Медведева Татьяна Леонидовна : другие произведения.

Мальчик с открытки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На дворе - начало семидесятых годов двадцатого века. За неделю до окончания лета Валентина Маслова, которую все с детства называют Тинкой, спасает на реке парня. Вскоре она узнаёт, что он будет учиться в её 9 "а" классе. В него влюбляются почти все Тинкины одноклассницы. Понравился новенький и близкой подруге Тинки - красавице Милочке Ланиной. По её мнению, да и не только её, а и многих ребят из их сельской школы, Милочка очень подходит в пару новенькому - как и он, красивая, умненькая, заметная. Но именно в Тинку угораздило новенького влюбиться. Он не хотел этого, но так получилось. Его потянуло к ней с первой встречи на реке, как ни сопротивлялся он этому влечению.

  
  
  
  

Татьяна Медведева Мальчик с открытки

  
  
  
  
     
 []
  
  
  
  
  
     
 []
  
  
  
     Медведева Татьяна
  
  
  
     Мальчик с открытки
  
  
  
     Аннотация
  
  
  
     На дворе - начало семидесятых годов двадцатого века. За неделю до окончания лета Валентина Маслова, которую все с детства называют Тинкой, спасает на реке парня. Вскоре она узнаёт, что он будет учиться в её 9 «а» классе. В него влюбляются почти все Тинкины одноклассницы. Понравился новенький и близкой подруге Тинки - красавице Милочке Ланиной. По её мнению, да и не только её, а и многих ребят из их сельской школы, Милочка очень подходит в пару новенькому – как и он, красивая, умненькая, заметная. Но именно в Тинку угораздило новенького влюбиться. Он не хотел этого, но так получилось. Его потянуло к ней с первой встречи на реке, как ни сопротивлялся он этому влечению.
  
  
  
     Глава I
  
  
  
     Поспешно засунув платье и туфли в поленницу у реки, Тинка бросилась с мостков в воду. И сразу обожгло её холодом: всё-таки уже стоял конец августа, лето было на исходе. Никто в Караяре не купался, а Тинка в любую погоду утром и вечером по два раза в день переплывала речку шириной более сотни метров.
  
  
     Родители пытались запретить ей, да разве упрямую девчонку переубедишь, и махнули рукой: пусть, если нравится, закаляется. Одна лишь баба Маня, по обыкновению, не сдавалась и продолжала ворчать. При виде мокрых Тинкиных кудрей, пеняла родителям: «После Ильина дня грех в воду лезть, а вы распустили девку, своебычная растёт!»
  
  
     Баба Маня – старшая сестра матери отца Тинки, Алексея Маслова, вырастила его с трёх лет, поэтому вмешивалась в дела семьи племянника, как своей собственной.
  
  
     Однако на Тинку её ворчание не действовало, она догадывалась, что из шестерых детей своего милого Алёшеньки баба Маня сильнее всех любила её – Тинку. Даже, как ни странно, ревновала к своей слепой подруге Софье, что жила на нижней улице. К той Тинка бегала сделать что-нибудь по дому. За это Софья угощала её конфетами или яблоками, которых семья Тинки позволить себе не по праздникам не могла, или давала денег на кино.
  
  
     «День жаркий, а вода почему-то холоднее обычного», - отметила Тинка и энергично замахала руками кролем, чтобы согреться. Когда дрожь унялась, поплыла медленнее.
  
  
     Направлялась она на другой берег, заросший лесом. Обычно загорала там с полчаса, а потом отправлялась назад. Долго купаться было нельзя: мать сердилась, если Тинка задерживалась.
  
  
     Перевернувшись на спину, уставилась в небо. Оно было ясным, с лёгкими облаками. Ей нравилось любоваться ими с воды и представлять себя крошечной феей, прыгающей по облакам.
  
  
     Вдруг до слуха девочки донёсся нарастающий рёв появившейся из-за поворота моторной лодки. До этого на реке ни одной живой души не было. Лодка торпедой неслась прямо на Тинку, но, не доходя до неё каких-то трёх метров, резко вильнула, обдав девочку фонтаном брызг, и помчалась назад к повороту реки. В ней она заметила хитро улыбающегося во весь рот парня в жёлтой футболке.
  
  
     Отфыркавшись от воды и обругав нахального незнакомца дураком, решила поскорее добраться до берега, а то, чего доброго, вздумает вернуться. Так и есть, возвращается. Краем глаза Тинка видела, как моторка, добравшись до поворота реки, развернулась и с рёвом устремилась опять к ней. Вот уже угрожающе затарахтела совсем близко и прошла почти перед её носом; волна тут же накрыла девочку с головой, залепив водой глаза и нос. Тем не менее она заметила, парень в лодке смеялся и что-то кричал, из-за громких завываний мотора слов не было слышно.
  
  
     - Ты в своём уме, я же утону! – заорала на него Тинка. – Проваливай отсюда!
  
  
     Развернув лодку, парень опять направил её на неё. Похоже, просто пугает, заигрывает, как сказала бы баба Маня, не сумасшедший же он, чтобы преднамеренно убивать, как маньяк. Пожалуй, совсем не осознаёт, что может задеть мотором и покалечить. А ещё радуется своей дурацкой выходке!
  
  
     Никогда ещё Тинка в такой угрожающей ситуации не была. Главное – не поддаваться панике, но как всё же быть, девочка лихорадочно соображала, каким образом заставить парня отстать, и уже надумала нырнуть в глубину и поплыть ближе ко дну, на сколько воздуха хватит, как вдруг моторка резко заглохла и парень, не удержавшись в ней, плюхнулся в воду.
  
  
     Оказавшаяся без «седока» лодка стала удаляться к берегу. Незнакомец отчаянно забарахтался, его голова то погружалась в воду, то появлялась на поверхности, он испуганно хватал воздух губами.
  
  
     «Ишь, придуривается, изображает тонущего», - сердито подумала Тинка и, проплывая мимо, ехидно спросила подобно героине из спектакля «Моя прекрасная леди», который смотрела, когда ездила к старшей сестре в Свердловск, где та жила с мужем и училась в политехническом институте:
  
  
     - Прекрасная погода, сэр, не правда ли?
  
  
     Тот прохрипел в ответ:
  
  
     - Спаси! Я не умею плавать!
  
  
     - Нашёл дуру! – хмыкнула Тинка. – Думаешь, спасать кинусь, а ты меня топить будешь! Тоже мне забаву нашёл! Я хорошо плаваю, попробуй, догони сначала! – и поплыла кролем к берегу. Сделав несколько взмахов, неожиданно для себя остановилась: что-то в глазах парня говорило, что он не врёт. В них было странное отчаяние, похожее на то, которое она видела однажды в невидящих глазах бабушки Софьи, когда та полетела с крыльца, оступившись, и потеряла на какое-то время способность ориентироваться.
  
  
     Оглянулась на парня, но на поверхности воды его уже не было.
  
  
     - Эй, перестань дурачиться! – крикнула Тинка, вглядываясь в сверкающую на солнце серебристо-серую гладь, однако, ничего там не увидела, юноша как будто пропал. В сердце прокрался страх – неужели утонул, этого ей только не хватало.
  
  
     И ринулась к тому месту, где только что барахтался незадачливый лодочник, уже не думая о том, что он может притворяться – слишком долго был под водой. Нырнула ко дну и стала вглядываться в водяную пелену, жёлтую футболку заметила сразу.
  
  
     Ей не приходилось ни разу ещё спасать утопающих, но теоретически она знала, как это делается, отец много раз объяснял, что тащить надо за волосы, чтобы не уволокли тебя с собой на дно. У парня волосы длинные, под «битлов», есть за что ухватиться, но Тинке почему-то стало страшно, а вдруг ему будет больно, и потянула его за футболку.
  
  
     Вытащив лодочника на поверхность воды, спешно поплыла с ним к берегу, парень не сопротивлялся. Вот и берег, крутой, каменистый. Хорошо хоть, что прибилась к нему доска. Подставив её под спину мальчишки, напряглась и вытянула его на берег, исцарапав до боли руки и колени о камни.
  
  
     Перевернула горе-лодочника лицом к траве и затрясла что было силы, вода струйкой вылилась у него изо рта. Потом вновь уложила его на спину и лихорадочно стала делать искусственное дыхание: дула в рот и давила обеими руками грудную клетку попеременно. А в мыслях одно: только бы не умер!
  
  
     Впервые Тинка боролась со смертью. Странно, но страха не ощущала, как ни пугали посиневшие губы мальчишки. А ведь она ужасно боялась мертвецов, даже не ходила на кладбище, на поминках брезговала есть. В ней, несомненно, бушевала злость на парня, вздумавшего пугать её: сам не умеет плавать, а туда же лодку водить берётся!
  
  
     Вдруг ей показалось, что он не дышит. В отчаянии стала бить его по щекам, потом заревела во весь голос, по-бабьи причитая и умоляя глупого мальчишку открыть глаза. Неожиданно услышала:
  
  
     -Ты чего дерёшься? Слезами всего меня залила! Ты что русалка?
  
  
     Тинка замерла, недоумённо уставившись на ожившего парня, не веря ещё, что тот очнулся. Он был примерно одного возраста с ней, лет пятнадцати, необычно бледный, а губы тряслись от холода или пережитого страха, но в огромных тёмно-карих глазах уже бегали лукавые чёртики.
  
  
     В этих сверкающих коричневых омутах она увидела саму себя, лохматую, распухшую от слёз, и машинально пригладила волосы. До купания Тинка стянула их в хвостик на затылке, но в воде резинка оборвалась, и теперь они наверняка торчат в разные стороны, как у дикобраза.
  
  
     В последнее время волосы у неё быстро жирнятся, а когда намокнут, так вовсе висят сосульками и превращают её почти в ондатру, одну из тех, что выращивает отец в бывшем погребе, залитом водой. А «утопленник» ещё насмехается – русалочка!
  
  
     И тут она смутилась: только теперь заметила, как красив парень. Тонкий прямой нос, узкое лицо, черные влажные волосы откинуты назад, они необычно оттеняли бледный чистый лоб, на котором, Тинка обратила внимание, не было ни одного прыщика и даже следов от угрей. А вот ей в восьмом классе пришлось с ними повоевать.
  
  
     Чем только ни выводила – водкой, чистотелом, то есть, травой с огорода, простоквашей и даже капустой. И лишь этим летом прижжённые солнцем и отмытые в постоянных купаниях в речке прыщики отступили. Но плотный загар не скрывал на лбу всех следов, так ей казалось.
  
  
     Прекраснее всего у незнакомца были глаза – большие, тёмно-коричневые, с тяжёлыми веками и длинными густыми чёрными ресницами. Где-то Тинка уже видела подобные глаза, кажется, в Софьиных книгах о художниках. Только вот в какой картине и у какого художника – не помнит. Взгляд прямой, открытый, обескураживающий…
  
  
     - Какого чёрта ты топил меня лодкой? – опомнившись, вызывающе спросила у парня. Вскочила и, подбоченившись, зло посмотрела на него.
  
  
     - Хотел, чтобы ты покачалась на волнах, ты красиво плыла, русалочка! – мягко произнёс тот. - Многие любят качаться на волнах.
  
  
     Покрутив пальцем у виска, Тинка уже было назвала его сумасшедшим, но неожиданно для себя сгладила свою грубость:
  
  
     - Ты что не от мира сего?
  
  
     - Скорее всего, это ты не из этого мира. Никто уже не купается, на реке никого, тут ты вдруг появилась, как нимфа из волн! - В красивых глазах мальчишки девочка не увидела насмешки, наоборот, они сияли восхищением, но всё равно она не растаяла от его слов.
  
  
     - Наверное, поэтому ты хотел меня утопить, решил отправить поближе ко дну! - Поймав её сердитый взгляд, парень удивлённо приподнял брови и почему-то перешёл на «вы»:
  
  
     - Что вы, сударыня, я поражён вашим умением двигаться в воде!
  
  
     - А я - твоим неумением, разве ты не слышал пословицу: не зная броду, не суйся в воду, тем более, если являешься топориком, - съязвила Тинка и не удержалась укорить, - ты своим мотором едва меня не покалечил, сударь!
  
  
     Парень виновато улыбнулся и простодушно произнёс:
  
  
     - Неужели это так выглядело? Я не хотел причинить вам зло, русалочка, я просто не думал о моторе. Мне интересно было, как вы справитесь с волной. А ты здорово плаваешь! - парень снова перешёл на «ты».
  
  
     Вдруг Тинка осознала, что глупо обижаться и стыдить этого красавца: он или не понимает своей вины, или приставляется, что не понимает. Скорее, второе. Странные существа – мужики: ни за что не признаются в своей глупости, считают, что всегда действуют осмысленно, а на самом деле частенько поступают вопреки здравому смыслу. И ничего им не докажешь – Тинка знает это по собственному отцу.
  
  
     И лучше не выяснять, почему парню пришло в голову её топить, лучше не унижаться, ишь, довольно скалится во весь рот, рад, что разыгрывает заморского принца или дореволюционного графа перед ней, деревенщиной, как он думает. Нет, она не будет подыгрывать ему и ругаться не будет, нужен он ей больно, даже спасибо не сказал за спасение, плетёт какие-то странности о русалке и нимфах.
  
  
     - Неужели ты плавать не умеешь? – спросила, чтобы покончить с затянувшейся паузой, к тому же незнакомец слишком откровенно разглядывал её, что ей не нравилось: ничего особенного в ней нет, совсем не красавица. – Кто ж лодку тебе такую шикарную дал?
  
  
     - Дед. Я ему не сказал, что не умею плавать. А лодку, оказалось, легко водить, он показал, как это делается. Там, где я раньше жил, не было возможности научиться плавать, да и мама не допускала меня до воды, боялась, что утону. Мой младший брат утонул, когда ему было лет пять.
  
  
     Парень говорил, немного растягивая слова, отчего голос звучал удивительно красиво, с каким-то особым значением, и смущал Тинку. Она отвела глаза на другой берег и только тут заметила там отражающийся в водяной глади закат. Уже вечер, мать ей задаст трёпку, надо плыть назад.
  
  
     Увидела неподалеку качающуюся на воде лодку парня. Не объясняя ему ничего, резко вскочила и поплыла к ней, легко, словно ящерица, переползла через борт. Завела мотор, ей это не составило труда, так как не раз пользовалась отцовской моторкой, и на малой скорости подвела лодку к берегу, приказала парню: «Садись!». Тот послушно уселся на скамью, куда ему указала Тинка.
  
  
     Лодка в её умелых руках плавно развернулась и, взревев, ровно пошла к противоположному берегу. На расстоянии десяти метров приостановилась и стихла. Парень сидел на скамье нахохлившись, как нашаливший воробей, обняв голые колени тонкими загорелыми руками; жёлтая футболка на нём уже почти высохла, лишь в отдельных местах была во влажных пятнах, он казался растерянным и беззащитным.
  
  
     - Садись к мотору, - резко сказала она ему, хотя на губах играла застенчивая улыбка, - мне домой пора. Спасибо за компанию. И смотри, больше никого не топи, а то спасать будет некому, русалка в этой реке я одна, - громко засмеялась, показав все свои крепкие зубки, и решительно прыгнула с кормы головой в воду, почти не подняв брызг.
  
  
     Когда доплыла до берега и оделась в спрятанную в поленнице одежду, только тогда оглянулась. Парень не уезжал, не заводил мотор, а смотрел на неё и ждал. Она помахала ему рукой, прощаясь. Он радостно улыбнулся и замахал в ответ, что-то крикнул, приподнявшись, но она уже повернулась и помчалась вверх по косогору. Выбравшись на дорогу, посмотрела на реку. Лодка, урча, удалялась от берега к речному повороту, где виднелось основное село Караяр.
  
  
     Глава II
  
  
  
     Тинка не смогла пойти 1 сентября в школу, как ей этого ни хотелось. Утром мать разбудила и сказала, что у Федорика поднялась температура, нельзя его вести в садик, придётся подержать день дома.
  
  
     - Почему я, а не Ксеня или Ритка? – заворчала было Тинка, но мать так взглянула на неё, что она поняла – возражать бесполезно.
  
  
     Вообще-то Тинка любила сидеть с младшим братом, названным в честь деда – Фёдором. Однако в семье его ласково звали Федориком. Этот четырёхлетний белокурый малыш, до удивления добрый и не плаксивый, особенно был привязан к Тинке. Она рассказывала ему сказки, которые сочиняла сама, купала в саду летом в большом деревянном корыте, сколоченном отцом, а зимой катала на санках с горы.
  
  
     Федорика в семье ждали. Отцу очень хотелось сына. Но как назло у Масловых рождались одни девки. После четвёртой, Маргариты, названной в честь ленинградской тётушки, старшей сестры отца, тётя Маня обратилась к местной знахарке, тётке Дарье. Та посоветовала посадить в саду четыре берёзки и дубок, произнести заклинание: «Расти среди берёзок, дубок, чтобы на третий годок родился сынок».
  
  
     Алексей особенно-то не верил в заговоры, но чем чёрт не шутит, берёзки и дубок всё же посадил. Только на третий год родилась Маруська, а вот после неё, через три года, сынок, когда его уже и не ждали.
  
  
     Федорик проспал до обеда, проснулся, когда пришли из школы Ксеня, Рита и первоклашка Маруська и зашумели на кухне, рассказывая о школьных новостях. Мальчик просунул в кухонный проём кудрявую головенку.
  
  
     - Надень, чертёнок, тапки! – закричала на него Тинка и, подхватив под мышки братишку, потащила назад в спальню.
  
  
     Посадив на кровать, прикоснулась губами к лобику мальчика: так обычно проверяла температуру их мать. Лоб был влажным и прохладным, значит, температура спала. Натянув на братца свитер, тёплые штанишки и сшитые отцом из старой овчины тапочки, она вывела его на кухню, усадила за стол. Сёстры уже достали из печи губенку из опят и разлили по тарелкам.
  
  
     После обеда к Тинке пришли подружки – Милочка Ланина и Алёнка Петунина. Они учились в одном классе, а дружили с пяти лет, с того самого дня, когда тётя Алина, Милочкина мама, в один из июльских дней подвела дочь к играющим на поляне у водонапорной башни детям. Бесцеремонно остановив игру, заявила:
  
  
     - Вот, детки, моя дочь Милочка. Играйте с ней и не обижайте, она хорошая девочка.
  
  
     Все удивлённо открыли рты и уставились на незнакомую, нарядно одетую, с ярко накрашенными губами тётю. Девочка тоже выглядела необычно. На ней было голубое с крылышками и оборками понизу платье. Тинка красивее ещё не видала - воздушное и яркое, на черноволосой головке соломенная шляпка с голубым бантом сзади, а в косах белые капроновые ленточки. У Тинки никогда не было таких лент, даже её старшая сестра, Марина, которая перешла уже в третий класс, не имела подобных ленточек.
  
  
     - Я бы хотела, чтобы у Милочки были близкие подружки, - заявила женщина решительно, - мы будем жить вон в том доме, - и указала на крайнюю в улице избу, построенную недавно, через два дома от Тинкиного.
  
  
     - Я хочу быть подружкой! – смело выступила вперёд Тинка: ей очень захотелось подружиться с нарядной новенькой девочкой.
  
  
     И тут все разом, даже мальчишки, громко закричали:
  
  
     - И я, и я хочу!
  
  
     Женщина, внимательно оглядев Тинку, спросила, как зовут, сколько лет, где живёт, кто родители. Удовлетворившись ответами, выбрала из толпы ещё одну девочку того же возраста, ею оказалась Аленка Петунина, отвела девочек в сторонку и произнесла с неожиданной теплотой:
  
  
     - Будьте подругами, играйте вместе и не давайте мою Милочку в обиду никому, она у меня хрупкая и несмелая.
  
  
     И девочки стали дружить, их видели постоянно втроём. У Милочки были хорошие игрушки, даже большая кукла, похожая на принцессу, в длинном нарядном платье. Она разрешала Тинке и Алёнке играть с нею, не жалела и другие игрушки. У Аленки тоже были куклы, но в более скромных нарядах.
  
  
     А у Тинки был лишь голыш, маленький, с ладошку, ей его купила баба Маня на день рождения. Других покупных игрушек в семье Масловых не было: на них не хватало денег. Лишь когда родился Федорик, появились машинка, кукла-неваляшка и деревянная башенка из кружков.
  
  
     Милочка оказалась не то что несмелой, а даже наоборот, очень бойкой, стремилась в их дружбе к главенству. И это ей удавалось, хотя Тинка подчинялась неохотно и часто спорила, зато Алёнка преданно заглядывала в рот и почти всегда была на её стороне.
  
  
     Она обожала Милочку и сопровождала всюду. Если Тинка могла на день-два пропасть, не показываться дома у Милочки, заняться чем-то своим или играть с другими девчонками, то у Алёнки, казалось, собственных интересов не было, всегда, как ординарец, при Милочке, готова исполнить любое её приказание.
  
  
     Преданность такую Милочка Ланина не очень-то ценила, скорее, принимала как должное. А вот с Тинкой считалась больше, чувствовала в ней характер и силу, их не прижмёшь обаянием и решительными приказаниями. Чуть что не по ней – сорвётся и убежит без объяснений или наговорит с три короба, что не поймёшь, обиделась или нет.
  
  
     Милочка с ней давно бы поссорилась, и разбежались бы они, вероятно, в разные стороны, как в море корабли, если бы Тинка не умела придумывать интересные истории и в играх напускать таинственность, чем привлекала к себе местную ребятню.
  
  
     Когда девочки играли в куклы, то у них развёртывалась благодаря Тинке настоящая жизненная трагедия, в которую они уходили с головой, искренне веря в происходящее. Тинка мастерски закручивала разные кукольные страсти и разжигала их так, что игра становилась волнующей.
  
  
     До шести лет она думала, что очень красива. Баба Маня частенько восклицала: «Глаза у тебя, Тинуша, как волна морская, сине-зелёные, ясные, окатишь ими - и чисто на душе от твоего взгляда!». И мать с отцом называли красавицей и одуванчиком – за пушистые волосы.
  
  
     Как-то раз в магазине одна продавщица сказала другой: «Смотри, какие славные глазки у девочки, как у куклы!». Тинка смущённо потупилась, думая, речь идёт о ней, оказалось, не о ней, а о Милочке шла речь, которую продавщицы обступили и ахали над ней, восхищаясь большими чёрными глазами. Впервые она поняла: не всё, что утверждается дома, является общепризнанным.
  
  
     После этого случая в магазине Тинка стала относиться к себе критически. Зеркало подсказало ей, что её морские глазки заметно проигрывают в красоте угольно-чёрным огромным глазам Милочки, а хвалёные родителями пепельные кудри на ощупь больше похожи на пересохшее сено - они ни в какое сравнение не шли с Милочкиными шелковистыми каштановыми волосами.
  
  
     К пятнадцати годам Милочка и вовсе расцвела. Кожные проблемы подросткового возраста будто её не коснулись, щёчки по-прежнему оставались по-детски нежно-розовыми. А вот Тинке и Алёнке от прыщей пришлось пострадать, хотя в это лето они от обеих отступили.
  
  
     - Ах, Тинка, ты зря не пошла в школу! – защебетала Алёнка, как только подружки, оставив Федорика на Тинкиных сестрёнок, вышли в сад поболтать и расположились прямо на траве под их любимой черёмухой, где они часто секретничали. – Ты многое потеряла. В нашем классе шестеро новеньких вместо тех, кто ушёл в ПТУ. Четверо переведены из расформированного бывшего восьмого «д», двое – незнакомых. Один просто красавец! – И Алёнка в восхищении закатила к небу глаза. – Классная наша Эмма завела его в класс перед самым уроком, все другие новенькие уже сидели с нами за партами, и сказала: «Знакомьтесь, это Вадим Вадковский, нам повезло – он круглый отличник, учился в Ленинграде, теперь у нас есть свой пятёрочник». Все девчонки рты пораскрывали, не потому что он отличник, а из-за того, что красавец. Люська Быкова сразу глаз на него положила.
  
  
     - Представляешь, Быкова предложила Эмме посадить его с ней! -вклинилась в рассказ Алёнки Милочка, осуждающе сложив красивые пухлые губки в бантик. - Но Эмма её обломила, сказала, мы теперь взрослые и каждый сам решает, с кем ему сидеть. Парень сел с Серёгой Петровым на предпоследнюю парту в первом ряду.
  
  
     - Этот Вадим – внук главной врачихи районной больницы, - продолжала рассказывать Алёнка, - на истории он всех изумил, историня, как обычно, спросила, есть ли у кого вопросы, новенький закидал её ими, и все по делу. А на перемене спросил у Быковой, свои ли у неё волосы. Тут у Люськи в зобу от радости дыханье спёрло, она, жеманясь, опустила глазки, подведённые карандашом, между прочим, хоть и Эмма запретила краситься в школу, скромно произнесла: «Свои, не обесцвечивала, от природы белые», - Алёнка, деланно потупив взор, смешно изобразила манерное кривлянье Быковой, и подружки весело расхохотались. - Новенький не в шутку удивился, - продолжала Алёна, - выразил Быковой своё восхищение, Люська просто возгордилась, а после уроков перед нами с Милочкой похвасталась, что Вадим якобы с первого взгляда влюбился в неё. А на самом деле он обратил внимание, по-моему, на Милочку, он на неё прямо ошеломлённо уставился на перемене!
  
  
     - Не говори глупостей, мне хватает поклонников, – перебила подружку Милочка, хотя сказанное ей было приятно - это было видно по её довольному хорошенькому личику, но всё-таки она посчитала неудобным выслушивать дальше похвалу в свой адрес, решила перевести разговор на другую тему. – А мы тебе место заняли, впереди нас с Алёнкой, на второй парте в третьем ряду. Сядешь с Галей Иноземцевой, она пока в санатории, Эмма сказала, через две недели приедет. А на физике и химии будешь сидеть со мной.
  
  
     Так у них повелось: Милочка сидела за партой в своём классе с Алёнкой, а в других кабинетах – с Тинкой. В школу и из школы они ходили втроём. Правда, в восьмом классе за Милочкой стал ухаживать Володя Усатов, учившийся на год старше. Если у него уроки заканчивались, как и у них, и не было тренировок в секции бокса, то он неизменно сопровождал Милочку и её подружек до дома.
  
  
     Тинка слушала девчонок рассеянно, рассказ о красавце новеньком её почти не трогал. Ей больше хотелось узнать, кто же из «дэшников» будет учиться в их классе и есть ли среди них Руслан Кузнецов, школьный чемпион по боксу, за которым, считалось, Тинка «бегала» в прошлом году. Вопрос уже был готов сорваться с её губ, как Милочка опередила:
  
  
     - Руслана Кузнецова записали в 9 «с».
  
  
     - Мне всё равно, - с показным равнодушием произнесла Тинка, а сама украдкой вздохнула – слава Богу, хоть на уроках можно быть спокойной: не волноваться, что при нем попадёшь в глупую ситуацию. А это запросто может случиться, Вилька Ахметов уж от неё не отстанет, он всегда её грубо подкалывает. Присутствие Руслана в одном с ней классе означало бы держать себя в постоянном напряжении. Нет, такого ей не выдержать!
  
  
     Всё началось с новогоднего бала. Руслан пригласил Тинку танцевать. Положив руки ему на плечи, она неожиданно ощутила, какие они крепкие и сильные, когда же его горячие ладони коснулись её спины и они с Русланом закачались под медленную мелодию, почувствовала себя словно вне времени, в его объятиях начала таять, как Снегурочка.
  
  
     - С Новым годом! – таинственно прошептал он ей на ухо. – Пусть всё у тебя будет по высшему классу, без нокаутов!
  
  
     От горячего его дыхания у неё блаженно закружилась голова, а сердце усиленно затрепетало. Весь вечер не сводила глаз она с Руслана. Однако он больше не приглашал её, как и потом, в другие школьные вечера, которые проводились по решению педсовета школы почти каждую субботу. Зато Тинка сама, как только объявлялся дамский танец, тут же подходила к нему и приглашала.
  
  
     Подружки сразу заметили, что Тинка влюбилась, да этого бы не увидел только слепой: она вся сияла от счастья и ловила каждое слово о Руслане. Стала ходить на соревнования по боксу в спортзал вместе с Милочкой и Алёнкой, которые болели за Володю Усатова. А Тинка в поединке Кузнецова с Усатовым переживала за Руслана. Иногда в перерывах он подходил к ним, разговаривал с Володькой и Милочкой, а её и Алёнку игнорировал, даже не смотрел, но всё равно сердце Тинки учащённо билось, а вся она замирала от счастья.
  
  
     Накануне праздника 8 Марта всё разом закончилось. Когда на школьном вечере Тинка снова пригласила Руслана на «белый танец», тот раздражённо спросил:
  
  
     - Ты что бегаешь за мной? Напрасно. Ты не в моём вкусе! – И отвернулся к стоящей рядом группе ребят, где выделялась празднично разодетая дочка начальника райпотребсоюза Римма Хасанова, и что-то им тихо сказал, после чего все разразились хохотом. Римма насмешливо окинула Тинку с ног до головы высокомерным взглядом и потянула Руслана в круг танцующих.
  
  
     Тинка застыла, пригвождённая к месту злорадным смехом. Стояла, остолбенев, минуту или две, лишь потом до неё начало доходить происшедшее: какой позор, все видели, как Руслан её отбрил, теперь о ней будет судачить, насмехаясь, вся школа, а может, и всё село. Ну и ладно, так ей и надо! Возомнила о себе невесть что, чего не было на самом деле.
  
  
     Разве могла понравиться такому видному парню с холодными серыми глазами, широкоплечему, стройному, как Адонис, девчонка, ничего собой не представляющая, дурнушка да ещё не очень хорошо одевающаяся: всегда почти в одном и том же – и в школе, и на вечерах! Конечно же, нет. И что это на неё нашло, размечталась, теперь вот от своей глупости пожинает плоды. Но как больно внутри, словно ударили в спину ножом. Никогда больше она не будет унижаться перед мальчишками, слово себе даёт, они не стоят её внимания, без них прекрасно можно прожить.
  
  
     На следующий день подружки попытались Тинку успокоить, ругая Руслана на чём свет стоит. Но она резко оборвала:
  
  
     - Не хочу о нём ничего знать!
  
  
     Больше в разговорах они старались Руслана не упоминать. Только обучаясь с ним в одной школе, это было нелегко сделать: слишком заметной фигурой он был, к тому же с ним дружил Володя Усатов, который всё чаще пристраивался к Милочке, как только видел её. И табу на Руслана иногда нарушалось.
  
  
     И тогда от одного лишь упоминания его имени Тинку бросало в холод, а сердце заполнялось ноющей болью. Она осознавала: ею пренебрегли презрительно, прилюдно отвергли и ясно выразили это в обидных словах. И она страдала.
  
  
     Глава III
  
  
  
     Девятый «а» остался на прежнем месте – на втором этаже, в конце коридора, у лестницы, а девятый «с» поместили в другую часть здания школы и на первый этаж. Это Тинка восприняла с радостью, ведь теперь у неё меньше шансов натолкнуться на Кузнецова. За лето она видела его несколько раз мельком в кинотеатре.
  
  
     Боль от перенесённого позора приутихла, и стыд забылся, иногда у неё даже мелькали оправдывающие Руслана мысли: от такого упорного натиска девчонки, которая не нравится, иным способом, чем сказать всё прямо, не избавишься, он просто был в отчаянии и не догадался, что можно было бы то же самое сказать, но наедине.
  
  
     Будущее предстало перед ней уже не в мрачных тонах. Тинка была преисполнена решимости игнорировать Кузнецова, в упор его не замечать. Когда увидит в школе, не придёт в смущение, скользнёт по нему взглядом бесстрастно, как по пустому месту, и гордо пройдёт мимо.
  
  
     Однако задумать – одно, а действовать – другое, действия людей часто расходятся с их намерениями. Встретив Руслана у входа в школу, пришла в смятение и покраснела до корней волос, в итоге, вместо того, чтобы вздёрнуть высоко подбородок, смущённо опустила голову и прошмыгнула за подружками следом, грустно отметив, что в толпе он её и не заметил, а вот с Милочкой поздоровался.
  
  
     В класс она вошла, хмурая и не довольная собой, и сразу уселась за занятую подружками вчера парту. Тут же к ней подошла Люся Быкова. Она была в новом тёмно-синем шерстяном костюме и голубой шёлковой блузке, очень идущим к её светлым волосам. Новый наряд делал пухленькую Быкову стройнее. Девятым и десятым классам разрешено было ходить в школу не в форме, но в строгой одежде.
  
  
     Почти все Тинкины одноклассницы нашили подобные костюмы с отложными воротниками и юбками со встречной складкой спереди. Тинке удалось сшить только юбку. Бабушка Софья для этого распорола свой шерстяной сарафан, который почти не носила. А сшила юбку Тинка сама. Получилась чудесная тёмно-серая юбка со встречной складкой. В придачу к ней бабушка Маня связала тонкий светло-серый свитер с короткими рукавами.
  
  
     - Ты хорошо выглядишь, - отметила Люська, оглядев Тинку внимательным взглядом, - загар тебе к лицу, глаза просто сверкают, и свитер их оттеняет.
  
  
     «Птичка распелась комплиментами, значит, ей что-то нужно», - подумала Тинка. Быкова когда-то жила на их улице, а потом её семья переехала поближе к центру. Они играли вместе, бывали друг у друга в гостях, но всё же близкими подругами не стали, хотя Быкова не скрывала, что хотела бы дружить с Маслёной, как многие в классе называли Тинку.
  
  
     - Мне Милочка с Алёнкой сказали, что ты договорилась сидеть с Иноземцевой, - продолжала щебетать Люся, - можно я, пока Галя не приедет, с тобой посижу, а то Мошкин мне мешает, болтает все уроки, а я решила взяться за учёбу всерьёз.
  
  
     «Ещё неизвестно, кто кому мешает», - хмыкнула про себя Тинка, а вслух произнесла:
  
  
     - Садись, мне не жалко.
  
  
     Довольная Люська быстро перебралась к ней за парту и сразу принялась посвящать соседку в свои тайны.
  
  
     - Ты бы видела, Маслёна, как на меня новенький вчера смотрел! А вечером мы в кино встретились, он был с Максимом Моисеенко и Серёгой Петровым, после кино мы немного погуляли, - таинственно шептала Быкова. У неё была особенность – она искренне верила в свою неотразимость и постоянно влюблялась, а потом разочаровывалась и рассказывала по секрету всем, кто готов был слушать.
  
  
     Большинство девчонок свою влюблённость скрывают, даже Милочка, на которую бросают восхищённые взгляды почти все старшеклассники, помалкивает о своих победах и влечениях. А у Люськи всё на виду, вернее, на языке: кто ни посмотрит дольше обычного – значит влюбился по уши.
  
  
     Быкова не считалась красавицей, как, например, Милочка с её полуночными блестящими очами и тонкими чертами. У неё не было больших глаз и длинных ресниц, зато были белые от природы прямые волосы с романтическим завитком с одной стороны лба. Люська утверждала, что в детстве её лизнула корова, от этого волосы легли волной, и зачёсывать их приходится теперь только на косой пробор.
  
  
     Она напоминала актрис-блондинок 30-40-х годов, особенно стала походить на Марину Ладынину, когда обрезала свою тощую белую косичку. Быкова была чуть полновата, но назвать её толстой никому бы в голову не пришло, просто была, как говорила тётя Маня, кровь с молоком – вся сияла здоровьем.
  
  
     Эта «кровь с молоком» училась в основном на тройки. Многие ребята, в том числе Тинка с подружками, посмеивались над её наивностью, а иной раз и глупостью, но парням Люська нравилась, потому что всегда была радостной и выглядела ухоженной, свежей.
  
  
     - Смотри, Маслёна, новенький идёт, и Быкова легонько подтолкнула Тинку в бок, - я точно буду с ним дружить, лишь бы Милочка не перехватила.
  
  
     В дверном проёме стоял парень в синей рубашке с галстуком и отутюженных чёрных брюках, он приветливо всем улыбался. Тинка не сразу узнала в нём спасённого ею на реке мальчишку, выглядел он совсем по-взрослому, а когда поняла, что тот самый, быстро спряталась за Люську. Ещё не хватало, чтобы парень на весь класс обозвал её русалкой. Хватит с неё всяких прозвищ от фамилии – Маслёна, Маслятина, Маслуша… И как она сразу не догадалась, когда подружки взахлёб расхваливали распрекрасного новенького, что это тот самый нахальный лодочник, чуть не утопивший её.
  
  
     Вообще-то, нечего волноваться, он её не узнает: тогда Тинка была в купальнике и волосы торчали во все стороны, а теперь собраны в аккуратный хвостик на затылке. Но всё же инстинктивно чуть наклонила голову к парте и закрылась рукой, когда парень проходил мимо.
  
  
     Первым уроком была литература. Эмма Степановна или просто Эмма, как все в классе называли свою классную руководительницу, объясняла новую тему. Тупо уставившись на доску, Тинка слушала плавную красивую речь учительницы об особенностях литературы Х1Х века, а мысли витали вокруг Руслана Кузнецова.
  
  
     Она злилась на себя: надо же, при встрече с ним смутилась, как робкая красная девица, нет, чтобы высоко поднять голову и посмотреть уничтожающе, чтобы сразу понял, что он для неё теперь ноль без палочки. Зря у зеркала репетировала. Увидела его – и всё позабыла.
  
  
     - Что же вы прочитали за лето из того списка, который я дала в мае? – вопрос учительницы вернул Тинку в класс.
  
  
     Ребята стали называть прочитанные книги: «Война и мир», «Отцы и дети», «Преступление и наказание»… Сергей Петров, дурачась, крикнул: «Сказки» Салтыкова-Щедрина». Все засмеялись. И тут вдруг прозвучал голос новенького:
  
  
     - А я ничего из программы не читал. Считаю, неинтересно потом будет, хороша ложка к обеду. А читать и без того есть много чего.
  
  
     Его слова прозвучали как разорвавшаяся бомба. Эмма очень не любила, когда при ней хорохорились своей неначитанностью по школьной программе, ибо только классическая литература, по её мнению, делает людей образованными.
  
  
     Класс на мгновение замер, потом зашушукал, заёрзал, захихикал в предвкушении спектакля-поединка, дающего передышку в монотонном течении урока. Эмма осуждающе поджала тонкие губы и сузила до щелочек глаза, а это признак её боевой готовности.
  
  
     - Целых четыре тома «Война и мир» Толстого не одолеешь быстро! -приступила она к нападению.
  
  
     - Одолею, - спокойно возразил новенький.
  
  
     - Значит, читать будешь по диагонали, пропуская страницы.
  
  
     - Нет, я всё читаю, - заупрямился парень.
  
  
     - Это невозможно, ты же не гений, хоть и отличник! И не второй Ленин, который умел читать очень быстро.
  
  
     - Вот вы сами признаёте, Ленин умел, а он не Бог, человек, так что и я могу!
  
  
     - Сравнивать себя с Лениным – это кощунство! – чуть не задохнулась раскрасневшаяся от возмущения Эмма, но всё-таки сумела взять себя в руки, ведь перед ней всего-навсего ученик, и решила прекратить бесполезные препирательства, оставив всё же последнее слово за собой: -Посмотрим, как ты будешь знать произведения, которые мы будем изучать, и такие ли уж настоящие твои пятёрки!
  
  
     Во время этого спора, забывшись, Тинка, повернулась, как все, к новенькому, смотрела на него широко распахнутыми от изумления глазами. Лицо его чуть порозовело на скулах, но было бесстрастным, а голос спокойным, в то время как учительница явно нервничала. Парень нисколько не обиделся на неё и не расстроился, хотя та открыто пообещала в будущем цепляться к нему на уроках, он даже казался довольным. Спокойно сел на место и невозмутимым взглядом обвёл класс.
  
  
     И вдруг его брови удивлённо поползли вверх, а глаза уставились на Тинку.
  
  
     Догадавшись, что новенький узнал её, Тинка осуждающе сощурилась: ей нравилась Эмма, хотя классная легко вспыхивала в гневе, но так же легко остывала и была доброй, и ни к чему её попусту заводить, лишь бы выделиться. Ох, уж эти мальчишки!
  
  
     И тут же демонстративно отвернулась. Однако затылком чувствовала, парень пристально её изучает, тогда она резко обернулась и в упор посмотрела ему в глаза, дескать, что уставился, не мёдом намазанная.
  
  
     Он не понял её раздражения, радостно улыбнулся и, приветствуя, величественно наклонил голову. Тинка тряхнула волосами, будто норовистая лошадка гривой, - больно ей нужно его приветствие – и, гордо выпрямившись, снова повернулась лицом к учительнице, сидела так, не шелохнувшись, пока не прозвенел звонок.
  
  
     На перемене, похоже, встречи с новеньким было не избежать, так лучше сразу столкнуться с ним, чем дрожать в ожидании; решительности Тинке было не занимать, поэтому она не пошла с подружками в коридор и не побежала с Люськой в учительскую за расписанием, осталась за партой. И верно, он подошёл сразу, присел рядом.
  
  
     - Привет, я уже думал ты в восьмом классе или в седьмом учишься. Среди девятых и десятых вчера на линейке тебя не видел. Прогуливаешь уроки, русалочка? – лукаво поддразнил её.
  
  
     - Само собой, - ухмыльнулась Тинка, - мне же море по колено, не как некоторым утопленничкам, которым речка как океан, чуть не туда шагнул – и уже караул кричи! – прошипела вполголоса.
  
  
     - Это вы про что гутарите? – вмешался в разговор подошедший Серёга Петров.
  
  
     - Да вот новенький говорит, что обожает вместо «Войны и мира» «Майскую ночь, или Утопленницу» Гоголя, - съязвила Тинка, хитро блеснув глазами. Она решила сама нападать, чтобы не дать над ней покуражиться.
  
  
     Нападение, говорят, лучшая от стыда защита. Ей и в голову не пришло, что это Вадим должен чувствовать себя неудобно: наехал на неё лодкой и сам же пошёл ко дну, парень, а не умеет плавать - это ли не позор!
  
  
     Но странно, почему-то стыдилась она. Ей казалось, все будут смеяться, если узнают, как Тинка спасала новенького – тащила на себе, дула в рот, ревела белугой. Наверное, Вадим подумал о том же самом, потому что страшно смутился, прикусив нижнюю губу.
  
  
     - Не связывайся ты с Маслёной, - посоветовал ему Сергей, когда они вернулись за свою парту, - у неё язычок как бритва, отрежет – не пожалеет, скажешь ей слово, а она в ответ – десять. Лучше её не задирать, тогда она трогать тебя не будет, я с ней за одной партой лет шесть отсидел и нрав Тинки изучил. А так она, в общем-то, ничего, может и списать дать, и подскажет, и не сплетничает, не воображает, как некоторые. А ты что от неё хотел?
  
  
     Вадим не ответил. Он злился на эту упрямую светлоглазую девчонку, которая не поняла его и не позволила ему должным образом выразить благодарность ей за спасение на реке. Ведь тогда он забыл это сделать и чувствовал себя перед ней обязанным. Злился и на себя, что не смог как следует, без выкрутасов, по-простому сказать девочке спасибо, обязательно надо было выпендриться, поддразнить её.
  
  
     Глава IV
  
  
  
     Сообщение Эммы о том, что в понедельник класс поедет в Расстреляево, помогать копать картошку колхозу, и будет жить там целую неделю, как и другие старшие классы, все встретили на «ура». Ещё бы, можно не только отдохнуть от уроков, но и пообщаться вместе, так сказать, в походных условиях. В деревне их распределят на постой по квартирам колхозников, как было в прошлом году.
  
  
     Добирались до Расстреляево на нескольких грузовых машинах. Все классы перепутались между собой, каждый ученик сел, куда захотел. Тинка с Милочкой пробились поближе к кабине, уселись на первую лавочку.
  
  
     Одноклассников в машине оказалось немного, с облегчением Тинка отметила, что Руслан поехал в другом грузовике. Алёнку не отпустили в колхоз родители: она в прошлом году долго лежала в больнице. Но проводить подружек пришла, завистливо даже всплакнула на прощание.
  
  
     Вадим залез в машину одним из последних. И сразу заметил у кабины Тинку – в белой косынке и коричневом старом лёгком пальто. И почему-то на душе у него стало необыкновенно весело. Радостно засияло в глаза солнышко, пробившись сквозь тучи; утренняя осенняя прохлада отступила, и почувствовалось приятное тепло, словно на дворе стояла не вторая неделя сентября, а середина мая.
  
  
     Все сидели лицом к движению машины и, когда та взлетала и подпрыгивала на ямах и кочках, громко вскрикивали, смеялись и изощрялись в шутках по поводу умения, вернее, неумения шофёра водить грузовик.
  
  
     - Он не водила, а сапожник, причём безрукий! - орал Генка Карпов из 9 «б». – Думает, мы валенки, можно нас трясти, мять и катать, сколько его душе угодно!
  
  
     - Нет, он думает, что везёт скот на бойню! – острил десятиклассник Сергей Раевский, рыжеволосый, с веснушками по всему лицу, сын Эммы Степановны, мечтающий затмить славу клоуна Юрия Никулина. Его ужимки и жесты действительно всегда вызывали улыбку, даже если он не хотел казаться смешным. - Чем больше помрёт в пути, тем меньше придётся платить скотоубойщикам!
  
  
     Тинка не осталась в стороне от общего поединка в острословии, съязвила:
  
  
     - Расстреляево не Нагуляево и даже не Париж, и не Уфа, что же вы хотели!
  
  
     Потом сравнила шофёра с Незнайкой, угнавшем машину у Фунтика и Шпунтика. Вадим слушал, как шутили ребята, и радовался, что не дал бабушке уговорить себя не ехать на картошку. Она рисовала страшные картины каторжного труда, утверждала, что Вадим с его хрупким телосложением и отсутствием огородного опыта не выдержит. Но он всё же настоял на поездке. И вот со всеми вместе трясётся в машине – и невероятно счастлив!
  
  
     После часовой дороги, пролетевшей как миг, оказались в небольшой деревне, названной Расстреляевым из-за расстрела здесь красных большевиков белыми в 1919 году. Правда, говорят, позже красные тоже постреляли тут всех приверженцев белой власти. Такая вот кровавая земля была в этой деревне, считавшейся центром колхоза, где караярским школьникам предстояло убирать картошку.
  
  
     Расселили их по домам колхозников группами по пять человек. Тинка с Милочкой и ещё две девочки из их класса попали на житьё к бригадиру, соблазнившись антенной на крыше. «Будем телевизор смотреть», -обрадовалась Милочка, но напрасно: постоялиц хозяйка поселила в комнате двух молодых учительниц, снимавших у семьи бригадира квартиру. Вход в комнату был сразу из прихожей. Хозяйская горница, где стоял телевизор, плотно закрывалась, и туда девочек не пускали.
  
  
     Другим одноклассникам повезло больше, хотя они попали в избы победнее; там их угощали семечками, молоком и яблоками из сада. А бригадирша их ничем не угощала и даже возмущалась, когда девочки долго не ложились спать, корила их, что слишком много жгут электричества. За жадность они её прозвали мадам Плюшкиной. «Ах, гасите свет скорей, мадам Плюшкина у дверей!» - иронизировала Тинка.
  
  
     Спали на полу, лишь учительницы - на своих кроватях. Они, в сущности, не были настоящими учительницами. Окончили в этом году караярскую школу, провалились в институт; и районный отдел образования направил их в расстреляевскую школу учительствовать, так как в деревнях не хватало педагогов. Фарида вела английский язык, а Раиса – химию и биологию, хотя ничего в них не смыслила.
  
  
     Они были весёлыми, смешливыми девушками. К ним по вечерам приходил их одноклассник Юра Пермяков, тоже не поступивший в институт и вынужденный учить юных расстреляевцев физкультуре. Он сразу положил глаз на красивую Милочку, чем страшно был недоволен Володя Усатов, по-прежнему ухаживающий за Ланиной, хотя Милочка сказала девочкам, что он ей надоел своей навязчивостью. Пермяков был красивым парнем -спортивно сложенный, мускулистый, стройный, высокий, не в пример приземистому, низкорослому Усатову, хотя и привлекательному на лицо. Милочке очень нравилось внимание Юры, и она с удовольствием кокетничала с ним.
  
  
     На поле Эмма разделила класс по парам на каждый картофельный ряд: парни копали, а девочки собирали. Собранная картошка сваливалась в общую кучу. Володя Усатов напросился в копальщики к 9 «а». Поскольку девочек в классе было больше, Эмма с радостью его приняла, договорившись с классным руководителем Володи. Помогал копать 9 «а» и её сын Сергей.
  
  
     Тинка с Милочкой не захотели расставаться, и Володя согласился копать два ряда. Вадима учительница поставила с Быковой, та сама попросила её об этом и была на седьмом небе, когда услышала при распределении рядов их фамилии вместе.
  
  
     Люська беспрестанно трещала о всяких глупостях и давала бестолковые советы, чем отвлекала Вадима и мешала копать; он никак не мог приспособиться к лопате, и их пара постоянно тащилась в хвосте. У него не было сноровки и опыта, и лопата упрямо его не слушалась, сразу натёрла на ладонях водянистые мозоли, которые в первый же вечер лопнули и не давали покоя.
  
  
     Обедали прямо на поле, вернее в леске, прилепившемся к полю. Установили там временные столы и лавки из досок. Привозили на лошадях фляги с супом и картошку с мясом. Ели вдоволь, уплетая за обе щёки. После обеда с час отдыхали и снова рассыпались, раскатывались горошинками по полю и ползли по своим рядам, оставляя позади себя пустую землю и общую гору картошки.
  
  
     Кто первым доходил до конца ряда, с победным криком кидался к стожкам соломы на соседнем поле. Приятно было растянуться на мягкой соломе и почувствовать, как покидает тело усталость. Тинка, Милочка и их копальщик Володя обычно первыми оказывались у соломенной кучи. Развалившись на ней, ожидали всех остальных и момента, когда можно будет идти в деревню. Ужинали в колхозной столовой.
  
  
     Люська Быкова, собирая картошку, бесцеремонно подгоняла Вадима, завидуя растянувшимся на соломе ребятам. А он выбивался из сил и нервничал. В глазах всё плыло, спина и руки болели и не хотели сгибаться. Когда же этот ад закончится, вот уже три дня нет ему конца! Вадим копает-копает эту проклятую картошку и всё равно не успевает за всеми; он даже во сне видит, как копает поле, а кусты картошки постоянно стоят перед ним, лишь прикроет глаза.
  
  
     - Отстающим браздарям конфузный привет и почёт глубокого невосхищения! - поддел своим острым язычком Вадима и Люську Эммин рыжий сынок Сергей Раевский, когда те, наконец, преодолев свой картофельный ряд, подошли к ожидающим их одноклассникам. Круглые щёки Быковой вспыхнули гневом.
  
  
     - И вовсе я не отстающая! – огрызнулась она. – Это Вадковский не умеет копать, я же не виновата, что он впервые держит лопату в руках!
  
  
     От слов Быковой Вадиму стало обидно, ведь он старается как может. Тем более не напрашивался к ней в пару, напротив, сама она к нему напросилась. Самое неприятное, что всё происходит на глазах у Тинки. Она смотрит на него одновременно насмешливо и жалеючи: что ж опять тонешь, утопленничек? Как тут промолчишь!
  
  
     - Если б ты, Быкова, меньше болтала, то мы не ползли бы как черепахи, -нашелся, наконец, что сказать он.
  
  
     В ответ Люська обиженно возмутилась:
  
  
     - Это я-то только болтаю! Да ты сам-то едва лопатой двигаешь, копаешь в час по чайной ложке, а я от скуки изнываю в ожидании. Завтра, Эмма Степановна, поставьте меня с кем-нибудь другим. Я отказываюсь копать с Вадковским. Пусть все убедятся, кто тормоз в нашей паре!
  
  
     Прямо сказать, неприятная ситуация. Вадим знал, что сам создал её, но как выйти из неё, не представлял. На выручку ему пришла учительница:
  
  
     - Просто у вас, Быкова и Вадковский, трудовая несовместимость. Завтра я вас разделю, и вы оба заработаете быстрее.
  
  
     Вадим был благодарен классной руководительнице, но завтрашнего утра ожидал со страхом. Он знал, что Быкова права: с кем его ни поставь – останется черепахой.
  
  
     Вечером в деревенском клубе показывали французский фильм «Граф Монте-Кристо». Клуб был забит школьниками и колхозниками. Вадим занял место для Риммы Хасановой, она попросила его об этом. Он знал её с пяти лет, их матери были подругами, и, когда он изредка летом появлялся у бабушки в Караяре, они играли вместе.
  
  
     Но место не удалось сохранить. Пока Вадим разговаривал с Серёгой Петровым, повернувшись к нему, рядом, без зазрения совести, уселась Люська Быкова, даже не спросив разрешения, словно и не было между ними ссоры. Пришедшая следом за ней Римма, удивлённая бесцеремонностью Люськи, не стала поднимать скандала, села на последний ряд с Русланом Кузнецовым, Максимом Моисеенко и Сергеем Раевским.
  
  
     Их компания шумно захихикала и зашепталась, лукаво поглядывая на Быкову и Вадковского. Вадим не чувствовал никакой обиды на них, наоборот, ощущал себя с ними как бы в одном заговоре; нарочито глубоко вздохнул и заговорщически подмигнул им, потом развёл руками, дескать, не выталкивать же дуру. Он не сомневался, что Раевский уже всем выболтал о конфликтной сцене на поле.
  
  
     Утром следующего дня Эмма, как обычно, стала расставлять ребят по картофельным рядам. Все чувства Вадима были обострены и напряжены в ожидании своей участи.
  
  
     - Поставьте меня снова с Вадковским, - попросила Люська, - мы уже с ним помирились.
  
  
     - Ну, уж нет, - заупрямилась классная руководительница, - пусть копает с Масловой, а ты займи её место.
  
  
     - Нет! – закричали в один голос Тинка с Милочкой. Только с Эммой не поспоришь, если упрётся, ничем не переубедишь. И Тинке пришлось идти на ряд к новенькому.
  
  
     Не зная радоваться или печалиться такому повороту событий, Вадим принялся торопливо копать картошку, не дожидаясь, когда всех расставят по рядам. Вывернув куст, усердно затряс его, как делал при Быковой, освобождая клубни от ботвы.
  
  
     - Что ты делаешь? – остановила его Тинка. - Я сама буду трясти, мне так сподручнее, вся картошка будет у меня на виду. Ты лучше быстрее копай. И не дави во всю мочь руками на лопату, - посоветовала она: - Только силу теряешь, ты её пристукивай одной ногой, а когда земля твёрдая, можно встать на неё всем весом.
  
  
     Он послушался и сосредоточил свои усилия на копании, постепенно набрал темп, и движения его стали размереннее. Странно, в этот день мозоли не досаждали, а спина не болела. Копать даже было приятно. Иногда Тинка отставала, и Вадим, не слушая её возражений, брал наполненное картошкой ведро и относил к куче. А она тем временем отрясала на борозду выкопанные кусты.
  
  
     В конце рабочего дня у соломенного стога они были не первыми, но и не последними. Впервые Вадим ждал остальных, блаженно растянувшись на копне, и у него было невероятно радостно на душе.
  
  
     - Выходит, и правда у нас с тобой несовместимость, - не удержался он подтрунить над Быковой, когда та подошла к соломе позже их с Тинкой.
  
  
     - Это просто Маслёна как ракета, - красиво повела в его сторону своей тонкой бровью Люська и повернулась к новенькому в пол-оборота. Она почему-то считала себя в таком положении неотразимой. Девчонки знали об этом и захихикали. Вадим интуитивно почувствовал, что смеются не над ним, но не понял причины смеха, только не стал допытываться о ней, переполз к Серёге Петрову, дремавшему с обратной стороны копны.
  
  
     В предпоследний день пребывания в колхозе по традиции устраивался праздник. День начинался поединком лучших браздарей. Каждый класс выставлял по копальщику и собиральщику. Чья пара побеждает, тот класс освобождается от культивации, то есть подборки оставшегося после копки на поле картофеля. Счастливцы рыбачат или собирают в лесу грибы, словом, отдыхают, пока другие по-прежнему заняты картошкой. В обед всех ожидает праздничный стол с ухой прямо в леске.
  
  
     Девятый «а» выдвинул в браздари Тинку и Серёгу Петрова.
  
  
     - Я не буду, пусть Луиза Чалова соревнуется! – горячо запротестовала Тинка, ей ужасно не хотелось на глазах у всех собирать картошку, она представила, с какой презрительной ухмылочкой будут на неё смотреть Руслан и эта кривляка в вязаном комбинезоне Римка Хасанова, если они с Серёгой проиграют, и заканючила перед учительницей: - Я не справлюсь, и вообще не терплю никаких соревнований, у меня к ним аллергия! – Последнее слово она переняла от Милочкиной мамы.
  
  
     Впрочем, Эмма была неумолима.
  
  
     - Перестань молоть чепуху. Я верю в вас с Петровым, вы всех обгоните, -заявила твёрдо.
  
  
     Шесть коротких, в двадцать широких шагов, сравнительно равных картофельных рядов оставлены были для состязания. Тинка с Серёгой оказались на первой дорожке-борозде. Перед стартом они оговорили все свои действия, чтобы работать без суеты. Как только судья махнул флажком, а им оказался Руслан Кузнецов, ринулись к своему ряду и тут же склонились над ним.
  
  
     Они копали картошку до удивления дружно и быстро. Все вокруг орали, визжали и прыгали, каждый класс болел за свою пару. Судья Руслан стоял посередине дороги, в которую упирались ряды, и внимательно следил за браздарями, чтобы не мухлевали, а то можно, не копая, повыдёргивать, одну ботву.
  
  
     Первыми справились с заданием Тинка с Сергеем, они значительно обогнали всех.
  
  
     - Есть! – заорал Петров, высыпая в общую кучу последнее ведро, подпрыгнул и при этом поднял руку, подражая футболисту, забившему гол.
  
  
     - Ура! Мы победили! – поддержал его радостным хором 9 «а».
  
  
     Девчонки кинулись обнимать Тинку, а парни стали жать руку Серёге. Оба они сияли, довольные собой. Тинка поймала на себе одобрительный взгляд Руслана, который, к её удивлению, ничем не отозвался в ней.
  
  
     На рыбную ловлю к реке отправились несколько человек, захватив небольшую сеть, которую дал «ашникам» местный конюх, всё-таки ловили на уху для всех. Остальные с шумом разбрелись по лесу. Эмма крикнула им вслед:
  
  
     - Через два часа, чтобы все были у ручья на стане, не опаздывайте на обед!
  
  
     Сначала Тинка шла рядом с Милочкой и Луизой Чаловой, веснушчатой, длинноногой, но очень бойкой девицей, имеющей в классе прозвище Нуинька – за её постоянное переспрашивание собеседника: «Ну и?». Потом, когда они набрели на поляну, усеянную опятами, незаметно отстала и направилась в глубину леса, ей захотелось побыть одной.
  
  
     С каждым шагом всё меньше доносился до неё увлечённый разговор Милочки и Луизы, которая до Вадковского считалась лучшей ученицей в классе. Лес был густой и тёмный, крона где-то вверху, а внизу – только стволы, да сумрак и мох. Тинка глубоко вдохнула приятный, пахнущий сосновой смолой воздух. На одном из деревьев увидела застывшие серо-жёлтые потёки серы. Щепкой соскоблила её – и за щёку, принялась жевать. Какое блаженство находиться в тёмном лесу, словно в волшебном царстве, и щёлкать пахучей серой!
  
  
     Набрав её про запас и завернув в лист какого-то растения, сунула в карман пальто – угостит потом девчонок. Поспешила дальше, туда, где лес становился всё реже и реже. Вскоре вышла на полянку, на которой было больше берёз и осин, чем сосен и елей. Вдруг она заметила стройную осинку, всю окутанную пурпурной листвой. «Какая прелесть!» -восторженно вырвалось у неё.
  
  
     Бросившись к деревцу, встала под пурпурное одеяние и запрокинула голову, представив себя под лоскутным зонтиком. А что если покачать осинку, получится прекрасный бордовый листопад-звездопад. И девочка тихонько затрясла её, листочки зашумели, занервничали, а некоторые, не удержавшись, попадали на смеющуюся непрошеную гостью.
  
  
     - А ты не боишься сломать дерево? - Неожиданно услышала Тинка сзади. Она резко повернулась и увидела неподалеку прислонившегося к берёзе новенького. Его шоколадные глаза смеялись, хотя на лице было написано недоумение.
  
  
     - Зачем ты его трясла? Оно же не картошка! – В голосе Вадковского не чувствовалось насмешки, скорее в нём было веселье. Тинка, незаметно выплюнув в сторону серу, поманила его к себе и, когда Вадим подошёл и встал рядом, показала рукой вверх и сказала загадочно: - Представь, над тобой лоскутный шатёр или ковёр, я сейчас его потрясу, и ты увидишь красный дождь. Не волнуйся, осинку я не сломаю, я её чувствую.
  
  
     И деревце в её руках закачалось, сначала тихо, чуть-чуть, затем всё сильнее и сильнее. Яркие листочки, отрываясь, стали падать плавно и кружась на них, садиться им на волосы, плечи и даже глаза. Какая странная эта девочка, восхищённо подумал Вадим, всегда разная: на природе жизнерадостная выдумщица, доступная и открытая, а в классе – как нахохлившийся воробышек, вспыльчивая, ершистая и резкая.
  
  
     - Как это ты от Быковой удрал? – спросила вдруг она весело.
  
  
     - Укатился, как колобок, - пропел Вадим, и они оба во весь голос расхохотались. – Я от бабушки ушёл и от дедушки ушёл, а уж от Быковой подавно смоюсь, - захлёбываясь смехом, продолжал петь парень.
  
  
     - Блажен, кто верует! – иронично произнесла Тинка, не переставая улыбаться. – Ты не знаешь Люськи. Из цепких её лапочек нелегко ускользнуть. Она влюбилась в тебя, утопленничек. – Лучше бы она откусила себе болтливый язык, прежде чем ляпнуть такое: выдала секрет Быковой, которая, в общем-то, неплохая девчонка, хотя немного навязчивая, и одновременно оскорбила новенького напоминанием о его неумении плавать. Но раз уж слова выскочили, их не поймаешь, можно только сделать хорошую мину при плохой игре: - Очень приятно, когда в тебя влюбляется красивая девочка с натуральными белыми волосами!
  
  
     - Что-то я этого не чувствую, - хмыкнул Вадим, проигнорировав «утопленничка», - наоборот, ей хочется, чтобы я влюбился в неё, поэтому кокетничает со мной, глазки строит. - Тинка сделала вид, что удивилась:
  
  
     - Разве так важно в любви, кто первым стал оказывать знаки внимания?
  
  
     - Так это в любви. Она как наваждение или болезнь. При ней не требуется проявлять каких-то особых знаков или уловок, вроде построенных глазок, придёт - и уж об этом сразу поймут двое. Разве ты не знаешь об этом из литературы, русалочка? – голос парня стал нежным и хриплым.
  
  
     - А я уж думала ты на своём опыте рассуждаешь так красиво! – Тинка взглянула на новенького испытующе и с откровенным любопытством, при этом чуть приблизилась к нему.
  
  
     Заглянув в её глаза, Вадим неожиданно отметил, какие они тёплые и светлые, как летнее небо, и тут же смутился, словно она подслушала его мысли, вспыхнул краской и глухо пробормотал:
  
  
     - Не удосужился ещё пока такой чести, ориентируюсь на опыт Ромео и Джульетты, Ассоль и её капитана с алыми парусами…
  
  
     - Это всё книжные мудрости, - перебила его Тинка, - а в жизни всё проще. Когда красивая девочка, как ты сказал, глазки строит, очень трудно мальчику устоять.
  
  
     - А когда наоборот? – почему-то волнуясь, спросил Вадим, на щеках его появились приятные ямочки. Но Тинка вдруг почувствовала раздражение, ей захотелось наговорить новенькому колкостей.
  
  
     - Красивые мальчики слишком о себе воображают, - резко бросила она. – Но сами ничего не стоят. Им кажется, все влюбляются в них, они любуются собой, как Нарциссы, и не видят, что смешны, и умные девочки над ними хихикают.
  
  
     - Слава Богу, мне это не грозит. Я не красавец. А вот тебе, русалочка, с твоими чудными небесными глазками стоит задуматься, потому что многие захотят тебя обольстить, так что нарциссизмом запросто можешь заболеть.
  
  
     Вадим едва не прикусил язык – так сильно толкнула его Тинка в бок. Пробормотав «дурак», она сорвалась с места, словно ужаленная. Вот ещё издевается, как будто не видит, что глаза у неё самые обычные, небольшие, и лоб в следах от прыщей, а нос покраснел на осеннем солнце и шелушится. Вилька сразу это заметил и не упустил случая посмеяться: «Нос у Маслятины как капуста в ста одёжках».
  
  
     Когда Вадим вернулся в лесок, называемый школьниками «едальней», там уже вовсю плескалась в котле уха. Тинка вместе с другими девчонками хлопотала над ней, на него и бровью не повела. Но Вадиму всё равно было весело, почему-то хотелось хихикать, дурачиться, шутить. Внутри всё так и пело. Всё-таки странные у этой девчонки глаза: то похожи на тёплое чистое небо, то сверкают как грозная морская волна, то превращаются в холодные льдинки, как в замерзающих лужах.
  
  
     Глава V
  
  
  
     Жизнь надо принимать такой, какая она есть, и не враждовать по пустякам – сколько раз это Тинка твердила себе, но никак не могла удержаться, чтобы не столкнуться с кем-нибудь, особенно с Вилькой Ахметовым. А ведь часто ссорилась с ним из-за «дохлого жука», как в любимой поговорке бабы Мани: «Две вороны из-за дохлого жука передрались».
  
  
     Хотя сама по себе Валентина Маслова была неконфликтным человеком, наоборот, даже доброжелательным, как считали многие, кто её знал поближе, но иногда в неё словно вселялся бес, становилась резкой и неуступчивой, особенно в последнее время. Она просто не могла спокойно терпеть обиды и рвалась защищаться, когда её обижали, тут уж противникам приходилось несладко от её острого язычка.
  
  
     Впрочем, мало кто в классе догадывался, что сама Тинка жутко страдала от враждебности Вильки. Он презирал её с лютой ненавистью и не упускал случая, чтобы не задеть грубостью. А причина такой злобы была в давней самой глупой истории. Как-то в третьем классе она встретила Вильку в библиотеке. Увидев в его руках повесть «Катруся уже большая», удивилась, что он читает книги о девочках, почему-то ей казалось – мальчишек не должны интересовать девчачьи переживания.
  
  
     - Я очень люблю читать про девочек, - доверчиво поделился он с ней. -Мама сказала, девочки – люди сложные, их надо понимать и знать. А я, когда вырасту, женюсь на Галочке Иноземцевой.
  
  
     Тинка имела глупость передать это Быковой, та как раз подвернулась ей по дороге из библиотеки. А то, что услышала Люська, непременно узнает весь класс. Над Вилькой стали смеяться. Тогда Тинка, может быть, впервые поняла, что не следует никому передавать чужие слова, если не хочешь нажить врага.
  
  
     Случай этот, казалось, забылся, к тому же Вилька в четвёртом классе перешёл в основную школу, так как его семья переехала из микрорайона леспромхоза в центр Караяра. Однако в пятом классе, когда 4 «а» был переведён из начальной школы в основную, среднюю, Вилька вернулся к ним, и тут у него с Тинкой разгорелась затяжная война, то скрытая, а иногда и явная. Другие не сильно-то её замечали, их столкновения для них были только забавой.
  
  
     А вот Тинке приходилось быть постоянно под прицелом Вилькиной враждебности. Ещё и Галочка Иноземцева, дочка директора леспромхоза, невольно подлила в неё огня тем, что наотрез отказалась сидеть за одной партой с Ахметовым, когда учительница вдруг вздумала посадить их вместе. Иноземцева мечтала сидеть с Масловой.
  
  
     Галочка была очень скромной и не уверенной в себе девочкой, а в Тинке она ощущала опору, видела в ней сильную, независимую личность, восхищалась её способностью подмечать в жизни смешные стороны и умением быть находчивой в нужный момент. Сама же Галочка в сложных ситуациях терялась, хотя была неглупой и имела твёрдые убеждения, только точные слова приходили ей на ум, когда момент для ответа был уже упущен.
  
  
     Вот писать красиво и гладко она умела. Её сочинения Эмма хвалила: они всегда были тематически выдержанными, не в пример сочинениям Тинки, которые учительница раскритиковывала в пух и прах за сумбурность, перескакивание мыслей и беззастенчивое вклинивание разговорных словечек в возвышенные рассуждения. Однако Эмма признавала их оригинальность и говорила: «Если бы ты, Маслова, удосужилась вникнуть и перечитать написанное, а потом переписать, то сочинение было бы прекрасным».
  
  
     Вилька «покусывал» Тинку часто за запахи. Обладая чутким обонянием, унюхивал всё, что она ела, пила и то, чем пропиталась её одежда, побывавшая вместе с нею в разных местах. Он безошибочно это угадывал и при встрече с Тинкой, морща нос, изводил её грубыми намёками, особенно после того, как в прошлом году у неё начались месячные. При всех заявлял, что от неё пахнет кровью и сырым мясом. Когда однажды она отказалась лезть на канат и учитель физкультуры поинтересовался почему, Вилька беззастенчиво брякнул: «Боится, что её грязные тряпки на вас полетят!».
  
  
     Он достаточно попортил ей крови. Именно из-за него она не хотела, чтобы в их классе учился Руслан Кузнецов, потому что при нём ей казалось неудобным отвечать на Вилькину грязную грубость той же монетой.
  
  
     Обычно Тинка останавливала Ахметова насмешками над его «бабьими» привычками, обзывая расфуфыренным петухом или хлыщом с дамским мировоззрением. Вилька был чистюлей и строил из себя человека комильфо – изысканную личность. Прочитав повесть «Детство» Л. Толстого, он стал делить людей на избранных и низкосортных, тщательно следил за одеждой, отрастил волосы до плеч и подвивал их, пользовался дорогим одеколоном.
  
  
     Сначала Ахметов Вадиму понравился. Каштановые волосы, живописно загибающиеся на концах, придавали Вильке романтический вид поэта 19 века. Манеры джентльменские, и тонкая улыбка играет на губах. Светлые отутюженные брюки и такая же рубашка – и каждый день всё словно новое. Вадим тоже старался ходить в школу наглаженным, но усилий его хватало лишь на начало недели.
  
  
     Отношение к Вильке у него изменилось после классного собрания, где выбирали комсорга. Сергей Петров предложил Тинку.
  
  
     - Хватит Ланиной быть всё время комсомольским вожаком, пусть годик отдохнёт, - сказал он, - выберем Маслёну, она надёжная, и с ней не соскучишься.
  
  
     - От неё кислой капустой несёт, - буркнул Ахметов, на что Тинка тут же отреагировала:
  
  
     - А от тебя дамскими духами!
  
  
     - Таких, как Маслова, вредно допускать к власти, - не унимался Вилька, -у неё кухаркины манеры и ум на уровне многодетности. – В холодных зелёных глазах Ахметова сверкало презрение. – Вы хотите, чтобы нами командовала кухарка?
  
  
     Вспыхнув от возмущения, Тинка сорвалась с места и треснула не успевшего отклониться Вильку учебником по голове.
  
  
     - Сами видите, какая она невыдержанная! Дай ей власть – побьёт всех! – Вилька с трудом увильнул от нового удара.
  
  
     - Хватит, Маслова, садись на место! – рассердилась Эмма. – Ещё драки нам не хватало, тебе действительно нельзя доверять класс, не повзрослела ещё. А ты, Ахметов, попридержи язык, что ты его частенько распускаешь не к месту. – Голос учительницы был сердитым.
  
  
     - А почему вы Масловой не говорите то же самое? – дерзко огрызнулся Вилька, но, заметив наливающийся гневом взгляд Эммы, примолк, а затем тихо пробормотал сидевшим рядом: - А кислой капустой от неё всё равно несёт!
  
  
     - Зачем он её так? – возмущённо прошептал Вадим своему соседу по парте Серёге Петрову.
  
  
     - Маслёна в долгу не останется, - спокойно ответил тот, - она его ещё похлеще обзывает – завитой куклой, ошибкой аборта, мисс-дамочкой. А вот про многодетность, пожалуй, он перегнул. - И Петров, словно вспомнив что-то, поднял руку. Учительница предоставила ему слово.
  
  
     - Хочу сказать в защиту охаиваемой некоторыми до меня выступающими многодетности, - начал он в своей шутовской манере, важно сцепив руки на животе и гордо выпрямившись во весь свой немалый рост – Серёга был самым высоким в классе. – Демографическое положение общества без неё ухудшится, и надо поддерживать её, эту многодетность. Обращаю ваше внимание, судари и сударыни, она для нас, людей, не может быть недостатком. А у Тинки к тому же семья самая дружная в Караяре. Никто не дерётся и не ругается.
  
  
     После последней фразы класс наполнился неудержимым хохотом. Эмма, едва сдерживая смех, плотно сжала свои тонкие губы, образовав привычную строгую линию, по которой стало всем ясно, что она не позволит Серёге дальше разглагольствовать.
  
  
     - Увы, Петров, чеховское выражение «Краткость – сестра таланта» тебе не знакомо! – произнесла она возвышенно. Серёга сделал вид, что обиделся: выпятил нижнюю губу, скромно опустил глаза, пожал плечами и певуче проговорил:
  
  
     - Ну вот, и высказаться не дадут, хотя душа так и просится поделиться накопившимся в ней. - И неожиданно серьёзно добавил: - Согласен, Чеховым-писателем мне не быть, а вот Чеховым-доктором я и сам не хочу.
  
  
     - Почему это? – удивилась учительница: все в классе знали, что Серёга мечтает стать врачом, как и его друг из 9 «с» Максим Моисеенко.
  
  
     - Потому что нельзя быть асом и в писательстве, и в медицине. Я бы совсем не хотел лечиться у Чехова. Хотите, я поясню почему?
  
  
     Эмма замахала на Петрова руками, вечно он уводит разговор в сторону, заводит неуместные споры.
  
  
     - Сейчас собрание, а не диспут! – отрезала она, и Серёге пришлось сесть на место.
  
  
     Слушая перепалку Петрова с учительницей, Тинка машинально улыбалась вместе со всеми, однако, Вадим заметил, что ей вовсе не смешно и смеётся она только за компанию, глаза её были грустными и отстранёнными, и где-то в глубине их таились слёзы. И он почувствовал к Вильке неприязнь.
  
  
     В душе же Тинки ныла и возмущалась досада: она терпеть не могла, когда её семью обзывали многодетной. Бывает в семьях детей и больше. Например, у Климовых – восьмеро, но никто их не укоряет в многодетности. Просто у Климовых мать – заведующая детсадом, отец – судья, а у неё мать – посудница в столовой, отец – обычный шофёр, родители мало зарабатывают, и семья живёт небогато.
  
  
     Комсоргом избрали снова Ланину. Милочка нравилась почти всем в классе и, пожалуй, никто бы не отказался с ней дружить – предложи она дружбу. Потому что была очень красива, а красота инстинктивно влечёт к себе и вызывает доверие.
  
  
     Глава VI
  
  
  
     Незаметно пролетела первая четверть. Эмма на последнем перед каникулами классном часе впала в такой гнев, какого в 9 «а» ещё у неё не видели. Многие в классе нахватали двоек и троек, и, хотя в старших классах отметки выставлялись только за полугодие, за вторую четверть сложно будет что-то исправить, предрекала учительница.
  
  
     - Ударников практически не будет!- бушевала она. – Скатились до троечников Ланина, Маслова, Дранкина, Петров – получили тройки по физике и истории. Думаете, учителя во второй четверти вас пожалеют? Не ждите! Один Вадковский – отличник! Но это не класса заслуга. Странно, что он у нас в такой разгульной обстановке, когда никто не готовится к урокам, а думает только о танцульках, не нахватал троек!
  
  
     Класс молчал, понимая, что Эмма права. Даже Луиза Чалова, у которой в прошлом году за год было всего две четвёрки, остальные - пятёрки, получила в эту четверть одну тройку по физкультуре. Но всё же классная перегибала палку: они учились не хуже хвалёного 9 «б» и других классов. Просто всех в эту осень захлестнуло увлечение танцами.
  
  
     По субботам в школе для 8-10 классов возобновились вечера отдыха – так решил снова, как и в прошлом году, педсовет, чтобы старшеклассники не болтались на улице и не посещали районный Дом культуры, где много опасной внешкольной молодёжи, - в РДК ходить на танцы школьникам запрещалось.
  
  
     Вечера, по настоянию Эммы Степановны, проводились тематические: то в виде осеннего бала, то есенинских чтений, то народных посиделок – каждый класс готовил их по очереди. Но вся тематическая дребедень умещалась в каких-то полчаса, а всё остальное было танцами до 10 часов вечера.
  
  
     Как только включали магнитофон, все, если послушать Эмму, превращались в безмозглых баранов, дёргающихся и блеющих: она крайне отрицательно относилась к современным танцам и прямо расцветала, когда звучали спокойные мелодии.
  
  
     На танцах действительно школьники преображались – становились взрослее, раскованнее и необычнее; парни вдруг вспоминали, что они кавалеры, а значит, обязаны быть с девицами галантными и развлекать их, а девочки – что они дамы и должны терпеливо сносить глуповатые ухаживания Ванек, Толек, Фанусов и быть с ними кокетливыми. Какой-то Петька Мошкин, на которого в классе любая девчонка смотреть бы не стала, потому что на уроках у доски он не мог связать и двух слов, то тут, на танцах, становился личностью, то есть партнёром по танцам. Он не стоял у стенки, как многие мальчишки из 9 «а», а смело приглашал девочек и неплохо выгибался в шейке.
  
  
     Милочку Ланину приглашали нарасхват – парни из своего класса и из других, восьмых, девятых и десятых. Неожиданно в начале октября уехал из Караяра Володя Усатов - его семья переехала жить в Уфу, и от него не было ни слуху ни духу, что казалось очень странным, потому что, уезжая, он клятвенно заверял Милочку, что будет писать.
  
  
     - Он, наверное, там влюбился, - обиженно говорила она подругам, - с глаз долой – из сердца вон. – А однажды заявила: - Я тоже найду себе кого-нибудь, вот возьму и буду назло дружить с Вадковским. – Смородиновые её глаза лукаво заблестели. – Быковой не поддался, со мной, может быть, ходить не откажется.
  
  
     Тинке такое бахвальство Милочки совсем не понравилось. Конечно, она красавица, но Вадим не объект для опыта, на который можно, когда вздумается, направить девичье очарование, не считаясь с его желанием. Однако Тинка промолчала, зато потом заметила: Милочка слова на ветер зря не бросала – принялась кокетничать с новеньким. Но он никаких шагов к дружбе с ней не предпринимал, а только, как казалось Милочке, смотрел на неё странным взглядом издалека.
  
  
     - Стесняется ко мне подойти, - делилась она с подружками, - ведь чувствую, что смотрит в мою сторону, а не подходит, наверняка потому, что я «ходила» с Усатовым, боится, что откажу.
  
  
     - Я тоже замечаю, как он на тебя смотрит, - поддакивала ей верная Аленка и взахлёб описывала знаки внимания, якобы оказываемые новеньким любимой её подружке, придавая всем мелочам приятное для ушей Милочки значение.
  
  
     Поведение Вадима в последнее время Тинку тоже занимало, хотя старалась не думать о нём. Ей казалось, что следит он глазами не за Милочкой, такой обворожительной и притягательной, а за ней – Тинкой. Когда она на уроках случайно оборачивалась и смотрела на конец первого ряда, где на предпоследней парте сидел Вадковский, то натыкалась на его обжигающий взгляд; если даже просто поворачивала голову в его сторону, то краем глаза видела, что он на неё смотрит. Это её смущало и приводило в недоумение. Ведь на танцах Вадим к ней, как и к Милочке, не подходил.
  
  
     Там он держался от класса особняком. Танцевать приглашал Римму Хасанову, менявшую почти каждую субботу наряды, да Оксану Чевыкину, смешливую пухленькую дочку начальника милиции. Стоял обычно в компании Максима Моисеенко и его младшего брата, восьмиклассника Дениса. Сергей Петров на школьных вечерах не показывался: ухаживал за молоденькой медсестрой, старше его на три года, и, несмотря на запрет педсовета, ходил на танцы в РДК.
  
  
     «Бэшники» всюду держались особой компанией. В этом классе учились ребята большей частью из семей караярской элиты, в том числе некрасивая, долговязая, похожая лицом на Иисуса Христа дочка первого секретаря райкома партии. А классным руководителем 9 «б» была жена председателя райсовета Елена Аркадьевна, красавица Элен, как звали её ребята, она преподавала, как и Эмма, русский язык и литературу.
  
  
     Вадим мог бы попасть в этот класс, а не в 9 «а», состоящий в основном из детей леспромхозников, не окажись в момент сдачи им документов директор школы в отпуске и не заменяй его принципиальная Эмма Степановна Раевская. Заглянув в аттестат Вадима за восьмой класс и увидев в нём одни пятёрки, тут же записала его в свой 9 «а», так как в её классе не было отличников, а в 9 «б», куда просился Вадковский, по совету Риммы Хасановой, - целых три.
  
  
     - Надо было тебе настоять, - возмущалась Римма, ей очень хотелось, чтобы он учился в её классе. Да и Вадим не возражал, так как скучал по родителям, уехавшим в Германию, на новое место службы отца, полковника по званию, и оставившим его на время у дедушки с бабушкой, и чувствовал себя в Караяре чужим, а Римма была единственной, кого он знал тогда из ребят. – Попроси бабушку перевести тебя, - продолжала убеждать она, - в нашем классе много умных парней и девчонок, а в 9 «а» почти одни плебеи.
  
  
     Под словом «почти» она имела в виду Серёгу Петрова, Луизу Чалову, Киру Дранкину и ещё двух-трёх ребят. А всех остальных считала «люмпеном».
  
  
     В сущности, Римма не была злой, даже жалостливо рыдала, когда смотрела кинофильмы «Приключения Оливера Твиста», «Девочка ищет отца» и «Республика ШКИД». Но брезгливо относилась к ребятам из рабочих семей, они ей казались грубыми, недоразвитыми и угрюмыми, как и их родители. Этот снобизм у неё был не от отца, простоватого татарина, имевшего за спиной лишь ПТУ, по воле случая попавшего в руководители райпотребсоюза, потому что был партийным, а от высокомерной русской матери, возглавляющей караярский универмаг.
  
  
     Когда звучали медленные мелодии, Тинка и Алёнка отходили обычно к окну и оттуда наблюдали за залом или за Милочкой, которую обязательно кто-нибудь из парней приглашал. Сами же они танцевали чаще всего быстрые танцы – гнулись в шейке вместе со всеми.
  
  
     Случалось, их тоже приглашали мальчишки, такие, как Петька Мошкин, потные, самонадеянные, ничего собой не представляющие, но это было раз или два за вечер. Тинка обычно им отказывала, хотя бабушка Софья наставляла её: «Если хочешь, чтобы на танцах было много кавалеров, никому не отказывай. Тут срабатывает цепная реакция: один пригласил, другой увидел и тоже пригласил, третий думает, ага, значит, в ней что-то есть, если её другие приглашают, и сам уже спешит пригласить. Так и нужный человек тебя пригласит, Тинуша». Но терпения дождаться «нужного человека» ей не хватало.
  
  
     Он вообще не обращал на неё внимания. Украдкой Тинка следила за перемещениями Руслана Кузнецова по актовому залу. Широкоплечий, мускулистый, с походкой пантеры, он и на танцах вёл себя как на ринге, уверенно и настырно, не сомневаясь, что является одной из важных персон. Танцевал с «бэшницами» или Светой Ковалёвой из своего класса, с ней он учился ещё в 8 «д».
  
  
     Ковалёва была заметна в школе тем, что хорошо пела и являлась солисткой школьного ансамбля «Счастливая птица». Длинноногая, кудрявая и всегда хохочущая, она кружила голову многим парням, но сама была по уши влюблена в старшего брата Оксаны Чевыкиной, студента-первокурсника нефтяного института – бесшабашного губастого гитариста Володю. Всем известно было, что Света частенько ездила к нему в Уфу. Но это не мешало Руслану за ней волочиться.
  
  
     На вечер не возбранялось девочкам краситься и завиваться. Милочка укладывала свои густые блестящие волосы в локоны, красиво спадающие на плечи. У Алёнки под белёсой, не поддающейся завивке чёлкой сверкали подведённые синим карандашом васильковые глаза, казавшиеся узкими щёлочками.
  
  
     Тинка красила ресницы чёрной тушью, а лоб и нос легонько пудрила рисовой мукой. Её толкла ей в ступке бабушка Софья, уверяя, что измельчённый рис для кожи гораздо полезнее любой пудры, - не забивает поры и подсушивает прыщики, все модницы на Руси в старину якобы использовали его.
  
  
     Одевалась Ковалёва на танцы ярко и броско – к шёлковому платью на шее и в ушах сверкали недорогие, но заметные украшения. Куда там Тинке за ней угнаться. Она и на танцах была как в школе – в сером свитере и юбке с встречной складкой.
  
  
     Целиком вся серая, одним словом, мышка. Разве на такой серости остановит взгляд красавец Руслан! Пора ей быть реалисткой, пора посмотреть правде в глаза. О своей внешности Тинка была невысокого мнения.
  
  
     На вечере в честь ноябрьского праздника Вадим вдруг пригласил Милочку на танец.
  
  
     - Всё-таки решился! - радостно пискнула в Тинкино ухо Алёнка. Счастливая Милочка упорхнула за кавалером. После её возвращения, когда музыка смолкла, верная подружка продолжала исходить восторгом: - Он теперь будет приглашать только тебя, вот увидишь, Милочка!
  
  
     Быстрые танцы Вадим не любил: ему казалось, что у него получается неловко и коряво. И стоял, пока другие выгибались и прыгали, у стенки с Максимом Моисеенко, который недолюбливал быстрые танцы из-за своей тучности.
  
  
     Прохрипев весёлую мелодию, магнитофон затосковал о заблудившейся в пустыне любви. «Возвращайся, я без тебя столько дней», - печально и звонко выводил женский голос. Вадим решительно направился туда, где стояла Тинка с подружками.
  
  
     - Идёт в нашу сторону! – просигналила подружкам зоркая Алёнка и тихонько сжала вспотевшую ладошку Милочки. – Сейчас тебя пригласит!
  
  
     Довольно улыбаясь, красавица Ланина дёрнула плечиком, дескать, знаю сама, откинула назад локоны и скромно сложила губки сердечком, приготовилась уже шагнуть к Вадиму навстречу, как он неожиданно остановился около Тинки.
  
  
     - Можно тебя пригласить, Маслова? – почему-то обратился к той по фамилии.
  
  
     Удивлённо заморгав, Тинка взглянула на разочарованную подружку, сразу надувшую пухленькие губки, и хотела отказать, но Вадим уже взял её за руку и затянул в круг танцующих. К Милочке подошёл Толя Арбузов из 9 «с», в последнее время названивающий ей по телефону, и пригласил танцевать.
  
  
     Удивительно спокойно было у Тинки на душе. Как приятно быть не влюблённой! Чувствуешь себя свободно, сердце громко не стучит, и мысли не путаются, не краснеешь от неудачно сказанного слова – говори, что хочешь.
  
  
     И откуда только взялась у неё разговорчивость! Танцуя с мальчишками, она обычно помалкивала, а с Вадимом разболталась; да и он не молчал, оба не заметили даже, как стих магнитофон и усилительные колонки, завершая песню, в последний раз тоскливо «вздохнули». И тут же зазвучала ритмичная мелодия. Толпа задёргалась, закачалась, затопталась, а с нею и Тинка.
  
  
     - Ну, что стоишь, танцуй! – с вызовом крикнула Вадиму, оглушённому наплывом быстрых и скачущих звуков.
  
  
     - Я не умею, - признался он, - у меня ноги не выворачиваются как надо.
  
  
     - А ты не думай о них, просто гнись и всё!
  
  
     - Засмеют!
  
  
     - Велика беда. По мне так пусть смеются, лишь бы не били! – хохотнула Тинка.
  
  
     О нет, конечно, ей было не всё равно, что думают о ней сверстники, но в этот момент Тинке казалось, что она выше толпы, мнение которой её теперь не волнует. Вадим смотрел на неё с восхищением и доверчиво – так смотрит обычно Федорик, когда она его в чём-то убеждает. И вот уже рука Вадима в её руке, и они сливаются с толпой.
  
  
     Как чудесно оказаться в ней! Лихорадочное возбуждение толпы обычно приятно расслабляет. Находясь в ней, невольно подчиняешься чужой воле. И даже вырваться не хочется.
  
  
     Толпа колыхалась, словно буйное море, а вместе с нею – Вадим с Тинкой, с восторгом и радостью, с ощущением полёта на качелях. И очень жаль, очень жаль, что музыка так быстро закончилась. А потом уже он не приглашал никого, весь оставшийся вечер простоял с Максимом у стенки.
  
  
     Глава VII
  
  
  
     Ещё на каникулах Милочка узнала от Эммы, столкнувшись с ней в магазине, что их 9 «а» будет ставить спектакль.
  
  
     - В РДК приехала практикантка с режиссерского факультета из Уфы, рассказала она подружкам, - бывшая Эммина ученица. Ей надо поставить спектакль, как курсовую работу, а народный театр Дома культуры, как назло, развалился. Вот Эмма и предложила задействовать наш класс – всё равно нам надо готовить новогоднее представление, очередь наша, «бэшки» вели новогодний бал в прошлом году.
  
  
     Всё новое обычно молодёжь влечёт к себе, особенно если она не избалована разнообразием развлечений, как в караярской районной школе. Поэтому приход будущего режиссёра Вероники Морозовой в 9 «а» в первый день новой четверти вызвал у всех большой интерес. Никто не ушёл после уроков, даже Серёга Петров, считавший себя взрослее своих одноклассников.
  
  
     К удивлению «ашников», пришли на их классный час несколько человек из других девятых классов, в том числе модница Римма Хасанова и звонкоголосая Света Ковалёва, явился и десятиклассник Сергей Раевский, мечтающий стать клоуном, - всех их пригласила Эмма, чтобы для спектакля можно было подобрать наиболее подходящих исполнителей.
  
  
     Хорошенькая, большеглазая, с короткой причёской, похожая на очаровательного мальчика пажа, Вероника Морозова сразу понравилась всем. У неё оказался проникновенный грудной голос, такой нежный и убеждающий, что многим захотелось участвовать в её спектакле. А Сергей Петров прямо при ней бесцеремонно заявил, вихляясь как обычно, что безумно влюбился. На что Вероника, смеясь, сказала, что он опоздал, у неё уже есть сердечная привязанность. А девчонки из 9 «а» многозначительно переглянулись: неужели Серёга может бросить свою медсестру, умеющую так искусно ставить ему на шею засосы, которые Сереге приходится прикрывать шарфом!
  
  
     Не обращая внимания на искусственные вздохи Петрова, Вероничка, так сразу стали называть все молодую режиссёршу, рассказала ребятам, что мечтает поставить свою любимую пьесу испанского драматурга 17 века Лопе де Вега «Собака на сене».
  
  
     - Это такая смешная затейливая комедия, - сказала она, - можно запросто выучить её наизусть, как «Горе от ума». Можно будет цитировать всю жизнь, и прослывёшь умным и находчивым человеком.
  
  
     - Там есть Дед Мороз и Снегурочка? - спросил кто-то.
  
  
     - Нет, их там нет. Зато есть любовь, страсть и много шуток.
  
  
     По поджатым губам Эммы нетрудно было догадаться, что идея об испанском спектакле ей не по душе и она недовольна выбором пьесы. Однако учительница смолчала в надежде убедить потом свою бывшую ученицу взять для постановки что-нибудь более простое и новогоднее. Только напрасно надеялась, Вероника решительно была настроена на «Собаку на сене» и ничего другого ставить не хотела.
  
  
     - Хочу, чтобы герои были необычными – романтичными и вместе с тем одновременно жизненными, понятными в своих поступках, словно они живут рядом с нами, - объяснила она своё видение персонажей пьесы ребятам, пришедшим в актовый зал на чтение пьесы на следующий день, и добавила: - Актёров выберем после того, как попробуем несколько человек в каждой роли.
  
  
     После чего взволнованно, подстраиваясь под героев, стала читать комедию, иногда переходила на пересказ монологов своими словами или читала наизусть. Перед затаившими дыхание ребятами предстала загадочная история странной любви графини Дианы к своему красавцу секретарю Теодоро – любви, загоревшейся от ревности. От души смеялись над изворотливыми уловками лакея Тристана, сумевшего соединить двух влюблённых, которых разделяло неравенство в происхождении.
  
  
     - Некоторые монологи мы сократим, - предупредила Вероничка, чтобы ребята не пугались, что придётся учить много слов наизусть. После чтения пьесы предложила: - До следующей репетиции подумайте, кто кого хотел бы играть.
  
  
     Всю дорогу до дома подружки обсуждали, на чьём из героев месте себя представляют. Конечно же, Милочке отводилась роль графини, и она не отказывалась от неё.
  
  
     - Я обязательно сыграю Диану! – уверенно заявила подружкам. – В ней я чувствую саму себя, конечно, в отдельные моменты. А вы думаете не смогу?
  
  
     На что преданная Алёнка стала горячо её убеждать, что никто лучше Милочки не сыграет Диану, сама она не собиралась участвовать в спектакле, так как страшно боялась сцены. А Тинка сказала, что хочет сыграть одну из служанок графини, но не ту, которую тискал в темноте Теодоро.
  
  
     В классе только и разговоров было, что о спектакле. Все гадали, кто будет играть главные роли. Большинство сходилось на том, что Дианой будет Милочка, а Теодоро – Вадим, они больше всех для этого подходили, оба красивые и уверенные в себе. Но на репетиции, когда ребята стали пробоваться на роли, Вероничка вдруг всех удивила, признавшись:
  
  
     - Хочу, чтобы графиню играла самая обычная девочка, не обязательно красивая, но в ней должно быть своеобразие.
  
  
     Этим она вдохновила многих представительниц слабого пола пробоваться на роль главной героини. Тем не менее после разыгранных сцен ни одна из новоиспеченных Диан не удовлетворила её. В Теодоро Вероника сразу определилась: его сыграет Вадковский – он, как выяснилось, раньше участвовал в спектаклях, играл принца в «Золушке» и теперь быстрее всех схватывал все её театральные премудрости, с первых слов делал, как она хотела, хотя другим надо было по нескольку раз объяснять. В роль хитреца Тристана прекрасно вписался Сергей Раевский, на чью забавную рожицу без смеха нельзя было смотреть. А вот Диана никак не выявлялась.
  
  
     На неё пробовались Ланина, Быкова и поющая Ковалёва. У Милочки лучше всего получалось, как казалось многим, но Вероничка предложила ей сыграть Марселу.
  
  
     - Ты невероятно красива! – спокойно сказала она смутившейся от комплемента Милочке. – Диану тебе даже не надо играть. Показалась зрителям – и все сразу поняли: это та героиня, которую полюбит главный герой. И никакой интриги, никакой загадки. Так, зачем же тогда нужен спектакль, если всё с самого начала ясно, осталось под венец – и конец! Лопе де Вега утверждал, зрители не должны догадываться в первых сценах, в какую сторону пойдёт сюжет.
  
  
  
  
     И тут же стала с упоением расхваливать роль обворожительной Марселы.
  
  
     - Надо сыграть её так, чтобы зрители, когда графиня бесцеремонно вмешивается в их отношения с Теодоро, пожалели бы красавицу-служанку, -убеждала Вероничка, - тебе это под силу. Лишь к концу спектакля симпатии зрителей должны переметнуться к графине, как к умнице, а не просто красавице. Я хочу на роль Дианы не броскую девочку, но с внутренней силой и характером. Теодоро полюбил её не за внешний блеск, то есть красоту, знатность и богатство, как можно подумать. Он просто полюбил – и всё!
  
  
     И Милочка согласилась на Марселу без обиды и с радостью, тем более на роль графини были отвергнуты и Быкова, и Ковалева, и все другие претендентки.
  
  
     Записавшись на служанку Доротею, Тинка в числе многих девчонок, желающих сыграть эту роль, с удовольствием дурачилась и смешно изображала старую деву, на которой женят в конце пьесы Тристана. Она вовсе не надеялась, что её изберут.
  
  
     Так и получилось, Доротею отдали Ковалёвой. Тинка ни капельки не расстроилась, даже обрадовалась, потому что всё равно не смогла бы сшить для Доротеи костюм: та хоть и служанка, но приближенная к графине, значит, почти сеньора и ей нужно пышное платье. А из чего Тинке сшить его – у Масловых даже нет старых вещей, которые бы можно было использовать, всё донашивается поочерёдно до дыр.
  
  
     Вскоре незанятой осталась одна Диана. Попробовалась было на неё Римма Хасанова. Её графиня получилась вызывающе манерная и молодой режиссёрше не понравилась. Несколько репетиций Дианой была смуглолицая, с пухлыми губками Кира Дранкина. Она с такой нежностью и достоинством произносила монологи графини, что Вероничка чуть не расплакалась.
  
  
     - Это же не оперетта и не водевиль! – в какой-то момент воскликнула она и заменила Киру на румяную, с толстой косой Нину Рагожину. Как только та произнесла первую реплику графини «Эй, сударь! Слушайте! Назад! Остановитесь на мгновенье!», не только Вероника, но и все присутствующие на репетиции поняли: это не Диана, скорее Снегурочка!
  
  
     - Не хватает злости, вредности и гнева! – сожалела режиссёр, отказывая девочкам.
  
  
     - Ах, этого добра, то есть зловредности, навалом только в Масловой! – не удержался съязвить Вилька Ахметов, которому не досталось роли, но он ходил на репетиции из любопытства, как и многие другие ребята.
  
  
     - Верно, пусть попробует Маслова, - вдруг предложил Вадим. - В ней действительно много огня и внутренней силы, - попытался он сгладить Вилькину грубость. – У неё получится, я не сомневаюсь.
  
  
     - Ну уж нет! – воскликнул опомнившийся Вилька, в его намерениях вовсе не было желания продвигать ненавистную Маслятину в артистки. – Ей бы базарную торговку играть, а не графиню! – не унимался он.
  
  
     - Почему это не графиню? – тут же вспыхнула до визгливого тона Тинка, но усилием воли заставила себя смирить гнев и продолжить самоуверенно и как можно небрежнее. – Вадковский прав – для графини у меня огня предостаточно, только гореть в графской роли я не желаю! И совсем не из-за Ахметова, просто не хочу сама! – Сделав короткую паузу, твёрдо заключила: - Отдайте роль Милочке. Она – вылитая Диана! И спорить не надо!
  
  
     - А ты и вправду огнеопасна! – неожиданно рассмеялась Вероничка. – Мне нравится, как ты фыркаешь. Из тебя графиня может получиться хоть куда, Вадковский, возможно, прав, надо попробовать. Ну-ка пройдись по сцене с графским достоинством.
  
  
     - Что вы, у меня не получится! – не на шутку трухнула Тинка, чувствуя, как у неё за спиной насмешливо шепчутся Римма с Оксаной Чевыкиной – до чего же вредные особы!
  
  
     - Не уговаривайте, она вам загубит спектакль! – раздался Вилькин голос. – С её манерами ей бы только в свинарки.
  
  
     Светлые глаза Тинки холодно, по-кошачьи сверкнули, губы сжались в полоску, она резко убрала прядь волос с лица и высоко подняла подбородок, нацепив на себя независимый вид. Ни за что не покажет Вильке, как больно жалят её его дикие насмешки. Когда над ней смеялись, Тинка умела собраться и дать отпор, пусть не всегда достойный в глазах окружающих.
  
  
     Подхватив воображаемую пышную юбку, словно она была графиней, смело шагнула прямо на Вильку, стоящего неподалеку, заставив его отскочить в сторону, бросила презрительно: «Пошёл прочь» - и уверенно поплыла к выходу, выгнув грудь и откинув назад тонкие плечики.
  
  
     - Браво, Маслова, здорово! – воскликнула Вероничка. – Вот такую Диану хочу! Ну, что ж, попробуем. А ты, мальчик, - вдруг обратилась она к Вильке, - не ходи, пожалуйста, на репетиции, будешь мне смущать Диану. Приходи лучше на сам спектакль.
  
  
     Вилька буркнул что-то вроде «больно надо» и покинул актовый зал.
  
  
     После репетиции Тинка решила откровенно поговорить с режиссёром. Роль ей нравилась, и она чувствовала, что у неё получается неплохо, но костюм Тинке не сшить ни за какие коврижки. Она уже была в подобной ситуации в четвёртом классе. Взялась за роль Снежной королевы. Репетировала месяц, и вдруг выяснилось, что костюмы должны шить родители. Тинкина мать отказалась: сколько же марли надо было потратить для королевского наряда! Для Снежинки ещё куда ни шло – нашла бы метра два! И тогда недовольная учительница начальных классов Ольга Петровна сказала Тинке раздражённо:
  
  
     - Как ты нас подвела! Я думала, ты договорилась с матерью о костюме, прежде чем браться за главную роль!
  
  
     Роль Снежной королевы пришлось срочно учить Луизе Чаловой. Для неё было заказано родителями в швейной мастерской пышное белое шёлковое платье с тремя рядами оборок на юбке, с блёстками по краям. На голове была сооружена роскошная корона из блестящей фольги. Тинке учительница предложила групповую роль Снежинки, но она отказалась и не пошла на спектакль. Ей было больно его смотреть. Закрылась в бане и ревела горючими слезами. Сердце разрывалось от обиды, хотя понимала, что обижаться не стоило – виновата сама, надо было сразу предупредить учительницу.
  
  
     - Я не могу играть графиню! – наотрез отказалась она от предложенной роли, когда они остались вдвоём с режиссером, и чтобы как-то объяснить свой отказ, привела аргумент: - Во мне нет ни капли аристократизма, правильно Вилька сказал.
  
  
     - А в ком он есть? – Вероничка мило улыбнулась. – В этом мальчике, похожем на девочку? Знаешь, он мне тоже не нравится. – Большие её глаза участливо смотрели на Тинку. И тогда та решилась сказать правду.
  
  
     - Я из многодетной семьи, денег у нас нет лишних, чтобы шить костюмы. Графиня нам не по карману.
  
  
     - А вот в чём дело! – рассмеялась Вероника. – Я уж подумала, ты из-за Вильки струсила, что насмехаться будет!
  
  
     - Терпеть его не могу! – вырвалось у Тинки. – Но не боюсь! Что я – дура!
  
  
     - Вот и хорошо, что не дура. Будешь играть по-умному. А о костюмах не волнуйся, их закажет РДК в мастерской, – успокоила её режиссёр. - Мы же для него в первую очередь ставим спектакль, а потом уж для школы – я в Доме культуры на практике. И декорации будет делать РДК. У тебя задача одна – сыграть так, чтобы к концу спектакля все разрыдались от счастья!
  
  
     - Ну, это я сумею! - обрадовалась Тинка и широко улыбнулась, обнажив свои мелкие крепкие зубки. – Зарыдают у меня как миленькие, вот увидите. Я буду из кожи вон лезть!
  
  
     Глава VIII
  
  
  
     Незаметно подкрались холода и морозы, уже в середине ноября снега выпало по самые крыши. В последний ноябрьский выходной Вадиму исполнилось шестнадцать лет. На день рождения он пригласил Сергея Петрова, братьев Моисеенко, Римму Хасанову и Оксану Чевыкину. Хотел позвать Тинку с подружками, но не решился.
  
  
     К этой девчонке Вадим испытывал странные чувства. Она притягивала его к себе как магнит. Он постоянно искал её глазами и поворачивал за ней голову, словно цветок за солнцем.
  
  
     Когда Маслёна появлялась, ему казалось, всё вокруг загоралось особым светом, и каждая мелочь становилась значительной, потому что она коснулась её. Но лишь закрывалась за ней дверь - и сразу всё меркло.
  
  
     Вместе с тем он не находил в Тинке ничего похожего с девичьим идеалом, что жил в нём давно, и понимал ненормальность своего влечения к ней, ведь они такие разные.
  
  
     К его идеалу скорее бы подходила Милочка – красивая во всём, а в поведении почти ангел: голос нежный и всегда приветливый. Однако в жар его почему-то бросает при встрече не с ней, а с Маслёной, обычной девчонкой, отнюдь не красавицей, хотя и не дурнушкой, и скромницей не назовёшь – резка, упряма и непредсказуема. Не о такой даме сердца он мечтал.
  
  
     Много раз убеждал себя Вадим, что ему, в общем-то, дела нет до неё, просто испытывает обычное чувство благодарности за спасение – и всё. Но не мог не думать о ней. Иногда мысленно представлял, ворочаясь перед сном, как выказывает ей своё равнодушие. Вот заходит она в класс, отыскивает его взглядом, а он, не замечая её, равнодушно отворачивается к окну, нет, лучше восторженно смотрит на Милочку или Киру Дранкину, похожую на немецкую куклу, которую мама прислала своей племяннице из Германии.
  
  
     Или ведёт с кем-нибудь из девчонок, например, с беленькой Быковой, кокетливую беседу в школьном коридоре, а Тинка, проходя мимо, исходит вся ревностью, бросает на него грустные взгляды.
  
  
     Наяву же всё было наоборот: Маслёна не замечала его. Глаза её частенько бесстрастно скользили по нему, как будто он был один из многих или пустое место, в них не было заинтересованности.
  
  
     Что же творилось с ним, куда подевались воля его и гордость – Вадим не мог этого понять, словно накаркал на себя тогда, в колхозе, под пурпурным деревцем, когда, красуясь перед Тинкой, рассуждал о любви, как о болезни. Теперь, возможно, заболел сам.
  
  
     - Почему ты как сонная муха? Не заболел? – тревожилась бабушка, замечая его странное состояние. На что Вадим только пожимал плечами и старался юркнуть в свою комнату, чтобы отдаться своим мыслям о Тинке. Думы о ней почему-то доставляли ему необъяснимое удовольствие.
  
  
     Как-то раз Серёга Петров, когда они вдвоём возвращались из школы, полушутя произнёс:
  
  
     - Ты что, влюбился в Маслёну? Напрасно. Вы с ней не пара.
  
  
     Горячо стал разубеждать Вадим друга, придав голосу напускное возмущение, скорее, нравится ему красотка Ланина, чем задира Маслова, а в конце запоздало спросил, почему это, собственно, он Тинке не пара, кто же тогда ей пара.
  
  
     - Вилька, - хохотнул Серёга. – Они с ним такие две противоположности, что, объединившись, могли бы прекрасно дополнять друг друга, - сострил Петров.
  
  
     Шутка его Вадиму не понравилась, хотя он и вида не подал. А Ахметова после этого ещё больше возненавидел, будто почувствовал в нём соперника. Во вражде Вильки с Тинкой невольно стал подозревать взаимное влечение, хотя осознавал, что не может такого быть: слишком они друг друга задирают. А вдруг, ведь не только от любви до ненависти - один шаг, но и от неё до любви тоже столько же. Может, Вилька специально досаждает Маслене, чтобы обратила на него внимание.
  
  
     Однажды после очередного его выпада на запах Тинки Вадим не выдержал и пригрозил Ахметову наедине:
  
  
     - Не трогай Маслову, иначе я твой чуткий нос начисто лишу всякого обоняния!
  
  
     Наверное, вид у него был устрашающий, если Вилька после этого перестал донимать Тинку.
  
  
     До премьеры оставалось всего три недели. Все сцены были изучены, РДК заказал в ателье костюмы. Вероника съездила в Уфу и привезла из театра музкомедии – там у неё были знакомые - списанные парики и кое-какие костюмы, сгодятся для массовки.
  
  
     Она очень переживала за спектакль – это её курсовая работа преддипломная, обещала приехать на премьеру преподавательница по режиссёрскому мастерству Галина Михайловна.
  
  
     В институте были недовольны, что она выбрала Лопе де Вега, можно было поставить, например, «Двенадцать месяцев» Маршака. Но его на курсе почти все ставят, а Веронике хотелось чего-то особенного: оказаться под Новый год не в лесу, а в Неаполе – это же просто здорово! Вот и нарвалась со своим поиском чуда на лишние хлопоты: ни к кому из сокурсников строгая Галина Михайловна на премьеру не едет, а к ней явится. Даже сон теперь по ночам потеряла.
  
  
     Всё ей кажется, складывается не так. Вдобавок, главные герои не вырисовываются, как задумывалось. Теодоро хорош во многом, но Диана – скорее разбойница из «Снежной королевы», чем графиня. Наскакивает на Теодоро слишком крикливо, глубоких переживаний не чувствуется. Хотя, когда в зале нет наблюдателей и они репетируют втроём – Тинка, Вадим и режиссёр – в ней что-то необычное и волнующее просыпается, и кажется, лучше Дианы не надо.
  
  
     Только будет ли она такой во время спектакля, не собьют ли её зрители с верного тона? Иногда в голове Вероники мелькала сожалеющая мысль: может, зря она не отдала роль графини Милочке, вон какая очаровательная из неё получилась Марсела! Но не менять же коней на переправе – роли почти выучены, и Тинку обижать не хочется.
  
  
     - Вам не мешает порепетировать вдвоём, - посоветовала она Тинке и Вадиму, - подумайте, как строить отношения своих героев на сцене, какими жестами пользоваться, чтобы быть естественными. А то задираетесь как петушки. Соберитесь где-нибудь.
  
  
     - Завтра после уроков пойдём ко мне домой, - предложил Вадим, когда они с Тинкой дошли до поворота к посёлку леспромхоза.
  
  
     - Нет, лучше будем репетировать у меня, - решительно запротестовала Тинка. – Или пойдём к бабушке Софье, она нам не помешает, даже будет рада послушать нас. Знаешь, она слепая, но умная – жуть, работала в Ленинграде партийным деятелем. Когда заболела, сестра перевезла её сюда, так сказать, в родовое гнездо, вернее, гнёздышко, где жили их родители, Софье здесь стало легче. Давай встретимся завтра сначала у меня. Живу я через два дома от Милочки. А уж где она живёт, надеюсь, ты не забыл, ведь провожал её домой недавно. – Последнюю фразу Тинка подчёркнуто выделила, придав голосу саркастические нотки.
  
  
     Большущие глаза Вадима ещё больше увеличились, и краска залила щёки: надо же, всего раз проводил Ланину из кино, и уже проболталась об этом подружкам. И встретились они там случайно. Поговорили о просмотренном фильме, потом как-то неудобно было не проводить её до дома: был уже вечер, и Милочка была одна без подружек. Ну почему у девчонок такие длинные языки!
  
  
     На самом деле Милочка была ни при чём. Это её мать, тётя Алина, встретившая их у ворот, похвалилась потом Тинкиной матери, что за её дочерью ухаживает внук главной врачихи. А Тинка нечаянно подслушала.
  
  
     - Хорошо, я приду, - быстро согласился смущённый Вадим, - к часам трём или четырём.
  
  
     На следующий день, в субботу, уроки пролетели, как одно мгновение. Пообедав, Вадим вырядился в новый свитер с орнаментом на плечах и груди, присланный родителями из Германии ко дню рождения. Он ему очень шёл: делал шире в плечах и похожим на средневекового рыцаря.
  
  
     В три часа уже был у дома Масловых. Несколько минут мялся у дверей, прежде чем постучать. Открыла сама Тинка – в синем фланелевом халатике в белый горошек, туго перетянутом в талии поясом, кудрявые волосы распущены ниже плеч; совсем не походила на себя, была какая-то новая, и эта другая, домашняя Тинка, ему понравилась ещё больше.
  
  
     - Уже пришёл! – ойкнула она и запустила его в дом. Вадим оказался в тёплой просторной кухне с широкой печью и длинным столом, накрытым вышитой скатертью, вокруг стояли самодельные лавки.
  
  
     – А я только-только успела помыть полы у бабы Софьи и думала, схожу в баню, но не успела, - сожалея, проговорила Тинка. - Ладно, потом помоюсь, сейчас переоденусь, и пойдём репетировать к Софье.
  
  
     Из общей горницы показалась худенькая, с уложенными венком на голове русыми косами женщина, Вадим догадался, что это мать Тинки, у них были одинакового цвета светлые сине-зелёные глаза. А за нею в кухню выбежали три девчушки и маленький мальчик, на лицах их было написано любопытство.
  
  
     - Куда вы собрались? – спросила женщина, поздоровавшись с ним, а когда услышала ответ, запротестовала: - Никаких сейчас репетиций! Юноша подождёт, пусть поиграет с девчонками в карты. А ты помойся и Федорика вымой, отец ещё не скоро придёт, а мне надо со скотиной управиться.
  
  
     Тинка не стала спорить.
  
  
     - Я быстро, - сказала она и принялась собирать в баню брата. Ласковый, как котёнок, мальчик охотно подчинялся сестре. Она надела на него пальтишко, валенки, обвязала голову платком, как девчонку, и увела в баню.
  
  
     - Пойдём играть в карты, - требовательно потянула Вадима за рукав средняя из девочек, лет десяти, которую звали Ритой, и повела в комнату, где жарко пылала огнём круглая, «обшитая» железным листом печь.
  
  
     Усевшись за стол, на котором тоже была вышитая по краям и середине скатерть, принялись играть в дурака. Тринадцатилетняя Ксеня, серьёзная и неулыбчивая, быстро повыкидывала все карты и первой вышла из игры, за ней победил Вадим. В следующей игре опять они же выиграли. Синеглазая Маруська, с густой гривой кудрявых тёмных волос, спускавшихся до пояса, самая красивая из сестёр Масловых, проигрывая, жалобно всхлипывала.
  
  
     - Перестань рыдать! – прикрикнула на неё грозная Ксеня. – Выгоним из игры! Ишь, моду взяла – канючить. Я тебе не Тинка, чтобы поддаваться!
  
  
     Вскоре мать принесла из бани Федорика, закутанного в одеяло. Побросав карты, старшие девочки кинулись хлопотать вокруг распаренного братца: вырядили его в длинную фланелевую рубашку, закрывающую коленки, в ней он стал похож на хорошенькую розовощёкую девчушку. Маруська, накинув овечий платок, метнулась к двери.
  
  
     - А ты куда, полураздетая? – закричала на неё мать.
  
  
     - Я к Тинке в баню! - пискнула Маруська и юркнула в дверь.
  
  
     - Они быстро помоются, - успокоила Вадима мать. – Маруська Тинке не помешает, она уже сама моется, за компанию обеим интереснее, а я пока капустных пирожков нажарю, угостите Софью, она мою стряпню любит, – и крикнула оставшимся дочерям: - Развлекайте кавалера картами, что вы поубегали враз!
  
  
     Усадив Федорика на диван и прикрыв одеялом его розовенькие ножки, Ксеня и Ритка вернулись к картам. Не успели они сыграть и двух конов, как хлопнула входная дверь и запустила морозец, а вместе с ним раскрасневшихся, довольных Тинку с Маруськой. Головы их были обмотаны полотенцами.
  
  
     Сестрёнки тут же кинулись к самовару на кухне. Напившись чая с мёдом вдоволь, сели неподалеку от играющих. Тинка размотала полотенце себе и Маруське, Вадим обратил внимание, как она ласково пригладила ладонями спутанные кудри сестрёнки перед тем как медленно, по прядям расчесать их щёткой. А потом быстренько расчесала свои волосы. Раскрасневшиеся, с сияющими глазами, обе казались ему невероятными красавицами.
  
  
     - Пусть волосы подсохнут, - сказала Тинка, весело тряхнув мокрой головой, и расплылась в улыбке, - ну, с кем я буду в паре?
  
  
     - Со мной, со мной! – громко закричала Маруська.
  
  
     Мать, выглянувшая из кухни, цыкнула на неё:
  
  
     - Иди, суши волосы у печки, а то опять простынешь! Да смотри, не сожгись.
  
  
     Маруська, шмыгнув хорошеньким маленьким носиком, неохотно отступила к пышущей теплом круглой печке. Несмотря на свой строптивый нрав, при людях она не смела ослушаться матери. В семье Масловых было заведено: при чужих родителям не перечить, вот уйдёт гость, тогда возражай сколько влезет, но последнее слово всё же за матерью с отцом – это правило шло от дедушек и бабушек, от поколения к поколению, по неписаному закону.
  
  
     Такой богатой густой длинной растительности, как у младшей сестрёнки на голове, Тинка не имела, зато после мытья щёлоком волосы у неё становились мягкими и по краям скручивались в мелкие колечки. Правда, уже на второй день они становились жесткими и спутывались, как сухое сено, приходилось заталкивать их в торчащий хвостик, даже чёлку она не решалась отрезать, так как боялась, что та смешно будет загибаться вверх.
  
  
     Сейчас после бани волосы мило резвились, как им вздумается, и красиво обрамляли ярко разрумянившиеся щёки хозяйки. Вадим сидел совсем близко, касался её тёплого плеча, когда нагибался, чтобы выкинуть карту на стол. От Тинки приятно пахло мёдом и сладкими травами.
  
  
     Его всегда волновал её запах, который был какой-то особенный, словно рядом бил водопад – шумный, чистый, свежий. Он не понимал, почему Вилька к нему привязывается и морщит нос. А у Вадима от него кружится голова и так радостно на душе.
  
  
     Кто-то постучал в дверь. Вскочив, Тинка побежала открывать её. Вернувшись, пояснила:
  
  
     - Это Толя, наш двоюродный брат, пришёл в баню, он её обожает, моется у себя по пятницам, а у нас по субботам, - и звонко крикнула: - Заходи, Банное-Ваше-Намывчество, где ты там, на кухне, застрял!
  
  
     В комнату с кухни заглянул высокий, худощавый парень, светловолосый, лет двадцати, в накинутой на плечи куртке, с шапкой-ушанкой в руках, поздоровался и широко улыбнулся. Он чуть нагнулся и, не переступая через порог, застыл у кухонного дверного проёма.
  
  
     - Тиныч, вечно ты меня поддеваешь. – В голосе парня не было обиды, наоборот, ощущались довольные нотки.
  
  
     Анатолий осенью вернулся из армии и жил у бабы Мани, вырастившей его мать, как и отца Тинки. Мать жила с новой семьёй в Свердловске. Баба Маня вырастила троих племянников. Кроме Тинкиного отца и Толиной матери, ещё и бездетную Маргариту, которая жила с мужем в Ленинграде. Вырастила она и Толю, рождённого племянницей в первом браке.
  
  
     - Что, тётя Маша, - обратился Анатолий к матери Тинки, её тоже звали Марией, - баня не выстыла?
  
  
     - Куда там! – откликнулась с кухни хлопочущая над пирожками Мария. – На всех хватит жара, иди, мойся сколько душе угодно! Мёд и веники найдёшь в предбаннике, – и неожиданно предложила: - Можешь взять с собой попариться нашего гостя. – Её обтянутая цветастым ситцевым фартуком худенькая фигурка показалась у дверного косяка, светлые, в лучистых морщинках глаза женщины ласково посмотрели на Вадима.
  
  
     - Ты, юноша, в настоящей деревенской бане по-чёрному, наверное, давно не мылся? – спросила у него, хитро улыбнувшись, ну точно как Тинка.
  
  
     - Никогда не мылся, - признался Вадим. – У нас в квартире всегда была ванная. И у бабушки теперь она есть. В общую баню она меня не отпускает.
  
  
     - Разве ванну с баней сравнишь! – вмешался Анатолий, - Я у матери в городе мылся, мне не понравилось – ни пару, ни жару, кожу не сдирает. Я после бани как новорождённый! Просто балдеешь от чистоты! – И стал торопить Вадима: - Собирайся скорее! Тинуша, дай-ка ему полотенце.
  
  
     Но мать опередила Тинку, достала из шкафа почти новое махровое полотенце и мужнину чистую хлопковую рубаху в клеточку, протянула их гостю.
  
  
     - Оденешь, когда вымоешься, а свитер свой нарядный в доме оставь, накинь отцовскую фуфайку.
  
  
     Раздевшись в предбаннике, Вадим с любопытством заглянул в саму баню. Толя уже набрызгал на каменку водой, и густой пар заполнил избушку. Вадима приятно обдало теплом.
  
  
     - Залезай и ложись на полок, - приказал ему Толя смеясь, - я тебя веничком попотчую, а потом ты меня со всей силы похлещешь.
  
  
     Легко сказать, залезай. Лавки оказались горячими, жгли руки, а на возвышении из широких досок, называемом полком, запросто можно испечься. Анатолий, заметив нерешительность гостя, плеснул из ведра на полок холодной воды и подтолкнул его.
  
  
     - Ну, что мнёшься?
  
  
     Пришлось лезть на треклятый полок и ложиться, как указали. Но не успел насладиться приятным пронизывающим тело теплом, как почувствовал на спине обжигающий удар мокрого горячего веника.
  
  
     - Ты чего? – заорал он на Тинкиного двоюродного брата и попытался вскочить, только тот прижал его коленом и стал хлестать веником всё быстрее и быстрее.
  
  
     - Терпи, скоро приятно будет! – заворчал Толя. – Какой же ты неженка! Повернись лицом, я спереди тебя попарю.
  
  
     И эти «лупцевания» называются хвалёным банным парением: не вдохнёшь и не выдохнешь, горло обжигает, от удара веника всего передёргивает – настоящая экзекуция! Он казался себе мучеником, истязаемым кнутом. Лупил его Анатолий, широко размахиваясь и во всю мочь. Вадим не смел кричать, боялся, поднимет его на смех этот взрослый парень, но наступил момент, когда уже не было сил терпеть, вывернулся из-под веника, соскочил с полка и пулей выскочил в предбанник, где жадно стал вдыхать прохладу.
  
  
     - Хватит нежиться, - нетерпеливо скомандовал Толя через некоторое время, - а теперь ты меня парь.
  
  
     Взяв веник, Вадим нерешительно и осторожно опустил его на блестевшую от пота мускулистую спину Тинкиного двоюродного брата.
  
  
     - Что ты меня, как невесту, гладишь, ударь посильнее! – заворчал недовольно тот.
  
  
     И Вадим принялся бить его веником не на шутку, даже рука заныла, а Толя всё кричал:
  
  
     - Ещё добавь! Лупи посильнее!
  
  
     Потом они мазались мёдом, пили хвойный настой и ещё несколько раз парились, поддавая пар. Один раз Толя уговорил Вадима выскочить из бани и вываляться в снегу, как делал сам. Баня была в глубине огорода, подальше от людских глаз, и на улице уже смеркалось, к тому же Тинкин родственник так радостно визжал, обтираясь снегом, что Вадим рискнул.
  
  
     Выскочил – и бултых в обжигающий снег. Заорал, как бешеный, и тут же опрометью кинулся в горячую баню с паром. А там уже почувствовал блаженство. Стало понятно, почему деревенские люди так расхваливают баню: она даёт почувствовать резкую грань в природе, то холодно, то жарко – и всё в один миг.
  
  
     В дом вернулись, когда у Масловых вся семья уселась ужинать. Отец, возвратившийся с работы, сидел во главе стола. Толя отказался от приглашения поужинать, поблагодарил за баню и ушёл домой. А Вадима всё же усадили за стол, как ни упирался.
  
  
     Он уплетал за обе щёки картошку в мундире, солёные огурцы, квашеную капусту и румяные свежеиспечённые пирожки с той же капустой. Ничего вкуснее не пробовал в жизни.
  
  
     Рядом опять сидела Тинка. Вадим почему-то подумал, что теперь они с ней пахнут одинаково – мёдом, хвоёй и кислой капустой. И этот запах ему безумно нравился.
  
  
     Репетировать к бабушке Софье в этот вечер они уже не пошли. После ужина отец с матерью ушли в баню, Ксеня уселась читать книжку, а младшие стали слушать детский спектакль, передаваемый по радио, расселись вокруг радиоприёмника в большой комнате. Тинка позвала Вадима в её с Маруськой и Федориком уголок.
  
  
     Дом Алексей Маслов строил сам, перегородил по-городскому на три комнаты. Прошедшим летом отштукатурил заново и побелил в разный цвет – жёлтый, розовый и зелёный. Тинка, Маруська и их братик оказались в розовом «царстве». Правда, там стояли совсем не в тон стенам старый, раскладной зеленый диван, допотопная кровать с блестящими шишечками, доставшаяся матери по наследству, да самодельный стол, покрытый вышитой скатертью, но всё равно в ней было уютно. На стенах красовались рисунки.
  
  
     - Это мои и Федорика, - зардевшись, объяснила Тинка, - отец для них рамки сделал, говорит, что они не хуже картин. Я ж понимаю, мазня, но хоть стены не голые.
  
  
     Но рисунки были хороши, они Вадиму понравились, особенно Тинкины. На них он увидел знакомые места: речку с крутыми берегами, большую дорогу, ведущую в гору, леспромхозовский посёлок. На одном - три девчушки играют в мяч на поляне, усеянной ромашками, в девочках можно было узнать Милочку, Алёнку и саму Тинку.
  
  
     - Ты хорошо рисуешь. – В голосе Вадима звучало восхищение. – У тебя всё как настоящее. А я рисовать не умею, какой-то бесталанный уродился: ни петь, ни плавать, ни танцевать, ни рисовать!
  
  
     - Не прибедняйся, - остановила его Тинка, иронично улыбнувшись. -Учишься на одни пятёрки – и этого тебе мало! – Светлые, чуть прищуренные её глаза смотрели на Вадима пристально и с некоторой хитринкой. - У Теодоро все монологи запомнил с первой репетиции, а мне пришлось дома долго свои учить, я и сейчас путаюсь, - и неожиданно сделала заключение: – Ты наверняка будешь артистом, у тебя на сцене всё выходит как в жизни.
  
  
     - Ни за что! – резко отчеканил Вадим, после чего, смутившись, добавил уже мягче: - Артист – человек подневольный, а я подчиняться не люблю, вот если режиссёром, то за милую душу, буду командовать такими артистами, как ты, русалочка.
  
  
     Какое-то непонятное очарование витало над ними, когда они сидели на старом зелёном диване и говорили о том, что придёт на ум. Вадим рассказывал, как учился в Ленинграде, Тинка внимательно слушала не перебивая. Она умела слушать, не поддакивала, как обычно делают другие девчонки, но по её внимательным глазам видно было, что ей интересно, о чём говорит собеседник.
  
  
     Когда Вадим замолк и наступил её черёд рассказывать, она с юмором поведала, как летом ловила вылетевший из улья пчелиный рой. Потом пришёл Федорик и пристроился к Тинке, положив белёсую головку к ней на колени. Вскоре, засопел, уснув. Тинка бережно подняла братишку и хотела перенести в кровать.
  
  
     - Я тебе помогу! – прошептал Вадим и осторожно взял из её рук спящего мальчика, который оказался удивительно лёгким, и направился с ним к кровати, бережно уложил его в постель, быстро разобранную Тинкой. Накрыв братишку стёганным ватным одеялом, она заботливо подоткнула его со всех сторон: к утру печка остынет и в доме станет прохладнее.
  
  
     Сердце у Вадима ощутимо билось. Сквозь полутьму, стоящую в комнате, свет попадал только из приоткрытой чуть-чуть двери, он видел, как Маслёна, встав на колени, ласково погладила ребёнка по волосам и поцеловала в лобик. Это было так необычно и трогательно. Его мама никогда с ним так ласково не обращалась. Или он просто уже этого не помнит, забыл, как было в раннем детстве.
  
  
     Нет, нельзя сказать, что в семье о нём не заботились. Родители по-своему любили его, были с ним вежливы и покупали почти всё, что сын просил. Но им всегда было как бы не до него.
  
  
     Они жили своей жизнью. Отец пропадал на службе с утра до позднего вечера. Мать занималась больше собой или общественной работой в военном посёлке, то организовывала концерт, то вела женский клуб, работала обычно на полставки - по профессии она была врач - и часто ревновала к кому-нибудь из жён офицеров своего красивого мужа. Вадим не раз наталкивался на их разборки по этому поводу и был на стороне отца, ведь ему совсем некогда волочиться за чужими жёнами, да он бы и не позволил себе такого.
  
  
     Ласковые обращения к сыну «котик», «сынуля», «рыбка моя» бросались матерью мимоходом и, как Вадиму казалось, шли не от сердца, потому что в ее сердце были другие заботы и переживания. Не о нём. Ему частенько думалось, что душа его была ей неинтересна. Она просто гордилась им как красивой удобной вещью: отличник и, слава Богу, внешне похож на отца! И у него невольно мелькнула сумасшедшая мысль: если он когда-либо женится, то его жена будет любить детей вот так же искренне, как Тинка.
  
  
     Глава IX
  
  
  
     К бабушке Софье пошли уже на следующий день, сразу после репетиции в РДК. Неудобно было Тинке на глазах подружек вести Вадима в свой посёлок: они посчитали бы это за предательство, ведь ей известно об увлечении Милочки Вадковским, она даже в кино с ним ходила. Хорошо, что девчонки собрались заглянуть в библиотеку, а потом, перекусив у Алёнкиной бабушки, которая жила в центре Караяра, сходить в кино на двухсерийный вечерний сеанс. Они звали её с собой, но она отказалась, сославшись на то, что обещала Вероничке остаться порепетировать.
  
  
     Вот и стала лгать подружкам, чего раньше не делала.
  
  
     Софья очень обрадовалась гостям, усадила пить чай с пряниками и конфетами-батончиками, а потом, чтобы не мешать им, вышла на улицу подышать свежим воздухом.
  
  
     - Она совсем ничего не видит? – спросил Вадим, когда захлопнулась за старушкой дверь.
  
  
     - Говорит, что кое-что видит, особенно по утрам, какие-то светлые пятна стоят в глазах, она ослепла пять лет назад, - пояснила Тинка.
  
  
     И неожиданно для себя разоткровенничалась о Софье. Та росла вместе с бабой Маней, училась в одной с ней школе, в конце двадцатых годов подружки расстались. Софья уехала в Ленинград, поступила в институт, там вышла замуж за сокурсника.
  
  
     В войну воевала, как и её муж. В блокаду Ленинграда потеряла дочь. После войны муж стал учёным, она работала в горкоме партии. Когда умер муж, Софья стала слепнуть, и младшая её сестра, которая тоже жила в Ленинграде, перевезла старушку в Караяр.
  
  
     - Я тебе уже об этом говорила, - проговорила Тинка, грустно улыбнувшись, и тут же оживилась: - По просьбе Софьи сестра выслала ей багажом книги, такие, каких даже в районной библиотеке нет, только читаю ей их теперь я, иногда Ритка…
  
  
     Внезапно она комически всплеснула руками, словно отгоняла невидимых кур, и по-бабьи упёрлась ладошками в бока, будто собралась ругаться, брови её сдвинулись на переносице.
  
  
     - Эта паршивка без спроса приключенческие книжки домой перетаскала! – произнесла возмущённо, но в голосе не было осуждения, скорее гордость, вот, дескать, малая, а книги взрослые читает, хотя и без спроса. Сама Тинка тоже брала книги, но спрашивала и возвращала их.
  
  
     - А Ритка, если ей что понравится, ни за что не отдаст, а начнут забирать – сразу в рёв. Такая же и Маруська, обе проигрывать не любят, -призналась она и тут же смутилась от мелькнувшей у неё мысли, вдруг Вадим подумает, что она ненавидит сестёр и на них злобно наговаривает, а это не так, просто констатировала без задней мысли факт и всё, стараясь исправиться, добавила торопливо: - Они, в общем-то, хорошие девчушки, а проигрывать никто не любит!
  
  
     Вспомнив, как Маруська смешно хныкала из-за проигрыша в карты, Вадим понимающе улыбнулся и сказал Тинке об этом, и они оба стали беззлобно смеяться и шутить. И почему ей так легко с Вадковским, подумала Тинка, можно с ним говорить о чём угодно, не боясь, что осудит за что-нибудь, а вот с Кузнецовым даже заговорить страшно – вздумает ещё, что по-прежнему влюблена в него.
  
  
     А она ведь нисколечко не страдает о нём, если только чуть-чуть, когда натыкается на него в школе или видит в толпе ребят в кинотеатре. Сердце, не слушаясь, сжимается и холодеет.
  
  
     Руслан её волновал, хотя Тинка твёрдо знала: такой эгоистичный и бегающий за другими девчонками парень ей не нужен. Вот если бы он изменился, но скорее река Караярка пойдёт вспять, чем это произойдёт. К тому же даже чудесным образом изменившийся Руслан навряд ли примет и оценит, что дорого Тинке. Наверняка будет смеяться над её привязанностью к чужой слепой старухе, и не понравится ему большая Тинкина многодетная семья, скажет как Вилька, нарожали родители бездумно, и назовёт дом Масловых муравейником или обезьянником. А это для Тинки хуже всего!
  
  
     Софья вернулась аж через два часа, Тинка с Вадимом не заметили её долгого отсутствия, так увлеклись репетицией. Им понравилось вместе придумывать, как поведут себя их герои в той или иной сцене, где удивлённо вытаращат глаза, где прикроют ладонью рот или украдкой вздохнут.
  
  
     - Жесты и интонация должны усиливать слова, делать их запоминающимися, - рассуждал по-взрослому Вадим, - как у таких актёров, как Шукшин или Михаил Ульянов, например. Не красавцы, а интересно на них смотреть.
  
  
     - Ты сам до этого дошёл? - простодушно удивлялась Тинка. – Мне бы и в голову не пришло!
  
  
     Заметив входящую в дом Софью, виновато ахнула: и как она могла о ней забыть, наверное, окоченела вся, пока нашла дорогу назад!
  
  
     - Ой, бабушка, миленькая, прости меня! – стремительно кинулась на шею старушке и стала стягивать с неё пальто. – Перемёрзла на улице из-за меня, не дай Бог, заболеешь! Бедная, дверь не могла найти и до нас не докричалась?
  
  
     - Да, подожди ты, Тинуша, причитать! – Довольно засмеялась Софья, ей было приятно, что Тинка о ней заботится. – Я была у Мани, Толя привёл меня обратно. И сама я не маленькая, не заблужусь, ты меня уже совсем немощной считаешь. Я принесла вам от Мани свежие шаньги.
  
  
     Втроём снова сели пить чай с поджаристыми шаньгами. Невероятное счастье охватило Вадима, на него веяло теплом и покоем. Какая же Тинка искренняя, как сердечно любит эту беспомощную старушку, которая тоже от неё в восторге, думал он, наслаждаясь необычными для него домашними ощущениями, владевшими им вот уже второй день.
  
  
     В восемь вечера Вадим собрался домой. Тинка пошла его провожать. На улице было уже темно. Падал редкий снег, но небо было чистое, звёздное.
  
  
     - Давай, я тебе покажу короткий путь, - предложила девочка, - в обход полчаса идти, а короткой дорогой – всего минут десять.
  
  
     И они направились к лесу, темневшему сразу за домом Софьи. Народу там не было никого: поздно уже, немногие путники спешат основной освещаемой электричеством дорогой. Эта короткая тропинка через лес едва протоптана, но в лунном свете хорошо видна вся до спуска к селу – преодолеть её можно буквально за несколько минут, если бежать и не думать о лесной темноте.
  
  
     - Тут всего метров триста, я тебя провожу! – предложила Тинка.
  
  
     - Ну, даёшь! – рассмеялся шедший сзади её Вадим. - Не хватало ещё, чтобы меня девчонка провожала! Пошли обратно, я понял, где краткий путь, но сначала отведу тебя домой. - И приостановил Тинку за рукав пальто.
  
  
     На узкой хлипкой тропинке не очень-то развернёшься, места для двоих не хватает; парень хотел пропустить девочку вперёд, но оступился и провалился одной ногой в снег, а потом, не удержав равновесия, повалился в сугроб, потащив её за собой.
  
  
     Она плюхнулась рядом и звонко рассмеялась, хотя снег попал ей в валенки – и зачем только не послушалась Софью, когда та ей советовала натянуть трико на валенки, теперь вот вытряхивай снег на глазах Вадима. Неудобно при нём задирать ноги, хорошо хоть, что он уставился в усеянное звёздами небо.
  
  
     - Что ты там увидел? – спросила Тинка, всё-таки вытряхнув снег из валенок. – Падающую звезду?
  
  
     - Нет, Полярную. Смотри, какая она сегодня необычно яркая.
  
  
     Лицо Тинки вытянулось в недоумении: она не разбиралась в звёздах, и какая из них Полярная – вряд ли определила бы. Почему-то звёзды мало её интересовали: не любила читать космическую фантастику, и разговоры об НЛО и пришельцах с других планет не привлекали, считала их пустой болтовнёй. А астрономию они будут изучать лишь на следующий год.
  
  
     - Я, кроме луны, других звёзд не знаю, - откровенно призналась Вадиму.
  
  
     - Луна не звезда, а спутник Земли, то есть планета, где есть, как на земле, горы и равнины, - спокойно поправил её новенький, - звёзды ведь газообразные светящиеся шары, а Полярная – самая яркая звезда в созвездии Малой Медведицы.
  
  
     - О Медведицах, большой и малой, я слышала, - обрадовалась Тинка знакомым названиям, но на небе их не найду. Знаю, на ковшик похожи.
  
  
     Вадим показал ей эти созвездия и предложил мысленно провести прямую линию через две звезды в нижней части Большой Медведицы к Малой.
  
  
     - И линия упрётся прямо в Полярную звезду.
  
  
     - Ой! Вижу, вижу! – радостно воскликнула Тинка, отыскав, наконец, Полярную звезду. - Правда, как же она сияет! И откуда, Вадим, ты всё знаешь? – И взглянула на него восхищённо.
  
  
     Парень довольно заулыбался: ему понравилась Тинкина похвала. Захотелось ещё что-нибудь рассказать, и он показал ей ещё несколько звёзд, о которых прочитал в книгах. Она с интересом слушала и удивлялась, сколько же всего знает Вадковский, так и сыплет цифрами и разными историями.
  
  
     Неожиданно он замолк, и Тинка вдруг почувствовала на своей щеке горячее его дыхание, затем влажное нежное прикосновение тёплых мягких губ; скользнув по щеке, они остановились на её губах.
  
  
     Тинка просто обомлела. Вадим целовал её жарко, взволнованно, так настойчиво и смело, что внутри у неё всё сжалось и затрепетало одновременно. Что он делает? Разве можно целоваться без любви, ведь о ней не было сказано ни словечка! Как там у кого-то из знаменитостей? Умри, но не давай поцелуя без любви – Софья это ей цитировала на память.
  
  
     Однако умирать не хотелось, да и глупо было бы, прикосновение парня оказалось приятным, поэтому в первые секунды растерялась, не оттолкнула сразу, а молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, не зная, как поступить. Но потом её бросило в жар, и она пришла в себя, ощущая, как краска стыда залила обе щёки. Тинка резко отстранилась и приподнялась.
  
  
     Потрясённая происшедшим, она всё же осознавала, что не стоит давать парню пощёчину. Смешно разыгрывать мелодраму, если сама улеглась с ним на снег, скорее, он воспользовался моментом, чтобы пошутить.
  
  
     Наверное, про себя вовсю хихикает над её наивностью, лучше сделать вид, будто ничего не произошло. Однако не удержалась, чтобы не взглянуть на Вадима укоризненно. К удивлению, он ответил серьёзным и несколько робким взглядом.
  
  
     - Ну, хватит валяться на снегу! – сказала решительно. – А то ещё простынешь, спектакль можешь сорвать, Вероничка ругаться будет!
  
  
     И быстро встала на ноги, протянула парню руку, помогла ему подняться, деловито отряхнула с него снег. Всё это время Вадим смущённо молчал, покорно подчиняясь ей.
  
  
     - Пока, Теодоро! - Лукаво блеснув глазами, Тинка повернулась и зашагала к своей улице.
  
  
     Через метров десять оглянулась и звонко крикнула застывшему на узкой лесной дорожке парню:
  
  
     - Смотри, не заблудись в лесу! Там не только зайцы живут!
  
  
     - Не заблужусь, лес не река и не море! – радостно откликнулся Вадим и тут же добавил мягко: - До завтра, русалочка!
  
  
     Какая же чудесная светлая ночь! Он летел как на крыльях, не чувствуя под собой ног и дорожки. В другое время трясся бы от страха, шагая по безлюдному лесу. А сегодня его темноту не замечал.
  
  
     Вверху сияли любимые звёзды, которые Вадим знал не только по названиям, но и по историям их открытия. Они сверкали сегодня по-особому и как будто подмигивали ему, утверждающе спрашивали: «Ах, любишь эту девчонку, не стесняйся, скажи, в ней твоя радость, в ней твоя сила!». А внутри всё отзывалось: если б не она, не жить ему, вытащила его из речных глубин, как человек-амфибия Гуттьере. Но не благодарность в нём пела, а что-то более значительное и будоражащее, что захватывало его всего цепко и приятно.
  
  
     «Неужели я влюбился?» - думал Вадим. Он никогда не испытывал ещё ничего подобного. Надо же, не удержался, поцеловал Тинку! Она дышала так близко и волнующе, а глаза, смотревшие в небо, сияли нежностью и удивительным светом, что не мог Вадим не прикоснуться к её разгорячённой щеке, а потом как-то само собой его губы нашли её губки, нежные и доверчивые.
  
  
     Этот поцелуй у него был не первый. В Ленинграде он весной целовался с одноклассницей Ингой Сакалаускас, которая была потрясающе красивой. Вся утончённая, словно из английского аристократического общества, с прямыми белокурыми волосами до плеч, прямым носиком и огромными, невероятно выразительными ярко-голубыми глазами, оттенёнными пушистыми чёрными ресницами, сверкавшими из-под грациозно изогнутых тёмных бровей-ниточек. Ребята ему завидовали: дружит с самой красивой девочкой в школе.
  
  
     Инга сама его выбрала. Подошла и заявила: «Хочу дружить с тобой!». И сама первая поцеловала однажды вечером. Вадим боялся себе признаться, что от поцелуев с Ингой удовольствия не получил. Губы её показались слюнявыми и неприятно солоноватыми, где-то внутри егозилась брезгливость, почему-то лезла в голову мысль об остатках еды на зубах -они только что перекусили в кафетерии.
  
  
     А тут забыл обо всём, брезгливые мысли и не рождались вовсе. Тинкины губы были мягкими и приятными. Теперь Вадиму стало понятно, почему восточные поэты сравнивали женские губы с лепестками роз. Он попал как будто в пятое измерение или в сказку. В душе всё пело. Какое же это блаженство – чувствовать её рядом!
  
  
     Завтра в классе вновь увидит Тинку – смелую русалочку, воинственную Маслёну, гордую Диану, опять будет смотреть в её чудные светлые глазки и млеть от её присутствия.
  
  
     Недалеко от дома натолкнулся на Вильку. И надо же было ему подвернуться в такой счастливый момент! До чего же мерзко он улыбается – губы кривятся в одну сторону.
  
  
     - Что такой радостный? От Масловой идёшь?
  
  
     Для Вильки нет секретов, он давно догадался: новенький втюрился в эту дуру Тинку.
  
  
     - Не твоё дело! – резко осадил его Вадим. Вилька хитро хмыкнул:
  
  
     - Любовь слепа. Ты – за Маслёной, а она – за Русланом…
  
  
     - Каким Русланом? – опешил Вадим.
  
  
     - Кузнецовым, спортсменом. Всем известно, по нём Тинка сохнет, один ты не замечаешь!
  
  
     В нём появилось желание стукнуть Вильку, и уже было замахнулся на него, но, взглянув в злобно прищуренные глаза врага, усилием воли заставил себя сдержаться. Нет, не доставит Вильке удовольствия увидеть его рассерженным.
  
  
     - Наговариваешь ты на Маслёну! – произнёс как можно спокойнее. – И почему ты её ненавидишь?
  
  
     - А за что мне её любить? У меня к ней, можно сказать, классовая ненависть. Вечно меня перед девчонками унижает!
  
  
     - Ты сам себя унижаешь, ишь, какой утончённый барин выискался!
  
  
     - Барин не барин, а в дураках у кухаркиной дочки не хожу. Она к Кузнецу клеится, не веришь, спроси у Милочки или у Римки Хасановой, девчонки в этом лучше разбираются.
  
  
     - Даже если это и так, то не твоё это дело! – Вадим смерил Вильку с головы до ног презрительным взглядом, резко оттолкнул, не стой, дескать, на пути, и тяжело зашагал к своему подъезду.
  
  
     Глупо всё как! В душе уже не пелось, внутри всё похолодело и сжалось где-то в районе желудка. В нём пустила корни ревность. Ах, Тинка, Тинка, светлоокая русалочка! Так радовался встрече с ней, заглядывал, как собачонка, в глаза, а она, оказывается, влюблена в другого. Как же смешно он выглядел! С поцелуем полез – вот обхохочется завтра с подружками!
  
  
     Вообще-то, ему было неважно, что подумают другие, ему было ужасно больно, что Тинка любит другого – этого самовлюблённого боксёра с накаченными мышцами и широкими плечами. Вадиму далеко до него. Конечно, он не слабак, пытался даже дзюдо заниматься, но спортивные его увлечения были всегда кратковременными. Теперь вот понял, надо было спортом не пренебрегать. Таким девчонкам, как Тинка, несомненно, нравятся спортивные парни.
  
  
     И почему Вадим не замечал Тинкиной влюблённости в Кузнецова? Он даже ни разу не подумал, что она может в кого-то быть влюблена. А правду ли сказал Вилька? Ему недорого соврать, особенно про Маслёну. Надо спросить у кого-нибудь. Но у кого? У Тинкиных подружек неудобно. У Петрова? Тот, наверное, не знает, а то бы раньше сказал ему. Может, у Риммы? Она, скорее всего, сейчас в кино. И тут мелькнуло в голове: скоро сеанс закончится, можно Хасанову перехватить на выходе.
  
  
     Народ высыпал из боковой двери кинотеатра как раз перед его носом. Но Римку Вадим не встретил, зато прямо на него наткнулись любимые Тинкины подружки – Милочка и Алёнка.
  
  
     - Ты кого-то ищешь? – поинтересовалась Милочка, блеснув ласковыми угольными глазами. Вот в кого надо было влюбиться, подумал Вадим, всё в ней классически на высоте. Как же она похожа на главную героиню в индийском фильме «Сангам» - Ратху, верно это подметил Серёга Петров. Там есть кадр – лицо девушки крупным планом – ну, вылитое Милочкино нежное личико.
  
  
     - Любовь стремится прямо к цели! – неожиданно для себя Вадим ответил репликой своего героя из спектакля и, войдя в образ Теодоро, решил из него не выходить. – «Кто ловок, попадёт всегда». О, счастье, я вас нашёл, прекрасные дамы! – И неожиданно для себя потащился за ними опять в леспромхозовский посёлок.
  
  
     Всю дорогу Вадим острил, шутки сами собой рождались на языке и обряжались в пафосный тон. К девчонкам он обращался по–итальянски, как к сеньоритам из старого века, выспренно и восторженно. Они довольно хихикали, переглядывались и перешёптывались украдкой. Подружки не предполагали, что взволнованный мозг парня лихорадочно ищет предлог, чтобы перевести разговор на Тинку и Руслана. Но он так и не нашёлся.
  
  
     Когда подошли к Милочкиному дому, Алёнка попрощалась и пошла дальше к себе домой. А они с Милочкой остались. Вадим вдруг почувствовал страшную усталость, его разговорчивость угасла, глаза с тоской уставились в светящиеся окна Тинкиного дома, который был в двадцати метрах от них, ему даже показалось, что за тонкими занавесками мелькнула тень Маслёны. Наверное, посмеивается над ним или забыла давно о его поцелуе: зачем ей думать о нём, если она влюблена в Кузнецова!
  
  
     Перемен в поведении парня Милочка не заметила, она весело болтала. Неожиданно заговорила о Тинке, похвалила её Диану, вспомнила, как радовалась Вероничка сегодня её игре.
  
  
     - Говорят, Тинка влюблена в Кузнецова? – как можно равнодушнее спросил у неё Вадим.
  
  
     - Да, так и есть. Она бегала за ним в прошлом году, да и сейчас влюблена, - не задумываясь, ответила Милочка.
  
  
     От её слов Вадим окончательно сник и торопливо стал прощаться. Ему уже не о чем было с Милочкой разговаривать. Но всё же на прощание пожал её тонкую горячую ладошку и, помявшись с минуту, прикоснулся к ней губами, потом резко повернулся и, не оглядываясь, побежал к основной дороге, даже не взглянув на Тинкин короткий путь через лес.
  
  
     Ему надо было спокойно обдумать услышанное, как говорится, зализать раны до прихода домой, где бдительное бабушкино око обязательно достанет. Это его боль. Он не хочет ею делиться. А Тинку заставит страдать, хотя пока ещё не знает как.
  
  
     Глава X
  
  
  
     «Уходит детство через мой порог», - громко звучала по радио знакомая мелодия. Было ещё семь часов утра, а в школу надо к девяти, но Тинка уже поднялась. Она вымыла под умывальником голову.
  
  
     - Кто с утра моет волосы! – завозмущалась было мать, но, увидев счастливые глаза дочери, махнула рукой и загремела подойником – пора доить корову. Младшие дети ещё спали в своих постелях, мать, проходя мимо Тинки, выключила радио. И в доме снова стало по-утреннему сонливо.
  
  
     Собиралась Тинка в школу сегодня тщательнее обычного. Вчера она долго не могла уснуть от возбуждения. Неужели Вадковский в неё влюблён – этого просто не может быть. Тогда зачем он её целовал?
  
  
     Покорённая неожиданным вниманием Вадима, она хотела выглядеть красивой. Свои чистые распушившиеся волосы не стала стягивать на макушке, а, прикрыв уши и выпустив несколько вьющихся прядок по бокам, легонько перетянула их сзади у самой шеи резинкой; дымчатый хвостик пушистой метёлочкой улёгся на плечи.
  
  
     Хотела подкрасить ресницы, но не решилась, Эмма обязательно углядит и раскричится, так как краситься в школу запрещалось. А вот щеки чуть подкрасила помадой, которую оставила ей старшая сестра летом, и тщательно растёрла, чтобы румянец выглядел естественным.
  
  
     По дороге в школу Тинка не вслушивалась в разговор щебечущих подружек, она думала о своём и находилась в каком-то радостном ожидании. Лишь раз в их болтовне её насторожил момент, когда они говорили, что якобы Вадим их вчера вечером провожал. Этого не могло быть, просто, наверное, она не поняла девчонок, скорее всего, он провожал их в другой вечер, но не вчера. Ведь он был с ней, с Тинкой. И поцеловал её. Неужели поцелуй всегда вызывает такое приятное ощущение? Она от него таяла. А если бы её поцеловал Руслан, интересно, испытывала бы Тинка такую же волнующую дрожь?
  
  
     О, она совсем развратилась! В первый раз её поцеловал мальчишка – и уже воображение разыгралось, надо взять себя в руки. Но не могла взять, какой-то пустой энтузиазм и дурацкое легкомыслие переполняли её. Тинка целовалась впервые, пусть недолго – это было забавно и интересно!
  
  
     Конечно, из вчерашнего поцелуя ясно, что новенький увлёкся ею. Не Милочкой, яркой и красивой, как киноактриса, не Люськой Быковой с её натуральными белыми волосами, не Римкой Хасановой, у которой костюм не костюм, платье не платье, куча нарядов, а ею, нескладной Маслёной, с худыми руками, обзываемыми бабой Маней в шутку висячими плетями, и скромно всегда одетую: если не в серый свитер и юбку со складкой, то в одежду, доставшуюся от старшей сестры.
  
  
     Ей это было приятно. Нет, сама она не влюблена в Вадима, Тинка теперь учёная, ни за что не позволит себе кем-то увлечься. Но надо признаться, ей хорошо с Вадковским, как-то просто и радостно. Это первый и, пожалуй, единственный парень, который обратил на неё внимание. Вот в Милочку многие влюблялись, она даже целовалась много раз с Володей Усатовым и ещё Колей Линковым из 9 «с» - сама Милочка говорила об этом.
  
  
     А Тинка не помнит, чтобы хоть кто-нибудь из мальчишек оказывал ей особые знаки внимания, кроме злополучного поздравления Руслана с Новым годом в прошлом году. Нет, ещё был случай: Петька Мошкин в четвёртом классе вручил ей поздравительную открытку с 8 Марта и глупым признанием в любви, где в каждом слове чуть ли не по две ошибки. В конце стояло: «Цылую, Петя». Она со злости порвала открытку.
  
  
     Зашли в класс уже перед звонком. Прямо с порога Тинка нашла взглядом Вадима – он сидел на своём месте на предпоследней парте на первом ряду с Серёгой Петровым и о чём-то с ним заинтересованно разговаривал. На неё и бровью не повёл.
  
  
     Не видит её, наверное, или не хочет, чтобы другие заметили, что между ними что-то есть, зачем сплетни распускать, решила Тинка и, обогнув свой ряд, спокойно уселась за парту рядом с улыбнувшейся ей приветливо Галочкой Иноземцевой.
  
  
     Во время урока несколько раз оборачивалась в сторону Вадима, пытаясь поймать его взгляд, обычно она всегда на него натыкалась, когда смотрела назад, теперь же красивое удлинённое лицо новенького было непроницаемым и холодным, как будто и не было их вчерашнего разглядывания звёзд и поцелуя.
  
  
     Сначала равнодушие к себе Тинка отнесла к стеснительности – мальчишки тоже не из стали, немногие могут выставить чувства напоказ. Да ей и не надо этого, она же не Быкова, которая обожает, чтобы ей демонстрировали влюблённость у всех на виду. Когда же на перемене Вадим прошёл мимо с кислой миной на лице, не ответил на её «привет» и вышел в коридор, а со звонком на урок появился в классе уже смеющийся, под руку с сияющей от привалившего ей внимания Люськой Быковой, Тинка растерялась.
  
  
     Поведение Вадковского озадачивало и показалось неоправданным и несправедливым. Отношение его к ней настолько отличалось от вчерашнего, что Тинку это ошарашивало, и внутри у неё закипал гнев. Она же ни на что не претендовала и не напрашивалась на дружбу, это он сам заигрывал с ней вчера, а сегодня строит из себя недоступного аристократа, не поздоровался с ней даже. Ну и ей до него дела нет! И чего это она всполошилась!
  
  
     Хотя поцелуй был, не приснился же он ей! Единственный выход, подумала Тинка, - проигнорировать его. В каком-то романе она читала, как героиня, чтобы защитить себя от стыда и людских пересудов, как бы огораживалась от всех своеобразным колпаком, через него к ней ничего дурного не проникало.
  
  
     И Тинка мысленно провела вокруг себя круг. Это ей помогло. Стала размышлять более хладнокровно: на кой чёрт ей сдался этот красавчик! И вообще ей никто из мальчишек не нужен, к чему они, с ними одни переживания!
  
  
     Перед физикой, когда «ашники» ожидали в коридоре звонка на урок, Вадим беспечно заигрывал с Милочкой, они радостно болтали и смеялись. Алёнка шепнула на ухо Тинке:
  
  
     - Вадковский вчера Милочку поцеловал.
  
  
     - Шутишь! – недоверчиво охнула Тинка. – Мы же с ним долго на репетиции были! Когда он успел?
  
  
     - Мы тебе утром рассказывали, ты разве забыла? – И Алёнка тихо на ухо снова поведала ей утреннюю новость: - Он ждал нас после кино, а потом провожал до дома. Когда я ушла, они и целовались!
  
  
     Вот почему новенький не замечает Тинку! Какая же она наивная дура! Он просто испытывал своё умение завлекать, можно сказать, практиковался. Его горячее дыхание у щеки, волнующее прикосновение к губам – это нечто вроде репетиции, а сердце его принадлежит самой достойной в классе девочке.
  
  
     Действительно, кто по сравнению с Милочкой Тинка? Гадкий утёнок, который навряд ли когда-либо превратится в чудесного лебедя, а Милочка уже сейчас лебедь, с точёной длинной шейкой, как у Нефертити, жены египетского фараона, огромными глазами, как у Мадонны на картине Рафаэля.
  
  
     Вот если бы она обладала каким-нибудь талантом. Пела бы звонко, подобно Ковалёвой, или решала задачки по физике так же быстро, как Луиза Чалова. А без всего этого в ней нет загадки, и любить её не за что. Недаром Руслан ей сказал, что она не в его вкусе. Она ни в чьём вкусе, потому что самая обычная.
  
  
     На перемене встретила в коридоре Руслана, он взглянул на неё удивлённо, словно впервые увидел. Это, наверное, из-за другой причёски, ещё подумает, что из-за него марафет на голове навела. Тинка решительно перед самым входом в кабинет физики захватила руками игриво кудрявившиеся на висках пряди-ручейки и безжалостно затолкнула их в общий узел, приподняв хвостик высоко на затылок, на прежнее место.
  
  
     Чудес не бывает. Вчера ей всё показалось. Вадковский и Ланина очень подходят друг другу, оба красивые, умные и, главное, материально обеспеченные.
  
  
     Всю неделю Тинка с Вадимом вели себя так, как будто не знакомы. А на репетициях из кожи вон лезли, словно соперничали. Ими двигали гнев и гордость, тщательно скрываемые от посторонних, каждая сцена для них превращалась в своеобразные скачки с препятствиями, которые оба пытались во что бы то ни стало выиграть.
  
  
     Вероничка не нарадовалась: Диана была такой, о какой она мечтала – величественной, немного коварной и одновременно нежной, а Теодоро не таращился на Тинку с обожанием, как было до этого, отважно и упорно пытался очаровать и обезоружить своей пылкостью графиню.
  
  
     В небольшие перерывы Вадим демонстративно общался только с Милочкой, а после репетиций, которые проходили почти каждый день, потому что премьера была на носу, они уходили вместе. Скоро все привыкли видеть их вдвоём и, уже считалось, что Ланина с Вадковским дружат.
  
  
     Какое-то время Тинке это слышать и видеть было неприятно. Почему-то ностальгически жалко было тех часов, когда между нею и Вадимом возникало удивительное понимание: тогда, после бани, они сидели на старом диване и разговаривали взахлёб, а о чём – даже не вспомнишь сейчас, но было легко и весело. Больше такого не будет, он – с Милочкой и стал чужим, незнакомым.
  
  
     И Милочка, которую Тинка знает с пяти лет, теперь чужая.
  
  
     Все эти мысли она упорно гнала от себя, считая глупыми и недостойными. Милочка и Вадим так подходят друг к другу, что иного и быть не могло. И, правда, кто устоит перед Милочкой, ей только стоит взглянуть цыганско-индийскими глазами – и любой у её ног. Они с Вадковским даже похожи, значит, должны быть счастливы вместе. Это по законам физики одинаковые заряды отталкиваются, а по человеческим – у похожих людей всегда найдётся немало общего.
  
  
     Из школы и с репетиций Тинка чаще стала ходить с Алёнкой, иногда к ним присоединялась Галочка Иноземцева или Люська Быкова. Из той, как из Трындычихи, героини комедии «Свадьба в Малиновке», всегда сыпались местные сплетни, сдобренные её личным мнением и домыслом. Однажды сообщила, что Коля Линков из 9 «с» собирается вечером устроить Вадковскому за Милочку «тёмную». Девчонки не поверили. Но на утро Вадим не пришёл в класс.
  
  
     - Линков его так сильно избил, - распалялась вездесущая Люська, - он дома весь в синяках, бабушка его написала заявление в милицию, и Линкову теперь грозит тюрьма!
  
  
     Милочка выглядела бледной и взволнованной, она отпросилась у Эммы с урока и побежала проведать Вадковского к нему домой.
  
  
     На следующий день Вадим явился с забинтованной головой, но синяков не было видно. Любопытная Быкова бесцеремонно поинтересовалась у него, что будет с Линковым.
  
  
     - Ничего не будет, - недовольно ответил Вадковский и хмуро сдвинул брови, всем своим видом показывая, что ему неприятна эта тема. – Я же не видел, кто на меня напал, тем более точно помню, это был не Линков! – отчеканил он.
  
  
     - А заявление в милицию? – не унималась Быкова.
  
  
     - Бабушка с ним поторопилась, - бесстрастно произнёс Вадим и тут же торопливо добавил: - Она его забрала.
  
  
     Вадковский оказался героем дня, а с ним и Милочка. Им восхищались, что не выдал, в общем-то, хорошего парня Колю Линкова, а ею – за то, что из-за неё дерутся приличные мальчики. «Как мушкетёры», - подметила Луиза Чалова. Одна Тинка не высказывала мнения, помалкивала на своей парте рядом со скромной Иноземцевой и на Вадима старалась не смотреть. Лишь изредка он ловил на себе её осуждающе-насмешливый взгляд.
  
  
     Глава XI
  
  
  
     Премьеру назначили на 29 декабря, сначала спектакль должен был пройти в РДК, а на следующий день – в школе, в актовом зале, на вечере старшеклассников. Из-за чего ёлку специально поставили в спортзале, где проходили утренники. Все в ожидании спектакля страшно волновались, особенно Вероничка.
  
  
     Преподавательница приехала, как и обещала, даже успела побывать на генеральной репетиции, сделала кучу замечаний. Очень понравился Галине Михайловне Теодоро, а вот к Диане она так цеплялась, что Тинка, разозлившись, чуть не рявкнула, всё, с неё довольно, пусть играет кто-нибудь другой.
  
  
     Вероничка её успокоила, сказав, что Галина Михайловна всегда критикует то, что достойно внимания. Если она нашла в Тинкиной Диане что-то не так, можно быть уверенной, графиня её поразила. И притом не бросит же Тинка Вероничку накануне премьеры на произвол судьбы, без главной героини сгорит синим пламенем её курсовая. И Тинка перестала нервничать – уж для спасения любимой Веронички она вывернется наизнанку.
  
  
     Билеты на премьеру были почти мгновенно распроданы, только для родственников участников спектакля ушло ползала. Тинка тоже взяла два билета родителям на деньги Софьи, полученные за вымытые у неё полы. Оказалось, и Ксюшка с Риткой купили билеты, потратив свои сбережения из сэкономленного на кино. Засобиралась вместе со всеми и Маруська, с утра так канючила, что мать согласилась взять с собой эту настырную девчонку – авось пропустят без билета, а в зале сядет к отцу на колени.
  
  
     Все, кто был занят в спектакле, явились за два часа до начала. Красились, наряжались, делали причёски. Вероничка сама занялась Тинкиными волосами, которые накрутила на крупные бигуди, каждый локон начесала и один к другому по кругу уложила в виде витиеватой башни, закрепив шпильками и лаком. Напудрила, нарумянила загоревшее на зимнем солнце её овальное личико, накрасила ресницы и наложила на веки голубые тени.
  
  
     Никто теперь не узнавал прежнюю забияку Маслёну – такой она казалась красавицей! И сама Тинка, посмотрев в зеркало, ахнула – неужели эта дама с яркими, сверкающими глазами из-под пушистых ресниц, в тёмно-зелёном бархатном платье с золотистыми кружевами она!
  
  
     Ощущение своей привлекательности придало ей решительности, и, когда подняли занавес, сердце перестало трепетать, а предательская дрожь, так мучившая её с утра, исчезла, Тинка ясно почувствовала, как вся она превращается в Диану.
  
  
     Так всегда у неё бывает в важные моменты жизни: трясётся от страха перед контрольной или экзаменом, например, а приходит время действовать, и возникает удивительное спокойствие. И стоило ли переживать?
  
  
     Если она бы чувствовала себя просто Тинкой, обыкновенной девятиклассницей, то при виде сотен глаз в зале растерялась бы, но так как изображала Диану, сиятельную графиню, которая вольна поступать, как вздумается, поэтому ничего из постороннего её уже не смущало.
  
  
     Людям свойственно принимать других по одёжке, по званию, а Тинкина «одёжка» и звание на сей раз были графскими и давали ей право нравиться окружающим. И она воспользовалась им на сцене вовсю – какое это удовольствие!
  
  
     Всё текло как по маслу, хотя слова у многих ребят от волнения забывались, но старательная Галочка Иноземцева, поставленная суфлёром за одну из кулис, чётко и вовремя подсказывала. Тинка и Вадим произносили свои монологи почти без запинки, а ведь у них они были самые длинные, у остальных сокращены режиссёром до минимума; стихи лились бурным ручейком из их уст, словно были бытовой речью.
  
  
     Когда Диана и Теодоро оставались вдвоём на сцене, зал замирал, внимательно вслушиваясь в их перепалку. Особенно завораживала зрителей Тинка, гнев и ревность её были так натуральны, что, когда она дала Теодоро пощёчину, послышалось в зале: «Так ему и надо, не бросайся от одной юбки к другой!»
  
  
     Страдания Теодоро и красавицы Марселы почему-то не замечались, все сочувствовали капризной Диане; получилось то, чего добивалась молодой режиссёр – Тинка переломила зрительские симпатии и увела внимание зала от обворожительной Милочки-Марселы.
  
  
     В сцене прощания графини со своим секретарём, которого она отправляла в ссылку, Вадим подошёл к Тинке совсем близко, чего не делал на репетиции, обычно они стояли на значительном расстоянии.
  
  
     - Вы плачете? – Голос парня дрогнул, и вдруг он прикоснулся ладонью к её щеке, медленно провёл кончиками пальцев под левым глазом, словно смахнул слезинку, и наклонился низко-низко; его взволнованное дыхание горячо обдало Тинку, а нежные слова не по пьесе: «Ты мне нравишься!» тихо прошелестели лёгким ветерком у самого уха.
  
  
     От неожиданности она растерялась: что он себе позволяет, просто наглость с его стороны! Хотя этот странный шёпот был ли, не был ли, может, просто показался ей в сосредоточенном на роли, напряжённом мозгу?
  
  
     Сбитая Вадимом с толку, Тинка потеряла нить диалога между Дианой и Теодоро. На чём же она остановилась, или это он оборвал фразу, но на каких словах, впервые за спектакль растерялась и беспомощно оглянулась на Галочку-выручалочку, кутающуюся в кулисе. Та подсказала ей нужные слова.
  
  
     Впрочем, эту заминку мало кто заметил. Вероничка после спектакля даже не укорила Вадковского за самовольничанье, возможно, потому, что немало было других просчётов похлеще. Однако постановка всем понравилась. Зрители хлопали, артисты сияли от счастья, строгая Галина Михайловна довольно улыбалась и перед всеми похвалила свою студентку.
  
  
     Распутывая волосы и убирая из них шпильки, сидя в раздевалке у стены, Тинка чувствовала себя опустошённой, ей не хотелось ни с кем разговаривать. Как бы долго человек ни готовился к какому-то событию, оно почти всегда происходит не совсем так, как ожидалось. Тинка не испытала большой предполагаемой радости от спектакля, была только усталость, словно пробежала многокилометровый кросс.
  
  
     Вокруг возбуждённо галдели и лихорадочно хихикали девчонки, взахлёб вспоминая, кто как во время спектакля попал впросак.
  
  
     - Я должна была помочь графине одеться, - смеясь, рассказывала певунья Ковалёва, игравшая служанку Доротею, - ищу накидку, а её нет, какой-то болван увёл со стула. Тогда я громко говорю не по спектаклю: «Ах, как же я сердита, куда делась графини накидка?». Смотрю, она на Серёге Раевском, он напялил её вместо плаща. Я подбегаю к нему, срываю с него накидку и у всех на глазах надеваю её на графиню. Представляете, вещь с плеча слуги – и на графиню! А зрителям хоть бы хны, не заметили!
  
  
     Костюмы аккуратно сложили по сумкам, завтра их перевезут в школу, выгладят, расправят и снова оденут на сцену, но уже маленькую и тесную, вполовину меньше эрдэковской. Парни вытащили заранее купленную на собранные деньги бутылку шампанского, печенье, конфеты. РДК подарил артистам и Вероничке большой пирог с повидлом. Притащили ведро с кипятком – дежурная Дома культуры позаботилась.
  
  
     Прямо на сцене соорудили из фанерного щита и двух табуреток стол, где разложили на плакатной бумаге сладости. Директор РДК, пухленький, улыбчивый толстячок, похожий на крупного Карлсона, притащил из своего кабинета красивые красные чашечки и коробку дефицитного «Птичьего молока», которую вручил Веронике, превознося её режиссёрские способности. Конфеты она тут же предложила ребятам.
  
  
     От шампанского, хоть и досталось его каждому по глотку, всем стало радостно: засуетились, заговорили разом. Тинка была в центре внимания и купалась в восторженных похвалах, казавшихся ей искренними, и сердце переполнялось добротой и безграничной любовью ко всем, даже высокомерная ломака Хасанова казалась приятной.
  
  
     Счастлива она была ещё и потому, что рядом с ней стояла Милочка и, как в прежние времена, они дурачились, поддерживали друг друга глазами и остротами. Снова между ними протянулись ниточки взаимопонимания с полуслова, снова Тинка увидела в Милочке прежнюю свою подружку по играм.
  
  
     Обе они не смотрели на Вадковского, стоявшего в компании Римки. Тинка твёрдо решила: хватит себя накручивать, придавая значение его необдуманным поступкам. Парень подшучивает, а она в его дурацких действиях ищет смысл и тонкий намёк, как искала их в неожиданном внимании Кузнецова Руслана, а их не было, да и быть не могло.
  
  
     А Милочка дулась на Вадима за то, что он не сказал ей о вечеринке, намечающейся у Хасановой Римки после спектакля. Когда опустился занавес, та загадочно произнесла, лукаво поглядывая на Милочку: «Вад, ты не забыл, собираемся у меня в девять?» Вадковский, соглашаясь, кивнул. Милочка думала, что они дружат, но он ведёт себя странно, по-мальчишески непредсказуемо: не посвящает её в свои планы, может забыть обещанное, может без объяснений уйти. Вот Линков поступает иначе, всегда держит слово и смотрит на Милочку с обожанием.
  
  
     Глава XII
  
  
  
     В школе спектакль и вовсе прошёл на ура. В сцене прощания Дианы с Теодоро ничего неожиданного вне сценария в этот раз Тинка от Вадима не услышала. Впрочем, робкий шёпот из тех же слов всё же промелькнул над её ухом после спектакля, как только они все вместе, взявшись за руки, под аплодисменты зрителей поклонились и чуть отступили в глубину сцены. Вадим крепко сжимал её ладонь. Выпрямляясь, повернулся к ней вполоборота и шепнул на выдохе. Когда же она в упор посмотрела на него, ответил холодным, равнодушным взглядом, но теперь уже Тинка знала – ей не показалось, шёпот был.
  
  
     Танцевать перешли к ёлке, в спортзал. Участники спектакля красовались в костюмах. Вероничка разрешила тем, кто хотел, не снимать их до конца вечера. Тинка тоже намеревалась остаться в своём атласном светло-сиреневом платье из последней сцены, но Эмма попросила её заменить заболевшую Киру Дранкину, которая должна была быть на вечере Снегурочкой.
  
  
     Пришлось натягивать на голову парик с золотистой косой и голубую, обшитую белым искусственным мехом шапочку. Такого же голубого цвета, из твёрдого шёлка платье, с тем же мехом по подолу, рукавам и у ворота, заменяющее Снегурочке шубку, было просторным. Конечно, в нём легче и свободнее, чем в пышном, суженном в талии одеянии графини, зато пропало ощущение собственной стройности.
  
  
     Деда Мороза изображал Серёга Петров. Он и Тинка стали проводить между танцами игры. Эмма подсказывала им и подсовывала призы, чтобы вручали их победителям. Тинка радовалась, что ей не надо стоять в девичьем углу вместе с хихикающими одноклассницами в ожидании, когда кто-нибудь из мальчиков соизволит пригласить на танец – оказывается, не бывает худа без добра. А она ещё не хотела быть Снегурочкой! Это же дало ей такие преимущества, как чудесно, что Эмма выбрала для замены Дранкиной именно её.
  
  
     С небольшой импровизированной сцены, очерченной мелом по полу спортзала, Тинка видела в толпе танцующих Руслана в светло-сером костюме и зелёной рубашке. С ленивой улыбкой он прижимал к себе разнаряженную во что-то синее до полу Римку Хасанову. Вездесущая Быкова утверждала, что Римка влюблена в Русю - теперь это Тинки не касается, просто по привычке нашла Кузнеца глазами.
  
  
     А кто теперь её волнует? Мальчик с бледным лицом и большими темными карими глазами, нашёптывающий странные слова? Она перерыла все Софьины книги по искусству: как ей казалось, там ей встречались похожие глаза – лучистые и чуть-чуть печальные.
  
  
     Но удивилась, когда, перебирая старые бумаги в жестяной коробке из-под леденцов, наткнулась на чуть пожелтевшую от времени дореволюционную черно-белую рождественскую открытку. С неё глазами Вадима смотрела прекрасная девушка, похожая на ангела, в костюме мальчика-пажа. И вообще, всё её милое личико, несмотря на явную женственность, как ни странно, напоминало Вадковского. Особенно, если чуть прищуриться и отодвинуть открытку на расстояние вытянутой руки, то на открытке -вылитый Вадим.
  
  
     - Кто это? – спросила Тинка у Софьи, описав открытку.
  
  
     - Это Лина Кавальери, - пояснила старушка.
  
  
     Открытка Софье досталась от матери. В конце 19 века и начале двадцатого Лина была очень популярной фотомоделью и певицей. Её личико красовалось на многих открытках. Софья рассказала, что Кавальери, когда приезжала в Россию петь в опере, влюбилась без памяти в русского князя Ивана Барятинского – красавца и богача. Он, хотя и ответил Лине взаимностью, женился на младшей дочери царя Александра II от второго брака и разбил Кавальери сердце. Правда, после свадьбы князь пытался вернуться к Лине, но гордая красавица не захотела стать его любовницей.
  
  
     Софья поняла, что открытка понравилась девочке, и подарила её ей. Теперь Тинка хранит открытку в комоде, в своём отделе, как великую ценность.
  
  
     Нет, Тинка не влюблена в Вадима, никто теперь не в состоянии покорить её сердце, оно останется свободным навеки. Вадковского она тоже видела среди танцующих, он не снял костюма Теодоро – чёрный блестящий плащ и широкополая шляпа с пером были видны издалека. С кем танцевал этот «мальчик с открытки» – ей было не видно, но не с Милочкой: её розовое платье Марселы мелькало неподалеку.
  
  
     - А что это мы стоим! – рявкнул вдруг над её ухом Серёга Петров, борода у него съехала на бок. – Пошли-ка танцевать. Грешно Снегурочке в праздник ёлки стоять в сторонке, к тому же ты переодетая графиня.
  
  
     Прикрепив микрофон на стойку, он легко подхватил Тинку за талию и закружил, нависая над ней, правая рука его сползла ей на спину; она не считалась маленькой, была для своего возраста среднего роста, но Серёга был так высок, что её голова едва доходила ему до плеча.
  
  
     - Сегодня ты королева бала! – прокричал он ей, наклонившись.
  
  
     - Королева без «ле»! – усмехнувшись, съязвила над собой Тинка.
  
  
     - Тогда прекрасное у вас пастбище, королева без «ле»! – Довольный собой, что сумел подхватить её шутку, весело рассмеялся Серёга и обвёл рукой зал. – А на нём коровки, овечки и барашки прыгают! - Снова прокричал он, стараясь перекрыть голосом громко гремевшую музыку.
  
  
     Какой же всё-таки хороший парень – Серёга, подумала Тинка, он всегда её защищает. Так повелось ещё с первого класса, когда их посадили вместе за парту; нет, они никогда не дружили, да и теперь она в нём не чувствует к себе какого-либо влечения, как парня к девушке, однако, между ними существует всё же негласное доверие, недаром в трудный момент без какой-либо договорённости поддерживают друг друга.
  
  
     - Позвольте вас разлучить! – Вдруг раздалось сзади. Оглянувшись, они увидели Кузнецова. – Вы не заметили, мелодия была под твист, а не под танго, теперь вот заиграл медленный танец, я хочу пригласить вашу Снегурочку, дедушка Мороз. Вы не против? – Не успел Серёга что-либо ответить, как Руслан утащил Тинку поближе к ёлке, где не так сильно била в уши музыка.
  
  
     Он прижал её к себе так близко, что в нос ей ударил резкий запах из смеси одеколона и алкоголя, наверное, парни во время вечера украдкой от учителей выпили, догадалась девочка. И хотя Кузнецов твёрдо стоял на ногах, Тинке не понравилось, что он был выпивши.
  
  
     Она не слушала его напыщенных разглагольствований, раздражённо старалась отодвинуться от него подальше, ей неприятны были его разгорячённое глубокое дыхание, цепкие, давящие даже через плотный шёлк снегурочкиной «шубки» пальцы. И чего хорошего я в нём нашла год назад, мелькнуло в голове, ведь, кроме похвальбы собственной персоны, ничего от него не услышишь. А Руслан, не замечая её настороженного отношения к себе, с пафосом описывал свои победы в районных поединках по боксу, довольно заметив, что в каникулы отправится на республиканские соревнования в Уфу.
  
  
     - Поздравляю, - выдавила вежливую улыбку Тинка и, как только мелодия стихла, решительно высвободилась из объятий парня и направилась к Эмме и Серёге, не ответив на слова Руслана, брошенные ей вслед: - Я тебя ещё раз приглашу танцевать!
  
  
     Так уж нужны ей его пьяные объятия, возмущённо ворчала она про себя, пробираясь в толпе танцующих, так как музыка снова весело загремела. И вдруг натолкнулась на Вадима. Тёмные, как ночь, глаза его пронзительно уставились на неё, в них явно чувствовался гнев, лицо было мрачным, губы плотно сжаты.
  
  
     - Куда это ты торопишься, будто за тобой гонятся? – дерзко произнёс парень. – Ведь от приятного не убегают!
  
  
     - Смотря что считать приятным, - процедила сквозь зубы Тинка. От разговора с Русланом настроение у неё испортилось. И уж совсем ей было непонятно, что имел в виду Вадковский, говоря о приятном, ведь не мог же он заметить её с Русланом в полутёмном зале, набитом старшеклассниками. Да и зачем ему следить за ней, скорее всего, он потерял из виду Милочку и злится, что не может найти, а спросить прямо не решается. А Милочка, не будь дурой, танцует себе с Линковым в другом конце зала, вот не будешь бегать за каждой юбкой, мстительно подумала Тинка о Вадиме. Она знала про Милочкину обиду, что её не пригласили на вечер к Хасановой.
  
  
     - Та, которую ты ищешь, отправила тебя в забвение, - не удержалась всё-таки, чтобы не позлорадствовать Тинка.
  
  
     Длинные густые ресницы парня, растерянно захлопали, как опахала, на бледном лице появилось явное огорчение. Он был уже без шляпы и плаща, но чёрный костюм, с синими продольными вставками на рукавах, широким белым воротником и пышными трусами, надетыми на трико, делали его похожим на принца. На грустного принца.
  
  
     Неожиданно Тинке стало жалко Вадима, может, и правда, любовь его к Милочке настоящая, как утверждает Алёнка, незачем тогда его мучить, хотя стоило бы, ведь сам он действует неправедными методами: заставляя объект своей любви ревновать, очаровывает всех девчонок подряд. Даже её, Тинку, вовлёк в этот круг, зная, что они с Милочкой дружат с детства.
  
  
     И надо признать, она почти поддалась его очарованию, несмотря на свои клятвы не обращать ни на одного парня внимания, чтобы больше не разочаровываться и не испытывать унижающей боли в сердце.
  
  
     - Милочка там, - указала рукой Тинка в дальний угол спортзала, и, серьёзно посмотрев ему в глаза, произнесла доверительно: - Она в обиде на тебя, ты не пригласил её к Римке на вечер избранных. – Последние слова произнесла с иронией. – Но твоё извинение растопит её сердце, и ваша дружба вспыхнет ярче, чем была. – И, обойдя смутившегося парня, устремилась к Серёге с Эммой, которые уже были готовы объявить новый конкурс.
  
  
     Потрясённый и сбитый с толку, Вадим застыл на месте. Ну почему эта девчонка с русалочьими глазами всегда всё переворачивает с ног на голову, понимая его не так как надо. Ему не понравилось, как Тинка с Русланом танцевали – разговаривали и улыбались друг другу, руки Руси плотно обхватывали её спину. Сердце его изнывало от ревности. Он не видел лица Маслёны, зато редкое сверкание от световой установки у потолка высвечивало довольную улыбку болтающего о чём-то Руслана.
  
  
     Вадим едва сдержался, чтобы не подойти и не оттолкнуть нахального парня от Тинки, а когда она возвращалась после танца, тут же оказался на её пути. Столкнулись почти нос к носу. Спасительная мысль пригласить её на следующий танец едва мелькнула в разгорячённом мозгу, как Маслёна вдруг окатила его презрением и послала к Милочке.
  
  
     Хорошо, он назло ей пойдёт к Ланиной, если этого добивается Тинка. Будет весь оставшийся вечер танцевать только с Милочкой, заглядывать в её круглые чёрные глаза, говорить глупые комплементы, которые желает та услышать, а после бала проводит до дома. Пусть Маслёна узнает об этом и попереживает.
  
  
     Хватит ему страдать из-за неё, у него ещё есть голова на плечах, кого она из себя строит, хотя сама из себя ничего не представляет. Худая, как щепка, волосы будто грива у лошади, а глаза мечут огонь, того и гляди сгоришь.
  
  
     Подумать только, он чуть не признался в любви тогда, когда рассказывал ей про звёзды, теперь в такое дурацкое положение уже не попадёт. Но сколько бы Вадим ни настраивал себя против Тинки, он внутренне понимал, что она для него много значит, он всё бы отдал за миг постоять рядом с ней, подержать за руку и заглянуть в её огненные светлые глазки, в которых приятно расплавиться.
  
  
     Однако обида погнала его к Милочке, словно под её красотой можно спрятаться от мыслей о Тинке и Руслане, которые опять танцевали вместе, Вадим даже поймал на себе торжествующий взгляд Кузнецова, по-хозяйски обнимающего Тинку. Неужели он знает об его чувствах к Маслёне? Разумеется, ведь соперники интуитивно догадываются, кто посягает на его даму.
  
  
     Вчера, у Хасановых, Вадим ощутил на себе неприязнь Руси. Хотя нет, не неприязнь, а скорее, превосходство, тупое, самодовольное. Кузнецов держал себя так, словно был главным актёром в показанном в РДК спектакле, премьеру которого собрались отметить. Римма вертелась возле него, кокетничая и обдавая открытой лестью, восхищаясь силой и крепостью мускулов.
  
  
     Руслан никакого отношения не имел к спектаклю, был обычным зрителем, но Римма, влюблённая в него, Вадим давно догадался об этом, с трепетом спрашивала, что он думает о той или иной сцене. Кузнецов отвечал какую-то ерунду, пытаясь мудрствовать. Его шаблонные и односложные фразы воспринимались присутствующими благодаря восторженно реагирующей на них Римме как шедевры словесности. Вадим совсем недолго пробыл у Хасановых, через полчаса смылся домой.
  
  
     К несчастью, Тинке нужен тоже Руслан, широкоплечий, с развитой мускулатурой. Вадим чувствовал себя уязвлённым. Вот почему он широко улыбался красавице Милочке, когда они танцевали.
  
  
     Почти всю оставшуюся часть вечера Ланина и Вадковский провели вместе. Все вокруг невольно отмечали эту красивую пару, казавшуюся со стороны в своих неаполитанских пышных нарядах принцем и принцессой, и каждый думал, что они очень подходят друг другу.
  
  
     С новогоднего вечера Тинка с Алёнкой возвращались вдвоём, Милочка осталась с Вадимом далеко позади.
  
  
     - Наверное, Вадковский сегодня объяснится Милочке в любви, -уверенно заметила Алёнка. – Ты бы видела, каким он был сердитым, когда подошёл к нам пригласить её на танец. Ему очень не понравилось, что она много раз танцевала с Колей Линковым!
  
  
     Не очень-то приятно было это слышать Тинке, но ей нечего было возразить, она только печально вздохнула. Ей бы радоваться за подружку, а радости не было, в душе теснилось горькое сожаление о несбывшемся и потерянном.
  
  
     Глава XIII
  
  
  
     Разыгравшаяся с утра февральская пурга, которая снежными вихрями заполонила посёлок и намела на дороги сугробы, поставила было под угрозу празднование Милочкиного дня рождения. Её шестнадцатилетие выпало на удачное время - субботу, когда старшеклассникам разрешалось появляться на улицах до 11 часов вечера, а в обычные дни только до девяти. Поэтому ещё большая брала именинницу досада, когда за окном разыгралась пурга. Из-за метели уроки отменили – к радости всех ребят, об этом объявили по местному радио. Пожалуй, одна Милочка сильно расстраивалась.
  
  
     - День рождения придётся отменить! – печально сказала она матери на сообщение, что в школу вставать не надо. – Зря мы с Тинкой вчера начистили почти ведро картошки и сделали винегрета на полдеревни, никто из приглашённых из Караяра к нам не доберётся.
  
  
     Однако переживания Милочки были напрасны, во второй половине дня пурга неожиданно стихла, а леспромхозовские тракторы успели к вечеру очистить от снега не только основные дороги, но и прилегающие к ним переулки. В пять часов почти все, кого ждала Милочка в гости, благополучно добрались без опоздания. Тинка с Алёнкой прибежали к Ланиным за два часа, чтобы помочь тёте Алине приготовить до конца всю еду и накрыть столы.
  
  
     Войдя вместе с Серёгой Петровым и Максимом Моисеенко в Милочкин дом, Вадим быстрым взглядом скользнул по собравшимся, отыскивая ту, которая жила в его мыслях постоянно и против его воли. Но в прихожей Тинки не было. Все возбуждённо галдели в предвкушении приятного праздника.
  
  
     - Как я рада вас видеть! - приветствовала Милочка друзей. – Я так переживала из-за снегопада!
  
  
     - Да мы б к тебе на карачках приползли, ни за что бы не пропустили такое пиршество! - дурачась, откликнулся Серёга.
  
  
     - Проходите в комнату. – Сверкая подведёнными чёрным карандашом глазами, отчего они казались ещё больше и ярче, чем обычно, и мило улыбаясь, очаровательная именинница, одетая в шёлковое зелёное платье, так идущее ей, потянула долгожданную троицу к уже накрытым двум длинным столам, сдвинутым вместе. – Всё уже готово, мы не садились, вас ждали. Вот твоё место, Вадим. – И указала на стул рядом с собой.
  
  
     Парню ничего не оставалось, как сесть туда, куда было сказано, то есть по правую руку Милочки, с торца одного из столов. Словно жених или великий гость сижу с хозяйкой, недовольно мелькнуло в голове у него. Он чувствовал себя неловко – был у всех как на ладони. Впрочем, постарался скрыть, что раздосадован непрошенным почётом. Вадим не прочь бы сесть с друзьями Серёгой и Максимом, занявшими места на другом конце второго стола, где, кстати, примостилась и Тинка, усевшись на углу.
  
  
     После того как Вероничка уехала в институт заканчивать учёбу, театральные страсти в школе постепенно улеглись, и ореол удачно сыгранной Тинкой роли развеялся, как дым, осталось лишь лёгкое воспоминание. В глазах ребят она вернулась в прежнее обличье обычной девчонки, одной из многих, правда, больше, чем нужно, языкастой.
  
  
     У Вадима с ней установились, если смотреть со стороны, равнодушно-безразличные отношения. Оба держались так, будто не было между ними задушевных разговоров, понимания с полуслова и обжигающего поцелуя под звёздным небом, также лёгкого, как дыхание, шёпотов с признанием…
  
  
     Ничего не было - каждый это доказывал всем своим видом. При встрече холодно здоровались и отводили глаза. У Тинки решительно сжимались в полоску губы, словно вдруг вспоминала об очень важных делах, Вадим напускал на лицо безмятежность, как будто ему всё трын-трава.
  
  
     С Милочкой он тоже держался отстранённо, хотя на танцах по субботам танцевать приглашал, но домой больше не провожал. Милочка была в растерянности, впрочем, нежелание Вадковского дружить она объяснила себе и подружкам его боязнью нарушить кодекс мужской дружбы, завязавшейся между ним, Максимом Моисеенко и Серёгой Петровым. Их часто видели теперь втроём – в школе, в кинотеатре и гуляющими по главной улице Караяра.
  
  
     А девчонки вдруг увлеклись танцевальным кружком. Сманила в него многих своих одноклассниц Люська Быкова. Руководитель кружка оказался её соседом по дому, он задумал поставить девичий танец к 8 Марта и попросил Быкову подыскать более или менее стройных и подвижных девчонок и привести в РДК. Люська уговорила Милочку и её подружек пойти с ней, а за ними потянулись из класса и другие девочки. Записались в кружок и некоторые десятиклассницы, проживающие в леспромхозовском микрорайоне.
  
  
     Почти каждый день по вечерам отрабатывался танец, чтобы успеть к концерту. Прогуливаясь с друзьями по улицам, Вадим видел частенько шумную толпу девчонок, высыпавшихся из Дома культуры после танцевальных занятий. В центре её заметно красовалась Милочка в своей серой кроличьей шубке и голубой вязаной шапочке.
  
  
     Только глаза парня в неярком уличном освещении улавливали другую девочку в скромном кирпичного цвета пальто с коричневым цигейковым воротником, которая обычно сразу сворачивала с кем-нибудь из девчонок на дорогу к леспромхозовскому посёлку; в то время как её подружки Милочка с Алёнкой могли пойти на 7 часов вечера в кино с компанией Вадима или прогуляться по улице Ленина, названной молодёжью Проспектом Любви.
  
  
     За день до Милочкиного дня рождения Тинка, как всегда после кружка, отделилась на перекрёстке от группы одноклассников, собравшихся пойти на вечерний сеанс.
  
  
     - Не забудь заглянуть к нашим, предупреди их, что мы пошли в кино! – крикнула ей вслед Алёнка.
  
  
     - Я ей напомню! – вдруг важно откликнулся Петька Мошкин, внезапно передумавший идти в кино. – Эй, Маслёна, я провожу тебя! – окликнул он убегавшую девочку, той пришлось остановиться и подождать Мошкина, и они отправились домой вместе.
  
  
  
  
     Вадиму это не понравилось. Он понимал, что не стоит расстраиваться по такому пустячному поводу: Тинке Петька и даром не нужен, не будет она с ним дружить. Тем не менее непослушное его сердце завистливо сжалось. Ну почему он не может вот так же запросто, как ни в чём не бывало, не взирая ни на кого, пойти с ней? Чего боится? На это, похоже, у него нет ответа. Ведь Тинка Вадиму нравилась, и ему очень хотелось побыть с ней. И всё же не мог переломить себя, мешала задетая гордость, что ему предпочли кого-то другого, боялся показаться смешным.
  
  
     Родители Милочки перед тем, как уйти из дома, выставили на стол бутылку вина. Тёмно-красную жидкость с запахом винограда разлили по стаканам, досталось всем понемножку. Как только наелись до отвала, начались танцы. Радиола заревела на всю громкость.
  
  
     Около Вадима постоянно вертелась Милочка, она не выпускала из своих цепких ручек рукав его чёрной водолазки, ему невольно пришлось её приглашать несколько танцев подряд. Даже на улицу он не мог от неё смыться, потому что не курил, как Серёга Петров и некоторые другие ребята.
  
  
     - Дамский танец! Дамы приглашают кавалеров! – громогласно объявила Люська Быкова.
  
  
     Парни невольно напряглись в ожидании. Одно дело самим приглашать, другое – ждать, когда тебя выберут. Вадим, скорее почувствовал, чем увидел, как Тинка направилась в его сторону. Неосознанно повернул к ней голову и замер, тут только заметив, как необычно она одета, не как всегда. В тонкую голубую крепдешиновую кофточку с рукавчиками-фонариками, круглым воротничком и в расклешенную клетчатую юбку с широким поясом, делающую её в талии очень тоненькой. Такого чудесного наряда, воздушного, лёгкого и женственного, Вадим ещё не видел на Тинке.
  
  
     Как она хороша в нём – не оторвёшь глаз! Ну, иди же, иди ко мне, он с трепетом ждал приглашения Маслёны на танец, сердце сладостно билось; но она, не взглянув на него, остановилась около Максима Моисеенко и присела в старомодном книксене, которому девчонок обучила Вероничка.
  
  
     - Позвольте вас пригласить. – Улыбнулась шаловливо, сверкнув зеленовато-голубыми глазами-огоньками, и, не дожидаясь ответа, потащила чуть упирающегося Максима в круг.
  
  
     Эти лукавые огоньки вызвали у Вадима возмущение – да как она смеет кокетничать с его другом, и тот тоже хорош: обычно из-за своего превышенного веса ни с кем никогда не танцевал, а Тинку облапал, как родной, забыв о своих страхах наступить партнёрше на ноги. Смотрите, танцуют вместе уже второй танец и не собираются расставаться, разболтались, словно близкие друзья, Максим прямо цвел от удовольствия, а Вадиму всегда казалось, что ему нравится Люська Быкова.
  
  
     Весь вечер Тинка ощущала неприятную смутную тревогу. Она бы не пошла к Милочке на день рождения, если бы можно было без обид отказаться.
  
  
     Из-за Вадима не пошла бы. После спектакля он вёл себя с ней до обидного странно: то вообще не замечал, а то подчёркнуто выражал своё презрение холодной усмешкой, словно Тинка в чём-то перед ним провинилась или совершила что-то нехорошее.
  
  
     Лишь иногда она ловила на себе печальный взгляд его больших карих глаз, который ей был непонятен и вызывал в душе смятение. И тогда у неё мелькала крамольная мысль, что нравится ему. Но тут же яростно гнала её, как несусветную чушь, ведь всегда, когда ей казалось, что Вадим ею увлечён, оказывалось, он просто подбирается к Милочке и только от неё без ума. А с Тинкой играет, как кот с мышью.
  
  
     Неожиданно выяснилось, что проблема, в чём ей пойти на день рождения, легко разрешилась: старшая сестра Марина выслала посылку с одеждой, которая стала ей мала после родов, зато была в самый раз Тинке. Из всего она выбрала пышную юбку в мелкую синюю клетку из тонкой шерсти и крепдешиновую блузку, оттеняющую своей голубизной её похожие на морскую волну глаза. И хотя они не такие огромные, как у Милочки, но с подкрашенными ресницами, которые от туши становились гуще и длиннее, смотрелись даже очень ничего. Так ей говорило настенное зеркало в комнате.
  
  
     Присутствие Вадима волновало и раздражало Тинку, особенно после того, как начались танцы. Он не отходил от Милочки ни на шаг, что-то ей нашептывал и танцевал с ней и медленные, и быстрые танцы без разбора. Её, Тинку, не замечал. Это почему-то ей доставляло страдание, хотя она почти себя убедила, Вадковский – из Милочкиных поклонников, и пыталась не думать о нём.
  
  
     Тем не менее когда Люська объявила о дамском танце, в ней мелькнула шальная мысль, приглашу его, пусть будет что будет, и смело направилась в сторону Вадима, но, заметив, как тот то ли в испуге, то ли в удивлении при её приближении округлил глаза, свернула к стоящему у стены Максиму, пригласила его на танец. Этот уж наверняка ей не откажет, он относится к ней так же дружелюбно, как Серёга Петров.
  
  
     С Максимом разговаривать было легко и интересно. Он много читал об открытиях путешественников, Тинка слушала с удовольствием и не заметила, что они топчутся в танце, хотя музыку Милочка выключила и предложила поиграть в фанты.
  
  
     Все горячо её поддержали, Аленка принялась собирать у каждого предметы, а потом стала спрашивать у именинницы, сидящей к ней спиной, что этому фанту сделать. Тинка знала, что у них была договорённость о знаках, подсказывающих, чей возьмёт Алёнка фант. Вот в её руках -Тинкин носовой платочек. Милочка приказывает ей прыгнуть на месте двадцать раз. Тинка с удовольствием попрыгала. Скоро подоспел и фант Вадима – красная расчёска.
  
  
     - О, это, скорее всего, фант моей подружки Алёнушки, - игриво произнесла Милочка, - думаю, ей надо поцеловать меня крепко-крепко.
  
  
     Ребята, довольно хихикая, загудели, наслаждаясь смущённым видом именинницы, попавшей впросак; та, увидев в руках подружки расчёску Вадима, растерянно захлопала длинными ресницами, бросающими тень на раскрасневшиеся тугие щёчки, и прикрыла рот в деланном изумлении ладошкой. И лишь Тинка с Алёнкой знали, что Милочка приставляется – всё получилось, как задумывалось.
  
  
     Желание именинницы за фант Вадим принял с достоинством. Гордо расправив плечи, он высоко вскинул голову и спокойно направился к ней, лицо его оставалось бесстрастным. Оказавшись рядом, нежно взял Милочкино хорошенькое личико в ладони, наклонился и поцеловал её в губы.
  
  
     Наступила на миг абсолютная тишина. Или Тинке так показалось. Она отвела глаза в сторону, стараясь не смотреть, как Вадим с Милочкой целуются, а сама неподвижно застыла, пока кто-то из девчонок, хихикая, не подтолкнул её в бок, только тогда в сознание Тинки ворвались смех и хлопки ребят, поддерживающих поцеловавшуюся парочку.
  
  
     Ей стало невыносимо душно, чувствуя себя подобно летнему вечеру перед грозой, выскочила на кухню, а затем в сени. Глубоко вдохнула морозный воздух, немного постаяла и, охладившись, вернулась назад. В комнате уже все опять танцевали. «Скорей бы уж вечер заканчивался! - с тоской подумала Тинка. – Чай бы разлить, как просила тётя Алина, и сбежать домой с чистой совестью, а посуду пусть Алёнка убирает!»
  
  
     - Можно тебя пригласить? – Услышала она сзади мягкий голос и сразу почувствовала, как горячо стало щекам, медленно повернулась к Вадиму. На бледном лице глаза его казались совсем чёрными, как на открытке у Кавальери. Тинка хотела ему отказать и уже открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, но, заметив растерянное лицо парня, передумала, вместо грубого отказа безмолвно пошла за ним.
  
  
     Он нежно обхватил её руками за талию и прижал к себе. Сердце Тинки готово было, как пташка, выпорхнуть изнутри, а всё другое в ней как будто онемело и потеряло волю, она не могла оттолкнуть парня, расцепить его руки, просто этого не хотела делать. Ей нравилась близость Вадима.
  
  
     Вдруг свет мигнул и погас, проигрыватель, шипя, смолк, плотная темнота заполнила всё вокруг.
  
  
     - На электростанции, наверное, авария! – раздался басовитый голос Серёги Петрова, в котором ощущалось разочарование. – Жди теперь, когда электричество включат!
  
  
     - Я принесу сейчас с кухни лампу, - успокоила притихших ребят Милочка, - и мы будем пить чай. Маслёна, ты мне поможешь? Где ты?
  
  
     Тинка молчала, да и не могла откликнуться, даже если б хотела. Она находилась в крепких объятиях Вадима и была в полуобморочном состоянии. Когда погас свет, он не отпустил её, а ещё сильнее прижал к груди, его дыхание несколько мгновений грело ей ухо, потом вдруг она почувствовала, как тёплые губы парня нежно-нежно коснулись её щеки, и по телу прошла приятная дрожь. Тинка едва дышала, её мысли путались.
  
  
     - Маслёна, ты растаяла в темноте? – Наконец донеслось до неё Милочкино возмущение. А на кухне вспыхнул слабый свет керосиновой лампы, которую, скорее всего, зажгла Алёнка, он стал приближаться и вскоре ярко осветил жмурящихся ребят и разогнал собравшиеся по углам комнаты тени.
  
  
     - Я тут, - хрипло откликнулась Тинка, испуганно отшатнувшись от Вадима, и опрометью бросилась на кухню. Там нашла ещё одну лампу и зажгла её, нащупав на знакомом месте спички. Слава Богу, чай ещё не остыл. Взяв полный заварник в одну руку, а чайник с горячей водой – в другую, пошла в комнату. Алёнка с Милочкой уже расставили на столах чашки с блюдцами и испечённые тетей Алиной пироги, конфеты и печенье.
  
  
     Разливая чай, Тинка смущённо, краем глаза наблюдала за Вадимом. Тот снова выглядел отчуждённым, словно не было между ними объятий и поцелуя в темноте. Сидел рядом с Милочкой и не сводил с неё сверкающего взгляда, даже когда принялся с аппетитом жевать протянутый кусок пирога. Милочка тоже смотрела на него. У Тинки мучительно заныло сердце. Сбитая с толку непредсказуемым отношением Вадима, она всё же заставила себя сосредоточиться на обслуживании чаем ребят. Когда у всех оказались чашки полные, она тихо села на своё место, стараясь стать как можно незаметнее.
  
  
     Но внутри неё уже разгорался огонь. Огонь досады и возмущения, на себя и Вадима. Да что с ней такое, почему позволяет над собой издеваться! Надо было лягнуть кое-куда, как учил двоюродный брат Толя, больше бы не стал приставать.
  
  
     Впрочем, Тинка знала, что не смогла бы сделать больно Вадиму. И никому бы не смогла. Вот языком она может обидеть, но почему-то онемела, как кролик перед удавом. Так же было в прошлом году перед Русланом.
  
  
     Неужели всю жизнь будет пасовать перед красивыми парнями? Ну, уж нет, хватит на ней испытывать мужское очарование, Тинка не тварь дрожащая, не насекомое, Раскольников у Достоевского, несмотря на то, что преступник, прав, у человека должна быть сила воли, чтобы изменить ситуацию.
  
  
     Ей не понятны намерения Вадима, и она уж никак не дура, чтобы их разгадывать. Пусть сам закручивает вокруг Милочки свою паутину обольщения, а её не впутывает. Не даст Тинка ему больше репетировать на себе. И она открыто, с вызовом посмотрела на Вадима, высоко подняв подбородок, и, когда поймала его взгляд, не отвела глаз, даже нашла в себе силы насмешливо усмехнуться.
  
  
     В неё как будто вселился неугомонный чертёнок или проснулся тот бесёнок, что жил в ней раньше и дремавший в последнее время, который делал её Маслёной-фантазёркой, умеющей завораживать своими выдумками и выходками всех вокруг.
  
  
     С юмором принялась рассказывать забавные случаи из жизни караярчан, чем перевела внимание присутствующих с Милочки и Вадима на себя. Скоро все хохотали и дурачились, пока не зажёгся электрический свет. Но уже было одиннадцать вечера, и пора было расходиться по домам.
  
  
     Тинка с Алёнкой ушли от Ланиных последними. Они собрали посуду со столов, Тинка с усердием мыла её на кухне, невольно прислушиваясь, как Милочка с Алёнкой с восторгом рассказывали вернувшейся от соседей тёте Алине о пристальном внимании, оказываемом Вадимом Милочке на праздновании дня её рождения.
  
  
     - Он просто с неё глаз не сводил! – говорила, искренне восхищаясь подружкой, Алёнка. – Я думаю, тётя Алина, он влюблён в неё, он даже ей руку поцеловал на прощание! Им дружить указано судьбой! – При этих словах сердце Тинки словно провалилось в пропасть, ей стало ясно – с судьбой не поспоришь и, как в детстве, когда впервые узнала, что не ею, а Милочкой восхищались в магазине продавщицы, почувствовала тоскливую необходимость смириться с действительностью. Хотя Вадим ей нравится, но она теперь к нему ни под каким предлогом близко не подойдёт. Будет от них с Милочкой держаться подальше!
  
  
     Глава XIV
  
  
  
     Над горой вдалеке повисла нежная дымка тумана, через которую пробивались лучи утреннего солнца. Тинка обрадовалась: день обещался быть погожим, можно покататься с сёстрами и Федориком на санках по леспромхозовской просеке, сегодня воскресенье, лесовозы не будут ездить, вот только натаскает воды, как обещала матери.
  
  
     После завтрака сразу схватилась за коромысло и вёдра. Мать пошла в магазин за хлебом, но у ворот встретилась с Милочкиной матерью. Та выглядела очень довольной и сразу принялась хвастаться, как хорошо прошёл у её дочери день рождения.
  
  
     Мария недолюбливала Алину, та умела слушать только самоё себя и властно давила безапелляционной уверенностью в своей правоте. Всё, что ни скажет, так на самом деле и есть и положено тому быть, никак не иначе, а почему положено – вот эта несогласная мысль обычно упрямо мелькала у Марии в голове при разговоре с Алиной. Возможно, в характере той сказывалась её профессия, она работала бухгалтером в районной больнице, которой руководила бабушка Вадима.
  
  
     Впрочем, Мария с ней не спорила, считая, что ругаться впустую из чувства неприязни не по-соседски. И, вообще, ей лясы точить с красавицей Алиной недосуг, только нельзя не остановиться и оборвать её похвальбу, всё-таки дочери дружат.
  
  
     - Моей Милочке парни просто прохода не дают, - притворно сокрушалась Алина, - весь телефон оборвали, жалею, что поставила его, пишут записки. Вот и внук главной врачихи увлёкся ею. – Чёрные глаза женщины, так схожие с дочкиными, довольно сверкнули. – На дне рождения не отходил от Милочки, танцевал только с ней. Красивый, умный мальчик, но всё равно рано ей по-серьёзному гулять! – И нарочито сожалеюще вздохнула, потом, несколько секунд помолчав, бесцеремонно произнесла: - Хорошо тебе Мария, твоя Тинка не так хороша собой, не надо волноваться, что мальчишки будут приставать!
  
  
     Мать Тинки была задета, но деликатно улыбнулась, показывая, что её нисколько не обидело сказанное Алиной в отношении Тинки, но всё-таки не удержалась защитить дочь:
  
  
     - Красы большой нет в Тинке, конечно, но и за ней уже начали увиваться мальчишки, один даже дома у нас бывает, время пришло у наших дочерей такое – выгульное, с этим ничего не поделаешь.
  
  
     - И кто же этот мальчик, что у вас бывает дома? – с недоверием осведомилась Алина. – Милочка что-то об этом не говорила.
  
  
     Мария на мгновение растерялась, не зная, что ответить, уж никак не правду, Алина на смех поднимет, если услышит, что именно внук главврачихи и бывал у Масловых, скажет, враньё.
  
  
     - Да откуда я знаю, - решила прикинуться несведущей Мария, - для меня мальчишки все на одно лицо, мне и некогда их разглядывать!
  
  
     Тут внимание обеих привлёк юноша в синей болоньевой куртке, отороченной мехом по капюшону, и чёрной меховой шапке, приближающийся к ним со стороны горы, они узнали в нём Вадима. Он подошёл, поздоровался.
  
  
     - Ты к Милочке? – скорее уточнила, чем спросила Алина, сияя приветливостью. – Вы, наверное, договорились куда-нибудь пойти, то-то, я думаю, что это она так рано встала!
  
  
     - Нет, не к Милочке, - ответил, не глядя на неё, Вадим, глаза его смущённо уставились на Тинкину мать. – Тинка дома? – глухо проговорил он.
  
  
     Мария отрицательно покачала головой и молча показала рукой на Тинку, которая, чуть согнувшись под коромыслом с полными вёдрами, в пятидесяти метрах по дороге от них несла воду от колонки. Парень радостно засветился, пробормотав женщинам что-то невразумительно-извиняющее, быстро направился к Тинке, взял у неё коромысло и понёс сам воду.
  
  
     У ворот девочка, поздоровавшись с Милочкиной мамой, попыталась забрать у Вадима коромысло, но он не отдал и чуть не опрокинул вёдра, часть воды выплеснулась прямо в проходе. Мария осуждающе посмотрела на парня, но ничего не сказала, Алина тоже молчала, она была потрясена и озадачена, никак не могла поверить, что кто-то, пусть даже внук самой главной врачихи, проигнорировал её красавицу дочь. И ради какой-то невзрачной Тинки!
  
  
     А та не могла понять, что случилось с Вадимом. Почти весь прошлый вечер заигрывал с Милочкой, а сегодня нежданно-негаданно явился как снег на голову и такой предупредительно-вежливый, даже воду помог донести, а потом ещё несколько раз сходил с ней к колонке. Натаскали они воды и Софье.
  
  
     Сначала Тинка держалась с Вадимом настороженно, отвечала презрительно-ледяным тоном. Впрочем, не могла она долго сердиться, весёлый нрав взял верх над обидчивостью, к тому же во взгляде больших красивых глаз парня таилась какая-то загадка, отчего поднималось настроение. Разговор их стал постепенно радостно-шутливым, Тинка прыскала от каждой отпущенной Вадимом шуточки, удачной или не очень, иногда даже не замечая, что юмора в ней ни крошки. Слова для них были не важны, главное – снова они разговаривали, как прежде, и понимали друг друга с полуслова.
  
  
     После обеда пошли к лесной просеке кататься на санках. Это были вовсе не санки, а что-то вроде корыта с верёвкой, привязанной за отверстие с одной из сторон, снаружи дно было покрыто льдом.
  
  
     - Неужели на нём можно кататься? - спросил Вадим, удивлённо рассматривая ледяное корытное сооружение. – Оно с места не сдвинется.
  
  
     - Ещё как сдвинется, не догонишь! – весело откликнулась раскрасневшаяся от мороза Маруська и гордо добавила: - Это папка нам выдолбил такие здоровские санки, в них удобно скатываться с крутой горы.
  
  
     Действительно, корыто оказалось быстроходным и вместительным -хватало в нём места сразу для троих человек, а неслось оно быстрее ветра. Вадим даже испугался, когда маленький Федорик, Маруська и Тинка понеслись на нём вниз по укатанной машинами просеке, удивительным образом не засыпанной снегом вчерашней метелью, думал, разобьются; и сам с опаской потом садился сзади Ксени и Риты, чтобы в свой черёд прокатиться. Но страх, как только они помчались, неожиданно испарился, мальчик почувствовал себя вольным духом, летящим по ветру, и испытал восторг. Потом он катался с Федориком и Тинкой, один раз их санки перевернулись, к счастью, никто не ушибся.
  
  
     Вадим был невероятно рад, что послушался свою тётю Наташу, младшую сестру матери.
  
  
     Вернувшись с дня рождения, он застал её дома: она приехала на выходные к родителям из Уфы. Пухленькая, приземистая, невысокого роста, с мальчишеской стрижкой, она была совсем не похожа на старшую сестру, строгую красивую мать Вадима, стройную и высокую, постоянно хихикала, как девчонка школьница, хотя у самой уже было двое детей. Заметив хмурое лицо племянника, без стеснения стала к нему приставать, почему он такой невесёлый.
  
  
     - Влюбился, наверное? – предположила. – Что, не отвечает взаимностью девочка? Да кто это посмел на моего красавчика племянничка не обращать внимания! А ну-ка, племянничек и ты, мама, рассказывайте!
  
  
     - Да я ничего не знаю! – отмахнулась от неё бабушка. – Вадим мне ничего не рассказывает. Может, в Алинину, нашего бухгалтера, дочку, влюбился? А, Вадим? Красивая девочка, только, по-моему, немного избалованная.
  
  
     Неопределенно пожав плечами и не сказав ни слова, Вадим хотел избежать дальнейших расспросов, намереваясь шмыгнуть в свою комнату, но от любопытной тёти отцепиться было не так-то легко.
  
  
     - В нашей родне никто не мучился от безответной любви, - заявила она категорично, - если девчонка не обращает внимания на парня, он сам виноват, значит, плохо ухаживает, нужно добиваться своего, не уступать другому. Знаешь, робкое сердце, племянничек, не завоюет сердце прекрасной дамы.
  
  
     И что-то в Вадиме вдруг изменилось, словно туча сошла с его души и унесла с собой все тревоги и разочарования последних двух месяцев, комом стоявшие в его груди. Он явственно осознал, какого дурака свалял, поддавшись фактически не существующей обиде. Между ним и Тинкой не было никаких заверений в дружбе. Похоже, его эгоизм и самолюбие сыграли с ним скверную штуку. У него не хватило сил им противостоять!
  
  
     А ведь всё можно изменить, стоит только идти к цели. А цель проста: быть рядом с Тинкой – разговаривать, смеяться, смотреть в её цвета морской волны глаза, тонуть в них и наслаждаться их блеском. Вадим не может от этого отказаться. Значит, надо добиваться её дружбы.
  
  
     Вот почему он с утра в воскресенье явился к Масловым. Накатавшись вволю на корыте, вернулись домой, мокрые и счастливые. Мария тут же младших загнала на печь отогреваться, а Вадима заставила переодеться в сухое отцовское бельё – широкие сатиновые чёрные шаровары и цветную фланелевую рубаху, а его одежду повесила поближе к печке сушиться.
  
  
     - Ты как запорожский казак, - беззлобно хихикнула Тинка, когда он, переодевшись, явился к ней на кухню. Сама она вырядилась в свой синий халатик в горошек.
  
  
     - Точно! – откликнулась Ритка, высунув взлохмаченную голову из-за печной занавески. – Тебе бы ещё кушак на пояс!
  
  
     Вадим, подыгрывая ей, гордо подбоченился, изображая казака, характерным бравым жестом поправил воображаемые усы. Тинкины сестрёнки и Федорик на печи залились смехом. Тинка радостно смотрела на него и улыбалась. «Как ей идёт улыбка», - мелькнуло в голове у Вадима.
  
  
     - Хочешь посидеть на печи? – неожиданно спросила она у него.
  
  
     - Я её раздавлю! – испугался парень.
  
  
     - Печь не теремок, - прыснула Тинка, - а ты не медведь, печь отец клал, она и десятерых выдержит, а шестерых подавно!
  
  
     - Залезай к нам, - откликнулась синеглазая Маруська, опасно свесившись с печки.
  
  
     - Только у меня свались! – мгновенно среагировала Тинка и затолкнула непоседливую сестрёнку обратно за занавеску. – Получишь по шее. - И уже спокойным голосом обратилась к Вадиму: - На печи приятно ноги греть, залезай, не стесняйся.
  
  
     По ступенькам маленькой лестницы он забрался на печь, там оказалось тепло и удобно, девочки подвинулись, и ему места хватило. Но как ни приятно было сидеть на нагревшемся от печи одеяле, через минут десять Вадиму стало жарко, и он слез на пол. Похоже, что Тинка зря не сидела, пока он грелся; на столе появились тарелки с дымящимися щами, вынутыми из печи.
  
  
     Сестрёнки и братик Тинки, привлечённые ароматным запахом, тоже сползли с печи и тут же принялись за еду. Усадили за стол и Вадима. С каким удовольствием все поглощали заправленные сметаной капустно-грибные щи, заедая их испечённым утром матерью ржаным хлебом. А потом пили чай с жёлтым тягучим мёдом – Масловы держали пчёл.
  
  
     - Пойдём в кино, - предложил Вадим Тинке после еды.
  
  
     - Только на детский сеанс, - уточнила Тинка, - на взрослый - мать не отпустит. Да и то, зачем тратить деньги на взрослый билет, когда можно тот же самый фильм посмотреть за 5 копеек.
  
  
     - Пойдём на детский, - быстро согласился Вадим, - на пять часов мы успеваем, до сеанса ещё почти два часа. Сейчас я пойду домой и по дороге куплю билеты. Буду ждать тебя у кинотеатра.
  
  
     Она увидела его сразу, как только вышла на площадь перед кинотеатром. Вадковский стоял в группе парней, но, заметив Тинку, решительно направился к ней навстречу.
  
  
     - Я рад, что ты пришла. – Глаза Вадима сияли. Он взял её за руку, даже через шерстяную варежку она ощутила его тепло, и бережно повел в кинозал. От сильнейшего напряжения и волнения у Тинки закружилась голова, и она двигалась, как во сне.
  
  
     Казалось, что все вокруг смотрят на неё и осуждают: вот какая нехорошая, у подружки парня уводит и у какой подружки! Тинка знала, где-то рядом Милочка и Алёнка. Они тоже собирались идти в кино, но в этот раз не зашли за Тинкой, видно, тётя Алина уже рассказала им о приходе Вадима к Масловым.
  
  
     Чувствовала Тинка себя препаршиво. Надо было всё-таки сказать подружкам о приглашении Вадима или отказаться от него... Возможно, они сейчас осуждающе смотрят на неё, но почему-то она их в зале не видит, а то бы подошла и объяснила, что просто пришла в кино с Вадимом. И это ничего не значит. Не значит ли?.. Какая-то притягательная сила заставляла её поступать наперекор своим привязанностям и принципам.
  
  
     После того как потух свет, Тинка немного успокоилась и расслабилась. Впрочем, скоро к ней пришло другое волнение. Рядом сидел Вадим. Всем своим существом она чувствовала его присутствие. От него пахло приятным одеколоном, а дыхание было глубоким и ощутимым, когда он к ней наклонялся.
  
  
     Вот он положил свою горячую ладонь на её ладошку, которая, странно, была холодна, несмотря на то, что совсем недавно находилась в варежке. Вадим почувствовал это и крепко сжал её пальцы, согревая. Тинка благодарно улыбнулась ему, он ответил радостным блеском глаз.
  
  
     На экране шла французская комедия с участием Луи де Фюнеса, но они почти не вникали в её содержание, хотя смеялись вместе со всеми, им хорошо было друг с другом.
  
  
     Глава XV
  
  
  
     В школе иного разговора не было, кроме как о неожиданно зародившейся дружбе Тинки с Вадимом. Шептались о них, обсуждали с завистью, осуждением или из простого любопытства. Их стали видеть постоянно вместе.
  
  
     Он провожал её после уроков домой, а утром встречал на дороге от леспромхозовского посёлка. Она уже не ходила с подружками в школу: они её не замечали и не здоровались, даже если и сталкивались нос к носу. Тинка знала, что Милочка и Алёнка считают её предательницей, однако, вины за собой почему-то не чувствовала. Поначалу она пыталась с ними поговорить, но, натолкнувшись на их презрение, махнула рукой.
  
  
     Ей было хорошо с Вадимом, о Милочке, об её интересе к нему и его увлечении ею они не говорили, без того находилось немало тем для разговоров.
  
  
     Оба были словно в наваждении: никого и ничего вокруг не замечали, мир для них сузился до них двоих; когда были рядом, тогда и сияло солнце, и счастье, и радость заполняли весь свет.
  
  
     Девчонки в классе разделились на две группы. Одни обвиняли Тинку: как она посмела разбить дружбу Вадковского с красавицей Ланиной, теперь Милочка ходит сама не своя, страдает и, как утверждает Аленка, даже плачет! Другие, в их число входила Быкова, уверены были, что Вад по-настоящему влюбился в Тинку ещё на уборке картошки, а за Милочкой стал ухаживать назло ей, потому что думал, что Тинке нравится Кузнецов.
  
  
     - Я сразу заметила, какие пламенные взгляды он стал бросать на Тинку в колхозе, когда я отказалась с ним ходить, - самоуверенно заявила она, -только такие влюблённые в себя люди, вроде Милочки, могли не увидеть эти взгляды. Ему страшно нравится Маслёна. И Вилька об этом говорил, а уж он ничего, что касается Маслёны, не упустит.
  
  
     Вилька в третьей четверти бросил школу, собрался поступать в техникум летом, теперь никто не задирал Тинку на уроках. Всё же ощущение напряжённости её не покидало. Она явственно чувствовала неприязнь бывших подружек.
  
  
     Если бы не их укоряющие взгляды, счастье её было бы беспредельным и глубоким. Ей очень хотелось жить с ними в ладу. Тинка жалела Милочку, которая, видно было по печальным глазам, страдала. Тем не менее ничего не могла поделать: отказаться от Вадима, как требовала от неё Алёнка, было выше её сил.
  
  
     Раньше Тинка сомневалась в существовании любви, особенно после неудачного увлечения Русланом. В то же время тайная мысль жила в ней, что настанет день, и она встретит парня, который заполнит собой её сердце и мысли. И дождалась.
  
  
     При общении с Вадимом душа её расцветала. Хотелось делиться с ним сокровенным, и неудобства, что с парнем говорит, а не девчонкой, не чувствовала, всё он понимал правильно, хотелось также слушать его бесконечно и смотреть в его красивые тёмные глаза, взгляд которых при встрече с её глазами становился нежным и тёплым.
  
  
     Может, это любовь? Похоже, так и есть. Тогда что у неё было к Руслану? Скорее всего, простое увлечение. Руслан стеснялся её, а Вадим открыто признал перед всеми, что увлечён ею, не боится показывать, что она ему нравится, и ухаживает за ней, как за дамой своего сердца. Школьную сумку несёт, в кинотеатре подходит без стеснения, покупает билеты, правда, она заставила его брать деньги, заявив категорично, что иначе не будет ходить с ним в кино. И не пошла бы. По её мнению, каждый должен за себя платить сам. Неважно, что он парень, неважно, что его семья обеспеченнее, чем её.
  
  
     Ей стыдно принимать подачки, и она не будет их принимать. У неё тоже есть свой доход: Софья ей платит за мытьё полов. Тинка бы не брала с неё деньги, да Софья её убедила, что ей неудобно каждый раз обращаться об услуге без взаимной выгоды. А пенсия у неё хорошая.
  
  
     Открыв дверь класса, она застыла на пороге, отыскивая глазами Вадима: он её в этот раз не встретил на перекрёстке, обещался Петрову прийти пораньше, чтобы тот успел списать задачи по физике.
  
  
     Тут же её взгляд натолкнулся на откровенно радостный Вадковского. И что-то сверкнуло у неё внутри, разорвалось и разделилось на мелкие цветные искры. Тинка почувствовала себя на седьмом небе. Как-то Софья сказала: «Когда переполняет счастье, следует отдаться его течению, грех – сопротивляться». И она отдалась течению счастья, значения которого до сих пор ещё для себя до конца не уяснила.
  
  
     Просто хорошо ей – и всё! В душе запела мелодия.
  
  
     - Ты мне нравишься. Когда я вижу тебя, во мне начинает звучать мелодия, - сказал он ей вчера.
  
  
     Теперь возникает эта мелодия и у неё. Звучит независимо от неё.
  
  
     Усевшись за парту, Тинка достала учебники, первый урок оказался историей, а не физикой, как значилось в расписании.
  
  
     - Я сяду с тобой, - послышалось рядом. – Иноземцева заболела. – Вадим сияюще улыбнулся своими глазищами, на щеках вспыхнули ямочки.
  
  
     Весь день они были словно на другой планете: ничего не замечали вокруг. Учителя одёргивали их, а они переглядывались, перешептывались, сосредоточены были только на своём. На истории Ляпустиха даже их чуть не выгнала, но не рискнула выставить Вадковского за дверь – всё же отличник, да и бабушка, главный врач больницы, может возмутиться.
  
  
     Побледневшая, с застывшими глазами, Милочка тоже ощущала себя вне класса - ничего не слышала и не видела, кроме счастливой парочки, сидящей прямо перед её носом. Она ненавидела Тинку всеми фибрами души. Её сжигала обида. Дружба подружки с Вадковским представлялась ей двойной изменой и насмешкой над ней, Милочкой.
  
  
     Она не понимала, как могло произойти такое, ведь казалось всем, не только ей, Вадим без ума от Милочки, умной и яркой во всех отношениях. И вдруг он перекидывается на Тинку, обыкновенную девчонку, которую даже Кузнецов Руслан отверг. И Маслёна, зная, что Милочка намерена дружить с Вадковским, стала завлекать его.
  
  
     Что в ней есть такого, чего нет в Милочке, большеглазой, стройной, похожей на восточную красавицу? С первого взгляда всем здравомыслящим людям ясно: бархатистые чёрные глаза и нежный овал лица Ланиной перевесят все достоинства Маслёны во много раз.
  
  
     Недаром Вадим сначала влюбился в неё, Милочку. Целовал ей руки, а на дне рождения с удовольствием выполнил её желание в игре в фанты – поцеловал в губы. Или просто чмокнул? А посмотрел на Тинку, как будто извиниться хотел. Только теперь Милочка придала значение испуганному взгляду его. Он боялся осуждения Тинки?
  
  
     Нет, нет, он был влюблён в неё, Милочку, бесспорно! А эта змея, Маслёна, переманила его, отняла у неё, правильно мать говорит, приворожила каким-то питьём. Наверное, старая знахарка, тётка Дарья, дала ей отвар какой-нибудь, они же дружны с Тинкиной бабой Маней, одна шайка-лейка. Эти Масловы кого захотят с пути собьют. Надо раскрыть глаза Вадиму. Пора прекратить их с Тинкой идиллию и вернуть его в реальную жизнь.
  
  
     Но как? Не избить же её? Хотя не мешало бы, чтобы знала, как отбивать у неё парня, битие определяет сознание, так можно сказать, чуть изменив известное выражение Маркса. Впрочем, побитую Тинку начнут все жалеть, и Милочке это ничего не даст.
  
  
     О, месть её будет сладка! Странно, но ей хотелось не так вернуть Вадима, как насолить Тинке. Отомстить за то, что посмела забрать принадлежащее Милочке. Сам по себе Вадим был не совсем таким, каким она представляла себе своего парня, - не смотрел с обожанием, не готов был сопровождать её всюду. Вот Линков больше очарован ею. Он письма ей пишет с объяснениями в любви. Ну, почему Линков не Вадковский? Внешне он, правда, ничего, но не красавец, как Вадим, а уж в учёбе совсем их не сравнишь: Колька – закоренелый троечник.
  
  
     Никак Милочка не может допустить, чтобы над ней потешались, как над Тинкой в прошлом году. Она ещё её жалела и осуждала Руслана. К Кузнецову у неё тоже была своя обида. Поначалу она думала, из-за него ей Усатов не пишет: наговорил должно быть что-нибудь о ней нехорошее в письмах.
  
  
     Впрочем, оказалось, Володька писал ей, только мама Милочки письма выбрасывала, потому что считает Усатова недостойным её дочери, так как он наполовину татарин, она сама созналась в этом, когда дочка уже увлеклась Вадковским. Самой Милочке было всё равно, парень - татарин или русский, национальность – это пережиток прошлого, главное, чтобы нравился, а Усатов, когда она перестала его видеть, ей разонравился. Теперь во что бы то ни стало нужно вернуть Вадима.
  
  
     А вернуть можно только с помощью Руслана, наверняка у Тинки остался к нему какой-то интерес, надо сыграть на нём. И в хорошенькой головке Милочки стал вырисовываться план, которым она поделилась на перемене с Алёнкой. Та даже завизжала от удовольствия.
  
  
     - Мы сделаем счастливой и Тинку, - воскликнула она радуясь. – Заставим Руслана обратить на неё внимание. Не думаю, что она его забыла, говорят же, первая любовь не ржавеет.
  
  
     Таких благородных мыслей у Милочки не было, наоборот, она мечтала разбить сердце Маслёны в пух и прах, чтобы и Вадим её бросил, и Руслан вновь посмеялся над ней. Вот тогда бы она приползла к Милочке в слезах, умоляя пожалеть и вернуть дружбу. Возможно, Милочка и станет вновь с ней дружить, а может, и нет, ей уже надоела Тинкина настырность.
  
  
     Взявшись за руки, подружки на большой перемене пошли искать Руслана. Очень тот удивился, когда увидел их.
  
  
     - Мы хотим спросить о Володе Усатове, ты о нём что-нибудь слышал? -невинно спросила Милочка.
  
  
     - Живёт, хлеб жуёт, не печалится, а тебе-то что, ты же ему не ответила на письма. – Руслан окинул её презрительным взглядом.
  
  
     - Я не получала его писем, - обиженно сложив пухлые губки, печально произнесла Милочка, - мама мне их не давала, - чуть помедлив, добавила так же скорбно: - Сожалею, что доставила переживания твоему другу, но, как я знаю от Хасановой, он быстро утешился, завёл подружку.
  
  
     - Да, это так, - не стал возражать Руслан, - я её видел, когда ездил на соревнования зимой, очень даже прехорошенькая, чем-то тебя напоминает.
  
  
     - Как же всё-таки парни легко забывают свои увлечения, не то что девчонки! – Притворяясь оскорблённой, Милочка опустила глаза и закусила нижнюю губку, словно не знала, что ещё сказать, несколько мгновений помолчав, произнесла грустно: - Вот и моя подруга Тинка страдает зря по тебе, даже с Вадковским стала дружить, чтобы вызвать у тебя ревность. И всё зря, ты даже не обратил на это внимания.
  
  
     Взглянув на Руслана осуждающе, она подхватила Алёнку под руку, и подружки направились к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагался их класс. Оказавшись у самых его дверей, они переглянулись и дружно прыснули.
  
  
     - Он выпучил глаза от удивления! – довольно хихикнула Алёнка. – Теперь потеряет покой, будет думать о Тинке и начнёт отбивать её у Вадима. Как ты умно подвела разговор к Маслёне!
  
  
     Милочка была собой довольна: всё произошло именно так, как ей хотелось. Она сумела заронить в Руслане мысль о соперничестве, а это, как подсказывает ей опыт общения с мальчишками, может разжечь в нём интерес, тем более ему в поединке уже маячит победа. Какой же парень откажется проверить свою силу обаяния и повергнуть соперника, к тому же такого заметного и яркого, как Вадим. Ну, уж не спортсмен Руслан с его самовлюблённостью и стремлением побеждать.
  
  
     Глава XVI
  
  
  
     - Ни один парень не должен встать между нами, - чарующе ворковала Милочка, - мы же дружим тысячу лет. – Подружки зашли за Тинкой перед танцевальным кружком как ни в чём не бывало, будто и не было между ними ссоры. – Парни приходят и уходят, каждая из нас влюбится ещё сотню раз, зачем нам ссориться. Дружи с Вадковским сколько хочешь. Тем более мне теперь нравится Линков. – Голос Милочки был проникновенным и искренним. У Тинки даже навернулись слёзы – так она вдруг стала счастлива.
  
  
     - О, я на седьмом небе! – вырвался у неё вопль радости. – Как же мне не хватало вас! Столько у нас за тысячу лет было радости и бед, что глупо всё посылать коту под хвост.
  
  
     - Вадковскому! - не удержалась пошутить Алёнка и тут же испуганно прикрыла ладошкой рот, ожидая Тинкиного возмущения. Однако та спокойно повторила:
  
  
     - Вадковскому! – и хитро улыбнулась, давая понять, что оценила шутку подруги.
  
  
     Больше Вадима они не вспоминали. Он уехал в Уфу к тётушке на весенние каникулы, намереваясь походить по концертам и театрам. Звал и Тинку с собой, но мать её не отпустила: лишних денег в семье на прогулочные поездки не было, да и где бы она в Уфе остановилась, не с парнем же у его тёти - получился бы скандал на всю школу.
  
  
     На репетиции в танцевальном кружке Тинка от радости была сама не своя, летала по сцене, как на крыльях, быстро схватывая от руководителя новые движения, хихикала и переглядывалась с подружками, а когда завершились занятия, отправилась вместе с ними в кино, на вечерний сеанс.
  
  
     В тёмном зале она продолжала счастливо улыбаться в пространство, пока не почувствовала на шее сзади чьё-то прикосновение, а через миг лёгкий шёпот раздался у уха:
  
  
     - Привет, можно с тобой поздороваться, ты так редко ходишь в кино, что, кроме школы, тебя и не встретишь.
  
  
     «Руслан!» - испуганно вздрогнула Тинка, ей совсем не хотелось с ним общаться, тем более спиной она перед ним беззащитна - он беззастенчиво будет сверлить ей затылок, тем не менее, медленно повернув к нему голову, резко ответила:
  
  
     - Думаю, ты не очень-то много потерял.
  
  
     Руслан, поставив локти на спинку её сиденья и низко наклонившись к Тинкиному уху, так, что она почувствовала его прерывистое дыхание, вновь промурлыкал:
  
  
     - Напрасно думаешь, что я слеп, не замечаю, как ты расцвела. - А потом вдруг в шёпоте послышались приказные нотки: - Мне нужно поговорить с тобой, я провожу тебя после кино, подожди меня у выхода.
  
  
     От наглости такой у Тинки пропал дар речи, она возмущённо зашипела что-то нечленораздельное и отрицательно замотала головой, всем своим видом показывая, что не собирается выполнять глупый приказ парня. В ответ Руслан самоуверенно хмыкнул, Тинка, сжавшись, отодвинулась подальше от спинки сиденья и так сидела до конца фильма, а когда он закончился, не оглядываясь, пошла с подружками к выходу, стремясь быстрее затеряться в темноте.
  
  
     Но не тут-то было, подружки не спешили, брели по дороге не торопясь, и не оставишь их, не убежишь вперёд, да и не в её духе убегать, лучше встретиться с Русланом и, как говорится, с поднятым забралом, в открытую выяснить, что он хочет от неё.
  
  
     Кузнецов догнал их на повороте к леспромхозовскому посёлку.
  
  
     - Я вас провожу, такие красивые девочки не должны одни возвращаться домой, - заигрывая по-взрослому, заявил важно и попытался взять под руку Тинку, шедшую с краю. Она тут же высвободилась из его цепляющихся пальцев, Руслан не стал настаивать, спокойно пошёл рядом. Всю дорогу он веселил девчонок анекдотами, а когда подошли к дому Масловых, бросил Милочке и Алёнке «пока» и остался с Тинкой.
  
  
     - Ну, что тебе нужно? - раздражённо вскинулась на него девочка. - Говори и уходи, не люблю, когда ходят вокруг да около!
  
  
     - Ты ужасно удивишься, но я хотел просто поболтать с тобой, разве это запрещено! - сказал миролюбиво Руслан. - Как парень с девушкой или как друг с подружкой. - И лукаво подмигнул ей.
  
  
     - Ты ужасно удивишься, - передразнила его Тинка и, после этих слов сделав небольшую паузу, дерзко заявила: - Но я не хочу просто болтать с тобой, ни как девушка с парнем, ни как подружка с другом, даже ни как человек с человеком. Извини, мне домой пора. - И потянулась к щеколде, чтобы открыть дверь во двор и скрыться там. Однако Руслан поймал её за рукав пальто.
  
  
     - Почему ты не хочешь со мной поболтать, ведь ещё не поздно? - игриво и без тени обиды в голосе, наоборот, с удовлетворением, словно услышал приятные вещи, спросил парень. «Он не допускает отказа, самоуверенный болван! - подумала возмущённая Тинка. - Придётся ему ещё раз дать от ворот поворот!»
  
  
     - Мне с тобой неинтересно!
  
  
     - Сказала тоже! - вновь нисколько не обиделся Руслан. - Мы с тобой и не говорили по-настоящему ни разу, так что я твои интересы не знаю, а ты мои.
  
  
     - И не хочу знать! Будь добр, поясни, что ты от меня хочешь? - В Тинке не на шутку начинал закипать гнев: Руслан вёл себя с ней так, словно она ему нравилась. Умеет притворяться, только всё шито белыми нитками, подумала Тинка, хочет покуражиться, а мне всё равно, вот в прошлом году она бы млела от пустого разговора с ним, теперь он только её раздражает.
  
  
     - Ты раньше была ко мне мягче. Ты что в самом деле с Вадковским стала ходить мне назло? - Такого уже Тинка не могла вынести, фыркнув, со всей силы оттолкнула нависшего над ней самовлюблённого парня и проскользнула во двор, сердито хлопнув калиткой у него под носом, не сказав до свидания, уже на крыльце услышала:
  
  
     - Маслова, ты что обиделась? Я же ничего плохого не сказал!
  
  
     - Надо думать, прежде что-то говорить, а не только пользоваться нечаянными мыслишками, мелькающими иногда в твоей голове, -язвительно крикнула Тинка и зашла в сени, плотно закрыв входную дверь и тем самым заглушив ответные слова Руслана, что-то вроде, зачем хамить. Ну и пусть обижается, если не понимает, что не следует с ней заигрывать, как с Хасановой или любой другой девчонкой.
  
  
     Впрочем, Руслан нисколько не обиделся. На следующий день явился к Масловым после обеда и пригласил Тинку в кино на взрослый сеанс, она отказалась идти с ним, вместо этого пошла с Галочкой Иноземцевой на пятичасовой, детский, сеанс. Но Руслан, встретив её в кинотеатре, тут же подошёл к ней и не отстал, пока не проводил их до Галочкиного дома: Тинка была вынуждена зайти к Иноземцевым, чтобы не допустить дальнейших проводов наедине - ей не о чём было разговаривать с парнем, который, как сказала бы баба Маня, от скромности не умрёт.
  
  
     Утром в субботу мать послала Тинку за хлебом, ей пришлось идти за ним в Караяр, в магазин при районной пекарне, - только в нём можно было купить горячий, свежеиспечённый хлеб. Там она натолкнулась на Кузнецова, словно он её ждал; попытки ускользнуть от него не увенчались успехом, пришлось вместе с ним шагать по главной улице на глазах почти у всего села, вдобавок Руслан нёс её сумку с хлебом. А вечером он встретил её после репетиции на танцевальном кружке, и как Тинка ни сопротивлялась, проводил её до дома, подружки в это время пошли в кино.
  
  
     Довольная, что быстро удалось отвязаться от парня, Тинка вбежала в дом, в кухне её встретила мать.
  
  
     - Наконец-то появилась! - в голосе её чувствовалась тревога. - Собирайся, поедешь в Свердловск к сестре, поживёшь у неё с неделю, Марину положили в больницу, её свекровь с работы не отпускают, у неё отчёт, а муж в командировке, посидишь с малышкой с неделю, отец уже пошёл отпросить свою машину у начальника, отвезёт тебя, к утру будете в Свердловске.
  
  
     Глава XVII
  
  
  
     Заглянув в тесную больничную палату, Тинка встретилась с радостным взглядом сидящей на кровати сестры. Марина в огромном, не по росту, казённом халате выглядела совсем юной, и не подумаешь, что ей девятнадцать и у неё уже есть трёхмесячный ребёнок, которого Тинка принесла кормить. Она делала это три раза в день - утром, в обед и вечером привозила малышку в коляске, благо, что больница была в квартале от дома, где сестра жила с мужем и свекровью Ольгой Ивановной в трёхкомнатной квартире. Малышке требовалось грудное кормление, да и у Марины скапливалось молоко, её болезнь, что-то по-женски, не влияла на ребенка.
  
  
     - Как она выросла и похорошела! - словно не виделась с дочкой долгое время, хотя только вчера вечером Тинка её приносила, ворковала Марина, любуясь нежным личиком крошки дочки. - Она по ночам хорошо спит, животик не беспокоит?
  
  
     - Спит без задних ног, за ночь ни разу не пикнет, - успокоила сестру Тинка, немного покривив душой, ведь племянница давала жару почти каждую ночь своим криком, но доставалось больше свекрови, которая брала её спать к себе в комнату; пока не напоит молочной смесью, девочка не замолкала, - корми свою красавицу поскорей, ей уж невтерпёж, того и гляди соберёт всех больных в палату рёвом. - Малышка, действительно, уже куксилась.
  
  
     Незаметно пролетела неделя. Несмотря на то, что свекровь сестры завершила свой отчёт и вернулся из командировки зять, отец за Тинкой не приезжал - надо было дождаться выписки Марины из больницы. Впрочем, свободного времени у Тинки стало больше, и она изнывала от безделья: Ольга Ивановна до обеда могла работать дома и занималась внучкой. Она посоветовала ей заглянуть в школу, которая была видна из их окна, и напроситься посещать там временно девятый класс.
  
  
     - Хочешь, я с тобой схожу? - предложила она.
  
  
     - Спасибо. Я сама справлюсь, - отказалась Тинка и в то же утро поспешила в школу.
  
  
     Она не заметила на двери вывеску, указывающую, что школа эта с английским уклоном, и просто была ошарашена изумлением и одновременно презрением, которыми встретила её завуч, когда Тинка высказала свою просьбу. Из речи той, хотя и звучавшей в пристойных словах, но в явно снисходительно-презрительном тоне, ясно вырисовывалась грубая суть: да как она смеет лезть после сельской школы к ним, в привилегированную! И в результате - категоричное «нет», ей не позволено посещать уроки! Тинка с трудом удержалась, чтобы не плюнуть завучихе в лицо. Оскорблённая неприветливым отказом, девочка, сжимая от злости кулаки, стремительно помчалась по лестнице вниз к выходу. У дверей столкнулась с каким-то мальчишкой.
  
  
     - Ну и денёк, все сегодня словно с ума посходили, летят сломя голову, добрых людей, стремящихся на урок, с ног сшибают! - иронично воскликнул парень. - Ты что бежишь как угорелая, двоек нахватала? Что молчишь, я тебя спрашиваю, русский язык забыла? - В певучем его голосе чувствовалась насмешка.
  
  
     Тинку до того охватило бешенство, что она не смогла выдавить из себя ни слова, хотя очень хотела наговорить ему гадостей, и открыла в растерянности рот в попытке заговорить.
  
  
     - Нет, нет, не надо мне по-английски «шпрэхать»! - Замахал на неё руками парень. - Я всё равно ничего не пойму, хотя и учусь в «аглицкой» школе восьмой год, русский моей душеньке милее, так что давай по-русски изъясняться. Какой чёрт тебе хвоста накрутил? - спросил он примирительно.
  
  
     - Не твоё дело! - наконец-то к Тинке вернулась речь. - Пропади пропадом твоя «аглицкая» школа, - сказала в сердцах, - все здесь какие-то ненормальные воображалы, приставучие снобы! Я просто спросила, могу ли посещать временно уроки, чтобы не отстать от школы, а эта пантера сразу раскудахталась: «Вы, дорогая моя, знаете куда попали? В привилегированную школу! Здесь не принимают всяких, надо выдержать конкурс! - Она подняла высоко перед собой указательный палец, изображая чопорную заведующую учебной частью.
  
  
     - Похоже! - звонко рассмеялся парень. - Ну, точно, Полина Эдуардовна, ты правильно подметила, она на пантеру похожа, я её тоже терпеть не могу! Как и она меня! - и довольно улыбнулся.
  
  
     Почему-то сразу Тинка ощутила к этому забавному парню доверие, он обладал удивительным чувством юмора и был оптимистично настроен, как говорит баба Маня о таких людях, балалайка в нём играет пляс. Да и внешний вид его подходил к этому народному инструменту, стоит лишь переодеть в разноцветную косоворотку, широкие штаны и блестящие сапоги.
  
  
     Курчавые, тёмно-русые волосы золотистого оттенка слегка растрёпаны, тонкий нос на кончике чуть вздёрнут, озорные искорки в карих глазах играют, круглые щеки раскраснелись, но сам он был не толст, наоборот, строен и для восьмиклассника довольно рослый. Незаметно для себя Тинка рассказала ему про болезнь сестры, рёву-племянницу, про совет Ольги Ивановны записаться на временное посещение уроков, чтобы не отстать в учёбе, об обидном отказе завуча.
  
  
     - Понимаешь, это самая ближайшая школа, я и не знала, что она английская, - призналась она мальчишке. - Глупо, конечно, получилось.
  
  
     - Ничего не глупо, - уверенно сказал Алёша, так звали парня, - ты можешь не посещать дополнительные иностранные уроки, а остальное у нас как в обычной школе, - а потом мечтательно: - А я бы на твоём месте от души гульнул, воспользовался бы случаем! - Заметив, что девочка нахмурилась, быстро перешёл на другое: - Подожди меня вот здесь, в холле, я к директору схожу и договорюсь, она моя бабушка, и правда с её помощью восторжествует! - Подмигнув Тинке, влился в толпу школьников, спешащих на второй этаж.
  
  
     Минут пять спустя Алёша показался на лестнице, уже безлюдной, так как прозвенел звонок и все ребята разбрелись по классам. Лицо его сияло довольством.
  
  
     - Пошли в 9 «е», бабушка даёт добро, раз ты рвёшься грызть гранит науки, надо только в направлении написать твою фамилию, я её не знал. Как тебя величают? Маслова? - Алёша быстро заполнил бланк и протянул его Тинке.
  
  
     - Тебе его так запросто дали! - удивлённо произнесла девочка, вглядываясь в бумажку. - Даже на меня не взглянули.
  
  
     - Не так уж запросто, - нарочито удручённо вздохнул мальчишка, -пришлось повилять хвостом, знаешь, прямота не всегда самая удачная политика в отношениях, к тому же пришлось пообещать не пропускать уроки, не опаздывать и посещать все иностранные часы, а их в расписании пропасть - английский, французский. Теперь придётся быть паинькой - и всё из-за одной умной девицы, алчущей познанья.
  
  
     - Бедный страдалец! - поддавшись его шутовской манере, весело успокоила мальчика Тинка, удерживая хитрую улыбку на губах. - Ну, ничего, вот уеду домой, оторвёшься вволю!
  
  
     - Поздно, первое слово дороже второго, у нас, у Кравченко, раз пообещал, придётся выполнять до конца года, вот наступит другой год, тогда и начну с белого листа, уже никаких обещаний, ни клятв не будет существовать!
  
  
     - Хитрые вы, Кравченко, - не удержалась съязвить Тинка, - а вот мы, Масловы, если даём слово, то надолго, никаким Новым годом его не стереть. - Парень собирался что-то сказать в ответ, но не успел: они уже стояли у двери 9 «е» класса. Забрав из её рук направление, Алёша смело постучал. Послышалось: «Войдите», чуть подтолкнув сразу оробевшую девочку, парень ввёл её в класс.
  
  
     - Ирина Павловна, к вам временная новенькая, будет посещать некоторые уроки, вот здесь всё написано. - Алёша протянул удивлённой учительнице, худощавой высокой женщине, листок бумаги. Бегло прочитав записку, Ирина Павловна согласно кивнула головой и приветливо улыбнулась Тинке, попросила её сесть за последнюю парту, за которой сидела светловолосая девочка с короткой стрижкой, затем обратилась чуть с иронией к Алёше, всё ещё стоявшему у доски:
  
  
     - А теперь, когда ты выполнил свою миссию, Кравченко, может, соизволишь появиться в собственном классе - в 8 «а», если ты ещё не забыл, там идёт урок английского, у тебя вторая подгруппа.
  
  
     - Ох, я дурень стоеросовый! - театрально хлопнув себя по лбу, воскликнул Алексей, на что класс тут же отреагировал смехом. - Совсем из головы вылетело - каникулы-то давно закончились! Благодарю вас, Ирина Павловна, за напоминание, сей миг удаляюсь и бегу на любимый урок английского. - Поклонился учительнице и исчез за дверью.
  
  
     «Очень похож на Серёгу Петрова, - подумала Тинка, - так же беззлобно дурачится». И украдкой стала рассматривать ребят, все они с интересом слушали учительницу, на неё не обращали внимания, и она, довольная этим, расслабилась и тоже стала слушать Ирину Павловну.
  
  
     Рассказ учительницы был до того интересным, что прозвучавший звонок казался совсем не ко времени, к тому же у Тинки мелькнула мысль: «Сейчас налетят, будут расспрашивать!». Но на перемене никто не стал лезть к ней с вопросами, все засуетились и стали собирать сумки, светловолосая девочка, что сидела рядом, поинтересовалась:
  
  
     - Я Вера Олейникова, а тебя как звать? - Выслушав ответ, позвала с собой: - Пошли в английский кабинет, там поговорим, а то опоздаем.
  
  
     Удивительно, но в новом классе Тинка чувствовала себя комфортнее, чем в собственном, в котором проучилась много лет и где почти каждого одноклассника знает с детского сада. Может, потому что её здесь редко вызывали к доске и учителя не требовали от неё каких-то особых успехов, хотя она готовилась к урокам тщательно.
  
  
     Сразу поняв, что сильно отстаёт от ребят по английскому языку, взяла в городской библиотеке по паспорту Марины самоучитель и стала до позднего вечера его штудировать, каждую тему заучивая почти наизусть. Конечно, произношение у неё было ужасное, и на слух Тинка слабо понимала английскую речь, но грамматику она изучила так, что её контрольную работу похвалила учительница - в ней все глаголы по временам были расставлены правильно.
  
  
     Новые одноклассники относились к ней приветливо, по-доброму здоровались, хотя мало разговаривали: им просто этого некогда было делать, быстро поняла Тинка, - по уши были заняты уроками, даже на переменах говорили в основном о заданиях, контрольных или прочитанном материале. Скоро она выяснила, что её считают родственницей директрисы и Алексея Кравченко. Вначале, поддавшись своей правдивой натуре, пыталась разубедить тех, кто об этом ей говорил, а потом плюнула, пусть думают, что хотят, всё равно скоро уедет.
  
  
     А вот внук директрисы своим поведением, похоже, убеждал ребят в обратном. Он постоянно на переменах заглядывал к ним в класс, ждал Тинку после уроков и провожал её до дома. Как ни странно, она не воспринимала его в качестве ухажёра, он был для неё кем-то вроде младшего брата, в конце концов, он и был на самом деле младше её на год. Без стеснения Алёша заходил за ней в квартиру и вёл шутливо-заумные разговоры с Ольгой Ивановной, а когда надо было гулять с малюткой племянницей, деловито выносил коляску и сопровождал Тинку. Свекровь сестры тихонько посмеивалась: «Не взять ли нам в няньки твоего кавалера, Тинка!».
  
  
     Они много разговаривали. Алёша поведал о своём желании стать журналистом. «Я буду телекомментатором, как мама», - сказал он. Она рассказала, как играла графиню в школьном спектакле, вспоминала смешные моменты, лишь о Вадиме умолчала - это было её, тайное.
  
  
     Тинка написала ему из Свердловска письмо, но ответа не получила, пыталась она и звонить, но трубку взяла бабушка, которая после длительной паузы неприветливо ответила, что Вадим занят уроками и не может подойти к телефону. Больше не стала звонить.
  
  
     Ей так хотелось его увидеть. Перед сном Тинка представляла Вадима: как радостно сияют при встрече с ней его шоколадные глаза, как вздрагивают у него густые ресницы и рождаются на щеках весёлые ямочки, когда он смеётся, и как крепки, и нежны его рукопожатия. Ещё она думала, почему они с Вадимом больше не целовались. По рассказам Милочки и Люськи Быковой, парни, оказавшись наедине с девчонкой, только и мечтают прижать её где-нибудь в уголке и поцеловать.
  
  
     Совсем иначе вёл себя с ней Вадковский, он был ласков, внимателен, признавался, что она ему сильно нравится - вот и всё! Может, я ему не нравлюсь по-настоящему, стала переживать Тинка, наверное, так и есть, иначе написал бы мне или позвонил, номер телефона можно было бы узнать у её родителей, если бы хотел, спросил бы.
  
  
     Недели проносились быстрее, чем хотела бы Тинка. Марину выписали из больницы перед первомайским праздником, пора было отправляться в Караяр. Отец позвонил, что приедет 3 мая, раньше не может: машину нужно отремонтировать, как назло, двигатель полетел. Это опечалило Тинку, её душа рвалась домой. А Марина обрадовалась, хоть побудет несколько дней с сестрёнкой.
  
  
     - Мы с тобой сходим в настоящую парикмахерскую, - заметив, что Тинка погрустнела, бодро успокоила она её, - там нашим обросшим, взъерошенным головам придадут чудесный вид, вот увидишь!
  
  
     Парикмахерша долго перебирала холодными пальцами Тинкины спутанные кудри в раздумье, что же можно сделать из этой копны, наконец, произнесла, обращаясь к Марине:
  
  
     - Обрежем под «Гавроша» или что-то вроде «Бабетты», ей пойдёт. -Тинка хотела возразить: она представляла Гавроша с короткими, торчащими в разные стороны вихрами и не желала иметь такую мальчишескую причёску, однако, Марина, даже не спросив её мнения, согласно закивала.
  
  
     - Да, думаю, ей будет к лицу «Гаврош»!
  
  
     - У девочки красивые волосы, густые, немного непослушные, но мы их научим слушаться, - Тинка с удивлением уставилась на парикмахершу в зеркале, ей давно никто не говорил, что у неё волосы красивые, кроме бабы Мани, а той разве можно верить.
  
  
     Джик-джик, ловко забегали ножницы по Тинкиной голове, дымчатые пряди попадали на пол, парикмахерша усердно работала над её волосами. «Наверное, чувствует себя укротителем», - невольно хихикнула Тинка про себя, хотя ей было совсем не смешно, а наоборот, даже страшновато - она в первый раз в жизни стриглась у мастера, обычно волосы обрезала всем сёстрам Масловым мать.
  
  
     - Ну, вылитая Брижит Бардо, такую же «Бабетту», как у неё, я соорудила, нисколько не хуже! - Довольная парикмахерша залюбовалась своим творением, Марина тоже без притворства восхитилась. Тинка взглянула на себя в зеркало, ей понравилась её новая стрижка: аккуратная волнистая шапочка, к её радости, из не очень коротких волос, а сзади лежали на шее длинные пряди, самое удивительное - чёлка не загибалась вверх, спокойно закрывала часть лба как надо.
  
  
     - Советую купить хну, - сказала парикмахерша Марине, - четверть пакетика разведите в стакане кипятка, намажьте на волосы, пусть подержит минут пять, не больше. Будут слегка с рыжинкой волосы.
  
  
     Так они с Мариной и поступили, обе стали с рыжинкой. Муж сестры привёз жене из командировки нарядный светло-жёлтый костюм с чёрной отделкой, от его красоты просто дух захватывало, но, к сожалению Марины, оказался он ей мал, и его она решила подарить Тинке. Кроме костюма, досталось ей от сестры ещё несколько вещей, особенно ей понравилась красная куртка с капюшоном. В ней она и пошла прощаться с Алексеем, когда приехал за нею отец.
  
  
     В школе Тинка уже предупредила всех, к кому успела привязаться, что уезжает. Здесь её знали как спокойную тихую девочку, она сама себе удивлялась, что не выходила из себя по пустякам и научилась владеть собой. Классный руководитель 9 «е» выписала ей из журнала оценки, их заверила печатью директор, конечно, без Алексея Кравченко тут не обошлось, он всё провернул быстро. Вечером накануне отъезда Алёша позвонил ей и попросил выйти во двор.
  
  
     От его поникшего вида веяло грустью, словно он расставался с дорогим человеком.
  
  
     - Ты классная девчонка, - сказал непривычно серьёзно Алёша на прощание, - совсем как парень, не ехидничаешь и не кокетничаешь, умеешь слушать и не командуешь, как все девчонки делают, когда начинаешь с ними дружить, жаль, что уезжаешь! - И сунул ей в руки на память толстую книгу. Тинка лишь в машине, когда они с отцом ехали в Караяр, рассмотрела - это был новенький справочник по журналистике.
  
  
     Глава XVIII
  
  
  
     Утром она едва не проспала на уроки. Добрались до дома почти в полночь: машина дорогой барахлила, и отцу то и дело приходилось её ремонтировать. Наконец-то дома! Тинка сильно соскучилась по матери, сестрёнкам и Федорику. Он уже спал, но, услышав её голос, тут же соскочил и прижался разгорячённым тельцем к сестре.
  
  
     До уроков времени оставалось совсем немного, и она не стала заходить к Милочке, скорее всего, подружки уже где-то на полпути в школу. Гору преодолела буквально за десять минут, а в класс влетела как раз со звонком.
  
  
     Усевшись за парту рядом с искренне обрадовавшейся ей Галочкой Иноземцевой и поздоровавшись с Милочкой и Алёнкой, Тинка с нетерпением посмотрела туда, где сидел Вадим. Поймав его взгляд, тихонько поприветствовала его рукой. Он кивнул, но не улыбнулся в ответ, хотя она послала ему радостную улыбку. «На перемене поговорим», -мысленно прошептала ему Тинка.
  
  
     Первым уроком была история. Ляпустиха, заметив Маслову на прежнем месте, не упустила случая привязаться к ней.
  
  
     - А тебе разве разрешили после такого длительного отсутствия посещать школу? У тебя же в журнале в эту четверть шаром покати! - не без ехидства поинтересовалась она.
  
  
     - Я в Свердловске ходила в школу, мне дали справку о полученных отметках, - спокойно ответила Тинка, удивляясь самой себе, что не почувствовала ни обиды, ни раздражения на насмешливый тон учительницы. Всё-таки месячное пребывание в другом городе научило её держать себя в руках, а язык - за зубами, не вспыхивать по пустякам.
  
  
     - И какую вы тему по истории изучали последней? - не унималась Ляпустиха.
  
  
     Бросив взгляд на доску, Тинка прочла, что им предстояло изучать сегодня на уроке, - историня имела привычку ещё до звонка записывать новую тему. И с радостью заметила: тема оказалась знакомой, как раз накануне отъезда из Свердловска за неё Тинка получила пятёрку - смело назвала её.
  
  
     - Чудесно! - произнесла ликующе историня. - Наверняка ты помнишь что-нибудь из этой темы, может, расскажешь нам всем. - Нельзя было сказать, что Ляпустиха недолюбливала Маслову, просто она не испытывала привязанности ни к кому из учеников, к тому же, похоже, работа в школе сидела у неё в печёнках; своё раздражение историня вымещала на любом, кто под руку попадёт.
  
  
     В этот раз под руку ей попалась Тинка.
  
  
     - Ну, что молчишь, давай начинай, - своим скрипучим грудным голосом торопила её историня. - Или язык проглотила? А может, ты в Свердловске дурака валяла, а нам тут соврала, что училась?
  
  
     Тинка покачала головой, стараясь собраться с мыслями. Впрочем, ничего из этой темы ею было не забыто, мгновенно в голове промелькнуло всё, что рассказывала на уроке в Свердловске. И тут её язык как бы сам собой начал вспоминать, выделяя самые важные места.
  
  
     Легко говорить то, что раньше рассказывалось, идти будто по проторённой дорожке. Все в классе замолкли и с удивлением уставились на неё. Когда она собралась перейти к другому вопросу, на который хотя не отвечала в Свердловске, но хорошо готовилась, Ляпустиха, вспомнив, что это ей следует объяснять новую тему, а не Масловой, недовольно перебила её:
  
  
     - Хватит, достаточно, вижу, ты вызубрила этот урок, садись на место! - И обратилась к классу: - А теперь все мы приступим к его изучению.
  
  
     - А пятёрку! - громко протянул Серёга Петров.
  
  
     - Тебе, Петров? За что это? - будто не поняв намёка ученика, холодно произнесла учительница.
  
  
     - Не мне, а Масловой! - резко сказал Серёга. - Она заслужила!
  
  
     - Вы все мастера выпрашивать пятёрки. - На что класс возмущённо загудел. - Ну, хорошо, поставлю я вашей Масловой пятёрку, только её ведь нужно поддерживать, а получится ли это у неё - ещё вопрос! - Довольная своим находчивым отступлением, Ляпустиха принялась объяснять новую тему.
  
  
     На протяжении всего урока Тинка пыталась поймать взгляд Вадима, но тот не смотрел на неё, казалось, вообще не замечал, вёл себя почти так же равнодушно, как перед Милочкиным днём рождения. У девочки похолодело внутри - на что он мог обидеться, наверное, ему не понравилось, что она уехала без предупреждения, но Ксеня должна была объяснить ему её отъезд. Ничего, пыталась себя успокоить Тинка, на перемене всё выяснится.
  
  
     Лишь только прозвенел звонок, охваченная непонятной тревогой Тинка, не обратив даже внимания на подружек, пытавшихся с ней заговорить, направилась к предпоследней парте в первом ряду, где сидел Вадковский.
  
  
     - Привет, - взволнованно выдохнула она, уставившись в шоколадные глаза-океаны. В первый момент в них промелькнула радость, которая в тот же миг исчезла где-то в тёмной глубине, а на смену ей появились злость и настороженность. Вадим нахмурился и неприветливо произнёс: «Здравствуй».
  
  
     «В чём дело?», - захотелось крикнуть Тинке, но, заметив, как все в классе притихли и настороженно наблюдают за ними, решилась только попросить:
  
  
     - Можно, Вадим, тебя на минутку?
  
  
     Парень пожал плечами и неторопливо вышел из класса, она последовала за ним. В коридоре у углового окна Вадим резко повернулся к ней и процедил сквозь зубы:
  
  
     - Чего ты хочешь от меня? - Тинку словно окатили ледяной водой, но в ней таки теплилась надежда, что сейчас всё разъяснится и Вадим приветливо расплывётся в улыбке, стоит ей только объяснить.
  
  
     - Меня родители направили в Свердловск водиться с племянницей. Разве тебе моя сестра ничего не говорила? - быстро заговорила девочка. - Я тебе писала и звонила, но бабушка твоя не позвала тебя к телефону, ты был занят. - Похоже, её взволнованные объяснения не тронули Вадима, лицо его оставалось бесстрастным. - Вадим, ну, что случилось, ты мне не рад? На что ты обижен? - рискнула спросить прямо.
  
  
     - Обижен? - Сузив глаза, парень презрительно улыбнулся. - Не слишком ли много, Маслова, на себя берёшь? Тебе невдомёк, что без тебя много воды утекло и с моих глаз спала пелена? Я всё увидел как есть. Да, как есть! - Он злобно усмехнулся. - В моём воображении теперь снова поселилась Милочка, самая очаровательная девочка, а ты - хитрая, навязчивая, корыстная бестия. - Сделал паузу и вдруг словно выплюнул: - Я узнал, ты даже полы своей любимой слепой бабушке Софье моешь за деньги!
  
  
     Если бы земля под ногами Тинки провалилась, она бы не поразилась больше; её глаза округлились от изумления, а сама вся точно одеревенела, потеряв дар речи. Худшего оскорбления Тинка ещё не слышала, не беря в расчёт Вилькины укусы. Даже Максим Кузнецов своим прямым заявлением, что она не в его вкусе, не ранил её так больно.
  
  
     - Что случилось, Вадим? - с некоторой запинкой пробормотала Тинка, уже отлично понимая, что вежливого объяснения не получит, но не могла не спросить: - Что ты имеешь в виду?
  
  
     - Не притворяйся! Ты выставила меня дураком! - Глаза парня гневно сверкнули. - Лишь я уехал, ты сразу обзавелась кавалером, приняла ухаживания своего давнего рыцаря, по ком вздыхала весь прошлый год! А меня что, держала про запас? - запальчиво продолжал он. - Мне противно с тобой общаться, нет, я не буду играть в твои корыстные игры, они действительно достойны кухаркиной дочери, прав Вилька, это слепой Софье некуда деться, вот ты её и облапошиваешь! Притворяешься добренькой! Скажешь, не берёшь с неё денег?
  
  
     - Беру! - не стала отрицать Тинка, чувствуя, как краской наполняется лицо, но не от стыда, а от жестокого оскорбления. Кому какое дело до её взаимоотношений с бабушкой Софьей! Не Вадиму их судить, как он смеет её осуждать, она честно убирает дом у Софьи, вычищая все углы. Полученные 10 или 15 копеек тратит на кино и уже не просит у родителей деньги. И совсем не притворяется, жалея слепую женщину! - Бог ты мой! Вот в чём дело! Ларчик просто открывается! - усмехнулась девочка. - На славненького, чистенького мальчика из достойного семейства посмела бросить тень кухаркина дочка! Какая-то мелкая сошка! Он охвачен возмущением! Мне плевать на это, я буду поступать, как считаю нужным. И всё равно буду брать с Софьи деньги за уборку, раз она даёт, буду облапошивать, как ты говоришь! - Развернувшись, направилась к классу, но, сделав несколько шагов, резко обернулась и грустно произнесла: – А я-то думала, что ты стоящий парень, Вадковский!
  
  
     Мир для неё словно раскололся на множество кусочков, превратившись в неудачную детскую игрушку калейдоскоп, в котором одни тёмные цвета, и уже казалось, того яркого и светлого, что привнёс в её жизнь Вадим, не вернёшь.
  
  
     Вскоре Тинка узнала от Быковой о вновь вспыхнувшей дружбе между Вадковским и Милочкой - как только он приехал из Уфы, они появляются везде вместе, а о самой Маслене все говорят в Караяре, что она в весенние каникулы гуляла с Кузнецовым.
  
  
     - Мне кажется, Милочка с Алёнкой такой слух распустили, -предположила Быкова, когда Тинка стала опровергать сказанное о ней, -Милочке не понравилось, что Вадим в тебя влюбился, вот и попыталась отнять его любым способом.
  
  
     Это Люськино успокаивающее предположение ничего не меняло в жизни Тинки. Всё дело в самом Вадиме, он так легко перекидывается от одной девчонки к другой, печально думала она, ему всё равно, с ней ли дружит или с Милочкой. Поманила бы к себе воображала Хасанова - и с той бы стал ходить.
  
  
     Конечно, обидно услышать о своей девчонке разные слухи, но даже не спросил у неё, как на самом деле всё было, сразу бросил обвинения. Больнее всего её жгла мысль, что Вадим, в сущности, как Вилька, считает себя более достойным по происхождению, хотя живут они в равноправном обществе.
  
  
     Откуда в нём такой снобизм, почему уверен, что прав Вилька в своём ожидании от Тинки низких поступков, а разве зазорно мыть полы за деньги - все эти вопросы не выходили у неё из головы; и не поделишься ими ни с кем - кто может понять правильно и помочь определить истину! Ничего не оставалось, как сделать вид, что всё в отношении Вадима её не касается, как будто его не было в её жизни.
  
  
     «Всё постепенно образуется, - мысленно успокаивала себя, - ведь придёт же белая полоса». Но, похоже, чёрная полоса затягивалась, не хотела менять цвет. Вместе с Вадимом Тинка потеряла подружек. И не потому, что они её отвергли, ей самой расхотелось с ними общаться: она догадалась, кто рассказал Вадковскому о том, что Софья даёт ей деньги за уборку. Милочка с Алёнкой знали об этом.
  
  
     Если бы просто рассказали, ещё бы ничего, ясно, что преподнесли в худшем свете, опустив, что Тинка долго сопротивлялась и пошла на уговоры Софьи скрепя сердце.
  
  
     Вдруг она с грустью осознала: у неё с подружками не было настоящей дружбы, лишь одни детские совместные игры, иначе они не стали бы вести против Тинки интриги. А в том, что так это и есть, нетрудно было догадаться по преувеличенно любезным лицам бывших подружек, на которых, на самом деле, не мелькало и тени сожаления.
  
  
     В другое время Тинка прямо бы высказала им всё в лицо, теперь же она решила не унижаться, к тому же, как любит повторять Алексей Кравченко, прямота не всегда самая удачная политика в человеческих отношениях. Поэтому была с ними равнодушно вежлива.
  
  
     Зато к Вадиму воспылала неприязнью. Внешне пыталась не показывать её, но глаза, горящие откровенным презрением, выдавали Тинку, особенно когда сталкивалась с ним лицом к лицу. В ответ парень старательно не замечал её, даже не здоровался, всем своим видом демонстративно давал понять, что увлечён Милочкой. Он теперь её встречал на перекрёстке, ходил с ней в кино.
  
  
     Иногда Тинка ловила на себе его тоскливые взгляды, это ещё больше злило её: интуиция ей подсказывала, Вадим не равнодушен к ней, но волочится за девочкой, к которой его сердце не тянется, из глупого чванства. Ну, никак не из ревности, о ней и речи не могло быть, потому что Тинка сразу показала всем, что не собирается дружить с Русланом, которому прямо и заявила при встрече, когда он попытался навязать ей своё общество.
  
  
     - Ты хороший парень и нравишься многим девочкам, - тем не менее постаралась не обижать его резким отказом, она не хотела, чтобы Руслан испытал чувство униженности, которое изведала когда-то сама, поэтому говорила мягко, хотя и твёрдо. - Если бы ты вот так стал ходить за мной год назад, я бы была на седьмом небе, а теперь я другая. Не хочу обманывать и притворяться - увлечение тобой прошло. И ты, думаю, не очень-то влюблён в меня, признайся, просто тебе с чего-то взбрело в голову поухаживать за мной. - Она спокойно смотрела в серые удивлённые глаза парня, чувствуя себя в свои 16 лет взрослой. Да, она выросла и стала многое понимать в жизни.
  
  
     - Мы могли бы дружить, - было начал возражать Руслан.
  
  
     - Зачем? - перебила его Тинка. - Это ни к чему не приведёт, тебе будет скучно со мной, для дружбы у нас нет общих увлечений.
  
  
     - Правда, - неохотно согласился парень. - Если честно, я не очень-то верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Или влюблены, или нет. - Потом взглянул на неё вопрошающе. - Ты действительно думаешь, что ничего не значишь для меня? Это не так, в тебе что-то есть, что привлекает меня. Если передумаешь, дай знать. Да, хочу сказать, не надейся, что Вадковский бросит Милочку, таких не бросают! Хочешь, я выручу тебя, поизображаем ему назло любовь.
  
  
     - Не хочу! - ответила Тинка решительно, она не стала объяснять Кузнецову о своём разочаровании в Вадиме. О, если бы тот вдруг приполз на коленях к ней, покаялся и попросил прощения, всё равно не простила бы его Тинка - до того сильно обидел он её своим высокомерием и убеждённостью в своём превосходстве!
  
  
     Нет, она не ниже и не хуже его, никого другого в школе не хуже. Да, не так красива, как Милочка, но и в её внешности есть свои достоинства. С новой причёской волосы стали мягче и послушнее, уже не торчат в разные стороны. Кожа стала гладкой, шелковистой, прыщики почти не давали о себе знать. И глаза, когда чуть подкрасишь ресницы тушью, что дала старшая сестра, становятся выразительными и яркими. Тинке стали нравиться её собственные глаза. Ей нечего себя стыдиться, пусть Вадим пыжится от своей значимости, пока не лопнет, ей уже нет до этого дела. И не будет никогда.
  
  
     Она даже порывалась уничтожить открытку с Линой Кавальери, чтобы итальянка не напоминала ей своего, так сказать, «потомка» в кавычках, родившегося внешне на неё похожим, а поступками, смех и только, - в князя Ивана Барятинского. Но пожалела - всё-таки реликвия!
  
  
     Глава XIX
  
  
  
     Как легко можно было выдрать и уничтожить страницы из личного дневника много лет назад, когда в него из любопытства заглянула мать. Осталась тогда от него лишь твёрдая тетрадная обложка с чистыми листами, но и её Вадим вскоре выбросил в мусорный контейнер, как неприятное напоминание. С тех пор не вёл дневника.
  
  
     Теперь не выдерешь «страницы» из прошлого - приятные и радостные «страницы» общения с Тинкой. И не перепишешь последующие, когда с досады стал ухлёстывать за Милочкой, не вызывающей в нём никаких чувств. Вадим злился и негодовал: он хотел ухаживанием за Ланиной с корнем вырвать из сердца эту девчонку, напоминающую ему русалочку из сказки Андерсена, а в результате ещё больше увяз в необъяснимом влечении к ней. Оскорбив её, досадил только себе.
  
  
     Его тянуло к Тинке - сколько бы он ни уверял себя в обратном. Стоило ей только появиться на горизонте, Вадима охватывала лёгкая дрожь, и всё в нём, словно был локатором, настраивалось на неё, хотя делал вид, что, кроме Ланиной, никого из девчонок не замечает. В действительности Вадим замечал лишь Маслёну. Он обратил внимание, да и не только он, но и другие ребята, что из Свердловска она вернулась похорошевшей, превратилась в привлекательную девушку.
  
  
     - Хочу такой же «гаврош» на голове. - Тут же загорелась Люська Быкова и даже побежала в парикмахерскую, чтобы сделать подобную Тинкиной причёску, но знакомая парикмахерша отговорила её резать волосы, как выразилась сама Люська, та была вся в ужасном негодовании, как можно такие красивые волосы, похожие на лён, уничтожать и превращать чёрти во что. - Я тебе, Маслёна, не в обиду говорю, - обратилась к Тинке, чтобы сгладить своё «чёрти во что», - на твоей голове столько волос, что, чем больше обрежешь, тем красивее, а мне надо каждый волосок беречь.
  
  
     Но не только причёска была другой в Тинке, в ней ощущалось не привычное для неё спокойствие. Держалась она уверенно и не задиралась, когда что-то не устраивало её. Вся казалась наполненной доброжелательностью. Зеленовато-голубые глаза уже не были колючими, смотрели на всех мягко, с теплотой. Если перед ними был не Вадковский. Даже к Милочке и Алёнке Тинка относилась терпимее, кивала им при встрече. А к Вадиму относилась как к пустому месту. Не здоровалась, впрочем, когда сталкивались лицом к лицу, глаз не опускала и не отводила, просто пронизывала взглядом как ничтожное насекомое.
  
  
     Он пытался отвечать тем же, только не успевал, потому что по мере того как она приближалась, впадал в ступор, и из его головы вылетали все не благие намерения бросить ей в лицо что-нибудь обидное.
  
  
     В День Победы на школьном стадионе после митинга прошли районные соревнования по разным видам спорта. Тинка участвовала в беге на сто метров и в прыжках в длину: больше учитель физкультуры не сумел её уговорить, хотя она неплохо бегала длинные дистанции.
  
  
     Лучше всего ей удавались прыжки. «У тебя прекрасная толчковая нога», -хвалил её физрук, сама же Тинка считала, что большой прыжок ей удаётся из-за ощущения лёгкости и полёта в теле - лишь отрывается от земли, как летит словно птица. Так и в стометровке, бежит, будто ветер подгоняет, скорей бы всех обогнать. Она желала не так победить, как не проиграть.
  
  
     Иной раз Тинке казалось, с какими бы сильными бегунами её ни поставили, она их обгонит - такая в ней сидела уверенность. Вот и в этих соревнованиях она пришла первой в группе девчонок и прыгнула дальше всех своих сверстниц, правда, физрук ворчал, что результат оказался чуть хуже, чем на уроках, но всё равно был лучшим.
  
  
     Вадим не участвовал в соревнованиях, он и Милочка были среди болельщиков, когда бежала Тинка, кричал вместе со всеми, подбадривая своих, караярских. Потом она тоже стала болельщицей, присоединившись к Галочке Иноземцевой.
  
  
     В последнее время они с ней сдружились. К своему удивлению, Тинка открыла для себя, что скованная и стеснительная Галочка совсем не скучная, как ей и подружкам казалось раньше. Она даже склонна к авантюризму: поведала о себе с юмором, как в санатории назначала понравившемуся мальчику встречи от имени таинственной незнакомки, так запуталась, что пришлось однажды прятаться от него почти час под кроватью.
  
  
     Галочка вела тетрадь с записями мудрых высказываний, куда переписывала и стихи о любви. Впервые Тинка узнала трогательные стихотворения Эдуарда Асадова, в которых описаны не просто чувства, но и взаимоотношения девушек и юношей. Они прелесть, да и только!
  
  
     Странно, рядом со слабенькой Галочкой она ощущала себя защищённой, чего не было с бывшими подружками, те сами от неё ожидали защиты. А Галочка как будто всё время предлагала помощь и готова была закрыть собой Тинку от обидчиков - такое создавалось впечатление.
  
  
     - Неужели это Валентина Маслова! - Послышалось у Тинки сзади громкое восклицание. Оглянувшись, девочка узнала Василька Килина из посёлка Нагинска, мама которого в юности была подругой матери Тинки.
  
  
     Так получилось, что подруги почти одновременно родили, только Василёк появился на белый свет раньше Тинки на несколько минут, это давало ему право, шутя, подчёркивать своё старшинство.
  
  
     - Целую вечность тебя не видел! - Василёк по-свойски приобнял и поцеловал Тинку в щёку, а она радостно чмокнула его в подбородок. - Это моя невеста, - хитро сверкнув глазами, представил он её друзьям - двум парням, одетым, как и Василёк, в трико и синие футболки с белой полоской у горла. - Наши мамы ещё в роддоме договорились.
  
  
     - Не верьте, он шутит, я не невеста, а подруга первых дней его суровых с пелёнок, - поправила его она, смеясь.
  
  
     - Как ты расцвела, Валентина! - Именно так почему-то всегда называл её Василёк - полным именем, даже когда им было всего по восемь лет, а она его - уменьшительным.
  
  
     - Хочешь сказать, я была гадким утёнком? - хихикнула Тинка, переглянувшись с Галочкой. - А теперь я что - лебедь?
  
  
     - Нет, вовсе нет! - быстро среагировал парень, но, поняв, что прокололся, смущённо поправился: - Ты была пушистым жёлтым цыплёнком с остреньким клювом.
  
  
     - А теперь, значит, я курица! - Тинка напустила на себя деланно-обиженный вид, но, не удержавшись, весело рассмеялась, а вместе с ней и парни из Нагинска. Ей очень нравился Василёк, с ним ей всегда было легко разговаривать, когда они с матерью приезжали к ним в гости.
  
  
     - Если курица, то очень хорошенькая и воинственная, - нашёлся Василёк и тут же познакомил её с друзьями, Алексеем и Михаилом, а она их всех - с Галочкой Иноземцевой. Василёк сразу положил глаз на Галочку - это Тинка поняла по его восхищённым взглядам, бросаемым на подружку, и усилившейся болтливости.
  
  
     - Давайте после волейбола сходим в ваш парк, - предложил он, - говорят, там открыли поляну сказок, точнее, деревянных чудовищ, хочется взглянуть. Не так уж часто мы бываем в районном центре. - Тинка с Галочкой согласно кивнули, они были рады показать парням их местную достопримечательность.
  
  
     Игра в волейбол проходила бурно и больше всех, пожалуй, привлекла в этот день болельщиков. Особенно хорошо играл Василёк, был он вёртким, прыгучим и легко забивал голы. Сердце Тинки наполнилось гордостью, ведь почти родственник, и очень приятно было, когда после победы нагинской команды он подошёл к ним с Галочкой, хотя она заметила, как приостановили его кривляка Хасанова с пухленькой дочкой начальника милиции, пытаясь выразить ему своё восхищение. Он лишь на миг приостановился.
  
  
     В парке было много отдыхающих, стоял тёплый солнечный день, у поляны сказок толпился народ, вообще-то в деревянных скульптурах не было ничего особенного, они были примитивны. Но всё-таки что-то новое в Караяре.
  
  
     У скульптур их компания долго не задержалась, отправилась к новым скамейкам у входа в парк. Один из парней принёс купленные в киоске три бутылки лимонада и пирожки с ливером, все шумно уселись на скамейку и принялись дружно жевать, запивая пирожки лимонадом и вспоминая моменты игры.
  
  
     Краем глаза Тинка заметила, как к скамейке, что была в метрах десяти от них, подошли Вадим с Милочкой и спокойно расположились на ней. Что им тут нужно, недовольно скривилась она про себя, разве других скамеек не нашлось, обязательно надо ей под нос сесть, чтобы ворковать.
  
  
     - Это не твоя там подружка-красавица? - обратился к Тинке Василёк. -Напомни-ка, как её звать, кажется, Милочкой. Эй, Милочка, привет! -крикнул громко и радостно помахал ей рукой. - Присоединяйтесь к нам, вы, наверное, скучаете! - Тинка дёрнула Василька за рукав, пытаясь остановить его, но было уже поздно - слова вылетели, и приглашение дошло до прекрасных ушек Милочки, а так как, скорее всего, она действительно скучала, то быстро приняла его, и они с Вадковским подошли к ним.
  
  
     Весь день Вадим был охвачен ожиданием чего-то необычного. Милочка раздражала его, но он уже по привычке волочился за ней, вернее, она с ним бродила. Встретившись на стадионе, они держались вместе, однако, мысли их шли разными дорожками.
  
  
     Вадим глаз не сводил с Тинки, её голубая футболка действовала на него как алый плащ матадора на быка во время корриды, только вызывала не ярость и гнев, а трепет и волнение, и обладала такой же силой притяжения.
  
  
     Когда их взгляды случайно пересекались, он впадал на несколько мгновений в оцепенение, а потом дрожал внутри, как осиновый лист, хотя внешне всем своим видом изображал спокойствие и хладнокровие. Злость на Тинку в последнее время прошла: Вадим понял, что глупо поддался сплетням, которые оказались беспочвенными - Маслёна и не думала дружить с Кузнецовым. Возможно, тот и пытался за ней приударить, да не вышло у него.
  
  
     Кто первым нашептал ему тогда, после его приезда из Уфы, про Тинку и Руслана - он уже и не помнит; как-то разом навалились на него с этой новостью, вот и взыграло в нём всё. Поэтому на благодатную почву упало горькое признание Милочки: «Тинка со слепой старушки деньги берёт, мы с Аленкой предлагали мыть полы бесплатно в качестве тимуровцев, но Тинка не допустила нас. Это ей невыгодно!».
  
  
     Как он тогда разозлился! Лишь потом, когда гнев прошёл, в памяти всплыла картина, которую Вадим наблюдал однажды, придя к Софье. Тинка мыла её крыльцо. Стоял холодный мартовский день. Руки девочки были красными от холода, на носу была грязь, она тщательно соскабливала ножом со ступенек наледи, смачивала некрашеные доски горячей водой и вытирала их тряпкой насухо.
  
  
     Нет, ни Милочка, ни Аленка не способны на такое, они слишком изнеженные, на один раз, возможно, их хватит, а вот постоянно мыть - у них кишка тонка.
  
  
     Красавица Милочка сразу завладела вниманием всех ребят, Тинка и Галочка сникли и как бы отошли в тень - мальчишки перестали их замечать, даже Василёк слез со своего любимого конька, не стал в шутку называть Тинку своей невестой.
  
  
     Такое превращение нагинцев под воздействием привлекательной внешности Милочки возмутило Тинку, она ещё раз убедилась в бесспорности утверждения, что красота - сногсшибательная сила. Больше всего ей было неприятно поведение Вадима - как ни в чём не бывало подошёл к её компании со своей подружкой и невозмутимо хохочет глупым шуткам нагинских ребят, выпендривающихся перед Ланиной.
  
  
     А ещё рад-радёхонек её кокетничанью с ними. Это же ненормально, ведь любой здравомыслящий парень будет переживать. А этому «мальчику с открытки» хоть бы что, даже доволен, что его девочка нравится другим.
  
  
     Тинке казалось, если человек полюбит, то не будет замечать уже никого из противоположного пола, тем более восхищаться флиртом любимой у него на глазах, а выходит, это не так. Вон как все распустили хвосты перед красивой девочкой, даже противно! Ну точно индюки! Кажется, ещё приближается и Руслан, чтобы петь льстивые дифирамбы Милочке.
  
  
     - Нам пора домой! - резко перебила она болтовню Василька и вопросительно посмотрела на Галочку, та с готовностью молча встала, она поняла, почему Тинка засобиралась, ей тоже не понравилось, как предательски повели себя нагинские парни при появлении Милочки. -Привет всем твоим родным, Василёк! Рада была тебя увидеть. - Не слушая уговоры парней ещё посидеть с часок, девочки направились к выходу из парка и столкнулись с Русланом и Геной Карповым из 9 «б», которые за ними увязались. Они пригласили их в кино, на вечерний предпоследний сеанс.
  
  
     И почему я должна игнорировать Руслана, размышляла Тинка, шагая рядом с Кузнецовым. Он приятный внешне, нравится многим девчонкам, правда, с ним скучновато - он слушает только себя, но ведь не собираюсь же я за него замуж. Смешно об этом даже думать в нашем возрасте. От меня не убудет, если я схожу с ним раз в кино.
  
  
     Зато как разозлится воображала Хасанова, и покажу Вадиму, что мне нет до него дела. Пусть себе наслаждается обществом изысканной Милочки. Тинка же, как кухаркина дочь, точнее, посудницы, что наверняка, по мнению Вильки, Вадима и им подобным, рангом ниже, чем кухарка, то есть повариха, будет довольствоваться общением Руслана.
  
  
     Вечер выдался тёплым, но Тинка всё равно взяла с собой кофточку, чтобы не замёрзнуть после кино. Они с Галочкой очень удивились, увидев Василька в кинотеатре, ведь он собирался уехать домой.
  
  
     - Я переночую у дальних родственников, - пояснил он Тинке, когда она спросила, как он будет добираться до дома ночью. Василёк выглядел несколько смущённым.
  
  
     - Надеешься на свидание с очаровательной Милочкой? - не удержалась съязвить Тинка. - Напрасно. Сердце прекрасной дамочки занято не менее прекрасным принцем, ты для неё лишь средство подтверждения её чар.
  
  
     - Да ну тебя! - обиделся Василёк. - Можно подумать, я за Милочкой бегаю! Подумаешь, поболтали немного, так я и с тобой болтал. - И украдкой взглянул на Галочку, та отвернулась, сделав вид, что не слушает.
  
  
     - Со мной болтал, а с ней заигрывал! - упрямо заспорила Тинка. - Увидел красивую девочку и растаял, словно мороженое на солнце. Иди, встречай, вон твоё солнышко на горизонте засияло. - В дверях фойе кинотеатра показалась в сопровождении Вадима и Аленки улыбающаяся красавица Милочка в голубом платье-трапеции. - Ну, настоящая «услада для взора» глупых парнишек!
  
  
     - И не подумаю, - забурчал Василёк, - я с вами останусь. Думал, Милочка - твоя подружка. Кто знал, что вы раздружились. Раньше такого не случалось. - Но тут подошли Руслан Кузнецов с Геной Карповым, которые отходили к кассе, чтобы взять билеты, и Васильку ничего не оставалось, как скрепя сердце отойти в сторону, при этом он успел многозначительно посмотреть на Галочку.
  
  
     Фильм был дурацкий. И всё вокруг было дурацким. Вадим совершенно не обращал внимания на сидевшую рядом Милочку. Несколькими рядами впереди них в полутьме зала маячили Тинка с Русланом - это приносило ему душевную боль.
  
  
     Он хотел бы, как по мановению волшебной палочки, повернуть время вспять и оказаться в прошлом, когда дружил с Тинкой, когда не заставлял себя силой сюсюкать и преклоняться перед Милочкой, когда легко и ясно было на душе, а теперь внутри - словно камень. Давит и доставляет беспокойство.
  
  
     Не так-то просто от него избавиться. Он - словно клубок из вины, сожалений и зависти. Вадим осознавал, что виноват перед Тинкой. Оскорбил её таким же недостойным способом, как Вилька. Обозвал кухаркиной дочкой. Разве простит она ему это, он не должен был до такого опускаться, ведь знал, как остро реагирует Тинка на подобные Вилькины шпильки.
  
  
     Подумать только, ещё полтора месяца назад он горел праведным гневом от одной мысли, что Вилька допускает в отношении Тинки отвратительные выпады! И не сомневался, что никогда не прибегнет к ним сам. А вот прибегнул, точь-в-точь как Вилька. Он заслуживает её презрения.
  
  
     Что же ему теперь делать? Именно сегодня, не завтра и не в пресловутый понедельник, а немедленно? Подойти и всё объяснить, и повиниться.
  
  
     Увы, подумать легче, чем сделать. Вадим действовал как автомат, продолжая то, что шло уже своим ходом. Натянуто улыбался, машинально отвечал Милочке шаблонными фразами. У дома Ланиных быстро распрощался с подружками и, не оглядываясь, заспешил в Караяр. По дороге встретил Тинку и Руслана, они прошли мимо, о чём-то разговаривая, не заметив его на полуосвещённой дороге. Или не желали замечать, подумал Вадим.
  
  
     Он тут же повернул обратно, тихонько поплёлся следом за парочкой. У дома Тинки притаился за столбом, на котором не было фонаря. Ночь стояла тёмная, однако Вадиму хорошо было видно, как Тинка, попрощавшись с Русланом, исчезла за дощатыми воротами. Не стала стоять с Кузнецовым, как обычно делали Вадим с Тинкой, приятно это было узнать - в душе колыхнулась надежда.
  
  
     Постояв притулившись к столбу какое-то время и глядя в освещённые, закрытые плотными занавесками окна большого дома Масловых, парень пошёл в направлении основного села, полный решимости завтра помириться с Тинкой.
  
  
     Глава XX
  
  
  
  
  
     На завтра, оказалось, такое важное дело лучше было не переносить: не то, чтобы исчезла у Вадима решительность, просто Тинка не позволяла ему её проявить. Прежде чем он успевал открыть рот и произнести извинение, она демонстративно поворачивалась к нему спиной, и извинительные слова его так и не вылетали.
  
  
     На каждой перемене Вадим ловил момент подойти к девочке, но она ускользала от него, как русалочка в морской пучине, ничего не слыша и не замечая. Иногда на его пути вставала Милочка, отвлекая Вадима какой-нибудь просьбой. Он не мог ей грубо сказать «отвяжись», ведь она не виновата, что ему нравится другая. Он её просто использовал, поступил отнюдь не по-джентльменски.
  
  
     А Милочка, судя по её подчёркнутому ласковому вниманию к нему, не собиралась его отпускать от себя. Она, скорее всего, уже считала, что они дружат, а может, даже любят, так как целовались как-то раз, хотя о любви между ними речи не было. Вадим не мог сказать о том, чего не испытывал. И признаться в равнодушии к девочке тоже не мог, её ему было жаль.
  
  
     Теперь он чувствовал себя словно в ловушке. И винить было некого. Сам в неё угодил. Дни летели один за другим, и каждый раз перед сном Вадим думал, завтра он точно развяжет этот гордиев узел. Расскажет Тинке, как нравится она ему и каким дураком был, когда наговорил ей гадости, а Милочке скажет, что хочет дружить с Тинкой.
  
  
     Прокручивал мысленно оба свои признания, но утром, с рассветом, они улетучивались, словно туман, и всё шло без перемен: Тинка с презрением держалась в стороне, а Милочка льнула к нему. Однажды Макс Моисеенко сказал ему: «Счастливый ты, Вад, дружишь с такой красивой девчонкой!», -На что Вадим только невесело хмыкнул, знал бы Макс истину, не завидовал бы.
  
  
     В завершение учебного года на последние дни мая Эмма задумала поход с ночёвкой. В него отпустили даже Алёнку Петунину с Галочкой Иноземцевой, так как установилась почти летняя жара, тепло не исчезало и по ночам.
  
  
     От Караяра ребят отвезли до соседней деревни на школьном грузовике, кроме Вадковского и Петрова. Они поехали на мотоциклах. Это была идея Серёги. Ему на шестнадцатилетие отец подарил мотоцикл, а Вадим выпросил мотоцикл у деда, пообещав ему не гонять на высокой скорости. Он хорошо ездил на мотоцикле, ещё два года назад отец научил его этому, как и водить машину.
  
  
     Приятно было чувствовать на лице дуновение ветра, рёв мотора будоражил кровь в жилах. Отправились они с Серёгой чуть позже машины, но уже через пять минут нагнали её. Радостными воплями встретили их ребята. А они промчались мимо, едва успев помахать им в ответ.
  
  
     У соседней деревни притормозили, заглушили стальных коней, ожидая грузовик с одноклассниками. Вскоре те прибыли, когда все выгрузились, грузовик отправился налегке назад. А ребята вместе с Эммой пошли вдоль реки пешком, Вадим же с Серёгой снова помчались на мотоциклах по основному шоссе, только теперь на багажниках у них были прикреплены палатки и вёдра.
  
  
     Они первыми прибыли на место, где назначена была ночёвка. Установили две шестиместные палатки, лишь тогда на поляне у реки появились походники. Вадим заметил, что Тинка несла два рюкзака, свой и Галочки, Иноземцева шла рядом с ней прихрамывая.
  
  
     День выдался просто сказочный! Купались, загорали, на обед сварили уху, вечером пели песни у костра, рассказывали анекдоты. Вадим всё время ощущал волнующее присутствие Тинки, она освещала для него всё вокруг, точно солнышко, и настроение было хоть пой во весь голос. Милочку он почти не замечал, потому что держался постоянно около Серёги. С ним утром пошёл проверять поставленные с вечера на рыбу сети.
  
  
     Иногда он ловил Тинкин взгляд, в нём уже не было презрения, но мелькала печаль. Или ему так казалось. Вадим пытался с ней заговорить, но всегда кто-то мешал ему остаться с ней наедине. Утром за завтраком Милочка, до этого терпеливо сносившая его безразличие, неожиданно взорвалась при всех:
  
  
     - Вадковский, ты что, не слышишь, я прошу тебя подать хлеб, а ты ноль внимания, или ты снова вообразил себя Теодоро и грезишь по графине?
  
  
     Невольно все замерли. Вадим, действительно витавший в мыслях о Тинке, сначала ничего не понял и недоумённо посмотрел на Ланину - что ей от него нужно, когда же слова дошли до него, покраснел, чувствуя себя пойманным с поличным, и смущённо пробормотал, что сразу пришло на ум:
  
  
     - Ничего подобного. Я просто задумался о более важном… Делать мне больше нечего, как думать о разных графинях!
  
  
     Тинка, сидевшая напротив Вадима, резко вскочила на ноги. Понятно, в чей огород брошен камешек. В светлых глазах сверкнул злой огонёк. Задержав на мгновение на Вадковском испепеляющий взгляд, она нервно схватила свою опустевшую чашку и кружку с недопитым чаем, направилась к реке их мыть. Там, машинально очищая посуду прибрежным песком, старалась подавить в себе гнев, одновременно злясь на себя.
  
  
     Зачем было бурно реагировать? Ничего особенного не сказал Вадим. Просто-напросто он не думает теперь о графинях, то есть о Тинке. Есть у него более важные мысли, чем думать о ней. И что она взбеленилась! Парни-красавцы не могут быть верными ни в дружбе, ни в любви. Поматросил и бросил - это выражение казалось ей всегда смешным и глупым. Не знала, что оно может быть к тому же и горьким.
  
  
     Не знала, что сама окажется в такой же глупой и горькой ситуации. Подружил Вадковский с Тинкой, надоело, перекинулся на Милочку, подружил с ней, наскучило, теперь скоро будет подбивать клинья к другой девочке. Очень увлекающийся он парень, ничего не скажешь и не изменишь. Ни к чему о нём страдать. Только выставляешь себя на посмешище.
  
  
     Пора сменить слёзы уныния на всплески радости. Вадим переполнил чашу её терпения. Сосчитав про себя до десяти, Тинка, успокоившись, отнесла вымытую посуду к заменяющей стол клеёнке, расстеленной на траве. На Вадима даже и не взглянула. Пропади он пропадом. Никакого интереса она к нему не испытывает теперь.
  
  
     Твёрдо вознамерившись не обращать на него внимания, скинула футболку и трико и побежала купаться. За вчерашний день на горячем солнце девушка хорошо загорела, оранжевый трикотажный купальник, доставшийся ей от сестры, придавал загару красивый шоколадный оттенок.
  
  
     Разгорячённое тело приятно охладила вода. Отплыв немного от берега по сверкающей от солнечных лучей на воде пирамидной дорожке, Тинка оглянулась. Почти все сидели на своих местах, заканчивая завтрак, берег казался спокойным и тихим, ничего не изменилось. А для неё чуть мир не перевернулся и не обрушился в тартарары. И зачем кипела от злости? Чёрт бы тебя побрал, красавец Теодоро! Надо было тебя оставить прошлым летом тонуть, теперь бы никто из девчонок из-за тебя не страдал! Не знаешь - и не страдаешь.
  
  
     «Господи, - пронеслось у неё в голове с внезапной ясностью, - до чего только из-за него я додумалась! Грех беру на душу тем, что каюсь в поступке, который не соверши я, всю жизнь бы мучилась в страхе, что на глазах моих утонул человек».
  
  
     Несколько ребят направились к реке, в сторону Тинки. Тоже хотят искупаться - мелькнуло у неё в голове. Краем глаза заметила, Вадим разделся до плавок, но не пошёл к воде, а растянулся на одеяле рядом с Кирой Дранкиной. «Загорает, - мстительно ухмыльнулась Тинка, - и что ему остаётся - плавать-то не научился». Впрочем, она не скажет об этом ребятам, не в её правилах выдавать чужие секреты. Это в правилах Милочки, как оказалось, к сожалению.
  
  
     В воде Тинка чувствовала себя в своей стихии. Никто её не догонит и не перегонит. Девочка тихонько посмеивалась, когда Серёга Петров пытался поймать под водой её ноги. Она, как угорь, ловко выскальзывала, не даваясь ему в руки, а когда поплыли к другому берегу, легко обогнала всех.
  
  
     Несколько часов спустя лагерь был объят шумными сборами готовящихся в обратный путь походников. Рюкзаки были сложены и вытащены на дорогу, где ждал их школьный грузовичок.
  
  
     И опять Вадим с Серёгой мчались на своих мотоциклах, когда остальные ехали на машине. Вадим уверенно давил на педали, выжимая скорость из урчащего стального коня. Он несся за Петровым по земляной, порой переходящей в каменистую дорожке, идущей рядом с шоссе.
  
  
     Несколько раз они обгоняли грузовик и возвращались с рёвом. Как и Серёга, Вадим отрывал руки от руля и, приветствуя, махал ими ребятам. При этом сердце Тинки от страха замирало и возмущалось одновременно -перевернутся же, черти!
  
  
     Но мотоциклистам, казалось, всё было нипочём. Ехали они быстро, бесстрашно преодолевая препятствия, встречавшиеся на их пути в виде горок и небольших камней, перескакивая через них, словно на коне. Ветер шумел в ушах. Вадим очень хотел, чтобы Тинка заметила, какой он ловкий, пусть даже и плавать не умеет, зато техника подчиняется его рукам.
  
  
     На одном из поворотов мотоцикл запнулся за неожиданно появившийся на дорожке камень, Вадим не смог удержать руль, его тряхнуло и отбросило со всей силой на крутой косогор, по которому он покатился вниз. «Нет!», -сдавленный крик застыл в горле у Тинки. Она видела с машины, как перевернулся мотоцикл с Вадимом, как по энерции он отлетел далеко вперёд, а потом исчез в овраге. Дыхание у неё перехватило от страха за него.
  
  
     Все были словно в оцепенении, когда грузовик остановился, сидели несколько секунд молча, боясь пошевелиться. Первой опомнилась Тинка, поспешно перемахнула через борт машины и сколько было сил побежала к оврагу, ребята вместе с Эммой и водителем ринулись за ней.
  
  
     Вадим лежал на спине, глаза его были закрыты.
  
  
     - Вад, слышишь, это я, Тинка, - произнесла она жалобно и осторожно дотронулась кончиками пальцев до бледной щеки парня. Холодная дрожь пошла по её телу, когда заметила, что Вадим никак не отреагировал. Подавив сжавший сердце страх, склонилась над ним и прижала ухо к его груди.
  
  
     - Ну как? Дышит? - прошептал за её спиной Серёга Петров. Все другие ребята, обступившие их с Вадимом, затаили дыхание в ожидании ответа.
  
  
     - Дышит! - выдохнула Тинка, почувствовав слабое дыхание парня, она попыталась приподнять его голову и тут же ощутила на пальцах что-то тёплое и липкое. «Кровь! - мелькнуло в сознании. - Судя по всему, голова разбита на затылке».
  
  
     Не мешкая стащила с головы белый, в черных точечках, сатиновый платок, разорвала на широкие ленты, осторожно приподняла голову Вадима. Так и есть, рана на затылке, надо остановить кровь. И принялась плотно бинтовать, положив голову парня к себе на колени. Все в растерянности молча наблюдали за ней, пока Тинка неумело бинтовала, даже учительница не возражала против её действий, проникнув уверенностью, что всё Маслова делает правильно. Сама она была в панике.
  
  
     - Надо проверить, нет ли переломов, - наконец нашлась что сказать Эмма, но никто не знал, как это сделать.
  
  
     Тинка на свой страх и риск ощупала руки и ноги Вадима, вроде целы.
  
  
     - Рёбра и позвоночник могут быть повреждены, - предположил водитель. -Трогать его нельзя. Я отправлюсь за «скорой помощью», а вы ждите. -Учительница кивнула.
  
  
     - Больно! - вдруг тихо простонал Вадим. Веки его медленно приподнялись, в тёмно-коричневых глазах Тинка увидела страдание.
  
  
     - Где больно? - встрепенулась она и нежно провела ладошкой по влажному лбу парня.
  
  
     - В груди больно! - снова тяжело выдохнул Вадим. Вдруг он чуть приподнялся и схватил Тинку за руку и сжал её, слабо, но ощутимо.
  
  
     - Русалочка, - прошептал едва слышно, снова опускаясь головой на её колени, - ты меня не бросишь?
  
  
     - Нет! Я с тобой! Я буду с тобой! Скоро приедет «скорая», - так же тихо заверила его девочка. Юноша благодарно вздохнул и медленно прикрыл глаза, однако Тинкину руку не отпустил.
  
  
     Он крепко держал её за руку, когда через полчаса приехала «скорая помощь». Он судорожно цеплялся за неё, когда санитары на носилках переносили его в машину. Он неотрывно сжимал её пальцы, когда «скорая» мчалась в Караяр, словно через Тинку он получал силы, чтобы бороться с болью, которая не оставила его и после обезболивающего укола. Он ощущал её тепло, тепло, которое стало для него чем-то вроде кислородной подушки. Без неё он бы не выдержал.
  
  
     - Она поедет со мной, - твёрдо заявил Вадим медикам «скорой», те не стали спорить.
  
  
     Любимая Тинкина голубая футболка в белую полоску, подаренная сестрой, была в бурых пятнах крови, но девушка не замечала этого, как и не замечала выпачканные кровью пальцы. Его кровью. Всё стало неважным, кроме влажных огромных глаз Вадима, в которые она неотрывно смотрела. Лишь бы в них была жизнь! Нет, он не умрёт, она не допустит!
  
  
     - Ты дыши, Вадим, глубоко дыши, я тут рядом и помогу тебе, - шептала она, наклонившись к парню.
  
  
     - Я хотел, чтобы ты смотрела на меня и восхищалась, - с трудом выдавил он из себя.
  
  
     - Я смотрела и восхищалась, - ласково откликнулась Тинка и нежно дотронулась губами перебинтованного заново медиками лба парня.
  
  
     - Ты мне всегда нравилась, - Вадим провёл свободной рукой по подбородку девушки и печально взглянул на неё из-под полуопущенных длинных чёрных ресниц. - И нравишься. - Опять тяжело вздохнул. - Я с Милочкой дружил нарочно, тебе назло. Русалочка, не покидай меня. Я не умею плавать. Лодка перевернулась… - (Господи, пронеслось у Тинки в голове, он бредит!) - Никогда не уходи, без тебя мне больно!
  
  
     - Не уйду, - твёрдо обещала Тинка, сжимая пальцы Вадима. - Её голос от слова к слову становился всё нежнее. - Мы с тобой будем дружить вечно, всю жизнь. Никогда не расстанемся. - Всю оставшуюся дорогу она только и говорила об этом.
  
  
     Как только машина скорой помощи въехала в больничный двор, её окружили медицинские работники. Бабушка Вадима тоже ждала здесь. Она не кинулась к носилкам, не подняла крик, молча наблюдала, как переносят внука в операционную, но руки её тряслись, а ноги отказывались идти за носилками. Галина Александровна была в шоке, с того момента, как ей сообщили об аварии. Хорошо хоть, что хирург Моисенко сегодня на дежурстве. У Сан Саныча золотые руки, он спасёт Вадика, всё лучше сделает, чем она.
  
  
     - Тебе туда нельзя! - остановила Тинку, пытавшуюся юркнуть за носилками в операционную, пожилая медсестра, которую все в больнице звали бабой Катей.
  
  
     - Но я не могу его оставить, я обещала быть с ним! - заупрямилась Тинка.
  
  
     - Пойдём со мной, девонька. - Чуть приобняв, баба Катя увела Тинку в приёмное отделение.
  
  
     - Подожди здесь, - сказала успокаивающим голосом, - его врач осмотрит и сделает, что нужно, а ты мешать будешь. В операционную чужих не пускают. Парень твой в надёжных руках. Он будет под наркозом, ничего не почувствует. После операции я скажу, как всё прошло. А ты сиди себе здесь тихо и будь спокойна.
  
  
     Нет, спокойной она никак не могла быть, всю её трясло. Как в забытьи девочка уселась на стул, который ей указала пожилая медсестра и, сжавшись, застыла на нём. В приёмном покое было тихо, дверь после ухода бабы Кати была плотно закрыта. Тишина давила. Это была настороженная, угнетающая, таящая опасность тишина.
  
  
     Сердцу было так больно, как будто туда вонзили острый нож. Как же хотелось Тинке повернуть время назад! И переписать его заново! С того момента, как все сели в машину, а Вадим вслед за Петровым стал выпендриваться на своём мотоцикле перед девчонками. Нет, не перед ними, а перед нею, Тинкой - он же сказал ей об этом. Да и она сама это поняла. Надо было остановить его! Но как? Не могла же она попросить водителя затормозить машину и потребовать от мальчишек ехать на мотоциклах поосторожнее. Это сейчас, задним умом, кажется всё возможным. Как же хрупка и ненадёжна жизнь! Подобно хрустальному стакану может в один миг разлететься на отдельные осколки. И не соберёшь.
  
  
     Вадим, похоже, потерял много крови. Есть ли у него шансы выжить? Даже думать об этом не смей, приказала себе Тинка, он будет жить. Сжав кулачки, упрямо стала твердить про себя: «Будет, будет, будет!». В какой-то момент ей показалось, что Вадим, который находился за несколькими стенами от неё, слышит её. В гнетущей тишине даже промелькнул призывной шёпот парня. Мне надо быть ближе к нему, неожиданно поняла девушка и поспешно пошла к выходу.
  
  
     В больничном саду она с помощью одной из медсестёр, проходившей мимо, определила окна операционной комнаты и села на скамейку в саду напротив этого кабинета, принялась ждать. Мысленно Тинка была рядом с Вадимом.
  
  
     «Миленький, потерпи, всё будет хорошо, скоро не будет больно, тебе всё восстановят, вот увидишь, через неделю ты будешь смеяться над своими и моими страхами, - лихорадочно шептала девушка, не замечая, как по щекам текли слёзы, - и в тебе будет кипеть жизнь, как раньше. Ты можешь со мной не дружить, я не заслуживаю этого. С какой девчонкой захочешь - с той и будешь ходить! Лишь только живи!»
  
  
     Почему-то её мучило чувство вины. Может, своими глупыми сетованиями накликала на Вадима беду? Бабка Дарья, которую в Караяре считали знахаркой, утверждала, не следует бросаться проклятиями и желать людям зла, проклятия и плохие пожелания могут сбыться. Тинка совсем не хотела Вадиму зла, просто в сердцах пожелала плохого, под воздействием момента и настроения. И вот всё как обернулось! Больше никогда она не будет никого проклинать, даже если её смертельно обидят.
  
  
     Прошло довольно много времени. Солнце зашло, и над селом опустился вечер, небо всё темнело и темнело. А операция всё продолжалась. Галина Александровна, как главный врач и опытный хирург, могла бы находиться в операционной, рядом с Сан Санычем, но, к её великому стыду, не смогла там быть больше пяти минут - ей было страшно, всё в ней тряслось от страха за внука, помогать была просто не в состоянии.
  
  
     Чтобы не мешать, ушла в свой кабинет и мучилась горькими мыслями в ожидании. Из окна она заметила в саду на скамейке сжавшуюся в комочек фигурку девочки, той самой, о которой ей сказали, что она первой оказала её внуку помощь и находилась рядом с ним в машине «скорой». Кажется, зовут Тинкой, она графиню в спектакле играла, вспомнила Галина Александровна. Почему-то ей стало легче ждать, зная, что кто-то ещё переживает за Вадима. Мужу она позвонить не могла, страшась за его слабое сердце.
  
  
     Наконец, заглянула в кабинет Катерина. По усталому лицу той ничего нельзя было понять.
  
  
     - Как мой внук? - Страшась услышать ответ, Галина Александровна вся напряглась.
  
  
     - Спит, - глухо выговорила Катерина, - Сан Саныч велел сказать, всё в порядке. Конечно, без сотрясения не обошлось, но не в тяжёлой степени. И не такие уж страшные раны, как казалось. Они заживут, и сломанные рёбра заживут. - В голосе бабы Кати появились жалостливые и одновременно ворчливые нотки. - Говорила тебе, Александровна, мотоцикл рано давать мальчишке. - Не удержалась она укорить подругу, с которой дружила с военных лет, но Галина Александровна её уже не слушала, поток слёз хлынул из её глаз.
  
  
     - Не надо реветь, - сердито шмыгала носом Катерина, украдкой вытирая глаза полой халата, - всё обошлось ведь. Там в саду эта девочка… Надо отправить домой. Пойду, скажу ей об окончании операции.
  
  
     - Я сама скажу, только переговорю с хирургом, надо отправить её на машине, живёт она вроде в леспромхозовском посёлке, путь не близкий. -Перестав всхлипывать, Галина Александровна умылась и направилась к Сан Санычу, чтобы услышать из его уст о состоянии своего внука.
  
  
     Через минут десять она вышла к Тинке. Девочка сразу встрепенулась, глаза её широко распахнулись в ожидании.
  
  
     - Он жив? - испуганно спросила она, от её печального голоса у Галины Александровны всё сжалось внутри.
  
  
     - Жив, слава богу! - облегчённо произнесла бабушка Вадима. - Операция прошла успешно, теперь Вадик отдыхает, будет спать до утра.
  
  
     Губы Тинки скривились, а глаза наполнились слезами, узкие плечики задрожали, и она стала всхлипывать с каждой секундой всё громче и громче.
  
  
     - Ну, будет, будет! - Крепко прижала к себе плачущую девочку Галина Александровна, чувствуя, как у самой тоже текут по щекам слёзы. - Всё уже позади, завтра он начнёт выздоравливать, ты к нему завтра приходи, он ждать тебя будет, а сейчас машина тебя отвезёт домой.
  
  
     Эпилог
  
  
  
     Больше месяца Вадим провалялся в больнице. Выздоравливал не так быстро, как хотелось бы всем. Тинка дважды в день навещала его - утром и вечером. Приходили и другие ребята. Зашла и Милочка, была одна, без Алёнки.
  
  
     - Хочу у тебя попросить прощения, - смущённо начал Вадим, - я не должен был за тобой бегать, думая о другой девочке.
  
  
     - Ты не виноват, - перебила его Милочка, очаровательно улыбаясь, - это Тинка привязалась к тебе как банный лист. - Она словно не слышала окончание фразы юноши или значение её до неё не дошло.
  
  
     - Ты не поняла, - твёрдо выговорил Вадим, чуть повысив голос. - Это я привязался к ней, ну, в общем, влюбился, можно сказать, с первого взгляда. - Он никогда даже Тинке не говорил о любви, а тут вдруг признался.
  
  
     - А у нас что было? - визгливо произнесла Милочка, глаза её недобро сузились в щёлочки, а розовые щёчки пошли белыми пятнами. И сразу превратилась из милой, привлекательной девушки в злобную фурию. – Ха, ты влюбился в неё, а Маслёна без ума от Руслана Кузнецова, тебе только голову морочила! - ехидно бросила она.
  
  
     - Знаю, ей нравился одно время Кузнецов, - спокойно ответил на это Вадим. - Я ужасно её ревновал. Но я влюбился в неё ещё раньше, ещё до того, как узнал её имя. - Он подумал, что не стоит рассказывать эгоистичной Милочке о первой встрече с Тинкой - это их с Маслёной тайна. - Я мечтал о ней всегда.
  
  
     - Фу! - презрительно фыркнула Милочка, сморщив аккуратный носик. -Неужели ты мечтал о такой вульгарной девчонке!
  
  
     - Вовсе она не вульгарная, она особенная! Лучшая из лучших! - бросился на защиту Тинки Вадим. - Разве за годы дружбы ты этого не поняла? Ты бы не дружила с ней столько времени, если бы этого не понимала!
  
  
     Милочка дёрнула плечиком и сердито посмотрела на парня, ничего не сказав, обиженно задрала подбородок и прошествовала к выходу. Вадим облегчённо вздохнул.
  
  
     Незаметно июль вступил в свои права. Яркое солнце так било в глаза, что Тинке пришлось прищуриться, но всё же она сразу заметила показавшегося на пороге больницы Вадима. Сегодня его выписали.
  
  
     Следом за ним шла красивая женщина, судя по всему, это была мать Вадима, которая приехала вчера за ним. Она увезёт сына в Ленинград. Отца Вадима снова переводят в Питер.
  
  
     Прежде чем подойти, Тинка успела разглядеть маму Вадима. Та оказалась самой поразительной женщиной из тех, кого она встречала: высокая, стройная, светло-коричневые волосы уложены локон к локону, так аккуратно, что причёска напоминает парик. Одним словом, она совсем не походила на маму в общепринятом смысле, больше напоминала актрису из кино.
  
  
     Женщина с подозрением оглядела Тинку, и та вдруг застеснялась своего скромного вида - ситцевого цветастого сарафанчика, сшитого год назад, и чуть стоптанных тапочек.
  
  
     - Мама, это Тинка, я о ней тебе рассказывал, - радостно произнёс Вадим.
  
  
     Женщина широко улыбнулась и протянула красивую ладонь с длинными пальцами, которую Тинка легонько сжала и тут же отпустила.
  
  
     - Я рада познакомиться с тобой. - Расцвела улыбкой мама Вадима. -Спасибо, что помогла моему сыну в трудную минуту!
  
  
     - Что вы? - изумилась девочка. - Я ничего не сделала, это всё врачи, а если по правде, то отец Максима Моисеенко, друга Вадима, руки у него от Бога!
  
  
     Через две недели они прощались. Вадим уезжал с матерью. Он так и не сказал Тинке о своей любви. Смешно бы было признаваться, о ней она и без того знала. Души их были вместе, словно они были одно целое. Понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Они много говорили, вместе мечтали, обещали друг другу писать. Договорились встретиться в Ленинграде, может, на зимних каникулах. Решили на следующий год поступать в один институт и никогда не расставаться. Они искренне верили в это, ведь любовь, если она настоящая, никогда не кончается.
  
  
     Конец
  
  
  
     Продолжение книги - роман "Мы обещали не расставаться"
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"