Аннотация: Чистое фэнтази. История о том, как настоящему чувству подчинилось даже время. Демоны, дроу и драконы прилагаются.
Есть чувства глубже любви. Слишком высокая материя. Она притягивает нас и нам хочется чего-то высокого - выше нашего горького существования.
Высокое предназначение, высшее наслаждение.
Для таких категорий Эдмил де Венеж не умел мыслить столь широко и философски: один факт, второй факт, третий - цепочка замыкается и преступление раскрыто. Хорошие навыки для паладина дома преследований.
И все же, интуитивно он чувствовал, когда смотрел как она кружится в танце, что это необычное, непростое чувство.
Эдмил любил эту девушку всю жизнь. И любовь его, пройдя несколько стадий, расцвела, да так сильно, что в ней сочеталось и братское чувство, и юношеская влюбленность, и какая-то отеческая забота, и даже, иногда, ему хотелось чувствовать себя младше, чтобы она была главной во всем - его безупречная леди.
Когда их глаза в первый раз встретились, он утонул в их синей бездне. Да, тогда они были детьми, но он уже полюбил навсегда и никогда не изменял ощущению любви, охватившему его. Такова природа - эльфы помнят себя почти от рождения, а некоторые вспоминают и то, что было за гранью, предшествовавшей ему. Поэтому так часто бессмертные души леса были цельными, хоть и внешне гибкими. Словно ивы на ветру.
И пусть за внешней легкостью скрылась душа истерзанная любовью - он не давал усомниться в своих чувствах - просто друг, старший брат, которого у нее не было. Для всех, прежде всего для нее, Эдмил ничем не выдавал своих чувств. Легкая небрежность, нет, не высшего - старшего существа, просто знающего о жизни больше. Это не раз выводило ее из себя, в их детских играх и она сердилась, смеялась, подтрунивала над ним,
Так пролетело их детство, а он все никак не мог понять ее. Чужая душа потемки, а своя... Эдмил перестал понимать даже себя. Столько раз он хотел открыться, спросить о чувствах, признаться в любви, а когда, совершенно внезапно о чувствах заговорила она, лишь заулыбался. Тогда в семнадцатый ее день рождения, увидев вместо ответа эту улыбку, она почему-то вздрогнула и выпалила, что на ней женится настоящий принц, а не высокомерный, бесчувственный как полено эльф.
С тех пор, он наконец-то сумел трезво взглянуть на себя, понял, что может ее потерять, и решил расписать жизнь наперед ради ее любви.
Эдмил точно знал во всем надо начинать с фундамента. Красивая мордашка с большими глазами, в которых расплескался лес - ослепительно зеленый и чистый до невинности, белоснежная кожа, казавшаяся белее самого снега, и так редко встречающийся у его расы дефект - отсутствие острых ушек, - делали его сказочно красивым и желанным среди дам по старше, как эльфиек, так и человеческих. Что толку? Внешность не могла подарить ее любовь.
А дамы... Когда прекрасная половина начинала скучать, они любили о нем шептаться, что, де, его бабушка согрешила со смертным, вот с ушками накладка и вышла. Он любил их слушать, а смотреть на нее. И не важно где: в зале Атендсве - огромного фамильного особняка отца Нэльвы, возле теплого камина его родительского дома или на каком-нибудь приеме, благотворительном бале. Многим хотелось его внимания, а оно всегда было приковано лишь к ней, на нее устремлялся его взор, лишь ее видел Эдмил де Венеж, - живым цветком среди искусственных подобий. Даже самые красивые фрейлины, самые прекрасные кармелитки ничего не могли с этим поделать - видя их кокетливые улыбки, он, улыбаясь им, отводил взгляд, переводя его на нее. Иногда, он часами смотрел как она легко, изящно танцевала, казалось не задумываясь ни о чем. А его охватывала, полностью поглощала боль - и он уходил в нее, будто погружаясь в холодные воды вечной реки. И чем дальше, тем больше к восхищению примешивалась горечь - страх потери медленно отравлял его. А Нэви так мило улыбалась и ему в этой улыбке светили звезды, она лукаво отводила взгляд, и насмешка, разгадавшей потемки чужого мира, терзала его. Ведь она была всем, нет, больше, чем весь мир.
Поэтому он рано - в семнадцать лет порвал с кругом леса и записался в отряд самообороны Триэлья - маленького герцогства в составе княжества Сейдо - одной из провинций их государства. А в восемнадцать стал самым молодым паладином Триэлья.
Всё ради нее.
Ради любви, которая казалась недостижимой.
В их стране эльфы, гномы и люди были равны... казались равными, но общество само разлилось на три потока: гномы были архитекторами богатства и могущества всего княжества - они работали, не покладая рук, они работали даже скорее ради работы, чем ее выгод. Людям досталось управление и оборона. А эльфы обслуживали первые две расы. Древняя кровь ценилась высоко и путей преуспеть у изящных и извечных - как их прозвали - было достаточно... Но для отца Нэльвы таких существовало лишь два: доблесть офицера или богатство, большее чем у него.
Так что второй путь был сразу отвергнут как труднодостижимый да и просто претил его гордости, поэтому Эдмил решил поступить на военную службу, но сомневаясь, хватит ли для этого сил, решил вначале заняться расследованиями убийств и похищений, чтобы подготовить себя к тяготам воинского ремесла. И все же он не особо верил в успех: карьера военного в мирные дни - весьма трудна, а времени у него не было.
Шанс представился вовремя: началась война между уделами. И Эдмил решил участвовать в ней.
В их стране существовало семь областей достаточно крупных и могущественных, чтобы в них образовались элиты с различными вкусами и видением общего будущего. И естественно это не могло не привести к конфликту. Хоть простые люди и верили в мир - никто не хотел войны - но она грянула.
И вот, Эдмил стоял на пристани, ожидая паром, на котором смог бы переправиться в южную часть Сейдо, где полыхали мятежи.
Стало смеркаться и вдруг сквозь ненастье сумерек, он отчетливо увидел ее. К нему подбежала его любовь - Нэльва Милова.
- Вы... ты... уезжаешь на войну? Но зачем?
- Ради тебя, - просто ответил он.
- Как это больно..., эта несправедливость...
Она по привычке сжала руки, не зная, куда деть их. Лицо девушки передернула гримаса муки - оно было уставшим и больным, но глаза... будто странный теплый свет исходил из них.
- Останься, прошу тебя, ты можешь не идти на эту страшную войну, останься - я уверена отец сдастся...
Он мягко приложил палец к ее губам и Нельва осеклась.
- Прости, так надо, я так решил.
Она резко отвернулся. Эдмил смотрел и не мог узнать ее - вместо гордой сильной девушки, вечно подтрунивавшей, игравшей с ним - маленький, почти плачущий котенок. Он не мог узнать и ее взгляд - ни кокетства, без лукавства, такой открытый и притягивающий, что ему захотелось поцеловать ее. Эдмил залюбовался этим взором - глаза девушки горели таким смешением чувств... В этом отчаянье была сила и боль.
В этот миг он полюбил еще сильнее.
Да, он только полюбил сильней, в первый раз увидев ее такой. И просто обнял.
Сколько они стояли так? Пару минут, быть может час? Уже лил дождь, а с парома что-то кричали и время, казалось застывшее - снова помчалось.
Когда Эдмил шагнул на трап, он услышал (в ее голосе жалобные нотки):
- Я люблю тебя! Я дождусь тебя, слышишь!
- Прости.
Это все, что он смог пробормотать в ответ, пытаясь не смотреть в глаза ей, но когда он обернулся, то увидел, как девушка резко развернулась и в слезах побежала назад.
Он закричал, но Нельва не отзывалась.
На секунду ему показалось, что ветер поет и что десятками отзвуков отзывается мгла, которая скрыла ее.
И он остался в этом дожде. Так они и расстались.
На войне его накрыло с головой. Кажется и до того было тяжело. Неправда. Эдмил наконец понял, что "муки любви" - не метафора. Теперь его любовь - стала единственной целью, смыслом. Он боролся с собой, но все чаще вместо канонады, он слышал ее голос, все чаще, во время атак и боя, ему, когда он, с трудом вставая из окопа, видел небо и сотни арнатов противника, в слепящих солнечных лучах мерещилась она, кружившаяся в танце. И всегда, необъяснимое чувство легкости наполняло его, когда, пусть даже на миг, он задумывался о ней.
Война была ужасна: враги никого не щадили, как в любой войне, в которой элита считает выше себя, а народ пешками, игрушечными солдатиками. Солдатики горели батальонами, полками, а он, не замечая ничего, карабкался вверх. Так странно, но в те дни, он ничего не видел, кроме своей любви. Только она держала его, заставляя жить.
Эдмила не отрезвила и осколочная бомба - он потерял сознание, очнулся три раны: в бедро, в бок и плечо. Но он выкарабкался. Эльфы, как и люди довольно живучи.
Его повысили до капитана.
Ни бомба, ни повышение особо его не тронули.
Но он понял все, когда, получив месячный отпуск, сразу сорвался, отправился в родной край. Проезжая через границу Триэлья, увидел выгоревшие, обуглившиеся хаты. И людей - тени себя самих, не знающие как дальше жить - они бесцельно блуждали среди обугленных развалин. А рядом, в полях, вместо посевов, свежие кладбища, нет, не могилы - целые кладбища.
Сражающийся с Сейдо за господство в их стране Итиль, нанял самую мерзкую нечисть - орков. Орды этих тварей, разбитые в головных битвах, превратились в мародерствующие отряды, и теперь молодой капитан возвращался и видел, что сделала война уделов с родной страной.
Он миновал большую часть пути. Когда курьерский экипаж въехал на развилку, ведущую на Майхольмову скалу и Стэндж, он решил пройти остаток пути пешком и расплатившись, сошел. Впереди виднелась гостиница, которую содержал трудяга Свенельд - его хороший знакомый гном.
Эдмил наконец, впервые за весь путь расслабился и отдышался. Здесь, все ближе к дому, даже дышалось легче - начинались родные, знакомые с детства места. Прошло несколько минут, и он радостным, в приподнятом настроении, вошел во двор.
Потрясение, жестокое потрясение - единственное, что охватило его.
Разгром.
То что здесь побывали орки-мародеры было несомненно. Быстро вбежав, Эдмил стал искать Свена.
Гном привалился к стене. Он был живой, но сильно израненный.
Когда Эдмил наклонился над ним, Свен приоткрыл глаза.
- Как ты?
- Выкарабкаюсь, но ты должен знать - орки забрали Нэльву.
- Забрали, зачем?
- На провиант.
В первое мгновение Эдмил хотел заорать, заметаться, но то, что он взволнован, выдала лишь кровь, потекшая из прокушенной губы.
Гном лукаво и понимающе посмотрел.
- Вернешь ее?
- Верну, - Эдмил резко встал. - Свен, я...
- Только послушай, хозяина подземелий, старого трудягу, которому надоело ковыряться в земле. Я знаю, они пойдут на скалу Майхольма эти места... тут начинается предел Стэнджа - там магия повсюду... - Свен хотел еще что-то сказать, но почему-то осекся, затем, помолчав, заговорил снова. - Они ее быстро убьют и ушли они давно - не дергайся. Хочешь спасти - не беги сломя головы на скалу - не успеешь... Рядом есть ручей. Ручеек хрустального ветра, там время можно повернуть вспять. Укротишь эту силу - сумеешь успеть. В окончание потока образовался водопад, встань около него и пройдешь. Только блуждать сильно будешь, иди, а то темнеет, мало ли кто ко мне в гости пожалует. Говорят, пустых и подобных развелось много.
И Свен замолчав, хитро прищурился.
Эдмила начинало колотить:
- Хрустальный ветер. Ручей поющего хрустального ветра. Хрусталь не поет, - срывающимся голосом произнес он. - Причем здесь это?
- Ты не слышал как поет хрусталь? - задумчиво произнес гном.. - Почему хрусталь не поет?
- Нет, старик, он не может петь, - уже, почти не контролируя себя, рявкнул Эдмил. Его мир рушился, и он сам не понимал, почему еще стоит здесь. И все же, что-то держало, удерживало от того, чтобы сломя голову, побежать на Майхольмову скалу прямо сейчас, возможно взгляд Свена - уверенный, спокойный.
- А ты видел, как огонь сжигает души? - посмотрев прямо в глаза, произнес Свенельд.
- Да. На войне.
- Тогда почему хрусталь не поет? - И гном достал с пола два побитых хрустальных бокала, ударив их друг о друга, до мелодичного звона.
И тут Эдмил не удержался - он схватил фужеры, вырвал их из ослабевших рук и швырнул на пол.
Звон сорвался, раскололся звуком рассыпавшихся осколков. Гном усмехнулся и уже в спину, вдогонку произнес:
- Теперь точно пройдешь.
На этом они и расстались.
Сначала Эдмил хотел бежать на скалу, но чем дальше он уходил от гостиницы, тем больше понимал, что Свенельд прав - ему не успеть.
Поэтому возле перекрестка, где дорога расходилась на Майхольм и Стэндж он остановился.
Две дороги - два разных пути предстали перед ним.
Сжав кулаки, Эдмил шагнул на путь, ведущий в Стэндж.
Когда он добежал до хрустального ручья уже смеркалось, а снегопад опять усилился. И хотя хрустальная буря, бушевавшая последние два дня в Триэлье уже улеглась, глядя на небо ему было неспокойно - точно так же в его душе бушевали сомненья - разрывая на две части. И пусть. Эдмил был уверен в правильности выбора. Наконец, он остановился перед ручьем.
Горный поток в конце своего течения превращался в небольшой водопадик метра в три высотой, похоже, здесь работала древняя магия, не позволяющая воде замерзать.
"И как дальше?"
Он подошел к нему - уже очень давно здесь был выбит уступ возможно, чтобы брать воду, которая, теперь перед его лицом подала ровно, четко, словно выбивая барабанную дробь. Казалось, в этой убаюкивающей равномерности была даже какая-то неестественность.
Он заметил на плече осколок от фужера, приставший к одежде. Небрежно смахнул. Тот, ударившись о наледь, мелодично прозвенел. Поток воды на мгновение заколебался, словно в растерянности
- Так вот что здесь! - воскликнул Эдмил, доставая из ножен серебряный клинок - вервиндл. Когда он ударил им, завеса магии спала, и вместо рассыпавшегося морока перед ним открылся грот, уходящий вниз, под землю.
Пройдя череду пещер, уходящих все ниже, Эдмил оказался перед странной преградой - весь проход был забит густыми толстыми корнями, спускающимися сверху, словно над землей росло огромное, гигантское дерево. И как Эдмил не пытался он не мог пролезть сквозь них. От усталости его движения стали медленными и нечеткими, так что окончательно обессилев, юноша неудачно напоролся ладонью на острый шип. Корни вдруг зашевелился, заизвивались, казалось, даже стали набухать, Внезапно живая преграда дернулась и потянулась вглубь прохода, уползая, с его пути.
Несколько мгновений растерянности и Эдмил двинулся вглубь.
Проход сужался. Становилось светлей. Наконец он уперся в тупик. Перед ним была полусгнившая каменная кладка через прорехи в которой струился свет. Эдмил навалился и сумел пробить ее, провалившись вместе со стеной наружу. Оказавшись на снегу, среди обломков стены и крошева из кирпича, он с большим трудом выбрался, встав на ноги.
Насколько хватало глаз, перед ним простиралось заледеневшее, замерзшее озеро.
Внезапно он ощутил, как за спиной на него кто-то внимательно смотрит. Эдмил обернулся - никого. Вокруг не души, только ветер и снег.
Странное гнетущее чувство овладевало им. Казалось, на него смотрят со всех сторон, отовсюду. И взгляд этот обжигал, причиняя почти физическую боль.
Постепенно, вокруг нарастал шум, словно снег, тихо кружа над ним, зашептал:
"Пойдем со мной, пойдем, - ты мой".
От этих, почти беззвучных слов, Эдмил завертелся волчком, его голова закружилась, в глазах вспыхнул белый свет. Он упал на колени и несколько минут не мог соображать от острой боли, рвавшей голову, пронзающей ее тонкими иглами. Наконец, он с трудом, шатаясь, встал.
Шепот смолк.
Вступив на лед, Эдмил двигался очень аккуратно - под ногами хрустело. Неожиданно, когда он уже прошел шагов сто, внизу, сквозь лед, мелькнула тень. Эдмил отшатнулся, и, не удержав равновесие, упал, ударившись головой. Перед глазами все почернело, мир пропал.
Пронзающая боль разбудила его. Держась рукой за голову, он сел на колени. Вокруг ничего не изменилось: снег, также легко кружа, падал с небес, ветер, скорее больше свистел, чем холодом пробирал. Но, судя по тому, что он не замерз, Эдмил решил, что был в беспамятстве мгновенье, лишь краткий миг.
Собравшись, он встал, и сразу, почувствовав сзади чужое дыхание, обернулся. Сами собой у него подкосились ноги, и он снова упал.
Перед ним стояла прекрасная девушка, она казалась воплощенной красотой зимы: белая кожа, голубые глаза, плавные, и в тоже время утонченные и правильные линии лица, но все в ее красоте дышало смертью. У Эдмила потекли слезы из глаз, просто так, без причин, но они текли, а он чувствовал, как не может дышать, не может сделать даже один вдох... Оставалось только смотреть и он смотрел, а слезы текли против воли. Его наполняла невыносимая боль и в тоже время слегка сладостное ощущение - он умирал. Красивая грустная девушка наклонилась над ним и прошептала:
- Зачем ты здесь? Идем со мной.
Под ногами затрещало, и он провалился под лед. Его потянуло вниз, но Эдмил сопротивлялся: из последних сил бил кулаками по неестественно быстро затягивающемуся льду над ним, и не мог сквозь него пробиться.
"Вниз!"
Его позвало откуда-то из глубин этой, почти черной, ледяной воды, и он нырнул так глубоко, как только смог.
Очнулся Эд в странной пещере. По ее стенам метались фиолетовые и сиренево-синие огни. Возможно, это летали фейри, но заинтересовал его ослепительно прекрасный юноша, сидевший на камне напротив, и хлебавший из кубка красное вино, а может и кровь. Он сразу узнал его. О заточенном собственным народом темном повелителе дроу Измеера знали все эльфы - он вообще был одной из главных страшилок их народа, но в него уже почти никто не верил.
"Но если он здесь, то я попал в..."
- ...Хочешь поиграть со временем, бессмертная душа леса?
Вопрос прервал мысли и несколько мгновений он просто смотрел на того, кого до смерти боялись и боготворили светлые, и до хрипоты проклинали темные эльфы.
- Пусти меня, Вейлс.
- Хорошо, но это будет стоить.
- Я заплачу любую цену.
- Я назову цену позже. А пока держи - с ним не пропадешь.
Эдмил подхватил серебристо-золотой медальон с огромным аквамарином внутри и благодарно поклонился.
- Рано радуешься, - фыркнул тот. - Поверь, моя цена покажется тебе невыносимой и неисполнимой. И тогда ты - мой, - засмеявшись, повелитель темных эльфов пропал. Но его смех, словно жил отдельно, эхом разносясь по пещере. И, наконец, хохот основателя дроу отразился от стен, рассыпавшись, перейдя в вой и визг, который доносился отовсюду - из стен, с потолка, прыгали какие-то страшные твари. Тени, отраженные со стен, обращаясь кидались на него, а над головой закружили сгустки тьмы черным туманом казалось, стягивая и без того узкую пещеру. Эдмил бросился в воду и поплыл, когда он стал задыхаться, то увидел свет впереди и из последних сил почти в беспамятстве, вынырнул.
Несколько минут он просто держался за какой-то кусок сталагмита, затем выбрался из воды.
- Странно, что они за мной не погнались..., - вспомнив о монстрах, вслух произнес юноша.
Чуть слева послышался ответ:
- Они боятся меня.
Из-за огромного валуна вышла полностью обнаженная девушка.
Эдмил отвернулся, а та сразу засмеялась:
- А ты воспитанный, сын леса - и улыбнувшись, обнажая острые зубы, добавила. - И вкусно выглядишь. Пожалуй, зажарю тебя.
Ее зрачки вытянулись, как и все тело Оно росло - девушка обращалась в огромного красно-желтого дракона. Развернувшись и расправив крылья, он выдул поток пламени и кольцо огня окружило Эдмила, отрезав от спасения в воде.
Дракон вдохнул и выдохнул снова.
Пламя окружило его, вихрь огня сжимался, казалось, еще мгновение и огненное кольцо поглотит безвозвратно. Эдмил инстинктивно сжался. Неожиданно медальон на груди засветился и все замерло. Пламя застыло как и дракон. Слегка потрясенно Эдмил выпрямился. Приблизившись к огненной стене - он прикоснулся к лепестку огня - тот не обжег и рассыпался от прикосновения.
- Назад! - закричал Эд и все меняясь, пропало.
Он вдруг оказался в совсем другом месте - Эдмил стоял на краю обрыва, вокруг безумствовала метель. Он знал это место - огромное ледяное озеро простиралось перед ним. Но оно изменилось: лед почернел, местами кто-то провел по черной почти зеркальной глади красной краской. С содроганием юноша понял - это кровь. И пока юный паладин озирался - где-то вдали застучало звонкими молоточками, будто цокотом копыт. Эдмил почувствовал ничем непередаваемый страх, колоссальный ужас охватил его. Звон и стук приближались.
Затем он увидел себя. Видел как падает вниз и не в силах смотреть отвернулся. он посмотрел назад - вместо пригорка, на котором Эдмил стоял - все пространство вокруг занимало озеро, окружая его, куда бы он не посмотрел.
Повинуясь какому-то темному непонятному порыву юноша положил руку на медальон. Внезапно все застыло. Снежинки висели перед ним, как игрушечные гирлянды застыли в воздухе. Ни дуновения ветерка, ни обжигающего холода - Эдмил не чувствовал ничего. Время окончательно замерло. Один звук был только повсюду: гул странный, ворчливый, будто непонятная сила боролась с чем-то.
Под ногами прошла трещина. Время сдвинулось.
Он положил руку на медальон.
- Помоги мне! Укажи путь!
Аквамарин засверкал. По льду прошел луч света, высвечивая синим дорожку, ведущую к одинокой выгоревшей иве. Эдмил бросился вперед, лед затрещал, взорвавшись за ним, затем еще и еще, казалось снизу подрывали бомбарды. Но это стало неважным, невероятно, но теперь Эдмил двигался быстрее, чем когда-либо в своей жизни - все замедлялось и он легко перепрыгивал с уходивших под воду кусков льда. Добравшись до ивы - по инерции пробежал еще пару десятков метров и когда обернулся не увидел ничего - озеро бесследно пропало.
Он подошел, луч синего света указывал вниз, прямо под корни.
"Если это правда и я в мире мертвых..."
Эдмил резко рубанул по ладони клинком - алая кровь быстро стекала с рассеченной руки - так глубоко прошло лезвие. И когда первая капля упала на землю, дерево затрясло, с шумом налетел безумный ветер, по земле везде возле дерева прошли трещины и борозды, превратив мерзлую поверхность в причудливую мозаику.
Под стволом разверзлась земля, обнажая проход, больше похожий на пасть. Эдмил в одном прыжке бросился вниз и земля за ним сомкнулась.
Во тьме его долго швыряло и било, и наконец, выбросило прямо из водопада - он на мгновение ощутил воду, смывающую с него всё, впрочем, одежда его не промокла. Так что Эдмил счел это еще одним проявлением морока.
Темнело. Снег перестал валить и легко кружил. Высоко, казалось, занимая половину неба, светила огромная луна.
- Теперь всё! - он с силой сжал медальон. - Ну, Вейлс, я принимаю твою цену - произнес Эдмил.
Медальон засветился, окутывая его ослепительным сине-голубым светом его словно запечатало в незримом коконе - дыхание перехватило и Эдмил не мог вздохнуть он просто застыл наблюдая.
Вихрь неистовствовал. Время сдвигалось. Огромная луна, поднявшись над озером теперь уже опускалась на востоке, небо окрасилось красным: яркий закат промелькнул в один миг и уже солнце двигалось к зениту, а затем, вновь наступила ночь прошло еще несколько мгновений и все повторилось уже во второй раз Небо вновь алело - рассвет нежно окрасил небо в розово-красные тона. Вдруг синий свет вокруг него подернулся и растворился Эдмила отпустило он упал, хватая ртом воздух. Ощущение было, словно он заново родился.
Медальон ярче вспыхнул и исчез.
Он выбрался на дорогу. Вокруг усиливаясь, шел снегопад, а в голове, отзываясь болью, стучало, но Эдмила охватила радость - теперь у него было время.
На дорогу, идущую на Майхольм он вышел только через час. Вдали уже виднелась скала, а кругом, сквозь снежную пелену, вспыхивали блуждающие огоньки. Они вели его к ней.
Эдмил миновал последний перевал. На скале завывал ветер. Он пел свою хрустальную песню, пел перед бурей.