|
|
||
Пятая глава книги П.Дж.О'Рурка "Съешь богатого".1997г. | ||
|
То, что могло пойти плохо в теории с избыточной властью правительства, такой, как в Швеции, в действительности пошло плохо на Кубе, очень плохо. Я впервые взглянул на Гавану на рассвете в марте 1996-го из окна своего номера в отеле "Насьональ". Город был серым из-за серых отметин, присущих тропической коррозии. Яркие цвета были выбелены до грязно-жемчужного. Пепельные полосы шли от текущих крыш, и тёмные круги остались от застоявшихся луж. Плесень покрыла стены, как живая сажа. Даже с высоты десяти этажей я мог видеть дыры во всём: дыры в крышах, дыры в улицах, дыры там, где должны были быть окна. Во всём были дыры, а во всём остальном не хватало целых кусков. Куски отвалились от балконов, карнизов, портиков, от мраморных и гранитных фасадов. В городских кварталах не хватало целых зданий. У некоторых оставшихся зданий не хватало стольких кусков, что я подумал, что они заброшены, пока не увидел висящее бельё. И бельё было полно дырок. Куба выглядела так, как будто проиграла войну. И она проиграла - холодную войну. Но Албания тоже проиграла холодную войну, а Тирана, как я видел год назад, в это время дня была красочным шумным местом: кафе были полными, автомобили сталкивались, уличные торговцы расхваливали во весь голос свой товар. В Гаване было тихо. Я смотрел на огромные волнорезы, упавшие напротив дамбы Малекона, океанского бульвара Гаваны. Тысячи галлонов серого рассола выплёскивались через дыры и бреши в его бетонной мостовой. Потоки грязной морской пены прорывались в сторону бесцветных старых городских домов Малекона. Сегодня выйдет очень мало "туберос" - тех смелых душ, которые стараются убежать из Кубы на связанных вместе пластиковых трубах. Их смыло бы как-раз в чью-то жилую комнату. И очень крошечную жилую комнату, если судить по тому, что я мог видеть. Я сам чувствовал себя очень крошечным. Я прибыл прошлой ночью и пошёл прямиком к бару "Насьоналя", и стал пить "мохитос". Это был второй любимый напиток фаната Кубы Эрнеста Хемингуэя, после допитой после сна спрятанной бутылки джина. "Мохито" делается путём смешивания большого количества сахара с большим количеством рома и недостаточного количества воды с добавлением тёртых листов мяты и сока лайма. Звучит отвратительно, и поверьте мне, следующее утро тоже. Стены бара были украшены чёрно-белыми фотографиями знаменитостей, посещавших "Насьональ", все, за исключением пары второсортных европейских интеллектуалов, до эры Кастро. Грохот плохой румбы доносился от шоу с девушками в гостиничном ночном клубе. После пяти или шести мохитос меня развезло. Если бы вы конструировали социалистическую систему (государство, в котором каждый имеет одинаковый социальный статус), не была ли бы отмена швейцаров в комнате отдыха первым, что бы вы сделали? Если бы я конструировал социалистическую систему (вот это хобби!), я бы хоть разрешил массам посещать отель, которым, как можно предположить, они владеют сообща. Но простые кубинцы не могут зайти в "Насьональ" или в его несколько акров парка на морском берегу, если, к примеру, они не швейцары в комнате отдыха. Некоторым кубинцам удалось пробраться. Когда я шёл вверх по лестнице в 3 часа ночи, в лифте был парень северо-американского типа с молодой женщиной, на самом деле, девушкой, возможно шестнадцати лет. Она была чистой и аккуратно постриженной, одетой скромно, без драгоценностей или макияжа, со сдержанными манерами и, видимо, проститутка. По крайней мере, так подумал оператор лифта. Он приказал ей выйти. Она не была девушкой с томным взглядом, но когда она выходила, томный взгляд пробежал по её лицу. Я взял напрокат машину за запредельную сумму денег. Менеджер компании по прокату автомобилей долго говорил о кубинско-американской дружбе, и как граждане обеих стран желают мира и взаимного сотрудничества, "кроме немногих фашистов, таких, как Барри Голдуотер и тот бомбер из Оклахомы". Этот менеджер, кажется, неплохо заработал на революции. "Как показывает мой 'Ролекс'...", - сказал он, записывая время на моём контракте. И мне пришлось слушать, как ему нравятся женщины с большой задницей. Он дал мне ключи от грязного и с вмятинами японского седана. У меня в графе названия было написано "Тойота", но, посмотрев на внутренности и отделку, я сказал бы, что это было производство компании "Студебекер", фонды которой собирается купить наше правительство, если мы реформируем индустрию инвестиций. Я ехал через центр Гаваны. В 1991-ом Фидель Кастро сказал мексиканской журналистке Беатрис Пагес: "В других латиноамериканских странах миллионы нищих - на Кубе нет ни одного. В других латиноамериканских странах вы видите детей, моющих ветровые стёкла автомобилей, бегающих ради этого среди машин". Я остановился на красный свет. Дети бегали между автомобилями, моя ветровые стёкла. Не то, чтобы было много ветровых стёкол для мытья. Уличное движение в Гаване в основном состояло из велосипедов и пешеходов, которых стало так много, что они стали пользоваться пустыми улицами, и тот, кто смотрел с обе стороны перед тем, как перейти дорогу, был, возможно, параноидальным шизофреником. Люди медленно брели вдоль, торгуя в разнос на скорости четыре мили в час в параллельных полосах, толкая детские коляски в боковые выезды шоссе. Посреди авеню стояли старые леди, озадаченные, что может быть кто-то, кто хочет пройти мимо. Однако, всё же была дорожная полиция, по одному полицейскому на каждом углу, делая Бог весть что весь день. И правила дорожного движения были полностью в силе, хотя светофоры были выключены, а дорожные знаки были нечитаемы из-за коррозии. В Гаване было, например, почти невозможно сделать правильный поворот налево, и все улицы в городе, казалось, идут одинаково налево. Эти улицы пронумерованы нечётными числами с востока на запад и чётными с севера на юг. Я отклонился, чтобы выпить мохитос, когда обнаружил себя на углу Десятой и Одиннадцатой улиц. Центр Гаваны выглядел как Кливленд 1960 года после тридцати семи лет забастовки маляров и уборщиц. Но старый город, La Habana Vieja, был красив. Испанская колониальная архитектура Кубы классическая и строгая, на которую архитектура фастфудов "Тако Белл" повлияла в меньшей степени, чем на архитектуру Мехико. И в отличие от остальных Каррибов, старые здания Кубы сделаны из камня. Остров в течение своей истории страдал от разных периодов небрежения, подобных теперешнему. Возможно, кубинцы старались построить то, что выглядело бы хорошо в качестве руин, покрытых плесенью. Туристические территории старого города были вычищены, и прогресс был в чём-то большем, нежели чистота. Было открыто некоторое число музеев и государственных ресторанов, и они были, как говорит путеводитель "Фодорс" по Кубе, "украшены старинной мебелью, найденной в огромных особняках местной буржуазии". Тактично. За пределами туристических зон, однако, была явная опасность почувствовать на своём опыте свободный социализм - вы могли бы обнаружить, что вы сами являетесь той местной буржуазией, у которой что-то нашли. Более поздним утром улицы Гаваны стали наполняться толпой, но не безумно спешащей толпой. Никто ничего не делал всерьёз и не шёл никуда определённо. Тысячи людей просто слонялись вокруг в будний день в стране, где по закону не было безработицы. Некоторые люди выгуливали собак. Все собаки были старыми и маленькими, каких держат богатые женщины, чтобы говорить с ними, как с ребёнком. Возможно, собаки были оставлены, когда богатые женщины бежали от революции - тридцати-семи-летние миниатюрные шнауцеры, которых заставляли носить драгоценные ошейники и подстригать шерсть у парикмахера. Собаки не выглядели счастливыми. То мясо, которое идёт в собачий корм, на Кубе было бы съедено людьми, если бы оно у них было. И люди тоже не выглядели счастливыми. В Гаване среди праздных толп чувствовались напряжение и неприязнь. Они бросали множество тяжёлых взглядов, хватались за пах, и произносили такие латинские звуки (шипение и сосущий шум губами), особенно в адрес женщин-иностранок. Но когда я действительно встретился с кубинцами (а я встретился с многими из них на автозаправочной станции, когда я въехал "Тойотой" в большую яму, из-за чего переднее колесо сложилось, как бумажная тарелка, на которую положили слишком много картофельного салата), они сияли. Они были приятными, услужливыми, весёлыми, вежливыми. У всех у них были родственники в Юнион-Сити, штат Нью-Джерси. И одна американка рассказывала мне, что когда она выходила в одиночку, шумы прекращались. Или почти прекращались. Мужчины хватались за яйца формально и вежливо. Автозаправочные станции были одним из немногих признаков того, что кто-то что-то делает, чтобы жить. Кубинское правительство не только отменило концепцию безработицы, оно отменило концепцию работ, если не считать упрашивание и донимание незнакомцев купить "настоящие сигары Cohiba", которые "мой хороший друг украл с фабрики". Или парень, который крадёт Cohiba с фабрики, имеет необычное количество хороших друзей, или кража Cohiba - крупнейшая индустрия на Кубе. На улицах Гаваны было даже меньше честной экономической активности, чем на улицах Стокгольма - не было продавцов еды на велосипедах или продавцов безделушек, и только случайные киоски по продаже газет и сигарет, в большинстве которых их не было. На нескольких предписанных местах в городе были рынки искусства и ремёсел. Предметы искусства и ремёсел выглядели так, как будто были сделаны бухгалтерами, юристами, профессорами университетов и другими типами, известными своей безрукостью, которые вышли во дворик с тупыми инструментами, стараясь превратить отходы древесины в панно с Чегеварой и в коробки для сигарет с надписями "CUBA IS BEAUTIFUL", выгравированными на крышках в отчаянной попытке получить доллары США. Мало кто из туристов принес доллары, и наблюдала за ними совсем не малочисленная туристическая полиция. Членство в этом августейшем отделе полиции указывалось на английском языке на нагрудных карманах их униформы. Однако туристическая полиция не преследовала закон моды. Туристы носили дутые кроссовки NBA на тонких ногах, беговые шорты размером с небольшой автомобиль, и идиотские футболки с логотипами. Кубинцы, при всей своей бедности, выглядели намного лучше. Не то чтобы у них была хорошая одежда. Кажется, она была от американских родственников, которые зашли в "Клуб Цен" и набрали полные коробки практичных шмоток. Но кубинцы хорошо носили эту одежду - обтягивающее там, где должно быть обтягивающее, искусно свисающее там, где должно живописно свисать складками, а когда всё износилось, одежда попросту отсутствовала. Голые животы, широкие вырезы на юбках. Пуговицы оторванные до середины. Кубинцы стильные. Кубинцы даже гламурные, особенно женщины. И некоторые женщины были и вовсе чересчур гламурные для середины дня. Потому что на улицах Гаваны был один вид экономической деятельности, и его было много. Стаи женщин стояли вдоль главных дорог, активно занимаясь торговлей, точно как в Л.-А. "Почему та девушка голосует в праздничном платье?" - слышал я вопрос туриста. На Кубе шлюхи были молоденькими, а всё остальное было старым, увядшим, выгоревшим, поношенным. Даже юные пионеры, торжественные ребята с красными галстуками, делающие гимнастику в парке, казались устаревшими детьми, продуктами каких-то туманных недоказанных идей о социальной гигиене. Усталый глупый лозунг "Социализм или смерть" был написан везде. Краска на буквах облупливалась. Вся краска на Кубе облупилась. Полчаса в Гаване было достаточно, чтобы подготовить свой вкус к такому горестному виду, какой популярен в универмагах "Crate & Barrel". Полно обломков и ржавчины. Конечно, в Гаване были хорошие районы. Они всегда есть в таких местах. Мирамар находится к западу от центра города. Вдоль улиц стоят королевские пальмы, а также новые BMW. Весёлого вида особняки построены в стиле, который называется испанским, если вы живёте в Пасадене. Они были идеально ухожены и густо обсажены, и каждый из них принадлежал какому-нибудь кубинскому правительственному учреждению, зарубежной корпорации или посольству, как и автомобили. В промежутках между весёлыми особняками были особняки не такие весёлые. Правительство Кастро "нашло" их и превратило в жилища для "народа". Это было частью свободы, равенства и братства, достигнутых кубинской революцией. Братство в вопросе должно было быть таким, какое изображено в фильме "Дом животных от Национального Пасквиля" (National Lampoon's Animal House). Значительная часть Мирамара выглядела так, как будто это члены братства "Дельта", живущие в нём последние семьдесят два семестра. Все они стали раздражительными и хмурыми. И у них закончилось пиво. Ночью в Гаване было лучше. В городе было так мало огней, что я с трудом замечал короткие замыкания. Это выглядело так, как будто здесь никто не живёт. А так как вряд ли кто-то и хотел, это был законченный вид. Было несколько частных ресторанов. Еда в них была хорошей, и я мог бы поесть за пять долларов. Однако это должны были быть доллары. Никого на Кубе не интересует песо. Даже нищие проверяли, чтобы видеть, или предложенная монета американская. Частным ресторанам разрешалось иметь не более двенадцати мест, и можно было нанимать только членов семьи. Вот насколько далеко кубинское правительство желало идти с капитализмом среди своих граждан. Было бы интересно увидеть, как эта модель работает, если её применить к другим начинаниям свободного предпринимательства, таким как авиалинии. Мама начнёт разносить напитки сразу же, как только младшенький подрастёт настолько, что сможет поднимать посадочный рычаг. Большие рестораны были национализированы, а для нации, которая страдала от суровой нехватки продуктов питания, это означало, что для иностранцев, у которых были доллары, были доступны только рис и бобы. Ха, ха, ха. Шутка над твёрдой валютой. Я хотел бы получать всё, чего мне хочется - лобстеры, бифштекс, сигары Cohiba, действительно сделанные на Cohiba, и ром, старший чем проститутки, сидящие за всеми другими столиками с немецкими бизнесменами. Загвоздка была в том, что не только кубинцы не могли себе этого позволить, но и я тоже. Во "Флоридите", где изобрели дайкири, и где также, по-видимому, изобрели нью-йоркские цены на напитки, коктейли стоили по пять долларов (по обменному курсу чёрного рынка это больше, чем большинство кубинцев зарабатывает за неделю). Также существовала постоянная опасность того, что мне споют серенаду. Гитаристы пачками бродят по ресторанам Кубы. Они знают одну песню - "Гуантанамера". Вот её полные слова: Гуантанамера, Гуантанамера, Гуан-тан-а-меееера, Гуантанамера. Этот неофициальный национальный гимн был популяризован известным кубинским патриотом Питом Зигером. Пропустил ли я что-то? Куба знаменита своим очарованием. Я решил нанять гида. Возможно, он найдёт его для меня. Роберто, как я буду его называть, повез меня в дом Хемингуэя в деревне Сан-Франциско-де-Паула. Это поместье в плантаторском стиле из искусственного белого мрамора на вершине холма с двадцатью двумя акрами земли, домиком для гостей и плавательным бассейном. Я должен помнить о том, чтобы писать жёстче. Есть трёхэтажная башня с кабинетом наверху, где Хемингуэй мог ходить и думать большие мысли. ("Где же это бутылка джина?") А в туалете у главной спальни на полке - замаринованная ящерица. Эта ящерица ввязалась в бой с одним из котов Хемингуэя. Кот победил, но рептилия сражалась так храбро, что папа почувствовал потребность обессмертить её. Выглядело так, как будто кто-то отпил несколько глотков из банки с ящерицей. А второй мыслью было то, что я не уверен, что у меня есть то, что делало бы меня большим автором. Вдова Хемингуэя пожертвовала дом правительству Кастро. А Британия пожертвовала Гонконг Китаю. Роберто был разговорчивым, полным официальной, одобренной правительством информации. По дороге в Сан-Франциско-де-Паула мы проезжали мимо грязных пыльных рабочих кварталов, которые везде превращают кубинский пейзаж в марсианский. Эти здания - не что иное, как бетонные голубятни: шестиэтажные сто метров в длину стопки коробок крохотных квартир, открытых с одного конца. В них должны были быть лестничные клетки, но я не мог их увидеть. Может быть, правительство проходит вдоль них ночью, забирая людей и засовывая их в их голубиные дыры. "Это сделали рабочие!" - сказал Роберто. Хотя, если подумать, то рабочие делают всё. "Правительство даёт им строительные материалы, - продолжал он. - Потом они двенадцать лет платят ренту. А потом они становятся их владельцами!" Другими словами, на Кубе вы можете получить бесплатное жильё, если вы построите его и заплатите за него. Когда мы въехали в La Habana Vieja (в Старую Гавану), Роберто указал на отель с пустыми окнами: "Эту стройку выполняют специальные рабочие бригады. Они могут работать шестнадцать часов в день." Это, должно быть, был час из второй восьмерки. Все сидели в кругу и курили сигареты. "Они получают дополнительный паёк, - сказал Роберто, - большую сумку с мылом, растительным маслом, рисом, бобами..." Речь Роберто звучала так, как будто он описывал большую сумку от, скажем, Tiffany's. "В 1959 году на Кубе было шесть тысяч докторов, - сказал Роберто без всякого повода, - Три тысячи из них после революции остались. А ещё мы готовим новых докторов. К 2000-му году на Кубе будет шестьдесят тысяч докторов!" Но Роберто мог долго рассказывать только то, что говорит правительство. Он не мог оставаться за пределами реальной темы, которая была в каждом кубинском уме всё время: экономическая неразбериха. "Вы видите этих таксистов? - спросил он, указывая на шеренгу такси-только-для-туристов, - Людям нужно зарабатывать доллары. Эти водители могут быть докторами." "На Кубе, - сказал Роберто, - доступно всё что хотите - за доллары." Но людям платят в песо, даже если они работают на зарубежные компании, что в действительности делает Роберто. Национальный туристический сервис больше не принадлежит нации. Он был продан заморским инвесторам. Эти люди платят 300$ в месяц за услуги Роберто. Но они не платят Роберто. Они платят кубинскому правительству. Кубинское правительство затем платит Роберто 150 песо в месяц. Представление того, чего стоит кубинское песо - сложный экономический расчёт. Если выразится дилетантскими терминами, в достаточно близком приближении - ничего не стоит. Песо почти исключительно используется для покупки пайковых товаров. Кубинская пайковая система проста: там ничего нет. Хотя вы можете достать пачку сигарет в действительности очень низкого качества за десять песо. Тогда зарплата Роберто - это блок сигарет и пол-затяжки. Роберто мог, однако, получать доллары в качестве чаевых. Их выпрашивание конечно же является подтекстом его экономических дискурсов. Он был учителем, но не мог прожить на зарплату. Его жена инженер-химик, но её химический завод закрыли три года назад. Пока мы ходили по старому городу, Роберто встретил другого инженера, сейчас работающего столяром за доллары, делая стол, за который ему заплатили. - Просто чтобы себя прокормить, - говорит Роберто, - мы должны пойти в четыре рынка: в пайковый магазин, возможно, за рисом; потом в правительственный долларовый магазин (он очень дорогой); потом на долларовый рынок, где фермеры могут продать то, что они вырастили, если они вырастили больше правительственной квоты; а потом на чёрный рынок. Мы ехали вдоль по Авенида Боливар через то, что раньше было в Гаване районом шопинга. Сотни магазинов стояли закрытые и пустые, и так с 1968 года, когда последние маленькие бизнесы были национализированы. "Здесь был универмаг Sears," - сказал Роберто, показывая на самое большое пустое здание, - "Но сейчас у нас нечего продавать." Частенько тут и там Роберто прерывался и выдавал официальную скороговорку: "А здесь мемориал Юлиусу и Этели Розенберг. Наверное у вас в Северной Америке есть их памятник?" Я сказал, что я так не думаю. Но больше всего Роберто хотел поговорить о свободном предпринимательстве. Он и его жена спали на матраце, который его мать купила, когда вышла замуж. "Мы много раз его чинили. Иногда мы ловим телевидение из Майами. О, какие там матрацы "Бьюти Рест"! И какие хорошие цены!" Роберто был оптимистичен. Он продолжал показывать мне новые частные семейные рестораны. "Смотри, вот ещё один!" Он показал на пиццерию. "Вон там ещё!" Он показал на несколько пиццерий. На Кубе тонкий край клина капитализма приходит плоский или с пепперони. Роберто думал, что скоро откроются небольшие частные магазины розничной продажи. Он думал, что новый правительственный "конвертируемый песо", курс которого прикреплён к доллару в соотношении 1:1, станет национальной валютой. Он даже был энтузиастом того, что касается новых сборов, которые собирались ввести кубинские власти, такие как пошлина на шоссе. "Может быть у нас будет лучше сервис", - сказал он. Роберто сказал мне, что экономика "вернулась назад с низшей отметки 94-го года, немного", и что это благодаря частным бизнесам. "Единственное что сейчас контролирует правительство, это налоги", - сказал Роберто. Он ошибался. Фидель Кастро в своей речи к Кубинской Национальной Ассамблее в конце 1996 года так описал экономические реформы: "Мы узаконили грабёж." Потом Кастро и в самом деле объявил подоходный налог на частных предпринимателей. Но худшее, возможно, ещё впереди. Рауль Кастро, брат Фиделя, обратился к Центральному Комитету Коммунистической партии, разглагольствуя об экономических переменах,иностранных влияниях и частных предпринимателях, желающих обогатиться. Газета Коммунистической партии в репортаже о собрании комитета писала: "La sicologia del productor privado... tiende al individualismo y no es fuente de conciencia socialista." Однако если это перевести, то для бизнеса это не обещает ничего хорошего. (Кстати, партийная газета названа в честь яхты, на борту которой Кастро проник на Кубу в 1956-ом. Яхту купили у американца, который назвал её в честь любимого родственника. Кастро этого не понял. Именно поэтому официальный орган Кубинской Коммунистической партии называется "Бабушка", "Granma"). В тот вечер, после того как Роберто получил достаточно чаевых, я пошёл в бар на восточной стороне гаванской гавани с европейским репортёром, который годы жил на Кубе. Он думал, что экономические реформы закончились. Он сказал, что власти "всё ещё подчёркивали, что инвестиции извне не является жизненно важными", и что они "всё ещё думают, что государственный сектор можно сделать более эффективным". Он процитировал канадского дипломата: "Продвижение экономических реформ на Кубе определяется кривой обучения Фиделя Кастро экономике. А он учится медленно." Пока мы беседовали, на террасу вышла молодая кубинская женщина. Она игнорировала нас очень непроституционным способом, выбрала стул как раз в пределах слышимости и начала, по-видимому, оценивать городской горизонт. - Я бы купился, если бы она была туристкой, - прошептал репортёр, - но кубинцы не ходят в долларовые бары полюбоваться видом. Есть один животрепещущий, волнующий и очень эффективный сектор официальной кубинской экономики: полиция. Я ехал через район Ведадо на западе Гаваны, совершенно отчаявшись повернуть налево. Наконец я просто взял и повернул. Почти через милю, в совершенно другом районе города, на улицу вышел полисмен, махнул мне и вручил штраф за пересечение сплошной. Для этого отведено место в договоре ренты, и штраф вычитается из депозита. Всезнание дорожных копов было довольно пугающим, но я как раз ехал с визитом к супружеской паре диссидентов. Ну, "супружеская пара диссидентов" - это немного драматично. Они ни против чего не протестовали. Они просто хотели уехать из Кубы. Они поехали в Швецию и попросили убежища. Но щедрая шведская политика по отношению к беженцам не распространяется на беженцев из прогрессивных социалистических стран, которым Швеция даёт миллионы долларов иностранной помощи. Их отослали обратно. И сейчас они под постоянным колпаком. Они жили в потрёпанном многоквартирном доме-башне с пустой шахтой лифта, запахом мочи на лестничных клетках, с выкрученными лампочками в светильниках, и даже стекло из окон в холле было украдено. А в Гаване этот жилой район считался хорошим. Квартира была унаследована от родителя, который был официальным лицом в революционном правительстве. "Приходите в пятницу, - сказали ранее супруги, - Тогда не выключают электроэнергию." Там было пять комнат, маленьких комнат (нельзя было печь блины на кухне, не стоя в коридоре), но всё-таки это были пять комнат, и ванная (когда была вода). И в окнах-жалюзи было сломано совсем немного пластин. Карлос и Донна (конечно, это не их настоящие имена) вышли из семей, которые процветали (семей, которые, так уж случилось, не хотят с ними разговаривать). Низкая комната с узкими стенами была наполнена множеством большой тёмной мебели из более богатых времён, как обед на День Благодарения на двенадцать человек, засунутый в микроволновку. Я почувствовал клаустрофобию, хотя я был на высоте пятого этажа, и вдали был виден блеск океана. Карлосу и Донне не разрешали иметь работу, но каждый из них знал четыре языка и мог найти работу гида и переводчика при разных группах делегатов академических, филантропических конференций и посетителей кинофестивалей, которые всегда заезжают на Кубу в поисках международного понимания и загара. - Здесь вы должны любым путём заработать доллары, - говорит Карлос, - "Доллары или смерть", как говорят все. Он показал мне пайковые книжки, где были категории для всего от табака до одежды. Таким образом в 1996 году на семью был доступен один литр столового масла. В то же время яиц было в изобилии - четырнадцать в месяц на их двоих. Карлос и Донна также получали два куска мыла в месяц несколько месяцев. Фактически не было мяса, и, кроме того, оно было несъедобным. - Все красное мясо было национализировано, - сказал Карлос в качестве объяснения. Кубинская национализация сделала с товарами и услугами то, что развод делает с родителями мужского пола - вдруг они начинают отсутствовать большую часть времени, а остальное время они бесполезны. Кубинцы не могут даже достать в пайковых магазинах настоящее кофе. Они получают зёрна кофе вперемешку с теми бобами, которые вы можете найти в тортиллах*. Это имеет такой вкус, что вызывает судороги в желудке. На немногие признанные деликатесы Кубы (кофе, ром, сигары) нужны доллары, и много долларов. И даже это не всегда работает. "Монте-Кристо коронас", купленные мной в правительственном магазине, имели вкус и тянулись как ручка, зажженная на конце. Карлос и Донна имели ещё одно трение с законом. Кроме совершения гнусного преступления попытки уехать они также были пойманы с долларами. До середины 1993 года для кубинцев было незаконным владеть долларами. Если учесть то, чего стоили песо, это означает, что для кубинцев было незаконным иметь деньги. Карлос и Донна нашли шестьдесят долларов, засунутых в книгу, которая досталась им по наследству. Они оделись в свою лучшую одежду, и, бегло разговаривая по-французски, решили пройти как иностранцы в один из прибрежных отелей. "Чтобы взять чашечку приличного кофе," - сказала Донна. Но швейцар отеля не обманулся. Возможно, они и получали лишь два куска мыла в месяц, но это было больше, чем используют большинство французских туристов. Как только Карлос и Донна пришли домой, их арестовали. Они избежали серьёзного срока в тюрьме, возможно благодаря своим связям с иностранными дипломатами. Но им угрожало шесть или семь лет заключения. А годом позже квартальный капитан (правительственный шпион, живущий на каждой кубинской улице) вызвал их и опять пригрозил тюремным заключением. - Когда доллары стали законными, - сказал Карлос, - все были счастливы. Я не был так счастлив, думая о всех тех людях, которых закрывали иногда на годы просто за то, что у них было один или два доллара. - И всё же у меня нет никакой ненависти к системе, - сказал он, - Но это просто ради себя, ради моего собственного блага. Я не хочу, чтобы ненависть разрушила меня. - Когда мы не смогли уехать, - сказала Донна, - мы какое-то время были в отчаянии. Затем мы включились в благотворительную работу церкви, в их больницах. Это создало новый смысл. - Сейчас мы счастливы, - сказал Карлос. Но у них нет детей. Для этого они чувствовали себя слишком отрезанными от кубинского общества. Карлос даже не знает, живы ли ещё его родители. И Куба - это точно не то будущее, которое большинство из нас планирует для своих детей. Разве что мы по-настоящему помешаны на маленьких крохах. - Революция принесла некоторые блага, - сказал Карлос, - по крайней мере, поначалу. Стало лучше с жильём, но это благодаря тому, что раздавали жильё, украденное у других. Медицинская помощь бесплатна, но и стоит того же. Я могу пойти к доктору, но он ничего для меня не сможет сделать. Именно поэтому Католическая Церковь должна иметь свои собственные больницы. Образование тоже бесплатно. Но это индоктринация. Это не настоящее образование. Потом они заставляют студентов работать на уборке сахарного тростника. Конечно же студенты ломают сельское хозяйство. Им всё равно. Они не знают, что они делают. Карлос и Донна думали, что важно, чтобы люди знали, какое Куба бедственное и ужасное место. "Не ради будущей мести," - сказала Донна, - "а из-за хрупкости памяти. Люди забывают, как это было плохо, так же, как они уже забывают это в России. Но ещё важнее то, что они забудут почему так стало." Тогда многое придётся забывать. Социализм на Кубе правил отвратительно. Сотни приверженцев свергнутого режима Батисты были казнены, и тысячи были посажены в тюрьмы. Гомосексуалистов, Свидетелей Иеговы и людей с антителами СПИДа сослали в концентрационные лагеря. Критиков правительства отправили во внутреннюю ссылку или заключили в психиатрические больницы. Группа за права человека "Американский Дозор" сообщила, что на Кубе содержится "больше политических заключённых в процентах от всего населения, чем в любой другой стране мира." "Фридом Хаус", про-демократическая организация, чей опекунский совет это идеологический диапазон от Жанны Киркпатрик до Эндрю Янга, говорит: "Есть постоянная видимость пыток и убийств в тюрьмах и психиатрических учреждениях... Местные активисты по правам человека говорят, что в более чем 100 тюрьмах и лагерях содержится от 60.000 до 100.000 заключённых всех категорий." (Это более чем вдвое больше щедрого американского уровня заключённых на душу населения.) Сколько из этих категорий являются политическими? Ну, с социалистической точки зрения - они все. И каждый нормальный кубинец возможно собирается рано или поздно загреметь в тюрьму в любом случае, потому что, согласно Международной Амнистии, к серьёзным проступкам на Кубе относятся "незаконные собрания", "неуважение", "опасное поведение", "незаконная печать" и "сопротивление". Сам Кастро был в тюрьме некоторое время при прежней администрации, и в письме 1954 года из своей камеры он писал: "На Кубе нам нужно много Робеспьеров." Я знал, что в социализме скрыт потенциал бедствий, но что стало причиной того, что он был освобождён на Кубе, а не в Швеции? Я спросил Карлоса и Донну, было ли что-то фундаментально отличное социалистической идеологии Кубы? Или просто злые люди взяли контроль над социализмом на Кубе? - Ни то, ни другое, - сказал Карлос, - Это из-за власти. Они здесь имеют тотальную власть. Подумайте, что бы вы сами делали, если бы у вас была полная власть над всеми. Неприглядная картина, соглашусь. И я даже не социалист. Социалисты думают об обществе как о гигантском липком куске ваты. И ни одна часть этого резинового шара (в частности, ни одна интимная деталь вашей частной жизни) не может ускользнуть от пристального взгляда социализма. Свидетельство - шведский министр потребления, религиозных, молодёжных и спортивных дел. Социализм наследственно тоталитарен в своей философии. Шведские социалисты проявили некоторую степень сдержанности. Кубинские социалисты не утруждали себя этим. На Кубе власти имеют право, как у Кенна Старра в большом жюри, вмешиваться в любой аспект существования, неважно насколько тривиальный. Представьте себе применение марксистской теории к рок-н-роллу, а это то, чем предположительно занимается "Union de Escritores y Artistas de Cuba", или UNEAC - официальный профсоюз творческих личностей. Карл Маркс сказал в "Капитале": "Ничто не может иметь ценность, не будучи объектом использования. Если что-то бесполезно, то и труд, в него заложенный, бесполезен, не может быть признан трудом, и поэтому не может создавать ценность." Пройдитесь по Бетховену, и как? Профессор доктор Хосе Лойола, который был, согласно его визитной карточке, "композитором и музикологом" и "первым вице-президентом" UNEAC, говорил со мной о полезности. В особенности же он говорил о попытках втянуть кубинские элементы в рок-н-ролл, чтобы подвергнуть империалистическому влиянию США. Секс, наркотики и ча-ча-ча? Офис профессора доктора Лойолы находился в милом городском доме девятнадцатого века, ископаемом такого типа, который должен бы принадлежать рок-звезде. Хотя я был в гостях у настоящей кубинской рок-звезды Сантьяго Фелиу (который, по моему заключению, является большим гением, потому что я не мог найти никаких его кассет или CD, а хороших вещей никогда нет в магазинах на Кубе). Как бы то ни было, Фелиу жил в том, что выглядело, как квартира вне кампуса дипломированного студента, продолжающего учёбу. Городской домик UNEAC был испорчен дешёвой мебелью и шаткими стульями с хромированными ножками, так любимые бюрократами везде, а также фотографиями Фиделя там, где обычно висят произведения искусства. Пока мы сидели в части бывшей столовой, которая сейчас была тесным офисом профессора, несколько раз отключали электроэнергию. Я спросил, как музыканты попадают в этот союз. Они посылают прошение с хронологическим (curriculum vitae) списком своих важнейших концертов, выигранных наград и призов, а также сделанных записей. Потом комиссия из трёх или четырёх "престижных музыкантов" собирается и решает вопрос о принятии или отказе. Как, собственно, и везде люди попадают в бизнес. ВЕДУЩАЯ ГИТАРА И ГРУППА "THE DRIVEWAYS" ИГРАЛИ: КОМНАТА ОТДЫХА МАЧЕХИ; НОЧЬ С ОТКРЫТЫМ МИКРОФОНОМ; МАГАЗИН КОФЕ "ЖАЛКАЯ БОРОДА" МНОГО ОТЗЫВОВ, В ОСНОВНОМ ОТ ПОЛИЦИИ СИЭТЛА В ПРИЛОЖЕНИИ: ОТРЫВОК АВТОРСКОЙ ПЕСНИ; "ЖИЗНЬ ПАХНЕТ" Мик? Элтон? Мы принимаем его? Я спросил, что делает UNEAC для своих членов. - Престиж организации открывает многие двери, - сказал профессор доктор Лойола, - она продвигает работу артистов берёт на себя заботу об некоторых их... э-э-э... материальных проблемах. Другими словами, вы голодаете, если вы не в UNEAC. - А что, если вы не её член? - спросил я. - О-о, большинство артистов не члены, - сказал профессор доктор Лойола, - На Кубе четырнадцать тысяч профессиональных артистов. Только четыре тысячи являются её членами. У других десяти тысяч есть Министерство Культуры, чтобы поддерживать их работу. Так же, как правительственное Национальное Публичное Радио играет "Жизнь пахнет" группы "Дороги" (The Driveways) в передаче "Обо всём". - С какого рода проблемами сталкиваются музыканты на Кубе? - спросил я. - С материальными проблемами. - С материальными проблемами? - Возможно, - сказал профессор доктор, - если бы у нас были магазины, где они могли бы купить свои инструменты, было бы лучше. - Могло бы быть, - сказал я. - Некоторые люди получают музыкальные инструменты от Министерства Культуры, - он схитрил и поменял предмет разговора. - К тому же, на Кубе есть много самодеятельных музыкантов. Они формально нигде не обучались. Сейчас есть школа повышения квалификации для самодеятельных музыкантов. К нашему стыду этого не было на сельском юге Америки во времена Хадди Ледбеттера и Молнии Сэма Хопкинса. Если бы у них была возможность работать в Нью-Йоркском Филармоническом Оркестре, они бы не были такими "убитыми". - Что делает UNEAC, - спросил я, - если у артиста возникают проблемы с правительством? - Если он прав, мы поможем ему выбраться. А если он неправ, мы поможем сориентировать его в правильном направлении, - сказал профессор доктор Лойола с совершенно серьёзным лицом. С 1958 года кубинское правительство "ориентирует" всех в "правильном направлении", при этом производя полную путаницу в кубинской экономике. И одно, что в этом так запутанно, это то, что невозможно измерить, насколько она запутана. Надёжной кубинской экономической статистики просто нет. Возможно, одной из вещей, которые не дают Швеции превратиться в Кубу это то, что когда доходит до публикации честных отчётов обо всём, что делает правительство, шведы не могут себя остановить. Кубинцы же сопротивляются этому искушению. Кубинское правительство понимает, что у него нет мотивов говорить правду об экономических условиях, даже самому себе. А что касается кубинской экономики чёрного рынка, то преступники не выпускают ежегодных отчётов. Все, в том числе кубинские официальные лица, согласны, что кубинская экономика сократилась по меньшей мере на треть с 1980-тых. Но на треть чего? Валовый Внутренний Продукт Кубы на душу населения за 1995 год, например, был вычислен в 2058$ кубинскими экономистами-диссидентами, 2902 $ кубинским правительством, 3245$ благожелательно настроенными розовыми американскими академиками и наивысшая оценка Департамента Коммерции США - 3652$. Сейчас ВВП на душу населения на Кубе около 1200$ по словам Национального Банка Кубы, или 1480$, если вы верите ЦРУ, в то время как "Columbia Journal of World Business" думает, что цифра может быть снижена до 900$. Никто не знает. Так же как никто не знает, что стоит песо. Официальный обменный курс песо такой же, как у нового "конвертируемого песо": один песо равен одному доллару. Но даже кубинское правительство не заявляет, что верит в это. Курс чёрного рынка в марте 1996 года был 21 песо за доллар. Но и здесь было что-то не так. Два года до этого курс был 150 песо за доллар. И доллары не стали менее необходимыми или более доступными. Специалист по Латинской Америке Дуглас У. Пейн думает, что кубинская секретная полиция стала управлять черным рынком. Или же кубинское правительство использовало конвертируемый песо (который хоть и напечатанный в светлых тропических тонах, в сущности является подделкой денег США) чтобы наполнить пункты обмена валют. Когда правительство более коррумпировано, чем вы, могут происходить странные вещи. Правдивым ответом на ребус с обменным курсом может быть то, что обменного курса нет. Только сумасшедший будет будет покупать за доллары США что бы то ни было, напечатанное кубинским правительством, кроме выездных виз. "Придёт день, когда деньги не будут иметь ценности," - сказал однажды Фидель Кастро в припадке марксистского утопизма. Но по-видимому он имел ввиду это. На Кубе больше можно было узнать, смотря по сторонам, чем стараясь произвести подсчёты в уме. Я пошёл в выставочную палату Министерства Торговли, и там, предложенные для продажи на экспорт по всему миру, были: кокосовая кожура, разрисованная под черепаху, корзины, которые казались сплетёнными людьми в рукавицах, постеры тёмных брэндов рома, портреты Чегевары, и тряпичные куклы тёти Хемины полдюжины размеров. У кубинцев, возможно, не из того места растут руки, но зато они мастера обвинять. Они обвиняют Советский Союз. И не без причины. Когда распался Советский блок, кубинцы потеряли где-то от 4 до 6 миллиардов долларов ежегодных грантов, субсидий и торговых концессий. Исходя из меньшей цифры, это доллар на человека в день для каждого жителя страны. На Кубе можно прожить и за меньшее, чем это, и это приходится почти каждому. Конечно, Советы получали что-то взамен этой помощи. Они получали сахар, кобальт и никель. Именно поэтому было так легко достать плитку кобальта и никеля в сахаре в московских ресторанах в 1980-е. К тому же Советы стали огромной болью в заднице Соединённых Штатов. Но кубинское правительство получило роскошь абсолютной бессменности. Правительство Кастро получало полные лодки денег от Советского Союза и забрало также весь бизнес, все отрасли и землю на Кубе. Швеция могла отдалживать процветание, Куба же старалась его выпрашивать и красть. И вот Советский Союз обвиняется в кубинской бедности, потому что Советский Союз распался, что означает, что на самом деле это вина Америки. Как обычно. Кубинцы винят в своих бедах Соединённые Штаты по меньшей мере со времён независимости в 1902 году и, возможно, с тех пор, как Колумб проложил курс слишком далеко на юг и ему не удалось стать американским гражданином. Даже когда Хосе Марти возглавлял борьбу за свободу от Испании, он объявил Соединённые Штаты "монстром". И он в то время проживал в Соединённых Штатах. Мой гид Роберто сказал мне, что взрыв на боевом корабле "Мэйн" был просто "американским поводом ввязаться в кубинско-испанскую войну". Неважно, каким образом Куба победила. С другой стороны, Соединённые Штаты были не совсем идеальным ближайшим соседом. "В этот самый момент я так сердит на эту дьявольскую маленькую Кубинскую Республику, что я бы стёр её народ с лица Земли," - сказал Тедди Рузвельт в 1906-ом. Американские вооружённые силы оккупировали Кубу с 1899-го по 1902 гг., и с 1906 по 1909 гг. Следующая интервенция была в 1912-ом и множество угроз, а ещё опосредованное вторжение в Заливе Свиней в 1961-ом. И торговое эмбарго США, вступившее в силу со следующего за этим года, определённо показывает кубинцам жест "стереть этот народ с лица Земли". Кубинцы подсчитали, что к 1996 году это эмбарго стоило им от 38 до 40 миллиардов долларов. Но так случилось, что это намного меньше того, что они получили от Советов, делая то, за что на них наложили эмбарго. Но к чему придираться. Мы здесь говорим о политике, а не о причинах. Затем в 1996 году появился "Акт о кубинской свободе и демократической солидарности", или так называемый "Акт Хелмса-Бертона", по имени его уважаемых спонсоров в Сенате и Палате США. Он прошёл с подавляющим большинством, потому что Куба как раз сбила два частных самолёта с изгнанными противниками Кастро, которые имели привычку сбрасывать листовки на Гавану. Возможно листовки содержали опасную информацию о ценах на матрацы в Майами. "Акт Хелмса-Бертона" усилил эмбарго, установив санкции не только на тех, кто торгует с Кубой, но и на тех, кто торгует с теми, кто торгует с Кубой, и с теми, кто назначает свидания им, их друзьям и их домашним животным. Или что-то подобное. Жёстко. И кубинцы вскипели. По всей Гаване стены были разрисованы шестифутовыми комиксами, изображавшими сенатора Джесса Хелмса как Гитлера и Дядю Сэма как Гитлера, и снова Джесса Хелмса как Гитлера. Кубинцы, кажется, не знали, как выглядел республиканец Дэн Бертон. Если подумать, то и я не знаю. Конечно, это эмбарго - глупость. Это даёт Кастро прощение за все нелады в его гнилом обществе. А свободное предпринимательство предполагалось будет противоядием от социализма. Нам не надо было бы запрещать американским компаниям вести бизнес на Кубе, нам надо было бы заставлять их его делать. Если необходимо, то и высадить их на берег с помощью ВМФ. Хотя, я думаю, мы уже это пробовали. А кубинцы сделали глупость, что попались на наживку. Есть другой маленький остров по соседству с гигантской мощной державой, которая грозит вторжением и усиливает эмбарго уже несколько десятилетий. И Тайвань повёл себя правильно. Я пришёл с двумя американскими газетными репортёрами, чтобы взять интервью у кубинского экономиста Хирама Маркетти, профессора Гаванского Университета и консультанта по индустриальному планированию в различных государственных компаниях и правительственных агентствах. Я хотел узнать, что такое говорить с "экспертом", которому не разрешено говорить мне факты и, возможно, не разрешено их знать. Маркетти с серьёзным видом сказал, что эмбарго США стоило Кубе 42 миллиарда долларов, подняв сумму на пару миллиардов долларов выше той, которую привел в своей книге "Остров в осаде" советник Министерства Иностранных Дел Кубы Педро Прада (доступной на английском языке в сувенирных магазинах отеля с дополнением "Оппоненты блокады", где перечислены Денни Гловер, Синди Лаупер и Чич Марин*). Маркетти с серьёзным видом согласился, что всё паршиво. Среди некоторых групп населения очевидно недоедание. В течении последних нескольких лет, по его словам, для среднего кубинца потребление витамина А упало на 35 процентов, железа - на 40 процентов, а витамина С - на 15 процентов. Последний пункт интересен для страны, в которой цитрусовые деревья в основном растут как сорняки. Маркетти, выглядя ещё более серьёзно, сказал: "Наибольший процент располагаемого дохода уходит на еду, обычно более 50 процентов. Чтобы наладить снабжение, нам нужен свободный рынок." - Совокупные иностранные инвестиции, включая контракты, составили 2 миллиарда долларов с1992 -го, - сказал Маркетти, выглядя в этот момент гордым. Хотя мой друг европейский журналист думал, что всего лишь около 750 миллионов долларов было дано за всё время, а в отрывке из статьи в "Нью-Йоркской Юридической Газете" даётся оценка всего в 500 миллионов долларов. - Добыча никеля дает 50 миллионов долларов только одних зарплат, хотя такие цифры обычно не разглашаются в целях безопасности, - сказал Маркетти, выглядя хитрым и доверительным. Газетные репортёры начинали скучать. "Какой эффект на семьи и общество оказывает долларизация?" - спросил один из них. В бюрократическом забытьи Маркетти сказал: "Номер один: иностранные инвестиции. Два: интенсивное развитие туризма. Три: открытость для иностранной торговли." Сестричка вышла голосовать и кто-то вложил в неё иностранные инвестиции. Всё это часть интенсивного развития туризма на Кубе. Парень, а она открыта для иностранной торговли? - А что вы скажете о проститутках? - спросил один из репортёров, более или менее читая мои мысли. - Есть слухи, что правительство закрывает на них глаза за те доллары, которые они приносят. В один миг в Маркетти появилось более человечности, чем энтузиазма. - Они очень недорогие, - сказал он, - Они очень образованные. Они очень молодые и красивые. Куба - это страна, привлекающая туризм дешёвым сексом, - сказал он, не моргнув глазом. Маркетти снова постарался выглядеть серьёзным. - Кризис оказал негативный вклад на общество, но мы не можем его устранить репрессивными мерами. Это же вам не девочки, разбрасывающие листовки с ценами на матрацы. - Мы должны искать другие решения, такие как образование. Но он же только что сказал, что они образованные. - Некоторая часть кубинской молодёжи видят в проституции решение экономических проблем. Что же касается самого Хирама Маркетти, он продавал свой отчёт по кубинской экономике, по пять долларов за экземпляр. До революции годовой доход на душу населения составлял 374$ - это 1 978$ в сегодняшних долларах. Таким образом, Куба беднее, чем была, хотя бедность распространилась несколько больше. Правительство Кастро такое же бесчестное, каким было дореволюционное правительство. Современная коррупция включает большую жажду власти, чем страсть к выгоде, но это на самом деле ещё хуже. И развратный секс продолжает оставаться доступным, если вы можете утащить шлюх из-за спин операторов лифта. Увеличение количества людей, которые уводят шлюх из-за спин операторов лифтов, таким образом - лучшее, что могло бы сделать кубинское правительство, чтобы улучшить экономику. Предполагалось, что туризм будет спасением теперь, когда Советский Союз испарился, а за фунт сахарного тростника давали меньше, чем за фунт садового суглинка. Кубу посещало около 700.000 туристов в год, что более чем на 100 процентов больше, чем в 1990 году. Кубинское правительство ожидало, что иностранные компании инвестируют дополнительно 2,4 миллиарда долларов в туристическую отрасль к 2000 году. Это должно будет удвоить количество отельных номеров на острове. И каждый из этих номеров будет занят, по моим предсказаниям, кем-то таким же сердитым, как я. Потому что Куба не делает достаточно того, что требуется для туризма. Когда я прошёл регистрацию в отеле "Насьональ", мне дали комнату менеджера, в которой он проживал. Мне дали другую комнату. Карточка-ключ не работала. Коридорный сходил за другой карточкой. Потом не работал сейф (это серьёзная проблема, потому как американцы не могут пользоваться кредитными карточками на Кубе и должны вести все дела с наличностью, ужасную кучу которой мне приходилось носить с собой). Когда я вернулся из бара отеля, накачанный "мохитос", карточка-ключ снова не работала. Я пошёл вниз, чтобы взять другую. Лифт пришлось ждать десять минут. Новая карточка не работала. Я вернулся назад. Лифт забрал ещё десять минут. Другая карточка тоже не работала. Горничная разрешила мне войти. На рассвете следующего утра меня разбудила серия чирикающих звонков от правительственного туристического сервиса внизу по лестнице в вестибюле. У "КубаТрот" или "Гаван-а-Вэкэйшн", или как он назывался, был водитель и переводчик и что-то ещё, возможно, цирковой слон, которые ждали меня, ясные и ранние, готовые и полные желания, во всеоружии, чтобы отвести меня, куда я пожелаю, только не обратно в кровать. Ничего такого я не заказывал. На рассвете следующего утра мне позвонил оператор и сказал, что мне нужно "немедленно прийти к пункту регистрации". Когда я спустился вниз по ступенькам, клерк за столом сказал: "Нет, ничего." Когда я поднялся по ступенькам, карточка снова не работала. На рассвете третьего утра набрали не тот номер. На четвёртое утро это был кто-то возбуждённо тараторящий по-французски. Зато я всегда просыпался ко времени завтрака. Каждый день я заказывал кофе, тост и апельсиновый сок, и я никогда не получал то же самое дважды. Я поехал на морской курорт в Тринидаде на карибском побережье, и на рассвете зазвонил телефон - повесили трубку. Я заказал кофе, тост и апельсиновый сок, и получил кофе, апельсиновый сок и сырный сандвич, политый кетчупом. На следующее утро около семи к моей двери прибыл официант по обслуживанию номеров, без вызова, с тарелкой булочек к обеду. Пока я рассчитывался, у приёмного стола находилась рассерженная канадская пара, говоря: "Мы получили сообщение. Вы сказали нам: "Звонок из Торонто", - и ничего более, а-а? Мы думаем, что возможно что-то не так дома. И мы всё пытаемся и пытаемся позвонить, и разве мы дозвонились, а-а? И это стоило нам пятьдесят долларов. А нам вообще никто не звонил." Я приехал в Тринидад по аутописте, которая имеет шесть полос... четыре полосы... иногда две полосы... Русские никогда уже не закончат её. В любом случае на ней нет ничего похожего на разделительные линии. Аутописта идёт от Гаваны на юго-восток через середину острова. Было так мало движения, что коровы щипали бурьян, проросший через щели в дорожном покрытии. Я наткнулся на радикальную мечту эколога. Или то, что казалось таковым до того, как я проехал мимо восточно-германского тракторного трейлера, выпускающего облако выхлопных газов цвета сажи длиной в милю. Когда вы едете по Кубе, вы должны смотреть по сторонам, но вы никогда не будете знать, на что вы смотрите. Это может быть что угодно. Конечно же, ямы на дороге, некоторые из них достаточно большие для пары стульев и кофейного столика. Затем люди, которые выпрыгивают из-за обочины, остервенело, отчаянно и даже неистово стараясь продать вам одну луковицу или связку чеснока. Или бледный, похожий на жир, кусок чего-то. Сало? Фунт мяса? Это оказался домашний сыр. На каждом перекрёстке главной дороги было много голосующих - не проститутки ,а простые люди, среди них целые семьи. Транспортная система Кубы в глубокой заднице. Как говорит путеводитель Fodor's, "будьте готовы прождать три дня до следующего автобуса". Стоя среди людей с поднятыми большими пальцами рядом с дорожной полицией. Они останавливают легковые машины и грузовики (хотя не те, на которых есть лицензионные таблички "tourista") и заставляют их брать пассажиров. Копы помогают вам проехать задаром - сейчас здесь была революция, в таком виде, в каком я планировал её тридцать лет назад, когда курил много дури. Вот только не совсем в таком. Причина того, что так много людей голосовали посреди незаселённой местности было то, что их послали туда работать на уборке сахара. Я не припоминаю, чтобы в рае для трудящихся в моих радужных фантазиях в действительности был какой-то настоящий труд. Везде вокруг меня шла уборка сахара. Я не эксперт по сельскому хозяйству, но я почти уверен, что подпирание заборов, расхаживание с руками в карманах, сидение на стоящих тракторах, куря сигареты - не самые эффективные методы срезания сахарного тростника. Однако, много труда было вложено в рисование пропагандистских лозунгов. "СОЦИАЛИЗМ ИЛИ СМЕРТЬ" появлялось почти на каждом перекрёстке. Что, если бы правительство США по всем местам писало бы лозунги? Я старался придумать жизненное название для кампании. Мне пришло в голову: "АМЕРИКА - ЭТО НЕ ОТСТОЙ!" Что касается лозунга "Социализм или смерть!", то после пары недель пребывания на Кубе я склоняюсь к последнему выбору. На что правительство Кастро отвечает: "Смерть? Да. Нет проблем. Это можно устроить. Но сначала социализм!" Я свернул с аутописты на изношенную ленту мощёной дороги, идущую через горы Эскамбрай. Солнце опустилось, и вдруг материализовалось дорожное движение - гигантские русские грузовики, едущие ничего не замечая вокруг, без огней фар или малейшего намерения держаться правой стороны дороги. Я выехал из гор у Сьенфуэгоса. Как говорит Fodor's: "Люди Сьенфуэгоса ... постоянно настаивают на названии 'la Linda Ciudad del Mar' (Красивый Город у Моря)." Они врут. Отсюда начиналась тридцатимильная езда через прибрежные мангровые болота по дороге, покрытой сухопутными крабами. Каждый раз, когда я наезжал на одного из них, он издавал звук, тот самый, что издавала пластиковая модель "Миссури", на которую ваш папа наступил в темноте, когда вам было десять лет. Я старался избегать крабов - они бежали под колёса. Я постарался ехать прямо на них - они стояли. Дорога воняла, как тридцать миль испорченного салата из крабов. Когда я добрался до своего отеля "Анкон" на берегу моря, было уже 10 часов вечера. Но буфет был ещё открыт. Они подавали крабовый салат. Я пошёл в бар. Утром засверкал океан, засиял песок и прибыл сырный сандвич с кетчупом. Светло-розовые отдыхающие веселились на волнах прибоя, или, стоя на берегу, обсуждали, веселиться ли на волнах прибоя, увидев огромное количество скатов в последний раз, когда они веселились. "Анкон" был полон канадцев среднего возраста с понятием о веселье канадцев среднего возраста, которое заключалось в хождении каждую секунду в буфет за крабовым салатом. Архитектура была модернистическая. Номера были комфортабилистические. Еда напоминала еду. На Кубе плохие туристические заведения. "Анкон" - на вершине ряда. Я осматривал другие прибрежные отели у Тринидада, и я выезжал смотреть отели на восточных пляжах близ Гаваны. Большинство из них были пустыми. Некоторые были холодные, сырые и грязные. А один состоял из крошечных сборных домиков с раковинами во дворе и общими ванными комнатами, больше всего похожими на фермы для туристов. Куба занимает самую низкую ступеньку на международном рынке отпусков. Когда какой-нибудь швейцар в Париже читает вам блюда дня так, как будто писает на вас с большой высоты, вы можете мысленно ему отомстить, представив его на кубинском "Коста дель Флеабаг", жадно едящего в столовой из бетона. Я бродил по Тринидадскому региону. Я ходил смотреть Башню Изнага - неоклассическое здание начала девятнадцатого века из семи этажей с арками и колоннами, возвышающееся на 140 футов на кончике шпиля, монументальное, но с такими тонкими пропорциями, что всё вместе кажется вот-вот взлетит. Она выглядела, как космический корабль с дизайном от Палладио. Назначение этого красивого и тонкого произведения искусства, на возведение которого ушло десять лет - препятствование побегу рабов. Владелец плантации забирался наверх и смотрел на всех своим волосатым глазом. Башня больше не используется. С системой квартальных капитанов рабский труд теперь сам за собой шпионит. Я ехал через Долину Туземцев (Долину Сахарных Мельниц, как её ещё романтически называют) и снова через горы Эскамбрай. В далёком 1967 году здесь высадились анти-кастровские партизаны. Кубинское правительство предпочитает называть их "бандитами". В Тринидаде, в том, что раньше использовалось как церковь, находится чудесно названный "Музей Борьбы Против Бандитов", который определённо должен открыть свой филиал в США, возможно, в старом офисе Дэна Ростенковского в Конгрессе. В музее на самом деле было мало экспонатов. Центральное место в экспозиции занимал подбитая прогулочная лодка, предположительно захваченная у ЦРУ. На её палубе были два подозрительно новых и определённо советских пулемёта были прикручены неуместно выглядящими полудюймовыми шурупами. Остальные экспонаты в основном представляли собой фотографии кубинских солдат, "замученных бандитами". Имя одного из этих солдат было О'Рэйли. В Тринидаде тоже было мало чего бы то ни было. Он был очень старый, если вам такое нравится. Тринидад был основан в 1514 году Диего Веласкесом, завоевателем Кубы. Хотя в действительности Кубу не пришлось долго завоёвывать. Больше подошло бы слово "конфискатор". Местный расцвет был в восемнадцатом веке, когда Тринидад был главным портом работорговли. Затем в Сьенфуэгосе были построены лучшие мощности по выгрузке рабов. С тех времён в Тринидаде изменилось немногое, о чём с восторгом рассказывается в путеводителях. "Фодорс" пространно рассказывает о том, как этот "чудесный колониальный анклав" не был "загрязнён рекламой, автомобилями, сувенирными магазинами, десятками ресторанов и отелей и ордами туристов, шаркающих по улицам." Что в переводе означает, что за 200 лет здесь никто не сделал ни сентаво. Здания вокруг главной площади были побелены и покрашены. Здания не вокруг главной площади - нет. Практически всё было одноэтажным и густо застроенным на узких кривых улочках, вымощенных камнями величиной с чемодан. Возвращаясь в отель, я заблудился. Улицы стали ещё уже, а люди, стоящие вокруг на этих улицах, не выглядели сияющими от радости от того, что ЮНЕСКО объявило Тринидад Объектом Мирового Наследия. Фактически, они выглядели подавленными и злыми. Я получал большее чем обычно количество холодных взглядов и кошачьих подзываний, и как раз тогда, когда я подумал про себя, что "я бы не стал здесь останавливаться", я там остановился. Мотор стартера бесполезно визжал. Машина была неподвижна. Вокруг меня собралась толпа бедных кубинцев. Я весело просматривал "Вопросительные фразы" в разговорнике "Берлиц", когда я понял, что грубые шумы и жесты прекратились. Люди в толпе улыбались. И не так, как я бы улыбался, если бы нашёл денежного придурка, попавшего в мой багажник. "El auto es busto", - объяснил я, открыв капот, как делают люди, когда не знают что делать. - Mi amigo es mecanico, - сказал парень в толпе. Он и два его друга схватились за крылья машины и потолкали её через квартал и за угол. Из дома вышел большой парень моего возраста, пожал мне руку, и снял воздушный фильтр. Пока большой парень проверял карбюратор, толпа принялась за работу. Один ребёнок принёс инструменты. Другой ребёнок сел на место водителя и по командам большого парня включал зажигание. Два молодых парня прикатили по улице бочку с бензином и что-то накапали в бак. Старик из другого дома пришёл с кувшином воды. Он проверил уровень в аккумуляторных батареях и наполнил резервуар для мойки ветрового стекла. Другой мужчина снял распределительную головку и проверил контакты. Он вытянул провода, идущие к зажиганию, и посмотрел на их клеммы. Третий мужчина отсоединил линию подачи топлива и начал отсасывать из неё, выплёвывая бензин на улицу. Большой парень снял топливный насос. Мужчина на распределительной головке на некоторое время исчез и вернулся с какими-то клеммами с мусорки, которые он поставил вместо старых. Другие проверяли радиатор и масло. "У меня есть тётя в Юнион-Сити, Нью-Джерси", - сказал кто-то. Это было наибольшим, что кто-то мог сказать по- английски. Через час большой парень пошатал головой. Ничего нельзя было сделать. Что было для меня прекрасно. Машина пахла мёртвыми крабами, и в отделении "ФлубаТур" в отеле я возьму другую. Но сейчас у меня была проблема с дипломатией. Моя толпа механиков не хотела брать никакие деньги. Я смог, с переводческой помощью своего таксиста, заплатить за бензин. Бензин было тяжело достать. Но что касается работы над машиной, ничего нельзя было добиться. Но они же должны получить какие-то деньги за своё время, сказал я. Они пожали плечами. Они смотрели в землю. Они растерялись, ведь время было единственным, чего на Кубе у каждого было полно. С дипломатическими усилиями, достойными Джимми Картера, выдвинутого на Нобелевскую Премию Мира, я сумел поднять цену до пятидесяти долларов. Чегевара верил, что социализм создаст "Нового Человека", такого, который бы работал не ради личной выгоды, а для блага человечества в целом. Все убийства, тюремные заключения, преследования и лишения Кубы, наверное, имели целью создание Нового Человека - такого, который бы работал, как этот большой парень. Вот только большой парень не был одним из них. У него на двери висела вывеска, сделанная вручную: "ПАРКОВКА 24 ЧАСА Я ПОЗАБОЧУСЬ О ВАШЕМ АВТО ДЕЛАЮ РЕМОНТ ВЕЛОСИПЕДОВ МОТОЦИКЛОВ И АВТОМОБИЛЕЙ", написанная с видимой надеждой на будущий империалистический капитализм по-английски. |
|