Ни бабушку, ни дедушку, ни братьев своего отца я никогда не видел. Как и тысячи других евреев, они погибли в трущобах минского гетто в дни страшной трагедии нашего народа. Они, вероятно, верили в гуманность цивилизованных немцев и ту незначительную информацию о гибели своих братьев в Европе воспринимали как обычную агитацию Советской власти...
Результатом этого явилась мученическая смерть в одной из страшнейших резерваций фашизма.
Для моего отца это стало трагедией всей последующей жизни, ибо только он один мог заставить их покинуть Минск. Но в первый же день войны, бросив всё на произвол судьбы, оставив жену и двух крошек-детей, он пошел добровольцем на фронт...
Ежегодно отец уезжал в Минск в поисках следов погибших...
Через пять лет после смерти отца, я решил пойти по его следам...
Минск оказался очень красивым, зеленым и большим городом. Есть и музей Истории Великой Отечественной войны. Это грандиозное здание в три этажа, в просторных залах которого представлены многочисленные экспонаты войны.
Но напрасно я искал историю жертв и борцов Минского гетто...
Как раз рядом с моделью Хатыни, пламя пожара которой сопровождается словами Левитана, читающего текст воспоминания единственного оставшегося в живых свидетеля кошмара, находится очень скромный стенд с двумя досками, где мельком сказано о минском гетто. Там я даже не смог узнать, сколько евреев погибло в гетто. Со стендов смотрели красивые еврейские лица героев сопротивления, партизанского движения, но нигде не было указано, что они евреи. А было написано: "советские люди, белорусские партизаны", словно бы таких и не существовало, как будто 80000 убитых и замученных в гетто не погибли только за то, что были евреями...
Гид нашей группы на мои скромные вопросы на эту тему отказывалась, ссылаясь на незнание, и отсылала к директору музея. И только на вопрос: "Где можно достать книгу о борцах минского гетто?" в сторонке от группы тихонько сказала, что этой книги нет ни в продаже, ни в библиотеках, но имеется... у ее мужа. Немного поколебавшись, добавила: "Он тоже еврей и был узником минского гетто"...
Все предыдущие дни я бродил по улицам Минска, старался угадать места, где прошло детство отца, у прохожих и встречных расспрашивал об истории минского гетто. Евреи большей частью сторонились, принимая за провокатора, не евреи или не знали ничего, или боялись своего "прошлого" в дни оккупации.
И все же я отыскал очевидцев тех трагических дней.
...Алла, которая девочкой в дни войны жила неподалеку, несколько дней водила меня по закоулкам бывшего гетто, где до сих пор сохранились узкие темные улочки, грязные колодцы дворов и двориков, где кроме гулкого эха нет "ни былинки, ни камушка". Нет даже дощечки, напоминающей "советским людям", у которых "Никто не забыт и ничто не забыто", о такой недалекой трагедии тысяч невинных...
Алла привела меня на место еврейского кладбища. Та картина стоит перед глазами до сих пор...
Куски гранита и мрамора с надписями на еврейском и русском языках, с лучами разорванных Маген-довидов (все, что осталось от еврейских памятников), валялись разбросанные и засыпанные, как будто страшный ураган прокатился по этому многострадальному месту...
Развороченные могилы, заросли бурьяна и колючек, сиротливо торчащие осколки оград - вот что представилось нашему взгляду...
И когда мы стояли в молчании, каждый погруженный в свои думы, моя спутница тихим голосом прошептала: "Ведь даже немцы, которые закапывали здесь во рвах штабелями трупы, не трогали старых могил"...
-А меня отчим девочкой таскал сюда, угрожая выдать и бросить " к твоим жидовским родственникам".
Оказывается мой настоящий отец был евреем...
Я стал писать и в газеты, и в комитеты по делам памятников, и в музей истории Великой Отечественной войны по поводу организации какой-либо памяти в честь 80000 погибших...
А из одного места мне посоветовали "стать немного спокойнее и не искать хлопот на свою голову, а то уж очень вы нам надоели со своими родственниками и еврейскими памятниками"...