Башни явились в полдень. Первым их увидал мальчишка Ирит, сын купца Уз-Кирима. Он -- как часто бывало, в одиночестве -- играл на задворках, у западной стены. Летнее солнце привычно грело спину, пока он натравливал друг на друга цветастых черекенов. Когда бой городских часов провозгласил полдень, тепло в один миг сменилось пробирающим до костей холодом. Цвета поблекли, черекены застыли на месте. Ирит обернулся, и взгляд его встретился с туманно-призрачной башней, словно выросшей меж небом и землёй. Она была близко: казалось, достаточно протянуть руку. Чуть поодаль виднелись другие, столь же жуткие в своих противоестественных колебаниях тёмные стволы. Они походили на толстые струны, дрожащие без звука.
Ирит прибежал домой и, не успев перевести дух, рассказал об увиденном матери и сестре. Конечно же, ни мать, ни сестра не поверили ему. Сестра так и вовсе ехидно рассмеялась и -- в который раз! -- обозвала его сноблудом. Он всё-таки вытащил их во двор и ткнул рукой туда, где над крышами виднелись высокие смутные силуэты, -- смотрите!
Они не увидели ничего.
Мать хотела отвести его в дом, но он вырвался и убежал.
Знакомые пути вели его к единственному взрослому, с которым он мог поделиться. Пробегая по улочкам и проулкам, он видел: никто не смотрит в сторону башен. Но надеялся, что хоть кто-то его поймёт.
Мой юный приятель постучал в дверь, когда я ремонтировал направленный светоч. Ничего серьёзного -- потускнело зеркало и выдохся старенький кусочек эрголита -- но работа требовала ловкости пальцев и усидчивости.
-- Входи же! -- сказал я, отрываясь от увеличительного стекла.
Пошумев у входа (он всегда снимал туфли и уличный плащ), Ирит вошёл в комнату. Было ясно: что-то произошло.
-- Ну, что там у тебя?
Мальчик, немного поколебавшись, рассказал мне всё. Я не перебивал его. Замолкнув, он выжидающе уставился на меня.
-- Ты знаешь, что я привык доверять тебе, Ирит. Но ты также знаешь, что я привык вникать в суть вещей, изучая их самостоятельно. Пойдём, посмотрим на эти башни.
Он просиял и бросился к выходу. Вздохнув, я накрыл невесомой тканью рабочий стол и последовал за мальчишкой.
Да, они были там. Я видел их собственными глазами. Глазами, которым часто открывалось незримое. А может быть, тому причиной был особый настрой моего сердца и разума -- тогда я этого не знал. Но я знал иное. Это вспомнилось сразу, без затруднения, пробудившись от внешнего толчка. Старая книга из семейной библиотеки. Пропитанный древней пылью и странными запахами переплёт, хрупкие полуистлевшие страницы... "Накопление противуположных сил и разряды промеж планами земным и небесным". Речь в книге шла вовсе не о грозах и молниях, но о явлениях глубинного порядка. Явлениях всеобъемлющих и страшных, как катящийся к берегу кровавый вал Океана. Словно холодная рука сжала моё сердце. Ирит заметил, как изменилось моё лицо.
-- Что такое, Ий-Хор? -- Я приучил его называть меня просто по имени. -- Это... что-то страшное?
-- Ты боишься грозы, Ирит?
-- Боюсь, -- честно признался мальчик и тут же поспешил объяснить свой страх. -- Ведь молния может убить, от сильных дождей бывают наводнения...
-- Это верно, Ирит. У нас есть причины бояться природных явлений. Иногда они убивают кого-то из нас, иногда -- многих. Тех, у кого не хватило средств или здравого рассудка, чтобы обезопасить себя. То, что мы видим сейчас -- первые слабые зарницы. Гроза приближается. Как ты понимаешь, непростая гроза. Мы должны успеть защититься, как когда-то это удалось нашим предкам.
-- Что ты будешь делать? Никто не верит мне и тебе не поверят. Они же не видят!
-- Есть понимающие люди, Ирит. На наше счастье, такие люди есть в Верхнем Доме. Я отправлюсь к Ар-Ремину, советнику сарима. Ты, верно, помнишь: я рассказывал тебе о нём.
-- Да! -- Мальчик просиял. -- Он большой мудрец, и сам сарим слушает его! Но... ведь до столицы много дней пути. Ты полетишь на аэронефе?
-- Видимо, придётся запустить эту колымагу. -- Я ободряюще улыбнулся, хотя в сердце не было покоя. -- Наскрести бы побольше свежего эрголита...
Я берёг эту отражающую сферу на трудный день. Похоже, что он настал. Сфера раскрылась, как яйцо, и драгоценные кристаллы посыпались в приёмную воронку движителя аэронефа. Отмерив, сколько нужно, я закрыл воронку и всыпал оставшиеся крупицы в гильзы, превратив их в боевые заряды. Теперь -- проверить исправность аэронефа и оружия.
Ирит помогал мне, как мог, в нужные моменты подавая или придерживая инструменты. Он хотел лететь со мной, но я не позволил ему, сказав, что старая машина не довезёт двоих.
Это было почти правдой.
Когда всё было готово, я уложил оставшиеся вещи, препоясался коротким мечом и сунул за пазуху один из двух лучевиков. Надел старинное эрголитовое ожерелье. Я не надеялся, что мне удастся воспользоваться магией, но так было спокойнее.
Попрощавшись с Иритом, я влез в тесную кабину и взялся за отполированные рычаги. Движитель проснулся спокойно и уверенно набирал мощь.
Помолившись богам всех пределов, я потянул рукоять.
Мой путь пролегал по правую руку от гор, над берегом Океана.
Мне повезло: я поймал попутный ветер. Скорость немедля возросла, и появилась надежда на то, что удастся добраться до Ар-Ретании дотемна.
В сотнях локтей внизу о кровавые скалы разбивались жуткие волны Океана. Я слышал его приглушённый голос. Казалось, он шептал проклятия на древнем, как сам мир, языке.
Мало находилось смельчаков, отваживавшихся сразиться с Океаном. И лишь совсем немногим из них удавалось вернуться, притом не утратив рассудка. Теперь я мог дразнить колоссальное чудовище, находясь вне досягаемости для его высочайших гребней. Но живущий в самой крови страх не уходил.
И страх лишь набирал силу, когда я видел -- прямо сквозь стекло или в зеркалах -- протянувшиеся между небом и землёй жгуты туманного мрака.
Их становилось больше. Они становились... ярче.
Наконец, один из них обрёл вещественность прямо передо мною.
Выкрикнув проклятие, я резко повёл аэронеф в сторону. Меня вжало в боковину сиденья. Я шептал имена всех известных мне богов, не успевая даже озвучить просьбы. Скрипя и стуча старыми внутренностями, летун следовал движениям вцепившихся в рычаги рук. Ветер из союзника стал врагом. Но я успевал... успевал обогнуть проклятую башню.
До тех пор, пока она сама не двинулась мне навстречу.
Дёрнувшись и закувыркавшись, как сбитый камнем кирикен, аэронеф понёсся вниз -- в ждущие объятия кровавого бога.
Боль. Боль в каждом члене, в каждом сочленении. Боль в голове и в сердце. Словно кто-то вынул все чувства и влил в пустую оболочку обжигающую боль.
Я знал, что после смерти попаду в шестерни чудовищного механизма. Острые, как зубы, шестерни.
И эта пытка будет длиться вечно.
Вечно...
Я понял, что могу открыть глаза. Но было страшно.
Потом стало ясно, что я не подвешен в пространстве среди деталей страшной машины. Подо мною что-то было. Что-то жёсткое.
Глаза открылись. Надо мною было -- небо. Обычное небо.
И шум -- это был шум океанского прибоя.
Я лежал на камнях и не мог шевельнуться.
Хотел закричать -- издал лишь слабый хрип.
И тогда надо мною склонился бог.
Его лик был знаком и прекрасен. Это наш бог, имя его -- Кер.
Он коснулся моего измученного тела. Он коснулся моей страдающей души.
Стало спокойно и тепло.
Я очнулся, когда отгорал закат.
Встав с мягкой лежанки, огляделся.
Надо мною нависал округлый бок божественного этеронефа.
Бог спустился с небес -- ко мне.
"Мы рады, что разум твой снова ясен", -- голос зазвучал не в воздухе -- внутри меня. -- "Не думай лишнего: Кер здесь не для твоего спасения. Это интересно-забавно: ты прилетел сюда, но ничего не знал. Игра возможностей. Ты не сможешь узнать-понять. Но теперь ты фигура на игровой доске. Мы не вмешиваемся, мы играем в игру. Не рождай обиды, маленький-смертный. Игра эта много серьёзнее твоей жизни".
Голос умолк.
-- Мне нужно попасть в столицу! -- крикнул я. -- Нужно предупредить!
"Нет нужды. Они знают. Твои ходы иные. Тише, успокой ум и сердце. Называй вещи, как хочешь, -- суть одна. Твоя способность делает тебя сильной фигурой. Тобою мы пробьём защиту тайны другого-игрока".
-- Какая способность? -- тихо спросил я.
"Видеть незримое, познавать непознанное. Защита тайны крепка. Мы можем сломать её -- но это варварство вне правил. Имя нынешнего этапа игры -- "Эрголит". Мы теряем фигуры, но имеем тебя. Соперник собрал огромную силу и обрёл знание о сгущении разноименных сил на мировых планах. Его главная фигура -- не человек, но чудовищный разряд. В правилах для людей-фигур это именуется "Воздаянием накопленного наказания". Наверняка этот философско-теологический термин тебе знаком".
Да, я знал, что это такое. Что я должен был чувствовать в тот миг? Все чувства исчезли, словно выжженные страшным холодом.
-- Что я должен делать?
"Вскрой суть эрголита. Это не будет слишком трудно: ты уже на нужном поле. Сделай следующий ход. Побей стоящие на пути фигуры. Дойди до конца. Примени силу. У тебя есть один день".
-- Но что помешает ему запустить разряд после того, как загадка будет разгадана?
"Правила запрещают заканчивать ход после завершения этапа".
-- И он подчинится правилам?
Нет ответа.
-- Ответьте!
Тишина.
По поверхности этеронефа пробежала рябь. Меня оттолкнула невидимая мягкая рука, божественный корабль приподнялся над скалами цвета запёкшейся крови -- и единым прыжком скрылся за низкими облаками.
Пустота.
Ничего нового, ничего. Давнишние еретические мысли были верны. Резные камушки на игровой доске -- вот что мы такое. Камушки, прыгающие под грозовым бичом.
Изловив пару вялых панцирников, я раздавил их челюстями и высосал склизкое мясо. Сумку с сухим запасом я нашёл на берегу. Она была цела -- и пригодится позже. Как и оружие.
Цель моего пути была видна очень ясно: тёмная расщелина в скалах. Да, мне нужно туда. Несколько тысяч шагов по камням, и я дойду.
Они ждали меня, укрывшись за обломками скал у дороги.
Двое. Грязные оборванцы в старых чешуйчатых кирасах. В руках -- клинки времён последней войны. Они не стали нападать сразу, просто появились передо мною с кривыми ухмылками на тёмных лицах.
-- Гони свой ножик и деньги, красавчик. Не дергайся и умрёшь без мучений, -- один из парочки, чуть лучше одетый, грубо хохотнул.
Рука потянулась к мечу. Пришло время вспомнить всё, чему научили почти позабытые годы воинской службы.
-- Но-но! -- прикрикнул грабитель.
Поздно.
Рукоять меча привычно легла в правую ладонь.
Левая выхватила метательный нож. Взмах -- и из горла противника вырывается фонтанчик крови и сдавленный хрип.
Украшенное узором сгинувшего Дома лезвие потянулось к моей груди. Слишком медленно.
Я выбил клинок из бандитской руки. Разбойник отпрыгнул, попятился. Я перехватил его взгляд прежде, чем услышал звон тетивы.
Их было трое.
Я выхватил из-за пазухи лучевик, одновременно уходя с линии выстрела. Стрела вонзилась в землю у ног обезоруженного. Палец дважды дёрнул крючок, и сумерки прорезал горячий луч. Короткий вскрик -- и со скалы упал ком тряпья, в котором трудно было признать человека.
Утробно, по-животному, завыв, оставшийся в живых побежал по дороге.
Я не мог его отпустить. Но и выстрелить в спину -- не мог.
Сжав пальцами эрголитовое ожерелье, я послал один из нескольких знакомых мне мыслемагических ударов. "Забудь!". Кристаллы нагрелись, извещая об успешности применения силы.
Беглец прекратил свой бег. Поозиравшись по сторонам и почесав голову, он сошёл с дороги и направился в сторону скал.
Быть может, наутро он обнаружит тела.
"Гиборим" сделал "тройную вилку" и смёл с доски трёх "ополченцев". Великолепный ход. Жаль, давно прошли те времена, когда я любил такие игры.
Я зажёг направленный светоч и продолжил паломничество в сгущающейся тьме.
В ущелье было сыро и затхло. Пятна лишайника тускло светились во мраке.
Мой светоч слабел. Питавший его кусочек эрголита был слишком стар.
Но я знал -- неизвестно, откуда, -- что цель моя близка.
Скоро "гиборим" станет "саримом" -- или слетит с поля игры. Если, конечно, эти события исключают друг друга.
Металл среди камня. Тусклый блеск и странный узор. Ворота? Стена с незаметной дверью? Ни единого шва, сплошная холодная поверхность.
Пришло время применить дар, благодаря которому я стал достойным членом сословия Ий.
Символы собираются в последовательности. Разрозненные линии становятся осмысленным узором. Простые знаки движения, силы, направления. Другие знаки -- понятные из своего окружения. Тайный механизм словно становился прозрачным, открывая своё нутро.
Тихий скрежет. Бьющий из щели свет -- как кровь из глубокого разреза. Стена отворяется.
Узревший дверь да войдёт.
-- Ты первый из многих поколений. Так странно. Простой маленький-смертный, как говорят ваши боги.
Со мною говорит не человек. Светящийся куб в пустой комнате с гладкими стенами.
-- Итак, ты пришёл за сутью эрголита. Я дам тебе знание, хоть ты и не сможешь осмыслить его. Пусть боги потешатся.
-- Ты говоришь так, будто ты выше богов.
-- Я представляю здесь тех, кто выше богов. Создателей Игры и игроков.
-- Разве не боги играют в эту игру? Разве не они создают её правила?
-- Отнюдь нет, друг Ий-Хор. Позволь мне называть тебя другом. Тут так одиноко... -- приглушённый звук, похожий на смешок. -- Боги помогают игрокам управляться с игровым полем. Игроку некогда контролировать каждого ополченца на доске. Боги не могут задавать правила -- они сами им подчиняются. У тебя была возможность это понять. И, наконец, ваши боги знать не ведают о том, как Игра устроена изнутри. Не они создали её, не они и вносят изменения.
-- Так что это за игра?
-- Довольно простая игра. Есть сверхценный ресурс, доступность его ограничена. Есть союзники и противники, но все они -- конкуренты. Ресурс годится для многих нужд. Есть фигуры, наделённые разными способностями. Есть кости, вносящие в игру волю случая. Немного сложно сбалансированной механики. Обмен ударами, тайнами, подарками. Немного игр со временем. И игроки: разумные-живые и лжеразумные-неживые.
-- И давно это началось?
-- О! Этого и мне не вспомнить. Но, собственно, теперь ты кое-что знаешь. Как жить с этим дальше -- решать тебе.
-- Мне ли?
-- Да. Даже боги не управляют каждым движением каждой фигурки. Свобода воли, как она сладка! Иди же.
Ослепительный луч бьёт в центр грани куба. Тот вспыхивает чуть ярче.
-- Бесполезно, друг Ий-Хор. Мне следовало подумать об этом... Иногда даже жаль, что я не человек. Прекрати! Что ты будешь делать, когда кончится заряд?
Лучевик падает на гладкий, словно отполированный пол.
-- Я бы с радостью оставил тебя здесь, друг Ий-Хор, но ты не сможешь здесь жить. Тебе пора идти. -- В холодном голосе зазвучали нотки печали. Или показалось?
Шаг. Ещё и ещё. Тёмный проём, оттуда тянет холодом.
Что это за шум? Механизмы в пустоте? Движение мириад камней по непостижимо огромной доске?
Нет, это просто кровь шумит в ушах.
-- Эй, тебе дурно? Не споткнись!
Нет, мне не плохо. Мне не хорошо. Как может быть дурно или хорошо грубо вырезанной каменной фигурке?
Башни побиты, но игра продолжается. Фигуры движутся по клеткам.
Двигаюсь и я. Иду всё медленнее, наконец, останавливаюсь.
Нет, говорю я себе, я не просто камушек в руках неведомой силы.
Я могу сойти с поля. Я могу выйти из игры.
Слова срываются с губ, бьются о стены в поисках выхода.
-- Да, друг Ий-Хор, -- раздаётся за спиной. -- Ты можешь.