Аннотация: Пародия по мотивам телесериала "Интерны"
Силиконовая женщина доктора Купитмана.
Кабинет заведующего кожно-венерологическим отделением кажется особенно уютным из-за двух вещей: красивой искусственной женщины натурального размера и постепенно пустеющей бутылки шикарного коньяка.
- Что, Купитман, обычные женщины тебе отказывают, на кукол перешел?
- Андрюшенька, зря смеешься. Коньяк, что мы сейчас пьем, как раз за лечение этой дамы.
- Неужели в этом мире есть кто-то глупее моих интернов?
- Представь себе. Ее хозяин дал другу попользоваться и через это дело подхватил беду по моей части. Им обоим я прописал антибиотики, а женщину мне оставили. Так сказать, на стационарное лечение.
- То есть загнать ей дезинфекцию между ног в присутствии заказчика ты не захотел.
- Ты не понимаешь, Быков. Силиконовая женщина - создание нежное, хрупкое. Конечно, я мог ее спиртом протереть. Но кто же за это даст двенадцатилетний коньяк и двести долларов? Пришлось объяснить, что инфекция в пластике накапливается. Сразу не выводится. Нужна серия мероприятий. Вот я ее и лечу.
Заведующие отделения смеются и чокаются.
- Слушай, Натаныч. Ты даже после литра коньяка сознаешь, что она не живая, а твое лечение - обман. Как ты думаешь, мои интерны через сколько часов сообразят, что к ним поступила кукла, а не пациентка?
- Андрей, я за нее отвечаю. Она 150 тысяч стоит. Нет, так не пойдет.
- Не боись, Натаныч. Выделю VIP-палату, поставлю видеокамеру с микрофоном, будем отсюда смотреть, как ее обхаживают. Спорим на десять тысяч, что часа за три не догадаются?
- Ты уж совсем их не ценишь. Второй год работают, что-то уже знают. Четыре часа.
- Договорились! К восьми они приходят, если к полудню не распознают куклу, ты попал на десять тысяч. Только - чур не мухлевать и не подсказывать!
- Что ты! Как мог обо мне такое подумать. Подставлять будешь Лобанова и Романенко?
- Кого ж еще.
- Есть проблема, Андрюшенька. В отделении у тебя трое вменяемых есть - Люба, Фил, Варя.
- Ну, Любу все равно привлечь придется, пообещав уволить, если растрезвонит по всей больнице раньше двенадцати. Варю ушлю с поручением. Ну а Фил, с Филом я что-нибудь придумаю. Твое здоровье, мой кучерявый друг.
Спальня. Ранее утро.
Быков вытаскивает микрофон из-под ночной рубашки Кисегач, включает МР3-плеер на воспроизведение. Храп, стук сердца, бурчание в животе, невнятное бормотание.
- Гы-гы-гы, - врач радостно смеется с интонациями людоеда, учуявшего запах человечины, сует плеер в сумку и быстро отправляется на работу.
Перед началом смены у стойки старшей медсестры царит обычная суета, в которую заведующий отделением врезается, как щука в стаю мальков.
- Люба, бери чистый бланк, пиши историю болезни. Так, например, Огурцова Фрося... Значит, Ефросинья. Пусть будет Петровна. Лет 20-25. Значит, 1990 года рождения.
- Андрей Евгеньевич! Я уже заполняла историю на несуществующего пациента. Они второй раз на ту же утку не купятся.
- Молчи, Люба. Не дай Бог кому-нибудь до обеда проболтаешься. Это - пластиковая кукла.
- Едрит-Мадрид! Где вы ее взяли?
- У Купитмана, где ж еще.
- Живые бабы ему не дают? Бедный писькин доктор! Сейчас, только Надьке из стоматологии позвоню...
- Люба-а! После обеда. Ты меня поняла?
- Да, Андрей Евгеньевич.
Любовь Михайловна, булькающая от смеха и распираемая желанием рассказать всей больнице о сексуальных предпочтениях венеролога, заполняет карту. Меж тем мимо стойки дефилирует человек импортного вида с бейджиком на халате "Доктор Ричардс".
- Фил! Покойничек ты наш американский.
- Доброе утро, Андрей Евгеньевич.
- Слушай, тут у Семы очередной приступ ревности по поводу Оли. Я, конечно, с удовольствием посмотрел бы, как он ломает тебе выступающие части тела и обрывает отвисающие, но травматология переполнена. До вечера идешь туда на усиление и в терапию носа не кажешь. Понял?
- Спасибо, Андрей Евгеньевич!
- Гы-гы-гы.
Через десять минут в кабинете венеролога. Початая бутылка присутствует, но другая, а секс-игрушки уже нет.
- Включай ноутбук, Купитман. Будем смотреть прямой репортаж об искусственном дыхании и внутривенных инъекциях силиконовому пупсу.
- Твое здоровье, Андрей.
Тем временем Люба, чуткая как радар ракетных войск, засекает будущих жертв.
- Романенко! Опять опоздал. Ну, да ничего. Андрея Евгеньевича до обеда не будет. Он вам с Лобановым пациентку оставил. На обследование поступила.
- Ефросинья... - читает Глеб историю болезни. - Люба, это что, опять развод как в прошлый раз?
- Какой развод, она только что ходила, в отдельную палату зашла. У нее жалобы на боли в животе. И еще, говорит - как днем заснет, до вечера проснуться не может. Быков заявил - как раз по вашей части, эти лентяи сами весь день на ходу спят.
Приближается Лобанов.
- Романыч, сигаретка есть?
- Пошли, Семен, покурим, Быкова все равно до обеда нет.
Курят. Пьют кофе из автомата. Еще курят. Обсуждают баб. Снова курят и дут за кофе.
На командном мостике венерологического отделения нарастает напряжение. Ноутбук транслирует комнату с совершенно одинокой силиконовой Огурцовой, которую сожители Романенко и Лобанов не удостоили внимания.
- Купитман, десять тысяч приготовил? Мои непризнанные гении еще в палату не зашли.
- Ты бы им позвонил, Андрюшенька. Как там пациент, беспокоишься, что оставил его на двух гиббонов.
- Не-ет, я тебе на это лишний час подарил. Еще два с половиной осталось.
В курилке интерны занимаются более важным делом, нежели лечение больных. Глеб занимается сеансом психотерапии, утешая Сему, безнадежно влюбленного в бывшую жену.
- Лобаныч, да забудь, наконец, свою Олю. Вот, Быков новую пациенку дал. 22 года, 170 см, 52 кг, не замужем, в отдельной палате. В принципе, здоровая, только на крепкий сон жалуется. А что до остального - мы ей все анализы сделаем. Может, Сема, это твое счастье.
- Что ж ты молчал, Глеб? Сейчас докурим и пойдем.
В дверях отдельной палаты интерны останавливаются, пораженные кукольной красотой пациентки.
В кабинете венеролога Быков радостно потирает руки - началось!
- Я доктор Романенко, со мной доктор Лобанов.
- Здрас-сьте, - смущается Семен.
- Хр-фью-ням-ням-хр, - отвечает красотка.
- Надо же. 22 года, а храпит как моя мама. Лобаныч, у нее точно с дыханием не в порядке. Надо легкие послушать.
Они распахивают на ней пижаму, с минуту любуются силиконовыми выпуклостями. Романенко начинает водить фонендоскопом по грудной клетке. Заведующие отделениями ждут у ноутбука, затаив дыхание.
- Тоны глуховатые, а так все нормально. Слыш, Семен, пойдем еще покурим. Может, сама проснется.
Быков ржет и матерится, Купитман нервничает от перспективы проигрыша пари, но тоже смеется. Розыгрыш удался.
- Андрюшенька, ты вырастил замечательную смену. За твои педагогические таланты! Ах, хороший коньяк. Дай Бог здоровья последнему пациенту и его гениталиям... Андрей, позвони Романенко. Полчаса осталось, не успеем поприкалываться.
- Романенко! Каков диагноз Огурцовой? Как спит? Ты издеваешься, Романенко? По восьми дежурствам на неделю соскучился? Включи свой гипоталамус, или какой еще рудимент у тебя остался от мозга. Через полчаса чтоб был диагноз! Ты меня понял? Все!
Сын главврача прячет смартфон. В курилке начинается мозговой штурм. Точнее, просто штурм. Мозги в нем почти не участвуют.
- Сема, надо Фильку искать. Сами ее может и разбудим. А как диагноз ставить? Я-то женщин лишь с одной стороны хорошо знаю, но это по части Купитмана, а не терапии.
- Глеб, он меня боится за Ольку, падла.
- Ладно, я сам, - интерн снова достает трубу. - Фил! Ты где? Чесслово Лобанову не скажу, помощь твоя нужна. В травме? Бегу.
На коридоре травматологии американец видит за спиной Романенко Лобанова, пугается, убегает, падает и получает гипс на ногу.
- Никто тебя бить не хотел. Сегодня, - уточнил Лобанов. - Консультацию хотели, врачебную.
- И что за консультация? - спросил Ричардс, лежа на койке и на всякий случай вжимаясь в дальнюю от коллеги стену.
- У нас пациентка днем спит и просыпаться не хочет.
- ЭКГ сделали?
- Аппарат сломался. Прямые линии рисует.
- Странно. Она, вообще-то, живая?
- Конечно. Храпит, как паровоз.
- Для начала нужно разбудить. Введите внутривенно адреналин.
- Спасибо, Фил. Ты настоящий друг. Когда Олю не клеишь.
После очередной серии экспериментов над прекрасным, но неподвижным телом интерны отправляются к стойке старшей медсестры, запросив лекарства.
- Андрей Евгеньевич! Это я, Люба. Романенко требует инъекцию адреналина для Огурцовой. Дать?
- Обязательно! И еще пусть клизму ей поставят - очень пробуждению способствует.
Купитман волнуется.
- Андрей! Они ее клизмой испортят.
- Не волнуйся. У каждой секс-игрушки анальный проход имеется. Но ма-аленкий. А мои гении сейчас туда кружку Эсмарха вкатят.
Тем временем Романенко пытается найти вены на локтевом сгибе куклы.
- Гляди, Лобаныч! У нее вен нет.
- Бедная девочка. Никогда героином ширяться не сможет. Давай внутримышечно.
Кукла: "хрррр".
Интерны переворачивают ее, стягивают пижамные штаны, хихикают по поводу отсутствия стрингов. Лобанов протирает спиртом ягодицу и делает инъекцию в силикон.
- Пошли покурим, пока в себя придет?
- Нет, Семен. Сейчас, чую, Быков опять звонить начнет. Скажем, что не отходим от пациентки, - Глеб гладит ее по попе. - Даже массаж делаю, чтобы не образовалось затвердений.
Купитман вручает 10 тысяч и просит не прерывать оплаченное шоу.
Через полчаса интерны, не разбудив красавицу, вводят ей клизму. Эластичный синтетический анус выплевывает жидкость назад прямо на Лобанова, кукла комментирует: "хрр-фиу".
Интерны трясут ее, щекочут, орут в ухо, включают громкую музыку и колотят шваброй по спинке кровати. Входит Люба.
- Вы совсем с ума сошли? Отделение на уши поставили! Звоню Быкову.
- Не надо, - просит Семен и выключает музыку.
В палате воцаряется тишина - сел аккумулятор у быковского МР3-плеера.
- Что это вы тут делаете? - спрашивает Кисегач, входя в кабинет венеролога. Из ноутбука раздается голос ее сына.
- Слыш, Семен, она, по-моему, не дышит.
- Уморили насмерть пациенку из VIP-палаты! - заявляет Люба и убегает, не в силах сдерживать ржач.
- Зрачковой реакции нет! - вопит Лобанов. - Дыхания нет! Пульса нет! Глеб, ее срочно в реанимацию!
На экране купитмановского Эйсера осталась пустая палата.
- Все, Ваня. Кино закончилось. Пошли спасать твою ляльку, пока ее до смерти не зареанимировали.
Пока Купитман, Быков и Кисегач несутся наперегонки в терапию, там по коридору Романенко бежит с каталкой. На ней - кукла с Лобановым. Тот долбит ее в грудь, изображая непрямой массаж сердца, и орет:
- Я спасу тебя, милая!
При каждом ударе силикон тихо свистит воздухом.
С этими звуками троица из интернов и бездыханной пациентки достигают реанимации. Глеб кидает другу электроды дефибриллятора, сам включает аппарат.
- Что это так паленым силиконом пахнет? Лобаныч, ты ей, по ходу, силиконовые вставки в сиськах раздавил.
- Бли-ин, Романыч! Девка-то, видно, не бедная. Модель была. Родственники набегут с претензией. Что делать будем?
- Срочно на вскрытие. Там все равно грудную клетку резать. Ну и...
Кисегач, Быков и Купитман влетают в пустую реанимационную.
- Где моя кукла? - ревет венеролог.
- Кто мне, наконец, объяснит, что происходит? - вопрошает главврач недружественным тоном.
- Успокойся, рыбка моя. Твой гениальный сынок принял силиконовую куклу с записанным на плеер твоим же храпом за живого человека и попытался привести в чувство. Перестарался, видать.
- Глеб у меня не полный идиот. Раз сочли ее мертвой, значит - увезли в морг.
Трое врачей успевают ровно тот момент, когда Романенко, вооруженный скальпелем и циркулярной пилой, вскрывает пластиковую игрушку за 150 тысяч рублей от горла до паха, и интерны видят ее пустые внутренности.
- Что, залечили куклу до смерти? Анастасия Константиновна, как же им после этого живого человека доверить! - радостно гыкает Быков. - Давай уволим обоих, а?
- Вы, два уро... эх-х! Мало того, что за целый рабочий день не отличили силиконовую бабу от живой, еще испортили ее всю! Глеб, с тебя 160 тысяч, - стонет Купитман.
- Не расстраивайся, Романенко. Иван Натаныч тебя надул. Он в эту сумму еще проигрыш в пари заложил. Так что достаточно ста пятидесяти - вы в расчете.
- Так это было пари, - голос Кисегач не предвещает ничего хорошего.
- Да, моя птичка, и ты попала. Сын - твой, храп твой и Купитман, поставщик куклы, тоже твой, в смысле - заведующий отделением.
- И ты - мой! Моя беда и мое проклятие! Видеть тебя не могу!
- Успокойся, Настенька. И ты, Андрей. Я что-нибудь придумаю, - Иван Натанович включает национальную сообразительность на все сто. - Скажу клиенту, что дезинфекция не помогла, пришлось заразу в автоклаве убивать. Вот пластик и расплавился.
- Думаешь, поверят?
- А как же. В российской больнице гонорея - смертельное заболевание. Даже для куклы.