Глава 44
Иосиф представляет отца и братьев фараону; Иосиф продаёт 
хлеб египтянам за деньги, за скот и за землю;
Старость Израиля.

И вот пришёл Иосиф к фараону
с докладом во дворец:
"Как повелел мой господин, законно,
в Гесем сегодня прибыл мой отец.
С ним братья, жёны, внуки - род немалый.
Но все богатства, серебро и скот,
что в Ханаане нажил мой народ,
у них с собой, чтоб людям не казалось,
что в голод - лишний рот"!

И фараону он представил братьев.
Взял только пятерых.
"Какое ваше будет тут занятье? -
промолвил царь, разглядывая их.
"Мы пастухи овец, как наши деды.
Рабы твои - все пастухи овец.
Был пастухом и старый наш отец.
И мы пришли пожить на землю эту.
У нас всему конец. -

Так фараону братья отвечали, -
Там корма нет совсем:
земля лежит в бесплодье и печали.
Итак, позволь нам перейти в Гесем".
И фараон Иосифу ответил:
"Отец и братья все к тебе пришли,
ты их на лучшем месте посели
земли Гесем, что ты для них приметил,
чтоб жить они могли.

А тем из них, кто лучше знает дело,
доверь мои стада.
Своих овец им поручаю смело:
не подведут такие никогда"!
Потом Иаков, в возрасте преклонном,
предстал перед Египетским царём,
и жизнь теперь опять играла в нём.
Достойно он ответил фараону,
когда спросил о том,

который год живёт старик на свете,
и дал такой ответ:
"Дней странствования немноголетних
и несчастливых лишь сто тридцать лет.
И много не достигли эти годы
до трудных, долгих лет отцов моих
в дни бесконечных странствований  их.
Хотя и долголетней я породы -
Мне далеко до них".

Иаков с тем ушёл от фараона,
благословив его.
Но патриарх не падал ниц у трона,
не забывая Бога своего.
И поселил Иосиф род отцовский,
как сказано, в одном из лучших мест
Гесема, под названьем Раамзес.
И хлебом дом отца снабжал по-свойски.
А  в мире хлеб исчез.

Изнурены от голода все земли -
Египет, Ханаан...
Теперь Иосиф больше не приемлет
мольбы купцов из приграничных стран.
Всё серебро, что было в землях этих,
собрал за хлеб он в царскую казну,
но, чтобы пережить ещё весну
и, чтоб детей своих спаси от смерти
у голода в плену,

Египтяне Иосифу сказали:
"Без хлеба мы умрём,
а серебро за хлеб уже отдали.
И как теперь мы дальше проживём"?
Тогда сказал Иосиф: "Хлеб вам будет.
Но вы за этот хлеб дадите скот
и будете вы сыты целый год".
И скот за хлеб к нему погнали люди.
Но год к концу идёт...

И голод снова захватил селенья.
К Иосифу опять
со всех концов Египта населенье
идёт в надежде новый хлеб достать. 
И так ему сказали Египтяне:
"О, господин! Ты знаешь наш удел -
дома пусты, и кроме наших тел
и той земли, что нас кормила ране,
всё лютый голод съел.

Зачем же гибнуть нам и землям нашим?
За хлеб ты всё купи.
Дай хлеб, чтоб жить и семена для пашен,
рабами фараона назови"!
И выкупил Иосиф фараону
у Египтян их нивы и поля.
И вскоре вся огромная земля
Египта стала собственностью трона.
А голода петля

в последний год ослабла, отпустила.
Иосиф в этот год
сказал народу: "Вас теперь купил я
для фараона - земли и народ.
Вот семена. Вы землю засевайте.
Настанет жатва хлеба и тогда
часть пятую свозите в города
и фараону в житницы ссыпайте.
Отныне - навсегда.

Четыре части  будут для посева
и пропитаньем вам.
Зерно своё для будущего сева
теперь вы сохраняйте по домам".
Египтяне его благодарили:
"Ты спас нам жизнь, наш мудрый господин!
И милость обрести теперь хотим
В твоих очах"! - такое говорили
при встречах с ним.

Пошли года подъёма и расцвета.
Поправилась земля,
и снова плодоносным стало лето,
и тучный скот пасётся на полях.
И жил Иаков на земле Гесемской,
не зная горя, голода и бед.
И вот, в сто сорок семь прожитых лет
пришла ему пора тропой вселенской
покинуть этот свет.

Иосифа призвал к себе Израиль
и горестно сказал:
"Прошу, чтоб ты в Египте не оставил
меня, когда умру, - и прошептал, - 
Я лечь хочу в отцовскую гробницу.
И, если ты ко мне благоволишь,
там схоронить меня ты поклянись.
И на тебя смогу я положиться.
Свою я прожил жизнь".


"Клянусь, отец. Всё будет так, как хочешь! -
Иосиф со слезами отвечал, -
Но ты ещё пожить на свете сможешь -
Господь тебе покой на старость дал".
Но отрешившись от всего земного,
не слышал старец сына своего
и перед взором внутренним его
сияли тайной образы иного.
Тревожили его.