Как-то месяц назад пришел ко мне мой старый школьный приятель - мы с ним до сих пор поддерживаем хорошие, вполне даже дружеские и теплые отношения, ну, приглашаем друг друга на дни рождения, дочку я его крестил... в общем, могу сказать даже, что он не просто мой приятель, а даже хороший друг. Правда, далеко не все о нем мне было известно до того вечера (да-да, он ко мне вечером пришел, часов в восемь, без звонка, чему я весьма и весьма удивился), а сейчас, я хоть и узнал кое-какие подробности его жизни, но это знание нас не то что не сблизило, а скорее даже разделило. Так бывает. Поделится человек с кем-то чем-то очень близким и его трогающим, душевной тайной какой-нибудь сокровенной, а собеседник возьми и не проникнись ею, не поддержи - вот и встанет между ними преграда непонимания и отчуждения, и сломать ее очень тяжело, поскольку остается стыдливое чувство некой непричастности к тому, что ну не понял ты другого человека.
Так и у нас в итоге произошло, но для моего рассказа данное замечание важного значения не имеет. Это уже личное... А начну я несколько раньше того вечера, намного раньше, лет этак за двадцать. Мы тогда только институты закончили: я - архитектурно-строительный (сейчас работаю в одном из архитектурных бюро; новую серию высоток на юго-западе видели - я принимал участие в проектировании), а он - физфак универа. Надо сказать, что подавал надежды, да и перспективы были неплохие. Диплом с отличием защитил, несколько фирм к себе работать звали, не наши правда, а импортные. Он поэтому и не пошел - принципиальный человек - говорил, что раз родина ему дала образование, то надо дальше на нее поработать. Работал. То ли "Рубин", то ли "Гранит" - я в них не разбираюсь - проектировал что-то, опыты ставил, а года два назад с Москвой завязался, с атомным институтом (сейчас ТРИНИТИ называется; ну да, я потому и запомнил, что с той девахой из "Матрицы" созвучно), говорил, что чуть ли не космический проект у него: высокоточные разгонные системы. Но еще с института было у него одно увлечение - полевая теория гравитации и ее практическое применение. Он этим применением просто бредил, хотя вот сейчас уже двадцать первый век на дворе, а никто так применения ей, практического, не нашел, кроме разве что Эйнштейна. Про эксперимент "Филадельфия" слышали? Мне Петька про него все уши прожужжал. Да, я же не сказал - Петр Николаич его, моего приятеля, зовут, Петр Николаич Герасимов...
- Да ты пойми, что это же просто как на ладони - единая теория поля: гравитационного, электрического и магнитного. Я документы по эксперименту "Филадельфия" сумел нарыть. Ты себе не представляешь...
- Погоди, какой эксперимент?
- У тебя там в твоем строительном физика есть?
- Была...
- Про общую теорию относительности Эйнштейна знаешь?
- Ну, знаю...
Петька отхлебнул дешевого, явно разбадяженого "Бочкарева" из огромной совдеповской кружки - в той забегаловке, затерянной среди линий Васильевского острова, где они сидели, других отродясь не было - и ехидно уставился на приятеля своими пронзительными голубыми глазами. Ох и любил он так делать! Знал, что человек ни бельмеса не смыслит в вопросе, а как подопрет. Да даже если и смыслит - до самых печенки с селезенкой достанет, все вытрясет, а найдет слабинку.
- Что знаешь?
Его приятель, сидевший на таком же высоком стуле, что и Петька, только напротив через узкий обшарпанный столик, как-то слегка сник и начал что-то бормотать в свою кружку, в которой было более продвинутое и интеллегентное "Невское".
- Ладно, ни хрена ты не знаешь, это все чушь для младших школьников. Не путай специальную и общую теории относительности. - прервал пытку Петька, - Это в специальной про движение со скоростью света и прочую муть, а в общей про теорию гравитации, про устройство пространства, в конце концов, и про реальное поведение объектов вблизи тел большой массы. Понял! Так вот, Эйнштейн, который ее запатентовал, во время войны эмигрировал в Америку и там проводил эксперимент по полной маскировке эсминца "Филадельфия": наложением сильного электро-магнитного поля он пытался достичь эффекта отклонения световых лучей, как бы закуклить корабль внутри поля. Но что-то пошло не так - документов мало, не все понятно - и корабль переместился в пространстве и во времени, как показало сравнение корабельных часов; много человек погибло. Эйнштейн потом записи сжег, но я думаю, что дело там было...
Но Петька... пожалуй, сейчас его, конечно, лучше называть Петр Николаич, правда разговор у нас пока еще про события двадцати, нет... пятнадцатилетней давности, поэтому - Петька... так вот, Петьку не остановило то, что Эйнштейн свои записи сжег и ничего по тому самому эксперименту не оставил. Ему показалось, что он в силах проделать такую же работу. Знаете, есть такие ученые, в основном - математики, повернутые на теореме Ферма, некоторые из них заканчивали свои исследования в психиатрических клиниках. Петька в психушку не загремел, но года три выглядел абсолютно помешанным: спал мало, постоянно что-то писал, дома у него вместо мебели, по-моему, одни книги были. В итоге что-то он придумал, собрал коллегию из разных знаменитостей, на сколько я знаю, настоящих светил науки, и предоставил им свои выкладки. Теоритические. Вот тут-то и постиг Петра Николаевича моего первый инфаркт, в двадцать пять лет, поскольку светила эти самые подняли его на смех, обругали научным молокососом и велели искать самые грубейшие ошибки в его расчетах, вроде нарушения закона сохранения энергии или типа того.
А придумал, вернее, вычислил, мой Петр Николаич нечто абсолютно фантастическое и ни в какие научные ворота не лезущее. Создал он теорию зеркального пространства. Дескать, наше пространство, вся наша Вселенная, со всеми планетами, галактиками, метагалактиками, черными дырами, искривлениями и прочим, со всеми абсолютно законами и причинно-следственными связями, со всем населением, имеет своего двойника. То есть пространство разделено на двое и, более того, еще и слито со своей второй половиной воедино. Это как лента Мебиуса: когда она просто лента, то имеет две стороны, а когда перевернута и склеена, то - одну, но все равно вроде как две! Он мне, еще в больнице, долго, помню, объяснял, я, правда, мало чего понял и запомнил - слишком уж все было пересыпано физико-математическими терминами, но одна штука в его рассуждениях показалась мне очень интересной...
Тусклое осеннее солнце еле-еле пробивалось сквозь давно немытые стекла, в палате стоял какой-то призрачно-желоватый полумрак. Свет не зажигали, поскольку был день, да и не нужен он был никому - все благополучно отдыхали под капельницами.
- Черт, когда она уже капать перестанет, в сортир хочу - сил нет! - Петр поправил очки - зрение у него за последние годы изрядно подсело - вытянул шею и проверил количесво жидкости в капельнице, - Долго еще, зараза! Ладно, перетерплю... Так, на чем я остановился? Про двойственность пространственно-временного континиума ты понял, тут все как на ладони, эти консерваторы научные могут мне что угодно говорить - я все не по одному разу пересчитал и перепроверил. Все законы выполняются! А вот если исключить двойственность пространства, то как раз и пойдут нарушения! Ладно, не верят, не хотят замечать очевидного - хрен с ними! Я им все это практически докажу...
- Погоди, не кипятись, тебе нервничать нельзя... Вон сейчас иголку собьешь - издергался весь.
- Ты тоже не веришь?!
- Да верю, верю, только как ты эти свои изыскания на практике собрался доказывать? Пространствометров пока еще не изобрели.
Петр на некоторое время умолк, сосредоточенно наблюдая за поведением толстой медицинской иглы в его вене. Потом поднял глаза на собеседника
- Понимаешь, тут в расчетах одна тонкость оказалась, я сначала сам не поверил, думал, что что-то напутал... Но потом зашел уже с другой стороны и тоже самое получил. В общем, два эти пространства неотделимы друг от друга, то есть одно без другого существовать не может, а условием их взаимного существования является наличие вариационных трансмиттеров - я их так назвал - элементов реальных, физических, но способных переходить из одного пространства в другое. Существует и определенный закон таких переходов, вернее не закон, а пока предположение, но вполне обоснованное: у каждого такого трансмиттера в данном пространстве есть время жизни, которое определяется обстоятельствами, иначе не скажешь, окружающей среды, а по истечении этого времени трансмиттер переходит в другое пространство, где начинает новую жизнь и так далее. Есть, кстати, моя теория это подтверждает, и возможность свободного перехода из пространства в пространство... ну, скажем так, проникновение "отсюда-туда" подтверждается полностью, а вот обратное - пока нет, поскольку, находясь "здесь" невозможно изучить законы и принципы того пространства, это тебе любой, даже математик, скажет...
Не мудрено, что ему тогда никто не поверил, разве подобное возможно: разделение пространства, трасмиттеры, переходы, время жизни - очень отдает мистикой какой-то. Я тогда еще у Пети поинтересовался, что это могут быть за трансмиттеры такие, если, как он утверждает, по его теории они должны существовать реально в природе. А это как раз и оказалась самая слабая часть его изысканий. Он, оказывается, перебрал чертову уйму различных физических объектов, занимался даже астрономией: черными дырами, различными там карликами, новыми, сверхновыми, звездными кладбищами и прочим - но ничего подходящего не нашел.
Я тогда, наверное, повел себя по-свински - тоже ему не поверил, правда, не сказал об этом. Но он почувствовал. Замкнулся весь, после больницы не звонил и не показывался вовсе, я лишь случайно через общих знакомых узнавал, что с ним и как. А выходила весьма загадочная штука.
Первое время Петр мой Николаич от всего света отгородился, продал квартиру, переехал в Гатчину, устроился там работать (по-моему в какой-то секретный физический институт), ни с кем не общался, и так прошли года два - ни слуху, ни духу. Потом он женился. На аспиранточке молоденькой из первого меда. Она по профессии нейрохирург. Я сначала удивился его выбору: где это он с ней познакомился? Только потом уже понял. Оказывается, параллельно с физикой Петя мой серьезно занялся биологией, а именно, устройством человеческого мозга и центральной нервной системы. И не просто серьезно, а очень серьезно - пять лет назад у него целая книга вышла о стоении и физических аспектах функционирования нейронных волокон. Я ради интереса эту книжку полистал. Он там приводит даже полевую теорию, опять-таки собственную, работы мозга. Получается, что наша нервная система - чуть ли не уменьшенная в триллионы раз копия Вселенной, и она способна модулировать "единое", как он выразился, поле, только очень слабое. Что это поле нам дает, в книге не раскрывается, но его можно зарегестрировать специальным аппаратом Герасимовской, конечно же, конструкции. Он его разработал, запатентовал и даже пустил в производство. На его основе сейчас работает метод биорезонансного сканирования человеческого организма.
Наши отношения в это время стали постепенно востанавливаться. Созванивались периодически, в гости друг к другу ездили, дочку я его крестил... Опять-таки, странная метаморфоза: никогда он в Бога не верил, ни в какого, даже отрицал, а тут вдруг сам крестился, дочку - тоже, стал в церковь ходить. Что на него повлияло, я тогда не знал (да и сейчас, пожалуй, до конца не знаю), но догадывался. Видимо, коснулся Петр мой Николаич в своих исследования чего-то запредельного, что разве только наличием высших сил объяснить можно. И догадки мои потом подтвердились. Как раз в тот самый вечер месяц назад. Ох, и страшен же он был, когда ко мне в дверь позвонился - глаза запали, щеки осунулись, весь какой-то взлохмаченный, взгляд бегает. Я не удивился ноначалу - он перед этим опять сильно в работу вдарился, что-то изобретал, с какими-то там сверхмощными источниками энергии и прочими плазмотронами возился. Но после его рассказа я не то что удивился, я перепугался весь. Поскольку получалось тут событие абсолютно мистического и даже божественного характера. Дело в том, если верить все-таки Петру Николаичу, то изобрел он, как и обещал, механизм проникновения в его зеркальное пространство...
- Добрый вечер, Петр Николаевич! - сидящий в темном углу кухни у холодильника мужчина откинул капюшон и поднял голову. Был он высок, худощав, но во всей его фигуре отмечалась сила и стремительность. Длинные, до плеч, темно-русые волосы, высокий лоб, тонкие брови, большие серо-зеленые глаза, нос с небольшой горбинкой, чуть выдвинутый вперед подбородок - весьма породистое лицо, которое портил лишь какой-то странно-сероватый оттерок кожи и тонкий, но явственный вертикальный шрам через всю левую половину.
- Добрый... вечер...
Петр Николаевич был мужчина не из пугливых, но наличие в запертой снаружи собственной квартире чужого, абсолютно незнакомого человека заставило его слегка покачнуться и осторожно взяться за сердце.
- Ох, простите, я забыл совсем - инфаркт. - незнакомец нахмурился, открыл ящик кухонного стола, достал из него пластину "Валидола" и протянул ученому, - Вот, возьмите. Конечно, не стоило вас так пугать, но обстоятельства не позволяют дольше держать вас, скажем так, в неизвестности. Да вы присядьте, передохните, давайте чайку попьем...
- Я вас не совсем п-понимаю, - голос Петра Николаевича слегка дрожал, да и таблетка во рту несколько мешала отчетливому произношению. Все еще держась за сердце, он опустился на предложенную табуретку, - Кто вы? Как вы здесь очутились? И что вам от меня надо?
- Да, конечно, я же не представился! Имя мое вам ничего не даст, поэтому можете называть меня Мистиком.
Незнакомец встал, вытянулся и медленно склонил голову. Одет он оказался еще более странно, нежели выглядело его лицо, и тем более был странен факт его присутствия в квартире пусть небесталанного, но вполне рядового российского ученого.
Под длинным черным плащом с откинутым капюшоном скрывалась отливающая темно-серым броня явно неметаллического происхождения, что опытным глазом работника секретного КБ отметил Петр Николаевич, вся перепоясанная сложной портупеей, на которой было навешано множество как холодного (за спиной незнакомца торчали рукояти двух мечей), так и явно огнестрельного оружия. Руки и ноги Мистика тоже были закрыты броней, на бедрах с обеих сторон висели кинжалы, а предплечья украшали небольшие метательные ножи. Обут он был в высокие ботинки, но не кожаные, а на первый взгляд пластиковые с хитрыми застежками как на роликовых коньках.
- Ну что ж, господин Мистик, судя по вашей экипировке, вы - охотник на вампиров. - Петр Николаевич достаточно быстро пришел в себя - Интересно, чем же я могу вам помочь? В моих исследованиях нет ни сверхсильной чесночной эссенции, ни пуль с жидким серебром. На одно надеюсь, что мы с вами разойдемся с миром, и мне не придется вызывать милицию.
- Очень приятно, Петр Николаевич, что вы сохраняете чувство юмора, но, как ни странно это звучит в ваше время и в вашем пространстве, я иногда действительно охочусь на вампиров. Да, и на них тоже. А милицию вызывать абсолютно незачем, тем более, что о нашем разговоре вам придется забыть.
- Это угроза?
- Нет, ни в коем случае, просто почти свершившийся факт. Вы не волнуйтесь, я все сейчас объясню. Давайте-ка пока чайку, а то с дороги так пить хочется...
С этими словами незнакомец взял с плиты чайник, наполнил его под краном и поставил обратно на комфорку, затем достал из ящика стола спички и включил газ. Петра Николаевича еще раньше удивило то, что этот самый Мистик, не смотря на странный вид одежды и цвет кожи, выдающий в нем выходца явно не из России, так свободно ориентируется в его вполне стандартной квартире и абсолютно чисто говорит по-русски.
Пока вода в чайнике закипала они просто сидели и молча рассматривали друг друга. Взгляд у Мистика был какой-то завораживающий, и, вместе с тем, располагающий к себе. Создавалось впечатление, совершенно невероятное, но тем не менее оно было, что этот человек, или нечеловек, знает очень многое. И знание его не из разряда бытового или даже поэтического, нет, оно было как будто вневременное. Казалось, что он одновременно пребывает еще где-то и наблюдает за всем происходящим сейчас здесь на кухне с огромного расстояния.
Наконец, пар свистом дал знать о достижении водой искомой температуры, чайные пакетики были опущены в чашки, и аромат "Гринфилда" наполнил помещение.
- Ну что ж, уважаемый Мистик, - Петр Николаич отхлебнул горячего чая, - вы собрались мне что-то рассказать, а я подозреваю - и что-то потребовать. Начинайте.
- Вы правы, но только в том, что касается рассказа. Требовать я от вас ничего не буду, поскольку, зная вас, я полагаю это абсолютно бесполезным. А пришел я, Петр Николаевич, чтобы вас сперва немного осчастливить. Не деньгами и не золотом, а информацией...
Тут Мистик поставил на стол уже пустую чашку, видимо ему действительно очень хотелось пить, и ехидно,с полуулыбкой, посмотрел на собеседника. Потом лицо его сделалось серьезным и несколько торжественным.
- Дело все в том, что двойственность пространственно-временного континиума, на открытие который вы потратили все свои научные силы, действительно существует. Конечно, вам такое заявление от столь странного типа как я покажется совершенно бредовым, но, думаю, что смогу чуть позже...
Да, все ваши расчеты абсолютны верны, причем все. И что касается объектов перехода - тоже. Вы верно угадали напрвление поисков, сделали правилный вывод о строении нервных тканей человека. И время жизни вашего вариационного трансмиттера есть не что иное как время жизни человека. В дальнейшем он переходит к другому носителю, назовем это так, в зеркальном пространстве.
Но что самое невероятное: ваши догадки по поводу существования объектов самостоятельного перехода тоже верны! Они существуют! И как вы верно предположили, обнаружить их можно по аномалиям единого поля... Ну что же вы сидите, Петр Николаевич? Попробуйте!
- Не может быть...
- Может, может. Попробуйте.
Петр Николаевич выронил чашку, вскочил с табурета, несколько секунд стоял, не зная что предпринять и куда бежать, затем резко развернулся и с криком "а, хрен с ним!" умчался в комнату. Вернулся он, волоча с собой осциллограф и еще какой-то громоздкий и явно тяжелый прибор. Водрузив все это на стол, с которого Мистик уже предусмотрительно убрал осколки чашки и другую пока целую посуду, Петр Николаич соединил несколько проводов и клемм и вновь убежал в комнату, крича что-то о питании. Несколько минут его не было, лишь за стеной раздавались какие-то неясные ругательства, что-то падало и трещало. Потом появился тихий гул, как будто заработал мощный трансформатор, а вместе с гулом на кухне материализовался и сам ученый с мотком толстого кабеля в руках.
- Сейчас, сейчас, только вот питание подсоединю... жрет, зараза, как тысяча советских холодильников. От простой сети не сработает, так пришлось...
- Догадываюсь, догадываюсь, - Мистик от души рассмеялся, - ну вы даете, Петр Николаевич, не поленились даже накопитель энергии собрать.
- А что вы думаете? Модулятор поля - это вам не лампочка!
- Ну, не кипятитесь, простите - не хотел обидеть. Готово?
- Да, сейчас... Включаю...
- Подождите! - Мистик встал с табурета и легко достал из-за спины один из мечей, - Вот теперь можно.
Петр Николаевич с подозрением посмотрел на блеснувшее лезвие, пожал плечами и склонился над приборами. Раздался щелчок тумблера, за ним последовал сухой треск, похожий на звук работы счетчика Гейгера, по экранчику осциллографа побежали зеленоватые волнистые линии. Петр Николаевич нахмурился и принялся подкручивать какие-то рукоятки, в явном волнении поглядывая то на экранчик, то на стрелки нескольких датчиков загадочного прибора. Треск усилился, волны на осциллографе побежали быстрее, а затем...
- ...твою мать! - только и смог выдохнуть ученый, когда контуры окружающих предметов, стен, да и самого пространства, заколыхались, а из размазавшегося в нечто зеленое холодильника высунулась мерзкая зубастая пасть. Громко рыгнув, пасть огляделась и плотоядно нацелилась на замершего в ступоре кандидата физмат наук. Правда, никаких противоправных и, тем более, каннибаллистических действий она совершить не смогла, поскольку была встречена клинком Мистика, а затем мощным пинком отправлена обратно в зеленеющее чрево холодильника.
- Выключайте! - дико заорал Мистик, размахивая мечом и не давая твари вылезти в пространство кухни и полакомиться обалдевшим ученым. После очередного наиболее удачного пинка тяжеленным башмаком, когда зубастая пасть на несколько мгновений скрылась в глубине провала, Мистик оглянулся и, поняв, что от Петра Николаевича никаких действий кроме падения в глубочайший обморок не предвидится, с разворота рубанул по прибору. Меч проломил корпус, расплескал стекла датчиков, поднял сноп искр, перерубив какую-то энергетическую артерию, и замер, увязнув в сонме плат и обмоток. Но свое дело он сделал: треск прекратился, зеленый провал с воем захлопнулся, пространство вокруг конвульсивно трепыхнулось несколько раз и замерло. Кухню наполнил запах горелой проводки.
- Ну что, Петр Николаевич, еще "валидольчику"?
- Д-да пожалуй, - резко осунувшийся и побледневший ученый медленно оплыл на табурет, глаза его остановились в одной точке, а ладони до скрипа в суставах вцепились в край стола.
Мистик вытащил из искрящих руин свой меч, прислонил его к стене, отключил и бросил на пол шнур питания. Открыл форточку, дабы улучшить циркуляцию и приток свежего воздуха, потом в очередной раз залез в ящик стола и протянул Петру Николаевичу таблетки.
- Как вы прокомментируете произошедшее с научной точки зрения?
Ученый некоторое время мучительно сосал "Валидол", потом расслабился, опустил руки, тяжело вздохнул и произнес:
- У вас показатель единого поля очень близок к расчетному пороговому значению. При превышении этого значения идет квантово-темпоральный сдвиг, локальность которого зависит от превышающей дозы. То есть, чем больше енергоемкость накладываемого поля, тем большую дыру можно проделать в зеркальное пространство. Мой прибор для измерения окружающего поля создает собственное, скажем так - эталонное, по реакции которого и определяются характеристики изучаемого. В данном случае мощности эталона, наложенного на ваше собственное поле, хватило, чтобы проломить барьер между пространствами. Но это невероятно. Это значит...
- Это значит, Перт Николаевич, что вы теперь точно можете создать инструмент взлома пространственного барьера. Но вы сами видели, что через "дыру", как вы выразились, могут проникнуть и к вам. Кроме того вы убедились в моем лице в существовании трансмиттеров с возможностью самостоятельного перехода из пространства в пространство без потери тела-носителя. Я действительно перехожу туда и обратно. Я - Мистик. Нас очень немного. Мы рождаемся очень редко как на этой, так и на другой стороне. Поэтому мы объединены в организацию, которая так и называется "Мистики" и следит за сохранением равновесия. Дело еще в том, что эти пространства - антагонисты, они способны уничтожить друг друга, если дать свободный проход из одного в другое. А пожить-то хочется,верно, Петр Николаевич?
- Зачем вы мне все это рассказываете? Вы теперь меня убьете?
- Нет! - Мистик покачал головой и взял стоящий у стены меч, - Это только в дурацких боевиках злодей усердно распинается прежде, чем прикончить свою жертву. Я не злодей. Мне приказано лишь ликвидировать ваше открытие. Не готов мир к нему, понимаете, не-го-тов! На Эйнштейна вон тоже пришлось надавить, а вы чем хуже? Каюсь, мне немного вас жалко стало: столько трудов, нфаркт, насмешки коллег - вот и решил устроить эту маленькую демонстрацию. Теперь вы все знаете, так что не обессудьте...
- Нет! Не дам! - хриплым фальцетом заверещал Петр Николаевич, судорожно вскочил, повращал выпученными глазами и вдруг схватил остатки своего измерителя поля и прижал его к груди. - Не дам!
- Ну это врядли! - Мистик крутанул в руке меч и шмякнул ученого плоскостью клинка прямо по высокому залысому лбу...
Вот такую невероятнейшую историю поведал мне мой приятель. Я его долго в тот вечер успокаивал, да валерианкой отпаивал. А на утро поехали мы с ним в Гатчину, на его квартиру. Он, бедолага, как очнулся после удара мечом, так опрометью бежать кинулся. Очухался уже в Питере перед моей парадной. В свою квартиру сначала тихонечко вошел, потом, как понял, что никого в ней нет (жена и дочка на ту пору на даче были), так принялся бегать и завывать. Вся аппаратура его чудная пропала и все записи по ней, да по его теории. Но что самое невероятное: с того дня утратил Петр Николаевич свой научный дар - в физике и в других науках он трех слов теперь связать не может. О том происшествии он все помнит, но вот как был устороен его прибор и все выкладки по своей теории - забыл напрочь.
Из, так скажем, вещественных доказательств этого события найдены нами были разбитая чашка, другая, целая, стоящая в раковине, след-разрез на скатерти и подпалины на ней же. Они согласуются с рассказом бедного моего Петра Николаича, да и я склонен ему все-таки верить, поскольку придумать такое, да еще в таких подробностях и с такими последствиями - я имею в виду потерю научного дара - невозможно.
Он теперь работает лаборантом в том же институте. Там все диву дались такой резкой метаморфозе: был светлый ум, а в одночасье скатился до уровня школьника. Но за прошлые заслуги не выгнали, а оставили работать, чтоб хоть как-то возможно было прокормиться. Больше уже Петр Николаич не рвется к горизонтам, но правда, которую он таким странным образом постиг, его тяготит. Да и мне кажется, что событие это - не конец, а лишь начало...