Он жил на Энцеладе, как и все существа, похожие на него. Он не знал, как назвать подобных себе - просто живые, и этого было достаточно. Этот небольшой мир был всем для него, хоть он и не видел ничего больше. Безграничный океан - его дом, здесь царила свобода. Он проплыл множество хвостов, исследовал всевозможные уголки Безграничного и был, пожалуй, самым сведущим из живых. Чего он только ни видел: могучие извержения и сильнейшие гейзеры, глубочайшие чёрные впадины и кратеры. Он видел и других созданий, но они были другими, не способными его понять и услышать. Он лишь наблюдал, не мешая им плыть и дышать. Да и разве можно?
Он не помнил прошлое, оно пробегало, как вода, сглаживая острые ледяные камни. Он не знал, что будет потом. Сейчас он плыл, позволяя потокам едва тёплой воды обволакивать его серебристое тело. Когда-нибудь он в последний раз проплывёт тут и не оставит после себя и тени. Он улыбнулся. Так и должно быть. Живые живут, остальное не имеет смысла.
Подводные каньоны казались гигантскими, в них легко было затеряться, но не ему. Он знал их, как собственный хвост, и уверенно плыл вперёд, огибая каменные глыбы.
Сначала звуки доносились приглушённо, а потом он в полной мере ощутил вибрации других живых. Сегодня было неспокойно, что-то произошло. Он чувствовал нечто тёмное, темнее самого Дна Безграничного.
Живым не нужно было говорить, они чувствовали и понимали друг другу, так и сейчас, присоединившись к остальным, он разделил их страхи и опасения. На Энцеладе чужаки. Кто они - никто не знал. Такие же живые, как и они сами, - неизвестно. С длинными хвостами или подобны многощетинковым червям? А, может быть, у них крепкие панцири? Он заинтересовался и захотел увидеть чужаков.
Живые били хвостами и уплывали вглубь, но не он. Он поддался потоку и своему любопытству. Безграничный не был пустым и однотонным. Вовсе нет. Лазурит вступал в схватку со стальными красками, порождая нечто новое. Каждая волна, каждая льдина, каждый камень были неповторимы. Иногда он думал, как же назвать тот или иной предмет, тот или иной оттенок, но эта мысль уплывала, как вода, оставляя лишь радость от красоты увиденного.
Становилось холоднее. Тяжелая корка льда была совсем близко. Никто из живых никогда не был снаружи. Да и зачем? Безграничный давал им всё. Но всё же что-то тянуло его выше и выше, хотя холод уже мешал плыть, сковывая. В последнее время ему всё давалось тяжело, но этот подъем был бесконечным, как сам океан. Наконец, он выдохся и остановился. Волна мягко покачивала его из стороны и в сторону.
И тут загорелся яркий свет! Никогда прежде он не видел ничего подобного. Грохот! Неужели это чужаки? И они такие сильные! Зачем они тревожат Энцелад и Безграничный? Что именно хотят найти?
Силы оставляли его, но он плыл. Он должен, несмотря на страшный шум, подобный тысячам гейзеров. Волны уже не были мягкими, они сбивали его, мешали двигаться.
Наконец, он почувствовал. Яркий свет, тёплый, как будто он был глубоко, у самого Дна. Свет манил, и он не стал сопротивляться.
Он увидел их. Чужаки не испугали его, но они были совсем не похожи на живых, и уж точно не имели хвостов: слишком большая голова, странный конечности, вытянутые в разные стороны. Они казались смешными, и чужаки остановились, вглядываясь в него. И он почувствовал! Он почувствовал их так же, как и своих сородичей. Чужаки боялись и были счастливы одновременно. Он не знал, как так может быть, но он понимал их.
Они боялись подойти ближе к потрескавшемуся льду, а он устало махнул хвостом. Путь утомил его, и он даже не знал, сумеет ли вернуться. Он так устал, но ни о чём не жалел. Теперь Энцелад открыл ему всё, и даже странные новые создания не казались иными.
Он устало опустился на воду, хвост почти не двигался. Чужаки подошли ближе, к самой кромке. Он слышал какие-то странные шипящие звуки, но ничего не мог разобрать. Как же он устал. Неужели пришёл его черед уплывать за Безграничный? Похоже на то.
Холод обжёг его, свет перестал отдавать тепло, и он ушёл. Его тело обмякло, и волны подхватили своё дитя. Энцелад зашевелился: где-то на полюсах начались извержения.
Последняя мысль промелькнула и была унесена водой - пусть чужаки поймут живых.