Аннотация: Маленькая недельная порция перед основным блюдом. В приниципе, считаю, можно читать и тем, кто не знаком с самим романом, так как до поры до времени она не связана с ним жесткой сюжетной нитью.
Интерлюдия
Цена
Следы, тянущиеся за колеей, ясно давали понять - люди проигрывают гонку со смертью. Три твари. Самая крупная чуть отставала, но всадник был уверен, что в стороне не останется. След от колеса еще не застыл в дорожной жиже. Погоня отставала часа на три, может быть и на все четыре.
Он вытянул из кожаной сумки письмо с печатью архигэллиота. Еще раз перечитал. Нужно спешить. Крайне важно присутствовать при этом. Не только для него. Речь о тысячах жизней.
Сгнившая веревка стянула шею. Сломанное у древка аурийское копье уткнулось в живот, холодя кожу.
Они сами выбрали свою судьбу. Он не обязан этого делать. Еще можно повернуть назад и следовать плану.
Закованный в латы путник двинул шпорами в бока лошади, задавая быстрый темп.
Трава местами выгорела. Осень превратила дерн в хрусткую соломку телесного цвета. Юго-восточный ветер трепал отросшую за время службы вороную гриву коня, словно хотел уберечь от таящейся впереди опасности и заставить повернуть назад.
Он бросил взгляд на далекий океан. Казалось, Крылья раздвигают Пенную Бухту и вот-вот из тверди вырвется серафим в ореоле божественного света. Отвесные, словно кто-то сделал гладкий сруб невидимым топором, скалы были испещрены незамысловатым рисунком. Само по себе непримечательное зрелище. Если не оценивать масштаб.
Каждое перо размером превышало крепостные стены Солнцеграда. Чтобы высечь такой узор вдоль всего залива по обеим берегам ушли бы века. Не говоря уж о сотнях сорвавшихся вниз каменщиков. Достояние Мертвого Царства, реликт Эры Забытых.
Он смотрел, как волны бьются о Крылья, орошая их мокрой солью, омывая и подтачивая. Ему нравилось представлять себя таким же узником плоти, рвущимся к долгожданной свободе.
Заброшенная дорога часто виляла между окруженными сухостоем острыми валунами. Приходилось осторожничать, чтобы лошадь не поранила ногу, подвернись на пути такое добро.
Солнце грело знатно. Казалось, нагрудник накален добела. Он откупорил бурдюк с теплой водой, смешанной с уксусом, и смочил горло. Редкостная дрянь. Он пожалел, что не взял с собой вина.
Колея завиляла из стороны в сторону. Плохой знак. Он до конца верил, что им повезет.
Конь заржал от удара пятками и бросился вскачь.
... Фургон наскочил на камень и одна из осей надломилась. Хозяин дико махал стулом, пытаясь отогнать тварей от себя и родных. Женщина сидела внутри повозки и кричала. Мальчик лет восьми, чинивший колесо, громко плакал.
Семилап и гнилозуб. Плохо дело.
Всадник выскочил вперед, перекрывая дорогу падальщикам. Вытянул шестопер из петли в седле. Семилап получил по голове и распластался на земле. Гнилозубу повезло больше. Тварь выбила его из седла. Когти противно заскреблили по металлу. Шлем, секунду назад спасший жизнь, теперь мешал обзору.
Гнилозуб грыз левую ногу, пытаясь добраться к любимому лакомству. Он ударил падальщика кулаком. Оттолкнул визжащее тело свободной ногой. Попытался подняться на четвереньки. Слишком тяжело. Чертовы железки.
Внезапно перед ним вырос семилап во всей красе. Раздвоенный, словно разрубленный пополам, череп с глазами-лепестками по краям почти вплотную приблизился к лицу.
Тварь нагнула голову, почти как пес принюхиваясь к жертве. Фыркнула и попятилась.
Она знала, что воин ей не по зубам.
Рыцарь вслепую нащупал шестопер. С уханьем бросил в ворчащих падальщиков. Удивительно, но сработало. Твари обратились в бегство, рыча и хватая друг друга зубами от бессильной ярости.
Проклятая лямка больно впилась в кадык. Он достал кинжал из ножен и срезал ремень. Снял шлем и повел головой, прислушиваясь к ощущениям. Ничего не сломано. Возможно, в этот раз обойдется синяком на затылке.
-- Спасибо вам!
Он повернул голову и увидел трясущегося мужчину, так и не отложившего стул. Мальчик все еще плакал. Женщина все еще кричала.
-- Вас не ранили?
-- Нет, - мужчина помог ему подняться. Подал шестопер. Нагнулся за кинжалом. - Вино есть?
-- Конечно. Мальрик, принеси.
Мальчик не тронулся с места. Мужчина прикрикнул:
-- Мальрик! Живо вина господину!
Мальчик повиновался. Из фургона раздались тихие голоса и лязг посуды.
-- Меня зовут Дейвин, сир, - мужчина неумело согнулся в поклоне. Почесал макушку. Увидел забытый в пылу боя щит, решил подать и его.
Нагнулся и ойкнул, увидев девственно чистое дерево, окрашенное черной краской без отличий и геральдических крестов с полосасми, свойственных высокородным.
-- Вы один из Безликих?
-- Был им.
Дейвин подал ему щит. Подошел к повозке и вновь почесал макушку, глядя на защемленное в каменной ложбинке колесо.
-- Мы переезжаем, - мужчина теребил в руках кинжал, словно пытался подсчитать его стоимость на ощупь. - Решили пожить вдали от... - он указал направление, в котором скрылись падальщики. - ... всего этого. Хватит, натерпелись.
Женщина громко застонала, и Дейвин обеспокоенно заглянул внутрь. Успокаивающе прошептал нежности, которые мужья говорят любимым женам.
Рыцарь оглядел повозку. Неплохая. Для долгого пути. Вместительная. Мул ухожен и накормлен.
-- Знаю, глупо было выбирать старую дорогу, - Дейвин вернулся к нему с кувшином вина. - Мертвые Земли близко. Но поймите, моя жена... Мы ждем ребенка. Начались роды, и я хотел сделать как лучше. Чтобы дитя пришло в мир под крышей. Я решился на такой риск только ради нее!
Безликий осушил кувшин. Вино оказалось молодым и кислым, но утоляло жажду лучше дрянной воды.
Как сказать тяжелые слова и не ранить? Он знал, что мужчина рискнул всем, чтобы принести счастье своей семье, но цена за это может оказаться слишком высокой. Нет таких слов, чтобы его утешить. Только правда, пусть и горькая.
Дейвин и Мальрик сняли колесо и пытались заменить ось. Отец прикрикивал на сына, отчего дело шло очень медленно.
Безликий заглянул в повозку. Жена Дейвина закусила палочку и тужилась. У ее ног лежали простыни. Очередные схватки заставили ее закричать так громко, что, казалось, само солнце дрогнуло и начало скатываться к окоему.
-- Они вернутся вечером, - сказал он. - Я видел три цепочки следов. С ними есть Хрящевик, я уверен в этом. Вам нужно уходить немедленно.
-- Да. Я понимаю. Как только починим колесо...
-- Нет. Не понимаешь. Их слишком много и они голодны.
-- Осталось совсем чуть-чуть.
Этот человек не хотел слышать. Безликий отвел его в сторону. Заставил смотреть в глаза.
-- Я не смогу спасти вас от них. Падальщики сильнее. Они убьют тебя, твою жену, твоих детей. Брось повозку. Седлай лошадей и увози сына.
-- Но вещи... в них вся наша жизнь.
-- Не теряй времени.
-- Моя жена скоро разродится. Мы успеем.
-- Твоя жена обречена. Она не сможет держаться в седле. Милосерднее будет ее убить. Уезжайте с сыном сейчас же.
Дейвис отшатнулся от него как от чумного.
-- Я ее не брошу!
-- Ты умрешь.
-- Должен быть выход. Мы справимся.
Безликий перестал обращать на него внимание. Он потратил столько времени на безголового дурня не просто так. Он сделает то, что должно, пока еще можно что-то исправить.
Безликий подошел к мулу и начал выпрягать из телеги.
-- Что ты делаешь?!
-- Я посажу мальчика на мула и вывезу отсюда с тобой или без тебя.
Вдали тоскливо завыл гнилозуб. Он мог поклясться, что слышит отвратительное трение хрящей друг о друга.
Сбруя отнимала драгоценные минуты. Он потянулся к ножнам, чтобы обрезать упряжь, но они оказались пустыми. Безликий запоздало понял, что совершил ошибку.
Резкая боль пронзила правую подмышку. Он вскрикнул, попытался ударить локтем, но кинжал провернули в ране и в глазах потемнело. Храмовник повернул голову.
Дейвис повторил удар, на этот раз загнав лезвие почти по рукоять. Безликий охнул и осел под ноги мулу.
Затуманенным взором посмотрел на своего убийцу.
Рядом с Дейвисом стоял перепуганный сын и тянул его в повозку к матери.
-- Мы выберемся, - извиняющимся тоном сообщил Дейвис. - Я впрягу вашу лошадь, и мы сумеем оторваться.
Он открыл рот, чтобы возразить, но чуть не подавился кровью. Дейвис пробил ему легкое. Сплюнул. Красная слюна прилипла к подбородку, медленно сползая вдоль шеи.
-- Добей, - прошипел.
Дейвис поспешно снимал с боевого скакуна железо и старался успокоить волнующуюся жену.
-- Извините меня, - сказал Дейвис. Он оглянулся, ища признаки падальщиков. - Я не могу позволить вам умереть. Падальщики. Вы же знаете, что они делают с людьми. Они отвлекутся на живого человека, и мы сможем покинуть проклятую дорогу и выбраться к Имперскому тракту. Простите меня, если сможете.
Дейвис не сказал больше ни слова. Безликий подполз к камню, похожему на наконечник виллийской стрелы, выбрав его в качества изголовья. Он не хотел глупо пялиться в сторону уезжающей телеги.
Пенная Бухта волновалась. Близится шторм, который поднимет холодные воды со дна. Небеса медленно темнели, набухая влагой.
Падальщики приблизились не слышно. Они хотели есть, хотели дать выйти в мир новым тварям. Хрящевик вытянул вперед тонкое жало и скользнул им по горлу храмовника. Скоро они поймут, что их надули. И тогда обратят гнев на других.
Совсем рядом ударила молния. Каменное крошево Крыльев бисером полетело в море.
-- Давай серафим, - прохрипел Безликий. - Может быть сегодня нам повезет.
***
Он нашел их на следующий день, ближе к вечеру. Стоял глубокий туман и мокрый воздух нес в себе дух простуды. Доспехи пришлось бросить у обрыва. Без лошади ему придется и так туго. Жаль, они стоили своих денег.
Телегу перевернули на бок. Поклажа лежала на земле. Подойдя, он понял, что она в крови.
Дейвину обглодали лицо. Он лежал в груде из трех ковров, гобелена и медной посуды, в руках зажимая бесполезный ларец с золотом. Его жену оттащили в сторону.
Отвратительным комом к горлу подкатила желчь. Даже сейчас, после долгой службы в ордене, Безликий не мог остаться спокойным. К такому невозможно привыкнуть.
Он оттащил тело к телеге. Тварь в чреве трупа чавкала, поедая не рожденное дитя. Он раздавил ее сапогом. Живот лопнул, в стороны брызнула вонючая слизь.
Сколько их еще в ней? Двое, трое? А в Дейвосе?
Глупый человек не захотел платить цену в две жизни. Вместо этого он отдал все четыре.
Мальчика падальщики забрали с собой. Увели, как Дикая Флейта уводит за собой очарованных ее песней на край пропасти.
Нужно перестраховаться.
Безликий бросил факел в телегу. Сырое, вымокшее после дождя дерево не спешило загораться. Шипело и фыракло, недовольное ужином.
Не нужно было отвлекаться на них. Его ждет Обитель. Этот парень. Он может спасти всех. Может освободить его.
Телега заполыхала яро, переваривая дерево, превращая тела в пепел.
Ему нужна лошадь. Имперский тракт еще не близко. Он потерял два дня. Может потерять гораздо больше.