Ночной подъезд, притихший дом, 
   Ключ, лампа и листок тетради. 
   Так легче - разобраться в нем 
   Со всем, что наболело за день: 
   Что увидал, все спасено; 
   Что утерял, спасет кто-либо... 
   Я получил от вас письмо, 
   И вот, ответ пишу: спасибо. 
   
   За суматохой здешних дел 
   Легко с ума сойти от хлама. 
   Почтовый ящик растолстел 
   На предложеньях, на рекламах... 
   Оно приносится само - 
   То чек, то счет... - все не подарок. 
   Но чтобы так вот, вдруг - письмо; 
   Чтобы на нем так много марок... 
   
   Стреляет день из-за угла. 
   Вновь начинается круженье: 
   Дома, витрины, зеркала; 
   Любой бродяга - отраженье. 
   И что я понял из зеркал 
   (Должно быть, разуму в угоду): 
   Кто честью жил, то честным стал. 
   Кто модным был, вписался в моду. 
   А может, это сон из тьмы 
   Чужим воображеньем крутит?.. 
   Как там живете вы? А мы? - 
   Мне нечего сказать по сути. 
   
   Шустрим, с друзьями держим связь. 
   Друзья поймут и слово взвесят. 
   Друзья, конечно, помнят вас 
   И шлют поклоны каждый месяц. 
   Тут жочешь - доверяй мечтам; 
   А хочешь - верь внезапным мыслям 
   И хоть беги на главпочтампт, 
   Где до востребованья письма: 
   Туда, где Грибоедов, сквер, 
   Трамвайный круг, метро, как створки... 
   А впрочем, жто все в москве. 
   А я давно живу в Нью-Йорке. 
   
   Здесь говорят про стиль иной. 
   Здесь день заранее назначен 
   И час, и даже галстук твой 
   Повязан так, а не иначе. 
   И новый галстук учит нас: 
   Крутись, как белка в центрифуге, 
   А если вдруг свободный час, 
   То, значит, бегай по округе, 
   Чтоб сэкономить лишний цент. 
   И побегут проценты с цента!.. 
   И в этом смысл, и в этом центр, 
   Цель жизни и ее оценка! 
   
   Я запулю мой храбрый стих 
   Всю ночь болтаться по бродвеям... 
   Но в диких странствиях таких 
   Нат царской славы Одиссея. 
   А ночь уже берет в свой плен, 
   И на рассвете, еле сильный, 
   Я слышу пение сирен. 
   Сирен. Сирен автомобильных... 
   
   Есть города иной судьбы. 
   Есть и достойнее, пожалуй, 
   Чем город, вставший на дыбы 
   Над двухэтажною державой. 
   И можно бросить здешний быт, 
   Искать спокойнее для шеи, 
   Но разве можно позабыть 
   Девчонку, певшую в сабвее? - 
   
   Журчали струны, как вино; 
   Смеялась, плакала гитара 
   И мелочь прожигала дно 
   К ногам припавшего футляра, 
   А чистая, как эхо, трель 
   Неслась в тоннель и гасла, гасла... 
   Но надо сесть в ближайший трейн, 
   Ведь до работы больше часа. 
   
   Забудь прощальный взмах волос. 
   Сквозь недосып, автопилотом, 
   Через Гарлем и Южный Бронкс, 
   По улицам, по переходам... 
   Потом работа: никотин, 
   Кофейной гущи кузов грозный; 
   Потом куда-нибудь пойти, 
   Чтобы домой не слишком поздно; 
   Потом (как в пьесе) тот же дом, 
   Нью-Йорк вокруг неяркой лампы... 
   Бегут нечесаные ямбы. 
   Сабвей грохочет под окном. 
   
   1986, Нью-Йорк