Аннотация: История советской подводной лодки, погибшей в ноябре 1941 г. в Черном море у берегов Болгарии, и ее экипажа.
История советской подводной лодки, погибшей в ноябре 1941 г. в Черном море у берегов Болгарии, и ее экипажа.
2 сентября 1939 г. со стапелей судостроительного Заводе ? 198 им. Андре Марти в городе Николаев с хищной грацией соскользнула в воды обманчиво ласкового Черного моря новенькая подлодка типа С - 'Средняя', 'Сталинец', а в обиходе просто 'эска' - получившая собственное обозначение С-34. Так началась ее короткая и вполне типичная для советского подплава времен Великой Отечественной войны история... Последний акт которой запротоколирован 15-16 ноября болгарским полицейским чиновником из приморского городка Созопол, когда волны вынесли на берег тела двух советских моряков, облаченных в индивидуальное спасательное снаряжение.
С-34, провоевавшая недолго, честно, но - увы - малоэффективно, а затем сгинувшая без вести в очередном боевом походе, вероятно, не выделялась бы ничем из длинного и скорбного списка потерь советского подводного флота в 1941-45 гг., если бы не эти два мертвых свидетеля ее агонии. Служебная аккуратность провинциальных болгарских полицейских властей, тщательно описавших и сфотографировавших страшные находки, а также привлекших для консультации офицеров своего военно-морского флота, позволила в годину страшной войны, пожиравшей миллионы жизней, восстановить картину борьбы и гибели двух людей - моряков с погибшей С-34. Их посмертный рапорт о последних часах жизни мужественного экипажа до сих пор будоражит умы исследователей из России и Болгарии и ищет разгадки... Несомненно, речь идет о достаточно неординарном случае в истории советского военного флота в годы войны - эпизоде применения подводниками индивидуальных спасательных аппаратов для эвакуации с гибнущей лодки или для проведения экстренных работ на глубине. Несмотря на то, что в СССР с начала 1930-х гг. успешно проводились эксперименты по созданию подобного снаряжения, а к началу Великой Отечественной войны комплекты ИСА-1М (изолирующий спасательный аппарат - морской) и гидрокомбинезоны ТУ-1 поступили в распоряжение подплава, случаи применения их в годы войны можно буквально пересчитать по пальцам. Так, 21 июля 1941 г. с торпедированной лодки М-94 вышли на поверхность с использованием спасательных аппаратов восемь человек; 2 августа того же года с подорвавшейся на мине С-11 спаслись трое или четверо уцелевших в кормовом торпедном отсеке краснофлотцев; а в сентябре 1942 г. командир повредившей руль при столкновении с противолодочным заграждением Д-2 отправил для подводного ремонта 12 моряков в ИСА. Все эти получившие широкую пропагандистскую популярность эпизоды имели место на Балтике, а случай с гибелью С-34 является едва ли не единственным известным фактом применения советскими подводниками спасательного оборудования на Черном море.
Здесь уместна будет краткая справка о том, что же представляло собою индивидуальное спасательное снаряжение подводника времен Второй мировой войны. Во-первых, к этому времени оно уже не являлось технической новинкой. Первый подобный аппарат был сконструирован еще в 1903 г. британским изобретателем и промышленником Робертом Дэвисом (Davis Submerged Escape Apparatus, DSEA). В 1928 г. его усовершенствованную версию, получившую разговорное название 'легкие Момзена', приняли на вооружение ВМС США (US Navy), а на следующий год комплектами DSEA обеспечил своих подводников Британский королевский флот (Royal Navy). К началу Второй мировой войны на счету аппарата Дэвиса было уже несколько успешных спасательных операций. Ненамного отстала от 'владычицы морей' и ее главная соперница - Германия. В 1907 г. компанией 'Dr;gerwerk' был предложен свой вариант спасательного аппарата, получивший известность как 'аппарат Дрегера'. На вооружение подводников кайзеровского военно-морского флота (Kaiserliche Marine) он, кстати, поступил еще в 1916 г. В СССР, где вопросы спасения людей неизменно были вторичны по отношению к достижению поставленных задач, вопросами эвакуации личного состава с аварийных подлодок на глубине занялись, как было указано выше, относительно поздно, но весьма интенсивно. На протяжении 1930-х гг. это направление морской техники прошло в Советском Союзе все стадии развития - от экспериментов к массовому производству. В 1939 г. на Рабоче-крестьянский Красный флот (РККФ) начал поступать усовершенствованный аппарат ИСА-1М. 'Он состоял из наполненного кислородом баллона, коробки с химическим поглотителем выдыхаемой углекислоты, дыхательного мешка с травящим клапаном, коробки с устройствами для вдоха и выдоха и двух гофрированных трубок. При вдохе кислород поступал по одной из них в легкие, а выдыхаемая смесь по другой подавалась в патрон с известковым поглотителем и направлялась в дыхательный мешок. В первых образцах поступление кислорода регулировали вручную вентилем баллона, потом его оборудовали автоматической системой' (Цит. по: http://diver05.narod.ru/4.htm). В комплект спасательного снаряжения входили также резиновая маска-шлем типа Э-4 с очками и гидрокомбинезон ТУ-1, хотя нередко встречались на советском подплаве и устаревшие гидрокостюмы типа ЭПРОН. Кстати, последний советские водолазы недолюбливали: при неправильном подборе размера он сильно сжимал голову и конечности, нарушая кровообращение.
В 1939 г. для РККФ сотрудниками Военно-медицинской академии Б.Д.Кравчинским и С.П.Шистовским было разработано 'Временное наставление по выходу людей из затонувшей подводной лодки'. Во избежание явления декомпрессии, могущего привести к летальному исходу при подъеме с большой глубины, эвакуация с аварийной лодки проводилась таким образом: 'Следовало сравнять давление в отсеках с наружным, приняв в них забортную воду, включиться в спасательные аппараты, открыть люки в рубке (либо в верхней палубе) или крышки торпедных аппаратов, выпустить через них буйреп - трос с буйком и мусингами - отметками глубины - и поочередно выходить, делая выдержки - остановки для уменьшения давления' (Цит. по: http://diver05.narod.ru/4.htm). К сожалению, в подплаве РККФ в предвоенные годы уделяли недостаточно внимания освоению личным составом спасательного оборудования. Учения по использованию аппаратов ИСА проводились, как правило, 'на сухую', т.е. без погружения, а часть краснофлотцев, как показали драматические боевые эпизоды, вовсе не имели представления, что с ними делать. Трагические недочеты в системе подготовки экипажей к спасению с гибнущих подлодок был вынужден констатировать лично нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов в приказе от 29 августа 1942 г. 'Об опыте использования индивидуальных спасательных аппаратов'. Помимо катастрофических упущений в подготовке, он отметил еще одну проблему: даже в боевые походы лодки выходят не обеспеченными достаточным количеством ИСА-1М. Легко предположить, что перед командирами тонущих экипажей, когда была возможность воспользоваться спасательными аппаратами, нередко вставал ужасный выбор: кому раздать немногие наличные ИСА-1М, а кому уйти в пучину даже без призрака надежды...
Однако вернемся к недолгой истории подлодки С-34, погибшей у берегов Болгарии. Ее судьба была настолько обычна, что даже о дате ее вступлении в строй не сохранилось достоверной информации - по одним данным, это произошло 29, по другим - 23 марта 1941 г. Первоначально С-34 была зачислена в состав Отдельного учебного дивизиона подводных лодок Черноморского флота (ЧФ), началось укомплектование ее экипажа. Пришедшие на борт новенькой 'эски' подводники были еще очень молоды. Многие краснофлотцы - простые рабочие ребята со всего Союза - только недавно надели красивую морскую форму и, наверное, очень гордились принадлежностью к славной боевой семье советских подводников. Служба С-34 в учебном дивизионе была для них 'учебкой'. Осваивать азы боевой и политической подготовки краснофлотцам предстояло под началом командиров и старшин, самым 'матерым' из которых едва исполнилось 30 лет - в подплаве РККФ тридцатилетние считались 'уважаемыми стариками'. Командиром С-34 был назначен капитан 3-го ранга Яков Хмельницкий (1910 г/р), кадровый подводник, окончивший Военно-морское училище им.Фрунзе (1932) и Курсы командного состава Учебного отряда подводного плавания им.Кирова (1935), по происхождению (что было особенно важно для кадровых органов сталинской эпохи) - выходец из еврейской бедноты Криворожья.
Должность помощника командира, в морском обиходе почитаемого как 'хозяин на борту', занял старший лейтенант Виолет Душин (1911 г/р). Несмотря на то, что стаж службы этого опытного моряка в РККФ был не меньше, чем у командира, его карьера оказалась куда более скромной - вероятно, по причине 'социально чуждого' происхождения. Красный военмор Душин происходил из 'служителей культа' села Лучки Белгородского района Курской области, т.е. был сыном священника, диакона или причетника. Однако на основании того, что старпом С-34, согласно спискам экипажа на 1941 г., числился членом ВКП(б), можно заключить, что он 'решительно порвал' или, по крайней мере, не афишировал контактов со своей 'поповской' родней.
Еще одним представителем начсостава, организующую роль которого в экипаже любого боевого корабля сложно переоценить, является боцман, поистине легендарная фигура в морской традиции. На С-34 'боцманствовал' главный старшина Фрол Терехов (1913 г/р), сверхсрочник, уроженец поселка Пролетарский Масольского района Западной области.
Таковы были три главных участника трагического выхода с С-34 в спасательном снаряжении в ноябре 1941 г. - командир, вероятнее всего, отдавший этот приказ, и двое моряков (старпом и боцман), попытавшиеся выполнить его ценой собственных жизней. В военно-морских архивах сохранились лишь сухие анкетные данные - бестелесные тени слишком многих советских моряков, ушедших в свой последний боевой поход в годы Великой Отечественной. Мемуаристы и историки советской эпохи были слишком заняты живописанием иных, более 'рельефных' героев, чтобы прислушаться к смутным воспоминаниям еще живших родных и сослуживцев 'очередного' погибшего экипажа. С черно-белых фотографий предвоенной поры на нас смотрят мужественные умные лица, при чем командир С-34 кажется веселым и ироничным человеком, старпом - исполнен собственного достоинства и явно не прост, а в глазах у боцмана почему-то очень много спокойной крестьянской грусти... О жизни и службе капитана 3-го ранга Хмельницкого, старшего лейтенанта Душина и главного старшины Терехова известно очень немного. Все они были членами ВКП(б): обязательным условием для начсостава советского подплава в сталинскую эпоху были отличные характеристики по партийной или комсомольской линии, именно по этой части позднее имел немало проблем знаменитый подводник Александр Маринеско. Однако очень возможно, что партийная жизнь не особенно интересовала подводников с С-34, и их главной страстью, как и у большинства сослуживцев-ровесников, были море и боевая работа на подплаве. По службе командир, старпом и боцман 'тридцать четвертой' характеризовались 'положительно', все они были опытными моряками, неплохими, а быть может - и отличными профессионалами. Вероятно, их возвращения из похода ждали на берегу жены и дети (в отличие от дореволюционных российских морских офицеров, советские к 30 годам, как правило, были уже женаты) и, скорее всего, родители...
Военно-морской флаг Советского Союза впервые взвился на гафеле С-34 на утренней заре 1 мая 1941 г. Церемония была явно приурочена к одному из наиболее уважаемых в советское время праздников - Дню всемирной солидарности трудящихся. К этому времени подлодка уже десятый день как была зачислена в состав 2-го дивизиона подводных лодок 1-й бригады ПЛ Черноморского флота с базированием в Севастополе. В то же время, вплоть до завершения боевой подготовки и 'сплавывания' экипажа, она была причислена ко 2-й линии подводных сил флота, т.е. фактически находилась на положении резервной/учебной. Но молодым морякам из экипажа 'тридцать четвертой' недолго суждено было фасонить широкими клешами и лихо заломленными бескозырками перед севастопольскими девушками на Приморском бульваре. Предел мирной жизни был положен ранним утром 22 июня 1941 г...
С началом Великой Отечественной войны С-34 вошла в действующие силы флота, и уже 15 июля вышла в свой первый поход. Боевая задача подлодки заключалась в несении дозора на позиции ?1, согласно проведенной с началом войны нарезке позиций ПЛ ЧФ, лежавшей юго-западнее крымского мыса Тарханкут, на пути вероятного выдвижения морских сил противника к Севастополю. Со своими шестью 533-мм торпедными аппаратами и 12 торпедами, с солидным артиллерийским вооружением (100-мм орудие и 45-мм полуавтомат), новенькая 'эска', способная развивать надводную скорость до 19,5 узлов и подводную - до 8,8 и погружаться на предельную глубину 100 м, представляла внушительную силу. Следует отметить, что в первые месяцы войны единственным морским противником Черноморского флота СССР был сравнительно небольшой Румынский королевский флот (Marina Regala Romana). Его уровень подготовки, согласно оценке немецкого военно-морского историка Фридриха Руге, 'несмотря на добрую волю и усилия группы германских военных инструкторов, ...так и не достиг уровня современного флота'. Летом 1941 г. румынские моряки прекрасно осознавали неравенство сил и действовали с большой осторожностью. Глубоко в советские территориальные воды никто из Marina Regala Romana, за исключением единственной боеготовой подлодки 'Делфинул' (NMS 'Delfinul'), в июле вообще не совался, так что шансы встретить морского противника на своей позиции у С-34 были минимальными. Определенную опасность представляли немецкие и румынские самолеты, однако на этот счет командир 'эски' был предупрежден пережитыми в Севастополе авианалетами, и принимал надлежащие меры безопасности как в надводном, так и в подводном положении. Первый боевой поход 'тридцать четвертой' закончился совершенно логично - безрезультатно. 5 августа 1941 г. экипаж, разочарованный отсутствием боевых контактов с противником и в то же время ободренный выполнением первой боевой задачи, вернулся в Севастополь.
После 21 суток первого боевого похода техническое состоянии С-34 потребовало навигационного ремонта, и по возвращении в Севастополь лодка была поставлена в док. Техобслуживание растянулось с 6 до 29 августа 1941 г. Экипаж капитана 3-го ранга Хмельницкого получил следующую боевую задачу только 4 сентября. 'Тридцать четвертой' предстояло выдвинуться на позицию ? 12, определенную согласно утвержденной в тот же день новой схеме нарезки позиций ПЛ ЧФ, лежавшую между болгарскими мысами Калиакра и Шаблер и далее к юго-востоку, и заступить в боевой поиск у границы болгарских и румынских территориальных вод. Задание было, мягко говоря, связано с большим риском. Помимо того, что двенадцатая позиция находилась в буквальном смысле слова под носом у основных военно-морских баз неприятеля Варны и Констанцы, она представлялась весьма проблемной и в политическом отношении.
Царство Болгария, присоединившееся 1 марта 1941 г. к Тройственному пакту, тем не менее, сохраняло в отношении СССР декларативный нейтралитет. Болгаро-советские дипломатические отношения не были разорваны даже с началом Великой Отечественной. Однако болгарские транспортные суда, находившиеся в германском фрахте, на момент начала боевых действий на Черном море уже выполняли грузоперевозки в военных интересах Германии и ее союзников, а корабли Болгарских ВМС осуществляли охрану конвоев. Следовательно, формально они являлись для советских подводников законными целями. Однако атаковать ли, или нет, идущие под болгарским флагом плавсредства, командиру подлодки в каждом конкретном случае предстояло решать самостоятельно, рискуя нарваться на дипломатический скандал со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, обмен агрессивными выпадами между СССР и Болгарией в морской войне уже начался. В ночь 11-12 и 28 августа на болгарском побережье в районе устья реки Камчия советскими подлодками Щ-211 и С-32 были высажены две разведывательно-диверсионные группы из числа обученных в СССР болгарских коммунистов-эмигрантов. Дипотношения - это неплохо, однако советские спецслужбы не оставляли планов поднять народные массы Болгарии на борьбу с 'монархо-фашистским режимом' (на деле группы были вскоре разгромлены полицией). Возвращаясь с 'деликатного' задания, Щ-211 под командой одного из лучших командиров черноморского подплава капитан-лейтенанта А.Девятко и обеспечивавшего операцию командира 4-го дивизиона ПЛ капитана 3-го ранга Б.Успенского лихо 'отрекомендовалась' в болгарских водах. 15 августа она торпедировала румынский транспорт 'Пелеш' ('Peles', 5.708 брт, выбросился на мель), а на следующий день атаковала конвой в составе болгарского грузового судна 'Цар Фердинанд' и румынского транспорта. Во втором случае удача едва не отвернулась от экипажа 'счастливой 'Щуки': торпеда прошла мимо, а лодку долго гоняло и забрасывало 20-кг авиабомбами болгарское охранение конвоя (миноносец типа 'Дръзки' и патрульный самолет Letov S-328) при поддержке поднятых по тревоге четырех однотипных машин сводной эскадрильи (сборно войсково ято) охраны побережья.
Словом, война на Черном море распространялась и на территориальные воды нейтральной Болгарии. Несмотря на традиционно сильные симпатии болгар к России, в значительной степени перенесенные ими и на Советский Союз, болгарские военные моряки и морские летчики были готовы атаковать появляющиеся у своих берегов советские подлодки. Незначительность сил Болгарского флота, способных вести противолодочную борьбу (четыре устаревших миноносца французской постройки, успевших вдоволь повоевать еще в Балканскую войну 1912 г., два легких сторожевика, закупленных в США в 1921 г., и три вполне современных немецких торпедных катера 'Lurssen'), компенсировалась отличным знанием болгарскими экипажами прибрежных вод и их удовлетворительной ('лучше, чем у румын' - по свидетельствам немецких военных) профессиональной подготовкой. С воздуха советским подлодкам угрожали две эскадрильи по шесть самолетов Letov S-328 (до осени 1941 г. - одна сводная эскадрилья, девять машин), но главной опасностью оставались густые минные заграждения. Болгарский флот, накопивший большой опыт минирования своего побережья в годы Первой мировой войны, в 1941 г. установил 27 минных заграждений (по болгарской терминологии - 'минные линии') из 1.538 мин, а также 998 противотральных мин. Болгарские морские 'минные поля' были интегрированы с румынскими и германскими заграждениями в единую систему, получили единую литерную маркировку и порядковые номера, а также были нанесены на секретные карты, которые раздали капитанам. Впрочем, это не мешало болгарским каботажникам периодически наскакивать на собственные мины. Подорвавшиеся суда официальная София, как водится, относила на счет активности советских подлодок и бомбардировала Москву гневными нотами.
Словом, у берегов Болгарии советские субмарины подстерегало немало угроз, а ясности относительно собственных действий не было. Неудивительно, что, прибыв 6 сентября 1941 г. в свой сектор патрулирования, командир С-34 постарался держаться поближе к румынским территориальным водам, где действовали классические законы войны на море. Подобная тактика принесла ожидаемые плоды. Уже на следующий день произошло боестолкновение С-34 с крупными надводными силами противника, которое принесло ее экипажу скоротечную известность среди черноморского подплава. Около полудня 7 сентября 1941 г., следуя под перископом северо-восточнее мыса Шаблер, 'тридцать четвертая' установила визуальный контакт на отряд румынских боевых кораблей. Два эскадренных миноносца, 'Регеле Фердинанд' (NMS 'Regele Ferdindnd') и 'Марашти' (NMS 'Marasti'), а также три (по некоторым данным - два) миноносца эскортировали минно-тральное соединение в составе канонерских лодок 'Гукулеску' (NMS 'Ghukulescu') и 'Думитреску' (NMS 'Dumitrescu') и вооруженного буксира 'Бессарабия', выступавших в данном случае в качестве минзагов и направлявшихся ставить мины. Как известно, на 1941 г. главные корабельные силы Румынского королевского флота насчитывали 4 эсминца, 6 миноносцев (по некоторым данным - 3 боеготовых), 3 канонерки и 1 крупный минный заградитель. Таким образом, в бою 7 сентября 1941 г. С-34 противостояла фактически половине всех крупных боевых кораблей противника на Черном море! Эсминцы и миноносцы придавали румынскому отряду внушительный противолодочный потенциал, и атака на такого врага требовала от экипажа подводной лодки профессионального мастерства и несомненного мужества. Но капитан 3-го ранга Яков Хмельницкий, видимо, был уверен в своих силах, в своем экипаже и в своей лодке. Он принял решение атаковать. В течение трех часов С-34 преследовала румынские корабли, то всплывая под перископ, то уходя в глубину. Она несколько раз выходила на цель, но командир выбирал оптимальное положение для атаки и хотел ударить наверняка, с ближней дистанции. Наконец в 14:41 мск (вся Красная армия воевала по московскому времени) прозвучала команда: 'Торпедой - пли!' Согласно рапорту командира 'тридцать четвертой', его лодка с дистанции 7 кбт (около 1.300 м) из подводного положения выстрелила правым носовым торпедным аппаратом по флагманскому эсминцу 'Регеле Фердинанд'. Румынские моряки, в свою очередь, докладывали по результатам боя, что маневр уклонения от торпед выполняли канонерские лодки 'Гукулеску' и 'Думитреску', следовавшие в глубине ордера отряда. Здесь возможны несколько вариантов: либо командир С-34 в напряжении боя перепутал очертания боевых кораблей противника; либо стрелял по канонерке, но в рапорте сознательно указал более 'почетную' цель (подобные 'приписки' водились за подводниками всех воюющих стран); либо торпеда, благополучно проскочив мимо 'Регеле Фердинанда' и, возможно, уже выполняя циркуляцию, 'наделала шороху' среди следовавших за ним корабли. Так или иначе, румыны вовремя заметили 'опасность из глубины' и сумели избежать ее. По исконному правилу подводной войны: 'бей - беги!', С-34 оставалось только поспешно уходить, уклоняясь от ответного удара. Преследование советской субмарины вели миноносцы 'Налука' (NMS 'Naluka') и 'Сборул' (NMS 'Sborul'), которые провели по ней бомбометание. На основании данных акустического наблюдения, подводники с 'тридцать четвертой' составили хронологию атаки глубинными бомбами с 14:46 до 15:10 и отметили, что взорвались не все из них. В своем рапорте командир 'эски' Яков Хмельницкий высказал предположение, что плохо обученные румынские матросы в суматохе попросту забыли снять предохранители. С-34 удачно уклонилась от подводных разрывов и к 16:00 оторвалась от преследования. Согласно уже упоминавшемуся рапорту, от воздействия взрывной волны на С-34 'вышло из строя несколько предохранителей сети освещения и сорвало тяжелое оборудование камбуза'. Никто из экипажа серьезно не пострадал. Повреждения были устранены по ходу патрулирования.
Атака С-34 на румынский корабельный отряд не принесла советским подводникам победы. И в то же время ее можно назвать очевидным свидетельством разумной храбрости экипажа С-34 и ее командира, атаковавших сильного и опасного противника. Разумеется, уровень противолодочной подготовки румынских моряков оставлял желать лучшего, однако даже с учетом этого действия советских подводников при выходе в атаку и уклонении от преследования выглядят вполне адекватными. Бой 7 сентября 1941 г. у мыса Шаблер позволяет поспорить с некоторыми российскими публицистами, писавшими, что экипаж С-34 состоял из неопытных и растерянных новичков. В описываемом эпизоде личный и начальствующий состав 'тридцать четвертой' проявили себя как сработанная команда, а ее командир - как дерзкий и толковый моряк. Тот факт, что торпеда прошла мимо цели, сам по себе еще ничего не доказывает: досадные промахи с 'пистолетной' дистанции бывали даже у прославленных подводных асов Второй мировой.
После атаки на румынский отряд С-34 переместилась в южный сектор своей позиции и продолжила поиск. При этом дважды, 9 и 14 сентября, она попадала на минные постановки болгар в районе мыса Калиакра, и подводники отчетливо слышали зловещий скрежет минрепов (тросов для удержания морской мины) по корпусу. Лодка осторожно проходила мимо плавучей смерти на самом малом ходу, после чего опасный район фиксировался на карте. Однако встреч с кораблями противника больше не последовало. 19 сентября 'тридцать четвертая' получила по радио приказ возвращаться на базу, и два дня спустя благополучно прибыла в Севастополь. Второй боевой поход продолжался 17 суток.
Волнующие подробности атаки подлодки Хмельницкого на крупные силы румынского флота вскоре получили широкую известность среди черноморского подплава. Можно предположить, что, словоохотливые морячки с С-34 пересказывали сослуживцам 'лихое дело у мыса Шаблер' в самых живописных и драматических выражениях. На фоне очень скромных успехов советских субмарин на Черном море, едва открывших к тому времени счет атакам на транспорты противника, действия 'тридцать четвертой' против отряда боевых кораблей противника выглядели 'почти победой'. Капитан 3-го ранга Хмельницкий и его люди оказались на хорошем счету у командования. Когда 'тридцать четвертая' 17 октября вышла из Севастополя в свой третий боевой поход, на патрулирование позиции ?22, находящейся у побережья Болгарии, восточнее Варны и мыса Эмине (согласно нарезке позиций от 10 октября 1941 г.), провожавшие лодку командиры практически не сомневались: на этот раз она вернется с победами... Если, разумеется, вернется вообще.
Очередной боевой поход продолжался 11 суток и оказался совершенно безрезультатным. Несмотря на близость 'двадцать второй позиции' к основному морскому порту Болгарии Варне и активное судоходство в районе, в бортовой журнал С-34 не было занесено не одной записи не то что об атаке, но даже о визуальном контакте на надводного противника. Встречались только мелкие болгарские суда, предположительно - рыбачьи. Надо отдать должное капитану 3-го ранга Хмельницкому: он не стал топить ни в чем не повинных работяг просто чтобы обозначить свою боевую активность. Предположение, что командир 'тридцать четвертой' сознательно избегал встреч с противником, чтобы не подвергать опасности людей и лодку, вряд ли актуально. Во-первых, экипаж С-34 имел стойкую репутацию храбрецов, испытавших себя на прочность в бою с современными румынскими эсминцами - им ли было бояться 'антикварных' миноносцев и немногочисленных бипланов противолодочной обороны болгар? А во-вторых, в составе каждого экипажа подплава РККФ в обязательном порядке присутствовало 'недреманное око партии' и, соответственно, ее карательных органов - военком (военный комиссар). Излишне напоминать, что одной из главных задач данного эпического персонажа являлось наблюдение за исполнением всеми и каждым наказа Родины, партии и лично товарища Сталина. На С-34 военкомом был политрук Сергей Маврин. Разумеется, он бы незамедлительно 'сигнализировал в органы' о любом 'недостойном' поведении командира или экипажа, но такого рапорта не поступило. Скорее всего, неудача третьего боевого похода 'тридцать четвертой' объясняется элементарным невезением. Морские байки и легенды изобилуют рассказами о 'везучих' и 'невезучих' кораблях. Так вот, в судьбе С-34 фактор 'неудачливости' был очень силен...
28 октября подлодка капитана 3-го ранга Хмельницкого вернулась в Севастополь. К сожалению, безрезультатные боевые походы не были редкостью для советского подплава в годы Великой Отечественной войны, особенно на ее первом этапе. Очевидно, серьезных нареканий командования С-34 не вызвала, тем более, что непосредственно на позиции она пробыла чуть больше недели. Однако ее краткой популярности среди товарищей-подводников пришел конец.
Тем временем ситуация на южном направлении Великой Отечественной войны критически ухудшалась. Немецко-румынские войска захватили Николаев, Одессу, а в сентябре-октябре 1941 г. прорвали оборону советских войск на Перекопско-Ишуньских позициях и ворвались на Крымский полуостров. Оборонявшие Крым части 51-й Отдельной и Приморской армий, понеся тяжелейшие потери, были вынуждены отступить на Таманский полуостров и к Севастополю. Возникла реальная угроза для главной базы Черноморского флота. В связи с этим командование флота приняло решение о переходе эскадры из Севастополя в Новороссийск и Поти (Грузинская ССР). Основной отряд кораблей во главе с флагманским линкором 'Парижская Коммуна' ушел из Севастополя в ночь на 1 ноября 1941 г. Легкие силы флота, в основном - славные черноморские эсминцы, продолжали оставаться на Севастопольском рейде, под постоянными налетами германской авиации поддерживая защитников города-крепости артогнем и своим присутствием.
Но подлодкам в осажденном Севастополе и в Феодосии находиться было невозможно: их борьба требует безопасной тыловой базы. Подплав ЧФ по мере возвращения из боевых походов перебазировался в Поти, Батуми и Туапсе.
С-34 ушла из Севастополя 2 ноября 1941 г., когда по городу уже била тяжелая артиллерия германской 11-й армии Эриха фон Манштейна, а в воздухе постоянно 'висели' самолеты люфтваффе, действовавшие с захваченных гитлеровцами крымских аэродромов. Переход в Поти, в ходе которого 'тридцать четвертой' не раз приходилось укрываться на глубине от атак с воздуха, занял почти двое суток. 4 ноября 1941 г. капитан 3-го ранга Хмельницкий привел свою лодку на новое место базирования. Настроение экипажа, две ночи наблюдавшего за кормой зарево горящего Севастополя, вполне очевидно, было не лучшим. Однако времени на рефлексии не оставляла война, и подводники немедленно начали готовиться к новому боевому походу. Единственное 'неофициальное' свидетельство об экипаже С-34 относится как раз к краткому периоду пребывания лодки в Поти. Моряки, имена которых стоят безличными шеренгами в бюрократических ведомостях личного состава и безвозвратных потерь, на мгновение обретают плоть и кровь в послевоенных воспоминаниях одного из офицеров 1-й бригады ПЛ - Григория Рядового, переведенного осенью 1941 г. с подплава старпомом на плавучую базу подлодок 'Волга'. Еще с предвоенных лет старшего лейтенанта Григория Рядового и помощника командира С-34 Виолета Душина связывала крепкая дружба; спустя почти 30 лет Рядовой сразу опознает друга своей военной молодости на блеклой фотографии мертвого советского подводника из болгарских архивов... 'Накануне 7 ноября ребята с С-34 раздобыли немного грузинского вина и пригласили меня, - вспоминал Григорий Ефимович Рядовой в беседе с сотрудником Института истории БКП Николаем Белоусовым, - Мы спели несколько любимых песен, побеседовали и разошлись: такое было время, не до праздников было. Ребята готовили лодку к походу...'.
Экипаж 'тридцать четвертой' накануне ее рокового выхода, согласно архивным данным, насчитывал 48 человек, включая 6 командиров, политрука, военфельдшера и 40 старшин и краснофлотцев. Известны воинские звания, должности согласно боевому расписанию, года рождения и партийность всех подводников. Существует кочующая из публикации в публикацию о С-34 версия, что ее экипаж был плохо подготовлен. Создатель фонда поддержки памятников советским воинам в Болгарии В.И.Казаков даже упоминает, что некоторые пришедшие на лодку резервисты служили срочную в кавалерии. Бессмысленно отрицать многочисленные недочеты в обучении кадров советских подводников в предвоенные годы. Однако версия о направлении на подлодки кавалеристов представляется фантастической. Как известно, в первый год войны резервистов на подплаве было не так много, и те - в учебных подразделениях. Анализируя призывной возраст (колебался от 19 до 22 лет) и срок действительной воинской службы в РККФ в предвоенные годы, можно выяснить, какой процент экипажа успел получить более капитальную боевую подготовку 'мирного времени'. В 1938 г. уходили 'в Красной армии республике служить' призывники 1916-17 г/р, в 1939 г. - 1918-19-20 г/р, в 1940 г. - 1920-21 г/р. Историки утверждают, что призывы 1938-40 гг. не успели уйти в запас к началу Великой Отечественной войны, а весной 1941 начали демобилизоваться призывники 1915 г/р. Примем в расчет также, что на подлодках должности командиров отделений (торпедистов, радистов, электриков, мотористов, артиллеристов и трюмного) и старших специалистов могли занимать старшины-сверхсрочники РККФ, которые были на несколько лет взрослее остальных краснофлотцев. Даже поверхностное рассмотрение списков экипажа позволяет выявить только одного очевидного призывника 1941 г. - 19-летнего кока краснофлотца Сергея Куликова, а те несколько человек из личного состава, которые по возрасту могли бы быть резервистами (1910-14 г/р), по занимаемым должностям и воинским званиям (в основном - главные старшины), скорее всего, являлись сверхсрочниками. Остальные краснофлотцы и старшины с С-34 - подводники действительной службы в возрасте 20-25 лет, успевшие прослужить на подплаве от года и более. Словом, если экипаж С-34 и имел недостаточную подготовку, то это являлось в 1941 г. общим моментом для советских подводников, а не его собственной проблемой. К тому же три боевых похода и бой с румынскими кораблями у мыса Шаблер никак не позволяют назвать его 'неопытным'. На высоком уровне находилась и 'партийная сознательность' экипажа, что немаловажно для советского флота: среди 48 человек было 8 коммунистов и 30 комсомольцев. Если после безрезультатного октябрьского похода 'тридцать четвертая' и перестала числиться среди лучших советских лодок на Черном море, то уж никак не была она среди худших.
8 ноября 1941 г. С-34 покинула рейд в Поти и вышла в свой четвертый боевой поход - навстречу судьбе. Ей была поставлена боевая задача на патрулирование позиции ?22 у берегов Болгарии, знакомой по предыдущему походу. Вскоре на базе в Поти приняли радиограмму, в которой С-34 сообщала об успешном движении в намеченный район патрулирования. Согласно данным военно-морского историка К.Стрельбицкого, 'из центра Черного моря она дала первую радиограмму, потом вторую, но обратного движения уже не было'. 'Тридцать четвертая' замолчала навсегда, и для штаба Черноморского флота это безмолвие было столь же красноречиво, как последние слова шекспировского Гамлета: 'Дальнейшее - молчанье'... Впрочем, в страшном ноябре 1941 г. там навряд ли кто-нибудь вспомнил о Шекспире... 11 февраля подводная лодка С-34 была исключена из состава флота со стандартной формулировкой: 'Срок автономности вышел, на связь не выходит, признана погибшей'. В 1942 г. командира безвестно канувшей в пучину Черного моря 'эски' Якова Моисеевича Хмельницкого посмертно наградили орденом Боевого Красного Знамени, вероятно, и за бой 7 сентября 1941 г. у мыса Шаблер, и за его жуткую гибель в пучине и просто потому, что советской военной пропаганде были нужны черноморские герои-подводники...
...Утром 15 ноября 1941 г. болгарские рыбаки, искавшие сорванные вчерашним штормом сети на берегу в местечке Царски Плаж к югу от приморского городка Созопол, заметили в волнах прибоя тело человека, облаченного в резиновый гидрокостюм и маску 'наподобие противогазной'. О жуткой находке было немедленно сообщено властям. Сбивчивые описания вызвали спешную мобилизацию сил местной полиции и тревожные рапорты по инстанциям: провинциальные стражи порядка в Болгарском Царстве первоначально решили, что речь идет о трупе боевого пловца. А раз имеется погибший диверсант, но неподалеку вполне могут оказаться его выжившие товарищи: память о десантировании на побережье болгарских коммунистов была еще свежа. Однако прибывший на место печальной находки из Бургаса капитан 2-го ранга Болгарского флота Неделчев, осмотрев погибшего, однозначно заявил: 'Это подводник в спасательном снаряжении'. Знакомый с германскими аналогами советского аппарата ИСА-1М, капитан уточнил: 'Аппарат типа дрегеровского', и не совсем компетентные в морском деле полицейские ошибочно перенесли это название на найденное оборудование. Тревоге был дан отбой. Эксперты болгарской полиции с помощью морских офицеров приступили к работе.
'15 ноября 1941 года к 10 часам недалеко от города Созопол был выброшен из моря труп матроса красного флота СССР , - записал в протоколе осмотра пунктуальный чиновник. - Погибшему на вид около 22 лет, рост средний, цвет волос - русый, выбрит, одет в тонкий резиновый костюм, в резиновые ботинки, на голове - резиновая маска, смонтированная к дрегеровскому аппарату. Рубашка имеет ? 349-312 СССР и советскую эмблему - серп и молот. На брюках у него вышита от руки коричневыми нитками фамилия Терехов и номер - 33'. В карманах погибшего среди разной хозяйственной мелочи было обнаружено две плитки шоколада - дефицитного в СССР продукта, изредка попадавшего в рацион подводников и очень ценившегося ими. Возможно, шоколад являлся 'аварийным пайком' и был захвачен спешно покидавшими гибнущую субмарину моряками? На основании этой находки один из присутствовавших при осмотре трупа морских офицеров, капитан-лейтенант Миныков, сделал первое предположение: 'Погибший был выпущен из торпедного аппарата подводной лодки, потерпевшей аварию в подводном положении недалеко от болгарского берега'.
Полиция и местные жители начали прочесывать побережье, и ранним утром следующего дня обнаружили еще одного погибшего подводника в спасательном оборудовании. '16 ноября к 7 часам на расстоянии около 800 метров западнее первого трупа выброшен ещё один труп, тоже матроса флота СССР, - значится в документе. - Второму погибшему на вид около 27 лет, рост средний, цвет волос - черный, волосы густые, выбрит, одет в лёгководолазный костюм, как и первый, номер 36414009, на голове также резиновая маска, смонтированная к дрегеровскому аппарату. В кармане - печатный бланк, заполненный от руки химическим карандашом: "Список личного состава ПЛ С-34 по состоянию на 31 октября 1941 года"'. Таким образом болгарским властям стало известно название погибшей подлодки. Врач, осмотревший погибших, сделал заключение, что смерть обоих наступила примерно за один-два дня до их обнаружения, следовательно, предположительная дата гибели С-34 была определена как 13-14 ноября 1941 г. Конкретного заключения о причинах смерти подводников сделано не было, так как вскрытия трупов не проводилось.
Тела советских моряков были сфотографированы для полицейской отчетности - сначала на месте обнаружения в полном спасательном оборудовании, затем - со снятыми масками и гидрокостюмами, в свитерах и форменных брюках; кителей на погибших не было. Импровизированная комиссия, созданная полицейскими органами Болгарии при участии военных моряков, 17 ноября 1941 г. пришла к заключению: 'Судя по обмундированию, по гидрокостюмам, по татуировкам на руках и на груди, по советским эмблемам, по плиткам шоколада... это члены экипажа подводной лодки, потерпевшей аварию в подводном состоянии недалеко от города Бургас, в северной части Бургасского залива. Они погибли после отчаянной попытки выйти из аварийной подводной лодки. При них не было обнаружено документов, удостоверяющих личность, кроме вышитой надписи на одежде светловолосого, более молодого матроса: 'Терехов-33'... Одежда вместе с дрегеровскими аппаратами отправлена в дирекцию полиции'.
Как водится, страшная находка близ Созопола вызвала к жизни немало слухов. Местные жители шепотом рассказывали друг другу, что на берегу был найден еще живым третий молодой советский матрос. Якобы его доставили в госпиталь в Бургасе, однако врачи были уже бессильны помочь бедняге, и он вскоре умер. Другие рассказывали, что, наоборот, подводник выжил, и его где-то прячут то ли власти, то ли подпольщики-коммунисты. Оставим эти версии любителям конспирологии или тем, кто не хочет расставаться с надеждой, что хоть один из экипажа С-34 вновь увидел солнце... Документально или логически существование третьего возвращенного морем с 'тридцать четвертой' не подтверждается.
Пока шло разбирательство, согласно воспоминаниям местного старожила Ангела Тамова, тела двух погибших подводников были положены в здании расположенного неподалеку от места их обнаружения небольшого кирпичного заводика. Когда официальные процедуры были закончены, рабочие под руководством полицейских вырыли неподалеку неглубокую яму, положили в нее погибших, засыпали негашеной известью и закопали. Кем было принято решение о таком спешном погребении советских моряков, неизвестно, но можно предположить, что исходило оно от местных полицейских или гражданских властей. Болгарские военные соблюли бы, по крайней мере, формальные правила воинского захоронения: именно так они хоронили пилотов Союзников, сбитых над Болгарией в 1943-44 гг. Пока не удалось найти сведений и о том, уведомлялись ли советские дипломатические представители в Софии об обнаружении на болгарском побережье мертвых граждан СССР. Очень возможно, что официальной ноты не было вовсе: обе стороны решили не накалять и без того натянутые отношения из-за 'каких-то двух трупов'...
Над местом последнего успокоения С-34 и ее экипажа на долгие годы опустилась пелена забвения. Погибшая подлодка внезапно всплыла из глубины безвестности, когда в 1968 г. сотрудник Института Истории Болгарской коммунистической партии (БКП) Николай Белоусов, работая над полицейскими архивами времен войны, неожиданно натолкнулся на дело об обнаружении близ Созополя в далеком ноябре 1941 г. тел двух советских подводников. Несмотря на то, что лишнее напоминание о гибели у болгарских берегов во время Второй мировой войны советских экипажей подплава не совсем укладывалось в официальную концепцию советско-болгарской дружбы, этот историк сделал все возможное, чтобы неизвестные 'матросы красного флота СССР' из полицейского протокола обрели имена. Данные советских военно-морских архивов и свидетельства ветеранов (в первую очередь - бывшего офицера 1-1 бригады ПЛ ЧФ Г.Е.Рядового) позволили установить, что речь идет именно о моряках с С-34, и младший из погибших это боцман Фрол Терехов, а старший - помощник командира Виолет Душин.
На основании анализа сопоставления района патрулирования 'тридцать четвертой' и места обнаружения тел ее членов экипажа, а также состояния морских течений в данный период года, исследователи попытались сделать заключение о возможном месте ее гибели. Учитывая тот факт, что мертвые подводники были найдены на большом расстоянии - около 20 морских миль (около 33 км) - от южной границы позиции ?22, напрашивается вывод, что в своем последнем походе лодка уклонилась из района патрулирования к юго-западу, ближе к болгарскому побережью. Болгарская комиссия 1941 г. была права в своих выводах: субмарина погибла где-то у северной границы Бургасского залива, близ мыса Эмине. Вопрос о том, почему 'тридцать четвертая' опасно приблизилась к берегу, наверное, останется открытым навсегда. Была ли это ошибка в счислении при выходе на позицию, или ее командир капитан 3-го ранга Хмельницкий сознательно пошел на риск, ища встречи с противником с тем, чтобы 'спасти лицо' экипажа после 'никакого' октябрьского похода? Результат оказался роковым - С-34 вошла в полосу минных заграждений: болгарского S-39 восточнее Бургаса и румынского S-16 восточнее мыса Эмине. Относительно даты гибели подлодки существуют различные версии, от 11 до 14 ноября. Болгарские моряки и летчики в этот период о боестолкновениях с советскими подлодками не докладывали, значит, вероятнее всего, С-34 подорвалась на мине. Нельзя исключить и версию аварии, вызванной технической неисправностью или пресловутым 'человеческим фактором': от этого не застрахованы даже самые опытные экипажи.
Темные воды Бургасского залива до сих пор хранят тайну 'тридцать четвертой', однако очевидно, что ее гибели предшествовала отчаянная борьба экипажа за свой подводный корабль и за жизнь. Возможно, агония растянулась на много ужасных часов. Во всяком случае, прошло достаточно времени, чтобы было принято решение о выходе из лодки в спасательном снаряжении и подводники успели облачиться в него. Приказ с наибольшей вероятностью был отдан командиром С-34 Яковом Хмельницким: согласно боевому расписанию, и старпом, и боцман, тела которых были позднее обнаружены на болгарском берегу, находились вместе с ним на центральном посту, т.е. в отсеке, где сосредоточено управление субмариной. Скорее всего, старший лейтенант Душин и главный старшина Терехов покинули лодку через торпедные аппараты. Менее вероятен вариант выхода через люк одного из отсеков, предварительно заполненного водой - он связан с гораздо большим риском, и такое могло произойти только в случае, если надежды на спасение лодки уже не оставалось. Но целый ряд обстоятельств указывает, что Виолет Душин и Фрол Терехов пытались выйти из лодки для проведения каких-то экстренных ремонтных работ под водой, а не для собственного спасения.
Во-первых, помощник командира и боцман - самые 'надежные' люди военно-морского экипажа, на которых держится его дисциплина и работоспособность. К тому же, согласно специфике исполняемых ими обязанностей, оба они - универсальные специалисты, обязанные разбираться в работе всех боевых частей и служб команды, всех механизмов, технических средств и вооружения корабля. В час, когда жизнь лодки и людей висела на волоске, командир мог поручить самое опасное и ответственное задание именно им.
Во-вторых, по неписаной, но нерушимой флотской традиции, в случае эвакуации с лодки, старпом и боцман были бы последними, не считая командира. Что бы не утверждали некоторые современные авторы, живописующие примеры малодушия командования Красной армии и пытающиеся возвести их в систему, мужество и высокий дух товарищества советских подводников несомненны. Душин и Терехов не покинули бы борт, пока этого не сделали бы все уцелевшие краснофлотцы. Жестокая хроника подводной войны Второй мировой свидетельствует, что последние с аварийной лодки, как правило, выйти не успевали, да и об обнаружении тел других подводников на болгарском побережье не сообщается. Эвакуация, следовательно, выглядит менее вероятной, чем попытка подводного ремонта. 'Аварийный паек' - плитки шоколада, найденные на теле боцмана, могут иметь простое объяснение. Зная, что никакие служебные запреты не остановят корабельных сладкоежек от того, чтобы стащить и слопать редкое лакомство (своеобразное проявление матросской лихости), главный старшина Терехов нашел ему самое надежное хранилище - в бездонных карманах своих клешей. А когда он облачался в гидрокостюм перед роковым выходом из лодки, его мысли были слишком поглощены предстоящим заданием, чтобы вспомнить о каких-то 'шоколадках' и достать их. Старпом Душин ведь тоже забыл выложить бывший при нем служебный документ...
В-третьих, на основании рапорта болгарского капитана 2-го ранга Неделчева (который, к сожалению, не был найден первым исследователем гибели С-34 Н.Белоусовым в оригинале), в 'служебной записке' для штаба Болгарского флота упоминается, что трупы советских моряков были 'изранены'. Полицейские протоколы вообще умалчивают о телесных повреждениях, а на нечетких фотографиях из архивов ран на телах В.Душина и Ф.Терехова не заметно. Разве только смутно просматривающиеся ссадины и повреждения на руках - у боцмана, похоже, разбита правая кисть, у старпома, возможно, сломан палец. На уровне гипотезы можно предположить, что капитан Неделчев сообщал своему начальству именно об израненных руках погибших, а при составлении дальнейшей документации сработал бюрократический 'испорченный телефон'. Тогда старлей Душин и главстаршина Терехов могли получить эти травмы именно когда из последних сил работали в ледяной воде, уже не чувствуя боли в коченеющих пальцах...
По мнению экспертов, наиболее вероятная проблема, которую должны были устранить выпущенные из лодки на глубине в аппаратах ИСА-1М Душин и Терехов - наматывание минрепа на гребной винт лодки. Подводники должны были обрезать трос и отпустить мину, но, к сожалению, это им не удалось. Отважных моряков или унесло от лодки течением, или кислород в баллонах закончился, прежде, чем они успели выполнить задачу. Наиболее вероятной причиной гибели их обоих стала баротравма легких при выходе с большой глубины - в предполагаемом районе она превышает 50 м., либо кислородное отравление, т.к. чистый кислород, применяемый в аппарате ИСА-1М, опасен при таком глубоком погружении. Скончались В.Душин и Ф.Терехов еще на глубине, иначе, выплыв на поверхность, они сорвали бы маски, а на трупах таковые были надеты...
Словом, отчаянная попытка проведения экстренных работ под водой не увенчалась успехом, и С-34 стала железной гробницей для 46 оставшихся в ней членов экипажа... Установить точную причину затопления лодки могло бы помочь обнаружение на дне Черного моря ее обломков. Но из всех советских субмарин, погибших у берегов Болгарии, она одна остается не обнаруженной до сего дня. Летом 2010 г. болгарским дайверам из клуба 'Black Sea Dive Odessos' (Одессос - древнее название Варны) показалось, что они приблизились к разгадке тайны С-34: у внешней границы Бургасского залива ими была обнаружена погибшая подлодка, разломленная пополам и глубоко ушедшая в подводный грунт. Предварительный осмотр вызвал к жизни сенсационную новость: 'тридцать четвертая' наконец найдена! В район подводной находки отправилась российская поисковая экспедиция 'Поклон кораблям Великой Отечественной' (руководитель Константин Богданов). В сентябре того же года последовало разочаровывающее опровержение. Партнеры экспедиции - болгарские специалисты из команды 'Black Sea Technical Diving' обследовали обнаруженные обломки, провели их обмеры и пришли к однозначному заключению: это германская подлодка времен Первой мировой войны, вероятнее всего - UB-7, погибшая в 1916 г. Предполагаемым местом гибели С-34 исследователями на данный момент считается точка 42®31,915' северной широты/28®03,885' восточной долготы, находящаяся на расстоянии 33 километров по пеленгу 57® от места, где в ноябре 1941 г. были найдены погибшие подводники. Там с помощью гидролокатора на глубине 62 м было обнаружено препятствие, по размерам схожее с подлодкой.
Не меньше загадок и гипотез окружают и место последнего успокоения двух членов экипажа 'тридцать четвертой', которых свинцовые волны зимнего Черного моря вынесли на болгарский берег. Когда в 1969 г. в Народной Республике Болгария было принято решение установить памятник погибшим в годы войны советским подводникам, местом для монумента было выбрано удобное естественное возвышение неподалеку от места обнаружения в ноябре 1941 г. тел старшего лейтенанта Виолета Душина и главного старшина Фрола Терехова. У подножия обелиска надлежало захоронить останки подводников. Могила советских моряков была легко обнаружена: ее место было хорошо известно местным жителям, из года в год они возлагали на нее цветы, а в православные дни поминовения усопших на едва заметном холмике аккуратно появлялись ракия (фруктовая водка) и поминальные яства...
Захоронение было вскрыто, однако в нем обнаружили лишь небольшие фрагменты человеческих останков. Возможно, еще до сентября 1944 г., пока Болгария официально являлась союзником гитлеровской Германии, местные власти тайно перезахоронили 'красных матросов', чтобы их могила не становилась местом поклонения 'противников режима'. В беседе с одним из болгарских офицеров в период своей работы в Болгарии автору довелось услышать и другую версию: якобы в 1942 или 1943 г. болгарские военные моряки, возмущенные унизительным обращением властей с телами своих советских коллег, эксгумировали их и похоронили в море с отданием воинских почестей. Не исключено, что останки ст. лейтенанта Душина и старшины Терехова были перезахоронены в 1944 г. воинами вступившей в Болгарию Красной Армии, однако в суматохе наступления надлежащие документы не были оформлены, и время безжалостно стерло с лица земли 'фанерную память со звездочкой'. И, наконец, самым простым объяснением может служить негашеная известь, которую щедро 'сыпанули' в могилу в ноябре 1941 г. - со временем она могла растворить почти все органические материалы.
Тем не менее, урна с обнаруженными фрагментами останков была заложена в постамент монумента, и вскоре над Черным морем взвился стройный металлический обелиск. Он был выполнен в самобытной аллегорической манере, не совсем традиционной для эпохи господства социалистического реализма. Многие из повидавших этот памятник, независимо друг от друга, сходились во мнении: он напоминает отчаянное стремление душ погибших в глубине наверх, к свету, к солнцу...
С падением социалистического строя в Болгарии памятник погибшим подводникам отнюдь не был забыт: к нему приносили букеты полевых цветов отдыхавшие неподалеку компании болгар и туристов из России, а общественные организации болгарско-российской дружбы несколько раз проводили там торжественные мероприятия. Впрочем, средств у администрации общины Созопол в 1990-е - начале 2000-х гг. едва хватало на то, чтобы пару раз покрыть его свежей краской-серебрянкой, и обелиск постепенно ветшал. Восстановление мемориала советским морякам началось только в 2009 г., когда Фонд поддержки монументов советским воинам в Болгарии, созданный жителем Рязани В.И.Кузнецовым, смог собрать средства на его ремонт. Активное участие в воссоздании памятника приняли также местные власти и предприниматели. 28 июля 2010 г. состоялась церемония открытия обновленного памятника. В его комплекс теперь входят пять гранитных плит, на которых увековечены имена членов экипажей всех советских подлодок, погибших у берегов Болгарии в годы Великой Отечественной войны. Это - С-34 (погибла 13-14.11.1941 восточнее мыса Эмине, предположительно на минах), Щ-211 (погибла 14-22.11.1941 восточнее мыса Акбурну на минном заграждении, по другим данным - потоплена румынскими кораблями), Щ-204 (потоплена, наиболее вероятно, 6.12.1941 в результате атаки болгарского или немецкого самолета к юго-востоку от Варны, есть версия поражения артогнем болгарских сторожевых кораблей), Щ-210 (погибла 15-28.03.1942 восточнее мыса Шаблер на минном заграждении) и Л-24 (погибла в декабре 1941 г. на минах близ мыса Шаблер). Кроме того, как полагает болгарский историк Стефан Бошнаков, 15 октября 1941 г. болгарским самолетом при атаке на конвой Варна-Шабла могла быть потоплена подлодка М-58, согласно советским данным, значащаяся подорвавшейся на мине в румынских водах.
У берегов Болгарии навсегда оборвались жизни почти двух с половиной сотен советских подводников-черноморцев. Даже в их посмертных историях слишком много этих: 'вероятно', 'скорее всего', 'по имеющимся сведениям', а на памятниках им выбиты не точные, а предположительные даты гибели... Таков удел подводников на войне. Тайну их предсмертной борьбы хранят мрачные морские глубины. Море было их судьбой, их полем чести. Оно стало их могилой. Поэтому рассказ о недолгом, честном и трагическом боевом пути черноморской подлодки С-34 хотелось бы закончить прекрасными строчками поэтического реквиема Андрея Вознесенского: