Сине-серебристая полная луна нахально заглядывала в высокое стрельчатое окно. Ее светлые, прохладные блики окрашивали комнату в загадочно-потусторонние цвета, черные волосы в свете этой луны отливали глубокой синевой, а кровь на светлой коже казалась почти фиолетовой.
Медленно проведя кончиками пальцев по спине - от шеи до ягодиц - и стараясь не задеть свежих порезов, Маэр прижался всем телом к возлюбленному.
- Дарв, ты себе не представляешь, как ты сейчас красив, - прошептал он, блаженно улыбаясь.
Контролирующий медленно повернул голову, по губам скользнула измученная, усталая улыбка.
- Я люблю тебя...
- Ты совсем устал, любовь моя, - удовлетворенно констатировал Маэр, продолжая водить кончиками пальцев по его спине, и рисуя узоры еще не запекшейся кровью. Дождался еле заметного согласного кивка - и, сильным движением провел ладонью по спине.
Дарв вздрогнул всем телом, чуть отстранился, обнял Маэра - тот медленно выдохнул, простым плетением залечил все порезы, и опустил голову на плечо Контролирующему.
- Это был долгий день, и прекрасный вечер... я тоже устал.
На несколько секунд соприкоснулись их губы - сил не было даже на долгий поцелуй.
Спустя минуту оба уже спали.
Да, теперь все было хорошо. Все - по взаимному согласию, с бесконечно-прекрасной, безумной любовью, и верой друг другу. Без страха и лишней боли.
Маэр вырвался из глубокого, спокойного сна, как из мутной и тяжелой воды - хрипло дыша. Его была крупная дрожь. Воспоминания... опять эти воспоминания! Снова страх и боль - его страх и боль! И снова... снова дрожащая, вжавшаяся в стену фигура, снова потоки эмообразов, спутанных, безумных, нервных - боль и любовь, страх и одиночество, и едва заметным, едва ощущаемым призраком за всем этим - надежда... слабая надежда на...
Белоснежный каскад заплетенных в сотни косичек волос, пронзительно-антрацитовый взгляд умоляющих глаз...
"Так вот чего ты хочешь, Воздающий".
И Маэр - вновь в своей стихии, беспощадный и прекрасный повелитель боли, владыка, в чьей воле подарить этой болью ад или рай...
Он тогда выбрал ад.
И это было единственным его преступлением, за которое он не получил своего Воздаяния...
Тогда - не получил. И не имело никакого значения, что Коэн простил, простил все, и заранее.
Воздаяние было - теперь.
Прикусив губу - до крови, напрягшись - до боли, держа контроль над собой - до безумия. Не при Дарве. Ни в коем случае не при Дарве!
Однажды Маэр посмел просить помощи у возлюбленного... и до сих пор помнил дикий ужас в глазах Контролирующего, помнил его невыносимую, страшную боль - не физическую, нет... Дарв не умел, не мог причинять боль тем, кого любил. Ему было проще покончить с собой, чем быть для Маэра - садистом. Он не мог так.
Медленный, судорожный вдох. Концентрация. Осторожно коснуться сознанием нитей вероятности - так, чтобы лучший маг, тихо спящий рядом, ни в коем случае не заметил плетения. Медленно, чертовски медленно - лишь бы не потревожить. Плетение заготовлено давно, это не первый такой случай.
В груди, глубоко-глубоко, зарождается крик. Только безразличные звезды видят сейчас обнаженного Маэра, висящего в пустоте, только чуждый, неверный и холодный космос слышит этот безумный вопль.
Я не хочу, не хочу, не хочу! Это не мое, оно чужое, неправильное, этого не должно быть! Я не хочу, не хочу боли! - все еще кричит он - кричит себе, лжет себе. Он знает, что сейчас он хочет именно Боли. Это против желания настоящего Маэра, это против самой его сути - но это есть.
Очень осторожно, боясь, что Дарв все же заметит - потянуться к тому, кто может помочь, кто понимает и принимает Маэра таким, кто способен причинить боль с любовью и пониманием, почему это, от чего, и зачем...
Осторожное касание сознание - и Маэр резко отпрянул. Нет, сейчас туда нельзя. Эти двое слишком редко счастливы вместе, им и так слишком мало тепла друг друга достается. Нельзя этому мешать.
Есть еще вариант... вариант, которым Маэр пользоваться не просто не любил - ненавидел. Но если единственной альтернативой остается безумие, опасное для тех, кого он любит, то можно пойти и на это.
Быстрое, грубое сканирование знакомых борделей - где-нибудь можно найти извращенного садиста, который даст ему эту вожделенную, и в то же время - омерзительную, боль.
Один за другим отпадают варианты. Секунда за секундой - приближается безумие.
Нет!!!
Маэр сжимается в комок, нет, он не может отдавать себя в чужие, пошлые, вожделеющие руки, подставлять свое тело под похотливые, жадные поцелуи, позволять проникать в самое себя этим скотам, он не может так... Руки охватывают колени, длинные волосы светлым покрывалом рассыпаются по спине и плечам, падают на лицо, в горле застывает очередной крик, а в сознание проникают первые волны скользкого, отдающего мертвечиной, мерзотно-зеленоватого безумия.
Внезапно все вокруг изменяется. Вроде бы тот же космос, но - уже другой. Не равнодушный, напротив - заинтересованный. Космос изучает Маэра, смотрит на него с холодным прищуром антрацитовых глаз. Космос хочет Маэра, хочет его чистой, незамутненной боли, хочет крика наслаждения этой болью, который вырвется даже против воли самого Маэра.
Медленно, очень медленно и очень мучительно, Маэр разгибается, поднимает голову.
Он прекрасен, как сам Дьявол. Полуобнаженный дьявол, в одних только кожаных штанах, облегающих бедра, расстегнутых так, что видно - под ними ничего нет. Белоснежные волосы, заплетенные в косички, развеваются, в глазах - холодное черное пламя. Совершенные черты лица - эльфийская кровь показывает себя во всей красе. Странная, ни на что не похожая улыбка - в ней и сожаление, и вожделение, и страх, и наслаждение - и само воплощенное Воздаяние, а между тонкими, кривящимися в этой диковатой улыбке губами, поблескивают клыки.
Коэн! - не выдерживая этого взгляда и этой улыбки, кричит Маэр. Коэн!
Он в одно мгновение оказывается рядом, пальцы сжимаются на горле Маэра, заставляя запрокинуть голову, губы впиваются жгучим, болезненным поцелуем, клыки царапают язык, а вторая, свободная рука скользит по телу Маэра, подчиняя его своей воле. Ногти, острые и длинные, царапают кожу, до крови, до алых полос, и сжимаются на соске...
Коэн выпускает горло Маэра - в этом уже нет необходимости, он уже подчинен, он уже во власти Воздающего. Пальцы вплетаются в волосы, сжимаясь, прямой взгляд - глаза в глаза - проникающий в самую суть, разбивающий на тысячи хрустальных осколков все защиты, и изворачивающий эти осколки, заставляя их впиться в тело Маэра, причиняя боль, подчиняя, пленяя...
Безмолвный, беззвучный вопль - Маэр еще не готов кричать, он еще держится, контролирует себя, не позволяет себе...
...хотя уже сейчас больше всего на свете жаждет вжаться ягодицами в бедра Коэна, почувствовать стальные, безжалостные пальцы на бедрах, прогнуться и закричать, чувствуя проникновение...
Болевое плетение выбивает воздух из груди, становится нечем дышать, боль распинает на бликах далеких звезд, сковывает - и швыряет прямо в Бездну, позволяет свободно падать в омут безумного наслаждения ею.
Пальцы Коэна везде, терзают тело, оставляя алые царапины и разрезы, пальцы проникают в его тело так глубоко, что кажется - мир взрывается мириадами звезд под опущенными веками. Короткие, злые поцелуи-укусы скользят по покорному воле Воздающего телу, оставляя синеватые цветы на коже с венчиками следов от зубов, с алеющим точками там, где клыки проникли в тело.
Плетение охватывает все тело обжигающе-холодным пламенем, срывая с губ Маэра первый стон, черно-алые нити вонзаются в самую суть, тревожа болевые точки... и не только.
Пальцы Коэна вновь вплетаются в волосы, заставляя его опуститься на колени, тонкий хлыст во второй руке Воздающего рассекает со свистом воздух и с криком - кожу, сильное, неумолимое и властное движение вынуждает приблизить губы к возбужденной плоти мучителя... нет, спасителя! Медленно, неумело - у него почти нет подобного опыта, это не к лицу садисту - охватить губами головку, нажим на затылок - Маэр чувствует прикосновение почти что к самой гортани, он задыхается, ему не хватает воздуха, но Коэн неумолим. И губы плотнее охватывают член, язык неумело скользит по нему, нажимая то сильнее, то слабее, движения становятся все чаще, а хлыст в руках Коэна раз за разом рассекает кожу на спине и ягодицах, вызывая неконтролируемую дрожь всего тела, и сдавленные, неслышные, безмолвные крики...
Внезапно осознание того, что он делает, острым клинком ворвалось в сознание Маэра. Он, ран Сиаль, один из сильнейших в своем роде магов Вероятности, гордый и прекрасный, сильный, жестокий - ласкает... ртом... кого-то??? Злость и гнев пронзили его алыми всполохами почти что ненависти, но стальные пальцы Коэна не позволяли отстраниться, и все, что мог сделать Маэр - попытаться сжать зубы в бессильной ярости.
Он не успел. От сильного удара ладонью по лицу перед глазами все поплыло, в голове звенело, и он едва не терял сознание, а сжимающая волосы рука Воздающего все не давала шевельнуться, и бедра раз за разом качались навстречу лицу, и проникновения становись все глубже, пока горло не обожгло непривычным, горьковато-соленым вкусом...
И это почему-то внезапно показалось столь прекрасно, что Маэр сам застонал, подался вперед, охватывая, обвивая руками бедра Коэна, касаясь его ягодиц осторожными движениями, и возбуждаясь все сильнее...
Новое плетение - уже совершенно иное по структуре и области воздействия, терзающее болью одни нервные узлы, и наслаждением - другие, заставило его выгнуться дугой, пальцы впились в бедра Коэна, оставляя синяки - и тут же сильный удар отшвырнул Маэра в сторону.
- Не смей. Я тебе этого не позволял.
Холодный голос, спокойная речь - и умело, очень умело скрытое возбуждение, которое Маэр улавливает ровно настолько, насколько того хочет Коэн. И едва ли кто может представить, чего стоит Маэру не склониться, не умолять: "возьми же меня!".
Но пока что он держится... а пока держится - Коэн даже не коснется его так, как Маэр жаждет.
И плетение, и еще одно плетение, и дикая, невыносимая боль, и мучительная ласка, удары и поцелуи - один за другим, и все вместе это сплетается в невыразимое, невозможное, когда-то неприемлемое - а сейчас - самое желанное для Маэра наслаждение.
Очередной стон застывает на губах, когда Коэн накрывает его рот своим, и горячий язык проскальзывает внутрь, не встречая никакого сопротивления. Всем телом прижаться, не выпускать, ни секунды не оставаться без ощущения этого единения - такого чуждого и нереального...
Наконец Маэр содрогается всем телом, уже не в состоянии сдерживать себя, выплескивается, словно бы взрываясь изнутри, и его семя оставляет следы на черном шелке простыни - и он даже не думает о том, что не заметил, когда Коэн перенес его на постель. В тот же миг клыки Коэна прорывают кожу на шее, вонзаются в артерию, и Маэр, извернувшись, дотягивается до Воздающего, просящим жестом опускает пальцы на его шею - нет, ни о какой силе прикосновения речи нет, он просто хочет чувствовать, как ходит вверх-вниз гортань при каждом глотке крови. Щемящее, острое наслаждение струится по венам, сводя с ума тем вернее, что струится невыносимо медленно...
Голова кружится от потери крови, силы неумолимо покидают тело Маэра с каждым глотком Коэна.
И Воздающий выпускает свою жертву, оставляя ее на грани потери сознания, но не позволяя провалиться в темноту. Клыки пронзают запястье, Коэн привычно уже вплетает пальцы в волосы Маэра, сжимает, вынуждает прижаться губами к ране на запястье вампира, и уже Маэр судорожными, нервными глотками пьет кровь, восстанавливая силы.
Но придти в себя Коэн ему не дает, вжимая в постель всем телом, его пальцы вновь скользят по коже, намеренно задевая порезы, сжимая и надавливая на чувствительные точки. Маэр бьется, уже даже не пытаясь сдерживать стоны, хрипит, и очередное плетение вновь бросает его в омут бесконечного падения в болезненное, и такое желанное наслаждение.
- Коэн, - тихо, еле слышно срывается с его искусанных в кровь губ. - Коэн...
Воздающий замирает, нависая над ним, пристально вглядывается в глаза - и на его губах появляется удовлетворенная улыбка, он уже видит то, чего так добивался, но видеть - мало, он хочет это услышать, хочет, чтобы Маэр это произнес, и произнес сам, без принуждения. Его пальцы замирают - ни единого движения, ни тени ощущения, и Маэра бьют злые судороги, он хочет, хочет еще этой боли и этой ласки, хочет... хочет Коэна!
Но Воздающий неумолим и недвижим, он ждет просьбы, даже нет, не просьбы - мольбы. И Маэр не выдерживает этой пытки молчанием, этой муки отсутствия ощущения...
- Коэн... я не могу больше... пожалуйста... возьми меня...
В антрацитовых глазах - почти удивление и - ожидание. Ему мало. И Маэр, не выдерживая, сам выворачивается из его рук, вжимаясь ягодицами в бедра Коэна, как в бреду повторяя: прошу... возьми меня... умоляю... Коэн...возьми... меня...
И уже Коэн не выдерживает, рывком переворачивая Маэра на живот, руки скользят по мокрой от крови спине, пальцы раздвигают ягодицы, и Коэн единым, напористым движением проникает вглубь тела Маэра, в тесное, влажное наслаждение, а его пальцы сжимаются на плоти Маэра, усиляя ощущения...
Маэр, наконец, кричит, кричит в голос, но не от боли! И новое плетение, брошенное в такт движениям Коэна внутри него, заставляет содрогаться так, что это лишь усиливает ощущения обоих, и новый крик, и первый стон срывается с губ Коэна, ломая все, что оставалось чуждого и постороннего между ними, и Вселенная вокруг перестает существовать на долгие, бесконечные минуты, и остается только слитное движение навстречу друг другу, и невозможной силы единение тел и душ, и звезды осыпаются куда-то, не чувствуя права сиять там, где сливаются воедино эти два сердца... Объединяются сознания, они полностью считывают ощущения друг друга, и это так прекрасно, как просто не бывает...
А потом в единый миг Мироздание взрывается мириадами звезд, и все так хорошо и спокойно, и тепло под тяжестью не-чужого тела, и тепло прижиматься грудью к израненной не-чужой спине, и в сетях несуществующих сейчас Вселенных зажигаются звезды, рожденные Любовью...
И Маэр теряет сознание.
Коэн неподвижен. Он лежит на спине, кончиков пальцев касаются шелковые волосы Маэра, и с груди срываются редкие уже капли маэровой крови, а по вискам медленно-медленно скользят соленые, горькие слезы...
Он смог. Смог сделать все так, чтобы освободить Маэра и от этого отравляющего жизнь кошмара - желания боли. Он все исправил, и сделал то, что не сумел сделать тогда, когда длилось Воздаяние Маэра, и неважно, чего ему стоило быть таким с ним, с тем, ради кого и умереть, и пройти через самый страшный ад, и все, что угодно, и все, как угодно, только бы не было больше крика боли, и только бы сон его теперь не был наполнен кошмарами....
И холодное понимание - теперь он может вновь исчезнуть из его жизни, и не быть вечным напоминанием ада, и... просто не быть...
Нерожденный крик замирает в груди. Нельзя. Нельзя показать... и не имеет значения то, что Маэр без сознания, все равно - нельзя, потому что если не сдержаться и сейчас, то потом не удастся скрыть... и слез тоже не должно быть. Но Коэн не может заставить себя сдержать еще и слезы, и горькие капли все так же скользят по вискам, теряясь в волосах... Создатель, почему ТАК БОЛЬНО?!?
Маэр, Маэр, любовь моя... Демон мой, ангел мой... Нет! Не мой, я знаю... но все равно не могу сдержать своей любви к тебе, ангел... демон...
Окровавленное, недвижимое тело рядом, распластавшееся на черном шелке простыней. Маэр покрыт собственной кровью... и это неправильно.
Коэн медленно поднимает руку, проводит ладонью над спиной Маэра, не касаясь кожи - и под его пальцами кровь исчезает, и раны закрываются, боль, которую Маэр бы почувствовал, придя в себя, отступает. Спустя пять минут все становится правильно, и единственные пятна крови Маэра, которые остались - на теле Коэна, на груди и животе, на руках и бедрах, и даже на спине и ягодицах... Когда он успел так перемазаться к крови любимого? И легкий солоноватый привкус на губах, черт, как же вкусна его кровь!
Тихий стон рядом - Коэн весь напрягается, сейчас надо будет спокойно все объяснить и уйти, и не причинять больше боль, черт, он этого больше не выдержит!
- Здравствуй, Маэр, - и легкая улыбка на губах, нет, мне не больно, что ты, все хорошо, мне совсем не больно, я в полном порядке.
- Коэн! Коэн. Коэн... - он произносит его имя на разный лад, словно пробует на вкус. Почему, зачем?
- Маэр... Теперь все будет хорошо. Тебя это больше не будет мучить. Никогда. Прости, что это было, - Коэн вновь улыбается, светло-светло, и немного беззащитно... этого даже он побороть не в состоянии.
Маэр на миг широко распахивает прекрасные серо-бриллиантовые глаза, осознавая, что происходило. На миг, всего лишь на миг - страх и боль, но они тут же исчезают, уступая место благодарной улыбке...
- Спасибо...
- Не надо, пожалуйста... Не надо меня благодарить. Я рад, что смог сделать для тебя хотя бы это.
Он садится на кровати, потом встает. Не показать, ни в коем случае не показать, как это невыносимо сложно, как это невыносимо больно - просто встать, улыбнуться на прощание, и уйти... но надо... все было - как должно.... Учиться прощать - теперь уже можно?..
- Если я еще что-то смогу для тебя сделать - просто позови меня.
Маэр резко садится, его лицо каменеет.
- Что ты собираешься сейчас делать, Коэн?
Воздающий пожимает плечами.
- Уйду. Ты теперь свободен от кошмара, и тебе больше не нужна боль. Теперь все будет хорошо. Возвращайся к... Дарву, - Коэн спотыкается на этом имени, потому что нельзя показать свою бессильную ненависть к Контролирующему. - Возвращайся, и будьте счастливы.
Он взмахивает рукой, активируя плетение перехода...
...и плетение разбивается о жесткую блокировку прекрасного вероятностного мага. Пусть и не столь гениального, как Дарв, но тем не мене очень и очень сильного.
- Я не отпускал тебя, Воздающий, - голос Маэра полон жестокого, непреклонного льда. Коэн вздрогнул, обернулся.
- Что?
- Я тебя не отпускал! - Маэр вскочил на ноги, его кулаки сжались. - Ты не посмеешь сейчас уйти! Какой бы там древней воздающей тварью ты не был, ты не посмеешь уйти, пока я не позволю!
Его трясло от ярости и чего-то еще, и Коэн, глядя на него, никак не мог понять, от чего. Слова о "древней воздающей твари" больно ударили по сердцу, но он сдержался.
А Маэр продолжал, медленно, шаг за шагом приближаясь к нему.
- Ты бессердечный, Коэн! Ты как был Воздающим, равнодушным и холодным, так им и остался! Ты не способен испытывать ничего, кроме своего проклятого Долга, так какого черта ты сейчас вообще здесь? Какое тебе дело до меня и моих кошмаров? Или принципы взыграли? Безупречный Воздающий пришел исправить недоработку в программе, да? Так вот, Коэн-Воздающий, запомни раз и навсегда - я тебе не чертов искин, я не тупой комп с набором программ, я живой человек! И я не нуждаюсь до "доработке программы"! Я способен справиться со своими кошмарами и проблемами сам, без чьей-либо помощи! И, в особенности, без помощи древней воздающей твари, которая неспособна на чувства! - Маэр уже кричал, по его щекам текли злые слезы, а ногти впились в ладони с такой силой, что проступила кровь. - Ты холодный, ты бесчувственный, тебе наплевать на все, кроме своего долга? Тогда зачем ты вообще приперся ко мне? Я бы и сам справился!
- Как? - с горечью спросил Коэн. Ему казалось, он вновь умер - слова Маэра даже не причиняли уже боли - потому что еще больнее быть просто не могло. - Отдался бы в борделе каким-то похотливым скотам?
Маэр вздрогнул, как от удара. И холодно, четко проговорил:
- Лучше похотливые скоты, чем такая бесчувственная тварь, как ты!
Удар Коэн пропустил - он просто не успел его заметить. Лицо запылало от пощечины, голова мотнулась в сторону - а Маэр уже бил по другой щеке, хлестко больно и обидно.
- Ты - древняя воздающая тварь, и тебе нечего волноваться обо мне. Ты сделал свою работу, и должен был сразу оставить меня в покое. Я отказываюсь от твоего освобождения, и принимаю свой ад! - Маэр вскинул руку, пассами помогая себе выстраивать плетение.
И Коэн не выдержал. Он рванулся вперед, вцепился в эти беспощадные к ним обоим пальцы, прижался на миг к ним губами, разрушая еще не активированное плетение, упал на колени перед Маэром, не выпуская его руки, запрокинул голову, глядя прямо в любимые глаза, и заговорил - судорожно, сбивчиво, сквозь текущие и текущие по лицу слезы.
- Я люблю тебя, Маэр. Я люблю тебя больше жизни, больше всего на свете. Я готов ради тебя на все. Если ты захочешь - я уйду, я знаю, ты захочешь, ты прикажешь мне убираться прочь, и никогда более не появляться в твоей жизни, но сперва выслушай меня, умоляю. Да, я тварь, я древняя воздающая тварь, и я не достоин ни любви, ни прощения. Но я люблю тебя, Маэр, я люблю тебя. Я люблю тебя давно, еще с тех пор, когда впервые увидел. Я хотел освободить тебя от твоего проклятия, я хотел, чтобы ты был счастлив, и неважно, что не со мной. Я хочу, чтобы ты был счастлив и свободен, я не пожалел ради этого своей души, и отдам ее еще раз, если потребуется. Я для тебя сделаю все, абсолютно все, что ты захочешь. Я живой, Маэр, прости меня, но я живой, и я люблю. Я не бесчувственный, я совсем не бесчувственный, и я пришел сегодня не потому, что хотел "исправить недоработку", а потому что я люблю тебя, и не могу допустить, чтобы ты так мучился. Я до безумия хотел быть с тобой, но я понимаю, что не нужен тебе, ты любишь своего Дарва, и я не хочу мешать твоему счастью. Именно поэтому я собирался уйти, а вовсе не потому, что я бесчувственный. Я живой, и я люблю тебя, и я... я...
Коэн не мог дальше говорить, его душили рыдания. Он выпустил руку Маэра, и рухнул на пол у его ног, он сейчас хотел только одного - умереть, умереть навсегда, потому что жить с такой болью - было невозможно. Даже для него. Для древней воздающей твари... да какой, к черту твари?!? Он же... живой...
- Маэр, убей меня... прошу, только об одном прошу - убей меня... я не могу так жить... - выдавил он сквозь рыдания.
- Встань, - прозвенел ледяной голос.
Не в силах противиться его приказу - да и не желая противиться - Коэн медленно поднялся. В холодных бриллиантах глаз Маэра застыло непонятное выражение.
- Никогда не смей говорить о себе, что ты - древняя воздающая тварь. Потому что древнюю воздающую тварь любить нельзя. Просто невозможно. Ты живой, я это знаю.
- Тогда... почему ты... так? - тихо, не в силах поверить, спросил Коэн. Боль охватила его с новой силой.
- А ты еще не понял? - Маэр рассмеялся, и этот смех разбил весь лед. - Коэн... ты так долго учил меня любить, любить вопреки всему и по-настоящему, ты и Дарв, вы оба так долго учили меня любить, но ты до сих пор ничего не понял? Коэн, Коэн, Коэн! Любовь - бесконечна, и если она настоящая, то ее никогда не будет слишком мало для двоих или троих, и не важно ничто, если она настоящая! И неважно, что ты любишь не только меня, и неважно, что я люблю кого-то еще, потому что сейчас имеет значение только одно. И я тебе скажу что, Коэн, если ты сам так и не понял этого, если ты побоялся это понять.
Коэн, я люблю тебя!
И Мироздание взорвалось мириадами звезд - и теперь не только для Маэра, а потом был долгий поцелуй, и резкий толчок в грудь, и падение на постель, и новое слияние - на сей раз по-настоящему. И были звезды в глазах, и счастливый смех, и капли крови на коже Коэна, и любимый стилет Маэра в тонких пальцах, и необъятно-невероятно-многогранно-прекрасная, желанная, правильная боль, и снова звезды, и бесконечное падение в Любовь, и вот теперь все было хорошо... Плетения, стек и стилет, укусы и поцелуи, и счастливые слезы, и крик, который не надо было сдерживать, и проникновение в суть друг друга, полное слияние, и звезды снова рушатся куда-то вбок, не осмеливаясь... и... счастье...
-- Прости, что я наговорил тебе все это... но ведь ты бы иначе так и пытался бы корчить из себя бесчувственную тварь...
- Это ты меня прости...
- За что?
- За то, что корчил...
И тихий смех.
Я люблю тебя.
Я тебя люблю.
Где-то за много преобразований от них Великий Контролирующий на миг вслушался в Сеть, улавливая отголоски родившейся Любви - и улыбнулся. Он не боялся потерять Маэра. Его любви хватило бы на всех.