Михеев Егор Николаевич : другие произведения.

Пьяна. Преодоление

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Пьяна
  преодоление
  
  
   Он рассмеялся зловеще и радостно, и смех его был похож на воющий свист.
   Дрогнуло даже грубое пространство нисходящей изнанки. Лютый скрежещущий звук по всему окоёму рванул не только плотные мириады частиц
  
  материи, но и многочисленные поля - от заряженных до сил тяжести. И многие материальные связи рушились, пронзённые всепроникающей дробящей его мощью. Ветхие, отжившие осколки полей осыпАлись подобно песку после бури, подобно дождю, направленному сразу во все стороны. А те, что выдержали, вдруг обрели какой-то привкус металла. И им предстояло принять на себя тяжесть настоящего испытания.
   Да, давно уже эти миры не слышали, как он смеётся!
   Услышьте!
   Вся Дугра1, вся эта основа, словно вдруг покачнулась и как-то нелепо боязливо сморщилась.
   Его смех звучал здесь тогда, когда он выходил на свою первую битву с грозным Тарак-Асуром2, отобравшим у Перуна сразу три мира3. Да, звучал заранее! Но над побеждёнными он не смеялся никогда.
   Стрибог вскинул руки, и два широких тёмных луча подобные теням от гигантских крыльев накрыли половину этого безжизненного мира.
   Густой прозрачный ветер обратных слоёв ударил ему в лицо. И длинные волосы его, и развевающиеся ремни одежд разлетелись от доспехов на расстояния столь далёкие, что хватило всем. Сонмы яростных встревоженных крылатых существ с шипением и рёвом всколыхнулись на них живым ковром, готовые к стремительному и сокрушающему броску.
   А шрастр аль-Фок4 полыхнул им навстречу странным зеленовато-лиловым свечением, подобно угасающему изумруду.
   И ещё он надвигался. Пока медленно, но неотвратимо, как пожар в безветрии. Подминая расстояния и выстреливая мягкими столпами приглушённого света, над которым разрасталась бездонная безжизненная тьма.
   Неизъяснимо мощный, хотя и подспудно негромкий звук лопнул наверху, подобный то ли разрыву, то ли удару сердца.
   Плотное кольцо сгустившегося пространства рванулось в стороны. Слегка затемнённое, замедляющее свет и дрожащее подобно раскалённому земному воздуху.
   И роящиеся армады неприятельских ратей вдруг просели под ним. Боевой клич Стрибога словно давил их своим нажимом. И казалось, что сдавлено всё тело, выворачиваются органы восприятия и обрываются сразу все внутренности... Так казалось. Хотя боли почти что не было, но сознание подминалось, подавлялось, обволакиваясь тошнотворным ощущением страха.
   Окоём вскинулся.
   Нарастающий шум был похож на непрерывный рёв прибоя, взлетающий к царапающему стекло визгу. Ядрёный запах снега и серы забил ноздри. Странный, дующий как бы ниоткуда и сразу со всех сторон ветер сбивал крылья и мириадами швырял их обладателей на земную поверхность.
   И разверзшийся простор аль-Фоха опустел в считанные временные доли. Дыхания Эфрора не ощущал уже никто. Его брошенные в пекло воины даже не успели понять происходящего и попытаться сделать хоть что-то, а уже все они широким рваным покрывалом копошились внизу, давя и подминая друг друга на всём пространстве, на который хватало их цепкого и жёсткого неземного взора.
   И тут жуткий, нечеловеческий смех повторился изнуряющим душу воем. Всё небо Дугры полыхнуло малиновым и серым.
   Север вскипел свежестью.
   И битва началась.
   Они появлялись ниоткуда, словно из невидимой плоской стены.
   Мириады крылатых спутников Бога севера на мгновение выпукло и внятно проявлялись на мозаично изменчивом небосводе и тут же исчезли, словно втянутые обратно. А сгустки тёмной энергии кипящим дождём вспенили мутный океан маляков5 аль-Фоха, вышедших на битву.
   И многие из них мгновенно растворились в лилово-зелёной мгле этой иссушённой равнины. Лёгкие тела их под давлением ворвавшейся в них иной чуждой тяжести в корчах растворялись прямо на глазах ошарашенных соратников. Проваливались неизвестно куда! То ли в Дождь Вечной Тоски6, то ли ещё куда похуже...
   Многоголосый вой страдальческого предвечного ужаса качнул небосвод. Слился в протяжный вибрирующий гул, подрагивающий и жалкий.
   Было ли место, чтобы скрыться отсюда?
   Маут7 не знал.
  
  
  
   год 1379
  
   Вал избиения нарастал.
   Даже снизу, от воды Бегич8 чётко видел, как вскидывается в людском море железная волна его. Приближается с трёх сторон. Перемалывает не только давно сбившийся строй полков, перемалывает самые кости его войска.
   Будто бы и неплохо всё начиналось сегодня. И наступление их оказалось, насколько возможно, неожиданным. И переправа прошла успешно. И шли вдоль Мечи9, чтобы обеспечить себе хотя бы один фланг. И тумены10 даже взяли разбег.
   Но уже вскоре как-то вдруг не задалось. Словно устарел, вылился воздух, и какая-то звезда над их головами - погасла.
   И с первой же сбоящей минуты он понял, что всё кончено по каким-то неуловимым мелочам, к которым незаметно привык его глаз воина за многолетние бои и походы. Счёт им давно уже потерян.
   Будто и не сбавляли натиска, но как-то едва различимо и чуть чаще стали вскидываться шеи передних лошадей. Непередаваемо приподнялись и изменили наклон высокие вертикальные бунчуки и знамёна. И как-то слишком быстро, суетливо замелькали бравшиеся наизготовку копья. И сквозь раскатистый боевой клич-уранг вдруг всё явственнее стал пробиваться гудящий конский топот...
   Смерть?
  Нет, не её он испугался.
   Просто вдруг проняло. Вот именно сейчас почувствовал, что большое дело их отцов и дедов - рушится. И противопоставить этому они не в силах
  
  ничего. Это было намного горше собственной смерти.
   Московские полки ударили одновременно с трёх сторон и сверху. Хотя разница в высоте и скорости была небольшой, но действовали они
  
  поразительно слаженно. И появились как-то вдруг, словно из ниоткуда. Словно монолитная посеребрённая подкова стиснула нарядную и разноцветную орду
  
  роскошно разодетых отборных татарских латников.
   Дав лишь один залп из самострелов и луков, русские бросили коней в короткий намёт. В копья.
   И началось...
   Первое же столкновение оказалось столь мощным, что Бегич видел, как сразу и там, и там, и тут с хрипом вскидывались на дыбы кони и грузно
  
  заваливались на бок, на спину, увлекаемые корчащимися на копьях всадниками. Его людьми.
   А русский строй бил своими полками, словно стальными щупальцами. Глубокие проникающие удары атакующих сотен, если встречали сопротивление,
  
  тут же смыкались в вязкой обороне. Разворачивались вбок, смыкаясь за спинами его нукеров. А столь же сокрушительный удар превосходящими силами
  
  наносили или соседние полки московитов, или наступающие чуть поодаль.
   Аллах свидетель, Бегич-хан залюбовался бы столь слаженным натиском. Если бы... Если бы речь не шла об их собственной гибели!
   Вон и высокий синий стяг Коверги11 накренился и рухнул. Будто потонул в лавине людского и конского круговорота.
   Можно ли что-то сделать?!
   Трубить общее отступление?
   Большую их часть побьют стрелами на переправе через Вожу12. Река здесь уже не маленькая. Мелкий ивняк чередуется с раскидистыми вётлами, и
  
  броды узки. Берег топкий, да ещё и раскис под их переправой. С налёту не проскочишь.
   Погубил людей, погуби-и-и-л!
   Нет! Есть ещё выход! Он сам дважды уже выходил так из кривых когтей смерти - на Гнилом Море под Чонгаром и в бесчисленных ериках под Ас-
  
  Тарханью.
   Надо собрать кулак помощней. Своих железных батыров, запасной полк, алпаутов... Та-ак, кого ещё? Ударить прямо на великокняжеское знамя!
  
  Сбить наступательный порыв, дать время туменам уйти и удерживать переправу!
   Да, так!! Мурза Бегич выпрямился, и вскочил в седло во весь рост. Узкая безгардовая13 шамшир-сабля будто сама влетела ему в руку. Обернулся,
  
  - и воины его тумена увидали, как на потемневшем от решимости лице его блеснули белым глаза и оскаленные зубы, - аж холод по коже.
   - Ядгар14! - выкрикнул, будто рявкнул, - за мной! Мы наступаем!
   Тысячник канглов-алпаутов15 резко склонил вбок гнедого текинца16, отдавая своим отрядам какие-то короткие распоряжения.
   - Сирази! Сигнал к атаке!
   И бледнеющий начальник личной охраны, уже подводящий заводного коня, дабы покинуть поле боя, - суетливо задёргал запястьем.
   Огромный и косматый верблюд-бактриан17 трубно всхрапнул, когда в огромные барабаны на его боках утробно громыхнул погонщик.
   Копья к бою! Взметнулась стяжки. Загудели земля и воздух.
   Протяжные "а-л-л-а" и "ур-р-анг" слились в единое "р-р-рааа".
   Заполошно и скрипуче рванули слух карнаи18, и конский топот начал нарастать.
   Тёмно-бордовое великокняжеское знамя колыхалось занавесом где-то совсем недалеко от переднего края. Мурза был уверен, что ему удастся пусть
  
  не переломить ход схватки, но спасти большую часть попавшей в ловушку орды. Батыры рассыпались неровными сотнями в стороны, повинуясь сотни раз
  
  отработанному сигналу.
   Линия схватки дохнула на него горячим смрадом пота и крови, отчаянием и ужасом. Русские копейщики споро, рывками продвигались вперёд, и
  
  работали копьями так ловко, словно били не людей, а рыбу в сетях.
   - Ха! -
   Бегич бросил коня ввысь длинным кошачьим прыжком. Через падающих, через чьи-то изуродованные трупы. Почти сидя на голенях, прижался
  
  грудью к гриве и резко, прогнувшись спиной - выпрямился.
   Обе руки - с саблей и круглым щитом - легко выбросил вверх. Но копейного ратовища над ним и не оказалось.
   Прозевал, московит.
   Повезло!
   Получилось!!
   И мурза, полоснув поперёк чьё-то стремительно мелькнувшее туловище, рванулся вперёд. И услышал, как позади, руша и комкая строй,
  
  проламываются за ним верные испытанные сотни.
   - Ур-р-а-нннн-гх!! - неожиданно для себя выдохнул он в грозное близко не исламский призыв, а древний клич живого рода.
   И откуда перед ним вырос широкоплечий всадник в гранёном шлеме, он не понял тоже. Мелькнувший прямой клинок скрежещуще звякнул отбитый
  
  умбоном. Текинец хрипло завизжал, встряхивая шеей и разбрызгивая срезанным ухом тёплые рубиновые капли.
   И сабля без гарды тоже вдруг брызнула алым и скользким. Брызнула, будто дырявый бурдюк19. От острия на долы, на темляк, на наруч.
   - Княжич Монастырёв20 убит, братцы! - проскочило сквозь конский топот.
   "Коназч?! Якши!"
   Враз Бегич, перенеся тело на левое стремя, остриём от плеча да под углом взмахнул, дотягиваясь, но...
   Не понимал он.
   Почему вдруг не может двинуться? И тело, такое ловкое, уже должно замереть на стремени, а оно всё тянется вперёд, к земле. И кроме этой
  
  земли он уже ничего не видит...
   И почему же нет боли? Если он убит, почему нет боли?!
   И вспыхнувший белый свет. Свет, чуть подёрнутый чёрными, алыми штрихами и точками...
   - Готов, находник! - уже не слышал Бегич-хан, как кто-то с седла да на ходу подхватил от земли его ссечённую голову.
   - Молодцом, Яня21! Так их!
   И русские полки встречным боем вновь смяли кипчакские и алпаутские тысячи, взломали и опрокинули. И будто клещами всё новые и новые отряды
  
  охватывали ордынские тысячи от Мечи и по берегу Вожи, отрезая все пути к отступлению. К спасению пути.
   Да и подать хоть какого-то сигнала там уже было некому.
   Вода закипела от падающих и барахтающихся бегущих. Затрепетала от множества мелких кровавых схваток, не дававших обезумевшим ордынцам почти
  
  никакой возможности уцелеть.
   Лишь ближайшие к растоптанным бродам сотни жарко ринулись на тот берег, пока железные клещи московских ратей не сомкнулись за их спинами.
   Пока не сомкнулись!
   Пока...
   Сомкнулись.
   И вечер только ещё начинался.
  
  
  
   - Что это?? Почему это здесь??!
   Маут взметнулся ввысь, и холодная злость приходила на смену первоначальному непониманию и изумлению.
   - Этого здесь не должно быть! И не было!!
   Взмахнул скрипящими полупрозрачными крыльями тёмной материи22, похожими то ли на широкие рукава, то ли на полы плаща. Здесь, в изнаночной
  
  плотности они были видны. Коснулся ладонями лба и широко раскинул их в стороны, будто с усилием стряхивая что-то.
   - А-а-а-и-ии-и-иах!
   И будто мутная сероватая пелена с завихряющимися потоками мрака на несколько мгновений проявилась между равниной и воздухом в обоих временах
  
  этого мира. Первичная защита была построена.
   И Маут вздрогнул от неожиданности, да так, что это не утаилось от войск его. От всех, остававшихся внизу. Уловил пульс силы того, кто стоял
  
  перед ними. И... и ничего хорошего для себя из этих сведений не вынес.
   - Истири-Бхог... - проскрежетал он вслух едва произносимое северное имя. И непривычно пересохло во рту, и запеклись губы.
   Маут наклонил по-бычьи голову и зажмурился. Мощнейшая мыслеявь связала сразу несколько слоёв, и защитно-ударная линза всколыхнулась взамен
  
  прежней. Со стороны это выглядело как несколько гигантских серо-лиловых колец, стремительно расходящихся по окоёму. Колец, подобных кругам на
  
  поверхности тяжёлой жидкости, исходящих сразу от многих источников. Впрочем, продолжалось это недолго: межслойные переходы почти сразу же становятся
  
  невосприимчивыми к преломлению света.
   И стрыги и стригоны - свита его противника - сразу завязли. Многие были отброшены, иные трепыхались, полоща крыльями прямо посреди
  
  небосвода. А те, что всё же прорвались, не могли ускользнуть обратно и теперь, перестроившись, отбивались от стремительно атаковавших алязабов23,
  
  джундаллов24 и мангусов25.
   Кривые безудержные сполохи замелькали под самым зенитом.
   Мучительная гибель их в мирах шрастров и захват в преисподнюю были предопределены. Но Маут решил не ждать и захлопнуть ловушку.
   Струи тёмной материи уже были протянуты им подобно когтистым ладоням, готовым очертить смертоносную сферу, когда явился - Он.
   Истири-Бхог.
   Не принимающий больших размеров. Спокойный и казавшийся почти благодушным. Лишь в зеницах его и в морщинках у глаз таилась неподдельно
  
  равнодушная усмешка. Настолько иссушающая, звеняще опустошительная, что даже у него, Маута, болезненно тошнотворный спазм подкрался под самое горло.
   И всё же он ударил первым!
   Во всяком случае, ему так показалось...
   Неуловимый даже взором ангела дождь пронзил всё всю материю этого изнаночного антимира. И даже невесомые тела духов могли рассыпаться вовсе.
  
  А самые плотные, телесные - распадались, проваливались в горячие пещеры предпреисподней. Кроме тех, конечно, что ранее взял он, Маут, под защиту.
   А камни и песок дробились мириадами крошечных взрывов, точно поверхность реки в проливной дождь. И не было более мелкой пыли во всём Инрове,
  
  да что там - во всём сплетении Шат!
   Леденяще жуткий, пронизывающий и подрагивающий туман залил шрастры металлическим безжизненным светом. И стрыги, попавшие в ловушку,
  
  корчились в непередаваемых муках, не в силах даже кричать.
   А что же он? Истири-Бхог?
   Его... не было.
   Хотя Маут и чувствовал его присутствие.
   Более высокий мир Олирна будто качнулся волной, вобрав и северного духа, и добрых две трети его стремительного войска.
   Но как он успел?? Как они это делают, во имя Ал...
   Удерживать защиту Маут больше не мог, и в изумлении не заметил, как истаяли его силы, и оба временных потока стали необратимыми.
   Израненные, измочаленные стрыги в истаявших силовых полях проваливались вниз, едва поводя крылами. Но появляющиеся изниоткуда всё новые
  
  стрибожьи рати тут же подхватывали их и растворялись в Олирне.
   Малякаты и джундаллы горячей беспорядочной армадой ринулись вверх, сотнями сбиваемые на взлёте. Но численное превосходство и память о былых
  
  одержанных победах были на их стороне. И придавали силы!
   И... отлетали, отламывались они от самих себя, словно от зеркала. Уравновешенная и уверенная в себе сила подсекла всю их взметнувшуюся
  
  ярость, а те, кто всё же прорвался чуть дальше, просто пропадали. И, судя по удушливому запаху гнили и серы, явно не в Олирну. А куда - оставалось
  
  только догадываться.
   А Бог Битвы появился за ними, за их затылками. Невероятно, но всё такой же невысокий и столь же неподвижный, он оказался... со стороны их
  
  защитника аль-Фоха! Но как...
   И власы его седые развевались, как боевое хвостатое знамя.
   И Маут вновь ударил первым!
   Прямо в эти насмешливые злобные глаза, светлые, как ядовитая медуза! Изломленный и осыпающийся горячий плазменный луч вспыхнул.
   На!
   На севере вашем такого оружия нет! До двух десятков неосторожных маляков скорчились, обдатые жаром, а некоторые просто вспыхнули коротким
  
  безъязыковым пламенем.
   Жар, способный расплавить даже тёмные поля антимира, рванулся вперёд и ввысь, подобный шаровой молнии и!.. и ничего не произошло. Больше
  
  ничего не произошло. Совсем! Оплавляющего обратные поля жара просто не стало! Только звенящая тишина, не нарушаемая даже шорохом крыльев.
   И Маляк понял вдруг, что боится... Да, боится вновь услышать тот скрежещущий смех и тот крик, что разрывали их души совсем недавно. По обоим
  
  временным отсчётам Дугры выходило, что недавно, а на самом деле - уже целую эпоху вспять. Эпоху их непобедимости.
   Но никакого смеха почему-то больше не было... Ветер.
   Лютая тишь.
   И он испугался ещё больше.
   Стрибог вдруг поднял длани локтями вперёд, а предплечьями покато вниз. Персты ладоней его соприкоснулись.
   Мир мыслеявей дрогнул, вытряхивая сознание из разума, словно из-под ног почву. Маут ощутил непреодолимые головокружение и слабость. Всё
  
  содержимое его бесплотных внутренностей вдруг перевернулось и всколыхнулось под самое горло. А после мощным несдерживаемым потоком пролилось куда-то
  
  вниз...
   С помутнённым рассудком, будто отравленный, Маут почувствовал, что теряет связь с реальностью, а весь плотный мир Дугры будто плывёт,
  
  подрагивая в пузыристом перламутровом мареве.
   Истири-Бхог приближался.
   Маут гордо выпрямился. Сейчас будет жар. Удар мыслеполя разрушит сиайру26 и плазму его лёгкого тела, и дух провалится ниже. Ниже. Туда,
  
  откуда без посторонней помощи он уже не выберется.
   Но крепись, шахид! Аллах не оставит тебя.
   Сейчас будет вспышка и безумный испепеляющий жар!
   Однако, что это? Ему мало?!
   Он оказался так близко, как никогда и никто к Мауту не приближался. Прямо на расстояние вытянутой руки! Странно.
   Что?!
   Стрибог вдруг выбросил вперёд корпус и кулаком ударил в плоть. Как какого-нибудь потного человека! Опрокидывающий, дробящий удар вбил ему
  
  прямо в лицо и...
   ... и вспыхнувший белый свет. Свет, чуть подёрнутый чёрными, алыми штрихами и точками...
  
  
  
  
   Почти все из тех, кто был сейчас около него, видели когда-то Большой Фиолетовый Закат со стороны архангела. И потому одежды их были особенно
  
  светлы.
   И было здесь этих ангелов совсем не много.
   Георгий тоже был одет в светлое. Колышущаяся сиайра его покровов отливала более в бежевый и в охру. С привычными уже киноварью, краплаком27
  
  и прочими пурпурностями он решил отныне расстаться, даже рискуя оказаться неузнанным.
   Разумеется, ничего похожего на коня здесь у него не было, хотя в прошлом воплощении он владел верховой получше, чем римские всадники-
  
  эквиты28. Хотя там умудрялись применять даже такую удивительную древность, как колесницы. Но трудно передавать образным связям Инрова реалии высоких
  
  миров: или осознают все, но слишком поверхностно, или поймут верно, но лишь немногие. Поэтому пусть уж будет, как есть.
   Как это всегда бывает со Стрибогом, ты понимаешь вдруг, что тот уже здесь, хотя ничем его не ощутил. Вот ни одним из обострённых органов
  
  восприятия.
   Битва ещё шла, Георгий видел шрастры сквозь всю Олирну - промежуточный и самый прозрачный из всех миров сплетения Шат.
   Отчего же Бог Битвы уже здесь?
   - Принимай волю побед! - голос его звучал непонятно откуда, вроде бы отовсюду сразу, но Георгий по наитию оглянулся вверх, назад и вправо.
  
  Увидел его. Спокойного и сдержанного чуть более, чем обычно.
   "Вот тебе и ответ".
   Он лишь чуть наклонил подбородок в знак согласия, а безмолвные спутники его, светлые ангелы были уже там, в Олирне, над белыми стрыгами, над
  
  разлетающейся по обратным мирам круговерти сражения. И видел Георгий, как многие воины истово крестятся, глядя на небо, на них, набирая разбег в
  
  смежной битве, шедшей где-то в глубине растерзанного Рязанского княжества.
   - Я благодарен тебе и...
   Он ждал ответных слов, потому что самому-то сказать было особо и нечего.
   Стрибог ничего не отвечал, и святой великомученик продолжил:
   - Влиятельные иконы сделают своё дело: твоё имя останется в летописных списках и тебя не забудут. Ты останешься жить в этих слоях.
   Северный Бог не отвечал.
   - Ты сможешь вернуться, если захочешь.
   Только тут Стрибог заговорил, но в речи его не было никакой теплоты. Хотя и неприязни тоже никакой не было. Впрочем, трудно было ожидать от
  
  него чего-то большего. А он и сказал только-то:
   - Ведаю.
   Но после недолгой паузы вслух добавил:
   - Ведь там мои люди.
  
  
  
   Уже возвращаясь, русские ратники продолжали поглядывать на небсвод и креститься. Быстро меняющиеся белёсые сполохи в пол-неба трудно было
  
  принять за облака. Хотя ветер вдруг и заиграл порывисто, согнав с высот стрижей и ласточек, наполнив буйством бунчуки и стяги.
   Переговаривались негромко, иной раз и вовсе едва слыша друг друга за перестуком конских копыт.
   - Ишь, Георгий Победный, не иначе...
   - Да-а, Господи, спаси и помилуй.
   - Довелось и мне, грешному, знамение узреть.
   - Пути Господни неисповедимы, так сие...
   С берега узкими тропами в обход тел убитых по втоптанному в землю лозняку возвращались в становья всё новые и новые воинские отряды.
  
  Небольшие, рассыпавшиеся на десятки и сотни, не спешащие отыскивать полковые стяги. А навстречу им уже ватажками и поодиночке спешили лекари и
  
  отроки-оруженосцы, - подбирать раненых.
   Недобитых басурман здесь, подале от берега, в основном уже порешили, и приглушённые стоны невнятно доносились откуда-то издалека, да и то
  
  урывками.
   Вскипевшая ярость битвы уже улеглась.
   Торжество победы получалось каким-то удивительно светлым и строгим.
   Данила Дмитров, князь Пронский, сидел прямо на траве. Здесь, на пригорке, она казалась уже пожухлой, подсушённой скудостью далёкой ещё
  
  осени.
   Обеими ладонями держал он руку распластанного на земле широкогрудого витязя с лицом, наискось перечёркнутым запёкшимися струями крови:
   - Заместо брата мне ты. А то и отца родного, - всё твердил он, не отрывая взгляда от лица убитого, и лишь в придыхании чувствовались едва
  
  сдерживаемые слёзы, - На Великой Вороне со мною погибал - не сгинул. На Волчьей Воде погибал - живой вышел. За Брянском погибал - одно уцелел. А
  
  здесь вот и вовсе душу изронил, сокол ясный. Победа-то какая у нас, гляди!
   И тяжело было видеть это всем, находившимся рядом.
   - Как величали-то его, княже?
   Великий князь московский тоже случился около, присев на невысокий и грубый походный табурет.
   - Кусаков Назарий. Сам-то с Курщины, боярин ещё батюшки моего. А вот со мной вишь - не уберёгся.
   Большой и грузный29, Дмитрий Иванович чуть подался вперёд и обнял за плечо пронского князя. Сказывалось волнение. Он и сам был лицом белее
  
  обычного, и бледность эту тёмные борода и волосы его только оттеняли:
   - Крепись, Данила Дмирович! На то и сеча.
   Тот молчал, не кивнул даже.
   - У меня ведь, - Дмитрий понизил голос, - тоже воевода знатный сгиб. Олексу Монастыря ты знавал ведь? Сын-от его старший, Дмитрий сложил
  
  ныне голову свою.
   А стоящий за их спинами окольничий Тимофей Василич30 добавил:
   - Пятеро девок сиротами остались. Всё сына хотел...
   Вот - измятый шелом окольничего. И повязка набухшая алым на руке...
   Данила-князь неожиданно вскинул голову, и в глазах его полыхнуло бешенство, похожее на жидкое нефтяное пламя.
   - Порешу! - сказал он вдруг так внятно, что даже подавшийся к нему Великий князь осел на табурет, - Весь полон свой порешу до единой гадины!
  
  И алачуги31 их поганые срою, чтоб духу самого их не было!!
   - Остерегись, чадо моё, не подобает христианину... - заторопился было московский полковой дьякон. Но пронский князь так посмотрел на него,
  
  что тот враз осёкся вовсе.
   А Дмитрий Иванович коротко кивнул:
   - Добре!
   Гвалт и шум от реки вдруг привлёк их внимание.
   - Сторонись-ка!
   - В сторону подай! До Великого князя дело.
   Из группы конных витязей, до сей поры едущих под развёрнутой хоругвью с боевым ревун-колоколом выделялся молодой ещё обличьем богатырь,
  
  однако, самоуверенный и ражий.
   Безусое широкоскулое лицо его дышало здоровьем, а в серых глазах светилась неизбывная наглость воина, знающего себе цену.
   Тело богатыря казалось треугольной глыбой, ладно впаянной в седло. В руках же чуть покачивалась высоко вскинутая пика с человечьей головой,
  
  насаженной на самое остриё.
   - Дозволь, Великий княже?! - а вот голос у парня был ещё вовсе и не матёрый, хотя даже в этом разговоре проскакивали в нём вызывающие нотки.
   Дмитрий Иванович пригляделся к его добыче: резкий профиль и застарелый шрам через всю левую глазницу. Да, это он, темник Бегич! Видались в
  
  Сарае, как же! И вдобавок двое воинов с боков везли по склонённому кипчакскому бунчуку - длинный конский волос и волчьи головы. Великий князь едва
  
  сумел сдержать радость, и слова его получились не строгими, а скорее почти торжественными:
   - Яков, сын Ослебятев?
   - Он самый, Великий княже.
   - Добрый ты богатырь, Яня млад. Исполать тебе! Гривной серебра жалую!
   Тот, однако, и ухом не повёл. Гордый.
   - Благодарствую, Великий княже!
   - А ведь из твоих земляков он почитай что, Данила Дмитрович?
   - Из брянцев, - пронский князь размежил веки, приподнялся.
   - Знатная рать на Брянщине. Подай-ка!
   Длинное древко покачнулось, подвскинулось, перехваченное ловкой рукой. И голова татарского темника, подобно мячу32, упала в подставленную
  
  ладонь. Яня соскочил с седла рывком, не освобождая рук, и передал её набольшему князю.
   Веки были чуть приоткрыты, и даже сейчас, заглянув за них, Дмитрий Иванович почуял сгусток неподавляемой змеино-желчной злобы.
   Лучший воин Мамая...
   Князь тронул ладонью его глазницы ото лба вниз. Умри, бешеный кипчак, твоё время ушло!
   - Вот и смыто Пьянское позорище... - проговорил князь негромко, - и вернёт Русь своё десятерицею, - голос его окреп, - Обещаю тебе, Бегич-
  
  хан! Обещаю тебе, Орда! Ничто твоё твоим да не будет!! Не остановить Руси вам! Не сдюжите.
   И сами собой собирались вокруг него ратники и московских полков, и дальних, и простые, и знатные стояли на пологом склоне, будто слушая
  
  тёплую песню поля. Солнышко рассыпало серебристые сети сквозь невесомые призраки облаков. И лёгкий мятущийся ветер остужал разгорячённое море
  
  непокрытых голов, рассыпая и трепя непослушные людские волосы.
   А небо над ними становилось всё выше.
  
   - А-хха-ха-хаааа!!
   Араб-шейх рассмеялся так, что даже зажмурился от слёз. Подавшись вперёд всем телом, хохотал гонцу прямо в лицо.
   Весть о сражении на реке Воже застала его на охоте, и он так и стоял, в одной руке сжимая горло кавказского фазана, а в другой - пробитого
  
  костяной стрелой рябчика.
   - Янсуф, Тоил! - позвал он, едва отсмеявшись, - Вы слыхали?!
   Темники, взопревшие от длительной скачки и едва переводящие дыхание, подошли вместе с лошадьми, чьи бока пружинисто оседали на каждом
  
  выдохе. Сокола на кожаных раструбах их тяжёлых рукавиц ещё не были оклобучены33 и зорко озирались по сторонам.
   - Бегичи-бея московиты убили на Рязани! Ха-хах-ха-аа! - он всё ещё не мог просмеяться, - С кем теперь на Русь пойдёт Мамай-мошенник? За
  
  попку малыша Буляка34 спрячется?! Ха-хах-ха-а-а-а!
   Темники тоже заулыбались, переглядываясь.
   - Скажи, батыр, а кто ещё погиб в земле русских?
   - Так это,... сказывали, что все. Костроба...
   - Костроба-кипчак?! Ы-ы-аха-ха! Племянник Бегичи! Вот это битва, вот это слава беклярбекова, это я понимаю!
   Араб-шейх просто упивался, издеваясь над безродным соперником.
   - Ещё?!
   - Все. Кубер-ага, Хаджи-бей, Кара-булак35...
   - Ого! Кубер? Старый седой лис попался! - Араб-шейх даже перестал смеяться, настолько был ошарашен этой новостью; заговорил размеренно, даже
  
  чуть растягивая слова, - Не-ве-роятно. Ай да урусы, ай да Даматир! Хаджи-крымчанин тоже, говоришь?
   Нукер почтительно кивнул.
   - Та-ак. Кара-булак, Чёрная Рыба из Ас-Тархани. Знатно потрепали. Беги, бекляр неразумный, беги с поклоном к буртасам, да арменам36. Та-а-
  
  ак...
   Араб-шейх вдруг весь подобрался барсом. От прежнего рассыпающегося веселья не осталось ни даже тени насмешки. Темники тоже выпрямились и
  
  переглянулись: они-то точно знали, как выглядит их господин, когда принимает решение.
   Повелитель Орды обвёл их взором твёрдым и с прищуром. Резко отбросил в сторону, прямо в траву дичь, которую всё ещё держал в руках.
  
  Расторопный бача37 из младших незаметно выхватил их у самой земли и споро побежал к хозяйственной юрте.
   - Выступаем немедленно! Время на сборы до полудня.
   Тоил чуть тронул коня, степенно огладил недлинную бороду:
   - На Москву?
   - Что ты, ах-ж! Даматир сейчас в полном сборе. Наши нынешние полусилы растреплет, как волков Бегичи. Не-ет...
   Все терпеливо ждали.
   - Ударим вновь на Рязань38! Докончим начатое! В этом году нас там уж точно никто не ждёт. А до Волчьей Воды отсюда лишь два-три яма39,
  
  конных перехода.
   С последними словами он был уже в седле.
   Янсуф-бей вскочил на коня сразу же вслед за ним. Почти в одно мгновение верховой оказалась и ханская немногочисленная свита. Во все стороны
  
  от них сыпанули вестовые с распоряжениями.
   - Хитёр ты, о Великий, решителен и хитёр, - осторожно отозвался немолодой Янсуф, на ходу поправляя наборный пояс с двумя кинжалами и саблей,
  
  договорил по-русски, - Мне бы такого не измыслить.
   - А вот этого не нужно, - с усмешкой кивнул Араб-шах, не поняв ни слова.
   - Но и не помешает, - Янсуф вскинул брови и закивал в ответ.
   Недавно разведённые костры один за другим гасли. Верблюжий подрагивающий всхрап и крики погонщиков разливались суетным многоголосьем. Шатры
  
  и юрты сворачивались, роняя свои пологи.
   Орда выступала.
  
  
  
   Дали для него не существовало. Ведь пространство обратимо, и он умел обращать его. Не в нём дело.
   Стрибогу нравилось ощущение дали таким, как его воспринимает человек. Нечто влекущее, позволяющее задуматься, подсказывающее верные решения.
  
  И тогда он создавал себе мыслеобраз дали, её подобие.
   Он стоял над обрывом в одном из миров своей, им же созданной Вселенной. Конечно, всё здесь было иначе, нежели во Вселенной первотворца Рода.
  
  Но чувствами, близкими к людским, он видел абсолютно ровное сиреневое небо, не нарушаемое ничем: ни подобием светил, ни образами облаков, ни чьим-
  
  либо присутствием.
   А там, внизу, наложенные друг на друга несоприкасающимися, но прозрачными для его взора слоями переливались трёхмерные миры, казавшиеся
  
  отсюда пурпурно-розовыми.
   Да, пространства здесь тоже были обособленными, как и в сплетении Шат. Но заданы они были нелинейно и непоследовательно, каждое по-своему.
  
  Хотя по сравнению с высокими мирами Создателя, они и тут кажутся простыми и забавными, и точно так же снаружи оказываются вовсе не такими, какими
  
  представляются изнутри.
   Даль.
   Если ему хотелось ощущения невозможности полёта, он приходил сюда.
   А сейчас именно хотелось. Именно тот случай.
   В ключевом сплетении миров Шат Вселенной Рода его больше не было. Невхож.
   Чтож, пусть. Для тех верных наступило время собираться.
   Он вернётся к ним. Вот только ещё не знает, когда. Впрочем... Впрочем вопрос "когда" - всего лишь особенность восприятия для того, кто умеет
  
  управлять временем. Умеет, как Бог.
   Даль. Красиво.
   Никто из его верных в этом эоне40 подобной красоты не увидит.
   Но зато ощутит в себе дарованные им - Стрибогом - силы.
  
   А значит, найдёт в себе силы выжить.
   И лёгкий мятущийся ветер остужал сиреневые россыпи открывающихся безбрежных высей, дул Стрибогу прямо в лицо, рассыпая и трепя непослушные
  
  его волосы.
  
  
  
  
  1. Дугра - Друккарг, шрастр восточного славянства.
  2. Таракасур - в индуизме один из самых страшных демонов истории, свергший Индру и захвативший власть над всеми тремя мирами. Побеждён Богом войны
  
  Скандой.
  3. Отобравшим у Перуна сразу три мира - параллели Перун-Индра проведены исследователями уже давно. Параллель Стрибог-Сканда - к вашим услугам.
  4. Аль-Фох - Альфокк, шрастр ислама.
  5. Маляк - ангел ислама.
  6. Уппум, Дождь Вечной Тоски - мир возмездия демонов государственности. Эфрор - уицраор исламских халифатов.
  7. Маут - Маляк аль-Маут, в исламе - могущественный ангел смерти.
  8. Бегич-хан - Бегичка летописи. Ордынский темник, предводитель 50-тысячного войска, разгромленного в описываемой битве.
  9. Меча - приток Вожи. При слиянии этих рек и состоялась битва.
  10. Тумен, тьма - крупное воинское соединение, 10000 вооружённых всадников.
  11. Коверга - один из пяти ордынских темников, погибших на реке Вожа.
  12. Вожа - река в Рязанской области, правый приток Оки.
  13. Гарда, - перекрестье клинкового оружия. Шамшир - персидская сабля средней кривизны.
  14. Ядгар (тюрк.) - память. Сирази (араб.) - факел.
  15. Алпауты - тюркоязычный народ на Кавказе и в Закавказье, потомки печенегов-кангар (канглу, коюнлу). Входили в подданство государств Ак-Коюнлу и
  
  Кара-Коюнлу, с начала XVI в. союзе кызылбашей. Их участие в битве на Воже подтверждено летописным сводом.
  16. Текинец - жеребец ахалтекинской породы.
  17. Бактриан - двугорбый среднеазиатский верблюд.
  18. Карнаи - сигнальные трубы.
  19. Бурдюк - кожаный мешок для перевозки жидкостей.
  20. Монастырёв Дмитрий Александрович - смоленский княжич на московской службе. Погиб в битве на Воже.
  21. Яня - Яков Ослебятев, сын Родиона Осляби.
  22. Тёмная материя - основной вид материи во Вселенной. Человеческими органами чувств не воспринимается даже опосредованно.
  23. Аль-азаб - исламские "ангелы наказания, обречённости", вырывающие души неверных в момент их смерти. Жестокие, чернолицые и смрадные.
  24. Джундалла - в исламе ангел-воин, призванный в помощь людским ратям.
  25. Мангус - великан-демон монгольского эпоса.
  26. Сиайра - по терминологии Д.Л. Андреева - вещество, из которого состоит вся материя, созданная Богом-творцом.
  27. Охра, киноварь, краплак, пурпур - минеральные или белковые основы темперных красок. Последние три дают различные оттенки красного.
  28. Эквиты (лат.) - всадники, привилегированное сословие в древнем Риме. Патрицианская знать.
  29. "Бяше крепок и мужествен, и телом велик, и широк, и плечист, и чреват вельми, и тяжек собою зело, брадою ж и власы черн, взором же дивен зело".
  30. Кусаков Назарий, окольничий Тимофей - участники битвы на Воже, отмеченные летописью.
  31. Алачуга - углублённая полуземлянка с лёгким перекрытием. Противостояние на Воже длилось почти всё лето, и нукеры Бегича не только ставили коши,
  
  но и устраивали более капитальные жилища.
  32. Мяч - кожаные мячи для игры на средневековой Руси известны. Несколько экземпляров найдено в Великом Новгороде.
  33. Оклобучены, клобук - шапочка, надеваемая на голову ловчей птицы, чтобы прикрыть глаза и не отвлекать её перед вылетом.
  34. Буляк-хан (Мухаммед Гияс-ад-дин Буляк-хан) - ставленник Мамая из рода Батуидов. Вероятно, погиб в Куликовской битве, что сразу же сделало
  
  беклярбека нелегитимным по отношению к Тохтамышу. На момент сражения на Воже Буляк-хану было около 16 лет.
  35. "Хазибей, Коверга, Карабулук, Костров" - все четыре темника Бегича, погибшие на реке Воже.
  36. Арменам - участие армян в Куликовской битве на стороне Мамая документально подтверждено Московским летописным сводом.
  37. Бача (араб.) - мальчик.
  38. На Рязань - "Повесть о битве на реке Воже" (составленная на основе Рогожского Летописца и Симеоновской Летописи) считает, что войска, разорявшие
  
  Рязанщину буквально через несколько недель после Вожи, возглавлялись беклярбеком. Это представляется мне совершенно невероятным, тем более, что
  
  Мамай был занят приготовлениями к походу 1380 года. С событиями, последовавшими за Пьянским Побоищем, русские летописи также увязывают войска Мамая,
  
  хотя, со всей очевидностью, это были войска Араб-шаха. Выражаю уверенность, что и осенью 1379 Переяславль-Рязанский разорял Араб-шах.
  39. Ям (монг. "дорога, путь") - переход длиной 43-53 км. Отсюда русская ямская почтовая служба и знаменитые ямщики.
  40. Эон - персонифицированная вечность, период времени, который способен охватить человеческий разум.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"