К вящему удивлению Темного Артис, придя в себя, едва ли не приветствовала поступок гномов. Во всяком случае, она не видела в принципиальности подгорного короля ничего порочного или неблагодарного. Эллиадан молчал, и само собой выходило, что Темный беседовал с Артис.
Все доводы волшебника разбивались о неизменное: "Это закон, а закон один для всех". Темный и сам прекрасно это понимал, хоть и служил доказательством обратного, тем не менее, возражал. Ему скучно и страшно было молчать. Артис игру поддерживала и с самым серьезным видом вещала о прописных истинах.
- Законы создаются для большинства, нормального, не уклоняющегося в сторону большинства. Мнения случайных неординарных личностей вроде тебя или Эллиадана не могут и не должны служить препятствием для исполнения законов.
- А тебе не кажется, что самый справедливый закон - тот, что учитывает все мнения?
- А не кажется ли тебе, что самая прекрасная жизнь - в раю, как его "Источник" описывает? Сравнение продолжить?
- Не стоит. И все же...
- Ты знаешь, во что превратиться свод законов, если писать его в учетом всех случайностей? Я читала как-то раз... Ты первый откажешься исполнять подобную галиматью. Нет, гномы абсолютно правы, наши поступили бы точно так же.
Темный внимательно посмотрел на спутницу. "Мир, состоящий из одних только женщин...".
- Что случилось?
- Ничего. Прикидываю, какая же у вас должна быть власть, чтобы избежать всяких склок и раздоров.
- А-а, издержки женского коллектива...
- Какие же у вас законы...
- Такие же, как у всех. Дело не в законах, а в их исполнении. У нас законы исполняют, потому нет никаких склок и раздоров. Все ли ясно?
- Понял - тирания.
- Почти, но разве власть может быть иной? Любая власть - это ограничения, это отказ от чего-то своего во имя многих, иначе это и не власть вовсе. Добровольно немногие способны к самоограничениям.
- Ага, все это прелестно, только не похожа ты на ординарную добропорядочную исполнительницу законов. Как же ты жила при вашей тирании?
- Неплохо, а точнее никак, - пожала плечами девушка. - Я же собиратель истории.
- И что с того?
- Я в Тар-Саторе почти и не жила, меня постоянно в разные стороны кидало.
- И долго бы ты так прыгала?
- Не знаю. Столько, сколько нужно, а что?
- А дети? Или у вас продолжение рода не является основной обязанностью женщины?
- А, вон ты куда клонишь... - Артис нехорошо усмехнулась, - еще один любитель детей... У нас, между прочим, прежде чем родить ребенка нужно пройти все проверки, все испытания, дождаться, пока дадут разрешение, выстоять очередь и поспеть в срок.
- Какой срок?
- Обыкновенный. Продолжать род имеют право женщины не моложе двухсот пятидесяти и не старше пятисот. Ни раньше, ни позже нельзя.
- А сколько вы всего живете?
- Около семисот.
- И тебе...
- Рано еще быть матерью, - отрезала Артис.
- Да? - глупо и намеренно ехидно спросил Темный.
Девушка резко обернулась, глаза ее полыхнули.
- Все заново начинается? Только ведь я не Эллиадан, я и ответить могу!
- Погоди... ты чего... я просто...
- Просто и пятка не зачешется. Может быть, это для мужчины лестно - сделать ребенка и не заметить того, а для женщины это оскорбление. Мне, наверное, лучше знать, что было и чего не было.
Темный вздохнул, он еще у гномов поверил Эллиадану.
- Извини, я уже и не думаю...
- А надо бы иногда, - улыбнулась, отходя, Артис. - А где Эллиадан?
Темный с тревогой посмотрел по сторонам. После разговора с подгорным королем у Эллиадана опять что-то разладилось в голове. Он молчал, все время, не отвечал не вопросы и не замечал присутствия спутников. Казалось, все минувшее время разом пошло псу под хвост, все лечение прошло даром - взгляд эльфа сделался рассеянным, а на лице появилась знакомая улыбка полуидиота. Эллиадан, почти уже исцелившийся, сделал шаг назад. Даже не шаг - прыжок.
Вот и сейчас он торчал на заснеженном уступе, совсем близко к краю и неотрывно смотрел на закатные отроги гор.
- Эллиадан!
Эльф не обернулся, он стоял неподвижно, словно тоже окаменел и стал частью горного хребта. Капюшон плаща (гномы совсем не хотели уморить их в скалах) упал, и трепались по ветру легкие серебристые пряди.
Темный подошел и крепко обхватил запястье скорбного разумом - если тот и соскользнет, он удержит. Эльф не отреагировал, он все смотрел в необъятную снежную пасть ущелья. Где-то внизу грохотала река, взблескивая иногда меж камней резко и ослепительно.
- Ни... ничего, - ответил он наконец. - Ничего. Только... красоту. Там очень красиво.
Темного передернуло от этих слов, а, точнее, от интонации, с которое они прозвучали. Жуткая мысль пришла волшебнику в голову.
- Эллиадан...
Тот смотрел на человека, глаза его стали двумя бездонными провалами на враз очень побледневшем лице, по которому как волны пробегали отголоски внутренней борьбы, борьбы, пока еще не проигранной.
- Не смей, - выдохнул Темный. - Не смей... так поступать.
Эллиадан и сам рад бы не сметь. Разум его боролся с диким, сумасшедшим, всепоглощающим желанием - умереть. Сейчас, немедленно! Боролся пока успешно, но Эллиадан чувствовал, как ослабевает защита, как ширится брешь в его воле, как ноги сами идут туда, где кончается скальный карниз. Все силы эльф употреблял на сопротивление, он не слышал ничего, кроме стука крови в висках и настойчивого, неотступного зова в душе. Никогда прежде не испытывал он подобного. Да, были случаи, когда он жаждал смерти, а бывали и такие, когда умолял о ней, но тогда, тогда на то имелись причины. А что теперь? Эллиадан не понимал, что с ним случилось, почему вдруг, в один миг весь мир стал чужим, пустым и тусклым, почему сама мысль о завтрашнем дне - любом, о жизни - даже и счастливой, вызывала дрожь, озноб и взрыв отчаяния. Почему стала манить пустота внизу, один шак - и взлетишь? Почему давний сон, когда-то пугавший, а теперь поросший паутиной и пылью, вспоминался вновь и вновь? Сколько после того он видел снов! Почему помнится этот, почему сейчас, ни раньше, ни позже; почему стрела в сердце мнится избавлением от томительного и бесмысленного пути? Почему и за что? По-че-му?!
Темный с ужасом смотрел на спотыкающегося эльфа, тот брел, с трудом переставляя ноги, точно к каждой привязали по пудовой гире.
Артис хотела взять Эллиадана за руку, но Темный жестом остановил ее. Пока еще эльф может бороться сам - пусть борется. Пока остались еще силы и воля, пусть их использует. Если же он начнет надеяться на помощь, то в любой миг, отвернись они или ослабь внимание - произойдет непоправимое.
Ночь застала их на бесснежном выступе, защищенном от ветра с востока заворачивающим хвостом хребта. Эльф безучастно взирал на меркнущий свет, вспыхнувший костер оживил его глаза, но лишь на миг. Он закутался в плащ и съежился у огня, словно сам себя хотел удержать на месте. Наконец голова его поникла.
- Спи, - шепнул Темный Артис.
Та неопределенно мотнула кудрями. Топливо таяло на глаза, хотя снабдили их гномы чем-то странным - смолистыми коричневыми камнями. Как ни удивительно, горели камни камни не хуже дров, да что там, гораздо дольше и жарче, но мало их было, очень мало.
Постепенно темный начал клевать носом. Закрывал глаза, проваливался в тихую и глубокую пропасть, вздрагивал и открывал глаза. Будить Артис ему не хотелось, оставлять полоумного эльфа без присмотра - и того меньше. Наконец волшебник, еле разлепляя будто склеенные лучшим клеем веки, подвинулся так, чтобы быть вплотную к Эллиадану. Для пущего эффекта сев на Эллиаданов плащ, Темный прислонился к скале и, успев подумать только "связать бы его" крепко заснул.
Эллиадан же не спал, вернее, уже проснулся. Черный провал беспамятства сменился тем самым, виденным раньше и забытым почти сном, совсем нестрашным послн пережитого. А разбудила Эллиадана боль в сердце, он вцепился зубами в ткань плаща, стараясь не издать ни звука и не швелиться, чтобы не разбудить темного. В глазах знакомо помутилось, левая рука отнялась, а по всей груди растекалась жуткая боль, от которой нельзя дышать. И как всегда уже на пороге обморока Эллиадан почувствовал, как боль отступает, как исчезает древко, застрявшее ниже лопатки, как затягивается рана в сердце, как восстанавливаются сосуды и перестают кровоточить, как нарастает новая кожа и можно делать вдох без опаски. Только ржавое пятно на светлой рубашке осталось немым свидетелем возвращения былого.
Утром, на вгляд Темного, Эллиадану стало получше. Он даже начал разговаривать. Выяснилось, что Пики Судеб - это те две гряды гор, виднеющиеся на востоке. С места, где находились друзья, хребты напоминали частоколы копий, чьи сверкающие наконечники упирались прямо в мягкие мокрые животы облаков.
"Не пройдем", - сказал себе волшебник, и друзья двинулись в путь. Тропа, если таковая и была, пошла под уклон, идти стало одновременно и легче, и опаснее. Камни вылетали из-под ног, осыпались, тянули за собой. Они шли, остановиться было негде, решительно негде. Затем пошло повышение, склон уходил ввысь, отвесный и скользкий. Друзья обвязались веревкой, что не обрадовало Темного (свалимся, так все сразу) и начали восхождение, которое следовало бы назвать восползанием.
Темный забыл об эльфе, забыл об Артис, он не видел и не знал ничего, кроме очередного выступа, камешка, выбоинки, трещинки, за которые можно было уцепиться или поставить мизинец ноги.
Горы внезапно дрогнули, загудели и загрохотали. Темного оторвало от утеса и швырнуло со всего маху на карниз, который они миновали только что. Ухватившись что было сил за камень, волшебник почувствовал, что его разрыает пополам - так натянулась веревка.
- А-а-артис! - долетело снизу. И дикий взвизг.
Горы вновь подпрыгнули. Лежа на животе, Темный увидел, как пласт льда и снега начинает съезжать по склону горы напротив. Грохот заглушил испуганный вскрик. В лицо бросилась снежная крошка, отфыркиваясь и отплевываясь, Темный ухватился за веревку и, еще ничего не видя, потянул на себя.
- Наоборот! Темный, слышишь, не тяни!
Волшебник раскрыл глаза. Внизу на веревке раскачивался Эллиадан, а еще ниже - Артис. Она-то и кричала.
- Темный, не тяни! Раскачай! Раскачай вправо, понял!
Волшебник пригляделся - и вправду, тянуть бесполезно, веревка застрянет в камнях, а раскачать имеет смысл - справа на скале виделись какие-то подходящие на первый взгляд уступы и выщерблины. Темный качнул веревку вправо - и сам сполз в ту сторону, ближе к пропасти. Ни Эллиадан, ни Артис зацепиться не смогли. Еще раз раскачав друзей, волшебник еще продвинулся к обрыву - Артис удержалась было, но эльф сорвался и ее за собой потянул. Стиснув зубы и уже наполовину лежа над пропастью, Темный раскачал веревку и удачно на сей раз. Связующая его и Эллиадана серая нить провисла, эльф держался, казалось, за воздух, но падать не собирался.
Вершок за вершком, поминутно рискуя сорваться, трое друзей штурмовали скалу до глубокой темноты. Лишь поздной ночью, ободранные, окровавленные и совершенно обессилевшие, они добрались до крошечной плоской площадки недалеко от вершины. Двигаться дальше не было никакой возможности и никаких сил, руки дрожали, ноги сводило судорогой, во рту появился мерзкий привкус металла.
Развести костер также не представлялось возможным, трое друзей прижались друг к другу, Эллиадан посердине. Отчасти потому что Артис и Темный все еще опасались за него, отчасти потому что так он мог передавать энергию сразу двоим.
В середине ночи Темный проснулся от кошмара - он падал и падал со скалы, ловил веревку, ловил воздух, но веревка ускользала, а земля - острые камни - приближалась со страшной скоростью. Вздрогнув, волшебник открыл глаза - брезжил рассвет. Кромки льдов подернулись розовой пленкой, и стоял мокрый туман. Дернувшись, Темный понял, что запутался в плащах - своем и Эллиадановом. Осторожно выпутываясь, он вдруг ощутил под пальцами теплое и влажное. Бездумно поднеся руку к глазам, волшебник различил неясное темное пятно, лизнул - солоноватый мерзостный привкус сказал все.
Темный резко встряхнул Эллиадана за плечи, холодея от предчувствия, он моментально вспомнил инсайт и ту, непонятую в Широколесье сцену. Но эльф был жив, правда, бледнее покойника, с крепко сжатыми зубами. Левая рука его словно приросла к телу.
- Эллиадан!
Эльф не отвечал. Темный отодвинул край плаща и с ужасом, но без удивления увидел, как расползается по светлому фону алое пятно. Причем, были и другие пятна, чернеющие, ржавые, значит, не в первый раз...
- Очнись!
Темный зачерпнул пригоршню снега и, едва не разорвав рубашку, обнажил грудь. Прямо над бьющимся за ребрами сердцем зияла открытая рана, сочащаяся яркой и полутьме кровью. Волшебник приложил снег, сейчас же сделавшийся алым, а, стерев, почувствовал, что сходит с ума. Рана затягивалась на глазах, исчезала сама по себе розовой молодой кожей. Зачерпнув следеющую горсть снега, Темный не успел им воспользоваться.
- Не надо! Что ты делаешь?!
- Что это было?! - шепотом вскричал волшебник, хотя знал ответ наперед.
- Не знаю.
- Что случилось? Эллиадан?
Эльф испуганно запахнул плащ.
- Ничего страшного. Сон, плохой сон. Спи, рано еще.
- Да?..
Артис недоверчиво глянула на мужчин, но была слишком сонной, чтобы заметить что-либо.
- Спи...
Дождавшись, пока девушка вновь заснет, Эллиадан поднялся.
- Ты куда?
- У тебя ведь был вопрос... Да и надо как-то почистить... - эльф ткнул в пятно на рубашке, - она увидит...
- Чем - снегом?
Эльф пожал плечами.
- Идем, поговорим, заодно и придумаем что-нибудь.
Эллиадан вновь передернул плечами.
Они поднялись по как нарочно проложенной спиральной тропинке (вчера в ночи ее не заметили) почти до вершины, до более-менее глубокого снега. Темный не успел задать ни одного вопроса, да и бесполезно, о самом главном он уже спросил. Эллиадан взялся за шнуровку плаща, но остановился.
- Что?
Эльф не ответил, ответили горы, которые сотрясла очередная судорога. Сверху посыпались камни, твердь под ногами ожила, заходила ходуном, и человек, и эльф упали ничком.
- Прыгай, Темный!
- Куда?! - Темный даже голову поднять боялся.
- На тропинку. Прыгай! Я следом.
Витая дорожка внизу прыгала, изгибалась, словно змея под каблуком. Темный неловко встал на четвереньки, попасть именно на тропинку казалось труднее, нежели в стельку пьяным исполнить разудалую пляску на краю крыши и не свалиться. А снег вокруг Темного вдруг стал ссыпаться вниз, волшебник понял, что открылись недалеко трещины.
- Прыгай!
Последовал сильный толчок в спину, волшебник полетел вниз и чудом и невиданной удачей угодил прямиком на тропинку. Нависающее над головой ледяное плато, где он только что находился, раскалывалось на части.
Эллиадан поскользнулся, прыгая по коварном кувыркающимся плитам, прокатился по снегу и пролетел мимо тропы.
- Держись! - заорал Темный, теряя опору под ногами.
Тропа свилась спиралью, дернулась, встала на дыбы, сверху оьрушился пласт снега, льда и камней. Человека увлекло и понесло куда-то, он и не сопротивлялся, только закрывал лицо да пытался сгруппироваться, чтобы не переломать руки-ноги. Задыхаясь, подпрыгивая при каждом взбрыке скалы, Темный кубарем скатился вниз, по счастью, не упав в пропасть и ничего не сломав. Он грянулся о площадку всем телом, сверху напоследок обрушился снегопад, приправленный каменным крошевом, и тьма сомкнулась вокруг.
Эллиадан, вылетев дальше тропы, не упал, а завис, качаясь над пропастью. Забраться наверх ничего не стоило, только мешал плащ. Утвердившись ногами, Эллиадан подтянулся. Плащ путался, заплетался, шнуровка грозила задушить. Эльф почти забрался на тропу, когда тряхнуло еще раз. Его вновь отбросило, а скатившийся сверху камень намертво защемил край плаща. Эллиадан дернул, ткань не поддавалась. Одной рукой кое-как держась неизвестно за что, а другой выдирая плащ, Эллиадан вновь и некстати подумал: "А все так просто... Отпусти. Будет барахтаться, ты устал, так устал. Перестань, тебе все равно не спастись". Рука сорвалась, и эльф повис на плаще между небом и землей. Не за что ухватиться, не на что опереться. Шнуровка впилась в горло, в глазаж потемнело. Страшный удар вдруг поднял его, отбросил куда-то к демону на рога; загрохотало до боли в ушах, мир перевернулся, сбился в комок и перестал существовать.
Темный потерял сознание лишь на несколько секунд, но, очнувшись, лежал не двигаясь. Боялся. Голова болела и кружилась, но более всего не хотелось вставать, потому что, поднявшись, следовало немедленно разыскивать Эллиадана, а, исходя из увиденного, Темный знал, что искать некого да и нечего.
Снег рашевелился, разлетелся, волшебника потянули за рукав. Кое-как, ловя рукой воздух и сдерживая тошноту, он сел.
- Темный, ты меня слышишь?
- И вижу, - с трудом ответил волшебник.
- Что это было?
- Лавина. Июнь, самое им время.
- Где Эллиадан?
Темный деланно удивился. Артис вздохнула.
- Не выйдет, не притворяйся. Видел?
- Да.
Темный неуклюже встал на ноги и побрел по тропе назад, к вершине. Артис - за ним. Собственно, тропы более не существовало. Снег, груды камней, трещины - Темный брел как во сне. Наконец остановился перед горой валунов в собственный рост точно поперек тропы. Глянув вниз, человек не увидел ничего путного или тревожного. Оглянулся на замершую Артис и принялся карабкаться по камням. Те лежали плотно, не шелохнулись, заглянув за вершину, Темный обнаружил вновь образовавшуюся пропасть. Крутой, усеянный обломками и льдом склон, нельзя было узнать. Слева что-то мотнулось, Темный содрогнулся. Под ветром на склоне трепался обрывок плаща, зажатый меж камней. Вниз уходило глубокое ущелье, никаких иных следов не виделось. Волшебник, дрожа, начал спускаться, поскользнулся, дернулся, и каменная пирамида зашаталась.
- Прыгай!
Темный оттолкнулся и приземлился прямиком на Артис. Верхние камни пошатнулись, а самый большой, притулившийся сбоку, сорвался вниз, увлекая за собой и другие, помельче. Слышно было, как прыгает булыжник по склону, воздух заполнился голосистым эхом и почудилось в этом многозвучиитакое, отчего Темный вскочил на ноги с живостью шута из коробочки. Горы замолчали, где-то еще чуть гудело, где-то перекатывались валы и шумела на перекатах вода - ничего больше. Артис, белая как снег, встала - она тоже слышала в грохоте падающего камня далекий отчаянный вскрик.
Эллиадану повезло вторично - шнуровка не выдержала, и эльф вместе с комом снега полетел вниз, но упал не в ущелье, не на острые камни, а, достигнув убеленного склона, покатился по нему как на салазках. Или не совсем: кувырком, обдирая кожу о лед и выступающие камни, но все же те так быстро, чтобы переломать кости.
Со второй попытки он зацепился за камень и остановился, лежа на снегу. Лавина прошла немного стороною, иначе его здесь уже не было. Снег под ногами скользил, осыпался, Эллиадан поспешил подтянуться на руках и найти следующую точку опоры.
"Повезло. Снова повезло". Он глянул вверх по склону - там громоздились камни - по-новому и трепыхался обрывок его плаща. "Темный! Артис!", - испуганно встрепенулось сердце, но сейчас же успокоилось. Опасности не было, душа не чувствовала натяжения привычной уже нити; лишь бы добраться.
Съезжать вниз - совсем не то, что карабкаться вверх. Снег осыпался, ноги теряли опору, пальцы то и дело соскальзывали с острых камней, а сами камни обрушивались вниз от малейшего движения. Один дир вперед, дирот назад. Склон забирался вверх все круче, или так казалось от усталости. Эллиадан поспешно схватил губами комок снега - жажда лишь усилилась. Подняв голову, он увидел над собой далеко выдающийся обломок, напоминающий нос корабля. Рванувшись вперед и вверх, Эллиадан вцепился в гранитный край левой рукой и подтянулся. Пальцы соскользнули, Эллиадан едва успел перехватиться. Под ногами обрушился целый пласт снега со льдом, опора исчезла.
"Отпусти, - влез в уши сладкий искушающий голос. - Плюнь, долго не провисишь. Ты устал, перед глазами у тебя мелькают мотыльки, и все пальцы в крови. Отпусти. Там хорошо. Там тебе будет спокойно, никто тебя не потревожит...".
До крови закусив губу, Эллиадан начал подтягиваться, чтобы держаться и другой рукой. Сверху что-то упало, покатилось, загрохотало. Огромный круглый валун выпрыгнул из-за заслоняющего обзор выступа и лег всей тяжестью на правую кисть эльфа. В первый миг Эллиадан даже не почувствовал ничего, камень полетел дальше, в пропасть, а пальцы разжались, соскользнули со спасительного уступа и сейчас же их пронзила дикая боль. Такая, что Эллиадан не смог сдержать крик. Небо перевернулось, еще и еще раз - эльф полетел, кувыркаясь, в темную пасть далеко внизу. Не за что было зацепиться. Да и нечем,
можно сказать. Склон внезапно закончился, перешел в отвесную стену, Эллиадан без задержки вылетел на середину расщелины. "Вот и полетал".
Мысль эта была последней. Темнота бросилась навстречу каменным капканом, Эллиадан еще успел почувствовать страшный удар и боль в виске, но того, что происходит, уже не понимал. В черной пустоте он покатился куда-то вглубь, вниз, в вечный холод и мрак и там окончательно потерял сознание.
- Отпускай потихоньку, хорошо.
- Не учи ученого.
Артис только хмыкнула. Она стояла на самом краю утеса, который они с горем пополам очистили от каменного завала. Талию девушки крепко обхватывала веревка.
- Держись крепче.
- Держусь.
Артис ступила вниз, веревка натянулась, Темный осторожно, понемногу отматывал футы. Получалось неплохо, Артис не медлила, не терялась и крепко вставала на случайные приступки.
Медленно, по шагу, по вершку веревка уползала вниз. Большой выступ скалы заслонил Артис, но она исправно подавала сигналы троекратным подергиванием веревки. Внезапно веревка дернулась из рук волшебника, тот еле удержал.
- Артис!
Молчание.
- А-артис!
- Я здесь, - послышалось внизу. - опутпусти еще немного, еще фут.
Руки Темного дрожаои от напряжения, но оно было даже приятным после внезапного испуга.
- Нет, еще. Еще чуть-чуть. Все, стою.
Темный перевел дух, веревка, помедлив, дернулась три раза. Волшебник посмотрел на моток, оставалось всего несколько футов. Как было условлено, он дернул веревку, все, мол, поднимайся. В ответ - нет, отпусти еще немного.
Темный послушно отмотал последние футы, завязанной сложнейшим узлом (но не хотелось бы проверять, крепким ли) вкруг ближайшего камня. Та натянулась до предела, видимо, дотянуться до очередной опоры девушка не могла.
- Эл-ли-а-дан, - донеслось до волшебника, и эхо многократно ответило, - Да-ан, Да-ан..., - и застыло тишиной.
- Эллиадан!
Молчание. У Темного затекли мышцы от неудобного напряженного стояния.
- Эллиада-а-ан!
В тишине, наступившей после того, как затих последний отзвук эха, громким показалось троекратное подергивание веревки с слабеющих пальцах. Вытащив Артис из пропасти, Темный устало сел на валун. Девушка, не говоря ни слова, пристроилась рядом. Так, по-прежнему связанные веревкой, они какое-то время молчали, глядя себе под ноги. Наконец Артис сказала:
- Внизу ущелье, ничего не видно. На одном выступе, еще на склоне кровь... он там, внизу. Темный смотрел в землю. "Вот и сбылась его мечта", - думал он, а перед глазами вставала навязчивая картина: Эллиадан, судорожно цепляющийся за скальный выступ...
И камень, обрушенный по неосторожности, сшибает его вниз, в темное глухое ущелье. Туда, где никогда не найти, туда, откуда нет выхода.
Эллиадан очнулся в кромешной тьме и жутком холоде. Впрочем, очнулся - сильно сказано. Он начал чувствовать боль, только и всего. Все тело сотрясала дрожь, а голова горела как в огне, и правой рукой нельзя было шевельнуть. Попытка открыть глаза привела к приступу головокружения, а, шевельнув головой, Эллиадан ощутил сильнейшую тошноту. Стараясь, не качнуть головой, Эллиадан проверил на сохранность руки и ноги. Все конечности были на месте. Осторожно, постепенно он повернулся на бок и приподнялся, уперев в лед здоровую руку. Мир закружился со скоростью обезумевшего водоворота, Эллиадан потерял равновесие, упал и его немедленно вырвало.
"Сотрясение мозга", - для чего-то констатировал очевидное эльф. Кромешная темнота не расступалась, стало быть выхода на поверхность нигде поблизости нет. "Куда теперь?", - спросил себя Эллиадан, полагаясь лишь на сверхестественную интуицию. Он даже не думал, для чего двигаться, не думал, что иначе - замезнет насмерть, он не думал вообще.
Эльф не понял, почему чутье приказало двигаться вперед, а, скажем, не в в противоположную сторону. Он пополз впеед, порадовавшись, что не нужно разворачиваться. Тошнота усиливалась, мир вращался, и по временам Эллиадан совершенно терялся в пространстве. Ему казалось, что ползет он по потолку, да и не вперед, а по диагонали.
Лед обжигал сквозь тонкую ткань, ноги отнялись, и, чем дальше полз Эллиадан, тем меньше он воспринимал этот мир. Тоннель неумолимо сужался, но эльф и этого не понимал. Он чувствовал, как нечто острое сдирает кожу вместе с тканью, но не останавливался. По сути, ничего не осталось в нем от разумного существа, его гнало вперед чутье, всепоглощающий инстинкт, слепая уверенность, что надо - туда. Только по причине своей отрешенности Эллиадан еще двигался вперед, сил на то, чтобы двигаться и думать одновременно не оставалось. По той же причине он не испытывал клаустрофобии, да и боль куда-то отступила.
Более всего Эллиадан напоминал теперь самоходящую игрушку, какие любят делать для своих детей гномы. Извиваясь червем в узком тоннеле, он не понимал очевидного - коридор заканчивается, ползти некуда. Впереди могло быть что угодно: очередная пропасть, глубокое ледяное озеро, острые камни, но заводная игрушка о том не ведала. Медленно перевалившись через край тонеля, Эллиадан покатился вниз по ледяной длинной крутой горке. Чувство равновесия взбесилось окончательно, Эллиадан перестал ощущать свое тело, он не сознавал, где у него рука, а где голова.
Миновав небольшой трамплин, Эллиадан приземлился и вновь упрямо пополз вперед. Через несколько секунд он наткнулся на стену и еще какое-то время перебирал локтями, ползя на месте. Затем, косо, боком начал перемещаться вдоль стены. Некому было сказать заводной игрушке, что все напрасно, некому было остановить ее, кто-то посмеялся над нею, заставив искать выход, двигаясь по замкнутому кругу. Но игрушка того не знала и остановиться не могла. Не помогли бы слова, даже и будь кому их произнести. Игрушка не могла остановиться ранее, чем сломается, или кончится завод.
Эллиадан не осознавал страшной иронии, воистину чьей-то удачной жестокой шутки - он стал настоящей игрушкой, утратил всякой подобие самостоятельности. Но не мог он испытывать теперь ни упоительной сладости зависимого положения, ни горького стыда, ни угрызений совести, ни потаенной смертельной прелести, поскольку вещам переживания чужды. Игрушки не слышат, не чувствуют, не помнят, не любят и ничего не хотят. Они - неживые.
Вечером Артис и Темный сидели, тесно прижавшись друг к другу, на каменном утесе. Холодный камень, а костер развести негде да и нечем - все их пожитки смело в пропасть лавиной. Заклинания помогали мало, стоило Темному расслабиться или задремать, как
тепло сейчас же рассеивлось и холодный ветер пробирал до костей. Ничего не оставалось как тесно-тесно переплестись руками-ногами и обмотаться обоими плащами. Рука Темного находилась где-то в районе груди Артис, а ее колено и совсем в интимной части тела волшебника, но при малейшем движении плащ заворачивался, в щель дуло и пропадало все и всяческое желание. Темный усмехнулся про себя. "Век живи - век учись".
- Ты что фыркаешь?
- Так. Впервые столь тесные объятия с женщиной не переходят в... другое.
- Еще один Огр нашелся... А не нравится - места вокруг много.
- Холодно.
- Вот именно, - Артис прижалась теснее, - холодно, это точно. Почему, лето ведь уже.
- Июнь... Горы, сама видишь, снег не тает.
- Какое сегодня число?
- Демон его знает. Вроде, восемнадцатое. Нынче май был на два дня длинее.
- Почему?
- Из-за Светлых Суток, их семь в этом году.
- Странный календарь...
- Еще бы - доказательство суетности и тщеты жизни и ее повседневных забот. Говорят, раньше Светлые Сутки вообще в календарь не входили. Летоисчисление подстроено к вере, а не вера к летоисчислению.
- Не продолжай, я знаю о твоем отношении к религии.
- Можно тебя спросить?
- Спрашивай, - сказала Артис тоном, который говорил "если не понравится вопрос - не отвечу".
- Как ваши женщины узнают, что нужно делать с мужчинами?
- Так же, как и ваши, наверное.
- Ну, у нас в семье обычно два родителя.
- А у нас ребенка и совсем в семье не воспитывают. А насчет... - объясняют, есть специальная дисциплина, - Артис говорила почти равнодушно, словно речь и впрямь шла о скучной книжной науке.
- На словах объясняют или...
- Перестань, не сходи с ума. Какая тебе разница. И руку убери.
- Прости... интересно... Ну, в самом деле интересно.
- Технику всего дела обязан знать мужчина, как уж их обучают - не ведаю. Будущих матерей тоже готовят, там, кажется, и практические занятия имеются, но для нас - нет, для нас - только теория. Это ты хотел услышать? Ты ведь хотел знать, был ли у меня мужчина, так?
Темный издал неопределенный звук.
- Я тебя разочарую, первым тебе уже не быть. Опоздал.
- Бьюсь об заклад, ты в порядке эксперимента и повышения эрудиции пошла на такой шаг.
- Ты почти прав, в первый раз это и в самом деле был эксперимент. Что же ты дальше не спрашиваешь?
- Зачем?
- И то верно, зачем, я и без вопроса догадываюсь. Трое - два эльфа и человек. Но, прости, с человеком мне совсем не понравилось.
- Ага, - сказал слегка ошалевший Темный, - а лет тебе...
- Достаточно. Или ты в противоположном смысле?
- А-а, ну...
- Темный, мне почти двести. Ты еще не упал в обморок? А, жив... Делишь двести на три в уме? Зря, не правильно считаешь, надо делить тридцать пять. Я впервые была с мужчиной в э-э... сто пятьдесят восемь лет.
Темный молча хлопал глазами, он о таком и не слыхал и не предполагал возможности подобного феномена. Будучи по природе холодноватым по отношению к представительницам противоположного пола и не понимая тех самцов, что жаждали утех день и ночь напролет, Темный все же не мог сообразить, как прожить почти сто шестьдесят лет без плотской любви и не сойти с ума.
- Что же ты молчишь?
- Что тут скажешь... Ну и выдержка, любой монах от зависти удавится.
- Не скажи, - хихикнула Артис, - насчет выдержки ты не прав. Есть у нас очень невыдержанные дамы. Все-все, молчу, а то ты, чего доброго, меня со скалы скинешь.
- Ты серьезно?
- Откуда я знаю, что теб в голову придет.
- Да нет, ты же поняла. Ты... а... не понимаю, - честно признался волшебник, - вы... ну... как?
- Как?!
- Я в том смысле, что ведь никакого смысла... толку нет... никакого удовольствия...
Артис расхохоталась. Плащ сполз, она, вслипывая, натянула его вновь, едва не по уши.
- Ты даешь, Темный, такое иногда скажешь... Ну откуда тебе знать, каково это.
- Болезнь у вас какая-то...
- Не старайся, Темный, тебе не понять. Не беспокойся, тебе такой хворью не страдать, ты никогда в жизни не захочешь мужчину.
Темного передернуло.
- С чего я должен...
- Ни с чего. Я и говорю, - продолжала Артис, - у тебя, как и у людей вообще, большое количество мужских гормонов.
- Чего?
- Таких веществ, которые делают тебя мужчиной. Заставляют выглядеть так, а не иначе, заставляют хотеть женщин.
- Ну-ну, а у эльфов их меньше, что ли?
- Намного. И это сказывается, видел когда-нибудь эльфа с бородой?
- Поэтому они похожи на женщин?
- Да. На женщин малое количество их, женских гормонов почти не влияет, ну разве чуть-чуть желания меняются, а вот мужчины сразу начинают терять... э-э... мужские качества. И тот, кто сильно потерял... сам понимаешь...
- Я и говорю, больные.
- Скорее, жертвы обстоятельств.
- Да, ты еще их пожалей. Хотя... не все еще потеряно... - Темный осекся, внезапно обнаружив в сказанной фразе какой-то подтекст, неуловимый второй смысл. Смысл, которого он не вкладывал в слова.
- Ты это о чем?
- Так, мысли вслух.
Темный не хотел напоминать об Эллиадане, которого они безуспешно проискали весь день. Артис стала очень серьезной.
- Не все потеряно, говоришь?
Как, каким чувством уловила она то, о чем и сам Темный догадался только что. Говорил он об одном, а выговорилось, получается, другое.
- Я не то хотел сказать.
- То, то самое. Ты прав, не все еще потеряно. Может быть, я сошла с ума, но он жив. Пока еще жив.
Эллиадан был жив - пока еще жив. Разум его оживал по мере того, как умирало тело. Он не помнил, что произошло, не знал, где находится, но осознавал, что умирает. Завод кончился. Холод сменился нечувствительностью, а в мозгу путались бредовые видения.
Чернота окружающего мира то расцвечивалась фейрверком, то мерцала звездами, а тишина прерывалась журчанием ручья, плеском листвы, далекими голосами. Эллиадан проваливался в иллюзорный мир, но стоило сморгнуть или едва пошевелиться, как откуда-то сверху падала реальность.
В черной тишине резко захлопали крылья, что-то мягко задело Эллиадана по лицу, он не шевельнулся - сил не было. Сквозь апатию близкой смерти пробился еще живой страх - а ведь будут искать, будут ждать... Долго ли горам убить еще двоих... Мягкие крылья вновь коснулись щеки, пахнуло травами и лесом.
- Скажите ей, - прошептал Эллиадан, хотя на самом деле не издал ни звука, - скажите ей... пусть не ищет меня... не нужно. Скажите правду, пусть не ждет, пусть не думает... сама спасается... Скажите ей...
Глаза его закрылись, сквозь ресницы проступил вдруг свет - неяркий, приглушенный, но поднять веки не было возможности. Тихо-тихо шелестела листва, где-то пела птица, и трель ее становилась все отчетливее и переходила в песню, такую давнюю, почти забытую... теплое дуновение ветра, ручей неподалеку, и лишь одно мешало умереть спокойно - до предела натянутая нить в душе.
Снился Артис сон, страшный и хороший одновременно. Виделась то ледяная чаша с крутыми боками, а в чаше Эллиадан. Синий, весь ободранный, на виске кровь, вместо правой кисти какое-то месиво. Он пости и не дышал уже. А то вдруг темнота сменялась солнечным днем, и плескались листья на ветвях, и пели птицы, и Эллиадан - живой и невридимый разговаривал с кем-то, кого она не видела. Артис не слышала слов, только по выражению лица Эллиадана понимала, что так говорить можно только с кем-то очень близким и дорогим. "Близким!", - Артис вздрогнула во сне, ее осенило - и сейчас же она увидела собеседников Эллиадана, но поначалу не узнала их.
- Выбирай же.
- Что же мне выбирать? - спросил Эллиадан и замолчал.
Лирион открыл рот, чтобы ответить, но Виригил был начеку и вовремя толкнул друга в бок.
- Что же мне выбирать, - повторил Эллиадан после долгой паузы, - когда выбора нет. Прощайте.
В ответ он не услышал ни слова - никакими словами не передать то, что творилось на душе у каждого теперь, когда воистину предстояло расстаться навечно. Свет померк разом, стал прежней черной пустотой, в которой Эллиадан и очнулся.
Через некоторое время он понял, где находится - в громадной ледяной чаше, круглой, с высокими гладкими стенами. Неимоверными усилиями эльф поднялся на ноги, держась за лед, ноги подкашивались, голова раскалывалась, тошнило, но он все же устоял.
Прежде всего предстояло выяснить высоту чаши и вообще вид окружающего мира. Не так уж это было невозможно, когда-то, в другом мире он прекрасно справлялся с ориентацией под землей, а тамошние коридоры были ничуть не светлее здешних пещер. Тем не менее он передвигался в темноте - на слух - немногим хуже местных жителей, которые все видели и без света. Конечно, здесь совсем не то, здесь нет живых, дышащих существ, но при определенном терпении можно и стены услышать, и потолок.
Стараясь сдерживать тошноту и медленно поворачиваясь вокруг своей оси, Эллиадан начал прощупывать окружающее пространство. Он действовал почти так же, как поступает летучая мышь в полете. Создать ультразвук ничего не стоило, гораздо труднее было принять отраженный сигнал и понять, что он означает. Голова нещадно кружилась, поэтому звуковая картина получалась расплывчатой, мутной и искаженной. Высокие гладкие холодные стены, закругляющиеся к краям чаши, над чашей сбоку черная дыра, из нее, по видимому, он и попал сюда. Сталактиты, свешивающиеся с потолка пещеры
гроздьями, смазывали картину на нет, звук беспорядочно метался среди нагромождения чудовищных наростов, возвращался нестройным гулом. Кажется, из пещеры существовал еще один выход, еще одна круглая с неровными краями дыра послышалась Эллиадану, но точнее сказать было невозможно. Для этого нужно было подняться выше и там "осмотреться" заново.
Легко сказать "подняться" - по отвесной гладкой стене. Хоть бы трещинка, хоть какая зацепочка; Эллиадан обошел чашу, тщетно пытаясь нащупать или услышать выбоину, но тщетно. Лед был гладким, словно зеркальная поверхность Ай-Эстэля.
"Если нет выбоин, нужно их сделать", - сказал сам себе Эллиадан и с тоской посмотрел на сталактиты наверху. Можно, конечно, создать резонанс и попробовать расколоть лед, но такой поступок чреват тем, что вместо пути в свободе он устроит себе гробницу. Голова настолько сильно шла кругом, что эльф даже не надеялся на то, что сможет сбить резонансом сталактит, не говоря уж о большем. Нет, он не сумеет выбрать направление настолько верно, чтобы сшибить один, упадут все и непременно его завалят. "Веревку бы...". Эллиадан, осененный идеей и одновременно удрученный ею, еще раз прощупал сталактиты, один показался ему деформированным, неровным, с большой трещиной - зацепить веревкой, дернуть посильнее...