У одной девочки умер папа, а мама была совсем бедная, не работала и не умела, и им пришлось продать квартиру. Они уехали в старый бабушкин дом в деревне, бабушка уже два года как умерла, и там никто не жил. Но было там прилично, потому что там прибиралась соседка за деньги. И девочка с мамой стали там жить. Девочке было далеко ходить в школу, и ей дали такую справку, что она учится дома, и только всякие экзамены и контрольные ходит к конце четверти сдавать в школу в райцентре, так что они целый день с мамой сидели дома, только иногда в магазин ходили, тоже в райцентр. А мама была беременна, и у неё рос живот. Долго-долго рос, и вырос вдвое больше обычного, так долго ребёнок не рождался. Потом мама ушла вроде бы в магазин, зимой, и не было её почти неделю, девочка вся извелась: страшно ей дома одной, в окнах черно, электричество с перебоями, сугробы по самые окна намело. Еда кончалась, но её соседка подкармливала. И тут поздно вечером, или ночью, в дверь постучали и мамин голос девочку окликнул. Девочка открыла, и мама вошла. Она была вся бледная, с синими кругами вокруг глаз, худая и усталая. Она родила ребёнка и держала его на руках, завёрнутого в какую-то облезлую шкуру, может быть даже собачью. Девочка дверь закрыла поскорей, ребёнка на стол положила, стала маму раздевать - она очень замёрзла, была вся ледяная. В железной печке девочка развела огонь, возле этой печки они вечерами грелись, и усадила маму в старое креслице, а потом пошла посмотреть ребёнка.
Развернула потихоньку, а там такой ребёнок, что сразу понятно, что это не новорождённый и даже не младенец. Там другая девочка, лет трёх или четырёх, лицо маленькое и злое, и нету ни ручек, ни ножек.
- Ой, мама, кто это? - спросила девочка, а мама говорит:
- Все младенцы сначала некрасивые. Когда сестрёнка подрастёт, будет всё в порядке. Дай сюда.
Взяла ребёнка на руки и стала кормить грудью. И та девочка грудь сосёт, как ни в чём не бывало, и на первую девочку смотрит хитро и злобно.
А звали их Настя и Оля, Оля - это которая без рук и без ног.
И Оля эта уже сама отлично бегала и прыгала, то есть очень быстро ползала, на животе. И прыгала на нём, и у неё получалось, как у гусеницы, себя поставить стоймя и зубами, например, что-нибудь схватить и на себя потянуть. Никакого спасу от неё не было. Она всё опрокидывала, грызла, портила, а мама велела Насте за ней убирать, потому что Настя старшая и ещё потому, что маме теперь всё время было плохо, она болела и даже спала странно, с открытыми глазами, как будто просто в обмороке лежала. Готовила себе теперь Настя сама, и кушала отдельно от мамы, потому что у мамы была какая-то своя диета для кормящих. Жизнь стала совсем отвратительная. Если Настя не кушала и не убирала за пакостницей Олей, то мама отсылала её или за дровами, или делать уроки, и Настя целый день и целый вечер решала и решала задачи и писала упражнения, и ещё учила всякую физику так, чтобы пересказывать всё, не запинаясь ни на одном слове. Мама почти ничего не делала, всё кормила Олю или отдыхала между кормлениями, потому что кормящая женщина сильно устаёт, а всё было на Насте, и Олю мыть тоже, а Оля извивалась и противно смеялась, то ещё удовольствие было её мыть от какашек. Но Настя всё терпела ради мамы.
Так прошёл месяц или два, и зима становилась только холоднее, и всё вокруг в сугробах, и лампочки, которые прямо без люстр висели в комнатах, всё время мигали и были очень тусклые.
Как вдруг Настя стала замечать, что кто-то ночью к ней подходит и над лицом у неё дышит. Она сначала думала, что это мама, как раньше, смотрит, хорошо ли она спит и не сползло ли одеяло, а потом посмотрела сквозь ресницы, а это Оля стоит стоймя у кровати и смотрит на неё, и так улыбается, что просто сердце в пятки.
Тут Оля заметила, что Настя смотрит, и сказала противным голосом:
- Кто тебя просил смотреть, когда не надо? Теперь я от тебя буду пальцы откусывать. По пальчику за ночь. А потом руки стану есть. И так у меня свои руки вырастут.
И она тут же откусила Насте мизинчик на руке, и оттуда полилась кровь. Настя лежала как в оцепенении, но от болит подскочила и как закричит! А мама всё равно спит, и Оля смеётся и скачет.
- Ладно, - сказала Настя. - Я с тобой всё равно ничего поделать не могу.
И легла, будто бы спать. И даже заснула.
А утром Оля опять обкакалась, и мама велела Насте её помыть. Хорошо, что ещё дрова были в доме, потому что до поленницы уже было из-за сугробов не дойти и до колодца тоже, Настя для ванночки воды набрала прямо из снега, ведром снег зачёрпывала и разогревала на печке. Рана от откушенного пальца сильно болела, но Настя ничего маме не говорила. Взяла Олю и стала купать её в детской ванночке, которую они на чердаке нашли, ещё когда переезжали. Оля, как всегда, извивается и хихикает, а Настя её стала топить. Тут Оля разошлась, билась страшно, искусала Насте все руки, но Настя её всё равно утопила, и она перестала дышать, и тогда Настя положила её на стол и увидела, что мама всё смотрит на печку и ничего не заметила. А потом Настя потеряла сознание, потому что из укусов повытекало много крови.
За ночь домик занесло снегом так, что соседка испугалась и вызвала спасателей. Те приехали и откопали домик, и нашли внутри девочку в обмороке, с искусанными руками, мёртвую женщину мумифицированную и деревянную куколку без ручек и ножек.
Настю потом в детдом отдали для глухонемых. Она же на самом деле была немая, с мамой говорила руками.