- Ну наконец-то. Все уже заждались, - сказала Марина входившему в квартиру Роману. Выглядел он уставшим: плечи его ссутулились, глаза припухли, а во взгляде читалась слабость и безразличие.
- Пришлось чуть-чуть задержаться, - произнес он, с облегчением опустив свою сумку на стоявший в прихожей стул и начав разуваться.
- Попали в аварию, - добавил Дульцов, вошедший сразу вслед за Романом. Голос его звучал бодрее и на лице была улыбка, но вид он имел почти такой же замученный.
- В аварию? - взволнованно переспросила Марина и посмотрела на мужа.
- Да так, Артем чуть-чуть машину помял, - постарался ответить Роман как можно более беспечно, всем своим видом показывая, что ничего страшного не произошло и ей не о чем беспокоиться.
- Ладно, потом расскажешь. Проходите, - позвала их Марина. Слова мужа успокоил ее, да и к тому же все, похоже, были живы и здоровы.
Друзья разделись и первым делом прошли в зал. Поздоровавшись там с присутствующими и обменявшись дежурными фразами, они направились мыть руки на кухню, где находилась сейчас одна Марина, ожидавшая, пока разогреется курица.
- На работе как, нормально посидели? - спросила она у мужа, который, подойдя к раковине, принялся тщательно намыливать руки.
- Хорошо. Выпили чуть-чуть, посмеялись... Дворник-то у нас что, уже не работает?
- Не знаю. Я его, наверное, уже с месяц не видела. А что ты спрашиваешь?
- С крыши все кусками валится! Нас сейчас с Артемом чуть льдиной не пришибло. Здоровенная глыба, килограмм под тридцать, метрах в трех от нас свалилась.
- Надо в домоуправление сходить! - беспокойно сказала Марина. - Сейчас страшно будет с Алиной гулять выйти. Пусть нового тогда нанимают, но крышу-то надо очистить.
- Обязательно схожу в ближайшие дни, - заверил ее Роман. Он закончил мыть руки и отошел от раковины.
- Как, Артем, у тебя дела? - спросила Марина, и тут же вспомнив про аварию, сходу добавила с участливым видом: - Машину сильно разбил?
- Не-е-ет. По машине-то там мелочи...
- Как бизнес?
- Тьфу, тьфу, тьфу - хоть бы не сглазить, - ответил Дульцов, символично плюнув три раза через левое плечо.
- Я-ясно... Давайте, приходите скорее.
Сказав это, Марина улыбнулась, взяла блюдо с разделенной на куски курицей и выложенной вокруг вареной картошкой и вышла из кухни.
- Да, повезло тебе конечно с женой. Она замечательная девушка, - добродушно произнес Дульцов. - Если я когда-нибудь решу жениться, то лучшего варианта для себя и желать бы не мог.
Роман слушал его, молча улыбаясь: он прекрасно знал, что это было чистейшей правдой и ему льстили искренние слова друга.
Дульцов помыл руки и, осмотревшись по сторонам, в поисках чего-нибудь, чем он мог бы сейчас их вытереть, увидел на стене два полотенца, висевших на крючках, приделанных к резной деревянной досточке. Полотенца были красивые: совсем новые, белоснежные, тщательно выглаженные, с рисунком, имитирующим старинную русскую вышивку. Дульцов хотел уже было взять одно из них, но почему-то остановился.
- Я вытру руки? - спросил он, обращаясь к Роману.
Роман вопросительно, как-бы не понимая, о чем его спрашивает Дульцов, посмотрел сначала на друга, а потом на полотенца.
- Конечно.
Дульцов взял одно из них и принялся тщательно вытирать руки.
- Я в гостях так же однажды взял полотенце на кухне, - начал он с усмешкой. - Меня остановили в панике: "Ты что делаешь?!". "Что такое?" - спрашиваю я, а мне говорят: "Это декоративное полотенце. Для красоты висит", - вытерев руки, Дульцов положил полотенце на стол. - Нет, ну ты мне скажи, зачем вешать на кухне полотенце, которым нельзя вытирать руки? Чтобы потом каждого гостя, пожелавшего им воспользоваться, одергивать и предупреждать, что "этими полотенцами нельзя вытираться"? - вопрошал он, смотря на Романа, который слушал его с внимательным видом и улыбкой на лице.
В этот момент дверь на кухню открылась и в комнату зашла Юлия Романовна.
- Я за холодцом, - зачем-то объяснила она причину своего появления, прошла через всю комнату и, взяв с подоконника тарелку со студнем, хотела уже было пойти в зал, но посмотрев на стол, остановилась на полпути. - А кто брал полотенце? - сердито обратилась она к Роману. - Я же сто раз просила не трогать их - они здесь для красоты висят!
Дульцов совершенно опешил. Он взглянул на Юлию Романовну, но увидев ее строгий укоризненный взгляд, не решился признаться и вопросительно посмотрел на Романа. Роман, в это время еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться; заметив же, что Дульцов уставился на него с растерянной миной, спохватился и, постаравшись изобразить серьезное выражение лица, обратился к матери:
- Мама извини, совсем забыл.
Юлия Романовна недовольно глянула на сына, который безуспешно пытался погасить в себе чрезмерную веселость, и ничего не сказав, вышла из кухни.
- Зачем ты это сделал? - негодующе спросил Дульцов, подождав, пока уйдет Юлия Романовна.
- Что именно?
- Зачем ты сказал, что полотенцами можно вытереться?
- А что мне надо было тебя одернуть и сказать: "Нет, Артем, не смей вытирать руки этими полотенцами - они висят здесь для красоты"?
- Да! Именно это тебе и надо было сказать! - с укором произнес Дульцов.
- Ладно, успокойся! Ты же все равно тут ни при чем оказался... Иди, наверное, за стол, а я сначала пойду переоденусь, - сказал Роман, который все еще стоял в рубашке, галстуке и рабочих брюках.
Выйдя из кухни, он направился в спальню, а Дульцов прошел сразу в зал и сел в свободное кресло прямо напротив Юлии Романовны. Напитки к этому времени уже были разлиты и все успели наложить себе на тарелки салаты и нарезку, но никто еще не ел.
Майский с серьезным видом рассказывал что-то присутствующим.
- ...Всегда покупаю Щ-ские, - говорил он. - Они держат марку.
- Да, мы тоже всегда эти семечки берем, - согласилась с ним Марина. - Действительно самые вкусные.
- И вот я взял упаковку, пришел домой, попробовал - а их щелкать невозможно; вкус и запах такой слежавшийся, затхлый. Я тогда еще про себя удивился: "Это же Щ-ские. Совсем на них не похоже, никогда раньше у них плохих семечек не было". Семечки я выкинул, а на следующий день в машине услышал по радио объявление: "Внимание! Производитель семечек Щ-ские предупреждает - на рынке появилась подделка!".
- Это что получается - семечки подделали? - удивился Леонид Федорович, как бы усомнившись в услышанном.
- Почему нет? Марка пользуется популярностью - их в киосках раскупают, а семечки других производителей никто не берет. Может даже это конкуренты и сделали, - ответил Майский, несколько раздраженный тем недоверием к его словам, которое он уловил в голосе отца.
- Да ну. Разве так можно? - засомневалась Марина.
- А в чем сложность? Нанес на упаковку такой же рисунок и развез по павильонам. Проще простого!
- А как же авторские права?
- Авторские права на что? На дизайн упаковки семечек? Я сильно сомневаюсь, что Щ-ские свою упаковку запатентовали. Да и вообще, ты в какой стране живешь? У нас людей за многомиллиардные мошенничества не сажают, а ты хочешь, чтобы за копирование упаковки семечек осудили. Сделали такую же, а на обороте, где мелкими буквами название фирмы написано, по-честному указали свое наименование. Ни один покупатель на это название смотреть не будет, а юридически не придерешься, - заключил Майский значительно, но тут же смешался, услышав справа от себя громкий демонстративный хохот Дульцова.
Майский и Дульцов питали друг к другу взаимную неприязнь, и в силу своих характеров, никто из них не пытался это хоть как-то затушевать. Наоборот, они всячески подчеркивали свою враждебность и при любом удобном случае старались посильней поддеть один другого. Майский завидовал успеху Дульцова: он очень нервничал, когда слышал о каком-нибудь крупном его приобретении или очередной благополучно проведенной сделке, злорадствовал, узнавая о провалах, и совершенно искренне желал ему неприятностей. Во многом этому способствовала нескромность и самодовольство Дульцова, который всегда любил подчеркивать и преувеличивать свои успехи, усиливая этим и без того очевидную разницу в доходах между ними. От этого при общении с ним Майского мучили и преследовали ощущения собственной никчемности и превосходства Дульцова. И чтобы избавиться от этих, невыносимых для него мыслей, он неосознанно успокаивал себя тем, что ставил его ниже себя в моральном плане. Майский с огромным удовольствием узнавал о любых безнравственных поступках или отрицательных чертах характера Дульцова - это давало ему единственную возможность оправдать свою никчемность на фоне его успеха. Дульцов, в свою очередь, совершенно не уважал Майского, которого он считал бесхарактерным слабаком и нытиком. При этом из-за своей горячности и несдержанности не в силах был игнорировать несознательные попытки Майского унизить или поддеть его и в ответ вел себя по отношении к нему надменно, даже грубо, чем только подливал масла в огонь.
Все время, с того момента как Дульцов зашел в зал, Майский будто вовсе не замечал его присутствие за столом, хотя тот и сел ближе всех к нему. Он демонстративно игнорировал его, повернувшись полу боком и придав своему телу совершенно неестественное положение; когда же услышал смех Дульцова, развернулся и зло посмотрел на него из-за плеча.
- Что тут смешного? - процедил сквозь зубы Майский.
- Вот он... ха-ха... мне... хах... так же сказал! - кое-как проговорил Дульцов, заливаясь от смеха. Он хохотал даже как-то чересчур громко и весело, совершенно не пытаясь и, похоже, даже не желая себя сдерживать, а когда немного успокоился, то увидел, что все присутствующие смотрят на него в недоумении. - Ха-х... Дело в том... что я хорошо знаю владельца фирмы, которая выпускает Щ-ские, и недавно с ним виделся, - принялся объяснять причины своего столь внезапно возникшего и такого громкого смеха Дульцов. Делал он это будто бы вынуждено, подчиняясь правилам хорошего тона, при этом периодически обращаясь ко всем присутствующим, кроме Майского, который, тем не менее, слушал его внимательно, хотя и с явным недовольством. - Владелец мне рассказал, что последняя их крупная партия семечек залежалась на складе, испортилась, и по идее ее надо было выкидывать. Это грозило фирме большими убытками. С другой стороны, если бы они выпустили на рынок некачественный товар, то испортили бы свою репутацию и наверняка потеряли бы многих клиентов, что также отразилось бы на прибыли компании. Ситуация казалось безвыходной, но владелец фирмы придумал гениальный ход. Они расфасовали всю залежавшуюся партию и развезли ее по магазинам и оптовым базам, а параллельно пустили рекламу по радио - то самое объявление, о котором говорил сейчас Максим. Своей рекламой они сказали: "посмотрите как популярна наша продукция - ее даже подделывают; но мы заботимся о наших потребителях и, не жалея никаких денег, запустили сейчас это предостерегающее объявление, только чтобы предупредить своих постоянных покупателей". Они избавились от залежавшегося некачественного товара, получили вместо убытков прибыль, и при этом не только не лишились постоянных покупателей, но еще и привлекли новых за счет уникальной рекламной акции!
Говоря последнюю фразу, Дульцов смотрел Майскому прямо в глаза, с важным видом человека намного более сведущего и понимающего истинное значение вещей. Внутри него все торжествовало от осознания того, что он при всех выставил Майского полным дураком и сделал это, улыбаясь ему в лицо. Майский сидел совершенно взбешенный; он тяжело дышал и еле сдерживал в себе гнев.
В этот момент в комнату зашел Роман, который уже переоделся в трико и футболку и выглядел заметно посвежевшим. Счастливое свойство молодости - когда хватает каких-нибудь десяти минут отдыха, чтобы вновь набраться сил и приободриться, каким бы уставшим и разбитым ты себя не чувствовал.
- У вас здесь весело. Артема даже в спальне слышно, - сказал Роман с улыбкой.
Он сел на стул между матерью и женой и все принялись за еду, предварительно выпив за новые начинания. Через некоторое время среди собравшихся установилась неспешная беседа. Роман рассказал про свой последний рабочий день, после чего Юлия Романовна поделилась произошедшими сегодня с ней на работе событиями. Леонид Федорович ничего не говорил, и все больше ел, почти не переставая жевать, так что было непонятно, слушает ли он вообще проходивший за столом разговор. Марина тоже ничего не рассказывала, но в отличие от Леонида Федоровича проявляла искреннюю заинтересованность беседой, то и дело, оживляя ее своими меткими замечаниями и интересными вопросами. Дульцов упомянул в двух словах про произошедшую с ними по пути аварию (ничего не сказав при этом про сбитого им человека), и поделился подробной информацией о своей последней сверхприбыльной инвестиции в земельный участок. К этому времени Майский успел уже успокоиться, так что воспринял известия об очередном успехе Дульцова более-менее сдержанно. Он знал также, что раз участок был сегодня продан, то на днях друзья начнут совместное предприятие, и ему не терпелось выяснить, чем они собирались заняться.
- Какие сейчас планы? - поспешил обратиться Майский к брату, как только Дульцов закончил описание своей сделки.
- Купим лес и повезем его в Китай; там продадим, наберем товара и назад, - сказал Роман.
- Какой лес?
- Кругляк.
- А с продавцом договорились?
- Да.
- И покупатель в Китае есть?
- Да, у Артема уже отлаженная схема.
- Когда за лесом поедите? - Майский задавал свои вопросы быстро, со странным, необычным любопытством, как будто желая подловить Романа на каком-нибудь из них.
- За лесом поедем уже завтра.
- А что сюда повезете?
Роман хотел было ответить, но вдруг в разговор включился Дульцов, которому уже порядком надоел этот безостановочный допрос Майского.
- Да оттуда все что хочешь можно везти: мебель, вещи, лекарства, автомобильные шины... да все что угодно, - уклончиво ответил Дульцов.
- А ты уже ездил? - спросила его Марина.
- Да. И не раз.
- Ну и как, прибыльно?
- Конечно прибыльно, - несколько бесцеремонно усмехнулся Дульцов ей в ответ.
Дульцов был завсегдатаем этого дома, и поэтому чувствовал себя вполне раскованно. Он говорил мило-развязно, так что слышавшие его впервые могли бы оскорбится, но исключительно из-за непонимания. Те же, кто знал его хоть сколько-нибудь продолжительный период времени, не могли и подумать посчитать его тон за оскорбление.
- Давайте тогда за удачную поездку! - подняла свой бокал Юлия Романовна и все дружно последовали ее примеру.
Юлия Романовна имела довольно таки приличный рост, сухощавое телосложение, и, в общем, выглядела лет на шестьдесят с небольшим. Одета она была сейчас в длинную по щиколотки темную юбку из плотной ткани и белоснежную блузку, которая очень освежала ее лицо. Из украшений на ней присутствовали сережки, одно массивное кольцо на безымянном пальце правой руки, и бусы; все это являлось набором, и сделано было из серебра в сочетании с черными камнями матового оттенка. Лицо ее из-за природной худобы не потеряло еще былой силуэт, и имело черты довольно резкие и угловатые: скулы четко вырисовывались на щеках, а тонкий, длинный, с небольшой горбинкой нос выступал вперед и загибался кончиком несколько книзу. Глаза и губы у нее были подкрашены, правда чуть ярче, чем это требуется для женщины ее возраста; короткие обесцвеченные волосы она тщательно уложила в объемную прическу, но их было немного, отчего та казалось какой-то чересчур воздушной, прозрачной.
Вполне соответствуя внешне своему реальному возрасту, Юлия Романовна выглядела при этом довольно презентабельно. И главную роль здесь играла ее привычка контролировать положение тела и выражение лица. Ни на мгновение Юлия Романовна не позволяла себе расслабиться и даже сейчас за столом в семейной обстановке все движения ее были тщательно выверены. Аккуратно поддевая небольшое количество салата на вилку, она медленно подносила его ко рту, не пригнув при этом головы даже на сантиметр и держа спину идеально прямо. Такая постоянная, доведенная до автоматизма осанистость визуально прибавляла ей как минимум сантиметров пять в высоту, но в тоже время создавала ощущение какой-то излишней манерности поведения, а некоторые, особенно закомплексованные собеседники, даже склонны были расценивать это как признак высокомерия по отношению к ним.
- Как вы относитесь к предложению объединить часовые пояса? - когда все выпили, спросила Юлия Романовна глядя прямо на Дульцова и, казалось, адресуя свой вопрос лично ему.
Она могла разговаривать на одну тему целый день, обсуждая ее с каждым, кого встречала. Это было привычка, связанная со спецификой ее трудовой деятельности. Являясь секретарем ректора, Юлия Романовна старалась быть милой с людьми, ожидающими приема, всегда пыталась разговорить собеседника и, надо признать, это у нее хорошо получалось. Она была из тех людей, которые очень любят завести какую-нибудь тему для беседы, придать ей насыщенность и жизнь своим эмоциональным обсуждением, и обязательно обозначить при этом собственную, далеко не принципиальную, но, как правило, очень выверенную позицию. Ее ценили в том числе и за это - своей энергетикой и вполне приветливой манерой общения она могла разговорить и раскрепостить любого собеседника и посетители заходили к ректору уже заранее с несколько лучшим настроением. Зная это, ректор, даже если и не был занят, все равно хоть ненадолго, но старался задержать визитеров в приемной, чтобы они разговорились, и их бдительность несколько притупилась. Выслушав же к концу рабочего дня множество различных точек зрения на одну и ту ж проблему, Юлия Романовна формировала в итоге вполне объективное мнение, и похоже было, что сегодня на работе она весь день обсуждала переход региона в другой часовой пояс.
- К переводу часов? - уточнил Дульцов, перед тем как ответить. - Двояко. С одной стороны с Москвой разница уменьшилась, да и с К-ским краем одно время станет: тому, кто часто туда ездит даже часы переводить не надо будет. С другой - вечером темнеть на час раньше начнет, это, конечно, минус. Наверное, я больше против - и так солнца не видим, а если еще и часы перевести, так вообще ночь будет в восемь часов наступать.
- Вот и я про то же! - эмоционально поддержала его Юлия Романовна. - Очевидных выгод от этого перевода никаких - а что с организмом делают! Как насчет биологических часов? Ведь они синхронизированы с текущим временем. Вся жизнедеятельность организма настроена на работу в таком режиме, а сейчас вдруг сбивают все эти настройки не понятно с какой целью... Вы, молодые, сильно этого не ощущаете, а кто постарше тот хорошо чувствует. Это нарушает природный ритм человека!
Юлия Романовна обосновывала свою позицию энергично, уверенно и с явным энтузиазмом, желая блеснуть своими глубокими знаниями вопроса перед Дульцовым. Ей особенно импонировала его манера общаться: он разговаривал с ней прямо, смело высказывая свою точку зрения, и в отличие от большинства ее знакомых не стремился избежать спорной ситуации. Это еще больше разжигало желание Юлии Романовны утвердить свой авторитет в его глазах. Но в середине ее речи Дульцов начал улыбаться, а когда она закончила говорить, то он уже почти смеялся. На фоне ее наполненной эмоциями протестной речи его реакция выглядела странной и даже неприличной, но он не мог ничего с собой поделать. Заметив, что такие сильные эмоции Юлии Романовны не соответствуют серьезности обсуждаемого вопроса, который на самом деле был пустяковым, он понял, что экспрессия, наполнявшая всю ее речь, была абсолютно искусственной и не в состоянии был сохранить серьезного выражения лица.
- Так это один раз перевести - и навсегда, - сказал Дульцов, немного успокоив свою веселость. - Ведь еще совсем недавно мы вообще время два раза в год переводили, и ничего - не умерли.
- Да, но раньше по такому неестественному, искаженному времени мы жили только в летний период, а сейчас планируется перейти на него совсем, - Юлия Романовна нисколько не смутилась ни смешкам Дульцова, ни его тоном. Она парировала ему на удивление быстро и заученно, от нетерпения чуть не перебив его на полуслове, и стало очевидно, что она была готова к этому доводу и уже заранее знала, что на него следовало ответить.
- Это все вопрос привычки. Если сейчас перейти на одно время, и прекратить, наконец, все эти изменения, то вот увидите - года через два никто не захочет ничего менять и все будут довольны.
Юлия Романовна замолчала, не зная, что ответить. Наконец она улыбнулась и веселым голосом сказала:
- Знаете, есть два типа людей: жаворонки и совы.
- Есть такое, - с доброжелательным видом согласился с ней Дульцов.
- Но вот я почему-то утром - сова, а вечером - жаворонок, - попыталась свести разговор к шутке Юлия Романовна. Шутка была не особо к месту, но вполне забавная и сама по себе: все развеселились и засмеялись.
- Знаете, что к нам премьер приехал? - спросил Роман, когда смех немного поутих.
- Нет, - сказал Майский.
- Я бы и сам не знал. Шел сегодня с работы, а меня полицейский остановил. Оказывается, какой-то форум сегодня, всю П-скую оцепили, пришлось крюк давать.
- Да-да. Днем на каждом перекрестке по патрульной машине стояло. Говорят, что в городе полицейских не хватило, так что даже дополнительные отряды с А-ска вызывали, - сказал Дульцов с насмешкой.
- Да кому он нужен?! - неожиданно пылко включился в разговор Леонид Федорович. - Толку-то что приехал. Встретятся сегодня узким кругом с местными князьями, поговорят, судьбы наши порешают и уедет. Живут элитой, для себя, а народ - отдельно. Платят вроде людям деньги какие-то, да и ладно, а то, что они там уже всю страну разворовали, так это никого не волнует..., - в этот момент Леонид Федорович вдруг осекся, потому что Юлия Романовна больно наступила под столом ему на ногу. Он повернул голову и прочитал в ее лице явное недовольство его чрезмерной активностью, но вошедшего в раж Леонида Федоровича уже невозможно было остановить - давно уже не высказывал он того, что так сильно у него накипело. - Разворовали! - с еще большей убежденностью повторил он, смотря прямо на супругу. - Сначала отдали все заводы кучке олигархов; вся страна, миллионы людей строили, а разделили среди сотни человек. А сейчас посмотри, как все раздирается. Дорвались до власти, рассадили везде своих знакомых и родственников, выборы фактически отменили - и держатся. Прицепились, присосались как паразиты и страну на дно тянут. А самое главное - мы ничего сделать не можем. И по этому же принципу так стали поступать на всех уровнях. Думают: "А что, если у премьера друг детства по спортивной секции за несколько лет из никому не известного тренера по дзюдо становится миллиардером, сидя на подрядах у государственных компаний - так и мне можно". Вот это откуда! Вот почему нормальным считается, когда жена мэра, миллиардерша, сделала свое состояние на застройке города, которым руководит ее муж..., - выразив свою последнюю мысль, не на шутку заведенный Леонид Федорович вдруг понял, как все это до боли, до беспомощности ясно и совершенно очевидно. Он нервически засмеялся, но уже через секунду его смех неожиданно прекратился, и в лице отразились досада и ненависть. - Все об этом знают, везде это, повсюду, но никто ничего не делает. Ведь это недопустимо в цивилизованном мире, это судебно наказуемо должно быть! А посмотрите на наши министерства. Из семнадцати министров - пять связано родственными узами; каждый третий - родственник! Да еще какие родственники - муж с женой. Юля, ты же помнишь, - обратился он к жене, которая сидела, держа голову абсолютно прямо, и с виду оставалась непроницаемой, - много было чего в советском союзе, и хорошего и плохого, но того, чтобы министрами были муж с женой, даже представить себе невозможно было. Это сразу бы попало под общественное осуждение. И боялись, боялись этого самого общественного осуждения. Вот о чем я! Текущая власть ставит себя выше людей: они творят то, что хотят, не считаясь ни с законами, ни с конституцией, ни с моральной стороной вопроса, ни с народом!
Все молчали. Марина (единственная кто смотрела Леониду Федоровичу в глаза) внимательно слушала, периодически понимающе кивая головой, Юлия Романовна так и не шелохнулась все это время, Дульцов откинулся на спинку кресла, и тоже, кажется, о чем-то размышлял, а Майский сидел угрюмый и мрачный, опустив голову и водя вилкой по своей тарелке, рисуя ею какие-то невидимые узоры.
- Да, сейчас конечно не советский союз, - начал Роман, когда отец остановился, - и власть не принадлежит народу - это точно. Но появились другие возможности, открылись новые пути. Если ты деятельный, инициативный человек - у тебя есть шанс реализовать себя, и ты можешь послужить родине, внести свой вклад в общее дело! - все это Роман говорил страстно, четко, уверенно, с глубокой убежденностью в свои слова.
- Возможности?! Ты говоришь о возможностях?! - взорвался Майский и, выронив со звоном свою вилку, посмотрел на Романа. Он пылал изнутри, и это состояние души в полной мере выразилось у него во взгляде: глаза его вытаращились и воспаленно смотрели на брата. - Для кого эти возможности?.. Раньше тоже надо было подстраиваться под власть - надо было быть коммунистом; но кроме этого еще и порядочным человеком. Если для тебя не существовало понятие честности, справедливости, уважения к другим людям, то и шансов продвинутся почти не было. За тридцать пять лет жизни в прошлом веке я не могу вспомнить ни одной неприятности, которая была бы связана с чиновничьим произволом, а сейчас любое обращение в государственную структуру, даже по самой незначительной мелочи - это целая проблема. А уж я-то в этой системе поверте-е-елся. Цели чиновников - их личная выгода. Они не понимают, что работают на народ, что зарплата им начисляется из бюджета; они заняты устройством своей жизни самыми аморальными и отвратительными способами. У них нет ни совести, ни страха. Пока такое поведение поощряется и остается безнаказанным на самом высоком уровне, на глазах у миллионов людей, те чиновники, что сидят ниже, будут чутко воспринимать эти сигналы сверху и относиться к гражданам как к массе, которая не имеет никаких реальных рычагов управления этим аппаратом, а только докучает им своими назойливыми просьбами. Это самые бесчестные преступники, враги народа, жулики, а чтобы среди жуликов пробиться наверх, надо быть еще более хитрым и безжалостным! Вот для кого эти возможности!.. Да кому я объясняю? Ты же сам без пяти минут госслужащий. Ну и что же ты ушел и не стал там себя "проявлять"?!
- Вот потому и ушел, что решил им не уподобляться! Но при этом не ною и не сокрушаюсь, а что-то предпринимаю! - гневно произнес Роман в ответ брату: последние преисполненные сарказмом слова сильно задели его самолюбие. - И самое ценное для меня заключается в том, что я имею сейчас возможность попытаться самостоятельно устроить свою судьбу, на себя работать, а если получится, то и пользу обществу принести.
- Предприниматели - такие же мошенника, как и чиновники, - немного успокоившись, ответил ему Майский. - Они так же далеки от народа. Их единственная цель - прибыль, и если эта прибыль существенная, то ради нее они способны на все, на самые безнравственные и аморальные поступки. Дульцов сегодня, пока ты переодевался, поведал нам некоторые интересные приемы производителей семечек.
- Полная ерунда! - воскликнул Дульцов, придвинувшись на край кресла ближе к столу. - У всех, кто хоть сколько-нибудь долго прожил в советском союзе, такие понятия, как "предприниматель" и "коммерсант" стали синонимами вора или, по крайней мере, нечестного человека. Но совершенно очевидно, что это не может быть справедливо в отношении всех предпринимателей... Со мной был интересный случай. Я однажды приехал на море, где познакомился с одним мужчиной лет пятидесяти. Он оказался очень интересным собеседником: мы подружились и пару дней отдыхали сообща. Однажды вечером, сидя в баре и потягивая пиво, разговор зашел о том, чем каждый из нас занимается. Когда он услышал, что я предприниматель, то просто замолчал, не зная как продолжить разговор. Он замешкался и ему, похоже, стало стыдно, как если бы я сказал, что продаю наркотики; у него как будто механизм какой-то в голове сработал. И он изменился: остался приветливым, но относился ко мне с недоверием, не так уже свободно и открыто общался. У него было предвзятое, неправильное, искаженное видение личности предпринимателя, и в этом виновато дурацкое советское стереотипное мышление, что все предприниматели - спекулянты и барыги. Должно пройти время, пока отношение изменится.
- То есть сформированный образ предпринимателя, как человека, для которого понятия моральных ценностей, банальной честности стоят на последнем месте - это результат советской пропаганды и стереотипного мышления? - спросил Майский.
- Да, - со всей возможной очевидностью в голосе произнес Дульцов.
- И твой знакомый, попав под действие этого стереотипа, оказался не прав в отношении тебя? - тут же задал очередной вопрос Майский и глаза его на секунду вспыхнули в предвкушении.
Дульцов понял, что Майскому есть что сказать, и он ловит его за руку, но, не смотря на предчувствие, впал в совершеннейший ступор и не смог сходу придумать ничего, кроме того ответа, который напрашивался сам собой.
- Да, - ответил он уже не так уверенно, понимая, что именно это и хотел услышать Майский, и, насторожившись, внутренне подготавливал себя к следующей реплике.
- Но если ты честный предприниматель, которому не чужды понятия морали и нравственности, - просияв в довольной улыбке начал Майский нарочито спокойно и размеренно, - как расценивать то, что когда ты учился в университете, то зарабатывал неплохие деньги, назначая через своего человека в студенческом профсоюзе всем желающим губернаторскую стипендию и забирая за свои услуги скромную половину от полагающихся выплат?
- Я не знаю, о чем ты говоришь, - сразу же возразил ему Дульцов, но прозвучало это крайне неубедительно; он невнятно ухмыльнулся и от неожиданности совершенно смутился.
Майский же напротив, сидел со спокойной улыбкой и смотрел своему собеседнику прямо в глаза: по выражению его лица было видно, что он уверен в своих словах, и на его фоне реакция Дульцова смотрелась особенно невыгодно.
Но кроме Дульцова, в эту минуту за столом находился еще один человек, которого последние слова Майского совершенно ошеломили - это был Роман. Он знал, что его друг поймет, если уже не понял, что кроме как от него Майский эту информацию ниоткуда услышать не мог бы, и проклинал сейчас себя за непростительную несдержанность, которую проявил, когда так опрометчиво рассказал брату об этом эпизоде жизни Дульцова.
Однако невнятная пауза продлилась всего несколько секунд, перед тем, как ее прервал раздавшийся в квартире звук дверного звонка. Звонок был долгий, громкий и прерывистый: чувствовалось, что звонивший пытается изобразить какую-то мелодию, но у него совершенно не получается.
Гостей больше никто не ждал, да и время было уже довольно позднее, так что этот визит привел всех в некоторое замешательство.
- Кто это, интересно? - сама того не желая произнесла вслух свои мысли Марин и пошла открывать дверь.
Через секунду из коридора раздались громкие приветствия знакомого голоса, услышав который все присутствующие, кроме Дульцова, переглянулись и обменялись вопросительными взглядами - никто из них не верил своим ушам. Но уже через секунду, когда в межкомнатном проеме появилась высокая и плотная мужская фигура, их сомнения развеялись. Это действительно был Павел Федорович.