другое место — и у них в поведении легко обнаружить стадную когерентность, ведь одинаковые решения они принимают вовсе не в результате обговоренного соглашения. Как раз в среде подобных людей, видимо, некогда и возникла поговорка о том, что «рыба ищет где глубже».
     Они чрезвычайно податливы к политическим кампаниям, настолько, что в обычных природных явлениях этому нельзя найти аналогий — даже осенние листья ветер не может перемещать столь же эффективно, как этими людьми управляет незамысловатое пропагандистское давление начальства через телеэкран. Аналогии этому приходится искать в квантовых феноменах, таких как сверхтекучесть.
     Чего только стоят их массовые прозрения! Если во времена перестройки эти прозрения еще можно было пытаться списывать на что-то объективное, то уж в 1993 году они проявили себя во всей красе. Не сговариваясь, после несколько раз повторенных телеведущими фраз они хором стали повторять, что своими же глазами видели морды этих депутатов, — зато морды Ельцина, Лужкова и Гайдара стали для них настоящими человеческими лицами.
     И вообще в политике они «участвуют» даже еще более идиотским образом, чем вышеописанные верхние десять процентов: вместо «референдумов» у тех небольшая часть этих людей почему-то вовлекается в митинговые клаки «вождей», а остальные «болеют» за тех же вождей по телевизору. Если им указать на то, что существуют и другие способы стремиться к политически желаемому, то они вам ответят, что в них нет смысла, потому что они «бесполезны» (в смысле бесперспективны).
     Подавляющее численное преобладание в населении этих двух групп определяет общую картину российской жизни, которую можно с различных углов обзора охарактеризовать слегка подправленной формулой Ильфа: «до перестройки он был генеральской задницей, перестройка его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование». Также можно сказать, что при коммунистах люди находились в сосудах трудовых коллективов, а после того, как большинство из них разбили, они вытекли наружу и заполнили окрестные впадины.
Россия и мораль
     Как же мы дошли до жизни такой?
     Многие говорят, что все дело в упадке морали. И вообще, факт морального кризиса сейчас общепризнан. Я тоже считаю, что именно мораль определяет нынешнее состояние российского общества. Но в противоположность популярным толкованиям полагаю, что дело тут совсем не в отступлении от привычных моральных норм, а, наоборот, в последовательном следовании им.
     Чтобы иметь возможность осмысленно рассуждать на эту тему, необходимо, прежде всего, понять, какие отношения между людьми относятся к сфере морали, а какие нет. То определение, которое я сейчас предложу, почти тривиально, но, тем не менее, ново. В последние десятилетия к нему приблизились многие исследователи, но в правильной форме его все же не дал никто.
     Итак, мораль регулирует отношения власти и никакие другие, власти как способности одного человека или группы людей заставить, преодолевая любое возможное сопротивление, других людей сделать то, чего первые хотят, чтобы вторые сделали.
     Отношения же власти, надо подчеркнуть, повсеместны и пронизывают практически все сферы жизни, такие как семья, работа, школа, магазин, медицина, бизнес, политика, профессиональное сообщество и пр. и пр.
     Определенно можно сказать, что исследователей что-то удерживало от такого понимания морали, так как длилось это две с половиной тысячи лет после появления философии. Сами по себе барьеры на правильную постановку вопроса, на открытие простых адекватных понятий пронизывают всю историю любой науки, так что в этом отношении наш случай не нов. Но все-таки нет ни в одной области исследования такого положения, чтобы так долго не было открыто такое простое, такое фундаментальное и несложно абстрагируемое из феноменов понятие. Это все равно как если бы математика хитрым образом пыталась более двух тысяч лет обойтись без понятия числа, а физика — без понятий пространства и времени. Поэтому неудивительно, что именно история моральных учений являет столько глупости, самообмана и пропаганды.
     В чем же особенность России в смысле морали и почему вопрос о морали именно для нее столь важен?
     За неимением места коротко следует ответить так: западные страны густо пронизаны институтами урегулирования конфликтов и согласования интересов, восточные находятся пока под сильной властью традиций. Россия же избавилась от большей части традиций, но еще не построила нужных институтов, кроме того, огромное количество запретов и перегородок, имевшихся в Советском Союзе, было разрушено, поэтому в России человек оказался ближе всего к «естественному состоянию» и поэтому Россия (кроме всего прочего) — самый благодарный объект для создания теории морали. Удачную метафору в этом отношении придумал Сигэки Хакамада, который говорит, что западные люди похожи на кирпичики, японцы — на глину, а русские — на песок.

      Примеры, наводящие на основные тезисы теорииОдин политик не любит, когда при нем «выражаются»; если слышит что-то подобное, недовольно морщится. Его сотрудники это знают и, приспосабливаясь, сдерживаются. Сам же он себе матерщину позволяет довольно часто, и сотрудники не обижаются — жизнь, мол, так устроена.
     Патриарх Алексий II сидел в большой машине, сильно помявшей при столкновении небольшую машину, в которой ехала некая девушка, и не вышел посмотреть, как там она, по-быстрому уехав. Никакого скандала это не вызвало. Больше того, верующие начали выдумывать, почему патриарх не должен был выходить из машины: например, некоторые из них говорят, что так надо было поступить по причинам безопасности, а кое-кто творчески развивает эту версию, утверждая, что насчет подобных случаев в верхах Церкви было давно уже выработано специальное решение.
     Хамка неспровоцированно орет на соседку. Если за последнюю кто-то вступается, она сама ужасается поступку заступника, а не обидчицы.
     Директор института на собрании коллектива рассказывает, почему задерживается зарплата: снижение госфинансирования, повышение платы за отопление, электричество и т. п. Предваряя возможный вопрос о своем новом «мерседесе», он рассказывает, что его ему лично подарил Сорос за вклад в науку. Собрание послушно не возражает — при этом все знают, что особняк директор строит на деньги, полученные от сдачи в аренду 70 процентов помещений института.
     Пожилой доктор наук, считающий своим «по жизни» начальником некоего кандидата наук, который моложе его лет на пятнадцать, возмущен поведением молодого коллеги, разговаривавшего с упомянутым начальником доктора не с подобострастием, а как с коллегой: как можно так говорить с таким человеком!
     Коллектив лаборатории не любит завлаба за тиранство и в его отсутствие постоянно перемывает ему кости. Когда же один из сотрудников в глаза высказывает начальнику недовольство, коллектив дружно встает на сторону начальника. А в приватных разговорах все наперебой объясняют «бунтарю», почему он теперь должен уволиться: с начальником так разговаривать нельзя и теперь «пойдут склоки». А на встречный вопрос: а начальнику так себя вести можно? — отвечают: но ведь он же начальник!
     Профсоюзный функционер приходит на завод, на котором несколько лет никто не работает — все перебрались на рынки и приусадебные участки. Но в традиционные дни аванса и зарплаты «работники» собираются поболтать (денег им, естественно, не дают). Ela вопрос функционера, почему они не бастуют, отвечают, что тогда уволят зачинщиков. Функционер удивляется — а не все ли им равно? Они хором отвечают: а трудовая книжка хорошо лежит.
     Коллектив министерства в ужасе полдня обсуждает, как в ответ на матерную брань начальника департамента рядовая сотрудница ответила ему тем же.
     Сотрудницы не любят одного из членов коллектива за некоторую неряшливость и с возмущением рассказывают всем, что он ставит свое грязное пиво в их чистый холодильник.
     А напоследок не пример из жизни, а анекдот. Директор звонит из Флориды главному инженеру:
     — Ну как, платишь?
     — Нет.
     — А ходят?
     — Ходят.
     — Ну ладно.
     Через год он звонит опять, вопросы и ответы повторяются. Тогда он спрашивает: «Слушай, а может, с них плату за вход брать?»
Формулировка теории
     Подобные примеры на самом деле знакомы каждому — отсюда и многочисленные анекдоты. Но никаких выводов из них никто не делает — как будто на них наложен запрет.
     Выводы между тем почти напрашиваются — из этих примеров довольно легко получить феноменологическую классификацию людей. Она выглядит примерно так.
     Люди делятся на три основных типа. Деление это, разумеется, нестрогое, так как имеются переходные типы, обладающие качествами разных основных типов (понятно, что переходных типов четыре). Но здесь я сосредоточу внимание на «чистых» типах.
     Для их характеризации я не буду пытаться придумать научно звучащие термины, а возьму готовые, в основном из бандитского жаргона, тем более что они наиболее емко и точно раскрывают смысл означаемых понятий. По вопросу применения таких терминов хорошо высказался Эрик Берн: «Страница ученых слов не сможет передать простого смысла таких простых фраз, как «этот мужчина — придурок, а эта женщина — сука».
     Самый массовый тип людей составляет до девяти десятых населения (точное их количество, как и количество людей других типов, можно выявить только социологическими методами). Этих людей я буду называть «лохами».
     Лохи характеризуются неспособностью противостоять малейшему давлению в денежных и политических вопросах. Виды давления могут быть прямо-таки смехотворными — в силу их несоразмерной эффективности. Часто бывает достаточно недовольного нечленораздельного ворчания, поднятия брови, скривления рта и т. п. Лохи легко смиряются с получением за свою работу и за дополнительные унижения на работе десятой части от той цены, которую сами считают справедливой. Их существование протекает в «стратегии» улавливания отдаленных «угроз» возникновения конфликтов и в попытках от них убежать или спрятаться на манер анекдотического страуса. Они также непрерывно и, можно сказать, активно приспосабливаются к обстоятельствам, прямо-таки стелятся под них. В этом отношении они ведут себя в высокой степени когерентно.
     Их «участие» в политике уже было описано. Они гораздо больше боятся тех, кто вступается за их права, чем своих притеснителей, даже тогда, когда им ничего не угрожает, а, наоборот, есть шанс что-то приобрести, оказав притеснителям сопротивление. Они и друг другу-то не помощники. Элементы солидарности проявляются у них почти только в семье и изредка по отношению к тем, кого они считают друзьями (именно «считают», так как на реальную дружбу они вряд ли способны, ведь дружба — это отношение власти, урегулированное на основе взаимности). Они напоминают газ или жидкость термодинамически одинаковых частиц.
     По существу, людей именно такого типа Шпенглер презрительно называл «феллахами», и их же имел в виду Бердяев, когда говорил о «вечно бабьем в русской душе».
     Второй массовый тип образуют те, кого я на том же языке буду называть ломщиками. Они составляют до десятой доли населения. Это люди, которые «хотят». Хотят они власти, богатства, славы, высокого социального статуса. Они не задаются вопросом, почему они этого неуклонно хотят и оправданно ли это их хотение. На этот счет у них имеется обширное «слепое пятно», способствующее настойчивости и упрямству.
     Они выстроены на манер бандитской иерархии, в которой практически каждый знает, какое место занимает он сам и какое место занимают известные ему другие, причем знание это основано не на свидетельстве должностей и размеров богатства, а на чем-то другом (в этой среде придуман для этого даже соответствующий термин — крутость).
     К этой иерархии, как уже было сказано, они относятся как к природному явлению, которое надо просто принимать и сообразовывать с ним свои действия. Единственное дополнительное отношение к иерархии состоит в желании подняться в ней выше.
     На самый верх среди них пробиваются отнюдь не самые свирепые, не самые умные, не самые циничные и вообще не какие-нибудь «самые». Процесс этот случаен и «по спектру» близок к белому шуму, а управляется описанными в начале статьи «невидимыми референдумами».
     Напоследок можно отметить, что ломщики имеют несколько общих черт с лохами. Это когерентностадное поведение, отсутствие солидарности, мнение о «бесполезности» любых попыток изменения общественного устройства в желаемую сторону и вообще отношение к вышеописанному, так сказать, «мотивационному разделению труда» как к неизменному объективно-природному явлению.
     Таким образом, популярная поговорка, утверждающая, что «человек человеку — волк» (почти то же говорит тезис Гоббса), нуждается в серьезной корректировке: кое-какой человек действительно «человеку волк», зато другой по отношению к этому волку чаще всего «баран».
     Третий чистый тип образуют те, кого я называю философами. Их количество я предварительно оцениваю как один процент населения. У них в отличие от ломщиков нет стремления получить желаемое почти за бесплатно, а в отличие от лохов они способны сопротивляться давлению и, в частности, хотят получать за свою работу или услуги справедливую плату. То есть афористически можно сказать, что они готовы платить и хотят, чтобы им платили.
     Их положение наиболее сложно: они лучше всех видят несправедливость общественного устройства и не согласны с ней примириться. Но они именно благодаря тому, что не являются марионетками властного отношения, способны оценить его роль в общественной структуре и придумать схемы преобразования общества к более справедливому состоянию. Кроме того, они способны к солидарности, обладают любопытством (жаждой знания) и способностью понимать сигналы, которые окружающие их люди подают своим поведением. Эта способность изначально свойственна любому ребенку, а у них — в отличие от других типов — осталась неподавленной. Поэтому их труднее всего заставить играть по молчаливо подразумеваемым правилам. В этом смысле они больше всего похожи на андерсеновского мальчика — не в том смысле, что они всегда кричат о голости какого-либо короля, но в том, что им всегда хочется крикнуть.
     По моему мнению (которое здесь нет места обосновывать), именно они вместе с союзниками из переходных типов (т. е. «полуфилософами») сумели гуманизировать жизнь многих стран, в том числе и России.
     Например, сталинский режим, который в среднем не хуже режима Петра Первого и большинства допетровских режимов, представляется большинству нынешнего российского общества чем-то крайне ужасным (что вполне справедливо), а в прежние времена, скажем, при Алексее Михайловиче подавляющее большинство населения воспринимало наличное общественное устройство как нечто вполне нормальное.
     Описанное мною деление людей, по-видимому, свойственно всем странам, но из-за отсутствия традиций и институтов урегулирования конфликтов в России оно проявляется наиболее отчетливо. Природа этого деления мне не известна: она может быть генетической, пренатальной, зависящей от воспитания, зоопсихологической или какой-либо иной. Но какова бы она ни была, я, в соответствии со всем вышесказанным, утверждаю, что в России мораль людей определяется их как бы природными склонностями, и чуть ли не только ими, и что существо российского морального кризиса в этом и состоит. Те, кто хорошо знает жизнь других стран, вероятно, согласятся, что моя классификация применима и к этим странам, но, скажем, американские ломщики и лохи благодаря корректирующему воздействию институтов ведут себя все же не совсем так, как в России.
     Таким образом, у всех людей в России мораль «естественноприродна», но различие в склонностях приводит как бы к различным типам морали, так сказать, «морали рабов», «морали господ» и «морали (тут трудно придумать какое-то другое слово) философов».
Как исправить положение вещей?
     Институты разрешения и урегулирования конфликтов и согласования интересов, которые являются сердцевиной всего того, что обозначается словом «демократия», создавались не одно столетие. Каким-то образом элиты западноевропейских стран решили, что им самим выгоднее ввести в своей среде механизмы не непосредственно силового, а процедурного разрешения конфликтов. Они также пришли к мнению, что с «плебсом» нужно разговаривать вежливо и правдиво. И оказалось, что эти два решения сильнее повлияли на историю, чем последующие теории о «естественноправовом равенстве» всех людей, чем выборность институтов власти, чем декларации прав и свобод и т. п.
     Например, в России последнее начало реализовываться, а насчет первых двух положений вопрос в элитах даже еще не поставлен — если только речь не идет о естественно сложившихся формах приличий.
     В какой среде надо пытаться выдвигать эту проблему? Разумеется, в политике. Политика — в противоположность популярному мнению — самая «негрязная» сфера жизни, по крайней мере, в России. (Подобную мысль в России уже довольно давно высказал Г.П. Щедровицкий.)
     Во-первых, дела в политике ведутся честнее всего хотя бы потому, что в ней меньше всего скрывают цель — то есть власть.
     Во-вторых, политика даже в своих зачаточных формах вынуждена прибегать к писаным процедурам. Вообще можно сказать, что там, где появилась политика, там появилась и демократия (в деспотиях никакой политики нет). Можно даже выдвинуть сильную гипотезу о том, что после демократии возникнет какое-то более справедливое общественное устройство (которое, скажем, будет учитывать моральное и интеллектуальное неравенство избирателей), а политика, тем не менее, останется.
     Одним из важных политических институтов, отсутствующих в России, являются политические партии с реальной членской базой (одна партия, притом выражающая интересы самых социально инертных слоев, — это уродство российской политической системы). Партия может стать школой солидарности, школой агрегирования и осознания интересов, школой (хотя бы совместного) легального противостояния «наездам» и вообще коллективной защиты каждого члена партии, то есть она может хотя бы немного научить своих членов «философскому» отношению к жизни (интересно, что и здесь мы получаем во многом противоположное популярному понимание «философского»).
     Для создания реальных партий в короткие сроки нужно значительное финансирование, сравнимое с тем, которое выделяется на крупные избирательные кампании. И направляться оно должно не только на разворовывание ведущими участниками, а хотя бы наполовину на сам партийный проект. Для обеспечения этих условий нужно найти вменяемых вождей и инвесторов, которые поймут, что результата по сравнению с выборами достичь несколько труднее (затраты могут быть и меньше, но длительность, последовательность и кропотливость проекта будет больше), зато его объем и прочность значительно возрастут. Например, несколько десятков руководителей новой партии аналогично лидерам КПРФ почти автоматически будут проходить в парламент, и, в отличие от КПРФ, новая партия постоянно будет иметь возможность либо становиться правящей партией, либо входить в правительственную коалицию. При появлении реальных некоммунистических партий они почти неизбежно будут участвовать в формировании правительства, несмотря на то, что Конституция этого формально не позволяет.
     Другим перспективным проектом «для исправления нравов» является давно рекламируемое Г. Павловским создание российского аналога Rand Corporation. В интересующем нас здесь аспекте реализация этого проекта привела бы к более существенному, чем сейчас, участию «философов» во власти, и в частности к продвижению в российских элитах постановки вышеупомянутых вопросов.

«Аншлаг» — конкурент общественной палаты

(П. Святенков)
     Чем дальше продвигается формирование Общественной палаты, тем яснее, что нечто вроде парламента мы все же получили. Правда, парламента не «всенародно избранного», а телевизионного. Судите сами: в члены Общественной палаты попадают люди, пользующиеся известностью как завсегдатаи «голубого экрана». Никому не пришло в голову пригласить в палату чемпиона мира и победителя Каспарова — Владимира Крамника. Зато избран знаменитый соперник бывшего чемпиона — Анатолий Карпов. Чем Карпов отличается от Крамника? Известностью, засвеченностью в СМИ.
     Для чего же нужен телепарламент?
     В XX веке возник любопытный феномен — «Совесть нации». Это когда определенного человека (писателя, философа, ученого) объявляют конечной инстанцией в вопросах морали, чести и совести. И как-то само собой получается, что моральный авторитет становится авторитетом политическим. Это, впрочем, неудивительно. «Совесть нации» — это инстанция, контролирующая человеческое мышление и поступки, диктующая, как должно или не должно поступать и мыслить.
     При грамотном использовании «совесть нации» имеет власть громадную. При этом по природе своей абсолютно неподконтрольную. Кто может переизбрать «совесть нации»? Ведь нет даже инстанции, которая ее избирает. Если спросить, откуда взялись многочисленные «Сахаровы» и «Еанди», вам скупо ответят, что это и так известно всем честным людям и нечего задавать лишних вопросов. Если совсем-совсем докопаться до истины, вам ответят, что Сахаров — совесть нации потому, что получил Нобелевскую премию, а Нобелевскую премию получил потому, что «совесть нации».
     Власть «совести нации» сакральна. Этот странный институт немыслим без СМИ, «сарафанного радио», иных инструментов оповещения населения о достоинствах «нравственного монарха». Вопрос, верят ли люди СМИ. В современной России — верят. В советской — нет (отсюда роль слухов, которым верили абсолютно все, что и привело позднее к их использованию в интересах КЕБ, например, вброс через этот механизм информации о том, что первый секретарь Ленинградского обкома Еригорий Романов праздновал свадьбу дочери чуть ли не в Зимнем дворце).
     Но «совесть нации» неудобна. Конкретный раскрученный дедушка может иметь тараканов в голове. Пример — Солженицын, канонизированный в качестве «совести нации» и посмевший «свое суждение иметь». Общественная палата — попытка создать «совесть нации», опираясь на легальные структуры, официальное телевидение. Создать «совесть нации» как институт, коллективный моральный авторитет. Институт, который будет легко модерировать хотя бы в силу его многочисленности. Никто из членов Общественной палаты не сможет претендовать на моральный авторитет персонально. Все они будут зависеть от мнения властей и подконтрольного им телевидения.
     Есть еще одно обстоятельство. Роль «нравственного монарха» в последние восемь лет исполнял Владимир Путин. Он аккумулировал народные ожидания, стал центром и символом государственности в условиях, когда остальные органы власти стремительно делегитимизировались, утратили в глазах народа всякое значение.
     Действительно, народ забыл о парламенте (Госдума и Совет Федерации давно уже находятся на политическом кладбище в белых тапках). Народ забыл о правительстве (сделано все, чтобы создать впечатление, что правительство есть орган власти абсолютно бессильный, к тому же заполненный людьми серыми и бездарными). На этом фоне сияет одна звезда — президентского авторитета.
     С одной стороны, соблазнительно подвергнуть деструкции и его. Но, с другой, — «кто ж в лавке останется?». В лавке останется Общественная палата. Раньше Путин говорил «мочить в сортире» и все понимали — мочить. Теперь то же самое скажет палата. А хоть бы и противоположное. Главное — Общественная палата есть мумия нравственного авторитета, нечто вроде Мавзолея Ленина. Ленин как авторитет — человек и потому смертен. Мавзолей — уже сакральный институт, освещающий приватизированным авторитетом Ленина власть коммунистической верхушки. Точно так же Общественная палата — попытка создать институт, который приватизирует авторитет Путина (как и любой нравственный авторитет вообще) и использует его для легитимации правящей группировки.
     А для этого Общественная палата должна правильно влезть в телевизор. Ибо в наше время «совесть нации», пусть даже коллективная, без телевизора как самого мощного медиаресурса существовать не может. А для этого приходится ориентироваться на вкусы аудитории, смотреть, что «схавает пипл».
* * *
     Общественная палата представляет собой телефантом. Ведь в отличие от Госдумы она не может опираться на волю избирателей. Это отход от старой схемы избиратели — депутаты в пользу новой: телезрители — политтелеведущие. Сегодня телеведущий — больший авторитет, чем политик. Имена депутатов не всякий специалист знает, а ведущие «Большой стирки» или «Поля чудес» известны всей стране. Вспомним, как телекомпании формируют сетку телепередач. Это делается на основе «программирования» — изучения опросов «дорогих телезрителей», их вкусов, желания смотреть в прайм-тайм ту или иную программу. Точно так же программируется под вкусы аудитории и состав Общественной палаты. «Каждой твари — по паре». Желательны правозащитники, деятели культуры, «звезды», представители регионов и корпораций.
     В Общественную палату избраны: примадонна Алла Пугачева, олигархи Владимир Потанин и Михаил Фридман, политологи Сергей Марков и Андраник Мигранян. Все они в той или иной степени известны «дорогим телезрителям».
     Ошибка, конечно, думать, что все члены Общественной палаты — телезвезды. Иначе пришлось бы составить палату исключительно из работников телевидения. Однако все члены палаты либо уже известны благодаря СМИ, либо благодаря «анкетным данным» легко раскручиваемы.
     Затем Общественную палату станут показывать по телевизору. Впрочем, уже показывают. Члены Общественной палаты будут равны наемным телеведущим. Продюсеры, как обычно, останутся за кадром. Разница в том, видим ли мы на экране «диктора», то есть человека, просто читающего заготовленный редакторами текст, либо ведущего, которому доверено самостоятельное написание текстов. Думается, в составе Общественной палаты будут и те и другие. Например, статусные политологи, такие как Марков и Мигранян, конечно же, ведущие — они сами знают свой текст и способны произносить его в нужном ключе. Другим его напишут.
     Если Общественная палата — телепарламент, то зрители — теленарод. Именно им адресована прайм-таймовая передача под названием «Общественная палата». И от них, в конечном итоге, зависит, каков будет рейтинг программы. Однако ошибка думать, что «Общественная палата» — телепередача простая, вроде «Поля чудес» или «Смехопанорамы» незабвенного кандидата в президенты РФ Евгения Петросяна. Ее создатели хотят придать ей статус программы социальной направленности, вроде тех, что транслируются по каналу «Культура». Поэтому сама она не уйдет, разве что рейтинг будет чрезмерно низким.
     Чем хотят воздействовать на телезрителей? Первая треть Общественной палаты была скучновата. Скажем правду, в ней не было ни Аллы Пугачевой на роль всенародной «тети Вали», ни Потанина с Фридманом на роль Хрюши и Степашки. Были скучные «уважаемые люди». Ну как в старой советской передаче «Здоровье».
     Обычный политик может позволить себе быть скучным. Чего веселиться-то? Главное, чтоб доверял избиратель, а добьется ли кандидат его доверия ремонтом мусоропровода или прыжками на батуте — никого не касается. Однако для медиапроекта скука — смертельный враг. Поэтому во второй транш Общественной палаты вошли люди яркие. Одна Алла Пугачева чего стоит. Это мегасенсация!!! Яркие впечатления дорогим телезрителям гарантированы.
     Главное, чтобы зритель не переключил на другую программу. Ведь рядом, на соседнем канале, царят жуткий Петросян и всесильный «Аншлаг», мало чем отличающиеся от Общественной палаты. Строго говоря, «Аншлаг» есть прообраз Общественной палаты. И там и там люди уважаемые, яркие, близкие народу. Вот только «Аншлаг» президента не поддерживает. Но зато воспитал губернатора в своем коллективе, чего Общественная палата пока не сделала. Неудивительны поэтому петросянофобские и аншлагохульские выступления представителей власти — надо же отодвинуть из телевизора конкурентов.
     Когда же конкуренты будут отодвинуты, палата сможет спокойно заняться чем-нибудь солидным. Например, морально-нравственным руководством народом.

Почетные доярки российской политики

(П. Святенков)
     В России отсутствует политический класс аналогичный тому, что существует в развитых странах Запада. В США и Европе есть люди, профессионально занимающиеся политикой и ничем больше. Они постоянно баллотируются в парламент, заседают в центральном или региональном правительствах либо состоят в рядах оппозиции. Квалифицированный западный политик заседает в парламенте десятилетиями, да еще и передает свое кресло по наследству — внучатам и правнучатам.
     Другое дело — у нас. В России крупные предприниматели воспринимают депутатство как феодальный титул. Судите сами. Вот едет по дороге Чрезвычайно Богатый Человек. Но, чу, свисток, и его останавливает гаишник. Неприятно. Хочется, чтобы зараза милицейская не в свисток свистела, а честь отдавала. Конечно, можно «достать» автомобильный номер какой-нибудь грозной и престижной организации. Но в кабинет губернатора или министра с номером в руках, пусть и престижным, не войдешь. Хочется «чести», как говорили в старину. И бизнесмен покупает себе депутатство, как в XIX веке купил бы графский титул. Мир волшебно меняется — гаишники козыряют, министры отвечают на запросы, губернатор вынужден считаться с мнением уважаемого человека. Не говоря уже о депутатской неприкосновенности, делающей особу народного избранника поистине священной.
     Но современного политического класса в России нет. «Система не работает». Поскольку парламент не имеет власти, в России нет сильных политических партий. Поскольку нет сильных политических партий, невозможна ситуация, когда политик делает карьеру строго в рамках политических институтов. Министров и депутатов в России рекрутируют откуда угодно: из числа личных друзей, сослуживцев и «соседей по комнате» в университетском общежитии, — только не из числа профессиональных политиков. Больше того, профессиональных политиков во властном слое почти нет. Они, как бы мягко сказать, находятся уровнем ниже.
     Если миллионер действует, подобно феодалу, то с неизбежностью должен быть класс, который бы оформлял его претензии на титул. Политическая деятельность перекладывается на плечи экспертов — политтехнологов и политконсультантов. Выборы новоявленному «пэру и сэру» ведет консалтинговая фирма. Работу в Думе обеспечивает аппарат помощников. Тут и начинается «экспертократия».
* * *
     Эксперты — это «изуродованные мукой и злым колдовством» политики. Е1едоразвившийся политический класс России. Выше политического класса у нас находится класс феодально-бюрократический, который соединяет в своих руках власть и собственность, отводя российским политикам скромную роль советников. Е1ет сомнения, что в рамках французской или американской политической системы многие из нынешних членов Общественной палаты были бы конгрессменами или министрами. Мешает неформальный имущественный ценз — чтобы играть в политику в России, нужно быть очень богатым человеком.
     Социально-экспертное сообщество находится ниже властного слоя. Политтехнологи — обслуживающий персонал. Чтобы стать вровень с правящим слоем, приходится навязывать ему идею правления экспертов.
     «Эксперт (от лат. expertus — опытный): специалист в области науки, техники, искусства и других отраслей, приглашаемый для исследования каких-либо вопросов, решение которых требует специальных знаний», — говорит БСЭ.
     «Брокгауз» дает сходное определение: «экспертиза, франц., исследование и установление таких фактов и обстоятельств, для выяснения которых необходимы специальные познания в какой-либо науке, искусстве, ремесле или промысле. Лица, обладающие соответствующими познаниями и приглашаемые в суд или в другое учреждение для подачи своих мнений, называются сведущими людьми или экспертами».
     Эксперт по определению — внешний наблюдатель. Он не может править, поскольку для этого необходимо быть частью власти, частью бюрократии. Но это хорошая маска для недоделанного политического класса. Напялив ее, он как бы говорит властям: «Посмотрите, мы не претендуем на ваши кресла. Мы лишь хотим бежать рядом, «взявшись за стремена», и время от времени давать вам, ваши высокопревосходительства, высококвалифицированные советы».
     Экспертная маска, надетая на политический класс, легитимизирует его в глазах правящей элиты. Политический класс перестает восприниматься феодально-бюрократической властью как конкурент (хотя в действительности им, конечно, является). «Ах, этот? Опять, небось, с экспертным заключением? Ну что ж, впустить». Двери начальственной бани гостеприимно отворяются.
     Однако если маска эксперта понятна власти, то она непонятна простым гражданам. В демократических странах политический класс в глазах простого народа легитимизируют выборы. «Джон Смит — сенатор и правит нами, потому что его избрал народ штата Небраска». Этот тезис понятен любому американцу или европейцу. Однако в России статус эксперта — это трудноверифицируемый статус, возникающий из сочетания связей с власть предержащими. Что народу «эксперт Пупкин»? Трудно объяснить, почему эксперт именно — Пупкин, а не Тупкин. Даже если у эксперта «ума общественная палата», по телекартинке это никак не определить. Я говорю только об экспертах, засвеченных в СМИ. О безымянных тружениках политконсалтинговых полей речь вообще не идет — немногим известны имена даже лучших из них.
     Что делать? Если политический класс по-прежнему претендует на власть, приходится мимикрировать. На этот раз — с целью отвести глаза народу. Возникает «Общественная палата», где вместе с экспертами заседают гимнастки, актеры и религиозные деятели. Тут уж все понятно. «Эксперт — он как Калягин. Только немножко круче». Эксперт — он, в сущности, почетная доярка. Так народу понятно? Так понятно.
* * *
     Представители политического класса — видные политтехнологи и руководители общественных организаций — прячутся среди епископов и деятелей культуры. Понятно, что не только кухарка, но и Майя Плисецкая не в состоянии управлять государством. «Калягин» и «доктор Рошаль» никогда не будут иметь политического влияния. По банальной причине — им некогда. В отношениях с властью они будут выступать разве что как лоббисты своих профессиональных цехов. А значит, их решения будут определяться экспертами, которые получат свою нишу в рамках действующей власти, не мытьем, так катаньем впишутся в правящий класс. Лишь в этом смысл экспертократии. Не более.
     Бюрократ и эксперт, безусловно, полюбят друг друга. Бюрократ всегда сможет сказать, что действовал по совету эксперта и потому не в ответе за результаты своей работы. Эксперт всегда сможет сказать, что он — всего лишь приглашенный специалист, не ответственный за реализацию своих советов. Благая безответственность!
     Я чуть усилю пафос, я скажу с надрывом. Надеюсь, наступит время, когда российские политики не будут прятаться по Общественным палатам, им не понадобятся маски экспертов и союзы с чиновниками. Когда в России будет самый обычный, ничем не выдающийся парламент, куда с экспертных жердочек и выборных полей переместится российский политический класс.

Либеральная дворницкая

(П. Святенков)
     Добрые люди считают российских либералов правыми. Добрые люди считают, что либералы — сторонники свободы и прав человека, рыночной экономики и движения на Запад. Включенное наблюдение за либералами показывает, что они волки в овечьих шкурах и не те, за кого себя выдают.
     Либерализм вроде российского — феномен третьего мира. Экономика работает на Запад. Вывозится сырье, а ввозятся готовые товары. Возникает двухсекторная экономика. Общество распадается на две неравные части: наверху сидят 10 %, получающих доходы от «трубы» (вариант — экспорта каучука, бананов, дохлых кошек и т. д. и т. п), внизу — 90 % нищих, живущих за счет «натурального хозяйства» (в стандартной стране третьего мира — просто «крестьянствующих»).
     В сырьевом секторе царят нравы «первого мира». Его стандарты потребления, его вкусы, его уровень образования. В несырьевом — дикость африканской деревни. Естественно, в подобном обществе невозможна никакая демократия. Ибо если дать власть низшему слою, он потребует делиться доходами от «трубы», а «этого нельзя», ведь это приведет к снижению уровня жизни верхних 10 %. Тогда возникает союз компрадорской буржуазии и подкупленной туземной интеллигенции. Он и вызывает к жизни идеологию, известную у нас под названием «либерализм».
     Вот она, вкратце. Богатые — суть боги и избранные. Избранные есть те, кто впитал (обычно говорят: «благодаря хорошим генам» или «с молоком матери») западные ценности. Кто впитал с молоком матери западные ценности, тот и богат (замкнутый логический круг). Нельзя осуждать богатого за такой пустяк, как воровство или убийство.
     Ведь это способ, с помощью которого он стяжал свои капиталы. А стяжавший капитал тем самым избран средь народа. Богатому прощается все. Бедный, напротив, виновен. Вина его — бедность. Бедные бедны потому, что они — «быдло» (имеют плохие гены, не освоили западные ценности и т. п.). Бедные — тотальные должники богатых, которые их содержат. Ни в коем случае нельзя допускать «быдло» к власти. Ибо это — угроза западным ценностям. Демократии, свободе слова, плюрализму! Кто посмеет возразить хоть слово? Заткнись, сука, заткнись!
     Легко заметить, что моя трактовка либеральной идеологии отличается от общепринятой. Да, для Запада говорится иное. Но внутри страны либерал нет-нет да и проговорится. «Красавец-богач с доброкачественными генами», как назвала одна либеральная публицистка Ходорковского, кочует из статьи в статью. Морок избранности золотым туманом застит либеральную дворницкую.
     Было бы ошибкой полагать, что либералы в вышеизложенном смысле — сугубо российское явление. Слой граждан с подобной идеологией возникает в любой стране третьего мира, чья зависимость от Запада велика, а экономика имеет сильную сырьевую составляющую. «Низкопоклонство перед Западом» и хамство к собственному народу — всего лишь маркер складывающейся в стране колониальной культуры. В которой есть белые сахибы, есть раджи-олигархи на слонах, есть кальянщики и опахалоносцы из числа творческой интеллигенции, а дальше — толстый-претолстый слой «быдла». Которое надлежит бить железной палкой, ибо оно генетически бескультурно (не способно испытать культурный шок при виде розы, вальяжно цветущей в банке из-под импортного пива).
     Мы уже упомянули, что «колониальные» либералы клянутся в верности западным ценностям. Особенно, если им случается быть на Западе с туристическим или деловым визитом. Они считают себя правыми или даже консерваторами. Почему? Потому что это выгодно. Подойти к западному профессору на party и шепнуть ему в ухо: «Русские — рабы! Рабы! С ними нужно обращаться с максимальной жестокостью! Пулеметов нам, пулеметов! Они все рабы, все! Кроме меня!»
     Пожалуй, западный политик кивнет седой головой: «Да уж, сам черт разберет этих русских. Наверное, и впрямь рабы, коль весь их образованный класс говорит об этом. Да, грязные, скотские рабы. Кроме этого молодого человека. Поразительно, как в русском образованном классе сильно стремление сделаться европейцами». Политик выпьет виски да и одобрит «пулеметы». «Конечно, — подумает он, — на Западе мы поступили бы иначе. Но с быдлом следует обращаться только так. Тем более что люди, преданные свободе и демократии, говорят нам, что единственное средство — убивать, убивать, убивать!»
     Тем либералы и живут. Внутри страны либеральное правительство беспрерывно проводит реформы, закрепляющие сырьевой перекос экономики и нищету. А нищету и сырьевой перекос экономики естественным образом закрепляют политический режим с либералами во главе. Существовать подобный строй может столетиями. «Мы все образованные люди, мы понимаем, что быдло не способно ни к чему, кроме работы на плантациях».
* * *
     Однако, как бы ни была бедна страна, убога экономика, рано или поздно возникает национальная буржуазия, то есть слой предпринимателей, занятый производством, а не добычей сырья и потому заинтересованный в подрыве диктатуры либералов. С этого момента либералы превращаются в то, что они есть — главный тормоз на пути развития капитализма, феодальную аристократическую касту, которая всеми силами препятствует демократизации страны.
     Национальный капитал призывает к жизни новую правую идеологию, основанную не столько на принципе превосходства «избранных», прислонившихся к теплой «трубе», над «быдлом», сколько на ценностях свободного рынка при сильном государстве и крепкой общественной морали (или религиозности).
     Забавно видеть, как приход к власти правых буржуазных партий, таких как Бхаратия джаната партия в Индии или Партия благоденствия в Турции, сопровождается дикими воплями и вздорными обвинениями. Например, индийских правых обвиняли в стремлении развязать ядерную войну. Турецких — в намерении превратить страну в исламское государство в духе современного Ирана. Разумеется, прогнозы не сбылись. Вышеупомянутые партии мало чем отличаются от почтенных консервативных партий Европы вроде Христианско-демократического союза.
     В России последних лет правыми были вовсе не Союз правых сил или «Яблоко». Эти партии либеральны в описанном нами духе. Истинно правой партией стала обвиненная в фашизме «Родина». Действительно, идеология сильного государства при учете интересов Церкви и согласии на использование рыночных механизмов для развития экономики — вот что создает современную правую партию. Правда, первый блин вышел комом. Антисемитский скандал и внутренние расколы подорвали позиции партии. Так часто бывает с молодыми правыми организациями, многие из которых частично наследуют философию крайне правых экстремистов. Затем «детская болезнь» экстремизма проходит.
     Вопрос: доросла ли Россия до новой правой партии? Не либеральной, а нормальной, то есть консервативной. Это вопрос зрелости российского правящего класса и российской буржуазии. История российского имущего класса носит компрадорский характер. Состояния делались на захвате заводов да на экспорте сырья. Однако постепенно ситуация меняется. Когда банкир Лебедев, в 90-е годы занимавшийся обслуживанием «Газпрома», начинает производить самолеты, я понимаю, что национальная буржуазия начинает складываться.
     Арестовав Ходорковского, как когда-то Людовик XIV суперинтенданта Фуке, Путин нанес удар по олигархам. Но одновременно — и по всей либеральной политической системе, построенной на основе господства группы «избранных» над «быдлом». Система просела, но сохранилась. Либеральные министры по-прежнему сидят в правительстве, никого не представляя, кроме самих себя. «Никто воевод не ставит, никто не сменяет, от Бога, значит, пошли».

Смерть молодежной политики

(П. Святенков)
     Молодежная политика умерла.
     Отгремел оркестр. На скромный могильный холмик, «по виду детский», легли венки: «От ФЭПа», «От ИНСа», «От Администрации президента».
     И тишина. Только избиратели с бюллетенями стоят.
     Нам неважна смерть молодежной политики. Другие (прежде всего, политолог Павел Данилин) констатировали ее раньше нас. Нам важен вопрос: почему она умерла? И что грядет вместо нее?
     Молодежная политика родилась как перформанс. В условиях полного запрета на легальную оппозиционную активность для крупных партий власть сквозь пальцы смотрела на активность мелких молодежных группировок, изображавших протест. Явлинский не мог митинговать у здания Лубянки. «Солидный человек, не поймут-с». Зато это мог сделать лидер Московского молодежного «Яблока» Илья Яшин.
     Разве можно представить Бориса Грызлова, стоящего у здания Думы с кастрюлей на голове и вопящего: «Рогозин, съешь котлетку»? Нет и еще раз нет.
     Молодежная политика родилась как перформанс, но продолжилась как медиафантом. На первом этапе политические акции крохотных групп из 5–10 человек имели смысл постольку, поскольку освещались СМИ. Неудивительно, что появились журналисты, профессионально специализирующиеся на молодежной политике. На фоне официоза, «прокисавшего в незначительных интригах», молодежная политика казалась глотком свежего воздуха. Здесь кидались помидорами, мышами, вместо головных уборов предпочитали кастрюли — в общем, весело проводили время. И вдруг «веселая карусель» молодежных политиков сгинула в один миг.
     На эстраде существует понятие «разогрева». Слабая «команда» развлекает публику перед выходом на сцену популярной группы. Похоже, молодежная политика исполнила «разогревающую» роль. Аудитория активно машет руками, топает ногами, в общем, готова танцевать. Что же дальше?
* * *
     Молодежная политика — политика крохотных тусовок в 5–10 человек (исключение из этого правила — разве что нацболы). Далеко не все тусовки были видны по телевизору. Пока несколько привилегированных тусовок грелись под лучами софитов, «там, во глубине России» шел процесс консолидации.
     Гипотеза — «тусовки в 10 человек» возникли в массовом порядке. Просто подавляющего большинства из них мы не видим, поскольку активны в поле политического перформанса оказались лишь некоторые из них. Под «тусовками» мы в данном случае понимаем небольшие группы людей, объединенные доверием к друг другу, а также желанием действовать как сплоченные команды.
     Если мы обратимся, например, к делу Иванниковой, то мы увидим, что функцию привлечения к нему общественного внимания взяла на себя небольшая (5–10 человек) тусовка Русского общественного движения (к которому присоединились ДПНИ, представители ЛДПР и другие). Иначе говоря, по своим тактико-техническим характеристикам «команда РОДа» мало чем отличалась от молодежных политтусовок, разве что возраст входящих в нее людей был не молодежный. Структурно же отличий никаких — небольшая группа активистов с плакатами «работает на камеры» и привлекает к себе внимание. Наш вывод: наблюдатели напрасно не объединили феномен молодежной политики и русской правозащиты. По сути, мы имеем дело с одним и тем же явлением.
     Автор этих строк — человек, несомненно, политически ангажированный, склонный участвовать в политических мероприятиях гораздо чаще, чем средний обыватель. Потому на основании «включенного наблюдения» могу сказать, что в последнее время политически ангажированных «команд» становится все больше. Отчасти из-за прихода в политику прежде аполитичных тусовок, отчасти за счет формирования новых, ранее не существовавших.
     Собственно, молодежная политика с ее пляшущими в лучах софитов смешными человечками оказала гальванизирующее влияние на атомизированный социум. Какая-то (небольшая) часть молодежи поняла, что открылся лифт социальной мобильности — надо объединяться в тусовки, всячески «светиться» в СМИ и «будет счастье».
     В известном мне придонном секторе политических тусовок практически нет уже «одиноких волков». «Людей разобрали». Если «Вася Пупкин» не ходит в «Консервативное совещание», то он непременно ходит в «Билингву».
* * *
     Молодежная политика замерла, когда в прослойке политически активных граждан не осталось людей, не разобранных по тусовкам. Естественно, подобное структурирование политического актива потребовало переформатирования молодежной политики. Она исчезла, как только возникли «точки сборки».
     Под «точками сборки» мы понимаем оргструктуры, способные, опираясь на малочисленные «тусовки», проводить крупные мероприятия. Пример — небезызвестный «Правый марш», проведенный очень малочисленным «Евразийским союзом молодежи» (по сути, такая же «тусовка» из 10 человек, как и остальные) и ДПНИ. Пока оргресурс «точек сборки» очень слаб. Они не способны надолго объединять вокруг себя разрозненные команды и способны подвигнуть их на коллективные действия лишь при благоприятном стечении обстоятельств. Пока что «благоприятные обстоятельства» случаются только в правонационалистическом лагере.
     Однако совершенно очевидно, что ресурс «точек сборки» далеко не выработан, больше того, до конца не осознан. Основная проблема в взаимоотношениях между нарождающимися «точками сборки» и «тусовками» заключается в том, что пока неясна схема, в соответствии с которой можно поставить тусовки под контроль. С одной стороны, они — довольно подвижные клетки социального организма. Ставить их под прямой административный контроль какой-либо политической партии или идеологического направления вряд ли возможно: участники тусовок» — добровольцы, и они сразу же утратят интерес к «тусовкам», как только те приобретут черты бюрократических структур. Сетевые же принципы не работают. «Тусовки» не умеют консолидироваться вокруг «точек сборки» по свистку или на основании сообщений в СМИ. Получается странная ситуация: с одной стороны, висящая в «поднебесье» «точка сборки», почти не имеющая связи с «тусовками» и пытающаяся отдавать им приказы, а с другой — «тусовки», не понимающие, чего от них хотят, топчущиеся на месте и не воспринимающие приказы свыше.
* * *
     Таким образом, передел политического пространства между «тусовками» и возникновение «точек сборки» привели к концу молодежной политики, какой мы ее привыкли видеть. Но на смену ей не пришла новая модель российского околополитического социума. Возможно, как и российской армии, нашему околополи-тическому социуму не хватает сержантов, то есть посредников между «точками сборки» (офицерами) и «тусовками» (солдатами). В западной политической модели роль сержантов выполняют всякого рода грантодатели, которые структурируют политическое пространство с помощью точечных финансовых вливаний и создают, таким образом, среду коммуникации между «точками сборки» и «тусовками» (то есть в их реальности — мелкими организациями гражданского общества).
     Однако в российском случае денег у оппозиции нет и не предвидится. Власти же предпочитают жестко контролируемые иерархические структуры, вроде «Наших». Поэтому околополитический социум останется, скорее всего, в «агрегатном состоянии» до тех пор, пока его не выведет из этого состояния какой-либо кризис или появление силы, которая создаст «сержантов» и тем самым заполнит разрыв между «точками сборки» и «тусовками».

Последняя отставка

(П. Святенков)
     Ельцин умер, но плакать над ним некому. Нет и ликования, которым история отмечает смерть великих злодеев.
     Есть — легкое удивление: «Что он этим хотел сказать?» Именно так, озадаченно чеша затылок, люди размышляли над его знаменитыми «кадровыми рокировочками» десять лет назад. Автору этих строк, еще молодому, еще неопытному, казалось, что вершиной кадровых перестановок была отставка «первого президента России». Ельцин уволил сам себя, освободив место для Путина. Боже, как я был наивен! Как выяснилось, Ельцину предстояла и еще одна, последняя «рокировочка». Да, решение о ней он принял не сам. Иной, более высокопоставленный Начальник отозвал его. Но все же, все же… Его уход — это именно отставка, он опять всех надул, скрывшись от суда народа за черным плащом смерти. И люди, говоря о кончине Ельцина, на самом-то деле говорят о его отставке из числа живых.
* * *
     Кем он был для России? Ответ — учредителем. Любое государство несет на себе отпечаток личности основателя. Она отражается в устройстве государственных институтов, в целеполагании, в ценностях, верности которым клянутся преемники. И пока государство живо, жив и тот, кто создал его. Воля учредителя, воплощенная в институтах, продолжает направлять жизнь людей. Именно вокруг личности основателя государство сооружает официальный культ, поклоняясь в его рамках самому себе. В этом смысле Соединенные Штаты — это воплощенный в институтах Джордж Вашингтон (разумеется, с примкнувшими к нему отцами-основателями). Точно так же, как современная Франция — это обретший посмертное существование дух Пятой республики — Шарль де Голль.
     Над Россией же доднесь тяготеет Ельцин. Тяготеет — потому что в роли учредителя он выступил, а вот стабильную государственность создать не смог.
     Ельцин единолично был «учредительным собранием» нашей недоделанной «буржуазной революции». При создании Конституции он допустил лишь одну существенную ошибку — настолько заузил права народа и расширил полномочия президентства, что последнее превратилось в перманентно действующую «учредительную власть», вознесенную над традиционными законодательной, исполнительной и судебной. Это, в свою очередь, привело к тому, что Россия не обрела устойчивого правительства и сильных политических институтов. Ибо президентская власть постоянно занята «переучреждением России». А что постоянно «учреждается», иначе говоря, то уничтожается, то возникает вновь, не может обрести устойчивого существования. Отсюда и слабость российской государственности и неустойчивость позиций самого Ельцина как ее основателя. Пытаясь создать страну по своему образу и подобию, Ельцин в действительности создал лишь президентскую власть. Лишь она устойчива, да и то относительно самого государства.
     Перманентный процесс «переучреждения» отражает характер покойного президента. Он был демиургом, творил свое государство неумело, по-графомански упорно и беспрерывно отягощал его злом. Российская власть унаследовала черты своего создателя.
     В качестве учредителя государства Ельцин не имел преемника. Вернее сказать, его преемником стал не человек, а институт. Постоянно действующая «учредительная» президентская власть. И совсем неважно, кто является президентом. Система может функционировать и при минимальном участии главы государства, как во время первого срока Путина или второго срока Ельцина. Всерьез от этого ничего не меняется.
     Но парадоксальным образом созданная Ельциным «по образу и подобию своему» государственная система нуждалась в нем. Е[уждалась не как в менеджере, а как в некоем эталоне. Ельцин — это «оригинал» нашего нынешнего государства. Именно сверяясь с Ельциным, нестабильная «учредительная власть», постоянно переучреждающая государство и как следствие — саму себя, могла существовать.
     Теперь эталон утерян. Место, занятое доселе Ельциным, пусто и не свято. «Считая именно от Ельцина», определяли историю современной России ее правящие элиты. Именно Ельцин выступал в роли основателя, гаранта, хранителя традиций созданной им системы. Этого хранителя больше нет…
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"