Такой она получилась - эта повесть: парадоксальной, местами нелепой и смешной. Огромная благодарность камраду WildOne, без которого ничего бы и не было, а также остальным обитателям бывшего киевского форума HOMM. И, как говорится, не стреляйте в пианиста - он играет, как может.
Камрад Михаил Живой akaKomaro.
Если вы не страдаете паранойей, то это еще не значит, что они за вами не следят.
Шутка
Вместо пролога.
Близилась ночь. Солнце скрылось за темной и словно бы монолитной стеной леса, а алая заря уже отполыхала в небесах, по-весеннему чистых, хотя уже слегка подернувшихся звездами. Среди них высоко-высоко над верхушками древних елей проступил отчетливый серп молодого месяца, заменив своего извечного брата - солнце. С высоты месяцу было отлично видно, как последние лучики дневного света соскользнули с горизонта, и ушли пытать счастья куда-то на запад вслед за самим светилом. Но солнце, казалось, и не думало сдаваться, уходя, оно оставило на земле множество крошечных огоньков, которые сияли теперь в окнах крестьянских домов деревушки, притулившейся над рекой, что вилась среди высоких холмов и сопок этого дикого края, на сколько хватало глаз, будто покрывалом накрытых дремучими лесами.
Немного отстоя от кромки леса, деревня полукругом обхватывала частокол местного гарнизона королевских войск, закрывающего проезд по верхней дороге. По правде-то говоря, вряд ли бы он мог хоть на сколько-нибудь остановить продвижение вражеских войск - бревна частокола через одно покосились и выпали, а стража вконец обленилась и занималась всем, чем угодно, кроме несения службы. Что, кстати, не мешало солдатам отлынивать от выполнения любых работ, у них завсегда находилась отговорка ("Захар! Помоги-ка мне крышу починить, все одно ничем не занят!" "Как так не занят, Ерема, я ж на королевской службе, вас же, дурней, охраняю от супостатов-недругов, бдю, понимаешь, денно и нощно, здоровье свое гублю! И все ради вас, стервецов! А ты говоришь, не занят!"). Так что местные жители уже давно отчаялись получить какую-либо помощь от доблестной королевской армии, налоги на содержание которой исправно платили уже многие годы, да к тому же еще и кормили вышеупомянутый местный гарнизон. Было совершенно непонятно, на кой ляд он вообще нужен в этой глуши, но вы уж наверняка сами знаете этот установленный порядок - размещать по всей стране сеть маленьких гарнизонов, будто они и в правду что-то могли защитить. А здоровье свое солдаты и вправду губили - в местной корчме, или попросту, кабаке, укрытом за стенами фортеции. Сие питейное заведение ("Орчье рыло") принадлежало старому кривому орку по имени Зордок, которого все почему-то чаще называли просто Хмырь. Он был дезертиром из армии какой-то далекой-далекой империи, о существовании которой никто в округе и не знал до того самого дня, когда орк, скрываясь от имперцев, которых довольно серьезно кинул, и кредиторов, не забрел случайно в эти края, где и решил поселиться. Поднакопив деньжат на ростовщичестве и спекуляции, он решил открыть в деревне кабак, где бы доблестные королевские солдаты коротали свободные от службы вечера. До ближайшего села, где имелся трактир, было семь с гаком верст, что само по себе немного, но вот обратный путь в изрядно поддатом виде давался и крестьянам и солдатам одинаково нелегко, так что идея орка была встречена с большим энтузиазмом. Корчму строили, что называется, всем миром, на работу собрались все деревенские мужики, кроме хромого деда Анисима, даже стражники, и те помогали, что само по себе удивительно. С тех пор прошло уже восемь лет, Зордок с успехом торговал кислым пивом и паленой водкой, но народ вовсе не возражал, тем более что в селе пойло было еще отвратительнее.
Несмотря на сегодняшнюю убогость и запущенность, седьмой Порецкий форт-гарнизон не всегда был таким. Когда-то давным-давно, годков этак сто пятьдесят назад здесь кипели жестокие бои королевских сил против варваров диких полулюдей-полузверей валлов. Валлы населяли эти леса испокон веку, их древние легенды и мифы гласят, что их народ произошел прямиком от грибов груздей, что маловероятно, поскольку, скорее всего их прародителями были поганки. По крайней мере, так говорили королевские мудрецы. Людей тогда гнали силой переселяться на новые земли. Была не совсем ясна причина столь горячего желания престола заполучить эту дикую лесную страну - здесь, конечно, было много отличного корабельного леса и все такое, но страна вряд ли когда испытывала недостаток в строительных материалах, а вот земель, годных под посев хлеба было мало. Очень мало. И это заставляло королевских поселенцев выжигать довольно приличные лесные территории, что, конечно, было хорошо для земледелия, но валлам, почему-то, не очень-то нравилось. Ну, одно слово, грибы темные.
Битвы тут были жестокие, кровопролитные, много добрых молодцев сложили в этих лесах свои головушки. Поняв, что им не одолеть в открытом бою хорошо обученные королевские дружины, валлы тотчас же перешли на партизанскую войну, и вот тогда уже пришлось несладко захватчикам. Те в ответ принялись палить леса, дикари валлы в отместку нападали на мирных земледельцев, грабя и жестоко убивая их. Чтобы защитить беспомощных и вусмерть перепуганных крестьян Королева распорядилась создать по всему лесному краю сеть небольших форт-гарнизонов, не способных остановить крупный отряд неприятеля, но вполне пригодных для борьбы с мелкими банд формированиями. Как ни странно, это оправдало, а может, валлы смирились с поражением, но вскоре нападения прекратились, королевский экспедиционный корпус ушел оттуда. Жизнь потихоньку утряслась, устоялась, сменилось несколько поколений, избы успели обветшать, а некогда грозные варвары валлы сжились с поселенцами, и постепенно смешали свою кровь с их кровью. Так родилась народность, названная в последствии исследователями чихонцами.
Уже давно закончились работы в поле, давно все землепашцы и лесорубы вернулись в свои хибары, с тем, чтобы завтра снова чуть свет выйти на работы, весна ведь на дворе, самая страда сельскохозяйственных работ, тяжелая пора для крестьян. Сей факт ничуть не трогал стражников, которые еще засветло собрались в "Орчьем рыле" и уже успели совершить свой неизменный ритуал в любое время года, а именно нажраться до поросячьего визгу. Вечер был совершенно обычным и предвещал самую обычную ночь, но все вышло совсем не так. Не так.
Орка Зордока еще с утра мучило странное предчувствие, что что-то должно произойти. Был какой-то безотчетный страх, будто бы имперские солдаты наконец нашли его, вот-вот схватят и повесят на первой же березе. И, причем, вовсе не за шею.
"Какие, к черту, имперцы в этой богами забытой дыре?! Нееет, чует моя задница, чой-то буит!"
Началось все с того, что капитан местной стражи Вилид, тощий старый злыдень - бородач, с незапамятных времен страдающий сифилисом, триппером и службой в этом грязном гарнизоне, с самого утра был пьян и зол как черт, что само по себе не являлось необычным фактом, такое состояние было для старого служаки вполне нормальным, но складывалось такое впечатление, что он что-то замыслил. Вот это уже было весьма странным, так как было совершенно точно установлено, что в его голове максимум помещалась всего лишь одна мысль (причем одновременно содержащее всего одно слово): еда, выпивка, ругань и бабы. Вот именно в таком порядке и по одной враз. Еще до завтрака он зачем-то верхом отправил молодого стрельца Епифана в неизвестном для всех направлении. А вернулся тот только под вечер, загнав коня, заскочил в казарму, что-то быстро сообщил капитану и вновь умчался на сменной лошади куда-то. Да так, что пыль на дороге столбом встала. За этот день Вилид послал еще двоих гонцов, но ни к вечеру, ни к ночи, они так и не вернулись, видно, путь их лежал в дальние края. Что же задумал старый хрыч до поры, до времени так и осталось покрыто завесой тайны, но стрельцы истово молились всем известным им богам о том, чтобы он ограничился этими гонцами. С утра, только проводив Епифана, страдающий от утреннего похмелья и прочих своих многочисленных недугов, Вилид начал по своему обыкновению шпынять и гонять солдат бессмысленными поручениями и делами, но, сытно пообедав, успокоился. Надо сказать, что на самом деле Вилид являл собой довольно странную и неоднозначную личность, порождающую в умах окружающих весьма интересные мысли и предположения. Разумеется, в умах только тех людей, которые имели этого самого ума хоть чуточку больше того ничтожного количества, достаточного для потребления вышеупомянутых еды, выпивки, нехитрых и часто жестоких развлечениях простого народа, а так же, естественно, для продолжения своего (а иногда и соседского) рода. Словом, людей мало-мальски интеллектуальных. Но таких личностей в простом окружении стрелецкого капитана к счастью или сожалению не было, да и быть вряд ли могло, хотя и солдаты и крестьяне все же иногда задумывались над некоторыми странноватыми особенностями Вилида. Например: куда уходит вся еда, которую капитан употребляет в необъятных количествах, если он сам остается все таким же худым? Злые языки поговаривали, что она вся без остатка уходит в злость и собачий нрав. Они же добавляли, что только она же и удерживает его на этом свете, не отпугивая даже самого старика Смерть. Впрочем, на самом-то деле его невозможно отпугнуть - если уж он пришел по вашу душу, то не покинет вас, не выполнив своей работы (ему ж все-таки за это деньги платят).
Однако надеждам стрельцов не суждено было сбыться. Уже затемно он ни с того, ни с сего ворвался в "Орчье рыло" и, перешибая ядреный кабацкий перегар своим раза в четыре более сильным, пинками и затрещинами выгнал уже изрядно подпитых солдат в ночной холод. Спорить с капитаном, а тем более оказывать сопротивление было весьма и весьма опасно для здоровья, поэтому лихие трактирные вояки, матерясь и проклиная все на свете, кроме капитана Вилида (не дай готт он услышит), вывалились за двери. Кое-кто пристроился прикорнуть прямо тут, привалившись к теплым подгнившим бревнам корчмы, кто-то начал обильно поливать двор блевотиной, но большинство, собравшись по двое - по трое, чтоб не упасть, распевая похабные песни, побрели в направлении казармы.
Выпроводив всех своих подопечных, Вилид с силой захлопнул дверь и пристроился на трехногой табуретке возле стойки. Вернее обессилено на нее упал, заставив бедный предмет мебели жалобно скрипнуть.
--
Налей!
Старый орк, надо сказать, был весьма и весьма удивлен странным поведением капитана, но врожденная трусость, эгоизм и равнодушие советовали ему воздержаться от вопросов. Он, кряхтя, нагнулся, достал из-под стойки здоровенную бутыль самогона и налил Вилиду полную кружку. Против обыкновения капитан не стал выпивать всю кружку залпом, а начал медленно потягивать это отвратительнейшее пойло, словно прекрасное хирольское вино. Было совершенно очевидно, что он чего-то ждал.
Часть I. Охота.
Незамысловато петляя среди темных распаханных полей, дорога неспешно подбиралась к деревушке на крутом берегу Нивиди. По ней двигался одинокий усталый путник на столь же столь же истощенном, как и его хозяин, жеребце. Практически невидимый в сгустившейся ночной тьме, он казался полностью погруженным в собственные мысли, что-то негромко шептал, изредка потрясая спутанной седой бородкой, словно досадуя на что-то. Понурый конь медленно ступил на грязную деревенскую улицу, прошел мимо закопченных хат и уперся в закрытые ворота частокола форта. Он негромко всхрапнул, словно пробуждая наездника ото сна. Он звука тот вздрогнул, встрепенулся и растерянно уставился на стену. Нужно сказать, возведенное около сотни лет назад деревянное сооружение ныне выглядело более чем жалко. Нет, конечно, форт реставрировали. Лет этак сорок-пятьдесят тому назад. Насквозь гнилые, покосившиеся, а кое-где и вовсе повалившиеся бревна частокола во тьме казались торчащими ребрами чудовищного разлагающегося мертвеца. То тут, то там среди развороченной ограды к небу вздымался темный перст сторожевой вышки, ни на одной из которых не стояло стражи вот уже лет тридцать в основном по причине их ветхости. В хмурую погоду, особенно осенью, четырехсаженные деревянные сооружения качались на ветру и жутко скрипели, грозя обрушиться в один прекрасный день. То, что некогда было рвом, давно заросло крапивой и осокой, превратившись в грязную и невразумительную сточную канаву, воняющую отбросами и помоями, которые местные сливали прямо сюда же.
Конь ночного странника демонстративно поднял голову и выразительно фыркнул, показывая свое отношение к быту деревенских жителей. Откуда-то сверху послышалась ругань, и дико потянуло перегаром, зажегся огонь. Опухшая небритая физиономия стрельца-привратника в неровном свете факела казалась, по меньшей мере, лицом утопленника или упыря.
--
Кого это там черти принесли на ночь глядя? - маленькие красные глазки солдата уставились на приезжего. Лет сорока крепкий мужичина с волевыми чертами лица, порезанными и порубленными старыми шрамами, темными волосами, впрочем, изрядно побеленных сединой. Поношенная камуфляжная брезентуха, рукоять двуручного меча, выставляющаяся из-за плеча и явно боевой посох, притороченный к седлу, также не создавали впечатления мирного живого. В глазах стрельца мелькнул страх, но тут же сменился выражением полного равнодушия.
--
Ты чей будешь-то?
--
Отворяй, служивый, - тяжелый, сиплый бас. Стрелец отчего-то вздрогнул и полез открывать. Прямое нарушение устава, но здесь войн уже сто лет как не было. Раздался лязг засова, одна из створок тяжелых ворот, чавкая по грязи, приоткрылась. - Заползай.
Всадник спешился и прошел в проем, ведя за собой коня. Толстый страж исподлобья смотрел на него, опершись на пищаль.
--
Где тут у вас можно задницу на ночь прижать?
--
Дык... корчма у нас тут есть... кабак... дальше по улице иди. Там как раз капитан Вилид сидит, доложитесь ему.
Стрелец замялся.
--
Эээ... Сам-то ты кто?
--
Тором меня кличут, слышь, коня куда пристроить?
--
Давай я отведу на конюшню. Тут в темноте черт ногу сломит, но мне-то уже не впервой.
Тор успокаивающе похлопал заволновавшегося коня по мокрому от пота боку и отпустил вместе со стрельцом. Затем, матерясь и перепрыгивая через лужи и канавы, минуя приземистые ветхие бараки, он добрался до центра небольшого форта. Огонь горел лишь в одном из домов - как раз той самой корчме. Сама она отличалась от окружающих ее бараков лишь внушительным крыльцом, на котором сейчас спало штук пять пьянущих в зюзю стрельцов. Аккуратно перешагнув их тела, Тор поднялся на крыльцо и открыл дверь внутрь. Сеней не было, сразу от входа начинался небольшой темный зал, немногим более чистый, чем деревенская улица. Опилки и солома, которыми посыпали пол, явно не менялись вот уже с полгода. Непонятным образом в такое маленькое помещение умудрились втиснуть пять больших круглых столов. На потолочных балках висели целые веники сухих трав, распространяя вокруг себя терпкий аромат, неспособный, впрочем, перебить кислую застарелую вонь. "Наверняка дурь какая-нибудь!" Конец общего зала перегораживала стойка, за которой виднелась осклабившаяся орочья морда. На протяжении своей жизни Тор перевидал немало орков (и немало перебил), но такую отвратную рожу видел впервые. "Чего уж говорить, под стать окруженьицу. Тока чего он тут делает, в такой глуши? Блин! А чего я тут делаю?!"
Рядом, на табуретке, восседал тощий старик в рваной ржавой кольчуге. Ага, наверняка тот самый Вилид-капитан. Он был уже изрядно пьян и, похоже, пил один. Вспомнив валяющихся стрельцов, Тор вдруг подумал: "Они что, в две смены бухают, сначала простые солдаты, потом командир? Хотя какие они солдаты, так, одно название". Корчмарь не пил, профессиональная гордость не позволяет. Или просто боится отравиться своим собственным пойлом. Все корчмари Королевства в свое время давали клятву не продавать дрянную водку, но Тор до сих пор не встретил ни одного представителя этой славной профессии, следующего ей.
Через некоторое время Тор уже сидел на табуретке, привалившись спиною к шероховатой стене. Дрянная, но все-таки водка в момент согрела весь продрогший организм путника и уступила место теплому кислому пиву. А отвратительные промозглые мысли в голове уступили место приятной пустоте, уже слегка пьяной, но еще не той безудержно веселой, что всегда охватывала его после первой полбанки.
Капитан стражи к приезжему подходить не спешил, даже не заговаривал - пил молча, в одиночку. Не разговаривал он и с орком-корчмарем (которого, как Тор уже узнал, звали Зордоком), тот тоже молчал. Тор с любопытством рассматривал его. В молодости, еще находясь на королевской службе, Тор принимал участие в одном из северо-западных походов. Чересчур расплодившиеся тогда племена северных орков уничтожали в профилактических целях - чтобы те боялись нападать на земли Короны. Молодого еще тогда солдата Тора поразили те жестокость и равнодушие, с какими истреблялись подобно волкам вроде бы разумные живые. Поначалу он отворачивался, когда после победы над племенем солдаты добивали беззащитных женщин и детей, и отказывался грабить трупы. Но потом привык, без этого было просто не выжить. В холодных северных лесах и тундрах практически весь год свирепствовали морозы, чтобы не замерзнуть орки носили вместо тулупов теплые медвежьи шкуры. Королевские солдаты сдирали их с еще теплых трупов поверженных врагов и одевались сами. Множество орков было истреблено тогда, в основном благодаря тому, что гордые северяне не знали и не желали знать пороха и боевой магии, и "огненный бой", как они называли мушкеты и пищали, внушали им суеверный ужас. Но и люди с эльфами тогда понесли немалые потери попросту замерзшими солдатами. Зимней формы, конечно же, не выдавали, казенные деньги на нее были разворованы еще в позапрошлом году.
Тех северных орков еще называли "белыми" - под цвет снега в тундре. Про них, помнится, даже песню сочинили, что-то там вроде: "Утром снежным белые орки выбегут в поле...". Полностью песню Тор не помнил, давно уж было.
Однако ж, орк Зордок вовсе не походил на своих северных родичей, в отличие от них он был низок ростом, гораздо более уродлив лицом, торчащие из его рта клыки были все гнилые и кривые, а сам он был маленьким и щуплым. Словом, этот орк вовсе не казался Тору орком. (Впрочем, уважаемый читатель, он им и не был, на самом деле Зордок был гоблином, южной разновидностью орков. Но на территории Королевства гоблины не проживали никогда, поэтому здесь и слова такого не знали. Вообще-то орки и гоблины разнятся между собой довольно сильно, как, к примеру, волки и собаки, но чтобы не нарушать целостность повествования все же будем называть кривого корчмаря орком. Ведь в сущности-то, какая разница: человек, орк, гоблин, эльф - все одно тварь разумная!)
Так и не дождавшись внимания к своей персоне, Тор спиной навалился на темные от времени и сырости бревна стены, закрыл глаза и позволил невеселым мыслям о событиях прошлой ночи шипящим потоком устремиться в пьяную пустоту разума.
ИСТОРИЯ ТОРА
Тор встретился с Сигурдом на постоялом дворе "Жирный Боров", что стоял в большом богатом селе Белое где-то на севере Кунифинской волости. "Боров" был совершенно обычным заведением, сочетающим в себе недорогую ночлежку и кабак. Постоялый двор, каких в Королевстве тысячи. Народ, населяющий здешние края издревле считался гордым и непокорным, поэтому в годы смут волость незамедлительно объявляла о своей независимости от Стольного Града. Так произошло и в этот раз. Налоги теперь собирал только волостной голова, живущий в Кунифине, а оставшаяся здесь горстка королевских гарнизонов благоразумно приняла его сторону. Обычно после восстановления порядка в стране Стольный Град в очередной раз приструнял обнаглевшую провинцию, щедро репрессируя всех кого ни попадя. Если бы спросили мнение старого вояки и наемника Тора, то в этот раз он поставил бы вовсе не Стольный Град, а на Кунифин. Дело было в том, что сейчас в Королевстве начиналась не какое-нибудь там почти привычное крестьянское восстание, огромный и могучий западный сосед - Великая Империя Запада - навалилась на Королевство всей своей военной мощью. Задерганная постоянными бунтами армия не могла достойно противостоять имперским вооруженным силам, и все отступала к столице. Тор слышал что-то об ожесточенных боях где-то в районе Корихинской крепости, говорили даже, что она уже пала. Даже если так, то это совсем неудивительно.
"Война между Королевством и Империей шла уже достаточно долго и в последние годы далеко не в пользу первого. Вместе с усталостью простого народа от постоянной войны и недовольством от ее затянутости росла ненависть. Нет, не так. НЕНАВИСТЬ - вот правильно. Ненависть каждого по отдельности - крестьянина или ремесленника - и ненависть коллективная - всего народа в целом. Это была ненависть ко всему - к Королеве и вельможам, за то, что ведут эту самоубийственную войну, к Империи, за беспощадность и сам факт существования. Война давно стала народной и священной ненавистью. Эту ненависть лелеяли и пестовали, копили ее годами и десятилетиями. Эта ненависть уже просилась через край и не могла не найти выхода." Так напишет об этих событиях много лет спустя военный маг и историк Пихаро.
Когда и из-за чего началась непрерывная череда войн между двумя державами, сейчас знали, пожалуй, только историки. Скорее всего, это произошло лет триста назад из-за чересчур высоких религиозных амбиций Королевства. Дело было в том, что Восток издревле исповедовал готтианство, насаждая его во всех частях света. Однако ж, Империя, стремительно растущая на восток, крепко опиралась совсем на другую религию - пофигеизм. В те времена два государства еще не сошлись границами, между ними лежали земли риневерских дикарей - гордого и непокорного народа. Племена риневерцев жили разрознено, но всегда против объединялись вместе против общего врага. Впрочем, это не помогло им в жестокой войне на два фронта. В конце концов, два исполина все-таки сошлись, и с тех пор меж ними потянулись многочисленные войны и разногласия.
Но двое старых друзей сидящих в людном общем зале постоялого двора разговаривали вовсе не о политике, а о вещах гораздо более странных. Вот уже много лет Сигурд исправно снабжал Тора информацией, которую сильные мира сего боялись доверять и голубиной почте и гонцу, чем точно наводил наемника высшего класса на цель. Многоголосый гул, чавканье и пьяные крики общего зала гарантировали лучшую конфиденциальность. Они долго сидели за небольшим круглым столом и молча потягивали отвратное и явно разбавленное пиво. Это было своего рода их ритуалом, мол, дела не сразу делаются. Наконец Сигурд, длинноволосый усатый мужчина лет тридцати пяти - сорока, с грохотом опустил глиняную кружку на стол и заговорил:
--
Знаешь, Тор, кое-что я тебе все же расскажу...
--
Да ну?! А я-то думал, нафига это мы тут сидим?
--
Не кривляйся и не перебивай меня. Времени мало, поэтому перехожу сразу к делу. Так вот. На севере стали происходить крайне странные вещи.
Тор больше не перебивал.
--
Да, странные. Я не зря назначил тебе встречу здесь, в Кунифинской волости. Считай, уже отсюда начинаются глухие северные леса. Да-да, где полтора века назад валлов усмиряли. Так вот, через две недели пешего пути по тайге в этой самой появилось странное место. Даже не место - круг какой-то заколдованный, верст десять в поперечнике будет.
--
И чегой-то в том кругу такого? Лес что ли выгорел?
--
Не, лес цел, вот только магия там как будто выгорела. Точно, так и есть. Во-первых, лошади туда нейдут.
--
Как так нейдут?!
--
А вот так - упрутся и ни в какую, хоть режь! Боятся чего-то, чуют. Но самому туда пройти можно. А что во-вторых, так это то, что магия там с глюками пашет. Колданет волшебник, например, дождь, а вместо него лягушки с неба повалятся или джин какой прилетит ни с того, ни с сего.
--
Эй, а ты то это все откуда знаешь, ты же в магии ни бум-бум?
--
Не, сам-то я там даже не был, че я дурак что ли - по лесам буреломным лазать? Это маги столичные туда ходили на исследование, да. В эту, как ее... експедицию... вот. Целая толпа - живых десятка два. У меня там один знакомый среди них, так он мне все и поведал. Сказал еще, правда, что ничего они там не нашли, только боли головные себе заработали на год вперед. Нет, кое-что все-таки нашли, гора там появилась.
--
Чего-о-о?
--
Ага, гора. Ну, гора, не гора, но скала такая здоровая, отвесная. И водопад с нее падает. Не было ее раньше. Лес был ровный, без конца и краю, а тут бац тебе - и скала с водичкой!
--
Ты чего уже надраться успел без меня или башку мне дуришь, а, засранец?
--
Скажи мне, Тор, было дело, чтобы я тебе туфту гнал?
Тор подумал и смутился.
--
Не, не было.
--
Во. Если я говорю, что скала выскочила с водопадиком, значица так и есть. Не, я, конечно, сам понимаю, что горы, они как грибы после дождя из земли не растут. А тут гора такая основательная - лес на ней растет, птички поют. Наверное, колдовство какое.
--
Ты сам-то подумай, чего говоришь-то! Какое, блин, колдовство посреди тайги? Нахрена оно там кому сдалось?
--
Слушай, Тор, я тебя не заставляю туда ползти! Не хочешь - так иди мечом помахай, на войне сейчас хорошие бойцы на вес золота. Но бабки мне в любом случае, я парился, узнавал.
--
Да... задал ты мне задачку.... А насчет денег не ссы - получишь у кого обычно.
--
Блин, люблю же я с тобой работать, Тор! Ты в этой дыре до утра кости кинешь? Вот и я на ночь глядя никуда не поеду. Тока извини, седня с тобой не бухаем, я день и ночь в пути, притомился жутко. Да ладно, не в последний раз. Ну, бывай!
--
Бывай, Сигурд.
Информатор, кряхтя, поднялся и ушел. Тор тоже не стал долго засиживаться.
В своих кругах Тор имел определенную репутацию и авторитет, можно даже сказать славу. Кое-кто из наемников даже называл его первым мечом Королевства, но сам Тор не стал бы так высоко себя оценивать. Но, тем не менее, цену себе знал. Как и в любом другом деле, здесь у него были конкуренты. И были живые, вполне серьезно желавшие его смерти, поэтому Тор выработал для себя ряд правил, не раз спасавших ему жизнь. Например, на постоялых дворах он всегда спал на полу в самом темном углу комнаты, а иногда и под кроватью, а на постели из вещей сворачивал муляж. Несколько раз муляж протыкали стрелами или отравленными дротиками, и все же он не мог служить достаточно надежной защитой против убийц, главная гарантия безопасности - своя собственная чуткость, негоже, если тебя будут резать, а ты в это время будешь сладко спать. В этих делах Тор чайником не был, иначе давно бы уже грыз землю. Он не просыпался, даже если за окном бушевала сильнейшая буря, но мгновенно вскакивал на звук едва скрипнувшей половицы или оконной рамы.
Именно поэтому он уже был в коридоре постоялого двора, когда в окно влетело нечто маленькое и искрящееся. Разум еще не осознал, что ему подкинули ручную бомбу, а тело вынесло его в безопасное место. "Черт!" И тут за стеной оглушительно рвануло, с потолка потоком хлынула пыль, солома и щепки. Где-то пронзительно завизжали, послышался топот множества ног. Где-то заорали: "Пожар! Пожар!" Наученный горьким опытом скорых расправ, Тор решил по быстрому сматывать удочки. Он вбежал в комнату и обомлел - настолько сильными оказались разрушения. По-видимому, бомба была тяжелой и плюс к тому магически усилена. Такими гренадеры пользуются для пролома брешей во вражеских укреплениях. "Так. И в который раз мы имеем дело с расхищением редких и очень дорогих видов оружия?" Наружная бревенчатая стена комнаты была просто-напросто выломлена наружу и теперь бесформенной грудой лежала во дворе, во внутренних стенах тоже зияли огромные дыры, все было нещадно посечено осколками. Кровать перевернуло и отбросило к дальней стене, под ней он нашел свой старый шмотник, чудом не пострадавший. Схватив мешок в охапку, Тор вылетел в коридор. Так, двуручник за спиной, обе пистоли за поясом, вроде все на месте. По коридору, размахивая саблей, на него бежал какой-то здоровый мужичина. Не размениваясь на объяснения, наемник просто с силой пнул его в живот, отчего нападающий загнулся и захрипел.
Тор уже было, хотел податься на выход, но вдруг в голове его промелькнула мысль о Сигурде, как-никак информатор был его старым другом, жаль будет, если беднягу просто-напросто затопчут. Хотя этот пройдоха завсегда выходит сухим из воды, он слышал взрыв, а значит сейчас уже гонит прочь по сельским улицам - в этот раз он решил прикрыться личиной наемника. А наемников, как показывает практика, в беспорядках почему-то валят первыми, видимо, потому их нигде особо не любят. Когда нет истинных виновных, начинают хватать первых попавшихся, и тут уж спасайся, кто может.
С разбегу влетев в комнату друга, Тор встал, как вкопанный: Сигурд лежал на кровати и оглушительного взрыва он не слышал точно. В его груди торчал длинный метальный дротик. "Готтсподи, ну а его-то за что? Чего он такого сделал... или сказал? Логично, что это был вчерашний разговор. Ясно. Чем же так важна эта выросшая из-под земли скала, а? Ну, сволочи, вы теперь за все ответите! Теперь я от этой горы хрен отвяжусь! И от вас, сволочи! Вы слышите меня!" В коридоре позади раздались крики и все тот же топот. Тор представил, что подумают пьяные и разгоряченные холопы, увидев его в комнате с трупом и не раздумывая, сиганул в открытое окно. У Тора был отличный конь по имени Боливар и несколько мгновений спустя он уже уносил своего хозяина в ночную темноту.
Холодными лучиками солнца рассвет проник в окна корчмы Зордока и разбудил Тора. Воин открыл глаза, но вставать не стал. Он сидел на стуле, привалившись спиной к стене - точно в том же положении, в каком вчера отрубился. Долго-долго он моча смотрел столбы кружащейся в лучах света пыли. Ночью он много пил, пил, чтобы забыться, чтобы непонятное, призрачное чувство вины оставило его в покое. Несмотря на все вчерашние усилия сейчас в голове было тихо и пусто, как в самой корчме. И никакого похмелья. Абсолютно. Нет, уж лучше бы его скрутило, лучше бы ему было так хреново, как никогда. Тогда бы в голову не лезли всякие дурацкие мысли о позавчерашних событиях. Что ж, избрав своей жертвой Сигурда, убийца преуспел, а насчет Тора (хотя кому он нужен, а?) он наверняка тоже уверен в успехе. Больше не о чем беспокоиться, уже поздно что-то выяснять, и уж точно незачем себя в чем-то винить. Все, как говорится, караван ушел!
Где-то слева раздался негромкий стук, Тор нехотя поворотил голову. Опершись на стойку, капитан Вилид из грязного ковша какую-то мутную жидкость. Тору показалось, что это рассол. Вилид молча кивнул ему, обильная порция рассола плеснулась на кафтан капитана, но того это нисколько не смутило. Кряхтя, Тор поднялся на ноги и заковылял к выходу, намереваясь посетить деревянный сортир, пристроенный к северной стене корчмы. Утро оказалось далеко не столь солнечным, как казалось изнутри, оно встретило воина хмурыми тучами и сильным ветром. Едва заметно накрапывал дождь. Стрельцы уже разбрелись по баракам, но видимо не все. Прямо на высоком загаженном очке мирно похрапывая, возлежал какой-то молодой стрелец. От природы небрезгливому Тору вдруг почему-то стало до тошноты противно, и он вернулся назад во двор. Не заметив там ни единой души, он быстренько пристроился к углу соседнего барака, но дело сделать не успел.
Минуя незапертые ворота, во двор въезжала целая кавалькада - аж трое всадников. Двое высоких худых мужчин неопределенного возраста с точеными чертами лиц - наверняка эльфы. На плечи всех троих были накинуты темно-зеленые плащи, эльфы их любят. Тор разглядел лук за плечом одного из них. Третий, вернее, третья всадница была человеком. Среднего роста молодая светловолосая женщина, довольно красивая, если бы не обилие веснушек на носу. Тор смущенно улыбнулся и натянул штаны.
Подъехав к крыльцу "Орчьего рыла", всадники спешились, каждое движение выдавало их усталость. "Ночевать будут". Спустившись на землю, девушка застонала от боли в ногах и едва не повалилась наземь, но один из спутников поддержал ее за локоть. Внезапный порыв ветра откинул плащи путешественников. Так, на эльфах - обычные кольчуги, один вооружен военной рапирой, другой - парой длинных ножей. Девушка оружия не имела, как и какой-либо брони, холщовый дорожный костюм облегал стройное, если не сказать хрупкое тело. Тор вздохнул и пошел снимать стрельца с очка.
Под руководством неутомимого капитана Вилида двое стрельцов тащили тяжеленное бревно к одному из своих бараков. От вечной сырости одна из его стен прогнила, и начала потихоньку вываливаться наружу. Вместо капитального ремонта ленивые стрельцы решили просто подпереть ее бревном. Мол, пока остальные три не отпадут, можно и так жить, тем более что лето скоро. Тор немного посмотрел на эту комедию и вновь вошел в корчму.
Уже знакомая ему троица разместилась за одним из столов, и воин смог как следует разглядеть эльфов. Эльфы как эльфы - определенно неопределенного возраста, чем-то похожи друг на друга. А, впрочем, все эльфы похожи. На людской взгляд. Один из них, тот, что сейчас доставал из кармана изящный курительный набор, отчего-то казался старшим. Цепкие его колючие глаза уткнулись в Тора, обжигая болью прожитых тысячелетий. Человек не выдержал и отвел взгляд. Остальные двое старались выглядеть столь же невозмутимыми, как и их старший товарищ, но это им никак не удавалось. "Кого ж тут бояться-то, у черта на куличках?" Тор, пересилив себя, вновь встретился взглядом со старшим эльфом.
--
День добрый, - глупо было это сейчас говорить, но так принято, - надолго здесь?
Тот сохранил прежнее выражение лица, но человеческая девушка и другой эльф бросили на него по испуганному взгляду. "Ага, бегут от кого-то". Взгляд старшего стал еще враждебней, но он все же ответил без всяких эмоций в голосе:
--
Только отдохнем немного и поедем дальше.
Зеленомордый орк-корчмарь принес три глубокие тарелки с горячими щами, путники набросились на них, будто не ели дня три.
--
Дальше только дикие леса. По грибы, что ли поехали? - Тор усмехнулся.
--
Может и по грибы, - уже не скрывая злости, отозвался эльф, отрываясь от еды.
Тут ни с того ни с сего встрял младший:
--
Мы на Белое поедем.
Девушка поперхнулась щами и закашлялась. "Вот-вот, - подумал Тор, - чего ж вы тогда со стороны Белого-то и приехали?" Но вслух ничего не сказал. Примиряюще протянув руку старшему эльфу, он представился:
--
Тор. Наемник, - просто "наемник", никаких там громких слов типа "солдата удачи" или "пса войны". Наемник сродни проститутке, они только по-разному продают свое тело.
Эльф аккуратно положил ложку на стол и долго оценивающе смотрел на человека. Затем все же немного привстал и пожал ему руку.
--
Апкион.
Апкион. Странное, однако, для эльфа имя.
--
А это - Дурной и Евгения.
А у младшего кликуха и того почище. Тор коротко кивнул им обоим и отошел. Подойдя к стойке, Тор порылся в карманах и пересчитал оставшиеся деньги. А их было немного: две гривны серебром и горсть медяков. Корчмарь Зордок приветливо осклабился за стойкой. И вообще, этот странный орк еще со вчерашнего вечера тревожил его. Старый вояка знавал много орков и все они были шумными и беспокойными, по крайней мере, привлекали к себе внимание. Этот же не приставал ни к кому, не сотрясал кулаками (даром что щуплый), не бил себя в грудь, как любили многие орки, особливо пьяные, а вел себя, как и подобает владельцу корчмы. Не был навязчив, но услужлив, и выглядел как добрый малый (И это несмотря на свое феноменально отвратительное рыло - не даром его Хмырем прозвали!). Тор, было, задумался, но тут же одернул себя - все знают, корчмари хуже черта. Только зазеваешься - тут же обдурят. Поэтому он со всей осторожностью обратился к Зордоку:
--
Эй, любезнейший! Прослышал я, что в ваших лесах творятся вещи странные. Странные - это слабо сказано. Не знаешь ли чего об этом, а?
Похоже, этот урод и Вилид были немного друзьями, но орк был нисколько не похож на капитана, тот казался дураком, хотя им и не был. Этот не был, но и не казался. Ммда... та еще компания.
--
Как же, как же, милсдарь, есть такое дело. Егерь наш местный говорит, что зверье из глухой чащобы сюда поперло, на юг, словно бы от лесного пожара. Только нету сейчас пожара, это я вам точно скажу, милсдарь. И зверья этого тут сейчас - видимо-невидимо, хоть руками лови. Да что говорить! Вы лучше сами в лес зайдите! Только осторожней, на кабана дикого не напоритесь. Стрелять-то хоть умеете из пищали, милсдарь?
Тор промолчал о том, что в полку был лучшим стрелком, хотя фраза так и норовила сорваться с языка. Тор родился и вырос в семье охотника. На юге, правда, но это не суть важно. И стрелять он умел и из пищали, и из мушкета, и из аркебузы, и много еще из чего.
--
В упор не промахнусь.
--
Хе-хе, - орк почему-то прищурился, - милсдарь изволит шутить. Но, вижу, умеете. Больше ничего не знаю. Почему они все бегут? Да и что мне, деревенщине, знать в этой глуши?
--
Посмотрим чего там.
--
Чуть на север тут охотничье хозяйство наше, кордон, там нынче лесник с егерем пока обретаются ("Нахрена в такой чаще лесник? Друид, не иначе."). Может, они чего знают. Идите, они вам рады будут, им вечно третьего не хватает. От нашей деревни просека начинается, ну так вот, милсдарь, вы по ней идите и идите. Верст восемь. Да все равно мимо не пройдете.
Тор кивнул и бросил на стойку несколько медяков:
--
Пивка плесни.
Снаружи вдруг донесся глухой удар и отчаянная ругань. Воин усмехнулся, утопив усы в пивной пене.
Конечно же, в разговоре с Апкионом Тор был прав, дальше были одни лишь дикие леса, бежать дальше было некуда. Эта деревушка с жалким подобием гарнизона была если не краем света, то уж точно краем цивилизованных (относительно) земель. Грязное и убогое поселение, хотя и ничем не отличающееся от любого другого, да и на войне в окопах во сто раз хуже жили и ничего.
Все-таки хорошо, что он тогда дезертировал, стыда за этот поступок Тор не испытывал ни тогда, ни по сей день. Так что помирать рано пока, а вот воевать уже поздно - староват стал. На фронте ситуация совсем отвратная - хлипкое перемирие рухнуло ко всем чертям, имперцы давно зубы точили. Беженцы пошли, пока до сюда, правда, не добрались, но бои, знамо, уже начались. Это захолустье не нужно Великой Империи Запада, да и Королевству практически не принадлежит - налоги с некоторых пор собирает только волостной голова, а у столицы нет сил, чтобы забрать свою долю. Леса дикие под боком, зверья там видимо-невидимо. А что делать, придется лезть в этот бурелом, искать тот распроклятый водопад, не зря же Сигурд погиб? Надо бы узнать, что собираются делать те двое эльфов и человеческая баба. Вообще-то Тор всегда придерживался принципа "Не суй свой нос в чужой вопрос - дольше проживешь", но сейчас отчего-то ему стало любопытно: от кого они бегут и почему. Но они уж точно не бандиты с большой дороги, скрывающиеся от властей.
До вечера странная троица так никуда и не уехала. Сам Тор решил отправиться на кордон завтрашним утром, а сегодня отдохнуть немного. Весь день он просидел в корчме, потягивая пиво на последние деньги. Апкион, Евгения и Дурной сняли клеть - небольшую не отапливаемую избу на задворках корчмы - и отдыхали с дороги. Неплохо было бы выяснить, кто они такие и от кого бегут, пока сам отсюда не двинул. Приставать к ним с расспросами было бессмысленно - Апкион там всех "строит", без его разрешения остальные двое и вздохнуть боятся. И уж если так гонят, то живыми до сих пор наверняка ходят только стараниями старшего эльфа. Почему-то Тор испытывал к Апкиону какую-то странную симпатию и уважение. Что-то в облике и словах эльфа напоминало воину его самого. Всегда подтянуто-суровый, готовый ко всему, опытный, скрытный. Наверняка прошел много войн и рядовым и командиром, да и в драке не последний, наверное. Ножи-то здоровые на поясе он точно не для красоты таскает. Интересно было бы с ним поговорить, может, им все-таки помощь нужна, а деньги ему сейчас всяко не помешают, несмотря на эту непонятную историю с водопадом.
Собравшись с духом, Тор покинул корчму, обошел ее, остановился у двери приземистой клети, постучал. Никакой реакции. Человек постоял немного, но за дверью так и не раздалось ни одного звука. Он совсем уж было собрался уходить.
--
Заходи, Тор, - голос Апкиона. Черт! Он что, через дерево видит?
Не раздумывая больше, Тор вошел. На лавках вдоль стен мирно спали Дурной и Евгения. Апкион сидел на табурете у стены и меланхолично строгал ножом какую-то деревяшку.
--
Что, человек, любопытство замучило? - в голосе эльфа появилась сталь. "Ага, считает, что я чей-то агент. Зачем тогда имя свое и имена спутников назвал? Или они не настоящие, эти имена?"
--
Я ни на кого не работаю, Апкион. Я вижу, у вас проблемы, вы бежите. Я могу помочь. Могу помочь провернуть ваше дело... Ведь оно у вас есть, не так ли? Моя помощь окажется существенной. Я не вчера родился, кое-чему обучен. А вот в замен... в замен... вы ведь что-то поимеете со своего дела, или уже поимели, а?
--
Вот что, человек, пойдем-ка отойдем отсюда. Евгения и Дурной устали шибко, не будем их тревожить, - эльф отложил в сторону деревяшку, а нож сунул в ножны. Встал и вслед за Тором вышел из клети. Свинцовые тучи плотно затягивали небо, ветер все крепчал и бил по лицу редкими каплями начинающегося дождя. Тор любил такую погоду - сумрачную, сырую, но без настоящего дождя, когда глаза немного слезятся на ветру, а старая брезентуха приятно намокает и отвердевает.
Человек оглянулся на эльфа, тот кивком показал на покрытую рябью Нивидь. Клеть стояла на самом краю глинистого обрыва над рекой. Когда-то она задней стенкой прижималась к частоколу, но тот со временем прогнил и рухнул в какие-то в кусты на склоне. С тех пор берег медленно, но верно аршин за аршином обрушивался. Тор с Апкионом стали молча спускаться по едва заметной заросшей тропке. Спускались долго, человек несколько раз чуть не упал, но эльф всякий раз удерживал его на краю. Остановились только внизу, у самой воды, где стоял бревенчатый сруб полоскальни, которой, впрочем, не пользовались уже давным-давно. Ступив на гальку, Апкион немедленно повернулся к Тору, в его глазах безошибочно угадывалась враждебность.
--
Послушай, человек...
--
Тор, - невозмутимо поправил тот.
--
Послушай, человек, - в это слово эльф вложил все свое презрение, - иди своей дорогой, куда ты там собрался. Нам не мешай. Ты верно подметил, у нас дело. Свое дело. И ты нам не нужен ни под каким видом.
--
А теперь ты послушай меня, Апкион, когда я...
--
Эй, человек, ты что, оглох? - эльф уже кричал, - Вали отсюда подобру-поздорову!
"Чего это он так распсиховался-то? Я ж ему ничего такого не сказал. Как бы с кулаками не полез, с этим эльфом будет проблематично справиться."
--
Эй, ты чего... - Тор еще не успел договорить, как сбылись его худшие опасения - Апкион бросился в атаку. Правда, слава готту, с темы самыми кулаками, а не ножами.
"Да что же это такое творится?! Бухой он что ли?"
Бросок был умелый, Тору наверняка противостоял мастер рукопашного боя, только вот и старый вояка был не лыком шит. Проведя захват, он бросил эльфа на камни. Ведя противника мимо себя, Тор на мгновение почувствовал на своем лице его дыхание. Вернее, его перегар. ("Точно, пьяный в пень! Но ни фига себе, - человек вспомнил спуск по склону, - он крепче меня на ногах стоит.")
Впрочем, эльф ловко перекатился и вскочил на ноги, лицо его искажала злоба. Он вновь кинулся на Тора, и на этот раз тот не успел увернуться, они сцепились и покатились по гальке. Грубая сила человека встретилась с не меньшей нечеловеческой, и они оказались достойными друг друга противниками. Несколько минут Тор и Апкион боролись, напрягая все силы, дождь стал усиливаться, а вот человек - слабеть. Эльф, похоже, не устал совсем. Не находя выхода, Тор ударил его лбом в лицо. Не ожидавший такого приема Апкион, растерянно дернулся, увлекая за собой воина. И в следующий момент на том самом месте, где они только что катались, расцвел фонтанчик взрытого песка и мелких камушков. В них кто-то стрелял! Они в момент расцепились и уставились наверх, в мокнущие под дождем заросли, откуда им под ноги тотчас же упало что-то маленькое и черное, шипящее фитилем.
- Бомба! - в один голос завопили Тор и Апкион и кинулись в разные стороны. Тор едва успел нырнуть в какой-то куст, как за спиной звонко рвануло. Левое плечо обожгло болью, по руке заструилось что-то теплое. Воин скосил туда взгляд - ерунда, царапина. Матерясь и зажимая рану, он выскочил обратно и чуть не столкнулся лбом с эльфом. Тот на мгновение застыл, всматриваясь в откровенный ливень, затем резко сунул руку за пазуху, вытаскивая пистоль и почти не целясь, выстрелил, пока вода не размочила порох. Откуда-то сверху раздался глухой вопль, нечто похожее на мешок с мукой покатилось по склону и упало прямо к ногам человека и эльфа. Труп. Человек лет тридцати, бородатый, низкорослый, весь измазанный в глине. "Интересно, как же тогда этот эльф в трезвом виде стреляет? Или он только бухой такой снайпер. Вряд ли".
Апкион, впрочем, к этому моменту соображал уже вполне трезво. Он просто указал Тору на тело и холодно произнес:
--
Бери и пошли.
Не обращая внимания на неглубокую рану, Тор послушно взвалил тело на плечо и поплелся ха эльфом, который уже начал ловко карабкаться наверх. Нести небольшого нападавшего было нетяжело, он оказался счастливым обладателем прямо таки бараньего веса, тяжелее было взбираться по глинистому склону, под потоками ливня превратившегося в сплошную скользкую грязь. Тор опять несколько раз чуть было не свалился вниз, но эльф удерживал его за шиворот, а у самого верха уже помогал нести труп стрелка - торова рана вдруг отчего-то нестерпимо заныла. От былой враждебности Апкиона не осталось и следа, как, впрочем, и от опьянения. Один раз он нырнул вбок, в стену ливня и тотчас вернулся в драгунским мушкетом - оружием нападавшего.
До нитки промокшие, они ввалились в снимаемую клеть и свалили всю "добычу" на пол. Апкион быстро переоделся в сухое и, встав спиной к Тору, немедленно закурил трубку. От едкого табачного дыма во сне закашлялась Евгения, но все же не проснулась. Дурной спал как убитый и ни на что не реагировал. Все вещи Тора лежали в корчме, поэтому человек остался во всем мокром. Попыхивая трубкой, Апкион повернулся к Тору:
--
Ты был прав, Тор, а я - нет. Нам нужно поговорить. Пойдем в корчму, я угощаю.
Один этот аргумент завсегда убедил бы Тора. Зачем-то распинав Дурного, Апкион заставил сонного бедолагу тащить труп на себе. Со всем шумом вломившись в корчму, они свалили тело на один из столов, и стекающая с него вода в момент залила столешницу. Внутри в это время находились орк, капитан, и пятеро стрельцов, и теперь все они ошалело уставились на вошедших. Вилид открыл было рот, чтоб что-то сказать, но в этот миг за окном оглушительно загрохотал гром. Вместо него заговорил хмурый Апкион:
--
Ну, капитан, давай, рассказывай, что за скверные дела творятся у тебя на хуторе?
После короткого разговора Вилид нехотя признал, что незадачливый покуситель был одним из его стрельцов, служил здесь уже шестой год, но никаких странностей за ним не водилось. Остальные солдаты выглядели по меньшей мере испуганными, а по посеревшей роже Зордока было ясно, что он уже вовсю подсчитывал возможные убытки. Труп обыскали, но не нашли ничего подозрительного, кроме маленькой поясной сумки для ручных бомб. Бомбы ему полагались по службе - бедняга был гренадером. Полагалась еще и пищаль, но та ржавела в казарме, где он достал превосходный кавалерийский мушкет - было неясно. Его, кстати, Апкион оставил себе. Откуда-то появилась заспанная Евгения и тихонько пристроилась за спиной Дурного. Донельзя удивленные и пристыженные стрельцы, перешептываясь, унесли тело, Вилид ходил мрачнее тучи. Когда в корчме остались лишь орк, капитан и приезжие, он решился обратиться к ним:
--
Живые добрые, - он использовал это стандартное вежливое обращение к группе представителей разных рас чтобы не обидеть эльфов словом "люди", - извиняйте, что так "тепло" встретил вас наш гарнизон, но не наша в том вина. Ране бы я голову дал на отсечение, что Коврига ни в жизнь ничего такого не выкинул бы. Ни за что бы не поверил, что ненавидит он эльфов люто, простите милсдарь Апкион.
--
Эльфов? Ненавидит? - Тор был озадачен. - Ты, любезнейший, считаешь, что он в Апкиона стрелял из ненависти к эльфам?
--
Расизма, - тихо подсказал эльф. Дурной стоял, тревожно переводя взгляд с Тора на Апкиона, девушка потупилась.
--
Во-во, расизма. Точно. - Тор некоторое время копался у себя в карманах, затем наконец извлек смятую папироску и закурил. Евгения тотчас закашлялась и принялась тереть слезящиеся глаза, временами укоризненно косясь в сторону Тора. Табак и впрямь был какой-то ядреный, и дым получался на удивление едким. Воин, впрочем, не обращал на девушку никакого внимания.
--
Эээ... милсдари, я... я не вижу другой причины. - Вилид выглядел обескураженным и растерянным, подобно Тору он тоже вставил в зубы самокрутку, только вот закурить забыл.
--
А ты подумай, подумай. Может, ему заплатил кто. Я-то тут причем, я ж не эльф.
Капитан от удивления чуть не проглотил свою самокрутку.
--
Да вы что, милсдари, да он - прости готтсподи, нельзя так говорить о покойнике - мужиком-то был никаким. Он даже пить по-хорошему так и не научился за почти шесть лет, не то что стрелять... Кому же он нужен-то был? Не-ет, милсдари, не наемное это убийство было.
--
Покушение! - Тор взревел.
--
Стрелял он, предположим, неплохо. - Апкион поморщился, - На снайпера уж, конечно, не тянул, но выстрел был неплохой. Мы, уважаемый капитан, считайте, чудом убереглись.
Тор тихо пробормотал что-то насчет того, что из такого мушкета и с закрытыми глазами попасть можно.
--
Да, - подтвердил он вслух, пуская облака дыма, - с такого расстояния и пятилетний ребенок бы не промахнулся.
--
Ага, в особенности если этот мушкет - аркебуза.
Дурной, до того державшийся тише воды, ниже травы (как и Евгения), позволил себе усмехнуться шутке и тут же заработал злой взгляд Апкиона. Тор удивленно приподнял брови, он был много наслышан о беспрекословном подчинении младших эльфов более старшим, но воочию эту "проблему отцов и детей" видел впервые.
--
Хей, милсдари, - это уже говорил кривой Зордок, - чего стоите-то? Ну так вот, в ногах правды нету, присаживайтесь за стол.
Спорщиков не нужно было долго упрашивать, они заняли один из столов. Столы как известно, все были круглые, поэтому все было несколько похоже на заседание генштаба каких-нибудь там объединенных войск Тмутаракани и Мухосранска. И еще немного на цирк. Поначалу разговор не клеился, все версии сводились к тем же найму и расовой ненависти. Предполагать, что кто-то нанял такого убийцу, было просто смешно. Может, стрелял он и недурно, но тот же, скажем, егерь справился бы с задачей гораздо лучше. Впрочем, расовая ненависть выглядела точно так же глупо. Откуда-то появился жбан с той же дрянной водкой три грязные жестяные кружки.
В первые же минуты разговора стало совершенно ясно, что ни у кого нет внятной версии произошедшего. Или у кого-то есть, но он не хочет говорить. Время шло, по мере того, как пустел жбан с водкой, дискуссия переходила на совершенно посторонние темы, и никакие попытки вернуть ее в прежнее место не помогали. Да и по какой-то непонятной причине у всех пропадало желание говорить об нападении, стоило только подумать об этом и тебя сразу окутывал какой-то неясный липкий страх. Какая-то неведомая сила настойчиво отводила от них неприятные, но весьма сейчас важные мысли. Тор уже было собрался встревожиться по этому поводу, но ему тотчас же налили, и он забыл обо всем. Пили, правда, только Тор, Апкион и Вилид. Дурной, отчего-то не пил, может, у них какой-то договор с Апкионом? "Ни хрена себе, - в голове и Тора шумело, но было еще относительно ясно, - бедный парень наверняка старше меня по годам (и, быть может, в несколько раз), а вишь каким лохом ходит. Провинился он что ли жутко перед этим Апкионом? А может, он ему и вправду сын, или какой-нибудь там родственник. Или ученик. Попробуй, пойми этих эльфов!" Похоже, вскоре начало пробирать и Апкиона, потому что тот ни с того ни с сего вдруг вопросительео мотнул башкой в сторону почти пустого жбана: мол, чего не пьешь. Дурной с мрачным видом плеснул в апкионову кружку водки и выпил залпом, даже не поморщившись. "Бывалый, однако, парень".
Да-да это само подчинение эльфов старшим в Зеленой Страже было поставлего самым серьезным образом. За своеволие в этом плане запросто могли расстрелять. Для этого безрассудного послушания в языке эльфов, помнится, даже существовало специальное слово. "Это, как его... а, вот, точно- taimas." Тор покачал головой - все-таки людям этого не понять.
Евгения все это время тихо сидела рядом с Дурным, потупив взгляд. "Полюбовница евошняя? Не похоже. Да и за каким она ему сдалась? Для них - эльфов - все людские бабы некрасивые, будь они хоть сто раз раскрасавицы по человеческим меркам". Временами, когда она поднимала глаза, Тор видел в них почему-то брезгливость и презрение. И еще страх, затаенный ужас. "Блин, чего же они все так боятся?" Один раз он заметил склонившегося к ней Зордока. Он что-то Увлеченно ей объяснял, скаля гнилые зубы, а она серьезно кивала. Тор так и не узнал, о чем они там шептались, но когда он в следующий раз взглянул на Евгению, то с изумлением увидел, что она с видимым удовольствием потягивает из изящного хрустального (Тор не верил своим глазам!) бокала какое-то вино. Ммда... этот орк не так прост, как кажется. Что он еще прячет в своем погребе?
Значит, власть Апкиона не распространяется на девушку, она просто идет за ним как за самым старшим и опытным. Внезапно Тора осенила еще одна замечательная идея.
--
Слушай, Дурной, так, кажись, тебя кличут, ты чего, гитару-то для красоты что ли носишь? Сбацай-ка че-нить там для всех.
Младший эльф спорить не стал и, обменявшись коротким взглядом с Апкионом, быстро сбегал за инструментом. Вернувшись, он не стал садиться обратно за стол, а взгромоздился прямо на соседний. Задумчиво склонившись, он начал медленно перебирать струны, выбирая мелодию. Эльф еще не начал толком играть, но даже по этому перебору было видно, что гитара в руках настоящего мастера-барда. Да и сам инструмент был настроен безупречно. Наконец Дурной решился что-то спеть и резко перешел с перебора на бой. Сделав небольшой проигрыш, эльф запел. Запел совсем не тем высоким эльфийским голосом, каким разговаривал обычно. Голос его вдруг стал грубым и хриплым человеческим:
Как во смутной волости, лютой, злой губернии
Выпадали молодцу все шипы, да тернии.
Он обиды зачерпнул, зачерпнул полные пригоршни,
Ну а горе что хлебнул - не бывает горше.
Пей отраву, хоть залейся, благо денег не берут.
Сколь веревочка не вейся, все равно совьешься в кнут!..
Тор видел, как у Апкиона вроде бы на мгновение перехватило дыхание, словно песня о чем-то ему резко напомнила. Или испугала. Но, видимо, далее песня пошла не о том, потому что он вновь принял невозмутимый вид, а может, он просто взял себя в руки. Дурной допел песню и в корчме воцарилась отрешенная тишина, каждый думал о своем. Словно стекло ее разбил выскочивший откуда-то Зордок:
--
Милсдари желают еще водки? - "Милсдари" желали.
Где-то часа через два капитан Вилид поднялся из-за стола и произнес совершенно без запинки (вот что значит практика!):
--
Господа! - это слово прозвучало в устах капитана несколько глупо, но он продолжал без смущения, - Милсдари! Как официальный представитель королевской власти и армии, я намерен сделать заявление.
Все - и пьяные и трезвые - с удивлением посмотрели на Вилида, который, казалось снисходительно взирал на них с высоты своего стоячего положения.
--
На днях в нашей волости произошло событие беспрецедентное (И как выговорил-то? Тор бы в трезвом виде такого не смог бы произнести!), и я хочу сразу разъяснить правду, дабы в корне пресечь разного рода слухи и кривотолки. Завтра обращусь к гарнизону и населению деревни. ("Как чешет, а! Будто по бумажке читает!") Итак, господа, два дня назад в воздушном пространстве нашей волости был замечен дракон.
Пара вошедших в этот самый момент стрельцов застыла с раскрытыми ртами, орк удивленно почесал затылок, а Евгения дернулась, будто ужаленная, едва не выронив бокал.
--
Да-да, дракон, милсдари. Черный дракон. Он, без сомнения, принадлежал к военно-воздушным силам враждебной нам Империи. Мало того, я с радостью и немалой гордостью заявляю, - впрочем, ни того, ни другого в голосе от природы глубоко практичного и равнодушного Вилида не было и в помине, - что средствами нашей колдунской ПВО он был сбит...
--
Слышь, любезнейший, хвать врать! - Тор уже нетвердо стоял на ногах, но говорил на удивление связно, - На гребаных черных драконов магия не действует! Это ж тебе не отечественные зеленые!
--
Уж не знаю, каким образом они его там срезали, но факт остается фактом. Это пришло с сегодняшней военной почтой, почтой, которой у нас не было уже с три десятка лет. Начинается война, господа, великая тотальная война. И для одного из наших государств война последняя. Кунифинский голова добровольно прекратил противодействие властям и вернул волость под полный контроль короны. Так что стрельцы нашего форта могут вскоре отправиться на фронт. Вместе со мной. Эй, засранцы, вы меня слышали? - Вилид проорал последнюю фразу в стену дождя за распахнутой настежь дверью и сел.
Но играющие в крови градусы не располагали к столь грустным мыслям. Взяв у Зордока свой жбан водки, стрельцы по быстрому удалились. Бухаст продолжался - пьянка шла своим чередом. Опустевший жбан наполнился вновь, и лишь когда он снова опустел наконец раздалась та заветная фраза:
--
Нельзя здесь задерживаться, уезжать надо! Драпать отсюда!
Неизвестен тот, кто ее произнес. Возможно, это был уже никакой Тор, может, догоняющий его Апкион, или плетущийся в хвосте Дурной. А может, и Вилид, которому хотелось спровадить несчастливых гостей со своего гарнизона. Но именно она вдруг протрезвила умы всех путешественников и заставила напрячься как перед дракой. Настойчиво отгоняемая Тором мысль, что нападение было именно на него, все же достигла его утомленного мозга. Апкион мгновенно замолк и насупился, Дурной и Евгения замерли в ужасе. "Ага, значит, кто-то их преследует". Во внезапно наступившем молчании из-за стола вновь встал капитан Вилид и четко, словно и не был пьян, проговорил:
--
Хватит маскарада, господа, рассказывайте все.
Тор судорожно сглотнул, Апкион насупился еще сильней, Евгения и Дурной вздрогнули. Все замерли в молчании.
--
Не надо ломать комедию, господа. Вы ведь не случайно здесь, верно? То есть случайно, но по довольно интересным причинам. - Его голос звучал насмешливо. - Вот вы, милсдарь Тор. Вы думаете, я не помню, как не далее чем вчера вы поведали мне про какой-то взорванный постоялый двор...
"Черт! - Тора охватило отчаянье. - Он что, вообще не пьянеет? Я уже сам не помню что вчера успел рассказать. У-у-у, пьяный дурак!" Торс надеждой взглянул в лица остальных - они были суровыми и напряженными. Они ждали, ждали правды. Черт! Его вправду два раза пытались убить! И все остальные тут неспроста замешаны. И что-то подсказывало старому воину, что все это - один единый узел. И распутывать его - всем вместе. Хватит вилять, нужно что-то решать. И он решился.
...Долго Тор рассказывал историю своего появления здесь. Все слушали его молча, не отводя глаз, и даже ничего не пили - воину стало не по себе. Когда он закончил, повисла напряженная тишина, которую вновь прервал капитан. Он вновь поднялся и с той же усмешкой произнес:
--
Что ж, милсдарь Апкион, ваша очередь.
Дурной и Евгения аж побледнели, Апкион наоборот, покраснел от гнева. Он уже встал, чтоб уйти, но тут все тот же Вилид изящным пассом фокусника вытащил из рукава листок бумаги. Апкион охнул и упал назад, на табуретку. Дурного всего затрясло, девушка побледнела еще сильней. По спине у Тора забегали мурашки - ему были прекрасно знакомы эти листовки: "ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ЗЕЛЕНАЯ СТРАЖА". Эльфы, ранее служившие в этой славной силовой структуре, но единожды совершившие ошибку - отступники, коллаборационисты, предатели, трусы. Эти листовки издавались исключительно для устрашения своих же - бывших своих Стража находила и уничтожала очень быстро даже на вражеской территории. Жестоко и безжалостно. Стража не прощала предателей и оступившихся. Никто из них не протягивал дольше месяца. Нечего было даже пытаться скрыться от вездесущей Зеленой Стражи. А вот эти трое пытались, потому что на листовке были их физиономии.
--
Да, с сегодняшней почтой пришло еще кое-что. Вот это, - он помахал листовкой в воздухе, - а военной почты, как я уже говорил, в наших краях не видали уже лет тридцать. Что же вы за такие важные персоны, а? - неприкрытая угроза в голосе Вилида.
--
Да вы что, не понимаете?! Нам нужно бежать! Немедленно!
--
Успокойся и рассказывай.
Апкион глубоко вдохнул, упер лоб в сжатые кулаки и начал говорить.
ИСТОРИЯ ДУРНОГО, АПКИОНА И ЕВГЕНИИ
На рассвете двое эльфов - ученый и агент госбезопасности - наконец достигли водопада. Снег уже сошел, а грязи в лесу почти не бывает, поэтому шлось легко. Огромный многоступенчатый столб падающей воды был надежно укрыт дремучими лесами, но его шум был слышен еще издали. Вблизи же этот звук переходил в чудовищный рев, оглушал, молотами бил по барабанным перепонкам. Спутники стояли на одном из уступов скальной стены, где поток изламывался, бурлил, пенился и грохотал, а чуть дальше вновь низвергался в ущелье. Эльфы находились двумя уступами ниже нужного, подъем обещал быть трудным, поэтому они решили устроить прямо тут дневку, отдохнуть и подготовиться. В расселине скал нашлось подходящее место, где было сухо и не так шумно. Костер разводить не стали, в отличие от людей эльфы не испытывают в этом никакой надобности. Апкион быстро осмотрел окрестности, проверил астральный фон - все было чисто. Дурной тем временем наложил защитные заклятья на место стоянки, разбойников тут точно нет, дикие звери не тронут Перворожденных, но лишняя осторожность никогда не помешает. Воистину, береженного готт бережет. Есть не хотелось, поэтому решили просто отдохнуть. Старший Апкион просто завернулся в плащ и мгновенно уснул, Дурной же достал из мешка легкий спальный мешок и залез в него. Лес просыпался, и молодой эльф долго не мог уснуть, лежа, прислушиваясь к весеннему щебету птиц и шуму деревьев, но, в конце концов, сон сморил и его.
Ему снились какие-то неясные человеческие и эльфийские лица, их губы шевелились, казалось, они что-то говорили, но он не мог разобрать слов. Потом пошли какие-то странные видения: то он вытаскивает Апкиона из трещины, то наоборот сталкивает в пропасть, какие-то отвратительные бесформенные чудища жадно протягивают к ним свои скользкие щупальца. Он выхватывает меч и отсекает одно из них, поворачивается, чтобы нанести следующий удар, но застывает в ужасе: вместо левой руки у него окровавленная культя, но боли он не чувствует, только ужас. Он смотрит на землю, но там вместо мерзкого отростка в луже карминовой крови лежит отрубленная по локоть рука. Его рука.
Дурной с криком проснулся, по тему ручьями стекал холодный пот. Эльф поднял глаза и встретил серьезный взгляд Апкиона.
--
Зря, мы тут остановились. Зря. Надо было сразу в гору карабкаться, тем более утро было. Сейчас-то по темну уж никуда не полезем, - старший эльф вдруг усмехнулся, - сходи, умойся, весь взмок.
Дурной с трудом поднялся, распрямив затекшую спину, и на негнущихся ногах побрел к воде. Сейчас было уже часа три пополудни. В предрассветных сумерках он плохо рассмотрел водопад, вернее тот его кусок, который был виден со середнего уступа. Широкий - саженей тридцать пять - сорок, он падал с верхнего уступа на этот что-то около полусотни саженей. Огромный и сверкающий столб воды обрушивался на уступ, поднимая невероятные тучи брызг и водяного тумана. Вековые ели и пихты не отваживались расти близко к водопаду, боясь быть вывороченными с корнем и брошенными вниз, но корявые низкорослые деревца и кустики то тут-то там проглядывали среди камней и уступов, а то и за самим потоком, крепко цепляясь длинными корнями за скалу. И мощный столб воды, способный своротить гору, смирялся и омывал эти их корни животворной влагой. Эльф поднял глаза - вот по этим самым уступам и трещинам им предстоит завтра ползти, цепляясь за чахлую поросль. Вид огромадного водопада по идее должен был восхищать и захватывать дух, но разведчик был полностью выжат и обессилен кошмаром. Сон не принес ему отдохновения, напротив - забрал все силы, но эльф боялся снова лечь спать, страшась новых непонятных и страшных снов, пугающе ярких в своей реальности. И еще эти слова Апкиона... это место недоброе, теперь и он чувствует это, возможно, оно проклято. А если... если это вовсе не место виновато? Если это Апкион специально навел ему эти сны? Чтобы спровоцировать его на что-то, испугать? Бред. Зачем это нужно старшему? Да незачем! Да, вероятно, он, Дурной, просто устал, разнервничался. Нужно успокоиться, нужно умыться. Да, нужно умыться. Отбросив сомнения, он уверенно зашагал к относительно тихой заводи, возле которой и находилась их расщелина. Сейчас он омоет лицо чистой прозрачной водой, смоет пот, раздражение, страх и неуверенность. Он вернется к Апкиону, заговорит с ним об охоте, нет о новых тетивах для луков... Да, только бы скорее умыться! Эта мысль полностью захватила его, овладела им. Почему-то она казалась ему спасением, панацеей от всех бед, занимавших его разум, а не только от того напряжения и страха, что вдруг завладели им. Умыться! Скорее! Умыть лицо, окунуть в прохладный поток неведомо отчего трясущиеся руки. Вода снимет усталость, вода даст силы, чистая прозрачная вода. Омыть лицо! Эльф пустился бегом. Галька шуршала под ногами, кровь стучала в висках. Спасительная кромка воды все ближе... "Младший!" Кто это кричит? Апкион? чертям Апкиона! "Младший!!! Стой!!!" Какого ему надо? Пусть катится! Откуда-то появилось раздражение и злость на Апкиона, а еще обида ребенка, которому не дают игрушку. "МЛАДШИЙ!!! НЕТ!!!" Ну нет, Апкион, я уже почти добежал. Прозрачные волны все ближе... сейчас он коснется их прохлады, их целительной силы. Черт! Апкион пустил в ход магию! Руки и ноги Дурного свело, что-то сдавило грудь, не давая вдохнуть. "Младший!!! Стой!!! Не туда, вернись!!!" Словно в тумане...
Дурной заметался в незримой магической сети, запнулся, упал, встал снова. Не оборачиваться, не отвлекаться. Так, теперь сосредоточить волю, рвануться. Апкион силен, но он не слабее. Да! Он вырвался, он порвал невидимые путы старшего эльфа! Последние несколько шагов... он падает коленями на мокрый и отчего-то горячий песок. Лицо его склоняется к воде, ярость бушует в его голове, но постепенно отступает. Остается только это расстояние до поверхности воды... вдруг отчего-то помутневшей. Ничего, это наверное, от ряби. "Младший! Дурной... нет..." Поздно. Дурной разом окунает разгоряченное лицо и руки в воду...
Первое мгновение он наслаждается вожделенной прохладой... Но вода не холодная! Не холодная! Это кипяток! Нет, это жидкий огонь, расплавленный металл! Его кожа вмиг покрывается волдырями и начинает обугливаться, страшная боль пронизывает тело, а ужас - душу. Его обманули! Обманули! Вместо исцеления его ждет смерть. Появляется какая-то странная отчаянная обида, ему хочется плакать от нее, но его глаза уже лопнули и вытекли от жара. Чья-то чужая безумная воля сковывает его волю, и он не может отнять лица и рук от воды. Он начинает задыхаться от раскаленной воды и сплошных серных испарений. Откуда здесь сера? Эму это уже все равно, все, что осталось в нем - это боль и ужас, настолько чудовищные и монолитные, что даже смертный не смог бы вынести их, не говоря уж о бессмертных эльфах. Дурной чувствует, как теряет сознание... или умирает... теперь ему уже все равно. Ему страшно, но он уже ничего не понимает. Он падает всем телом в воду и, задыхаясь, замирает. Последнее, что он ощущает - чьи-то сильные руки хватают его за плечи и вытаскивают из этого ада на обжигающий морозом воздух.
Апкион бегом бежит по лесу, неся на руках умирающего младшего Дурного, он постоянно спотыкается, но продолжает свою бессмысленную гонку со Смертью. Ветки хлещут Апкиона по лицу, рвут одежду, эльф уже сбил ноги в кровь, но все продолжает тащить другого эльфа, а по его лицу ручьями текут слезы. Сейчас среди деревьев мелькнет ослепительно белый конь с ослепительно черным всадником на спине. Смерть нагнется, нанесет единственный точный удар косой и навсегда заберет душу Дурного.
Странно, почему старик все не появляется?
--
Младший... младший... пробудись, - голос лился откуда-то сверху вместе с потоком мягкого ласкового света. Дурной неспешно плыл в нем, поднимаясь все выше и выше к источнику этого всепоглощающего сияния. Свет не резал глаз, не ослеплял и не обжигал, было хорошо и безмятежно. Эльф мечтал оставаться здесь вечно, вечно блаженствовать в свете.
Сияние надвигалось, обнимало, закрывало собою все вокруг, Дурной летел в потоке нежного пламени.
--
Младший... пробудись...
Дурной очнулся. Когда зрение сфокусировалось, он увидел над собою озабоченное лицо Апкиона на фоне белого потолка.
--
Где... я... - слова давались с большим трудом, словно в горло была вставлена какая-то распорка, - Мы в городке Стронгвиле, в доме лекаря Лазаруса Кейна. А ты молчи, тебе нельзя пока говорить. Сейчас я позову его. Лежи, не дергайся.
Лицо исчезло, старший оставил Дурного одного, и эльф попытался пошевелить руками и ногами. Все тело болело, будто его долго били палками, голова не поворачивалась вообще, дышать было трудно и больно. Нет слов, в мягком потоке света было не в пример приятней. Молодой эльф прислушался к себе. Лишь немногие из смертных умели ТАК прислушаться к своему собственному организму и натравить естественные его процессы по нужному руслу, они могли достичь этого, лишь проведя всю жизнь в тренировках тела и духа, постах и медитации. Эльфов-разведчиков учили этому с рождения, и на обучение этому процессу уходили лет пять-десять. Некоторые из людских ученых называли его самоисцелением или инженерией самого себя. Мастер самоисцеления мог не только затянуть рану или избавиться от тяжелой и часто неизлечимой другими способами болезни, но и регенерировать потерянную конечность (или другие части тела).
Через несколько минут Дурному было все ясно. Так... ожоги второй степени всего кожного покрова и слизистых... потеря обоих глаз... опа! Ему вырастили обратно глаза! Где Апкион взял такую кучу денег на операцию? Закрытые переломы обоих ног! Это-то откуда взялось? Эльф довольно смутно помнил те события, но вот ноги ему точно никто не ломал. Может это уже потом? Хрен его знает. Интересно, сколько это времени ушло на то чтобы все это вылечить и регенерировать? Удивительно, что он вообще дуба не дал, видимо, этот целитель не так уж плох. Или Апкион все же соврал, когда сказал, что клерикальной магией совершенно не владеет. А может у него свиток был... Да чего гадать-то? Просто спросить, да и все.
Проникнуть в застенки своего разума не получилось - кто-то поставил здесь крепкий заслон, видимо сохраняя Дурного от ненужных и опасных воспоминаний и остаточных эмоций. Пожалуй, эльф был даже благодарен ему, вновь пережить, пусть даже в воспоминаниях, ту боль, тот ужас и ощущение чудовищного обмана ему отнюдь не хотелось. Разведчик со стыдом подумал о том, что натворил. Своей глупостью он сорвал чрезвычайно важный поход старшего товарища, заставил того спасать его жизнь, а может, и рисковать своей. Будь их не двое, а полноценная экспедиция, кодекс чести эльфийского разведчика потребовал бы от него самоубийства или, по меньшей мере, добровольного ухода из Зеленой Стражи (а ведь только подумать, чего ему стоило попасть в эту структуру, сколько экзаменов пришлось сдать, сколько квестов выполнить). Может, Апкион и лекарь, спасшие ему жизнь, сделают это еще раз, никому не рассказав об этом его проступке. Может, еще все обойдется?
--
Так-так, больной пришел в сознание. Четырнадцать тридцать две, восьмое марта, Марта, сделай запись. Гляди, чтобы с бумагами на этот раз все было в порядке, - сердце Дурного оборвалось, склонившийся над ним лысый пожилой человек с пухлым отекшим лицом противным голосом диктовал ассистентке еще что-то, но эльф не слышал. Значит, не обойдется... Бумаги пойдут "куда надо", а следом за ними и разведчик... Он содрогнулся при мыслях о том, что могут сделать эльфийские госбезопасники с тем, кто опозорил честь Стражи. Ну ладно бы никто не видел, но при совершенно постороннем Апкионе, который теперь уж точно не будет защищать младшего, спасая свою шкуру. Черт! Лучше бы он умер прямо там в воде! Или все же это была не вода? Нет, вода, просто магически заряженная. Да что за мысли лезут в голову сейчас, когда жизнь висит на волоске?! Дурным начала овладевать паника.
--
Доктор, может, все-таки не надо? - неужели Апкион решился встать на его сторону, зачем ему это? Они с Дурным даже не друзья, они ведь едва знакомы! - Он ведь не по своей воле, просто так вышло. Место там страшное такое, я сам чуть потом не поддался. В который раз вас прошу!
--
Вот только не надо учить меня, молодой человек! - пожалуй, глупо называть эльфа неопределенного возраста молодым человеком, но гнусный врач, видно, плевать на это хотел, - Я сам знаю, что "надо" и что "не надо". Сегодня же я извещу Стражу о происшедшем, это мой гражданский долг, - вот урод, стукач!
Дурной не мог повернуть голову и потому не видел говорящих.
--
Марта, все записала? Тогда пойдем, сегодня приемный день. А вот вы, молодые люди, - он определенно обращался к эльфам, - весь мне график ломаете!
"Башку бы тебе сломать, сволочь!"
Еще немного поругавшись, Кейн удалился. Вместе с ним ушла и его ассистентка (а как позже выяснилось - жена) Марта. Апкион стоял у окна и с отчаяньем глядел в распахнутое окно, Дурной точно так же уставился в потолок. Молчание длилось минут пятнадцать, первым, как ни странно, не выдержал старший эльф.
--
Надо отсюда бежать. Когда закончишь?
Он имел в виду процесс самоисцеления.
--
Завтра уже смогу ходить... возможно, даже сегодня вечером. Тогда побежим, - липкий страх перед будущим отступил, появилась какая-то безрассудная храбрость. Что, вся жизнь рушится как карточный домик? Ерунда! Что, скоро на тебя начнется охота, живыми от которой уходили лишь единицы? Фигня! С ним Апкион, он уже не предаст, теперь он Дурному народе отца. И теперь Дурного связывает taimas к нему - полное и безоговорочное подчинение старшему, пусть и не Стражу. Стойте... эльфа вдруг как по голове огрели. А вдруг Апкион хочет собственноручно сдать его на руки Страже, чтобы одному получить награду? Не делясь с Кейном? Нет, да нет же! Дурной поспешно отогнал тревожные мысли, тогда старший слишком бы рисковал попасть Страже под горячую руку. Схватили бы их с Дурным оптом - да к стенке! Стажа это дело любит, всех кого ни попадя к стенке ставить. Стало быть, Апкион не предаст, он сам теперь по уши в известной субстанции. Точнее, еще не по уши, но уже начинает вляпываться. Дурной даже вздохнул с облегчением, теперь их шансы удвоились, даже если брать в расчет его ранения. Конечно, честь офицера Стражи твердила ему, что, утопая, товарища за собой не тянут, только вот он больше не офицер Стражи. Тем более что дело это темное, и не вступись Апкион за младшего собрата, все рано не было б гарантии, что Стражи его не расстреляют на всякий пожарный. Похоже, что Апкион это тоже понимает. Кто ему теперь Дурной - обуза или некто вроде сына? Поди их разбери - старших. Своего собственного отца Дурной не знал, как впрочем, и мать - он вырос в сиротском приюте, откуда его в последствии и забрали Стражи. Теперь же у него появился кто-то близкий, и Дурному почему-то хотелось плакать от радости. Что уж теперь остается бедному младшему эльфу - только taimas. И да будет так.
К вечеру Дурной действительно встал, хотя из комнаты не выходил. С помощью самоисцеления ему удалось в кратчайшие сроки зарастить переломы ног и трещину плеча. Правда, к заходу солнца на него было жалко смотреть - эльф осунулся, глаза его запали, кожа мешком висела на костях - такие операции над своим организмом не проходят даром. Но ничего не поделаешь, на хвост вот-вот сядет Стража. И еще появился некий странный безотчетный страх, непонятно отчего и почему. Дурной пытался уверить себя, что это от возможной травли бывшего агента, но сам же понимал, что это не так. Приходилось все время чем-то отвлекаться, иначе страх поднимался из глубин подсознания и превращался в животный ужас. Чтобы отогнать его Дурной до глубокой ночи рассказывал Апкиону о своем прошлом: несчастливом детстве в приюте для сирот, казарменном юношестве уже при Страже, чувствах, переживаниях, первой любви, первых самостоятельных заданиях - квестах. Черт возьми, ведь он еще молод по эльфийским меркам - ему и сорока нет. Для эльфа это даже не возраст - мгновение.
Апкион слушал внимательно, понимающе и не перебивая, но нетрудно было заметить, что неизвестное беспокойство и боязнь мучает и его. Старший эльф то и дело косился в окно, несколько удивленно разглядывая сгущающиеся сумерки. Дурной очень устал за день от самоисцеления, но новый страх не давал ему заснуть, являл ему кошмары, даже не утруждая себя подождать пока эльф заснет. В конце концов, пришлось позвать злого от вечной спешки доктора Кейна, тот поругался немного и дал Дурному снотворного, после чего тот мирно уснул.
Еще в предыдущие несколько дней Апкион осмотрел дом лекаря, прикидывая возможные пути побега. Просто взять и выйти было нельзя - как раз началась война, и в доме Кейна военными был разбит пункт медицинского осмотра новобранцев. Нельзя сказать, чтобы это прибавляло пузатому лекарю дружелюбия. Несмотря на праздничный день, кругом кипела работа - королевские войска отступали, не хватало буквально всего. Поэтому уже с трудом наскребаемые остатки пушечного мяса все слали и слали на запад, в тщетной надежде остановить уже даже не наступление, а победоносное шествие имперских сил. Особняк Кейна - двухэтажное приличных размеров здание, скорее даже купеческий, чем лекарский дом - прекрасно подходил для призывного пункта, который разместили на первом этаже. Второй этаж, где и находились сейчас эльфы, военные оставили лекарю. И теперь он, бедняга, разрывался, бегая туда-сюда. Его привлекли к медосмотрам, но он и должен был еще зарабатывать себе на жизнь, так что своих больных он тоже не оставлял. Апкион, кстати, отдал все их наличные деньги, чтобы оплатить лечение Дурного. На содержание денег не осталось, поэтому старший эльф был вынужден отдать свой серебряный амулет, обладающий огромной колдовской силой - способностью отводить некоторые стрелы и даже пули на излете.
Медосмотры, впрочем, проходили быстро и больше для виду - все равно новобранцам было вскоре погибать под имперскими пулями. Хотя и раньше-то они тоже не отличались дотошностью, просто смотрели - все ли у рекрута руки-ноги на месте. Брали всех - старый зверь Королевской армии (по крайней мере, его блистательно бездарное командование) не желал сдаваться без боя, предпочитая стоять до конца, либо просто уже бился в агонии. Вот так всегда - войны развязывают старики, а умирать идут молодые. Апкион за свою немалую даже по эльфийским меркам жизнь повидал множество войн. И эльф не сказал бы, что хоть одна ему понравилась. Впрочем, он и не был военным, даже по призыву не служил - в то время он уже учился в Королеской геологической академии и имел пожизненную отмазку (неплохо для бессмертного эльфа, не так ли?).
Видимо предупрежденные заранее стражи не пускали Апкиона даже вниз, вокруг дома день и ночь толпились живые совершенно разнообразных рас - вылезти в окно даже и не стоило думать. Тем более с полудохлым младшим.
Да, младший. Черт, стоило плюнуть на все
Не имея доступа на первый этаж, Апкион мог передвигаться по второму практически беспрепятственно. Но на втором этаже располагались только палаты больных - Кейн содержал целую больницу в своем доме - но туда вход был воспрещен. Сейчас все они были заняты выздоравливающими солдатами. Еще на втором этаже был шикарный балкон - там больные обычно дышали свежим воздухом, куда эльф сейчас и отправился. Апкион днем был здесь, но вонь сотен немытых тел, крови и страданий, гвалт и стенания не давали отдохновения напряженному разуму. В темноте же, когда шум смолк, а воздух, казалось, стал чище, на балконе было приятно и свежо. Там, внизу, горели факела и ходили часовые, но здесь единственным собеседником Апкиона могла бы стать только громадная, в полнеба, луна. Хотя нет, не единственным. Облокотившись на перила и подняв голову на эту самую луну, на балконе стояла стройная человеческая женщина. На миг она повернула вбок голову и Апкион тотчас заметил на ее щеках полоски от слез, ярко сверкающие в лунном свете - эльфы прекрасно видели в темноте. Сперва эльфу показалось, что он видит Марту, жену лекаря Кейна, но это была не она. Это была светловолосая девушка, довольно сильно похожая на Марту, но еще молодая - лет семнадцати-восемнадцати, должно быть дочь или племянница лекаря. Апкион был не из тех эльфов, которым все человеческие женщины казались уродинами (в самом деле, даже самая изысканная их красота не шла ни в какое сравнение с красотой эльфиек), и девушка показалась ему довольно симпатичной. Вот только бы не эти несколько детские веснушки и строгое платье сестер милосердия...