Мельников Вадим Иванович : другие произведения.

Сегодня - это завтрашнее вчера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хотите ли Вы знать, чем бы Вы скорее всего занимались став богом в шестнадцать лет? Кто из Ваших бывших одноклассников был бы лучшим правителем квазисредневекового государстве меча и магии? Какие из богов мифологий мира существовали в реальности? Можно ли убить своего ангела-хранителя? Как можно спровоцировать приближение Судного дня? Ответы на эти и другие вопросы Вы получите, прочитав книгу "Сегодня - это завтрашнее вчера".

СЕГОДНЯ - ЭТО ЗАВТРАШНЕЕ ВЧЕРА No

Книга посвящается 11-Б классу юридического

лицея города Николаева 2003-го года выпуска,

в особенности Арсеше, Серому, Игорю и Вадику.

Нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы извлечь пользы.

(Плиний Старший)

ПРОЛОГ

   Я, Тимур Тухачевский, волею Господа определённое время был полноправным членом Пантеона. Я затеял противостояние, которое чуть не обрело вселенские масштабы, и погубил свой мир. Я возомнил себя Богом, будучи лишь богом и содеял все мыслимые смертные грехи. Я не прошу вас о снисходительности ко мне, но всё же хочу чтоб вы учли - я ни в чем не виноват. Я гарантирую это.
  
  

ГЛАВА 1. ВНЕЗАПНО

Люби Бога, и тогда поступай, как хочешь.

(Августин Блаженный)

   Троллейбус в последний раз конвульсивно дёрнулся и затих, остановившись между Малой Морской и Московской. Он был довольно-таки истрепан и стар даже по николаевским меркам, однако я знал, что причиной его остановки было вовсе не то, что бедолага нуждался в капитальном ремонте. Словно насмехаясь над случившимся, в каждом моём ухе пел маленький "цой". Mp3-шник как специально выбрал "Троллейбус" и пел, повествуя о троллейбусе, который идет на восток. Вот только наш троллейбус никуда не думал двигаться, да и ехать он по идее должен был не на восток, а скорее на запад. Я поднялся и, открыв дверь вручную, вышел на улицу. В другое время я остался ждать, ожидая пока нерасторопный водитель удалит неполадки. Но мало ли что еще я сделал бы в другое время.
   Всё дело в том, что сегодня электротехника реагировала на меня крайне ненормально. Сначала перегорели все лампочки в квартире, затем поломался тостер, а в лицее при мне намертво подвис комп. Игнорируя это, я взял с собой mp3-шник, и он был единственным предметом (ну не считая всякие там авторучки и табуретки) за сегодняшний день, который так долго переносил мое общество.
   Я обернулся посмотреть как будет происходить попытка починить ещё одну безнадёжно испорченную мною единицу техники. В глаза мне светило солнце и потому я прищурился. Это дало неожиданный результат - всё вокруг внезапно потемнело и поплыло. Вначале мне подумалось, что я получил солнечный удар и теряю сознание, но ноги у меня не подкашивались, да и голова вроде бы соображала трезво. И всё же что-то со мной было явно не так, ибо оглядевшись по сторонам я увидел разноцветные размытые пятна, которые упорядоченно двигались вокруг меня. Это неприятно напрягло меня, потому как будучи в нокдауне на тренировке я никогда не видел таких планокуровских галюников.
   Я повнимательнее вгляделся в цветные пятна, и понял, что они смутно повторяют очертания человеческих тел. Внезапно я осознал, что вижу ауры разных людей. Я смотрел на них через Астрал! Я про такое не раз слышал от всяких там эзотериков-самоучек, но о том что нечто подобное случится со мной, причём столь неожиданно я даже и не думал. Перевёл взгляд обратно на троллейбус и сразу понял, что мешало ему ехать - в проводах засел сгусток чужеродной энергии, отливающий перламутром. Я мысленно потянулся к нему, представил как касаюсь его.
   Лучше бы я этого не делал (позднее эта мысль ещё будет посещать меня).
   Перед моими глазами вспыхнула ослепительная вспышка, а в кровь словно впрыснули шприц жидкого огня. Новая энергия вошла в меня и, обдирая стенки кровеносных сосудов, ринулась распространяться по всему организму. Троллейбус тронулся.
   Жестокая судорога швырнула меня на асфальт, и я забился об него, словно рыба о лед, жадно глотая ртом воздух. В правую скулу впилась зубчиками крышка от пива, но это показалось мне поцелуем любимой девушки по сравнению с той болью которая сейчас терзала моё тело. Тысячи крохотных синих и лиловых молний заплясали по всему моему телу. Mp3-шник жалобно взвизгнул и брызнул мелкими пластмассовыми осколками. Я пытался закричать, но не мог, потому что у меня перехватило дыхание. А прохожие словно не замечали меня, спокойно идя по своим делам, смеясь и радуясь солнечному дню. Более того, я был уверен, что они не обратят на меня внимание даже если об меня споткнутся.
   Внезапно боль исчезла. Кровь все еще бурлила от выброшенного в нее адреналина и неизвестной мне энергии, но боли уже не было. Одновременно с этим я вернулся в обычный мир. Я встал, сверкая словно елка, опоясанный гирляндами микромолний и пошёл в сторону Советской. В воздухе пахло озоном. Я вдруг почувствовал себя буквально всемогущим.
   Тугие спирали ветра вертятся у меня под ногами, поднимая в воздух мусор, что валяется на мостовой. Полы моего плаща развеваются демоническими крыльями. Истошно залаяли где-то собаки, в унисон им пронзительно взвыла сигнализация машины, мимо которой я проходил. Громко хлопнул и рассыпался веером осколков светофор. Люди и машины не видя меня, подсознательно сворачивают прочь, уступая мне дорогу, словно чувствуя кипящую во мне мощь. Вот вдали показались заснеженные пики, венчавшие крышу одного из бесчисленных эксклавов Америки. Весело рассмеявшись, я приказал фонарям, что во множестве были натыканы вокруг "Мака", зажечься при моем появлении. Это был экстаз, нирвана - это ощущение власти над материей и энергией.
   И тут я увидел его. На первый взгляд это был самый обычный человек, бритоголовый мужчина лет тридцати. Однако вокруг него совершенно не было темноты, даже собственной тени. Не потому что он излучал свет, а потому что от него исходила какая-то дивная чистая сила, белые одежды его ослепляли, как свежевыпавший снег в лучах солнца, однако вместе с тем притягивали взгляд к их обладателю.
   Подойдя ближе, я почувствовал окружавшую его паранормальную атмосферу. Вокруг него нарушалась гравитация, изгибалось пространство-время и, от него, как от квазара, струилась странная мощь.
   Внезапно я понял, что передо мной человек (хотя человек ли?) равный мне, а следовательно потенциальный противник, оппонент. Мне даже пришло в голову, что его послали специально за мной, чтобы уничтожить меня пока я не достиг расцвета своих внезапно приобретённых мистических способностей.
   - Не-е-е-е-ет!!! - заорал я, чувствуя как волосы на голове становятся дыбом. Я резко выбросил вперед правую руку. С моих пальцев с громким треском сорвалась фиолетовая молния, нацеленная прямо в грудь необычному пришельцу. Однако вместо того чтобы упасть на землю кучкой пепла, он лишь усмехнулся. Молния, не долетев до бритоголового несколько миллиметров, взорвалась в воздухе роем лиловых искр. Погасли и разлетелись в стеклянную пыль зажженные мною фонари.
   Истерично и взбалмошно заметался у меня под ногами ветер, расшвыривая металлические столики и даже тротуарную плитку казалось бы намертво вбитую в землю. С грохотом повалился на землю металлический флагшток, нёсший на себе штандарт Макдональдсов. Мощный поток воздуха сдул размалеванного клоуна, что стоял у двери, и он, нелепо кувыркаясь, покатился прочь. Пришелец же, улыбаясь еще шире, шел ко мне навстречу, протягивая руку. Змеёй проползла трещина по витрине "Мака". На чужака брызнул дождь осколков, не причинив, однако, ему видимого вреда.
   И вот он уже совсем близко и хочет пожать мне руку. Все мое существо противилось тому чтобы я в ответ протянул свою, убеждая меня в том, что это подвох. Однако я все же сделал это. И ничего не случилось. Мы просто обменялись рукопожатиями.
   - Насчет "послали" согласен, - сказал вдруг незнакомец, - а вот что касается "уничтожить", то готов с этим поспорить.
   - Кто ты? - спросил я, и в животе у меня стало пусто и холодно от того, что этот тип читает с моей головы как с открытой книги.
  -- Я? - удивился пришелец - Посланник Господа. Древние греки знали меня под именем "Гермес". Но это не важно. Гораздо важнее кто ты.
  -- Ну и кто я? - чисто механически спросил я, а про себя отметил, как предательски у меня задрожали колени.
  -- Ты, Тимур Тухачевский, волею Всевышнего возведен в боги.
  -- Так значит я Бог? А кто тогда твой Всевышний? - попытался я поймать Гермеса на слове, с ужасом чувствуя, как мое сознание медленно, но уверенно погружается в пучину безумия. Сейчас растает этот самый Посланник и "Макдональдс", до которого я так и не дошел, и я очутюсь на застеленной белой простыней больничной койке, а рядом окажется доктор в не менее белом халате и с большим шприцом в руке...
  -- Я ведь не говорил, что ты и есть Всевышний, - резонно заметил Гермес, вырвав меня из раздумий, - Я назвал тебя лишь богом, а не Богом. Никогда не ставь знак равенства между собой и Иисусом, ибо он один, един во всех его ипостасях, а богов, которых коснулась его десница немало.
  -- Это все абстрактно сказано, - заметил я, чувствуя как силы возвращаются ко мне. Ветер вокруг утих, а в голове у меня вроде бы прояснилось. - Получается твои боги - это что-то вроде сильных магов.
  -- Вовсе нет, - возразил Посланник - Между магами и богами пропасть, как между тобой и Господом. Боги почти всемогущи, они озарены светом Всевышнего, а всяким экстрасенсам и оккультистам достаются лишь отблески от дарованной им мощи.
  -- Ну ладно. Это я еще могу как-то понять. Ну почему же выбор Господа пал именно на меня, а не на кого-нибудь другого? - спросил я и сам удивился, услышав в своем голосе жалобные нотки. - Ведь я хоть и верующий, но далеко не святоша, да простит меня Бог, и, я так думаю, что в этом мире найдутся более подходящие кандидатуры на этот ...э-э-э...пост.
  -- А ведь ты боишься ответственности. - усмехнулся внезапно Гермес. - Ты сказал что ты верующий. А что по твоему является мерой веры? Количество соблюдаемых постов? Есть люди, которые фарисейски соблюдают их все и думают что им это зачтётся, а есть такие которые не гонятся за обрядовой частью служения Богу, но веруют истово. Ты можешь быть уверен в том, что всё было как следует взвешено, прежде чем выбор пал на тебя.
  -- И что мне теперь делать? - растеряно спросил я.
  -- Да что захочешь! - ответил Посланник. - Ты держишь ответ лишь перед своей совестью и перед Богом, и то после смерти. А поскольку боги бессмертны, то Суд над тобою отложен на неизвестный час.
  -- И что же я никогда не умру? - спросил я, и мне чего-то стало тоскливо-тоскливо. - Неужели не было еще ни одного случая смерти бога?
  -- Один был. - помрачнев кивнул Гермес. - Он был родом из твоего мира. Но был вовсе не человеком, а потомком расы динозавров, которая при нормальном ходе истории должна была оставаться доминирующей на Земле. Однако, когда Хоатесшатт - так звали того злополучного бога - отправился в прошлое, чтобы увидеть своих предков, он случайно стал виновником катаклизма, который произошел шестьдесят пять миллионов лет тому назад. Динозавры вымерли. Пусть не резко, а постепенно, однако этот процесс был необратим. А вот бог Хоатесшатт умер мгновенно. Уничтожив своих прямых предков, он на корню зарубил свое генеалогическое дерево за несколько миллионов лет до своего рождения и в результате просто исчез, растворился в воздухе. Всё произошло мгновенно, и все боги Вселенной не могли ему помочь. Всевышний отказался исправлять ситуацию. По Его словам создавшаяся временная развилка дала новые перспективы развития Пантеона. С тех пор на Земле властвуют млекопитающие, а боги зареклись заглядывать в прошлое.
  -- А как насчет того чтобы узреть грядущее? - поинтересовался я, невольно перенимая патетическую манеру речи Посланника.
   Лицо Гермеса помрачнело еще больше. Угловатые скулы в купе с хищной поджаростью и горбатым носом делали его похожим на ястреба. Над нами сгустилось тягостное молчание, такое плотное, что казалось его можно потрогать рукой. Я удивленно посмотрел на своего собеседника. Страх и изумление гнались друг за другом на его лице. Ровно очерченные брови богоподобного сначала взлетели вверх, а затем камнем рухнули вниз, сошедшись на переносице.
  -- Путешествие в будущие тоже табу. - наконец промолвил Гермес. Взгляд его зеленых глаз из веселого, сверкающего драгоценным изумрудом, превратился в холодную малахитовую облицовку склепа. На мгновение этот взгляд пересекся с моим, и две пары глаз - зеленые и тёмно-синие - настороженно следили друг за другом. Затем его зрачки расширились, и он договорил до конца. - Однако на этот раз наложенное самим Богом.
  -- Богом? - не понял я - Какое ему, собственно, до этого дело?
  -- Это одиннадцатая заповедь, известная лишь богам и немногим избранным. - сказал Посланник Божий, нервно заламывая тонкие белые пальцы, унизанные перстнями. По его высокому лбу медленно ползла маленькая капелька пота. - Будущие принадлежит Господу, ведь Он сказал о Себе "Я есть, Который буду", то есть "Сущий". Прошлое никому не нужно, ведь оно уже минуло, настоящим временем живут все кому не лень, но только Бог владеет будущим. Пророки могут приоткрывать завесу грядущего, но переноситься туда не имеет права никто. - Гермес судорожно облизал пересохшие губы. - Ты первый из богов кто так быстро узнал эту истину.
  -- А как мне можно использовать свое могущество? - спросил я, стараясь сменить тему разговора. - Ведь я не знаю заклинаний, всяких там магических жестов.
  -- Для того чтобы пользоваться своим даром тебе не надо обладать какими-то специальными умениями. Тебе достаточно просто захотеть. - возразил богоподобный. - Если будешь иметь веру хоть с горчичное зерно и скажешь горе: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для тебя.
  -- Значит мне достаточно просто пожелать чего-нибудь и оно тут же сбудется?
  -- Верно.
  -- В таком случае, я желаю, чтоб все, что сейчас было разрушено по моей вине, восстановилось.
   Не было ни грома, ни молний, ни каких-либо еще спецэффектов, что обычно сопровождают магические действия в фильмах. Однако действие божественной Силы нельзя было ни с чем спутать. Вначале подпрыгнули вверх осколки разбитой витрины, диковинными стеклянными пазлами выкладываясь в раме. Ощущение было такое будто смотришь фильм, отматываемый задом на перед. Не прошло и доли секунды, как все осколки были выложены в правильном порядке, после чего исчезла паутина трещин между ними, и стекло стало целым и невредимым. Тоже самое сейчас происходило и с фонарями, которые сейчас собирались, воссоздавались буквально из ничего. Дерзко противореча законам физики, но зато послушно исполняя мою волю летели на место перевёрнутые столики и дурацкий размалеванный клоун. Последней умостилась на свое место плитка. Это было невероятно. Ощущение было такое, будто ты голыми руками поймал молнию или засунул Луну в бутылку. Любое ощущение власти или силы не шло ни в какое сравнение с этим. Меня переполняло ощущение неоправданной радости, безмерного счастья и какой-то детской уверенности в том, что все будет хорошо.
  -- А почему люди совершенно не реагируют на происходящее вокруг? - спросил я, указывая на людей, которые начисто игнорируя устроенное мною светопреставление интересовались только собой и своими проблемами.
  -- Ну что касается тебя, - ответил Гермес, - то они не видят ни тебя, ни того что ты делаешь потому, что ты окружил себя сферой невнимания, и отводишь, скорее всего подсознательно, посторонние взгляды. Я же по большому счёту вообще нематериален и заметить меня простому смертному как правило не под силу.
  -- Но я же поздоровался с тобою. Пожал руку. - возразил я. - Ты показался мне вполне материальным.
  -- Ты - дело особенное. - сказал он и в доказательство своих слов насквозь прошил левой рукой тело проходящей мимо девушки (та, впрочем не обратила на это ни малейшего внимания), словно это само собой все объясняло.
  -- Ну и что же мне теперь делать? - спросил я, снова направляя разговор в иное русло.
  -- Как что? - удивился Гермес, и его глаза окончательно утратили былую подозрительность, сияя светлым блеском весенней травы. - Да что хочешь!
   Вот тебе и на! Всю жизнь человек живет с подсознательной надеждой найти какую-нибудь задрипаную палочку-выручалочку или, на худой конец, поношенные сапоги-скороходы, либо, скажем, какую-нибудь старую, изъеденную молью скатерть-самодранку. А тут - все карты в руки и ты теряешься настолько, что сам не знаешь, чего хочешь.
  -- Неужели нет никаких ограничений, наложенных на мою Силу?
  -- Кроме Божьего запрета наведываться в будущие, - тут взгляд Посланника снова стал холодным и колючим, - никаких.
  -- А что обычно делают боги с полученной Силой? - поинтересовался я, откидываясь на спинку стула.
  -- Ну кому что в голову взбредет. - пожал плечами Гермес. - Это зависит от того, кто именно тот бог, которого Господь наделил даром. Ведь, хочешь верь, хочешь не верь, а ты первый человек, который удостоился этой чести. До сих пор Бог наделял силой самых разнообразных существ, что живут в иных мирах, и многие из них были так же далеки от вас, людей, по своей природе и убеждениям, как ты далёк, скажем, от вирусов. Чаще всего они удаляются от привычного окружения и создают где-то в глубинах космоса свой собственный мир, воплощение их утопических мечтаний.
   Я тяжело облокотился о стол. Голова шла кругом. Каждый из нас втайне считает себя особенным, лучшим чем все остальные. Мол, это всё мне мешают как следует развернуться; я не особо стараюсь пока что, ленюсь. Зато когда-нибудь... И вот когда внезапно сталкиваешься лицом к лицу с чем-то доказывающим, что да, ты особенный, когда сваливается на тебя как снег на голову это "когда-нибудь", тебе становится по-настоящему страшно. Я больше не ощущал того дивного чувства счастья, которое я испытывал, когда минуту назад видел исполнение своих желаний. Ощущение было такое, словно земля уходила у меня из-под ног. В мгновение ока рушились все запреты и барьеры, однако вмести с ними летели в пыль под ноги и жизненные цели...Я помотал головой, отгоняя наваждение, и спросил:
   - А как же все мои ... дела?
   Гермес мягко улыбнулся, как улыбается мама ребёнку, который спрашивает почему трава зелёная. И мне внезапно стало стыдно за собственную глупость и вместе с тем смешно. Дела! У бога!
  -- Ты можешь создать свою точную биологическую копию, чтоб она занималась твоими делами вместо тебя. Многие боги поступают именно так. Твой клон не будет наделён твоей Силой, однако все твои воспоминания и манера поведения будут у него присутствовать. Стоит только пожелать.
   И я пожелал. Удивительно интересно понаблюдать на себя со стороны. Не на фотографии или видеозаписи, а наяву, воочию. Я глядел во все глаза, как мой двойник бодрой походкой направился к "Маку". Он остановился перед входом, словно пытаясь понять какая нужда привела его в это место. Затем "я" круто развернулся на каблуках и решительно зашагал прочь. Ничего удивительного - "Макдональдс" я на дух не переносил. Затем мой двойник поедет домой и никогда не узнает что он лишь моя копия. Если, конечно, я не захочу, чтоб он узнал.
  -- А с чего начинают создание нового мира? - спросил я.
  -- Как с чего? - удивился Посланник, - Да ни с чего. Просто берут и создают новую галактику или же просто планету.
   Просто планету! Мне с трудом верилось в то, что я обладаю подобной силой. Точнее Силой.
  -- Думаю, мне хватит планетной системы.
  -- Отлично. Ну так создай её. - пожал плечами богоподобный.
  -- Но как? Я же не могу продумать каждую деталь.
  -- Это вовсе не обязательно - успокоил меня Гермес. - Можно просто снять копию с известной тебе Солнечной системы и откорректировать её по твоему усмотрению.
  -- Я желаю этого. Но с условием, что созданная мною копия будет необитаема. - провозгласил я, ожидая чуда. - Ну и?
  -- Твоё желание исполнено. - спокойно сказал Посланник - Но ты создал свой мир весьма далеко от сюда. Новая звезда ещё не скоро появится на небе Земли - пройдут годы, прежде чем свет от неё дойдёт сюда. Но если хочешь ты можешь ускорить этот процесс.
  
  

* * *

   Дежурный обсерватории был немало удивлён, обнаружив в хорошо ему известном участке небосвода новую звезду. Именно новую, а не сверхновую - по типу и возрасту она скорее напоминала наше Солнце. Ещё совсем недавно её там не было - просмотреть её было просто невозможно. Для очистки совести дежурный перерыл кучу протоколов и атласов, но нигде не нашёл упоминания про это небесное тело и уж тем более он не смог дать объяснение этому феномену.
   Вскоре, должно быть многие астрономы будут ломать голову над этой загадкой.
   На небе загорелась моя звезда.
  
  

* * *

  -- Такие мелочи не помеха для богов. - махнул рукой Посланник Божий. - Хочешь посмотреть на свой новый мир?
  -- Да. - сказал я и в тот же миг земля ушла у меня из-под ног уже в буквальном смысле.
  
  

ГЛАВА 2. НОВЫЙ ЭДЕМ

Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

(Матфей 16, 26)

   Я завис в космосе над Землёй. Без скафандра. Вокруг простиралась могильная чернота с воткнутыми в неё алмазными булавками звёзд. Прямо передо мною висело неестественно яркое солнце, что резко контрастировало со всем окружающим. На мгновение меня охватил панический ужас. Впрочем, в моём положении это было не удивительным.
   Удивительным было то, что я испытал позже. А испытал я дикую, казалось бы необоснованную радость. Это было ни с чем не сравнимоё ощущение абсолютной гармонии с окружающим меня космосом, ощущение, которое даже и не снилось ни одному из космонавтов. Я чувствовал себя частичкой Вселенной, и ничто не могло этому воспрепятствовать: ни атмосфера, ни стекло иллюминатора, ни ткань скафандра.
   Каждой клеточкой своего тела я ощущал проходящие сквозь меня космические лучи. Но более того, я ощущал жизнь в этом казалось бы, мёртвом пространстве. В физике я разбирался, мягко говоря, не очень, но я когда-то слышал о радиальной пульсации Солнца, то есть о том, что оно (Солнце) время от времени меняет свой объём. Но слышать одно, а совсем другое дело - чувствовать. Солнце дышало, вдыхало в себя космические ветра и билось, словно одно большое плазменное сердце. Однако самым невероятным было то, что я слышал. Я слышал музыку космоса. Каждая его частичка пела на свой лад, заполняя всё вокруг мелодичными переливами. В одно единое сливались и фальцеты микрочастичек, космической пыли, и мелодичное контральто далёких звёзд, и высокое сопрано вечных странниц комет, и глубокий баритон планет, и, наконец, перекрывающий всё и вся рокочущий бас звезды по имени Солнце.
  -- Нравиться? - спросил Гермес, вырывая меня из вихря ощущений.
   На мгновение я удивился, что слышу его голос, несмотря на то, что вокруг был вакуум, в котором по идее звуки не распространяются. Однако затем я вспомнил, что при таком раскладе надо удивится ещё и тому, что я вообще жив, находясь в открытом космосе.
  -- Угу. - кивнул я, не столько из желания удовлетворить его любопытство (он и так похоже читал все мои мысли), сколько для того чтоб он наконец заткнулся.
   Под моим пристальным взглядом смутные громады материков на нежно-голубом теле Земли судорожно задёргались, а затем ринулись навстречу друг другу, словно влюблённые после длительной разлуки (так в некотором роде и было, если принять во внимание теорию учёных о том, что некогда существовал единый суперконтинент Пангея). Атмосфера мгновенно потемнела от миллионов тон пыли и вулканического пепла выброшенных в неё. В мутном вареве воздушной оболочки Земли (точнее её копии) я заметил отдельные яркие вспышки, подсвечивающие снизу грязные тучи. Там, внизу подо мною, сейчас разверзся сущий ад, из тех в которых вскипают моря и двигаются горы, а земля течёт потоками лавы. Пройдут ещё тысячи лет прежде чем облака пыли и газов улягутся, а планета привыкнет к новому для неё состоянию сейсмической активности. И ещё миллионы лет пройдут, прежде чем на этой Земле возникнет жизнь...
   Не пройдут. Как только материки слились в один единый суперконтинент, благодаря глубоко врезавшемуся в него океану смахивающему на ощерившуюся пасть космических размеров, я приказал облакам пепла и газов рассеяться, а земным недрам успокоиться. Следующим усилием мысли я заселил новую "Землю" животными, засеял растениями.
  -- Вот видишь, Гермес, - насмешливо сказал я, - То, что отняло у Господа согласно Библии пять дней, я сделал за пять минут!
  -- Не богохульствуй. - жёстко осадил меня Посланник - И никогда не сравнивай себя с Богом, и не хвастайся своей Силой.
  -- Извини. - искренне сокрушился я. - Так... вырвалось.
  -- Ничего. Всевышний милостив и закрывает глаза на наши мелкие провинности, хоть и видит всё, - пожал тот плечами. - Ты что даже не хочешь посмотреть на созданный тобою мир? Кстати, как ты назовёшь его? Ты же не будешь всю жизнь называть его "Земля, которую я скопировал".
  -- Новый Эдем. - сказали мои губы за меня. Я аж похолодел внутри. Я не собирался давать ему такое высокопарное название. Такое ощущение, словно кто-то заставил сказать меня это. Чтоб избавиться от этого чувства я снова, уже более уверенно повторил:
  -- Я назову его Новый Эдем.
   В тот же миг я перенёсся в колоссальную долину, находящуюся недалеко от огромного залива - эдакого эквивалента нашего доисторического Тетиса. В этом междугорье могла, наверное, втиснуться вся Украина, но то, что это долина, а не просто пространство между горными хребтами, я знал точно. И не потому, что она имела форму гигантского чашеподобного котлована. А попросту потому, что я сам её создал.
  -- Ну всё, покеда. - сказал Гермес. - Вижу, моё общество начинает тебе надоедать, а благоустроиться ты сможешь и без меня.
  -- До свиданья, Гермес. - помахал ему рукой я. Я стоял на небольшой возвышенности посреди долины, и ветер весело играл полами моего плаща. Посланник исчез, как сквозь землю провалился. Меня охватила неописуемая радость, которую дети обычно испытывают, когда родители оставляют их дома одних, предоставляя возможность вволю побеситься. Наконец-то! Я теперь смогу удовлетворить любые свои желания, какими бы сумасбродными они б не были.
   Я оглядел равнину критическим взглядом. Жиденькая, выгоревшая на солнце травка. Перекрученная речушка, что с трудом пробивала себе путь через нагромождения камней. Она ползла (именно ползла, а не текла и тем более не бежала) между двух пологих горбатых холмов, покрытых густыми зарослями лоха узколистного. Есть такое растение, не смейтесь. Чем-то похоже на маслину охренительными колючками. Помню, как-то загнал себе в ногу одну такую. А потом у меня её вытаскивали плоскогубцами. Тут мне стало совсем не смешно. Разве эта жалкая дыра место для бога?! Ну уж нет. Здесь надо навести порядок.
   Одного моего взгляда оказалось достаточно для того, чтобы оба уродливых холма осели, поплыли, словно две горки масла в духовке. Выровняв более или менее землю, я перешёл к речушке. Ещё секунду назад она извивалась в таких корчах, которым бы позавидовала бы и бьющаяся в предсмертных конвульсиях гадюка, теперь она выровнялась, распрямилась. Влитые в реку силы придали ей полноводности и быстроты, и вот уже она весело грохотала, мчась по равнине к далёким горам, с лёгкостью выворачивая и унося с собой камни, перед которыми она ещё совсем недавно столь ничтожно пресмыкалась. Жёлтая травка зазеленела и двинулась в рост, засеивая собой всё вокруг.
   Но это было ещё не всё. Земля на правом берегу реки зашевелилась. Твёрдая как камень, насыщенная известняком почва мялась, словно пластилин под пальцами неведомого великана. Когда её поверхность стала идеально гладкой, из-под неё подобно гигантскому весеннему подснежнику начал расти дворец, представлявший из себя фантастическую смесь белокаменного индийского Тадж-Махала и афинского Парфенона. В мгновение ока он был готов.
  -- Хочу парк! - по-детски весело выкрикнул я. - С прудами, фонтанами, статуями и беседками. И с дорожками, посыпанными золотым песком!
   Из-под земли с невероятной скоростью попёрли деревья и кустарники. Огромные кипарисы и пальмы вырастали за считанные секунды. Я перенёсся в парк. Рядом со мной из ниоткуда материализовалась небольшая беседка со стенами, украшенными барельефом, и с мозаичным полом. С лёгким шуршанием передо мной словно ковровая дорожка расстелилась золотая тропинка и виляя скрылась в зарослях. В нескольких метрах от меня возник фонтан, выбрасывавший воду на много метров вверх. Я не подходил к нему, однако был готов поспорить на любые деньги (хотя в принципе, что они значат для бога?), что в нём плавают осётры. По глади пруда, весело блестевшего неподалёку в лучах солнца, величаво скользили белые лебеди.
   Я ходил по созданному мною парку до самого вечера, по пути перекусывая плодами с деревьев и наслаждаясь ощущением гармонии с природой. Парк кишмя кишел всякой живностью. Тут были павлины, олени, ламы... Животные совершенно разных географических широт причудливо перемешены, свалены в одну кучу, но это лишь придавало окружающему меня миру ещё большей экзотичности.
   Я никогда не считал себя романтиком, предпочитая относить себя к тем людям, кто действует, а не тратят время на пустые мечтания. Конечно, я всегда был в определённой мере эстетом и умел ценить красоту, но сантименты были мне чужды. Быть может именно поэтому слово "романтика" всегда ассоциировалось у меня с чем-то пафосным, глупым... сейчас же меня переполняли чувства, которые иначе как романтическими назвать было нельзя.
   Вечерело. Багровый солнечный диск лениво катился по небосводу, окрашивая мир в красный и чёрный цвета. Такой приветливый и светлый днём, сейчас парк казался огромным чудовищем. Деревья стояли, гордо расправив ветви, казалось облитые горячей красной медью. Кусты же, до которых свет умирающего мирового светила уже не доставал, чёрными сгорбленными карлами толпились вокруг своих пурпурных собратьев-великанов, злобно поглядывая из тени на припоздавшего путника. Горячим потоком лавы текла внизу река. Диким пожаром бесновалось кровавое зарево в окнах беседок, словно зная, что жить ему осталось недолго и выливая, крючась в агонии, свою злость на ни в чём не повинное стекло. Было страшно смотреть, как алые лучи косо впивались в землю инфернальными копьями, не имея ничего общего со светлыми вестниками зори. В каком-то тревожном настроении я подошёл к фонтану, что судорожно выталкивал из себя карминовую струю, словно одна большая, разрубленная чьим-то могучим жестоким ударом артерия.
   Из леса вышел медведь. По началу я не обратил на него совершенно никакого внимания. Даже когда меня от него отделяло каких-то десять метров, я не проявил никакого беспокойства. Ведь я здесь хозяин. Но похоже косолапый гигант придерживался совершенно иного мнения. Лишь когда он, остановившись на расстоянии нескольких шагов, встал на задние лапы и свирепо зарычал, оттопыривая отвисшую нижнюю губу, я понял, что он явно не собирается выказывать своему творцу (то есть мне) никакого почтения. Более того, я запоздало понял, что мне грозит смертельная опасность.
   Я повернулся и побежал. А медведь нёсся сзади со скоростью ездовой лошади. Окрашенный умирающим солнцем в пурпурный цвет, он походил сейчас на демона мести. Победно ревя, он гнался за мной и я явственно чувствовал, как дрожит земля у него под ногами.
   Внезапно я споткнулся и упал. Медведь зарычал, предвкушая сытный ужин.
   И тут меня вдруг охватила испепеляющая ярость. Дикая смесь берсеркерского бешенства варвара и праведного гнева проповедника. Как же так?! Я его создал! А он... а он!! Неблагодарное отродье!!! Меня аж затрусило, но теперь уже не от страха, а от злости.
   Я встал, повернувшись лицом к бегущему медведю. И перекосившая моё лицо кривая улыбка больше похожая на гримасу, не сулила ему ничего хорошего. Теперь уже я, купаясь в алых потоках света, был похож на демона. Медведь даже на мгновение опешил и остановился. Но был слишком глуп, чтобы убежать. Вместо этого он снова встал на задние лапы и взревел. Я тоже взревел и прыгнул. Плащ у меня за спиной взметнулось демоническими крыльями.
   Ударом колена в прыжке я повалил гигантского гризли на спину и со всего маху съездил ему кулаком по рёбрам. Я пять лет занимался боксом, а потом ещё два года кикбоксингом, но такого убийственного удара я не наносил не разу в жизни. Я чётко услышал, как громко хрустнули мощные кости. Медведь взревел от боли и ярости, а может быть и от изумления. Он вмазал мне в бок огромной когтистой лапищей, но я этого даже не заметил. Чудовищные когти не вспороли мне живот, не сломали рёбра. Я изо всех сил стиснул очумевшего зверя в своих объятиях, обхватив его, казалось, необъятную грудную клетку. Снова затрещали кости, словно деревья в бурю. Косматый великан взвыл от боли и перевернулся на бок, используя при этом своё преимущество в весе (а весил он килограмм под триста и я даже со своей теперь просто невероятной физической силой не мог ничего поделать с инерцией этого огромного тела), подмял меня под себя.
   Я какой-то задней мыслью подумал, когда он надвинулся на меня сверху, раззявив бездонную пасть, что должно быть я буду очень нелепо выглядеть с откушенной головой. От боксёрских приёмов в этой схватке было мало толку. Я вспомнил, как когда-то слышал о том, если не дёргаться и не сопротивляться, медведь отпустит тебя раньше и у тебя будет больше шансов выжить. Но этот, похоже, был голоден, к тому рассвирепел от моих актов агрессии, и отпускать меня вообще не собирался. А ещё я слышал, что медведь первым делом пытается выгрызть у противника челюсти. Именно это он, судя по всему, и собирался проделать.
   Я с силой боднул медведя, ударив головой в нос. Верхняя челюсть гиганта буквально смялась, как яичная скорлупа. Затем я, вспомнив приём из дзю-до, скинул его с себя, опрокинув его на лопатки и усевшись сверху. Это было легко. Вероятно, медведь никогда не слышал о том, что задранную выше положенного голову противника находящегося сверху, легко можно достать обратной стороной ноги, зажав его шею в коленном сгибе и резко толкнув от себя.
   Я с удовольствием врезал косолапому левым боковым по морде. Брызнула кровь. С триумфальным боевым кличем я впился ему правой рукой в нижнюю челюсть. Пальцы, словно клещи с хрустом вошли в кость. Второй рукой я будто тисками сжал его глотку. Одним движением я вырвал его челюсть. В воздух взметнулся фонтан крови, щедро орошая ближайшие деревья и пятная мою белую рубашку, лицейский пиджак, про который почему-то говорили, будто он цвета морской волны, хотя на самом деле он был тёмно-зелёным.
   Но на этом я не успокоился. Во мне бурлила чудовищная сила, ещё большая, чем в начале боя. Голыми руками я буквально рвал мишку на части. Сначала я оторвал ему голову, предварительно обернув её несколько раз вокруг своей оси, дробя при этом шейные позвонки. Затем я начал прямо-таки разрывать ещё тёплое, исходящие паром и брызжущие кровью тело врага надвое, словно лист бумаги. Уже практически разодрав медведя пополам вдоль туловища, я наконец более не менее успокоился. Схватив кошмарно разделанную тушу, я поднял её над головой (ничуть при этом не удивившись тому, что я двигаю такую тяжесть) и швырнул в фонтан, распугав мирно щиплющих водоросли золотых рыбок. Вода, уже неосвещаемая кровавыми лучами солнца, снова стала алой.
   Я пошёл ко дворцу. Солнце в последний раз хлестнуло по парку пурпурным бичом и скрылось за горизонтом, потухло, словно кто-то огромный и дюжий задул там большую красную свечку, подводя итог разыгравшейся минуту назад кровавой драме.
   Лирическое настроение у меня как рукой сняло. Чувствовал я себя преотвратнише. Я весь пропитался кровью, пропах смертью. Руки у меня тряслись, не слушались меня, когда я пытался расстегнуть пуговицы. Пальцы вдруг стали непослушными моей воли, будто я их долго держал в ледяной воде.
   Я мог бы не ввязываться в драку. И, как я вынужден был признать, я понимал это даже во время боя. Соберись я с мыслями, я мог бы попросту приказать медведю развернуться и убежать. Мог превратить его в лягушку. Мог бы рассеять его на молекулы или просто обратить его в ничто откуда он и взялся. Мог, в том случае если действительно хотел его убить, вскипятить или заморозить кровь у него прямо в жилах. Совсем не обязательно было кидаться на него и голыми руками рвать на части.
   Я шёл по тропинке, зная, что она выведет меня на центральную аллею, а та в свою очередь к главному входу. Кровь тяжёлыми градинами падала на золотой песок, и он жадно пил её словно самый обычный кварцевый. Я шёл ко дворцу, метя свой путь зыбким пунктиром цвета бургунд. Меня знобило и лихорадило. Казалось, весь мир вокруг меня сошёл с ума.
   Я точно знал куда идти. Ведь я создал этот парк. Как, впрочем, и того медведя. Я понятия не имел, как мне удалось спровоцировать то нападение. Не исключено, что я изначально создал гризли-людоеда. Человек, даже если он бог, - не машина, ему свойственно совершать ошибки. Только легче мне от этого знания не было. Я мог бы ополоснуться в ближайшем фонтане, смыть с себя всю эту грязь. Но мне было нужно сделать это именно во дворце, и добраться туда я хотел не с помощью телепортациии, а своим ходом.
   Темнело. Мне было жарко и я скинул с себя плащ (в этом мире сейчас, похоже, было лето, тогда как на Земле - середина весны). Пиджак и всю остальную окровавленную одежду я не стал снимать. Это я сделаю в другой обстановке. Тёплая, вязкая, жирная словно бульон темнота раздражала меня, нервировала своей осязаемостью, давила на глаза как вода.
   Вокруг истерично цвиркали сверчки. Комары, не проявляя никакого уважения к богу безжалостно кусали меня, назойливо жужжали над ухом. Нагло таращилась на меня кривая ухмылка месяца. Тысячами холодных очей взирали на меня чужие, колючие звёзды. Лунный свет прокисшим молоком заливал тропинку. Горбатые кусты заговорщически перешептываются между собой шелестом листьев. Противно и пронзительно вскричала где-то в тёмных дебрях ночная птица. Тысячи злобных теней с шорохом и урчанием копошились в зарослях.
   Мне было страшно. И это был вовсе не детский страх, который мы испытывали, когда мама, выходя из комнаты, гасила свет, оставляя нас наедине с прячущимися под кроватью чудовищами. Нет, это был страх преступника, который боится, что дух жертвы придёт за ним.
   Я вышел на центральную аллею. Высоченные, тощие пальмы отбрасывали на дорогу длинные химерные тени; раскачивались на ветру, заставляя их (тени) извиваться у меня под ногами, подобно огромным чёрным змеям. Холодная лапа отвращения безжалостно стиснула мой желудок. Я упал на колени перед созданной мною же статуей какого-то божка, и меня вывернуло. Рыгал я долго, наверно минут пять, до боли напрягая мышцы пресса.
   Наконец я встал и, пошатываясь, направился ко дворцу. Во рту у меня стоял противный горький вкус желчи. Одежда ко всему прочему провонялась ещё и блевотиной. Я не мог дать никакого логического объяснения ни своему поганому самочувствию, ни тому, почему во мне вдруг проснулся рвотный рефлекс.
   Вскоре я добрался до входа. Казалось, целую вечность я карабкался по ступенькам, проклиная самого себя за то, что сделал парадную лестницу такой длинной. Затем ещё одну вечность я пыхтел, открывая тяжеленную двухстворчатую дверь, оббитую латунью. Вот мне всё-таки удалось открыть одну из створок, и я зашагал вглубь дворца, бесстыже пятная дорогие ковры кровью и блевотиной, распространяя вокруг себя зловонные миазмы.
   Я шёл туда, где согласно моим прикидкам должен был находиться бассейн. Сделал я его во внутреннем дворе, посреди сада, расположенного под открытым небом. Шёл в темноте, не желая включать свет и демонстрировать окружающему меня великолепию своё убожество. Прекрасныё гобелены и статуи, мимо которых я проходил, взирали на меня с надменным презрением. Насмешливо смотрели на меня сверху вниз далёкие звёзды, мелькавшие в окнах.
   Вот я вошёл в сад. Песок громко скрипел под ногами. Пронзительно, словно голодный июльский комар, гудел в колоннаде ветер. В воздухе стоял противный запах цветущей груши (мне на зло что ли распустилась летом?), всегда вызывавший у меня неприятные ассоциации с протухшими варёными креветками. Отмахнувшись от того, что весь мир норовил испортить мне моё и без того не очень радужное настроение, я разделся и нырнул в воду. Нагло противореча всем законам термодинамики, говорившим, что ночью тела отдают накопленное за день тепло, зато с точностью следуя неписаному закону подлости, вода в бассейне была холодной.
   Наконец, не выдержав, я откинул своё намерение не пользоваться Силой и одним усилием мысли нагрел воду. Смыв с себя кровь и рыгачки, я вылез из бассейна и, удобно устроившись в шезлонге, выколдовал себе ужин, который я, вопреки своим трезвенническим убеждениям, обильно разнообразил горячительными напитками.
   После четвёртой или пятой бутылки водки (хотя ещё вчера я был бы навеселе и после нескольких крышечек) мне стало казаться, что жизнь - не такая уж противная штука. Более того, утолив голод, я вспомнил о том, что у меня есть ещё кое-какие потребности.
   Очаровательная обнажённая девушка, словно сошедшая со страниц "Плейбоя", возникла из ниоткуда и сексуально покачивая бёдрами направилась ко мне.
  
  

ГЛАВА 3. БУДНИ БОГОВ

Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно.

(Эктон Джон Эмерих Эдвард Далберг)

   Ночь прошла отвратительно. Нет, к девушке у меня не было никаких претензий. Я даже смутно помнил, что перед тем как отправить её в небытие из которого она вышла, я поблагодарил её и предложил зайти как-нибудь ещё. Однако ближе к полуночи я вдруг осознал тот факт, что если ты бог это ещё вовсе не мешает твоему заду синеть и покрываться крупными красивыми мурашками, а тебе самому дрожать от холода. Не мудрствуя лукаво и не желая экспериментировать с изменением температуры воздуха посредством Силы, я сотворил себе одеяло, и, закутавшись в него поплотнее, погрузился в сон.
   Спустя полтора часа мне открылась ещё одна истина: комарам до одного места бог ты или нет. Вначале я просто попытался не обращать на них внимание, но вскоре понял, что это попросту невозможно. Потом мне вспомнилось, что я теперь бог и я пожелал, чтоб они убрались. Как не странно, подействовало. Я снова заснул.
   Чуть позднее напомнил о своём существовании мочевой пузырь, настойчиво требуя опорожниться. Спросонья я не мог вспомнить, где здесь туалет, да и настроения искать его у меня не было, и посему я пошёл в кусты. Отливая на ствол можжевельника под торжественное пение цикад и назойливое гудение крошечных вампиров, что по-прежнему не хотели выказывать своему создателю не малейшего пиетета, я думал о том, как же всё-таки несправедливо устроен мир. Толику материализма в мои абстрактные философские размышления добавила вонзившаяся мне в голую (я так и не озаботился одеться или хотя бы обуться) пятку ракушка. Она на удивление глубоко и больно врезалась мне в тело.
   Орошая всё вокруг продуктами распада выпитых мною напитков, и громко кроя витиеватым многоэтажным матом всех двустворчатых моллюсков, а в особенности эту ракушку, я запрыгал на одной ноге. Затем сел на песок и вытянул из пятки осколок, мысленно приказал порезу затянуться. Пошатываясь я подошёл к шезлонгу, допил остатки вина из бокала, стоящего на столике. Голова у меня, мягко говоря, раскалывалась (хотя потрудись я вспомнить сколько я вчера выглушил всякого рода спиртных напитков, я бы наверно удивился тому что вообще жив и способен передвигаться - видимо у богов была высокая устойчивость к алкоголю). Весёлый колючий ёжик похмелья, который явно решил, что уже утро, бойко скакал внутри моего черепа.
   Я сел в шезлонге, замотался в одеяло по самые уши и начал считать звёзды на незнакомом небе чтобы поскорее уснуть. После тридцати семи я сбился, выругался. Внезапно я проникся острым чувством сострадания к самому себе и снова выругался. Досчитал про себя до десяти в обратном порядке и взорвался потоком брани. Когда же запас матов кончился, я могуче брыкнул ногами и с силой ударил локтем в подлокотник. Шезлонг сложился и я треснулся затылком о кафельную плитку. Нехорошие слова снова нашлись.
   Кое-как разложив шезлонг, я уже в третий раз уговорил свой организм погрузиться в объятия Морфея.
  
  

* * *

  
  
   Встал я рано, хотя был уверен, что буду дрыхнуть до полудня. Но самым невероятным было то, что чувствовал я себя трезвым и бодрым. Видно тут не обошлось без магии, потому что я рассчитывал совсем на другой результат.
   Наскоро перекусив, я отправился в парк, намереваясь пересечь его до восхода солнца. Пройдя по аллее и, перейдя через изящный мостик из белого мрамора, оказался на открытой равнине. Я не считаю себя чистокровным украинцем (да и где их сейчас найдёшь), однако степь украинскую, да и вообще всяческие там необъятные просторы, я любил, хотя и предпочитал любоваться ими издали, не вкалывая на колхозных работах.
   На востоке как раз уже начинало алеть. Первые робкие вестники нового дня осветили равнину, залив её красивым пурпуром.
   Это был вовсе не тот кровавый багрянец, что я видел вчера, а торжественное возвещение о начале грядущего дня, новой эры. Вчера солнце корчилось в агонии, истекая лучами, словно кровью, сегодня же красный свет знаменовал рождение нового светила.
   Я наконец понял почему именно меня лихорадило. Не из-за перенапряжения и не из-за того, что я осознал, что я убийца. Нет, это были первые признаки целевого голодания, отсутствия чётких жизненных перспектив.
   Начищенный алый диск солнца триумфально поднимался над степью, заливая её всё новыми порциями пурпура.
   Я уже забыл, когда в последний раз встречал восход мирового светила и не помнил насколько это красивое и впечатляющее зрелище.
   Я побежал по мокрой от росы траве, купаясь в лучах восходящего солнца и радуясь тому, что я наконец уразумел причину своих проблем. А затем я взмыл в воздух и помчался со скоростью ветра туда, где по идее должны были виднеться дальние пики гор.
   Меня буквально захлестнула волна впечатлений от вольного полёта. Я всегда уважал экстремальные виды спорта, и, хотя я никогда не прыгал с парашютом и не летал на дельтаплане, я готов был заложить душу, что не то не другое не идёт ни в какое сравнение с тем, что я сейчас испытывал. Это было неповторимое ощущение свободы и динамичности. Наверное, до меня ничего подобного не ощущал не один человек.
   Весь день я провёл оглядывая свои новые владения, исправляя с помощью Силы, то что мне не нравилось. Вернувшись во Дворец поздно вечером, я сразу создал себе сытный ужин (он же обед и полдник). Адреналин всё ещё кипел у меня в крови. Затем я врубил музон, да с такой громкостью, что с деревьев в парке наверное осыпались листья.
   Слушая музыку я наслаждался отсутствием воплей и стука возмущённых соседей и осознанием собственной значимости. Я решил, что просто необходимо придумать для себя какую-нибудь великую цель, иначе жизнь вскоре станет постной и неинтересной. И вообще надо следить за своей духовностью. Для этого я создал во Дворце часовню для ночных бдений. Я - бог избранный Всевышним и не должен опускаться до пьянства...
   А ночью я уже забавлялся с доброй дюжиной девиц, а винища и водяры выдудлил в несколько раз больше, чем за всю предыдущую часть своей жизни.

* * *

   Всю следующую неделю я провёл в непрерывных вакханалиях. Поначалу я опасался, что проснусь в дурке и выясниться, что всё произошедшее лишь плод моего воспалённого воображения. Позднее я начал переживать, как бы это не оказалось шуткой высших сил вроде калифа на час из арабской сказки. Но вскоре я успокоился и продолжил наслаждаться жизнью в своё удовольствие.
   Несколько раз меня навещал Гермес. Он ничего не говорил по поводу моего образа жизни, но в его глазах без труда читалось явное неодобрение.
   Скоро и мне подобный способ провождения времени начал казаться вовсе не таким привлекательным как прежде. Часы складывались в дни, дни угрожали начать складываться в недели; происходящее перестало радовать и удивлять меня. Жизнь стала бессмысленной и беспросветно скучной, как лица золотой молодёжи на картинах Терри Роджерса.
   Я начал поиск новых жизненных ориентиров.

* * *

   В одиночку управлять двухмачтовой океанической яхтой было бы, наверное, чертовски трудно. Не будь я богом. Сейчас же было достаточно всего одного мановения руки чтобы яхта выровнялась и легла в нужный курс. Кое-кто, возможно, посчитает подобный способ хождения под парусом не спортивным, но мне если честно было глубоко наплевать на то, что там себе считает этот самый "кое-кто".
   Впервые за последние несколько дней я наслаждался уже немного позабытым ощущением ясности ума и трезвости мыслей. Будучи богом я мог не опасаться мучительного похмелья, однако это не мешало мне перебывать в эдаком сладостном полузабытье. Было радостно наконец избавиться от него.
   Я стоял, облокотившись на поручень, и наслаждался ощущением того, что я не пьянствую и вроде бы не слишком бездельничаю. Наверно, самым страшным врагом бога является он сам, а точнее его лень.
   Лёгкий морской ветерок, который приятно пах солью и йодом, ласково ерошил мои волосы. Припекало солнышко.
   - Солнце светит мне в лицо, - расхохотался я на всё море, - загорай моё ...!

* * *

  
  
   Со скоростью под сто пятьдесят км я нёсся на новеньком "Харлей-Дэвидсоне", оставляя за собой эффектные клубы пыли. Ветер свирепо хлестал меня по лицу гибким воздушным бичом, пытался вырвать с корнем мои волосы (каску я, само собой, не одел - богу незачем беспокоиться об элементарных правилах безопасности). Я высокомерно игнорировал эти его попытки.
   Конечно ощущение езды на мотоцикле не шло не в какое сравнение с полётами, которые я в последние время стал совершать довольно часто, однако и в ней была своя прелесть. Оно давало впечатление некоторой зависимости от самых прозаичных проблем, таких как количество бензина в баке и т.д.
   Я мчался по пустынной автостраде и думал о том, что наверное всё самое приятное в жизни заключено в обыкновенных, обыденных вещах. Надо было только уметь разглядеть это.
  
  

* * *

  
  
   А сегодня я познакомился с другим богом. Звали его Шуть И. Он был родом из таящегося в неизведанных глубинах космоса мира под названием Уить Иль. И был действительно столь же далёк от человека, сколько человек от вируса. Шуть был существом из чистой энергии и больше всего походил на переливающиеся всеми цветами радуги северное сияние. Из уважение ко мне или по какому-то своему капризу он принял человекоподобный облик, однако человечности это ему вовсе не прибавило.
   - Я не понимаю вас, людей. - сказал Шуть И, глядя как я нежусь на солнышке. Надо сказать меня порядком развезло от выпитого мною коктейля, что ласково именовался одним моим знакомым "ёршик". Представлял он из себя довольно-таки термоядерную смесь пива и водки. В сочетании с полуденным солнцем он давал прямо-таки сногсшибательный результат. И мало располагал к ведению связных и последовательных дебатов на философские темы. Готов поспорить, что уитильанец это знал. - Вы так много заботитесь о своей бренной телесной оболочке, что совсем забываете о бессмертной душе.
   "Мы просто слишком материальны в отличие от тебя". - лениво подумал я собираясь погрузиться в сон. Но не тут-то было.
   - Материальны? - удивился Шуть И. - Но у тебя же есть возможность перейти на другой энергетический уровень, превратиться в квинтэссенцию божественной Силы.
   От возмущение с меня даже спала дремота.
   - То есть стать чем-то вроде тебя? - вслух спросил я.
   - А что во мне плохого? - искренне обиделся тот, принимая свой истинный вид и переливаясь разными цветами.
   Он явно себя очень любил. Остальной мир может быть не меньше, но себя в первую очередь.
   - Ты глубоко ошибаешься, обвиняя меня в эгоцентризме. - продолжал талдычить Шуть. - Данное чувство мне не свойственно. Как, впрочем, и всему моему народу.
   Он снова принял человеческий облик какого-то не то японца, не то корейца, и, по-турецки сложив ноги, сел напротив меня. Довольно быстро И обнаружил, что сидение на раскалённой от жары кафельной плитке не доставляет заднему месту никакого удовольствия. Сделав это открытие бог поспешно встал. Я не преминул подметить это.
   - Ну и куда девался весь твой аскетизм и презрение к бренному телу? - немного злорадно спросил я. - Знаешь, ты, наверное, всё-таки прав. Всё дело в том, что мы слишком заботимся о своей физической оболочке. Мы вынуждены потеть и зарабатывать себе на хлеб, иначе если мы перестанем кушать оболочка распадётся и бессмертная душа получит желанную свободу. Можешь мне поверить, счастье ей с этого будет мало. - я хлебнул джин-тоника с ближайшего столика. - Как и ты секунду назад, мы терпеть не можем, когда что-то раздражает наши нервные окончания, а если это всё-таки происходит, то мы не пускаемся в абстрактные размышления, а стараемся как можно скорее устранить причину наших беспокойств. Из этого и вытекают свойственные виду Homo sapiens самолюбие и эгоцентризм. Каждый человек в определённой мере эгоист. - я громко икнул и с удивлением обнаружил, что Шуть И развесил уши и внимательно слушает, то что я ему парю. Воодушевлённый этим, я торжественно выдал:
   - И это совершенно нормально. В этом нет ничего плохого.
   - Но раса абсолютных эгоистов попросту не может существовать! - хмыкнул Шуть. - Мать-эгоистка не захочет заботиться о своём ребёнке, если она вообще захочет иметь детей!
   - Точно так же не может существовать и раса абсолютных альтруистов. - пожал плечами я, сам дивясь собственной велеречивости и желанию вести сопливые базары, равно как и тому, что странный бог меня внимательно слушает.
   - Почему? - искренне удивился бог. - Ведь тогда каждый будет заботиться о своём ближнем и всё будет в порядке, всем будет хорошо.
   - Ты в этом уверен? Прежде всего общество начнёт безотчётно заботиться о слабых и беспомощных, а сильные и умные будут тратить лучшие годы своей жизни на то, чтобы тем жилось хорошо. - я снова потянулся к услужливой бутылочке, ища в неё поддержку и источник вдохновения. При этом я сделал многозначительное лицо, не имея при этом не малейшего понятия чем же закончить эту фразу. Как говорит всё тот же мой знакомый "Сказал, как в лужу пёрнул". Он-то сам наверняка нашёлся бы, что возразить чудаковатому богу. Поднапрягши мыслю, я всё же выдал ему очередную порцию словесного поноса. - В природе слабые погибают, а сильные выживают. Следовательно, если безотчётно опекать слабых, они будут процветать, разрастаться в обществе подобно сорнякам, нуждаясь во всё большей и большей защите. Постепенно они начнут преобладать над сильными. Раса альтруистов превратиться в расу дегенератов, она деградирует, захиреет и вымрет.
   - Но ведь есть другие пути... - попытался возразить Шуть И.
   - Нет. - отрицательно покачал головой я, довольный тем, что мне наконец удалось посадить спесивого бога на одно место. - Третьего не дано. В каждом из нас должна быть толика эгоизма и толика альтруизма.
  
  

* * *

   Несмотря на весь мой скептицизм к мировоззрению Шуть И, я всё-таки в некоторой мере поддался его влиянию. Бог-аскет явно проповедовал провождение времени в бесконечных размышлениях о дихотомии добра и зла. Этого, конечно, я не в коем случае делать не собирался, однако про себя решил уделять больше времени своим, так сказать, этике и эстетике. Своё свободное время (то есть всё время) я решил посвящать искусству.
   Сначала я занялся рисованием. Мне многие говорили, что во мне умер великий художник. Сейчас же я пытался его воскресить. Разумеется, я мог бы в один миг сделать это с помощью Силы, однако я посчитал, что это неспортивно.
   Оказалось неожиданно приятно смотреть на собственные корявые полотна, осознавая, что они являются плодом твоего долгого и упорного труда, а не мимолётного мановения руки. С небывалым вдохновением я наблюдал за тем как ровно ложиться на холст краска, как из её беспорядочных мазков появляется что-то пусть даже и не слишком красивое, зато родное и тёплое. Из-под моей руки вышло несколько картин, которые я, немного помучавшись, приколотил в чулане, надеясь на то, что их никто и никогда не увидит.
   Но полотно, которое я писал сейчас, выходило на удивление красивым. Картина дышала царственной, нет скорее даже божественной силой. Собственно говоря она и называлась "Лик Господень". Увеличив её в несколько раз, я повесил её в главном холле, довольный собой и своим талантом художника.
   Ни Посланник, ни Шуть И к счастью больше не появлялись и морали мне не читали.
  

* * *

   Затем я увлёкся боевыми искусствами. Вначале, с помощью своей Силы я научился виртуозно стрелять из всех видов оружия, от лука до базуки. Потом я занялся изучением боя голыми руками (я и так кое-чего умел, но хотелось освоить школы в которых я был, мягко говоря, не силён). Уже через день я познал, как мне тогда казалось, все его хитрости, начиная от различных уличных стилей и кончая экзотическим японским тай-дзюцу.
   В совершенстве овладев своим телом, я начал учиться фехтованию. Этот вид единоборств, как не странно увлёк меня больше всего. Не было ничего лучше ощущения того, что ты и клинок в твоей руке - одно целое. Причём изучал я не филигранные приёмы владения учебной рапирой, а смертоносное искусство боя на мечах, которое на Земле почти кануло в лету, оставаясь достоянием лишь участников клубов военно-исторической реконструкции. И главное с каждым днём я стал теперь открывать для себя всё новое и новое...
  
  

* * *

   - Сдавайся! - рявкнул начальник отряда. - Тебе некуда деваться!
   Воин в чёрном плаще, что неподвижно стоял посреди поляны, знал что это так. Или точнее почти так. Его обложили по всем правилам - небольшой пятачок травы посреди парка, залитый золотыми лучами солнца, окружило два десятка человек.
   Плавным движением он скинул с себя плащ, обнажив золотые оголовки двух стилизированных под самурайские мечей: короткого (вакидзаси), что был заткнут у него за поясом, и более длинной катаны, висевшей у него за спиной. Воителю было едва-то шестнадцать лет отроду, однако синие глаза его горели мрачной решимостью. Он молниеносно выхватил оба меча, закрутил две лихих мельницы.
   Солдаты на мгновение растерялись. Перед ними был не обыкновенный разбойник, и честь ему была иная. Из-за передних рядов выступил рослый воин в украшенном золотым галуном кафтане, с огромным кавалерийским палашом в руке. Он был, пожалуй, на голову выше своего противника и заметно шире его в плечах. А кривые самурайские клинки тем временем извивались в невероятной пляске, сверкая на солнце ослепительным серебром.
   Солдат с рёвом бросился в атаку. Обменявшись с юным воителем парой-тройкой ударов, он отступил назад. А тот воспользовавшись этим пошёл полукругом, обходя замершего с тяжёлым клинком в руке великана. Мечи двигались плавно, обманывали, гипнотизировали (казалось, что каждый из них живёт своей собственной жизнью), мелькали, словно две серебристые рыбки в пруду.
   А затем в один миг всё изменилось. Мечи прекратили плясать и стали плести паутину смерти.
   Палаш запоздало прочертил широкую дугу, пытаясь спасти жизнь своему владельцу. Слишком поздно. Два стремительных взблеска. Солдат падает на колени с алеющим на груди кровавым "Х". Слышится чей-то крик. Громкий голос зычно отдаёт приказы. Бесполезно.
   Облачённый в чёрное трико воин дико размахивая мечами кинулся прямо на окружение. С грацией танцовщика прошёл между двумя мечниками, оставив их валяться на зелёной травке. Затем резким взмахом распластал ещё одного, обратным движением вспорол живот другому. Растерявшиеся на мгновение бойцы наконец опомнились и попытались взять в клещи одинокого воина. Но у них ничего не получилось. Вскоре они начали громко кричать. И умирать.
   Здоровенный верзила с огромным боевым топором очертя голову бросился на смазанную, нечёткую чёрную фигуру. Получил мечом в висок и грузно свалился в кусты, с хрустом круша ветки. Ещё один, гибкий и подвижный, вооружённый лёгкой саблей, напал на чужака сзади. Клинок сабли со свистом вспорол тёплый летний воздух, намереваясь срубить голову чужаку... а затем долго кувыркался в воздухе, унося с собой руку хозяина, которая не разжалась даже после того как сабля плюхнулась в фонтан. В воде вокруг сабли стало медленно расплываться небольшое облачко тёмно-вишнёвого цвета.
   Могучим тычком, нацеленным прямо между нагрудных пластин, чёрный воитель пригвоздил к дереву ещё одного мечника. Тот задёргался, затрепыхался, обдирая кору со ствола сосны, выгнулся дугой, словно пришпиленная иголкой бабочка. Затем его вырвало кровью и он обмяк. Воитель плавным движением вынул клинок из тела врага, и тот медленно сполз на землю. Следующему воину он располосовал паховую артерию. Тот рухнул в клумбу, быстро бледнея и поливая цветы кровью.
   Сбоку парня атаковал закованный в кирасу стражник, вооружённый длинной алебардой. Воин в чёрном плавно шагнул в сторону, пропуская гранённое остриё мимо себя, затем резким взмахом рассёк ему горло, разрубив стальные доспехи словно картон. Стражник упал сначала на колени, затем на бок. Вокруг него на жадно пьющем влагу песке быстро расползалась огромная амёбоподобная тёмная клякса.
   Солдаты попытались прижать пришельца к мраморной статуе. Тот завертелся юлой, окружая себя ослепительными взблесками мечей, откидывая прочь алчно тянущиеся к нему клинки.
   Резкий взмах кривого лезвия. С головы размахивающего двуручным мечом рыцаря слетает что-то вроде коронованного начищенной сталью куска арбуза. Закованное в латы тело, грохоча сталью, рухнуло на булыжники мощёной дорожки. С яростным рёвом на юношу бросился офицер, крестя перед собой воздух коротким мечом. Он напал молниеносно и отчаянно, совершенно не заботясь о своей защите, живя лишь желанием дотянуться до врага. Чёрный воитель изогнулся в мягком кошачьем вольте, опоздав лишь на сотые доли секунды. Этого было достаточно.
   Короткий гладиус рассёк перехватывающий грудь воина ремень, плотное трико, прочертил у него на груди полосу, которая тут же начала сочиться кровью. Чёрный попятился, сбился с ритма, запнулся. Упал. Солдаты победно взревели и набросились на него всем скопом. Падая чёрный воитель изловчился прихватить с собой одного из атакующих и прикрылся им от ударов остальных как щитом. Солдат поражённый сразу несколькими клинками захрипел, а чужак уже упустил его на траву и ужом вывернулся между окруживших его воинов
   С размаху рубанул командира отряда попытавшегося заслонить ему дорогу одним мечом по колену, а затем другим, уже выпрямившись в полный рост, под ухо. Кровь тугой струёй брызнула из разрубленной артерии. Офицер повалился на колени, пытаясь остановить пальцами убегающую из него жизнь. Кровь ритмичными толчками орошала цоколь статуи, словно в жертву неведомому богу. Впрочем, ведомому.
   Солдаты замерли в нерешительности. Численное преимущество было по-прежнему на их стороне, но шансов у них не было никаких.
   Воин в чёрном тоже замер, воспользовавшись данной ему передышкой. Солнце сверкало на его клинках. В воздухе воняло кровью, рвотой и мочой. В воздухе пахло смертью. И ещё лилиями.
   Секунду ещё воин стоял неподвижно, а затем бесшумно кинулся в атаку. Он метнулся в брешь, зиявшую в недостаточно плотном окружении. Легко протанцевал между двумя стражниками. Один из них согнулся пополам, держась за вспоротый живот. Другой дико орал уставившись на свою руку, что стала вдруг на добрых полметра короче. Остальные солдаты попытались снова взять его в кольцо. Парень закрутился словно волчок. Проблесками молний сверкали его клинки. Воин с лёгкостью вырвался из окружения.
   Стражники сбились в кучку, ощетинившись во все стороны остриями мечей. Чёрный воитель побежал, однако не прямо на клинки, а обходя группу солдат по широкой дуге. И тут их нервы не выдержали. Один из них ломанулся наперерез чужаку. Другой, бросив меч, побежал прочь. Воин, в принципе, мог бы достать его, однако не сделал этого. И вовсе не потому, что считал зазорным ударить врага в спину. Он попросту не интересовался безоружными. Кучка распалась.
   Поднырнув под меч кинувшегося на него солдата, боец широким взмахом раскроил тому паховую артерию. Стражник в мгновение ока жутко побледнел и кувыркаясь полетел со склона. Остальные отступили к ажурному мостику, под которым журчала, извиваясь и петляя, прозрачная речушка. Воздух всё ещё гудел, посеченный кривыми клинками. Солдаты вступили на мост. В одинокого воина полетел кинжал. Самурайский меч с презрительной лёгкостью поймал его в полёте. То же самое он мог проделать и со стрелой, пущенной из лука. И с арбалетным болтом. И даже не с одним.
   Воитель легко вспрыгнул на железный поручень. Ловко балансируя, походкой канатоходца пробежал несколько шагов. Один из стражников свалился, хватаясь за располосованное горло. Ещё один, получив по загривку, зарылся носом в пыль под ногами у сражающихся.
   Надо отдать стражникам должное - они не побежали даже оставшись вдвоём. Закрутив над головой мечи, они, подбадривая себя грозными криками, бросились вперёд. Воин отступил назад. Солдаты столкнулись плечами. Юноша тут же вклинился между ними. Первому он всадил меч подмышку. Второй увернулся и удар, нацеленный ему в шею, оставил глубокую зарубку на поручне. Стражник с рёвом кинулся на него грудь на грудь, надеясь на свою кольчугу двойного плетения. В ближнем бою человек ищущий смерти действительно опасен. Он смело принял удар кривого меча на грудь, полагая, что сумеет-таки перед смертью достать ненавистного чужака. Напрасно.
   Доспехи оказались для меча не прочнее шерстяного свитера. Сверкнули искры, на мрамор моста посыпался дождь из разрубленных кольчужных звеньев, за которым последовал дождь из крови. Воин поднатужившись отшвырнул от себя жаждущего убить его стражника. Тот ударился спиной о поручень, перевесился через него и свалился в бурлящий поток.
   Двадцать человек были убиты в считанные минуты.

* * *

   Двадцать человеческих жизней в обмен на пустяковую царапину - вовсе не плохой расклад. Однако мне не давала покоя сама мысль о том, что меня всё-таки достали, пустили кровь. И грудь моя ныла, хотя рану я уже исцелил. Ныла не столько от телесной боли, сколько от воображаемой, вызванной уязвлённым самолюбием.
   - Самолюбием говоришь? - пророкотал кто-то у меня над самым ухом.
   Я пружинисто вскочил, хватаясь за рукоятки мечей. Передо мной стоял обнажённый по пояс гигант с огромаднейшим двуручным мечом в руке. Судя по тому с какой лёгкостью он читал мои мысли, богатырь был явно не из простых смертных. Первой моей мыслью было, что это видоизменившийся Шуть И пришёл наказать меня за мой противоречащий его аскетическим убеждениям гедонизм. Затем, откинув эту идею как слишком пронятую паранойей, я решил, что это Гермес. Однако от пришельца тянуло таким холодом, что я тут же изменил своё мнение.
   Вокруг него стояла густая как суп аура смерти. Он был настоящим великаном. Если тот здоровяк с палашом, которого я недавно разделал, был выше меня на голову (я никогда не считал себя особо рослым, но добрые метр восемьдесят во мне были) и выглядел довольно внушительно, то гиганту я не доставал макушкой даже до середины груди. Огромные ручищи бугрились чудовищными холмами мышц. Венчавшие их кулаки были каждый размером с добрую дыню. Длинные русые волосы, перехваченные на лбу кожаной повязкой, плавно ниспадали с плеч. Налитые железной мощью мускулы на оголённом торсе то вспухали, то опадали. Колоссальную грудную клетку я вряд ли смог бы обхватить с первого раза, зато талия, стянутая могучими мышцами, была не толще моей. Здоровенный меч (если поставить его на остриё, то оголовок его будет возвышаться над моей головой) он держал с пугающим профессионализмом.
   - Кто ты? - спросил я, невольно пятясь назад. - И что ты здесь делаешь?
   - Я? - деланно удивился титан. - Я пришёл сделать с тобой то, что ты мгновение назад сделал со своими слугами.
   Что-то противное и скользкое зашевелилось у меня в животе. Страх чернильным пятном распространялся по телу, заставляя дрожать руки, подгибаться ноги. Я попытался проникнуть в мысли грозного великана, но у меня ничего не получилось. Ужас, вроде бы немного придушенный, снова взял власть надо мной. На этот раз он добрался и до головы. Во рту в один миг пересохло, язык, собиравшийся было выкрикнуть что-то дерзкое, закостенел и замер.
   - Ну давай, нападай! - прогремел над моей головой бас великана. - Будь мужиком!
   Я не заставил упрашивать себя дважды. В конце концов, это всего один-единственный человек, пусть даже и очень большой. Выписав в воздухе две стремительных восьмёрки, я начал обходить его по спирали, сужая круги словно акула. Сейчас он взвоет и умрёт точно так же, как два десятка людей перед этим.
   Гигант одним шагом сократил разделявшую нас дистанцию в два метра до двух локтей, небрежным движением отбил мои мечи.
   Жалобно застонал воздух, безжалостно вспарываемый ужасным клинком. Немыслимым образом изогнув кисть, он метил мне в пах. Я разгадал это движение в зародыше и парировал удар. Вернее думал, что парирую. Однако удара не было. Это был финт. С нарастающим беспокойством я заметил, как огромный меч, описывая плавную дугу, тянется к моей шее. Мало помалу до меня стало доходить.
   Я запоздало вскинул свои глупые мечи. Без толку. Кошмарный клинок, походя казнив куст можжевельника, вспорол мне горло.
   Я, выронив оружие, повалился на колени. Попытался зажать рассечённую яремную вену. Затем упал лицом в песок. В каком-то сантиметре от моего глаза деловито копошились муравьи. Я задёргался, забился, словно выброшенная на берег рыба, жадно глотая ртом воздух.
   Из последних сил я перевернулся на спину, ища взглядом своего мучителя. Однако нашёл лишь дивную лазурь неба. Вокруг моей головы на песке стремительно расползался кровавый тёмный нимб Смерти.
   Я умер.

* * *

   Воскрешение было, пожалуй, не менее стремительным и мучительным чем смерть.
   Я очнулся, ища глазами милую голубизну неба, с которой, как я думал, распрощался уже навсегда. Однако мне это не удалось. Небосвод заслоняло необъятное тело гиганта.
   Я по-прежнему лежал в луже собственной крови. Ощупав горло я не нашёл никаких повреждений. Не удивительно. Боги бессмертны.
   Широченная будто сковорода ладонь потянулась к моему лицу. Помахала перед ним, держа пальцы (годившиеся, должно быть, чтобы завязывать узлом гвозди) веером. Затем сжалась в кулак размером с мою голову.
  -- Сколько пальцев? - прогудело у меня над головой.
  -- Не вижу ни одного. - сказал я, потихоньку отползая в сторону.
  -- Верно! - неожиданно весело рассмеялся богатырь. Хохот его был похож на отдалённые раскаты грома. - Должно быть, с непривычки ты себя неважно чувствуешь после оживления.
   Неважно это пожалуй слишком мягко сказано. Я же считал, что чувствую себя в лучшем случае хреново.
   Гигант усмехнулся каким-то своим мыслям (хотя своим ли?) и сел на траву рядом со мной. Гибко потянулся, щеголяя бронзовым загаром и геркулесовским телосложением.
  -- Насчёт геркулесовского телосложения ты прав. - зевнув сказал великан. - Даже не можешь себе представить насколько.
  -- Ты...то есть Вы, - запнулся я, - хотите сказать, что Вы - Геркулес?
  -- Как всё-таки возрастает твой авторитет в глазах того человека, которого ты пару раз рубанул мечом. - ухмыльнулся пришелец. - Ты обращался на "ты" к Шутю и Гермесу, а меня величаешь "Вы".
  -- Ты так и не ответил на мой вопрос.
  -- Да, римляне называли меня Геркулесом. Хотя мне это имя никогда не нравилось. А в последнее время оно и вовсе вызывает у меня не самые лучшие ассоциации с овсянкой. Я больше предпочитаю греческий вариант этого имени, тем более, что именно греки, а не римляне непосредственно имели со мной дело.
  -- Так значит ты - Геракл?
  -- Геракл. - утвердительно кивнул головой кашененавистник. - Он же месопотамский Гильгамеш и японский Сусаноо. Он же скандинавский Тор. Я лишь немного видоизменяю лицо, цвет волос и цвет кожи, чтоб для каждого народа выглядеть туземцем.
  -- Зачем ты явился в мой мир с мечом в руке? - неожиданно для самого спросил я в духе древнерусского "Кто к нам с мечом придет, тот в орало и получит".
  -- Для того, чтобы указать тебе на твои недостатки.
  -- Мои недостатки, - скривился я, - это моё личное дело. Ты что ли Бог, чтобы судить меня?
  -- Я не Бог. - пожал могучими плечами герой. - И даже не бог. Я всего-навсего полубог, богоподобный.
  -- Ну так и катись себе колбаской.
  -- Попробуй-ка выгнать меня силой. - хмыкнул Геракл.
   Я мог бы (во всяком случае теоретически) одной силой мысли превратить его в лепёшку или ещё лучше во что-нибудь маленькое, зелёное, квакающее. Однако я выбрал честный бой. Я понял, что просто так на мечах мне с ним не совладать - он сражался каким-то своим собственным, неповторимым стилем. Поэтому я решил применить маленькую хитрость.
   На мгновение меня окутало золотистое облачко. А когда оно рассеялось, то на поляне появился ещё один Геракл с кривой ухмылкой на тонких губах. Оба Геракла одновременно шагнули вперёд. Одинаковыми движениями вынули из ножен одинаковые мечи. А затем молниеносно бросились друг на друга. Со стороны это выглядело так, словно великан атаковал собственное отражение в зеркале.
   Пару секунд они сражались на равных, обмениваясь совершенно идентичными выпадами. Потом Геракл (тот что был с кривой ухмылкой) поймал меч своего брата-близнеца и завертел его, держа на середине своего лезвия, надеясь вращением вырвать его из рук противника. Второй Геракл сделал какое-то странное движение и его двойник дико взвыл. Его рука была вывернута под неестественным углом. Геракл выпустил меч из сломанной в нескольких местах десницы. Быстро перехватил его левой рукой.
   Недостаточно быстро... двухметровый клинок его зеркального отражения нарисовал ему ещё одну кривую ухмылку на несколько сантиметров ниже первой.

* * *

  -- Эх! Ну у меня наверное и рожа была, когда ты второй раз подрезал меня, причём тем же приёмом! - рассмеялся я, сыто откидываясь на спинку стула.
  -- Да, - кивнул Геракл, облизывая с пальцев винный соус, - рожа у тебя была что надо.
   Они сидели в обеденном зале за длиннющим палисандровым столом уже второй час, наминая всевозможные деликатесы и обсуждая сегодняшний бой.
  -- Но я так и не понял. - признался я. - Почему после того как я превратился в твою абсолютную копию, переняв твоё искусство ведения боя и силу, я всё равно оставался беспомощным перед тобой.
  -- О, это особый случай. - улыбнулся герой, активно жестикулируя двузубой вилкой. - То что я полубог, полукровка, даёт мне некоторые преимущества, которых порой нет даже у богов. Так, например, никто, кроме Господа, не может проникнуть сюда. - он многозначительно постучал пальцем себя по виску. - Точно так же никто не может стать моей абсолютной копией, переняв мои боевые навыки.
  -- А ты научишь меня парочке приёмов? - отрыгнув поинтересовался я.
  -- Конечно. - энергично закивал головой Геракл. - Или ты думаешь, что я действительно сюда припёрся лишь для того чтобы пару раз прикончить тебя?
  -- А ты покажешь каким образом тебе удалось сломать мне руку? Никогда прежде ничего подобного не видел.
  -- Этой маленькой ловкости меня научил скандинавский божок войны Тир. - пояснил гигант быстро поглощая содержимое хрустальной салатницы. - Мало кто из простых смертных владел мечом так же хорошо как и он. Не исключено, что он и вовсе был лучшим из них.
  -- Но ты только что назвал его божком, - попытался я поймать гиганта на слове, - а сейчас он вдруг стал у тебя простым смертным.
  -- Он действительно был простым смертным. - сказал полубог, бесстыже вытирая руки о скатерть. - Однако кто-то из богов Пантеона наделил его скромными магическими способностями. Настоящие же чудеса он вытворял с мечом в руке, которая, кстати сказать, была у него всего одна. Люди придумали красивую сказку о том, что вторую руку ему якобы откусил гигантский волк Фенрис, но на самом деле его инвалидность была врождённым дефектом, который он не пожелал исправить с помощью магии. Правда, одной рукой, да к тому же ещё и левой, Тир мог натворить больше дел чем сорок других двумя. Я тогда был Тором-громовержцем и ходил с огромным боевым молотом чудовищной смертоносности. Чтобы убить им достаточно было лишь слегка коснуться врага. Неспортивно. Он носил гордое имя Мьольнир и был очень популярен среди людей. Этот молот и сейчас валяется где-то у меня в подвале.
  -- А почему ты его забросил? - невинно спросил я.
  -- Во-первых, как я уже говорил это неспортивно. - сказал великан. - Но это простительно - ведь когда я им пользовался я был ещё молодым и глупым. А во-вторых, его смертоносная магическая аура негативно влияла на потенцию.
  -- Некоторые тоже самое говорят про мобильники. - хмыкнул я. - Но всё равно продолжают ими пользоваться.
  -- Мобильники это те пиликающие штуковины, что люди из твоего мира носят на поясе? - спросил Геракл и выразительно похлопал себя по широкому кожаному ремню, усеянному серебряными заклёпками, что плотно обхватывал его осиную талию.
  -- Они самые. - кивнул я. - Только на поясе их уже давно почти никто не носит.
  -- Ну, я ими не пользуюсь. - с облегчением сказал Гильгамеш.
  -- Да и я теперь тоже. - усмехнувшись сказал я. Сама мысль о том, что существо, способное транслировать свои мысли на тысячи световых лет, будет прибегать к услугам мобильного оператора, показалась мне смешной.
  
  

* * *

  
  
  -- Для начала тебе надо сменить оружие. - бросил Тор, придирчиво разглядывая мой меч. Великолепный самурайский клинок он брезгливо держал двумя пальцами, словно сопливый платок.
  -- А чем тебе не нравиться этот? - недовольно спросил я.
  -- Он слишком лёгок для тебя. - сказал Геракл, выписывая им в воздухе немыслимые канделябры. - Это раз. Второе: клинки этих мечей слишком ломкие, да и вообще не оружие для воина твоего класса, тем более для одиночных боёв. Короче говоря, это железо не для тебя. Хотя, надо признать, что благодаря своей форме изогнутый клинок гораздо проще в использовании, чем прямой - им удобнее наносить скользящий удар.
  -- Ну и каким же должен быть настоящий меч? - поинтересовался я.
   Вместо ответа богоподобный энергично вытряхнул из ножен свой собственный клинок. Меч и в самом деле был очень неплох. Остроконечный, плавно сужающийся посередине и украшенный двумя желобками для стока крови. Рукоять длинной в локоть снабжена сложной гардой, идеально подходящей для того чтобы производить зацепы вражеского оружия, и оканчивалась увесистым навершием.
  -- Желобки эти правильно называются "долами" и вопреки всеобщему мнению служат для армирования и облегчения клинка, а не для стока крови. - словно прочитав мои мысли сказал полубог. - Эту игрушку, - нарочно пренебрежительным тоном продолжал Геракл, - я, будучи Сусаноо, согласно легенде вытащил из хвоста убитого мною дракона. Правда, меня смущает то, что подобного подвига за собою не помню, разве что может когда-то по пьяни зарубил какого-то крокодила. Ну, значит, ближе к делу. Японцы прозвали этот меч Кусанги-но тати. Я же не имею для него какого-то особого имени и называю его просто "меч". Достал я его, само собой, не из пуза какого-то чудовища. Собственно говоря, он вообще был создан очень далеко от Земли и мастерами, которые достигли в металлургии таких высот, которые человечеству даже не снились. Ты наверное спросишь, какой понт полубогу покупать меч в мастерской. А я отвечу: далеко не всё можно получить просто пожелав этого, даже если ты бог. Так ты не можешь одним махом перенять от меня всё моё воинское искусство. Ты не способен воскресить человека, сделав его таким, каким он был когда-то. Конечно, он будет обладать телом и разумом умершего, будет с биологической точки зрения тем же индивидуумом, что и прежде, обладая своими воспоминаниями, чувствами, мышлением. Однако даже бог не может возвратить в тело умершего душу, возродить былую схему мозговых излучений. Именно по этому Пантеон не смог оживить Хоатесшатта, динозавроподобного бога... Ну, впрочем, это так - лирическое отступление. Так вот, ты не сможешь создать хороший меч просто пожелав этого. Для того чтобы меч получился действительно хорошим, надо иметь понятие о том как должен выглядеть хороший меч. Понял? Всё зависит от твоего восприятия и воображения. Этот клинок, - Сусаноо любовно провёл пальцем по его зеркальной поверхности, - благодаря уникальной закалке и предварительно напряжённым мономолекулярным структурам, является лучшим клинком во Вселенной. По крайней мере я до сих пор не встречал ничего способного с ним сравниться.
   Тебе не совсем понятно? Объясню попроще. Эта железяка представляет из себя сложнейшую композицию из слоёв редчайших металлов и неметаллов, большинство из которых на Земле не известны. Его невероятная прочность и острота обусловлена тем, что он был изготовлен путём ламинирования, то есть нанесения один на другой бесчисленного множества тонких плёнок вещества в одну молекулу толщиной. Благодаря такой структуре не сломать, не затупить его практически невозможно. Заточить, впрочем тоже.
  -- Ты хочешь чтобы я создал что-нибудь подобное? - спросил я, прерывая впавшего в глубокие философствования Геракла.
  -- Ну, для новичка такой меч не совсем годиться. - сказал герой мягким движением вкладывая меч обратно в ножны. - Оптимальный вариант для тебя - длинный меч скандинавского типа, среднего веса с закруглённым концом. Такие делают из множества мягких металлических прутьев, оковывая их по рёбрам твёрдой сталью. Получается хороший, годный клинок с мягким сердечником и твёрдой оковкой лезвия.
  

* * *

  
  
   Тренировку мы начали боем с тенью. На рассвете. Геракл бился мастерски. Лучи восходящего солнца играли на могучих мускулах. Длинный зеркальный клинок разбрасывал вокруг кровавых солнечных зайчиков. Дул тёплый южный ветерок.
   Гильгамеш, несмотря на значительные габариты, двигался необычайно плавно и грациозно, словно плывя по воздуху. Вместе с тем его выпады отличались испепеляющей быстротой. Меч сверкал в алых бликах будто молния. Сделав двойное сальто, Геракл резко рубанул несуществующего врага у себя за спиной. Выглядел он весьма впечатляюще: при росте около двух с половиной метров весил он добрых килограмм двести, причём на его теле не было ни унции лишнего жира - сплошные мышцы. Мощным взмахом меча гигант перерубил пополам ещё одного невидимого противника.
   Я тоже сражался с тенью, однако до греческого полубога мне было далеко. Я не делал эффектных прыжков и кувырканий, зная, что в настоящем бою они измотают тебя быстрее любого противника, если ты не Геракл, конечно. Тем более, что сам Геракл во время схваток никакими диковинными прыжками меня не баловал. Оно и понятно - такие штучки обычно выделывают только в кино да в компьютерных играх. Мы разминались обнажёнными по пояс и Сусаноо, разделав очередного призрачного недруга, обронил:
  -- Тебе не мешало бы подкачать мускулатуру.
  -- А что тебе не нравиться? - обиделся я. Я, конечно, не Шварцнегер, но к задохликам себя никогда не причислял; ходил я в свое время и в качалку, и на бокс, и на кик, и посему считал свою мускулатуру довольно развитой. А если прибавить к природной силе Силу божественную, то я смогу ломать бетонные плиты как шоколад (именно так я порвал медведя, тогда я ещё правда воспользовался Силой подсознательно).
  -- Ну, конечно для сельской местности сойдёт. - сказал герой опуская тяжёлый меч и присаживаясь на ствол поваленного дерева. - Но не более того.
  -- И что я должен сделать для того чтобы она пришла в норму?
  -- Ну, с помощью магии вырастить себе бицепсы может любой дурак. Более того, я хочу чтоб ты учёл, что я не настаиваю на том, чтобы ты превратился в груду мяса вроде меня - для бойца лучше быть жилистым, чем перекачанным. А нынешняя моя мускулатура является результатом моих давних чисто бодибилдерских занятий - не сгонять же мне её теперь.
  -- Так что ты предлагаешь?
  -- Если ты хочешь действительно серьёзно заняться фехтованием, то тебе придется приводить себя в форму самыми земными способами. Начнём с пробежки. Сбегай-ка во Дворец и принеси мне из холодильника минералки.
   Я тяжело вздохнул точно помня, что телепортировался в десяти километрах от Дворца.
  
  

* * *

  
  
   Я сражался со всем доступным мне мастерством. Геракл лишь небрежно отмахивался от меня своим огромным двуручным мечом, держа в левой руке. Самое обидное заключалось в том, что правая рука его была занята кружкой пива размером с небольшое ведёрце. Меня постоянно поражало, как в такой узкой талии мог помещаться такой объёмный кишечник - ещё перед боем он в одиночку умял целого поросёнка.
   Я прыгал вокруг героя мячиком и вертелся будто вентилятор, однако толку с этого было аж нисколечко. Наконец я дождался, когда стоящие в зените солнце начнёт светить великану прямо в глаза и он начал жмуриться, теряя бдительность. Оттопырив левую руку с кинжалом в сторону, я бросился на него, рассчитывая достать его шею едином отчаянном порыве. Голубоватая сталь сверкала на солнце. Под ней смутно угадывалась призрачная чешуя скрученных прутьев, что тугим, вязким железом жили внутри. Плавно повернулась в ладони посеребрённая рукоять, нацеливая клинок в сонную артерию гиганта. Я уже почти видел хлещущую из разрубленных сосудов кровь и горящие серо-карие глаза богатыря, подёргивающиеся пеленой смерти. Ни один человек не способен был парировать этот удар, находясь в той же позиции, что и Геракл. Да и уклониться тоже.
   Геракл это прекрасно знал. И поэтому не стал делать ни первого, ни второго. Вместо этого он, не мудрствуя лукаво, со всего маха пнул меня под рёбра ногой в огромных кожаных ботинках сорок-последнего размера.
   Удар чудовищной силы отшвырнул меня на несколько шагов назад. Я упал, свернулся в клубок, будто котёнок и вырвал кровью. Поднатужившись, я встал, тяжело опираясь на свой меч. Нижняя часть груди горела огнём. В лёгких противно хлюпала кровь. Думать надо было не о том, сколько рёбер у меня сломано, а о том, сколько уцелело. Кроме того, у меня были явно отбиты, а частично наверняка и разорваны, внутренности. Мне страшно захотелось потерять сознание, но тело упорно отказывалось это сделать, несмотря на адскую боль, которую вынуждено было терпеть. Видно боги слажены прочнее простых смертных. Радости мне, правда, было с этого мало. Усилием воли я заставил себя пару раз судорожно вздохнуть, втолкнув в искалеченную грудную клетку пару глотков свинцового воздуха.
   И всё же я, превозмогая желание исцелиться с помощью магии и запустить в Геракла шаровой молнией, или хотя бы просто остаться тихо лежать на песке, решительно двинулся в бой. Сошёлся с полубогом в схватке не жалея ни себя, ни его...
   Затем я вдруг ощутил невероятную слабость в правой руке, выронил меч. Хотел поднять его, но заметил аккуратный порез чуть повыше локтя со внутренней стороны руки, из которого хлестало как из дворцового фонтана; попытался зажать его, чувствуя, как из разрубленной артерии вместе с кровью вытекает моя жизнь. Бесполезно. Как и когда мне была нанесена эта рана я так и не понял. В глазах уже привычно потемнело и я грациозно по-балетному осел в быстро расползающуюся лужу собственной крови.
   Постоял пару секунд на коленях и завалился на бок. Многотысячная толпа амфитеатра загудела, оживлённо тыча пальцем в распластавшееся тело своего бога.
  
  

ГЛАВА 4. ТРИДЦАТЬ ГОСУДАРСТВ

Мы в ответе за тех, кого мы приручили.

(Антуан де Сент-Экзюпери)

   Сидя в компьютерном зале после изнурительных тренировок, я блаженно потягивал сок (заметьте - не алкоголь!), размышляя над тем, как иногда надоедает быть богом и хочется заняться чем-то обыденным, но полезным. Особенно я нудился от безделья, когда Геракл по несколько дней пропадал где-то, и я не имел возможности заниматься фехтованием. Его уроки, несмотря на их нечеловеческую нагрузку, давали куда больше пользы, чем те умения, которые я усвоил автоматически, с помощью Силы. Внедрённые в мозг Силой приёмы выполнялись чуть с задержкой, давая возможность противнику предугадывать твои действия. В дни, когда мне не удавалось заняться тренировками, мне хотелось волком выть на луну от тоски.
   Компьютер, оказывается, был способен ненадолго разогнать скуку бога. Ему (компьютеру) было абсолютно всё равно кто, на нём работает, и посему он зависал и глючил у меня так же, как и тогда, когда богом я ещё не был. Сначала мне доставляло удовольствие, играть в самые новые и экзотические игры, однако вскоре виртуальная реальность поблекла на фоне действительности.
   Зато я обнаружил, что даже богу весьма приятно часами сидеть в этих ваших Интернетах, чем я, собственно, в данный момент и занимался.
   Иногда чертовски греет душу осознание того, что ты можешь в любой момент одной лишь силой мысли превратить своего оппонента в какашку. Сейчас вот один такой умник троллил меня по-чёрному на территории моей же собственной группы на "вконтакте", не выказывая не малейшего пиетета к моему божественному происхождению. Поколебавшись не прибегнуть ли мне к магическому банхаммеру, я в конце концов удалил всю группу полностью и тяжело вздохнув вернулся к себе на страницу. При этом я от души пожелал тонкому троллю, чтобы его навороченный комп завис на долгие годы.
   Ску-у-у-учно!!! Интересно, чем сейчас занимаются мои бывшие одноклассники. Бывшие, не нынешние. Те-то определённо учатся - лицей это вам не школа. А вот где сейчас мои знакомые, что знают меня ещё по младшим классам?
   Внезапно меня захлестнула волна ностальгии, и тут же, словно удар молнии меня озарила новая революционная идея.
   Я создал группу "Добро пожаловать в Новый Эдем!" и пригласил в неё всех бывших одноклассников, которые только были зарегистрированы на "вконтакте" (таких было тридцать из тридцати восьми). Не желая ждать пока они дадут своё согласие, я подтвердил членство в группе принудительно просто пожелав этого.
   Через сутки все они будут в моём мире.
  
  

* * *

  
  
   Шумная, воняющая потом толпа давила на Машу Покровскую со всех сторон. Где-то под ногами спазматически дырчал двигатель. Троллейбус мчался по улице со скоростью страдающей животом черепахи. Было чертовски жарко, а ближайшее окно даже сумей девушка до него дотянуться, отнюдь не было приспособлено к тому, чтобы его открывали. Где-то в самой гуще народа противно запиликал новомодным рингтоном мобильник. Совсем рядом два пенсионера, с подкованностью чрезвычайных и полномочных послов спорили о геополитических проблемах Украины, явно даже не зная как расшифровывается аббревиатура "НАТО".
   Маша не имела возможности дотянуться до какого-нибудь поручня, хотя впрочем в этом не было особой необходимости - "рогатый" был нашпигован до такой кондиции, что падать в нём уже просто было негде. Невольно вспоминался анекдот про мужчину "рассевшегося" на компостере и дамочку, что попросила его подвинуться.
   В троллейбусе действовал закон джунглей - наиболее комфортно в нём себя чувствовал самый сильный и крупный. Слабых и неприспособленных (лишённых билетов и льгот) естественный отбор безжалостно уничтожал с помощью санитаров леса - контролёров.
   В третий раз предъявив оному свой ученический, девушка подумала, до чего же всё-таки погано, когда доблестные стражи порядка страдают склерозом.
   Толпа напирала со всех сторон... Плотно зажатая в этой кричащей, кашляющей и издающей прочие малокультурные звуки, живой массе, Маша уже жалела, что, поддавшись внезапно накатившему на неё инстинкту экономии, она не села как нормальный человек маршрутку или на худой конец в более дешёвый автобус, популярно именуемый "лоховозом", а предпочла проехаться на подкатившем внезапно тралике.
   Какой-то грузный старый пердун вольготно устроил на её ноге свою засаленную сумку, нагло игнорируя при этом негодующие вопли в его адрес. Маша пинком отпихнула сумку в сторону, чем вызвала настоящий взрыв недовольных возгласов. Тут же отвернулась, делая вид, что она слепая, глухая, немая и вообще её здесь нет. У неё не было настроения выслушивать морали о донельзя обнаглевшей молодёжи и отвечать на стандартные вопросы типа "Это тебя в школе этому научили?" (можно подумать, что в школе только такому и учат) или "Где ты воспитывалась?".
   Старикан наконец заглох, потеряв из вида адресата своих вызванных праведным гневом восклицаний. Девушка попыталась пробиться к задней площадке, где находилось заветное окно так и просившее, чтобы его открыли.
   Внезапно ей в лицо ударила струя свежего воздуха, приятно пахнущего озоном. Словно она находилась не в вонючем автобусе, а в сосновом лесу после дождя. Не успела Маша удивиться этому явлению природы, как ноздри ей резанул ещё один запах: так воняет перегревшийся ксерокс.
   А через секунду она исчезла. Резко, без какого-либо предупреждения. Просто взяла и не с того не с сего растворилась в воздухе. Толпа тут же хлынула, заполняя собой освободившееся пространство. Исчезновение девушки никто как будто и не заметил.
   Через мгновение из того же воздуха материализовалась новая Маша, как две капли воды похожая на предыдущую. Она точно так же недовольно сморщила аккуратный носик и принялась отвоёвывать то место, которое так внезапно сдала без боя её сестра-двойняшка.
  

* * *

   Юрий Дубко пронзительно засвистел и затопал ногами, не обращая внимание на косые взгляды, которыми сопровождали его обитатели ближайших рядов. Ему было глубоко наплевать на то, что они о нём думали. Фильм оказался сущей пургой и Юрка, воспользовавшись тем, что его девушка отлучилась "попудрить носик" (на самом же деле явно просто отлить), решил показать залу всё что он о нём думает.
   Будучи уже изрядно под газом, он не стал скупиться в проявлении эмоций. Сначала он стал громко чавкать, выкрикивая что-то нечленораздельное ртом, до отказа набитым чипсами, сопровождая всё это непристойными звуками. Затем начал ржать в самый драматический момент, чем вызвал бурю недовольства со стороны сидящей перед ним старушки. Хрен с ней. Ему было абсолютно всё равно какое мнение у неё о нём сложиться.
   Он вообще никогда не любил кинотеатры, предпочитая им домашние просмотры DVD, и пришёл сюда исключительно из-за Любки. А сейчас Дубко вознамерился поделиться впечатлениями с остальными зрителями, дерзко нарушая правила общественного порядка.
   Демонстрируя своё наплевательское отношение к нормам морали, он обдал своего ближайшего соседа перегаром, снова заржал, тыча пальцем в экран. Юрик и сам удивлялся тому, как это его до сих пор не выгнали. Скоро придёт Любка и ему снова надо будет корчить из себя любителя массовых просмотров кинофильмов. При всей своей напускной аморальности, Дубко терпеть не мог изображать из себя кого-то кем он не является. А пока можно во всеуслышание называть всё это х... Ну вы сами знаете чем.
   Наконец, утомившись, юноша более или не менее притих, огорчённый отсутствием реакции со стороны соседей. Да и усталость от того, что ему пришлось последние полтора часа смотреть на эту муру давала о себе знать.
   Перевернувшись на другой бок и просунув ноги под стул впередисидящей старушенции, Дубко попытался заснуть. Ничего толкового из этого не вышло. Помучавшись ещё с минутку, он снова сел прямо. Его девушка что-то не спешила возвращаться. Понос её разобрал что ли? Изрядно потрудившись, Юрка кое-как достал из узкого кармана своих джинсов огромный платок, размером со среднюю наволочку. Смачно сморкнулся в него, а затем огласил зал могучим чихом с некультурным звучанием "Апчкху-у-у-уй!!!", позаимствованным у одного его знакомого. В воздух взметнулся целый вихрь извергнутых им слюней.
   Юрий хотел снова пройтись матом по поводу дурацкого содержания фильма, как тут ему в нос внезапно ударил свежий ветер, какой бывает после доброй грозы. Не успел парень удивиться тому, откуда он здесь взялся, как тут резко запахло перегревшейся офисной техникой. Этот запах внезапно приобрёл силу, от которой перехватывало дыхание. Юрий Дубко сдавленно охнул и тут же исчез. Воздух тут же заполнил его место. Пачка с чипсами, которую он держал между коленями, упала на пол, щедро посыпая своим содержимым.
   Но зрители, казалось, и не заметили исчезновения своего шумного собрата, продолжая смотреть на экран. А через секунду на том же месте возникла его точная копия, не менее крикливая, чем оригинал.
  

* * *

  
  
   Сергей Туманов вяло тыкал одним пальцем в клавиатуру, и столь же вяло елозил мышкой по коврику. Он устало потёр глаза, в которых уже начинало рябить от бесконечных строчек и столбиков. Excel неодобрительно окинул его укоризненным взором многофасетчатого глаза. Мол, работа сама собой не сделается, не тормози.
   Серый бросил косой взгляд на своих ближайших соседей. Некоторые из них уже закончили работу, либо просто забили на неё нечто большое и толстое. Сейчас же они занимались игрой в "Сапёра" и прочей чепухой. Везунчики. Туманов тяжело вздохнул. Его дела были весьма далеки от завершения. Не выдержав укора таращившегося на него ячеистого экрана, Сергей ускорил процесс работы. Голова немилосердно болела, глаза уже начинали слипаться, хотя на часах было ещё только полвосьмого вечера. Видимо сказывалось вчерашнее ночное сидение в Нете. И зачем он записался на эти грёбанные курсы да ещё и в вечернее время!? Тем более, что машины у них хлам, доброго слова не стоят.
   Противно жужжала над головой лампа, словно огромная жирная муха. Кроме неудобоваримых звуков, которые она издавала, следует отметить, что мерехтящий свет который излучало сие приспособление, по своему виду и качеству был весьма далёк от дневного.
   Его так и подмывало закрыть к чёрту эти проклятые таблицы и поиграть в новую стратежку. Если бы не преподаватель (толстый тупоголовый увалень) он бы пожалуй так и сделал. Но так нет же! Тому обязательно нужно сунуть свой картошкоподобный нос в каждый монитор. Откровенно говоря старого пердуна было намного легче представить за рулём комбайнера, мечтательно пожёвывающим соломинку, чем за компом.
   Вдруг Сергея обдало свежим воздухом. Он с наслаждением подставил лицо приятному потоку пахнущему дождём. Видно кто-то всё-таки догадался открыть окно и выпустить всю эту бздень на улицу. Туманов устало откинулся на спинку стула, задвинул полочку для клавиатуры. Затем широко зевнул, потянулся, с хрустом выгибая затёкшие пальцы. Что ж в принципе он может позволить себе краткую передышку.
   Тут в воздухе появился новый запах. Сергей испугано уставился на компьютер от которого шёл острый запах перегревшихся микросхем. Он быстро закрыл Excel, однако дотянуться курсором до "Пуска" он так и не сумел.
   Он испарился в воздухе. Совершенно неожиданно. Так часто делали герои его компьютерных игрушек, однако сам он ничего подобного делать явно не собирался.
   Толстый преподаватель, направившийся было к нему, вдруг резко передумал и, высмотрев новую жертву, размашистым шагом направился в обход неожиданно опустевшего стула.
   Последний, правда, пустовал недолго. Ещё прежде чем информатик дошёл до своей новой цели, на стуле образовался новый Сергей.
  
  

* * *

  
  
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Лёгкие Анны Омелькиной горели огнём. В боку немилосердно кололо...
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Вот что значит после двух недель вынужденного прогула дать себе полную нагрузку. Особенно если ты занимаешься лёгкой атлетикой...
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Бег дело хорошее. Однако нельзя делать столь длинные перерывы...
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Ноги с непривычки прямо-таки отваливались. Пот заливал глаза, жёг кожу...
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Но самое худшее начнётся завтра. Она встанет с забитыми мышцами и потащится в школу...
   Мимо шурша колёсами промчался автомобиль. Аня некоторое время бежала вровень с ним, выжимая максимум из своего уставшего тела. Нечего поощрять чувство жалости к себе. Затем она приотстала, выравнивая дыхание. Надо беречь силы.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Рядом, заливаясь лаем, бежала какая-то собачонка. Омелькина не обращала на неё внимание.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Псина захлёбывалась от восторга и по-прежнему путалась под ногами. Пусть ей, она не стоит того чтобы ради неё сбиваться с ритма.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Надо будет купить новые кроссовки. А то эти уже порядком разбиты.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Её утешала мысль о том, что дома её ждёт холодный душ и бутылочка не менее холодной "Кривоозёрской".
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Аню обдало пахнущим дождём порывом ветра. Он приятно бодрил, вливал новые силы.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Внезапно приятный освежающий запах сменился иным - вонью какой-то перегревшейся электроники. Он словно бритвой резанул по ноздрям.
   ...Три-четыре...
   ...Вдох-выдох...
   ...Раз-два...
   Собачонка тупо уставилась на то место, где секунду назад бежала девушка. Сейчас же оно пустовало.
   Спустя ещё секунду в воздухе возникла другая спортсменка. Собачка попятилась, зарычала и потрусила прочь.
  
  

* * *

  
  
   Артём Влахов вместе со всей своей компанией размеряно шагал по улице. Настроение у него было превосходное. Значительным поводом для этого была бутылка пива в левой руке. Правой же он активно жестикулировал, рассказывая очередной анекдот. Левой, впрочем, тоже. В результате пиво время от времени тугой пенной струёй выплёскивалось из бутылки, обрызгивая рядом идущего. Веселья от этого не убавлялось.
   - А вот ещё один. - гаркнул Тёма. - Слушайте: "Купается Пятачок в ванной. Тут к нему подходит Вини-Пух с кастрюлей и спрашивает: "Кипяточку подлить?", а Пятачок ему и говорит: "Та, на хер, Вини. Псш-ш-ш. А-а-а!""
   Подвыпившая компания с готовностью рассмеялась. Их громкий здоровый хохот взлетел выше крыш, туда, где недоеденной скибкой дыни валялся месяц.
  -- Кстати, насчёт "псш-ш-ш". Этот знаете: "Бабушка, не лезьте в ванную, там кислота!" "Шутиш-ш-ш-ш..."
   Все снова рассмеялись. Группа молодых людей продолжила своё триумфальное шествие по вечерней улице.
  -- Или вот: "Бабушка, не ходите в лифт, в нём пола нет!". "Шутники-и-и-и...". А есть ещё: "Бабушка, не садитесь на стул, он клеем намазан!". "Шутник-ик-ик!". Или как там: "Бабушка не ходите по лестнице - она скользкая!". "Шутники-ки-ки-ки...". А ещё я знаю: "Папа не включай пилу, я на ней сиж-ж-ж-жу!!!".
   Компания угорала от смеха, откровенно радуясь его не шибко острым шуткам. Для пущего эффекта Влахов раскрутил над головой опустевшую бутылку и запустил ею в стену дома. Та разлетелась на осколки, оставив после себя весёлую мокрую кляксу. Это вызвало новую бурю эмоций.
   В воздухе запахло озоном. Артём глянул на небо, словно опасаясь, что оно сейчас разверзнется у него над головой новым всемирным потопом. Ничего подобного не происходило. Однако вокруг всё ещё стоял запах хорошего летнего ливня.
   Тёма не стал забивать себе голову причинами метеорологической аномалии, напряжённо роясь в памяти в поисках новой, подходящей к случаю шутки. В нос ударил неприятный запах перегревшейся копировальной техники. Артём хотел чихнуть, но уже не успел.
   А его друзья шли дальше, смеясь приколу, который он так и не сказал и никогда не скажет; хлопая воображаемого товарища по воображаемому плечу.
   А вскоре рядом с ними появился новый Тёма и они снова расхохотались.
  
  

* * *

  
  
   Тридцать бывших одноклассников Тимура Тухачевского были самым таинственным образом похищены и заменены биологическими копиями. Они исчезали прямо с улиц, школ, даже душевых. Анна Захарина испарилась прямо из объятий своего парня. Все они до последнего ничего не понимали, а удивиться успевали лишь перед тем, как раствориться в воздухе.
   Лишь Павел Чебышерёв ничего не заметил и ничему не удивился. По той простой причине, что во время телепортации он валялся вдрызг пьяный под забором.
  
  

* * *

  
  
   Сталь громко лязгала о сталь. Огромный зал, вымощенный белой кафельной плиткой, освещался призрачным голубоватым светом, что проникал через южную стену, целиком сделанную из стеклоблока. Длинный тупоконечный меч скандинавского типа бойко спорил с другим: остроконечным, странно вогнутым по бокам и не имеющим никаких аналогов на планете Земля.
   Меч Геракла, лёгкий как перышко (по крайней мере в его руках) и такой острый, что им можно было бриться, свободно давал фору железяке, которая, даже будучи защищена чарами, что не давали ей развалиться на куски при соприкосновении с Кусанги-но тати, жалобно звенела и сыпала искрами.
   Обменявшись с героем ещё несколькими ударами, я отступил назад метя пол алыми зигзагами - моя правая рука была ранена в двух местах, и несмотря на то что крупные сосуды при этом задеты не были, крови из меня вытекло уже порядочно.
  -- В самой идее создания этих государств я в принципе не вижу ничего плохого. - Гильгамеш небрежным движением стряхнул с лезвия рубиновые капли. - Но ведь ты хочешь натравить их друг на друга, учинив мировую резню!
   - Я!? - попытался изобразить я на лице удивление. - Да с чего ты взял? А хотя, если честно... Есть у меня у меня такая мыслишка, чего уж там... Я собираюсь создать народы с ложной памятью о жестокой межнациональной войне, которая у них когда-то якобы была, для того чтобы они люто, бешено ненавидели друг друга и стремились уничтожить. Интересно узнать кто из моих бывших одноклассников лучший правитель и лучший полководец.
   Великан бросил на меня взгляд, явно выражающий неудовольствие моей идеей.
  -- Ты смотришь на меня так, будто в этом есть что-то плохое! - оскорбился я. - Ведь это всего лишь люди!
   Геракл неодобрительно покачал головой. Меня часто пугала его способность запросто читать мои мысли. Я перешёл во фронтальную атаку, чтобы не задумываться над этим.
  -- Похоже ты взял из моих уроков лишь умение фехтовать и не более.
  -- Да! И взял это на достаточном уровне. А что мне по-твоему ещё следовало было брать? - пожал плечами я.
  -- Ты так ничему и не научился с момента нашей первой встречи. - огорчённо сказал Геракл.
  -- Да? - разозлился я, отступая назад. - Ну так гляди чему я научился!
   Я в одно мгновение раздался ввысь и вширь, мои руки взбугрились чудовищными мускулами. Вскоре я уже на целую голову возвышался над Тором. Мой меч задёргался, удлинился, превратившись сначала в полутораручный, а затем в двуручный.
  -- Получай! - рявкнул я, парировав удар полубога. Не ему учить меня что и как мне делать.
   Я с рёвом кинулся вперёд занося свой огромный меч длиной, наверное, с Гильгамеша. Могучий взмах. И удар, что должен был разрубить героя пополам, с силой обрушился на кафельный пол. Белоснежные осколки прыснули во все стороны, посекли мне ноги.
   Прежде чем я успел выпрямиться, Геракл крутанулся на пятке и филигранным взмахом меча вспорол мне живот точно над бронзовой бляхой. Вспорол с хирургической аккуратностью, рассёкши лишь брюшину и не повредив при этом внутренности, разрубив меня ровно настолько, что кишки толстыми змеями упали мне под ноги.
   Я поскользнулся на них, потерял равновесие, но, резко взмахнув руками, устоял. Геракл быстро исправил эту погрешность. Резкий выпад - и его меч вгрызается мне в коленный сгиб. Нога складывается будто перочинный ножик и я падаю в лужу собственной крови на одно колено.
   Спонтанными взмахами пытаюсь достать своего мучителя. Как бы не так! Виновато улыбаясь, он отходит в сторонку, терпеливо дожидаясь пока я истеку кровью. Я взвыл от боли и страха, подкинул меч вверх, поймал за середину лезвия и из последних сил метнул его будто копьё. Богоподобный плавно шагает в сторону и клинок, пронесясь мимо, врезается в стену, высекая из неё сноп искр и обломков плитки.
   Я стоял на четвереньках, тяжело упираясь на руки и обливаясь слезами молил Господа Бога чтоб он поскорее даровал мне смерть. Однако этого не происходило. Весь мир вокруг меня сжался до размеров распоротого живота.
   Прошло минут пять. А может полчаса, либо полминуты. В таком состоянии я потерял счёт времени. Мои руки медленно скользили в разные стороны. Вскоре я упал, сильно ударившись о пол грудью. А главное животом. Всё вокруг залилось жгучей вспышкой, которая отогнала прочь заволакивающую мой взгляд темноту. Рана взорвалась болью, словно мне сунули туда гранату.
   Да чего я должен терпеть эту боль? С какой стати? К чёрту все запреты на применение Силы во время боя.
   Я не стал лечить рану (зачем спрашивается?), а просто решил с помощью толики магии прибавить себе немного сил, чтоб добраться до Геракла. Я выхватил из-за пояса кинжал и от души пожелал этого.
   Пожалуй, я малость передозировал со своим магическим допингом. Сил у меня прибавилось не чуть-чуть. Путаясь в собственных внутренностях, я, не вставая с четверенек со скоростью экспресса ломанулся к Гильгамешу. Тот легко увернулся от живой торпеды, в которую я сейчас превратился, и я с размаху впечатался в стену. Ту самую, из стеклоблока. Она буквально разлетелась вдребезги и я, окутанный облаком осколков, упал вниз. С пятого этажа.
  
  

* * *

  
  
   Наверное нечто подобное в своё время ощутил молодой багдадец Абу-Гассан, легендарный калиф на час, проснувшись в шикарном дворце.
   Павел Чебышерёв перевернулся на спину, чувствуя под собой необычайно мягкий матрац, потянулся, широко зевнул. Голова его немедленно взорвалась вихрем спавшей доселе боли. Явно сказывались последствия вчерашней пьянки. Он медленно разомкнул веки, под которые словно бы кто-то насыпал песка. И уставился взглядом в лепной алебастровый потолок с изображением какой-то баталии. Он устало помассировал виски и снова перевернулся на бок, будучи уже не рад тому что проснулся и разбудил похмелье. Паша снова подивился необычайной мягкости матраца под ним. И тут же вскочил, напрочь забыв о головной боли.
   Никогда раньше просыпаясь он не уставлялся взглядом в лепной алебастровый потолок с изображением какой-то баталии.
   Потолок у него дома щеголял многочисленными ржавыми пятнами, образовавшимися не то из-за того что обои соприкасались со ржавой арматурой бетонных плит, на которые они были наклеены, не то из-за того, что сами обои когда-то заляпали ржавчиной. На даче же потолок был деревянный, раскрашенный в кричаще-синий цвет. В вытрезвителе (или куда теперь привозят менты свою добычу?), куда его могли теоретически поместить по состоянию здоровья, потолок должен был бы выглядеть совсем не так.
   Это означало одно. С диким криком Пашка вскочил с кровати, на которой можно было разложить шестерых, с кровати с непривычно мягким матрасом, обложенным парчёвыми подушками. С той самой кровати, лёжа на которой непременно упрёшь свой взгляд в лепной алебастровый потолок с изображением какой-то баталии.
   Чебышерёв знал, что это может когда-нибудь случиться, но всё же никогда не думал, что белочка может быть так коварна.
   Бестолково мечась с душераздирающими воплями по комнате, Пашка, на своё горе, пробежал мимо зеркала. Остановившись, он пригляделся, протёр глаза. Не помогло. Волосы были аккуратно подстрижены и причёсаны, одежда из тонкого шёлка казалась отлитой из золота, пальцы усеивали крупные перстни с драгоценными камнями всех цветов радуги. Павел разразился новой серией криков.
   Мощный пинок ботинка отправил зеркало в полёт. Оно упало, ударившись о пол, покрытый толстыми персидскими коврами, и разлетелось на тысячи осколков.
   В ответ на его вопли в комнату вбежали четыре мускулистых чернокожих воина с ятаганами наголо. Двое из них метнулись к нему, а остальные принялись обшаривать комнату в поисках неведомого врага.
   Паша отреагировал на их появление неожиданно. С быстротой куницы он метнулся к ближайшему стулу, на котором лежала его сабля. Плавным движением выхватив её из ножен, он свирепо разрубил воздух прямо перед собой и рявкнул по-хормалдски:
  -- Ещё шаг и вы падёте на сей ковёр, обливаясь кровью!
   Чушь какая-то. Он никогда не умел говорить по-хормалдски, а тем более не стал бы выражаться столь высокопарно. И ещё одно "но" - он никогда и нигде не учился обращаться с саблей.
   Чернокожие жилистые великаны замерли в нерешительности. Они были готовы защищать своего господина от стрел и мечей собственным телом, но решительно не знали что делать, если он бросается на них с обнажённым клинком в руке.
   Тем временем в зал забежало ещё несколько нигеров с пиками в руках. За ними пробились и трое других людей, сразу привлёкших внимание Пашки.
   Один рослый, усатый с простодушным выражением на лице и кривым мечом на поясе. Второй маленький, полненький, со смешным тюрбаном на голове и коротенькой седой бородёнкой, что делали его похожим на султана из диснеевского "Аладина". Третий был наоборот прямо-таки нездорово худой, одетый в свободный расшитый золотом балахон.
  -- Назад! - завопил юноша, чертя саблей в воздухе перед собой замысловатые фигуры.
   Стражники не нашли ничего более правильного, чем бухнуться перед ним ниц.
  -- Ну, чё припухли? - крикнул Чебышерёв, пятясь назад.
  -- Они не могут Вам ответить, Ваше Лучезарие. - неожиданно сказал усатый богатырь в богато выделанных доспехах, опускаясь на колено. На одно, а не на два. - У них нет языков.
  -- Языков? - переспросил Пашка. По его спине противно заползали холодные мурашки.
  -- Да. - небрежно бросил второй член трио, тот что в просторном балахоне. - Им вырезают языки, чтобы они не болтали лишнего.
   Н-да-а-а... Весёленькие у них тут традиции. Интересно как они относятся к чужакам. Хотя постойте! Чужак ли он им? Тот двухметровый перец назвал его "Лучезарием". Никогда ещё Павел не влипал так крепко.
  -- Вам сегодня что-то нездоровиться, Ваше Лучезарие. - утвердительно сказал типок в балахоне. - Должно быть из-за того что вы вчера выпили немного лишнего у вас произошёл небольшой провал в памяти. Незначительный. Как насчёт того чтобы пройти обследование у придворного лекаря?
  -- У меня в жизни не было никакого сраного лекаря и я не "Лучезарие"... - пятясь, забормотал Павел. Ему казалось что он сходит с ума. - Я самый обыкновенный пацан из самой обыкновенной семьи!
   Всему этому должно было быть объяснение, только оно не шибко спешило ему на ум.
  -- Вынужден с вами не согласиться, Ваше Лучеззарие. - возразил третий, маленький и толстый.
  -- Да кто вы вообще такие? - спросил Чебышерёв, крепче стискивая в потной ладони рукоять клинка.
   Всё это как-то не вязалось у него в голове. Эта комната, эти люди были ему совершенно незнакомы. Зато он прекрасно знал их язык, и, как он осознал покопавшись в памяти и ощущениях, неплохо владел саблей, которую сейчас бестолково вертел в руках. Во всяком случае он мог на равных позвенеть мечом с любым из чёрнокожих великанов.
  -- Я, - сказал, поднимаясь, усатый дылда, - командир дворцовой стражи Ситафель Каэру. Я занимаю эту должность ещё со времён Вашего отца.
  -- Я, - чинно поклонился пузатый типчик в чалме, - Монсель киль Шарун, великий визирь Вашего Лучезария.
  -- А я, - с достоинством сказал третий, - Тенмаль киль Башид, верховный жрец и первый придворный маг Вашего Лучезария.
  -- Прикажите этим стражам убраться от сюда. - распорядился Пашка.
  -- Они уже уходят. - заверил его Ситафель. - Они немые, но не глухие.
   Как только все воины покинули помещение, Пашка, бросил на пол ненужную саблю, затем тяжело уселся на кровать, уперев локти в колени и уронив лицо в ладони. Кто-то из оставшейся троицы деликатно кашлянул, напоминая о своём существовании. Однако юноше было не до них. В его мозгах царил сплошной сумбур - невозможно было поверить в то, что всё чем ты жил до этого - это всего лишь кошмарный сон, приснившийся с бодуна, тем более, что о твоей якобы "настоящей" жизни у тебя и воспоминаний-то никаких нет. Наконец он соизволил поднять голову и взглянуть на терпеливо ожидающих решений деспота придворных.
  -- Вы тоже проваливайте. - буркнул он по-барски махнув рукой. - Все кроме... - Пашка даже и не пытался запомнить их имена, - ...мага.
   Все остальные, не желая вызывать гнев монарха, торопливо удалились, закрыв за собой тяжёлую дверь красного дерева. Волшебник неподвижно замер посреди комнаты, не решаясь заговорить первым. От него исходили волны страха и тревоги. Он очень его боялся. Это ободрило Чебышерёва.
  -- Ну, покажи мне что ты умеешь. - потребовал тот.
   Если просьба юноши его и удивила, то он не подал виду, хотя лицо у него было весьма обеспокоенное (ещё бы не беспокоиться, когда султан, обладающий абсолютной властью, да при том ещё внезапно потерявший память, требует от тебя продемонстрировать своё умение - вдруг ты ему не угодишь?).
   Тенмаль киль Башид протянул руки к ближайшей кадке с розами и сделал несколько пасов. Не звучали в воздухе громкие заклинания, не сверкали гром и молния.
   Однако спустя несколько секунд цветок начал медленно подрагивать, а затем вдруг резко выкинул новые стебли и ударился в рост. После того как он увеличился до размеров небольшой ёлки цветы с него осыпались и началась новая стадия метаморфоз. Султан, приготовившийся увидеть пару эффектных фокусов, взирал на творившиеся с откровенным изумлением. Роза одним движением вырвала из земли длинные корни и, быстро перебирая шипастыми ветками, направилась к Пашке. Он заметил, то на месте осыпавшихся цветов набухли новые бутоны, скалившееся зубастыми пастями, из которых крупными янтарными каплями капал желудочный сок, что громко шипел падая на каменные плиты пола. Юноша перекатился по кровати через правое плечо и схватив саблю замер в оборонительной позиции. Факир успокоительно поднял вверх левую руку (или этот жест тоже был частью заклинания?). Затем резко выкинул перед собой правую и что-то выкрикнул на незнакомом Чебышерёву языке. С его ладони с треском вырвалась длинная оранжевая лента жидкого пламени и хлестнула по живому кусту. Тот бешено замахал когтистыми лапами, брызжа во все стороны зелёным, пахнущим мятой соком. Затем он затих, и весёлое солнечно-жёлтое пламя проглотило его целиком. Вызванный Тенмалем вихрь легко подхватил то что осталось от некогда грозного хищника (а ещё ранее - безобидного цветка) и вышвырнул бренные эти останки в окно.
  -- Круто. - неожиданно оживился Павел. - Это всё было на самом деле или только в моём воображении?
  -- На самом деле. - покачал головой маг. - Но иллюзии я тоже делать умею.
  -- Покажи. - потребовал тот, нисколько не удивляясь тому, что человек, способный в одно мгновение превратить его в горстку пепла, безропотно выполняет все его требования, да ещё и боится его при этом.
   Тенмаль шагнул к зеркалу вроде того, которое недавно так напугало юношу, и осторожно коснулся рукой его поверхности. В воздухе загудела низко вибрирующая мантра, издаваемая лишь голосовыми связками и носом, без помощи языка и губ, не открывая рта. Затем он пропел речитативом несколько слов и рывком вытянул из зазеркалья своё отражение.
   Паша тупо уставился на происходящее. Не каждый день увидишь, как человек держит за руку свою точную копию, извлечённую из ныне пустующего зеркала.
   Оба Тенмаля киль Башида медленно повернулись и поклонились своему султану. Затем одинаковыми движениями стали на одно колено, поднялись, разошлись в разные углы комнаты, и, отсалютовав друг другу, быстро кинулись бежать лоб в лоб. На середине зала они столкнулись в прыжке, на мгновение повисли в воздухе, потом слились воедино. Несколько секунд перед Чебышерёвом стоял четырёхрукий, четырёхногий и двухголовый монстр. Затем он исчез, оставив после себя тощего мага в расшитом золотом балахоне. В зеркале снова появилось его отражение.
  -- Это была иллюзия?
  -- Да, Ваше Лучезарие.
  -- А ты можешь научить меня этому? - спросил Пашка.
  -- К сожалению нет, Ваше Лучезарие. - сокрушился Тенмаль. - У Вас нет врождённого волшебного дара, а без него все заклинания и магические жесты не будут иметь в Ваших устах и руках мистической силы.
  -- Жаль. - по-детски расстроился Чебышерёв.
   Он положил саблю на стул и улёгся на гору подушек.
  -- Можете быть свободны. - сказал вдруг Пашка, переходя вдруг на "Вы". - Хотя подождите. Распорядитесь, чтобы мне подали вина.
   Маг, пятясь и кланяясь, словно китайский болванчик, направился к выходу.
  -- И вот ещё что.
   Тенмаль замер в выжидающей позе.
  -- Скажи мне, как меня зовут.
  -- Тильманикок, Ваше Лучезарие. - ответил маг невозмутимым голосом.
  

* * *

  
  
   Ярополк Брацлав внезапно возник из ниоткуда перед дверью какого-то сомнительного вида заведения. Несколько секунд он тупо смотрел по сторонам, ощущая у себя на спине пристальные взгляды прохожих, а затем уставился на вывеску над дверью. Она повествовала о том, что это хибара была ничем иным, как трактиром с зычным названием "У старого кота". На табличке действительно был нарисован огромный вылинявший котяра о трёх ногах (четвёртую видимо забыли или поленились нарисовать, либо незадачливый художник полагал, что под таким углом её не должно быть видно). Висящая над вывеской лампада, покрытая толстым слоем жира и копоти, поскрипывая на ржавом гвозде и кидая диковинные тени из-за роящихся вокруг неё мотыльков, хорошо освещала кособокого уродливого котищу, хотя тот от этого мало выигрывал.
   Мало-помалу до Ярика стало доходить. Он не в Николаеве. Он вообще не в Украине. Хорошо ещё если вообще на Земле. Юноша никогда раньше не видел подобных букв и понятия не имел о языке на котором была сделана надпись, однако каким-то образом он сумел прочесть написанное. Легче от этого, впрочем, не становилось. При этом он был абсолютно уверен, что это у него не галюники - ничего подобного он не сумел бы придумать даже если бы постарался.
   Узкие вонючие улочки, мощеные грубообработанным булыжником; корявые домишки, самым высоким из которых был двухэтажный; грязные людишки, одетые по последней моде ХIV-го века - всё это создавало впечатление того, что он попал в Средневековье. Однако было во всём этом нечто невообразимо фальшивое, свидетельствовавшее о том, что он находится в другом мире.
   Впрочем, это не имело никакого значения - Господь Бог избрал его своим миссионером в этой дыре и независимо от того, где он находится, он исполнит волю Божью.
   Не в состоянии придумать что-то более оригинальное и не желая привлекать к себе внимание народа Брацлав шагнул в приветливо приоткрытую (это наверное из-за того, что она держалась всего на одной петле) дверь.
   Трактир полностью отвечал представлениям Ярополка о завоняном средневековом заведении. Низкий закопченный потолок, в который казалось вот-вот упрёшься головой, несколько сколоченных на скорую руку столов непонятной формы, явно претендующей на круглую, три-четыре заправленных прогорклым маслом лампы и кривое несуразное сооружение, видимо должное олицетворять стойку.
   Помещение крепко пропахло дымом, второсортным пивом и потом от собравшегося в одном месте большого количества людей. Полногрудые, толстозадые официантки (или как их там называли во времена рыцарей?), с чертами лиц весьма далёкими от изысканных, разносили подозрительно выглядевшую, зато вполне сносно пахнущую, и, главное, горячую, еду.
   У Ярика забурчало в животе. Какой бы неаппетитной бы не была эта жратва, однако путешествие между мирами, сопряженного с беседой с Господом Богом в Межпространствье, заставит тебя не перебирать харчами. Юноша, изо всех сил стараясь придать своей походке твёрдость, промаршировал через комнату к "стойке", спиной чувствуя косые взгляды, которые кидала на него толпа.
   За "стойкой" стоял дородный мужчина в засаленном фартуке и с не менее засаленными баками. Ярик тяжело опёрся на шершавую поверхность этого громоздкого предмета мебели, которую не смогли отполировать даже сотни мозолистых рук, ежедневно к ней прикасавшихся. Трактирщик окинул его небрежным, но цепким взглядом, оценивая его платёжеспособность.
   И тут до Брацлава дошло, что платёжеспособность у него весьма сомнительная. Вряд ли здесь в ходу наши рупии. Порывшись в объёмистых карманах своих джинсов он обнаружил лишь горстку мелочи, пожёванную гривну, пару скрепок, неизвестно откуда здесь взявшуюся шпору по истории, завалявшийся брелок гривны за две, старый подкасетник и перочинный складной нож.
   Н-да. Сомнительно, что в этом мире считается ценной информация о развитии культуры Украине времён большевизма. Или что у местных торгашей начинают алчно блестеть глаза при виде замусоленного подкасетника. Ножик ещё можно было толкануть за пару грошей, но глянув на фэйс одного пасущего его мутными буркалами чувачка, Ярополк разом передумал расставаться со своим единственным оружием.
   Остаётся брелок. Вряд ли ему дадут за него золотые горы, но всё-таки...
   Жестом иллюзиониста он достал из кармана свою жалкую побрякушку и водрузил на стойку. Трактирщик тупо уставился на неё, напряжённо соображая что же это за фигня такая и сколько она может стоить.
  -- Этого должно хватить чтобы оплатить ужин и ночлег. - сказал Ярик, стараясь придать своему голосу побольше уверенности.
   Толстяк снова скептически глянул на брелок. При желании Брацлав мог уговорить пень улыбаться, да и торговаться он тоже умел.
  -- Будь по-твоему. - выдавил из себя трактирщик.
   И тут же куда-то удалился. Юноша, постояв с минуту, решил, что самым правильным будет пойти и сесть на свободное место, спокойно дожидаясь дальнейшего развития событий. Так он и поступил. Найдя столик почище и смахнув с него объедки (интересно, чтобы сказала насчёт этого заведения санэпидемстанция?) Ярик устало опустился на мелодично скрипнувшую под его задом скамейку. Ну по крайней мере у него есть крыша над головой, а о том, что будет завтра, следует думать завтра. Интересно, сможет ли он найти здесь работу?
   Тем временем словно бы из ниоткуда перед ним появился трактирщик. С грацией пьяного гиппопотама он поставил перед Брацлавом на стол содержимое подноса и, не дожидаясь от него новых заказов, повернулся на каблуках и удалился восвояси. Наверно с него хватило и одного брелка. Что, кстати, он собирается с ним делать? Повесит на шею? Или приколотит дома над дверью?
   Затем Ярик переключил своё внимание на изучение принесённых ему блюд. Так, в деревянной кружке плещется какая-то жидкость, которая на проверку оказалась самой обыкновенной, даже не слишком затхлой, водой. Труднее обстояло дело с иным элементом его скромного ужина, что гордо возлежал на грубой тарелке, вылепленной не иначе как из куска приставшей некогда к подошве неведомого гончара грязи. Так вот. На этой самой тарелке мирно лежали два подозрительных коричневатых комочка, напоминавших, если называть вещи своими именами, какашки. Юноша осторожно потыкал в один из них деревянной ложкой, принюхался. Запах от них исходил неутешительный.
  -- Извините, пожалуйста! - сказал Ярик, подняв руку, чтобы привлечь к себе внимание проплывавшей мимо разносчицы. Та смерила его удивлённым взглядом. Видимо, больше привыкла к тому, что её хватали за зад или ругали по-матросски, чем к вежливому тону.
  -- Да?
  -- Не могли бы вы мне сказать, - продолжал Брацлав, забывая удивляться тому, как он вообще понимает этот язык, - что это такое? - при этом он многозначительно кивнул на содержимое своей тарелки.
  -- Ах, это. Это всего лишь луковые котлеты.
   Да-а-а-а...Это вам не это, как говорил один его знакомый. Ярик тяжело подпёр голову рукой. Он не хотел есть луковые котлеты. Ему хотелось съесть самый завалящий пирожок с картошкой и пойти лечь спать. Вяло ковыряя один из комочков, Ярик думал о том, что зря он всё-таки не отдал тому жлобу ножик. А заодно ещё и всё остальное. Конечно, у него был ещё серебряный крестик и цепочка в которых его ещё крестили, но Брацлав скорее бы отдал под заклад свою правую руку, нежели выменял бы их на миску дрянной похлёбки.
   А луковые котлеты оказались не такими уж и погаными. Если отвлечься от мыслей о том, что же входит в их состав кроме лука, их можно считать даже съедобными...Прервав его философские размышления, к нему подсели три подозрительных типуса, до сих пор ютившихся за соседним столом.
  -- Тебе что, шнырь, не нравятся луковые котлеты? - сказал один из них с вытянутым лицом похожим на морду хорька, дохнув юноше в лицо и тем самым продемонстрировав, что сам он является постоянным потребителем всяческих луковых продуктов.
   Второй (тщедушный мужичонка со злобными глазами) на Ярополка даже не смотрел, ибо всё его внимание было поглощено зондированием своего большого и явно намертво забитого соплями носа. Длинный заскорузлый палец с окаймлённым грязью ногтем исчезает в правой ноздре. Через секунду появляется, являя свету фантастическую козюлю. Удовлетворившись результатами раскопок, костлявый хмыкнул и вытер сомнительное содержимое своего шнобиля о столешницу.
   Брацлав уже хотел было ответить, что ничего против них не имеет, как вдруг этот тип, не отрывая взгляда от сопли-арта, сказал:
  -- Он же чурка черномазый. Они всегда воротят нос от хорошей жратвы.
   Ярик вспыхнул. Он гордился тем, что был чистокровным украинцем и имел чисто украинский, чуть смуглявый, тип лица, дополнявшийся чёрнобровостью и чёрноволосостью. А от этого создания он не потерпит такого рода обвинений так тем более.
  -- Чурка у тебя трусах! - выдал он, уже заранее жалея о своих словах и от души надеясь, что в этом мире нет такого понятия как "трусы".
   Видно всё-таки было.
   Потому что его собеседник внезапно покрылся багровыми пятнами и начал задыхаться от праведного гнева. костлявая волосатая лапка метнулась к горлу Брацлава. Но поймала лишь пустоту. Ярик с размаху саданул его увесистой кружкой в висок, удивляясь собственной прыти. Тот хрюкнул и, обливаясь кровью, глухо стукнулся лбом о стол.
   Другой, тот самый с мордой как у хорька, выхватил нож, но воспользоваться им он так и не успел. Ярик перехватил его руку, выкрутил, и с размаху ударил коленом под локоть. Чушкарь дико взвыл, обнаружив, что его конечность теперь может изгибаться во всех направлениях, свалился без чувств, так как сознание человека, пусть даже и не обременённого интеллектом, не может долго терпеть такую боль.
   Третий, настоящий великан, особенно по местным меркам (в трактире было немного людей, которые могли похвалиться тем, что они выше юноши, хотя он сам рослым отнюдь не был - Средневековье, что поделаешь!), грозно взревел махнул кулаком над разделяющим их с Брацлавом столом, но Ярик уже успел отпрыгнуть назад. Бугай схватив за ножку тяжёлый дубовый табурет, бросился в атаку. В громадных ручищах, в которых равномерно перемешались жир и мышцы (в результате бицепсы у него были в обхвате как бедро Ярополка), жила чудовищная сила. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, он двигался быстро и ловко, совсем не отягощаясь лишним весом. Массивный табурет так и летал в его руках. Откуда-то в памяти всплыло, что судя по форме пряжки на ремне он относится к гильдии грузчиков. Похоже это был местный Иван Поддубный.
   Ярик попятился назад. Ему совсем не хотелось соревноваться с исполином ни в ловкости, ни в силе. Юноша схватил с ближайшего стола миску с горячим жарким и плеснул тому в лицо. Великан взвыл от боли. Брацлав подскочил и с разворота двинул его пяткой в солнечное сплетение. Бугай охнул, выдержал удар и с силой залепил Ярику по уху, так что аж в голове зазвенело. Юноша закружился, потеряв ориентацию в пространстве. Затем выровнялся и со всей дури пнул гиганта пониже пояса. Тот бешено вытаращил глаза. Ярику чего-то не к селу не к городу припомнилось, что Тимур говорил, что в случае если тебе залепили по яйцам, то надо попрыгать на пятках. Брацлав сам не пробовал, но Тимуру-кикбоксёру верил на слово. А вот этот здоровяк явно не о чём подобном не слышал, потому что он согнулся пополам, попятился назад и перевернул чей-то стол.
   Драка разгоралась. Юноша посреди трактира замер в недоумении. По венам словно бы тёк жидкий огонь. Никогда прежде он не был способен справится с тремя противниками одновременно (пусть даже и используя подручные средства), при чём один из них явно мог потягаться с Тайсоном в его лучшие годы. Да как он вообще остался в сознании после такого удара по голове? Не иначе как его руку направлял сам Господь.
   Так или иначе наступило самое время для стратегического отступления. Даже имея за собой поддержку Божью, нечего лишний раз ею злоупотреблять.
   Кто-то с визгом полетел в пылающий камин с тем, чтобы через секунду выскочить из него и заметаться в толпе словно огненный метеор. Где-то рядом началась поножовщина. А вон там какой-то здоровяк с хрустом выломал из хлипкого столика доску подлиннее, что грозно топорщилась ржавыми гвоздями и стал энергично ею помахивать, в результате чего у его ног скоро образовалась целая куча из незадачливых завсегдатаев "У старого кота". Вскоре его повалили на пол и он исчез в бесформенной массе дёргающихся тел.
   Ярик тем временем прилагал немалые усилия, чтобы пробиться к выходу. Какой-то рябой бородач с крупным кинжалом в руке, явно позарившись на его селезёнку, с воинственными воплями накинулся на него с боку, полагая, что в такой тесноте он не сумеет увернуться. Напрасно.
   Брацлав плавно ушёл от удара и наотмашь рубанул его ребром ладони по носу. Бородач громко заорал и, обхватив руками своё ещё более обезображенное лицо, скрылся в толпе. Тем временем поднялся богатырь, любивший размахивать досками, струшивая с себя цеплявшихся за него людишек словно блох. Своё оружие он уже где-то посеял, но это не помешало ему пробиться к Ярику, в котором он небезосновательно заподозрил зачинщика этой свалки.
   Брацлав мягко шагнул в сторону, уходя от мастерски выполненного бугаём апперкота, который наверно заставил бы его выблевать лёгкие. С тем чтобы получить в глаз от какого-то рыжего коротышки. На долю секунды Ярик успел полюбоваться потным волосатым кулаком, что предстал перед ним крупным планом, а затем весь утонул в чёрных и белых сполохах.
   Юноша подался назад, благодаря Бога за то, что его от буйного великана отделяет плотная завеса из живой плоти. Весьма ненадолго. Коротко стриженный здоровяк (судя по шеврону на куртке - наёмник королевской гвардии) быстро добрался до него. Стремительный взмах тяжёлого кулака. Ярик охнул, вывернулся, уходя вправо. Удар, направленный ему в голову, пришёлся ему в плечо, с ужасающей силой развернув его на сто восемьдесят градусов. Брацлав потерял равновесие. Спина, которая должна была наткнуться на сзади стоящих, нашла в качестве опоры лишь воздух. Тот оказался весьма ненадёжной опорой.
   Юноша упал, отполз в сторону, пружинисто вскочил. Получил кулаком в челюсть, снова начал заваливаться. Он буквально слышал, как при ударе у него хрустнули шейные позвонки. После такого сохраняют сознание лишь в боевиках низкого пошиба.
   Ярополка швырнуло к стене. Он хотел оттолкнуться от неё спиной, но лишь бессильно сполз по ней на пол. Весь его подбородок превратился в один сплошной синяк, но челюсть, как не странно, сломана не была. Перевернувшись на бок, юноша внезапно нащупал лежащий на полу ухват.
   Теперь дело пошло веселей. Брацлав с размаху саданул железными рогами ближайшего противника по коленной чашечке. Тот залился переливчатым визгом-воем и повалился на пол. Затем Ярик хлобыстнул по шее агрессивного стриженного верзилу, что не успел вовремя сообразить, что произошли изменения в расстановке сил.
   Массивный ухват весело рассекал воздух, время от времени гуляя по рукам, ногам, рёбрам и прочему. Тело совершало все эти хитроумные движения без вмешательства мозга, надо было просто предоставить ему свободу действий. Откуда-то в сознании смутно всплыло, что этот стиль называется "мулен", что в переводе с французского означает "мельница". Это в определённой мере соответствовало правде, хотя пожалуй ухват в его руках вращался куда быстрее меланхоличной мельницы, и готов был поспорить по скорости вращения с пропеллером Карлсона, который как известно живёт на крыше.
   Внезапно в трактире возникли новые действующие лица. А именно четыре стражника городского магистрата (и откуда ему это известно?) в потёртых кирасах с тяжёлыми дубинками в руках и мечами у пояса, а также щеголевато одетый худощавый молодой человек с лихо закрученными усами, которые удивительно портили его классический фэйс. Судя по виду, последнего следовало бы отнести к мелким дворянам, однако что он тогда делает с этой солдатнёй? В то, что этот чувачок решил помочь стражи добровольно верилось с трудом.
   Время решило замедлить свой бег. Вот неспешно продвигается в воздухе, словно медленно ползущий по знойному летнему небу самолёт, кружка с вином, метя свой путь дугообразным шлейфом алых брызг. Со скоростью страдающей животом улитки падает на пол какой-то толстяк. Будто в зависающей компьютерной игре плывёт его собственный, вдруг показавшийся ему кричаще нелепым ухват, расшвыривая неподатливые человеческие тела.
   С бесконечной медлительностью выхватывает из ножен тонкую гибкую рапиру мелкий дворянин в расфуфыренном камзоле. В его движениях скользила грация заядлого дуэлянта и это было особенно хорошо было видно в мире, поставленном на медленную прокрутку плёнки.
   Повинуясь внезапном наитию, Ярик вскочил на чудом оставшийся неперевёрнутым стол, разметав всё ещё стоявшие на нём кухонные приборы. При этом он, естественно, двигался так, будто воздух вокруг него вдруг сгустился до плотности холодца. Брацлав закричал, сам не узнавая свой собственный голос, только сейчас замечая, что все остальные действия происходят в зале абсолютно бесшумно. Юноша поднял над головой ухват и эффектно закрутил его с быстротой умирающей черепахи. Но это было лишь начало аномалий.
   Ярополк вдруг почувствовал жгучую боль на груди, словно её полосовали раскалённым на огне ножом. Прежде чем он успел удивиться, из-за пазухи внезапно вынырнул сияющий серебряным пламенем крест. Распятие, не переставая блистать невыносимо ярким, но вместе с тем завораживающим, заставляющим смотреть не отворачиваясь, светом, натянуло цепочку и стало ритмично раскачиваться из стороны в сторону. Медленно, словно в кошмарном сне, когда пытаешься убежать от опасности, а тебя сковывает непонятная лень-усталость, к нему повернулись десятки бледных, озарённых благоговением лиц. Полсотни глаз одновременно уставились на крестик и его владельца. У Ярика по спине поползли мурашки, когда он почувствовал, что тонет в этих пятаках ужаса и восхищения. Восхищения ним. Он уже думал, что сейчас все дружно бухнутся перед ним на колени, как вдруг чары прекратили своё действие. Хотя своё дело они уже сделали.
   Время снова набрало нормальную скорость, в трактир вернулись звуки. Однако это уже были не звуки драки. Люди стояли неподвижно, перешёптываясь и шумя, словно морские волны. Дворянинчик медленно вложил рапиру обратно в ножны.
  -- Разберётесь здесь без меня. - небрежно бросил он стражникам. - А Вы, юноша, пойдёте со мной.
  -- Минуточку! - влез трактирщик. - Кажись это именно тот малый, что завязал эту драку!
   Ярик придерживался несколько иного мнения, однако, неожиданно для самого себя, смолчал.
   -...так что пусть сначала заплатит. - талдычил толстяк. - А то я знаю эту вашу стражу. Токмо деньги на её содержание отстёгивай, а как только дойдёт дело до возмещения ущерба, то правды не добьёшься.
   Аристократ брезгливо поморщился, отцепил от пояса свой не сказать чтобы толстый кошель и кинул его стражнику с красной нашивкой на рукаве.
  -- Ратмирчик, отсчитаешь сколько нужно, остальное раздашь хлопцам как премиальные.
   Затем он повернулся к Брацлаву, смерил его требовательным взглядом.
  -- Бросьте наконец этот дрын, ей-богу. Вы под арестом.
   Не теряя чувства собственного достоинства, юноша неторопливо поднял ухват над головой и одним резким движением сломал его о колено, удивившись при этом тому, как это он не раздробил себе чашечку. Под гробовое молчание он кинул обломки на пол и легко спрыгнул со стола. Мягкой походкой хип-хопщика направился к выходу.
   Дверь, закрываясь за ним, зловеще скрипнула.

  

* * *

  
  
   Через полчаса Ярополк уже сидел в гораздо более солидном заведении "Перебитый нос", где частенько устраивали сходки члены тайной организации Клинки Мести. Клинки Мести были нелегальной оппозицией правящей королевской династии, а Нестор Твержский (нобиль, который арестовал Ярика) был у них в авторитете. Покинув трущобы Катшевы он принялся агитировать перспективного юношу вступить в Клинки. "Перспективный юноша" не агитировался.
  -- Я послан сюда Богом! - горячо повторил Брацлав. Аргументов у него было с гулькин нос, по этому он постоянно ссылался на фундаментальную теорему "Отвечаю на пацана!".
  -- А никто этого и не отрицает. - пожал плечами Нестор. - По каким-то своим причинам ты можешь не рассказывать на какую контору ты работаешь. Твоё дело. Но не надо мне парить мозги: так как ты рубятся только профи. А для профи мы денег не пожалеем.
   Ярик уже устал говорить ему, что все его боевые навыки, равно как и знание ценгданского языка были обусловлены исключительно Божьей волей.
  -- Я наверняка прибыл сюда с какой-то возвышенной миссией, а не для того, чтобы расхлёбывать ваши интриги. - убеждённо сказал Брацлав, отодвигая от себя тарелку с салатом.
  -- Ты и сам не знаешь для чего ты был послан. - не согласился аристократ. - Может быть именно для этого ты и прибыл. Или по-твоему мы не стоим твоего внимания? Интересы целой страны кажутся тебе мелочными?
  -- Политика - грязное дело. - безапелляционно сказал Ярополк.
  -- К чистому грязь не липнет. - покачал головой Твержский, сдув с рукава своего щёгольского камзола несуществующую пылинку.
  -- Но... - впервые за последние пару лет Ярик не нашёлся, что ответить.
  -- Никаких "но". - мягко возразил нобиль. - Все мы страдаем в определённой мере манией величия. Пути Господни неисповедимы, и, быть может, проблемы Ценгдански затрагивают, пускай косвенно, какие-то глобальные, а может даже космические, проблемы.
  -- Я не буду никого убивать ради вас! - категорично возразил юноша. - Марать себе руки убийством...
  -- Ты что, вообразил, что мы закажем тебе короля Леслава? - беззлобно улыбнулся Нестор. - Ты конечно скромный! У него лучшие телохранители во всей Ценгданске, а ты хоть и можешь раскидать голыми руками дюжину сапожников и углежогов, явно не можешь претендовать на звание профессионального киллера. И дело тут не столько в бойцовских навыках, сколько в кредите доверия к тебе.
  -- Спасибо! Во обнадёжил.
  -- Послан ты Богом или нет, но нам отнюдь не помешает знаток рукопашного боя с задатками мага. А то что они у тебя есть, это сто пудов. Как иначе объяснить то, что ты отмочил там в таверне с помощью своего крестика. Жаль, что мы недавно лишились своего последнего чародея - он бы точно сказал обладаешь ты даром или нет. - пояснил тот.
  -- Расскажи мне вообще, как ваши дворяне до такого докатились. - попросил Ярополк. - А то я что-то не врубаюсь в курс дела.
  -- Это было полвека назад. - сказал Нестор глядя сквозь него. - Ценгданска тогда ещё была аристократической республикой, то есть нами правил выборный король. - он удивительно легко перешёл от развязного "перетерания базара" к менторскому тону. - Выбирали монарха, как и положено, на съезде магнатов, называемом Сбор. Тот дворянин, что получил большинство голосов, провозглашался королём, ему приносилась присяга, тут же происходила церемония коронации. Обычно свежеиспечённые правители вели себя как престало их благородному происхождению: не завышали подати, по крайней мере излишне, не пытались больше чем надо совать свой нос в личные дела других землевладельцев. Если же монарх открыто проявлял желание узурпировать всю власть в стране, проводился новый Сбор, на котором выбирали другого короля. А в том случае, когда прежний правитель не желал слаживать полномочия, применяли силу. Ни одна армия, набранная из вассалов диктатора, пусть даже и при поддержке королевской гвардии, не могла выстоять против единой мощи остальных войск магнатов. Право на рокош, то есть право на официальное восстание против узурпатора, право сопротивляться королевской власти, было священным правом каждого шляхтича.
   Но тогда всё вышло иначе. Нашёлся один умник, Рудольф Грабовский. Новоизбранный король имел довольно жидкую дворянскую кровь, однако обманом и подкупом склонил к себе значительную часть аристократов. Сразу после коронации, прибегнув к услугам мастеров чёрной магии, он превратил Сбор в бойню. Многие знатные фамилии понесли тогда невосполнимые потери. Там, - Ярик заметил, как побелели костяшки на сжатых кулаках Нестора, - Погиб мой дед, герцог Влад Твержский. - он отпил из кубка и продолжил. - Перебив на Сборе всех несогласных, а таковыми оказалось немало, он, пожалуй, ощутимо ударил по аристократии, но о том, что он тем самым вырвал ей когти сказать нельзя. Рудольф это прекрасно понимал ибо дураком, увы, не был. Со всеми верными ему людьми он засел у себя в замке, пережидая первую волну хаоса, захлестнувшую Ценгданску. Вся беда была в том, что трагедия Сбора не только не сплотила вмести всех оставшихся в живых магнатов, а, как не парадоксально, натравила их друг на друга, сея междоусобицу. Сыновья, братья и кузены умерших начали выяснять, кто из них имеет право наследовать титул погибших во время бойни глав семейства, которые не успели изречь свою последнюю волю, а майоратный принцип наследования тогда ещё не был закреплён в законодательстве. Затем начали грызться между собою рода за право выставлять следующего короля.
   Рудольф начал настропалять против крупных магнатов мелкую шляхту, подрывая стан аристократов изнутри. А когда в гражданскую войну вмешалась Хормалдия, то стало совсем тошно. Султан Восфитхала предложил свою помощь Рудольфу, что запершись в своём замке отбивал безуспешные атаки повстанцев. В обмен за свою помощь он запросил львиную долю Восточной Ценгдански. Диктатор понимал, что рано или поздно нобили смогут объединится и выставить против него союзную армии, а не отдельные надворные войска. В принципе он и так рассчитывал на помощь иностранной интервенции в этой войне, хотя и думал, что ему придётся иметь дело с торхенцами, а не хормалдцами-иноверцами. Но выбор у него был невелик и он подписал сепаративный договор. Противостоять войскам султана мы уже не смогли - врага надо встречать кулаком, а не тыкать в него растопыренной ладонью.
   Так Грабовский стал абсолютным монархом. Земля, отобранная у магнатов, была передана государству в лице короля. Объедки от неё достались шляхте и вольным крестьянам. Толку с этого им было мало: шляхта путём мобилизации была насильно переведена в армию Рудольфа, а вольные крестьяне вскоре перестали быть вольными. Вот такая вот батва. - неожиданно закончил он.
  -- И вы до сих пор терпите это?! - удивился Ярик, но тут же замолк, вспомнив историю собственной страны, гнёт царизма в которой сыграл не менее прискорбную роль.
  -- Как видишь да. - пожал плечами щёголь. - Все думали, что что-то изменится после того как к власти придёт Леслав, ныне царствующий король (Рудольф, само собой не стал придерживаться демократических традиций и после его смерти королём автоматически стал его сын). Но как говорится заменили мы шило на мыло. Хотя нынешний Грабовский не проводит жестоких репрессий, его политика является для нашего народа не менее губительной. Все важные должности занимают его родственники и свояки; церковь осталась без положенной ей десятины; владения графов, маркизов и прочих герцогов урезаны до смехотворных размеров; мелкая аристократия превратилась в гусарские полки с мизерной платой или командиров городской стражи вроде меня, вынужденных расхлёбывать делишки торгашей и следить за порядком в городе. А о судьбе простолюдинов и говорить нечего.
  -- Так на чём же вообще держится его правление? - снова изумился юноша. - Ведь не может спокойно царствовать монарх, лишённый поддержки собственного двора. Да что там двора! По твоим словам выходит, что его вообще никто не поддерживает! Ни церковь, ни народ.
  -- Его поддерживают чиновники и военные. - возразил Нестор. - прежде всего, конечно, военные. Фактически вся его власть держится на мечах. Он наделил широкими полномочиями полковников и воевод, но главная его опора - Избранные Стражи - элитная часть королевской гвардии. Несколько сотен Стражей держат в страхе всю гвардию, а та, в свою очередь, - всю армию. На короля Рудольфа было совершено пять покушений и все они были предотвращены именно благодаря Избранным. Сейчас, правда они уже не те, что раньше, но среди них по-прежнему найдётся немало умельцев, способных одним взмахом меча перерубить бревно, толщиной с человеческую ногу или голыми руками поймать летящие копьё.
  -- А на Леслава вы пытались устраивать покушения? - поинтересовался Ярик.
  -- Да, пару раз. - кивнул Нестор. - В первый раз мы попытались застрелить его из арбалета, во время какого-то праздника, но его закрыл собой Страж. Во второй раз мы хотели его отравить, но кубок с ядом достался королевскому шуту.
  -- Ну и что же вы собираетесь делать на этот раз? - подозрительно спросил Брацлав.
  -- Ну, лично тебя это всё касаться не будет. - заверил его нобиль. - Мы собираемся просить его отречься от престола в пользу своего сына, Станислава. Он должен будет проводить более либеральную политику. Так по крайней мере считает большинство Клинков. Только радикальное крыло Клинков Мести, и я в том числе, считает, что Грабовских надо гасить. Но большая часть пока что против этого.
  -- И что же вы думаете, если вы все дружно попросите его об этом, он согласится и задерёт лапки к верху?
  -- Нет. Именно по этому нам можешь пригодиться ты.
  

* * *

   Тронный зал был огромен. Намного больший чем Ярополк мог подумать. В нём собралось без малого сотни две нобилей разных чинов, большинство из которых было недобитками из крупных землевладельцев. Как объяснили Брацлаву, лично ему делать ничего не придётся и он должен только глазеть по сторонам, запоминать ходы-переходы дворца, прикидывать, как в него можно будет в случае чего пробраться, а главное запомнить всех членов королевской семьи. Многие из Клинков, а их на Дворянском Съезде было около двух десятков, тайком принесли с собой кинжалы. Брать с собой на Съезд мечи и прочие шпаги специальным указом Грабовского категорически воспрещалось. За исполнением этого указа чутко следили Стражи, а пронести мимо них даже ножик было делом весьма сложным. В ответ на вопрос Ярика зачем надо было рисковать своей шкурой, пронося оружие если они не собирались устраивать покушение на Леслава, Нестор сказал что это на тот случай если тому захочется их арестовать.
   Ярик поражённо смотрел, как петушится расфуфыренная знать, надувая щёки и делая вид, что всё осталось как раньше. Показной внешний блеск снобов явно служил тому чтобы прикрыть глубокое внутренние разложение. Аристократам перебили хребет, и невозможно было закрыть глаза на это. Они вымерли, как динозавры; феодальное устройство начинает уступать место военной хунте, вроде японского правительства перед Второй мировой. Хотя подобный синтез офицерья и чиновников вряд ли вообще имел аналоги на Земле в эпоху Средневековья...
   Брацлав в костюме слуги стоял за спиной у Нестора, прямо напротив ныне пустующего трона. Нестор, хоть и будучи ныне представителем мелкой шляхты, сумел доказать свою принадлежность к роду Твержских, и вместе с иными "магнатами", чьи владения порой измерялись лишь несколькими сотками, разместился в первых рядах.
   Проходивший мимо слуга с серебряным подносом на секунду задержался около них чтобы шепнуть Нестору что-то на ухо. Тот выслушал его, спокойно кивнул и отпустил повелительным взмахом руки. Однако когда он повернулся к юноше, лицо его выражало крайнюю озабоченность.
  -- Графа Бельвенского по-прежнему нет. - сказал он.
  -- Он из Клинков? - шёпотом спросил Ярополк.
  -- Он сам по себе сила - фактически второй человек в королевстве после Леслава. Они всю жизнь ведут между собой скрытую войну. Бельвенский слишком влиятелен, чтобы Грабовский мог его просто убрать, но не достаточно влиятелен чтобы претендовать на трон.
   Протрубил горн и герольд возвестил о том что сейчас выйдет королевская семья. Впереди всех, окружённый со всех сторон Стражами гордо вышагивал сам король Леслав. Он был уже стар, но держался молодцом, тяжёлая мантия волной спадала с его мускулистых плеч. Далее следовал его дядя Карл, и вовсе седой как лунь, а ведь ему было всего-то двадцать лет отроду, когда Рудольф захватил власть в стране.
   За ним, под ручку с иностранной принцессой Фрингильдой, шёл сын короля, юный Станислав Грабовский, прославившийся на всю Ценгданску как скандальный бретёр и непобедимый фехтовальщик. Он был облачён в просторную белую рубаху, не стесняющую движений и обтягивающие чёрные штаны. У его левого бедра покачивалась заморская шпага-чиавона с роскошной рукоятью и это оружие явно было не простым украшением. Двигался королевич со смертоносной грацией ядовитой змеи, что гибко извиваясь ползёт по песчаным барханам. И наверняка быстр и проворен в бою. Опасный противник, как не погляди.
   Замыкала шествие целая толпа всяких дальних родственников либо просто приближённых к трону особ, среди таковых целая прорва министров и воевод, а также капитан гвардии Ратибор.
  -- Видишь того щуплого мужичка в потёртом синем кафтане? - спросил Твержский, и не дожидаясь ответа продолжил. - Это Филипп Акриннский, племянник кузена короля и придворный чародей. Очень дёрганый и противный тип, помешанный на собственной безопасности. Дело в том, что он страдает наследственной гемофилией, то есть несворачиванием крови и потому трусится за свою жизнь, как не знаю кто. Но маг он неслабый.
   "Неслабый маг" с видом обложенного эсэсовцами Штирлица оглядывался по сторонам. Всклокоченная бородёнка неопрятно топорщилась, масляные глазки беспокойно бегали по лицу.
   Когда вся эта толпа перебежала через зал и наконец расселась на своих местах, а король уже хотел было раззявить рот, дабы объявить начало праздника, как вдруг в дверях, через которые вошёл Грабовский со своими приближёнными, возникла поджарая фигура мужчины средних лет в костюме посыльного.
   - О чёрт, да это же гонец от графа Яна Бельвенского. - сказал Нестор нервно теребя застёжки своего жёлтого колета из буйволиной кожи с чопорным стоячим воротничком. - Он может запороть нам всю систему, когда начнёт оправдываться перед королём за то что его хозяин не прибыл на Дворянский Съезд.
   Дворянский Съезд был собственно говоря, не праздником, а попросту перекличкой, благодаря которой король проверял сколько ещё знатных родов отошли в историю, а сколько ещё надо туда отправить. Аристократам строго-настрого воспрещалось брать с собой оружие или магические амулеты дабы они не могли причинить вреда королевской особе и как-либо воспротивиться желанию оной их изничтожить. Конечно, если постараться можно было притащить с собой на Съезд какой-нибудь кинжальчик, но напасть на окружённого Избранными Леслава с таким оружием было сущим безумием.
   Гонец в усыпанном серебряными тюльпанами плаще, с объёмистым свитком в руках, быстрым шагом пересёк зал, сопровождаемый изумлёнными взглядами нобилей. Преклонив колено перед Грабовским, он произнёс:
   - Его сиятельство, граф Ян Бельвенский, просит передать Вашему Величеству свои извинения по поводу того, что он не смог приехать на Съезд. Кроме того, - продолжил он, поднимаясь с колен и готовясь развернуть свиток, - Он просил передать вам это.
   Молниеносным движением он вытряхнул из свитка длинный широкий метательный нож без рукояти. Плавный взмах руки - и он серебристой рыбкой взлетел в воздух.
   Король вскрикнул, вскочил и клинок, нацеленный ему в глотку, вонзился ему в грудь. Леслав душераздирающе охнул и рухнул обратно на трон, слабеющими руками хватаясь за нож.
   В следующий миг в зале началось безумие. Избранные Стражи запоздало кинулись к королю и другим членам королевской семьи, чтобы закрыть их своими телами. Филипп Акриннский метнул в киллера серебряную молнию, но тот немыслимым образом извернулся и ушёл от неё. Молния ударила по рядам нобилей. Воздух прорезали десятки истошных воплей, запахло горящей плотью. Несколько человек мгновенно превратились в груды обугленного мяса. Другим повезло меньше - они умрут не сразу. В каких-то трёх метрах от отпрянувшего в сторону Ярополка на полу с нечеловеческими криками корчился пожилой мужчина в цветах герцогства Бдженцево. У него не было правой руки.
   Стражи набросились на убийцу, намереваясь взять его живым. Один из них упал с ножом в горле, второго наёмник пырнул в щель между нагрудником и юбкой. Но силы явно были неравны.
   Взять браво? им, впрочем, тоже не удалось. Он упал на пол, пронзённый десятком клинков.
   Но это было только начало резни. Ибо в зале вскоре воцарился сущий ад - дворяне с голыми руками кидались на вооружённых с ног до головы Стражей, пытаясь добраться до припадочного мага, что стегал их ряды огненным бичом.
   Выбраться из залы и спастись бегством они не пытались по самым прозаическим причинам - чародей оплавил бронзовые двери единственного выхода, а вышибить их можно было разве что тараном и то не сразу.
   Надо было срочно остановить эту кровавую бойню. Пусть даже и ценой собственной жизни. Быть может именно для этого он и был послан сюда Господом?
   Ярик скинул с себя плащ, под которым пряталась бандольера с двумя рядами звёздочек-сюрикенов. А затем начал их кидать. Это оказалось не сложнее дарта, только вместо дротиков были звёздочки, а вместо деревянной мишени - живые люди. Элитные воины королевства падали один за другим не в силах противостоять летающей свистящей смерти. Брацлав знал, что позже он будет оплакивать каждого из них и искренне страдать за нарушение заповедей Божьей "Не убий". Но это будет позже, а не сейчас, когда кровь кипит от адреналина.
   Юноша сразил сюрикенами человека четыре, прежде чем маг обратил внимание на него. Его отделяли от Филиппа Акриннского десять метров, но он знал, что ему не суждено ударить первым.
   Чародей вскинул левую руку и с неё с яростным рёвом сорвался огненный шар. В полёте он разросся с размеров апельсина до величины крупного арбуза и когда он ударился о грудь Ярика... тот лишь пошатнулся. Шаровая молния, пропалив ему камзол, разбилась о крест на его груди и разлетелась роем плазменных брызг.
   Настал черёд Ярополка. Одно резкое движение - и Филипп Акриннский падает на пол, удивлённо скосив глаза на торчащую у него из переносицы стальную звезду.
   То ли на людей подействовала внезапная смерть мага, щедро сеявшего смерть вокруг, то ли чудо, которое снова-таки свершил крестик, то ли (сам Брацлав верил в это весьма мало) его вопль "Стойте!" был настолько властен, что смог перекрыть шум боя и подействовать на замутнённое сознание сражающихся. Так или иначе, бой как-то разом прекратился. Бросать оружие естественно никто не собирался, однако Стражи замерли, стальной стеной закрыв королевскую семью, а дворяне отступили назад, оттаскивая раненых соратников и трупы гвардейцев, чтобы содрать с последних оружие и доспехи. И откуда вообще у них взялось столько свирепости, чтобы с голыми руками бросаться на закованных в латы Избранных? Не иначе как из-за вмешательства высших сил.
  -- Остановитесь! Среди находящихся в зале нет больше виновных в смерти короля. - "По крайней мере непосредственно" - прибавил Ярик про себя. Во всяком случае ни Нестор, ни его сообщники не о чём подобном не говорили.
   Это было произнесено для обеих сторон. Теперь настало время сделать то, ради чего он собственно и был прислан сюда - бросить вызов королевскому роду.
  -- Я, от имени Сбора (Брацлав умышленно не употребил фразу "от имени всех магнатов", чтоб придать видимость единства разношёрстной толпе аристократов), выдвигаю престолу Грабовских следующий ультиматум: королевичу Станиславу немедленно отречься от наследования короны, передав право выбирать следующего короля Сбору.
   Легко толкать свои требования и качать права, когда у тебя за спиной стоит толпа разъярённых лордов, чья полувековая ненависть к правящей династии похоже была подогрета праведным гневом самого Иисуса. Станислав и остальные уже проиграли, хотя этого никто кроме Ярика похоже не осознал. В зале было по меньшей мере сто нобилей, пусть даже и вооружённых тем, что под руку подвернулось, что жаждали добраться до королевской семьи. И десяток воинов, хоть и Избранных Стражей, не сможет их защитить - дворяне могли позволить себе менять девять людей на одного и всё равно оказывались в выигрыше.
  -- Я вызываю на дуэль любого, кто готов этот ультиматум оспорить. - продолжал Ярополк, кожей чувствуя на себе пристальные взгляды сотен глаз.
   Кто-то из Стражей шагнул было вперёд, но королевич положил ему руку на плечо:
  -- Вольно солдат. Я сам буду биться за свою фамилию. - с этими словами он развязал тесёмки на рукавах своей рубашки, чтобы они не сковывали движения. - Дуэль здесь и сёйчас. Насмерть. Секундантом я выбираю пана Ратибора.
  -- Ярополк! Не вздумай! - крикнул Твержский, выныривая откуда-то сбоку. - Это же Станислав! Ты не знаешь, на что он способен!
   Ярик старательно делал вид, что не слышит его. Отступать назад уже было поздно. И для самого юноши и для дворян. Он понимал, что выглядит со стороны ужасно глупо - на его месте должен был быть Нестор или ещё кто-то из Клинков, но коли сказал "А", то говори и "Бэ", и если вызвался говорить от имени магнатов то доводи дело до конца.
  -- Лады, королевич. Секунданты мне не нужны.
   С этими словами Брацлав снял с себя бандольеру, стянул с себя расшитый галунами камзол, оставшись в одной коммунистически-красной футболке, с надписью "adidas" на груди. Юноша терпеть не мог коммунистов, впрочем это не помешало ему в своё время купить этот кумачёво-алый предмет одежды.
   Носком ботинка он небрежно вытеребил из мёртвой руки одного из Стражей, до которого ещё не успели дотянуться лорды, длинную прямую шпагу. Её плоский обоюдоострый клинок мог одинаково хорошо и рубить и колоть. Сталь лезвия плохенькая, зато рукоятка удобная, оружие хорошо сбалансировано.
   Ярик, держа шпагу в левой руке за спиной, обменялся с королевичем ритуальным рукопожатием. Рука Станислава была податливой, холодной и липкой от пота, хотя по нему не было заметно, что он нервничает. Создавалось впечатление, будто тебе в ладонь сунули большую скользкую жабу. Таким вялым рукопожатием обмениваются люди, для которых профессионально важны чуткие руки - хирурги, художники, музыканты... И, наверняка, опытные фехтовальщики.
   Грабовский атаковал стремительно и неудержимо. Как только они разошлись на положенную дистанцию, он в два прыжка сократил разделяющие их шаги и обрушил на Ярополка настоящий шквал ударов. Юноша невольно попятился от этого смертоносного града.
   Сталь громко и противно лязгала о сталь. Быть может кто-то любил эту какофонию и даже находил в ней что-то музыкальное, но лично Ярик считал её отвратительной. Кроме того, он быстро понял, что ему вряд ли удастся выйти победителем из этой стычки, несмотря на то, что его рукой по-прежнему управлял Бог, который наделил его искусством битвы на шпагах.
   Станислав был быстр, ох как быстр. Кроме того, за его плечами были бесконечные часы тренировок, а Брацлав держал шпагу в руке третий раз в жизни (до этого он пару раз тренировался с Нестором и Альфредом, удивив тех своих немалым мастерством). Будучи заядлым дуэлянтом, Грабовский не раз и не два бился и до первой крови, и насмерть в реальном бою. Юноша же дрался лишь в учебных поединках.
   Нестор как-то сказал, что на последних соревнованиях по фехтованию первое место среди шпажистов, съехавшихся сюда со всей Ценгдански, королевич занял без особого труда. Тогда, гордый собственным неожиданно обнаруженным умением, Ярополк посмотрел на это скептически, будучи уверен, что своё первенство королевич заработал исключительно благодаря своему происхождению. Сейчас же он с запозданием понял, что заблуждался - обладая мощным запястьем и быстротой реакции способной поспорить с броском гадюки, Станислав действительно мог справиться практически с любым противником. Если добавить к этому его природные гибкость и проворство, а также то, что он сражался за святое, по его мнению дело, мстил за смерть своего отца, вы получите идеальную машину для убийства.
   Юноша понемногу стал уставать. Его же противник никаких признаков утомления проявлять не собирался. Гибким змеиным движением уйдя от очередного выпада Ярика, он, смерив того немигающим взглядом голубых глаз, сказал:
  -- Я убью тебя, даже если для этого мне придётся умереть.
   Брацлав же ничего не сказал. Он был ранен уже в двух местах (в плечо и в бедро) и явно не был настроен вести дискуссию. Низко присев, он попытался достать королевича широким взмахом, нацеленным в живот. Тот плавно изогнулся и удар, что должен был выпустить ему кишки, лишь пропорол слегка рубашку.
   И всё-таки у Ярика было одно преимущество - он был по натуре воином, а Станислав - бретёром. Королевич преимущественно сражался до первой крови и, чтобы он там не говорил, не был готов убить Брацлава ценой собственной жизни. Это не было частью стиля дуэлянта - какой толк с того, что ты достал противника, а сам при этом открылся с голов до ног? Он скорее привык гоняться за более лёгкой победой, метя противнику в руку или ногу, сам при этом стараясь себя максимально обезопасить. Грабовский привык выигрывать будучи быстрее, проворнее, выносливее и, зачастую, лучше подготовленнее, нежели его противники. Но только не сейчас. Сейчас он дрался не с жеманным шпажистом, а с грубым рубакой - Брацлав не гонялся за изящностью стиля. И сражался Ярополк соответственно - он не использовал в блокировании скольжение, а бил в упор, делая ставку на силу и мгновенный взрывной ответ.
   И ещё одно обстоятельство давало Ярику право на оптимизм. Богу было угодно, чтоб именно он вышел победителем в этой схватке, иначе бы его сейчас здесь попросту не было бы.
   Станислав, поднырнув под его шпагу, провёл блестящую атаку в нижнюю половину туловища, целя ему в бок. И тут Ярик сделал то, что на его месте не сделал бы не один шпажист. Он не стал парировать этот удар хоть и мог бы. Вместо этого он наотмашь рубанул королевича по плечу. И что с того, что в его боку теперь зияла дыра, а его футболка, красная словно хитон гладиатора, стала неприятно мокрой. Пусть. Красного на красном не видно. Брацлав никогда ещё не испытывал такой боли. Но Ярополк ещё и никогда не испытывал такого удовольствия, глядя как на девственно-белой рубахе Грабовского расползается большое алое пятно, при чём весьма заметное, а по его надменному лицу впервые за весь бой пробежала тень страха.
   И впервые за весь бой юноша больше не чувствовал себя кроликом перед удавом. Пусть этот чванливый сноб быстрее и ловчее его, пусть он лучший фехтовальщик, но он привык сражаться за баб и бабки, а Брацлав бился не на жизнь, а на смерть.
   "Да, ты лучше меня. Но ты дерёшься филигранными уколами, так что невольно вспоминается петросяновский анекдот о дуэли д'Артаньяна с Тарасом Бульбой, когда француз рисует у запорожца на груди мелом крестик со словами "Я ударю Вас сюда", а тот берёт свою кувалду и говорит "Хлопци! Посыпте його крейдою!". Тебе не устоять перед Божьим воином".
   Сделав ложный выпад, Ярик вновь внезапно совершил нечто, что от него вряд ли ожидали на дуэли. Ударом кулака он расквасил Станиславу нос. Тот заморгал, пытаясь вернуть зрение. Резким хаотическим колющим выпадом Брацлав достал его. Надо отдать королевичу должное - он всё же успел отпрыгнуть назад и ослабить удар так, что лезвие шпаги вместо того чтоб пронзить его навылет лишь на дюйм вошло в его грудь. Менее опытный и искусный фехтовальщик умер бы на месте. Сам бы Ярополк вряд ли вообще успел бы предпринять что-нибудь предпринять, окажись он на месте Грабовского.
   В холодных глазах наследника престола заметался страх перед смертью, лишая их бесстрастности и гипнотизма.
   Они ударили одновременно. Станислав даже немного раньше. Но его клинок лишь полоснул Брацлава по груди, оставив глубокую, но не смертельную борозду. Ярик, впрочем, даже не обратил на это внимание, не пытаясь парировать. Лезвие же шпаги, что держал в руке юноша, вонзилось королевичу в горло на добрый палец. Станислав зашипел, будто рассерженный питон, пытаясь голыми руками предотвратить неизбежное. Но как бы сильно он не зажимал себе глотку, спастись он уже не мог. Шипение вскоре перешло в сипение, а потом - в хрипение. Он уже давно выронил шпагу и теперь стоял, покачиваясь, и пытался оттянуть неотвратимое.
   Потом он издал страшный сдавленный звук, вроде того, что издаёт сточная труба, прежде чем в неё стекут последние порции жидкости. После того Станислав как-то по-детски всхлипнул и разом осел на землю, будто кто-то огромный и дюжий вырвал из него скелет.
   Больше всего на свете Брацлаву сейчас хотелось упасть рядом. Но он не мог себе этого позволить - все должны видеть, что он победил, ни у кого не должно возникнуть сомнений в Божьей силе.
   Он не стал киношным движением сталкивать труп Леслава с трона, при чём не только потому что у него не было на это сил. Не стал он также снимать с него короны. Дело не в королевских регалиях. Они лишь символы власти, а не её источники. Вместо этого Ярик встал перед троном чтобы его было хорошо видно с любой точки зала. Он не стал принимать эффектные позы, скрещивая руки на пораненной груди или упирая их в продырявленные бока. И уж тем более он не стал произносить высокопарные речи. Вместо этого он сказал:
  -- Отныне я - ваш новый правитель.
   Мысль о том, что он вроде бы говорил, что нового короля должен выбрать Сбор, затерялась где-то в отдалённых закоулках его сознания.
   Нестор медленно, не глядя по сторонам, опустился на одно колено и коснулся лбом пола. Следующим его примеру последовал, как не странно, командир Избранных Ратибор.
   Неспешно, как бы неохотно (хотя почему "как бы"?), становились на колени представители древнейших родов и отборные воины королевской гвардии.
   Ценгданска признала его.
  
  

* * *

  
  
   Дождь лил как из ведра. Оглушительно грохотал гром, будто неведомые небожители решили сделать капитальную перестановку мебели в своём жилище. Солнце пряталось от ливня за мокрыми грязными тучами, не осмеливаясь показываться на свет. Вместо него время от времени ярко вспыхивала молния, что неважно справлялась с обязанностями мирового светила.
   Нестройный звон стали о сталь, перекрывая собой даже самые громкие раскаты грома, эхом метался среди мокрых серых стен. Метались и две нечёткие фигуры, одна огромная, с громадным топором в руках, а вторая маленькая (по крайней мере по сравнению с первой) с мечом, что ярко блестел даже когда мир погружался в серые сумерки, ожидая новой вспышки молнии. Два размытых силуэта с испепеляющей быстротой танцевали под жестоким ливнем, обмениваясь смертоносными выпадами.
   Здоровенный обоюдоострый топор, увенчанный двумя хищными полукруглыми лезвиями, настырно пытался добраться до тёплого мягкого человеческого тела, но вместо него встречал лишь пустоту, пронизанную бесчисленными нитями дождя. И так без конца.
   Но великан постепенно начинал сдавать. Страшный его топор становился всё менее и менее проворным. Его противник понимал, что гигант всё ещё смертельно опасен - топор - он как молния Бога - редко когда приходится бить дважды, если он в умелых руках.
   И поэтому он не спешил. Он знал, что время на его стороне. Исполин становился всё более и более медлительным. Кровь, смешиваясь с дождевой водой, ручьём хлестала из распоротых жил. Он стремительно терял свою быстроту, его движения замедлялись, будто у механической игрушки, у которой кончается завод. Неуверенно пошатываясь, колосс отмахивался тяжёлой секирой от своего мучителя. Тот же улучшив момент мягко крутанулся на носке и перерубил ему сонную артерию. Гигант по инерции сделал ещё один вялый выпад, а затем грузно свалился в лужу, будто марионетка с перерезанными нитями. Он был мёртв.
   Аякс был самым ужасным противником с которым я когда-либо сталкивался. Не считая Геракла, разумеется.
  
  

* * *

  
  
   Я никогда не любил шахматы. По самым прозаическим причинам: я всю жизнь продувал в них всем и вся, что вызывало у меня пылкое желание залепить этим "всем и вся" по роже. Мало что бесило меня на этом свете так, как зрелище попивающих чаёк членов клуба шахматистов на БАМе. Для непонятливых объясняю - БАМ - это не Байкало-Амурская магистраль, а бульвар адмирала Макарова. За что я именно не любил прячущихся от знойного солнца в теньке под колоннадой за партией-другой шахматистов, я сказать затрудняюсь. Но это так. Ещё больше меня бесило, когда некто во всеуслышание заявлял, что шахматы - это настоящий спорт. А если же он ещё перед этим вякал, что хождение под парусом таковым спортом не является...Что ж, тогда этот "он" был действительно рискованный парень.
   Но я был вынужден отдавать дань любимым занятиям Геракла, не последние место среди которых занимали шахматы. С помощью Силы я в считанные секунды сделал из себя гроссмейстера международного уровня и мог бы пожалуй поспорить с Каспаровым. Но не с Гераклом.
   Гигант задумался. Огромная ладонь, размером чуть ли не с саму шахматную доску, нависла над рядами двуцветных фигур. Затем она схватила самыми кончиками пальцев слона, и, стремительно передвинув его почти через всё поле, Гильгамеш провозгласил:
  -- Мат!
  -- А на что мы спорили? - спросил я, хотя прекрасно помнил и только пытался оттянуть болезненную развязку.
  -- На лычку. - охотно напомнил великан. - Давай сюда свою стриженую голову.
   Громадная лапища осторожно легла мне на лоб. Затем другая лапища с бесконечной медлительностью оттянула назад железобетонный средний палец, отпустила. Перед глазами весело заплясали разноцветные круги.
   Если захотите когда-нибудь узнать, что из себя представляет лычка Геракла - попросите кого-нибудь из ваших товарищей от души огреть вас по голове монтировкой. Результат будет почти тот же.
   Гильгамеш тем временем, довольно урча, взял огромный рог невиданного монстра и начал хлестать из него вино, обильно поливая при этом свою белоснежную футболку. Эту футболку я выколдовал для него пару дней назад. При своих колоссальных размерах (в неё влез бы пожалуй не один мешок картошки) она несла в себе ощущение чего-то лёгкого, изящного.
  -- Но-но, свинюка! - сказал я, шутливо пхнув полубога в живот. С таким же успехом, впрочем, можно было бы расшибать кулаки о мощёную булыжником мостовую.
  -- Ладно. - сказал герой хлопнув меня по спине здоровенной ручищей, от чего меня сложило пополам. - Я её сейчас постираю.
   Если любимый персонаж греческих мифов хотел меня этим удивить, то у него ничего не вышло. Только вчера я собственными руками стирал свою рубашку, хотя будучи простым смертным почитал стирку не барским делом. Став богом, я решил, что мне просто необходимо время от времени выполнять какую-нибудь будничную работу. Просто так, чтобы не разлениться. Хотя заставить себя готовить хавать я всё-таки не мог. Сусаноо видно тоже.
   Стянув с себя грязную футболку, богоподобный небрежно закинул её на спинку стула.
  -- Я готов был поспорить, что эта партия у меня идёт более и не менее успешно. - сокрушённо сказал я глядя на шахматную доску. - Во всяком случае я был уверен, что продержусь ещё ходов пятнадцать.
  -- Именно такую видимость я и старался поддержать во время игры. - самодовольно сказал Геракл, складывая все фигуры в футляр.
  -- Можно ли тебя вообще побить?
  -- В шахматах? Ещё как можно. - улыбнулся Гильгамеш. - Шуть И выигрывал у меня в тридцать ходов, а он ещё далеко не самый лучший из шахматистов Пантеона.
  -- А на мечах? Можно ли тебя победить на мечах?
  -- Не знаю. - честно признался он. - Вряд ли. Во всяком случае я не могу назвать не одного бога или богоподобного, который мог бы со мной совладать. Не скажу с уверенностью насчёт ангелов из Воинства Христова, но даже им, пожалуй, не по силам со мной тягаться. - это всё было произнесено без тени хвастовства. Просто человек (или не человек) знал себе цену и сейчас говорил чего он стоит. - Кстати, а как тебе созданный тобой Аякс?
  -- Более смертоносного воина из простых смертных я пока ещё не встречал. - с уважением сказал я. - На топорах бы он меня за пять минут порубал бы в капусту.
  -- О да. - кивнул Геракл. - С топором или копьём он сущий монстр. Вот только на мечах слабоват. Он был, пожалуй, даже посильнее Гектора, с которым однажды бился на поединке, а ведь тот почти на равных выступил против самого Ахилла, величайшего воителя ахейцев. Вообще эта троица была во время Троянской войны практически непобедимой - мало кто из героев того времени, хоть греческих, хоть троянских, могли драться хотя б вполовину так как они. Был, правда, ещё красавчик Парис, который прославился как непревзойдённый лучник. Но я, честно говоря никогда не питал особой любви к метательному оружию, да и к стрелкам отношусь весьма предубеждённо. Вот Шуть И другое дело. На мечах он рубится как крестьянин, зато из лука стреляет... Я своими глазами видел, как он подбивал стрелу стрелой на лету. Тот же Парис по сравнению с ним просто мальчишка, научившийся с десяти шагов попадать в сарай. Хотя ты наверное и сам знаешь.
  -- Откуда? - изумился я.
  -- Как "откуда"? Н-да, - хмыкнул Геракл, - тяжеловато у нынешнего поколения с мифологией. У китайцев И - это легендарный лучник, можно даже сказать китайский эквивалент Геракла. Если верить преданиям, то он был способен перекусывать стрелы на лету. Сам я правда этого не видал, но Шуть говорит, что это действительно так, а врать он не умеет.
   Всё это у меня откровенно говоря с трудом укладывалось в голове. Шуть в человеческом обличии странствующий по дорогам Древнего Китая и совершающий будоражащие воображение подвиги... Бред. Его легко можно представить часами сидящим в позе лотоса, размышляющим над смыслом бытия, на худой конец, перелистывающим пыльные фолианты в поисках ответов на всё те же вопросы. Но уж никак не героем сражающим из лука полчища врагов.
  -- Что-то здесь между собой не вяжется. - покачал головой я. - Он же ничего не смыслит в человеческой сути. Он нас вообще не понимает.
  -- Не нас, а вас. - мягко поправил Сусаноо. - Собственно говоря, он тогда и захороводил всю эту канитель с подвигами чтобы попытаться понять особенности людского мышления. Но, как он сам признался, он потерпел неудачу - И по-прежнему столь же далёк от понимания человеческой души как и в начале своего поиска. Он в действительности неплохой парень, особенно по меркам Пантеона, только вот постоянно забивает себе голову всякими глупостями.
  -- А ты можешь научить меня биться на топорах? - спросил я, уводя разговор в другую сторону.
  -- Почему бы тебе просто не перенять опыт Аякса? - уклончиво спросил полубог.
  -- Аякса? - недоумённо переспросил я. Конечно я легко мог бы перенять его опыт с помощью Силы точно так же, как я оживил его после нескольких тысячелетий беспробудного сна смерти, но зачем? - Ты хочешь сказать, что он владеет топором лучше тебя?
  -- В битве на топорах я его одолею. - уверенно сказал Гильгамеш.
  -- Конечно, конечно. - согласился я. - Но ведь это ещё ничего не значит.
  -- Ты прав. - неохотно признал Геракл. - Не знаю как оживлённый тобой, но настоящий Аякс был искуснее меня на топорах.
  -- В таком случае я вызываю тебя на бой. - сказал я и без всяких метафаз превратился в ахейского богатыря.
   Полубог с готовностью достал из-под стола секиру на длинной рукоятке с острым как бритва сегментавидным лезвием.
  
  

* * *

   Я-Аякс сражался с Гераклом со всем доступным мне умением и конечно же проиграл. Моё мастерство позволяло мне срубить голову муравью, сидящему на цветке розы, не повредив при этом нежных лепестков, но для того чтоб справиться с богоподобным этого оказалось мало. Я-Аякс свалился на землю бесформенной грудой окровавленных останков.
  
  

* * *

  -- Но как? - недоразумевал я. - Ведь он был действительно искуснее тебя! По крайней мере в обращении с топором.
  -- Одного умения мало, быстроты не достаточно. - мудро сказал Геракл, старательно отстирывая пятна со своей футболки. - Необходимо... как бы это объяснить словами... научиться высвобождать свои инстинкты, опустошать сознание. Боец должен действовать на одних рефлексах - тело само со временем начнёт подсказывать тебе что надо делать в той или иной ситуации. Не позавидуешь тому, кто во время схватки думает словами, например: "Он бьёт косой боковой - отхожу назад". Отключай свою башку. Она тебе во время боя не нужна. Достигается это с помощью часов тренировок, доведения исполнения ударов до автоматизма; ну и конечно для этого надо обладать умением медитации в движении.
   Он сидел на корточках у тазика с мыльной пеной, старательно выполаскивая в нём свою одежду и выглядел совершенно неопасным. Я вздрогнул, вспомнив, каким "неопасным" он был всего минуту назад сражаясь против меня в обличии Аякса.
  -- Именно так Ярик уделал на дуэли королевича? - спросил я, пытаясь разобраться в путанных объяснениях героя, и невольно затронул болезненную тему.
  -- Не совсем так, - не согласился полубог, подсыпая "Тайда" в тазик, - но что-то вроде этого. Ярик был близок к опустошению духа или как его называли атланты квисет'ерен - "безмятежность". Хотя я честно говоря удивлён, что твой друг дошёл до этого так быстро и самостоятельно. Я готов был поспорить, что он вообще не выстоит против Станислава. Ярик сильный человек. И опасный. Он первый и развяжет войну. Собственно говоря ты этого и добиваешься.
   Ну вот. Снова началось. В сущности Геракл был прав. Ярик никогда не устававший заявлять о своём пацифизме, был юношей достаточно вспыльчивым и агрессивным, с низким порогом раздражительности. А уж если вы нечаянно задели что-то для него святое - тогда держись!
  -- Я по-прежнему не одобряю этот твой эксперимент. - продолжил великан, вскипятив воду в тазике взмахом руки (и как он это всё делает, не вызывая при этом возмущений Астрала? Такое ощущение, что он вообще не пользуется Силой, по крайней мере в том её проявлении к которому привык я). - Ярополк выбился буквально из грязи в князи и он не забудет Новому Эдему, как тот его принял. Другие твои приятели проснулись в тёплых постельках уже монархами, а он считает, что он пришёл к власти самостоятельно... Да плюс ещё тот факт что ты запудрил ему мозги какой-то высшей миссией, корча из себя Господа... Сначала Брацлав утопит в крови разжиревшую Хормалдию, при этом зная, что он ничего не делает на половину, ты наверно и сам знаешь что он сделает с Восфитхалом и султаном-Чебышерёвом, что правит там. А затем двинется войной на остальные двадцать восемь государств.
  -- Я всегда смогу остановить кровопролитие. - пожал плечами я. - К тому же он скорее всего остановиться, когда узнает, что владыки этих держав - его бывшие одноклассники.
  -- Кто знает, Тимурка, кто знает. - отрешённо сказал Геракл, совершенно безболезненно ворочая руками в кипящей воде. - Тут могут быть задействованы силы, выходящие далеко за пределы твоего понимания. Вполне возможно, что не ты, не Ярик не сможете вовремя остановиться, даже если захотите. Все правители тридцати королевств обречены на гибель. Они чужды этому миру. Новый Эдем вытолкнет их из себя, как организм выталкивает занозу или переварит их в себе. В любом случае им не жить.
  

* * *

   Павел Чебышерёв, с трудом ориентируясь в пространстве, брёл по коридору, тяжело опираясь на стену и отдыхая на цоколе каждой статуи.
   Пашка устало облокотился на стену, болезненно икнул так, что желудок ударил по диафрагме. Всё, с сегодняшнего дня он не будет пить. По крайней мере так много. И уж во всяком случае, отныне он не будет мешать столько разных видов алкогольных напитков. Это обещание не отличалось особенной уникальностью, ибо давал он его себе через день. Монарх отослал от себя всех слуг и теперь, стоя в зарыганом халате прислонившись к зарыганой же стене он искренне сожалел о содеянном, надеясь чтобы на него наткнулся хоть самый захудалый шестёра и отвёл (а ещё лучше отнёс) коронованную особу в постель.
   Юноша собрал в кулак всю свою волю и побрёл дальше. Возле следующего дверного прохода он наткнулся на троих стражниках, что лежали на полу в самых неестественных позах.
  -- Во собаки, уже нажрались. - громко сказал Чебышерёв заплетающимся языком и пнул ногой ближайшего спящего.
   Под ногами что-то противно чавкнуло. И это была не блевотина. А стражники не были спящими. Они вообще никогда не позволяли себе пить вина, а тем более заснуть на посту. Вот тут-то Павлу и стало по-настоящему страшно. Весь хмель проходил с фантастической быстротой, возвращая его к жестокой действительности. После многих дней беспробудного пьянствования юноша внезапно осознал, что он совершенно один и находится в абсолютно чужом для него, ирреальном мире. Но это было ещё не самое худшее. Трое дильсизов, непревзойдённых бойцов из его личной охраны, что были ядром элитной султанской дворцовой стражи, валялись в луже крови, будто зарезанные свиньи. Кто мог пробраться сюда во дворец и убить его троих отборных телохранителей прежде, чем они сумели что-либо сделать? И это при том, что немые с детства натаскивались для защиты султана.
   Павел пьяновато пошатываясь попятился назад, затем побежал, беспорядочно размахивая руками и взывая к слугам, что уже грудой мёртвых тел лежали в подсобке. Наконец он устал и остановился чтобы отдохнуть.
   Внезапно слева от него мелькнула чёрная тень. И справа тоже. Чебышерёв снова побежал, добежал до первой попавшейся двери, вбежал в неё, закрыл за собой на хитроумный замок, опять побежал по галерее, выбежал в коридор.
   Тени были повсюду. Они двигались тихо и бесшелестно словно духи, но увы не были бестелесными фантомами. Стоя на перекрестке двух коридоров, султан вдруг отчётливо услышал приближающийся со всех сторон звук ботинок на мягкой подошве, тихо шагающих по толстым, прекрасно гасящим топот коврам. Тени медленно пододвинулись.
   К чёрту. Они больше не заставят его бегать. Его мало кто уважал при жизни, так пусть хоть после смерти скажут, что он не был трусом. Пусть он умрёт здесь и сейчас, но он не побежит. И им дорого придется заплатить за его жизнь, а точнее смерть.
   Сабля, что вот уже несколько дней без пользы отягощала ему пояс, с негромким свистом покинула своё убежище. Мозг работал чётко и ясно, поражая Пашку трезвостью мыслей. Пригодятся и его внезапно проснувшиеся навыки обращения с холодным оружием. Медленно, как бы с ленцой, пятеро синоби?, заприметив это его движение, спрятали гранённые стилеты и выхватили короткие кривые мечи-кодзири. Они не верили, что солнцеликий пьяница-султан сможет их чем-то удивить. Напрасно.
   С быстротой мысли клинок сабли покрыл отделяющие его от цели расстояние и, минуя меч, что должен был его остановить, на добрую пядь вошёл в сердце воину-тени. Тот по-детски ойкнул и мягко опустился на пол. Чебышерёв, забыв о количестве выпитого им спиртного, закружился в смертельном танце.
   Кровь обильно брызгала на роскошные гобелены, ручьём хлестала на дорогие ковры, впитывалась в дубовый паркет. Пашка даже и не пытался звать на помощь, не старался потянуть время до прибытия стражи, потому что знал - та всё равно не успеет. Знали это и убийцы. Интересно почему тогда они сражались так бесшумно? Молча набрасывались на него, размахивая кривыми клинками. И умирали. Но и Чебышерёв был уже серьёзно ранен.
   Султан отчаянно закричал и бросился вперёд, надеясь перед смертью достать ещё одного врага (трое из них уже валялись на полу, пятная собою бесценную дворцовую утварь). Его противник без труда отошёл в сторону. Именно отошёл, а не отпрыгнул или отскочил. Без всяких дешёвых киношных трюков. Павла занесло далеко вперёд. И прежде чем он успел вывернуться и остановить саблю, что предательски увлекла его за собой, воин-тень коротко размахнулся и рубанул его чуть пониже затылка.
   Чебышерёв по инерции пробежал ещё пару шагов, повернулся лицом к врагу и завалился на спину.
   Синоби бесшумно подошли к нему и нанесли несколько расчётливых, экономных удара в живот и грудь. Но он этого уже не чувствовал. Он вообще перестал чувствовать своё тело пониже шеи. Оно словно бы онемело и перестало враз его слушаться.
   Павел уже не видел, как оба воителя с Восходных Островов отошли в сторону и сделали себе харакири, слыша шаги спешащих со всех сторон стражников. Стекленеющим взглядом он уставился в лепной алебастровый потолок с барельефным изображением какой-то баталии, какого никогда не было у него дома.
   Затем то, что овладело его телом ниже подбородка, поднялось выше, и он уже ничего не видел.
  

* * *

   Геракл и тут оказался прав. Один за другим мои бывшие одноклассники стали умирать.
   За одну ночь их умерло аж шестеро.
   Павел Чебышерёв погиб прямо во дворце, не выходя на улицу, от рук наёмных убийц, судя по всему из-за заговора придворных по заказу собственного великого визиря, который был весьма недоволен правлением султана-алкаша. Пашку мало интересовали (точнее совсем не интересовали) государственные дела, и поэтому вся реальная власть в стране была в руках его любимчика Тенмаля, которого он воспринимал просто как фокусника. Монсель киль Шарун совсем не хотел терять влияние и поэтому решился на столь нетрадиционный шаг. Восфитхал ещё не знал подобного позора, как и подобных переворотов против правящей династии. Хормалдия медленно погружалась в пучину гражданской войны.
   Юрий Дубко оказался в ненужный момент в ненужном месте. Вместе со своей дружиной он вздумал терроризировать один городишко, требуя всё новых и новых выплат подати и всячески репрессируя при этом горожан. Видно он был очень невнимателен на уроках истории и ничего не знал о князе Игоре с его повторным взиманием дани и древлянах, которые в конце концов разорвали его между двумя соснами. Местные палачи поступили гораздо менее экзотично, хоть и не менее жестоко и эффектно. Они ободрали с него живьём кожу, будто с луковицы и посадили его на кол. Умирал он долго и мучительно.
   Елену Фадину по неизвестному мотиву отравила собственная фрейлина. Царица скончалась к полуночи, страшно страдая от колик.
   Сергей Ксендзов решил прогуляться по ночному Троголду. Инкогнито он посетил какой-то забытый богами портовый кабачёк, где благополучно был убит в пьяной драке. При этом он переколошматил половину завсегдатаев этого злополучного заведения (большинство из которых были тёртыми жизнью моряками и наёмниками), но остальные буквально разорвали его на куски.
   Анна Захарина была случайно застрелена своими же собственными лучниками, когда в нетрезвом виде заявилась к ним на стрельбище. А так как стрельба (бывшая результатом какого-то пари) происходило среди ночи при свете факелов, а сами вояки тоже были под газом, то нечего удивляться, что шальная стрела угодила в незадачливую королеву.
   Ближе к рассвету умер Вовка Раздобудько. Умер глупо и бесславно, но зато быстро и безболезненно. Его приспичило отправиться в поездку верхом по ночному лесу и, так как верховая езда не входила в число дарованных ему мною умений, а он сам ладил с лошадьми неважно, свалился в темноте с горячего молодого жеребца и сломал себе шею.
   Во всё это мне верилось с трудом. Но всё-таки верилось. Самое ужасное заключалось в том, что я узнал об этом всём лишь утром и уже ничего не мог сделать. Можно расшибить себе голову о стену, вывернуть солнце ядром наружу или заполонить весь мир двойниками погибших, но это уже ничего не изменит. Абсолютно ни-че-го. Ведь оживить умершего (действительно оживить, а не просто дать им вторую жизнь) может только Бог. Но уж никак не бог.
   Геракл куда-то исчез. По его словам направился навестить какую-то свою старую знакомую. По этому вылить нахлынувшие на меня чувства мне было не на кого.
   С другой стороны это наверно и лучше. Иначе бы мне пришлось признавать его правоту. А я прекрасно знал, что не сумею это сделать. Точно так же, как не сумею свернуть вышедший из-под контроля сумасшедший эксперимент. Я пытался вернуть всех своих по домам откуда я насильно выдернул их больше месяца назад. И не сумел. И дело было даже не в моём хотении или не хотении. Просто так должно было быть. И так было. А мне оставалось лишь дожидаться развязки, какой бы болезненной она не обещала быть.
   А пока я развлекался (хотя "развлекался" это пожалуй не совсем подходящее слово) тем, что строил дом. Просто так, не с того не с сего я решил построить себе небольшой дом, видимо под впечатлением догмы, согласно которой каждый человек был попросту обязан построить дом, посадить дерево и вырастить ребёнка. Или не ребёнка? Не помню. А не важно. Во всяком случае, пару-тройку деревьев я за свою жизнь уже посадил; детишек тоже когда-нибудь настругаю. А вот дом можно строить прямо сейчас.
   Юмор заключался в том, что бог, который в одно мгновение построил огромный дворец, даже, пожалуй, Дворец, сейчас пыхтел над крошечным коттеджиком, строя его собственными руками. Фундамент для него я правда создал с помощью Силы, однако котлован вырыл сам, лопатой.
   Сейчас же я рубил лес благо работать с деревом я умел. Возможно со стороны для того, кто знал о моей божественной сущности, я выглядел глуповато, но мне было на это совершенно наплевать. Впервые за много дней я занялся привычной (и вроде бы даже полезной) работой, что не переменило отразиться на моей психике. Что не говори, а рубить дерево, пусть даже живое, намного приятнее, чем человеческую плоть. А ведь если бы не Геракл, я рисковал бы превратиться в настоящего мясника. Пусть даже и убивал я полуразумных гомункулусов.
   Дела в Ценгданске понемногу налаживались. Ярику удалось-таки избежать гражданской войны. Одному Богу известно каким образом, но удалось. Конечно, нашлась кучка мятежных полковников, которые не захотели признавать нового правителя, но во всеобщие восстание военных это не превратилось - перед мощью впервые за века слажено действующих вместе королевской гвардии, надворных войск магнатов и народного ополчения бунтовщикам было не устоять и разрозненные очаги недовольства были быстро погашены.
   Вообще удивительно, что Клинки, выступавшие против абсолютной монархии, добровольно поставили над собой диктатором мальчишку-чужака. И даже старый лис Ян Бельвенский не возымел ничего против прихода к власти безродного иноземца.
   Немалую роль в наведении порядка в стране стало истребление рода Грабовских. Старик Карл, последний представитель старой королевской фамилии спешно эмигрировал в Рызувер. Конечно, окажись на его месте молодой и полный сил Станислав, у Брацлава были причины беспокоиться за прочность своей власти, однако Карл Грабовский был уже не в том возрасте, чтобы рызуверским оружием и золотом попытаться вернуть Грабовским трон. Впрочем, ещё не факт что Ярик его там не достанет
   Ярополк вообще действовал на редкость расчётливо и грамотно - быстро расправился с несогласными, задобрил знать, расположил к себе народ, который с радостью пошёл под руку чудаковатого юноши-иноземца (тот, впрочем, тоже полюбил чужую для него страну как родную), а главное - создал вокруг себя команду верных ему и неглупых людей. А ещё Ярик готовился к войне. Как писал в своей книги "Государь" Никколо Макиавелли: "...государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого". Уж не знаю, читал ли её когда-нибудь мой друг, но в её рамки он вписывался неплохо.
   По Ценгданске прокатилась волна реформ, направленных главным образом на спешную милитаризацию страны. Всеобщая мобилизация коснулась и шляхту и простолюдинов. Дворян обязывали от десяти человек представить одного рыцаря с конём и полным снаряжением. Эти рыцари вместе с наёмниками-рейтарами вошли в состав Конных бригад (бывших гусарских полков), чтобы компенсировать собой нехватку тяжёлой кавалерии. Среди аристократов нашлись, правда, те, которые стали вякать, что они не станут служить вместе с безродными наёмниками, однако Брацлав быстро заткнул таковым рот. Ведь собственных тяжеловооружённых конников у Ценгдански было мало, ведь при Грабовских существовала лишь лёгкая кавалерия в виде гусаров (последних Ярик тоже не оставил без хлеба), что было одним из условий Восфитхала, а оставлять без присмотра рейтаров, выделяя тех в отдельное войскформирование, юноша не собирался. Как писал всё тот же Макиавелли: "...наемники честолюбивы, распущенны, склонны к раздорам, задиристы с друзьями и трусливы с врагом, вероломны и нечестивы; поражение их отсрочено лишь настолько, насколько отсрочен решительный приступ; в мирное же время они разорят тебя не хуже, чем в военное - неприятель".
   Что касается простолюдинов, то Ярик упразднил ополчение. Вместо него из рекрутов и волонтёров была сформирована Народная армия. Конечно от этих салаг пока было мало толку в бою, но со временем при всеобщей воинской повинности эта армия могла превратиться в значительную силу. Пока же новобранцев нещадно гоняли по плацу.
   Особая участь ожидала королевскую гвардию - ей суждено было стать костяком будущей регулярной пешей армии, названной Ярополком Королевской Ратью (тут следует заметить, что сам Ярик не желая короноваться и называться королём придумал себе титул "Помазанник Божий". Однако Ценгданска при этом всё таки сохранила статус королевства, так как если попытаться изменить его в соответствии с его чином, то получалось что-то немелодичное вроде "помазанничества"). Пополнялись ряды Королевской Рати на основе профессионального найма. Брали главным образом ценгдансцев, но не чурались и иностранных ландскнехтов.
   Ярик не забыл, что для него сделал капитан Ратибор, когда он от имени Сбора выступил против Грабовских. Собственно говоря, именно благодаря Ратибору армия перешла на сторону Брацлава. Тот отплатил добром за добро - Избранная Стража превратилась в Невидимые войска - особо привилегированное элитное подразделение, которое ведало охраной первых лиц государства, разведкой, контрразведкой и т. п. Сам же Ратибор получил титул герцога двора, чин воеводы и был поставлен во главе Народной армии. Кроме простых вояк в Невидимые войска вошло так же немало магов, причём многих пришлось выписывать из-за бугра.
   Ещё Ярополком была создана лейб-гвардия. Её набирали исключительно из дворян - в основном из младших сыновей аристократов, которым не должны были обломиться не папочкин титул, не его же наследство. Их Ярик отбирал лично. Он желал вырастить новое поколение шляхтичей, бесконечно преданных ему. На деньги, земли и титулы для них Брацлав, естественно, скупиться не будет. Благо этого добра после экспроприации Грабовских было навалом.
   Сначала он освободит оккупированную полвека назад Восточную Ценгданску. Затем вторгнется в саму Хормалдию. И не успокоится, пока не сравняет Восфитхал с землёй. Да и тогда вряд ли успокоится.
   В воздухе приятно пахло смолой и хвоей. Что вполне естественно когда рубишь сосну. Сосновый бор, кстати говоря, мне пришлось вырастить специально для этой цели так как необходимых деревьев в моём парке не росло. А может быть я просто плохо искал. Во все стороны с громким треском, сопровождаемым звоном железа, брызгали щепки. Большой "топор лесоруба" в моих руках если не летал, то по крайней мере чувствовал себя вполне уверенно. Это притом, что он весит в пару раз больше обычного. Всё-таки изнурительные тренировки в спортзале, а также учение Геракла и даже пара уроков Аякса, пошли мне впрок.
   Нельзя было и дальше сидеть сложа руки. Решительным ударом я вогнал топор в ближайший пень. Я должен остановить Ярика, причём самым обыкновенным, а не магическим путём. Будем надеяться, что он внемлет мудрому совету и прекратит ещё не начавшуюся войну. Иначе его придётся убрать. Не обязательно убить, можно просто отстранить его от власти.
   Собирался я недолго. Зашёл во Дворец, где облачился в плотный шерстяной балахон, под которым я спрятал свой великолепный меч, взял посох, еды в дорогу. Можно хоть прямо сейчас отправляться в путь. Но оставалось ещё кое-что - ведь представать пред очами Помазанника Божьего в нынешнем обличии я не собирался. Я долго колебался, подбирая себе новое лицо, пока мой взгляд не упал случайно на старинную (хотя какая она старинная? Создал я её вместе со всем Дворцом, значит ей не больше двух месяцев) фреску, изображавшую Самсона, обрушивающего свод филистимлянского храма. Фигура героя дышала царственной мощью и одновременно с этим была окружена аурой святого мученика. У меня аж дыхание перехватило от благоговения и ещё какого-то, незнакомого мне прежде чувства, хотя мимо этой фрески я порой ходил по несколько раз ко дню, не обращая даже внимание на то, что же на ней было изображено.
   На ватных ногах я подошёл к зеркалу, восторженно наблюдая происходящие со мной метаморфозы. Мои волосы, бывшие прежде цвета выгоревшей соломы, стали быстро темнеть, пока не стали пепельно-серыми. Глаза же наоборот стали стремительно светлеть, будто выгорая на солнце. Из ярко-синих они почти мгновенно превратились в бледно-голубые. Лицо тоже изменялось, словно глина под руками невидимого гончара. Не пробегали по нему эффектные голубые вспышки, не окутывало его золотистым туманом. Но оно неумолимо менялось. С запястья на правой руке бесследно исчез рассосавшись старый шрам, полученный ещё в детстве.
   С зеркала на меня смотрел незнакомый молодой человек примерно моего возраста. В целом, надо сказать, внешность для семита несколько странная, но именно так выглядел в свои шестнадцать легендарный Самсон (даже голос свой я сделал чуть ниже и басовитее, чтоб привести его в соответствие с оригиналом). Моё лицо и прежде бывшее по моему мнению симпатичным, сейчас обрело тонкие классические черты. Глядя на свой греческий профиль я вдруг подумал, что он идеально создан для того, чтобы его чеканили на монетах. Изысканные, аристократические линии лица смотрелись непривычно, зато короткая стрижка-ёжик осталась нетронутой, не превратившись в длинные патлы, каким полагалось быть Самсона. Единственное к чему было трудно привыкнуть, так это к глазам.
   Впрочем, мне было не до подобных мелочей - надо было спешить, пока границы Хормалдии не запылали огнём.
  
  

* * *

   В тот день огни на границах Хормалдии так и не загорелись, хотя во многих других странах Нового Эдема происходили многочисленные прикордонные стычки. Впрочем, пламя лизало не только прирубежные укрепления.
  
  

* * *

   Очередной огненный шар с рёвом прошив насквозь драгоценный витраж ворвался в тронный зал, пересёк просторное помещение и, опалив попутно роскошное королевское знамя, размазался по стене, оставив на ней толстый слой чёрной жирной копоти. Впрочем, этот файербол явно создал не слишком умелый маг. Более мощные с лёгкостью плавили камень. Владимир Сердюк закашлялся от дыма, что проникал через выбитые окна, чёрной позёмкой стелился по полу, сочился, казалось, из каждой щели. Как видно колдунам даже не придётся пускать в ход пламя - они здесь и так задохнутся как крысы в подпаленном гнезде. Хотя сами чародеи похоже считали иначе.
   Тлеющее знамя упало на пол.
   Вова не решался взглянуть в окно, не желая служить мишенью для магов-недоучек (а именно один из них только что кинул этот огненный шар). В этом не было нужды. Он и так прекрасно знал что там творится. То, что он не раз видел с момента своего прибытия в этот прокажённый магией мир в кошмарных снах, сейчас покинуло отдалённые закоулки его подсознания и властно вторглось в реальный мир.
   Психонутые маги... Даже в своём родном мире Сердюк с известным недоверием относился ко всяким оккультистам и экстрасенсам, во всякой улыбчивой цыганке-гадалке усматривая противную человечеству ведьму. Здесь же, достоверно убедившись в своих страхах и узнав, что да, он был всё-таки прав и богомерзкое колдовство действительно существует, Владимир не колебался не секунды. Он начал массовую травлю сначала мастеров чёрной магии, не разбираясь при этом где настоящий волшебник, а где - уличный фокусник; после же юноша и вовсе решил пустить под нож всех способных кудесничать, будь те хоть потомственными белыми магами. К несчастью, он зашёл слишком далеко, вступив в конфликт с Багровым орденом - сектой магов Огня, называвшими себя пиромантами. Адепты ордена не захотели в отличие от средневековых ведьм и еретиков гореть на костре. Сначала запылали диким пламенем эшафоты вместе с палачами и стражей, затем - целые крепости. Конечно, многие из багровых всё же погибали во время казни, либо не совладав со взбесившимся полымем (ведь в лапы грамерангских инквизиторов попадались по большому счёту лишь профаны), либо утыканные стрелами. Ещё больше их погибло, когда они стали штурмовать замки. Но всё-таки бунт удался. Пока Сердюк собирал войско, чтоб усмирить разбуянившихся колдунов лихо само пришло к нему. Не поспел вовремя, не хватило таланта администратора и полководца - пеняй только на себя. Вот уже горит его собственный дворец. Маги со свойственной им маниакальной иронией вздумали учинить над королём Грамеранга кровавое аутодафе.
   Во дворе дым стоял коромыслом. В воздухе чёрными снежинками витали хлопья сажи. Сквозь рёв жадного пламени слышались отрывистые приказы командиров. Время от времени в эту какофонию вплетался пронзительный вопль сгорающего заживо человека, когда огонь добирался до какого-нибудь бедняги. Владимир отлично знал что там сейчас творится - толпа разъярённых адептов Багрового ордена расправлялась с остатками его гвардии. Кучка гвардейцев ещё обороняла наскоро возведённые прямо посреди двора укрепления, прикрывавшие подходы к зданию где сейчас был король, осыпая чародеев арбалетными болтами, но было видно, что долго они не продержаться.
   Утром во дворце были добрых полтысячи гвардейцев, а сейчас у него был лишь взвод стражников, запершихся вместе с ним в тронном зале, да ещё несколько десятков арбалетчиков и мечников во дворе. Вины вояк в этом не было. Они сражались мужественно. Доведись им сражаться со впятеро превосходящим их по численности, но использующим честное оружие противником, они нипочем бы не дрогнули, учитывая мощные крепостные стены. Но вот магии они не могли противопоставить ничего.
   Слитной мощью разумов нескольких высших магов были обрушены незыблемые ворота дворца, в мгновение ока была испарена вся вода из рва. Затем они прошлись исполинским огненным молотом по стенам, сметая воинов гарнизона. После подобного верховные колдуны не смогли больше творить столь разрушительной волшбы, потратив на приступ слишком много сил, поэтому в бой пошли толпы более слабых чародеев. Вреда от них было, впрочем, не на много меньше. Сердюк с самого начала понял, что битва будет проиграна. Гвардейцы не зря ели свой хлеб - как доложил ему капитан гвардии, его людьми было убито не меньше трёх дюжин волшебников. Но дворец штурмовало не менее полутора сотен и когда была прорвана внешняя стена, они ворвались внутрь, круша защитные рубежи один за другим. Оказавшись в крепостном дворе, они, судя по всему, побоялись применять наиболее могущественные заклинания, опасаясь обрушить себе на голову дворцовые стены. Теперь же они были вынуждены довольствоваться файерболами, огненными бичами и тому подобной пиротехникой. Кроме того они решили после штурма основных укреплений сделать небольшую передышку. Это дало возможность остаткам гвардейцев возвести посреди двора небольшую баррикаду из мешков с песком и занять позиции в старой надвратной башни, что прикрывала вход в главное здание дворца, где сейчас скрывался король. Об этом всём ему хладнокровно доложил запыхавшийся чумазый паренёк в накидке из плотной мокрой мешковины натянутой поверх доспехов (такая нехитрая уловка защищала тело куда надёжнее кирас). Вид у него был словно у человека, прошедшего чистилище, в существование которого верят католики.
  -- Какие будут приказы, Ваше величество? - спросил он с надеждой поднимая глаза на своего короля.
  -- Никаких. - покачал головой Владимир. - Держать позиции. Если станет совсем невмоготу отступайте внутрь здания. Хоть оно и не создано для того, чтоб обороняться, вы можете попытаться задержать их на лестнице. Наша единственная надежда - это по-прежнему войско графа Нонтейского.
   Гонец тяжело вздохнул - надеяться на графа, что был в нескольких днях пути отсюда, было всё равно что уповать на новое пришествие Божие. Возразить ему правда было нечего и он бегом отправился передавать королевский приказ. Сердюк устало откинулся на спинку трона и обвёл взглядом лица собравшихся. В зале, как и во дворе несмотря на ночь было светло хоть иголки собирай, но это был не тот свет, которому следовало было радоваться. А чёрные тени, что метались повсюду, и клубы дыма придавали стражникам вид мучающихся в аду душ. Вова потряс головой, прогоняя нахлынувшее на него наваждение. Затем подошёл к окну и выглянул, игнорируя опасность быть замеченным.
   И лишний раз убедился, что единственное, что стоит между ним и дикой ордой колдунов - это лишь горстка отчаянных храбрецов, упрямо оборонявших баррикаду и башню. Чуть поодаль от них кучковались проклятые чародеи, надёжно прикрытые от стрел огненными щитами. Время от времени кто-то из багровых предпринимал попытку обойти обороняющихся с тыла, но пока к счастью в этом никто не преуспел. При свете пламени юноше было хорошо видно, как один из волшебников, что пытался зайти к гвардейцам с тыла, не успел сотворить защиту пока лепил файербол и кулем свалился на землю, сражённый выстрелом из арбалета.
  -- Может предложить им обговорить условия нашей сдачи? - робко спросил капитан стражи.
   Словно в продолжение этой идеи над баррикадой подняли изодранную белую тряпку и отчаянно замахали ею, моля принять капитуляцию. В ответ на это баррикаду накрыла огненная волна. Мигом вспыхнул белый флаг, а затем раздался вой солдат не успевших ретироваться. Люди с воплями катались по земле, пытаясь сбить с себя пламя. Кто-то из них всё-таки уцелел и сейчас попытался спастись. Однако не успел он пробежать и пяти шагов, как тоже превратился в воющий живой факел.
  -- Маги пленных не берут. - сквозь зубы процедил Владимир.
   В подтверждение его слов громыхнул чудовищный взрыв, выбивший последние чудом уцелевшие стёкла. Сердюк плотно зажмурил глаза, а когда открыл их увидел, что на месте надвратной башни вспух огромный чёрно-багрягный гриб. Дьявол! А он-то надеялся, что они не станут использовать здесь столь сильное колдовство.
   Вот и всё. Конец. Тронный зал чьи мощные двери находятся под защитой древних могучих чар ещё продержится некоторое время, однако это лишь кратковременная отсрочка болезненной развязки. Юноша стал лихорадочно метаться по комнате, ища пути спасения. К несчастью их не было. Был, правда, подземный ход, через который он пытался сбежать ещё в начале штурма, когда стало ясно, что дворец не удержать. Увидев его Вова сразу отказался от этой идеи - в нём плескалась непереносимым жаром магма. Огонь есть и под землёй...
   А чародеи уже хлынули внутрь, неумолимые как лесной пожар, неотвратимые, как поток лавы. Вот-вот дверь задрожит под их боевыми заклинаниями...
   Но они оказались умнее. Маги не стали связываться со сложными охранными заклятьями. Стена рядом с дверью внезапно зашипела, задёргалась, воздух возле неё поплыл знойным маревом, будто над нагретой нещадным солнцем асфальтовой дорогой. А затем мрамор из которого она была сделана стал плавиться словно воск. Горячие ручейки жидкого камня потекли по полу. Объятая пламенем человеческая фигура медленно проходила сквозь стену. Сначала Сердюку подумалось, что это кто-то из его гвардейцев, однако затем он понял, что это кто-то из волшебников - он не кричал от боли и вообще чувствовал себя вполне комфортно. Казалось, огонь сочился из каждой поры колдуна, превращая его в охваченного оранжевым сиянием пришельца.
   - Стража! - крикнул Владимир, отступая за колонну - К бою!
   Солдаты не зевали. Сухо защёлкали арбалеты, посылая в противника тучу смертоносных болтов. Впрочем, от этого было мало толку. Вошедший был явно из высших магов и по-видимому не собирался погибать - стальные стрелы не достигая человеческой плоти горели в огненном одеянии незнакомца будто бумажные.
   Чародей вскинул руки и навстречу арбалетчикам клубясь полетело синее облачко даже не жидкого, а какого-то газообразного огня. В воздухе остро запахло карбидом, а затем - горелым мясом, когда адское полымя добралось до людей. Гвардейцы орали и падали на пол, зажариваясь в собственных латах будто в фольге. Сталь была плохой защитой от магии.
   Ближайший к Владимиру воин с воплем повалился ему под ноги. От жара чудовищного огня у несчастного вскипели и вытекли наружу глазные яблоки. Сердюк, до сих пор скрывавшийся за колонной, выскочил из-за неё, сорвал со стены какую-то древнюю алебарду и метнул её в нападающего. Алебарда была откована из какого-то незнакомого юноше зеленоватого метала и, судя по странному рисунку пиктограмм на ней, похоже была зачарована.
   То ли из-за этого, то ли из-за того, что огненный доспех волшебника был призван защищать своего владельца от стрел, а не от столь крупных предметов, она не сгорела в пламени. Конечно, алебарда значительно потеряла в массе, и в грудь чародея ударил не сажень стали, а лишь относительно небольшой кусок металла.
   Однако и этого оказалось достаточно. Расплавленный ошмёток древнего оружия с силой врезался колдуну под левую ключицу. Он бешено завопил - металлический шмат прижёг его словно клеймо. Видимо, несмотря на то, что сама его кожа излучала языки пламени, маг был весьма и весьма чувствителен к горячим предметам. Он скорчился в три погибели, попятился к стене, поневоле ослабляя защиту, сбившись с заклинания. В тот же миг воздух снова зазвенел от арбалетных болтов. И на этот раз они достигли своей цели.
   Утыканный стрелами словно игольница маг с хрипом повалился на колени прямо в проделанном им проходе. Несмотря на то, что он щетинился во все стороны раскалёнными до бела кусками железа, чародей был всё ещё жив - верховные колдуны всегда славились своей живучестью. Пожалуй, попади он сейчас в руки к опытным целителям, его ещё можно было бы спасти. Забыв о заклинаниях, волшебник судорожно пытался вырвать из груди горящий болт. Тело его по-прежнему источало огонь, который вместо того чтоб ещё больше ослабнуть вдруг вспыхнул с новой силой. Так и не сумев выдернуть стрелу, маг тяжело привалился к краю дыры, видимо позабыв о том, что он всё ещё охвачен пламенем. Мрамор снова начал плавиться. Чародей задёргался, тщетно пытаясь вырваться из кипящего камня и страшно закричал, заживо впаиваясь в толщу стены собственной волшбой. Затем брешь в стене полностью оплавилась, полностью запечатав проход в зал. Сердюк отвернулся, чтобы не глядеть как продолжает дёргаться в вязкой массе, словно насекомое в смоле, тело колдуна.
   Однако передышка была недолгой. Едва люди успели перезарядить арбалеты и укрыться за колонами, как стену вновь затрясли вражеские удары. В зал с пронзительным визгом новогодней петарды ворвался, насквозь прошив ещё тёплый камень стены, кое-как слепленный файербол, с силой ударился в колонну, разбрызгавшись фейерверком огненных брызг. Затем в дыру прожжённую этим шариком мощно ударили сильным, но весьма грубо сработанным стенобитным заклинанием. В брешь, проделанную гигантским огненным кулаком, тут же вбежал, не дожидаясь пока остынет камень, молодой щуплый маг в видавшей виды чёрной кожаной куртке. Он быстро поплатился за эту свою поспешность, когда ему на голову закапал мраморный вар. Болезненно вскрикнув, он попытался стряхнуть с себя потёки жидкого камня, потеряв драгоценные доли секунды, выкроенные ему судьбой для создания щита. Изрешечённый болтами чародей-неудачник мешком свалился в проходе.
   Но через его тело, со всё той же глупой решительностью переступили второй и третий чародеи, тоже не грамма не заботясь о защите. И тоже оба очень молодые.
   Владимир криво ухмыльнулся. Салаги! Маги бросили в мясорубку учеников и подмастерьев, едва-то выучивших пару-тройку боевых заклинаний, не желая больше рисковать истинными мастерами Огня, обессиленными после боя. Получайте, ведьмины вскормыши!
   Один из колдунишек стал сыпать снопы искр, в напрасной попытке защитится ими от стрел - несколько он всё-таки сжёг, но две вонзились ему в голову. Другой успел развернуть в воздухе пламенный шлейф, надёжно укрыв за ним своё туловище и голову, но почему-то совсем не подумал о ногах. Арбалетный болт, вонзившийся в колено, неделикатно указал ему на эту его ошибку, а мечи и алебарды подбежавших гвардейцев завершили дело.
   Сердюк воспрял духом. Мы ещё повоюем!
   Но вот в зал ворвалась целая толпа молодых "зелёных" магов. Воздух заполнился рёвом файерболов и свистом огненных стрел. Против них не помогали не латы, не щит. Гвардейцы, сперва браво встретив врага залпом болтов, ранив при этом пару неумёх, сейчас отступали и гибли один за другим. Стрелки укрылись за колоннами и судорожно крутили воротки своих арбалетов, зная, что от их проворства при перезарядке зависит их жизнь. Но даже колоны были неважной защитой от магии - юноша собственными глазами видел, как один из огненных бичей, управляемый магом в вишнёвом балахоне, с лёгкостью перерубил одну из них вместе с двумя прятавшимися за ней солдатами. Сердюк сразу понял что дело дрянь. Воспользовавшись тем, что все присутствующие были ослеплены чудовищной вспышкой пламени - это один из чародеев пытался создать пламенный вихрь, а вместо этого сам превратился в воющий огненный столб - король нырнул за широкую спинку трона. Попутно он прихватил заряженный арбалет, резонно решив, что его хозяину, что мирно дымясь лежал рядом, он уже не понадобится.
   Вскоре колдуны уже покончили с недобитками его гвардии и принялись глупо озираться по сторонам, пытаясь понять, куда же подевался тот жестокий тиран, казнить которого они сюда заявились. Прям детский сад какой-то! Ходят, за колонны, за шторы обгоревшие заглядывают - ищут! Во дают, кретины... Будто в прятки играют.
   Владимир быстро оценил ситуацию. Троих волшебников-недоучек ухайдакали, ещё троих - ранили; один перемудрил со своим заклятьем и превратился в пятно сажи на полу. Остаётся пять. За старшего здесь (как по возрасту, так и по субординации) явно был типчик в подпаленном вишнёвом балахоне. И тот был лишь лет на пять старше самого Сердюка, хотя в волшбе явно что-то шарил. Можно попробовать прокрасться к выходу, пока они тут углы обнюхивают, не догадываясь заглянуть за трон...
   Видно кто-то всё-таки догадался. А, к чёрту! Задом он давил эти жмурки. Юноша быстро выглянул из-за подлокотника, коротко прицелился и выстрелил в идущего к нему молодого мага. Тот заметил Владимира, открыл было рот, чтоб сообщить о своей находке товарищам...
   Закрыть его он так и не сумел. Словно злая оса в воздухе прожужжала стрела, быстро нашедшая раззявленное поддувало. Болт с лёгкостью снёс пару зубов, проткнул мягкий язык и, сокрушив нёбо, вылез из затылка.
   Тело чародея ещё падало, а Сердюк уже выхватил меч и стремительно откатился в сторону. И как раз вовремя. Яростно взрыкнул огненный хлыст и мраморный подлокотник за которым только что прятался король, медленно оплыл на пол, будто пластилиновая игрушка, по которой рубанули горячим ножом. Владимир тем временем бежал к спасительному выходу, на бегу уворачиваясь от огненных стрел. Зря он всё-таки списал со счёта раненных чародеев.
   Он был уже в нескольких шагах от зияющей в стене дыры, когда по мановению руки мага в вишнёвом пол перед ним запылал. Камень, весело потрескивал, словно хворост в очаге. Огонь пыхнул и взметнулся до самого потолка, преградив путь огненной стеной. Сердюк метнулся было влево, но от основного заслона заструились змейки жидкого пламени, которые быстро превратились в полноценные огненные полотнища, отрезая ему пути к бегству. Оставался лишь один выход - пятиться назад. Что он и сделал. Оглянувшись юноша заметил, что через несколько шагов он упрётся что вскоре он упрётся в стену, а дальше ходу не было, разве что через окно... Так вот чего они добиваются! Хотят заставить его сигануть вниз!
   Ну уж нет. Юный король остановился и прикрыв лицо руками попытался было прорваться вперёд сквозь огонь. В воздухе тут же прогудел пламенный бич, хлестнувший возле самых его ног. Вову обрызгало жидким камнем, который жёг даже сквозь толстую кожу сапог. Он отпрыгнул назад, оказавшись у самого окна.
   - Прыгай. - ласково сказал его мучитель, улыбаясь одними губами.
   Надо сказать, выбор у Владимира был небогат. Огненная завеса гигантской стеной прижала его к стене, так что ему оставалось либо сгореть, либо насмерть разбиться. Краем глаза глянув в окно, он понял, что выбор его ещё более скуден - под окнами пылал огромный костёр, вокруг которого приплясывали тёмные фигуры, и который гарантировал ему кремацию в любом случае.
   Сердюк торопливо кивнул, залез в оконный проём присел, развернулся лицом во двор и, с силой оттолкнувшись от него ногами, прыгнул... назад. Он умышленно прыгнул спиной вперёд, чтобы сохранить эффект внезапности и уберечь глаза. Проносясь сквозь огненную стену, юноша с ужасом ощутил, как в жадном пламени сгорает его одежда, волосы, обугливается кожа. Со всего размаху он врезался в ошарашенного колдуна в вишнёвом, сбил его с ног, прижал к полу и одним мощным ударом разрубил его от ключицы до бедра. Затем стремительно обернулся к новому противнику, занёс меч, но ударить так и не успел.
   Чародей метнул ему в лицо лоскут зелёного пламени, раскрасив весь мир в багровые тона. С ужасом Владимир осознал, что это - навсегда. До конца жизни, который тоже, похоже, не за горами. Вокруг бегали смутные тени, ещё недавно бывшие людьми. С криком боли и отчаяния Сердюк бросился на ближайшую нечёткую фигуру и с удовлетворением почувствовал, как меч вошёл в человеческую плоть. Потом внезапно почувствовал, что его враг начал заваливаться назад, увлекая его за собой.
   Падали они гораздо дольше, чем полагалось, и тогда Владимир запоздало сообразил, что он вывалился в окно.
  

* * *

   Путешествие оказалось совсем не столь романтичным, как я ожидал. Оставалось благодарить Бога за то, что я решил проделать пешкодралом не весь путь до Катшевы, а телепортировался на склоны окружавших Долину гор и лишь оттуда, собственно, начал свой долгий путь. Уже через несколько часов после того, как я покинул Дворец стали ощущаться первые признаки неудобств кочевого способа жизни - закончилась вода. На поиски её я потратил больше часа, однако к божественной Силе не прибегал.
   Следующий дискомфорт сулила ночёвка под открытым небом. Сон мой (если конечно это полубессознательное состояние можно назвать сном) прошёл на жёсткой каменистой земле, которая вдобавок бугрилась от древесных корней. Лёжа под старым дубом и слушая весёлые трели комаров, что тучей витали надо мной, я понял, что быстрые сборы и путешествие налегке имеют и обратную сторону. Сейчас, например, я готов был отдать за матрац (а ещё лучше кровать) целых полцарства. К Силе я, впрочем, всё равно не стал прибегать, желая доказать самому себе, что я ещё чего-то стою как просто человек, а не как сверхсущество.
   Проснулся я рано утром злой и не выспавшийся, в горле шевелилась предательская ангина - хворь не видела никакой разницы между богом и простым человеком. Наскоро позавтракав сухарями с вяленным мясом я двинулся дальше. К вечеру я нашёл-таки перевал и перешёл на другой склон горного хребта, где и столкнулся с новой серьёзной проблемой. У меня кончилась еда.
   Я имел лишь относительное представление о том, как должен выглядеть силок для кроликов, так что совсем не удивительно, что ни один уважающий себя грызун в мою ловушку не попался. Столь же неудачной была и рыбалка без соответствующих снастей. В конце концов, я нарвал себе недозрелой дикой ежевики и лёг спать.
   Следующий день был ещё более безрадостным. Давала о себе знать съеденная мною накануне ежевика - я немало времени стал проводить в кустах. Пару раз меня так и подмывало вернуться во Дворец или хотя бы сотворить себе еды и исцелится от расстройства желудка и ангины. Но каждый раз находил в себе силы крепче стиснуть посох и идти вперёд. А уж сколько раз я ругал себя за то, что сотворил заклинание, не позволявшее людям селиться на склонах гор, окружавших Долину и скрывавшие от них перевалы, я и припомнить не могу.
   Уже стемнело, когда я вдруг натолкнулся на хижину старого горца, который согласился предоставить мне кров над головой. Каким образом он сумел-таки преодолеть моё заклятье, для меня осталось загадкой, ответ на которую я, впрочем, не особо стремился узнать. Иначе так вскоре неинтересно станет жить. Старичок дал мне переночевать, угостив перед этим горячей похлёбкой. На следующий день, позавтракав, я попросил его продать мне в дорогу съестного и рассказать, где находится ближайшая деревня. Горец с радостью поделился со мной этой ценной информацией, однако деньги брать наотрез отказался, заставив меня вместо этого нарубить ему кучу дров. Затем он дал мне провизии и благословив отправил в путь. И еду и благословение я принял с откровенной благодарностью.
   Хотя если задуматься, то зачем богу благословение простого смертного? Впрочем, дед был по всем параметрам незаурядным. Взять хотя бы его хитрющие карие глаза, которые могли принадлежать только молодому парню.
   Под вечер полил страшный дождь. Я на скорую руку соорудил шалаш. И всю ночь провёл пытаясь законопатить щели в нём. Утро же напротив оказалось красивым и ясным. Вокруг приятно пахло грозой и лесом, в небе сияла радуга. Гордо поднимались из молочно-белого тумана, осевшего в низине, острые пики. Горы словно показывали, что они умеют быть и хорошими.
   Следующую ночь я провёл в деревне. Там я купил себе лошадь и кучу мелочей, которые, как оказалось совершенно необходимы в дороге. Юмор заключался в том, что никогда прежде ездить верхом я не пробовал. Уже к полудню я так растряс свой зад и намучался с упрямым животным (сами крестьяне, правда, уверяли, что продали мне самую смирную кобылку), что предпочёл идти пешком, ведя лошадь на поводу.
   Вскоре я вступил во владения княгини Маши Покровской, которые были ближайшим ко мне государством. По причине наверное моей старой к ней привязанности, её держава была единственной граничащей с Долиной. То-то бы подивилась наша властительница, явись я к ней в своём нормальном облике! Впрочем, не в настоящем, не в теперешнем облике я к ней заявляться не собирался. Может быть, как-нибудь в другой раз. "Если она доживёт до этого другого раза" - не преминул шепнуть мне противный голосок.
   Я судорожно сглотнул. Минувшей ночью погиб от лихорадки Игорь Черемискин, хозяин Ласковых Островов, и мне совсем не улыбалось, что подобная участь может постигнуть ещё кого-нибудь из моих бывших одноклассников. Надо было как можно скорее остановить войну, а затем отправить оставшихся в живых бедолаг по домам. В противном случае война продолжиться и без них.
   Нельзя сказать, что путешествие по княжеству Пардага было для меня особенно приятным. Дважды на меня нападали разбойники. В первый раз - несколько неумёх, явно ещё вчера бывших крестьянами. От них я с лёгкостью отбился посохом, не причинив им вреда страшнее ушибов. Во второй раз я попал в довольно умело организованную засаду. Уж не знаю, чем я привлёк внимание бандитов устроивших её, однако новичками те явно не были. В меня полетели стрелы, и я вынужден был взяться за меч. Мне пришлось прикончить пятерых, прежде чем остальные поняли, что я им не по зубам Эта победа не доставила мне радости - ведь в каком-то смысле даже этих пропащих душегубов можно было считать моими детьми. Ведь их всех я создал сам, пускай даже с помощью магии. Жаль, я не понял этого раньше, когда ещё до встречи с Гераклом отрабатывал приёмы на гомункулусах.
   На четвёртый день моего странствия по Пардаге к моему костру поздно вечером вышел путник, что вёл под уздцы серого жеребца.
  
  

* * *

   Прежде чем выйти на свет костра, незнакомец специально как можно громче шаркал ногами и хрустел ветками. Правильно делал. Не стоит неожиданно появляться из мрака, рискуя получить арбалетный болт в живот.
   Мужчина был высок ростом и худощав. Длинные жилистые руки выдавали в нём прирождённого фехтовальщика. Одет он был в чёрный кожаный буфль с серебряным галуном и кожаные же штаны для верховой езды. На голове - сдвинутый набекрень чёрный берет с ястребиными перьями. Справа на поясе весел простой кинжал восточного типа, зато слева на перевязи медленно покачивалась длинная изящная сабля, чей развитый эфес составляли сложные ажурные дужки, щиток и контргарда, что должны были плотно обхватывать кулак. Выглядел пришелец как обыкновенный наёмник, если не считать драгоценного клинка, подобные которому столь редко встречаются средь их брата.
  -- Здравствуй, странник. - глубоким, хорошо поставленным голосом сказал незнакомец. Спросил на пардагском, однако с заметным торхенским акцентом. - Можно ли погреться у твоего костра?
  -- Здравствуй и можно. - немного напряжённо ответствовал я.
  -- Меня зовут Земир, сын Зигфридта. - представился наёмник. - Я - солдат удачи.
   Повисла тишина. Земир явно ждал, что я представлюсь
  -- Я Самсон. - неожиданно для самого себя сказал я.
  -- Редкое имя. - заметил тот. - Веришь или нет, но я представлял его совсем иначе.
  -- Кого? - сделал вид что не понял я.
  -- Библейского Самсона, кого же ёщё? - пояснил наёмник, словно бы удивляясь моей недогадливости. Тут следует заметить, что почти все государства Нового Эдема были христианскими.
  -- А-а-а... - протянул я.
  -- Неспокойные нынче времена. - неожиданно сменил тему разговора мой собеседник. - Близится большая война - она уже началась в Ценгданске.
   Далее я узнал, что Ярик пару дней назад пересёк границу Хормалдии, сцепившись с передовым корпусом хормалдцев. Эмир Каль-адь-Ден, что владел этим регионом, гораздо больше опасался гражданской войны и вторжения войск мятежного мага Тенмаль киль Башида, что захватил власть в Восфитхале, чем иностранной интервенции. Несмотря на это когда запылали его пограничные форты, а посол Ценгдански объявил, что Помазанник Божий намерен вернуть своему народу "исконно ценгданские" земли, то есть территорию его эмирата, Каль-адь-Ден не удивился и не растерялся, стал спешно готовиться к войне, действуя по всем правилам военного искусства. Что, впрочем, не спасло его войско от полного разгрома. Конные бригады быстро смяли выставленную против них лёгкую кавалерию, а затем мастерски рассеяли пехоту противника. Королевская Рать легко расправилась с разрозненными отрядами хормалдцев. Сам эмир бежал с кучкой наёмников личной охраны.
   Королевская Рать и Конные бригады продвигаются вглубь Хормалдии, не встречая практически никакого сопротивления. Ярополк сейчас метался между своей столицей и оккупированным лейб-гвардией центром эмирата, пытаясь всюду поспеть, решить разом и проблему снабжения Народной армии провизией и амуницией, и начать наводить порядки на возвращенной в лоно православной церкви земле.
   Эти новости меня не удивили - я ожидал чего-то подобного, когда только отправлялся в путь. Изумился я другому - разворачивались и другие театры военных действий. Владыка Степного Ханства, которое находилось за Зелёным морем южнее Ценгдански на Батазальском полуострове, Сергей Туманов, вступил в войну с сёгуном Восходных Островов Накудзой, ранее носившим имя Иван Медведев и бывшим когда-то моим одноклассником. Что же не поделили между собой правитель островного государства и вождь кочевников, было для Земира загадкой. Но одно он знал точно: дикие всадники одного сейчас бешено рубились с самураями другого, отстаивая какую-то вонючую прибережную деревеньку. Причём обе страны оставались друг для друга практически неприступны - у Сергея не было флота, а воины Накудзы не могли ничего противопоставить тактике "выжженной земли" кочевников, демонстрируя свою полную неспособность вести войну в степях.
   Дальше - больше. Артём Влахов во главе большой наёмной армии вторгся в королевство Грамеранг, где ещё недавно правил Владимир Сердюк, а сейчас шла убийственная резня между аристократами и Багровым орденом.
  -- Я собираюсь поступить на службу к Помазаннику. - сказал Земир. - Он сейчас очень нуждается в добрых мечах и платит ландскнехтам звонким золотом. Многие кондотьеры уже заключили с ним контракт и, похоже, не жалеют об этом.
  -- Так ты едешь в Ценгданску? - спросил я.
  -- Да, в Катшеву. - кивнул тот. - Ярополк сейчас проводит там дополнительный ограниченный набор в Невидимые войска. Я надеюсь завербоваться туда.
   Это было хорошо. Во-первых, я получал спутника, неплохо ориентирующегося в этом мире квазисредневековья. Во-вторых, я точно знал, что застану Ярика в столице. На радостях я даже сообщил Земиру, что тоже еду в Катшеву.
   - Это всё хорошо. - кивнул головой наёмник и я невольно вздрогнул, потому что его слова почти совпали с моими мыслями. - Но ответь мне на один вопрос... Кто ты?
   Внутри меня разом всё оборвалось. Неужели этот странный незнакомец догадывается о моём божественном происхождении? А что если это один из богов Пантеона, решивший вмешаться в мои дела? Хотя, если он поможет мне остановить войну, я буду только "за".
  -- В этих краях частенько стали пошаливать разбойники. - всё тем же загадочным тоном продолжил сын Зигфрида. - Верно, юноша? Да вот только недавно они наткнулись явно не на того.
   Внутри меня всё уже не просто оборвалось, а обомлело. Неужели он всё-всё знает? И смотрит-то как бабуля на нашкодившее дитя...
  -- Их было десятка полтора, многие с луками и арбалетами. - продолжал Земир. - Но одинокий путник отбился от них, убив при этом пятерых! Видано ли это?
   Я медленно потянулся к посоху, лежащему возле меня. Пришелец мог оказаться опасен. Тут я догадался взглянуть на него через Астрал, как учил меня Геракл. Беда в том, что это не всегда у меня получалось (например, мне не удалось взглянуть через Астрал на старичка, приютившего меня в самом начале моего путешествия) - умение глядеть через мир чистой энергии было весьма ювелирным - это вам не звёзды зажигать. Но на этот раз у меня вроде бы получилось. Взглянув на "солдата удачи" через полузакрытые глаза, когда всё вокруг меня окрасилось в цвета совсем иного спектра, я с облегчением убедился, что, во-первых, это простой человек, пусть даже и с весьма странной аурой, а во-вторых, он не имел ни каких злых намерений - никаких багровых цветов в его ауре не было. Зато было много ярко-сиреневых нитей, свидетельствовавших о неудержимом любопытстве сына Зигфридта.
  -- Ну ладно, признаюсь, это был я. - выпалил я не выдержав. - Ну и что в этом противозаконного?
  -- Да вообще-то ничего. - согласился тот. - Я просто хотел бы знать где ты выучился так драться. Я неплохо умею читать следы, а по ним было очевидно, что всех пятерых убил один и тот же человек. Сначала я подумал, что это кто-то из восточных воинов-теней. Но потом я наткнулся на тебя.
  -- А как ты догадался, что это именно я? - последовал вопрос.
  -- Дело в том, что я не обыкновенный наёмник. - шёпотом, словно открывая мне страшную тайну, сказал Земир. - Я несколько лет служил придворным коронером в Торхене и для меня разобраться в подобной ситуации как два пальца... Ну ты понял... Да и не будь я профессиональным следователем, можно было догадаться, что это дело рук одного небывало искусного воина. У всех пяти трупов были почти одинаковые ранения: перерубленные артерии. У кого паховая, у кого сонная, но все были разрублены с хирургической точностью и, по всей видимости, одним и тем же клинком. Далее - отбитые стрелы. За свою жизнь мне довелось встретить удальцов, способных отбить летящую стрелу, но даже они не могли похвастаться тем, что они могут выйти против пятнадцати человек! Да я и сам не дурак помахать мечом, но убить пятерых человек, стоя под градом стрел и отбиваясь ещё от десяти я никогда бы даже и не мечтал. А через два дня я догнал тебя. Я всегда обращаю внимание на всякие мелочи, которые обычному человеку не бросаются в глаза - ведь я когда-то зарабатывал этим себе на хлеб. И я сразу понял, кто убил разбойников. А когда я коснулся этой темы, ты сам себя сдал с потрохами.
  -- Ну и какие же мелочи навели тебя на эту мысль? - поинтересовался я.
  -- Хотя бы вон то пятно засохшей крови у тебя на балахоне... Ага, вот это, потом застираешь... Или наконечник болта, застрявший в твоём посохе. Держишься ты как воин, двигаешься так же... Хотя если честно ты мало похож на какого-то рыцарёнка или послушника одного из воинственных южных монастырей. А на наёмника - ещё меньше. Сначала, как я уже говорил, я подумал, что это кто-то из бойцов восточной Пагоды Теней. Но в седле ты держишься как мешок картошки, да и не похож ты на жителя Восходных Островов. Судя по твоему мечу, - тут я со стыдом заметил, что рукоятка оного торчит у меня из под плаща, хотя я намеривался прятать его от чужих глаз, - ... ты явно не из бедных - подобные клинки я видел только у конунгов и ярлов с Вервульфьего архипелага, да ещё в княжеской гриднице Пардаги.
  -- Спасибо. - сухо поблагодарил я.
  -- Всегда пожалуйста. - простодушно улыбнулся экс-коронер. Или сделал вид что простодушно. - Не хочешь говорить кто ты такой - не надо. Всё равно всё тайное рано или поздно становится явным. Уж я-то это знаю точно.
  -- А чего ты вдруг решил бросить такую прибыльную должность? - попытался я сменить тему.
  -- Ну, во-первых, откровенно говоря, я всегда хотел служить в Преторианской гвардии, но туда берут только аристократов. А во-вторых, при дворе Торхенского кесаря постоянно плетутся интриги. И придворный коронер как главный следователь случаев внезапной или насильственной смерти часто стаёт объектом покушений. Обычно на этой должности никто не задерживался больше года. Я продержался около трёх с половиной лет, но потом не выдержал. - пояснил Земир.
  -- А ты не пробовал наняться к кому-нибудь в качестве частного детектива? - поинтересовался я, но мой собеседник сделал такие дикие глаза, что я сразу понял, что ничего подобного в этом мире нет. Надо же, сам создал эту планету, для того чтоб попадать на ней в такие вот глупые ситуации. А вот торхенец явно чего-то не договаривает о причинах которые заставили его покинуть кесареву кормушку - он не был похож на человека, который будет бегать от проблем только потому, что с ними не справился не один из его предшественников. А может, я просто плохо разбираюсь в людях...
  -- Ты имеешь в виду работу телохранителя? - спросил наёмник, спасая меня от головной боли, вызванной моими размышлениями. - Честно говоря я думал об этом. Во всяком случае, если не помогут рекомендательные письма Торхенского Сената, то я готов и на эту должность, а так-то я в принципе рассчитываю на что-то получше. Кстати, я думаю, что в рядах Невидимых войск найдётся место и для одного талантливо машущего мечом юноши.
   До меня сразу не дошло, что он говорит не о себе, а обо мне. И хотя я в тот же миг отверг эту идею как глупую, уже через секунду я решил, что в ней есть здравый смысл. Завербуйся я в Невидимые войска, это здорово облегчило бы мне жизнь. Хотя, пожалуй, нет - у меня слишком мало времени. Я не успею быстро втереться в доверие местных чинуш и стать личным телохранителем Брацлава. Нет, придется идти заранее продуманным путём и добиваться аудиенции Помазанника Божьего иными способами. Тем более, что если Ярополк не прислушается к моим словам, я буду вынужден убить его.
  -- Хорошо, я подумаю. - кивнул я. - Быть может, в армии Помазанника найдётся место и для меня.
  -- Да, только ради Бога не вздумай вступать в Конные бригады.
   Секунду я тупо смотрел на Земира, а затем от души расхохотался.
  
  

* * *

   Путешествовать с Земиром оказалось намного приятнее и веселее, чем в одиночку. Бывший коронер прекрасно знал здешние края, не раз подсказывал, где можно срезать пару лиг пути, а где найти недорогой трактирчик, в котором вдобавок вкусно кормят. В дороге он развлекал меня смешными историями из своей жизни, а так же рассказывал про навыки обращения с лошадьми и обычаи местных жителей. Слушая его рассказы, я снова осознал, что совершенно не знаком с миром, который сам же и создал. И лишний раз порадовался тому, что встретил такого попутчика.
   Дважды мы проходили через небольшие пардажские городки. Ничего особенно запоминающегося мы в них не встретили, зато узнали, что Грамеранг откупился от Артёма огромной контрибуцией, мятеж магов в нём был худо-бедно подавлен, так что по крайней мере на время там воцарилось спокойствие.
   За день пути до границы Пардаги с Ценгданской мы встретили ещё одну яркую личность.
  
  

* * *

  -- Судя по всему это монах или пилигрим. - сказал Земир, привставая на стременах и держа ладонь козырьком, чтоб закрыться от шпенделяющего прямо в глаза солнца.
   Я тоже попытался изобразить из себя "богатыря в дозоре", но по правде говоря толку от этого было мало - глаза наёмника были гораздо острее моих.
  -- Похоже на то. - тем не менее сказал я.
  -- Не похоже, а так и есть. Подъедим поздороваемся. - сказал сын Зигфридта.
   Не дожидаясь моего ответа он пустил коня галопом. И на кой ему сдался тот паломник? Несётся к нему как к родному. Я вздохнул, но тоже пришпорил свою кобылку. Вскоре уже и я смог различить тучную фигуру в потёртой коричневой рясе, что медленно трусила навстречу нам на маленьком сером ослике. Подъехав поближе, я разглядел блестящую на солнце бритую макушку, а также массивную серебряную цепь, которую украшал простой осиновый крест размером с ладонь, висевшую на шее путника. Наёмник как всегда был прав, и мы явно имели дело со странствующим монахом.
  -- Мир вам, благородные господа! - широко улыбаясь поклонился священник, нисколько, по-видимому, не испугавшись скакавших к нему во весь опор всадников.
  -- Здравствуйте, святой отец. - приветствовал духовное лицо Земир.
  -- Добрый день. - невнятно буркнул я.
  -- А нет ли у благородных господ случайно верительной грамоты? - поинтересовался монах.
  -- Какой такой грамоты? - удивился я.
  -- Ах так вы тоже о ней ничего не знали? - поднял вверх брови священник. - дело в том, что согласно указу Помазанника Божьего каждый странник, вздумавший пересечь границу Ценгдански, должен иметь при себе визу. - при произнесении этого чуждого слова благочестивое лицо святого отца скривилось, будто он вкусил чего-то непотребного.
  -- Визу? - хмыкнул Земир. - Я в жизни не слышал ни о каких визах.
  -- Я тоже. - с готовностью согласился монах. - Да разве заставе это объяснишь? Они перегородили виадук и с каждого идущего требуют визу. Я сначала хотел дождаться кого-нибудь, у кого она есть, но потом мне объяснили, что её необходимо оформлять индивидуально и сделать это можно только в магистратах больших городов. Тогда я решил вернуться в Добрынинград для того чтобы выписать там эту клятую грамоту.
  -- А что в ней должно быть указано? - поинтересовался я. Яриковы ноу-хау поражали меня всё больше и больше.
  -- Имя, если есть - фамилия. Кроме того, место проживания, национальность, профессия и эта... как её... цель визита.
  -- Н-да... - протянул наёмник. - А на месте её точно оформить никак нельзя?
  -- Никак нет, благородный господин. - покачал головой священник.
   Во чёрт! Я бы конечно мог в один миг получить визу, достаточно было мне только этого пожелать, как мог и запросто перенести нас троих прямо в столицу, или же наоборот - перенести Катшеву к нам. Но делать этого я, само собой, не собирался. Если начнёшь использовать свои сверхчеловеческие способности направо и налево, то ты и заметить не успеешь, как превратишься в полуразумный сгусток Силы, который уже не будет иметь ничего общего с Тимуром Тухачевским. Придётся возвращаться.
  -- Как вас зовут, святой отец? - спросил Земир.
  -- Эммануил. - сказал тот. - А вас, сэры?
  
  

* * *

   Как-то так само собой получилось, что у нас с торхенцем появился ещё один спутник. Причём весьма странный. И явно скрывающий больше чем бывший коронер. Взять хотя бы то, как он бойко договорился с попавшимся нам на пути в Добрынинград пареньком. Откуда он узнал, что перед ним человек способный избавить нас от вынужденного возвращения назад, я мог только догадываться. Так или иначе батюшка проявил себя как большой дока и за номинальную плату младший писарчук добрынинградского воеводы настрочил нам три визы. Как настоящие, даже с печатью. Деньги за недешёвый документ батюшка отвалил недрогнувшей рукой, хотя в визе он числился нищенствующим монахом. Да и вообще виза у него была преинтересная:
   "Отец Эммануил. Нищенствующий монах монастыря Мзинуммок. Странник, постоянного места жительства не имеет. Национальность: сивберец. Цель визита: поклонение Катшевским святыням".
   Парадокс заключался в том, что никакого монастыря Мзинуммок в Новом Эдеме не существовало. Точно так же как и каких-то выдающихся святынь в Катшеве. Ярик, правда, задумал строительство грандиозного собора в честь благоверного князя Ярополка, правнука святого Владимира (при этом Брацлаву было абсолютно начхать на сам тот факт, что в этом мире никто не имеет ни малейшего представления ни о князе Ярополке, ни о святом Владимире). Но это строительство обещало растянуться не на один год, а пока что под собор только расчищали площадку.
   Кроме того, отец Эммануил оказался весьма образованным человеком и по сему он с удовольствием делился с нами своим недовольством политикой Помазанника.
  -- Но ведь он не вмешивается в дела церкви. - возразил я. - Он вернул ей право на взимание десятины, роздал монастырям отобранные Грабовскими земли. Что ещё по-вашему он должен был сделать?
  -- То что он сделал для духовенства это всё хорошо и я искренне благодарен ему за это. Но мне крайне не нравится то, что он объявляет себя чуть ли не Божьим избранником. Но это только полбеды - мало ли правителей, которые объявляли себя наместниками Господа на земле. Самое страшное, что он действительно верит в свою высшую миссию. Нет, Брацлав не фанатик и не умалишенный, однако я боюсь даже и подумать о том, кто же на самом деле управляет им.
  -- Но ведь он выступает за правое дело. - попытался я защитить своего бывшего однокашника. - Ярополк возглавил освободительную войну против иноверцев. По-моему весьма богоугодное дело.
   Батюшка на это криво ухмыльнулся, да так, что у меня пропало какое-либо желание дальше дискутировать на эту тему.
   Кроме бесед о политике, Эммануил постоянно приставал о мне с расспросами, прося рассказать о себе с такой настойчивостью, которую не позволял себе экс-коронер. Я, конечно, скрестив пальцы, соврал ему, что я есть никто иной, как странствующий рыцарь Самсон (приблизительно тоже было накарябано и в моей визе), а поведать о том, кто я и откуда родом мне не позволяет данный мною обет. Но судя по прищуренным хитрющим глазам святого отца, я понял, что он не верит мне не на грош. Он был совсем не похож на простодушного деревенского попа, и это была далеко не вся его эксцентричность.
   Ну и пусть ему. Я ведь тоже не кричу направо и налево о том, что я бог. Быть может и Эммануилу есть, что скрывать от нас с Земиром. Но уж на нищенствующего священника он никак не походил с его полным кошелем серебра и серебряной же толстенной цепурой (с такой, как говорят, только топиться) на шее. Сам при этом подпоясан простой верёвкой, ряса его стара как мир, сандалии - стоптаны до невозможности. Очень, очень странный тип... Или это у меня первые признаки паранойи? Интересно бы было посмотреть на бога-параноика.
  
  

* * *

   Примерно через неделю после встречи со святым отцом на горизонте замаячили развалины какого-то древнего города. Я не помнил, чтобы я желал его появления в Новом Эдеме, но мало ли чего я ещё не помнил...
   Мои спутники отреагировали на это зрелище весьма неожиданно: Эммануил трижды перекрестился и нервно закусил нижнюю губу, а Земир проверил легко ли выходит из ножен сабля как он сделал тогда, когда мы пересекали границу с фальшивыми визами. Оба выглядели обеспокоенными.
  -- Что-то не так? - поинтересовался я и, наткнувшись на непонимание в глазах сотоварищей, спросил. - Что это за место?
  -- Воистину ты наверное забрался далеко от своих родных краёв, сын мой, если ты ничего не знаешь об этом месте. - покачал головой священник. - Это же Некрополь, Город Мёртвых.
  -- Город Мёртвых? - переспросил я. Позднее я убеждал себя, что не испугался этих слов, однако если честно, то от этого вроде бы банального и совсем не страшного словосочетания у меня заползали мурашки по спине.
  -- Легенда гласит, - начал загробным голосом наёмник, - что некогда это был цветущий торговый город, настоящее название которого сейчас проклято и забыто. Однажды на него войной пошёл один гордый царь, имени которого тебе сейчас уже точно никто не скажет. Город окружали высокие каменные стены, горожане его были настроены решительно и отбивали приступ за приступом. В стане осаждающих же начали гулять всякие болезни, близились зимние холода. А уж после того как приключилось затмение солнца, боевой дух войска совсем упал. Среди солдатни стали шириться слухи о том, что их царь накликал на себя гнев Божий. Ближайшие соратники советовали царю отказаться от своей затеи и вернуться на зимние квартиры. Однако упрямец и слышать ничего не хотел про отступление. Он покорил треть Северного Нового Эдема и не желал показывать спины толстобрюхим купцам. Вместо этого царь пригрозил жестокой расправой своему верховному колдуну, если тот не сумеет найти способ прорвать оборону города. В отчаянии кудесник прибегнул к силам первозданного Зла. Те согласились помочь, в обмен потребовав, чтобы царь поклялся всех до единого жителей города похоронить заживо. Это якобы дало бы тёмным силам власть над душами горожан в их посмертии. Правда ли этот договор правителя со Злом или нет я не знаю. Может он сделал это с жителями города лишь для того чтоб покарать их за непокорство. Но факт остаётся фактом - он заживо похоронил весь город. Весь: со стариками, женщинами и младенцами. После того как стены города обрушились от неведомых чар, его рати было уже не остановить. Некоторым воинам не понравилось, то что задумал их властелин, но тому уже некуда было деваться и недовольные разделили участь защитников города...
   А ночью кладбище зашевелилось. Мёртвые возжелали отомстить живым. Из всей многотысячной армии жестокого правителя не выжил никто. Говорят, их крики были слышны аж в Катшеве.
   Самого царя восставшие из мёртвых изловили и закопали по подбородок в земле, оставив умирать долгой смертью. А ближе к рассвету к нему явились те, с кем он заключил договор, и потребовали плату за нарушение клятвы, потому что одна маленькая девочка из осаждённого города всё же спаслась. Царь кричал ещё громче, чем те счастливчики, которых разорвали в клочья ожившие мертвецы. - печально закончил бывший придворный коронер.
  -- Страшная... сказка. - поморщился я. Всего этого, конечно же, не было; не было "древнего гордого царя", ведь сам это мир существовал всего несколько месяцев.
  -- Тем лучше что ты так скептически к этому отнёсся. - сказал Эммануил. - Потому что нам придётся идти напрямик, через руины, если мы хотим поспеть до темноты к ближайшей деревне.
  -- Но уже скоро солнце сядет! - махнул я в сторону клонящегося к западу мирового светила. - Мы не успеем до темноты дойти даже до центра города!
   - Ты что предлагаешь ночевать здесь? - поинтересовался Земир. - Ведь это всего лишь сказка.
   - Ну и ладушки. - пожал плечами я. - Если вы хотите полночи топать по древним развалинам, так тому и быть.
   Сумерки сгустились предательски быстро, мы едва ли успели подойти к остаткам городских стен. Не знаю, что их разрушило, но явно не время. По спине снова пробежал холодок.
   Мы шли сквозь лес грубо ошкуренных полусгнивших крестов. Многие из них покосились или вовсе развалились, но не один из них не выглядел настолько древним, чтобы считаться ровесником Некрополя. Попадались, правда, довольно-таки старые постаменты и памятники, но их было меньшинство. Я сказал об этом монаху.
   - Эти деревянные кресты лет сто тому назад установили рыцари ордена Пустынников. - пояснил тот - Они думали, что таким образом утихомирят неспокойное кладбище... Да смилостивится Господь над их наивными душами.
   Мы продолжили своё шествие в гробовом молчании. Место это мало располагало к разговорам. Из-за туч лениво выкатилась луна, осветив своим скупым светом кладбище.
   Вот тут-то волосы у меня на голове и встали дыбом. Пара могил, мимо которых мы только что прошли, пустовала. Не было не крестов, не надгробий. В земле зияли две аккуратные прямоугольные дыры.
   Я обернулся было, чтоб сказать об этом Зимиру, но тот уже заметил это сам. Лошади заволновались, особенно моя кобылка. Наёмник спешился, чтобы успокоить своего жеребца. Я последовал его примеру. Затем бывший придворный коронер медленно вытащил саблю из ножен, крадущейся походкой подошёл к разрытой могиле, осторожно сел на корточки, заглянул внутрь. Я напрягся, ожидая, что вот-вот из ненасытной утробы провала как в фильме ужасов внезапно метнётся когтистая лапа и утащит смельчака под землю. Ничего этого, конечно же, не произошло. Торхенец всё так же медленно поднялся. Его лицо и без того бледное, сейчас в обманчивом лунном свете стало белым как мел. Я подошёл к нему, глянул внутрь. На дне могилы плескалась какая-то жидкость, и я готов был поспорить на всё что угодно, что это была человеческая кровь.
   Мне с трудом удалось удержать рвущийся на волю крик. Такое бедняге-Кингу не привиделось бы и в самом страшном сне.
   - Святой отец, - обернулся я, - мы возвращаемся назад.
   Но Эммануил не видел и не слышал меня. Он смотрел совсем в другую сторону и проследив за его взглядом я обомлел. Из трещины в разбитой надгробной плите торчала чёрная когтистая рука, или точнее то, что когда-то ею было. Но это ещё было пол беды. Самое страшное заключалось в том, что она шевелилась, судорожно скребя каменную плиту.
   Мне показалось, будто я схожу с ума. В моём мире не было оживших мертвецов. Пожелать их существования я не мог даже в бредовом сне. Мысли лихорадочно заметались у меня в голове. Господи, что я здесь делаю?! Надо убираться от сюда сейчас же. Во Дворец. Или ещё лучше на Землю. Поживу немного как нормальный человек... Вот только немного соберусь с мыслями... А то никак не удаётся сосредоточиться и пожелать...
   Чудовищная лапа стремительно проломила в плите солидную дыру...
   Боже, я не могу исчезнуть отсюда!
   А затем мертвец вырвался наружу. Не медленно и надсадно, как в голливудском кино, а стремительно и неотвратимо. Нечто страшное и древнее шевельнулось внутри меня, стараясь утащить в никуда мой рассудок. Я в одно мгновение покрылся холодной испариной.
   - Бог ты мой... - вырвалось у меня.
   И тут же я услышал у себя за спиной какой-то звук. Стремительно обернувшись, я обнаружил сзади ещё одного зомби, что широким шагом маршировал ко мне. Нас разделяли уже всего каких-то два метра, когда я наконец вышел из оцепенения. Разум ещё не осознал всего происходящего, но руки уже действовали. Я быстро шагнул навстречу чудовищу и с размаху ударил его посохом в подбородок. Любой смертный, будь он хоть трижды Рембо, умер бы на месте. Уже однажды умершего я лишь сбил с ног.
   От вложенной в удар силы у меня заболели руки, а прочнейшее дерево посоха лишь разлетелось в щепки. Нападавшей же на меня твари я похоже лишь сломал челюсть, что её не особенно обеспокоило.
   Краем глаза я заметил как Земир с саблей наголо пятится от второго монстра, что вылез из соседней могилы. Эммануил бухнулся на колени перед третьим, что появился из могилы последним у нас на глазах, и стал нараспев читать какую-то молитву. Потом сбитый мною с ног мертвец вскочил, и мне уже стало не до чужих проблем.
   Мягкий шаг назад, полуоборот, удар. Меч (ума не приложу, когда я успел его выхватить) с силой рубанул тварь по груди, да так, что блеснули белые кости. Ни капли крови не вытекло из этой страшной раны - лезвие лишь располосовало мертвечину. Я невольно отступил, а ужасная чёрная лапа с быстротой молнии метнулась к моему горлу. Наперерез ей метнулся голубоватый клинок, и чудище одёрнуло свою лапищу, с которой свисал огромный срезанный пласт гнилой плоти.
   Зомби не взревел, его глаза не засветились традиционным в таких случаях мертвенным светом, он просто шагнул вперёд, размахивая своими кошмарными конечностями. Я снова попятился, так же широко размахивая своим мечом. Могилы слева и справа от меня зашевелились.
   Очертя голову я кинулся в отчаянную атаку. Меч дико выл, вспарывая воздух. Я снова и снова бросался на крутящегося волчком неупокоённого. Мой клинок кромсал мёртвую плоть, лишь покрывая себя чёрной слизью. Таким оружием жмурика второй раз не убьёшь. Эх, топор бы сюда сейчас! Я отвлёкся лишь на секунду, глянув на ещё одного зомби, что наполовину выкопался из земли. Это оказалось ошибкой. Мой ужасный противник бросился на меня, и я инстинктивно выставил меч перед собой. Чудовище с готовностью прыгнуло грудью на остриё и клинок вошёл в него чуть ли не по самую рукоять, затем схватилось за крестовину, отскочив назад и вырвав меч у меня из рук.
   Вот и всё. Вот уж не думал, что моя жизнь оборвётся таким образом. Огромная лапища развернулась когтями ко мне, занеслась для удара. Я мгновенно отскочил назад и тут же заметил, что снизу вверх меня атакует вторая, намереваясь, должно быть, вырвать мою печень. Увернуться от неё я уже не мог... Тут в воздухе что-то мелькнуло, и лапа замерла, пригвожденная кинжалом к кресту. Земир, похоже, метал клинки не хуже Геракла. Воспользовавшись неожиданной заминкой врага, я поднатужившись выдернул меч из подёрнутой тленом грудной клетки зомби. Добрый клинок, одетый в призрачную чешую (так по крайней мере казалось из-за причудливого рисунка проступающего в глубине) с радостью вышел из мерзкого узилища, но спасти своего хозяина от освободившего тем временем свою лапу монстра уже не мог... Из позиции в которой я стоял нельзя было не рубить, не колоть. И тогда я сделал единственное, что мне оставалось - ударил мертвяка навершием. Коротко и мощно, без широкого размаха, прямо в зияющею в подбородке рану, оставленную посохом.
   И чудище взвыло от бешеной боли!
   Я не сразу сообразил что произошло, но затем вспомнил, что рукоять моего меча была сделана из серебра. Металла, который, если верить народным поверьям, нежить не переносит.
   Следующий мой удар (на это раз лезвием) начисто снёс кадавру изувеченную нижнюю челюсть. Затем последовал стремительный взмах окованного железом сапога - и зомби валится на начавшего было вылезать из могилы собрата. Он конечно скоро оклемается, несмотря на все нанесённые ему раны, но зато я выиграл время. Земир между тем исхитрился ударом под коленную чашечку свалить второго монстра в яму, из которой он вылез. Я толкнул тяжёлый бронзовый памятник и тот, блеснув в неверном лунном свете, придавил мерзкую тварь ко дну могилы.
   Я обернулся к третьему неупокоённому и с ужасом убедился, что он уже не одинок - вокруг Эммануила толпилась целая орда жмуриков. Они толкались, рычали, но святого отца почему-то не трогали.
   До поры до времени.
   На плечо мне легла рука наёмника.
   - Бежим! - холодно сказал он. - Его уже не спасти. Он и так оттянул на себя основную часть монстров.
   Сзади раздалось дикое ржание лошадей, разрываемых на части, и мы поняли, что с бегством опоздали. Ещё не менее полудюжины мертвецов методично окружали нас.
   - Спина к спине! - крикнул Земир и я молча подчинился.
   Мы долго стояли так прислонившись друг к другу, отбивая жадно тянущиеся к нам лапы уже однажды умерших. Я не могу сказать сколько это длилось. Когда стоишь окружённый со всех сторон нежитью, то смысл всей твоей жизни сводится к тому, чтобы уйти от следующего удара и тебе некогда вести счёт времени. Бывший коронер тем временем начинал постепенно сдавать - один из зомби зацепил его своей ужасной рукой, и теперь на боку торхенца в скупом лунном свете темнела внушительная рана - когти этой твари пропороли толстую воловью кожу буфля словно лён.
   В порыве отчаяния я зачерпнул в кармане горсть серебряников и метнул их навстречу неупокоённым. Те, молчавшие, когда их рубили мечами, теперь зашипели и попятились назад от прикосновения обыкновенных монет.
   "Вот бы мне сейчас меч серебряный!" - подумал я и остолбенел. Моё желание и не думало исполняться, точно так же как не появился затребованный мною раньше топор, на что я в пылу драки даже не обратил внимания.
   Тут мне стало по-настоящему страшно. Я внезапно почувствовал, что наполняющая меня божественная Сила утекает куда-то, попытался остановить её... Возможно мне и удалось бы это сделать, но тут мертвяки снова двинулись в атаку и я тут же оставил какие-либо попытки удержать этот поток. Какой-то кадавр с силой ударил меня тыльной стороной ладони, да так, что у меня в глазах потемнело. Наверняка сломал пару рёбер. Долго нам не продержаться.
   Помощь пришла неожиданно и оттуда, откуда её меньше всего ждали. Ослепительное, снежно-белое сияние залило всё вокруг. В один миг на кладбище стало светло словно днём. Нестерпимый свет потоком плазмы лился с рук святого отца и как только он касался неупокоённых, что сгрудились вокруг чудотворца, их мясо таяло, будто масло, стекало с костей...
   С нарастающим изумлением я следил за тем, как валятся на землю нагие костяки, чтоб секунду спустя рассыпаться прахом. Лицо Эммануила стало жёлтым как воск и печальным-печальным, будто он сейчас отправлял в небытие не богомерзкую нежить, а собственных детей. В считанные секунды покончив с окружающими его чудищами, батюшка развернулся и размашисто зашагал к нам. Слепящее сияние, исходившее от него, постепенно гасло, чего не скажешь о творимой им волшбе. Сейчас Эммануил шагал прямо по вылезающим из могил мертвецам, втаптывая их обратно. Во всяком случае, так казалось с первого взгляда. Но я знал, что это не так - на самом деле он поступал с ними гораздо более жестоко. Только сейчас я с ужасом сообразил, откуда взялись у монаха эти невероятные способности, и куда подевалась моя Сила.
   Эммануил взывал к Господу, и тот откликнулся, передав мою божественную Силу священнику.
   Вот и сейчас дойдя до окружающих нас противников он смело пошёл по ним валя с ног, ступая по спинам, плечам, даже по головам, вдавливая в неведомые бездны. Земля расступалась и плескалась под ним, будто вода, жадно смыкаясь над головами своих жертв. И это было не просто повторное захоронение - я ощущал, как святой отец втаптывает их в саму истинную плоть мира, не имевшую ничего общего со слоями пород. Пожалуй, эти зомби могли лишь позавидовать тем счастливцам, которых батюшка уничтожил с помощью магического сияния - свет был намного милосерднее к порождениям мрака, чем Мать-Земля.
   И вновь я поразился тому, какую мощь Эммануил вкладывал в свои экзорцизмы. Всё могущество бога, с помощью которого можно было разнести на молекулы весь этот мир, использовалось священником грубо и примитивно, но... до нельзя результативно! Святой отец низвергнул ещё парочку зазевавшихся зомби, прежде чем остальные бросились от него врассыпную, словно цыплята от ястреба. Одновременно с этим сияние вокруг батюшки стало гаснуть. Сила уходила от него, однако вовсе не спешила ко мне.
   Мерзкий холодный комок страха зашевелился у меня в груди. А что если это навсегда? Вдруг Господь посчитал меня недостойным быть богом и забрал своё благословение обратно, вновь сделав меня простым смертным? Однако вскоре обнаружилось, что времени для подобных размышлений у меня попросту нет.
   Глянув на луну я с удивлением обнаружил, что уже более чем половина её окрасилась в цвет запёкшийся крови. Лунное затмение! Только этого и не хватало. Я чувствовал, что это место таинственным образом связано с магией луны и солнца. Недаром перед своим бесславным концом войска гордого царя видели солнечное затмение; мертвецы же ныне восстали по причине полнолуния. О том, что же происходит в Некрополе во время лунного затмения, я старался не думать.
   Может быть теперь вся нечисть просто залезет обратно в свои гробики?
   Ага, как же. Земля судорожно вздрогнула, и я почувствовал, как под её тонким покровом начинает шевелиться грозное НЕЧТО, по сравнению с которым зомби - не более чем котята.
   В тот же миг я не без беспокойства обнаружил, что то, что я сначала принял за полувросший в землю валун, стало медленно подниматься. Как завороженный я глядел на тяжко ворочавшийся в кладбищенской почве предмет, стараясь убедить себя что это - не более чем плод моего воспалённого воображения. Зря как видно.
   Земля гейзером взметнулась вверх, а следом за ней - огромный клыкастый череп, увенчанный стальной короной с рубинами. За черепом последовало и всё остальное тело. Вскоре перед нами стоял, выпрямившись во весь свой богатырский рост громадный скелет, закованный в древние полупроржавевшие доспехи, украшенные изображениями солнца и месяца. В длинной когтистой лапе костяк сжимал огромный двуручный меч с молочно-белым лезвием, лишённым следов заточки. Его можно было бы принять за крашенную деревянную игрушку, если бы не исходившая от него чудовищная мощь. Я готов был поспорить на свою правую руку, что скелет-великан сам побаивается собственного оружия.
   Ростом эта тварь была на две головы выше любого из нас, а силой явно могла потягаться со слоном. Мрачно светящиеся ядовито-зелёным глазницы древнего царя иглами впились в моё лицо и я почувствовал как страх мерзким чернильным пятном расползается по всему моему организму. Разум мой визжал резанным поросёнком настойчиво требуя, чтобы я немедленно убирался отсюда, однако тело похоже решило совсем иначе. Отработанные длительными тренировками до автоматизма боевой машины движенья были абсолютно рефлекторными и не требовали вмешательства мозга.
   Прежде чем я успел опомнился, я взвился в воздух, словно подброшенный неведомой силой. Ещё в полёте я осыпал царя Некрополя ураганом стремительных ударов. Костяк парировал их с пугающей ловкостью. Время до неприличия растянулось и я всё ещё висел в воздухе. Свой полёт я завершил тем, что ударил исполинскую нежить каблуком ботинка в горло. Этого удара наверно не вынес бы и сам Тор, однако чудовище лишь пошатнулось. Затем коротко без размаха ударило левой невооружённой рукой.
   Я не питал иллюзий выжить после подобного удара. И потому с силой оттолкнулся ногами сделав обратное сальто. Эдакому выкрутасу позавидовал бы и матричный Нэо. Однако удар всё-таки настиг меня в прыжке хоть и намного ослабленный. В моей груди что-то противно хрустнуло. Откинуло меня назад на добрых два метра и мне стоило немалых усилий приземлиться на ноги. Грудь моя ныла, будто в неё саданули молотком., перед глазами всё предательски плыло. Надо было не понтоваться, а просто уйти в сторону
   А царь Некрополя стоял всё так же невозмутимо. Луна цвета запёкшейся крови эффектно высвечивала гигантскую фигуру в развевающемся полуистлевшем плаще непонятного цвета. Вокруг него потихоньку стали собираться недобитые зомби.
   Повелительный взмах белоснежного клинка - и неупокоённые с готовностью ринулись на тройку храбрецов. Я хотел закрыть собой своих спутников, но тут они доказали, что тоже являются не лыком шитыми.
   Первым выскочил из ненадёжного прикрытия моей спины Земир. Обогнув меня, он стал поперёк дороги одного здоровенного мертвяка в ржавых обрывках кольчуги, и с немыслимым проворством с разворота ударил нежить ногой в тяжёлом сапоге в голову. Зомби вопреки моим ожиданиям повалился на землю. И прежде чем он успел снова вскочить, екс-коронер наотмашь рубанул его саблей по шее. Сталь с лёгкостью рассекла гниющую плоть, но остановилась, царапнув по кости. Наёмник с силой наступил на тупую сторону клинка и тот с хрустом проложил себе дорогу дальше, отделив кошмарную голову от туловища. Мертвяк дёрнулся пару раз и затих - тело потеряло связь с мозгом.
   Торхенец обладал просто непостижимой ловкостью, особенно для простого смертного. Я уже начинал привыкать к сверхъестественному умению Гильгамеша, но ещё совсем недавно я весьма сомневался в возможности человека справиться хотя бы с тремя противниками. Но и среди смертных порой попадались самородки вроде этого наёмника. Не имея за плечами школы Геракла и спокойно обходясь без моих киношных трюков вроде сальто и пируэтов, он тем не менее производил впечатление неслабого бойца.
   Тем временем остальные неупокоённые снова начали брать нас в кольцо.
   Эммануил и тут нас выручил. Совершенно неожиданно для всех он с размаху всадил осиновый крест, висевший у него на шее, в башку ближайшему жмурику. Эффект превзошёл все наши ожидания. Чудовищная голова зомби лопнула словно переспелая тыква, брызнув во все стороны языками солнечно-жёлтого пламени. Огонь расшвырял окружавших нас кадавров, однако нам самим он не причинил не малейшего вреда. Даже наоборот. Я почувствовал как шевелятся вставая на своё место и срастаясь мои рёбра; что-то тяжело заворочалось в груди, чтоб разлиться потом успокоительным теплом. Стоящий рядом Земир болезненно поморщился - из его бока хлынул трупный яд, занесённый когтями чудища, раны его затягивались на глазах.
   Это была не отобранная у меня магия. И не магия святого отца. Это была Сила Господа, запечатанная в амулете неведомым мне образом.
   От распятия не осталось даже пепла. Но священника это ничуть не смутило. Он решительным движением намотал на кулак один конец серебряной цепи и первый же приблизившийся к нему зомби вынужден был отступить назад с перебитой лапой бессильно свисающей вдоль туловища.
   И тогда вперёд шагнул царь Города Мёртвых. Меч в его руках превратился сплошной белый веер. Нацеленный в меня удар я отбил вскользь, как при схватках с Гераклом, спасая себя от чудовищной силы вложенной в него. Наёмник же парировал доставшийся ему выпад лоб в лоб, понадеявшись на мощь собственных мышц, и аж присел. Клинок в его руках густо зазвенел, но не сломался, как должен был бы при соприкосновении с волшебным мечом предводителя мёртвых. Моё собственное оружие было защищено чарами, уберегавшими его от мощи Кусанги-но тати, но то что на необычной сабле бывшего придворного коронера не осталось даже зарубки, вызвало у меня невольную зависть.
   Вдвоём с торхенцем мы стремительно атаковали древнего царя, но толку от этого было мало. Видно и при жизни тот был великим воином, а поднятый из могилы стал буквально непобедимым. Мой меч лишь однажды пробил защиту скелета, ударив в щель между пластинами панциря, инкрустированного небесными светилами, однако это не причинило ему никакого вреда.
   Гигантская нежить с грацией балерины протанцевала мимо нас и занесла свой ужасный клинок над головой святого отца. Я метнулся к нему на помощь, подняв меч над головой чтоб блокировать удар. Увидев это, костяк, вывернув своё запястье так, что затрещали ломающиеся кости, со всей души бахнул меня мечом в солнечное сплетение. Почему-то не лезвием, а плашмя.
   Мне хватило и этого. Мир вокруг меня взорвался феерическими красками, а затем внезапно стало очень темно.
  
  

* * *

  
  
   Анна Омелькина устало облокотилась на ажурные перила балкончика. Ещё один день бесчестного обывательства клонился к концу. И как все его братья-близнецы не имел никакого смысла и пользы.
   Анна отчаянно скучала по дому. Нельзя сказать что ей было здесь плохо. О нет, всё дело наоборот было в том, что ей было здесь слишком хорошо. Она не могла избавиться от ощущения, что всё здесь неправильно. Поначалу девушка считала, что это всё из-за непривычной обстановки, потом - из-за того, что она проводит время бесцельно, что совсем не вязалось с её принципами. Но нет, дело было не в этом. Просто весь этот мир был каким-то неправильным, неуловимо дефектным.
   А ещё враждебным по отношению к ней. Омелькина словно постоянно чувствовала, что на ней лежит чей-то злобный, тяжёлый взгляд; кожей ощущала сгустившуюся над ней опасность. Кроме того Аня чувствовала, что она так же чужда этому миру, как и он ей. Она никогда прежде не занималась ни йогой, ни тому подобной дребеденью, но когда она ещё жила на Земле у неё всегда было ощущение гармонии с природой. Сейчас же его не было и в помине. Это заставляло Омелькину быть предельно осторожной во всех своих действиях. Быть может, поэтому она и была до сих пор жива.
   Ностальгия становилась всё невыносимее. Раньше девушка считала, что способна адаптироваться к любым условиям. Время показало, что она была не права. Анна была совершенно неприспособленна к придворной жизни. Большую часть дня она проводила на тренировочном дворе и в прогулках. И хотя она всячески убеждала себе, что это ей только на пользу, девушке всё равно казалось, что она даром переводит воздух в этом мире.
   И ещё Омелькиной было очень трудно убедить себя, просыпаясь рано утром, что всё что она видит не кошмарный сон. Это место неумолимо веяло чем-то ненастоящим.
   Аня отмахнулась от этих мыслей. Она не может позволить себе такую роскошь как слабоволие, когда в соседних странах идёт война. Кордоны её царства пока неприкосновенны, но это лишь благодаря отваге её полков и личной её твёрдости. И пока единовластная правительница Киз-Рима ещё дышит, никто не посмеет причинить вреда её подданным.
   Сама она была равнодушна к соседям и не чувствовала к ним той ненависти как остальные киз-римцы. Да, ей говорили о давней вражде между их народами, но сама царица не видела в этом барьера для дальнейшего процветания и мирного сосуществования всех стран Южного Эдема. И ей было глубоко наплевать даже на то, что бернкальнцы некогда убили её прадедушку (тем более, если она знала, что её прадедушка погиб под Одессой во время Великой Отечественной). Что толку мстить за то, что произошло (если вообще произошло) более полувека назад?
   Хотя, наверно, и сейчас найдётся немало беркальнцев, которые хотели бы увидеть её голову отдельно от туловища. Ну и пусть им - мало ли что им ещё хочется.
   Внезапно всё её тело пронзило предчувствие острой опасности. Не раздумывая девушка бросилась ничком на холодный пол, украшенный мозаикой.
   Арбалетный болт со свистом вспорол воздух у неё над головой и впился в деревянный косяк двери. Стрелявший, видимо, находился в здании напротив. И явно был не одинок, потому что спустя секунду Анна услышала чьи-то торопливые шаги на карнизе, чуть повыше навеса, скрывавшего балкон от дождя и солнца, а неведомого шуршуна от глаз правительницы.
   Она стремительно откатилась в сторону. И оказалось, что весьма вовремя. Потому что в тот же миг с навеса спрыгнул человек в чёрном, метя ногой в то место, где она всего секунду назад. Подкованные башмаки (необычная обувь для наёмного убийцы - они обычно предпочитают ботинки на мягкой подошве) высекли искры из пола всего в нескольких сантиметрах от лица Омелькиной.
   Девушка быстро вскочила и опрометью бросилась прочь. За ней в комнату, разрубив саблей бесценные шёлковые занавеси последовал и её мучитель.
   - Караул! - завопила она. Но караульные вовсе не спешили ей на помощь, и Аня с ужасом вспомнила, что она заперла дверь в свои покои на замок. Чтобы выбить её стражникам понадобиться не меньше нескольких минут, а открыть дверь она не могла так как ключ остался лежать на мраморном столике возле балкона. Какая же она дура!
   Видимо о том же подумал и киллер, потому что он, проследив за её взглядом, заметил ключ, положил его к себе в карман. Затем решительно пересёк небольшую комнату, проверил закрыта ли дверь, и удовлетворённо хмыкнув повернулся лицом к правительнице.
   Ну что ж, она и так знала, что умирать ей когда-нибудь придётся. Именно это горькое знание отличает человека от наивных зверей, которые намерены жить вечно.
   Её собственный меч, к сожалению, остался на тренировочном дворе, ну так обойдёмся и без него. Девушка быстрым движением схватила с пюпитра кавалерийскую шашку своего "прадедушки". Шашка, прямо скажем, была не из лучших. И уж никак не годилась для фехтования в пешем бою. Экая железяка! Такой только крестьян сидя на лошади рубить.
   Убийца, похоже, пришёл к подобному умозаключению и потому молниеносно атаковал, почти не заботясь о защите. Только врождённая быстрота Ани, помноженная на проявившееся в этом мире небывалое умение, спасло её от гибели в первую же минуту боя. Неловко прикрываясь тяжёлым клинком, властительница Киз-Рима ушла в глубокую защиту. Позвенев так клинками ещё пару минут (девушка прислушивалась к звукам за дверью, ожидая подмогу, но её не было), наёмник немного расслабился и уже мало заботился о своей безопасности. Царица быстро заставила его пожалеть об этом. Болезненная рана в плечо, нанесённая стремительным взмахом шашки, вынудила киллера отступить.
   Омелькина воспользовалась возможностью передохнуть. Убийца дрался с поразительным мастерством, и ей, при всём её умении, приходилось тяжко. Киллер обладал быстротой и ловкостью Первого придворного фехтовальщика.
   Наёмник тоже передохнул и теперь снова напал, но уже более осторожно. Впрочем, этой осторожности ему не хватило. Омелькина перекинула шашку в левую руку и резко, без замаха ударила. Массивное лезвие наотмашь рубануло его по лицу. Убийца дико взвыл, хватаясь за лицо одной рукой и неуклюже прикрываясь второй. Повторный удар шашки пришёлся по шее и чуть не срубил голову. Киллер трупом растянулся на земле.
   Омелькина достала из его кармана ключ, не спеша открыла замок, широко распахнула дверь, выбежала на лестничную площадку, взывая к страже. Никто не откликнулся. Лестничный проём спиралью вился вниз, пронзая все пять уровней, так, что было видно каждого, кто поднимался по ступеням. Она глянула вниз, но увидела лишь вырубленный из белого мрамора пол первого этажа.
   Внезапно её правое плечо взорвалось жесточайшей болью. Девушку развернуло посолонь, и она с ужасом обнаружила, что падает, перевалившись через перила, а в правом плече у неё торчит арбалетная стрела. Падая, она ухватилась всё-таки за нижнюю перекладину перил левой рукой и повисла над бездонным каменным колодцем. Попыталась подтянуться на одной руке, но тщетно.
   С облегчением Анна заметила, что к ней спешит караульный с гизармой наперевес. Она хотела что-то ему крикнуть, но поберегла силы - он и так всё видит.
   Стражник с размаху ударил её в живот тупым концом гизармы, и Омелькина вдруг осознала, что падает в темноту.
   Через некоторое время темнота исчезла, она с удивлением поняла, что всё ещё жива. Попыталась встать, но не смогла пошевелить не рукой, не ногой. Её парализовало. С пугающей ясностью девушка осознала, что у неё перебит позвоночник.
   Краем глаза она увидела мелькнувшую над ней чью-то небритую рожу. У неё выступили слёзы на глазах, когда она почувствовала, как чьи-то грубые руки срывают с неё одежду, куда-то её тащат.
  
  

* * *

  
  
   Воскрес я быстро. Медленно потянулся, словно после долгого сна. В нескольких шагах от меня мои товарищи сражались с повелителем Города Мёртвых. Экс-коронер Торхена по неизвестным причинам не валялся мёртвым на земле, а бойко и умело прикрывал монаха из неизвестного мне монастыря. Эммануил остервенело стегал чудище серебряной цепью, будто это был не предводитель всех мёртвых, а какой-то провинившийся монастырский послушник. Цепь оставляла на доспехах великорослого монстра чёрные полосы, сам он злобно шипел и скалился, но сил у него явно не убавлялось ни на йоту.
   Схватив меч, я с боевым кличем ирокеза бросился на ужасного мертвяка. В его огромных светящихся буркалах мелькнул какой-то намёк на удивление, насколько можно было судить по его маловыразительному "лицу".
   Что, не ожидал встретить бога?!
   Мои друзья похоже удивились ещё больше, однако не растерялись ни на секунду. Переглянувшись, мы с Земиром начали сумасшедшую атаку, заставившую древнего царя попятиться назад. Умелыми ударами мы подрубили ему ноги и огромный скелет тяжело упал на землю. Прежде кто-то успел что-либо сделать, Эммануил к поверженному правителю и с размаху всадил вывороченный из ближайшей могилы крест в то место, где у людей было сердце. Заострённый конец кола с лёгкостью пробил ржавые латы и, навылет прошив разлагающиеся тело, погрузился в землю. Сила в маленьком священнике жила прямо-таки медвежья.
   Повелитель мёртвых закричал так страшно, что у меня волосы на голове стали дыбом. Даже его подданные услыхав этот крик отступили назад. Костяк дико забился, беспорядочно размахивая руками и ногами, но умирать явно не собирался.
   Монах наотмашь хлестнул его прямо по лицу своим странным оружием. Страшно, ой как страшно посмотрел царь на дерзкого смертного, но больше не издал не звука.
   Вместо этого он взмахнул своим мечом, срубив верхнюю часть распятья вместе с перекладиной, мешавшей ему встать и начал медленно, но угрожающе подниматься.
   Ну уж нет. Это вряд ли. Я коротко махнул мечом, и тот по рукоять погрузился ужасному мертвецу в лоб, пригвоздив его к земле. Здоровенная лапа с белым мечом стала понемногу тянуться ко мне. Я прыгнул на неё обеими ногами, уповая на то, чтобы сил у мертвеца после двух столь тяжёлых ран поубавилось.
   - Саблю!! - крикнул я Земиру и он не колеблясь кинул мне свой бесценный клинок.
   Да, сабля действительно была хорошая - отлично сбалансированная и острая как бритва. Я что было сил рубанул ею чудовище по уже надтреснутому из-за недавнего сверхприродного выпада, запястью. Рубанул что было сил, но похоже кости у кошмарного предводителя были покрепче чем у простого неупокоённого. Но сухожилия мой удар видно всё же перебил, потому что когда я пнул по рукояти белого клинка, тот всё-таки покинул могучую длань своего повелителя.
   Я метнулся к сияющему мечу, а зомби вокруг словно с ума посходили, метнувшись мне на перерез. Но я всё же успел. Широко взмахнул священным оружием, перерубив ближайшего зомби пополам. А клинок остался всё так же девственно бел. Обратным ударом я развалил надвое второго жмурика, срубил голову третьему.
   Будто озверев, вскочил гигантский костяк, не утруждаясь даже вытащить из головы меч, что обошлось ему в полчерепа. Но он, казалось, даже не заметил этого. Меч так и остался торчать в земле вместе со значительной частью башки чудовищного самодержца.
   Тот встал на чью-то развороченную могилу, заслонив собой значительную часть и без того скупого лунного света. В груди воскресшего великана зияла огромная дыра, размером с кулак. Похоже, отсутствие львиной доли его черепа гораздо больше интересовало меня, чем его. Дырища его явно тоже не беспокоила и не смущала.
   Пока я рубился с наседающими на меня со всех сторон неупокоёнными, Земир вырвал из земли мой клинок. И весьма вовремя. Царь Некрополя явно намеревался покончить со мной предательским ударом когтистой лапы в спину. Увернуться я не имел возможности. Сын Зигфридта стремительно вскинул меч и страшная лапища нанизалась на него, будто бабочка на иголку. Расчетливым движением наёмник провернул лезвие в кошмарной ладони монстра, и та распалась, превратившись в нечто вроде громадной клешни, которая, впрочем, вряд ли могла держать хотя бы ложку.
   Я, занося над головой белый меч, бросился на огромного скелета. Несмотря на чудовищные ранения, двигался он всё так же быстро. Дыра на груди начала постепенно затягиваться. На мгновение мной овладело отчаяние. Можно ли его вообще победить? Впрочем, я быстро отбросил все свои колебания и сделал единственное, что мне оставалось. Срубил ему голову.
   Меч вошёл в плоть и кость древнего царя с неожиданной лёгкостью, как горячий нож в масло. Изуродованный череп упал к моим ногам. Глазницы его, пылавшие ядовито-зелёным светом, вспыхнули на прощание и погасли. Тело стояло ещё несколько секунд, а затем упало на землю, фонтанируя из разрубленных артерий чернильно-чёрными тенями с открытыми в вечном плаче ртами. Тени закружились вокруг нас с беззвучными криками, увлекая за собой шлейфы абсолютной темноты.
   Повинуясь какому-то наитию, я взмахнул всё так же белым и чистым мечом, и тени с ошеломляющей скоростью взмыли вверх, будто столбы дыма от невидимых костров.
   Зомби вокруг нас один за другим падали на землю. Вскоре по всему кладбищу лежали лишь груды простых гниющих трупов.
   Последним тело чудовища покинул сияющий золотом призрак высокого воина в стальном венце и доспехах, украшенных солнцами и лунами. Он благодарно улыбнулся нам и, низко поклонившись, взмыл к очистившейся луне, сверкающей начищенным серебром.
   - Он, по-моему, извинялся. - сказал Земир, прислонившись к ближайшему надгробию, а затем дико расхохотался.
   Через секунду к нему присоединился и я.
  

* * *

  
  
   Два десятка тяжеловооружённых воинов болотами пробирались к отшельнику. Жители ближайшей деревеньки честно предупредили, что он - человек весьма странный и наверняка опасный. На это предводитель королевских мечников лишь ухмыльнулся. Каким же ещё должен был быть бывший правитель Тор-но-Леза Николай?
   До жалкой хижины Симушина они добрались довольно быстро, но кричать чтобы он вышел пришлось довольно долго. Когда же юный экс-Господарь горного государства соизволил выйти, капитан мечников, вздрогнув, понял, что тот действительно сильно изменился.
   Будучи ещё лейтенантом, на службе у королевства Беркальн, он много лет назад пребывая проездом в горной державе Вольных горцев, видел Николая ещё совсем маленьким мальчиком, только получившим титул Господаря из-за внезапной кончины его отца. Ещё тогда Боркай обратил внимание на его печальные глаза тёмно-карего цвета.
   Сейчас, будучи уже капитаном целой роты королевских мечников, он пришёл за головой юного отшельника, отправившегося в добровольное изгнание подальше от лживого двора. Боркай с удивлением и даже некоторым страхом обнаружил, что глаза бывшего Господаря выгорели и стали почти серыми. Капитан мечников вздрогнул при мысли что пришлось увидеть этим молодым глазам: придворные правителя горцев были совсем не против, чтоб юноша, подобно его отцу, скончался от воспаления лёгких (проколотых кинжалом наёмного убийцы).
   На мгновение Боркаю даже показалось, что он творит что-то аморальное. Лишь на мгновение. В приказах Его Величества он никогда не сомневался. Иначе ему вряд ли бы удалось дослужиться до капитана войск Беркальна. И если король хочет, чтобы он, капитан королевских мечников убил мальчишку из соседней страны, бывшего когда-то её правителем, то так тому и быть.
   - Зачем вы пришли? - фигура бывшего повелителя Вольных горцев была сгорблена, излучала ауру подавленности и обречённости, но голос его звучал твёрдо и чётко. Редкая удача для сломленного человека.
   - За твоей головой парень. - спокойно сказал Боркай, отказавшись от намерения понасмехаться над свергнутым самим собой властелином гор.
   - Простите, но я не могу вам её дать. - сарказма в его голосе хватило бы чтобы свалить дом. - Я, знаете ли, очень к ней привязан.
   - Силён ты на словах. - усмехнулся капитан дерзости отшельника. - Поглядим, чего ты стоишь на мечах.
   С этими словами он достал запихнутый за пояс обнажённый меч и метнул его в землю между сапог юноши. На клинке явственно виднелась королевская печать.
   - Хотел бы я видеть как вы заставите меня его взять. - сказал Симушин, демонстративно складывая руки на груди.
   Боркай в принципе и не надеялся с ходу уговорить его взяться за оружие.
   - Жалкий трус! - выкрикнул стоящий рядом мечник. - Такой же как и твой отец!
   - Вы не заставите меня прикоснуться к мечу. - спокойно сказал Николай. - А что касается моего отца, то он не имеет никакого отношения к Господарям Тор-но-Леза. Он работает на Судостроительном заводе им. 61-го коммунара. Хотя вы вряд ли знаете что это такое.
   Да, видать парнишка совсем плох. Не удивительно - мудрено ли лишиться рассудка во всей это заварухе. В Боркае снова вспыхнула искра жалости, которую он, впрочем, быстро затоптал. На смену ей пришла злость на этого надутого ублюдка, не желавшего взять меч и биться как мужчина. Если бы не приказ Его Величества Артёма Остроумного заставить его сопротивляться, то капитан мечников давно бы уже пристрелил бы сукина сына из арбалета.
   Он подал знак одному из солдат и тот послушно выпихнул вперёд маленькую перепуганную девочку лет девяти, которую до этого прятал под плащом. Боркай схватил её за волосы и приставил ей меч к горлу. По шее девочки побежала маленькая алая капелька - клинок капитана мечников был острый-преострый, не чета той железяке, что торчала из земли в нескольких шагах от него. Тот был казённый, а не купленный на Большом торгу за бешенную цену.
   - Ну же... - начал подначивать Боркай, но тут же осёкся, встретившись взглядом с юным экс-Господарем. Его глаза вдруг стали ещё более грустными, чем во время первой их встречи...
   Боркай, капитан королевских мечников, так никогда и не узнал, что Николай был лучшим фехтовальщиком Тор-но-Леза, что и позволило ему в своё время спастись от той травли, которую ему устроила его собственная камарилья?.
   Но это уже была совсем другая история.
   Быстрее молнии метнулся придавленный непосильным бременем своего горя отшельник к своему противнику. Тот не успел ни удивиться, откуда в руке низвергнутого монарха взялся меч, мгновение назад торчавший в земле, ни тем более поднять собственный меч для защиты.
   Командир ещё падал в болото с располосованным горлом, а остальные мечники уже кинулись со всех сторон на изгнанника.
   Им не удалось окружить его. Двое из них упали с распоротыми животами, третий получил мечом висок и сейчас валялся лицом в грязи, даже не пытаясь перевернуться чтоб вдохнуть жизненно необходимый ему воздух. Четвёртый же просто уронил меч. Вместе с половиной своей руки.
   Остальные попятились. Их было ещё много, и они могли справиться сбывшим Господарем, но нечто в глазах юноши заставило их остановиться. Отчаяние влило в Николая новые силы. Подхватив девочку на руки, он бросился бежать, перепрыгивая с кочки на кочку Убежать далеко ему, впрочем, не удалось. Короткий кинжал, до сих пор прятавшийся у малышки в рукаве, ударил Симушина под сердце. Страшно побледнев, он уронил девочку в трясину.
   Он уже не слышал ни её криков, ни воплей мечников, рубивших его мечами. Его мысли были заняты только кинжалом, торчавшим у него между рёбер.
   Боркай всегда слыл перестраховщиком, а его дочка всегда слушалась папу.
  
  

* * *

  
  
   Они узнали друг друга одновременно.
   Стоя один в окружении отчаянных самураев, а второй - за спинами верных нукеров, правитель Восходных Островов и владыка Степного Ханства с удивлением обнаружили, что они знакомы вот уже не первый год. И даже учились вместе. Там, в другой жизни.
   Сергей Туманов судорожно стиснул рукоять кривого хормалдского ятагана, с трудом подавив желание спрятаться за спину одного из своих рослых телохранителей в вывернутых мехом наружу безрукавках из волчьих шкур. За последние две недели хан убедился, что настоящая война не имеет ничего общего с ратоборством в "Казаках". В настоящей войне не было лёгких и красивых побед над войсками врага, которые он привык видеть на экране компьютера. Не было удалого ограбления вражеских корованов (sic!). Зато на войне была кровь и грязь, были разорённые врагом деревни с распятыми на воротах женщинами; были друзья, бьющие в спину и бегущие при виде опасности; были невыносимая жара и ветер кидающий в глаза песок; были болезни и голод... И смерть, смерть, смерть...
   Он не был трусом, но не имел не малейшего желания рубиться насмерть со своим бывшим одноклассником, которого каким-то чудом занесло в тот же ад, что и его самого. Но как же это могло случиться? Немыслимо! А главное: что же ему теперь делать дальше? В конце концов, Сергей заставил себя выйти на площадку для поединка, уверяя свой рассудок в том, что его люди простят ему многое, но никак не малодушие... Затем Туманова озарило - перед ним была просто иллюзия. Это придало ему сил - легче сражаться со вражеским иллюзионистом, чем со своим школьным другом.
   Медведев тем временем и думать не думал терзаться подобными сомнениями. Он сразу же понял, что на самом деле перед ним не его бывший одноклассник (откуда бы ему здесь взяться?), а лишь морок, сотворённый степными шаманами. Поправив сбившийся наплечник, он решительно обнажил свою катану и ступил на площадку, в очередной раз сетуя про себя, что он всё ещё не купил себе нормальные доспехи западного типа, вместо этой композиции из шёлковых тряпок и лакированных металлических чешуек.
   Ещё раз внимательно посмотрел на правителя номадов, вероломно принявшего облик его друга, и сложил про себя крошечный стишок-хайку:
  
   Совести чувство
   Чуждо людям жестоким,
   Их души черствы.
  
   Монархи сошлись в яростной схватке. Оба были беспримерными бойцами, и долго никто из них не мог взять верх над противником. Мало-помалу Ивану стало казаться, что перед ним всё же не морок. Но что же тогда? Неужели действительно его бывший одноклассник? Накудза быстро отогнал назойливую мысль. Он должен сохранять спокойствие - его самураи смотрят на него.
   Сергей же был занят совсем другими мыслями. Он уже почти не сомневался, что перед ним Медведев. Но почему же тогда они не прекратят эту глупую вражду? И почему Иван не узнаёт его? Надо предложить мир, и срать он хотел на то, что скажут про это нукеры.
   - Сёгун! - крикнул он, опуская ятаган. - Я предлагаю решить дело миром! Можешь забирать эту дурацкую деревню!
   - Нет, хан! - сказал Накудза, поправляя съехавший набок наплечник. Второй наплечник уже отсутствовал, начисто срезанный вместе с куском набитого шёлка. - Я не уйду отсюда без твоей головы.
   Воины Ивана одобрительно зашумели.
   И всё-таки Медведев был намного быстрее и немного гибче. Поэтому первый удар несмотря на нелепые доспехи нанёс именно он. Его противник зашатался, схватившись за разрубленную мечом грудь, из которой ручьём лилась кровь, пятная роскошное одеяние хана и ханский бехтерец, не выдержавший удара катаны. И ерунда, что при этом сам сёгун открылся с головы до пят и уже через секунду сам согнулся пополам, удерживая руками кишки, лезущие из распоротого живота.
   Накудза мог гордиться собой - он так и не закричал, а только громко зашипел, хоть боль была просто зверская. Его самураи не увидят страдающего сёгуна.
   Туманов, впрочем, тоже даже не вскрикнул, хотя совсем не потому что стеснялся своих нукеров. Он медленно погружался в то небытие, где боль уже не могла догнать его угасающие сознание.
   Рана же Накудзы не была смертельной, хоть это и была самая невообразимая боль которую он когда либо испытывал. Ничего, целители с Восходных Остовов часто творили настоящие чудеса. Через месяц Иван уже будет как огурчик.
   Не будет.
   Коротко и обиженно воздух рванула арбалетная стрела - видать кто-то из воинов хана решил, что исход битвы должен быть иным.
   Болт прошил тело молодого островного правителя, вырвав из него клочок окровавленных лёгких.
   Сперва пришла новая неистовая боль, по сравнению с которой предыдущая была не больше чем неудобством. А потом исчезли вообще все ощущения.
  

ГЛАВА 5. ЯРИК

Если в тебе недостаточно веры, то бытие не верит в тебя.

(Дао Дэ Цзин, 23-й чжан)

   Я размашистым шагом шёл по коридорам Катшевского дворца, невидимый для глаз простых смертных. Я доверял волшебству Эммануила (созданного без откачивания из меня магической Силы - видно на этот раз Господь избрал донором кого-то другого), но тем не менее продолжал сжимать рукоять подаренной Земиром сабли (мы обменялись с ним оружием на подходе к столице), старательно обходя идущих мне навстречу стражников. Святой отец убеждал меня в том, что невидимость продлиться несколько часов (при этом я, разумеется, мог, если верить Эммануилу, по своему желанию скинуть её в любой момент), однако я прекрасно знал, что непогрешимых заклинаний смертные маги не творят.
   Мне пришлось минут двадцать проторчать под дверью тронного зала, дожидаясь пока кто-то откроет мне дверь. За это время я успел обдумать многое. Текст ноты протеста я составил давно, так что не это владело моими мыслями. Я думал о том, что же я буду делать если Земир, поступивший таки в Невидимые войска, выступит против меня с мечом наголо. Ведь если убеждения не помогут (Ярик всегда славился своим упрямством) мне придётся убить самозваного Посланника Божьего, а поднимать меч на товарища по Некрополю казалось мне чем-то аморальным. События в Городе Мёртвых самым тесным образом сплотили нас троих, и любой из нас стоял горой за своего собрата. Но дружба дружбой, а служба службой - сын Зигфридта был явно не из тех, кто изменит присяге защищать своего государя.
   Не были также расставлены все точки над "i" в истории Эммануила.
   После того как бывший придворный коронер Торхена (единственной крупной державы (Ледяные Земли, где живут дикие племена и Вервульфий архипелаг, где каждым островом правит отдельный ярл или конунг, - не в счёт) - которой никогда не правил не один из моих одноклассников) завербовался в Невидимые войска и наши пути разошлись; монах неожиданно потребовал от меня раскрыть цель своего пребывания в Катшеве. Но это только пол прикола. Вторая половина заключалась в том, что я ему всё рассказал. Конечно это "всё" не означало абсолютно всё, но хватило и того, что он теперь знал, что я хочу остановить назревающую войну и намерен самым решительным образом взывать к Яриковому пацифизму. О том, что будет, если он не захочет меня слушать, я старался не думать. Но ещё страннее был тот факт, что батюшка согласился мне помочь.
   Не давали мне покоя и события в Некрополе. Я почему-то не мог избавиться от мысли, что меня туда заманили намерено. Во всяком случае, Эммануил явно знал о Городе Мёртвых гораздо больше, чем рассказывал. Ещё больше меня убедил в этом тот факт, что он забрал себе странный белый меч древнего царя, замотал его в вонючую овчину и сказал, что собирается возложить его в строящемся в Катшеве Ярополковском соборе. Лично мне в это мало верилось, но меч и вправду был освящен Божьей Силой и потому ни я, ни тем более Земир, не стали на него претендовать.
   Ладно, к чёрту всё. Надо сосредоточиться на стоящей непосредственно сейчас задаче...
   В тронный зал наконец вошли и я последовал по пятам за спешащим к монаршему креслу с пакетом бумаг дипкурьером, умоляя Господа, чтобы моя невидимость не рассеялась прямо сейчас.
   Зал был по любым меркам немаленьким. После свержения династии Грабовских, Брацлав перенёс трон в помещение старого церемониального зала. Не то чтобы его мучили неприятные ассоциации, связанные с тронным залом Грабовских и учинённом в нём побоище. Просто после того злополучного Дворянского Съезда он нуждался в капитальном ремонте. Новый же тронный зал тоже был неплох. Высокий сводчатый потолок, делавший его похожим на центральный неф готического собора, плавно переходил кружевными нервюрами в изящные стены, в которых прятались замаскированные от случайного взгляда знамёнами и прочей ерундой узкие бойницы, где наверняка залегли лучники и арбалетчики. Их было несколько дюжин, а если учесть, как умело они были расположены, то ставало ясно, что в зале простреливался каждый сантиметр. Стрелки могли в любой момент устроить в этом помещении в кровавую баню. Престол был окружён стражниками, которых было не меньше трёх десятков. Причём это были явно не последние бойцы королевства. В общем чтобы пробиться к трону нужна была небольшая армия.
   Подойдя поближе я разглядел сидящего на троне Ярика, устало прислонившегося к жёсткой спинке. Он заметно осунулся, под глазами залегли мрачные лиловые тени. Всегда чрезмерно активный, сейчас он сидел тихо-тихо. Видно было, что власть давила на него подобно гробовой доске. Правитель Ценгдански не нуждался в королевских регалиях вроде скипетра или короны - единственным атрибутом его власти над королевством служил длинный полутораручный меч-бастард, рукоятка которого до боли в сердце напоминала эфес Белого Меча из города Мёртвых.
   Да, воистину, этот мир (мною же созданный!) несмотря на свою молодость по части тайн и загадок даст сто очков вперёд старушке-Земле.
   В толпе телохранителей я заметил Земира, одетого в чёрную униформу Невидимых войск. Он стоял позади рослого усача в начищенной кирасе и я плохо мог его разглядеть, однако я готов был поспорить, что у него на поясе висит мой меч.
   Что ж, приятель, извини если что.
   Справа от Ярополка стоял старый Ратибор. Вид у него был весьма довольный. Похоже, в своём новом повелителе он души не чаял. При этом старик словно чувствуя моё присутствие раз за разом обшаривал взглядом тронный зал, как бы в поисках источника своего беспокойства. Зря стараешься, дедуля! Тебе меня не заметить.
   Был там и гетман лейб-гвардии Альберт с несколькими приближёнными, а также Мартин Кёнинг, чародей, которого Брацлав выписал из Торхена. Кёнинг главенствовал над всеми магами Невидимых войск и был донельзя опасным противником.
   Ну и чёрт с ним. Пора начинать.
  
  

* * *

   Зимир видел, как мало-помалу горячий спор Ярополка и Самсона приближается к критической точке. За годы пребывания на службе у торхенского кесаря он научился задницей чувствовать ту невидимую черту, которая отделяет мирные переговоры от мордобоя. Сейчас же эта черта, по-видимому, скоро будет пересечена.
   Он лихорадочно соображал, что же он будет делать, если его побратим, с его же, кстати, саблей наголо, броситься на Помазанника Божьего. Или же если наоборот - монарх прикажет схватить дерзкого. Среди воинов Ценгдански не было бойцов подобных Самсону - его можно было смело выпускать против десяти. Сын Земира как-то слышал, что среди викингов Вервульфьего архипелага есть воители берсерки, которые в бою стоили двадцати. Сам он ничего подобного не видел, но суровым жителям ледяных фьордов верил на слово. Впрочем берсерки во время боя впадали в священное неистовство, а Самсон сражался с поразительным хладнокровием...
   Он всё ещё размышлял, что же ему делать, если вдруг начнётся резня, как тут Ярополк страшным голосом рявкнул:
   - Стража! Взять его!
   Земир специально немного замешкался, хоть и стоял в первых рядах, пропуская вперёд других. Это и спасло ему жизнь. Самсон в одно мгновение окружил себя бликами сверкающего металла. Как и когда он выхватил саблю никто в последствии так и не смог сказать. Первые из телохранителей, бросившиеся на странного чужака, покатились по полу с распоротыми артериями
   Экс-коронер отступил к трону, якобы для того, чтобы прикрыть собой Помазанника, а на самом деле для того, чтобы оказаться подальше от друга.
   Тот успел зарубить шестерых, прежде чем остальные отступили. Кёнинг ударил по юноше каким-то призрачным огненным мечом. Он с гибкостью пантеры ушёл из-под удара и магический клинок располовинил надвое стоящего рядом лейб-гвардейца.
   Защёлкали арбалеты, зазвенели тетивы на луках - очнулись от неожиданности опешившие стрелки, скрывавшиеся в бойницах. Но болты и стрелы ударили в пустое место.
   С яростью кентавра набросился Самсон на охранников Брацлава и те падали один за другим, не зная что противопоставить диковинному искусству юного воина. И всё же они были слишком хорошими бойцами, чтобы даже он прошёл сквозь их ряды просто как сквозь воздух. Вдобавок лучники и арбалетчики, прекратившие было стрелять, чтобы не зацепить своих, приняли единственное верное решение - палить без разбору, не жалея стражников. Да и чародей не дремал - в мятежника, покусившегося на жизнь государя, полетело пять лиловых молний, сорвавшихся с пальцев Мартина. От них тот с лёгкостью увернулся. Затем последовал воздушный клинок, сотканный из сверхплотного потока ветра, способный резать гранит как масло, но и он не достал юношу.
   И всё-таки всё это здорово его задержало. Поэтому когда он, перебив две трети телохранителей, пробился-таки к трону, уже скрипели открывающиеся потайные двери, и в зал потоком хлынули люди. Вскоре здесь стало черным-черно от тёмных туник лейб-гвардейцев и плащей телохранителей из Невидимых войск - воинов было как муравьёв в муравейнике.
   Земир поднял дарованный ему неумолимым убийцей меч и загородил Самсону дорогу. После короткой, но яростной схватки торхенец получил фухтелем сабли по затылку, да так что искры из глаз посыпались.
   Земир медленно осел на пол.
  
  

* * *

  
  
   Всё-таки сабля была не моим оружием - я сильно привык к обоюдоострому клинку. Метнувшись в последнем порыве к трону, я мимоходом хлобыстнул ею пытавшегося подняться мага по шее, раз и навсегда отучив его кидаться в меня боевыми заклятиями, а заодно и дышать.
   Ярик, выхватив из ножен свой шикарный меч, бросился мне навстречу. С невольным содроганием я заметил, что странный клинок покрывают размытые серебряные силуэты-полосы месяца и золотые - солнца.
   Золотисто-серебряное лезвие с лязгом столкнулось с моим свинцово-серым. Клинки противно заскрежетали и брызнули искрами, но оба выдержали.
   Я успел обменяться с Брацлавом всего несколькими выпадами, прежде чем живой поток людей вклинился между мной и Помазанником Божьим. Но и этого мне хватило, чтобы осознать насколько хорошим бойцом стал Ярополк. Только сейчас я понял, что имел в виду Геракл, говоря о квисет'ерен - владыка Ценгдански сражался со странной отрешённостью, полностью отдав власть над своим телом тем первобытным силам, что всегда в нём жили. Быть может, он не мог в одиночку справиться с двадцатью воинами, зато один на один мог поспорить практически с любым. Пусть даже и со мной.
   И тут я вдруг осознал, что больше снова не смогу добраться до Брацлава. Моя одежда была изодрана в клочья, тело покрывало множество неглубоких, но весьма болезненных ранений. Попробуйте-ка постоять под дождём стрел, одновременно с этим прокладывая себе путь сквозь ряды лучших воинов королевства. Народу в зале была прорва и если я хотел уйти от сюда живым, то мне следовало бы это делать побыстрее. Всё равно до Ярика мне уже не дотянуться. Тяжёлые двери зала заперли на огромный засов, намереваясь не упустить убийцу. Если груды мёртвых тел и смутили вновь прибывших, то они не подали виду.
   Прежде чем меня успели зажать в угол, где была почти бесполезной вся моя быстрота и ловкость, я бросился к ближайшему потайному ходу, не раздумывая куда он ведёт. Я бежал по узкому тёмному коридорчику, слыша у себя за спиной топот бесчисленных сапог, что подстёгивал меня лучше всякой плётки. Боже, в какое чудовище я превратился за несколько недель! Изрубил в капусту четыре десятка людей (не считая тех, которых прикончил маг или случайно пристрелили солдаты) вместо того чтоб просто исчезнуть с помощью своей Силы. Хотя, похоже, всё обстояло не так просто. Дело было не только в моём глупом нежелании использовать магию, но и в чём-то ещё. Вчера вечером я пытался вторгнуться в мысли к Ярополку, чтоб под видом Бога уговорить его прекратить войну. И не смог. То есть, чисто теоретически я смог бы это сделать - моя Сила была при мне, но как только я пытался воспользоваться ей, в моей голове почему-то молнией вспыхивала мысль, что этого делать не стоит. И не было никакой возможности этому противостоять. Тогда только я всерьёз задумался над причиной моего нежелания (а точнее - неспособности) свернуть этот дикий эксперимент, несмотря на то, что из-за него гибли люди, которых я, даже будучи богом, не мог оживить. Как объяснил мне Геракл, они получатся такими же бездушными как клоны моих одноклассников.
   Впрочем, особо много размышлять над этим у меня не было времени. Я ограничился выводом, что в мои мысли время от времени вламывается некто, путая мне все карты и загадочным образом мешая мне пользоваться своей божественной Силой.
   На моём пути дважды вставали небольшие отряды Невидимых войск, но я не задерживаясь продвигался дальше, прорубаясь сквозь их ряды с искусством, о котором смертные как моего, так и этого мира даже и не подозревали.
   Наконец я, разрубив старинный гобелен, прикрывавший вход в тоннель, выпрыгнул из хода, оказавшись в холле на первом этаже. В меня тут же полетели стрелы, со всех сторон напирали лейб-гвардейцы. Не успел я добежать до выхода, как в конце коридора замаячила аляповатая фигура в нелепой розовой мантии. Волшебник! Вот кто может мне серьёзно помешать!
   Пол под моими ногами взорвался, прыснув во все стороны каменной крошкой. Видимо, этот маг был мастером магии Земли. При всей своей инертности эта магия имела в своё арсенале довольно-таки смертоносные заклятия. Взять хотя бы это. Оно стремительно ускоряло старение камня, заставляя его разлетаться практически в пыль. Энергия при этом освобождалась колоссальная. Обычно это заклинание использовалось при осаде - любо-дорого глядеть, как вражеская крепостная стена рассыпается у тебя на глазах на куски. Этот чародей решил использовать его несколько иначе. Чудовищная сила взрыва бросила меня в ближайшее окно. В вихре осколков я свалился на землю, болезненно припечатавшись о любовно вымощенную брусчатку. Думать о том что у меня сломано, а что уцелело не хотелось. Возможно, какой-нибудь голливудский супермен после такого падения тут же по-молодецки вскочил и бойко побежал дальше. Но к сожалению в реальной жизни всё было иначе.
   Морщась от боли, я приподнялся на руках, чтобы увидеть перегнувшегося через подоконник волшебника, что активно жестикулируя творил какое-то новое колдовство. Я вдруг почувствовал, как земля из-под меня куда-то уходит. Выяснять, чем же это закончится у меня желания не было, поэтому я подобрал один из осколков покрупнее и швырнул его в лицо злополучному кудеснику. Он что-то невнятно взбулькнул, с ужасом глядя, как кровь заливает его дурацкую мантию и исчез с проёма.
   Однако его волшба продолжила действовать сама собой, и меня словно мячик швырнуло о стену. В глазах у меня потемнело.
  
  

* * *

  
  
   Я медленно открыл глаза, обнаружив, что нахожусь в небольшой, скупо освещённой комнатушке. Надо мной, развеивая мысли о том, что я нахожусь в застенках Невидимых войск, озабоченно склонились отец Эммануил и... Земир.
   - Ну и напугал же ты нас, парень! - в его карих глазах явственно читалась тревога. - Не знаю, кто ты такой и зачем пришёл в наш мир, но такого я никогда ещё не видел!
   - Ты нарушил присягу. - слабо улыбнулся я.
   - Ничего подобного. Ведь тебе не удалось убить Ярополка. - хитро усмехнулся наёмник. - К тому же все видели, что ты меня вырубил, так, что я вроде бы как не при делах.
   Я открыл было рот чтобы сказать, что никогда бы не подумал, что Земир в такой ситуации наступит на горло профессиональной этике, да и простой жажде наживы (выдай он сейчас меня властям те бы наверняка бы отвалили бы ему золотые горы), но вовремя сообразил сколь обидны будут эти слова для человека, который преступил свой долг перед патроном чтобы спасти своего брата по Некрополю.
   - Молчи. Тебе вредно говорить. - засуетился Эммануил.
   - Ещё бы, его едва ли не размазало по стенке! - торхенец улыбнулся, словно найдя в этом что-то смешное.
   На самом деле я чувствовал себя прекрасно. Мои раны полностью затянулись, да и сил прибавилось. Только голова немного кружилась. Тут батюшка куда-то заторопился, оставив нас с Земиром одних. Наёмник нагнулся над кроватью и прошептал:
   - Если ты надеешься убить Помазанника Божьего, то тебе следует сделать это сегодня ночью. Завтра рано утром он выступает с армией в Хормалдию, а в походных условиях до него добраться будет ещё тяжелее.
   - Спасибо. - выдавил из себя я.
   - Не за что меня всё равно переводят из столицы куда-то на задворки, так что больше я на твоём пути не встану. Вот только ответь мне на один вопрос.
   - Ну?
   - Кто ты такой? - в лоб спросил торхенец, пристально вглядываясь мне в глаза, словно надеясь найти на дне их ответ на свой вопрос. - Отца Эммануила ты может и сумеешь обмануть, но я вынес на своих руках твой труп из дворца, пока он прикрывал нас полем невидимости. Труп. - подчеркнул он. - Ты не дышал, у тебя не было пульса, а башка была расклёпана вдребезги. А сейчас на твоём теле нет не единой раны.
   - Я не могу рассказать тебе кто я такой. - сказал я закусывая губы.
   - Я сразу понял, что ты больше чем просто человек. - покачал головой тот.
   - Не один ты. - хмыкнул я. - Наш монах куда как умён. Он тоже наверняка знает, что я был мёртв.
   - Да, он хитрый. - кивнул Земир. - Именно поэтому я не доверяю ему до конца.
  
  

* * *

  
  
   Жёлтая, чуть ущербная луна котилась по небосклону, будто погрызенная мышами головка сыра, тщетно пытаясь высветить лезущую по стене чёрную фигуру. Но я оказался умнее чем она думала и лез по тёмной стороне.
   Пробраться во дворец оказалось куда проще, чем я думал. Я запрыгнул в повозку сена, едущую в лейб-гвардейскую конюшню и совершенно безболезненно проехал через охраняемую территорию. Оказавшись в конюшне, я не стал долго задерживаться и дожидаться разгрузки сена (очень уж не хотелось получить вилами в задницу), поэтому я взломал двери какого-то склада, где и просидел до темноты. И только к полночи я решился взяться за дело...
   "Кошки" на моих руках с лёгкостью вонзали крючья изъеденную временем стену старого Катшевского дворца. Я, никем не замеченный быстро поднялся на нужную высоту. Затем. с замиранием сердца глядя на копошащихся внизу часовых, боком прошёл по карнизу поминутно вжимаясь в стену и прячась за каменными горгульями. Перемахнул через перила и бесшумно ступил на балкон Божьего Помазанника, согнувшись в три погибели, пошёл к двери. Осторожным движением вынул из ножен охотничий нож, купленный мною в оружейной лавке.
   Поперёк непредусмотрительно распахнутой балконной двери лежал огромный пёс бойцовской породы. Почуяв меня, мохнатый убийца, лениво приподнял голову, глянул на меня весёлым карим глазом и умиротворённо захрапел.
   Сев на корточки я, смело пронеся руку мимо приоткрытой пасти, из которой торчали зубы размером с мой палец, почесал цербера под подбородком. Любому другому незваному гостю он тут же отгрыз бы руку по локоть, но мне позволил ещё и погладить себя по здоровенной лобастой башке. Затем я безбоязненно преступил через чудовищную псину и вошёл в комнату - собаки всегда чувствовали божественную Силу и никогда не позволили бы себе облаять, а тем более цапнуть богоподобного.
   Ярик, свернувшись калачиком, лежал на огромной двуспальной кровати с тяжелым балдахином. Место рядом с ним, как не странно, пустовало.
   Лезвие ножа замерло в нескольких сантиметрах от горла Брацлава. Спящий он казался воплощением невинности. Совершенно не верилось, что этот милый мальчик и тот грозный властитель, которого я собрался убивать - одно лицо. Сейчас он донельзя напоминал ребёнка, особенно в этой позе. Ну младенец, ей-богу! Разве что палец в рот не сунул.
   Рука моя дрогнула. Я никогда себя не считал особенно жалостливым, а уж после того как стал богом и увлёкся искусством смертоубийства, то и вовсе часто дивился собственной жестокости. Но сейчас я понял, что ни за что на свете не смогу убить Ярополка, а тем более во сне. Разум кричал мне, что надо как можно скорее перерезать ему глотку, пока он не открыл свои изумительные карие глаза, которые подошли бы скорее трёхлетней девчушке, чем взбалмошному монарху.
   Не знаю, что на меня нашло, но я так и не убил его, быть может вмешалась та самая сила, которая тайно копалась у меня в голове.
   Я медленно вложил нож обратно в ножны. Подошёл к окну и тихо растворился в воздухе, переносясь в свой собственный Дворец.
   Ярик наконец позволил себе открыть глаза. Он отпустил рукоять кинжала, которую всё это время сжимал в руке, сел в кровати, вытер холодный пот со лба, перекрестился и заснул чёрным ненасытным сном без сновидений.
  

* * *

  
  
   Маша Покровская ещё раз взмахнула рукой, за которой разматывалась длинная тонкая нить какого-то прозрачного материала более всего напоминавшая леску, в сторону рыжебородого здоровяка с огромным топором в руках, что настырно карабкался по садовой лестнице на стену терема. Тонкий водяной кнут, жидкость в котором двигалась вдвое быстрее скорости звука, хлестнул нахала по лысеющему темени. Великан распался надвое, брызнув кровью на деревянную стену. Мчащаяся с бешеной скоростью струя воды двинулась дальше, разрубив все ступени на лестнице до самого низа. Лестница тоже распалась надвое. Попутно магическая плеть с хирургической точностью ампутировала руку зазевавшемуся молодчику, что придерживал садовую принадлежность. Хлопец повалился навзничь и стал с нечеловеческим воплем кататься по окровавленной траве.
   "Я ещё могла бы его спасти, попади он ко мне в руки" - подумала Маша и тут же себя одёрнула. Она уже не целительница, а крестьяне, которых она вчера вечером лечила от кори и коклюша, сейчас явно задумали убить её. Piece of shit! А при ней только пятьдесят дружинников личной охраны. Конечно, каждый из гридней может голыми руками раскатать несколько вооружённых чем попало деревенских мужланов. Но здесь явно собрались жители не одной и не двух деревень. Покровская даже затруднилась бы ответить, сколько селюков сейчас осаждает терем, в котором она остановилась на ночь. Может быть около тысячи, а может и больше. А из-за чего!? Княгиня старалась править мудро и справедливо и уж точно не отличалась жестокостью соседей-тиранов. Кто же мог подумать, что на неё вдруг накинутся её же собственные подданные, так обожавшие свою милую правительницу? И уж тем более она не могла подумать, что ей придётся использовать свою волшебную Силу для убийства, а не спасения чужих жизней. Что же случилось с этими смердами? Искренняя (и к тому же взаимная) любовь людей к своей княгине служила ей защитой куда более надёжной, чем сотни мечей. Именно поэтому она и путешествовала по стране малым поездом. Не иначе, как кто-то из удельных князей науськал своих холопов на Марию Милосердную. Эти бояре всегда были сволочами, но для того чтобы добраться до престола Великого князя Пардажского они до сих пор пытались добиться её руки, а не убить её. Да и в том случае, если бы они хотели её убрать, они бы воспользовались ядом или кинжалом наёмника, но уж никак не толпой простолюдинов - гнев черни был неуправляем и, расправившись с княгиней, они вполне могли бы ополчиться против того царька, который их на неё натравил...
   От этих размышлений её отвлёк негромкий вскрик отрока, что стоял с самострелом у ближайшего окна. Юноша тяжело прислонился к стене. Из его груди торчала стрела. Девушка быстро приказала ему сесть и начала ворожить. Она была рада вернуться к привычной работе и использовать свою Силу для исцеления, а не для смертоубийства. Вначале штурма княгиня подумала, что особая помощь дружинникам, осыпавшим нападавших настоящим градом стрел из мощных пардажских луков, вообще не понадобиться. Но за первыми рядами смердов шли вторые, за вторыми - третьи, и так без конца. Сразу она просто смывала потоками воды крестьян с лестниц и гасила огонь - смерды постоянно пыталась поджечь терем, осыпая его горящими стрелами и подмащивая под него охапки сена, с завидным упрямством не обращая внимания на то, с какой лёгкостью она тушила пламя. Но вскоре она была поставлена перед следующим фактом жестокой действительности: если она не окажет гридням более эффективной помощи, то ей нечего даже и мечтать о том чтобы встретить рассвет следующего дня. К счастью перед этим прошёл дождь и у Покровской, искушённой в гидромантии было вдоволь материала для чародейства.
   Мария медленно водила руками над распростёртым на полу отроком. Сначала она остановила кровь, без чего нельзя было вытаскивать стрелу из раны. Это было не трудно - кровь это та же вода, она слушалась её. Затем девушка осторожно отломила древко стрелы, которое перед этим надрезала водяным резаком; как-то по-особому провела над оголовком, оставшимся в теле, и тот неожиданно сам собой выпрыгнул из раны в подставленную ладонь. Целительница не глядя кинула окровавленный наконечник на пол. Фокус с изъятием его из груди парня был прост в той же мере что и гениален - на мгновение Покровская превратила свою руку в мощный магнит, который с лёгкость вырвал его из раны. Княгиня воспользовалась простенькой магией железа, сомневаясь, что сумеет вытащить стрелу голыми руками. Это заклинание было не слишком сложным и почти не отнимало сил, но надо было уметь активизировать содержащиеся в крови эритроциты и превратить их в маленькие магниты.
   Далее следовала самая сложная часть - непосредственно исцеление. Биогенная магия не была Машиным коньком как магия Воды, но всё же она умела с ней неплохо обращаться. Девушка мысленно потянулась к страшной ране, приказывая мышечным волокнам срастись. Боль, которую пациент испытывал при этом, была жуткой, но парень переносил её мужественно. Потом княгиня, экономно расходуя силы, осторожно покрыла рану тонким слоем нежной розовой кожи. И только после этого она позволила себе немного снять боль, терзавшую отрока и влить в него толику жизненных сил. Этому юноше хорошо бы было сейчас поспать, а затем ещё пару дней не делать никаких резких движений если он хотел сохранить в целости ту тонкую перегородку, которая не давала его сердцу извергнуть фонтан крови в сажень высотой. Но сейчас на счету был каждый меч и поэтому княгиня, сама себя ненавидя за ложь, сказала, стараясь не глядеть в его по-собачьи преданные глаза:
   - Всё, парень, можно снова в бой.
   - Спасибо, о Светлейшая. - с благоговением прошептал он, вставая на своё место возле окна.
   А толпа всё пёрла и пёрла вперёд. Покровская остервенело стегала водяной плетью эту тысячеглавую гидру, что злобно таращилась на неё мириадами пылающими ненавистью глаз. Земля вокруг избы уже давно стала мокрой и скользкой от крови, а селяне всё пёрли и пёрли, меся эту кошмарную грязь своими безобразными сапогами. Дождевая вода смешивалась с красной-красной человеческой кровью так, что нельзя уже было разглядеть, где кончается одно и начинается другое.
   К правительнице с криком подбежал мальчонка лет восьми, исполнявший обязанности посыльного.
   - Ваше Милосердие! - крикнул он с трудом переводя дыхание. - Смерды вот-вот высадят двери тараном!
   Маша не медля побежала к восточной стене терема и тут же поняла, что мальчик не преувеличивал. Крестьяне и до этого пытались выбить дверь импровизированными таранами (совсем ещё недавно бывшими просто брёвнами), но дружинники осыпали их стрелами до тех пор, пока они не захлебнулись в крови; а тут ещё рядом случилась волшебница и ударила по нескольким особо бойким, которые тащили самое большое бревно, гигантским водяным кулаком. Он тогда в щепу разнёс крыльцо, что дало смердам возможность теперь использовать новое оружие - к терему медленно катили два колёсных тарана, сделанных из огромных брёвен, прилаженных к повозкам с наскоро сколоченных из подвернувшихся под руку досок навесов, что должны были защитить крестьян от стрел. Ничего не скажешь, хитры ребята, смекнули, что теперь можно подъехать к дверям в плотную, а выбьют они их небось за два удара - во какие дровеняки приладили к возам - целые деревья. И когда только они успели это всё сколотить? Не иначе, как заранее готовили.
   Толпа расступилась, пропуская вперёд нелепые, но опасные осадные орудия. Вот тараны уже подкатили к груди брёвен и человеческих тел, оставшейся после предыдущей попытки высадить двери...
   Стоявший рядом воевода Силуян, предводительствовавший над гриднями деликатно кашлянул, выводя свою госпожу из ступора.
   Девушка медленно протянула руки к медленно ползущим по двору таранам, словно собираясь схватить их и растрощить о землю.
   Подвешенное на ржавых цепях бревно, что принадлежало первому орудию, не так давно было дубом и ещё помнило свою бытность деревом. Будь в нём ещё хоть на толику больше жизни, возможно Маша даже попробовала оживить его и натравить на эту деревенщину, но царь дубрав уже перешагнул ту невидимую черту, что отделяет бытиё от небытия, и превратился в обычную деревяшку. Зато в нём было полно жизненных соков, что и нужно было ворожее.
   Она коснулась свежесрубленного дерева магией, заставляя находящуюся в нём воду вскипать и двигаться всё быстрее и быстрее.
   Чудовищный взрыв раскидал везущих таран селюков по всему двору. Во все стороны брызнули обломки дерева, производя эффект осколочной гранаты. Смерть пожинала обильную жатву во вражеских рядах.
   Однако второй таран продолжал с ослиным упорством двигаться к избе, словно бы не заметив того, какая судьба постигла его предшественника. Покровская снова обследовала дерево, из которого тот был сделан, но на сей раз оно было уже сухо и мёртво. Что ж, сделаем его ещё более сухим. Кудесница начала вытягивать из бревна и повозки последние капли влаги.
   Достаточно было всего одного удара о двери чтоб дерево, что ещё пару секунд назад было прочным как камень, распалось в труху. Это не посеяло особенной паники в нестройных рядах холопов. Княгиня решила исправить эту ошибку.
   Безобидный плющ, растущий под бревенчатой стеной терема, внезапно обнаружил в себе острое желание терзать и рвать человеческую плоть неизвестно откуда взявшимися у него клыками. Длинные зелёные щупальца, усеянные кривыми когтями, метнулись к крестьянам. Их отчаянные крики распороли ночную какофонию боя.
   Девушка устало утёрла пот со лба. Биомагия, особенно связанная с трансформацией живой материи всегда давалась ей нелегко.
   Тут снова прибежал запыхавшийся посыльный. Вид у него был ещё более напуганный. Маша не удивилась бы, услышав, что шустрые селяне уже успели склёпать пару катапульт.
  -- Они... - задыхаясь произнёс мальчик, - ...выбили ставни в нижних хоромах!
   Девушка внутренне похолодела. Если эти варвары ворвутся внутрь им конец. Забыв о приличиях, княгиня сломя голову побежала на первый этаж.
   Одни ставни уже были высажены и оконный проём, который они раньше закрывали, самоотверженно обороняла кучка отроков, другие вот-вот тоже вылетят. Ребята молодцы, хорошо организовали защиту - в толпу смердов летели тучи стрел, копья раз за разом били через подоконник по настырным уродам, те что подошли ближе гибли под ударами мечей и топоров, но селюки всё пёрли и пёрли, словно им тут мёдом помазано. Хоть трупы уже горой громоздились под окном, остальных это ни капли не смущало. Девушка снова вздрогнула - любые разумные существа давно бы отступили назад, а эти продолжали остервенело лезть вперёд. Вылетели ещё одни ставни, а потом - ещё одни... Крестьяне всё наседали и наседали. К тому же за то время, что девушки не было на южной стене, к той уже набежала куча черни с лестницами и верёвками. Наверху раздавался громкий звон металла о металл и яростные крики. Теперь понятно, почему этим отрокам не прислали подкрепление.
   Маша шагнула к ближайшему окну. В неё тут же полетели стрелы. Волшебница подняла руки на уровне груди, собирая из воздуха мельчайшие капельки влаги. С мягким журчанием перед ней распахнулся голубоватый зонт водяного щита. Он представлял из себя небольшую постоянно двигающуюся завесу воды. Всякий, кому случалось неудачно нырнуть с приличной высоты, знает, что вода, эта столь текучая материя, ускользающая между пальцев, оказывается весьма твёрдой, если столкнуться с ней на достаточной скорости. Стрелы сталкиваясь с этой упругой преградой удивлённо звенели и отскакивали назад, отпружиненные неведомой силой.
   Не обратив на это никакого внимания, в окно полезли крестьяне, вооружённые кольями, вилами и топорами. Лишь у немногих были в руках прадедовские мечи.
   Бичевать эту толпу водяным кнутом было всё равно, что пытаться мечом отбиться от несомых ветром осенних листьев. Нужно было нечто останавливающие, а не рубящие.
   Водяной оберег, всё ещё висящий в воздухе перед Покровской, обернулся ледяной глыбой и со скоростью скутера помчался к оконному проёму, с лёгкостью смахнув с подоконника карабкающихся в комнату смердов. Кровь обильно брызнула на дощатый пол.
   Ворожея собрала эту блестящую на полу влагу и, смешав её с той, что уже находилась в воздухе, запечатала окно ледяным заслоном. Точно так же она залатала и другие бреши в обороне. Колдовской лёд был гораздо прочнее обычного и не таял в любую жару. Мария Милосердная бросилась бежать на второй этаж, чтобы убедится, что там всё в порядке.
   Там, как оказалось, бой уже затихал. Горстка смердов, что продралась туда, столпилась спина к спине и отчаянно пыталась отбиться от дружинников. Княгиня на них даже не поглядела, сразу направившись к окнам. В раму крайнего впилась "кошка" явно ещё совсем недавно бывшая лодочным якорем. С пальцев чародейки сорвалась плоская сосулька с острыми как бритва краями. Ледяной осколок с лёгкостью перерезал прочную верёвку, над которой бы пришлось потрудится хорошему ножу. Уже по дороге к следующему окну Маша услышала дикий вопль и тяжёлое "Бух!", свидетельствовавшее о том, что по верёвке этой лезло немало людей.
   Девушка остановилась у оконного проёма к которому была прислонена лестница; взмахом руки превратила кровь, текущую в жилах карабкающегося по ней мужика в лёд. Тот в одно мгновение покрылся инеем и мешком свалился вниз, сшибая по пути лезущих за ним. Всех корме одного. Тогда кудесница, используя отнятую у первого энергию, вскипятила ему кровь. И только после этого она сумела опрокинуть лестницу, брезгливо толкнув её точёной тонкой ручкой.
   Внезапно внизу раздался стеклянный звон, возвестивший о том, что крестьяне выбили один из ледяных заслонов.
   Из изящной ладони хорошенькой правительницы тут же вырвалась тонкая прозрачная струйка, способная резать каменные плиты в фут толщиной как картон, извиваясь как змея потянулась к дерзким селянам. Умывшись кровью, те отступили назад, но девушка прекрасно понимала, что это лишь на время остановит озверевшую толпу.
   Что ж... Придётся использовать прибережённый на крайний случай резерв. Тем более, что к окнам снова потянулись штурмовые (бывшие ещё совсем недавно садовыми) лестницы.
   Скрепя сердцем Маша мысленно потянулась к своему неприкосновенному запасу - к колодцу стоящему во дворе.
   Колодец гулко завибрировал и неожиданно извергнул из себя сверкающий столб воды, особенно эффектно выглядевший в неярком серебряном свете луны. Смерды удивлённо вытаращились на фонтанирующий из криницы гейзер, теряя драгоценные секунды, выкроенные им судьбой для спасения. Фонтан взревел раненным медведем, закручиваясь тугой спиралью, перевитой упругими струями воды.
   Прежде чем селяне успели броситься врассыпную, десятисаженный водяной смерч спрыгнул с колодца и бросился глотать обезумевших от ужаса людей. Магия Воды сплелась здесь с довольно чуждой ей магией Воздуха, образовав поистине ужасающую стихию. В мутных потоках время от времени мелькали огромные ледяные сосульки, способные пробить человека навылет.
   Тайфунчик наносил воистину огромный ущерб противнику, сея смерть и страдания в его стане. Около сотни людей он всосал в себя, искромсал ледяными глыбами и выплюнул, ещё пара десятков расшиблась, когда он прошёлся своим жадным хоботам по лестницам.
   Смерчу оставалась жить считанные секунды (Покровская не могла долго удерживать в повиновении такую громаду воды), когда кто-то шибко умный из числа крестьян толкнул ему навстречу большую повозку, столкнувшись с которой тот рассыпался водопадами брызг. Маша слышала, что в старину небольшие водяные смерчи разбивали выстрелами из пушек, но чтобы разрушить его ударом повозки...
   Изнемогая от усталости, княгиня слепила из остатков смерча водного демона. Могучая фигура в два человеческих роста высотой была сделана из отдельных мощных струй. Чудище разверзло огромную пасть-водоворот и даже самые отчаянные и глупые смерды попятились назад. Гротескный силуэт водяного смутно напоминал человеческий, но на этом вся его человечность этого монстра заканчивалась. Волшебница приказала демону охранять нижние окна, а сама побежала посмотреть, как там обстоят дела возле дверей.
   Пробегая по коридору, она внезапно натолкнулась на крестьянина. Властительница Пардаги мимоходом превратила жидкость в его мочевом пузыре в горячий пар со всеми вытекающими из этого негативными для здоровья последствиями. И тут же до неё донёсся жуткий треск, возвестивший о том, что двери не выдержали.
   На бегу Мария Милосердная лихорадочно соображала, что же она, собственно, сможет противопоставить ворвавшейся в избу толпе, в глубине души понимая что обречена. Им не выстоять.
   Когда она ворвалась в переднюю, там уже в всю кипел бой. Девушка приготовилась, как это не банально звучит кинуться в свою последнюю битву, прикидывая как бы подороже продать свою жизнь. Из её правой руки с плеском вырвалось голубоватое лезвие водяной косы, что резала человеческую плоть не хуже лазера.
   Внезапно перед ней как из-под земли возник высокий пепельноволосый юноша крепкого телосложения. Он был одет в простой охотничий костюм и оружия при себе, по крайней мере на виду, не имел. Сперва Покровская приняла его за селянина и от души ударила своей страшной косой. Но та вместо того чтобы разрубить наглеца пополам, разлетелась безобидным веером брызг. Девушка отступила назад в полном ошеломлении - так быстро сплести защитное заклятие не успел бы даже маг пятого разряда (сама она была четвёртого), тем более, что он не создавал никаких щитов и оберегов. Пришелец попросту взломал её заклинание, попирая тем самым все правила и законы магии.
   Незнакомец внимательно посмотрел ей в глаза и сказал:
   - Ты не должна здесь больше находиться.
   Княгиня сразу и не поняла почему эти слова заставили зашевелиться волосы у неё на голове. Господи Боже, да ведь он произнёс их по-русски! Но ещё больше поразили девушку его бездонные серо-голубые глаза, подёрнутые мутной поволокой. Глаза, которые смотрели сквозь вечность.
   Чужак без труда поймал летящую стрелу, выхватив её в нескольких сантиметрах от носика очаровательной ворожеи. С его левой ладони с треском вырвалась многоцветная радуга и как только она прикасалась к крестьянам они умирали. Радуга с лёгкостью прошила толпу у дверей и вырвалась во двор. Изуродованные человеческие тела взлетали выше крыш.
   Господи, но ведь так же не бывает... нельзя так смешать магию Воды и Света, чтоб превратить их в такое ужасное оружие - семицветное чудо за несколько секунд убило больше человек, чем водяной смерч.
   Затем из рук пришельца белесыми клубами повалил ядовитый туман. Маша бросилась было бежать, но тут стальные пальцы неведомого чародея, способные, должно быть, завязывать узлом гвозди, сомкнулись на нежном запястье княгини. Мягко, но настойчиво. Вырваться из этих тисков, естественно, было невозможно.
   - Мы уходим. - безапелляционно заявил чужак.
   Прежде чем девушка сумела что-либо возразить (хотя она в принципе-то ничего более дельного предложить не могла), незнакомец небрежно взмахнул рукой, и перед глазами всё поплыло, как в фильме "Иван Васильевич меняет профессию", когда Куравлёв с Яковлевым проходили сквозь стену, чтоб оказаться в эпохе Ивана Грозного.
   В следующую секунду они вынырнули из Межпространства около княжеского кремля в стольном граде. Мария только удивлённо охнула.
   - Чем я могу отблагодарить... - начала было Покровская, но незнакомец властным жестом велел её замолчать.
   - Дарую рабе Божьей, Марии, власть над всеми четырьмя стихиями. - провозгласил он. - И ныне и присно и во веки веков. Аминь.
   Маша ещё пыталась сообразить, что бы это значило, напыщенные слова этого странного молодого человека ещё звенели в воздухе, как княгиня вдруг ощутила бурлящий поток вливающейся в неё Силы. Это было столь неожиданно, что волшебница с трудом удержалась на ногах. С магией Воды она в принципе уже была знакома, хотя теперь она получила над Водой абсолютную власть, зато всё остальное было для неё почти полностью новым - свирепый свист жаждущего крови Ветра; мерный, неотвратимый рокот всесильной Земли; неистовый рёв неукротимого Пламени. Мечта любого стереоманта стала реальностью - она получила в руки ключи от всех Первоэлементов.
   Но Маша Покровская отнюдь не знала смеяться ей или плакать.
   Особенно после слов чудотворца: "Надеюсь, этого хватит, чтобы на время защитить тебя".
   А затем он исчез так же внезапно, как и появился, лишь воздух с негромким хлопком заполнил то место, где ещё совсем недавно находилось человеческое тело.
  
  

* * *

   После путешествия в ночную Пардагу у меня ещё долго дрожали руки. И виной тому были вовсе не глупые крестьяне.
   Надо было всеми доступными способами защитить оставшихся правителей. Жалко, что Маша уже видела меня в обличье Самсона, придётся придумывать себе новую личину. Ярик, впрочем, меня тоже видел, но его я защищать не собирался. Как и убивать.
   Я уже оделся и вооружился, прицепив к перевязи ножны с Земировой саблей и заткнув за голенище охотничий кинжал. Потом достал из чулана покрытые пылью и паутиной японские мечи, которыми я сражался до знакомства с Гераклом, вылизал их начисто белым языком пламени, и прицепил на спину, так, что их ремни пересекались у меня на груди крест-накрест. Но тут в мою жизнь ворвалось ещё одно существо, круто изменив мои планы на сегодняшний день.
  
  

* * *

   Богиня Тъэерзыав'А явилась ко мне в своём природном виде, даже и не подумав превращаться в человека.
   Первое, что мне подумалось, это что кто-то высыпал мне посреди зала кучу гниющего мусора. Но затем я ощутил, что это чудо-юдо, более всего напоминавшее внутренности какого-то неведомого животного, перемешанные с морепродуктами месячной давности, способно пожирать миры и закручивать спирали галактик в обратную сторону.
   - Ты кто такой? - спросил я с невольным содроганием.
   - Во-первых, не такой, а "такая". А во-вторых, я богиня мира Хатун'Ык, предводительница всех Свободных Тъэерзыав'А. - пробулькали мне в ответ. - А что такое "морепродукты"?
   А вот этого я уже не люблю. Копаться в моих мыслях я не позволяю даже Гераклу.
   - Не важно. - не скрывая раздражения бросил я гибриду свалки локального значения и амёбы. - Ну и какого ты здесь делаешь?
   - Я решила от имени своего народа, о Цельный, нанести тебе дружеский визит. - не преминули ответить мне.
   Ну и какой я в попу "Цельный"? "Цельный" это чё такое вообще? Мужская форма целки?
   - Цельными мы, Свободные, называем всех существ, которые не дают воли каждой отдельной частице своего тела.
   Что там морозит это кишечно-полостное?
   - В твоём мире Цельных называют многоклеточными, а нас - колониальными организмами. - сказало шевелящиеся нечто, с детской непосредственностью даже не пытаясь скрыть, что выбирает эти термины из моего же мозга. - Но мне это определение кажется неправильным и обидным - колония сразу ассоциируется с империей, а в наших телах нет метрополий и все клетки равны и свободны. Вы же, Цельные, подчиняете весь свой организм глупой штуковине под названием мозг, с которой я сейчас читаю как с открытой книги.
  -- Ну и что из этого? - спросил я. Терпеть не могу когда меня грузят, но в этом создании определённо было что-то милое. - С каких это пор Пантеон суёт нос в мои дела?
  -- Пантеон здесь не причём. - богиня совсем по-человечески махнула склизкой ложноножкой. - Я пришла поговорить с тобой от имени Хатун'Ыка.
  -- Ладно, валяй. - по-барски махнул рукой я, вольготно устраиваясь в кресле. - Только смотри не запачкай мне ковёр. - добавил я.
  -- Тебя смущает мой вид? - искренне изумилась Тъэерзыав'А. - Хотя с другой стороны я гостья, к тому же незваная. С этими словами выставка отходов общества зари третьего тысячелетия медленно вспучилась горбом, задвигала всеми своими немыслимыми частями тела, стремительно обретая очертания человеческой фигуры.
   Причём весьма женственной. Причём весьма хорошенькой.
   Это превращение не вызвало абсолютно никакого движения в Астрале, как и при волшбе Гильгамеша. Но в её случае всё объяснялось просто - способность к трансформации у Свободных была природной и не имела к манипуляциям Силой никакого отношения.
   Стоявшая передо мной девушка с серебристыми волосами и тёмно-зелёными глазами, удивлённо разглядывала своё тело. Очень красивое тело. Совершенно не прикрытое одеждой.
   Видимо я покраснел что называется до корней волос, потому что в следующий миг богиня невинно спросила:
   - О, а что тебя теперь стесняет? Отсутствие на мне этого тряпья? Не вижу в нём никакого толку - сейчас не холодно и оно лишь мешает естественному теплообмену.
   Если Шуть И часто нервировал меня своей отдалённостью от дела, то это чудо, похоже, хотело поразить меня своей практичностью.
   - Как у вас, Цельных, всё странно устроено! - с детским восторгом заметила правительница Свободных, с интересом изучая самые пикантные части своего тела. - А это вам для чего?

* * *

  
  -- Но ваша Божественность, - возмутился один из воевод. - Атаковать их - это всё равно что брызгать водой на стену. Только вместо воды будет кровь.
   В тесном, хоть и претендующим на звание королевского, шатре продохнуть было невозможно от всяческих там офицерских чинов. У Ярополка уже болела спина от длительного стояния согнувшись над картой западной части Хормалдии, расстеленной на столе. На карте кровожадными красными стрелками были обозначены маневры его войск, а синими - армий хормалдцев.
  -- Да, - сокрушённо кивнул головой польный гетман Альберт Гольдман, - вынужден признать, что на этот раз пан Бенеш прав. У них десять тысяч пехоты, при чём какой! - не нашим пузанам-рекрутам чета - отборные стрелковые части наёмников-зуавов и бывшая султанская гвардия - янычары. У нас же только семь тысяч на скорую руку обученных новобранцев - всякие там щитоносцы да копейщики. Есть правда ещё хирд Патрика Патлатого, но викингов слишком мало, всего около тысячи, они не смогут прикрыть нас везде. В коннице у них тем более перевес - пять тысяч Восфтхальских Мамелюков против полутора тысяч моих лейб-гвардейцев да пятисот "невидимок" пана Затонского. На ровном месте мы может и выстояли бы. А так...
   Все эти цифры, разумеется, были известны Брацлаву, так что по сути не было никакой необходимости напоминать их. Тем не менее он верил, что у него всё получится. Ведь получилось же всё у Александра Македонского! Чего же тогда у него не выйдет?!
   Более того, он просто обязан чтобы у него получилось, иначе эти пятнадцать тысяч головорезов войдут в тыл к Твержскому и тогда вся его хормалдская кампания окажется под угрозой. А проигранная кампания будет означать утрату народом стимула освобождения от иноземного ига, крах реваншистских надежд; сосредоточение его, народа, внимания на иных, внутренних проблемах, таких как непомерные военные налоги и волюнтаристские реформы...
   Ярик перевёл взгляд на командира "Невидимых".
  -- Пан Тадеуш Затонский?
  -- Это правда, ваш Б'жественность! - отчеканил тот с готовностью. - Мои ребяты надыбали типа брод, но течение там сильно аж до невозможности. В этом месте Урдалья мелкая, но широкая, форсировать её трудно аж до невозможности. К тому же апосле дощей глина на берегах сильно раскисла и задерябаться на противоположный берег, преодолевая сопротивление неприятеля, представляется мне трудным аж до невозможности. Но попробовать можно.
   Эх, если бы они прибыли сюда на день раньше хормалдцев... Они бы окопались на том берегу и уже янычары думали как бы им перебраться через реку и залезть на скользкий берег под градом стрел...
   Война ненавидит словосочетание "если бы".
   "Невидимка" был как всегда предельно честен. Он вообще был удивительно честен для шпиона. У любого другого владыки Тадеуш вряд ли бы состоял в чине выше сержанта, но Брацлав сразу разглядел в этом простоватом (на первый взгляд) и, скажем прямо, глуповатом (снова-таки на первый взгляд) грубом парне редкостный дар, золотым самородком блеснувший под плотным маскировочным слоем грязи. Затонский обладал недюжинным умом и прозорливостью, умел быть бесконечно преданным и всегда по возможности честным. Его люди просто обожали своего заботливого командира, который всегда помнил о своих обещаниях, не рвался к титулам и орденам, и всегда рубил правду-матку в лицо высшему офицерскому составу. Кроме того он был неплохим тактиком и блестяще владел мечом.
   Несмотря на это, любого другого государя наверняка нервировала бы фамильярность и показная неотёсанность манер Тадеуша, но Помазаннику он казался среди воевод и генералов, которые в большинстве своём были редкими снобами, своим человеком.
   - Благодарю за правдивую точку зрения. - кивнул Ярополк. - Ратибор?
   - Я даже и не знаю что сказать. - шумно засопел в седые усы старый воевода. - У меня нет уверенности в Народной армии - новобранцы могут развернуться и резво побежать прочь едва только столкнувшись с элитными частями султаната. Я всё же продолжаю считать, что нам нужно идти обходным путём по мосту в Фир-Зуме на соединение с Твержским.
   Что ж, этого Брацлав и ожидал - старый консерватор не имел уверенности не в чём новом. Несмотря на это к присвоенному ему новому чину, как и к титулу герцога он отнёсся с большим энтузиазмом. А то что регулярная армия может набираться не из профессиональных солдат или из военной аристократии, а из простонародья у старика попросту в голове не умещалось. Юноша тяжело вздохнул. В преданности Ратибора ему не приходилось сомневаться, но судя по всему ему уже пора на покой. Тем более, что герцог, судя по всему не принял (в глубине души) не одно из новаторств Помазанника Божьего. И это не удивительно - он принадлежал к уходящей эпохе и ему не место было в войсках нового образца. Да и вообще к ренегатам Ярик относился настороженно. Ладно, пусть дедуган натаскает Народную армию хотя бы в треть так хорошо, как когда-то королевскую гвардию и отправляется на покой.
   - Этот вариант даже не обсуждается - нам ни за что не поспеть на соединение с Твержским до того как янычары соединятся мурзой Маэд киль Пафметом, и получат шанс разбить нас с Твержским по частям. Мне надо задержать их любой ценой и спрашиваю лишь вашего совета в том как нам лучше это сделать.
   Старый воевода был явно не согласен со своим сюзереном, но прямо возразить не осмеливался. И правильно делал - Ярик и так немало сделал для него, когда не отправил на эшафот следом за многими другими высшими военными чинами, которых он признал виновными в Катшевском инциденте (то есть покушении на его голову). Бывший глава Невидимых войск Сигизмунд был обезглавлен, как и множество офицеров и магов "Невидимых", а также немало лейб-гвардейцев - дворян тоже надо держать в кулаке. Исключение составил Альберт - он был слишком дорог Помазаннику и мог принести гораздо больше пользы живым чем мёртвым. И приносил.
   Брацлав сонно потянулся (интересно, когда он в последний раз нормально спал?), и вопросительно взглянул на Венедикта, нового верховного чародея Ценгдански.
   Венедикт был немного занудой, к тому же посвятил себя изучению инертной церемониальной магии, от которой было мало толку в стремительной схватке. Маг не владел боевыми заклятьями стихийных волшебников, однако его, с первого взгляда вполне невинная ритуальная ворожба имела в своём распоряжении куда более смертоносные силы. Психомант (так назывались колдуны, которые специализировались на роботе с духами, элементалами и прочей дрянью - от древнеторхенского слова "психо" - "душа") продемонстрировал своё страшное искусство при штурме Авь-Каразева - сонмы вызванных им из преисподней призраков-кровопийц подействовали лучше самых хороших осадных орудий и стенобитных заклятий. К сожалению этот вид волшебства отнимал массу времени и сил, не говоря уже о экзотических ингредиентах, вроде слёз младенца, укушенного гадюкой и не мог конкурировать со стереомантией (стихийной магией). К тому же многие люди совершенно оправдано считали его богомерзким. Именно поэтому Венедикт сбежал из Грамеранга в числе первых, особенно если учесть, что судя по слухам чародей баловался и некромантией.
   Конечно в бою он не мог заменить Мартина Кёнинга, но юноша увидел в этом немолодом уже волшебнике немало достоинств, которые с лихвой покрыли медлительность его волшбы и противный характер. Венедикт обладал колоссальным аналитическим умом, что в купе с его даром убеждения и способностью руководить людьми, делал его практически бесценным. Кроме того, он был единственным магом пятого разряда, согласившимся пойти на службу к ценгданскому узурпатору, а чародеи не желали признавать над собой никого, кто был ниже их по уровню колдовства. К этому следует добавить, что боевая магия, в виду её травмоопасности, вообще была у кудесников не в почёте, а уж затащить чародея, да ещё и талантливого, на войну было по силам только крайне волевому администратору - те очень дорожили своими жизнями предпочитая разгонять градовые тучи зажиточным крестьянам, показывать фокусы дворянам или же лечить дворянских же богатеньких детишек. Каждый ведь ищет лёгкий кусок хлеба. А на войне один маг начинает плести заклинание, которое должно существенно навредить вражеской армии, а в ответ ему в стане соперника другой волшебник начинает творить свои контрчары; третий волшебник стремится помешать второму и начинает колдовать ещё что-то своё; четвёртый старается влить дополнительные силы во второго и так далее... Пока они наконец что-то родят из своего противостояния, бой будет уже сыгран и вражеские солдаты врываются в заклинательный покой и рубят чародеев проигравшей стороны, обессиленных магической войной, в капусту. В общем работёнка мало привлекательная. Как следствие, в боевые маги идёт, как правило, лишь страдающая юношеским максимализмом молодёжь.
   Здравый рассудок и живой ум Венедикта, вкупе с честностью Тадеуша, отвагой Альберта, а также полководческим талантом Твержского и были столпами на которых держалась власть Помазанника Божьего. Он всегда хотел быть уверенным в своих людях. Ведь не зря же говорил Макиавелли: "Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность".
  -- Вы могли бы со своими чародеями замедлить течение реки на столько, чтобы её можно было более или менее безопасно перейти? - в лоб спросил Ярополк.
  -- Урдалья в этом месте действительно очень быстрая, к тому же за сезон дождей она распухла до безобразия. - ударился в туманные объяснения маг, но наткнувшись на выразительный взор монарха коротко ответил: - Да, мы могли бы удерживать реку достаточно долго чтобы обеспечить переправу основной части войска, но уж как вы "выдерябаетесь", как верно выразился пан Затонский, на тот берег, я не знаю.
  -- Вот и ладушки. - криво усмехнулся Ярик.
   Тут в палатку ворвался Патрик Патлатый, словно собака блох стряхивая с себя стражников, а ведь в Невидимых войсках слабаки не служили. Патрик был хёвдингом, то есть вождём, которого избрали его собственные люди, в отличие от ярлов и конунгов, которые наследовали свой титул, и потому он пёкся о своих воинах прямо-таки по отечески.
   Как этикет, так и политика требовали немедленно казнить дерзкого морехода. Но Брацлаву тот сразу пришёлся по душе и он был готов простить вервульфцу то, что не сошло бы с рук другому. К тому же настропалять против себя викингов накануне боя было бы мягко говоря глупо.
   - Присаживайтесь, хёвдинг. - как ни в чём не бывало сказал Помазанник Божий. - Совет уже закончился, но я с удовольствием выслушаю вашу точку зрения, тем более, что вы похоже не самый глупый из собравшихся за этим столом.
   Для жителя любой другой страны это было бы оскорблением, но юноша слышал про манеру похвалы суровых воителей Вервульфьего архипелага: назвали не последним - значит признали первым. Похоже кроме Ярика из присутствующих это знал только сам Патрик. К неожиданной похвале он отнёсся настороженно.
  -- До меня дошёл слух, что ты хочешь ценою наших жизней купить себе победу, положить нас всех, чтобы дать возможность своим людям переправиться через реку. - схватил быка за рога белокурый гигант. - Я не из робкого десятка, да и ребята из моего хирда тоже не трусы и до драки охочи. Но в мясорубку я их не пошлю - их жёны ожидают их домой живыми и с добычей.
  -- Можешь не беспокоиться, хёвдинг. - Ярополк мягко улыбнулся, намеренно подчеркнув слово "хёвдинг", словно ткнув того носом в то, что тот не обратился к нему по титулу. Причём это было сделано явно не случайно - не дураком, не грубияном Патрик не был. Помазанник Божий не стал унижать викинга - зачем обижать хорошего человека, пускай и язычника. - В мясорубку пойду я.

* * *

   Мутную, зеленоватую поверхность Урдальи пузырил мерзкий моросящий "слепой" дождь. Только сейчас Ярик понял почему его называют в народе "слепым" - гадкое явление природы словно бы ослепло и не видело, что во всю шпендиляет солнце. Впрочем, хоть это небесное светило и сияло как многокиловатный прожектор, тепла от него было чуть и поэтому вода в реке была офигенно холодная.
   План Брацлава был прост в той же мере сколь и гениален. Первыми через реку должны были переправиться лейб-гвардия и Невидимые войска. Авангард должен был завязать беспорядочную кавалерийскую схватку, давая возможность форсировать Урдалью хирду Патрика Патлатого. Мореходам было не привыкать к переходам через бурные реки, так что со своей задачей они должны были справиться быстро. Затем кавалерия вместе с викингами должна была удерживать берег до тех пор, пока через реку не переправлялось достаточное количество новобранцев Народной армии, чтобы можно было попытаться разбить хормалдцев.
   На бумаге этот план выглядел вполне приемлемым, но сейчас он всё больше и больше казался юноше дерзкой авантюрой. Сидя верхом на борющемся с могучим течением жеребце Ярополк прикидывал ещё и то правильно ли он сделал, что решил возглавить эту сумасшедшую атаку. Он конечно не собирался быть в первых рядах, но и сам факт того, что он находится в авангарде доставлял ему немало неудобств. Это в добавок к тому, что он уже промок до нитки и в обоих его сапогах хлюпает холодная вода. Ещё месяца два назад Ярик бы посчитал бы для себя подвигом уже только то, что он верхом на коне пересекает такую широкую и бурную реку, а ведь ему ещё предстоит оказаться в самом эпицентре кровавой сечи.
   Помазанник Божий не столько боялся смерти, сколько боялся подвести своих ценгданцев, а ещё больше он боялся быть опозоренным и осмеянным. Ведь он-то и на лошади толком ездить не умеет, а биться ему предстоит не с кем-нибудь, а с Восфитхальскими Мамелюками - сливками султанской конницы.
   Но ведь Юлий Цезарь сам водил свои легионы в бой! И русские князи тоже всегда были на челе своей рати!
   Перед семнадцатилетней Жанной д'Арк дрожала вся английская армия! Так чем он хуже?!
   Пускай его порубают в капусту, но никто не скажет будто правитель Ценгдански, как последний трус прятался за чужими спинами!
   Ярик гордо вскинул подбородок. Затем украдкой оглянулся по сторонам (никто ли не смотрит?) и высморкался в подол своего роскошного плаща (ещё одно серьёзное неудобство, которое он вынужден был терпеть - это двадцатикилограммовые доспехи - мало того что тяжёлые, так даже сопли рукавом не вытрешь!). Вдруг как из-под земли прямо перед ним вырос Тадеуш.
   - Чтоб тебя черти грызли! - вздрогнул от неожиданности Брацлав. - Зачем же так подкрадываться?
   - Насчёт чертей, то скорее всего так и будет. - криво ухмыльнулся Затонский. - Я просто хотел дать вашей Божественности один маленький совет. - он нагнулся к самому его уху так чтоб никто не слышал. - держите спину ровней и не обхватывайте икрами тело коня - держитесь только коленями, а ниже ноги пусть свисают свободно.
   С этими словами он растворился в окружающей Ярополка толпе телохранителей, адъютантов и оруженосцев столь же внезапно сколь и появился. Юноша скептически хмыкнул, но про себя решил придерживаться этого совета.
   Помазанник поправил перевязь с мечом и поставил ладонь козырьком, чтобы лучше разглядеть отряд Альберта, который переходил реку метрах в ста правее. Вот уж кто подходит к роли национального героя! Польный гетман ехал на своём огромном чалом жеребце, о чём-то весело переговариваясь с окружающими его лейб-гвардейцами. При росте два метра, косой сажени в плечах, в своих воронёных доспехах с непокрытой головой, увенчанной спутанной гривой каштановых волос и огромной шипастой булавой (не имевшей никакого отношения к другой, гетманской, которую он носил небрежно запихнутой за пояс) он выглядел весьма эффектно.
   Ярик мысленно одёрнул себя. Зависть - это очень плохая вещь. К тому же и он сам не лыком шит. И если Господь не покинет его в этом сражении о нём скоро быть может будут слагать песни. И не придворные поэты-лизоблюды, а народ. А если сейчас он смалодушничает и повернёт назад, сказав своим людям, чтоб они переправлялись и сражались без него, то в решающий момент они точно так же дрогнут и побегут. Ведь какой полководец такое и войско. А если они побегут, то вражеская армия, которая похоже была на данный момент самым боеспособным хормалдским войскформированием может зайти в тыл Конным бригадам и Королевской Рати.
   А тогда на Ценгданске можно будет ставить жирный крест.
  
  

* * *

  
  
   На том берегу их уже ждали. Там столпилось по меньшей мере несколько тысяч конников, а вот пёстрых халатов лучников-зуавов (кроме того они носили смешные пёстрые же штаны с отвисшей мотнёй а-ля "семь насрали один носит", которые также назывались "зуавы") к счастью было довольно-таки мало. Должно быть хормалдцы до последнего не верили, что ценгданцы решаться форсировать реку. Зато похоже, что против них бросили всех Восфитхальских Мамелюков, что имелись у врагов под рукой. Будучи лёгкой кавалерией они выглядели не слишком грозно в своих расшитых золотом лимонно-жёлтых кафтанах и белоснежных тюрбанах, в которых было бы в пору идти на парад. Но стоило глянуть на длинные копья, которые они сжимали в руках и хищные кривые сабли-шамширы на поясе, как все сомнения в их боеспособности тут же куда-то улетучивались.
   Мамелюки, ряды которых пополнялись из пленных мальчиков Пардаги и Ценгдански, взращенных в вере и обычаях Хормалдии, не ведали в своей жизни ничего кроме войны. Интересовались они только лошадьми, оружием и воинскими подвигами. Мамелюки продвигались по служебной лестнице не за счёт знатности и богатства, а исключительно за счёт личных качеств. На обширных просторах хормалдского государства не было конницы способной сравниться с ними.
   И всё-таки как не сильны были Мамелюки в открытом бою им перед тяжеловооружёнными рыцарями лейб-гвардии не устоять. Вот только бой предстоял не открытый - им ещё предстояло карабкаться по скользкому глинистому берегу, что прикрывал восфитхальцев лучше целой системы укреплений.
   Но зуавов было довольно-таки мало и это вселяло надежду - Ярика совсем не прельщала идея лезть на этот чёртов утёс под градом стрел. Враги полагали, что даже если его армия и решиться на этот безрассудный маневр, то Мамелюки сумеют одним ударом смахнуть его войско обратно в реку, словно крошки со стола. Помазанник Божий надеялся, что они заблуждаются.
   В это время передовые ряды его отряда подошли на расстояние выстрела и в них полетели сначала одинокие и робкие стрелы, пущенные из коротких, но удивительно мощных луков хормалдских стрелков, а затем стрелы полились настоящим дождём. Пошла жара! Первая шеренга, умывшись кровью, отпрянула было назад, но тут же упрямо попёрла буром вперёд. Закрываясь щитами от туч стрел и чертыхаясь лейб-гвардейцы продвигались к цели. Течение внезапно усилилось (не иначе как что-то куралесили маги - вражеские или собственные это Брацлав обязательно выяснит позже, и если свои - воздаст горе-кудесникам по заслугам) и начало сносить людей и лошадей. А вода вокруг уже прямо-таки бурлила от вражеских стрел - свою немногочисленность зуавы компенсировали удивительной скорострельностью. Что ж, у Ярополка найдётся чем им ответить.
   Задние ряды закованных в сталь с головы до ног рыцарей расступились, пропуская вперёд шеренги конников Невидимых войск. В руках у них вместо копий были арбалеты.
   Судя по всему хормалдцы сразу даже и не поняли что произошло. И не мудрено - при всём своём желании они не могли достаточно быстро отреагировать на этот отточенный часами тренировок маневр. Слитно и мощно ударили десятки арбалетов, способных с такого расстояния пробить практически любые доспехи. Меткость у них тоже было гораздо выше чем у луков. К тому же в Хормалдии не знали стрельбы залпами и каждый стрелок действовал индивидуально.
   С утёса полетели проклятья, крики раненных, дикое ржание лошадей. Теперь уже вражеское войско отшатнулось назад, но тут же вернулось на брошенные было позиции, резонно решив, что так быстро ценгданцы перезарядить самострелы не успеют.
   Они и не успели.
   Первые ряды "невидимок" произведя залп развернули коней и направили их за самый задний ряд для перезарядки (процесс натягивания тетивы на арбалете с коловоротом, как известно отнимает довольно-таки много времени). На смену им сзади подоспели новые всадники с заранее заряженными арбалетами.
   Новый залп начисто смёл первые ряды оторопевших хормалдцев. Вторая партия "невидимок" развернула своих лошадей и поскакала по кругу, в головокружительной карусели.
   Лейб-гвардейцы испустили дружный боевой клич и с новыми силами двинулись вперёд, мало-помалу набирая обороты. Конноарбалетчики выстрелили в третий раз и начали быстро перезаряжать свои самострелы. Ряды, которые первыми отошли в тыл, в свою очередь всё ещё не успели зарядить свои арбалеты и теперь тяжёлая кавалерия оказалась без огневой поддержки. В воздухе коротко и зло засвистели вражеские стрелы. Не обращая на них внимания первые рыцари начали подниматься по скользкому глинистому склону.
   - Бр-р-ра-а-ацла-а-а-а-в! - загремел вновь над Урдальей грозный клич лейб-гвардии и она топча трупы собственных соратников, сраженных стрелами зуавов шла вперёд.
   Юноша, которому передался общий боевой запал, поудобнее перехватил пику с королевским вымпелом и пришпорил своего жеребца.
   Когда первые воины авангарда поднялись почти до середины, им навстречу покатились огромные валуны, скинутые восфитхальцами. Подпрыгивая и разбрызгивая жидкую грязь они пронеслись почти через весь отряд ценгданцев, убивая и калеча всех подряд. Авангард вздрогнул, словно одно большое раненное существо, которое оказалось перед выбором: бежать или сражаться?
   Бежать или сражаться?
   Только не бежать!
   Ярик поднял своего коня на дыбы (при этом он чуть с него не навернулся - ну и пусть - зато красиво и впечатляюще!).
   - Бр-ра-ацла-а-а-а-ав! - заорал он срывая горло. Более всего он боялся, что его патетический призыв к атаке останется попросту незамеченным (клич этот, кстати, придумал не он, а Нестор. И дело тут не только в личных амбициях - такой клич удобно орать - что-то вроде нашего "Ур-ра-а-а!" или "Бар-ра-а-а-а!" римских легионеров). На мгновение юноше кажется, что вокруг него искажается пространство-время.
   - Бр-р-ра-а-а-а-ацла-а-а-а-а-ав! - подхватывают его крик почти полторы тысячи лужённых глоток.
   Лейб-гвардия гордо вскидывает голову и начинает упорно карабкаться наверх; Невидимые войска залп за залпом угощают противника калёным железом.
   Ярик очумело крутит головой вокруг. Ему в глаза бьёт солнце, тысячами блик отражающиеся от доспехов и оружия окружающих. Люди, кони, знамёна - всё кружится перед глазами Помазанника словно в сумасшедшем калейдоскопе. Его конь дико таращит глаза, роняет хлопья пены изо рта, но всё равно лезет вверх меся копытами грязь пополам с кровью. Эйфория от того, что ему удалось пробудить бойцовский дух в своих рыцарях куда-то быстро улетучивается, когда до Брацлава доходит сколько же крови вокруг него. Ни в одном голливудском боевике он не видел её столько. Причём там была не только яркая, любимая киношниками артериальная кровь, но и страшная, тёмная, цвета концентрированного вишнёвого компота, венозная. А вниз по реке плывут изуродованные трупы...
   О, силы небесные, что он здесь делает?!
   Но тут Ярополку вскоре стало не до пространных размышлений. Потому как неожиданно для себя он обнаружил, что он вместе со значительно поредевшими рядами передовой приближается к вершине утёса, и что те кто спереди уже во всю громят спешно покидающих свои позиции зуавов. Вот уже ценгданцы оказались на относительно ровном участке. И тут-то наконец Восфитхальские Мамелюки и показали свою настоящую силу. Клин вражеских конников лавиной врезался в группу лейб-гвардейцев. Копья Мамелюков короче, чем длиннющие пики рыцарей, но благодаря разбегу разили куда более смертоносно. Помазанник Божий и охнуть не успел, как хормалдцы смяли первую линию вырвавшихся вперёд ценгданцев и оказались в опасной близости от него самого.
   Во всяком случае беспорядочной кавалерийской схватки он добился. Отлаженный до мелочей бой быстро превратился в суматошную схватку. Вокруг ржали кони, кричали люди, грозно лязгало оружие. На берегу Урдальи образовался небольшой шумный ад, эпицентр которого пришёлся как раз на Ярика. И не удивительно - в бою солдаты всегда пытаются дотянуться до вражеского вождя. Надо было не ввязываться в эту драку, отсидеться на том берегу, присматривая за переправой пехоты...
   Брацлав беспощадно задавил в себе голос трусости, притворявшейся гласом рассудка - его воины нуждались в моральной поддержке, а что может быть лучше, чем присутствие рядом лидера?
   Но это имело и обратную сторону, так как юноша всё яснее и яснее осознавал, что выйти из этой сечи живым у него есть ничтожно мало шансов. Ведь у него нет ни опыта, не соответствующих навыков выживания в той бойне, которой для него выглядел бой конницы. Прикрывший его своим телом молодой щитоносец (или оруженосец - Ярик не слишком хорошо разбирался в окружающей его своре подручных) из "невидимок" с хрипом повалился с коня с чудовищно рассечённым саблей лицом. Помазанник подался назад и наседавшего на него восфтхальца зарубил один из рыцарей. Ярополк поправил сбившийся набок шлем (забрала он не опускал, иначе тут же оказывался в душегубке, сквозь которую не смотреть не дышать с его точки зрения было невозможно) и едва увернулся от нацеленного в него копья. Удар, предназначавшийся ему, пришёлся между ключиц находившемуся рядом знаменосцу в роскошных полированных доспехах. Тяжёлый штандарт с серебряным ценгданским грифоном на голубом поле упал в грязь. Его штандарт. Брацлав не стал менять королевский герб полностью, лишь добавив в правом верхнем углу маленький серебряный крестик. Точь-в-точь такой же, как тот, что висел сейчас у него на шее. Что означал этот знак с точки зрения геральдики (как и то, что правый верхний угол был на самом деле левым - на гербе право и лево определяются не от лица смотрящего на него, а от самого герба) Ярик не знал. Да это и не было ему интересно.
   Всё его внимание было обращено на знамя его страны, валявшееся в мерзкой луже.
   С рёвом Помазанник Божий выбил пикой из седла Мамелюка, что за миг до того прикончил его знаменосца. Казавшаяся несокрушимой пика сломалась под весом падающего тела, больно вывернув перед этим юноше руку. Отбросив надломленную пику, он выхватил из ножен свой полосатый клинок. Краем глаза монарх увидел, что его штандарт подхватил один из лейб-гвардейцев. Навстречу Ярику кинулся конный восфитхалец, размахивая над головой шамширом. Брацлав легко ушёл от удара и, привстав на стременах, со всей дури рубанул сам. Острое как бритва лезвие его великолепного меча разрубило тело очумевшего Мамелюка до самого таза. Кровь брызнула на Ярополка так, словно ею в него плеснули из ведра.
   Не утруждая себя даже тем чтобы вытереть её с лица, Помазанник с диком криком на губах вломился в стройные ряды противника, рубя направо и налево. Свирепые взмахи меча, который с лёгкостью разрубал и кольчуги, парчовые одежды Мамелюков, заставили отступить даже самых отчаянных. В такой сутолоке длинные пики были бесполезны, а против саблей и шашек Брацлав рубился куда как мастерски, оставляя за собой заметную брешь.
   Воодушевлённые примером вождя рыцари ринулись вслед за ним ожесточённо колошматя всё живое, что не было в цветах Ценгдански. Кривые мечи хормалдцев отскакивали от щитов и лат, словно от валунов, неуязвимыми казались и защищённые доспехами лошади.
   Считавшиеся непобедимыми Восфитхальские Мамелюки пятились перед яростью и отвагой лейб-гвардии.
   Жаль, что так хорошо дела обстояли не на всех участках берега. Высадившийся немного правее Альберт со своими вояками не мог продвинуться вглубь и на десять метров, останавливаемый огромными пиками вражеских кавалеристов.
   Ярополк развернул своего жеребца, собираясь двинуться гетману на помощь, но продвигался он ужасающе медленно - Мамелюки были не из тех, кто легко сдаёт свои позиции. Помазаннику Божьему осталось лишь бессильно наблюдать, как Альберт внезапно оказался отрезанным от своих лейб-гвардейцев и остался в полном окружении. Рослого торхенца взять было не просто даже наседая на него вшестером. Он поднимал на дыбы своего гигантского чалого жеребца, который молотил хормалдцев боевыми подковами, яростно отмахиваясь от нападающих своей пудовой булавой. Вот гетман проломил череп одному, размозжил бедро другому, широким взмахом отбил коварный удар в спину, обратным движением вышиб из седла третьего... Затем огромная фигура закованная в воронёные доспехи повалилась на землю и ряды восфитхальцев сомкнулись над ней.
   Брацлав закричал так, будто это он, а не Альберт погибал сейчас под копытами лошадей и вихрем вломился во вражеский строй. Но тут в воздухе свистнула шальная стрела, пущенная каким-то не слишком метким зуавом, и воткнулась его коню в горло. Тот дико захрипел и встал свечкой, скинув с себя своего наездника. Наездник сей смачно шмякнулся в грязь и ещё более смачно выругался. Гадкая желтоватая жижа мерзко чавкала между пальцами рук, когда он, ослеплённый бьющим прямо в лицо солнцем, пытался нащупать свой меч. Затем раздалось оглушительное ржание и над Яриком тучей нависла вставшая на дыбы лошадь какого-то Мамелюка. А может быть это и кто-то из своих - юноша мог видеть только чёрный силуэт, окаймлённый солнцем. Затем последовало суматошное мелькание конских копыт и бабок прямо у него перед лицом. Потом подкова звонко стукнула Брацлаву о голову и он медленно осел лицом в месиво из крови и глины.
   А что было потом Ярополк уже не видел.
  

* * *

   Вконец запутавшись в происходящем я решил спросить совета у Геракла. Во всех тридцати государствах творилось нечто ужасное. В ином случае я бы не стал навязываться Гильгамешу в гости. Сперва я хотел вызвать его прямо во дворец, но затем вспомнил, что судя по неписаным правилам Пантеона это будет неэтичным. Во всяком случае и Шуть, и та богиня Свободных сами являлись ко мне. Причём наверное было признаком хорошего тона прийти в обличии сходным с обличаем хозяина (точнее в обличие существа того же вида что и хозяин - поправил я себя). Настоящего вида Тора я никогда не имел счастья видеть (меня брали сильные сомнения, что он в действительности гуманоид), но я полагал, что тот не обидится на меня, если я приду к нему таким, каким я был.
   К тому же в Пантеоне гостям судя по всему вполне можно было являться незваными, поэтому я не стал себя утруждать себя лишними церемониями и просто пожелал оказаться там, где сейчас должен был быть Геракл. Перемещение видимо произошло в тот момент, когда я мигнул, так как я сам не заметил, как очутился в просторном, оббитом бордовой замшей кабинете.
   Его явно строили в приступе гигантомании, но я не стал упрекать в этом Геракла. Во-первых, я и сам был хорош и часто создавал неестественно большие помещения. А во-вторых, великан терпеть не мог тесноты и при его габаритах эту нелюбовь можно было понять.
   Стены были увешены разнообразнейшими чешуйчатыми и мохнатыми шкурами невиданных животных, всяческими рогами, бивнями и черепами, так что у впервые попавшего сюда складывалось впечатление, что он попал в музей естественной истории. Попадались даже целые чучела неведомых мне тварей. Эти импозантные трофеи чередовались с диковинными гобеленами, на которых были изображены баталии, что не могли привидеться в бредовом сне самому отчаянному из пациентов психушки. Некоторые из них к тому же двигались, по полотнищам внизу них бежали неведомые землянам пиктограммы.
   На мощённом странным зеленоватым камнем полу возлегала неправдоподобно огромная белая пушистая шкура чудовища не известного не одному бестиарию. Интересно, как это Сусаноо уделал эдакую громадную гадину - шкура монстра покрывала пол чуть ли не всей комнаты, а та была размером с небольшой ангар для самолётов. Окон в кабинете не было. Да в них и не было нужды - его освещал невиданный сферообразный светильник, что висел в нескольких метрах от пола (как он висел я понятия не имею, так как не было видно ни опорных конструкций, ни магии его поддерживающей), который лучился мягким приятным глазу светом не отбрасывающим тени.
   В громадном застеклённом стенде на распорках и пюпитрах хранились все самые возможные и невозможные виды оружия. Диковинные клинки чередовались с лазерными пистолетами; духовые ружья - с ручными пулемётами; примитивные пращи - со снайперскими винтовками с наворотами, которые даже и не снились Пентагону; бронзовые топоры и фараоновские треугольные луки - с ещё Бог весть чем, совершенно не похожим на поделки людей с планеты Земля. Под каждым предметом правда находилась латунная табличка с названием, но большинство из надписей были на неведомых моему миру языках.
   Далее громоздились книжные шкафы размером с морской контейнер, сделанные из какого-то диковинного иссиня-чёрного дерева. На их полках толпились здоровенные пергаментные фолианты и тонюсенькие бумажные брошюрки вперемешку со свитками папируса, аудио- и видеокассетами, дисками и дискетами, глиняными и деревянными навощенными дощечками и ещё какими-то разноцветными кристаллами и полусферами, тоже явно служащими для накопления информации.
   В лицо дул приятный ласковый ветерок. Кстати, вторая причина ненадобности окон заключалась в том, что во всех пяти углах комнаты висели непонятные толи механизмы, толи живые существа, мерно помахивавшие слюдяными крыльями и создававшие прохладные потоки воздуха. Эти штуковины живо напомнили мне анекдот о том, что первым кондиционером был Карлсон, застрявший в форточке.
   Возле стенда с оружием стоял массивный стол из драгоценного палисандра, на котором кучей лежали самые разнообразные приборы и приспособления, из которых я узнал только компьютер. К столу был придвинут обтянутый ярко-оранжевой кожей какого-то ящера вращающейся стул, на который можно было бы усадить средних размеров верблюда.
   Посреди комнаты стоял огромный хрустальный аквариум, габаритам которого позавидовали бы иные бассейны океанариумов. В прозрачной, подсвечённой салатным воде среди зарослей причудливых водорослей гордо скользили пёстрые аквариумные рыбки, но так как мои познания в области ихтиологии оставляли желать лучшего я не мог сказать являются ли они непривычными для аквариумов моего родного мира. А среди миниатюрных руин сказочного замка лежало оно.
   Если бы не поднимающаяся от неё цепочка пузырьков я бы пожалуй даже и не заметил бы её. Сначала я подумал, что это какой-то диковинный компрессор, но затем быстро понял, что это не так.
   Среди камней на дне лежала гигантская, размером с ковш экскаватора голова. Живая, грозно двигающая огромными клыкастыми челюстями. Кроме того она была наполовину сделана из золота. У башки была золотая нижняя челюсть, золотые зубы, лоб венчали несколько небольших золотых рожек. Золотым же был и левый глаз чудища. По нефритово-зелёной коже струились разводы того же благородного металла.
   Геракл появился беззвучно и совершенно неожиданно. Дверь, словно бы из ниоткуда взявшаяся в стене, мягко повернулась на хорошо смазанных петлях и тут же захлопнулась, причём на поверхности тёмной замши не осталось и следа.
   Великан молча зашёл в комнату, словно и не удивляясь неожиданному визитёру. Незаметным движением скинул с себя прямо на пол кожаный плащ, покрытый какой-то зеленоватой слизью и резко пахнущий аммиаком. Или, проще говоря, страшно смердящий дерьмом.
  -- Что это? - спросил я вместо приветствия, указывая на скалящуюся в аквариуме башку.
  -- Ах, это. - небрежно махнул рукой полубог. - Это гидра.
  -- Гидра? - тупо переспросил я.
  -- Лирнейская гидра. - кивнул Гильгамеш.
  -- Но разве ты её не убил?
  -- Похоже ты не важно знаешь мифологию. - покачал головой гигант, так словно это незнание было восьмым смертным грехом. - Впрочем она у вас, людей, всё равно запутана и далека от истины.
   Тор подошёл к аквариуму и побарабанил пальцами по стеклу. Кошмарная голова сделала немыслимый прыжок (и как это ей удалось без каких-либо опорно-двигательных органов?), с силой врезавшись в эту тонкую прозрачную преграду. Я живо представил себе, как разлетаются во все стороны острые как бритва осколки, многокубовым потоком вырывается из своего узилища вода, а за одно с ней и эта клацающая золотыми зубами пасть. Как она впивается в кричащего и падающего на пол богоподобного, со звериным урчанием терзает его плоть, а затем начинает скакать за мной по всему кабинету, будто чемодан из мультика "Ну, погоди!" за Волком. А я бестолково мечусь по комнате и не могу найти дверь...
   Ничего подобного, разумеется, не произошло. Удар, способный пробить бронированный борт атомной подлодки, не оставил на хрупком стекле не малейшей трещины. Жуткие золотые клыки бессильно скользили по тонкой прозрачной преграде, не в силах даже поцарапать её, хотя были способны жевать алмазы как сахар. Затем чудовищная башка медленно сползла вниз, тяжело бухнувшись на выложенное галькой дно.
  -- Согласно легенде, - как ни в чём не бывало продолжал Геракл, - у гидры было девять голов. Восемь из них славились тем, что если отрубить любую из них, то на её месте тут же вырастает две новых. Но это ты, наверное, знаешь. С помощью одного невероятно запутанного и сложного заклинания, которому я научился за время своих странствий, мне удалось перебороть эту милую регенерацию (в мифе сказано, что место, где только что росла голова надо прижечь огнём, и тогда всё будет путём - пусть греки считают так, это будет куда проще для их восприятия чем правда). Но это всё мелочи. А вот девятая голова гидры была бессмертной. Уничтожить её могло, пожалуй, лишь совокупное усилие всего Воинства Господнего. В легенде, впрочем, и с этой проблемой я расправился быстро и просто. Закопал богомерзкую головищу в землю, да для пущей надёжности привалил сверху каменюкой покрупнее. Поступи бы я так, то она бы выкопалась и набросилась на меня снова прежде чем я отошёл бы на десять шагов от её могилки. На самом же деле я забрал голову гидры с собой, в свой мир. Как гласит древняя мудрость: "Держи друзей под рукой, а врагов ещё ближе".
  -- Но как тебе удаётся удерживать это в стеклянной банке? - поразился я, как завороженный глядя на гидру. Когда она накинулась на стенку аквариума меня чуть удар не схватил, а ведь я не спасовал и перед царём Некрополя. И не мудрено - она была смертью, а смерть была ею. Вряд ли даже бог был способен устоять перед ней в открытом бою.
  -- У меня есть немало очень влиятельных друзей, причём не только из членов Пантеона. - пожал плечами великан. - С их помощью мне удалось создать это узилище, которое, кстати, неплохо вписывается в интерьер моего кабинета. Уверяю тебя этот аквариум защищён заклятьями, распутать которые не под силу даже объединённой мощи всех богов.
  -- А она рыбок не жрёт? - сморознул я.
  -- Рыбок? - переспросил Геракл. - А, ты про этих... Это призраки, убить которых ничуть нелегче, чем саму гидру. Да ты садись, не стой как столб.
   Я послушно уселся на мягкий чёрный диван, размером с хороший лимузин, мгновенно утонув в нём едва ли не по уши. Гильгамеш предпочёл устроиться на прозрачном хрустальном кубе, в который были вмурованы десятки каких-то магических амулетов и талисманов. На волшебное хранилище грозных артефактов он уселся словно на самый заурядный пуфик.
   - Можно что-нибудь сделать с этой дрянью? - поинтересовался я покосившись на покрытый какой-то мерзостью плащ.
   - Сию секунду.
   Один взмах руки и тот стал сморщиваться, съёживаться, словно опалённая пламенем бумага. Но он не горел. Плащ медленно, но уверенно отправлялся в небытие. Когда же от него не осталось ничего, странные существа-автоматы затрепетали своими тонкими крыльями изгоняя вонь в открывшиеся в стене отверстия.
  -- Это не мой родной мир. - словно бы оправдываясь сказал Сусаноо. - Он необитаем, во всяком случае на нём нет разумных существ. Я уже несколько устал от надоедливых смертных с их глупыми просьбами и потому переехал (не так давно - пару-тройку сотен лет назад) на эту планету. У покоя есть и обратная сторона - этот мир имеет крайне неспокойную атмосферу, состоящую к тому же из смеси самых невообразимых газов, аммиак и метан среди которых являются самыми невинными. Я создал купол, под которым хранится кислородная атмосфера и который защищает мою усадьбу от постоянных бурь и немыслимого давления. Но если мне нужно покинуть его пределы, я вынужден путешествовать по крайне неприветливой пересечённой местности. Вонь от меня после подобных вылазок исходит нестерпимая. Но полагаю ты пришёл сюда не для того чтоб это выслушивать.
  -- Мне нужен твой совет. - честно признался я. - Я не знаю, что мне делать.
   Тор сразу помрачнел, словно ноябрьская туча.
  -- Пусть меня поцелует ядовитая жаба Пер-Хэона, если кто-то не пытается управлять твоим сознанием. - хмуро изрёк полубог. - Не волнуйся, ты пока ещё не стал марионеткой в чужих руках. Да им похоже это и не надо. Тебя просто воздерживают от определённых действий. Хотя если честно, то я не могу представить, чтоб кто-то мог в чём-то ограничивать бога.
  -- Можно ли с этим бороться? - спросил я, больше всего на свете боясь, что он скажет "Нет".
  -- Это смотря с какой стороны поглядеть. - уклончиво ответил Гильгамеш. - Тебе удалось спасти Машу, хотя это похоже явно шло вразрез с их планами. Не знаю сумеешь ли ты и дальше противостоять этому наваждению.
  -- А что бы ты сделал на моём месте? - с замиранием сердца поинтересовался я.
  -- Я бы превратил Новый Эдем в сверхновую звезду и начал бы всё с начала.
  -- Ты же знаешь, что я не смогу этого сделать!
  -- Можно было бы возглавить войну против Ценгдански, глядишь тогда бы события перестали б развиваться так быстро. По-моему, этот твой Ярик самым непосредственным образом связан со всеми сотрясающими этот мирок проблемами... Нет, не думай, он не виноват в этом всём. Скорее он орудие в чьих-то руках.
  -- Ты считаешь, что мне надо обрушить горы на его армию?
  -- Нет, зачем же такие крайности. - покачал головой гигант. - Я даже не могу с точностью сказать, что Брацлав вершит неправое дело, скорее даже наоборот. Мы можем допустить ошибку, если сочтём его злом. Самым простым решением было бы уничтожить Эдем вместе со всей накопившейся в нём скверной... Но увы - я не имею права принимать решение за тебя.
  -- Может можно сделать что-то ещё? - с надеждой спросил я.
  -- Ну... Как я понял, ты не сможешь просто вернуть своих оставшихся одноклассников домой, вычеркнув всё случившееся из их памяти. - он не спрашивал, а утверждал.
  -- Ты думаешь я не пытался? - с обидой поинтересовался я.
  -- Ну, раз так, то тебе остаётся только одно - попытаться поговорить с Яриком с глазу на глаз, но не обычным образом, а телепатически. Я не одобряю твоего вранья про волю Божью, но тут сгодилась бы и она.
  -- Это я тоже пробовал. - махнул рукой я. - Мне мягко и ненавязчиво показали, что отныне дорога к сознанию Ярополка Брацлава мне заказана. Тем более, что я тоже не хочу больше лгать.
  -- Похвально. - хмыкнул Геракл. - Но ты должен знать, что кроме непосредственного телепатического контакта есть иные пути.
  -- Я попробую.
  -- Да, и ещё. - окликнул меня богоподобный, заметив, что я уже приготовился телепортироваться обратно. - Если то, что сидит в тебе овладеет тобой и когда кончатся твои бывшие школьные однокашники ты возьмёшься за своих нынешних соучеников по лицею, я поставлю твою голову рядом с башкой гидры.
  

* * *

   Ярик бежал по умирающему осеннему лесу и страх гнал его вперёд лучше любого допинга. Он крепко сжимал в потной ладони свой полосатый меч, вот только толку от него в борьбе с тем, что его настигало было аж нисколько. С таким же успехом можно было отмахиваться клинком от несущейся снежной лавины.
   В лесу было абсолютно тихо. Все звери словно бы вымерли. Даже ветер испугано притих и солнце спряталось за серые тучи. Единственными звуками, нарушавшими эту тишину были шелест опавших листьев и хруст веток под ногами бегущего да его прерывистое хриплое дыхание - его преследователь двигался беззвучно.
   Было что-то до ужаса нелепое и дикое в этом лесу с его чёрными деревьями, кое-где прикрывавшими свои нагие стволы тусклым червонным золотом, оставшимся от былого пышного одеяния; горами рыжих листьев, раскисших от недавнего дождя. По лесу всюду крался сизый туман, под ногами иногда чавкала осенняя грязь. А вслед за Брацлавом гналась... Нет, пожалуй даже не смерть - ведь смерть для христианина лишь дорога в иную реальность, - а абсолютный распадок, квинтэссенция разрушения. Природа может сколько угодно играть с мёртвым человеческим телом, тасуя составляющие его элементы как опытный шулер, но до души ей никогда не добраться и гибель это всего-навсего прелюдия к возрождению.
   То же что сейчас преследовало владыку Ценгдански обращало человека в бесповоротное Ничто. Оно было и не Злом, и не Добром, его нельзя было окрасить в белый или чёрный цвет. Не было оно и абсолютной Пустотой, ведь Пустота - она и есть Пустотой - в ней ничего нет и она не может сама по себе причинить кому-либо вред. Да, настигающие юношу (создание? существо? явление?) превращало всё до чего оно могло дотянуться в Пустоту, но оно не было плотью от плоти её и не делало поглощаемое частью своей утробы.
   Ярик наконец откинул прочь бесполезный меч и позволил себе долю секунды передохнуть, обхватив руками шершавый и мокрый ствол умирающего клёна. Затем зло обругал себя за эту передышку и побежал дальше не разбирая дороги. Лёгкие его горели. Сердце билось о грудную клетку с такой силой, что казалось, что оно вот-вот проломит её и вырвется наружу. Ни за какие сокровища мира он не согласился бы обернуться назад, потому что боялся, что увидит там Ничто. Если человеческий мозг и глаз вообще способны воспринимать это самое Ничто.
   Он бежал до тех пор, пока в глазах его не потемнело и он, не заметив предательски кинувшуюся ему под ноги корягу, не свалился в засыпанную опавшими листьями и валежником канаву. Помазанник попытался встать и не нашёл в себе силы даже пошевелиться.
   А его таинственный преследователь уже наступал на пятки. Сделав недюжинное усилие он всё же сумел приподняться. Жаль, он не может встать в полный рост - негоже монарху встречать смерть на коленях...
   - Пригнись!
   Громкий, звонкий крик расколол вязкую тишину на мириады осколков, вспарывая упругие клубы тумана. Ярик послушно упал ничком, да что ещё ему, собственно говоря, оставалось делать?
   Но прежде чем он успел сделать это, ему всё же удалось разглядеть кричавшего. Внутренности его превратились в лёд и ещё много дней спустя ему будет являться во сне это зрелище. Из седого тумана навстречу его преследователю вынырнул... Его бывший одноклассник Тухачевский. Он был одет в свою лицейскую форму с их тёмно-зелёным пиджаком, называвшимся почему-то не зелёным, а цвета морской волны. За его спиной развевался серый плащ, сотканный казалось из туманной завесы. А ещё у него были бледно голубые, словно зимнее небо глаза убийцы, что дважды покушался на жизнь Помазанника Божьего в Катшеве.
   Рукава пиджака "цвета морской волны" и белой рубашки были закатаны, словно он собирался биться с настигающим Ярополка созданием на кулаках, вокруг которых плясали холодные синие искры. Тимур взвился над распростёршимся ниц хозяином Ценгдански, перед которым пластались сотни людей, с лёгкостью перемахнув через трухлявую корягу.
   Когда он сшибся тварью, что оставляла за собой Пустоту, до Брацлава донеслось громкое шипение, словно кто-то плеснул ведро воды в большой костёр. Неведомое существо не выло и не ревело, но ему явно приходилось несладко. Как впрочем и Тухачевскому. В воздухе резко запахло дымом словно там горели влажные опавшие листья, хотя юноша и понимал, что схлестнувшиеся за его спиной противники используют нечто намного более смертоносное чем огонь, пусть даже и колдовской. Это он знал точно, как и то, что вся мощь волшебников Ценгдански по сравнению с той силой, что вкладывали обе стороны в этот бой, это лишь хлопок пугача рядом со взрывом водородной бомбы.
   Наконец всё стихло. Земля на сорок метров вокруг исходила паром и вскоре стала абсолютно сухой. Ярик перевернулся на спину и увидел перед собой простиравшуюся насколько хватало глаз влево и вправо и явно до бесконечности вверх, серо-стальную стену, матово отливавшую в лучах выползавшего из-за туч солнца. Эта стена и была сдерживаемым невидимым барьером идеальным Ничем. Возле неё устало опустив руки стоял Тухачевский, и Брацлав готов был заложить полкоролевства против дохлой кошки, если у того не появилось среди коротко подстриженных ёжиком волос немного седины. Плаща на нём не было и в помине (видимо он остался по ту сторону барьера), некогда аккуратная одежда весела на нём безобразными лохмотьями - пиджак разодран в клочья, галстук каким-то образом развязался и метёт по земле. Ран на нём видно не было, но сам его вид не очень обнадёживал.
   - Слушай меня внимательно. - хриплым каркающим голосом сказал он. - Ты должен...
   Внезапно налетел вихрь. Солнце вновь трусливо спряталось за тучи; серая стена угрожающе выгнулась, невидимая преграда буквально трещала по швам. Ветер схватил охапку опавших листьев, закружился бурым смерчем и налетел на Тимура. Тот закричал так, что у Ярополка волосы встали дыбом. Затем листья полностью облепили его тело рыжеватым ковром и он исчез так же внезапно, как и появился. По глазам Брацлаву ударила вспышка света и он тоже покинул царство осени.

* * *

   Ярик очнулся лежащим на жёсткой конской попоне, постеленной прямо в грязи. Он не сразу понял, что находится не в умирающем осеннем лесу, а на береге Урдальи. То, что он видел находясь в беспамятстве казалось гораздо более реальным чем сама жизнь и юноша всё ещё находился под впечатлением. Над Помазанником Божьим участливо склонилась добродушная круглая физиономия мага-медикуса. Звали его вроде бы Серафим. Или Самуил. Одно Брацлав помнил точно - он был уроженцем далёкого знойного Доусташе.
   - У вас, ваша Божественность, сотрясение мозга. Череп ваш я уже подлатал пока вы были без сознания. - забормотал лекарь, заботливо поправляя свёрнутый у него под головой плащ. - Ваша жизнь вне опасности, но я бы на вашем месте воздержался бы от излишне резких движений.
   Ярик рывком сел, и в следующую секунду понял почему. Всё вокруг взорвалось феерическими красками и поплыло; череп стиснула лапами жестокая боль, да так, что он сразу прочувствовал все его швы.
   - Ничего страшного. - поспешил заверить его целитель. - Боль, которую вы ощущаете, - это в основном побочный эффект заклинания, а не свидетельство вашей увечности. Можете только порадоваться, что обошлось без прямого хирургического вмешательства, хотя некоторые из моих коллег настаивали на трепанации черепа.
   Ярополк осторожно провёл рукой по голове и с облегчением заметил, что она не выбрита на лысо. Устало опустился обратно, но тут же снова вскочил, оглядевшись вокруг. Серафим-Самуил попытался мягким, чисто докторским движением уложить его обратно. С тем же успехом он мог бы попытаться отмахнуться от урагана.
   - Кто победил? - хрипло спросил Помазанник Божий, схватив медикуса за грудки.
   Он лежал в вымытом дождями углублении и обзор его был сильно ограничен глиняными стенками. То же, что он видел давало мало информации о исходе битвы - там горой валялись трупы его лейб-гвардейцев и "невидимок" вперемешку с телами зуавов и Мамелюков. Они покрывали собой весь утёс... Стоп. Утёс. Их что снова откинули к утёсу?
   - Мы победили! - подняв свой взор Ярик увидел, что сверху на него смотрит целая толпа всяких разных людей, среди которых он заметил и нескольких офицеров Народной армии. Значит они сумели-таки переправиться.
   Говоривший, судя по красовавшемуся у него на груди сложному гербу (рассечённый и в первой части скошенный справа), усеянному с одной стороны серебряными тюльпанами, был третьим сыном графа Бельвенского. Не то чтобы Ярополк знал наперечёт все гербы Ценгдански - просто эти тюльпаны сильно врезались в его память благодаря событиям Дворянского Съезда, когда браво вышеупомянутого графа прикончил старого короля. Сам Бельвенский-старший с которым Брацлав имел разговор вскоре после Катшевской революции ему тоже хорошо запомнился. Хладнокровный и расчётливый, с хитрющими глазами. Неприятно осознавать, что ты в некоторой мере обязан этому человеку приходом к власти...
   Помазанник со злостью отмахнулся от воспоминаний. Что было, то было. И впился своими тёмными глазами в ясные серые Бельвенского. Заметив на правой руке парня шеврон хорунжего, он приказал:
   - Доложите, хорунжий Бельвенский.
   - Как только вы отрубились, мы подумали, что восфитхальцы вас прикончили и решили отомстить. Сначала мы прорвались довольно глубоко. Затем на помощь Мамелюкам подоспел большой отряд зуавов. Укрепившись на одной из самых высоких террас, они стали осыпать нас настоящим градом стрел. К тому же хормалдские маги схлестнулись с нашими волшебниками... Да они и сейчас там бьются, но уже не так шибко... Река вышла у них из под контроля и сильное течение сносило людей, как осенние листья, а проклятые лучники обстреливали лезущую нам на выручку пехоту. Мы дрогнули и отступили к самому утёсу. Одно время все думали, что нас скинут в реку, особенно если прибудут янычары. Они так и не появились, кстати, как и большинство зуавов - их прислали едва ли семьсот человек. Но мы-то не знали... Пехота хормалдцев всё это время топала по Султанскому тракту в столицу - пришла весть, что Твержский разгромил-таки мурзу киль Пафмета и поэтому киль Башид решил запереться в Восфитхале. Он надеялся, что Мамелюки смогут удерживать нас здесь ещё несколько дней, пока он будет отходить в столицу, а потом кавалерия быстро бы догнала янычаров и стрелков... Так вот, мы уж решили, что нам конец, как на утёс вскарабкались вервульфцы. Они смогли переплыть реку, несмотря на то что она сходила с ума, и быстро перестроились, пока мы прикрывали их от кавалерии. Северяне пошли в наступление, ударяя мечами и топорами о свои щиты и скандируя "Патрик!". В жизни такого не видел! Восфитхальцы наверное тоже, потому как они дрогнули и подались назад. Мамелюки хотели было зажать нас с флангов, но ребята Патрика построили стену щитов, которой бы позавидовала и "черепаха" торхенских панцирников, и стояли как скала, хотя их одновременно обстреливали с уступов лучники и атаковала конница.
   А потом наши чародеи начали брать верх и река вроде поуспокоилась. Переправились наконец пехотинцы из Народной армии. Именно под их ударами (кто бы ожидал такое от салаг!) отступили Мамелюки. Ударив всеми силами туда, где их строй прогнулся мы разорвали их отряд пополам. Часть нам удалось окружить и уничтожить, но часть прорвалась. Людей при этом полегло и среди "народников", и среди хормалдцев немерено. Его Светлость ясновельможный Ратибор погиб, порубанный Мамелюками.
   Мы стали преследовать разбитого врага и гнали его аж до самых холмов. Там был окопавшийся отряд стрелков, но мы сходу вышибли их оттуда. Остатки лёгкой хормалдской пехоты рассеялись по лесам - "невидимки" и викинги сейчас ими занимаются. Но вот части Мамелюков удалось уйти.
   - А что там у магов?
   Несколько дюжих солдат помогли Ярику подняться и взобраться на самый верх утёса, откуда открывался особенно впечатляющий вид на бой кудесников. Он видимо тем временем разгорался с новой силой. Битва армий уже была сыграна и чародеи теперь явно решили до конца выяснить кто из них искусней в волшбе. С такого расстояния нельзя было разглядеть людей, но вот следы их заклинаний были видны очень даже хорошо.
   Огромный пласт земли вместе с растущим на нём лесом чудовищным оползнем сполз в реку, обнажив голый гранит. В некоторых местах его уже прорезали глубокие трещины, кое где дымились воронки, словно по каменной плоти планеты стреляли из какого-то крупнокалиберного артиллерийского орудия. Волшебники бились разделённые Урдальей, но это их явно нисколько не смущало. Кроме оползня этот берег (здесь окопались факиры Хормалдии) мог похвастаться нависшей над ним тучей (причём в какой-то сотне метров от того места на небе не было не единого облачка), что изливалась злым ливнем с градом и бичевала вражеских магов молниями. На противоположном берегу засели чародеи Ценгдански. Там дела обстояли ещё более катастрофично: плясал чудовищный пожар зеленоватого пламени, то и дело прямо в лагере верных Помазаннику волшебников с рёвом возникал крутящийся хобот гигантского смерча и начинал метаться там, нанося убийственные разрушения.
   Для того чтобы понять какой силы там творилась волшба вовсе не обязательно было быть великим чернокнижником - от магии буквально звенел воздух и вставали дыбом волосы на затылке.
   Вдруг взбурлила вода в реке; в её глубинах открылось нечто вроде окна в океаническую бездну, из которой повалили клубы пара. Внезапно стало тихо-тихо. Из ведущего в неведомые глубины, пугающие своей мрачной синевой, портала быстро поднималась исполинская фигура, состоявшая из перевитых между собой потоков воды, ледяных глыб и струй пара. Венедикт вызвал Хозяина Вод. Чудовищный силуэт грозно маячил вдали, топая гигантскими ножищами по водной глади. Дух Воды воплощал в себе все три её агрегатных состояния и имел над ними абсолютную власть. Даже не будь он наделён этой властью, при своих двухстах футах роста он был способен рвать на куски горы. Как психоманту удалось его призвать Ярик не мог даже представить.
   Хормалдцы, надо отдать им должное, не растерялись. Река под ногами у великана запылала жёлтым пламенем. Хозяин Вод взревел так, что в окрестных лесах с ёлок попадали шишки, но всё-таки двинулся навстречу врагу. В грудь ему тут же ударил разрушительный ураган, в котором плыли нити жидкого зеленоватого огня. Вихрь прошёл словно бы сквозь Водяного, не причинив ему особого вреда. Зато он обрушился на лагерь ценгданских кудесников.
   Те все силы вкладывали в то, что удерживали повелителя одной из самых разрушительных Стихий и потому не смогли вовремя выставить щит против новой напасти.
   И в то же мгновение Дух словно взбесился. Ярик кожей чувствовал, как лопаются удерживающие его заклинания; колдуны стремительно теряли контроль над ним. Вывод из этого напрашивался страшный, но по сути очевидный - удар колдовского урагана пришёлся на чародеев и те не успев создать общую защиту были вынуждены довольствоваться индивидуальными оберегами. Венедикт, державший поводья управления обитателем Глубин, не смог создать и такого слабенького щита. Судя по всему, он погиб, а удержать в узде Хозяина Вод оставшимся не под силу.
   Огромное цунами взметнулось едва ли не до самых небес и ударило по лагерю магов Помазанника, намереваясь покарать прервавших глубоководное бдение Водяного. Хормалдцам, впрочем, повезло ещё меньше - к тем, кто пытался причинить ему вред с помощью мистического огня, Водный Дух относился ещё более недоброжелательно, чем к простым нарушителям покоя.
   Тёмная туча, нависшая над этим берегом, стремительно поседела, помутнела и посыпала крупными хлопьями ослепительно-белого снега. Тут же закрутилась бешенная пурга в которой смутно мелькали чьи-то огромные угловатые фигуры. Брацлав готов был поклясться, что видел мелькнувший в белой мельтешне алый веер крови. Когда он наконец понял кого призвал к себе Хозяин Вод, по его спине пробежали отвратительные мурашки, при чём совсем не из-за холода - ещё Мартин рассказывал ему о странной волшбе шаманов Ледяных Земель, которые были способны вызывать из Нифльхейма чудовищных ледовых троллей. От этих тварей, живущих в самых древних и холодных ледниках (и не имевших, кстати, ничего общего с туповатыми великанами Толкиена) не было обороны - они рвали в клочья саму человеческую душу.
   - Подайте знак нашим магам чтоб они отходили. - приказал Ярополк. - Я не заставлю их сражаться против этого. И отправьте отряд ребят потолковее посмотреть что там делается у восфитхальских чародеев. И пошлите кого-нибудь к Патрику и Тадеушу, пусть возвращаются сюда. Пёс с ними, с зуавами - армия нуждается в руководителях.
  
  

* * *

  
  
   После того, как я побывал в сознании Ярополка (Боже, что за силы погуляли в его мозгу?), руки у меня тряслись целый вечер. Я до сих пор не мог избавиться от ощущения того, что меня обращает в Ничто вылезшее из неведомых бездн создание. Лишь ближе ко сну я с помощью Силы заставил себя успокоиться.
   Следующее утро не принесло мне не единой хорошей новости. Война в Эдеме разгоралась с новой силой. Ярик настиг султанскую пехоту в нескольких лигах от столицы, но та хорошо укрепилась на небольшом холме и Помазанник пока не решался кидать людей в атаку, тем более что численный перевес по-прежнему был на стороне хормалдцев.
   Конные бригады и Королевская Рать разбили мурзу Маэд киль Пафмета, который до этого умело используя гористый ландшафт местности раз за разом уводил своё войско, состоявшее из конных вассалов мурзы, нескольких рот наёмной пехоты и многочисленного, но плохо вооружённого народного ополчения, от прямого столкновения.
   На севере кордон Хормалдии пересёк пятидесятитысячный торхенский корпус. В него вошли знаменитый 1-й Легион и Южная конная армия, которые были самыми вышколенными и боеспособными войскформированиями Торхена. Возглавлял войска легендарный Фридрих Ильке. Официально армия должна была оккупировать Аль-Фэнэнский эмират, отданный на расправу Торхену, согласно тайному договору между кесарем и Помазанником Божьим. Однако, прозондировав мысли Ильке, я понял, что на самом деле северяне хотят надавать по ушам не в меру обнаглевшим ценгданцам.
   Ближайшим к ним скоплением войск Ценгдански был лагерь Конных бригад и Королевской Рати. Судя по всему на них торхенцы и замахнулись. Ценгданская армия под предводительством герцога Нестора Твержского насчитывала около сорока пяти тысяч человек. Из них тридцать пять тысяч пехоты (Королевская Рать), причём пехота хорошо обученная и дисциплинированная - бывшие регулярные части и королевская гвардия, а не какие-нибудь вилланы-крестьяне, отложившие мотыгу и взявшие копьё или полудикие, неорганизованные наёмники. Фридрих мог противопоставить им лишь 1-й Легион, который несмотря на то, что слыл непобедимым, насчитывал всего двадцать пять тысяч. Зато столько же насчитывала и Южная конная, состоявшая в основном из тяжеловооружённых кирасиров, а герцог мог выставить против неё лишь десятитысячные Конные бригады, подавляющие большинство в которых составляли лёгкие всадники-гусары.
   Но в общем силы были примерно равными (торхенцы видимо ставили на эффект внезапности) и Торхен вполне мог обломать о Твержского зубы. Я даже и не знал радоваться мне этому или огорчаться. Впрочем, приключись война Торхена с Ценгданской, лично я бы поставил на последнюю - поражение корпуса Ильке обернулось бы для Севера катастрофой. 2-й и 5-й Легионы, насчитывавшие всего по шесть тысяч каждый, сейчас сражались на дальних рубежах с варварами Ледяных Земель. Западная конная (восемь тысяч человек) - с викингами Вервульфьего архипелага. 4-й Внутренний Легион, бывший ненамного больше чем 2-й или 5-й, сейчас расквартирован по всему Торхену. 3-й Отдельный Осадный легион насчитывал всего три тысячи, из которых половина это пионеры и инжинеры. Были, правда ещё Преторианцы (десять тысяч) и кавалергардия (семь тысяч), но они редко покидали столицу, будучи хоть и элитными, но во многом парадными войсками. А у Ярика в любом случае остаются ещё семьдесят тысяч свежеэкипированных и собранных в один кулак рекрутов Народной армии.
   Да, кстати, сегодня с утра двадцать тысяч ценгданцев из числа новобранцев (простите за невольный каламбур) вторглись на территорию Переверслы, почти не встретив сопротивления - самозваный король Константин, утвердившийся после смерти моего одноклассника, не был поддержан большей частью своих вассалов. Поэтому против Народной армии вышли лишь личная дружина узурпатора и толпа насмерть перепуганых вилланов, вооружённых чем попало. Рыцари Переверслы атаковали непривычно широким строем вместо традиционной "свиньи", представляя собой великолепные мишени для ценгданских лучников. Перебывавшие на вооружении в Народной армии мощные пардажские луки в сильных руках бывших крестьян, были грозным оружием, тем более, что Ярик тренировал стрелков до седьмого пота. Ведь среди простого люда редко попадаются хорошие лучники - Рудольф запрещал селянам практиковаться в стрельбе из лука. Брацлав не стал продолжать эту традицию (он вообще в гробу видал какие-то там традиции) - длинные стрелы, посланные твёрдой рукой из сильного лука, вышибали чванливых всадников из сёдел словно деревянные куклы. Когда же тяжёлая кавалерия расстроилась и бросилась назад топча собственную пехоту, переверслецев можно было брать голыми руками.
   Судя по всему, Переверсла будет полностью оккупирована через несколько дней.
   Во многих странах, особенно в тех, что лишились своих правителей (Фальвана, Степное Ханство, Восходные Острова, Киз-Рим и др.) бушевали кровавые междоусобные войны и не было силы способной их погасить.
   Пылали боярские поместья в Пардаге. Княжеские дружинники насмерть рубились с мужицкими толпами. Мария Милосердная (она же Покровская) заперлась со своими гриднями в Златограде и носа оттуда не кажет, надеясь пересидеть этот бессмысленный и беспощадный бунт. Может оно и к лучшему...
   Неутешительные вести шли из Беркальна. Артём Остроумный, неудержимый балагур и Петросян, в нарушение договора о ненападении снова вторгся в Грамеранг во главе пятнадцатитысячного наёмного войска. Делалось это якобы для того чтобы помочь местным дворянам в войне с Багровым орденом, хотя их противоречия начинали уже затухать. Объединившись с отрядами поддержавших его грамерангских аристократов (их, к слову сказать, было не так уж и много) король дал магам бой под горой Герда. Орден мог противопоставить хорошо вооружённой армии лишь горстку наскоро обученных воинов, что даже поддержанные совокупной мощью всех адептов Великого Пламени не выдержали под напором беркальнских наёмников-рутьенов.
   Одновременно с этим беркальнцы вторглись и в Тор-но-Лез. Две хоругви тяжеловооруженных конных латников из числа наёмных, общим количеством около полутысячи, вместе с ротой королевских мечников и двумя ротами арбалетчиков из беркальнских регулярных войск, пересекли границу державы Вольных горцев в районе Падиного перевала. Возглавляемые кондотьером Лео Бернини, они форсированным маршем двинулись к столицу.
   Походя разгромив Клан Серебряного Эдельвейса (горцы сражались в долине, не успев занять позиции в дефиле, и ничего не могли противопоставить беркальнским рейтарам), армия Беркальна ворвалась в Стерх-на-Плато как раз к началу открытия переговоров между вождями. Кланы собрались выбрать нового Господаря, но неожиданно ворвавшиеся в Советские Хоромы беркальнцы распределили соотношение голосов по-своему, поставив жирную точку в шекспировских разборках местных танов. Тор-но-Лез, управляемый теперь железной рукой проберкальнски настроенного Георга Каменного фактически превратился в марионеточное государство.
   Но всё это мелочи по сравнению с тем, что висело у меня на плечах. Я и другие боги постоянно фиксировали сильнейшие возмущения Астрала, будто кто-то вознамерился создать ещё одну Вселенную. Я уже принял странное предупреждение от Геракла, причём я до сих пор не понял серьёзно ли он это сказал. Зная его я в глубине души не сомневался, что серьёзно.
   Боже, что же мне делать?! Последовать совету Гильгамеша? Нет, я этого не сделаю и тот кто хозяйничает в моей голове тут не причем. Может бежать, бросить всё на самотёк? Можно, но это не по-мужски. К тому же негоже оставлять за собой беспорядок. Ведь один из выводов к закону Мэрфи гласит, что предоставленные сами себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.
   Я сидел и раздумывал над тем, что же мне делать, а время, бесценное время, власть над которым утратили даже боги, утекало сквозь пальцы, как песок.
   Но тогда я ещё не знал, что оно бесценно.
  
  

* * *

   Брацлав яростно скрипнул зубами. Хормалдцы устроились на этом треклятом холме так, будто собрались торчать здесь до осени. Юношу это совершенно не устраивало. Разбить неверных следовало здесь и сейчас: по поступившим к нему сведениям ранее заверявший его в лояльности эмир Кайр киль Самиль выдвинул свои галеры и транспорты к порту Квесберг. Если хормалдцы высадятся там десантом это позволит им угрожать Яриковым коммуникациям со столицей, а то и самой столице...Квесберг пыим к нему сведениям к
   После победы над Мамелюками войско Ценгдански, кое-как перестроив свои ряды бросилось, в погоню за пехотой. А настигнув оную застали её верхом на этой вонючей горке, у которой и названия-то наверняка нет.
   Во время переклички после битвы на Урдалье выяснилось, что Помазанник Божий потерял огромное количество офицеров, причём из высшего командного состава тоже; в числе павших оказались старый Ратибор и гетман Альберт. Должность первого перешла к молодому полковнику Мареку Дзевицкому, а командование лейб-гвардией Ярополк поручил Яцеку Бельвенскому, ещё совсем недавно носившему звание хорунжего. Последнее назначение Ярополк, впрочем, сделал в основном из политических соображений, чтоб крепче привязать семейство Бельвенских к своему трону. Хотя если подумать, то Яцек судя по всему был толковым и честным парнем, унаследовавшим от отца только мощное телосложение, смуглое лицо да вороные волосы, но никак не политиканские замашки.
   Сложнее дело обстояло с магами - во время боя полегла почти половина кудесников, в том числе и верный Венедикт. Временно над волшебниками был поставлен маг Земли четвёртого (до битвы на Урдалье он имел лишь третий, но после единогласно был признан чародеем на порядок выше) разряда Серж Офкамский, тот самый, что утверждал, что ранил странного чужака во время покушения на Ярика. Он обладал чудовищным донмским акцентом и одевался в самые кричащие расцветки розового и малинового, но в остальном был почти безупречен. Почти. Но главное, что его признали остальные маги (и не удивительно - авторитет парня после Катшевского инцидента и сражения с хормалдцами, в котором он сумел отличится тем, что сумел прикрыть свою группу щитом, когда взбесившийся Хозяин Вод обрушил на неё цунами, взлетел чуть ли не до небес).
   Тенмаль киль Башид, кстати, как оказалось так же был в том бою со своими магами, а не с янычарами, но остался жив, хотя и лишился всех своих чародеев высшего порядка, оставшись лишь с кучкой факиров первого-второго разрядов.
   Неожиданностью из разряда приятных стал приход сотни степных куртов - гвардии покойного Великого хана. Они предложили Ярополку свои мечи, моля принять их под свою власть и помочь погасить вспыхнувшую между племенами Степного Ханства междоусобицу. Один Бог знает как им удалось пройти незамеченными через всю Пардагу и Ценгданску, но кое-кто из "Невидимых" явно вылетит в штрафной батальон за то что прозевал отряд из ста кавалеристов, проскакавший через половину его государства. Услуги куртов Брацлав тем не менее принял, пообещав, что как только закончит с Хормалдией возьмёт под свою опеку Ханство.
   Помазанник поправил наплечник и махнул мечом, приказывая выступать авангарду.
   Земля задрожала под копытами коней "Невидимок". Навстречу им поскакали остатки Мамелюков, из-за опоясывающих холм валов полетели стрелы зуавов. Но не те, не другие не знали, что среди "Невидимых" галопируют маги. Это были не самые сильные, что имелись в распоряжении у Ярополка, но для этих хватит и таких. Известно, что мало что так обнадёживает солдата, как волшебник в рядах его соратников, и мало что так пугает, как такой же волшебник, но среди врагов.
   Целый рой небольших, но ладно сработанных файерболов полетел в изумлённых восфитхальцев. Лошади, обожжённые и просто напуганные, вставали на дыбы, заваливались набок, меся копытами собственных седоков. Огненные шары взрывались раскидывая во все стороны длинные жгучие языки пламени. Дико кричали заживо сгорающие люди, пожираемые жадным полымем, разрываемые на части сумасшедшими взрывами. Вверх вздымались огромные тучи пыли и дыма.
   Из-за брустверов в ответ на это запоздало потянулись фиолетовые молнии, но они были отражены ценгданскими магами прежде чем принесли сколько-нибудь значительный урон. В то место откуда били хормалдские факиры немедленно ударил исполинский невидимый кулак. В воздух взметнулся чёрный столб земли и атаки вражеских чародеев прекратились.
   После второго залпа Невидимые войска снова ринулись вперёд, расстреливая из арбалетов уцелевших. Расстреливали хладнокровно и методично, чуть ли не в упор. А после того как волшебники взорвали передовой вал, наёмники побежали. Были, конечно, и такие, что обнажили клинки и встречали врага лицом к лицу, но гораздо больше было тех, кто побросав оружие кинулся бежать, спасая свои шкуры.
   Кто-то из офицеров попытался организовать более или менее сносно организованное отступление - группа лучников медленно отходила назад, огрызаясь стрелами. Но стоило шандарахнуть по ней огненной метелью, как она, потеряв руководителя, рассыпалась и обратилась в паническое бегство.
   Тогда "Невидимые" расступились, пропуская вперёд лейб-гвардию во главе с Помазанником Божьим. Кавалерия шла плотно сбитым тупым клином, очерченным словно под линейку. За ней, как на параде, печатал шаг лучший полк Народной армии. Гордо реют на ветру серебряные грифоны Ценгдански. На этот раз Ярополк скакал впереди, лично неся королевскую орифламму.
   Но для врага это всё не было неожиданностью, и крах форпостов его, похоже, нисколько не смутил. На захваченных валах тоже не было самых сильных чародеев, что имелись у неприятеля.
   Янычары быстро отошли на второй рубеж, бесстрастно наблюдая за гибелью дружественных конных и стрелковых частей. Оказавшись за рвом и высоким бруствером, утыканном противокавалерийскими рогатками, они сразу воспряли духом и выставив длинные копья приготовились к обороне. Но не железо и земля были их главной защитой. Когда лейб-гвардию от рва отделяло всего несколько метров, поперёк её пути развернулась завеса зелёного пламени. По всем законам тактики разгорячённая конница не успела бы осадить лошадей и влетела бы в огненную стену. Кавалеристы даже не пытались это сделать. Кони передовых по идее вполне могли взбеситься и поскидывать наездников, а не скакать прямо в пекло, но они не сделали этого, так как им предусмотрительно были одеты наглазники.
   Брацлав на полном скаку влетел в завесу адова полымя. Запылала орифламма с грифоном, оплавился, словно восковой, её наконечник. Но дальше огонь не пошёл - зелёные пласты пламени изгибались, расталкиваемые магической силой оберега. Языки огня бессильно скользили по закованному в латы телу Ярика и его коня, тщились поджечь древко полыхающей орифламмы. Бесполезно. Серж не обманул - его заурядный серебряный крестик таил в себе мощный волшебный щит-оберег, который если его усилить может прикрыть защитным барьером целый отряд.
   Засуетились, задёргались, но остались стоять как стояли фигурки в алых тягиляях. Тягиляй - форменная одежда янычар, длинный кафтан с воротником-козырем. Его шьют на подкладке, а между подкладкой и верхом прокладывали слой пакли с вложенными в неё металлическими пластинами. Вполне сносная защита против сабель. И почти ничто против магии.
   Стена огня вздрогнула, заколыхалась словно атласная занавеска на ветру и подалась назад. Волшебное полымя мгновенно оплавило земляной вал, слизнув всех его защитников. Жидкая масса стекла в ров, мгновенно затвердевая. Клин понёсся дальше по ещё горячей земле, гоня перед собой огненную завесу. Пехотинцы отступили. Но тут похоже до Тенмаля дошло чем ему это всё светит и он соизволил лично вступить в бой.
   Навстречу лейб-гвардии ринулась волна жёлтого пламени. Но ценгданцы даже и не подумали остановиться, доверяя своему вождю и продолжая мчаться вперёд под прикрытием огненного барьера.
   Две стены огня с чудовищным гулом и рёвом столкнулись друг с другом. Зелёное пламя смешивалось с жёлтым и камни трескались от немыслимого жара. А затем грянул взрыв. Янычар разметало как листья - горы обугленных тел в остатках знаменитых тягиляев громоздились тут и там.
   Ценгданцам пришлось легче. Оберег рухнул, крест на груди у Ярополка расплавился, ему опалило огнём брови и волосы, а от взрывной волны все кони аж присели, но основную свою задачу щит выполнил - ослабил удар.
   Ярополк, сотрясая воздух боевым кличем вырвался из огненного вихря. Потоки жидкого пламени стекали с него по остаткам оберега настоящим водопадом, если конечно бывают огненные водопады. Ярко пылала орифламма. В общем, выглядел он весьма впечатлительно.
   Хормалдцы не стали спасаться паническим бегством. Конечно, были и те, кто, покидав ненужные копья, дали драпака, но основная часть войска дисциплинировано отходила назад, несмотря на творившееся вокруг светопреставление.
   Помазанник Божий на полном скаку всадил орифламму в спину удирающего восфитхальца. Орифламма сломалась и Брацлав не сбавляя ходу выхватил свой полосатый меч. И в тот же момент достиг стены копий, поставленной янычарами. Это были крепкие ребята, запугать которых было не так-то просто. Окажись перед ними простой рыцарь, они бы даже и не подумали дрогнуть.
   Но одно дело какой-то всраный рыцарь, а другое дело он - повелитель Ценгдански, объятый пламенем, скачущий верхом на огненном коне. Он казался Шеутом, злобным огненным демоном-убийцей из хормалдских сказаний, считавшимся покровителем несправедливых войн.
   Брацлав конечно не вошёл в плотные ряды янычар как нож в масло - это было под силу разве что настоящему Шеуту, но во всяком случае весьма уверенно и легко взломал оборону первого строя. А за ним уже грохотали десятки, сотни, тысячи лошадиных копыт. В образовавшуюся брешь потоком хлынула кавалерия. Тяжёлая конница стала быстро теснить восфитхальцев. Они сдавали рубеж за рубежом, устилая землю своими трупами. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что потери среди ценгданцев тоже были не малые, а самое главное, что их кони постепенно теряют неотвратимую мощь своего разбега, постепенно замедляя движение. Конница понемногу начинала увязать в плотной массе пехоты.
   Заметили это, бесспорно, и хормалдцы. Фланги восфитхальцев начали опасно загибаться, явно собираясь взять в клещи глубоко врезавшихся в ряды янычар ценгданских рыцарей.
   Ярик знал, что если им удастся это сделать, то на лейб-гвардии можно будет ставить крест.
   Пронзительно взвыли трубы и под размеренный бой барабанов Чёртогорский полк Народной армии, почитавшийся лучшим, стал ходко подниматься по склону холма, спеша на перехват. Со стороны это выглядело потрясающе. Представьте себе, что один человек пытается схватить другого за горло, но тот в этот момент ловит обе его руки и разводит их в разные стороны. Приблизительно тот же маневр выполнили сейчас и "народники".
   У них не было и половины железной выучки янычар - они уступали им как в умении маневрировать, так и в умении вести индивидуальные схватки. Не было у "народников" и такого боевого опыта (хотя чёртогорцы и были в составе ополчения, которое воевало с князьями Переверслы года три тому назад).
   Они могли противопоставить хормалдцам только несгибаемую дисциплину и новизну своего строя. Ярик ввёл в Народной армии дополнительный ряд щитников, прикрывавших пикинёров, тогда как среди янычар были только копейщики. Кроме того, введённая Помазанником модернизированная пика была добрых пятнадцать футов длиной, тогда как максимальная длина копья восфитхальцев была не более десяти.
   Когда султанская пехота с воинственными воплями посыпала с холма, намереваясь зажать лейб-гвардию в тиски, она натолкнулась на холодное спокойствие непоколебимого строя чёртогорцев.
   Две колонны янычар на обоих флангах отчаянно кидались на два плотно сбитых каре ценгданской тяжёлой пехоты. Копья их в большинстве своём бессильно скользили по огромным, в человеческий рост высотой, щитах панцирников первого ряда. Затем щитоносцы немного расступились и из-за спин первого строя ударили пики. Значительно превосходя по длине копья восфитхальцев, они разили бесстрашных янычар с пугающей результативностью. Наконец пики втянулись обратно и щиты замкнулись за ними. Воспользовавшись неожиданной передышкой, хормалдцы начали спешно перестраиваться.
   Внезапно щитники первого ряда упали на одно колено, обнажив строй лучников. Прежде чем янычары успели что-либо сделать, на них обрушился настоящий ураган стрел. Под таким напором на открытой местности (восфитхальцы покинули свои укрепления, намериваясь окружить вражескую кавалерию) не могли выстоять даже знаменитые султанские гвардейцы. Они не показали ценгданцам спину, впрочем они не показали бы спину и торхенским Преторианцам, но отхлынули назад как морская волна разбившаяся о скалы. Оставляя за собой убитых и изувеченных, хормалдцы начали медленно пятиться назад.
   Ободрённые успехом чёртогорцев, лейб-гвардейцы снова двинулись в атаку, не спеша, но уверенно гоня перед собой янычар. Кавалеристы топтали пеших конями, кололи копьями, наотмашь рубили мечами. Восфитхальцы валились вокруг чуть ли не штабелями. Эта неистовая атака позволила ценгданцам прорвать оборону хормалдцев, но все восторги кончились, когда волна конников докатилась до второго вала.
   На нём стоял элитный полк янычар "Самум". Поверх форменных тягиляев "самумы" надевали кольчуги-байданы двойного плетения, а на головах вместо традиционных колпаков носили шишаки с бармицами. Это были сливки хормалдской армии, равными которым были лишь дворцовая стража да и то вряд ли. О том, чтоб сходу взять обороняемое ими укрепление нечего было и думать, но лейб-гвардия решила попытать счастья.
   Клин закованных в доспехи всадников обрушился на вал... И отхлынул назад, оставив на земле кучу трупов в чёрном. Из-за спин копейщиков ударили луки. Ценгданцы, умывшись кровью, отступили ещё дальше.
   Кавалерия терпела чудовищные потери. Ярик мысленно вознёс хвалу своему Господу за то, что он дал этим барончикам и виконтам в казённых чёрных доспехах такую храбрость и стойкость - менее дисциплинированное подразделение уже бы улепётывало во все лопатки. Со всех сторон на них наседали янычары из других полков, которые они казалось бы опрокинули, прорываясь сюда.
   Ярик попал в окружение, разом оказавшись каким-то образом далеко от остальных. Брацлав поставил коня на дыбы, отчаянно отбиваясь от лезущих к нему восфитхальцев. На место одного убитого, как ему показалось, немедленно вставали двое живых и ещё более агрессивных. Затем у Помазанника вырвали из рук меч, который в тот момент был для него больше чем просто королевской регалией. Кто-то из хормалдцев саданул его чем-то тяжёлым по спине, а в следующий момент Ярополка повалили на землю вместе с лошадью. Юноша попытался встать, но его снова уложили на обе лопатки. На него навалились со всех сторон, перед глазами замелькали ощеренные зверские рожи, занесённые для удара кинжалы. Он дико брыкался и поэтому пока что не один из стилетов не нашёл в панцире свою щёлку, но Помазанник Божий не сомневался, что это вскоре может произойти.
   Один из янычаров придавив Ярика коленом к земле, вознамерился вогнать узкий трёхгранный "кинжал милосердия" в щель между нагрудником и ожерельем.
   "Господи, помоги мне!" - эта мысль расколола его сознание, как молния раскалывает ночное небо. Правой рукой Брацлав нащупал обломок пики. Поднатужился и с рёвом раскидал своих противников. Он никогда не был богатырём, но отчаяние влило в него поистине львиную силу. Гнев мутной пеленой застилал Ярополку глаза. Он всадил обломок в живот ближайшему к нему янычару, выкрутив ему руку завладел его ятаганом и начал прорубать себе дорогу к лейб-гвардейцам. Затем Ярик нашёл свой серебряно-золотой меч и дело пошло быстрее.
   Но общее состояние это никак не улучшило - бешенная атака тяжёлой кавалерии захлёбывалась, более того, "самумы" выдержав неистовые наскоки ценгданских рыцарей, перешли в наступление. Последняя попытка взломать оборону хормалдцев обернулась катастрофой - кто-то из восфитхальских магов заранее начертил на пространстве перед валом волшебные пиктограммы-мины и стоило лейб-гвардейцам заполнить этот участок, как ловушка сработала. Это заклинание, относившееся к одному из наиболее мощных и одновременно простых заклятий Земли, именуемое солдатами "молотилкой", а боевыми магами - "камуфлетом", было жутким оружием массового уничтожения. В воздух с рёвом вздымались фонтаны земли, что рвали на части людей и лошадей, сея смерть и панику в рядах Ценгдански.
   Вообще-то такого не должно было случиться, особенно если учесть, что сильнейший чародей в армии Ярополка был магом Земли. Но это было. Серж Офкамский то ли не предусмотрел такой простой каверзы (которая к тому же была весьма опасной и для самих хормалдцев - маг его уровня, почувствуй он мины, вполне мог сам запустить вражескую "молотилку", когда там ещё стояли янычары) и не успел прикрыть лейб-гвардию, толи...
   "Самум" атаковал, жестоко тесня рыцарей. Ещё можно было попытаться организовать оборону, но Ярик приказал отходить. Конница буквально скатилась с холма, преследуемая отборным полком янычар. Остальная часть хормалдского войска ударила по чёртогорцам, которые начали быстро сползать вниз.
   "Самум" гнал лейб-гвардию, как жестокий ветер, что дал ему своё имя, гонит в степи табун обезумевших лошадей. Чёртогорскому полку тоже приходилось несладко. Однако, едва последние отряды торжествующих восфитхальцев спустились с холма, как чёртогорцы разом прекратили паническое бегство. Достигнув видимой лишь им линии, они бойко развернулись и похватав спрятанные в кустах пики, вместо брошенных во время "бегства", приготовились к обороне. Будь хормалдцы повнимательнее, они бы заметили старательно приготовленные и замаскированные сапёрными полками Народной армии окопы и сложенное в них оружие.
   Разгорячённые погоней "самумы" со всего разбега налетели на выставленные "народниками" пики. Полилась кровь. Сначала янычары даже и не поняли, что оказались в положении собаки, гнавшейся за кошкой, а наткнувшейся на волка. Возможно кто-то из старых полководцев Хормалдии, репрессированных Тенмалем киль Башидом, и заметил бы ловушку, смысл которой был в том, чтоб выманить восфитхальцев с выгодных позиций, но теперешние, подобранные человеком разбиравшимся в магии, но ничего не смыслившем в военном деле, клюнули на крючок.
   Они ещё даже пытались сразу штурмовать возникшие буквально из ниоткуда укрепления ценгданцев, теряя драгоценное время, которое можно было использовать для отхода. Когда же до них дошло, что их начинают окружать с флангов полки Народной армии, до сих пор прятавшиеся в укрытиях, было уже поздно. Кто-то из офицеров "Самума" смекнул что к чему и начал уводить своих людей. Но когда хормалдцы захотели вскарабкаться обратно на холм, они обнаружили, что на их собственных валах уже засели вервульфцы и "невидимки". Янычары попёрли было на бруствер, но Невидимые войска встретили их ураганным огнём из арбалетов. Конечно свинство было использовать спецназ, предназначенный для охранных, разведывательных и тому подобных действий как обыкновенных арбалетчиков, но кроме них и викингов вряд ли кто-то смог бы так ловко пробраться на валы, пока янычары гонялись за ценгданцами.
   Хормалдская армия наткнувшись на такой отпор, отхлынула назад, а "народники" уже замыкали кольцо. Прежде чем попасть в полное окружение янычары сделали отчаянную попытку прорваться на левом фланге. Сначала им сопутствовала удача, но потом едва несколько десятков восфитхальцев вырвались из окружения, как навстречу им из засады высыпала целая орда... кочевников. Настоящих куртов там была лишь сотня, остальные же - переодетые ценгданцы на конях Мамелюков. Среди янычар сразу началась паника - в их рядах со скоростью распространения чумы в средневековой Европе ширился слух о том, что Великий хан прислал на помощь Помазаннику тьму (воинское подразделение в десять тысяч мечей) всадников. Хормалдцы смешались, упустив шанс прорвать кольцо. Скачущие в первых рядах "тьмы" курты мчались со скоростью степного пожара, подгоняемого ветром, не переставая при этом осыпать восфитхальцев стрелами и кричать свой фирменный леденящий душу боевой клич. Ценгданцы, изображавшие из себя кочевников, искусством стрельбы из лука сидя на галопирующем коне не владели, но кривые мечи и сабли в их руках выглядели тоже весьма убедительно. Янычары оказались в кольце.
   За всем этим Ярополк, спасённый из жестокой рубки Яцеком Бельвенским, наблюдал с вала, занятого "невидимками". Виконт вынес его на коне, перекинув через седло позади себя, когда юноша решил, что ему уже край. Сейчас он сидел усталый и измученный, в окровавленных иссечённых доспехах, с наскоро зашитой раной на ноге, отрешённо глядя на развёртывающуюся внизу бойню. В его душе царила сумятица. С одной стороны Ярик был доволен тем, что его сумасшедший план удался, и тем, что он при этом остался жив. Довольный, в конце концов, своим новым гетманом лейб-гвардии, да и вообще всеми своими людьми. С другой же стороны Брацлав был в ужасе от того, что он натворил. Столько крови он не видел даже при переправе через Урдалью. А скольких людей он сегодня убил лично? Что он скажет Господу, когда он предстанет перед ним на Страшном Суде? Что я делал то, ради чего Ты меня сюда послал?
   - Но где, чёрт побери, Тенмаль? - прервал невесёлые мысли Помазанника Божьего Бельвенский.
   Словно в ответ на его вопрос на поле брани прогремел взрыв, который сотряс землю и утопил в огне несколько десятков "народников". Самозваный султан был в кольце, но умирать в окружении явно не собирался.
   В ответ на этот взрыв ценгданские маги начали обстреливать хормалдцев файерболами, кто-то создал небольшой смерч. Народная армия поплотнее сомкнула свои ряды. Но киль Башида им было не удержать. Он рвался из котла словно крыса загнанная в угол. Небольшой отряд "самумов" и дильсизов, прикрытый от ударов ценгданских колдунов волшебным щитом, превратившись в живой таран пробивал себе путь сквозь строи "народников". Этому всячески способствовал Тенмаль, помечавший свой путь клубами дыма и пламени. Ценгданцам было явно не удержать их. Прорвав последний ряд окружения, восфитхальцы не теряя строя бросились бежать к лесу. Остальные янычары попытались было хлынуть сквозь образовавшуюся брешь, но путь им пересекла широкая трещина в земле - Серж Офкамский может и не сумел остановить лучшего чародея Хормалдии, но преградить путь простым смертным пока ещё мог.
   Часть Народной армии погналась за улепётывающими восфитхальцами. "Народники" преследовали их до самого леса. А потом десятка два деревьев покрупнее, в основном дубы и вязы, вдруг вырвали из земли могучие корни и шустро двинулись навстречу ценгданцам. Тенмаль всегда был силён в биомагии.
   Оторопевшие пехотинцы остановились, не зная что им делать с новым странным врагом. Дендроиды потянули к людям корявые шипастые ветви и толстые словно канаты корни, горя желанием душить, рвать и давить всё живое, что попадётся у них на пути.
   Ценгданцы осыпали древесных чудищ стрелами, что совершенно безвредно втыкались в плотную кору. А спустя секунду дендроиды с удивительной для их габаритов скоростью бросились убивать. Полилась кровь, раздались отчаянные захлёбывающиеся крики. Деревья сеяли в рядах Ярикова воинства смерть, и люди не могли ничего противопоставить зелёным монстрам - мечи со звоном отскакивали от твёрдых как камень стволов, топоры рубили ветки потоньше, но тут же увязали в древесине, попадись им более толстые.
   Запоздало подоспели маги из "невидимок". Но толку от них было не ахти как много. В дендроидов полетели молнии и огненные шары - те лишились листвы и почернели, но боеспособности не потеряли не на толику. Кто-то из чародеев выколдавал смерч, раскидавший группу чудовищ, затем кто-то ещё окатил их небольшой волной огня. Деревья ещё больше обуглились и потеряли большую часть веток, однако словно бы и не обратили на это внимание. Ценгданцы вынуждены были отступить.
   - В чём дело, Серж? - холодным тоном осведомился Помазанник Божий. - Почему твои фокусники пятятся перед этими головешками?
   - Дендроиды, особенно такие сильные, очень устойчивы к стихийной магии, особенно на уровне чистой энергии... - начал оправдываться колдун.
   - Меня это не интересует. Отведите "народников" назад - от них там никакого толку, пусть лучше воюют с янычарами, и лично разберитесь с этими деревяшками. Мы с "невидимыми" и лейб-гвардией пойдём следом за вами.
   Серж из Офкама вздохнул и побежал к коню. Когда Ярополк через некоторое время после этого подошёл со своими людьми к месту боя с живыми деревьями, он шёл полным ходом. Серж чертил на земле что-то подозрительно похожее на классики, только с какими-то странными символами вместо цифр, а остальные маги из последних сил сдерживали обезумевшие растения. Одни хлестали их водяными кнутами оставляя на толстой коре багровые рубцы словно на живой плоти, другие били молниями. На глазах у Брацлава один из магов Вервульфьего архипелага собрал все силы в кулак и ударил маниакальный бук огромным водяным клином, что словно гигантский колун развалил великана надвое. Вообще-то это было заклинание из разряда стенобитных, предназначенных для неподвижной цели, но ничто другое этих тварей явно не брало. К сожалению таких умельцев как тот нойда? было мало.
   Земля перед Яриком вдруг вздыбилась горбом, который вскоре принял форму человеческой головы размером с бочку, с чёрным гротескным лицом, из которого местами торчала трава. Затем появись руки, туловище, ноги и вскоре перед ним стоял земляной голем футов пятнадцать высотой. А вслед за ним из земли словно чудовищные цветы вырастали всё новые и новые фигуры, смутно напоминавшие человеческие. Против дубины нужна дубина и Серж Офкамский, зная, что зелёные твари практически неуязвимы для чистой магии стихий, решил использовать её несколько иначе.
   Дендроиды быстро развернулись к новому врагу. Исполинские големы с готовностью шагнули им навстречу. Жизнь в големах, в отличие от живых от природы дендроидов, должен был поддерживать их творец, а так как удерживать такое число земляных великанов сколько-нибудь длительное время может мало какой волшебник, жить им было отведено весьма немного. Раздались тяжёлые удары, брызнула деревянная щепа. Растительные монстры начали пятиться назад перед яростным натиском земляных истуканов. Повинуясь неслышному приказу волшебника, големы быстро окружили древесную чудь и начали её методично избивать.
   А что было дальше Ярика не интересовало - его ещё ждал Тенмаль.

* * *

   Тенмаль киль Башид с отрядом из сотни отборных воинов Хормалдии маршировал по лесу. Он потерпел полный, непоправимый крах, и невозможно было обманывать себя, говоря что это не так. Чародей прекрасно понимал, что глупо прятать голову в песок, словно бестолковая разучившаяся летать птица из пустынь Тимении. Ему больше не править Хормалдией и не нужно иметь много мозгов чтобы понять это. Теперь придётся унижаться перед торхенским кесарем, моля дать несостоявшемуся султану политическое убежище. Но это после. До Торхена надо ещё дойти.
   Обладая искусством скорохода, киль Башид шёл быстро, "и пожирали, не жуя, кусками, его шаги дорогу"; даже "самумы" и дильсизы, известные своими почти сверхчеловеческими физическими качествами едва за ним поспевали.
   С самого начала всё пошло не так. Откуда у этого сопляка мог оказаться столь мощный фетиш-талисман? Обычный магический щит Тенмаль сломал бы и не чихнул, а тут откуда не возьмись появился артефакт, генерирующий небывалой силы оберег. Этого не мог предусмотреть никто. Будь султан в лучшей форме он бы возможно сумел бы потом повернуть ход битвы в свою пользу. Но киль Башид был измучен схваткой со странными ледовыми духами на берегах Урдальи, а необходимость остановить огненную стену, которую гнал перед собой проклятый мальчишка, заставила выскрести последние резервы, припасённые для боя. Потом, правда, когда он попал в окружение, в нём проснулось, как говорится, второе дыхание, но было уже поздно. Прорываясь из котла он положил без малого пару сотен неверных, зато сейчас волшебник был полностью истощён. Тенмаль ещё сумел создать дюжину-другую дендроидов, чтобы те задержали ценгданцев, но теперь его беспорядочно мутило, выворачивало едва ли не наизнанку. Из носа и левого уха шла кровь и киль Башид сейчас прилагал все усилия чтобы остановить её ещё недавно таким легко дающимся ему заклинанием.
   Наверное именно поэтому он не успел развернуть над своим отрядом защитный полог, чтобы прикрыть его от обрушившихся на него со всех сторон файерболов. Небольшая полянка посреди леса, где маг собирался сделать привал, превратилась в чистилище. Спустя секунду поляна уже полностью утонула во всеиспепеляющем пламени. Воздух сотрясали оглушительные взрывы, рвавшие в клочья всё и вся, что находилось в зоне их поражения. Когда бомбардировка окончилась посреди дымящейся пелены стоял лишь сам киль Башид, да ещё десяток воинов, которые успели скрыться за его оберегом.
   Из леса не торопясь вышли "невидимки", с тяжёлыми арбалетами навскидку, и спешившиеся лейб-гвардейцы с мечами наголо. Защёлкали самострелы выпуская в воздух тучу стрел. Но они не достигли своей цели - хормалдец опоясал себя кольцом ветров, что сносили массивные стальные болты, легко пробивавшие любой рыцарский доспех, словно соломинки. Ценгданские маги снова стали плести боевое заклятие, но Тенмаль на этот раз опередил их. С неба с оглушительным рокотом ударили три белоснежные молнии и три чародея-"невидимки" упали замертво. Взять сильнейшего колдуна Хормалдии, а может быть и всего Северного Эдема, было нелегко.
   Кто-то из лейб-гвардейцев попробовал было пробиться к лже-султану, чтобы попытать счастья в рукопашной, но прорваться сквозь защиту волшебника им не удалось - воздух приобрёл внезапно плотность кирпичной стены. А самых настырных ещё и повалило с ног резким порывом ветра, и протащило по земле со скоростью скачущей лошади добрую сотню футов.
   Затем киль Башид выпустил веер ледяных стрел и ценгданские чародеи вынуждены были уйти в защиту. Несколько "невидимок" повалились на землю и больше не пытались встать.
   Подоспевший Серж Офкамский ударил по Тенмалю жутким четырехступенчатым заклинанием, от которого пожелтели листья на деревьях в радиусе наверное целой мили. Восфитхалец сумел парировать этот казалось бы неотвратимый магический выпад. Сам он при этом смертельно побледнел и из его носа снова ручьём потекла кровь, но это не помешало ему нанести ответный удар.
   Заклинание, использованное киль Башидом было из разряда Земных, но это всё равно не оставляло Сержу никаких шансов - от него не было обороны. Заклятье хормалдца устроило под магом из Офкама несколько мощных подземных толчков, амплитуда которых точно совпадала с биением сердца Сержа, при этом должен был произойти резонанс и сердце тогда разорвалось бы в клочья. Донмец сумел-таки несколько ослабить направленный на него удар, но инфаркт ему был обеспечен в любом случае - ценгданский маг бессильно повис на руках у "невидимок".
   Брацлав яростно скрипнул зубами и почти до крови закусил нижнюю губу. С Тенмалем надо что-то срочно делать. Дильсизы и самумы оставшиеся в живых его не интересовали. А вот что делать с грёбаным чародеем? Его числом не задавишь - это чудило может прорву времени отбиваться от целой армии. А своих собственных волшебников у Ярика с гулькин нос, да и те только молниями да файерболами шарят биться - никого выше второго разряда.
   Помазанник Божий выхватил из ножен свой прекрасный серебряно-золотой клинок и размашистым шагом пошёл к магу. Ценгданские колдуны уже прикончили почти всех вражеских телохранителей, но киль Башиду видимого вреда не принесли. "Невидимые" осыпали султана стрелами, но толку с этого было чуть - он был надёжно прикрыт ветреным щитом.
   Валится на землю последний самум - защита Тенмаля от магии на них не распространялась. Вот уже Ярополк подошёл к первому рубежу воздушного щита восфитхальца. Идти стало трудно, но пока ещё возможно. Чудовищный ураган валил с ног, забивал лёгкие, норовя надуть их и лопнуть словно воздушный шар. Вскоре ветер стал ещё и холодным, да не просто холодным, а ледяным. Брацлав покрылся инеем, губы его посинели, но он продолжал упорно идти вперёд, не обращая внимание на то, что даже самые дюжие воины, пошедшие было за ним упёрлись в железную стену ветров. Дышать стало невозможно - воздухом такой плотности вообще дышать было нельзя, да ещё и лютый холод обмораживал лёгкие. Ярик шагал, держа перед собой меч, рассекая им вязкий словно кисель воздух.
   Тенмаль начал беспокоиться - он явно не ожидал, что Помазанник сумеет прорвать его оборону. Ветер дул всё сильнее и сильнее, сдувая с земли заиндевевший дёрн, но юноша упрямо шёл вперёд, резал чужую ему стихию полосатым королевским мечом. Беспокойство в глазах киль Башида уступило место страху - ценгданец просто не мог так играючи преодолевать его защиту. Магии в мальчишке нет ни на йоту, фетиш-талисман, что спас его от огненного вала был уничтожен, так неужели всё дело в его странном мече?
   Не доверяя больше Воздуху, хормалдский колдун призвал магию Воды. Свистнул в воздухе тонкий водяной кнут, что мог играючи перешибить крепостную башню. Ярополк инстинктивно зарылся от него мечом, и жуткая водяная плеть, резавшая лучше лазера, рассыпалась дождём холодных брызг, не причинив никакого вреда Брацлаву.
   Такого Тенмаль ещё не видел и маги-ценгданцы, судя по их выражению лиц, тоже. С нарастающим беспокойством глядя на неумолимо приближающегося Ярика, лже-султан решил прибегнуть к Огню.
   Для начала он воздвиг огненную стену на пути у Помазанника Божьего, но тот рассёк её надвое одним взмахом меча. Когда их разделяли каких-то четыре метра, чародей, резко выкинул вперёд руку с растопыренными пальцами, из которых немедленно брызнуло белое пламя. Жидкий плазмообразный огонь с рёвом разлился по воздуху, заклубился, метнулся навстречу Ярополку. Тот запоздало взмахнул мечом, но было уже поздно - пламенный вар, способный плавить гранит, липким напалмом обволок юношу с ног до головы.
   Жутко закричал Ярик, упал на колени... Однако спустя мгновение скрюченная, объятая пламенем фигура, внезапно выпрямилась. Колдовской напалм крупными каплями стекал с него, выжигая всё вокруг, но Брацлава это похоже не беспокоило. Он чувствовал поддержку Божью и находился под Его защитой. Собрав в кулак последние силы Ярополк преодолел отделявшие его от лже-султана метры. Замахнулся мечом, ударил. Но киль Башид не сдавался - светящаяся слепяще-белым светом рука кудесника перехватила полосатый клинок. Меч зазвенел, затрещал разбрасывая снопы искр, но выдержал, хотя любое другое оружие уже разлетелось бы в пыль. Ладонь Тенмаля, несмотря на защищавшее её странное сияние обагрилась кровью. Поняв, что королевский клинок защищают могущественные чары, колдун попытался вырвать его грубой силой. Но Помазанник впился в него мёртвой хваткой, понимая что он его единственная надежда на спасение (магическая защита, спасшая его от волшебного огня исчезла).
   Сияние вокруг руки лже-султана исчезло, но лезвие он не выпустил. Между пальцами киль Башида мелькнула маленькая синяя молния. Мощный разряд тока свёл Ярику руку судорогой и Тенмаль сразу же вырвал меч из слабеющей ладони монарха. Однако прежде чем он успел им воспользоваться, Брацлав с размаху всадил ему в живот боевой нож по самую рукоятку. Маг заорал от боли, согнулся пополам и попятился назад, но клинок из руки не выронил. Зато он перестал поддерживать воздушный щит, чем не замедлили воспользоваться "невидимые". В воздухе, освобождённом от колдовского плена, зазвенели арбалетные болты. Один киль Башид отбил мечом, ещё один - поймал голой рукой (разумеется не без помощи магии), от двух он увернулся, три сжёг в воздухе, но остальные достигли цели. Утыканный стрелами восфитхалец упал на колени. К нему тут же кинулись лейб-гвардейцы и "невидимки" с мечами наголо. Воздух вокруг снова затрещал от творимой волшбы - Тенмаль черпал силы из неведомых ценгданским магам бездн, фактически превращая своё тело в зомби-гомункулуса, неуязвимого для обычного оружия. Это было страшное заклятье - оно считалось запретным даже у некромантов, ибо не было возврата для того, кто преступил эту черту, сжигая собственную душу, чтобы отомстить своим убийцам.
   Не обращая внимания на ужасные раны чародей бросился в атаку. Ценгданцы попытались было задавить его числом, но это у них не вышло, как не вышло с тем подозрительным парнем в день когда на Ярика было совершено покушение. Киль Башид закрутился волчком, двигаясь с запредельной скоростью, недоступной мышцам обычного человека. Снова полилась кровь, покатились на землю трупы. Покрывшаяся было изморозью от ветреных заклинаний повелителя Хормалдии трава, стала исходить паром от пролитой крови.
   "Невидимки" и лейб-гвардейцы отступили было назад, но тут же снова кинулись на врага. Тот вырвал из живота нож и начал убивать, страшно и грязно. Брацлав видел как то один то другой из его людей падал с располосованным горлом или с выпущенными кишками, или с распоротой паховой артерией, или с отрубленной выше локтя рукой. Он видел их искажённые предсмертной агонией лица, распахнутые в криках рты. Или другие рты, из которых сочилась кровь. И Ярик не мог им абсолютно ничем помочь. Он не мог заставить себя броситься на это исчадие Ада. Помазаннику вдруг захотелось оказаться как можно дальше от сюда и желательно дома.
   Тем временем сражающиеся сплелись в один дёргающийся окровавленный клубок. Затем блеснула сводящая с ума вспышка иссиня-чёрного пламени и воинов Помазанника раскидало в разные стороны. Медленно поднялся с земли киль Башид. На него страшно было смотреть - грудь разворочена, там и сям из тела торчат арбалетные болты, лицо изуродовано ударом боевого топора. Но ужаснее сего были его глаза, в которых плескалось белое полымя. Гомункулус сделал шаг к Брацлаву. Тот попятился назад. Под ногой что-то противно чавкнуло.
   Ярополк понял, что наступил в распоротый живот одного из своих телохранителей. Подкатившую к горлу тошноту и угнездившийся в его животе комком холода страх, он превратил в ярость. Не дело Божьему воину отступать перед каким-то уродцем! Не сводя взгляда с приближающегося Тенмаля, Ярик медленно поднял пару лежавших на земле мечей. В следующие мгновение он бросился на то, что было когда-то киль Башидом, подавляя в себе ужас злостью и фанатизмом. Один из его выпадов монстр парировал с презрительной лёгкостью, да так, что меч Брацлава разлетелся в брызги. Зато вторым ударом он отрубил пальцы на страшной руке, сжимавшей королевский клинок. Ни капли крови не вытекло из этой раны. Полосатый меч упал на землю.
   Тут как раз ударили маги, возившиеся с остатками оберега киль Башида (кольцо ветров давно распалось, но щит прикрывавший от магических ударов от него не зависел). Но видимого вреда это чудищу не принесло - ударившие в него молнии лишь заставили тело гомункулуса слабо задымиться. Но и этого хватило Ярику, чтоб поднять свой серебряно-золотой меч. Тенмаль запоздало вскинул вторую целую руку, вокруг которой словно туча мошек начала мельтешить какая-то странная чернота. Помазанник играючи перерубил её, а затем c яростным криком "Да когда же ты сдохнешь!?" обратным движением срубил монстру и голову. Тело твари ещё стояло покачиваясь несколько мучительно долгих мгновений, но затем Брацлав повалил его на землю негодующим пинком.
   И тут же кулем свалился рядом, успев перед тем как провалиться в небытие разглядеть сидящего в нескольких метрах от него юношу с холодными голубыми глазами, что уже дважды пытался его убить.
  
  

* * *

   Я сидел, прислонившись спиной к шершавому стволу сосны, и смотрел, как ценгданцы уносят на руках своего несовершеннолетнего правителя. Дымилась вспаханная магической войной земля, в воздухе воняло палёной мертвечиной и от этого запаха даже меня тянуло на смык. Нещадно жгло солнце, в ближайших кустах подавали голос чудом выжившие в разразившимся здесь недавно пекле кузнечики.
   Я всё же помог Ярику. Помог, прикрыв его оберегом от волшебного пламени, что тот наверняка заметил, списав это либо на то, что его прикрыл кто-то из ценгданских магов, либо, что более вероятно, на помощь Господню. И ещё он каким-то чудом заметил меня, хотя я был невидим для человеческого взгляда. Не иначе как тут была замешана та самая тварь, что свила себе гнездо в больной голове моего излишне энергичного друга, и пугала она меня гораздо больше, чем диковинное заклятье сотворённое киль Башидом. Хотя если честно и оно заставило меня удивиться - я понял суть заклинания в общих чертах, но мне оставалось лишь догадываться откуда Тенмаль зачерпнул столько Силы и где он этому научился. Очень хотелось верить, что между этим инцидентом и серой гадиной из Пустоты нет ничего общего.
   Что поделаешь - быть всемогущим это ещё не значит быть всезнающим.
   Ярик отделался испугом и лёгкими царапинами, а ведь то чудище могло в капусту изрубить добрую сотню воинов, прежде чем остальные изрубили бы на куски его. Вряд ли кто-то ещё кроме меня это понял. О битве у безымянного холма и последующей драке с Тенмалем вскоре начнут слагать легенды, а Брацлав ещё больше убедится в своей компетентности как воин и полководец. Он, пожалуй, действительно был неплохим бойцом (благодаря мне конечно), возможно даже не самым худшим правителем (благодаря своей харизматичности и, видит Бог, почти тиранской жестокости), но вот стратег из него был как из козлиной задницы валторна. Каким-то чудом ему удалось дважды обвести вокруг пальца хормалдцев, но это только благодаря везению и тому, что среди них не было толковых главнокомандующих. Будь во главе армии хотя бы тот же Ситафель Каэру, всё наверняка бы выглядело совсем иначе. Идеи в его нездоровую голову приходили порой и в самом деле неплохие, но при этом Ярополк продумывал всё лишь в общих чертах, а детальное планирование битвы возлагал на своих офицеров, загребая потом все лавры себе, а промашки сваливая на других. Очень похоже на Сталина. А это параноическое недоверие Брацлава к старому командному составу и постоянное стремление заменить бывалых воевод-ветеранов зелёными полковниками...
   Ладно, хорош на парня гнать-то. Сам то я каков, Великий и Ужасный. Тем более Ярик на три месяца старше меня, а я его уже осуждаю словно с высоты почтенного возраста.
   Я вздохнул и мягко пружинисто поднялся, лёгким движением руки отряхнул джинсы, и, не обращая внимание ни на пышущие чудовищным жаром курящиеся воронки, ни на снующих повсюду ценгданцев, размашисто зашагал прочь.
  
  

* * *

   Выслушав донесение адъютанта, Нестор Твержский тяжело опустился в складное походное кресло. Если Помазанник Божий думал, что он услужил герцогу, даровав ему звание коронного гетмана, то бишь главнокомандующего всеми войсками, то он глубоко заблуждался.
   Фамилия Твержских единственным достойным занятием испокон веков считала военное дело. Твержские никогда не метили в короли, хотя нередки были случаи когда их избирали на трон почти единогласном всем Сбором (как правило, конечно, во время войны), однако не было ещё в их роду мужчины, который не мечтал бы о карьере полководца. Однако после учинённого Рудольфом переворота род Твержских попал в немилость - они были бескомпромиссными противниками проводимой им политики и узурпатор не пожалел никаких средств для того чтобы разрушить их родовое гнездовье. Надо сказать, что для этого ему пришлось изрядно попотеть - несмотря на гибель главы семейства Влада Твержского сыновья сумели собрать войско, не стали грызться из-за наследства между собой и со своими двоюродными братьями, а ведь именно это погубило многие знатные семейства Ценгдански. Взять их фамильный замок своими силами Рудольфу так и не удалось - он пал лишь под натиском полчищ хормалдцев, да и то после нескольких недель осады. Впрочем, на полное физическое уничтожение столь уважаемого в стране рода не пошёл даже он. Кроме того Грабовский тогда ещё возможно вынашивал план освобождение из-под хормалдской протекции, а для этого хорошо бы иметь под рукой Твержских. Поэтому он признал их как дворян, но при этом превратил их из магнатов в шляхтичей.
   Ярополк реабилитировал род Твержских и за это Нестор готов был носить его на руках - не каждый день превращаешься из виконта в герцога. Но вот от его решения возвести Твержского в коронные гетманы хоть стой, хоть падай. И дело не в том что Нестор не хотел продолжать традиции своего семейства (совсем даже наоборот - он с золотым дипломом закончил кадетский корпус в Катшеве и вышел оттуда в звании поручика). Просто у него совсем не было опыта управления такой огромной армией - герцог мастерски командовал сотней, неплохо бы управился и с тысячей. На худой конец совладал бы с десятью, но Брацлав поставил его во главе тридцатипятитысячного войска. Нестор был прекрасным стратегом и тактиком, но ведь тут помимо этого нужны ещё и таланты администратора. Ещё учась в Катшеве он перечитал массу летописей о самых выдающихся битвах, часто мысленно ставя себя на место тех или иных полководцев и заново проигрывая в голове давно отгремевшие баталии. Под конец обучения в корпусе почти никто не сомневался в наличии у него знаменитого фамильного дара военачальника.
   Именно благодаря Твержскому ценгданцы так быстро разгромили Каль-адь-Дена в самом первом бою с хормалдцами и в считанные дни оккупировали весь его эмират. Он же продумывал план сражения под Грой-Эллом, где были разбиты объединённые силы нескольких эмиров и бывшее султанское войско. После этого события какой-то лопух, льстя Нестору, сравнил его победу с победой его прапрадеда Михаэля над викингами Вервульфьего архипелага на Красном мысе. Помазанник Божий живо этим заинтересовался и узнав побольше о родословной герцога, он на радостях вручил ему свежесклёпаный пернач коронного гетмана. И кто тянул того малого за язык? Вычленить бы его, да начать преследовать. Так ведь нельзя - совесть не позволит...
   Так вот. Пихнул ему, значит, Ярик в руки пернач и печать гетманские, а в придачу к ним ещё и Королевскую рать с Конными бригадами, а сам умчался. Восфитхал завоёвывать. А быть главнокомандующим это значит не только тактику боя продумывать - тут надо думать о том как поддерживать в армии дисциплину, как грамотно провести рекогносцировку, как обеспечить войско провиантом и фуражом... И ещё целая куча противных маленьких проблем, которые нельзя полностью спихнуть на младший офицерский состав и интендантов.
   Твержскому пришлось по всем горам гоняться за войском Маэд киль Пафмета, прежде чем ему удалось загнать его в одну из долин и вынудить принять бой. А дальше - дело техники. Невидимые войска порасспросили местных жителей (разумеется не без рукоприкладства - вообще "невидимки" были очень полезны герцогу, потому что именно они занимались разведкой, отлавливали хормалдских лазутчиков, занимались диверсиями во вражеском стане) о тайных горных тропах и перекрыли их лишив мурзу возможности увести свою армию каким-нибудь отнорком. Затем ценгданцы просто окружили вражеское войско и задавили своей численностью.
   После этой победы он вырос в глазах Помазанника Божьего как стратег и тот лишний раз сам для себя убедился в правильности своего выбора. А вот офицеры, особенно те что постарше, из бывшей королевской гвардии, продолжали смотреть на него со скептицизмом, как на молокососа, добившегося своего звания исключительно благодаря протекции.
   Нестору очень хотелось верить в то, что они были неправы.
   И пятидесятитысячное войско элитных торхенских солдат, возглавляемое знаменитым Фридрихом Ильке, что успел прославиться как талантливый полководец ещё тогда, когда Твержский протирал штаны в кадетском корпусе, предоставляла герцогу возможность либо подтвердить свою компетентность в военном деле, либо опростоволоситься, опозорив свой род, себя и погубив вверенное ему войско.
  
  

* * *

   Я сидел на полу в тренировочном зале и думал о событиях последних дней.
   Из всех моих бывших одноклассников в живых остался один лишь Ярик. Я не препятствовал гибели остальных, хотя, видит Бог, мог бы. Я конечно могу оживить их заново, или создать точно таких же, но это будут уже не люди в полном смысле этого слова. Не в моих силах забрать у Бога их души, чтоб снова вдохнуть их в безжизненные тела. Это будут бездушные копии-клоны, живущие воспоминаниями, которых у них никогда не было, и моделирующие свои чувства согласно общечеловеческим шаблонам.
   - Но я ни в чём не виноват. - сказал я своему отражению в зеркале, которое смотрело на меня широко распахнутыми синими глазами. Оно выглядело не особенно убеждённым в моих словах.
   Я мысленно проверил всё ли в порядке с Яриком. Он сидел на корточках возле бивачного костра, окружённый своими солдатами и учил их матюкливой басне о том, как звери в лесу справляли именины. Свет огня еле-еле вылавливал из его темноты лицо, так что видно было только белозубую улыбку Помазанника, вызывавшую нездоровые ассоциации с кэролловским Чеширским Котом.
   За Ярика я был пока спокоен.
   Пару дней назад были разбиты Южная конная и 1-й Легион. Умница Твержский целых три дня отступал назад, изматывая торхенцев в арьергардных боях, понимая, что у него нет практически никаких шансов на победу при столкновении лоб в лоб - Южная конная армия разметала бы ряды Королевской Рати в считанные часы и относительно немногочисленные Конные бригады не могли ей противостоять. Затем ценгданцы вышли на линию бывших хормалдских укреплений. Наскоро залатали дыры в стене, выкопали целую систему рвов, насыпали валы. Согласно плану Нестора центр армии, прикрытый главной стеной, оставшейся от какой-то древней крепости, держали бывшие королевские гвардейцы, на левом фланге разместились Конные бригады, которые и должны были принять на себя основной удар. За бригадами в качестве резерва был размещён отборной полк тяжёлой пехоты. На правом же фланге размещались те части Королевской Рати, что набирались из иностранных ландскнехтов. Их позиция тоже была неслабая - ценгданцы возвели здесь капитальный редут и целую кучу траншей и окопов.
   Сначала всё шло как Твержский и думал - Ильке отвлекал внимание ценгданцев фронтальными атаками, штурмуя в лоб основную стену, концентрируя в тоже время силы для прорыва левого фланга на котором стояла кавалерия. Нестор ожидал этого и всё предусмотрел на этот случай. Когда же Южная конная армия обрушилась всей своей мощью на бригады и он приказал стянуть туда резервы, никто и подумать не мог о подвохе со стороны торхенского генералиссимуса.
   Но в самый кульминационный момент произошло неожиданное: пока Южная конная рубилась с Конными бригадами, а осадные полки Легиона изнуряли лобовыми атаками бывших гвардейцев, торхенские сапёры сделали подкоп под редут и заложив в его основание купленную за бешенные деньги у алхимиков Восходных Островов взрывчатку, высадили в воздух огромный кусок стены. В образовавшуюся брешь тут же хлынули когорты 1-го Легиона. Ландскнехты бежали, не в силах удержать свои укрепления.
   От полного разгрома войско Твержского (тот сделал всё возможное и невозможное, но даже этого оказалось мало) спас лишь Ярополк, который во главе десятитысячного войска "народников" (к нему присоединились несколько полков, высланных из Катшевы для осады Восфитхала) пришёл на помощь к окопавшемуся на холмах герцогу. Помазанник отослал лейб-гвардию, покрывшую себя немереной славой, в столицу - зализывать раны, а вервульфцев и часть "невидимок" - в распоряжение коменданта гарнизона порта Квесберг, на который наседал флот эмира Кайра киль Самиля, зато к нему присоединились остатки Багрового ордена, что бежали из Грамеранга и просили Брацлава дать им прибежище.
   Неожиданное появление десятитысячного войска, обрушившегося на тылы торхенцев не смог предусмотреть даже Ильке (о том что Ярик двинулся на выручку Королевской рати не знал и сам герцог Твержский - Помазанник хотел сохранить эффект неожиданности, а шпионы хормалдцев не дремали). Адепты Великого Пламени сотворили не применявшуюся прежде дымовую завесу, поддерживаемую со всех сторон ветрами. Огромное облако дыма вмиг окутало 1-й Легион. Многие торхенцы задохнулись, остальные же напрочь потеряли ориентацию в пространстве. Народная же армия наседала на кесарскую конницу. Гетман быстро включился в сложившуюся ситуацию и смог взять торхенцев в кольцо, зажав их между Королевской Ратью, Конными бригадами и Народной армией.
   1-й Легион и Южная конная фактически перестали существовать. Фридрих с небольшой группой легионеров и кирасиров пробился сквозь окружение и затерялся в лесах.
   Затем Ярик планировал штурмовать Восфитхал. Там неожиданностей не предвидится - его защищает лишь один полк янычар да несколько отрядов городского ополчения. В общем жизни Брацлава пока похоже ничего не угрожало.
   Ну а затем я упрошу Шуть И или Геракла вернуть его домой.
  

* * *

   Было солнечное летнее утро и ничто вроде не могло располагать Брацлава к таким мрачным думам. Восфитхал был захвачен, причём малой кровью. Из Ценгдански должна была со дня на день прибыть лейб-гвардия для участия в параде в честь победы. Ярополк рассчитывал до зимних холодов успеть установить контроль над всей Хормалдией и даже самые упрямые воеводы были согласны с тем, что это в принципе возможно. Юноша вовсе не хотел захватывать всё Хормалдское государство - ему достаточно было присоединить к Ценгданске западные эмираты, остров Хвёль-Амель, несколько крупных портов (у Ценгдански единственным городом с выходом в Зелёное море был Квесберг) ну и разумеется Восфитхал. Остальную же часть Хормалдии Помазанник планировал расчленить на ряд зависимых от Ценгдански держав (они бы стали природным противовесом Торхену). Этому немало способствовали сами эмиры, ничего не имевшие против того, чтоб превратить свой эмират в государство, пусть даже и находящееся под протекторатом Ценгдански. Причём совсем необязательно поддерживать между ними мирные отношения - принцип "Divide et impera" ("Разделяй и властвуй") был знаком Ярику ещё по урокам истории.
   Единственный серьёзный противник Брацлава, Артём Остроумный (его принцип был "Война кормит войну", хотя он вряд ли бы догадался бы его так складно сформулировать и уж подавно не знал, что ещё до него им пользовался Валленштейн) погиб во время штурма Гиделя.
   "Так откуда взялась печаль?", как сказал бы Цой.
   С самого рассвета Помазанника Божьего сушила хандра. На ночь он устроился в бывших султанских апартаментах. Спал он неспокойно, его опять мучили кошмары, которые он никогда не запоминал.
   А ближе к утру ему приснилась его мама.
   Ярик всегда относился к ней с сакраментальным для истинного славянина уважением (даже былинные богатыри всегда слушались своих матерей, не осмеливаясь им перечить). Разговаривая с ней он всегда обращался к ней на "Вы" и на украинском языке, поскольку у них в семье было так принято.
   Мама стояла на пороге дома, печально качала головой и пела:
  
   Виростеш ти, сину, вирушиш в дорогу,
   Вирушать з тобою приспанi тривоги.
   За тобою завше будуть мандрувати
   Очi материнськi i бiлява хата.
  
   А якщо впадеш ти на чужому полi,
   Прийдуть з України верби i тополi.
   Стануть над тобою, листям затрiпочуть,
   Тугою прощання душу залоскочуть.
   Там был ещё один столбик, но тоска кулаком сжала сердце Брацлаву и тот проснулся.
   Не позавтракав и отказавшись от почётного караула, Ярик неожиданно для самого себя решил посетить фамильную султанскую усыпальницу.
   В усыпальнице было пыльно и пусто. Пахло полынью и ещё какими-то травами. На длинных полках лежали золочённые саркофаги. Сквозь световые шахты в могильник проникало весёлое утреннее солнышко, в лучах которого вяло ворочались столбы пыли. Пыль была везде. Она лежала толстым ковром на полу, покрывала полки, саркофаги - не было желающих убирать в гробнице свергнутой династии. Как говорится, горе побеждённым.
   Ярополк прошёл вдоль саркофагов, задержался на миг возле зеркала, окинув себя придирчивым взглядом. Взъерошенные чёрные волосы, исхудавшее смуглое лицо, запавшие карие глаза, в которых, несмотря на синюшные мешки под ними, светился задор и воля к жизни. Власть портит человека. И не только внутренне, а и внешне. Взять хотя бы эти круги под глазами. Когда он, кстати, вообще в последний раз спал больше четырёх часов в сутки?
   Ярик пошёл дальше. Интересный обычай ставить зеркала в усыпальнице - тут наверняка замешана магия. А может это всё просто для того чтоб напомнить родственникам усопшего, что надо иногда думать и о самих себе, а не только попусту убиваться над хладным трупом?
   Что-то его сегодня тянет философствовать. Явно не к добру.
   Уже не первый раз он спрашивал себя, правильно ли он поступает. Для этого ли его послал сюда его Господь? Брацлав не знал. Оправданны ли все эти людские жертвы и угодно ли Богу завоевание Восфитхала? "Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет". Помазанник Божий принёс хормалдскому народу истинную веру, освободил его от гнёта узурпатора. Разве может это быть злом?
   Ярик остановился. Закрыл глаза, развёл в разные стороны руки. Втянул носом горький запах полыни. Ощутил вес волос у себя на голове. Послушал как падает пыль на каменный пол. Во рту был привкус металла, словно бы он сунул туда ключи - Брацлав понял, что это наверное из-за мышьяка, который он начал потихоньку добавлять себе в еду чтоб повысить природную сопротивляемость организма к нему. А ещё он где-то читал, что при отравлении мышьяком помогает молоко, точнее содержащийся в нём белок казеин, который образует с мышьяком нерастворимое соединение, которое не всасывается в кровь.
   Ярополк опустил руки, открыл глаза, пошёл дальше. Он кожей ощущал, что в могильнике кроме него находится кто-то ещё. Тем не менее, тревоги это у него не вызывало - призраков он не боялся, а живых так тем более.
   Крышка последнего саркофага была открыта (наверняка ещё одна хормалдская традиция). В нём покоилось тело последнего султана Хормалдии Тильманикока, защищённое от тления придворными чародеями. Брацлав подошёл к гробу и обмер.
   Там лежал его знакомый Павел Чебышерёв, с которым он ещё год назад учился в одном классе.
   - Господи, этого не может быть... - попятился юноша, судорожно сотворяя крёстное знамение. Это был не просто двойник, до невозможности похожий на Пашку, это был именно он, и ошибки здесь быть не могло. Но откуда он здесь? Неужели он тоже был призван сюда Богом для исполнения какой-то миссии?
   - Ты даже не представляешь себе, насколько ты близок к истине. - раздался у него за спиной чей-то хрипловатый голос. Ярик резко обернулся. Перед ним стоял мужчина в ослепительно белых одеждах с выбритой до блеска головой и ярко-зелёными глазами в которых светилась сила, способная должно быть зажигать и гасить звёзды с той же лёгкостью, с которой человек может включить и выключить фонарик. - Это действительно твой знакомый. Но послан он сюда вовсе не Христом, а твоим другим бывшим одноклассником Тимуром Тухачевским. Точно так же как были призваны в этот мир ещё двадцать восемь человек из вашего бывшего класса. Точно так же как был призван и ты.
   - О чём ты говоришь? И при чём здесь Тухачевский? - внезапно севшим голосом спросил Брацлав леденея внутри.
   И тогда незнакомец (на руссом языке между прочим) поведал ему всё. О тридцати государствах, о том как Тимур, внезапно открывший в себе способности бога, в приступе ностальгии начал собирать своих бывших школьных одноклассников. Ярик узнал, что король Тафваны, которого он сам приказал отравить, был одним из его лучших друзей, что тот кого он считал Богом был всего лишь шестнадцатилетним мальчишкой, который использовал его забавы ради.
   А ещё он узнал, что все те цели, ради которых он губил людей и сам рисковал жизнью, ради которых он обагрил свои руки кровью и преступил заповедь "Не убий!" были всего лишь пустышкой.
   После всего этого Брацлаву оставалось только одно - покинуть этот мир. Единственным способом, который оставил ему Тимур. Раньше его бы передёрнуло от одной только мысли об этом (Как!? Ведь это же большой грех! Да и вообще жизнь ведь прекрасна...). Но сейчас этот выход казался ему вполне приемлемым, более того единственно верным. Подумаешь грех. Есть ли вообще тот Бог, в которого он веровал всю свою недолгую жизнь (погулять и побухать он конечно любил, да и вообще не претендовал на то чтобы называться добрым самаритянином, но в Бога веровал истово)? А если есть, то почему он позволяет чтобы в мире творилось такое непотребство?
   Спокойным тоном юноша поблагодарил незнакомца за ценную информацию, хотя в его карих глазах плясал тёмный огонь, снял с себя перевязь с королевским клинком и аккуратно повесил её на крюк рядом с Пашкиной саблей. Затем стянул с себя прекрасную хормалдскую кольчугу самого мелкого плетения, которую он нашёл вчера в султанском Арсенале. Потом он опустился на колени и прочитал последнею молитву Богу, в которого он перестал верить.
   В словах чужака (кто он интересно вообще такой?) он не сомневался ни на секунду. Затем Ярик вытащил из ножен свой полосатый меч, досадуя, что не может просто пустить себе пулю в лоб, упёр его рукоятью в основание постамента на котором лежал саркофаг и навалился грудью на остриё. Кончик клинка почему-то неохотно входил в тело, но Брацлав навалился сильнее, и рубаха на его спине приподнялась острым горбом.
   Ярик повалился набок. Уже умирая он осознал, что его душа отправляется не в Рай и не в Ад, а в серое Ничто.
  
  

* * *

   Пробежав свои ежеутренние четыре километра, я жадно пил воду из сотворённого мною прямо посреди парка фарфорового умывальника. Настроение у меня было отличное, хоть я и проспал своё обычное время побудки. За это я решил лишить себя завтрака.
   Большое жёлтое солнце лениво котилось по небосклону, покрывая дорожки парка диковинными теневыми узорами.
   Вообще-то пить после пробежки вредно (это говорил мне и мой тренер по кику, и Геракл, мотивируя это тем, что вода повышает давление и даёт нагрузку на сердце), но сегодня я явно решил нарушить свои обычные традиции. Надо же иногда чем-то разнообразить будний день...
   - Сегодняшний день обещает для тебя быть очень разнообразным. - раздался откуда-то сбоку знакомый голос. Посланник как всегда появился неожиданно и совершенно бесшумно. Лично я, путешествуя Путями всегда поднимал в Астрале такие завихрения, что отыскать мой след мог бы пожалуй и кое-кто из смертных волхвов, кто поумнее и поискуснее. Что ж, у служителей Господа свои дороги.
   - Здравствуй, Гермес. - сказал я, отрываясь от крана. - Рад тебя видеть.
   - Эта радость будет продолжаться недолго. - мрачно посулил богоподобный и выхватил откуда-то из пустоты окровавленный меч с характерным рисунком в виде размытых изображений серебряных лун и золотых солнц. Не надо было быть мудрецом семи пядей во лбу, чтоб узнать, чей он и догадаться, что это значит.
   - Кто его убил? - спросил я в глубине души зная ответ.
   - Он сам себя убил. - подтвердил мою догадку Посланник. На моих скулах вспухли стальные желваки - я ждал продолжения. - После того как я открыл ему причину его пребывания здесь и рассказал всю правду о тебе.
   - Сука! - заорал я. Брошенное мною заклятье разнесло на молекулы ни в чём не повинное газебо - Гермес за терцию до этого телепортировался прочь. Развернувшись, я со всей силы заехал кулаком по умывальнику - тот разлетелся облаком осколков. Не находя выхода для переполнявших меня эмоций, я с размаху сел на тропинку, обхватив голову руками.
   В щёку мне впился какой-то наглый комар. Я поймал его, но давить не стал. Вместо этого я наложил на него сложное проклятье и отпустил. Комар со скоростью кометы помчался прочь. Когда он выбьется из сил и сядет на землю (а это будет ещё не скоро), моё заклинание придёт в действие. Тогда комарик превратится в гигантского монстра, который не остановится до тех пор, пока не уничтожит всё живое и разумное в Новом Эдеме. Так им и надо, людишкам неблагодарным.
   А мне пора было собираться домой. В свой настоящий дом, а не в Дворец.
  
  

* * *

   Комендант форта Келтазар, выходец из древнего аристократического рода Нумерий Кар, был разбужен посыльным, который сообщил, что его мудрость маг Эрих Фёрнер просил передать, что со стороны границы сюда движется что-то непонятное. Нумерий наскоро одел кирасу и шлем и тут же поднялся на крепостную стену. Спустя пару минут сюда прибежал запыхавшийся Эрих. Толстяк выглядел весьма озабоченным и растерянным. Кар давно был знаком с чародеем и знал, что тот, несмотря на свой несносный характер, всегда отличался собранностью и просто завидным хладнокровием. Во всяком случае когда они служили вместе на другом кордоне и их форт штурмовала впятеро превосходящая своей численностью гарнизон орда варваров из Ледяных Земель, он не проявлял и половины теперешнего беспокойства. Это настораживало.
   - Я не могу понять, что там происходит. - пожаловался капризным голосом Фёрнер, махнув пухлой рукой в сторону кордона. - Мои магические кристаллы словно с ума посходили. Если им верить на границе сейчас должно происходить настоящее светопреставление.
   Позавчера мимо форта промаршировали Преторианцы - личная гвардия кесаря, числом около десяти тысяч человек. Кесарь собирался захватить Катшеву, пока основные силы ценгданцев сконцентрированы в Хормалдии, чтобы взять реванш за поражение Ильке. Сам генералиссимус был категорически против этого и Преторианцев повёл их командир маркграф Отто Миттнер.
   - А не могли ценгданцы применить какую-то новую неизвестную тебе магию? - спросил комендант, но толстяк лишь отмахнулся.
   - Командир, смотрите! - крикнул один из дозорных, тыча пальцем в сторону границы. Нумерий послушно посмотрел. Из леса горохом высыпала толпа людей, отдалённо напоминавшая войскподразделение. Кар скорее угадал, чем узнал в нём помпезную Преторианскую гвардию.
   Преторианцы бежали чуть ли не повернув головы назад. О сохранении положенного при отступлении строя не могло быть и речи. Гвардейцы побросали не то что протазаны и щиты, но даже поснимали с себя доспехи - лишний вес не способствовал паническому бегству. Комендант с гневом отметил, что нигде не видно знамени Преторианцев, которое положено было сохранить, хоть бы и небо падало им на голову. Ободранная, растрёпанная орава на всех парах мчалась прямо к закрытым воротам форта. Кто-то истошно закричал. На лицах торхенцев был написан выжигающий душу ужас.
   А затем из леса огромным прыжком выскочил Зверь. Больше всего он напоминал красную львицу, размером в два раза больше хорошего особняка (Кар понял это соотнеся её размеры с размерами деревьев). Львица была красной от крови.
   На стенах форта сейчас стояли баллисты и катапульты 3-го Отдельного Осадного Легиона, которые должны были сегодня после завтрака двинуться в Катшеву в помощь Преторианцам. Их расчёты, не дожидаясь распоряжений коменданта, споро заряжали свои орудия и нацеливали на демоническую львицу. Та неспешно шагала к воротам, в которые колотились ошалевшие от ужаса Преторианцы. Чародей свёл с небес целую паутину белых молний, что кривыми плетями начали хлестать Зверя. Молнии сверкающей сетью оплели монстра, но затем соскользнули с него и ушли в землю, не потревожив и шерстинки на теле диковинного создания.
   - Кар! - крикнул не потерявший самообладания Фёрнер. - Открой Преторианцам! Я запускаю "молотилку"!
   Нумерий распорядился открыть ворота, не сводя взгляда с приближающейся с ленивой неспешностью львицы. Казалось, она нарочно никуда не спешит. Более того торхенцу на мгновение почудилось, что она улыбается. Когда Зверь подошёл на полёт стрелы, по нему дали залп из луков и арбалетов. Что и говорить, толку с этого было мало. Маг один за другим кинул в чудовище несколько файерболов, но оно даже усом не повело. Села на землю и, наклонив голову, спокойным взглядом больших жёлтых глаз наблюдала, как со всего леса к форту сбегаются очумевшие Преторианцы. Некоторые из них пробегали всего в каких-то двухстах футах от неё, но львица не нападала на них, дожидаясь, пока они все соберутся в той ловушке, которую они почему-то считали своим прибежищем. Она никуда не спешила. Вместо этого животное спокойно принялось вылизывать своим розовым языком широченную когтистую лапу.
   Осадные орудия были заряжены и нацелены на врага в рекордные сроки. Огромные каменные глыбы, окованные сталью брёвна и бочки с горящей смолой, настоящим дождём обрушились на грозную тварь. Но все снаряды лишь бессильно скатывались по могучей спине Зверя, не оставляя не царапины на его шкуре. Причиной тому явно была какая-то неизвестная магия, а не просто большие размеры львицы.
   Последние Преторианцы забежали внутрь и ворота начали закрываться с убийственной медлительностью. Эрих включил "молотилку". Её аккуратно начерченные пиктограммы покрывали всё пространство перед фортом на двести пятьдесят шагов во все стороны. Это было простенькое заклинание - даже примитивные дикари-шаманы и те могли его нейтрализовать. Но если уж оно срабатывало, то пощады оно не давало никому.
   Твердь под ногами Зверя взорвалась лепестками чёрного грунта. И в ту же секунду он взвился в воздух в умопомрачительном прыжке, перемахнул через стену, обрушился на форт, разметав несколько построек, одним ударом лапы прихлопнул добрый десяток замешкавшихся солдат. Остальные кинулись от чудовищной львицы врассыпную, будто цыплята от рыси. В форте началась паника. Нумерий крикнул чтоб открывали ворота для отступления, а сам попытался навести порядок. Он едва ли не кубарем скатился по ступенькам со стены. Обычно дисциплинированные торхенцы как с ума сошли. А львица с ужасающей скоростью металась по форту, производя чудовищные разрушения и походя убивая всё живое, что только попадалось ей на глаза. Кар видел, как погиб Эрих, которого жуткое создание, запрыгнув на миг на стену, сцапало словно мышь. Солдаты что посмелее продолжали осыпать Зверя стрелами из укрытий, но видимого вреда ему это не приносило - он был слишком стремительным, чтоб кто-то смог попасть ему в глаз или в чувствительный нос.
   Комендант стал в воротах. Открывавшие их легионеры первыми чухнули прочь. Надо было думать о том, как лучше организовать отход: группами, или по одному. Построить же бойцов в колонну означало обречь их на заклание. Внезапно львица, которая как казалось торхенцу была очень от него далеко, присела, прыгнула и оказалась всего в каких-то двадцати футах. Он выхватил абсолютно бесполезный меч, надеясь перед смертью хотя бы ранить чудовище. А что было позднее Нумерий Кар так и не узнал - последние что он увидел, это как раскрывается огромная пасть Зверя, в глубине которой клубилось нечто большее, чем просто темнота.
  
  

ГЛАВА 6. АДАМ И ЕВА

Что не убивает меня, то делает меня сильнее

(Фридрих Ницше)

   Отправился я не прямиком домой. Оказавшись на Земле я решил первым делом исповедаться в церкви. Вся беда состояла в том, что я никогда раньше этого не делал и поэтому даже будучи богом стеснялся подойти к батюшке с такой просьбой. Поэтому я решил просто помолиться.
   Я почти всегда хожу в одну и ту же небольшую церковь на Фалеевской, именуемую Свято-Никольским храмом.
   Я трижды перекрестился и поклонился на входе, и бесшумной тенью, невидимой для людей, скользнул в церковь. Привычно окинул взглядом иконы и настенные росписи. Всё как раньше, и только Святой Николай смотрел на меня с немым укором. Я встряхнул головой, прогоняя прочь это наваждение.
   Оказывается, я совсем забыл каким уютным был этот небольшой собор. Мирно горели жёлтые огоньки свечей, эффектными снопами падал солнечный свет из окон, церковный хор тянул что-то успокаивающе-усыпляющее. Приятно пахло какими-то благовониями. Даже толкущиеся вокруг бабульки казались мне чем-то родным и милым - неизменным атрибутом православной церкви, где люди не ленятся стоять во время служения. Впрочем, к католикам я относился тоже терпимо.
   Пожалуй, я бы даже получил бы от этого всего удовольствие, если бы не цель с которой я сюда пришёл. А пришёл я каяться в своих грехах.
   "Исповедаю Тебе, Господу Богу моему и Творцу, во Святей Троице Единому, Славимому и Поклоняемому, Отцу и Сыну, и Святому Духу, вся мои грехи, яже содеях во вся дни живота моего, и на всякий час, и в настоящее время, и в прешедшия дни и нощи, делом, словом, помышлением, объядением, пиянством, тайноедением, празднословием, унынием, леностию, прекословием, непослушанием, оклеветанием, осуждением, небрежением, самолюбием, многостяжанием, хищением, неправдоглаголанием, скверноприбытчеством, мшелоимством, ревнованием, завистию, гневом, памятозлобием, ненавистию, лихоимством и всеми моими чувствы: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием и прочими моими грехи, душевными вкупе и телесными, имиже Тебе, Бога моего и Творца, прогневах и ближняго моего онеправдовах. О сих жалея, винна себе Тебе, Богу моему, представляю, и имею волю каятися: точию, Господи Боже мой, помози ми, со слезами смиренно молю Тя: перешедшая же согрешения моя милосердием Твоим прости ми и разреши от всех сил, яже изглаголах пред Тобою, яко Благ и Человеколюбец".
   - Аминь. - прозвучал голос у меня за спиной. Я никогда бы и не подумал, что в это одно-единственное слово можно вложить столько цинизма. Причём я готов был заложить свою душу, что это саркастическое "Аминь" адресовано именно мне, а не Господу. Следовательно произнёс его не поп, и не прихожанин (они бы и не смогли б так ёрничать). Но кто же мог видеть меня? Я слышал о том, что находясь в молитвенном трансе-исступлении смертные способны видеть существа высшего порядка, но почему-то я был уверен, что обладатель столь ехидного и самодовольного голоса никак не может быть ни набожным юродивым, ни религиозным фанатиком - в нём явно попросту не было места поклонению чему-либо, кроме себя самого (как это можно определить даже не видя того, кому этот голос принадлежит, скептикам я, увы, объяснить не смогу). Следовательно, говоривший не был человеком. Тогда кем он был?
   Я резко обернулся на пятках и увидел стоявшего в дверях мужчину средних лет в нелепой чёрной мантии, словно у судьи, белой рубашке, жилете и полосатом чёрно-зелёном галстуке. У него было холёное лицо, которое можно было бы считать прекрасным, если бы не надменная мина на нём. И ещё у этого странного нечеловека были поразительно неприятные мутные глаза болотного цвета.
   - Что ты делаешь в Божьем доме, тварь?! - не своим голосом рявкнул я.
   - То же что и ты, землянин. - гаденько улыбнулся тот. Если он и обиделся на "тварь", то виду аж нисколько не подал. Затем это существо быстро перекрестилось (причём щепотью и слева направо) и шагнуло под свод собора. - Пришёл помолиться.
   Как мне показалось вся темнота, которая только была в помещении, сразу собралась вокруг него. Может вошедший и не был абсолютным злом, но и на воплощение добродетели он никак не смахивал. Он стал как раз напротив иконы Святого Николая легонько касаясь кончиками пальцев огоньков церковных свечей (в детстве уже одно это произвело бы на меня впечатление, но потом я узнал, что если водить пальцами по огню свечки достаточно быстро, то жар не ощущается - и в этом нет никакой магии). Солнце как специально спряталось за тучи, которые тут же начали накрапывать дождём. Наполнявший собор уют из-за присутствия чужака таял, как масло на горячей сковородке.
   - Ты заблуждаешься, если полагаешь, что я бес из Адских Легионов. - продолжал пришелец идя кругом вокруг меня словно акула. - Можно сказать, что я наоборот твой соратник, хотя я не слышал о том, что Пантеон когда-либо с кем-либо ратоборствовал.
   - Я тебе не верю, Сатана! - выкрикнул я становясь в кик-боксёрскую стойку - при нервном потрясении оживали старые рефлексы, усвоенные часами тренировок, а не умения, вдолбленные мне в память с помощью Силы, или навыки, приобретённые благодаря урокам Геракла - и начал поворачиваться по кругу следя взглядом за ним.
   - Ой-ой-ой! Чья б корова мычала, мученик нашёлся! - презрительно бросил мне в лицо нелюдь.
   Он не сделал не единого движения, не произнёс не единого слова, но какая-то неведомая сила подхватила меня, швырнула лицом вниз и поволокла на середину зала; я впился ногтями в пол, оставляя на его покрытой толстыми слоями коричневой краски гладкой поверхности заметные царапины, но меня тут же рывком подняло в воздух словно распиная на невидимом кресте.
   - Эгоизм, альтруизм, атеизм, религиозность - всё едино. - скучающим тоном говорит чужак, щелбаном скидывает на пол свечу. - Всё это пустые домыслы обкурившихся гашишем философов. - обутая в ботинок с бандитским квадратным носом наступает на свечу и топчет её словно бычок. - Знаешь, я, хоть я и член Пантеона, более чем уверен, что вас, людей, после смерти ждёт чёрная червивая темнота. И это пугает вас даже больше чем муки Ада. Лучше вечные муки, чем абсолютное небытие. "Смерти нет, есть только дорога в иные миры" - так вякают жрецы смертных в каждом мире в надежде выцыганить у дурачков покаяние, а заодно и награду за свои так называемые труды. Самое удивительное, что в конечном итоге каждый из смертных, каким бы набожным он не был, является эгоистом, так как отказывая себе в земных радостях, помогая ближним, он заботится о спасении своей, а не чьей-либо ещё души.
   - Отпусти, сволочь... - сквозь зубы цежу я.
   - А что же тебе не поможет твой Бог? - гнусный тип делает эффектную паузу. - Вот видишь, ему на тебя абсолютно начхать. Ты думаешь, что тебя наделили Силой потому что ты был лучшим из лучших, украшением своей расы? Хрен там! Тебя выбрали потому, что ты был просто самым типичным человеком. Не хорошим, не плохим, просто бесцветным. Так же поступали отбирая других богов. Берётся среднестатистическая личность, а не венец эволюции. Иначе как бы по-твоему я стал богом? Молчишь? Правильно делаешь. Когда индивидуум не спорит с доводами логики, то это означает как минимум, что он не безнадёжен. Ты не глуп и не умён, ты просто серая проекция ментальности всего человечества, уж прости меня за мудрёные слова. Ты мёртвая точка. Не золотая середина, а именно мёртвая точка. И знаешь, а ведь...
   - Трикстер! - раздался новый голос, показавшийся мне неприлично громким для церкви. Его обладатель стоял на хорах рядом с певцами. Те продолжали распевать псалмы, не обращая на происходящее ровным счётом никакого внимания. Я закатил глаза наверх к нарисованной на своде купола Святой Троице, моля своего Господа объяснить мне что происходит. Обладатель рокочущего баса тоже явно был богом, но гораздо более располагающим к себе. Росту в нём было метра два, а шириной плеч он немногим уступал Гераклу. Лицо у него было открытое, благородное, обрамлённое красиво завитой бородой. Одет он был в простую серую рубаху и длинный серый же плащ. - Опять ты принялся за свои мерзкие штучки!
   - А, это ты, белокурая бестия. - безразлично буркнул тот. Я почувствовал, как та же сила, что только что грубо вздёрнула меня вверх, бережно опускает меня на пол. - Ну, здравствуй, Странник. Он же Пилигрим. Или же тебя следует называть Кецалькоатлем? А может быть Виракочей? Ты ведь когда-то любил промывать мозги людишкам этого мира, строя из себя мудрейшее и всеблагое божество.
   - Пусть так. - не стал спорить бог. - Но я всегда учил туземцев добру и по крайней мере не покрыл позором своё имя, да и не лишился его как кое-кто.
   - Лучше зваться Безымянным, - фыркнул его оппонент, - чем слыть Бездомным.
   Услышав эту подначку, я внезапно понял, насколько же этот Безымянный ничтожен. Он был по-детски хвастлив и спесив словно дюжина чванливых чиновников, этот болтливый бог. И ещё я понял, насколько слабым я показался и тому, и другому богу со стороны. Надо было мне показать этому Трикстеру...
   - Ты правильно сделал, что не стал отвечать на насилие насилием. - сказал вдруг тот, кого Безымянный назвал Странником и ещё какими-то странными, кстати смутно знакомыми именами - надо будет получше ознакомиться с мифологией народов мира в свободное время. - Нет, ты не думай, я не читал твои мысли. Просто я очень хорошо знаю людей, а это помогает иногда угадывать, о чём они думают.
   - И почему Вы считаете, что я правильно поступил, проявив слабость? - с недоверием спросил я.
   - Потому что ты при желании мог проявить силу, хотя я и не знаю, что побудило тебя не делать этого. А умение добровольно отказаться от применения силы, когда у тебя есть такая возможность, является, по-моему, высшим её, силы, проявлением. - сказал Пилигрим разводя руки в разные стороны.
   Я промолчал о том, что я вообще напрочь забыл, что я бог и обладаю божественной Силой. Возможно, у меня просто было какое-то подсознательное табу на её применение в Божьем доме.
   - Зло нельзя победить, отражая его злом. - продолжал Странник, не обращая внимание на то, какие рожи кривил Безымянный, явно пародируя его. - Ведь зло - это не субстанция, а просто отсутствие добра. Совершая злой поступок, ты сам становишься злом. Может быть ты в детстве видел мультик по мотивам китайской сказки, о том как один за другим воины приходили, чтобы убить охраняющего богатства дракона, но убив его сами превращались в подобное злое чудище и ложились на кучу сокровищ? Это весьма хороший наглядный пример.
   - Короче, Склифасофский, - грубо перебил его Трикстер, - хватит забивать ему баки. А ты, - он ткнул в мою сторону пальцем, - перестань слушать этого зануду.
   - А что вам всем вообще, собственно, от меня нужно? - осведомился я, краем глаза глядя на снующих повсюду беззаботных людей.
   Прежде чем бородатый успел что-либо сказать, чванливый бог гаденько усмехнулся и сказал:
   - Не знаю как он, а я лишь хотел напомнить тебе, что созданное тобой чудовище сейчас трапезничает твоими людьми.
   О Боже, я совсем о нём забыл! Пока я тут бью поклоны в церкви, созданная мною в припадке гнева тварь пожирает народы.
   - Вот видишь, - обрадовался болотноглазый. - Тебе пока ещё небезразлична судьба твоего мира. Кстати, если ты хочешь сделать экскурс в мифологию, то его следует начать с монстра, которого ты создал. Сам того не подозревая ты создал точную копию львицы Хатор, которую в своё время сотворил египетский бог Ра, настоящие имя которого невозможно произнести с человеческим речевым аппаратом, для того чтоб она уничтожила человечество. Тогда люди были спасены лишь вмешательством Шуть И. А ещё я тебе советую почитать, как этот тип, - теперь он ткнул пальцем в сторону Пилигрима, - водил за нос индейцев из Мексики, представляясь им Кецалькоатлем, а дикарей из Анд, представляясь Виракочей. Тоже мне, Страшила Премудрый. Продул противостояние Тескатилпоке Дымному Зеркалу, это при том, что тот далеко не самый умный бог Пантеона...
   - Лучше расскажи ему, как ты лишился права носить имя. - совершенно беззлобно сказал ему Виракоча. - Это было бы весьма поучительно.
   - Просто следует отличать добровольный отказ от применения силы, - хороший, годный пример этого есть в Библии, когда Иисус оказывается схваченным храмовой стражей, ведомой Иудой, и не призывает себе на помощь ангелов, - от неприменения силы из-за трусости и растерянности. - парировал Трикстер.
   Это всё меня интересовало мало, как и то, что Безымянный похоже залез ко мне в голову. Мне надо было спасать человеческий род в Новом Эдеме. Остальное не имело значения.
   - Вот видишь, Странник, я знаю как играть на чужом человеколюбии! - обрадовался бог. - А как мой презент за твой гуманизм, возьми вот это.
   Он протянул мне длинный меч с характерным бурым узором на клинке. Приглядевшись, я разглядел среди природных разводов угловатые скандинавские руны. Меч был сделан из высококачественного булата, причём на него явно были наложены какие-то чары. Глянув на него сквозь Астрал я увидел, что он сияет Силой как маяк.
   - Это клинок Тира, бога войны, который богом на самом деле не был, а был смертным и даже калекой. - важно заявил Безымянный.
   Меч я почему-то принял без колебаний (не то чтобы мне хотелось брать что-либо из рук этого самовлюблённого урода, но оставлять в его руках это благородное оружие было бы просто кощунством) - это действительно был меч Тира, - и, кивнув на прощание Страннику, растворился в воздухе.
  
  

* * *

   С Хатор я расправился быстро - превратил её обратно в комара и раздавил. Восстанавливать разрушенные ею торхенские города я не стал - и сами отстроят. Вообще в Новом Эдеме творилось нечто невообразимое. И не удивительно, ведь не каждый день в мире появляется тридцать государств с кризисом власти. Власть над обладающей самой большой армией в Эдеме Ценгданской попала в руки созданного из представителей знатных аристократических фамилий Регентского Стола. Божественная интуиция подсказывала мне, что лет через двадцать появится паренёк, который объявит себя сыном Ярика. И ведь если он окажется действительно ловким и сумеет договорится с дворянами, у него есть реальные шансы заполучить власть - народ Ценгдански уж очень любил своего эксцентричного правителя, Помазанника Божьего, и вполне мог согласиться возвести на трон его ребёнка, пусть даже и бастарда. А быть может какая-нибудь девушка уже сейчас действительно носит под сердцем внебрачного сына Ярополка.
   Покончив с львицей, я принялся наводить порядок в Новом Эдеме. При этом пришлось стереть с его лица несколько агрессивно настроенных войск (точнее даже просто больших банд наёмников). При этом я всё списал на буйство природы - после смерти Тенмаля в этом мире не нашлось бы мага, который поймал бы меня за руку. Очень быстро мне удалось добиться некого подобия мира во всём мире, во всяком случае войны и разруха в нём резко пошли на спад и ситуация начала стабилизироваться.
   Покончив с насущными проблемами я вновь остался тет-а-тет со своей печалью. Я оградил Эдем своей Силой от чужеродного вторжения, не желая видеть не богов, не богинь, не ангелов и не демонов, пусть даже они все желали бы мне только добра. Я устал от запутанных взаимоотношений божеств Пантеона, поссорился с Посланником Божьим, да и с Гераклом общаться не хотел. Я твёрдо решил через пару дней вернуться в свой родной мир, влиться в обыденную жизнь и забыть о том, что я бог. Иногда гораздо спокойнее быть просто человеком.
   Королевский меч Ярика, оставленный мне Гермесом я повесил в своей оружейной. Узорчатый же клинок Тира я постоянно таскал с собой.
  
  

* * *

   - Так что у нас завтра семинар? - на всякий случай хрипло переспросила трубка.
   - Да, по административному принуждению. - подтвердила Оксана.
   - Учить лень. - прошуршало в трубке. - Может быть итак пронесёт.
   - Та ладно, чего уж там. - успокоила его Винокуренко. - Тот класс говорит, что она не сильно грузила.
   - Ну вот и ладно. - голос её собеседника звучал искажённо и с помехами, словно с другого конца Вселенной, а не с соседнего дома. Оксане вдруг подумалось, что ему абсолютно наплевать и на завтрашний семинар, да и на право вообще, а может даже и на неё саму - некоторые с автоответчиком разговаривают поэмоциональнее. - Спасибо, Оксана. Пока.
   - Пока. - сказала Оксана долгим гудкам в трубке. По спине заползали противные мурашки. Что-то в её собеседнике неуловимо изменилось. Хотя чего уж так категорично, может у человека просто был сегодня тяжёлый день, - успокоила сама себя Винокуренко, зная в глубине души, что причина не в этом.
  
  

* * *

   Я с силой впечатал трубку в телефон. Оксана и не представляла себе насколько тяжёлым был для меня сегодняшний день, как впрочем и два предыдущих. Одним махом я до дна осушил очередную бутылку водки. Поперхнулся, у меня на глазах выступили слёзы, которые я не смог выдавить из себя при известии о смерти Ярика, но закусывать не стал, а лишь занюхал рукавом. Я уже выдул целый ящик водки, но она не возымела на меня совершенно никакого действия, кроме вони изо рта. Более того, я подозревал, что со мной ничего не было бы, выпей я такое же количество метилового спирта - быть богом иногда очень скучно.
   На коленях у меня лежал меч Тира, как постоянное напоминание о том, что я могу в любой момент хотя бы ненадолго, пока не воскресну, уйти из этой пакостной жизни.
   Что-то сломалось во мне в тот самый миг, когда я узнал, что Ярик умер - ведь он был моим последним звеном, связывающим меня с реальностью, с домом. Я ненавидел себя за то, что не сумел уберечь его и Машу, Ивана и Сергея, Юрку и многих-многих других... Ненавидел себя я и за то, что поддался на провокацию и вернулся в этот проклятый мир.
   Я по-прежнему мог голыми руками раскидать взвод ОМОНа, но в душе я уже был не тот. Студень, а не кремень. И я даже не мог придумать что-то такое, чтоб исправить сложившуюся ситуацию, хотя точно знал, что если сейчас не справлюсь с этой депрессией, то это затянется на сотни, а может и тысячи лет.
   Тьфу ты, чёрт... Я с отвращением откинул прочь бутылку из-под водки и запрокинув голову уставился в потолок. На потолке была красивая фреска, изображавшая Адама и Еву в райском саду.
   Внезапно меня словно переклинило. Ну конечно! Вот то, что мне нужно!
   "...я поставлю твою голову рядом с башкой гидры" - прозвучал у меня в голове словно наяву голос Геракла.
   Но ведь тут-то у меня не будет никаких корыстных мотивов! Я только пытаюсь сделать их счастливыми, совершенно природным способом, без всяких воображаемых королевств и прочей дребедени. Я не буду скрывать от них правду о том где они и кто я такой. Всё будет на этот раз чисто и благородно, а не ради моего развлечения.
  
  

* * *

   Оля Трутенко проснулась в совершенно незнакомом ей месте, на широченной кровати с тяжёлым балдахином цвета бургунд. Первой её мыслью было что её похитили. Она резко села в кровати и огляделась по сторонам. От сердца сразу немного отлегло - Проша был рядом и мирно посапывал, обняв подушку двумя руками.
   Это утешало - по крайней мере она не одинока. Вселяло надежду и то, что она была в своей родной одежде, а не в каком-нибудь эротическом пеньюаре, значит можно надеяться, что если их кто-то и похитил, то он не сексуальный маньяк-извращенец. По крайней мере ей хотелось в это верить.
   Девушка хотела было разбудить Горелова, но потом передумала - зачем раньше времени лишать человека того покоя, который ему пока несут сон и неведение. Осмотреться она и без него сумеет. К тому же за те несколько лет что она была с ним знакома, Ольга точно усвоила, что её парня лучше не будить по утрам.
   Тихонько отодвинув полог в сторону, она выбралась наружу.
   Комната, в которой они находились, поражала роскошью интерьера. Резные панели красного дерева, шикарные гобелены и картины, неизвестных Трутенко художников. Кроме кровати был диван, два кресла, небольшой палисандровый столик с фруктами, массивный сервант с латунными ручками и огромное трюмо. На одной из стен висела вдобавок ещё и кабанья голова. Пол покрывал толстенный персидский килим.
   Никаких следов цивилизации. Хотя нет - свет от вычурных канделябров шёл ровный и яркий, как от ламп дневного освещения, а не от свечей.
   И всё-таки, куда их занесло? Окна были спрятаны тяжёлыми бордовыми шторами, и у Оли почему-то не было не малейшего желания их раздвигать.
   Сама мысль о том, что её похитили приводила девушку одновременно и в страх, и в бешенство. И если причины страха были естественны и понятны, то о том почему она была в бешенстве догадался бы не каждый.
   Оля терпеть не могла, когда к ней относились как к вещи. Однажды она поссорилась со своим парнем из-за того, что тот в шутку сказал своему товарищу: "Забирай её себе, она мне надоела!". Надо же, "забирай"! Так сказать про неё, да ещё и при ней!
   Не меньше её выводила из себя и мысль о том, что девушку можно купить.
   Но украсть... Это что-то новенькое.
   Трутенко наконец решилась и чуть отодвинула штору.
   За окном на сколько хватало глаз зеленел прекрасный солнечный парк с фонтанами и мраморными статуями.
   У Ольги ёкнуло сердце. Она не имела ничего против парков, но точно знала, что ничего подобного в Николаеве нет.
   Тогда где же они, о Господи?!
   В голове у девушки противно затуманилось, а в животе разом стало пусто и холодно. Она плюхнулась в первое попавшееся кресло, поджав ноги и обхватив колени руками. Боже, что же с ними теперь будет? Помещение это выглядит как одна из комнат фамильного замка какого-нибудь английского лорда. О том кто и как их похитил, у Трутенко не было не малейшего представления. Может какой-нибудь сумасшедший наркобарон? Хотя она никогда не слышала о существовании в их городе столь влиятельных лиц - если верить прессе, то всю наркоту здесь в основном бодяжили цыгане-кустарники. А если даже и существует какой-то наркобарон местного разлива, то кой чёрт они ему нужны?
   Оля ещё долго сидела в кресле, нервно покусывая костяшки пальцев, а затем решительно встала и направилась к трюмо. Может даже она и сошла с ума, но она всё же девушка и её пока ещё не всё равно как она выглядит.
   Больше всего она боялась увидеть в зеркале совсем другое лицо. Но нет, обошлось. Лицо её собственное, родное и хорошо знакомое от больших серых глаз до классически правильного носа и маленькой родинки на строго очерченном подбородке. Возможно чуть-чуть размазалась помада, да и выглядит она изрядно напуганной, но пусть в неё кинут камнем если это не она.
   Девушка поправила свои пышные волосы цвета пшеницы и, удовлетворившись увиденным, вернулась в кресло. Скоро проснётся Проша и тогда сразу выяснится бзикнулась она или нет. А если нет... Что ж, тогда им придётся вместе думать как выкрутиться из этой переделки.
   - Оля? - раздался приглушённый тяжёлым балдахином голос Горелова.
  
  

* * *

   К этой встречи я готовился долго и методично. Заранее продумал что я им скажу, где их встречу, даже что одену. Одел я простые синие джинсы, кроссовки "Nike", красную футболку "Element". Пораздумав, я опоясался мечом, который создал специально для этого случая (клинок был не супер, зато богато украшенная рукоять должна была произвести впечатление), защёлкнул на руке "Rollex" и одел на палец печатку помассивнее.
   Обычно я не таскал на себе все эти побрякушки, но перед гостями я не должен был ударить лицом в грязь.
   С помощью одной лишь мысли я широко распахнул дверь и решительно шагнул в комнату...
   Помпезные слова умерли на моих губах так и не родившись. На меня настороженно глядели две пары ясных серых глаз, таких родных, тёплых и близких в этом чуждом мире. Во взгляде моих друзей мелькнуло узнавание, затем удивление и, наконец, радость.
   Боже, наконец-то я встретил кого-то с кем можно быть самим собой, а не изображать из себя грозное божество или странствующего воителя. Напряжение последних дней стало спадать само по себе.
   Время словно замерло, пока я жадно разглядывал два приятных глазу лица, знакомых мне не хуже собственного. Проша больше всего напоминал повзрослевшего и возмужавшего Гарри Поттера (хотя если бы я ему это сказал, то он бы наверняка обиделся). Небольшие круглые очки и взъерошенная шевелюра лишь усиливали это впечатление. Он был худощавый, пожалуй даже слишком, и рослый: можно подумать, что человека нормального роста и телосложения взяли и вытянули на лишние двадцать сантиметров. На эту же мысль наводило и длинное лицо Горелова с высокими скулами, немного костистое и по-домашнему приветливое, особенно когда он улыбался. Но всё это ни в коем случае не делало его несуразным, а наоборот придавало изящности.
   Оля ничем не уступала Прохе в красоте. Она была порядком ниже своего парня и не имела склонности к худобе, обладая ладной фигурой. Лицо открытое, волевое с сильным, немного выдающимся вперёд подбородком, но вряд ли бы кто-то заикнулся бы о его грубости - Трутенко была эталоном женственности, точно так же как Прохор - эталоном мужественности.
   Совершенно нарушая выстроенный мною в голове сценарий этой встречи, я кинулся обниматься, а затем я долго сидя на полу рассказывал им о себе.
   О том, как неожиданно для себя стал богом, о Гермесе, о Новом Эдеме, о Шуть И, о том как заселил Эдем людьми и чуть их всех не погубил, о странных смертях своих бывших одноклассников, в которых я винил себя, о Геракле и о Тъэерзыав'Е и о многом-многом другом.
  
  

* * *

   Проха изумлённо глядел на Тимура. Почему-то он ни на секунду не засомневался в правдивости его слов (возможно сообщи Тухачевский о том, что он бог в другой обстановке, Горелов бы просто посоветовал ему на всякий пожарный проверится у психиатра, но в данной ситуации с тем что он бог поспорить было намного труднее).
   Будучи по натуре флегматиком, Прохор не был склонен к бурному проявлению эмоций, весьма пренебрежительно относясь к радости до поросячьего визга со стороны других, не говоря уже о истериках. Тимур же всегда был человеком очень импульсивным и, как не странно, это ему с точки зрения Горелова очень шло. Он был прекрасным энергетическим донором, всегда лучился какой-то странной космической энергией. Сейчас же она исходила от него словно радиация от Чернобыльской АЭС.
   Вместе с тем вид у Тухачевского, несмотря на всю его браваду, был весьма измученный, так, словно он не спал уже пару дней и не ел столько же. Налитые железной мощью ладони молодого бога время от времени судорожно сжимались в кулаки впечатляющего размера, особенно когда он рассказывал о своих школьных одноклассниках. Костяшки пальцев при этом белели до цвета слоновой кости.
   Он неуловимо изменился, этот коротко стриженый любитель рока и кик-боксинга. И Горелову совсем не казалось что изменения произошли в лучшую сторону.
   Говорят, власть портит человека. Интересно, как портит человека такая власть. Ведь как ни крути всё-таки это трудно, трудно быть богом.
   Но больше всего Прошу беспокоила неопределённость целей для которых он доставил их с Олей в этот мир. Ставить их во главе каких-либо государств он, слава Богу, вроде не собирался. Так за чем они ему нужны? За себя он как-то не очень переживал - в случае чего он как-нибудь выкрутится, но ведь ему приходилось ещё думать как в случае чего спасти свою девушку. Кто его знает, что там у Тимурки в голове творится. Он человек вроде порядочный и уж точно никогда не желал никому зла, но эта история с тридцатью королевствами, и то, как он рассказывал о своём новом искусстве убивать, вызывало у Горелова неприятный холодок в позвоночнике.
   - Ну ладно, ребята, я пошёл. - сказал Тухачевский. С сожалением, как показалось Проше. - В обеденном зале вас ждёт завтрак. Я создал несколько слуг, так что если вам что-то понадобиться, то достаточно лишь щёлкнуть пальцами. Если же вам вдруг понадоблюсь я - только подумайте об этом и я буду тут как тут.
  
  

* * *

   Настроение у меня было отличное. Наконец-то я вроде бы забыл о последних трагических событиях, а то я уже начал серьёзно подумывать о том, чтоб вырезать их из памяти с помощью своей Силы. Вместе со смертью Ярика (очень кстати странной - душа несчастного канула в какие-то неведомые мне далёка, куда не было хода даже богам) исчезла из моей головы та тварь, что пыталась мною управлять. Это вовсе не означало, что причиной всех моих бед был Брацлав, как и то, что она исчезла вообще. Тем не менее это дало мне возможность впервые осмотреть Новый Эдем на предмет аномальных явлений. Явления не замедлили объявиться - обнаружилась куча всякой пузатой мелочи из племени злых духов на месте разорённого мною Некрополя, а главное я нашёл угнездившуюся где-то в Ледяных Землях какую-то мрачную, чуждую здешним местам силу, даже пожалуй не силу, а Силу.
   Нечисть, привлечённую эманациями Некрополя я тут же уничтожил, а вот с тем, что засело на севере Нового Эдема следовало быть поосторожнее. Меня смущал не сам факт того, что в созданном мною мире укоренилось зло - этого и следовало было ожидать. Настораживало то, что судя по всему эта Сила была старше большинства известных мне звёзд, а Эдему было всего несколько месяцев. Создать же изначально древнюю тёмную Силу я не мог (возраст подделать невозможно, можно убедить людей живущих в только что созданном мире, в том, что ему уже несколько миллиардов лет, но бога ведь не проведёшь), как не мог я и создать Новый Эдем на такой язве.
   Оставалось лишь лично ознакомиться с ситуацией, прибыв на место событий. Только потом можно было принимать какие-либо решения - попробуй я выжечь эту заразу так же, как и духов, что вились над Некрополем словно мухи над дерьмом, это могло бы запросто привести к тому, что вследствие выплеска такого большого количества энергии на месте этой планетной системы вскоре возникла бы чёрная дыра.
   Ну что ж. Я готов был на что угодно лишь бы отвлечься от мрачных мыслей - до тех пор пока я был занят чем-то с моей точки зрения важным, они меня не доставали.
  
  

* * *

   Это был холодный и негостеприимный край со зловещим, сырым, навеки затянутым туманом лесом и чёрными торфяными озёрами.
   Стараясь свести к минимуму использование Силы вблизи этой твари, Тухачевский перенёс себя на расстояние в шесть дней пути от неё. Тимур был вынужден одеть тёплую одежду, обуть солдатские керзаки и переть на себе рюкзак с едой, водой и спальным мешком. Вот уже несколько дней он не видел солнца, пробираясь топкими и зябкими чащами Ледяных Земель.
   В лесу царила абсолютная тишина, что давила на голову не хуже пыточных тисков. С древних деревьев свисали длинные плети лишайника, хлюпала под ногами болотная жижа. Всё вокруг заволакивал непроглядный туман - без помощи магического зрения можно было едва-то разглядеть пальцы на вытянутой вперёд руке.
   И ещё в этих землях совсем не было жизни, кроме замшелых корявых деревьев и растущего местами чахлого кустарника. Не пробирался лесом кабан или лось, не трещала на дереве сорока, не квакали лягушки, даже надоедливая мошкара и та куда-то подевалась. Невольно создавалось такое впечатление, что всё вся живность, которая только могла передвигаться отсюда ушла с приходом чего-то, а осталось только растительность, и та была не особо довольна своим существованием.
   Без компаса и карты Тухачевский заблудился бы уже через пару часов - солнце скрывалось за тучами, а использовать в качестве ориентиров деревья было невозможно - они были похожи друг на друга до невозможности, а мох на них рос со всех сторон, как бы намекая что всюду север. Но юноша тем не менее шёл к своей цели. Ночевал он на кочках, высушенных с помощью Силы (такое небольшое её применение, как ему показалось, было вполне допустимым, а ложиться спать прямо в грязь он не смог себя заставить). На четвёртый день у него кончилась провизия, и он перешёл на дикие болотные ягоды и ещё какую-то дрянь, благодаря Бога за то, что он догадался взять с собой побольше питья. На шестой день бог наконец вышел на прогалину и сразу понял что нашёл то что искал.
   Деревья вокруг этой прогалины были мертвы и даже уже начали каменеть. Посреди поляны на голой как плешь земле лежала мраморная плита, испещрённая древними письменами. Тимур даже и не пытался их прочесть. Вместо этого он поплевал на руки и, поднатужившись (ему даже не пришлось пользоваться своей божественной Силой - хватит и простой мощи мускул, которые у человека, осознавшего что он бог, гораздо сильнее, чем у простого смертного), приподнял один край плиты и отодвинул его в сторону.
   Так и есть. Под плитой скрывался вертикальный чёрный лаз, чуть пошире кроличьей норы. Ни просмотр его с помощью Силы, ни свечение обычным фонариком не дали никаких результатов. Тьма, гордо клубившаяся там, жадно пожирала свет и даже и не думала от него шарахаться.
   Несколько раз выругавшись про себя, Тухачевский всё-таки полез вниз.
   Нора постепенно начинала расширяться по мере того как он спускался всё глубже и глубже. Вскоре бог мог удерживаться от падения вниз, лишь до отказа раскорячив руки-ноги. Что было глубже оставалось для него загадкой. Изловчившись, юноша всё-таки глянуть вниз, пожелав увидеть то, что там находилось. Там, глубоко-глубоко под землёй, тяжело ворочалось нечто. И это нечто вдруг начало стремительно подниматься вверх, стремясь добраться до Тимура.
   Юношу аж передёрнуло, когда он увидел внутренним взглядом приближающуюся к нему мерзость. Он собрал всю свою Силу в кулак и ударил по наступающей твари. Затем ещё и ещё... Она и не думала останавливаться, а уж тем более погибать.
   Пожалуй, Тухачевский смог бы уничтожить это существо, но при этом ему бы пришлось аннигилировать чуть менее чем всё Северное полушарие Эдема. Сам-то он в этом пекле, разумеется, выжил бы - богу плевать на все катаклизмы, но вот спасти при этом Олю и Проху вряд ли бы успел даже он. А Тимур скорее бы прыгнул сейчас навстречу этой твари, чем своими бы руками убил их.
   Вместо этого он запечатал проход силовым барьером. Однако поднимающееся из земных недр зло прошло сквозь него словно сквозь воздух. Бог охнул от удивления и судорожно стал карабкаться наружу. Неведомая тварь настигала. Неожиданно камень за который он держался правой рукой раскрошился, оказавшись комком земли. И в следующую секунду Тухачевский ухнул вниз. Вся жизнь его мелькнула у него перед глазами в этот момент, но Тимур сумел каким-то образом ухватиться за торчащий из стенки мёртвый корень. На одно леденящее душу мгновение он завис над ждущей пастью монстра, но затем юноша вспомнил, что он бог и воспользовался Силой. Он пробкой вылетел из узкой норы, что обещала стать его могилой. Надрывая поясницу, приподнял тяжеленную плиту и водрузил её на место. И в ту же секунду плита содрогнулась от мощнейшего удара. Её потемневшая от времени каменная поверхность поднялась горбом, словно покрывало. Руны на ней загорелись синим огнём.
   Тухачевский с ужасом глядел на проявляющееся на камне гротескное человеческое лицо, искажённое нечеловеческой злобой. Это страшное лицо кривилось и дёргалось, так что по плите ходила мелкая каменная рябь. Поддавшись какому-то подсознательному наитию, Тимур осенил мраморную плиту крёстным знаменем.
   Из-под плиты раздался вой, исполненный дикой боли и злобы на всё живое, а затем мерзкая тварь снова начала спускаться вниз. Письмена погасли, отпечатавшееся на плите лицо мирно дымилось, остывая от адской температуры. Земля вокруг плиты, странная голая земля, что не дарила жизнь, а наоборот забирала, стала прямо на глазах медленно покрываться зеленью молодых ростков. Тимур возвращался во Дворец.
  
  

* * *

   За столиком в суши-баре "Roppongi", что в Николаеве на Спасской, сидели пятеро. И вряд ли на Земле за последние две тысячи лет гостила более странная пятёрка. Тем не менее никто из официантов и посетителей об этом не догадывался. А вопросов к такой неординарной компании у нормального человека возникло бы немало.
   Вряд ли бы кто-то из людей поверил бы если б кто-то сказал ему, что сидящие за соседним столиком четыре мужчины и девушка способны с лёгкостью задуть Солнце.
   Мужчина могучего телосложения, настоящая рама, с аккуратно подстриженной кудрявой бородой и голубыми, невинными словно у младенца глазами, в котором древние мексиканцы увидь они его узнали бы своего бога-учителя Кецалькоатля, и сребровласая зеленоглазая девушка, в которой вряд ли бы кто-то из обитателей Хатун'Ыка узнал бы свою богиню Тъэерзыав'У, заказали себе ролы с угрём. Бритоголовый молодой человек (в нём бы греки тоже вряд ли бы узнали своего златокудрого Гермеса), одетый теперь уже не в кричаще-белый хитон, а в бежевый деловой костюм, серую рубашку и бордовый галстук, ограничился бутербродом с кофе. Выходец из знойной планеты Уить Иль, которого вся Вселенная знала под именем Шуть И, и мужчина, одетый в совершенно здесь неуместную чёрную судейскую мантию с кровавым подбоем, обладающий красивым, но надменным лицом и неприятным взглядом болотных глаз, который уже сам давным-давно позабыл своё истинное имя и ходил теперь под выразительным погоняловом "Трикстер"?, ничего себе не заказали.
   - Лично я вообще не понимаю как земляне могут обходиться одним-единственным желудком. - капризно сказал Безымянный. - Не могу ничего есть, зная, что вся пища не переваривается как положено, а отправляется догнивать в кишечник. - его аж передёрнуло от отвращения.
   - Я вообще никогда не ем. - пожал плечами Шуть, более всего напоминавший китайца или ещё какого азиата своей смуглой кожей, раскосыми карими глазами и иссиня-чёрными волосами, собранными на затылке в хвост. - Я никогда не ел будучи простым уитильанцем, ибо мы как известно питаемся лишь чистой энергией, и не собираюсь менять своих привычек даже принимая человеческий облик...
   - Хватит! - стукнул ладонью о стол Посланник с неожиданной нетерпеливостью. - Так мы никогда не договоримся что нам делать с Тимуром.
   - Лично я в растерянности. - признался Шуть И. - Особенно после того как узнал, что он расшевелил какую-то тварь из Пустоты.
   - Эта сущность имеет к порождениям Пустоты весьма косвенное отношение. - хмыкнула богиня Свободных.
   - Она права. - кивнул Пилигрим. - Я неоднократно сталкивался с исчадиями Пустоты во время своего Странствия, и могу сказать, что у них не больше общего с той гадиной что засела в мире Тимура, чем у меня с удавом - мы оба любим крольчатину.
   - Фу, терпеть не могу крольчатину. - неожиданно заявила Тъэерзыав'А. Остальные не нашлись что ответить на это и сделали вид, что не услышали её.
   - Это действительно так. - кивнул головой Гермес, и чтоб ни у кого не возникло сомнений по поводу чего он высказался, поспешно продолжил. - Твари Пустоты именуемые в разных мирах громкими именами вроде "Разрушители" или "Пожиратели" - это на самом деле лишь полуразумные сгустки Силы, внутри которых находится абсолютное Ничто, которое они тщатся насытить, пожирая любую материю. Это же существо намного сильнее самой могущественной из этих гадин и хоть тоже оставляет за собой Ничто, оно делает это не из голода как те чудовища, а используя Ничто в качестве оружия. Оно не пытается сделать что-либо частью себя, оно просто уничтожает его. И в этом его чудовищность: твари Пустоты по сравнению с ним - дикие звери, что убивают из голода, а эта мерзость, подобно людям, убивает ради собственного удовольствия.
   - А что если это... - начал было Шуть, и тут же замолк, побледнев от собственной догадки.
   - Нет, нет, это создание не может быть им. - замахал руками Посланник, но уверенности в его голосе не было. - Ну, тем, о чём вы все подумали. Господь Бог предупредил бы нас если б почувствовал, что оно пришло в нашу Вселенную, да и в Аду бы зашевелились - тамошние демоны имеют причин бояться этого не меньше, а то и больше чем мы.
   - Но всё-таки в этих словах есть смысл. - задумчиво протянул Трикстер. - Во всяком случае это бы объяснило многое... Но ты прав - слишком страшно чтобы быть реальностью. Хотя лично меня бы это позабавило.
   Над столом повисла тяжёлая напряжённая тишина, что давила на душу как взгляд полицая.
   Первой осмелилась нарушить её Тъэерзыав'А:
   - Кем бы ни было это создание, мы всё равно не можем ничего с ним поделать. Удар Тимура разнёс бы в прах сотню звёзд вроде этой, - она ткнула пальцем в Солнце, - а той мерзости хоть бы хны - удар прошёл сквозь неё, не причинив ей никакого вреда. Причём она не отбила его - тогда бы от Нового Эдема не осталось бы даже атомов - а просто погасила его. Нет, даже самая сильная тварь Пустоты не смогла бы за один раз пожрать такую прорву Силы. Всевышний пока молчит, - богиня вопросительно взглянула на Посланника и тот утвердительно кивнул, взглянув украдкой на экран своего мобильника, словно это у него была прямая связь с Небесной Канцелярией, - значит совершать какие-либо действия от нас не требуется. Мы, конечно, могли бы погрузить Эдем в Пустоту, но во-первых, неизвестно убьёт ли это ту тварь, а во-вторых, для этого придётся спрашивать разрешения у Тимура и Господа, а не один из них на это скорее всего не согласится, а ведь против этой твари похоже можно бороться только её собственным оружием.
   - Вот и славно! - обрадовался Шуть И. - Не будем лезть не в своё дело. Пусть этим занимается Воинство Господне.
   - Ну, как знаете. - пожал плечами Посланник. - А я в таком случае отправлюсь в Новый Эдем и попытаюсь ещё что-нибудь разузнать.
  
  

* * *

   Разметать врукопашную полтора десятка человек - плёвое дело для Тимура. Однако он умел придать этому зрелищу эффектность, которой позавидовали бы создатели "Матрицы". Тухачевский босиком, в красных с белым кик-боксёрских штанах, пританцовывая словно тореадор, шёл полукругом вокруг сбившихся в кучку троих последних противников. Ещё двенадцать одетых в белое кимоно мужчин в разных степенях увечности валялись на песке. Наконец, у одного из этой тройки сдали нервы и он бросился на юношу, намериваясь свалить его правым косым свингом. Тимур плавно нырнул под удар и внезапно вырос справа от врага, с силой всадил ему в печень правое колено; ударил костяшкой левого локтя наискосок через всё лицо, рассекая его словно мечом. Затем бог молниеносно обернулся ко второму кинувшемуся было на него сопернику, перехватил летящий ему в челюсть джеб и швырнул его через плечо. Не выпуская его левой руки, рывком выпрямил её, развернув локтём к себе, и со всего маху дал по ней торцом ладони. Что-то хрустнуло, и многострадальная рука изогнулась под неестественным углом. Боец закатил глаза и потерял сознание. Последний противник напал на Тухачевского сзади, но тот каким-то чудом сумел извернуться и он пролетел мимо. Дав возможность ему подняться, Тимур пробил ему по бедру жесточайший лоу-кик, после которого послышался неприятный треск, как если бы кто-то переломал доску, обмотанную мокрыми тряпками. Как будто тому было этого мало, Тимур ударил его кулаком в кадык, а затем, окончательно погасил его угасающий разум, с развороту залепив ему ногой в голову.
   После этого бог, сложив руки в мудре смирения, поклонился благодарной публике и побежал к фонтану умываться.
   Проха заглянул в глаза своей девушки, что казались со стороны отражением его собственных, и понял, что она тоже неспокойна. И причины для беспокойства у них были - ведь этот странный человек, которого они последние несколько лет считали своим другом, мог сделать с ними всё что угодно, даже не прибегая к своей сверхъестественной Силе.
   Тимур, как ни в чём не бывало, продолжал плескаться в воде. Тугие жгуты мускулов, перевивавших его обнажённый торс, играли жуткой мощью. Проша точно знал, что Тухачевский не обладал и половиной своей теперешней физической силы, не говоря уже о рельефности мускулатуры, когда они вмести с ним и Вадиком Мирошниченко ходили в тренажёрный зал. Причём у Горелова откуда-то была уверенность, что своей теперешней фигурой он обязан не только тренировкам, но и в некоторой степени своей божественной сущности.
   - Ну как вам? - спросил бог, вытираясь махровым полотенцем. - До того как я встретился с Гильгамешем, я укладывал подобных клонов-гомункулусов штабелями, причём не вырубал как сейчас голыми руками, а без всяких скидок рубил мечами. С тех пор я стал гуманнее.
   Тимур щёлкнул пальцами и пятнадцать тел, что лежали неподвижно или вяло подёргиваясь на парковых дорожках, растворились в воздухе.
   - Какая разница. - неожиданно для самого себя возразил Горелов. - Ведь в конечном счёте их всё равно теперь нет.
   - Что ты сказал? - богу показалось, что он ослышался.
   Прохор повторил.
   - Ну и что? - искренне удивился юноша. - А для чего ещё они нужны? Слуг у меня и так хватает (Тимур за последнее время наштамповал их сотни две чтобы не утруждать себя хлопотами по хозяйству), а эти всё равно живут одной лишь целью - убить меня. Я сам их на это программирую.
   "Боже, в какое же ничтожество ты рискуешь превратиться. - с какой-то жалостью подумал Проша. - И даже сам того не замечаешь".
  
  

* * *

   Настроение у Тимура было превосходное. Он был доволен собой, своими друзьями, своим мастерством. Бог старался не обращать внимание на явное неодобрение и тревогу, что всё чаще стали мелькать в серых глазах Проши и Ольки. Пусть им. Со временем свыкнуться. А в остальном всё прекрасно: светит солнышко, травка зеленеет, птички поют...
   От философских размышлений его отвлёк знакомый щелчок арбалета и гнусавый вой стрелы что за ним последовал. В последнюю долю секунды Тухачевский всё же сумел отклониться в сторону и болт, предназначавшийся ему, вонзился в дерево с глухим чмокающим звуком. В тот же миг раздалось рявканье револьвера, и что-то жестоко ударило его в спину, швырнув на колени. В глазах страшно потемнело. На миг Тимуром овладело отчаяние.
   "Дурак, ты же бог!" - обругал он сам себя. Раздалось ещё два выстрела, но на этот раз пули отскочили от его затылка, как горох от стенки. Юноша резко встал, силой мысли заживил рану в спине.
   Только сейчас Тухачевский наконец увидел своего мучителя. Прямо на него бежал... Эммануил в комбинезоне цвета хаки с "кольтом" (не иначе как он свистнул его во Дворце) в одной руке и с белым клинком царя Некрополя в другой. Это было уже серьёзно и играть с огнём Тимур не был намерен. Одним усилием воли он с помощью божественной Силы перенёс оружие из рук батюшки в свои. Тот охнул от неожиданности, но не отступил, а выхватил из-за спины обрез. Однако воспользоваться им он уже не успел. Бог прострелил ему ногу, затем в два прыжка покрыл разделяющее их расстояние, ногой выбил из руки монаха оружие и, беспощадно заломив ему руку за спину, приставил лезвия меча к его горлу.
   - Та-а-ак, отче! - злым-презлым голосом киношного "плохого парня" протянул Тимур. - И чем же я Вам так не угодил, что Вы решили меня порешить?
   В том, что этот странный белый клинок, что он сейчас с некоторой опаской сжимал в руке, способен его убить, даже не убить, а убить истинной смертью, или во всяком случае на до-о-олго оттянуть процесс его воскресения, юноша отчего-то не сомневался ни на мгновение.
   - Тебе этого не понять... - промолвил Эммануил, отводя глаза от яростного взгляда Тухачевского.
   Тот тут же слегка полоснул его по горлу клинком, так чтобы едва-едва оцарапать кожу, одновременно с этим усиливая магическое давление на психику священника.
   - А ты попытайся. - ласково сказал Тимур, следя за тем чтоб хлеставшая из простреленной ноги неудавшегося киллера кровь не наляпала ему на новые замшевые туфли. - Я не такой уж тупой.
   - ... Цель оправдывает средства. Я хотел тем самым предотвратить беду, предсказанную Пророчеством. - выдавил из себя монах.
   - Каким, к чертям, пророчеством? - спросил бог.
   Эммануил молчал. Юноша усилил давление на его мозг ещё больше. По шее святого отца побежала тонкая струйка крови из пореза.
   - Больше я не скажу тебе ничего. - категорически заявил Эммануил. - Хоть на куски режь.
   Тимур лишь пожал плечами - делать этого он не собирался. Вместо этого он попросту вломился в разум священника и... Точнее, почти вломился. Что ж, прочитать всё из его памяти не получится - её надёжно укрывала какая-то молочно-белая пелена. Неужели всё-таки придётся обращаться к методам заплечных дел мастеров?
   Хотя нет, есть ещё одно средство.
   Если бы Тухачевскому сегодня с утра сказали, что он вынужден будет прибегнуть к такой грязной вещи как некромантия, он не поверил бы. Ну мало ли чему бы он ещё не поверил.
   Юноша одним расчётливым движением перерезал Эммануилу глотку. Тот захрипел, забулькал, повалился лицом в траву, судорожно сжимая горло руками. Вскоре он затих. Тимур на всякий случай пнул его носком туфли в бок. Монах был мёртв. Бог щёлкнул пальцами и священник медленно перевернулся на спину. На губах у него надулся большой кровавый пузырь, затем он лопнул, оросив лицо кровью, и мёртвые губы зашевелились. Голос, который зазвучал в тишине парка, разумеется, не принадлежал Эммануилу, хотя он и исходил из его омертвевших уст.
   - И когда Демиург узрит трёх архангелов и свершит Великий Грех, разгневается Господь Бог и низринет этот мир в Бездну. Обитатели Нового Эдема восхвалят Демиурга, погубившего их мир...
   Внезапно остекленевшие глаза Эммануила приобрели осмысленное выражение и он чётко сказал своим голосом:
   - Кроме того, помни, что ты освободишься только добровольно убив себя в твоём любимом проявлении.
   После этих слов монаха вырвало кровью и ещё какой-то чёрной слизью, он лихорадочно задёргался, забился в конвульсиях, выгнулся дугой, так что земли касались лишь носки ботинок и макушка. Тухачевский поморщился, когда в наступившей тишине ясно послышался хруст переламываемого позвоночника. Потом святой отец враз обмяк и затих.
   Тимур с размаху сломал белый меч о колено, затем подбросил эти обломки в воздух, превратив их в облачко металла, после чего силой мысли уничтожил и его.
   Взмахом руки он обратил тело Эммануила в камень (вдруг ещё оживёт ночью да придёт душить своего убийцу или, того хуже, Проху с Олькой) и преспокойно зашагал ко Дворцу.
  
  

* * *

   Тимур стоял посреди прекрасного солнечного сада. Именно сада, а не парка. Это был не его сад - он вообще сильно сомневался, что бывал здесь прежде. На роскошном зелёном газоне, который, впрочем, никогда не знал не газонокосилки, не ножниц, играли дети. Дети были из совершенно разных стран. Были среди них и белокожие европейцы, и узкоглазые азиаты, и чернокожие негритята. От того места где они играли доносились фразы на английском, иврите, хинди, суахили и даже на русском. Ребятишки, впрочем, прекрасно понимали друг друга.
   Это удивило бога. А ещё больше его удивило небо этого мира: оно было нежно-аквамариновое и тёплое как одеяло; оно было совсем не такое высокое и абсолютно равнодушное к делам живущих под ним как небо в его родном мире. Оглядевшись, Тухачевский заметил ещё одну группу детей, что катались на качелях и были, должно быть, самыми радостными и беззаботными существами во Вселенной.
   Обратив внимание на аллею за спинами веселящихся детишек, Тимур обомлел. Там, под оплетённым диким виноградом навесом, стоял почти в полном составе его бывший 9-А класс. Не было среди них только тех, кто не был зарегистрирован на "вконтакте". И Ярика. Заметив Тухачевского, его бывшие соученики радостно замахали руками, подзывая его к себе.
   - Нет, нет...- забормотал бог. - Этого не может быть. Вы все мертвы. Должно быть это те копии, которые я оставил на Земле.
   Но он прекрасно знал, что это на самом деле не так.
   Ноги сами понесли его к ним навстречу. При этом он пошёл напрямик через детскую площадку и случайно прошёл сквозь одну маленькую девочку. Юноше оставалось утешать себя тем, что нематериальной была она, а не он. Он подошёл уже настолько близко, что сумел расслышать то что ему говорили его знакомые, хотя голоса их были чего-то тихими, будто они все шептали.
   - Иди к нам... повеселимся... отринь от себя заботы обыденного мира... будешь тридцатым...
   Последняя фраза, произнесённая Машей Покровской, моментально выбила его из ступора. Тухачевский остановился, словно внезапно пробудившийся лунатик и с ужасом вытаращил глаза на стоящих перед ним умерших людей. Мысли носились у него в голове, как перепуганные мальки и он не мог ухватиться не за одну. Этого не может быть... Просто не может быть... Господи, что означает "будешь тридцатым"? Он "пригласил" в Новый Эдем тридцать человек... Но Ярика нет... Тридцать государств... Смерть... смерть... смерть!!!
   Тимур попятился, споткнулся, затем развернулся и побежал. Впрочем, убежать ему удалось недалеко. Юноша остановился потому что в лицо ему ударил до невозможности яркий свет, смотреть на который и не слепнуть не смог бы никто из богов. Он инстинктивно закрылся рукой, а когда убрал её, сияние уже не было столь нестерпимым. Теперь Тухачевский мог хотя бы видеть его источник.
   А источником света был висящий в воздухе над землёй прекрасный ангел с нимбом вокруг головы. У него было красивое открытое лицо, которое можно было бы назвать располагающим к себе, если бы не бездонная, всепоглощающая печаль в его голубых глазах. Тимур сразу стало очень стыдно, потому что он знал, что одной из причин этой глухой печали является он сам.
   - Кто Вы? - благоговейно спросил Тухачевский.
   - Я? - удивился его чудесный собеседник и искреннее изумление на миг стёрло с его лица нечеловеческую грусть, сделав его воистину ангельски прекрасным. - Я архангел Гавриил, Божий вестник. Разве ты не узнал меня?
   - А разве Божий Посланник это не Гермес? - вопросом на вопрос ответил я, сам удивляясь тому, какую чепуху я несу.
   - Я истинный посланник, вестник воли Господней, а Гермес скорее просто посредник между Господом Иисусом Христом и Пантеоном. - совсем по-человечески пожал плечами ангел. - Но разве это имеет отношение к делу?
   - Не имеет. - вынужден был признать бог и замолчал, чувствуя себя неловко из-за собственной глупости.
   Гавриил тем временем плавно опустился на землю, но сияние вокруг него не исчезло. Он медленно обошёл юношу со всех сторон.
   - Когда мне говорили, что ты сделаешь этот выбор, я не поверил. - туманно сказал архангел. - Я до последнего думал... Ну ладно, не будем размышлять на тему "что было бы если бы". Хотя, если честно, лично я считаю, что гораздо легче было бы и для тебя, и для нас всех если б ты сейчас ушёл к своим друзьям.
   Внезапно земля под их ногами судорожно вздрогнула, вспучилась пузырём, от которого по покрытой изумрудным ковром трав почве побежали многочисленные трещины. Ангел плавно взмыл в воздух, но Тухачевский в этом мире потерял способность летать. Из трещин повалил едкий чёрный дым, их недра светились нехорошим красным сиянием, пульсирующим словно чьё-то большое, но злое сердце. Трещины всё змеились и змеились, становились шире, изрыгая новые порции гари.
   Вдруг из кроваво-красных глубин вынырнула когтистая чёрная лапа и попыталась схватить Тимура за ногу. Тот перепрыгнул на другой островок земли, но и к нему со всех сторон стали тянуться жадные чёрные лапы, клещи, щупальца... Тухачевский страстно захотел, чтобы в его руке сейчас появилось хоть какое-нибудь оружие.
   В его правой ладони действительно тут же возник полосатый королевский клинок правителя Ценгдански. Юноша коротко взмахнул мечом, отсёкши при этом пару самых жутких и нахальных конечностей. Остальные заходили ходуном, словно деревья во время урагана, но назад не отступили. Вскоре богу пришлось показать всё на что он был способен. Действовал он чётко и спокойно, хотя душа его уходила в пятки от ужаса. Через несколько минут, а может через небольшую вечность, Тимур сумел срубить достаточно лап и щупалец, чтобы показать остальным, что он им не по зубам (точнее не по когтям). Тогда они исчезли. А вместо них алая бездна выплюнула на траву целую гору отвратительной слизи. К пущему страху Тухачевского, эта мерзость зашевелилась, задёргалась, лопнула, обнажив гадкое розоватое нутро. Затем эта гадость выпустила несколько когтистых конечностей и начала превращаться во что-то жуткое, отдалённо напоминавшее гуманоида, но такого, от которого бы стошнило самого Босха. Более мерзкую гнусь выдумать было, пожалуй, просто невозможно.
   Отвратительная тварь глянула на бога своими гадкими бельмами и, вместо того чтобы наброситься на него, быстро заковыляла в сторону площадки, на которой беспечно резвились детишки. При этом она волочила передние лапы за собой по земле и там где на траву попадала сочащаяся с них слизь, трава чернела и гнила. Тварь мерзко похрюкивала, от чего её влажные бока то надувались как бычий пузырь, то обтягивали безобразно торчащие шпангоуты рёбер покрытой язвами, бледной, как у трупа, кожей.
   Тухачевский огромными прыжками помчался наперерез гадине. Та удивлённо взбулькнула, распространив вокруг себя смердение общественного туалета, и с поразительной резвостью кинулась в атаку. Юноша ловко увернулся от удара, который бы свалил носорога и попытался достать тварь мечом, но та оказалась на удивление резвой и с лёгкостью уклонилась от его выпада. Завязалась яростная схватка. Мерзкое создание казалось неуклюжим только на первый взгляд. На самом же деле оно обладало поражающими воображение ловкостью и быстротой. Тварь состояла из бесчисленных сочленений и переплетённых между собой сухожилий и управляла этим своим диковинным телом с завидным проворством.
   В конце концов, Тимуру всё же удалось зацепить гадкую тварь. Из перерубленных жил фонтаном брызнула чёрная кровь, едкая словно кислота. Юноша увернулся от этой струи, но вот парировать удар отвратительной когтистой лапы он уже не смог. Тухачевский покатился по земле со страшной раной на груди. Её жгло, словно калёным железом - когти гадины наверняка были ядовиты... Та тем временем довольно ухнула, рана на её боку прямо на глазах затянулась. Затем это убожество развернулось, и вновь направилась к детям.
   С небес тут же низринулся дождь холодного серебряного пламени. Едва оно коснулось богомерзкой твари, как та дико завизжала женским голосом, а уже спустя секунду от неё осталось лишь тёмное пятно на траве.
   - Сегодня ты будешь жить, - сказал архангел, проводя рукой по чудовищно развороченной груди бога, от чего рана стремительно стала заживать, и вскоре от неё остался лишь белый шрам в форме человеческой ладони, - потому что ты проявил мужество и встал на защиту слабых, но уберечь тебя от грядущих бед не сможет даже всё Воинство Господне. Здесь я тебе не помощник - всё зависит от тебя, быть может ещё не всё потеряно...
  
  

* * *

  
  
   Я проснулся ночью в постели в холодном поту, всё ещё находясь под впечатлением кошмара. Надо же такому присниться. Я встал, подошёл к окну, взглянув на узкий серп молодого месяца. Затем выпил воды и хотел уже было ложиться спать, как вдруг обратил внимание на странное жжение на груди. С замиранием сердца я опустил туда взгляд, и ноги мои подкосились. В темноте на моей смуглой коже явственно белел шрам в форме ладони.
  
  

* * *

   В рассветный час шакал, о голоде забыв,
   Следит с холма
   За мрачной конницей вдали
   Сегодня чёрный день - владыка мира мёртв,
   И стар и мал
   Не могут слёз сдержать своих.
   Он добрый повелитель,
   Он солнцем был и был луной.
   Империя осталась
   Его вдовой.
  
   Он будет погребён в нефритовом гробу
   В степи пустой
   Где грезит падалью шакал
   И тысяча коней затопчет путь к нему,
   Чтоб плач людской
   Сон мертвеца не осквернял.
  
   Ох, к месту песенка, подозрительно к месту. Похоже, я научился подсознательно управлять своим mp3-шником с помощью магии, иначе это не как не объяснить. Более подходящей вещи, чем "Обман" группы "Ария" в данной ситуации похоже просто в природе не было. Особенно если принять во внимание гарцующий неподалёку почётный караул из угрюмых лейб-гвардейцев, закованных в чёрные латы (офицеры - в воронёных, простые конники - в покрашенных чёрной масляной краской; Брацлав хотел в будущем обеспечить всю лейб-гвардию воронёными доспехами, но так и не успел этого сделать).
   Ярик никогда не отличался особенной предусмотрительностью. Проще говоря у него её вообще не было (или так мне лишь казалось?). О том, когда же он успел выстроить себе этот склеп, мне оставалось только догадываться. Вряд ли Брацлав предполагал, что он уйдёт из жизни путём совершения сеппуки. Скорее он думал, что его отравят или, что он погибнет в бою. Тем не менее он озаботился-таки созданием для себя приличной гробницы.
   Сейчас тело моего друга лежало в хрустальном гробу, защищённое от тления магией ценгданских чародеев. Почти сразу после его смерти в народе родилось поверье, что в годину жестокой нужды Помазаннику Божьему, Ярополку Брацлаву суждено воспрянуть. Особой оригинальностью эта идея не отличалась. Точно также англичане ждут своего легендарного Артура, что должен воскреснуть, когда Британия будет на самом краю пропасти. Удивляло иное - мне тоже так казалось. А то что никто не знал куда делась его душа лишь подтверждало мои подозрения.
  
   Это всё обман, что он был самым добрым царём,
   Это всё неправда - он правил огнём и мечом...
  
   Эти строки тоже от части правдивы, ведь Ярик действительно жил одной лишь войной, да и к подданным своим он относился иногда не очень-то милосердно. Но при этом он всегда старался придерживаться своего понятия справедливости. Да и народ души в нём не чаял, а это никак не вязалось с образом тирана, хотя Ярик и вправду иногда был неоправданно жесток, да и к власти пришёл, обагрив руки кровью (с моей подачи и при моей помощи). Впрочем, простой советский обыватель тоже весьма любил "отца народов" Сталина.
   Среди лейб-гвардейцев был и верный Нестор Твержский чёрном с золотом доломане. Сейчас он донельзя напоминал своего геральдического покровителя (на гербе Твержских был изображён золотой гепард с мечом в правой лапе на зелёном поле) - красивый, поджарый хищный зверь, чьи глаза вечно плачут двумя чёрными полосами слёз. Собственно говоря именно благодаря двум этим грустным полосам на морде животного, тянущимся от глаз к самой пасти его легко можно отличить от более массивного и крупного леопарда.
   Сейчас же на лице Твержского застыло то же самое печальное выражение, но вместе с ним была и готовность в случае необходимости стремительно сорваться с места, а в скорости как известно гепарду нет равных среди четвероногих.
   Рядом с Нестором стоял виконт Яцек Бельвенский, третий сын графа Бельвенского, гетман польный. Он был с головы до пят закован в воронёные доспехи и выражение его лица я не видел, но оно вряд ли сильно отличалось от выражения лица Твержского. На гербе Бельвенских к серебряным тюльпанам прибавились серебряные кресты - они были дарованы Яцеку в благодарность за то, что он спас Ярополка во время битвы под безымянной горкой. Если король даровал своему вассалу элемент из своего герба, а на гербе Ярика был грифон и маленький серебряный крест, это считалось знаком почтения, высшим, чем титулы и земли. Те ведь можно заработать и иначе.
   Эти двое, похоже, были единственной надеждой Ценгдански. Был ещё Тадеуш, но он всегда был предан Ярику лично, а не его стране и думал теперь сначала о себе, а уже потом о Ценгданске. Остальные же нобили и вовсе тянули одеяло каждый на себя.
   - Ты знаешь, что в народе верят будто Брацлав вернётся? - без титулов спросил Бельвенский.
   - Да, знаю. - кивнул Нестор и хотел было нервно дёрнуть себя за лихо закрученный чёрный ус, но вспомнил, что он их сбрил - они удивительно портили даже его безупречное лицо. - И вы можете надо мною смеяться, виконт, но я верю в это.
   - Проклятье, и я тоже. - натянуто улыбнулся гетман лейб-гвардии и снял шлем, когда убедился, что предательские слёзы всё же удалось сдержать.
   - И пока жив последний Твержский, его будут ждать в Ценгданске. - сказал герцог.
   - Хм, дьявол меня побери, если Бельвенские уступят вам в терпеливости. - с вызовом заявил Яцек. - А вместе с Бельвенскими ждать Ярополка будет и лейб-гвардия, слово чести.
  
  

* * *

   Меч Тира был великолепен. На безупречном клинке цвета маренго вились затейливые тёмно-бурые узоры - он был сделан из качественного булата, причём сделан истинным мастером. Если же добавить к этому наложенные на него чары, которые, если верить Гильгамешу, наложил кто-то превосходящий по силам даже богов... Этот меч с одинаковой лёгкостью перерубит подброшенный в воздух гвоздь и плывущий по воде конский волос; развалит надвое закованного в полный доспех рыцаря и случайно упавшую на его остриё пушинку. Рукоять простенькая, бронзовая, без всяких изысков, зато очень удобная.
   Всю последнюю неделю я провёл в тренировках, стараясь вычеркнуть из памяти сон, который сном не был. С помощью своей Силы я избавился от шрама, но не от воспоминаний о нём. Лишь загоняв себя до потери пульса на тренировочном дворе, я мог спокойно заснуть.
   Позавчера ко мне приходил Геракл. Он сказал, что всё чему он меня учил до этого - это ерунда по сравнению с настоящим искусством, овладеть которым не было суждено не одному из нынешних богов. Ведь в поединках самых высших заоблачных уровней, которые даже и представить себе не могут дилетанты, побеждает не тот, кто ловчее обращается с мечом, а тот, чей дух окажется безмятежней. Высший пилотаж такого боя вне категорий - это умение опустошить сознание, освободив своё тело. Геракл обучал меня техникам медитации, давно забытым на Земле, учил меня читать мысли и угадывать действия противника, видеть астрального его двойника (всё это - без применения Силы) и многому-многому другому. Далеко не всё из этого я усвоил. В ответ на мой виноватый взгляд, полубог лишь пожаловался на нехватку времени для полноценного обучения. Опустошать сознание я так и не научился. Зато Тор, он же Сусаноо, он же Гильгамеш и Геракл и прочая, научил меня множеству совершенно новых приёмов, которые во всей Вселенной знал наверно лишь он один. Это были выпады и финты экстра-класса, высшего порядка. Они не имели ничего общего с диковинными прыжками и киношными увёртками и с точки зрения неискушённого человека были не очень-то впечатляющими, но каждый из них был совершенно неотвратим, хоть и требовал от фехтовальщика сверхприродных усилий. У меня, например, вчера лопнула вена, а уж о том, как сегодня с утра болели растянутые и натруженные мышцы и порванные связки и говорить нечего. Посредством применения Силы я эти все прелести исцелил, но ощущение того, что я требовал от своего организма недоступного осталось. Как впрочем и желание продолжить тренировки.
   Жаль, что Геракл как обычно чем-то занят и следующего урока вполне возможно следовало ждать лишь лет через сто.
  
  

* * *

   Инга проснулась и тут же услышала что кто-то жарит на кухне яичницу. Сначала она хотела перевернуться на другой бок и снова заснуть, но тут вспомнила, что её родители в командировке, сестра за границей и кроме неё дома по идее никого не должно быть. Эта мысль пронзила её сознание словно копьё, разом отогнав желание поспать. Под кроватью жалобно мяукнул кот Шлёма. Он всегда забивался под кровать, когда в доме у них был кто-то, кого он боялся. Девушка как можно более тихо оделась и вышла в коридор, осторожно из-за угла заглянув на кухню.
   Там словно у себя дома хозяйничал странный смуглокожий и узкоглазый мужчина неопределённого возраста. Не то кореец, не то узбек - европейцу не угадать. Одет он был в затасканный серый пиджачишко советских времён, кожаные штаны и кеды. Что-нибудь более нелепое трудно было представить. Но тем не менее оно было - кроме всего прочего азиат ещё и напялил мамин фартук, а на голове у него была бейсболка. Странно, но Инга не закричала, не испугалась, а просто замерла, удивлённо глядя на чужака. Наверное, это называется шоком.
   Незнакомец поднял на неё свои чудные карие глаза, в которых стояла Вечность, и строго сказал:
   - Умывайся, мой руки и есть!
   И удивительно, но девушка вместо того чтоб позвонить в милицию или на худой конец просто завопить или убежать из дома, послушно пошла в ванную. Словно сомнамбула она проделала указанные тем странным человеком водные процедуры, надеясь на то, что она сейчас проснётся и будет дома совершенно одна. Ну нет. Вместо этого её усадили за стол и начали кормить подгоревшей яичницей.
   - Кто Вы... - начала было Инга.
   Но чужак лишь махнул рукой. Ешь, мол, и помалкивай.
   Через силу она всё-таки впихнула в себя эту с позволения сказать еду, но тут незнакомец поставил перед ней чашку чая и вазочку с печеньем.
   - Ты ешь, а я тем временем буду рассказывать. - сказал тот. Голос у него был приятный, но отчего-то вызывал ощущение, что его обладатель относится к тебе словно к муравью. - Зовут меня И. Но это в принципе отношения к делу не имеет. Я хочу предложить тебе сделку. Ты рассказываешь мне всё, что ты знаешь о Тимуре Тухачевском, твоём однокласснике, а я выполняю одно твоё любое желание. Повторяю, любое.
   Ничего себе дела. Это что этот мужик вроде как джин что ли? И он даже не требует ничего взамен, кроме никому не нужных сведений о её знакомом. Что-то подозрительно. Обычно в таких случаях требуют что-то поинтереснее. Ну, душу например.
   - Можешь мне поверить, - когда в комнате появился ещё один мужчина, на этот раз в дурацкой судейской мантии и белых штанах, на которые он уже успел посадить несколько жирных пятен, она не заметила. У него было правильное лицо, совершенно исковерканное самодовольной миной, и противные масляные бегающие глазки непонятного цвета, - От твоей души он бы не отказался. Но тем не менее старик И не врёт. Он вообще никогда не врёт. Только коверкает факты и недоговаривает.
   Тот кто назвался именем И скривился, словно от зубной боли. Не приходилось сомневаться, что он не питает к новоприбывшему тёплых чувств.
   - Кстати, И, а ты знаешь, что соответственно статье 181 Кодекса Украины про административные правонарушения ворожба в общественных местах карается наложением штрафа от трёх до пяти необлагаемых налогом минимумов? - сардонически осведомился тот.
   - Ты опять за своё. - с упрёком и неприкрытой неприязнью в голосе сказал И. - Сколько можно совать свой нос в чужие дела и пакостить по мелочам? К тому же мы не в общественном месте, и я не занимаюсь ворожбой.
   - Не слушай этого старого зануду, девочка. Знаешь, - доверительно сказал ей обладатель болотных глаз, - я ведь готов поторговаться, - при этом он наклонился и похлопал её по руке. Инге внезапно стало противно, словно к ней прикоснулась какая-то ядовитая гадина. - Я предлагаю тебе за ту же информацию два желания.
   - Трикстер! - сорвался псевдоазиат.
   - Тс-с-с-с. - шикнул на него тот, прислонив палец к губам. - Девочка сама вправе выбирать. Но учти, - добавил он, обращаясь к Инге, - Два ровно в два раза больше чем один. Кроме того, я могу избавить тебя от церебрального паралича.
   - Но у меня нет церебрального паралича.
   - Обязательно будет, если ты сделаешь неправильный выбор. - хитро улыбнулся её собеседник. - А также он будет у твоей мамы, твоего папы, твоей сестры... - он зажмурился, приложил сложенные щепотью пальцы к губам и причмокнул будто сама мысль о церебральном параличе доставляла ему немыслимое удовольствие. - О Боже, - сделал большие глаза чужак, - даже у твоего кота может приключиться церебральный паралич, если ты сейчас же мне всё не расскажешь.
   - Зачем тебе всё это надо?! - возмутился И. - Не проще ли тебе заглянуть ей в мысли и не устраивать здесь эту комедию?
   - Ишь ты, какой хитрый. - деланно обиделся Безымянный. - думал ты один такой умный? Уж если ты не поступил таким образом, значит это не даст нужных результатов. Не знаю почему, да и знать не хочу. Это не моего ума дело, но зато я прекрасно знаю, что если ты что-то задумал, то тебе следует помешать это сделать.
   Инге показалось, что она сходит с ума. В её доме находились двое субъектов, владеющих сверхъестественными силами и почему-то интересующихся Тимуром. Причём во время спора упорно делавшие вид, что её рядом нет.
   - Кончайте перетирать сопливый базар. - резко сказала зеленоглазая девушка с серебряными волосами, которая наверно зашла в комнату когда Инга моргнула, потому что она не видела как та появилась. - Пришёл Чёрный и просит позволить ему самому уладить дело с Тимуром. Гермес его не пускает, он хочет попытаться решить проблему мирным путём.
   - Спасибо, Тъэерзыав'А. - кивнул И и исчез.
   - Да, и Безымянный. - окликнула того девушка с непроизносимым именем. - Если ты посмеешь хоть пальцем тронуть эту девушку или кого-то из её семьи, то я оторву тебе яйца.
   - У меня их нет. - глумливо ухмыльнувшись сказал Безымянный, но по его лицу было видно, что угроза на него подействовала. В следующую секунду он тоже исчез.
   Инга осталась с грозной незнакомкой один на один.
   - Извини, если мы доставили тебе неудобства. - сказала сребровласая. - Желания твои я исполнять не буду, но подарок на память оставлю. - при этом она стянула с пальца увесистый серебряный перстень с тёмно-зелёным (явно под цвет её глаз) изумрудом и вложила в ладонь растерявшейся Инги. - А вот о том, что ты видела и слышала, забудь. Забудь. - с нажимом повторила она.
   Верите или нет, но Инга действительно забыла о своих странных визитёрах и была уверена, что подаренное ей кольцо она где-то нашла.
  
  

* * *

   Проша и Оля преспокойно гуляли по парку. Впервые за последние дни Тимур умотал куда-то по своим непонятным делам, оставив их наедине. Всё вокруг было до невозможности прекрасным, но оба они были слишком прагматиками, чтоб не смотреть на сложившуюся ситуацию трезво: они оказались бесконечно далеко от дома в мире бога, что ещё совсем недавно был их одноклассником и лишь одному Господу известно, что у него на уме. И тем не менее они умудрялись радоваться жизни и друг другу, хотя и понимали, что выпутаться из сложившейся ситуации шансов у них было ничтожно мало, особенно если принять во внимание ту участь, которая постигла их предшественников.
   В волю находившись, они присели на изящную мраморную скамейку возле прудика в котором плавали белоснежные лебеди. Картина была очень умиротворяющей. Тем неожиданней было то, что с соседней скамейки раздался спокойный мужской голос:
   - Здравствуйте, почтенные.
   Проха и Олька подскочили от неожиданности. Голос принадлежал молодому человеку лет тридцати в безупречно белой одежде. Голова у него была гладко выбрита и своим блеском могла сравниться лишь с блеском его изумрудно-зелёных глаз. Они узнали незнакомца одновременно, хоть никогда прежде его и не видели.
   - Вы должно быть Гермес? - высказала их общую мысль Трутенко.
   - Верно. - кивнул головой тот. - Тухачевский, полагаю, обо мне вам немало рассказывал, причём не только хорошее.
   Они все втроём помолчали ещё несколько минут, глядя на лебедей, а затем Посланник сказал:
   - Знаете ли вы, что я перед вами в большом долгу? Ведь вы - это единственное, что удерживает Тимура от окончательного падения.
   - А что может быть ещё хуже? - спросил Горелов.
   - О, всё может быть много хуже, уверяю вас. Более того, всё уже и так намного хуже чем вы думаете. Ведь вы видите лишь внешнюю сторону его деградации, внутренняя же намного хуже - то что у него вредный характер это ещё ничего. В Пантеоне хватает богов с гораздо более мерзким поведением. Взять хотя бы того же Трикстера - крайне неприятный тип. Но речь сейчас не о нём. Я хотел бы попросить вас поговорить с Тимуром, потому что меня он слушать не станет.
   - А с чего вы взяли, что он будет слушать нас? - поинтересовалась Оля.
   - Иначе бы вас здесь не было. - пожал плечами богоподобный. - Пообещайте мне, что вы поговорите с ним, тогда я заберу вас отсюда домой.
   - А что ему сказать? - спросил Проха.
   Но ответить тот ему уже не успел. Раздался яростный рёв мотора и на дорожку перед ними, распугав лебедей выскочил Тимур верхом на "Харлее"; затянутый в чёрную кожу, с чёрной же каской на голове, он был донельзя похож на пришельца из космоса. Настроен он был явно решительно.
   Соскочив с байка, бог в два прыжка добежал до них.
   - Прочь! - взревел Тимур. - Прочь от них! Одного ты уже довёл!
   - Я хотел... - начал было Посланник.
   Тухачевский резко вскинул левую руку. С неё сорвалась невидимая смерть и со скоростью света помчалась к Гермесу. Тот не имел никакой возможности не убежать через Пути, не просто увернуться. Это, точно так же, как и то, что творимая юношей волшба несёт гибель всему живому поняли даже Олька и Проша.
   Невидимая волна смерти промчалась мимо них, словно марево над горячей дорогой, вот только от неё ребят до мозга костей пробрал холод. Удар достиг своей цели. Посланник как-то нелепо охнул, схватился за сердце, смертельно побледнел. Но спустя секунду он уже был в порядке - богоподобный черпал свою Силу должно быть прямо у Святого Духа. Он помахал им всем рукой на прощанье и исчез.
   Тимур сорвал с себя каску и с размаху хватил ею о землю. В его синих глазах полыхал огонь, словно от дуг высокого напряжения. Должно быть таким был в минуты гнева его царственный тёзка Тамерлан, Железный Хромец, что имел дурную привычку выстраивать из черепов казнённых им людей пирамиды как на картине "Апофеоз войны" Верещагина.
   - Никогда не разговаривайте с ним! - бешено прорычал Тухачевский.
  
  

* * *

   После стычки с Посланником я сразу же телепортировал себя и Прошу с Олькой во Дворец. Надо же, каков подлец! После того что он отмочил, он появляется в моём мире (кстати, как он здесь появился, если вокруг него защита?) и начинает искушать моих друзей!
   Я со всего маху съездил кулаком по стене. На девственно-белом мраморе появилась кровавая алая клякса, похожая на раздавленного комара. Разозлившись пуще прежнего я снова вмазал по стене, присовокупив к удару свою божественную Силу. Кулак с лёгкостью пробил толстенную плиту насквозь, поднялось белое облачко каменной пыли, что тут же сединой осело на моих волосах и припорошило лицо, сделав меня похожим на призрака мести.
   Я обернулся, чувствуя спиной встревоженный взгляд. Четыре холодных серо-стальных глаза смотрели на меня встревожено, но без всякой опаски. Сомневаюсь, что древние греки могли столь спокойно глядеть на разгневанного Зевса, а викинги - хладнокровно созерцать ярость Одина (об этом, впрочем, можно узнать у Тора). На бушующее божество полагается смотреть с благоговением.
   - Тимур, нам надо с тобой кое о чём поговорить. - в лоб сказала Оля.
   - И о чём же это? - подозрительно осведомился я. Что уже успел набрехать им этот противный Гермес?
   - Мы хотим вернуться домой. - спокойно глядя ему в глаза ответил Горелов.
   Ах от оно что! Размечтались!
   Последнюю фразу я видимо сказал в слух, потому что мои друзья отпрянули назад. А может всё было просто слишком явно написано у меня на лице. Выучив боевые приёмы ниндзя я отнюдь не научился японской невозмутимости.
   - Я может быть отпущу вас попозже. Погостите у меня годик. Вот тогда мы посмотрим. А пока и не думайте.
   "А там может быть и ребёночек появится, - размышлял тем временем я, стараясь, чтобы хоть эту мою мысль они не узнали, - хо-хо".
   - Но... - хором хотели было возразить Олька и Проха.
   - Дома будете показывать свой характер. - резко оборвал их я. - А здесь будьте добры прислушиваться к мнению хозяина.
   С этими словами я удалился, хлопнув дверью так, что со стен посыпались фрески. Евгеника рода человеческого была весьма нервотрёпным занятием. Надо бы успокоиться. Всё на сегодня никаких тренировок. Пойду во внутренний сад, тот самый, что с бассейном, искупнусь, позагораю. Затем пойду в свои апартаменты и соображу себе чего-нибудь выпить. А после этого можно будет сотворить суккубиню и развлекаться до утра.
   Завтра неплохо было бы навестить Ценгданску (разумеется в облике Самсона). Там в принципе могли уже спокойно обходиться и без меня - Регентский Стол подписал договор про мир и дружбу с кесарем Торхена. Договор скрепили тем, что дочку Фридриха Ильке выдали замуж за герцога Твержского. Интересно, каким гениальным военачальником станет их сын, если он унаследует полководческие таланты деда и отца? Может приложить к этому руку на генном уровне? Союз двух самых выдающихся военно-аристократических семейств Эдема обещал быть плодотворным...
   В общем Ценгданске пока ничего не угрожало, но мне не хотелось слишком много времени проводить с теми, которых я приютил у себя во Дворце.
  
  

* * *

   Пантеон собрался на Большой Съезд. Съезд созывался впервые за всё существование Пантеона, и, как и следовало было ожидать, на него не пришла львиная доля богов и богинь, которые к слову сказать, никогда не отличались не ответственностью, не интересом к коллективным делам. До многих просто не сумели докричаться (одни шлялись где-то в неизведанных безднах мироздания, другие наоборот осели в населённых мирах и успешно косили под туземцев, отгородившись от телепатических поисков своих беспокойных собратьев надёжным щитом). Другие, которые всё-таки соизволили выслушать созыв, сказали, что у них есть дела поважнее либо просто отмолчались. Третьи же прямо сказали, что им глубоко наплевать и на Тимура в частности и на весь Пантеон вообще.
   Откровенно говоря, кроме четвёрки божеств, что посещали "Roppongi", Гермеса, а также древообразной богини растительного мира с невыразительным именем Сшерилья и бога Кутустицу, что представлял из себя диковинную помесь рыбы и осьминога, к тому же плавающую в аквариуме с жидким азотом, на Съезде никого не было. Разумеется кроме Чёрного, что мрачной тенью сидел в дальнем углу.
   - Я считаю, что мы должны применить к Тимуру самые строгие меры наказания. - требовательно заявил Трикстер. - После его нападения на Посланника я считаю его смертельно опасным.
   - Но ведь для того чтобы убить бога истинной смертью, пусть даже мы и воскресили бы его потом совместными усилиями, требуется разрешение Господа Бога нашего на применение Мечей Смерти. А Обитель, если верить Гермесу, молчит. - возразил Вирокоча.
   - Молчанье - знак согласия! - махнул рукой Безымянный. - Если бы Всевышний был против этого, мы бы с вами уже здесь не разговаривали.
   Кутустицу и Шуть И согласно закивали.
   - Нет, так нельзя. - покачала головой богиня Свободных. - Мы ведь даже не рассказывали Тимуру о существовании шести Мечей Смерти. Это подло.
   - Ну и что? А ты представляешь что бы было, узнай он о них? - вытаращил глаза Безымянный. - Он и так бьётся на клинках лучше всех членов Пантеона. А попади ему в руки такое оружие...
   - В каком-то смысле оно к нему и попало. - сказал Гермес.
   - Как так?! - обалдел лишённый имени бог.
   - Один из шести Мечей каким-то образом попал в Эдем. Это конечно сумасшествие, но когда Тимур создавал свой мир он невольно перенёс Меч из вашего Хранилища на кладбище в Мёртвом Городе, попутно видоизменив его. - начал Посланник. - Некто по имени Эммануил пытался убить Тухачевского с помощью этого клинка, но тот убил его самого, а заодно уничтожил Меч.
   - Уничтожил? - переспросил Трикстер. В зале повисло напряжённое молчание. - Он уничтожил один из Мечей? Но ведь это невозможно... Почему ты раньше не рассказал это?
   - Не хотел пугать вас раньше времени. - пожал плечами Гермес. - Тем более, что он похоже так и не понял с чем имел дело.
   - Плевать! Теперь его уж точно надо убить! - возопил Безымянный. - Не знаю кто засел в его мозгу, но он явно умеет им управлять, раз сумел его руками выкрасть один из Мечей Смерти.
   - Лично я считаю, что нужно попытаться найти компромисс... - начала было шелестеть Сшерилья, но тут её перебили.
   - Полагаю, никого здесь не интересует моё мнение, хотя этот вопрос касается прежде всего меня. - заговорил Чёрный и почти все присутствующие боги поёжились от неожиданности и страха. В зале даже как будто бы немного потемнело. Чёрный не был божеством Пантеона, но считались с ним все. Да и как не считаться с такой силищей? Пусть даже если ты и знаешь, что она не может быть направлена против тебя, да и сам носитель воронёных доспехов над тобой не властен. Но сила его всё-таки была очень велика, ведь она зависела от силы того кому он покровительствовал, а Тимур в последние время стал очень силён.
   - Мой подопечный ведёт себя действительно очень странно. - пожалуй в лязге гильотины и то больше жизни и человеколюбия чем в этом голосе. - Поэтому я считаю, что его необходимо доставить на Суд Божий. Причём любыми доступными способами. А добровольно он не пойдёт, можете мне поверить. Но решать вам - вы ведь боги.
   - Я лично считаю, что Тимур не представляет опасности не для Пантеона, не для народа Свободных. - дерзко сказала Тъэерзыав'А с вызовом глядя прямо в синие очи Чёрного.
   - Я согласен с её словами. - наклонил голову Пилигрим.
   - Ха, тебе-то что? - праведно возмутился Безымянный. - Если что, то умотаешь куда-нибудь, скажешь, что мол продолжаешь своё Странствие или там ещё какое Паломничество. При других обстоятельствах я бы может и встал на сторону бога, выступившего против системы, но сейчас я вынужден согласится с Чёрным - Тимура надо отправить в Обитель и желательно в неживом виде.
   Сшерилья воздержалась при голосовании, но Шуть И и Кутустицу поддержали Трикстера. Вердикт был вынесен.
   - Задом я давила такие вердикты! - Тъэерзыав'А начала подниматься со своего места, пламенным взглядом обводя сидящих за столом переговоров.
   Она хотела сказать что-то ещё, но тут Чёрный металлически щёлкнул пальцами в латной перчатке и она бухнулась в кресло. Глаза у неё были стеклянными.
   - Какого чёрта! - вскочил из-за стола Трикстер. - Что ты с ней сделал?
   Его охватил страх и только любопытство удержало бога от того чтобы немедленно убраться отсюда. Остальные тоже повставали и выглядели удивлёнными не меньше Безымянного.
   - Она угрожала интересам моего подопечного. - спокойно сказал Чёрный. - Садитесь, чего вы повскакивали? Она временно в ступоре.
   Странник, вместо того чтобы сесть, обошёл стол вокруг и подошёл к Тъэерзыав'Е, помахал у неё перед глазами рукой, пощупал её пульс, удовлетворённо кивнул головой своим мыслям. Затем Кецалькоатль взял богиню на руки, посмотрел внимательно на всех собравшихся и мрачно посулил:
   - Это всё плохо кончится, ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут.
   Затем он исчез вместе с Тъэерзыав'Ой.
   - Полагаю, доставлять моего подопечного к стопам Божьим вы предоставите мне самому. - как ни в чём не бывало произнёс Чёрный, заранее зная ответ.
   Все оставшиеся согласно кивнули.
   - Что ж, тогда мне понадобиться один из ваших пресловутых Мечей. Я, пожалуй, справился бы и без него, но надо подстраховаться на всякий пожарный.
   Все снова кивнули, хоть и с большей неохотой.
   Большой Съезд закончился.
   Тимуру Тухачевскому теоретически жить осталось считанные минуты.
  
  

* * *

   Он появился неожиданно. Зашёл стремительно и вместе с тем со страшноватой грацией, которую нисколько не стесняли доспехи, чернотой своей наверно не уступавшие его душе.
   Я сразу понял, что переговоры здесь бесполезны. Вначале я просто пожелал, чтобы закованный в вороненые латы чужак исчез, но он естественно и не подумал этого делать. Потом мне захотелось, чтобы его голова взорвалась изнутри. Чёрный гость даже и не вздрогнул. Мои атаки он погасил с поразительной лёгкостью, которой позавидовал бы любой из богов. Я вскочил с кровати и метнул в незнакомца синий шар абсолютного пламени. Жидкий синий огонь стёк с доспехов, не нагрев их ни на градус, и растворился в воздухе. Незнакомец в ответ на это плавно выхватил из ножен длинный слегка изогнутый меч, что лучился ярким белым сиянием. Что-то в нём было общего с мечом из Некрополя, хотя тот и не светился, а был просто белым, да форма его была совсем другой. Но природа у них была одна - они были смертоносны даже для богов.
   Силой мысли я превратил суккубиню, что ещё совсем недавно имела вид хорошенькой девушки, в жуткое чудовище, которое тут же бросилось на странного чужака. Гибкое сильное тело взвилось в воздух и... тут же упало располовиненное надвое.
   А уж это совсем нехорошо. Я хотел было применить что-нибудь посерьёзнее, но оказалось, что пришелец ко всему ещё и не даёт мне в полную меру пользоваться Силой. Я отступил назад, судорожно шаря позади себя руками в поисках оружия. На комоде позади себя я нащупал два шикарных золотых "пустынных орла". Шикарными они впрочем были только с виду, а так - тяжёлые и неудобные; не удивительно, что эти здоровенные пистолеты, весьма популярные в фильмах, абсолютно не жалуются не в армии, не в правоохранительных органах. Да и если бы я начал стрелять из них в помещении без наушников, то точно бы оглох. Вместо этого я выдвинул верхний ящик комода и выхватил оттуда два пистолета Стечкина. Вот это уже другое дело.
   Я побежал через всю комнату в соседний оружейный зал, непрерывно паля незваному гостю в щели забрала, мысленно благодаря Господа за то, что я научился стрелять по-македонски. Хозяин чёрных доспехов вылавливал пули в воздухе рукой и кидал их на пол. Забежав в зал, я бросил пистолеты, одел наушники, схватил стоящий на сошках пулемёт М60 и не спускал пальца с его курка до тех пор, пока не выстрочил всю пулемётную ленту.
   Что сделал неприятель я сразу даже и не понял. Перед ним возник сияющий белый круг и все пули с жалобным визгом от него рикошетили. Лишь когда он снова замер я понял, что это он вращал перед собой меч с такой немыслимой быстротой, что он превратился в щит.
   Я бросил бесполезный пулемёт на пол, окончательно разочаровавшись в огнестрельном оружии. Вместо этого я выхватил из ножен висевших на стене золотисто-серебряный клинок Ярика.
   - Что ты делаешь в моём доме? - спросил я своего визави безумно выпучив глава. Я прекрасно догадывался что, но хотел просто потянуть время чтоб собраться с мыслями.
   - Большой Съезд Пантеона голосованием три против двух вынес тебе приговор, а меня назначили исполнителем. - пояснил тот ледяным тоном. Так, наверное говорила бы мясорубка, обрети она вдруг голос.
   Больше мне обсуждать с ним было нечего, вступать с ним в бой на мечах было явно чистой воды безумием и поэтому я предпочёл бежать (человечество за все тысячелетия своего существования выработала только три сценария поведения при встречи с врагом: нападение, бегство и, если ни первое, ни второе не возможны, паника). Поднатужившись я всё-таки нашёл в себе силы телепортироваться, но не в другой конец Вселенной, как мне хотелось бы, а всего лишь в парк. Спустя секунду рядом со мной материализовался и мой преследователь. И тут же атаковал.
   Только сейчас я понял, что значит выражение "бешенная скорость". Пришелец двигался с быстротой значительно превосходящей всё с чем я раньше сталкивался. Даже Геракл по сравнению с ним казался совсем не быстрым. Я даже не мог различить как одно его движение переходит в другое, видя лишь расплывчатые росчерки его выпадов, размытые контуры его фигуры. До сих пор я видел подобное только в фантастических боевиках - такая стремительность противоречила самой биомеханике человеческого тела. Я пока ещё держался благодаря железной школе Гильгамеша, но это было явно временным явлением. Ну да ладно. Геракл говорил, что быстрота это не главное. Что ж, поверим Гераклу, тем более, что я всегда был оптимистом.
   Защита у меня была очень неплохая, продуманная до мелочей, испытанная методом проб и ошибок, отточенная часами тренировок. Но вот ведь беда - защищаясь бой не выиграешь, тем более, что с каждым разом отбивать светящийся ядовитый меч было всё трудней. А вот защита у незнакомца была безупречной: он мог окружать себя настоящей сферой из взмахов меча, полупрозрачной и сверкающей одновременно.
   Внезапно чужак прекратил пляску с мечом, на мгновение замер, а затем пошёл кружить вокруг меня словно акула. Лёгкие мои горели, руки отваливались, едкий пот заливал глаза, щипал кожу. Всей моей выдержки едва хватало чтобы не упасть, а ведь настоящий бой похоже только начинался. До сих пор пришелец только выпендривался, демонстрируя свою поразительную реакцию, прощупывая слабые стороны противника. сейчас же он приплясывая ходил вокруг меня кругами, будто исполняя какой-то диковинный ритуальный танец, гипнотизируя меня поблёскивающим кончиком меча, который чертил в воздухе какие-то замысловатые каббалистические фигуры.
   Всего на одну долю секунды мне показалось, что он случайно чуть приоткрылся и я тут же воспользовался этой возможностью этой возможностью. И чуть не лишился правой руки. Если бы не то нечеловеческое проворство, которое выработал во мне Геракл, так бы и случилось, но мне удалось отделаться лишь располосованным предплечьем.
   А спустя мгновение мой враг атаковал меня неизвестной мне шквальной серией стремительных выпадов. Один из них всё же достал меня и, не смотря на то, что я отпрянул назад, странный белый светящийся клинок (радиоактивный что ли?) оставил у меня на груди глубокую борозду. Я попытался залечить обе раны с помощью своей мистической Силы, однако повреждения, нанесённые этим мечом не заживали.
   Силы мои таяли как кусок льда на печке. Скорее всего этому ублюдку даже не придётся особенно себя перетруждать - ему достаточно будет только держать меня на расстоянии от себя и ждать пока я потеряю достаточно много крови и ослабею. Облегчать ему его работу я вовсе не намеревался. Дважды я пытался использовать магию, но оба раза безуспешно. Если я хотел выбраться из этой переделки живым, мне следовало срочно что-то придумать, пока я ещё не совсем обессилил.
   Всё что умел я вложил в эту атаку, обрушив на незнакомца настоящий вихрь звенящей и свистящей стали. Недостаток скорости я искупил сложностью комбинации и неожиданностью использованных в ней приёмов... Но мой последний отчаянный прорыв не дал ровным счётом никакого результата - пару ударов чёрный убийца всё-таки пропустил, но они лишь слегка оцарапали его воронёные доспехи. Пропал всуе и один из моих коронных ударов: когда он пошёл на меня я стремительно припал на одно колено, метя якобы ему в живот противнику, но в последний момент мой клинок отвесно взмыл вверх и вонзился в щель между нагрудником и металлическим доспехом-ожерельем. Любого смертного этот удар убил бы в ту же секунду, но на этот раз мой меч даже не обагрился кровью - он не был способен причинить вред богоподобному, во всяком случае серьёзный. Если я хотел победить, то мне следовало бы завладеть ядовитым клинком моего соперника, а это было куда как непросто.
   Мой противник не пользовался приёмами высшего порядка, о которых я узнал во время своей последней встречи с Сусаноо, зато он двигался с такой немыслимой быстротой, что даже его самые нелепые метания делали бы его практически неуязвимым.
   Что там говорил на это Геракл? "Одного умения мало, быстроты недостаточно. Необходимо... как бы это объяснить словами... научиться высвобождать свои инстинкты, опустошать сознание". Что ж попробовать можно, в конце концов хуже чем сейчас уже не будет. Хотя с другой стороны ничего подобного у меня никогда раньше не получалось даже в спокойной обстановке. Что тут говорить о том чтоб пытаться дождаться что на меня снизойдёт прозрение во время этого сумасшедшего боя. Ну есть у меня кое-какие полезные рефлексы, ну выполняю я кое-какие движения автоматически, но судя по тому, что говорил мне Геракл это всё совсем не то... Нет, не получиться... не может получиться... Или может?.. ведь всякое бывает... Вдруг фортуна мне улыбнётся?
  
  

* * *

   Спустя секунду Тимур уже видел себя словно со стороны. Неизвестно заметил ли какие-то перемены в его поведении незваный гость, но он прекратил фронтальную атаку и отступил назад. Воспользовавшись этим, Тухачевский перешёл в наступление, о котором смертные, увидь они его, наверняка настрочили бы пару глупых героических баллад. После молниеносного обмена несколькими сокрушительными ударами, полосатый королевский клинок перехватил сияющий меч противника, заставляя его выписывать в воздухе фантастические спирали, а затем вдруг совершенно неожиданно пошёл косо вниз и вправо, увлекая сверкающий клинок за собой. Из менее сильной руки меч бы уже давно вырвало бы, но железная кисть пришельца сжимала его как в тисках. Однако, хотя убийца и не выпустил рукояти, кривой, горящий слепящим светом меч ушёл в землю почти наполовину.
   Понимая, что прежде чем он сумеет его вырвать бог может достать его чёрный выхватил висящий у него в ножнах на поясе кинжал и с размаху пыранул им юношу в бок. Тухачевский в принципе мог ещё уклониться от удара, либо парировать его, но он не сделал не того не другого, поскольку тогда бы он лишился возможности ударить сам. Пришелец явно не ожидал этого. Тимур же, зная, что с его противника станется ещё увернуться, а другого шанса у него не будет, как-то по-хитрому повернул меч, поймав на его клинок солнечный зайчик и пустив его врагу в глаза. И в то же мгновение, словно бы догоняя несущийся со скоростью света солнечный луч, серебряно-золотой клинок, почти невидимый для незнакомца, метнулся к узкой смотровой щели в шлеме-армете. С отвратительным хряском он достиг своей цели. Обороны от этого удара чужак не знал - Геракл божился, что последний из землян (не считая Тухачевского конечно), кто знал этот удар, названный египетскими фараонами "Возмездие Амона" в честь их бога солнца (в реальности, впрочем, никогда не существовавшего) сейчас мирно посапывал вечным сном в своей пирамиде.
   Пришелец выпустил рукоять своего меча, попятился, схватился обеими руками за полосатый клинок. Не дожидаясь пока он его вытащит, Тимур стремительно метнулся к торчащему в земле светящемуся мечу противника, выдернул его из земли и со всего маху вогнал его врагу между нагрудником и юбкой. Из щели в чёрных доспехах начала сочиться алая человеческая кровь, затем враг согнулся пополам, упал сначала на колени, затем набок. Потом растянулся на земле с торчащими в нём двумя клинками, выгнулся дугой...
   И тут произошло нечто неожиданное. Земля под ним внезапно заволновалась, заплескалась и он начал в ней стремительно тонуть, захлёбываться. Плоть этого мира расступалась под ним, стремясь поглотить его. Тимур, с опаской ступая на земляные волны, подошёл к поверженному противнику, вырвал у него из живота кривой ядовитый меч. В этот же самый момент чужак изловчился вынуть из смотровой щели полосатый клинок. Раны на его лице не было и Тухачевский увидел в прорези изумлённые синие глаза, такие же, как у него самого. Богу внезапно стало тоскливо-тоскливо и необоснованно жутко, словно он у него на глазах умирал его самый родной человек. И тут же жадные губы земли сомкнулись над головой у незнакомца.
   Некоторое время над поверхностью земли торчала его рука сжимавшая за лезвие меч Ярика, потом рука погрузилась глубже и уже только один меч торчал из земли подобно диковинному могильному кресту, а затем утонул и он.
   Тимур выронил свой сияющий клинок, сделал пару неуверенных шагов и мешком повалился на траву, которая к счастью уже вновь обрела под собой привычную земную твердь.
  
  

* * *

   Я лежал на спине, глядя в бездонное синие небо и гадая про себя сколько мне осталось жить. Уничтожив своего странного противника и завладев его оружием я, возможно и обрёл способность лечить нанесённые им раны, но мне уже было откровенно говоря всё равно выживу я или нет. Рана на моём боку от простого кинжала уже почти затянулась, однако из прочих, что оставил на мне светящийся клинок, по-прежнему струилась кровь. А я был слишком ослаблен этим боем для того чтоб сделать хотя бы элементарную перевязку. Наверное, это и есть знаменитое берсеркерское бессилие, которое наваливалось на этих свирепых воинов после битвы.
   Перед моим взором будоража моё тускнеющее сознание проносились какие-то дивные видения: смеющиеся дети в цветущем саду, причудливые пейзажи, которых я никогда прежде не видел, горящие города, люди в белых одеждах, что ходили между чёрных колон, белые облака, стремительно проносящиеся в лазурной выси, озарённой многими солнцами и многое-многое другое...
   Наверно это называется предсмертным бредом умирающего, а может быть и нет. Даже исцелись я сейчас, я всё равно был обречён, обречён на войну со всем Пантеоном, который посчитал меня недостойным называться богом. В чём-то он был наверное прав. Но затевать Вселенскую войну богов я не хотел... Боже мой, в этом мире ведь останутся Олька и Проша!.. Кто же теперь вернёт их домой?.. А что если боги вздумают отыграться на них? Глупость конечно, но мышление у богов точно нечеловеческое и в голову им может прийти всё что угодно...
   Ценой неимоверных усилий я перевернулся на живот, вызвав вихрь боли в располосованной груди, и пополз, приподнимаясь на локтях чтобы не бередить рану, к горящему мечу. Рано мне ещё умирать. В глазах моих темнело, сознание мутилось от боли и потери крови, но я упрямо пытался преодолеть те бесконечные полтора метра, что отделяли меня от клинка. В нём и именно в нём (и откуда у меня взялась такая уверенность?) было заключено моё спасение...
   О том что была после того как я сомкнул пальцы на его холодной рукояти, я помню весьма смутно. Наверное я всё-таки исцелился как-то с помощью него, во всяком случае жизнь моя на этом не оборвалась.
  
  

* * *

   Даже по самым оптимистическим прикидкам их положение было безнадёжным. Если посмотреть правде в глаза, то они фактически были в плену. Причём в плену у полусумасшедшего человека с нечеловеческими способностями на затерянной в неизведанных глубинах космоса планете, во дворце, находящемся посреди выжженной солнцем степи, окружённой непроходимыми горами, за которыми начиналась страна с неизвестными им обычаями и языком (Тимур не обучал их не эдемским языкам, не владению оружием), в которой к тому же бушевала гражданская война. От полной истерии Олю удерживали пока лишь её собственное хладнокровие и стоическое спокойствие Прохора. Они оба не были бесчувственными занудами, хотя попусту никогда и не фонтанировали эмоциями, а сейчас как раз и требовался как никогда прежде их аналитический склад ума и объективизм. Только это могло удержать их от паники и заставляло искать выход.
   Из Дворца сбежать было нетрудно - их никто не стерёг. Тухачевский, который в последние время ходил погружённый в свои мрачные думы и с ними почти не разговаривал, хватится их только через несколько дней. Вот только во-первых, он может их найти за одну секунду, а во-вторых, даже если они преодолеют степь и горную гряду, они окажутся в чужой и жестокой Пардаге, где уже сложила голову одна из бывших одноклассниц Тухачевского. Нет, бегство это не выход. Надо договариваться с Тимуром, а он, как только заходит речь об их уходе, бесится, психует, так что разговаривать с ним невозможно - все приводимые ими веские аргументы лишь попусту сотрясали воздух - бог стоял на своём и даже слушать их не желал, зажимая уши ладонями и горлопаня какие-то песни. Можно было бы попытаться договориться с Гермесом или с кем-то из богов, но Тухачевский русским языком запретил им это, а слов на ветер он, несмотря на его кажущуюся непоследовательность, не бросал...
   Дверь в их комнату резко распахнулась и с грохотом ударилась о стену. В комнату пьяновато пошатываясь вошёл Тимур. Он был весь в крови, одежда во многих местах разорвана, глаза совершенно дикие. Из-за правого плеча торчала рукоятка невиданного ими прежде меча. Это был не его парадный меч, с которым они увидели его здесь впервые, и не полосатый клинок Ярика, и не древний узорчатый, который принадлежал неизвестно кому. От покоящегося в на скорую руку созданных кожаных ножнах кривого меча шёл тот же холод, что и от того марева, которое он выколдавал в стычке с Посланником. Лицо юноши было бесконечно усталым, но столь же бесконечно решительным. На вопрос о том ранен ли он, лишь раздражённо махнул рукой.
   - Мои коллеги по Пантеону решили сжить меня с этого света. - вместо приветствия сказал он. - Я принимаю их вызов, но вам оставаться рядом со мной слишком опасно. Я вынужден вернуть вас домой. Пока. Не поминайте лихом и... простите если что не так.
   Проха хотел было сказать, что они не оставят его одного в такую трудную минуту, но взглянув на его выражение лица понял, что спор здесь неуместен. Оля хотела было обнять Тимура на прощание, но он мягко отстранил её от себя, сказав:
   - Не надо, ты посмотри какой я грязный.
   После этих слов он замер со значительной миной на лице, готовясь отправить их на Землю. Затем нахмурился, будто у него что-то не получалось, закрыл глаза, словно прислушиваясь к своим чувствам. Открыл.
   - Прошу прощения, но вернуть вас домой я не могу. У меня только что забрали всю мою Силу.
   При этих словах он улыбнулся им тёплой извиняющейся улыбкой, но от его синих глаз пыхнуло космическим холодом.
  
  

* * *

   Разогнав всех слуг которые только были во Дворце (они владели пардажским и если им удастся перейти горы, то у них появятся шансы найти своё место в этом мире - всё лучше чем рисковать оставаясь рядом со взбеленившимся богом), а Прошу с Олькой отправив погулять на несколько дней вниз по реке (с этими сложнее - случись что со мной им придётся рассчитывать только на милость победителей), я наконец немного успокоился. Сходил на кухню, перекусил, затем наведался (впервые в жизни) в созданную мной часовню, где проторчал целых полтора часа, жалуясь Господу на свои проблемы. Он, разумеется, мне не ответил. Он вообще редко когда отвечал, общаясь с людьми через ангелов, а с богами - через Посланника. Но это дело не меняло.
   После этого я отправился во внутренний сад, покемарил часок в шезлонге. Проснувшись, я с неудовольствием заметил, что моё ледяное спокойствие куда-то улетучилось. Чтобы как-то успокоиться я начал разминаться. Сказать по правде, я по-прежнему побаивался своего нового меча, да и как не нервничать, когда держишь в руках Смерть, хоть и принявшую облик Света.
   Вскоре, нервное напряжение достигло предела - я больше не мог ждать. Я чувствовал, что приближается развязка моего противостояния с Пантеоном и ожидание её было наверно страшнее чем она сама. От неопределённости хотелось выть волком и рвать на себе волосы.
   Чтобы хоть как-то противостоять захлёстывающему меня безумию, я попытался спеть. Мотивы в голову мне лезли самые невесёлые, да и голоса у меня не было, но я всё же попытался спеть несколько строчек и Цоя:
  
   Снова за окнами белый день.
   День вызывает меня на бой,
   Я чувствую, закрывая глаза, -
   Весь мир идёт на меня войной.
  
   После этих слов отчаяние холодной рукой стиснуло моё горло. Подавив нарастающую панику я встал в, прислонившись спиной к дереву и закрыл глаза, пытаясь припомнить те способы психорегуляции, которым обучал меня Геракл.
  
  

* * *

   - Я с вами не пойду! - категорически взвизгнул Кутустицу. - Я ещё согласен поддерживать отсюда подавляющий Силу в Эдеме фон, но отправляться туда я не намерен. Я ведь даже никогда не бывал в человеческом облике, а теперь вы предлагаете мне в нём сражаться! Нет, нет и ещё раз нет! Я в жизни не держал меч в руке, да у меня и рук-то нет! Божественной Силой я может быть с ним бы ещё и померялся, а лезть к этому дикарю-землянину на рожон я не намерен.
   - В том-то и дело, что как только мы зажжём эту свечу, - начал было втолковывать ему Шуть, кивком показывая на уже один раз зажигавшуюся стеариновую свечу, которая на самом деле была гасящим Силу артефактом, - и сфокусируем её действие на Эдеме, ни мы, ни Тимур не сможем пользоваться Силой. В противном случае мы можем разнести полвселенной, а Тимур...
   - Оставь его. - жёстко оборвал того Гермес. - Хочет оставаться - пусть остаётся. Там куда мы идём трусам не место. Кутустицу, я буду тебе весьма благодарен, если ты поможешь нам удерживать фокус артефакта на Эдеме и не будешь бить нас в спину, если увидишь, что Тимур побеждает.
   Тот пробурчал что-то невнятное, но сказать против ему было нечего.
   Посланник перевёл свой взгляд на древоподобную Сшерилью.
   - Я отправлюсь озеленять астероиды в каком-нибудь отдалённом уголке космоса. - прошелестела она. - Прошу меня извинить, но для войны я не создана.
   - Так никто из нас не создан. - тяжело вздохнул богоподобный. - Ладно, это твоё право. А ты, Пилигрим? Ведь ты никогда никого не боялся.
   - Я и сейчас не боюсь. - пожал плечами Вирокоча. - Но это не моя война и я собираюсь последовать словам уважаемого Безымянного и продолжить своё Паломничество.
   - Понятно. - хмыкнул Посланник. - Что ж, никто тебя не удерживает. Тъэерзыав'А?
   - Этот человек не враг не мне, не народу Свободных. - упрямо сказала богиня. - Он не сделал нам ничего плохого и выступать против него я не буду. Это вы, Цельные, как ты только что метко выразился, любите бить в спину.
   По мере того как изливался на окружающих этот монолог, Тъэерзыав'А всё больше и больше заводилась.
   - Это нечестно бить в спину ничего не подозревающего человека! - почти кричала она, засунув большие пальцы обеих рук в карманы джинсов. - Я буду драться с вами за него!
   Последние слова она произнесла с явным вызовом, от чего у Кутустицу его многокамерное сердце ушло в несуществующие пятки.
   Странник с поразительным для человека с его комплекцией проворством очутился рядом с Тъэерзыав'Ой и обхватил её сзади обеими руками за плечи, крепко прижав к широкой как бочка груди, да не так как обычно обнимают девушку, а как держат своего не в меру ретивого друга, чтоб он не лез в потасовку. Богиня, ещё не поняв сразу кто её держит, лягнула Кецалькоатля ногой, а затем попыталась разбить ему нос затылком.
   - Да успокойся ты! - прикрикнул на неё тот. Удар, предназначавшийся для того чтоб разбить ему нос пришёлся пониже ключицы. - Тимур в состоянии сам постоять за себя. Тем более, что он давно уже догадался о том, что ему следует ждать визита.
   При этом Пилигрим развернул её спиной к остальным и стал легонько подталкивать её к выходу. Тъэерзыав'А исчезла первой ни с кем не попрощавшись. Все тут же мысленно проверили её маршрут, опасаясь, что она направилась в Эдем, и облегчённо вздохнули, когда поняли, что она вернулась на Хатун'Ык. Следующим за ней так же молча исчез Вирокоча, не иначе как для того чтоб и вправду продолжить своё Странствие.
   - Скатертью дорожка! - криво ухмыльнулся Трикстер.
   Гермес перевёл на него взгляд.
   - Безымянный, я так полагаю, что надеется на твою помощь тоже не стоит? - со стороны это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.
   - Кутустицу прав, и лезть на рожон к этому дикарю-землянину действительно глупо. - задумчиво протянул Трикстер. - Но ведь я никогда не прощу себе, что не поучаствовал в травле бога. К тому же без меня вам не справится.
   - В общем, если я правильно всё понял, рассчитывать я могу только на себя, Безымянного и Шуть И. - сказал Посланник в наступившем тягостном молчании. - Остальные боги игнорируют мой призыв, как и проигнорировали Большой Съезд. Кутустицу, зажигай свечу как только мы исчезнем и контролируй подавление Силы. Остальные берите Мечи. Мы должны сделать всё предельно быстро - когда она догорит дезактивирующий Силу фон сначала ослабнет, а потом и вовсе рассеется. Страшно представить что будет если это случиться во время драки - ведь мы не сможем самостоятельно абсорбировать его Силу как Чёрный.
  
  

* * *

   Как не готовился я к их появлению, однако оно всё равно стало для меня неожиданностью. В воздухе бесшумно распахнулись три роскошных серебряных портала и из них бойко выпрыгнули вестники Пантеона. Трое на одного, да ещё и из-за угла! Как благородно! У всех в руках - светящиеся мечи. Предатель Гермес, гнусный Безымянный и, как ни странно, Шуть И. По тому как они шустро и деловито без лишних разговоров принялись меня окружать, я сразу понял, что пощады мне не будет. Впрочем, я на это и не надеялся. А судя по тому с каким профессионализмом и проворством они двигались, выжить в этом бою у меня было чертовски мало шансов: на глаз самым слабым из троицы был Трикстер, и тот явно умел гораздо больше, чем я до встречи с Гераклом, Посланник же и Шуть И мало чем уступали (если вообще уступали) мне теперешнему.
  
  

* * *

   Они сшиблись стремительно и неудержимо, мгновенно окружив себя дикими взблесками мечей, Мечей Смерти, если быть точным. Око смертного, пусть даже и искушённого в игре клинков вряд ли смогло бы уследить хотя бы за половиной этих выпадов.
   Тимур быстро сообразил, что перед ним противники, с которыми ему не тягаться. Свой натиск он направил против самого уязвимого из врагов - Безымянного. Но того мастерски прикрывал Гермес, не забывая при этом атаковать. Вскоре молниеносное наступление Тухачевского захлебнулось и он вынужден был отступить назад. Враги были слишком быстры и действовали слишком слажено, не суетились, не мешали друг другу. Даже с одним таким противником было тяжело, а тут их аж трое. И всё же, биться на мечах они учились не у Геракла, а один его урок стоил нескольких лет боевого опыта. Юноша вновь стремительно бросился вперёд, вклиниваясь между Посланником и Шутем, мягко крутанулся, усиливая удар разворотом бёдер... Сталь (если этот адский клинок, по недосмотру Господа считавшийся божественным, сделан из неё) противно лязгнула о сталь, а в следующий миг перед ним словно из-под земли вырос болотноглазый бог. Быстрый взмах его меча, Тухачевский отпрыгивает назад. Сначала ему даже показалось, что Меч врага лишь пропорол рукав кофты, но вскоре по руке стало распространяться предательское тепло. Тёмная ткань не давала рассмотреть расползающиеся на ней мокрое пятно, но факт оставался фактом - первую кровь взяли палачи Пантеона.
   Бог понял, что под таким натиском ему не выстоять. Пока его ещё спасало неоспоримое мастерство, но набор финтов, на которые велись враги стремительно уменьшался. Казалось, что они угадывают каждое его движение ещё в зародыше. Вскоре Тимур был вынужден пятиться назад, метя песок за собой зыбким узором кровавых капель. Тихо шелестел ветер в листве деревьев, где-то даже кажется пела птичка, которой наплевать было на войны богов. Солнышко садилось. По земле тянулись когтистые тени, делавшие происходящее здесь ещё более зловещим. Шуршал песок под ногами противников. Никто не выкрикивал боевые кличи, никто не стонал, даже будучи раненным (Тухачевский несильно ранил Шутя в предплечье, а тот в отместку полоснул ему по боку), лишь звенели одинаковые сияющие клинки, да изредка кто-то шумно выдыхал, нанося на выдохе особенно сильный удар.
   Тимур попробовал было вновь опустошить своё сознание как во время битвы с чёрным убийцей, но на этот раз на него подобная блажь не снизошла. Более того, он поймал себя на том, что у него непозволительно участилось дыхание и начинает неметь раненная рука - только тот кто бился на мечах поймёт, как порой на бойца наваливается немыслимая усталость, хотя он вроде бы ничего особенного не делал ничего особенного, просто махал клинком, а устал больше, чем если бы толкал штангу. Бой же с мастерами экстра-класса не просто утомлял, а сжигал человека изнутри. Если юноша всё ещё претендовал на победу, ему следовало бы поторопиться.
   Он сделал сложный финт, названный Гераклом "мотылёк", и Трикстер, ударив мечом не встретил на его пути ожидаемой преграды в виде блока, а лишь попусту свирепо рассёк воздух. Сила пропавшего втуне удара развернула его посолонь и болотноглазый бог получил ощутимый тычок Мечом в плечо. Тухачевский не дремал.
   Однако воспользоваться этой заминкой и развить свой успех ему не дали. Гермес и Шуть И насели на него с боков, и ему стоило немалых усилий парировать сыплющиеся на него с двух сторон удары. Тимур снова вынужден был отступать. Безымянный быстро пришёл в себя и пошёл напролом, широко размахивая мечом. Солнце скрылось за горизонтом уже наполовину. Бой богов тоже судя по всему приближался к финалу.
   Камень, застрявший в подошве Тухачевского немелодично царапнул по кафельной плитке, ноги перестали утопать в песке. Его выгнали к огромному бассейну, что находился прямо в саду. Судя по всему противники намеревались скинуть его в воду. В нескольких метрах от края бассейна призывно покачивалась пара-тройка надувных лодок "зодиаков", а посередине водоёма с некоторых пор был заросший деревьями островок с длинной песчаной косой, стоя на которой было весьма неплохо отбиваться. Вот только до лодки ему не допрыгнуть без применения Силы (последнее было невозможно с момента появления его палачей). Хотя... Тимур начал пятиться назад, краем глаза поглядывая куда он идёт, пока его ботинки не заскользили по полированному дереву. Он был на трамплине. По запоздалому озарению мелькнувшему в глазах Гермеса, Тухачевский понял, что тот разгадал его намерения, но было уже поздно. Тимур взмыл в воздухе и сделав обратное сальто приземлился точнёхонько в лодку. Та зашаталась, но благодаря широкому дну устояла. Безымянный грязно выругался и тоже ступил на трамплин, раскачал его и прыгнул на соседнюю лодку.
   Юноша молниеносным движением проткнул "зодиак", на котором стоял бог, резко взмахнул мечом, метя вспороть тому живот. Безымянный резко подался назад, увёртываясь от неожиданного выпада, однако устоять на спускающейся лодке уже не смог и, нелепо взмахнув руками, шмякнулся в воду, подняв фонтаны брызг. Тухачевский для пущей верности ещё раз ткнул клинком в гладкий бок "зодиака", а затем завёл мотор на своей лодке. Через несколько секунд он уже на всех парах мчался к островку. Трикстер тем временем вынырнул, залез на третью нетронутую юношей лодку и, не обращая внимание на крики остальных, призывавших его подождать их, погнался следом. Гермес и Шуть побежали вокруг бассейна в поисках других лодок.
   Тимур причалил к островку, быстро спрыгнул на мокрый песок и размашистым шагом отправился к косе - встречать гостей. Безымянный круто развернул "зодиак" и помчался прямо к песчаной косе, на которой уже стоял бог. Силуэт Тухачевского эффектно выделялся на фоне багряного диска заходящего солнца, обрамлённый пурпурными копьями закатных лучей. Он мягко взмахнул мечом, словно призывая врага поторопиться.
   Тот, впрочем, и так не мешкал. Злой как тысяча чертей, бог на полном ходу выпрыгнул из лодки, поскользнулся на предательском песке, парировал удар, выпрямился. На узкой косе не было места для диковинных прыжков и кувырканий, которыми он любил понтоваться, да и не было Посланника и Шутя, готовых его прикрыть, так что теперь Трикстер мог рассчитывать только на свои реальнее умения.
   Пока палачи Пантеона искали способ переправиться на островок, на небольшом песчаном моле происходила небывалая схватка. Громко спорили два сверкающих неприродным сиянием Меча, со свистом и хрипом вырывалось дыхание из лёгких. Оба бога были уже ранены и порядком измотаны, так что первое время бой шёл на равных: юноша не мог пробить оборону противника, но и тот не мог перейти в атаку не подставившись. Но вскоре вышколенность Тухачевского в боях с Гераклом, которые тот называл уроками фехтования, ставала всё заметнее. У лишённого имени бога сбилось дыхание, финты его стали более вялыми и предугадываемыми. Тимур сделал глубокий колющий выпад, метя в живот Безымянному, а когда тот прикрылся, резко крутанул в руке меч, так что лезвие его оказалось со стороны мизинца, а не большого пальца и было направлено вниз. Прежде чем его враг успел что-либо сообразить, Тухачевский с силой воткнул клинок ему в ступню, пригвоздив её к земле.
   Безымянный дико нечеловечески заорал от боли, скрючился и против воли нагнулся вперёд к искалеченной ноге. Юноша быстрым движением выдернул меч, ударив при этом бога оголовком в челюсть. Простому смертному хватило бы уже одного этого чтоб успокоиться надолго, но Трикстер был много крепче простого смертного и несмотря на сломанную челюсть не вырубился. Более того, он резко присел и внезапным выпадом достал Тимура, полоснув его по бедру. Ответного удара Безымянный так и не почувствовал - у него просто внезапно потемнело в глазах и подкосились ноги, когда он попытался перейти в следующую позицию. Меч Смерти выпал из бессильной руки, рассечённой со внутренней стороны чуть повыше локтя.
   Он зашатался, попытался зажать разрубленную артерию пальцами. Тухачевский не стал давать ему подобной лафы. Смертельно раненный бог ещё увернулся от первого удара Тимура, затем упал на колени и юноша навесил ему боковой удар ногой в голову, отправив его в бассейн. В воздух взметнулись сверкающие брызги воды и крови. Трикстер судорожно задёргался, захлёбываясь и истекая кровью, а затем камнем пошёл ко дну. В прозрачной голубоватой воде было хорошо видно, как он уволакивая за собой широкий алый шлейф грузно опустился на плитку, выстилавшую дно бассейна. Затем вокруг него стало стремительно разрастаться карминовое косматое облако, которое вскоре скрыло его целиком.
   Юноша презрительно сплюнул и подхватив выроненный богом Меч заковылял прочь, волоча за собой раненную ногу. В наступившей тишине взревел мотор и Тухачевский понял, что враги нашли ещё одну лодку. Он воткнул оба меча в землю и тяжело прислонился к дереву. Затем оторвал от уже располосованного Шутем трико длинный лоскут ткани и кое-как перевязал свое раскроенное бедро. В глазах уже начало темнеть от потери крови. Шансов выстоять против двух таких бойцов как И и Гермес у него не было, тем более с такой раной на ноге (заживить её с помощью отобранного у Безымянного меча в лишённом Силы мире я не мог), однако сдаваться без боя он не собирался. В зарослях позади него что-то зашуршало и он стремительно обернулся, готовый к сложным финтам и вольтам. Из-за деревьев заслонив собой умирающие солнце вышел Геракл.
   - Твою налево! - пророкотал он. - Что у вас тут твориться с Силой?
   - За мной гонятся! - выкрикнул Тимур, махнув рукой куда-то в непонятную сторону.
   - Кто гонится? Говори внятно! - встряхнул его за плечи Гильгамеш.
   - Гермес и Шуть И. - выдохнул бог. - Я убил Безымянного. Их послал сюда Пантеон.
   - О чёрт, я должен был догадаться! - хлопнул себя ладонью по лбу Тор. - Идиоты! Почему они не посоветовались со мной... а ведь я так и думал что кто-то убил Чёрного... а после такого они конечно задёргались... да и ты хорош - не мог со мной связаться!
   - Так я думал... - начал было оправдываться Тухачевский.
   - Хреново думал! - оборвал Тимура Геракл, строго глядя на него серо-карими глазами, которые видели как строилась пирамида Джоссера. - Беги, я сам с ними поговорю.
   - Они не станут тебя слушать! - покачал головой юноша. - они вооружены какими-то ядовитыми светящимися мечами. Ими можно убить даже бога.
   - Мечи Смерти. - согласно кивнул Сусаноо. - Вот уж не думал, что Пантеон когда-то вытянет их из загашника. Видно ты их здорово напугал.
   - Возьми себе один. - предложил Тимур, протягивая герою меч.
   - Мой Кусанги-но тати ничуть не хуже. - заверил его великан, доставая из ножен свой чудовищный двуручник. В наступивших сумерках он внезапно засветился мягким жемчужным светом, нежным и ласковым, совсем не похожим на режущие глаз сияние Мечей Смерти. От него не веяло тем замогильным холодом, что чувствовался в клинках, которые держал в руках Тухачевский, но не надо было быть богом, чтобы ощутить затаившуюся в нём Силу. Да, кстати, а как Геракл попал сюда, если боги выкачали из этого мира всю Силу?
   - У меня есть другие способности. - пояснил гигант, не стесняясь читать его мысли. Или просто он так долго живёт, что может запросто угадывать о чём кто думает? Плавным движением он сунул меч обратно в ножны за спину и хлопнув парня по плечу сказал:
   - Беги. Они уже здесь.
   Тимур как мог быстро захромал к песчаной косе у которой лениво покачивалась на волнах лодка почившего Безымянного. Оглянувшись он увидел, как на этот берег островка выбежали Шуть и Гермес с мечами нагло. Увидели Геракла. В этот момент бог сел в лодку, завёл мотор и больше не оборачивался. Когда он отплыл достаточно далеко, с островка донёсся слитный вопль посланников Пантеона, полный гнева, недовольства и страха. Тухачевский круто развернул "зодиак" и заглушил двигатель. На крошечном песчаном бережке острова развёртывалась кровавая драма. Оба богоподобных с Мечами Смерти в руках яростно кидались на стоящего на одном месте Геракла. В самое последнее мгновение, когда какой-нибудь из ударов должен был вот-вот достать его, богатырь лениво отклонялся и меч лишь без толку рассекал воздух. При этом он ещё что-то говорил брызгающим пеной от злости противника, неуловимыми движениями уходя от ударов, но слов его слышно не было. Шуть И внезапно сделал глубокий колющий выпад, метя клинком в бок Тору. Тот кошачьим вольтом ушёл от удара, шагнул навстречу врагу и резким движением зажал руку Шутя вместе с мечом у себя подмышкой, и одним скупым расчётливым движением выпотрошил того как окуня. Тот дико взвыл, задёргался. Геракл швырнул И лицом на землю. Бог лихорадочно затрепыхался, заскрёб руками загребая рыхлый окровавленный песок. Герой резко взмахнул клинком, описав им шипящую дугу в нескольких сантиметрах от носа Гермеса. Тимур готов был дать голову на отсечение, что промахнулся он намеренно. Посланник издал переливчатый боевой клич, закрутил мечом над головой мельницу и бросился на Гильгамеша, не заботясь о защите. Тот плавно отклонился в сторону, легко уходя от ударов богоподобного, затем гигант мягко шагнул вбок, пропуская мимо осатаневшего противника. Неразличимый взмах огромного меча и острое как бритва лезвие бьёт Гермеса чётко за левое ухо. Кровь хлынула струёй как из садового шланга, щедро поливая всё вокруг. Посланник пробежал по инерции ещё несколько шагов, потом споткнулся, зарылся носом в песок и больше признаков жизни не подавал.
   Все враги его были мертвы, однако успокоение на Тухачевского не снисходило. Напротив, в глубине его души росла смутная тревога пополам со страхом от того что он сделал что-то не так. Это чувство вскипело в нём мгновенно и захлестнуло его с головой.
   Словно в ответ на его опасения за спиной у Геракла вспыхнуло ослепительное сияние и спустя секунду в воздухе позади него зияла космическая прореха размером с футбольные ворота. Оттуда словно холодом из морозильника тянуло немереной Силой. Однако Тор этого словно и не замечал. Тимур хотел крикнуть ему об этом, но слова застряли у него в горле когда он увидел в этом фантасмагорическом сиянии монументальную фигуру ангела. Он одет в развевающиеся ослепительно-белые одежды, а в руках держал простой железный меч и треугольный щит. Лицо его светилось, словно было отлито из расплавленного металла, так что разглядеть какие-то отдельные черты лица было очень трудно. Выделялись только его глаза, пронзительно-чёрные на фоне пламенеющего лика. Геракл стремительно обернулся, вскинул меч, защищаясь от удара. И, о диво! Кусанги-но тати, что выдержал бы наверное прямое попадание атомной бомбы, жалобно зазвенел и взорвался вихрем колючих осколков. А ничем не примечательный клинок архангела не получил даже зарубки. Неумолимо двигаясь дальше он с силой ударил гиганта между шеей ключицей, швырнув того назад словно куклу. Геракл несколько раз перевернулся в воздухе и упал ничком, пошевелился, попробовал подняться на слабеющих руках, которыми он ещё минуту назад мог гнуть рельсы. Под пристальным взглядом ангела он вырвал кровью, упал и больше не шевелился.
   Затем огненное лицо архангела обратилось на Тимура и тот почувствовал, как все его внутренности обратились в лёд.
   Перед ним был архистратиг Небесного Воинства, защитник всех верующих в Христа архангел Михаил.
   Эти слова костром вспыхнули в мозгу у Тухачевского, выведя его из ступора. Боже, надо бежать отсюда! Бежать, бежать, бежать, бежать... Бежать так далеко, как не бежал ещё никто. Куда угодно только бы подальше от этих выжигающих душу глаз!
   Мир вокруг него закружился. Земля в самом буквальном смысле стала уходить из-под ног. Последнее что он видел, прежде чем погрузиться в пучину неизвестности, это было изумлённое лицо архангела. Что мелькнуло на его лице потом Тимур уже не увидел, да и вряд ли смог бы распознать это чувство.
   Это был страх.
  
  

* * *

   Неведомая мне сила сначала провалила меня сквозь плоть Эдема, а затем начала вновь вздёргивать вверх словно дыба. Я потерял сознание. А когда я очнулся (а может и не очнулся) меня уже волокло по каким-то невообразимым коридорам пространства-времени. Передо мной мелькали какие-то дивные миры, в которых небесные светила принимали все вообразимые и невообразимые цвета, мелькали замершие на месте миры, одна половина которых была вечно залита светом, а на другой всё так же вечно царила тьма (причудливые существа, населявшие светлую и тёмную стороны планеты вели бесконечные кровавые войны в режиме взаимного уничтожения), мелькали миры, где с неба падал чёрный радиоактивный пепел, устилавший трупы людей, терзаемых монстрами. Видел я и те миры, которые земляне бы назвали раем, хотя это были просто дружелюбные планеты; были мёртвые миры без атмосферы покрытые руинами великих цивилизаций. Всё это я видел вроде бы мимоходом, краем глаза, но история каждого мира, счастливая или печальная казалось за считанные доли секунды проходила перед моим взглядом. Всё это причиняло невыносимую боль, что калёным железом жгла душу изнутри; такое стремительное продвижение сквозь пространство-время могло убить даже бога...
   Наконец мой диковинный полёт стал замедляться и я провалился в какую-то серую муть. Но перед этим мне явилось последние, наверное самое странное видение - седой как лунь старец стоял на высоченной горе, что вспарывала своим пиком облака, улыбался и держал на руках младенца, который держал на себе небо. В глазах малыша была вечность. И он не улыбался. Затем всё затянула какая-то белесая пелена. Дышать стало тяжело, по моему лицу градом катился пот. Я выкинул оба Меча, что были у меня в руках и они с готовностью канули в пустоту. Потом заиграла музыка. Сначала я подумал, что она звучит отовсюду, но затем я понял, что играет она лишь в моей голове. Это был должно быть крик моей души. Песня опять была из репертуара "Арии" (вернусь домой обязательно перейду на что-нибудь потяжелее и понепонятнее, например, на "KoЯn" а то от русского хэви-металла у меня скоро шарики за ролики зайдут):
  
   На краю обрыва, за которым вечность
   Ты стоишь один во власти странных грёз
   И, простившись с миром, хочешь стать беспечным
   Поиграть с огнём нездешних грёз
  
   Наконец ты счастлив как никто на свете
   Ангельская пыль тебя уносит вверх
   Только ей подвластны и восторг, и ветер
   В "жидких небесах" звучит твой смех
  
   Ангельская пыль
   Это сон и быль!
  
   Безумец, беглец, дороги нет
   Ты видишь неверный свет
   Твой ангел зажёг мираж огня
   Он хочет убить тебя...
  
   На краю обрыва песня неземная
   Музыка богов и голоса богинь
   Ты паришь над миром, но торговец раем
   Вынет душу из тебя за героин.
  
   Ты устал быть птицей и сорвался камнем
   Рухнул с высоты, спасаясь от судьбы
   На краю обрыва вновь летят на пламя
   Сотни мотыльков-самоубийц.
  
   - Прекрасно. - прозвучал у меня за спиной чей-то смутно знакомый голос. - Более подходящую песню не смог бы и я подобрать. Особенно если учесть, что я действительно хотел убить тебя.
   Резко (так резко насколько мне позволяла серая каша в которой я плавал почему-то не задыхаясь) обернувшись я встретился со взглядом яростно-синих прищуренных глаз, смотревших на меня сквозь узкую смотровую щель чёрного шлема. От закованного в чёрные латы незнакомца не исходило никакого света, но липкие серые клубы соприкасаясь с ним съёживались и расступались, поэтому вокруг него постоянно было незапятнанное белесой мутью пространство.
   - Кто ты? - спросил я, уже жалея о выкинутых Мечах.
   - Вопрос неправильный. - прогудело из шлема. - Следовало сначала спросить "Где мы?". Но если ты до сих пор не догадался кто я... - тут незнакомец снял шлем и мне стало по-настоящему страшно - передо мной был мой абсолютный alter ego, "другой я". Самый настоящий, а не бездушная копия-клон. Пожалуй этот "я" был похож на меня даже больше чем я сам.
   - Я твой ангел-хранитель, Тимур. - сказал он. - И я лоханулся по-крупному.
   - Почему ты пытался убить меня?
   - Чтобы тебя спасти, как мне казалось. - пожал плечами мой странный собеседник. Видно было, что разговаривать на эту тему он не хочет, но и отмолчаться не может. - Пантеон стал верещать, что у тебя в голове засело какое-то чудище. Сейчас-то я понял, что это не так и что хоть кто-то и заявился в Новый Эдем, кто-то из числа тех о которых лучше не говорить, тем более в таком месте, власти над тобой он не имел. Прочие боги просто боялись сумбурности твоих действий, ведь ты - человек, а люди единственные кто создан по образу и подобию Божьему, единственные, к которым Он пришёл чтобы показать тот путь, следуя по которому каждый сможет стать богоподобным. Кстати, вы ещё и единственные, кто имеет ангелов хранителей, в существование которых не верит почти никто, даже Пантеон... Тимур, видел бы ты лица богов, когда я впервые к ним заявился, ведь они в глубине души всегда сомневались в богоизбранности человеческой расы... В общем я и сам стал опасаться как бы с тобой чего не вышло и захотел доставить тебя в Обитель пока не случилось ничего плохого. Чем это закончилось ты и сам знаешь.
   - А нельзя было меня об этом просто попросить? - с упрёком сказал я.
   - А ты бы стал бы меня слушать? - вопросом на вопрос ответил мой ангел.
   - Вряд ли. - честно признался я.
   Мы помолчали ещё несколько секунд, а затем я перешёл к более наболевшему вопросу.
   - Где мы находимся?
   - Уже правильнее. - кивнул стриженной головой второй я. - Хотя, если быть педантом, то вопрос следовало бы поставить так: "Когда мы находимся?".
   - Что ты хочешь этим сказать? - не понял я, холодея от неприятного предчувствия.
   - По сути ты находишься на том самом месте где ты был когда увидел сошедшего с небес Михаила. Но при этом ты несколько сдвинулся во времени.
   - В прошлое? - с надеждой спросил я. - Ты хочешь сказать, что я оказался в прошлом, ещё до возникновения Нового Эдема?
   - В будущие. - жёстко отрубил ангел-хранитель. - В будущие, после того как Эдем превратился в то, что ты видишь вокруг себя.
   - Боже... - пролепетал я. В душу моей разом стало так же пусто как и вокруг. Так как я висел в этой серой мути, я даже не мог упасть, хотя колени у меня подгибались как подрубленные. - Одиннадцатая заповедь...
   - Верно. - хмуро кивнул мой визави.
   - И что же мне теперь делать? Ведь я нарушил самый страшный Божий запрет! - прокричал я в лицо своему ангелу, хватая его за плечи.
   - У тебя есть два варианта. - сказал второй Тимур, легко высвобождаясь из моих лихорадочных объятий. - Первый - ты остаёшься здесь со мной. Навсегда. Пустота не тронет ни тебя, ни меня - я для неё не существую, а тебя для неё ещё нет. Скорее всего Бог посчитает ссылку в Пустоту саму по себе достаточным наказанием и Ему не будет до тебя никакого дела.
   Меня передёрнуло, по спине заползали холодные мурашки. Перспектива остаться в этом проклятом месте навсегда радовала меня мало. К тому же мне совсем не понравились слова ангела-хранителя о том, что я теперь буду Господу побоку. Я ещё в детстве считал, что лучше быть наказанным, но замеченным, чем чтоб на тебя вообще не обращали внимания.
   - Есть и второй вариант. - словно читая мои мысли сказал "я". - Ты можешь вернуться в своё время и понести наказание. Третьего не дано. От гнева Господнего так просто не укроешься.
   Мы снова замолчали, и на этот раз наше молчание заняло больше времени чем весь разговор с момента прибытия в будущие.
   - Ты ранен. - сказал наконец ангел. - Мечи Смерти ты выкинул, а рану ты сможешь исцелить только в том случае, если у тебя будет тот меч, которым она нанесена. В противном случае она не заживёт никогда.
   - Ну и что? - мне действительно было всё равно.
   - Я могу тебя вылечить. Ведь я твой ангел-хранитель.
   - Валяй.
   Что и как он сделал в этом мире лишённом Силы, я не понял, но спустя секунду боль терзавшая моё тело исчезла, а затем бесследно исчезли и мои раны.
   - А что приключилось с Эдемом? - спросил я, пытаясь забыть о болезненной теме.
   - Понятия не имею. - пожал закованными в латы плечами другой Тимур. - Я находился в полубессознательном состоянии в глубине истинной плоти твоего мира, когда он погиб. Я ничего не знаю о том, что происходило на его поверхности с тех пор как ты меня убил.
   - Постой, но ведь ты узнал как-то что я видел архангела Михаила! - попытался поймать "себя" на слове я.
   - Я узнал это из твоих мыслей как только ты прибыл сюда. - покачал головой мой попечитель. - Мне очень жаль, Тимур, но тут я тебе не могу ничем помочь.
   - А каково будет наказание которому меня подвергнет Господь? - не унимался я.
   - Не знаю. Ведь до сих пор никто не нарушал этой заповеди.
   - Даже Безымянный? - с надеждой спросил я. Потеря имени казалась мне не таким уж и страшным наказанием.
   - Ну, он это случай особый. - хмыкнул второй я. - Но он этого не делал даже он.
   - Судя о тому что нас окружает Пустота, мой мир так или иначе погибнет. - заметил я. - Кстати, а почему эта самая Пустота имеет вид какой-то каши? Разве ей не положено быть бесцветной?
   - Никто не знает как она выглядит на самом деле. Просто твоё человеческое восприятие рисует её такой. Окажись на твоём месте слепой, он бы ощущал её совсем иначе.
   - А помнишь, как Эммануил перед смертью сказал, что только добровольно убив себя в своём любимом проявлении я стану свободным?
   - Помню, ну и что? - не понял "я".
   - Так может он имел ввиду то что я убью тебя и меня теперь не накажут? Может я теперь свободен?
   - Ты что ощущаешь себя как-то по-особому свободным?
   Я помотал головой.
   - Кроме того он так и не сказал от чего ты будешь свободен.
   Между ними снова повисло неловкое молчание.
   - Я отправляюсь в Новый Эдем. - отчеканил я.
   - То есть как это? - не поверил своим ушам ангел. - Так сразу?
   - А что толку тянуть? - фыркнул я.
   - Да люди всё-таки навсегда останутся загадкой для небожителей. - задумчиво пробормотал тот Тимур. - Не один из известных мне богов не согласился бы понести ответственность за это.
   - Сомневаюсь, что хоть кто-то из членов Пантеона осмелился бы сделать что-то подобное.
   Мой ангел снова пожал плечами, а затем резко рассёк рукой Пустоту перед собой. Там где её прочертила закованная в латную перчатку ладонь, Пустота выгорела и вскоре вспухла угольно-чёрной дырой.
   - А почему ты не хочешь уйти отсюда если можешь? - спросил я, недоверчиво глядя на распахнутое ангелом-хранителем окно во времени.
   - Моё место здесь. - сказал "я" вместо прощания и я настоящий шагнул сквозь века.

* * *

   Должно быть впервые за всё своё существование весь Пантеон был в сборе. Хотя не совсем весь: отсутствовали Тимур (что само собой разумеется) и Пилигрим со Сшерильей, а Шуть И, Трикстер и Гермес (последний, впрочем, богом не был) были мертвы. Сборище это больше всего напоминало питомцев дурдома на прогулке. Многие из богов приняли человеческий или хотя бы человекоподобный вид, то ли в знак солидарности с Тухачевским, то ли потому, что считали людей оптимальной формой жизни на планете с кислородной атмосферой, то ли по какой-то своей прихоти. Во внутреннем саду дворца, совсем, кстати, не маленьком, вскоре стало тесно и шумно. Над Пантеоном стоял гул почище, чем над птичьим базаром. Голоса встревоженные, возбуждённые, некоторые даже откровенно напуганные; глаза выпученные и переляканые; гордо выпяченные вперёд подбородки - это были не могущественные сверхсущества, а просто толпа людей, с ужасом ждущих самого страшного. И им было чего пугаться. Такие вещи происходят не каждый день. Откровенно говоря такое вообще случилось впервые. И все боги Пантеона, почувствовав, что в Новый Эдем сошёл архангел Михаил, ощутив смерть богоподобных и главное странный уход Тимура, немедленно и не сговариваясь заявились сюда.
   Медузоподобный бог Оошоль на девяносто процентов состоящий из воды, человеческого облика принимать не стал и теперь плавал в бассейне, пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок в своём мозгу. Мысли скакали как сумасшедшие, перепрыгивая с одной темы на другую и Оошолю это сделать никак не удавалось. А ещё ему было страшно. Очень страшно. Другие боги ещё храбрились, делали вид, что они пришли сюда только чтобы повидать друг друга. Как же, повидать! Большинство из членов Пантеона терпеть не могла друг друга. И уж во всяком случае, раньше их невозможно было даже силой согнать вместе. Теперь же когда они собрались все, Оошоль невольно подивился сколько же дармоедов содержит Господь Бог. Половину из своих "соратников" водный бог никогда даже в глаза не видел.
   Ему было интересно и одновременно страшно наблюдать за их суетой. Как только исчез Михаил, боги, проявляя невиданное прежде единодушие, принялись за работу. Над миром всё ещё висели остатки гасящего Силу фона, установленного во время войны богов, и поэтому любое более не менее сложное колдовство приходилось творить сообща. Были, конечно, и те кто отлынивал, но большинство явно желало выслужиться перед неизвестно кем. Сначала боги разложили на траве то, что осталось от Гермеса и Шутя, затем выловили не без помощи его, Ошоля (на этом, впрочем, помощь его и закончилась - он забился на дно и его не тревожили) из бассейна разбухшее от воды тело Безымянного. Положили рядом. Останков Геракла они так и не нашли. Не нашли они так же и следов Тимура.
   Самое ужасное заключалось в том, что основная масса богов понятия не имела о том, что здесь произошло, и уж тем более никто не знал, что им делать теперь. В такой ситуации Оошоль предпочёл не путаться под ногами. Из обрывков фраз, долетавших со всех сторон понять что-либо было невозможно, но основное водянистый бог и так понял. Посланник, И, а также Безымянный напали на Тимура. Тому на помощь пришёл полубог. А затем объявился Михаил. Он убил Геракла, перебившего вестников Пантеона, и вынудил Тухачевского бежать неизвестно куда. Вопрос был в том, что теперь будет с Пантеоном, один из членов которого навлёк на себя гнев Господний. Медузоиду не хотелось об это даже думать.
   Вопли с острова и из глубины сада долетали самые нелепые. Паника назревала с угрожающей быстротой.
  -- Он продал душу Дьяволу...
  -- ...а потом Геракл выпустит какое-нибудь чудище!
  -- Боже!
  -- ... Господи!!!
  -- Проглоти вас Пустота...
  -- Да он наверняка в Ад провалился!
  -- ... и нас всех накроют...
   Оошоль не хотел слышать эти глупые крики. Тем более, что правды в них было аж нисколечко. В поисках более достоверного источника информации, он сфокусировал свой слух на площадке возле бассейна, где расспрашивали о случившемся Кутустицу и Тъэерзыав'У - единственных из присутствующих, кто был на Большом Съезде, хотя "Большим" его можно было назвать только если у тебя бурное воображение. Водный бог жалел что он не пошёл на Съезд - как всегда нашлись какие-то важные дела, которые сейчас кажутся мелочными и несерьёзными по сравнению с вопросом, который рассматривался на Большом Съезде.
   Допрос возглавил бог Сотторе, бывший в облике двухметрового полуобнажённого негра. Вообще-то в Пантеоне все были равны, но ведь всегда найдётся кто-то горластый и наглый, кто посчитает себя достойным возглавить то или иное дело. Оошоль был не таков - он не любил суматохи, не любил оказываться в центре внимания, хотя здравого смысла, который был сейчас так необходим, у него было побольше, чем у большинства богов. Возможно, поэтому он сейчас и трясся от страха.
   Боги о чём-то разговаривали, спорили. Кутустицу верещал и пускал сопли, убеждая в чём-то остальных. Тъэерзыав'А внезапно вскипела и со всего маху залепила визгливому богу в челюсть. Тот охнул и свалился, как подкошенный.
  -- Трус! - презрительно бросила она и повернулась к нему спиной.
   Кутустицу, перебывавший в облике щуплого человечишки вскочил, словно подброшенный пружиной. Вокруг его глаз заплясали нехорошие фиолетовые сполохи. Богиня Свободных резко повернулась на пятках, принимая вызов на магический поединок. Воздух в страхе отпрянул от двух разгневанных богов. Над головой хозяйки Хатун'Ыка сгустилось мельтешащее чёрное облачко.
  -- Вы что с ума посходили?! - заорал Сотторе. - В самом-то деле!
   Двух готовых схлестнуться божеств поспешно растащили и больше не допрашивали.
   Надо было что-то делать, но никто не догадывался что. Оошоль впрочем догадывался. Он послал эту свою мысль негроподобному богу, не желая сам выставляться на публику. Сотторе же предложенную идею воспринял с таким энтузиазмом, словно она была его собственной.
  -- Нам надо объединить наши силы воедино и оживить Посланника! - загорлопанил он. - А уж он спросит у Господа, что нам делать.
   Нельзя сказать, что все обрадовались такому решению, но так как ни у кого не было лучшего плана, возражать никто не решился. Соединив разумы воедино, боги стали вливать Силу в неподвижное тело, что лежало перед ними. Так продолжалось довольно долго. Наконец рана на шее у Гермеса затянулась, с лица его исчезла чудовищная бледность и он, пошатываясь, поднялся на ноги.
  -- Что нам делать? - налетели на Посланника с вопросами боги. - Где Тимур?
  -- Он отправился в будущие. - последовал ответ.
   По всему саду прокатился дружный испуганный вздох. Пантеон воспринял эту новость как одно большое и не шибко храброе существо. Кое-кто, кто по-слабонервнее, упал в обморок. По желеобразному телу Оошоля волной прошла дрожь. Хотя, если сказать откровенно, то он ожидал чего-то подобного в отличие от большинства других богов. Сотторе (кличка "Отшельник", которую он сам себе придумал, к нему категорически не прилипла - в Пантеоне вообще не принято было брать какие-то помпезные прозвища, например, "Губитель", или там "Чёрный Властелин", "Светлая Королева", ведь сущность бога и так было всем хорошо известна, а облекать её в помпезный слог не любили; так что под кличками в Пантеоне ходили только Пилигрим - его настоящего имени никто и не знал, а называть иначе его было невозможно, да Трикстер, последний, правда, лишился имени не по своей воле) наконец сумел побороть первый приступ страха и хотя ноги у него были как ватные, а голос немного дрожал, он вполне внятно спросил:
  -- И что же с нами теперь будет?
  -- Не знаю. - пожал плечами Гермес. - Господь пока молчит насчёт этого... - он на секунду замолчал, словно вслушиваясь во что-то внутри себя. При этом он невольно сморщился, как будто ему это было больно. - Нет, уже не молчит... Делайте, то что считаете нужным. Ваша судьба ещё не решена.
   Боги и богини переглянулись и с удвоенной энергией принялись оживлять Безымянного, да с таким усердием, словно от этого зависело останутся они в Пантеоне или нет. Оошоль на это только мысленно фыркнул. Вскоре лишённый имени бог приподнялся на руках, помотал головой, сел на корточки, очумело глядя вокруг. Осторожно, словно боясь, что от резкого движения он развалится, встал. Его шатало и трусило, словно от лихорадки, но в болотных глазах бога уже проснулась знакомая надменность. Окинув всех присутствующих высокомерным взглядом, он выразительно хмыкнул и, не сказав никому не слова, исчез. Воздух с негромким хлопком заполнил то место, где только что стоял Трикстер.
  -- Вот тебе и благодарность! - обиженно развёл руками Сотторе.
  -- Он ещё получит своё. - смерил Сотторе взглядом Посланник Божий. - Бог когда-нибудь воздаст всем по заслугам.
   Как только все принялись вдыхать жизнь в неподвижное тело Шутя, Гермес поднял руку, призывая всех остановиться. Одновременно с этим он снова прислушался к голосу внутри себя.
  -- Этого зануду. - он тыкнул пальцем в сторону распростёртого трупа. - Не оживляйте.
   И почему-то не у кого не возникло желания задать вопрос "почему?".
  -- Выкиньте его тело на какой-нибудь забытый Богом закрытый мирок. - посоветовал Посланник.
   Все так и сделали.
   Внезапно в переполненный сад вошли двое. Не боги, а простые смертные. Тоже земляне, как и Тимур.
  -- Что вы с ним сделали? - звенящим голосом спросила девушка.
  
  

* * *

   На Олин голос враз обернулись десятки удивлённых лиц, и множество глаз оценивающе уставились на дерзких смертных, осмелившихся потревожить богов.
   - Я спрашиваю, что вы с ним сделали? - повторила Трутенко.
   В саду повисла тишина. Не птицы, не насекомые, разогнанные появлением такой силищи как Пантеон, не могли её нарушить. А боги, всемогущие боги, замерли перед напором отчаянной землянки, что вместе со своим парнем последние две недели героически удерживали Тухачевского от катастрофы. Ни у кого не возникло даже и мысли спросить у этих двоих, какое, собственно говоря, они имеют право задавать им, всесильным, подобные вопросы. Никто, впрочем, не осмелился и ответить на поставленный вопрос.
   Держась за руки, Проша и Олька зашагали к тому месту, где стоял Гермес - единственный из присутствующих с кем они были знакомы. Они шагали по узенькой бетонированной дорожке, ведущей к бассейну, провожаемые пристальными и не всегда доброжелательными взорами. Но не один бог не смог выдержать взгляда непокорных смертных. Один за другим они опускали глаза, признавая за парочкой силу. Лишь одна богиня, зеленоглазая и сребровласая девушка, не потупила взор под взглядом горящих вызовом четырёх серых глаз, а улыбнулась Прохе и Оле, помахала им рукой. Оошоль был рад тому, что у него нету глаз, и что его никто не видит на дне бассейна.
   Влюблённые гордо промаршировали под развесистой сливой и подошли вплотную к Посланнику.
  -- Что здесь происходит? - дружелюбно, но с претензией спросил Горелов.
  -- Ваш друг. - богоподобный сделал ударение на слове "друг". - Нарушил одиннадцатую заповедь Божью. Он отправился в будущие.
  -- И что в этом плохого? - невинно спросила Ольга.
  -- Да то, что Всевышний это воспрещает! - в праведном гневе воскликнул негр, стоящий неподалёку.
  -- Помолчи, Сотторе. - холодно сказал Гермес.
  -- И что теперь с ним будет? - поинтересовался Прохор. Любой другой на его месте наверное спросил бы: "И что теперь с нами будет?".
  -- Он вернётся в Новый Эдем и будет ждать исполнения приговора Божьего. - буднично пояснил Посланник. - А тебе не интересно, что будет с вами? Я мог бы забрать вас от сюда и вернуть домой.
   Девушка с парнем переглянулись и, хотя никто из них не владел телепатией, они поняли друг друга с полувзгляда.
  -- Спасибо, но мы остаёмся. - вежливо сказал Проша. - Тимур будет нуждаться в нас, когда вернётся, ему наверняка будет очень тяжело. Кстати, вам не нужна наша помощь?
   Кто-то из богов откровенно расхохотался, кто-то - задохнулся от злости - мол что этот смертный на себя берёт?
  -- Нет, благодарю за великодушное предложение. - добродушно усмехнулся Гермес. - Прощайте.
   И дав понять, что вопрос исчерпан, он помахал рукой и растворился в воздухе.
   Затем один за другим стали исчезать боги и богини Пантеона, уразумев, что им больше ничего не отколется.
   Последним исчез Оошоль. Он был доволен Посланником, точнее тем каким он стал после воскрешения, а то он в последние время тоже начал слишком много на себя брать. К выходке землян водный бог отнёсся снисходительно. А что касается Тимура и дальнейшей судьбы Пантеона... Оошоль давно хотел узнать у Пилигрима, не нужны ли ему попутчики. Теперь, должно быть, настало время высказать этот вопрос вслух.
  
  

* * *

  
  
   На удивление пронзительно скрипнула вроде бы неплохо смазанная дверь в столовой. Проша с Олей разом обернулись и увидели бледного как мел Тухачевского. Тимур своим обычным пружинистым шагом пересёк комнату и тяжело опустился на стул напротив них. В бездонных зрачках его плескалась смертная тоска. Горелов никогда не считал себя слабонервным, но от этого взгляда ему стало нехорошо. Аппетит, само собой, напрочь отпал, причём не только у него, а и у замершей с полной ложкой в руке девушки.
  -- Ну что вытаращились. - неприветливо буркнул Тухачевский. - Ведь вы и сами всё знаете.
  -- Но как всё могло так глупо получиться? - спросила Трутенко.
  -- Как получилось так получилось. - хмуро заметил бог. - Теперь ужё поздно что-либо делать. После драки кулаками не машут.
   Несмотря на то, что внешне ему удавалось выглядеть спокойным и собранным (по крайней мере ему самому так казалось), внутренне он кипел от злости и раздражения. Эти двое сидят и таращат на него свои большие серые как дым глазища, будто он может что-то изменить. Их разделял широкий стол, но все трое прекрасно понимали сколь иллюзорно это препятствие вздумай бог согнать на них свою злость.
  -- Ну и что ты думаешь делать дальше? - осторожно поинтересовался Прохор, отрешённо глядя, как сильные руки Тимура закручивают штопором серебряную вилку.
  -- Я? - пожал плечами Тухачевский. - Ничего.
   И замолчал, ожидая вопроса "А что теперь будет с нами?" или ещё что-нибудь в этом роде, но друзья молчали. Молчание сгустилось над столом, словно студень и стало болезненно давить на мозги. Наконец бог не выдержал и сказал:
  -- Что касается вас, то я понятия не имею, что с вами делать. Оставаться со мной вам нельзя - я обречён и, скорее всего, утяну с собой в преисподнюю весь этот мир. А вернуть вас домой я не могу - Пути для меня закрыты. У меня ещё есть остатки моей Силы, я по-прежнему могу двигать горы и осушать моря, но толку с этого мало. И я очень сомневаюсь, что Господь вернёт мне утраченную Силу.
  -- Мы можем тебе чем-нибудь помочь? - с неожиданным сочувствием голосе спросила Оля.
  -- Вы? Чем можете помочь... вы? - презрительно фыркнул Тимур. Он опустил фразу "простые смертные", но она, похоже, слишком явно читалась даже между строк. - Хотя если сказать откровенно, то я сейчас буду рад любому совету.
  -- Ты не хочешь покаяться перед Богом? - спросил Горелов.
  -- Ха, ты думаешь, это поможет? - махнул рукой тот. - если бы всё было так просто. Нарушь я любую из десяти заповедей, мне никто бы и слова не сказал, но одиннадцатая - особенная, её нельзя нарушать никому. Даже богам.
  -- А если тебе обратиться за помощью к другим богам? - предложила Олька. - Есть у тебя друзья в Пантеоне?
  -- Пустое дело. - скривился Тухачевский. - Во-первых, Пантеон скорее всего разгонят после того что я учудил, а во-вторых друзей у меня там кот наплакал. Шуть И, которого я считал своим товарищем, был среди той троицы, что пыталась убить меня, богиня Свободных... та самая с труднопроизносимым именем... может и помогла бы мне, но я так и не разобрался в том любит она меня или ненавидит... Геракл мёртв, хотя его тело не удалось найти, к тому же я не уверен что он стал бы помогать мне. Пилигрим, возможно, и подсобил бы чем-то, но он отправился в своё Паломничество и до него не докричаться. Все друзья которые у меня есть - это вы двое, да может ещё в Ценгданске найдётся пара людей, готовых сесть со мной за один стол, но им гораздо спокойнее будет жить так как они живут, не зная о богах и демонах, и полагая, что с самым страшным врагом можно справиться честной сталью. Нет, так дело не пойдёт.
   Он взял с тарелки ломоть осетрины, откусил, пожевал его, затем скривился и с отвращением выплюнул.
  -- Тьфу ты, кусок горло не лезет как вспомню... - пробормотал Тимур и с размаху всадил изуродованную вилку в покрытую белоснежной скатертью столешницу. - Кстати, вы что сами себе есть готовили? Слуг ведь я разогнал.
   Трутенко утвердительно кивнула:
  -- Там на кухне, если полазить по холодильникам, можно целую армию накормить.
   Тухачевский как-то отрешённо кивнул, тупо глядя в одну точку перед собой. Делать вид, что всё осталось, как прежде у него явно не получалось, да он и не особенно к этому стремился. Откинулся на спинку стула, задумчиво почесал небритый подбородок. Обычно он так сидел в лицейской столовой, когда отхватывал очередной кол по контрольной на математике. Только никогда прежде у него не было такого безумного взгляда - к плохим оценкам он относился стоически, принципиально уча только те предметы, которые ему нравились. Сейчас же Прохор мог только порадоваться тому, что не может узнать, о чём тот думает, глядя сквозь них с Олькой - нечего простому человеку лезть в дела богов.
  -- Мне надо выпить. - буркнул Тимур.
   Словно слепец он пошарил руками по столу, схватил сиротливо стоящую бутылку красного сухого, нетерпеливо сорвал бумажку, железным пальцем протолкнул деревянную пробку внутрь и одним махом осушил половину. Вино тяжёлыми гранатовыми градинами потекло по подбородку, закапало, словно кровь, на скатерть, одежду. Юноша небрежно вытер рот рукавом и, не закусывая, прикончил вторую половину. Затем икнул и, подперши подбородок кулаком, снова уставился в никуда. От выпитого вина он совершенно не захмелел. Тогда бог щёлкнул пальцами, и в воздухе материализовалась полулитровая бутылка "Цельсия".
  -- Можете считать меня свиньёй, но я собираюсь нажраться до беспамятства. - в подтверждение этих своих слов он выхватил из ниоткуда ещё одну бутылку водки. - Счастливо оставаться.
   Тухачевский поднялся с хищной грацией и размашисто зашагал прочь.
  -- Это будет труднее чем мы с тобой думали. - с сокрушением заметил Горелов.
  
  

ГЛАВА 7. СУДНЫЙ ДЕНЬ

Fiat justicia, pereat mundus.

Да свершиться правосудие пусть даже погибнет мир.

(девиз Фердинанда I, императора Священной Римской империи)

   Оля уже собиралась ложиться спать, когда в её комнату ввалился вдрызг пьяный Тухачевский. Проша как назло сейчас где-то лазил, и хотя девушка знала, что тот Тимур, которого она знала на Земле, её и пальцем бы не тронул, за Тимура нынешнего она бы ручаться не стала. Злосчастный бог смачно отрыгнул, заполнив всю комнату спиртными парами (он явно не ограничился теми двумя бутылками), пошатываясь, прошёл через всю комнату, постоял с минуту, словно пытаясь вспомнить, что же ему могло здесь понадобиться, опасно качнулся вперёд и плюхнулся в кровать рядом с Трутенко. Шумно засопел, уткнувшись лицом в подушку. Затем юноша неуклюже перевернулся на бок и с претензией спросил у Оли:
  -- А ты почему не спишь?
  -- Я собиралась ложиться когда ты припёрся. - терпеливо объяснила девушка.
  -- А-а. - протянул Тухачевский. Немного помолчал, а потом спросил:
  -- А почему ты спишь одна?
  -- Во-первых, я не сплю, а во-вторых, я к несчастью уже не одна. - он начинал её раздражать.
  -- А-а. - опять протянул бог, затем снова задумался, перебирая в голове непослушные пьяные мысли. - Это неправда. Я никогда с тобой не спал. По крайней мере, я этого не помню. Заявляю это сторпо... стопрас... стопроцентно.
  -- Я этого и не говорила, идиот. - Трутенко ощутимо ткнула его кулаком в плечо, но он этого словно бы даже и не заметил. - Отвернись, от тебя несёт.
  -- Отвернись, от тебя несёт... - заплетающимся языком передразнил Тимур. - Вот тебе и вся... эта, как её там... благодарность.
   Но на другой бок он всё же перевернулся, стянув на себя всё покрывало. Ночи здесь были уже не такие тёплые как раньше (по-видимому в свои законные права уже потихоньку начинала вступать осень), и вскоре девушке стало ко всему прочему ещё и холодно.
  -- А где Проша? - вполне внятно спросил юноша, опровергнув предположение девушки, что он уже заснул.
  -- Понятия не имею. - хмуро буркнула Ольга. - Ходит где-то.
  -- А-а. Так вот почему ты спишь одна. - озарило Тимура. Он замолчал, тщетно пытаясь поймать ускользающую мысль.
  -- Оля.
  -- Что?
  -- Можно задать тебе... ик... вопрос?
  -- Ты только что это уже сделал.
  -- Я говорю стервоз... серьёзно.
  -- Можно.
  -- Он тебя трахнул?
  -- Что?!
   Этого Трутенко вытерпеть уже не могла. Она с силой упёрлась в спину Тухачевского ногами, намериваясь столкнуть его с кровати. С таким же успехом она могла толкать и стену, в надежде что она подвинется. Тогда девушка с размаху залепила ему пощёчину, но юноша даже в таком состоянии с лёгкостью перехватил её руку. Оле внезапно подумалось, что он может размозжить ей запястье одним лишь сжатием ладони. Вместо этого он аккуратно положил её руку на кровать.
  -- Я же тебя... ик... сразу спросил. - обиженно сказал он. Затем он заботливо укрыл её одеялом и с размаху откинулся назад. Промахнулся головой мимо подушки и с силой треснулся затылком о резной столбик кровати, обмяк и сполз с кровати на пол.
   Оля уже забеспокоилась о том всё ли с ним в порядке, как откуда-то из-под кровати раздался громовой храп от которого, казалось, задрожали стёкла. Трутенко тяжело вздохнула и накрыла голову одеялом.
  
  

* * *

  -- Боже, Боже, я каюсь, каюсь! - долетали из-за двери бессвязные вопли. - Пустота хочет забрать меня!
   Горелов решительно ворвался в комнату, столкнувшись с перепуганной Олькой. Глаза у неё от страха были круглые как пятаки.
  -- В чём дело? - спросил Прохор, хватая девушку за плечи.
  -- У Тимура припадок. - выдохнула она, беря себя в руки. - Сначала он притащился ко мне бухой в стельку, а несколько минут назад начал вопить.
   Он выслушал её, коротко кивнул и включил свет, вырывая комнату из лунного полумрака. Тухачевский забился под кровать и сейчас лихорадочно метался по полу, ежесекундно ударяясь головой о массивные ножки.
  -- Его надо вытащить оттуда, пока он не разбил себе голову и не раскидал остатки своих мозгов по комнате. - хладнокровно заметил Проха. - Я боюсь, что он уже далеко не столь неуязвим как раньше.
   Общими усилиями они вытянули брыкающегося бога из-под кровати. Он уже успел ободрать себе все руки и набить на лбу огромную шишку, но трепанацию черепа себе пока вроде не сделал. Глаза его были плотно закрыты, но когда на его лицо упал свет, он задёргался с новой силой, вырываясь из рук и катаясь по полу. Затем завопил, надрывая горло:
  -- Нет! Нет, Гавриил, не сжигай меня! Я исправлюсь! Господи, дай мне ещё один шанс!
  -- Мы должны его разбудить. - сказал Горелов, с ужасом думая какие кошмары могли мучить юношу. И если это всё так выплёскивается во сне, то, что же тогда за ужасы преследуют его днём? Взглянув на искажённое гримасой безумия лицо бога, парень увидел, как под плотно сжатыми веками судорожно двигаются глазные яблоки - он что-то видел, за чем-то следил. Прохору совсем не хотелось узнать за чем именно.
   Ольга схватила со стола вазу с цветами, выкинула их, а воду выплеснула Тимуру в лицо. Ожидаемого действия это не возымело, скорее наоборот - он забился ещё отчаяние, захлёбываясь водой и дико размахивая руками.
  -- Геракл, Геракл не надо... не надо аквариум! А-а-а-а-а!!! Отдай мою голову, я сейчас захлебнусь. - заорал Тимур, обеими руками хватаясь за голову так, словно её у него пытались забрать.
   Резким ударом ноги он выбил вазу из рук Трутенко. Ваза сверкнула в свете ночника и упала на пол, разлетевшись на тысячу хрустальных осколков.
  -- Его надо поднять на кровать, пока он не искалечился. - заметила девушка, видя в какой опасной близости находится Тухачевский от осколков разбитой вазы и представляя что будет, если он начнёт кататься по ним лицом.
  -- Не спорю. - согласился Проша, чудом уворачиваясь от удара руки, который опрокинул бы Мухаммеда Али в его лучшие годы. Недюжинными усилиями они смогли-таки положить бога на кровать, хотя он сопротивлялся как лев.
  -- Привяжем его к кровати. - бросил подруге Горелов, скручивая в жгут простынь. Девушка согласно кивнула. Вскоре Тимур уже был привязан поперёк туловища к кровати. Это не мешало ему мотылять руками и ногами и вопить как оголтелый, но это было самое большее, что ребята могли для него сделать - попытки связать ему конечности они вынуждены были оставить, как смертельно опасные для здоровья.
  -- Подмети здесь, пожалуйста, - попросил Проха. - Вдруг он всё-таки свалится с кровати. А я пока попытаюсь его успокоить.
   Девушка с готовностью побежала в подсобку за метлой и совком, радуясь любой возможности удалится от этого жуткого зрелища. Тухачевский выгнулся дугой так, что аж затрещали простыни, которыми он был привязан к кровати, что-то крича о каких-то зомби. Проша нервно закусил губу, глядя, как бьется жилка на виске у Тимура - кровь ударяла в неё с пугающей силой. Парень начал рыться в шкафчике в поисках аптечки. Таковых нашлось аж пять штук. Оставалось только догадываться зачем Тухачевский создал всю эту прорву лекарств. Не иначе как готовился роды принимать. Проша покачал головой при мысли о том зачем в действительности он притащил их в этот мир. Затем нетерпеливым движением высыпал всё их содержимое на столик. Привязанный к кровати бог продолжал завывать. Горелов начал лихорадочно перерывать ворох лекарств в поисках чего-нибудь подходящего. К сожалению, в основном ему попадались лишь всякие таблетки вроде анальгина или аспирина, а также лекарства с длинными сложными названиями предназначения которых он не знал. Наконец он выудил из кучи ампулу аминазина и шприц, зубами порвал упаковку, прицепил к шприцу иголку. В комнату вбежала Оля, и, стараясь не глядеть на корчащегося в постели Тухачевского, стала деловито подметать пол яростными движениями веника.
  -- Оля, мне нужна твоя помощь. - окликнул её Прохор. Они встретились глазами и он понял, что она думает о том же о чём и он: они сами выбрали этот путь и теперь должны оставаться с Тимуром до конца, нравится им это или нет.
  -- Ты сможешь вколоть ему укол, если я буду удерживать его?
  -- А разве у меня есть выбор? - невесело улыбнувшись спросила Трутенко. - А что это?
  -- Аминазин.
  -- Что? - переспросила девушка.
  -- Успокоительное. - пояснил парень, деловито копаясь в кипе медикаментов в поисках новокаина чтобы разбавить им аминазин.
  -- Откуда ты знаешь что это успокоительное? - подозрительно осведомилась Оля.
  -- Из анекдота. - нехотя ответил тот.
  -- Какого, к чёрту, анекдота?
  -- Приходит мужик в аптеку, - начал Проха, отламывая кончик ампулы новокаина, - и говорит: "Дайте мне, пожалуйста, пачку аминазина". А ему отвечают: "Это очень сильное успокоительное, его можно выдавать только по рецепту врача". "Да? - говорит мужик, - тогда дайте мне ящик марганцовки. Я этих марсиан и так взорву!".
  -- Дурацкий анекдот. - безапелляционно заявила Ольга.
  -- Может быть. Но согласись, что ситуация, в которую мы попали тоже дурацкая.
  -- А откуда ты знаешь какую ему надо вогнать дозу? - всё с тем же недоверием не унималась Трутенко. Услышав в ответ лишь красноречивое молчание, она покачала головой. - Не дай Бог ты когда-то будешь меня врачевать.
   Горелов с преувеличенной аккуратностью наполнил шприц и передал его девушке. Затем он осторожно подошёл сбоку к дико брыкающемуся юноше. Выждав момент, когда у того пройдёт очередной приступ галлюцинаций, Проша обеими руками впился в левую руку Тухачевского.
  -- Скорее, я его долго не удержу! - крикнул он, всем весом наваливаясь на руку бога. Его собственные руки от натуги уже покрылись сетью вен, что грозили вот-вот лопнуть от напряжения. Горелов резко пригнулся и кулак правой руки Тухачевского со свистом пронёсся над его головой и с хрустом впечатался в деревянный столбик кровати, да так, что брызнула деревянная щепа.
  -- Я не могу попасть ему в вену! - проорала Оля. Она хоть и говорила громко, но лишь потому что ей надо было перекрикивать Тимура, а не потому что у неё была истерика.
  -- Тогда давай внутримышечно. - предложил Горелов.
  -- В плечо? - с надеждой спросила девушка.
  -- Лучше в задницу. - покачал головой тот. - Так быстрее начнёт действовать.
   Проша, воспользовавшись тем, что бог перевернулся на бок, рывком стянул с него штаны и обхватив обеими руками его ноги крикнул:
   - Давай!
   Оля расчётливым движением вогнала Тимуру в зад шприц и стала медленно впрыскивать прозрачную жидкость в мышцу. Наконец всё было сделано. Проха отпустил Тухачевского, одновременно отпрянув назад. Несчастный бог заметался по кровати с новой силой. Простыни не выдержали, и он свалился на пол. Горелов поймал его за руку, невольно удивившись, что кожа у юноши была горячей как печь, но тут он так резко дёрнулся, что Проша полетел кувырком.
   - Я кажется вспомнил, что аминазин нельзя употреблять в состоянии алкогольного опьянения. - невесёлым тоном сказал Горелов.
   - Так что ты теперь предлагаешь у него его высосать через ранку?
   - Фи, как цинично!
   Больше трогать Тимура они не решались, ограничившись тем, что обложили его подушками. Проша уже подумал было, что на богов аминазин не действует, когда движения Тухачевского стали постепенно замедляться, а вопли - затихать.
  -- Так что ли теперь каждую ночь будет? - спросила Оля глядя на собственное отражение на бисеринках пота, проступивших на лбу у бога.
  -- Боюсь, дальше будет хуже. - не особо оптимистично откликнулся Прохор.
  -- Вот здорово.
   Тимур перестал дёргаться и теперь лёг на бок, свернулся калачиком и только тихонько поскуливал.
  -- Бедненький. - сочувственно сказала Олька, нежно гладя Тимку по волосам. - Тс-с-с, всё будет хорошо.
   Горелов так не думал.
  
  

* * *

   Солнце листами горячего железа лежало поперёк груди. В самой груди тоже был огонь и сейчас он проедал себе путь наружу. Тимур застонал, с трудом разлепив ссохшиеся губы. На веки ночью наверное кто-то положил свинцовые гири, но бог всё же преисполнился желания поднять их. Наконец это удалось ему, но он тут же пожалел об этом. Безжалостный свет вколотил ему в глаза золотые спицы. Тухачевский снова застонал, раздражая саднящие горло. Он осторожно оторвал голову от подушки, опасаясь, что она взорвётся от первого же неосторожного движения. Выяснилось, что он лежал на полу, причём похоже не в своей комнате. Бог резко сел и тут же поплатился за подобное безобразие - его вырвало, вывернув едва ли не наизнанку. Желудок сжимался и разжимался, словно огромный сердитый кулак. Блевать Тимуру было уже нечем, но его организм наверно придерживался совсем иного мнения. После того как его в последний раз вырвало желчью, он всё-таки решился встать на ноги. Получилось это у него далеко не сразу. Наконец поднявшись, Тухачевский обнаружил, что находится в комнате, которую облюбовали Олька с Прохором. Они в обнимку лежали на кровати, мирно посапывая.
   Тимур медленно, словно боясь рассыпаться на куски, подошёл к трюмо. Зеркало показало ему страшно замученного молодого человека с осунувшимся запухшим лицом, всклокоченными волосами и налитыми кровью усталыми глазами. Юноша попробовал улыбнуться ему, но тот скорчил в ответ такую гримасу, что он негодующе показал ему кулак. Отражение сделало то же самое. Тогда Тухачевский плюнул ему в лицо и, не дожидаясь ответной реакции, отвернулся.
   Он хотел было разбудить ребят, но затем решил их пожалеть. Чёрт возьми, но он же как никак бог! Чего же тогда он так мучается от банального бодуна? Раньше с ним никогда такого не было, хотя в начале своей бытности богом он выпивал гораздо больше. Тимур попытался успокоить боль в раскалывающейся голове с помощью Силы и с удивлением обнаружил, что не может этого сделать. Чуть-чуть полегчало, но не более того. На мгновение он испугался, что у него забрали уже и те остатки Силы, что у него были. Взмахом руки он выколдовал из воздуха бутылку джин-тоника, убедившись в том, что какая-то часть Силы всё ещё при нём. Джин-тоник он пока отставил в сторону, оставив его на потом. Сейчас же ему надо было чего-нибудь попрозаичнее... На тумбочке у кровати нашлась бутылка "Боржоми", а на столике посреди комнаты - целый ворох всяких лекарств. Тухачевский вытащил оттуда упаковку цитрамона. Захавал разом три таблетки, обильно запил их водой. Желудок начал было снова бунтовать, но бог, призвав на помощь всю свою волю, усмирил его. Сел в кресло напротив заплёванного зеркала и показал ему дулю, почти не удивившись, когда оно сделало в ответ то же самое. Голову вроде потихоньку отпускало, вряд ли из-за цитрамона, скорее всего, запоздало помогло лечение магией.
   Стараясь не шуметь чтобы не разбудить Олю с Прошей, Тимур вышел на балкон и, лихо сиганув через перила, полетел в парк, демонстрируя потрясающие для человека, страдающего с похмелья способности к левитации.
  

* * *

   Проша проснулся уже ближе к полудню, когда солнце поднялось уже до безобразия высоко. Он редко когда позволял себе вставать так поздно, но ночь у него была во всех смыслах этого слова сумасшедшая. Как им удалось справиться с брыкающимся Тимуром, который в трезвом состоянии даже с завязанными глазами мог врукопашную раскатать десяток-другой человек? Не иначе как Бог помог. Парень потянулся, безжалостно стряхивая с себя остатки сна, что упрашивали его спокойно положить голову на подушку и поспать ещё. Он осторожно встал, стараясь не разбудить Олю, что спала, по-детски подложив кулак под щёку. Но тут она, словно почувствовав его взгляд, заворочалась, открыла глаза и внятно сказала:
  -- Ещё две-три таких ночи и нас с руками и ногами заберут в любую психиатрическую клинику.
  -- В качестве санитаров или пациентов? - спросил Горелов.
  -- Это уже как повезёт. - устало улыбнулась девушка.
   В комнате стоял острый неприятный запах рвоты, а бога не было и в помине. Прохор покачал головой, про себя прикидывая, куда бы он мог намылиться. По любым прикидкам мысли ему в голову лезли неутешительные. Трутенко встала, гибко по-кошачьи потянулась и осторожно обойдя лужи блевотины, вышла на балкон.
  -- Прошенька. - позвала она. - Тебе надо это видеть.
   Горелов послушно отодвинул занавеску и тоже вышел на балкон.
   В парке стоял Тимур. Роста в нём было метров сорок, не меньше. И он был сделан из золота, парень мог бы дать правую руку на отсечение.
   Точно такие же гигантские золотые статуи стояли вдоль всей центральной аллеи по обе её стороны.
  -- Похоже, что он пытается доказать самому себе, что он по-прежнему всемогущ. - сокрушённо сказала Ольга.
  -- Что ж, тогда нам придётся разочаровать его. - пожал плечами Проха.
  

* * *

  
  
   Тимур нашёлся в парке. Он развалился в гамаке, потягивая джин-тоник. Завидев друзей идущих по тропинке, бог приветствовал их шикарной радугой, пущенной из растопыренных пальцев.
  -- Hi, guys! - весело закричал он раскачиваясь в гамаке.
  -- Здравствуй. - сдержанно поздоровался с ним Горелов. - Тимур, ты никогда прежде не пил.
  -- Это было давно и неправда. - небрежно махнул рукой Тухачевский. - Видели бы вы, сколько водки я выдул за первую неделю пребывания в Новом Эдеме! Наверно больше чем весь наш класс за всю свою жизнь вместе взятый.
  -- Тимур, нам надо с тобой серьёзно поговорить. - вступила в разговор Олька.
  -- Валяй, я слушаю.
  -- Я понимаю, что тебе сейчас очень трудно, но мы хотим тебе только добра...
  -- Тогда сбегайте во Дворец; там в холодильнике на кухне есть бутылочка сорокалетнего коньячка. - хохотнул тот. - Знаете, я наверно действительно уже не тот что раньше. Раньше меня так крепко не вставляло, да и по утрам меня давно уже так не колбасило... Я наверно неправильный бог.
  -- Тимур, с этим надо что-то делать. - строго сказал Прохор, но Тухачевский только криво ухмыльнулся.
  -- Учить будешь свою бабушку. - бросил бог на прощание и накинул на себя покрывало невидимости. Резко спрыгнул с гамака, с удовольствием наблюдая как вытянулись физиономии у его приятелей, выколдовал из ниоткуда ещё бутылку джин-тоника, откупорил его, и, мимоходом невозбранно ущипнув ничего не подозревающую Ольку за ягодицу, вприпрыжку побежал вглубь парка, оставив тех двоих выливать своё недовольство в пустоту. Хоть невидимость это не ахти какая сложная штука для бога, она иногда бывает крайне полезна.
   Удалившись от назойливых друзей на приличное расстояние, Тимур комфортно уселся в тени акации, попивая из услужливой бутылочки. Жизнь, оказывается, была не такой противной штукой, какой она хотела казаться.
  -- Пить вредно. - раздался мягкий голос у него над самым ухом. И ещё прежде чем он успел обернуться, он обнаружил, что бутылка куда-то исчезла из его руки и он держит лишь воздух. Рядом с ним на земле сидела Тъэерзыав'А и улыбалась, хотя в её зелёных глазах были сочувствие и обеспокоенность.
  -- Привет. - попробовал улыбнуться в ответ Тухачевский, но его губы сами собой сложились в кривую усмешку. - Зачем ты здесь?
  -- Пришла проведать тебя. - непринуждённо пояснила она. - Ты здорово меня напугал.
  -- Можно подумать, только одну тебя.
  -- Я переживала не за свой зад. - раздражённо махнула рукой богиня. - А за тебя.
  -- Пожалуй ты единственная в Пантеоне, кто так делал. - заметил Тимур. - и знаешь, я тебе верю.
  -- Конечно, ведь мы, Свободные, за всё время своего существования так и не научились толком врать. - с гордостью сказала богиня. - И это одно из немногих неумений, которому можно радоваться.
   Всё это были лишь слова, пустые слова. Оба знали, что она пришла сюда чтобы помочь ему и в отличие от Проши с Олькой действительно могла ему кое-чем помочь. Только для того чтоб попросить об этом Тухачевскому придётся наступить на горло собственной гордости.
  -- Тъэерзыав'А, я хочу тебя кое о чём попросить, если можно, конечно. - сказал он, с трудом выталкивая из себя каждое слово.
  -- Для тебя всё что угодно. - проворковала богиня.
  -- Я хочу, чтобы ты эвакуировала население Нового Эдема. - тяжело выдохнул он.
  -- Я чего-то подобного и ожидала. - кивнула Свободная. - Это будет нелегко - Эдем теперь частично закрытый мир, так что просто перенести всех твоих людей отсюда куда-нибудь в безопасное место одним махом я, при всём своём желании не смогу. Придётся открывать порталы, которых потребуется явно немало, а поддерживать их весьма проблематично.
  -- Но ты готова за это взяться? - с замиранием сердца спросил он.
  -- Ясен перец. - по-простецки кивнула Тъэерзыав'А. - Надо только точно выяснить где и сколько порталов необходимо открыть, а главное - куда мы отправим твой народ. Есть на примете у меня один мирок, но надо сначала согласовать этот вопрос с остальными. В общем, это я беру на себя. Но мне понадобится твою помощь.
  -- Я весь внимание.
  -- Ты должен будешь внушить своим подданным, что им необходимо покинуть этот мир. Кроме того, нужно будет следить за процессом эвакуации, иначе паника уничтожит Новый Эдем быстрее, чем та катастрофа, которой ты опасаешься. - пояснила она. - Лучше всего будет, если ты расскажешь людям всю правду. Нельзя врать тем, кого хочешь спасти. А за богом, пусть даже и павшим, они пойдут куда угодно. Это необходимо. Иначе среди всей толпы найдётся-таки кучка идиотов, что не захочет покидать насиженное место.
   Тимур медленно выразительно кивнул.
  -- А на когда тебе это всё будет надо? - спросила богиня.
  -- На вчера.
  
  

* * *

  
   Я вихрем ворвался на кухню. Ни с кем не поздоровавшись, промаршировал к холодильнику, открыл его, достал шкалик какой-то сивухи и сел с ним за стол. Ребята проводили меня укоризненными взглядами. Они ещё не знали о том, что я решил сделать последнее своё доброе дело - спасти жителей Эдема, а заодно и их самих. Я был бы не я, если бы этим не похвастался:
  -- Я собираюсь эвакуировать всё население этого мира. - чуть подумав, я решил добавить капельку высокопарности в свою речь. - Люди не заслуживают того, чтобы умирать вместе со мной.
   Дабы показать всю серьёзность сказанных мною слов, я решительно вылил содержимое бутылочки в кружку стоявшую на столе и одним залпом выпил. Перевёл на Олю с Прошей свой горящий взгляд, с удовольствием отметив про себя, как они под ним съёжились. Затем я начал превращаться. Здесь к сожалению не было зеркала, но я и так знал, что черты моего лица стали тоньше, волосы посерели до цвета пепла, а сапфирово-синие глаза наоборот стремительно выцвели и стали зимне-голубыми.
  -- Вот в таком вот виде, - сказал я по-прежнему молчавшим друзьям, - я и путешествовал по Ценгданске и Пардаге. Точно таким был в моём возрасте легендарный Самсон. А может быть и нет. По крайней мере он такой на моих фресках и картинах. Хотя если подумать, то по идее он должен быть кареглазым и темноволосым - ведь Самсон был евреем... Ну не молчите же, как два пня, ей-богу. Издайте какой-то звук что ли.
  -- Трудно делать добро, прикрываясь чужим лицом. - неожиданно сказал хриплым голосом Проша. То что он заговорил высоким слогом было так на него не похоже, что мне на секунду показалось, что я его не так понял. Когда же смысл сказанного дошёл до меня, я замер, словно обухом по голове огретый. Затем густо покраснел и начал превращаться обратно. А в мозгу моём огненными строчками горели слова Тъэерзыав'Ы: "Нельзя врать тем, кого хочешь спасти". Пожалуй, действительно хватит скрываться за личиной. Да и бахвальство бога никак не красит...
   Я вылетел из кухни как ужаленный, громко хлопнув за собой дверью.
  
  

* * *

  
  
   На следующей неделе Тухачевский почти не появлялся во Дворце. Он метался по Новому Эдему и вместе с какой-то богиней спасал людей, открывал врата между мирами, обращался к народу с пламенными речами, в которых каялся пред людьми и говорил про важность своей спасительной миссии... Он старался поспеть всюду: помочь беженцам отбиться от разбойников, убедить жителей какого-нибудь городка в необходимости эвакуации... Уговорить военных помогать простому люду, примирить вражду между разными народами и народцами... Порталы, распахиваемые той самой богиней с непроизносимым именем, загорались в каждом городе, почти в каждой деревне. И люди спешили к ним, неся с собой лишь всё самое необходимое; спешили к ним, влекомые зовом своего бога. Впервые они узнали правду о создании этого мира, и поверили ей, потому что не верить Тимуру было невозможно. Невозможно было также и не идти за ним. Представители разных национальностей (ценгданцы и хормалдцы, беркальнцы и грамерангцы) все сплотились перед угрозой новой беды.
   Тимур был везде. Рассеянность и раздражительность с него как рукой сняло, безумие вроде бы покинуло его. Энергия хлестала из него фонтаном. Он очаровывал людей, убеждал, уговаривал... И всё без какой-либо магии. Несколько раз ему, правда, пришлось использовать Силу, чтобы покарать бандитские группировки, что грозили сорвать всю компанию. Но даже тогда он был минимально жесток.
   Тухачевский всем хотел помочь и это, как не странно, ему удавалось. Возможно потому, что он не лгал тем, кого пытался спасти. Ему удалось избежать паники и беспорядков, что казалось были бы неизбежны при угрозе конца света. Конечно, основная тяжесть эвакуации легла на богиню, но всё равно его действия восторгали Прошу и Ольку.
   Именно таким энергичным и активным они и знали его ещё на Земле. Правда при этом у него обычно в глазах горели неубиваемые искорки веселья, а лицо светилось неистощимым энтузиазмом. Сейчас же глаза Тимура были пусты (не было в них к счастью и той бессмысленности, меланхолии, что заполнила их после путешествия юноши в будущие), а лицо его было лицом человека, который делал не очень приятную для него, но очень нужную работу.
  

* * *

  -- Привет, Земир. - помахал Тимур рукой наёмнику, что вместе с другими "невидимками" следил за переправой беженцев.
  -- Здравствуй, Тимур. - буднично кивнул тот. - Или тебя теперь следует называть Демиургом?
  -- Оставь, Земир. - скривился Тухачевский. - Я этого не люблю. Кстати, кто придумал мне это дурацкое прозвище?
  -- Не знаю, наверно кто-то из клириков. - пожал плечами торхенец, провожая взглядом нескончаемый людской поток. Некоторые из людей узнавали своего бога, кричали ему здравицы, махали руками, стараясь привлечь к себе внимание. Тухачевский сделал им знак не задерживать движение. - В древнеторхенской мифологии так называли создателя этого мира.
  -- А ты знаешь, что уже встречался со мной? - загадочным голосом сказал Тимур. - Только тогда я носил другое имя и лицо.
   С этими словами он превратился в Самсона. На наёмника это, как не странно, никакого впечатления не произвело.
  -- Я так и думал. - буднично кивнул головой тот.
  -- И что ты даже не капельки не удивлён? - с какой-то детской обидой в голосе спросил бог.
  -- Не-а.
   Расстроенный такой проницательностью бывшего придворного коронера, Тухачевский хотел было стать обратно самим собой, но у него почему-то не получилось. Лоб его покрылся россыпью пота, но показывать слабость перед народом он не имел права. Поэтому, пересилив себя, юноша сделал вид, что всё идёт как надо, про себя решив разобраться с причинами этой неудачи попозже.
   Они с Земиром немного помолчали, глядя, как беженцы текут рекой, другой конец которой терялся в ослепительном портале. Люди были заметно встревожены, но присутствие их бога вселяло в них надежду - лица их всё чаще озаряли улыбки, даже самые недовольные переставали ворчать, и уж точно никто не осмеливался устраивать беспорядки. И не только из-за солдат, что сопровождали эту окутанную пылью толпу, и не из-за страхом пред мощью Демиурга - просто все знали, что им нужно поддерживать друг-друга, если они хотят выжить там, куда их отправляла Тъэерзыав'А.
  -- Земир, я хочу вернуть тебе твою саблю. - наёмник в свою очередь подцепил пальцем за рукоять меч, подаренный ему Тухачевским, недоумённо глядя на бога. - Нет, нет я не хочу меняться обратно. Я просто не хочу, чтобы такой прекрасный клинок погибал вместе со мной.
   Он аккуратно снял с себя перевязь с саблей и протянул её Земиру. Тот, не возражая, надел её на себя.
  -- Раз уж мы заговорили на эту тему, - сказал Тимур, - то у меня есть ещё один меч, который не должен пропасть вместе со мной.
   Юноша вытащил из спортивной сумки клинок Тира, запелёнатый в тигровую шкуру. Сын Зигфридта развернул его, провёл пальцем по лезвию, покачал головой.
  -- Я не могу принять эту вещь.
  -- Но...
  -- Не могу и всё. Отдай её Бельвенскому-младшему, он найдёт ей достойное применение.
  -- Тогда передай ему этот меч от меня и скажи, чтоб он вручил его Ярополку Брацлаву, когда тот вернётся.
  -- Тогда он будет ждать этого вечно. - резонно заметил Земир.
   "Пусть ждут. - подумал бог. - Ждут же британцы своего отважного Артура, а грузины - свою прекрасную Тамару".
  

* * *

   Через несколько дней Тимур вернулся во Дворец. Он был измотан сумасшедшим марафоном по Эдему, пусть даже и совершенным с помощью магии и Тъэерзыав'Ы. И к тому же чего-то перебывал в облике Самсона. Без всяких обиняков он подошёл к друзьям, гулявшим в парке, и сказал:
  -- Вот и всё. - и вся усталость последней недели вместилась в эти три слова. - Теперь очередь за вами.
   Откуда-то из-за соседнего дерева вышла светловолосая девушка в лёгком летнем платье.
  -- Это Тъэерзыав'А, прошу любить и жаловать. - неуклюже представил богиню Тимур.
  -- Оля. - Трутенко сделала что-то вроде реверанса.
  -- Прохор. - просто представился Горелов.
  -- Приятно познакомится. - мило улыбнулась Свободная и ни у кого не возникло даже мысли усомниться в правдивости её слов. - Мы уже виделись с вами раньше, но я не имела возможности отрекомендоваться.
  -- Отправь их домой, пожалуйста. - попросил Тухачевский, избегая глядеть им в глаза.
   Богиня послушно развернула в воздухе перед ними небольшой сияющий портал.
   Олька обменялась с Прошей красноречивыми взглядами и девушка сказала:
  -- Прости, Тимка, но мы решили остаться.
  -- То есть как это "остаться"? - не понял бог. - Ведь вы сами хотели убежать отсюда.
  -- С тех пор положение дел несколько изменилось. - сдержанно сказал Горелов. - И мы сочли за нужное остаться в Эдеме.
  -- Вы издеваетесь, да? - срывающимся голосом спросил Тухачевский. - Мы с вами единственные люди на этой планете. Я эвакуировал всех: отшельников и королей, бомжей и архиепископов. Всех до единого, я проверял и не один раз. А вы тут будете мне качать права?!
  -- Но ведь мы не так уж и много просим. - пожала плечами Трутенко. - Тем более, что ты сам впутал нас в это.
  -- Вы не представляете во что может излиться гнев Господень. - горячо сказал Тимур. - Вы должны покинуть этот мир немедленно. Я вам приказываю.
  -- Сомневаюсь, что ты имеешь право им приказывать. - мягко заметила Тъэерзыав'А, положив руку ему на плечо. - Ты можешь только о чём-то их просить.
  -- Вот и ты туда же. - с упрёком сказал бог, сбрасывая с себя её руку. - Они ведь не представляют во что они рискуют вляпаться оставаясь со мной. Я их сейчас за шкирку отсюда вышвырну. Ещё чего не хватало, чтоб эти двое погибли из-за меня!
  -- Полагаю они думают иначе. - покачала головой богиня Свободных.
  -- Ах, так, да ну и хрен с вами! Делайте что хотите. - он ракетой взмыл в воздух и понёсся в сторону Дворца.
   Все трое проводили его тревожным взглядом.
  -- Вы хоть представляете, на что сами себя только что обрекли? - в лоб спросила у них Тъэерзыав'А.
  -- Догадываемся. - сказал Прохор и плюхнулся на скамейку. Оля и богиня тяжело опустились рядом.
  -- Вы рискуете оказаться запертыми здесь навсегда. - покачала головой та. - Скоро Новый Эдем станет полностью закрытым миром и даже мы, боги, не сможем его посещать.
  -- Ну что ж, это не самое худшее место.
   Они посидели так в тишине ещё наверно целых минут десять, словно Свободная надеялась, что они одумаются.
  -- Вы точно не передумали? - на всякий случай спросила она. - Я могу вернуть вас на Землю сей момент.
   Ребята дружно покачали головами.
   - Да хранит вас Бог, если так. - выдохнул Тъэерзыав'А. - Вы сделали свой выбор и я, право не думала, что вы сделаете его в пользу Тимура. Вам с ним будет ой как нелегко. Берегите его. И себя тоже.
   С этими словами она решительно поднялась со скамейки. Однако уходить не спешила, а мялась словно хотела что-то ещё сказать, но не могла.
  -- Что-то не так? - деликатно спросила Трутенко.
  -- Вы не могли бы передать Тимуру кое-что от меня? - спросила она смущаясь и краснея.
  -- Конечно могли бы. - кивнула головой девушка.
   Свободная выхвалила откуда-то из воздуха небольшой листок бумаги и чёрный карандаш, присела на корточки, положив бумажку на скамейку и закусив от усердия кончик языка, быстро написала там несколько слов, затем быстро скомкала её и сунула в руку Ольке. Та смотрела на всё это круглыми от удивления глазами, а потом вдруг неожиданно для самой себя спросила:
  -- А нам можно прочитать?
   Тъэерзыав'А нервно закусила нижнюю губу, а затем совершенно непринуждённым голосом произнесла:
  -- Конечно.
   Трутенко осторожно, словно это было величайшее сокровище, развернула листок... Проша положил ей подбородок на плечо желая тоже разглядеть, что там было написано...
   А написано там было красивым крупным почерком всего три слова: "Я тебя люблю". И всё. Даже точки не было, не говоря уже о подписи.
  -- А почему ты ему об этом сама не сказала? - внезапно севшим голосом поинтересовалась девушка.
  -- Я не смогла. - ответила Тъэерзыав'А и её красивое лицо скривилось, словно от резкой боли. - Он был мне другом, а друзьям я не могу признаваться в любви. В своё время за мной ухлёстывала чуть ли не половина Пантеона. Я даже с Безымянным некоторое время встречалась, хоть он и самовлюблённый мудак и мизантроп. Правда, тогда у него ещё было имя... Но это всё не важно. Самое ужасное, что мне не разрешают остаться здесь вместе с Тимуром... Помните, как там у Булгакова: "тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит"... А я лишена этого права...
   В голове у Горелова не укладывалось, как может кто-либо что-то запретить богине, тем более такой как она, однако спрашивать он не стал. Если бы могла и хотела - сама бы сказала. На мгновение ему показалось, что Тъэерзыав'А сейчас расплачется. Но нет - она была сделана совсем из другого теста. Богиня совладала с собой, выпрямилась и сказала:
  -- Как бы я хотела поменяться с вами местами. Ну ладно, пока.
  -- Покеда. - сказал Проша тому месту, где она только что стояла.
  
  

* * *

  
   В коридоре темно как у негра в заднице, но я бог и в свете отнюдь не нуждаюсь. Хотя, мне наверное было бы легче если бы я не видел, то что я сейчас вижу.
   Я не могу изменить своё лицо. С тех пор как я закончил эвакуацию своего народа, я перебываю в обличии Самсона. Поначалу всё было ещё куда не шло, но потом я стал шарахаться от зеркал, а ещё позже мне стало казаться, что моё лицо чешется, словно мне под кожу накачали какой-то отравы. Я пытался убедить себя в том, что это всё глупости, но получалось у меня, прямо скажем, не очень. И, наконец, сегодня я не могу заснуть потому, что не могу избавиться от впечатления, что кто-то украл моё лицо. Кроме того, ужасно жжёт грудь в том месте, где архангел Гавриил когда-то оставил на мне свой знак. От того шрама я тогда избавился с помощью Силы, но это было лишь самообманом.
   Когда перевалило за два часа ночи, я не выдержал, встал с постели, на ходу впиваясь ногтями в ненавистное мне лицо. Надо было признаться Тъэерзыав'Е в том, что я не могу превратиться обратно в самого себя, она бы обязательно помогла. Ольга передала мне от неё какую-то пожмаканую бумажку, которую я, не читая, закинул в ящик письменного стола. Интересно, не с теперешним ли состоянием моим связано её письмо? Вдруг она меня именно об этом предупреждала?
   Да что же это такое, в самом деле? Верните мне моё лицо, Христом-Богом заклинаю! Сначала я наверно добрых полчаса, сидя напротив зеркала, пытался видоизменить свой фэйс. Абсолютно безрезультатно. Тогда я стал пытаться докричаться до Тъэерзыав'Ы. И столь же безрезультатно. Все мои призывы пропадали втуне, я не чувствовал ни её, ни других членов Пантеона. Очень хотелось верить, что они всё ещё живы. Так или иначе Астрал остался глух к моим призывам о помощи.
   "Тъэерзыав'А, где ты, чёрт бы тебя побрал! Ты нужна мне как воздух, милая...".
   Мне никто, конечно же, не отвечает.
   Я очень хочу спать. И в то же время меня мучит такая бессонница, которой бы не позавидовал бы и булгаковский Понтий Пилат. А ещё мне чудовищно одиноко, и одновременно с этим я никого не хочу видеть. На "вконтакте", который оставался моим единственным средством связи с Землёй, я удалил из друзей всех погибших по моей вине бывших одноклассников. На все приходящие ко мне сообщения, в которых от меня требовали объяснить причину моих действий, я отвечал односложно: "Мой настоящий друг умер. А ты лишь его бездушная копия-клон. Я никогда не знал тебя". Много позже мне пришла в голову мысль, что я то юзаю одну страничку на двоих с собственным клоном, и ему теперь будет трудно понять в чём дело. Ну да ладно, пусть думает что его взломали...
   Вот так, должно быть, и сходят с ума люди, сидя бессонной ночью на пуфике перед зеркалом. Я поднимаю усталые глаза на своё отражение, и мне вдруг кажется, что оно глумливо подмигивает мне. Зря, мол, стараешься, ничего у тебя всё равно не выйдет.
   Во мне внезапно словно гриб после взрыва термоядерной бомбы вспухает лютая ненависть к той наглой самодовольной роже, что ехидно ухмыляется мне из зеркала.
   С криком слепой злобы я ударом кулака разбиваю зеркало на мириады осколков.
   Если уж я не могу исправить своё обличие с помощью Силы, то попробуем другие методы. Глуповато улыбаясь, я подбираю осколок покрупнее, и подойдя к другому зеркалу, которое в отличие от первого вполне сносно освещалось лунным светом, начинаю безжалостно кромсать своё холёное лицо.
  
  

* * *

  
   Горелов проснулся, словно кто-то внезапно толкнул его в бок. Он резко сел в кровати, посмотрел на Олю, решив, что это она его разбудила. Но девушка спала, что называется без задних ног, и явно не была причиной его пробуждения. Пожав плечами, Проша уже хотел было снова лечь спать, как тут до него долетел яростный крик Тимура и звон разбившегося зеркала. Парень выругался про себя, встал с кровати обул тапки и на цыпочках, стараясь не разбудить свою подругу, пошёл к двери. Всё его существо противилось этой идее, уговаривая его вернуться в постель и спокойно досматривать свои сны. Прохор тряхнул головой, чтобы избавиться от этих навязчивых мыслей.
   Он вышел в залитый лунным светом коридор, аккуратно закрыл за собой дверь. Комната, в которой в последнее время жил Тухачевский, была этажом выше, и поэтому Горелову следовало сперва подняться по лестнице. Юноша снова остановился, прикидывая, следует ли ему это делать. Наверху было тихо, а если бы Тимуру нужна бы была помощь, он бы крикнул. Вдруг он просто нечаянно разбил зеркало (интересно, почему это Проха был так уверен, что именно зеркало, а не скажем окно?), а Горелов примчится к нему в одной пижаме с дурацкими вопросами о том, что случилось? Тогда он будет выглядеть, мягко говоря, глуповато.
   Оставив, терзаться сомнениями типа "быть или не быть" всяких гамлетов, Прохор решительно поднялся по лестнице. Коридор на этом этаже был также залит призрачным светом луны, но здесь ко всему прочему ещё и были распахнуты окна, поэтому занавеси тут развевались, словно плащи умерших душ, придавая коридору вид загробного царства.
   А в конце коридора перед зеркалом на пуфике сидел спиной к нему Тухачевский. Одет он был в белое спортивное кимоно, что делало его похожим на воспитанника жёлтого дома. Вокруг него в скупом лунном свете тускло поблёскивали осколки разбитого зеркала. Сам бог что-то невнятно бормотал себе под нос, злобно шипел, словно большая рассерженная змея. Юноша спросонья забыл свои очки и поэтому не мог с такого расстояния рассмотреть, что именно он там делает. Поэтому Горелов решил подойти поближе. Он крадущимся шагом пошёл по коридору. Занавеси, мимо которых он проходил, призрачными крыльями обнимали его за плечи, словно уговаривая его пока не поздно повернуть обратно.
   На полпути он решил всё же окликнуть Тухачевского. Не дело ведь подкрадываться яко тать в нощи.
  -- Тимур?
   Тот медленно обернулся на звук его голоса.
   Вот тут-то Проша понял, что значит выражение "сердце ушло в пятки".
  -- Матерь Божья... - вырвалось у него.
   Белое кимоно Тимура спереди была красным от крови. В правой руке он сжимал окровавленный осколок зеркала. Лицо его было изуродовано не то что до неузнаваемости, а до полнейшего кошмара. В падающих на него косых лучах лунного света бог напоминал выходца с того света. Тухачевский улыбнулся, заметив Проху, став при этом ещё страшнее. Затем подслеповато прищурился, так, что стало видно как двигаются мышцы на его обезображенном лице.
  -- А это ты... - разочарованно протянул он, словно надеялся увидеть на месте Горелова кого-то совсем другого.
   И снова повернулся к зеркалу, враз потеряв к другу какой-либо интерес.
  -- Что ты делаешь, идиот! - заорал Прохор, подскакивая к нему.
  -- Не мешай. - отмахнулся от него бог.
   Тогда Горелов схватил его одной рукой за волосы, а другой за запястье руки, в которой тот держал осколок, как следует встряхнул. Не помогло. Парень выругался, самым живодёрским захватом выкрутил Тимуру руку. Он как не странно не сопротивлялся. Забрав у Тухачевского его страшную игрушку, Проша рывком поднял его на ноги и потянул в ванную. Занавеси трепетали как паруса, били бога по лицу, от чего на них оставались кровавые пятна. Тот, видя это, вполголоса хихикал.
   В другом конце коридора бесшумно, словно привидение возникла Оля. Она недоумённо посмотрела на Прохора, затем перевела свой взгляд на Тимура. Её зрачки расширились, рука сама собой потянулась ко рту, словно останавливая рвущийся из него крик ужаса.
  -- Оля, иди спать. - непререкаемым тоном сказал Горелов.
   Трутенко, само собой, не послушалась. Она взяла Тухачевского под руку с другой стороны, безжалостно пачкая свой халат, и они вместе повели спотыкающегося бога в ванную. Когда они зашли туда и включили свет, то с удивлением обнаружили, что чудовищные раны на лице у Тухачевского затягиваются буквально на глазах, да так, что даже шрамов не оставалось. Он по-прежнему был весь в крови, но на лице его не было ни царапинки. Проше показалось, что он сходит с ума. Может это была всего-навсего игра света и тени, и Тимур вовсе не кромсал себе лицо? Да нет, такое ему померещиться не могло, да и откуда тогда бы было столько кровищи?
  -- Оно совершенно не хочет меняться. - срывающимся голосом жалобно сказал бог, показывая дрожащим пальцем на своё отражение в зеркале.
  

* * *

  
  
   Настроение у меня самое что ни на есть препоганое. После проведённой мною эвакуации я испытываю странное опустошение, как человек что до конца исполнил свой долг, но потерял при этом смысл жизни. Охватившая меня депрессия была подкреплена и более объективными причинами: Сила уходит от меня, утекает, словно вода между пальцами, особенно заметна её потеря на фоне всесилия Тъэерзыав'Ы. А про то, что я теперь хожу не со своим лицом, мне и вспоминать-то не хочется.
   С некоторых пор я коллекционер. Коллекционирую я свои собственные смерти. Поначалу я надеялся, что наложив на себя руки я смогу уйти из этой жизни. Ведь Эммануил, царство ему небесное, говорил что только добровольно убив себя в своём любимом проявлении я стану свободным. Я люблю себя именно таким какой я сейчас есть, значит, чтобы освободится и не быть покаранным я должен себя убить. Вот как всё просто.
   Оказалось что непросто.
   Сначала я хотел повторить харакири "а-ля Ярик", но быстро понял, что у меня не хватит для этого хладнокровия. Тогда я сажусь в позу мудрого старца и начинаю думать над тем, как наиболее быстро и безболезненно покинуть этот говённый мир. В голову чего-то постоянно лезут мысли о том чтобы повеситься, что вряд ли будет очень эстетично, да и не очень безболезненно, если я сразу не сломаю шею, а умру от асфиксии. Наконец, мне в голову приходит революционная мысль - лучше всего приход своей смерти проспать. Недолго думая я сжираю лошадиную дозу феназепама... и просыпаюсь на следующий день с ужасной головной болью.
   На протяжении недели я пробую многое. Просто удивительно до чего может додуматься человек поднапрягши воображение. Я стреляюсь, меня давят автомобили, разрывают на части дикие звери, поджаривает самодельный электрический стул. Самосожжение я тоже пробовал. И сеппуку, после некоторого колебания, тоже (я возлагал на неё особые надежды). Я тонул в реке и истязал себя жаждой. Гильотина тоже, как оказалось, не была панацеей от всех бед.
   Самой красочной была моя смерть от прыжка с моста на скалы (специально для этого дела я опустил реку, текущую близ Дворца, в пропасть на пару сотен метров).
   Самой романтичной - суицид по-римски при ароматизированных свечах.
   Самой некрасивой, по утверждению Оли и Проши, - смерть через повешение. Когда человек прыгает с табуретки с петлёй на шее, ломаются шейные позвонки и шея вытягивается. Петля перекрывает доступ воздуху и сдавливает вены, но артерии не пережимает, так как они глубоко. Кровь по артериям в голову поступает, а оттока из-за пережатых вен нет. Из-за этого лицо опухает и приобретает синюшный, багрово-фиолетовый цвет. Рот открыт, из него вываливается распухший синий язык. Глаза закатываются и как будто вылезают из своих орбит. Ни в одном фильме ужасов не увидишь подобного кошмара.
   И это ещё не считая того что я обосрался.
   Никогда раньше я не слышал чтоб Оля так матюкалась. Они с Прохой вообще постоянно натыкались на моё безжизненное тело в самых неожиданных местах. Суицид по-римски я седлал в ванной, как раз перед тем как Трутенко собралась купаться. Я застрелился в туалете, забрызгав всё вокруг мозгами (кстати, если не дай Бог захотите стреляться, то учтите, что для этого не в коем случае не стоит брать пистолет малого калибра - я сразу с дуру так и сделал и когда стрелялся в рот пуля вышла через ухо не убив меня, но зато доставила массу неприятных ощущений). Горелов, не знавший где находятся остальные уборные и не желая справлять свои естественные нужды в парке, терпеливо ждал почти целый час пока я не воскрес и не вышел. Прибираться за собой я разумеется не стал. Я взорвал себя гранатой находясь на кухне. Сделал харакири в холле.
   Не пытайтесь повторить это дома.
  
  

* * *

   Сегодня мне пришла записка. Подписана она была именем Пилигрима, но как она попала в закрытый мир я не понял. Сначала я подумал, что это прикольнулся кто-то из ребят, но допросив их с пристрастием я понял, что они тут не причём. В записке было написано следующее:
   "Дорогой Тимур!
   До меня дошли слухи о том, что ты злоупотребляешь своим даром жизни. Я не буду тебе напоминать о том, что самоубийство - это признак слабости, что это не по-мужски и противоречит христианской морали. Я думаю что ты итак всё это знаешь. Хочу лишь сказать тебе, что этим самым ты не просто демонстрируешь свою слабость (это было бы ещё полбеды, ведь обстоятельства часто действительно бывают сильнее нас), но и соглашаешься со всем тем, что с тобой произошло плохого и привело к тому что ты решил наложить на себя руки. Боюсь, я не смогу как следует это аргументировать, так что тебе придётся поверить мне на слово.
   Искренне твой, Пилигрим.
   P.S. Жизнь даётся нам Господом и только он вправе решать когда она должна оборваться".
   Заниматься после этого своим хобби мне как-то расхотелось.
   Если вы твёрдо решили уйти из этой жизни и терять вам уже нечего, то пойдите лучше заболейте ангиной. Или сломайте себе что-нибудь. Вот увидите близкие и родственники будут жалеть вас больного не меньше чем мёртвого. Если вы, конечно, любите когда вас жалеют.
   А ещё лучше займитесь спортом. Или почитайте какую-нибудь книжку Туве Янсон про Муми-тролля - они очень добрые, уютные и успокаивают расшатанную психику.
   Информация прозвучала на правах рекламы.
  
  

* * *

  
  
   Насчёт Прохора с Ольгой тоже был отдельный разговор. Я само собой не мог не согласиться с тем, что они имеют полное право сами решать свою судьбу, но в то же время я не мог им позволить находиться со мной. Чёрт бы их побрал! Если бы не они, то у меня было бы одной головной болью меньше. Хрен же меня дёрнул притащить их в Эдем!
   Не позавтракав я пошёл на тренировочный двор, где полтора часа упражнялся с парадным мечом (тем самым, что был при мне, когда я только приветствовал Олю с Гореловым в этом мире). Потом я решил заняться каким-нибудь творчеством. Откровенно говоря, я решил покорчить из себя скульптора. Создал глыбу белого мрамора поизящнее, набор всяких пилочек, резцов, молотов и молоточков, с помощью магии пробудил в себе необходимые для ваяния навыки и умения.
   Я решил сделать статую девушки посексапильнее, а потом, переиначив миф о Пигмалионе и Галатее, оживить её. За дело взялся с неохотой - меня сушила жестокая хандра и не было не сил, не желания ей противостоять. Но я всё же хотел доказать сам себе, что ещё чего-то стою и стал ваять. Не то чтобы у меня особенно спорилась работа, но дело своё я знал - руки орудовали словно сами по себе. Создание статуи продвигалось гораздо быстрее, чем у обычного скульптора, так как я помогал себе Силой. Плохо было то, что я не мог при этом избавиться от тех мыслей, что мучили меня в последнее время, хоть я и надеялся, что физический труд отвлечёт меня от наболевших проблем.
   Вскоре я весь был покрыт белой каменной пудрой, а руки мои были по локти в мелких царапинах от мраморных осколков. Мышцы ныли, в носу свербело. Из куска камня постепенно начала вырисовываться очаровательная женская фигура, но у меня уже не было сил радоваться. Нечего сказать, развеялся.
   А ведь если задуматься, то все мои теперешние беды из-за тех двоих, что я пригрел у себя на шее. Ведь если бы Олька с Прошей не начали что-то мутить с Посланником, то я бы с ним не повздорил и он не стал бы применять ко мне радикальные методы. А так получилось, что они ему чего-то наболтали про меня, а после этого он науськал на меня моего же ангела-хранителя... Да ведь я же именно из-за этих двоих и не смог себе позволить спокойно умереть, когда был ранен моим двойником-ангелом. Тогда бы меня просто оживили и отчитали как следует, а так я тогда не мог позволить себе такой роскоши как смерть, потому что боялся, что эти двое пропадут без меня, недюжинными усилиями излечил себя и начал готовиться к войне со всем Пантеоном...
   И это всё из-за них!
   Я особенно яростно бахнул молотком по зубилу, которым скалывал лишние куски камня, так что от глыбы отвалился кусок размером с мою голову, который должен был бы потом служить плечом моей каменной девушке. В раздражении, я магией вернул его на место.
   А вот и они. Легки на помине.
  -- Здравствуй, Тимур. - приветливо сказал Проха.
  -- Привет. - помахала рукой Оля.
   Я даже и бровью не повёл. Не стоят они моего внимания.
  -- Можно посмотреть, как ты работаешь? - дружелюбно спросила Ольга.
  -- Нельзя. - раздражённо буркнул я. - Ещё чего. Нечего глазеть.
  -- Мы тебе мешать не будем. - заверил меня Горелов. Видно приняв моё демонстративное молчание за знак согласия, проваливать он не спешил.
   Несколько минут я работал в тишине, медленно закипая внутри. Наконец я не выдержал и сорвался:
  -- Ну что припёрлись?! Что стали над душёй?! Надо что-то так и скажите!
   Оля мялась, явно хотела что-то сказать. Я смерил её критическим взглядом, и она невольно съёжилась. Надо же, а ведь когда-то она казалось мне чуть ли не идеалом женственности. Драная мочалка (это я на неё так из-за причёски), а ведь она претендовала на роль матери нового поколения человечества, новой расы. Надо было взяться за это дело самому, а не подключать к этому своих знакомых. Идеальную женщину найти нельзя - её надо сделать своими руками. Что ж, ещё не поздно...
  -- Тимур, мы хотели у тебя кое-что спросить. - наконец выдавила она из себя.
   Что она там мямлит?
  -- Точнее даже мы хотели дать тебе совет. - сказал Прохор.
   Что?! Совет?! Мне?! Да они что охляли?!
  -- А не много ли вы на себя берёте? - спросил я, с трудом удерживая себя остатками своей некогда железной воли.
  -- А что если тебе вообще отказаться от своей Силы, стереть из памяти всё, что с тобой произошло и вернуться на Землю простым человеком?
   И тут я сорвался. Мало того, что эти двое довели меня до моего теперешнего состояния, так они ещё будут теперь давать мне всякие сопливые советы! Испоганив неаккуратным движением резца лицо своей статуи, я резко обернулся к Трутенко и Горелову. Те стояли, тупо тараща на меня свои здоровенные белесые рыбьи зенки цвета той мути, что зовётся Пустотой.
   Я одним прыжком оказался рядом с ними, занеся над головой зажатый в кулаке резец. Они отпрянули назад, Проша закрыл собой Ольку. Мгновение я упивался их откровенным ужасом, а затем понял, что их взгляды направлены на что-то позади меня.
   Я быстро обернулся, одновременно выкидывая резец и выхватывая меч. Недостаточно быстро...
  
  

* * *

   Стражники сбились в кучку, ощетинившись во все стороны остриями мечей. Чёрный воитель побежал, однако не прямо на штыки, а обходя группу солдат по широкой дуге. И тут их нервы не выдержали. Один из них ломанулся наперерез чужаку. Другой, бросив меч, побежал прочь. Воин, в принципе, мог бы достать его, однако не сделал этого. И вовсе не потому, что считал зазорным ударить врага в спину. Он попросту не интересовался безоружными.
   Парк. Схватка с двадцатью стражниками, запрограммированными на то чтобы убить его. Надо было всё-таки не отпускать последнего из них...
  
  

* * *

  
  
   Обломок меча Геракла, который сжимал в руке осатаневший стражник, глубоко впился мне в левый глаз, раскрасив весь мир вокруг меня в кроваво-красное и чёрное. Колени у меня подогнулись, словно их кто-то подрубил, но я всё же успел достать врага, прежде, чем первые капли моей крови упали на землю. А что было потом я уже не видел.
  
  

* * *

  
  
   Оля с ужасом увидела, как из темноты выскочил человек с обломком светящегося меча в руке и бесшумно бросился сзади на Тухачевского. Она не успела предупредить того не жестом, не криком, а сам бог уже похоже привык к тому, что они единственные люди на планете. Оказалось что не единственные. Интересно, как этот сумел укрыться от эвакуации? А может быть это не человек в том значении, которое обычно вкладывается в это слово?..
   Юноша резко оборачивается, выхватывая меч, но пришелец бьёт первым, нанося жестокий удар ему в лицо. Он взвыл от боли и тоже ударил. Клинок казалось задел нападающего лишь самым кончиком, но того швырнуло назад так, словно в него врезался железнодорожный вагон - силища у Тимура была страшная. Пришелец ударился спиной о свежевыбеленную беседку, украсив её белоснежную поверхность алым кровавым розбрызгом в форме осьминога. Но и сам Тухачевский оседал на землю, истекая кровью.
  
  

* * *

  
  
   Проша сидел рядом с Олей у камина, вяло вороша пылающие дрова, извлекая из них маленькие фейерверки искр. Он всё ещё с содроганием вспоминал, как они тащили окровавленного Тимура в коттедж (тот самый, который бог начал строить собственными руками перед своим путешествием в Ценгданску, а потом достроил с помощью Силы). Когда они с Трутенко уже совсем потеряли надежду, с небес внезапно сошёл старец в мешковатом балахоне. Он сказал, что зовут его Рафаил и он архангел-целитель. Старичок помог им отнести бессознательное тело Тухачевского в домик. Когда они устроили раненого бога на кровати, и ангел снял повязку, которую наложил на лицо Тимуру Горелов, все увидели, что рана уже зажила сама собой. Лицо его было залито кровью, но глаз его был абсолютно цел. Рафаил, увидев это, покачал головой и сказал, что бог в состоянии исцелять своё тело самостоятельно, но тут, похоже, ранена сама душа, выжженная к тому же постоянным нервным напряжением. Он посоветовал ребятам спуститься на первый этаж и ждать его там, потому что врачевание будет зрелищем крайне неприятным.
   Сейчас же они с Олькой комфортно развалились в кожаных креслах у камина, и пили кофе. На втором этаже некоторое время раздавались душераздирающие нечеловеческие крики от которых у Прохора мурашки шли не то что по коже, а наверное и по внутренностям. Затем они смолкли, и дом на целый час погрузился в мёртвую тишину. Они с Трутенко тоже молчали: всё, что надо было сказать, уже было сказано, а когда начинаешь говорить лишнее, слова становятся глупыми и неуклюжими. Так зачем попусту сотрясать воздух?
   Горелов смотрел на витиеватый танец огня и думал про их будущее. Не совершили ли они ошибку, оставшись с Тимуром? К сожалению, по повторным прикидкам выходило, что не совершили. То есть, выходя из положений здравого рассудка, они, конечно, отмочили величайшую глупость, однако интуиция, какой-то внутренний голос, шестое чувство, которое он всю жизнь подавлял в себе, считая его алогичным, вкрадчиво говорило, что всё так и должно быть. Однако это чувство ничего не говорило о том, что им делать дальше.
   У них за спиной раздался негромкий шорох, и они разом как ужаленные обернулись назад. В дверном проёме стояла зловещая чёрная фигура. Тухачевский тяжело прислонился к косяку и огонь кровавыми бликами сверкнул на его солнцезащитных очках, на мгновение превратив его в огненноглазого монстра. Так он простоял наверно целую минуту, пристально глядя на Олю с Прошей, затем вышел из тени и снял очки ("Зачем, интересно, он вообще напялил их среди ночи? - рассеянно подумал Горелов. - Наверно его новый глаз ещё не успел толком привыкнуть к свету"), однако менее страшным от этого не стал. Скорее наоборот - в неверном свете пляшущего пламени Тимур казался ещё больше и не смотря на то, что он был на пол головы ниже Проши, из-за ширины плеч и игры светотени он словно заполнил собой всю комнату. Тухачевский был обнажён по пояс (его рубашка пошла на перевязку) и было хорошо видно как под загорелой кожей лениво перекатывались внушительные шары тугих мышц. В полном молчании он пересёк каминную залу (тень его сумеречным великаном двигалась за ним по стенам) и плюхнулся в третье кресло рядом с ребятами.
  -- Привет. - буркнул он, глядя на огонь.
  -- Привет. - бодро откликнулась Олька, хотя сердце её нехорошо ёкнуло.
  -- Привет. - кивнул Прохор.
   Юноша снова замолчал, задумчиво глядя в никуда. Скачущие тени делали его лицо воистину демоническим. Он взял в руки оставленную Прохой кочергу, и спокойное выражение его лица никак не вязалось с этим яростным движением. Тимур схватился за неё обеими руками, на миг их опутала булатной проволкой сетка синих вен, а в следующие мгновение он завязал толстенный прут узлом, и с ненавистью отшвырнул его прочь.
  -- Простите меня. - глухо как из бочки сказал бог.
   В первое мгновение Горелов подумал, что он ослышался. Тухачевский извинился перед ними? Не может быть!
   Атмосферу эта фраза не разрядила, скорее даже наоборот. Но что-то всё равно неуловимо изменилось в висевшем в воздухе напряжении.
  -- Правильно, мальчик. - теперь уже они обернулись втроём, чтобы увидеть сидящего на диване старичка, что мог одним мановением руки сжать этот мир до размеров атома.
  -- Я вас уже где-то видел. - хрипло сказал Тимур.
  -- Я накормил тебя, когда ты пешком шёл в Ценгданску через горы, которые окружают Долину. - пояснил тот. - А вообще я архангел Рафаил.
   Тухачевский закрыл глаза, запрокинул назад голову и зловещим голосом произнёс:
  -- И когда Демиург узрит трёх архангелов и свершит Великий Грех, разгневается Господь Бог и низринет этот мир в Бездну. Обитатели Нового Эдема восхвалят Демиурга, погубившего их мир... Так мне сказал один умный человек... интересно, - открыл глаза бог, - интересно, за что же они меня восхвалят?
  -- Найдут за что. - пожал плечами ангел.
  -- Капец, бардак какой-то. - хмыкнул Тимур, помолчал немного а потом сказал. - Можно ли попросить вас чтобы вы забрали отсюда моих друзей? Им здесь не место.
  -- При всём моём желании, к сожалению нет. - покачал головой Рафаил. - И не спрашивайте почему, я и так наговорил вам лишнего. Всего хорошего.
   И в следующую секунду исчез.
   А Тимур заплакал и начал что-то горячо рассказывать Трутенко и Горелову.
  
  

* * *

  
  
   С самого утра накрапывал мерзкий моросящий дождик, но у меня и в мыслях не было воспользоваться своей Силой для того чтобы прекратить его. Благо, хотя бы на это я был всё ещё способен.
   Я сидел за столом у самого окна на мансарде и меланхолично наблюдал, как плачет дождь. Тоненькие струйки небесных слёз медленно ползли по стеклу, жалобно барабанили по подоконнику, и не было им до меня абсолютно никакого дела.
   Проша и Олька наверняка сидели у камина на первом этаже и тоже смотрели на дождь. Меня аж передёрнуло при воспоминании о вчерашнем. Ведь я тогда мог убить их. Не просто избить или там покалечить, а самым бесповоротным образом прикончить.
   Я уныло глядел на лужи, вспучиваемые каплями дождя и думал о том какое я всё-таки ничтожество. Мерзкая же погода как нельзя лучше подходила под моё подавленное настроение.
   Отвернувшись от окна я чуть было не получил инфаркт, встретившись взглядом с яростно-зелёными очами Посланника.
  -- Ну и чего ты добился? - с укоризной спросил он. - наигрался в Бога? Сначала ты распалил войну, что унесла жизни тысяч людей, затем впустил в свой мир и голову какую-то дрянь, которая чуть не захватила власть над тобой. Но этого всего тебе было мало. Ты решил создать новую расу людей. Отобрал самку и самца попородистее...
  -- Гермес... - взмолился я.
  -- ...и стал корчить из себя Господа Бога в Райском Саду. Да вот только прежде чем ты успел хотя бы посадить дерево с запретным плодом, ты сам совершил Великий Грех...
  -- Гермес, я прошу тебя только об одном - забери Прошу с Олей домой. Приближается гроза, которую Новый Эдем вряд ли переживёт. Я не хочу, чтоб они погибли вместе со мной.
  -- Они сами пожелали остаться вместе с тобой. - пожал плечами Посланник. - Вправе ли ты решать за них?
  -- Они не знают, во что впутались, во всяком случае, не хотят знать. Будь моя воля, я отправил бы их домой прямо сейчас, но Пути теперь закрыты для меня.
  -- Прости, но теперь Новый Эдем это что-то вроде карантинной зоны. Я и сам здесь неофициально. - извиняющимся тоном сказал Гермес. - Нам не нужен новый бунт в Обители Божьей.
  -- О чём ты? - спросил я, холодея внутри.
  -- Мы не хотим, чтоб Зло, накопившееся в твоём мире, просочилось за его пределы. Нам с головой хватило мятежа, который поднял в своё время Сатана, когда он увёл за собой треть всех ангелов...
  -- Господи, да какой ещё мятеж! - горячо сказал я, хватая за грудки дурня, что вычитывал мне морали в то время, как мои друзья могли в любое мгновение отправиться вместе со всем этим миром к чертям собачьим. - Я прошу тебя лишь спасти двух подростков!
  -- Я не могу это сделать. Прости и прощай.
   Я не заметил, как и когда он исчез, наверно это произошло в тот момент, когда я мигал. Просто спустя миг я сжимал в своих руках одну пустоту.
  
  

* * *

  
  
   С каждым днём осень всё больше и больше вступала в свои законные права. Многие деревья в парке окутало золотом или багрянцем; ветер с лёгким шелестом носил по земле опавшие листья. Теперь стало раньше темнеть и ночи стали длиннее, но зато окончательно отступила удушливая жара.
   Всё бы было в целом неплохо, если б через пару дней не должен был бы наступить конец света. Проша с Олей держались немного обособленно, понимая что Тимура сейчас лучше лишний раз не трогать, однако оставлять его с призраками его страхов они тоже не собирались. Силы Тухачевского, не физические, но магические и, наверно, духовные, таяли как апрельский снег. Кошмары бога начали вырываться из его снов, материализовываясь в реальном мире - сегодня с утра они целых несколько часов шарахались от одного такого жуткого фантома, прежде чем Тимур смог развоплотить его обратно. А вчера, ближе к полудню, из сновидений Тухачевского вырвался странный туман, который заволок собой весь парк. Они втроём вынуждены были весь остаток дня просидеть в коттедже, потому что шевелящиеся в тумане смутные тени напрочь отбили у них какое-либо желание к прогулкам. По крыше тоже постоянно что-то скребло и почему-то все были уверены что это не древесная ветка. Лишь к вечеру туман рассеялся, а на ступенях веранды остались глубокие борозды, явно оставленные чьими-то острыми-преострыми когтями.
   Да, и к тому же Тимур, сколько не старался, так и не смог изменить своё лицо, пребывая в облике Самсона. Жалко и страшно было глядеть на бога, сидевшего перед зеркалом и тщетно пытавшегося вернуть себе своё лицо. Хвала Богу, вернуть его себе путём самостоятельной пластической операции он уже не пытался.
   - Оля, ты хоть понимаешь. Что вы скорее всего никогда больше не увидите свой дом, не вернётесь на Землю? - спросил как-то Тухачевский, задумчиво водя пальцем по лакированной поверхности стола.
   Оля в ответ совершенно беззаботно улыбнулась. Тимуру внезапно вспомнилась Трутенко какой она была перед сдачей экзаменов в девятом классе. Тогда в лицее была немного нервозная предатестационная обстановка. Они с Олей и ещё одним их одноклассником шли на остановку после занятий. Внезапно они встретили другого знакомого, едущего на велосипеде. И Оля - серьёзная импозантная девушка - забрала у него велосипед; после некоторых усилий оседлала его и стала вихляя ездить по двору. На ногах у неё были неудобные туфли на каблуках, к тому же она чуть не сбила мальчика, что пытался перебежать дорогу у неё перед носом, но удовольствия она получила массу. Позже, когда Тимур спросил чем же собственно, был вызван этот эпатаж, она как ни в чём не бывало сказала: "Я не каталась на велосипеде уже года четыре". И мило улыбнулась. Сейчас же на её лице расцвела такая же улыбка пофигиста.
   - Зато если всё-таки вернёмся, то нам будет что рассказывать своим внукам. - сказала она.
   На следующий день грянул проливной дождь с громом и молнией. Ливень всё усиливался и усиливался, словно Господь, не мудрствуя лукаво, решил повторить фокус со Всемирным Потопом. Вот только у них не было не Ноя, не ковчега.
   - Я не могу остановить этот дождь. - извиняющимся тоном сказал Тухачевский. - Я полностью потерял способность управлять своей Силой.
   - Ну что ж, - хмыкнул Горелов, - думаю маленький дождик нам не повредит.
   Молодому богу очень хотелось в это верить.
   К обеду тучи всё же рассеялись и ливень прекратился. Где-то над прудом повисла роскошная радуга, в воздухе запахло свежестью. В парке пестрели усеянные хрустальными каплями астры и хризантемы; грязи не было, лишь аккуратные лужицы, словно и не разверзались с утра хляби небесные. Проша с Олей выбежали погреться на солнышке. Вышел из дому и Тухачевский. Не глядя на друзей, он, словно сомнамбула побрёл к радуге. Голова его была наклонена так, что подбородок почти касался груди, плечи поникли, а спина горбилась, будто он сейчас нёс на себе весь этот мир, хотя кто знает сколько весит бремя ответственности согрешившего бога?
   - Ты куда? - спросил у него Проша.
   Тот медленно поднял на него затуманенный взгляд своих голубых, как зимнее небо глаз.
   - Иду искать своё потерянное счастье.
   Прохор сделал знак Трутенко следовать за ним.
   А Тимур всё шёл и шёл, поминутно спотыкаясь и шлёпая по лужам, поднимая в воздух фонтаны водяной пыли. Наконец он дошёл до ближайшего золотого колосса. Лицо его исказила такая невыразимая мука, что с него впору было сейчас писать иконы.
   Тухачевский не долго думая упал на колени. Прямо в лужу, пачкая дорогие штаны. Взгляд его был устремлён на что-то над головой у металлического истукана. Проша с Олей остановились словно налетев на невидимую преграду. Ничто вроде бы не мешало им идти дальше и подойти к богу. Но они не могли заставить себя прервать его бдение. Тимур продолжал стоять на коленях, глядя на что-то видимое лишь ему одному и бесшумно шевеля губами. Ольга поймала себя на мысли, что она ни за что на свете не согласилась бы сейчас поменяться с ними местами. Так продолжалось довольно долго, затем Тухачевский мягко выпрямился, широко раскинул руки и запел:
  
   С белым пером в волосах,
   Словно языческий бог,
   Ты прыгнул в небо,
   В гремящий грозами поток.
  
   У него никогда не было певчих талантов, но сейчас пел не он сам, а его душа. Имя "Тимур" по-тюркски означает "железный" и сейчас юноша снова был железным, сильным и принципиальным, таким, каким он был пока нелёгкая не угораздила его стать богом. Сейчас он словно бы находился на пьедестале, духовно возвышаясь над остальным человечеством, и не было во всём мире силы способной скинуть его оттуда. И вместе с тем, Тухачевский признавал все свои ошибки и готов был ответить за них перед Богом.
  
   Ты упал со стоном, опалённый высотой,
   На земле рождённый снова должен стать землёй.
  
   С последними его словами в воздухе повисла звенящая тишина, словно весь мир замер в ожидании продолжения действа. Роскошный кленовый лист покружился у бога над головой и упал в лужу в которой тот стоял на коленях. Пространство-время вокруг этого места казалось вот-вот должно начать рябить от того напряжения, которое вкладывалось вселенским гомеостазом, чтоб удерживать здесь всё в равновесии.
   И спустя мгновение всё свершилось.
   Золотая статуя внезапно вздрогнула от вершины до самого основания. Горелов и Трутенко предупреждающе крикнули, но Тимур уже ничего не слышал. В абсолютной тишине сверкающий на солнце истукан начал падать на бога. Тот вскинул руки вверх, словно надеялся удержать его (или же приветствуя его), даже не делая попытки убежать. Статуя с чудовищным грохотом упала, накрыв собой Тухачевского и взметнув вверх тучи мокрого песка.
   Оля с Прошей тупо смотрели на поверженного золотого колосса, не в силах поверить в то, что создатель этого мира мёртв.
   А тем временем от лежащей ниц статуи стали расползаться по земле первые робкие трещины. Вскоре они уже полностью окружили огромного великана и тот с ужасающим гулом провалился под землю. Но на этом всё не остановилось.
   Ребята с нарастающим ужасом наблюдали за творившимся вокруг светопреставлением. С оглушительным рокотом в образовавшийся провал стал валиться воздух, затягиваемый кошмарной бездной, словно вода водоворотом; вскоре туда стали низвергаться облака, и, как показалось Оле, само небо.
   Горелов испугался, что сейчас их подхватит засасываемый пропастью поток воздуха, ведь они стояли в каких-то метрах десяти от края провала. Но оказалось, что в эту бездну падает только то, что находится непосредственно над ней - вопреки всем законам физики воздух вовсе не спешил заполнить собой вакуум, так что всё крушение пространства-времени разыгрывалось лишь на относительно небольшом пяточке земли, где ещё совсем недавно лежала статуя. И даже наоборот, воздух который ещё не ухнул в пропасть ветром дунул в их сторону, не имея намерения погибать в той бездне. Видимо не такими уж и неправыми оказались древние в своём утверждении, что природе свойствен "horror vacui" - "страх перед пустотой". Вот только они полагали, что природа будет стремиться эту пустоту заполнить, а не шарахаться от неё.
   Но и этим всё не ограничилось.
   Из бездонного провала клубами повалила какая-то белесая муть, к небу, точнее к тому месту где оно раньше было, взметнулся столб серого как дым абсолютного Ничто. Земля заходила ходуном под их ногами и вскоре они к своему вящему ужасу обнаружили, что края пропасти начали рушиться и она сама начинает расползаться словно чернильная клякса. А вместе с ним ширилась и царящая над ним серо-стальная мразь, что на первый взгляд казалась лишь туманом. Но на самом деле это было Ничто.
   И как любое ничто, оно хотело чтоб его поскорее наполнили...
   Первым очнулся от оцепенения Прохор. Осознав что несут тянущиеся к ним словно жадные щупальца трещины, он развернулся и бросился бежать куда глаза глядят. Разумеется потащив за собой Олю. Та, впрочем, тоже быстро вышла из ступора и припустила с удвоенной скоростью.
   Будь здесь сейчас Ярик, он бы живо узнал в надвигающемся Ничто след своего чудовищного преследователя. Но если тварь из осеннего леса передвигалась абсолютно бесшумно, то эта разрастающаяся в теле Нового Эдема язва рокотала так, что у ребят едва не лопались перепонки.
   Они бежали не разбирая дороги и не оглядываясь, боясь увидеть несущуюся за ними... даже не смерть, а Пустоту, что поглощала не только тело человека, а саму его суть.
   Трутенко бросилась бежать через заросли роз, не обращая внимания на то, что кривые шипы рвут её белую кожу, злобно пытаются вцепиться в волосы. Девушка, продравшись сквозь розарий, выскочила на самый край террасы. Следующая же была на три метра ниже этой.
   Оля не раздумывая прыгнула, неудачно подвернула ногу. Проша мягко спрыгнул рядом, подхватил её под мышки и метнулся в сторону с запредельной скоростью. В ту же секунду терраса была расколота подземным толчком и огромный её гранитный кусок с грохотом упал на то место, где только что была девушка.
   Дальше им пришлось двигаться гораздо медленнее, так как Горелову приходилось поддерживать свою раненную подругу, а стена серого Ничто тем временем приближалась с пугающей быстротой. Они шли скорым шагом, прорываясь сквозь заросли деревьев и кустов, и вскоре оказались на широкой аллее. Посреди неё одиноко стоял джип "Лексус".
   Ребята с утроенной быстротой кинулись к нему, хотя казалось быстрее передвигаться в их положении было просто невозможно. На последнем издыхании они достигли автомобиля, умоляя Господа чтобы он оказался незапертым.
   К счастью, дверцы машины действительно оказались открыты. Оно и понятно - от кого их закрывать на необитаемой планете. Благо, ключи тоже оказались на месте - Тимур всегда оставлял их на месте, во всём мире остались лишь они втроём, да и что вообще стоит для бога автомобиль?
   Не задерживаясь не секунды оба запрыгнули в джип и захлопнули дверцы. Проша начал торопливо заводить мотор.
   - Ты умеешь водить машину? - с замиранием сердца спросила девушка, в глубине души зная ответ.
   - Нет. - честно признался Горелов. - Но я видел, как это делается.
   Не желая дальше развивать эту болезненную тему, Прохор завёл мотор и утопил педаль акселератора. Джип дёрнулся словно дикий мустанг и, с пробуксовкой сорвавшись с места, быстро набирая обороты помчался по аллее. Асфальт под колёсами трескался и судорожно вздрагивал, а на пятки им наступала стена первозданного Ничто.
   Поперёк дороги с треском упало огромное дерево. Горелов резко свернул вправо и проломившись через кусты выехал на соседнюю дорогу. Машина жалобно взвизгнула на резком повороте, протестуя против столь неласкового с ней обращения. Выровняв "Лексус", Проша глянул в зеркало заднего вида и обомлел - позади них на сколько хватало глаз плескалась серая мразь. Проследив за его взглядом, Олька тоже обернулась назад и испуганно вскрикнула от увиденного зрелища.
   - Быстрей, быстрей, быстрей! - заторопила она парня, впиваясь ногтями в кожаную обивку сиденья.
   - Я и так выжимаю из неё всё что можно! - бросил тот, мысленно благодаря Тимура за то, что он сделал у этого джипа автоматическую коробку передач.
   Они мчали по пустынной автотрассе с совершенно сумасшедшей скоростью. Пыль стояла коромыслом несмотря на недавний дождь, асфальт продолжал дрожать как осиновый лист. Горелову почему-то страшно хотелось пить, но он боялся отвлечься хотя бы на секунду от коварной дороги. А бутылка с водой вот она, на приборной панели под самым носом. Он попытался заставить себя не думать о ней. Получилось не очень, потому что его горло словно сдавила чья-то большая горячая рука. Юноша не и представить себе, что сможет в столь экстремальной ситуации думать о таких мелочах. Так они гнали довольно долго. Опыта вождения у Прохи не было никакого, но страх гнал его вперёд, уча водить машину не хуже талантливого инструктора.
   Джип стремительно выскочил на дорогу, ведущую к мосту и тут они с ужасом увидели, что мост разрушен. Лапы той грязно-серой мути сюда ещё не добрались, но земля, бьющаяся в предсмертной агонии, сделала своё чёрное дело. Горелов резко ударил по тормозам, распахнул дверцу автомобиля, выскочил наружу и подбежал к остаткам моста. Трутенко тоже вылезла, и прихрамывая пошла следом за ним. Положила ему руку на плечо и глянула вниз. Далеко-далеко внизу между двумя изрезанными оврагами холмами вилась тоненькая ниточка реки. Переглянувшись, влюблённые поняли друг друга с полувзгляда - лучше сейчас сесть в машину, разогнаться и полететь с утёса, чем дожидаться пока сюда прикатится волна Пустоты. По крайне мере они не будут долго мучаться. Проша с Олей развернулись и не торопясь пошли к джипу. Горелов снова подставил своей девушке плечо и ему внезапно подумалось, что он последние секунды ощущает тепло её тела. Они уже собирались залазить в машину, когда у них за спиной прокричали:
   - Скорее сюда!
   Обернувшись они увидели Посланника, сменившего белые одеяния на деловой костюм. Шнурки на его штиблетах были не завязаны, а глаза были круглыми как блюдца. Богоподобному явно очень не хотелось здесь находиться, но видимо чувство долга или что-то ещё обязывало его к этому.
   - Пошевеливайтесь! Скоро от всего этого ничего не останется!
   Ребятам некогда было удивляться. Они метнулись к нему быстрее, чем чуть ранее к автомобилю, что мог обещать им лишь временное спасение. Гермес начал что-то лихорадочно шаманить. Белесая стена приближалась к ним со сногсшибательной скоростью.
   - Что ты здесь делаешь? - не удержалась-таки спросить Трутенко.
   - Исполняю последнюю просьбу Тимура. - пропыхтел тот отчаянно жестикулируя. - Не мешайте!
   Ольга закусив губу с беспокойством наблюдала за несущимся к ним серым валом, что уже успел пожрать мир по ту сторону горизонта. Посланник Божий продолжал копошиться. Видно в умирающем (да и к тому же закрытом) мире волшбу было творить крайне сложно. Девушка понимала, что ей нужно стоять на месте и дожидаться пока богоподобный не распахнёт врата, но ноги похоже её думали иначе. На секунду поддавшись панике она хотела было рвануть прочь от приближающейся опасности, но Горелов цепко схватил её за руку и, взглянув ей в глаза, покачал головой.
   Раздался треск, и какой-то металлический шелест, словно кто-то скомкал огромный рулон фольги. Оторвав взгляд от надвигающегося Ничто, они увидели как перед Гермесом распахивается небольшой портал. Стена белесой мглы была уже совсем рядом. Вот она уже на расстоянии всего полутора десятков метров от них. Посланник же возился, настраивая свои врата. Вот уже вздыбилась земля и рушиться в бездну трудяга "Лексус". К стоявшей у моста тройке по земле зазмеились трещины, а сам мост, точнее его остов, стал крениться, явно намереваясь упасть в реку.
   - Готово! - торжествующе выкрикнул богоподобный и, не выдержав, первым сиганул в раскрытый им портал.
   Проша пропустил вперёд Олю и, бросив взгляд на абсолютное Ничто, что, как казалось, находилось уже на расстоянии вытянутой руки от него, шагнул следом.
   В одно мгновение они оказались в Николаеве перед зданием горсовета. Оглянувшись назад, Прохор с ужасом увидел белесую мразь, что готова была уже хлестануть через портал в его родной мир. Гермес поспешно закрыл врата.
   - Но главную свою роль мы с тобой всё-таки выполнили. - сказал Горелов, обращаясь к подруге.
   - Какую роль? - не поняла Олька.
   - Мы спасли душу Тимура, очистив его от ненависти. - как ни в чём не бывало пояснил Проха. - Я прав?
   Посланник Божий медленно, с заметной неохотой кивнул.
   - Неужели мы всё это время находились в Эдеме исключительно благодаря воле Пантеона? - поразилась Трутенко.
   - Не совсем. - покачал головой Горелов. - Ты что ещё не догадалась?
   - Вы были в Эдеме согласно воле Божьей. - жутковато улыбнулся Гермес.
  
  

ЭПИЛОГ

   Впервые за последние несколько недель я прибываю в состоянии покоя. После того, как меня раздавил золотой истукан и моя душа покинула бренное тело, кто-то властно выдернул меня из-под носа надвигающейся Пустоты. А затем я очутился здесь. У меня нет глаз в обычном значении этого слова, но я знаю, что вокруг темно. Я гарантирую это.
   Падшему богу не место в Раю. В Аду меня тоже не принимают с распростёртыми объятиями. Скорее всего теперь остаток своей бесконечной жизни моя бессмертная душа проведёт здесь, в этом странном Иномирье, слоняясь среди несчётных черёд полусознательных монад. Меня это целиком устраивает.
   Тимур Тухачевский!!! - звучит у меня в голове чей-то громоподобный голос и от него всё моё тело скручивает жестокая судорога.
   Я не хочу слышать этот голос.
   Ты будешь снова жить.
   Я с ужасом чувствую, как непреодолимая сила выталкивает меня прочь из уютненького Иномирья, словно из утробы матери, возвращая меня к жизни и снова возлагая на меня скинутое бремя вины.
   - Не-е-е-е-ет!!!
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

   ПРОЛОГ..................................................................................1
   ГЛАВА 1. ВНЕЗАПНО.................................................................1
   ГЛАВА 2. НОВЫЙ ЭДЕМ............................................................8
   ГЛАВА 3. БУДНИ БОГОВ..........................................................14
   ГЛАВА 4. ТРИДЦАТЬ ГОСУДАРСТВ..........................................31
   ГЛАВА 5. ЯРИК.....................................................................102
   ГЛАВА 6. АДАМ И ЕВА............................................................164
   ГЛАВА 7. СУДНЫЙ ДЕНЬ........................................................219
   ЭПИЛОГ...............................................................................248
   ? Браво (ит. bravo) - наёмный убийца в Италии XVII - XVIII вв.
   ? Синоби (яп.) - лазутчик, шпион, наёмный убийца.
  
   ? Камарилья (исп. camarilla < camara палата, двор монарха) - группа влиятельных придворных, клика, влияющая своими интригами на государственные дела в интересах личной выгоды.
  
   ? Нойда (сканд.) - "знающий человек", чародей.
   ? Трикстер (англ.) - ловкач, обманщик.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"