В 1903 г., всего год спустя после окончания второй Англо-Бурской войны, русские читатели познакомились с мемуарами прославленного бурского командира генерала Христиана Де Вета. Помимо подробного описания боевых операций, Де Вет в своей книги уделил большое внимание провиантскому довольствию и фронтовому быту бурских ополченцев - к большому неудовольствию читающей публики, которой хотелось больше узнать о воинских подвигах. Однако внимание генерала к этой проблеме вполне объяснимо. Надоевшее всем речение Наполеона, что "армия марширует на своем животе", вполне относилось и к вооруженным силам бурских республик. Де Вет, как хороший воинский начальник, этого никогда не забывал, заслужив благодарность своих людей.
Старый бур и британский "томми" закусывают вместе. Французская карикатура времен Англо-Бурской войны.
Особенностью питания бурского ополченца была очень высокая по сравнению с государственным обеспечением доля собственных запасов и поддержки не просто местного населения, а его семьи. Это было прямо прописано в военном законодательстве Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного государства. Вспоминает генерал Христиан Де Вет: " Требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен... 30-ю патронами, или полуфунтом пороха, 30-ю пулями и 30-ю пистонами, а также провиантом на восемь дней" (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903). Если в качестве боеприпасов множество буров, у которых на фермах лежали собственные новехонькие винтовки Маузера, с притворной наивностью демонстрировали в призывном комиссариате дедовскую пороховницу и пистоны, чтобы "на халяву" получить от казны еще одну причитавшуюся им винтовку с патронами, то с запасами еды проблем не возникало. Буры очень ценили в походе доступные удобства и сытную, вкусную еду.
Кофепитие генерал-комманданта (главнокомандующего) Трансваальской армии Петруса Якобуса Жубера (слева) и его штаба. Рисунок военного корреспондента.
"Упоминая о провианте, закон не указывал, в чем этот последний должен был заключаться и сколько именно его было нужно иметь каждому бюргеру при себе, - продолжает генерал Де Вет. - Тем не менее, как-то само собой установилось правило, чтобы провиант состоял или из мяса, разрезанного на длинные, тонкие куски - "touwtjes", высушенные, просоленные и проперцованные, так называемые "бильтонги", или из колбасы и хлеба, приготовленных в виде бурского бисквита. Количество нужного провианта также не указывалось законом; каждый бюргер должен был рассчитывать на 8 дней и точно знать, сколько ему могло хватить на это время". Но не бильтонгом единым утешались в течение восьми "своекоштных" дней, да и позднее, призванные на защиту родных краалей (ферм) бурские ополченцы. Русский доброволец на Трансваальской службе подпоручик Леонид Покровский (впоследствии погиб в сражении) с неподражаемым юмором нарисовал "полную выкладку" этих ухватистых селяков: " Каждый бур едет на войну с такими громадными чемоданами, с такими большими запасами съедобного, набирает столько разных чашек, чугунков, котелков и кастрюль, что поистине непритязательному русскому человеку, глядя на все это, невольно думается: да уж не на новую ли ферму он перебирается? На дне его сундуков, под спудом, лежат большие запасы не сахарина, а настоящего сахара, на отсутствие которого так сильно жалуются в Трансваале, немало и прочих лакомств вроде леденцовых конфет, столь любимых бурами, но ни за что они не угостят этим вас. Частенько масса заготовляемых ими продуктов портится, тухнет, так что приходится выбрасывать, а все же бур не поделится с вами ничем и с улыбочкой посмотрит на свое погибающее добро".
Что там чемоданы! За многими "крепкими хозяевами" на войну следовали запряженные мулами или быками фургоны, представлявшие не только склад провизии и различного инвентаря, но и подвижное жилище, в котором хозяйничали их жены, дети и/или чернокожие слуги-кафры. Генерал Де Вет на скрывает горечи, описывая, как обремененные этим частновладельческим обозом ополченцы разбегались по домам при первой же угрозе его потерять: "Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них... отправилась назад домой, несмотря на то, что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров". Вопреки расхожему мнению в международной прессе периода Англо-Бурской войны, унаследованному историографией, сухопарый британский "томми" был гораздо более неприхотлив в походно-полевых условиях и легче обходился жестоко урезанным рационом, чем избалованный сытым размеренным образом жизни на ферме упитанный бур. Бюргеры-горожане были менее приспособлены к жизни в поле, чем фермеры, однако на удивление более стойко переносили военные невзгоды на морально-волевых качествах - сказывались их лучшие социальное развитие и коллективизм.
Бильтонг - основа походной провизии буров.
Однако вернемся к проблеме пищевого довольствия ополчений Трансвааля и Оранжевой республики. В день девятый бородатое воинство (несмотря на то, что в "заначках" еще водилось немало харчей) настойчиво требовало у своих коммандантов и фельдкорнетов: "Ons wil eet!! (Хотим жрать!!)" Наверное, невозможно рассказать об этом с большим знанием местного колорита, чем генерал Христиан Де Вет: "Восемь дней, в течение которых бюргеры были обязаны содержать себя сами, быстро прошли, и для правительства, наступило время принять на себя заботы о воинах. Что касается этой заботы, то я должен заметить мимоходом, что это дело обстояло у нас иначе, нежели в британском лагере. Английские войска получали свои ежедневные порции. Каждому солдату давалось столько же и той же самой провизии, какую получал любой из его товарищей. У нас же (я не говорю о тех случаях, когда распределялась мука, сахар, кофе и другие подобные припасы) было не так. В то время, как английский солдат получал свою пищу готовою, в виде консервов, "бликкискост", как их называют буры, мы получали сырые продукты и должны были сами приготовлять себе пищу. Я позволю себе остановиться нисколько долее на этом предмете, полагая, что не безынтересно знать, каким путем бур на войне получал свою порцию мяса. Животные - бык, овца, или другое какое, застреливались или закалывались, мясо разрезалось на куски, и тут-то наступало весьма ответственное дело раздачи нарезанных кусков мяса, что исполнял заведовавший мясом - "vleeschorporaal". Так как куски были очень разнообразны, то беспристрастие должно было быть отличительным качеством всякого заведовавшего мясом. Поэтому, обыкновенно, во избежание каких бы то ни было недоразумений, распределявший куски становился спиною к бурам и, взяв в руки первый попавшийся кусок, державший перед ним, передавал его сзади стоявшему, конечно, только в том случае, если этот последний значился в списке, предварительно прочитанном вслух. Полученным куском бур должен был быть доволен; тем не менее, нередко случалось и противное; возникали даже ссоры. Не было ничего удивительного в том, что в таких случаях заведовавший мясом, сознавая свою полную правоту, горячился. Иногда ему стоило большого труда объяснить это какому-нибудь бестолковому, обвинявшему его, буру, и подчас дело не обходилось без взаимной потасовки. Но это продолжалось недолго. После нескольких недель обе стороны привыкали друг к другу, и, я думаю, многим заведовавшим раздачей мяса приходилось, снисходя к человеческим слабостям, оставлять без внимания обидные замечания буров, пропуская их мимо ушей. С другой стороны, и сами якобы обиженные стали лучше понимать свои ошибки и научались быть довольными всем. Бюргер должен был приготовлять себе мясо сам, варить его или жарить, как ему хотелось. Обыкновенно это делалось так. Мясо насаживалось на сучок, срезанный с первого попавшегося дерева. Часто такая вилка делалась из колючей изгороди, с двумя, тремя и даже четырьмя зубцами. Требуется большое искусство, чтобы все куски, жирные и тощие, насаженные на вилку и называемые в таком виде "bont-span", держались бы хорошо над огнем и равномерно жарились. Из муки бюргеры делали себе пироги. Они варятся в кипящем сале и называются обыкновенно "бурными охотниками" (stormjagers), а также "желудочными пулями" (maagbommen)".
Бурские ополченцы завяливают избытки мяса на бильтонг.
Припасами и их распределением в каждом коммандо (подразделении) ведал интендант, по традиции именовавшийся "капралом" - не путать с воинским званием в небольших регулярных силах республик. Нормативы выдачи продовольствия не были определены "письменно", каптенармусы исходили из наличной провизии и делили ее на относительно равные доли по числу бойцов. Женщинам, детям и кафрам, находившимся при многих ополченцах, пайка не полагалось; каждый бюргер сам кормил своих домашних.
***
Правительство Трансвааля озаботились созданием собственных продовольственных запасов накануне войны; как более состоятельный партнер, золотоносный Трансваль брал на себя обеспечение и соседней Оранжевой. "Главное занятие жителей составляло скотоводство, земледелием же занимались лишь сообразно с потребностями местнаго белаго населения", - охарактеризовал сельскохозяйственные ресурсы бурских республик подполковник русского Генерального штаба П.Э. Вильчевский в статье для имперской "Военной энциклопедии" издательства И.Д. Сытина (Т.2, 1911). При этом садоводство было развито сильнее, чем огородничество - бурские персики заслужили региональную известность. Единственным продуктом экспорта пищевой промышленности было вино местных виноградников, охотно покупавшееся португальцами в Лоренцу-Маркише (Мозамбик).
Бурский фермерский фургон, нагруженный бочками с вином. Современная реконструкция.
Однако персиками и вином войска не насытишь, а в хлебе бурские производители избытка не испытывали. Зато трансваальская казна позволяла траты на импорт продовольствия. Как сообщал русский военный представитель (агент) в Брюсселе и Гааге Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер, компетентный в южноафриканских делах: "В течение 1899 года ввезено через бухту Делагоа, из Америки, не менее 300 000 мешков муки и более 400 000 мешков направлено в другие порты Южной Африки, большая часть которых назначалась в Трансвааль. Раньше никогда такого количества не ввозили. Заказы продолжаются". Налицо энергичные попытки правительства "папаши" Пауля Крюгера создать экстренные запасы продовольствия, следственно - понимание проблемы. За тот же период из португальских владений поступили 37 тыс. бочек соленой рыбы (bacalhau) и 15 тыс. бочек масла в качестве натуральной оплаты за вино. Достаточно неоднозначный запас, учитывая, что в бурской традиционной гастрономии рыба практически отсутствует. Единственное известное употребление "португальской селедки" во время войны - питание ею английских солдат-военнопленных в лагере на ипподроме Претории, позволившее высвободить некоторое количество мяса для бурского ополчения.
Скот, предназначенный на убой для прокорма войск, правительством предварительно не закупался, а поставлялся военным частными подрядчиками за звонкую монету по мере потребности. Разумеется, счет допущенным при этом на всех уровнях злоупотреблениям шел на многие тысячи трансваальских фунтов, но в общем мясо до ополченческого котелка доходило регулярно.
Бесперебойную доставку провизии в войска гарантировало очень близкое вынесение баз снабжения к позициям по железнодорожным линиям и накопление там огромных залежей. Иллюстрирует типичную ситуацию русский доброволец подпоручик Евгений Августус: "Часа через 2 мы были на станции Моддер-Спруйт, в нескольких милях от осажденного Ледисмита. Станционных зданий почти не видно из-за массы нагроможденных ящиков, бочек и мешков с мукой, рисом, солью и другими продуктами. Беспрестанно подъезжают один за другим громоздкие фургоны величиной в товарный вагон; в воздухе стон стоит от рева упряжных мулов и волов, от хриплого крика черных погонщиков, пощелкивающих длинными бичами. Рабочие-кафры перетаскивали на себе с изумительной ловкостью громадные тюки фуража, мешки с продуктами и нагружали их на подводы, между тем как буры стояли в стороне и невозмутимо дымили своими трубками".
Склад провизии времен второй Англо-Бурской войны, правда, не бурский, а британский.
В роли грузчиков - кавалеристы Imperial Light Horse. 1900.
Разумеется, с началом успешного контрнаступления войск лорд Робертса и генерала Буллера весной 1900 г. эвакуировать эти громоздкие склады в ближнем тылу буры не смогли. Частью их уничтожили, частью сдали британцам с невообразимой легкостью. Даже после падения столиц Трансвааля и Оранжевой и их основных центров летом того же года, бурское командование пребывало в твердой уверенности, что доступных провиантских ресурсов хватит в достатке снабжать свои войска. "Запасов, вывезенных из Йоганнесбурга и Претории, хватит на долгое время", - вторил длиннобородым генералам и коммандантам 25 июля/7 августа 1900 г. русский военный корреспондент и доброволец А.Е. Едрихин, писавший для петербургского "Нового Времени" под псевдонимом Вандам. Как и многие иллюзии буров, эта вскоре развеялась с неумолимым ходом войны. Насколько болезненным оказалось понимание реальности (и когда оно пришло), свидетельствует следующий меморандум Трансваальского правительства:
"Полевое местопребывание правительства, округ Эрмело Южно-Африканской республики.
10 мая 1901 г.
Его Превосходительству господину секретарю Оранжевой республики. Боевые припасы истощены, и мы обречены на бегство перед неприятелем. Мы не можем оберегать ни бюргеров, ни их скота. Скоро мы не будем в состоянии снабжать сражающихся бюргеров жизненными припасами".
***
Бурская полевая кулинария предоставляла сытное, хотя и довольно однообразное питание. Показательна картина, которую рисуют в своих воспоминаниях сражавшиеся на той войне русские добровольцы: "С завистью мы поглядывали на группу буров, сидящих вокруг костра и попивающих черный кофе из больших кружек, между тем кaк мальчишка-кафр в английской солдатской куртке поджаривал на сковороде сочные куски мяса с луком" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). Другими словами о том же повествует и генерал Де Вет: "Наши люди не ели ничего целый день, а потому легко себе представить их удовольствие при виде "bont-span" (мясо), жарившегося на вертеле. Два-три пирога (maagbommen) и пара чашек кофе привели каждого из нас в прежнее состояние".
Постоянной практикой была отправка семьями своим бойцам обильных продуктовых посылок. Их в товарных количествах привозили для своих друзей и соседей многочисленные возвращавшиеся отпускники - буры не заморачивались официальным оформлением увольнительных и уезжали/приезжали на позиции, когда вздумается. Разумеется, боевые подруги - жены и сестры, следовавшие на войну за многими ополченцами и командирами, периодически баловали их почти домашней кухней. Пристрастием к гастрономическим изыскам отличались и лагеря иностранных добровольцев. Подпоручик Евгений Августус, сам прирожденный фронтовой кулинар, со смаком расписывает этот процесс, не забыв остановиться и на содержимом посылок "для счастливого бура": "Мяса было в изобилии: каждый день убивалось для отряда по быку или по нескольку жирных баранов. Отрядный комиссар выдавал вкусные белые сухари, рису, соли, сало в консервах, цейлонского чаю или кофе. Я вздумал варить борщ из мяса и гиацинтовых клубней, дикорастущих по склонам горы... Сахар, которого не всегда хватало, заменялся вареньем или фруктовым мармеладом в жестяных круглых коробках. Из муки и back-powder [соды] мы ухитрялись делать оладьи, пышки, лепешки. Случайно подстреленный ширингбок или куропатка и компот из персиков придавали нашим обедам некоторое разнообразие, и буры, питавшиеся более скудно, так как у них приготовлением пиши заведовали кафры, не без зависти поглядывали на жирный суп с луковицами, огромные бифштексы с рисовой кашей и румяные лепешки с вареньем. Мы иногда великодушно угощали их произведениями своего кулинарного искусства, тем более что они нас никогда не привлекали к грязной работе разделки туши и на нашу артель всегда доставались лучшие куски - филе, язык. Бурам часто присылали полевой почтой из дома разные лакомства, сдобные пирожки, корзины с фруктами, и они никогда не забывали поделиться с нами". У того же автора в качестве посылок от близких городскому и сельскому ополченцам фигурируют столь важные для солдатского сердца забавы как "коробки тонких сигар" и "мешок табаку". Принимая вышеизложенное во внимание, не удивляет "сверхъестественный по изобилию магазин (здесь: склад) сладостей, конфектов, папирос и превосходного коньяку" в палатке командира Французского легиона графа де Вильбуа-Марейля, который после его гибели подчиненные расхищали в течение недели.
Вывод: пока на стороне бурских войск была удача, а в их лагерях - бесперебойное снабжение провизией, питались они "от пуза", и нос был в табаке. Некоторые затруднения в Трансваале и Оранжевой республике с кофе, сахаром и иными "колониальными товарами" компенсировались за счет домашних запасов.
***
Фураж для лошадей, мулов и быков заботил бурских командиров гораздо меньше, чем провиант для людей. Дело в том, что неприхотливые животные, выращенные в южноафриканских краалях (фермах), приучены долгое время довольствоваться только подножным кормом. Это отрицательно сказывается на их силе; но для того, чтобы трусить жидкой рысцой под ополченцем в походе, бурской лошадке довольно пожухлой травы, а мулы и быки способны даже впроголодь кое-как волочь обозный фургон, побуждаемые бичом погонщика. До поры до времени. По воспоминаниям очевидцев, подступы к лагерям были усеяны трупами павших от непосильных трудов и бескормицы животных. Их легко меняли на новых. В богатых скотоводческих хозяйствах Трансвааля и Оранжевой четвероногих призывников хватало.
Для более серьезных задач - работы в артиллерийских запряжках, под конными разведчиками, карабинерами (небольшой бурской регулярной кавалерией), командирами и посыльными - лошадей кормили лучше. Вместо традиционного в Старом Свете овса в Южной Африке использовали в основном кукурузу.
***
В засушливых, несмотря на наличие круглогодичных локальных источников воды, пространствах южноафриканского вельта первоочередную важность представляло снабжение войск водой. Бурские интенданты относились к нему с должным усердием. Поставки воды в каждом коммандо были поручены особым партиям ополченцев, не обремененным никакими другими обязанностями. Особенно это касалось боевой обстановки, в которой воду для питья бойцов на позициях требовалось располагать поблизости и в достаточном количестве. "У оранжевцев были для этого особого рода отдельные лагери..., - пишет генерал Христиан Де Вет. - Эти лагери состояли из бюргеров, которые не могли принимать участия в сражениях. Они назывались впоследствии "водоносцами" (waterdragers)".
Фляга для воды британского армейского образца, широко применялась обеими сторонами.
Лошадей и гужевой скот при близости источников воды отгоняли выпаивать в определенной очередности. Если же воды поблизости не было, ее возили в бочках при обозе; однако в таких случаях предотвратить падеж животных не удавалось почти никогда. Особенно страдали без водопоя лишенные постоянных обозов партизанские отряды в 1901-1902 гг. Генерал Де Вет, опытный партизан, старался выстраивать маршрут движения своих подразделений вдоль рек и ручьев, но это не спасало: британские войска регулярно загоняли их в бесплодный вельт. Муки жажды и падеж лошадей повторялись вновь.
***
Отдельного рассмотрения заслуживает употребление в войсках спиртного. Во время войны в Трансваале и Оранжевой республике действовал "сухой закон". Он распространялся на горячительные напитки, однако не касался вина, которое считалось не алкогольным, а столовым напитком. В таком качестве оно и предназначалось в паек бурских ополченцев. Но сами буры вино пили неохотно, разве что потомки французских гугенотов, а большинство предпочитали фруктовую, чаще всего персиковую самогонку (mampoer), напиток ароматный и очень крепкий. Ее-то ополченцы и получали в "передачках" из дома, а затем смаковали возле лагерных костров.
Бочки с вином кисли на жаре; например, под Ледисмитом наступающие британские войска взяли их целыми пирамидами, и большинство были вынуждены вылить. "Благородный напиток совершенно испорчен, вот истинное варварство со стороны буров", - заявил тогда один из "офицеров и джентльменов" (Charles Rayne Kruger. Goodbye Dolly Gray: The Story of the Boer War. London: Cassell, 1959).
"Сухой закон" в бурских республиках толком не соблюдался за сильным развитием частного предпринимательства и слабостью контрольных органов. Воспоминания русских добровольцев пестрят эпизодами залихватских нарушений его в тыловых увеселительных заведениях военными и гражданскими. "В соседней комнате, где помешался буфет с крепкими напитками, собралась компания правительственных чиновников, угощавших бежавшего из английского плена фельдкорнета Спруйта, - замечает подпоручик Евгений Августус. - Официально продажа крепких напитков была воспрещена во всей стране; буфеты, даже в такой первоклассной гостинице, как European Hotel, были заколочены, но ради такого случая и для таких влиятельных гостей хозяин считал возможным нарушить закон. На столе красовались бутылки с заманчивыми этикетками Scotch Whisky и другие изделия английской водочной промышленности. Пили по обыкновению без всяких закусок, мешая виски с сельтерской водой". Современники сходятся во мнении, что особенную приверженность "зеленому змию" демонстрировали иностранные добровольцы и военные корреспонденты, особенно французы.
Впрочем, случаев, чтобы пьянство на позициях угрожало бурским или добровольческим подразделениям потерей боеспособности, за всю войну достоверно не зафиксировано. Русский военный представитель при британских войсках Генерального штаба полковник П.А. Стахович транслировал в Санкт-Петербург сплетни английских офицеров, что в одном из первых и неудачном для буров сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. голландские и немецкие добровольцы, поднявшиеся в обреченную контратаку за бурским генералом Йоханнесом Коком, якобы были сплошь пьяны. Это не первый случай в истории войн, когда озлобленные яростным сопротивлением противника победители ложно приписывают его отвагу опьянению. Малопочетную "утку" постеснялись тиражировать не только британские историки, но и отнюдь не благорасположенные к бурам современники-литераторы Уинстон Черчилль и Артур Конан Дойл.
***
Вещевое довольствие бурских вооруженных сил нагляднее всего рассматривать на примере иностранных добровольцев. Ополченцы Трансвааля и Оранжевой республики шли в бой в собственной одежде и, как правило, со своим снаряжением. Конечно, как прижимистые генетические селяки, они не упускали возможности прихватить ворох белья или пару обуви из "комиссариатских запасов", однако меньше нуждались в этом элементе снабжения. Иностранцы же на бурской службе, в основном люди небогатые, всецело полагались на государственные выдачи. О вещевом довольствии в бурских войсках сохранился очень разнообразный спектр воспоминаний - от хвалебных до ругательных.
Немецкие и скандинавские добровольцы на службе Оранжевого Свободного государства, 1900.
Начнем с позитива, как выразились бы сейчас. Побывавший в Трансваале в начале войны русский инженер Владимир Рубанов, технической точности которого нет оснований не доверять, сообщает: "Хлопоты по снаряжению не представляли никаких затруднений, благодаря очень простой и практической организации дела. Все операции, нужные для волонтеров, совершались в помещении парламента. Это здание, очень простой
конструкции, все разделено на комнаты с номерами, что представляло большое удобство. Волонтерам указывали определенный номер, куда им следовало направиться. Здесь их не спрашивали, зачем они пришли, а прямо делали дело и направляли затем в другой номер, где также не задавали никаких вопросов, продолжая свое дело, и так далее. Волонтеры получали бесплатно решительно все, начиная с рубашки и кончая лошадью, которую каждый выбирал по своему усмотрению". Подпоручик Евгений Августус детализирует этот "набор добровольца": "(Каждый) получил по непроницаемому плащу, одеялу, паре переметных холщовых сум, баклаге для воды, 120 патронов и проч. Оставалось получить паспорт на проезд по железной дороге, запастись табаком, трубкой и отправиться в путь-дороженьку".
Здание Фолксрада (Парламента) Трансвааля, где проходила экипировка добровольцев.
Эта оптимистичная запись относится к периоду триумфа бурского оружия, вероятно, в начале 1900 г. Но уже в марте месяце, после успешного контрнаступления британских войск и деблокады Ледисмита, тот же Е.Августус приводит диаметрально противоположную картину полной неразберихи со снабжением: "В палатке Бота я застал господина Зандберга, изображающего собой адъютанта, начальника штаба и личного секретаря генерала. На прекрасном французском языке он мне сообщил следующие новости: что Крюгередорпский отряд еще не в сборе, что комендантом его вместо умершего от ран Ван-Вейка назначен фельдкорнет Остгаузен и что мне, для получения всего необходимого, следует обратиться к нему. Пошел я к Остгаузену, но тот заявил, что у него нет ни лошадей, ни платья". В подобном же ключе выразился болгарский поручик Антон Бузуков, для участия в Англо-Бурской войне отвлекшийся от национально-освободительной борьбы в Македонии: "У нас даже гайдуки (полуреволюционеры-полубандиты) в Македонии признают своих воевод и соблюдают известную воинскую дисциплину, а у буров этого и в помине нет. Вы у них теперь, после разгрома, ни лошадей, ни платья не добудете".
Усталые и достаточно обносившиеся бурские бойцы второго года войны и их походное жилище на базе фургона.
Подрядчиками Трансваальского правительства по вещевому снабжению войск выступали еврейские коммерсанты из Претории и Йоханнесбурга, в большинстве - выходцы из Российской империи. Современники утверждают, что "гешефты" при этом делались баснословные. "Русские евреи, с успехом подвизавшиеся в роли поставщиков правительства, встретили нас не менее любезно, - вспоминал подпоручик Евгений Августус. - Палатки, кухонные принадлежности, шанцевый инструмент, платье, белье, сапоги, седла, баклаги - все мы получали исключительно из рук этих расторопных комиссионеров, с которыми у бурского правительства было заключено условие на поставку платья и предметов снаряжения. В начале кампании казна им уплачивала банковскими билетами или звонкой монетой, а когда запас денег истощился, они благоразумно отказались от получения по счетам облигаций Южно-Африканского банка или акций голландской железной дороги Претория-Лоренцо-Маркез взамен денег, и уплата производилась уже золотом в слитках. Благодаря щедрости правительства симпатии евреев были всецело, до последнего момента, конечно, на стороне буров". Впрочем, если верить русскому инженеру Владимиру Рубанову, подвизавшемуся в Претории, качество поставок было заведомо низким: "Поставщиками буров являются евреи, переполняющие Преторию, в руках которых сосредоточена почти вся торговля, и эксплуатация достигла громадных размеров. За обыкновенное седло, например, которое к тому же нередко через несколько дней оказывалось никуда не годным, правительство платило по 50 рублей. Большинство евреев - англоманы и ненавидят буров, не предоставляющих им прав гражданства". Что ж, буржуазия всегда на стороне сильнейшего и собственных барышей. Однако что касается еврейской молодежи, призванной в бурские войска, дралась она наравне со всеми, и бойцы-евреи были в числе последних бурских партизан, не прекращавших сопротивления до 1902 г.
В то же время многочисленны свидетельства и о злоупотреблениях иностранных добровольцев при получении снабжения от бурских республик. Например, русская женщина-доброволец Мария З. (Ольга Попова) и сестра милосердия Русско-голландского подвижного госпиталя Софья Изъединова, обе авторы интересных воспоминаний о войне в Южной Африке, с возмущением благовоспитанных дам рубежа XIX-XX вв. клеймят позором иностранцев на бурской службе, которые умудрялись по нескольку раз получать и проматывать довольствие, так и не выехав на фронт. Печально знаменитый Французский легион (состоявший не только из французов) полковника де Вильбуа-Марейля и здесь держал первенство. Граф Жорж де Вильбуа-Марейль, погибший 5 апреля 1900 г. в сражении при Босхофе, храбро, но бестолково, этим до некоторой степени очистил свое имя от изобилия некрасивых историй, связанных с его отрядом.
Полевой лагерь буров с трофейными британскими (конической формы) и португальскими (двускатными) палатками, 1901.
Справа заметны женщины и дети, искавшие у своих партизан спасения от депортации англичанами.
Правительство само обеспечивало войска палатками. 700 таковых было поставлено из португальских владений уже после начала войны и, не исключено, что безвозмездно. Португалия, связанная с Великобританией историческими союзническими отношениями, тем не менее, в ходе Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. не раз демонстрировала бурским республикам свое расположение. Португальские армейские палатки из некрашеной парусины стали отличительной чертой лагерей ополчения Трансвааля и Оранжевой республики и, похоже, единственной материальной помощью, полученной бурами во время боевых действий от иностранной державы (не от общественных организаций и жертвователей, а по официальной поставке).
Организованный пошив форменной одежды в военное время ограничился серыми "новошивными" кителями для артиллеристов взамен слишком приметной довоенной полевой формы - очень светлого цвета "хаки", почти белой, с щегольским синим прибором. Защитное обмундирование некоторых командиров и ополченцев изготавливалось ими за свой счет.
На переднем плане - Трансваальские артиллеристы в "новошивных" комплектах полевого обмундирования.
Разумеется, качество вещевого довольствия ополченцев, как и любого другого, находилось в прямой зависимости от успехов английских войск. Партизанские отряды на завершающем этапе войны не получали ничего и совершенно обносились. Сообщает генерал Де Вет: "Вопрос об одежде был гораздо важнее. Мы были принуждены делать кожаные заплаты на брюках и даже на куртках. Для обработки кожи служили старики и люди болезненные, которые при приближении врага прятались куда-нибудь, а после его ухода снова брались за дело; но вскоре англичане стали забирать кожи и шкуры; они резали их на куски и выбрасывали, думая, что это принудит нас ходить босиком или без одежды. Но так как это невозможно, то бюргеры начали практиковать способ переодевания, который называли "вытряхиванием" (uitschudden). Они, несмотря на запрещение, раздевали военнопленных, "вытряхивая их" из их одежд. Англичане сперва уничтожали одежды по всем домам и сжигали их, а теперь стали резать на куски и выбрасывать шкуры. Бюргеры, в свою очередь, не выдержали и взамен платили раздеванием пленных".
Последние бурские партизаны - т.н. "искатели горечи" - "вытряхивают" злополучного "томми" из ботинок.
На заднем плане пожилой капеллан или врач осматривает рану регулярному бойцу Трансваальской армии.
***
Скромное вещевое довольствие буры в компенсировали давней привычкой к походному комфорту, выработавшейся благодаря охоте этого народа к перемене мест (Великий Трек, полукочевое скотоводство и т.п.). До тех пор, пока англичане не погнали их в отступление, ополченцы и иностранные добровольцы размещались в своих лагерях со своеобразным воинским уютом. Вот как описывает "суровые фронтовые будни" в бурском стане штабс-капитан Александр Шульженко: "Наш лагерь очень богат, чего вы только не найдете в наших палатках: и кровати, и стулья, и столы, и качалки, даже мраморные умывальники есть, а кухонной утвари так прямо не оберешься, и все это мы взяли с окрестных ферм. Громадными котлами и теми не побрезговали и теперь кипятим в них воду для теплых ванн. Здесь мы толька днем, а по ночам уходим на позицию".
Куда там до этого не только британскому "томми", кутающемуся в подбитое ветром одеяло, но и офицеру-джентльмену, сидящему на своем складном толчке! Не удивительно, что привыкшие к удобством бюргеры, выгнанные из своих благоустроенных лагерей, стали массами разбегаться из армии; а "томми" в самых скверных бытовых условиях службу тащили.
Наиболее стойкими из бурских бойцов оказались немногочисленные регулярные военные, часто демонстрировавшие просто запредельную верность присяге; более образованные, чем фермеры, горожане, лучше понимавшие, чем грозят британская оккупация и падение республик; и неукоренившаяся молодежь, которой нечего было терять. Этих человеческих ресурсов хватило на довольно интенсивную партизанскую борьбу разрозненными соединениями и отрядами, но не было достаточно для победы.
***
С переходом бурских войск к партизанским методам боевых действий, т.е. примерно со второй половины 1900 г., начал ощущаться дефицит провизии, поначалу скорее досадный, чем фатальный. "Чувствовался недостаток всего, кроме мяса, хлеба и муки, - записал в феврале 1901 г. генерал Де Вет. - Этого тоже было не очень много, но все-таки жаловаться было еще нельзя. Что касается кофе и сахара, то мы пользовались этими лакомствами только в тех случаях, когда отбирали их у англичан; в другое время мы о них и не думали... Мы делали себе кофе из зерен пшеницы, ячменя и маиса, сухих персиков и даже из особого рода картофеля".
С течением неумолимого военного времени все большую роль для рассеянных по скудному вельту коммандо играл захват британских продовольственных и почтовых транспортов. Генерал Де Вет живописует изобилие своих трофеев, граничащее с роскошью: "В добычу нам осталась одна пушка и более 200 тяжело нагруженных повозок, 10-12 повозок с водой и несколько дрезин. Провиант заключался в консервах "canned beef", бисквитах, варенье, муке, сардинках, лососине; тут же было еще много всякого добра, совершенно ненужного в лагере. Были также целые повозки с ромом, прессованным сеном и овсом для лошадей. Поразительная масса провианта! (...) Я разрешил бюргерам откупоривать почтовые ящики и брать из них все, что им угодно. Там были всевозможные пакеты и пакетики, главным образом нижнее белье самого лучшего качества и масса сигар и папирос... Какое зрелище! Каждый бюргер нагрузил свою лошадь кладью, полученною в лавке, где не только ничего не пришлось платить, но и в будущем не придется. На седле уже не оставалось места для седока, и ему приходилось вести лошадь под уздцы".
Тем не менее, напрашивается вывод: красноречие генерала в восхвалении богатой добычи - это красноречие полуголодного и утомленного лишениями человека, случайно дорвавшегося до изобилия. Бурские партизаны завершающего этапа войны недаром получили у своих соотечественников печальное прозвище "искателей горечи" (африкаанс: bittereinders). Эти храбрецы, до конца сражавшиеся за свободу и честь погибших республик, вдоволь познали все тяготы партизанской войны: голод, болезни, жестокий недостаток лошадей и боеприпасов, отчуждение и враждебность соотечественников, винивших своих непримиримых защитников в развязанной британцами кампании "выжженной земли". Те же воспоминания генерала Де Вет ближе к концу пестрят рассказами о невозможности "купить хлеба", раздобыть лошадей и т.п.
Своим талисманом "искатели горечи" не без мрачной иронии объявили африканского хомяка. Этот смышленый и смелый зверек, мало похожий внешне на своего домашнего собрата, тоже обожает делать запасы. Однако сильные естественные враги всегда готовы разорить его норку и поживиться; хомяку приходится отчаянно сражаться за свое добро.
Точно так же бурские партизаны, которые мало что могли увезти на седле, делали в тайных местах "нычки" с "долгоиграющим" провиантом, боеприпасами, нередко - с разобранными пушками или 37-мм скорострелками Максима, которые не имели возможности забрать с собой. Точно так же англичане регулярно раскрывали и разоряли их.
Массовой депортацией из зоны боевых действий в концентрационные лагеря мирного населения, которое десятками тысяч погибало там от истощения и болезней (особенно страшные жертвы были среди детей), захватчики буквально вышибли у партизан почву из-под ног. Пишет генерал Христиан Де Вет: "Продолжать войну - об этом нечего было и думать: наши женщины и дети тогда бы все погибли. Голод стоял у дверей. (...) Положим, мы спасли бы женщин и детей, но сами себя подвергли бы, все-таки, той же опасности умереть с голоду, потому что очень немногие могли бы уйти в Капскую колонию вследствие недостатка лошадей. В большой части восточных округов Трансвааля не было почти совсем лошадей, а те немногие лошади, которые еще оставались, были так слабы, что никуда не могли бы двинуться".
Бурские женщины и дети в английском концентрационном лагере.
Голод и отчаяние - вот два победоносных оружия, которыми Британская империя сломила последних бойцов за Трансвааль и Оранжевое Свободное государство.
______________________________________Михаил Кожемякин.
