В концертном зале воцарилось неловкое молчание. Своим "опять" я, казалось, небрежно подчеркнула излишнюю стеснительность Рояля и задела его. Наверное, он не хотел признаваться самому себе в том, что действительно слишком робок, и искал весомые аргументы в чужих мнениях. А я взяла и разрушила его последнюю надежду...
Плюс ко всему, мой клавишный друг переживал из-за того случая многолетней давности. Он переживал, это было видно. А сейчас его охватила ещё и досада: он потерял вторую попытку заговорить с той, уже повзрослевшей девушкой... Какая же я нечуткая, а! Ляпнула, не подумав...
- Ну ничего, вы ещё обязательно увидитесь, - ласково сказала я, поглаживая Рояль по корпусу. - И ты точно решишься. Вон, со мной же ты заговорил, не побоялся.
- Может быть, - смущённо и одновременно грустно ответил Инструмент. - Надеюсь, меня не выбросят отсюда раньше, чем это произойдёт...
- Конечно не выбросят! - мне казалось, что я утешаю подругу, упустившую шанс познакомиться с понравившимся ей молодым человеком. - Она придёт! Очень скоро придёт!
- Правда? - недоверчиво переспросил Рояль.
- Правда! Я обещаю...
Зачем я сказала последние слова? Сама не знаю. Мой клавишный друг ведь теперь ещё сильнее будет переживать. Одно дело - сокрушаться о том, чего уже не исправить, а другое - ждать возможности всё изменить, веря, что она обязательно появится. Досада постепенно ушла бы, а вот надежда, как известно, умирает последней... Да, Наталья, за языком тебе точно нужно следить.
- А между прочим, уже поздно, - сказал вдруг инструмент.
- Всего восемь часов... Ты хочешь, чтобы я ушла?
- Нет... - Инструмент сделал паузу. - Я хочу, чтобы ты всё-таки начала разбирать симфонию.
- Я уже начала, - попыталась успокоить его я. - Мы с Марией Александровной немало разобрали.
- Ну, значит, нужно продолжить, а не начать.
- Ты всё-таки хочешь, чтобы я ушла...
- Может быть, и хочу. Я отвык от людей, пока ты болела.
- Я обидела тебя?
На секунду Рояль замолчал.
- Нет, - ответил он после паузы.
- Прости меня.
- Прощаю.
- Не обиделся, значит? - порой Рояль удивлял меня своей простотой и открытостью.
- Уже нет. Но тебе всё равно нужно заниматься.
- А на тебе можно?
Вместо ответа Инструмент "размялся", прожав все клавиши поочерёдно. Я услышала приятный нежный "перелив" и поняла, что Рояль не против того, чтобы я на нём поиграла.
Я достала ноты, не спеша поставила их на пюпитр, открыв на нужной странице. Сперва повторила разобранное, потом принялась "ковырять" неизведанное... Мне нравилась атмосфера, царившая в зале. Воздух внутри него пропитало громовое форте, и тишина пауз всё равно хранила несколько зловещее "соль-соль-соль-ми бемоль". В те мгновения, когда я переставала играть, я продолжала слышать эту музыку, чувствовать её присутствие. Мне казалось, что судьба на самом деле вот-вот постучится в дверь, отбив знакомый ритм основной темы пятой симфонии. Но потом я осеклась: моей судьбе стучаться незачем, она и так рядом со мной - позволяет стучать по своим клавишам, зная, что "бью" я любя...
Я закончила заниматься уже по-настоящему поздно. Я готова была поспорить, что дома мама встретит меня со словами: "Ну как можно так к себе относиться? Ты только что вышла в консерваторию после болезни. Стоит ли напоминать, что слегла ты после такой же задержки?". Но это совсем не было мне важно. Намного больше для меня значила наша встреча с Роялем, наш разговор после недели с хвостиком молчания. Ради того, чтобы поговорить с Инструментом, я готова была ночевать в концертном зале, только бы ему не было грустно и одиноко.
Я не могла охарактеризовать эту привязанность. Она не была похожа ни на родственную любовь, ни на дружескую (хотя, с дружбой сходства всё же имелись), ни на отношения между влюблёнными. Я даже не знала, как правильно назвать такое явление. Просто представьте, что у вас есть хобби (хотя, зачем представлять, оно и так, наверняка, у вас есть), и вы очень одержимы своим любимым делом. И вы скучаете, долго не возвращаясь к нему, ждёте "встречи" с ним. А потом оказывается, что оно, ваше любимое дело, тоже ждёт возможности увидеться с вами. Тогда вы начинаете думать не только о том, как бы выкроить минуту свободного времени, но и о том, как поживает ваше хобби, не скучает ли и не грустит в ваше отсутствие...
Звучит это, конечно, как минимум, странно, потому что, по логике вещей, невозможно. Никому даже и в голову не придёт, что, например, холст может обидеться на художника за то, что у того три дня нет вдохновения. И конечно же, никто и мысли не допустит о том, что микрофон тоскует по вокалисту, у которого внезапно и серьёзно заболело горло. Поэтому ни один человек не знает той привязанности, какую открыла для себя я...
Я нежно провела рукой по корпусу Рояля и аккуратно опустила крышку.
- До завтра, - почти шёпотом произнесла я.
Он не ответил, но почему-то это не насторожило меня. Я только улыбнулась и тихо, на цыпочках, направилась к двери. Я боялась сделать какое-то резкое движение. Я боялась потревожить Рояль, который, казалось, мирно заснул под моим, выражающим ту странную привязанность взглядом.
Я тихо вышла из зала и направилась к выходу из консерватории. Подходя к лестнице, ведущей на первый этаж, я услышала звуки тихо играющего пианино. Лилась спокойная, плавная мелодия, доносящаяся из какого-то кабинета на втором этаже. Как несложно догадаться, спуститься вниз я уже не смогла. Мне было интересно, кто, так же, как я, остался в консерватории допоздна и (куда без этого?) что за произведение он играл.
Я пошла на звук, крадучись и прислушиваясь. Я останавливалась у каждой двери и, наконец, нашла кабинет, где ещё "бодрствовало" фортепиано. Как только я подошла к двери, мне почему-то стало ужасно неловко. Решительность куда-то улетучилась, но... Но моё любопытство как было, так и осталось непобедимым. Я открыла дверь, даже не предполагая, кого могу за ней увидеть. Преподавателя, директора, студента, вахтёра, просто инструмент, играющий сам по себе... Я была готова ко всему и была уверена, что не удивлюсь, кто бы ни сидел за инструментом, но... Но я увидела Юру. Юру Минина, отрешённо бегающего пальцами по клавиатуре пианино. Казалось бы, чему удивляться? Но почему-то такого поворота я не ожидала.
- Юра? - тихо спросила я, чтобы не напугать погруженного в музыку друга.
- А? - Минин вздрогнул. - Наташа? Откуда ты здесь?..
Юрка выглядел каким-то взволнованным, будто его уличили в чём-то. На мгновение мне даже стало неудобно. Но потом я, кажется, поняла, почему именно смутился Минин. Я первый раз видела его занимающимся. Он талантливо сохранял в моих (да и не только моих) глазах репутацию "волшебника" - всегда прекрасно подготовленного, но пренебрегающего занятиями вне консерватории и не в учебное время. Глядя на него, любой обретал уверенность в себе. А сейчас... А сейчас стало на одного человека меньше в толпе не знающих о том, каких трудов стоит кажущаяся лёгкость.
Я не удивилась бы, если бы узнала, что Юра каждый день занимается допоздна, тратя каждую свободную от встреч с друзьями минутку, ведь он действительно виртуоз... Но он хотел, чтобы все удивлялись, видя неизменно хороший результат. Если кто-то узнает, что идеальная игра - предсказуемая развязка длинной истории под названием "труд", то волшебство исчезнет... он хотел поражать, воодушевлять и... И казаться сильным. Хотя, почему казаться?
Слабый ни за что не смог бы так, как он. Но Юре недостаточно было "банальной" силы, ему нужно было больше... Он хотел быть кудесником и доказывать, что чудо существует, пусть оно и сделано чаще всего своими руками...
- Почему ты до сих пор не ушла домой? - переспросил друг, когда задумчивая пауза затянулась.
- Я... Да так, симфонию разбирала. А ты?
- Просто... "Побренчать" захотелось. Обычно я не занимаюсь, а сегодня решил поиграть чуть-чуть.
- Понятно, - я сделала вид, что поверила: хочет, чтобы я думала, что он не отрабатывает ничего после занятий - пусть. - А чьё это произведение?
- Ой, не знаю... Дарья Андреевна сказала, какого-то молодого композитора. Я даже и не слышал о нём раньше.
- Хороший, видимо, композитор, - улыбнулась я. - Мне очень нравится его произведение. А ты не запомнил случайно фамилию?
- Не-ет, - отмахнулся Юра. - Какой-то то ли Ивин, то ли Зинин... Не помню. Тебе зачем?
- Хотела поискать его произведения, поиграть, может быть, что-то... Ну ладно, если вспомнишь - скажи.
Юра замолчал, судорожно соображая, как сменить тему. Он, как всегда в минуты вдохновения, был не лишком общителен, поэтому смог сориентироваться не сразу. В конце концов, Минин воспользовался самым банальным, но, пожалуй, самым верным способом переключить внимание собеседника.
С этого момента мы не сказали друг другу ни слова, только попрощались, когда пришло время. Каждый из нас о чём-то думал. Не знаю, что было в голове у Минина, но я "переваривала" сегодняшний день. Я вернулась в консерваторию, и у меня не было ощущения, что я не брала "перерыв". Я чувствовала, что что-то пропустила. Всё стало немного другим. Отношения Коли и Юры по какой-то причине изменились не в лучшую сторону, Минин стал каким-то загадочным и задумчивым... Рояль всё чаще начал думать о грустном... А ведь прошла всего неделя... Единственной, кто был "застрахован" от перемен, оказалась Ольга. Лучшая подруга осталась такой же, какой была. И я по-прежнему могла позвонить ей в любое время дня и ночи, если мне очень нужно было с кем-то поговорить.
- А-алло... - заразительно зевнула в трубку Ольга.
- Привет, - робко сказала я, поняв, что разбудила подругу.
- Угу, - судя по звукам, Акимова уселась на кровати. - Что случилось?
Прямоте Ольги можно было только позавидовать. Она не любила, когда ходят вокруг да около. Что-то нужно? Скажи чётко, разложи всё по полочкам и можно даже "инструментовать" - распределить роли: "Мне нужно сделать вот это. Помоги пожалуйста, с этим и вон с тем, а с этим я сама справлюсь".
- Да так... - я замялась. - Оль, всё какое-то другое...
- Ты про Юрку с Колькой, что ли?
- И про них в том числе. Как-то странно они ведут себя.
- Да, я тоже заметила. Я тебе по секрету скажу, ты не проболтайся. В тебя Юрка немножко втрескался, и меня спрашивал, можно ли тебя навещать, что в гостинец тебе принести и т.д. А Коля так презрительно за всем этим со стороны наблюдал, и теперь вон Минина старается "уколоть" при любом удобном случае.
- Это ещё более странно... - пробормотала я (в подобных ситуациях словарный запас почему-то резко уменьшался). - С чего бы это?
- Вот и подумай, с чего, - голос Ольги стал загадочным. Я даже пред-ставила её взгляд в тот момент - колкий и в какой-то степени заговорщиц-кий, но при этом с оттенком усмешки. - Ты опять в консерватории задержалась?
- Ага... Симфонию начала разбирать.
- Не сидится тебе дома, Наташ. У тебя фортепиано - мечта любого пианиста, но ты зачем-то просиживаешь допоздна за, мягко говоря, старым роялем...
- Как тебе объяснить... - я судорожно соображала, как "отболтаться", не выдав нашей с Роялем тайны. - Дома инструмент у меня хороший и даже очень, но на концерте-то я буду играть на рояле. Поэтому лучше и заниматься на нём.
- Селезень... по-моему, такая мелочь, как чужой инструмент, никогда тебя не волновала.
- Оленька, кто бы говорил! Тебя тоже не волновало это - ты всегда играла на своей домре. А теперь решила иногда заниматься на консерваторской... У меня ситуация другая: я свой инструмент не могу перенести с места на место, а делать ошибки из-за привыкания к хорошему как-то не хочется...
- Ну да, ты права, - "сдалась" Оля. - Кстати, ты к скольки завтра?
- Я с утра дома буду, только к шести на специальность потопаю.
- Жаль... Не сможем вместе пойти. Ну, спокойной ночи.
- Спокойной.
Я отключила телефон и посмотрела на часы. Полпервого... да, долгим же был мой первый день в консерватории после болезни. Хорошо, что утром у меня нет занятий - можно будет выспаться...
Но спать не хотелось. Думалось: "Вдруг потом всё изменится ещё сильнее?" Хотя, может быть, это окажется сном, и всё вернётся на сои места? Я не знала...
Единственным, что я могла сказать точно, было то, что "кусочки" жизни до и после болезни - небо и земля. Причём, я не изменилась, изменились друзья. И это было так странно, так непривычно, так неожиданно... В конце концов, я устала от этих мыслей и, даже несмотря на отсутствие желания, заснула. Заснула крепко, до самого утра, по-настоящему забывшись и автоматически сохранив только положительные эмоции...