Ты упал. Не красиво, кувырком истязая позвонки. Не медленно, кружась в потоках сна. И даже не тихо, как пыль на моем фортепиано. Ты откровенно шлёпнулся на основание, заглушив треском рёбер свой собственный глухой крик. Хлопок, и ты уже внизу, смотришь на меня пустыми глазницами, отчаянно жестикулируя и моля о помощи свыше. Твой шепот и сейчас стоит у меня в ушах угрожающей белизной, потому как шепот не может быть серым, как пепел, или красным, как жидкость, сочащаяся по твоим бледным губам.
Да, глупо получилось: навернувшись об облако, задевая источники света, всё вниз и вниз и вниз. Теперь ты просишь меня о помощи. Меня! Слабейшее существо в твоём понимании. Меня! Чьи кости не выдерживают брошенного в них гравия. Меня! Кого ты так долго носил на руках. Ты предлагаешь мне исполнить твоё желание, я вижу это по глазам. И ты предлагаешь мне нарушить все традиции и вытащить твои обломки отсюда, запачкать свою кожу цвета свежего пергамента твоими внутренностями, так яростно смотрящими на меня снизу-вверх. Этот устремленный, словно сверлящий меня взгляд находил своеобразный отклик в моей раздражительности, внешне напоминавшей растерянность маленького ребенка. Тебе меня не пробить, ты знаешь, и продолжаешь жалобно скулить, добиваться своей глупо поставленной цели.
Мой интерес к тебе снижается с каждым новым звуком, что издает твое исковерканное горло. Видимо, голосовые связки порваны, или что-то в этом роде. Хочется спросить: а что в тебе осталось целым, нетронутым, невредимым? Ты подобен часовому механизму, ведь и швейцарские часы тоже ломаются, если на их пути встают такие преграды. Но в отличие от тебя, какие-то пружинки внутри корпуса часиков остаются в полном порядке. А ты, совершив всего одно скоротечное перемещение из высшей точки в низшую уже готов изменить своим убеждениям и просить кого-либо о помощи. Даже не кого-либо, а кого угодно. Или всё равно, кого. Признайся, тебе ведь плевать, что будет потом, тебе важно избавиться от своего неприятного нынешнего положения? А потом хоть трава не расти... Я права? Признайся, я права? Ах да. Ты ведь искорёжен, помят, пожёван, тебя следует медленно передвигать по белёсым парапетообразным пандусам больничных коридоров, надеясь, что тебя зашьют-склеют-заростят, или, в крайнем случае, рыдать над твоим так рано ушедшим телом, плакаться о том, что ты был таким чудесным, а я тебя совершенно не ценила.
А я, пожалуй, не стану так делать. Глупости никогда не были моим образом жизни, и я придумала кое-что, что тебе не понравится. Всегда хотелось понять, как ты чувствуешь этот мир, как ты понимаешь его. Я возьму твои тяжелые ботинки, одену на свои худые, по сравнению с твоими, лодыжки, и пройдусь. Может быть, именно так я пойму тебя. А может быть и нет. Но попробовать в любом случае стоит. Пусть мои кости и схожи по твердости с палочками корицы, но они смогут вынести то, что не смог пережить ты. И знаешь что. Ты никогда не хотел смириться с тем, что я сильнее тебя. Ты никогда не хотел видеть то, что я делаю, тем более, если то, что я делаю совершеннее, чем когда это делаешь ты. Поэтому я не стану протягивать тебе руку. Реши хоть раз свою проблему сам. Будь мужиком.