Аннотация: "Все катакомбы, катакомбы..." - пел Андрей Олегович четвертые сутки
...Электричество смотрит мне в лицо
И просит мой голос
Но, я говорю: тому, к то видел Город,
Уже не нужно твое кольцо...
/Б. Гребенщиков/
Система
Какой сегодня день? Среда.. нет, скорее пятница... Впрочем, это имеет для меня не больше значения, чем отличие буддизма от христианства.
Многоголосие редких капель воды, с упорным постоянством разбивающихся о камень рядом с моим коленом, наполняет мое нынешнее существование куда большим смыслом. И дело не в том, что их падение ближе к сути мироздания или бесконечно красиво само по себе - просто это первый водокап с тех пор, как батарейки сели и оставили меня наедине с белесыми пятнами, мелькающими в обеспокоенных темнотой глазах.
Кап-кап-кап-кап...
Мне говорили, что если долго слушать их голоса, то можно сойти с ума... Не замечаю признаков сумасшествия и недоумеваю по этому поводу.
Кап-кап-кап...
Зеленая и пузатая армейская фляжка давно заполнена (а больше мне все равно заполнять нечего), но я сижу, и как будто готов остаться здесь навсегда, превратившись в одно из бревен старых крепей, окаменевших от постоянного омывания карстовыми водами.
Кап-кап...
Продуктов хватит еще примерно на неделю (это если почти ничего не есть), а вот с водой проблема... Странно - воздух влажный, температура градусов десять, не больше - конденсируйся не хочу... "Не хочу" - отвечает мне вода.
Кап...
Все, делать здесь больше нечего, и я отправляюсь дальше... или ближе...? Интересно: каждый шаг, каждый поворот бесконечных петель, которые я наматываю в этих штреках, - он ведь либо приближает меня к выходу, либо удаляет от него... Глубина собственных мыслей иногда поражает настолько, что я останавливаюсь и, держась рукой за скользкую стену, надрываю воздух нечеловеческим смехом, больше похожим на карканье - связки окончательно сели, и ничего большего из них выжать не удается.
Опять развилка. Движение наощупь напоминает танец на ходулях. Я перетекаю вправо и задеваю ногой пустую консервную банку - здесь были люди...
Сигареты давно закончились, но зажигалка по-прежнему функционирует и даже наполовину полна - я редко использую ее, но сейчас именно тот случай. В колеблющейся полутьме я оглядываюсь: небольшой грот с четырьмя выходами, посреди которого, как стол лежит неровный доломитовый бульник, по какой-то никому уже неведомой причине оставленный здесь рабочими. На камне - многочисленные подтеки от свечей, стены и потолок пестреют черными пятнами копоти, но меня интересует не эта наскальная живопись, а закатившаяся в какую-нибудь щель банка с тушенкой или даже на худой конец, с маринованной морской капустой (один мой знакомый кушал эту гадость и остался жив - полагаю, что и со мной ничего не случится).
Однако, никаких намеков на еду в гроте не обнаружилось. Также не было и указаний на то, откуда эти люди пришли - но зато я подобрал огарок свечки длиной примерно в половину большого пальца. Почему-то вспомнился кусок из какой-то давно забытой песни: "...а у нас из еды ничего больше нет - только ящик свечей, да десяток ракет...". Ха, мне бы ящик свечей...
Не решаясь двинуться дальше из этого места, от которого веет пусть призрачной, но все же надеждой увидеть небо, я разматываю спальник и залезаю в него, не сняв обуви. Ну какого черта я умудрился потерять пену? Теперь лежание на сырых камнях стало гораздо менее приятным.
Лежу, глядя в пустоту, сон не приходит. Хочется пить, но с этим придется подождать.
Постепенно тело наполняется странным ощущением покоя, столь же неуместным, сколь и желанным сейчас - я вспоминаю людей, возможно, навсегда покинутых мной, и вместо печали чувствую теплую волну радости от того, что они где-то есть. Может быть, я совершил невероятное и, наконец, нашел определение любви?
Мне начинает казаться, что я лежу на поверхности ночного океана, медленно поднимающего и также плавно опускающего это тело - в то же время я будто парю над ним, упиваясь немыслимой игрой мерцающих свечений вокруг. Так продолжается довольно долго, пока, вдруг, я не просыпаюсь от холода. Чтобы согреться, делаю несколько дыхательных упражнений (как обычно - безрезультатно) и выкатываюсь из спальника, больно ударившись ключицей обо что-то твердое...
А... Вот в чем дело... Я все еще здесь...
В очередной раз щелкаю мертвым налобником (сон до сих пор не улетучился окончательно, и мои действия скорее рефлекторны, чем обдуманы). Выжимаю из себя усмешку и поджигаю найденный перед сном огарок свечи - снова все вокруг наполняется желтоватым сумраком, в котором в совершенно неожиданных местах проступают щербатые колонны и черные провалы штреков.
Помнится, когда я впервые залез под землю и точно также лежал в темноте с открытыми глазами, мне показалось, что все вокруг достаточно отчетливо видно - вот прямо передо мной стена, слева и справа от которой проходы. Вылезать из спальника было лень, да и соседей пробуждать не хотелось, и я решил подождать всеобщего подъема... Разумеется, все, что мне привиделось, оказалось полнейшим бредом - ни стены, ни проходов, какими я их видел, в этом месте не было.
Теперь я не надеюсь пробудить в себе инфракрасное зрение и ориентируюсь строго наощупь. Свечу же зажег лишь для того, чтобы проверить наличие сквозняка... Неподвижно. Пламя не колышется, путешествие продолжается.
Все известные мне песни я уже спел по сто раз, и теперь меня от них тошнит. Даже придумал парочку своих - слава богу, эти смог забыть. Хрипы, доносящиеся из моего горла во время приступов смеха, не позволяют услаждать слух летучих мышей - теперь я все больше молчу.
Мысли текут спокойно или отсутствуют вовсе. Ноги переставляются механически, устало, но почти всегда безошибочно. Руки в каком-то чудном ритме касаются стен и потолка, опираются, отталкиваются, нащупывают - я иду, иду, иду...
Ощущение, что нет больше ничего, кроме этих стен, сырости и темноты. Я стал похож на привидение (вспоминая местный фольклор: "...ходит он в белом комбезе и каске..."). Никогда не ходил в комбинезоне, предпочитая штормовку и брезентовые штаны из обмундирования сварщика, но сейчас я покрыт доломитовой мукой и вымазан глиной с головы до пяток - складывается впечатление литого костюма, учитывающего все особенности фигуры. Каски, разумеется, у меня тоже нет - ее заменяет строительный подшлемник.
Идея превратиться в аватара Белого кажется забавной, но не задерживается надолго.
Наверное, я похудел. Совершенно точно, что оброс щетиной и постарел примерно на неделю. Весьма возможно, пахну не так, как хотелось бы... Забавные мысли...
Еще один поворот - о, этот камушек я знаю наощупь - два сна назад запомнил его на всякий случай. Тогда, кажется, свернул направо - ладно, теперь попробуем прямо...
Может статься, что на самом деле прошло не так много времени - раньше я замечал, что сплю под землей чаще и дольше, чем на поверхности. Раньше...
Да, умом меня бог не обидел - просто забыл его дать. Не понятно, зачем меня - человека, не болеющего романтикой вообще и катакомбной лирикой в частности, меня, забиравшегося в систему всего четыре или пять раз и по большей части скучающего там, в общем, меня - потащило в одиночку в совершенно незнакомую дыру с единственным желанием чуть-чуть посидеть в темноте.
Снова разматываю спальник и ложусь на него сверху (так мягче).
Сон приходит сразу: я вижу Город - белокаменный и совершенно пустой. Он расположен на невысоком холме, и к нему ведет дорога (такая же белокаменная). Миновав дорогу, я каким-то образом оказываюсь на одной из улиц, медленно иду по ней, оглядываясь - на стенах домов нет и следа разрушения или старости, повсюду ощущается покой. Я знаю, что люди не покидали это место - его просто невозможно покинуть - люди никогда не жили здесь. Я чувствую что-то вроде прозрения (как будто я знаю, что это такое...), и мне кажется очевидным, что именно этот Город является прообразом всех городов мира, пусть и искаженный до неузнаваемости. Мне становится понятно, что Город никого не ждет и никого не отталкивает, что он больше, чем город, и меньше, чем песчинка, замурованная в известняке, и что я все свои жизни пытался найти его, чтобы показать дорогу другим...
Показать дорогу... Смешно. Наверное, это было тем единственным, чего я до сих пор хотел от людей. Странно, но больше мне этого не хочется. Я покидаю Город, как, вероятно, покинули его многие до меня, и снова открываю глаза среди этого мрака и тишины...
Нет, тишина какая-то не такая... Да, мне уже не раз мерещились голоса или шаги, бесследно растворявшиеся в толще камня в ту секунду, когда я пытался найти их источник. Но сейчас что-то иное достигло моих ушей...
Прислушиваюсь... Это едва уловимое позвякивание ложки о стенки жестяной кружки, нет никаких сомнений.
Неторопливо, плавно и как будто находясь чуть в стороне от собственного тела, я собираю вещи и почти бесшумно иду по направлению к невидимому гроту. Иду, ни на мгновение не сомневаясь в правильности шагов, даже не сожалея об их необходимости. Желание выйти наружу или встретить кого-нибудь странным образом пропало, но и кокетливого уклонения от встречи тоже не хочется.
Человек сидел и размешивал сахар в кружке. Остальные спали или бродили где-то (несколько спальных мест были с вещами, но без людей). Он (или она?) поднял глаза и, нисколько не удивившись, поприветствовал меня, накормил, напоил чаем, предварительно предложив водки, и даже не стал ни о чем расспрашивать.
Примерно через четыре часа группа собралась и вышла на поверхность.