События, описанные в этом рассказе, действительно происходили в конце августа - в начале сентября 1986 года. По мнению автора, за двадцать лет, прошедших с того времени, в этапировании заключённых на территориях бывшего Советского Союза мало чего изменилось. Подавляющее большинство современныхзаключенных на "постсоветском пространстве" "сидят" в прежних тюрьмах и лагерях. Поэтому данный рассказдля современного читателя является как бы и историческим, и современным, и в связи с этим, познавательным.
Разговорная речь заключённых в рассказе несколько "смягчена". На самом деле, в разговорах между заключёнными, которые описаны в этом рассказе, присутствовало слишком много матерщины. Автору пришлось, как только это было возможно, уменьшить количество матерных слов в предложениях, описываемых прямую речь героев этого рассказа. Но убрать их из рассказа полностью, было бы просто невозможно, потому что рассказ от этого стал бы выглядеть надуманным, а не реалистичным. Автор просит читателей не сетовать на негослишком строго из-за этого "смягчения" разговорной речи героев рассказа.
***
В воронке было тесно. За девятнадцатью заключёнными в тюрьму был подан лишь один автозак. Был конец календарного лета, но каждый зэк был со свёрнутой в рулон зимней стёганой фуфайкой и со своим сидором (с самодельно сшитым вещмешком или с рюкзаком). Солдатам пришлось немного потрудиться, чтобы поместить их всех. Но удалось им сделать это лишь тогда, когда один из них сел на лавку в тамбуре воронка, напротив двери "салона для зэков", а другой солдат, сев ему на колени, своими ногами затолкнул последнего, не помещающегося в этот "салон" пожилого зэка. Ногами же, солдат смог и закрыть за ним и дверь, которая щёлкнула автоматической защёлкой.
Один из зэков был помещён в отдельный "отстойник" в тамбуре автозака. В этом тесном отстойнике, служащем для перевозки в нём особо опасных заключённых, ему было всё же свободнее, чем другим зэкам в салоне. Во время такой посадки, из глубины салона на солдат сыпалась громкая ругань зэков. Но солдаты, по-видимому, были не из салаг. Они молча делали своё дело, выполняя приказ командира.
Вскоре воронок уже привычно катил по неровным дорогам и ухабам города. Зэки в воронке несколько утряслись, и в нём стало как бы несколько свободнее. Кое-кто полусидел на сидорах, лежащих на коленях сидящих на лавках зэков. Кто-то стоял, согнув голову, и упирался руками в стены или в низкий потолок воронка.
Лёва при посадке забил своим сидором место для Игоря, и они сидели рядом на лавке, справа от входной двери.
- Был бы только конвой нормальный в "столыпине", - сказал Лёва Игорю, - Не дай бог вологодский попадётся. -
- Да мне как-то без разницы, какой будет конвой. Все они одинаковы, - ответил Игорь, - Лишь бы этап скорее пройти.
- Не скажи, - ухмыльнулся Лёва, - Вологодский конвой считается самым лютым. Я послушал тех, кто ходил с вологодским. П...юлей прикладами не оберёшься на весь этап. -
Даже разговаривать в переполненном автозаке было неудобно из-за болтанки по плохой дороге, и они замолчали, думая о неизвестном будущем. В зарешёченном маленьком оконце двери "салона зэков" было вставлено пластиковое стекло. Воздух быстро стал спёртым и дышать было трудно, поэтому никто из зэков не закурил. Порой в душном "салоне" зависала пыль, проникавшая через щели в скрипящей будке воронка, проезжавшего по пыльным участкам дороги, с рытвинами и ухабами. Некоторые зэки, матерясь при этом, кривили физиономии, а некоторые прятали свои носы себе за пазуху. Минут через двадцать автозак остановился, но двигатель его продолжал работать.
- Подъехали. Где-то за вокзалом, - сказал кто-то из зэков, стоявший у решётчатого оконца двери, выходящей в тамбур автозака. В окошко двери тамбура можно было видеть кусочек воли.
Автозак тронулся вперёд, затем назад, потом вновь вперёд и, затем, медленно пошёл назад. Вскоре он остановился, и мотор его перестал работать.
- Наконец-то. Приехали. Слава богу, - сказал голос пожилого зэка.
- Чему радуется? - повернувшись к Игорю тихо сказал Лёва, - Сейчас ещё п...юлиной прикладом может огрестись. Не отрываемся друг от друга, а то попадём в разные камеры "столыпина". -
Два солдата, сидевшие в тамбуре уже вышли из автозака. Через несколько минут "воронок" качнулся. Это в его тамбур вновь залез солдат. Дверь автозака открылась, и послышалось громкое: "Выходи по одному!".
Стоявшие в проходах между лавками зэки стали выходить. "Сесть на колени! Сесть на колени!", - слышалось снаружи. Игорь и Лёва вышли в тамбур и спрыгнули на землю с лестнички автозака сразу же, как только вышли те, кто ехал в "автозаке" стоя.
Рядом с железнодорожными путями сидели на земле на коленях те, кто вышел из автозака раньше. По возгласу вооружённого пистолетом солдата "Сесть на колени!", Игорь сел на колени. Рядом с ним, после такого же возгласа, сел на колени Лёва. Перед зэками, сидевшими на земле на коленях, было несколько железнодорожных путей.
Это было где-то недалеко от железнодорожного вокзала города. Два первых железнодорожных пути, были со стоявшими на них электричками. Их последние вагоны были слева, метров за тридцать от сидевших на земле зэков. Между группой зэков и этими вагонами стояла цепь автоматчиков, солдат внутренних войск. Она протянулась от воронка до предпоследнего вагона пассажирского состава, стоявшего на третьем от зэков пути. Начало этого состава было не видно зэкам. Его от них как бы скрывали составы электричек.
Последний вагон в этом пассажирском составе находился напротив группы зэков. Этот вагон был с не просматриваемыми матово-белыми стёклами на окнах, и с никелированными поперечными прутьями на окнах. Никелированные прутья как бы скрывали от посторонних глаз то, что они являются прочными решётками. Этот последний вагон состава и был ожидавшим зэков вагон столыпин.
Цепь автоматчиков, стоявших на расстоянии около трёх метров друг от друга протягивалась и справа от группы зэков, метрах в пятнадцати от них. С этой стороны цепь проходила от воронка и далее, несколько огибая вагон столыпина. Некоторые из солдат были со служебными собаками. У открытой задней боковой двери столыпина, у входа в его тамбур, с двух сторон стояли по два солдата автоматчика. А в двух-трёх метрах от входа в вагон стояли два молодых офицера.
Один из них был командиром тех солдат, которые охраняли зэков в автозаке, а второй был начальником конвоя столыпина. Он уже держал в согнутой в локте руке, как охапку дров, стопку с делами заключённых. Рядом с офицерами стоял сержант в годах. По-видимому, он был на сверхсрочной службе.
Когда уже все зэки из "воронка" сидели на коленях, офицеры отошли от входной двери тамбура столыпина метров на пять в сторону головы состава поезда, ближе к левой от зэков цепи автоматчиков. Сержант же повернулся от них и направился к группе зэков, сидевших на земле.
- По моему приказу, - грозно сказал он, подойдя к зэкам, громким командным голосом, с диалектом на букву "о", - тот, на кого я укажу, встаёт и бежит бегом с вещами к дверям вагона и быстро заходит внутрь!
Выполнять все приказы военнослужащих беспрекословно! Вологодский конвой шутить не любит! Шаг влево, шаг вправо, - считается попыткой к побегу! Стреляем без предупреждения! -
- Как в воду глядел, - тихо проговорил Лёва, сидевший на коленях рядом с Игорем.
- Пошёл! Пошёл! Пошёл! - командовал сержант, указывая рукой на того, кто должен был встать и бежать к вагону столыпину.
У дверей вагона два солдата-автоматчика помогали прикладами тем зэкам, которые быстро не могли забраться по ступенькам в вагон. Два других солдата, с автоматами наперевес, стояли чуть далее по обе стороны от двери вагона. Лицами они были обращены к входу в вагон.
- Пошёл! - указал сержант рукой на Лёву, - Пошёл! - секунды через три-четыре указал он на Игоря.
Игорь поднялся с колен и побежал к двери вагона, перепрыгивая через рельсы путей, - Пошёл! - Услышал он уже за своей спиной приказ сержанта для следующего зэка.
Игорь быстро влез по ступенькам в тамбур вагона. Там солдат без автомата, с кобурой пистолета на ремне, одной рукой указывая направление в проход вагона, а другой сделал толчок в спину Игоря и скомандовал: "Вперёд! Бегом!".
Игорь побежал по коридору столыпина, с левой стороны которого были окна с матово-белыми стёклами, а с правой стороны была сплошная сетка-решётка, за которой были камеры-купе. Он подбежал к солдату, стоявшему у раскрытой наружу двери-решётки в одну из камер-купе, который только что втолкнул в неё Лёву толчком руки в спину. Добежав до него, Игорь услышал громкую команду: "Заходи! Быстро!", и его грубо втолкнула в купе рука солдата.
- Садись рядом, - дёрнул Игоря за рукав Лёва, сидевший справа на лавке, и отодвинулся в сторону, освобождая для него место.
Игорь сел. В купе не было уже свободных мест. Втолкнув ещё трёх человек, солдат захлопнул дверь и нажал какой-то рычаг на замке снаружи. Замок металлически щёлкнул, что говорило о том, что дверь закрыта на замок. Солдат быстро отошёл к следующему купе столыпона, куда пробежали остальные зэки из группы, доставленной автозаком.
- Подожди-ка. Может, узнаю, куда поедем, - сказал Лёва и встал с лавки, - Ну-ка, пусти! - подвинул он стоявшего у решетчатой двери зэка с сидором в руках. Подойдя к решётке, Лёва отклонил туловище вправо и стал смотреть в сторону зэковского входа в столыпин.
Вскоре послышались звуки захлопнувшихся дверей вагона. Затем послышался топот сапог, и по проходу вагона от его входа пробежали четыре солдата. Прошёл сержант. Послышались ещё приближающиеся шаги.
- Командир, нас всех в туб. зону направили. Скажи, в какой город? - спросил Лёва у проходившего с кипой "дел" заключённых молодого старшего лейтенанта, быстро выговаривая слова при этом. Тот остановился на секунду, склонил голову к левому плечу, читая надписи на верхнем пакете из серой обёрточной бумаги в стопке дел, только что помещённых в столыпин зэков.
- В Читу, - кратко ответил офицер и прошёл дальше.
- Чита. Где это? - спросил Лёва у Игоря, садясь на лавке рядом с ним.
- Где-то на Дальнем Востоке. Но не у моря, - ответил Игорь, - Ближе сюда от Владивостока.
- За Байкалом, - уточнил зэк, сидящий в дальнем углу, напротив, - У меня там тётка недалеко живёт.
- Это сколько километров отсюда? - спросил его Лёва.
- Она один раз приезжала. Говорила, что больше двух суток ехала в поезде. -
- Это около четырёх тысяч километров, - заметил кто-то из зэков.
- Нас будут везти недели две, - подумав, сказал Лёва, - У тюрем-пересылок долго будем стоять. Новых этапников дожидаться. Везде разные этапные дни. На каждой тюрьме...
Ну, кто куда? Я здесь буду кантоваться. -
- А я полезу наверх. Спать хочу, - сказал Игорь.
В их камере-купе, которое по своему объёму было таким же, как и купе пассажирского вагона, оказалось десять человек.
Купе столыпина было "рассчитано" на семь заключённых. Каждая камера-купе отделялась от другой камеры перегородкой, почти такой же, как и в обычном пассажирском купе. Два "места" для заключённых были внизу, на полках-лавках у противоположных стен-перегородок. Три места на втором ярусе, где с помощью полки-перемычки, укреплённой на шарнирных петлях, делалась сплошная площадка от стены до стены. И два места были на двух полках третьего яруса.
На втором ярусе, средняя полка-перемычка была на полметра короче боковых, образуя у входной двери-решётки квадратное отверстие-лаз, по которому можно было слезать вниз по откидной лесенке в три ступеньки из металлических прутьев. Окна в камерах-купе столыпина не предусматривались по проекту.
Лёва и ещё три зэка остались внизу. На втором ярусе разместилось также четверо. На третий ярус забрались два самых старых по возрасту зэка. На вид, одному из них было за сорок, а другому за пятьдесят.
Игорь расстелил свою фуфайку на полке у стены справа от входа в купе и положил для головы свой небольшой рюкзак у сплошной сетки-решётки, отделявшей купе от коридора вагона. Он лёг на расстеленную фуфайку и быстро уснул.
***
Два года назад Лёва и Игорь лежали в одной палате туберкулёзного отделения в областной больнице для заключённых. В эту больницу этапами доставляли больных зэков с тяжёлыми заболеваниями из всех исправительно-трудовых учреждений области. В ней были заключённые всех режимов содержания, от малолеток (малолетних заключённых исправительно-трудовых колоний) до полосатых особняков (особо опасных заключённых из мест заключений камерного типа).
Лёва и Игорь провели пять месяцев в одной палате, и за это время, узнав ближе друг друга, стали иметь неплохие приятельские отношения. У них оказалось много общих понятий о жизни в зоне.
Они оба были из одной колонии усиленного режима. Лёва был по масти блатным, а Игорь считал себя свободным художником.
Он был в зоне и штамповщиком, и строителем, и художником-библиотекарем школы, и паяльщиком, и сборщиком, и завхозом отряда, и бригадиром различных бригад. В последнее же время, перед этапом, он работал (можно сказать числился, потому, что работать он не работал) в швейном цехе настройщиком швейных машин.
У Лёвы был срок девять с половиной лет, а у Игоря - десять. Но Игорю Москва один год скостила, чего он сам и не ожидал, и им обоим оставалось до конца своих сроков чуть менее семи месяцев. Лёва должен был освободиться ровно на неделю раньше Игоря.
Оба они уже вылечились от туберкулёза. И им нечего было делать в туб. зоне. Но начальник колонии, у которого каждый из них побывал, и рассказывал "хозяину" возникшую нелепую ситуацию, говорил каждому из них, что сделать он ничего не в силах. В бумагах из Москвы был поимённый список из двадцати заключённых колонии, которых обязаны были этапировать в туберкулёзную зону.
Списки туберкулёзников, с краткими характеристиками протекания болезни на каждого заключённого, были направлены в Москву из зоны два года тому назад, а поимённый список из Москвы, с направлением заключённых в туб. зону, пришёл только сейчас.
Лишь одному из заключённых удалось избежать этапа. У него срок заключения заканчивался уже через десять дней. А Лёве с Игорем, двум из всей группы заключённых-тубиков, всё же предстояло пройти этапом в туб. зону, и затем, просветившись там на рентгене, вернуться обратно в свой лагерь.
***
Игорь проснулся оттого, что солдат, проходивший по коридору, и державший в руках какой-то металлический предмет, прикасался им к решётке, отгораживающей все купе от коридора. Металлический предмет стучал по решётке, и раздавался дробный металлический стук. "Внимательно слушать всем! Внимательно слушать всем!" - повторял солдат. В коридор вагона вышел сержант в годах и начал говорить командным тоном, окая в произношении:
- Слушать всем заключённым! Просчёт заключённых будет производиться утром, после подъёма и вечером, после отбоя. Всем заключённым при просчёте быть лицом к считающему. Подъём в шесть часов утра. Отбой в десять часов вечера. После команды "Отбой!", все движения в камерах прекратить!
В камерах спецвагона запрещено: загрязнять помещения мусором, загромождать вещмешками полки, нарушая этим просмотр камеры, разжигать огонь и варить что-либо на нём; петь песни, кричать и громко разговаривать. Курить можно десять минут, через каждый час, в той камере, в которой разрешит дежурный военнослужащий.
Воду будут выдавать два раза в день. Набирать её каждому в свою кружку.
В туалет будут выводить три раза в день,- утром, в обед и вечером. Камеры для вывода в туалет открываются по порядку. Заключённый, вызванный на оправку должен выйти из камеры, заложив руки за спину, бегом добежать до туалета, предупредив часового, стоящего у двери туалета, по какой нужде, "по малой" или "по большой". Затем быстро оправиться, и вернуться бегом в свою камеру. Время для оправки "по малому" - одна минута, "по большому" - четыре минуты. Подтирочную бумагу иметь свою.
Все приказания военнослужащих выполнять беспрекословно! Нарушителей ждут строгие наказания! Вологодский конвой шутить не любит!
С возникающими вопросами обращаться к дежурному по коридору военнослужащему, -сказав это, сержант развернулся и пошёл в правый конец коридора. Вскоре послышался щелчок закрывшейся за ним двери.
"Нормально", - подумал Игорь, - "Посс... и то надо бегом бегать! Нужно меньше есть и пить. Да есть-то и так почти нечего. А пить? Ладно, надо поспать. Быстрее этап пройдёт".
В тюрьме каждому зэку был выдан сухой паёк на три дня: по три булки серого хлеба и по три тонких банки рыбных консервов "Ставрида в масле". Игорь поправил старенький рюкзачок под головой и опять закрыл глаза.
"Командир", - услышал он голос Лёвы внизу, - "А когда в туалет сегодня?" "Вечером", - прозвучал молодой голос солдата. "А воду когда?" - опять Лёвин голос. "Часа через два", - прозвучал голос солдата, и шаги его стали удаляться по коридору. Игорь вновь уснул.
Проснувшись, он открыл глаза и понял, что проспал недолго. Свет за матово-белыми стёклами в коридоре вагона говорил о том, что всё ещё день. Вагон уже стучал колёсами и покачивался на рельсах. Два зэка-мужика, на полке рядом с ним, полулёжа, мяли в руках хлеб, как пластилин.
- Что, шаробежки (фишки и игральный кубик) лепите? - спросил Игорь.
- Да, - ответил один, совсем молодой зэк, лет двадцати или чуть больше, - Вон, кто-то давно уже вырезал, - он отодвинул свою ногу и кивнул головой на среднюю полку-перемычку.
Игорь привстал и посмотрел. На полке были глубоко выцарапаны две игровых доски. Одна в виде шахматной доски, а другая, в форме широкого креста, поделённого на мелкие квадратики, для игры в фишки. Они были процарапаны уже давно и были покрыты той же серой краской, что и все полки и стены внутри спецвагона.
Игорь свесил голову в люк-лаз. Сидевший на нижней полке Лёва поднял голову и осклабился.
- Ну, чё? Проснулся? Слезай вниз. Только бери свою кружку и ложку. Сейчас воду будут разносить. Заодно и перекусим, - сказал он, - Своего пока не бери ничего. Сначала моё съедим. А то мой сидор что-то большой стал. -
Игорь достал из своего рюкзака эмалированную кружку и ложку из нержавейки, с укороченной наполовину ручкой, и спустился вниз.
- Щяс должны и нашей хате (камере) курить разрешить. Соседняя уже курила, когда ты спал. Они окно открывают только возле той хаты, которая курит, - говорил Лёва, доставая из своего брезентового "сидора" кружку, ложку, булку хлеба, консервную банку и чистое вафельное "зоновское" вафельное полотенце, вместо скатерти, - Кто-то из наших в следующей хате хотел втихую покурить. Солдат раскрыл на них своё е...ло, а другой вышел и вылил на них ведро грязной воды. Видно, он там пол мыл, у своих командиров. -
Игорю было тридцать пять лет. А Лёва был моложе Игоря лет на пять, и ростом был чуть ниже его. Он был жилистого сухощавого телосложения, светло русый, с серыми глазами. Отличительной приметой на его лице была чуть выдающаяся вперёд нижняя челюсть. При разговоре открывался больше нижний ряд его зубов, как бы чуть прикрывающий верхний, а на верхней челюсти, впереди, были две фиксы из нержавеющей стали, одна на переднем резце, а вторая рядом с ним, но правее. Щёки его были впалыми, как и у Игоря, а взгляд был быстрым и прямым, какой иногда называют пронизывающим.
Лёва обладал сильной волей и не выносил командования над собой. В начале своего срока, он раз семь попадал в ШИЗО (штрафном изоляторе), и один раз чалился (отбывал срок наказания) в ПКТ (в помещении камерного типа) два месяца. Но, со временем, Лёва несколько научился обходить острые углы в общении с работниками администрации лагеря.
Честность и справедливость выражалась в нём, как и в Игоре, основным лагерным правилом: "живи сам, не мешай жить другим, и оставайся при этом человеком". Подчинение этому простому правилу и сближало духовно Лёву и Игоря.
Игорь расстелил полотенце, и они поставили на нём всё необходимое, отодвинув затем всё ближе к стене, чтобы не мешало, когда принесут воду.
- Хорошо, что идём осенью, - сказал Лёва, - Летом бы обливались потом, а зимой бы мёрзли.
- Подожди. Ещё будут тёплые деньки. Окна-то они вообще не открывают, - заметил Игорь, - Вагон нагреется. Может ещё и потом будем обливаться. Даже не видно где едем, в лесу или в степи. -
- Да. Я попросил солдата открыть окно напротив нашей хаты. Говорит, "не положено"... Вологодский конвой, чёртов. Я ж тебе говорил. -
- Ты как в воду глядел. -
- Интуиция. Я настоящих ментов за километры чую! - хохотнул Лёва.
Другие зэки, глядя на Лёву с Игорем, тоже начали готовиться к получению воды и к приёму пищи. Забряцали ложки по кружкам.
- Командир, дай консервный нож банку открыть, - попросил Лёва у проходившего мимо их камеры солдата.
Тот достал из кармана и подал через решётку складную плоскую походную открывалку для бутылок и консервов.
- Открывайте сразу все, кому нужно. Консервный нож один на весь вагон, - громко сказал солдат.
- Командир, а когда же курить? Уши уже опухли без курева, - спросил Лёва.
- Через четыре минуты, - сказал солдат, посмотрев на ручные часы, - Пять минут курят внизу и пять минут - на верхних полках. Окурки на пол не бросать. -
- А если я не успею докурить всю сигарету за пять минут? - с возмущением сказал Лёва.
- Докурить можно, но новую сигарету начинать нельзя, - ответил солдат.
- Вот так! Не докурить, не дое..., - сказал Лёва сев на лавку, - Вологодский конвой шутить не любит, - передразнил он голос сержанта, окая, как и тот.
Игорь уже открыл консервную банку и отдал нож другим зэкам.
- Говорят, где-то на Западе умер от голода какой-то идиот в складе с консервами, который засыпало при землетрясении. Консервы нечем было открыть, - сказал Лёва, - Зубы себе все об банки пообломал, и так и сдох там, беззубый и с покусанными банками. -
- Совейского подлого зэка бы туда, - заметил Игорь, - Можно бы весь срок там чалиться. -
- Чё? Так же подохнуть, что ли? - спросил молодой зэк, смотревший со второй полки в люк-лаз, ожидая консервный нож.
- Вот ты сдохнешь, а я - нет. Спорим, на замутку (заварку) чая, что не сдохну? Чай есть? - спросил Лёва.
- Ну, есть, - ответил зэк, выросший, по-видимому, или в деревенской глуши, или в семье идиотов или в семье горьких пьяниц.
- Тогда спорим! Держи набор костей, - Лёва протянул свою руку вверх.
Зэк сверху нерешительно протянул свою руку.
- Только без наё...к, - проговорил он.
- Конечно без! Игорь, разбивай! - сказал Лёва.
Игорь быстро шлёпнул ладонью по сцепленным рукам.
- Эх ты! Федя Облапошкин! - сказал он после этого зэку наверх, - Что? Кроме игры в шаробежки больше ничему не научился в зоне? О любой цементный пол, о стену, об эту вот решётку можно открыть консервную банку. Даже если будешь тереть рёбрами банки друг об друга, можно протереть банку и открыть её. Но это дольше. А цементный пол вообще как наждак. Об него за пять минут банку протрёшь и откроешь. С тебя замутка. Доставай. -
- На нижних полках могут закурить, - сказал, подходя, солдат, - Пепел в коридор не стряхивать! - и пошёл открывать окно, но не напротив их купе, а перед предыдущим купе, чтобы ветер лучше выдувал дым из камеры-купе в которой курят. Окно было открыто сверху лишь на ширину двух ладоней.
Все внизу быстро закурили сигареты без фильтра.
- Эй, наверху! Чё там в окно видно? - спросил Лёва.
- Да плохо видно. Деревья мелькают только. Сосны в основном, - прозвучал ответ.
Все курили жадно и с удовольствием. На верхнем ярусе было тихо. Там тоже приготовили сигареты и спички, а кто-то скрутил и самокрутку из махорки. До них долетал дразнящий запах табачного дыма, и они молча дожидались своей очереди покурить.
- Ништяк! (хорошо), - сказал Лёва после первой затяжки, - Все хаты в столыпине забиты как и наши, - говорил он Игорю, и дым при разговоре выходил из его рта, - Последние две свободные... Видно ещё по пути этапы будут. Дай бог, чтобы небольшие, а то переполнят все хаты. Набьют как селёдок в бочке. -
- Откуда узнал? - спросил Игорь.
- Да я уже маляву (записку) через соседнюю хату загонял. И перебазарить смог немного через решку у стенки, - ответил Лёва.
- Издалека идут? -
- С новосибирской пересылки. -
- Был я там. Через неё этапом в нашу зону шёл, - сказал Игорь, вспоминая огромную тюрьму в Новосибирске, с различными переходами из здания в здание, кое-где и с наклонными переходами, где заключённых от конвоиров, тюремных надзирателей, отделяла натянутая вдоль этих переходов сетка. Вспомнил и то, как запросто пускаются там "дубаками" (тюремными надзирателями) в ход резиновые дубинки, на которых, у многих дубаков, было вырезано ножом слово "Маринка". "Маринку захотел?" - с угрозой спрашивали дубаки зэков, которые делали что-либо "не так как надо".
- Нижние докуриваем, а верхние начинают! - сказал подошедший солдат, - Как докурите, будут разносить воду. Всем приготовить кружки! -
- У тебя есть пустой целлофановый пакет? - спросил Лёва, - Надо табак из "бычков" (окурков) собирать, - говорил он, аккуратно гася свой маленький окурок в пустом коробке из под спичек, куда они с Игорем стряхивали пепел, - Своих на весь этап может и не хватить. -
- Есть, щяс достану, - сказал Игорь, также аккуратно гася свой окурок, - Может и на тюрьме ещё в конце этапа придётся посидеть. -
Игорь встал с лавки, и вытащил через люк-лаз верхней платформы из кармана своего рюкзака пустой старый целлофановый мешочек. Они высыпали в него табак из своих окурков, и Лёва сунул его, свернув, в один из двух карманов, пришитых к его брезентовому сидору. Глядя на них, спрятали каждый свой окурок и два зэка, которые сидели на соседней лавке-полке.
- Хоть немного проветрило, - сказал Лёва, - А то дышать уже невозможно было... Я вон, и майку уже снял. А летом так и угорали бы все в поту. Хорошо, что осень. У тебя сколько пачек сигарет? - спросил он Игоря.
- Двенадцать, - ответил Игорь.
- У меня одиннадцать. Может и хватит. Хотя, навряд ли. Первое время и в зоне надо свои иметь. Пока то да сё. Да и неизвестно ещё, какие там порядки. Может там вся зона локалками (местными или локальными заграждениями) перегорожена. Мне в ксиве (в записке) передали, что из соседних хат никто там не был. -
- Заканчиваем курить! - сказал солдат, подойдя к их купе, который всё время ходил взад и вперёд по коридору вагона. Он дождался, когда все курившие зэки на верхнем ярусе затушили свои окурки, и пошёл к открытому окну. Закрыв его, солдат опять пошёл по коридору вагона, по которому он должен был ходить из конца в конец.
Через некоторое время послышался стук открывшейся двери и звуки шаркающих по полу шагов. К соседнему "купе", где была половина их группы, шедшей в туб. зону, два солдата поднесли полукруглый оцинкованный бачок с водой и повесили его, зацепив двумя крюками, укреплёнными на его плоской стороне, на решётчатую дверь купе.
- Всем по порядку набирать воду! Воду на пол не разливать! Тряпок для подтирания полов нет. Будете подтирать своими, если разольёте, - послышался командный голос солдата.
- Ну вот, скоро и мы наберём и поедим тогда. Смотрите, мужики, воду не разливайте. А то свинюшник здесь будет. Набрал кружку и закрой краник. Потом следующий. А верхним подадите. Нех... им всем сюда слазить, - сказал Лёва зэкам на соседней лавке, - Ну, чё смотришь? Понял? - сказал он резко одному из них, который смотрел ему в лицо.
- Чё здесь не понять. Передадим, - ответил тот, как бы за двоих.
- То-то же, - осклабился Лёва, и посмотрел на Игоря, - Всему учить их надо. Как детей, - хохотнул он.
Вскоре к ним на дверь повесили бачок с водой, внизу которого через решётку двери торчал краник с поворотным рычажком. Лёва встал, подставил под краник свою алюминиевую полулитровую кружку и повернул рычаг краника.
- Игорь, подставляй свою кружку под мою. А когда наберёшь, закрой кран, - сказал он Игорю, - Я не пролью. -
Когда все в их упе" набрали воду, и солдаты унесли бачок с водой к следующему "купе", Лева встал, подошёл к люку-лазу и сказал молодому зэку - Ну, где мой выспоренный чай? -
Через минуту он сел, положив на расстеленное полотенце небольшой газетный свёрточек.
- Грузия, - сказал он, - После еды сушняком жеванём, чтобы хоть немного сердце заработало. И водичкой запьём на "третье блюдо". -
Все ели молча, думая каждый о своём. Игорь, как бы туго ему ни приходилось, был ли он очень голоден или нет, никогда не ел быстро. Он медленно и тщательно пережёвывал пищу, зная, что даже зоновский хлеб, спецвыпечки, который был как пластилин, если его есть, хорошо пережёвывая, то он не будет давать многих отрицательных последствий.
Лёва знал, что Игорь ест медленно ещё с того времени, когда они лежали в одной палате туб. отделения областной больницы, поэтому он разделил ложкой содержимое консервы на две части.
"Лёва многое уже разузнал в столыпине, - думал Игорь, медленно жуя, и держа в одной руке ложку, а в другой кусок хлеба, отломанного от буханки, - "В этом блатные молодцы. Они спаяны своей мастью везде. И в тюрьме, и в зоне, и в ШИЗО, и на этапе. В принципе, это и называется солидарностью, о которой на воле лишь п...ят в газетах.
Вот только некоторые "понятия" у них однобокие. С такой солидарностью "по масти" они могли бы давно захватить власть во всех зонах. И зоны бы стали хоть немного человечнее. Если жить "по воровским понятиям". И менты не могли бы ничего сделать.
Но не хотят они понять простого, что в любой борьбе нужно смело и независимо использовать не только лишь приёмы, которыми тебе, якобы, "положено" владеть. Нужно применять все приёмы. И те, которыми владеет твой соперник, и придумывать новые.
Но в их "масть" затёсывается слишком много выродков и ублюдков. Только лишь потому, что хотят возвыситься над другими зэками. Хотя сами находятся в том же положении.
Правильно я поступил, что с начала срока решил жить "сам на сам". По крайней мере, поэтому тесно и не общаюсь со многими идиотами и ублюдками.
А ещё лучше было бы если б вообще не было бы никаких зон и тюрем. А для этого надо, чтобы не было на планете государств. Чтобы не было власти. Чтобы не было денег, как экономической власти. И люди чтобы стали людьми. Не наё...и бы друг друга.
Ладно. Расфилософствовался. Надо подчистить банку хлебом. Остатки всегда сладки".
Игорь подчистил банку хлебом, съел его, и отломал от банки крышку.
- Вот и пепельница хорошая будет, - сказал он Лёве.
- Да. Покурить сейчас неплохо бы. Ты о чём так задумался? Дом вспомнил? - спросил Лёва.
- Да. Задумался, - ответил Игорь.
- Жевании чайку. Сразу только не запивай. Вода плохая. Пить невозможно. Наверно с Новосибирска ещё. Я сразу попробовал, как поел. А теперь и пить такую не хочется. Только вкус чая испортишь, - говорил Лёва, жуя чай.
Игорь высыпал чай на ладонь из развёрнутого куска газетки, и, закинув его в рот, начал разжёвывать. Вскоре во рту появился чайный привкус. Игорь прижимал разжёванный чай языком к нёбу, сглатывал чайную слюну и снова жевал. Впервые он попробовал так чай на новосибирской пересылке, в боксе, сразу же после его прихода в ту тюрьму.
- Ну вот. И чайку попили, - сказал он, дожёвывая остатки чая, и сделав после этого глоток воды из кружки, скривил физиономию, - Да... Вода хуже чем из лужи. -
- Вот суки. Семь месяцев осталось. И - на этап. Рядом с Байкалом поедем и х... увидим. Попался же нам этот вологодский. Не дай бог обратно пойдём, - и он же попадётся, - говорил Лёва, поблескивая железными фиксами.
- Сплюнь через плечо, - ухмыльнулся Игорь, заворачивая оставшуюся часть буханки хлеба в полотенце-скатерть и передавая его Лёве.
- Да здесь хоть плюй, хоть заплюйся. О! В туалет наверно будут выводить, - отозвался тот, положив хлеб в свой сидор, и одним движением руки затянул лямки на его горловине.
Стукнула дверь и по коридору прошли три солдата, громыхая сапогами.
- Приготовиться к выходу в туалет! - послышалось в коридоре, и защёлкали открываемые двери. Затем послышалось: "Руки за спину! Первый пошёл! Бегом! Заходи! Не задерживаться! Быстрее! Не телись! Выходи! Руки за спину! Бегом! Заходи! Следующий! Руки за спину! Бегом!". Слышался топот зэковских ног, в несколько шагов, а возгласы солдатских команд звучали непрерывно.
Через люк начали слазить вниз бывшие на верхнем ярусе зэки. Последним из них спустился зэк, который по своему виду самый старший по возрасту в их купе.
- Мужики, - просяще заговорил он, приседая и уперев руки в пах, - Пустите меня первым. Я уже не могу. В автозаке ещё сс... хотел, - лицо его выражало знакомое многим мучение.
- Пойдёшь первым, дедок! Только сейчас терпи, не обосс..., а то и так дышать нечем, - сказал бодро Лёва, - Мужики, аккуратней, не толкайте его, чтоб не обосс... -
Очередь вывода в туалет подошла к их купе. Солдат открыл ключом решетчатую дверь. "Руки за спину! Первый пошёл! Бегом!" - скомандовал он "дедку", и тот побежал, согнувшись и приседая на одну ногу.
- Лишь бы по дороге не обосс..., - сказал Лёва, стоя полу боком у прикрытой солдатом двери, - А то задохнёмся здесь все. -
Следом за дедком, пропустив его в купе, побежал Лёва. А за Лёвой, когда тот вернулся, побежал Игорь. Добежав до конца коридора, он увидел в тамбуре возле открытой двери туалета солдата с пистолетом в руке. За ним в следующем тамбуре стоял ещё один солдат с пистолетом. "По малому." - сказал Игорь. "Заходи!" - скомандовал солдат Игорю, указывая рукой в туалет. "Быстрее! Не задерживаться!" - слышал Игорь за спиной, справляя свою нужду.
Он не стал застёгивать на пуговицы прореху и, повернувшись, шагнул через порог туалета. "Бегом! Руки за спину!" - услышал он от солдата и побежал в "своё купе". "Заходи!" - открыл перед ним дверь солдат, - "Следующий! Руки за спину! Бегом!"
Игорь сел рядом с Лёвой и начал застёгивать пуговицы на прорехе.
- Тоже не стал там застёгивать? И я не стал... Х... его знает! Пальнёт ещё по яйцам. Подумает ещё, что гранату достаю оттуда. Бля, как в дурдоме! А по "большому счёту" так я там вообще не смогу, е...ть мой х..., - говорил Лёва.
- Я тоже не смогу, - отозвался Игорь, - Да и кто сможет? Лишь тот, у кого понос. -
- Только с поносом и возможно. Не в штаны же! - возмущённо говорил Лёва, сверкая фиксами - Вот так теперь и будем бегать, три раза в день. Побегаем вместо физзарядки. -
- Я когда до Новосибирска шёл в столыпине, нас спокойно водили, быстрым шагом, но не бегом. И дверь прикрывали. Везде, ведь, решётки! И в туалете. Чё им смотреть? - также возмущался Игорь.
Вернувшиеся из туалета мужики тихо матерились. Двое забрались быстро наверх. Солдат закрыл дверь и начал "выпускать" зэков из последнего "купе". Все, кто был внизу, тихо матерились и возмущённо высказывали друг другу свои мнения.
Когда пробежал последний зэк из соседнего купе, и послышались звуки закрываемых дверей в конце коридора, Лёва, повернувшись, увидел дедка, сидящего согнувшись в конце прохода, спиной к стене.
- Ты чё, дедок? - спросил он, - Плохо, что ли? -
- Да я там... ничего не смог, - отвечал тот, зажимая руками между ног, - Он стоит с пистолетом сзади,... орёт,... а я не могу ничего сделать. Как пробкой заткнуло. -
- Так ты чё? Не посс... что ли? - спросил кто-то.
- Нет. Чё щяс делать? Я уже терпеть не могу, - как бы скуля, говорил дедок.
Кто-то из зэков хохотнул.
- Чё смеётесь, суки? - злобно сказал Лёва, - Командир! - громко сказал он проходящим мимо солдатам, шедшим уже "к себе" от туалета.
Те остановились, повернувшись к нему.
- Тут у нас один дедок не смог оправиться. Выведите его ещё раз. А то он уже не может терпеть. -
- Пусть терпит до утра! - сказал солдат с кобурой на ремне, - Оправка три раза в день! - и он повернулся, чтобы уходить.
- Да ты что? Не человек что ли? Видишь, мучается. Обосс... же щяс, - громко говорил Лёва.
- Пусть обосс...я. В сапог пускай сс... Во время надо было сс..., - ответил солдат, и подтолкнул переднего, чтобы тот шёл дальше.
- Ну-ка, зови сюда офицера! - рявкнул, вставая с лавки Игорь, - Совесть, бля, потеряли!
- Чё вылупился?! Зови офицера тебе сказано! Ты щяс сам обосс...я! - оскалив зубы, громко выговаривал Лёва.
Во всём столыпине поднялся гам зэков. "Суки! Зовите, бля, офицера!", "Пидорасы!", "Совесть совсем прое... !", "В ж... себе твой пистоль засунь!", "Офицера давай!", "Стоит, сука, в туалете... Х... не видел что ли?!", "Зови офицера!", "Пусть он вас пое..., пидоры!" - кричали зэки отовсюду из всех купе.
Из двери выскочил офицер, - Тихо всем! - громко приказал он, - Что здесь произошло?! -
Офицер подошёл, и спросил командирским голосом: - Что случилось? -
- Дедок в автозаке ещё хотел "по малому", - указал на скорчившегося дедка Лёва, - А здесь, под пистолетом, посс... не может. А вывести его второй раз отказываются. -
- Это от шокового состояния, - спокойно сказал Игорь, стоявший рядом с Лёвой, - В таком состоянии человек не может сделать того, чего он хочет. Мышцы сводит. А сейчас он уже терпеть не может. Под пистолетом, при открытой двери, у него опять мышцы стянет. С ним так нельзя. -
- Ясно, - сказал офицер, и, повернувшись к солдатам, сказал громко, но спокойно, - Выведите его сейчас в туалет. Шагом. И прикройте за ним дверь. -
- Слушаюсь, товарищ командир! - сказал один солдат, - За мной! - сказал он другому, и они оба побежали по направлению к туалету.
- Чё, суки? Сами побежали? - крикнул кто-то в каком-то купе.
- Да тихо ты! - тут же успокоил его другой голос.
- Ещё жалобы или вопросы есть? - обернулся офицер снова к "купе".
- Да вроде нет, - сказал Игорь.
- Выполнять приказание! - сказал офицер, повернувшись к дежурному по коридору солдату, и пошёл к двери, которая вскоре захлопнулась за ним.
- Иди, дедок, потиху сюда, - повернулся к нему Лёва, - Да держи руками как следует, чтоб не пролилось, - Лёва отошёл на шаг от решётки и сел на лавку, пропуская к двери дедка.
Солдат открыл дверь и негромко сказал: "Выходи!"
Дедок вышел, согнувшись, и прижав руки к паху, поплёлся, приседая на одну ногу, к туалету. Все зэки молчали, видя, что он уже с огромным трудом сдерживается. Обратно он шёл уже нормальным шагом, но чуть прихрамывая, и с неподдельным умилением на лице.
"С облегчением, дедок!", "Ну вот, и походняк стал, как у молодого!", "Узел быстро развязал?" - слышались негромкие возгласы и похохатывания зэков из первых камер.
- Спасибо, мужики! - сказал дедок уже в купе Лёве с Игорем, - Я вас щяс чаем угощу, - сказал он и полез наверх.
Через пару минут его голова показалась в проёме лаза, и он протянул Лёве маленькую пачку грузинского чая. "Вот. Спасибо!" - сказал он, и голова его исчезла.
- Ничё, дедок! Всё нормально! Теперь у тебя и новое погоняло (кличка) есть. Дедок. А за это всегда чаем рассчитываются. - осклабился Лёва, сверкая железными фиксами, - А неплохой мужик этот старший лейтенант, - сказал он повернувшись к Игорю.
- Кто его знает, - ответил Игорь, - Он за это деньги получает. Поживём, - увидим. -
После "туалета" в их купе началась та жизнь, когда человеку делать просто нечего, но многого делать просто нельзя. Двое зэков на лавке внизу, напротив той, на которой устроился Лёва, вполголоса разговаривали о чём-то. Зэк, который был на лавке с Лёвой, достал из своего "сидора" какую-то книжонку с замызганной обложкой, и читал её в конце лавки, откинувшись спиной на стену. Игорь, наклонившись, глянул на название на истрёпанной бумажной обложке, и прочитал "Нераскрытое убийство".
"Вот идиот"., - подумал Игорь, - "Токую х...ю читает. Да ещё когда сам сидит. Что в его голову прибавит эта книжонка?". Он толкнул Лёву локтем и сказал, кивнув на читающего:
- А глаза такие умные-умные, начитанные-начитанные. -
Лёва ухмыльнулся.
- Делать всё равно нечего. Сейчас каждый день будет похож один на другой. Хоть бы кого-нибудь этапом подкинули за эти дни. Поговорить бы. Узнать чё где творится. -
- Да и дышать уже нечем. Окна они вообще не хотят открывать, падлы. -
- Командир, - встал Лёва к решётке, обращаясь к проходившему по коридору дежурному солдату, - Окна хоть немного открой. Дышать уж нечем. -
- После отбоя проветрим, - ответил солдат.
- А скоро отбой? -
- Скоро, - бросил солдат и прошёл дальше по коридору.
- Видишь? Даже разговаривать не хотят, - сказал Игорь, - Полезу наверх. Поваляюсь. Может опять усну. Дольше спишь, - быстрее срок пройдёт. -
- Давай. -
Игорь залез наверх и лёг на свою фуфайку. Три зэка рядом играли в шаробежки, катая по полке кубик и переставляя по клеточкам фишки, вылепленные ими из мякоти хлеба. "Ладно... Поучу лучше слова, - подумал Игорь, - Может быстрее засну". Он достал из своего рюкзака карманный "Русско-английский и англо-русский словарик", с которым уже лет пять не расставался. Обложка словарика была им обклеена красной материей от какого-то транспаранта, чтобы уберечь её от обтрёпывания.
Игорь открыл словарик наугад и стал читать английские слова, их транскрипцию и перевод, пропуская те из слов, которые он уже знал. Запоминания слов от таких занятий не было. Да и быть не могло. "Но может быть хоть что-то останется в голове", - подумал Игорь. Словарик этот когда-то давно предложил Игорю какой-то зэк за замутку чая, и был очень рад, когда Игорь согласился. Игорь был также этому рад, потому что ещё с тюрьмы начал самостоятельно изучать английский.
- Интересное чё читаешь? - спросил его тот молодой зэк, который проспорил Лёве замутку чая.
- Да нет, - ответил Игорь, - Словарик это. Феню учу, - и, увидев, что на лице зэка появился интерес и недоумение, спросил, - Ты лакшишь (понимаешь) по фене? (феня - блатной жаргон) -
- А что это? - спросил тот.
- Ты сколько лет уже чалишься ("сидишь")? - спросил Игорь.
- Три года скоро. -
- А срок какой? -
- Пять лет.-
- Третий год сидишь, и фени не знаешь... Эх ты, - сказал Игорь, - Слушай и запоминай: