Porazińska J., Стеклянная гора
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Волшебная сказка
|
Янина Поразиньская
Стеклянная гора. Сказка
За высокими горами, где земля почти плоская да ровная, а леса густые и дремучие, стоит усадьба. Обычная усадьба, как все дворы деревенские, только вот вход в неё тенью своей укрывает липа.
А какая огромная эта липа! Может быть, такой большой липы даже у короля в парке нет! Эту липу на своей земле посадил в стародавние времена ещё отец прадеда. Ствол её пятеро хлопцев, взявшись за руки, едва ли могут обхватить, а толстых сучьев, веток да веточек такое множество, что и не счесть.
Когда липа летом зацветает - со всей деревни пчёлы с её цветов мёд берут и в ульи свои несут.
А сколько птиц на липе этой гнездится! Какой свист и шум они в её зелени поднимают: чирикают, щебечут, цирликают, посвистывают голосами и голосками - словно целая королевская капелла, целый королевский хор там сидит.
Все свадьбы и крестины семейства, что живёт в усадьбе, под этой липой свершаются, потому как под её огромной тенью тридцать пар могут кружиться, друг другу не мешая.
А живут в той усадьбе старый отец и три его сына, братья родные.
Старший сын, Пшемысл, любит своего отца и немного любит братьев, но сильнее всего любит он себя. Хитрый он и самонадеянный, говорит про себя: - Я - самый мудрый! Я - самый лучший!
Средний сын, Куба, больше всего любит тёплую печь да полную миску. Невозможно его заставить работать. Как придёт время траву косить на сено, обвяжет парень себе ноги тряпицами и начинает стонать, мол, и шагнуть-то не может - так ноги болят. Во время жатвы руки у него болят, а как наступит время дрова в лесу рубить, то ему и помирать пришла пора, даже двинуться не может. Лентяй лентяем - даже смотреть противно!
Зато младший сын, Янек, тихий и добрый. Всё по хозяйству делает: и в поле работает, и по дому - поправляет, что надо, чинит. А старший брат, Пшемисл, всё-то ворчит на него, мол, глупый ты, дурак-дураком!
А средний брат , Куба, только и фыркает: ту, и ленив же ты, брат! Так что Янек и сам не понимает, есть ли ум в его голове или нет, сворачивать ли начатую работу или погодить. Глупый, так глупый! Лодырь, так лодырь! С тем и живёт.
Старый отец уже так ослаб, такой беспомощный, что не очень-то хорошо понимает, что вокруг него делается. И вот почувствовал отец, что пришёл последний его день. Позвал сыновей своих и говорит им:
- Ухожу я сынки мои от вас, оставляю одних. Живите в согласии да любви. А когда закроются мои глаза, поставьте мою домовину под липу и три ночи с молитвой её сторожите, а уж потом несите на кладбище.
Только старичок сыновьям свой наказ перед разлукой сказал, так сразу и умер. Положили сыновья отца в гроб и поставили под липу.
Приближается первая ночь. Должен караулить возле отца старший сын, Пшемысл. Но подумал он, подумал и говорит:
- Очень уж много мудрых мыслей в моей голове кружится. Целый день всё кружат меня, кружат. Надо выспаться. Иди-ка ты, дурак, раньше меня отца сторожить.
Ничего на это Янек не ответил, однако вечером надевает тулуп - ибо ночи в октябре уже начали пугать холодом - и под липу идёт, хотя весь день хорошо трудился, весь клевер с поля отвёз в овин.
Раз уж отец велел сторожить, будем сторожить. Уселся Янек на камень. Старается не уснуть. Вглядывается в ночь, вслушивается в ночь. Звёзды небо посеребрили. Ветерок чуть слышно колышет ветви старой липы, коростели на далёких лугах скрипят, а из сада доносится запах левкоев. Красота!..
Запели первые петухи, потом вторые прокричали, третьи прокукарекали. На рассвете небо стало бледнеть, а из леса донёсся ни то шум тихий, ни то вздох.
Почудилось Янеку, что на рассвете что-то должно случиться, но не страшное, а что-то доброе, да ласковое.
И тут вдруг липа раскрывается! Выходит из неё лесное создание - маленькое, лохматое, бородатое. И ведёт оно на поводу коня. А конь серебром серебрится, как месяц на небе. И говорит лесное создание: - Это конь для того сына, который сегодняшней ночью сторожил, - сказало так лесное создание и попятилось, скрылось в липе, а липа замкнулась за ним и снова только побледневшие звёзды мигали на небе, лёгкий ветерок листья колыхал, а заря становилась всё ярче и с полей прохладой душистой повеяло.
Протёр Янек глаза: - Приснилось, что ли мне?
Однако это был не сон. Недалеко от липы стоит конь серебряный и смотрит на светлеющий далёкий восток. Не бледнеет, как звёзды беднеют перед рассветом, а серебрится, да так ярко, что светло от него кругом становится.
Когда солнце показалось над землёй, встал Янек с камня, на котором целую ночь просидел, поклонился отцу в утро нового дня, отвёл коня в конюшню, подсыпал ему овса и домой пошёл.
- Братцы, эй, вставайте, братцы! Идите в конюшню и смотреть, какого коня нам пан отец прислал. Чистым серебром блестит, как месяц!
Вскочил старший брат, Пшемысл, вскочил лежебока, Куба, скорей бегут к конюшне, на коня смотреть.
Что за диво, что за чудо ! Вся деревня на диво-дивное сбежалась смотреть. Дивятся.
Вот наступает вторая ночь. Средний сын должен идти отца караулить. Подумал он, подумал, да говорит так жалобно: - Жестокая лихорадка меня мучает. Трясёт меня всего, трясёт. Вздохнуть не могу. Надо мне на печь скорее залезть. Никак нельзя мне всю ночь сидеть на холоде. Пускай младший идёт!
Вот и пошёл Янек под липу - до утра сидеть.
И снова глядит, всматривается в ночь глухую, тихую да тревожную. Высоко в небе облака клубятся, то закрывая серебряные глаза звёзд, то открывая их. По земле тени от облаков плывут как живые: то убегают в сторону, то снова появляются и вновь пропадают, будто озорничают или тревогу какую чувствуют. В далёких дворах деревенских временами собаки лают. Вот над головой Янека проплывает облако, на другие облака не похожее. Дрожит оно, звучит приглушёнными криками - к югу плывёт птичье облако, в тёплые края отлетает.
Вот и третьи петухи пропели, на востоке небо бледнеть начало и заря понемногу разгорается. Снова со стороны леса прилетело дуновение ветерка лёгкое. Принесло не то утешение, не то - сочувствие. Зашелестело таинственно тысячелистие липы. Тихо раскрылось дерево. Внутри его блеснул золотой блеск. И в блеске том выбирается из липы оно, лесное создание малое, лохматое и бородатое. За поводья ведёт оно коня. А конь-то - золотистый- золотой. И молвит лесное создание: - Конь этот для того сына, который во вторую ночь сторожил.
Сказало лесное создание и попятилось. Вошло в сердцевину липы и липа за ним сомкнулась. А конь золотой остался. Светится и блестит так, что кажется - костёр под липой горит.
Ударило золотое зарево от коня в открытое окно избы. Пробудился Куба, добежал до окошка, кричит громко: - Эй, погляди, народ, и мне отец коня дал! Золотого! Меня больше любит, чем Пшемысла, потому как он у отца только серебряного добыл!
При этих словах и Пшемысл сорвался с постели. Подскочил к оконцу да как закричит: - Не получишь ты более красивого коня, чем я. Это я - старший, первородный, для меня всегда всё лучшее!
Выскочили оба на двор. И к младшему брату бегом:
- Кому этот конь? Правду говори!
- Для того, кто во вторую ночь сторожил.
- А кто коня привёл?
- Создание лесное. Может, леший-лесовик, а может и какое другое, невиданное ещё существо лесное тайное древнее.
- Какой он из себя-то?
- Малый, лохматый, бородатый.
- Ну-ка, живо отправляйся в лес его искать! А не найдёшь - тумаков получишь! Золотой конь мне полагается, как старшому, по наследству.
-- А вот и неправда! Для меня, потому как я его получил! - кричит второй брат. Один схватил за повод с одной стороны, другой - с другой, и ну давай, тянуть да дёргать и кулаками махать.
В эту минуту солнце на небо взошло - свежее, красное, росой умытое.
Встал с камня Янек, сын младший, поклонился отцу в утро нового дня, да и отправился на сеновал в сене крепко спать.
Минул день. Наступает третья ночь - последняя. Старший брат, Пшемисл, говорит:
- Ну, эта ночь на тебя приходится, дурак!
- На тебя, лодырь! - откликается с печи средний брат, Куба.
- Какого же коня, интересно, тебе отец подарит? Первый-то - серебряный, второй - золотой. Так, может, третий будет бриллиантовый?
Ничего не сказал на это Янек, забрал тулуп и пошёл под липу отца в третью ночь сторожить. А Пшемысл говорит Кубе: - Если будет бриллиантовый, так это для меня. Ты возьмёшь золотого, ну, а серебряный пускай дураку остаётся.
- Для него и этого жалко!
- Жалко - не жалко, а на то воля отца, чтобы каждый из нас от него коня получил, на то - его наказ.
- Ну, нехай, вздохнул средний брат и обратно на печку полез, а уж оттуда добавил:
- Однако же я с гривы и хвоста волоса серебряного наберу для себя.
- Ох-хо-хо... Всё для себя! Давай уж так: ты хвост берёшь, а я - гриву.
Куба хотел ещё торговаться, но ничего не смог уже сказать, так как сразу уснул. Даже захрапел! Да и Пшемысл вскоре уже ему вторил. Так они оба спали, в то время, как их младший брат возле гроба отца сидел.
Уставший был Янек, так как уже третью ночь подряд не спит, а днём ему ещё и работать приходится - дел в поле и по хозяйству много. Однако радуется хлопец, что волю отца выполняет справно.
Ночь эта выдалась суровая, как будто всему живому хотела напомнить: - Будь готов! Я уже вышла из своего логовища и иду к тебе. Я - это то, что несёт морозы, лёд и вьюгу-у-у!
Небо искрится, словно его кто-то бриллиантами усыпал. Месяц поднялся с востока и плывёт к звёздам, лучистый и блестящий, словно из чистого серебра выкован.
Припомнилась Янеку детская загадка: - У матери двое детей. Сын золотом блестит, а дочка серебром светит.
- Эк, как точно сказано! Такая ты, ночка, такая, вот: серебром светишься.
Вспомнил он ещё загадку о небе звёздном да лунном: - Лежит булка среди гороха. Хоть всю жизнь этот горох считай, не сосчитаешь.
- Эй-ей, не сосчитать вас, звёздочки, не счесть. Кто столько вас налущил, кто вас там рассыпал?
Глянул Янек в сторону леса, а там уж каждый стебелёк травы росою обвешен. Искрятся они не хуже звёзд. Даже в глазах рябит. На рассвете каждая капелька в ледяную крупинку превратится - никак уж середина октября, до дня Урсулы недалеко, когда все медведи спать в свои берлоги ложатся.
И снова хлопец детскую загадку вспомнил: Шла Урсула по лесу, жемчуга рассыпала. Месяц увидал - никому не сказал. Солнышко встало - всё подобрало.
Да, уж, - шепчет Янек, - соберёт вас солнышко по одной росинке. Дочиста соберёт, как вальдшнеп склюёт.
Так третья ночь и прошла. Развиднелось. На востоке заря запылала. В её сиянии засверкала роса рубинами.
Пробудились в доме братья.
Кинулись оба к окошку посмотреть, что за коня лесное создание приведёт для дурака и каким тот конь будет.
Высунулись из окна, друг через друга кричат:
- Бог ты мой! Смотри-ка , смотри - липа-то раскрывается!
- Вылеза-а-ет!... Маленький, лохматый, бородатый!
- На поводу кого-то ведёт!
- Ха, коняшку какого-то... Белым холстом накрыл его, что-ли? Конь-то совсем не блестит.
- А что ему блестеть! Обыкновенная кляча.
- Сивый... Бока-то как распирает! Свежего клевера объелся что-ли?
- Не проживёт он долго, лопнет, пожалуй.
- Надо взять его в оборот, чтобы вспотел, тогда, может, бока опадут.
- Хороший выезд для дурака!
- Прямо для него!
- Так вот и дослужился. Ха-ха-ха.
Насмеялись от души над братцевым коньком и пошли дальше спать - что лесное создание тайное брату сказало, слушать им было совсем не интересно.
А лесное создание - то ли леший-лесовик, или кто там он был на самом деле, - подвело к Янеку коня малого да и говорит:
- Этот конёк для того, кто в третью ночь отца сторожил.
- Это для меня значит!
- Для тебя. Это так! Запомни, как на коня сядешь, задумай себе, что хочешь, этим вот кнутом щёлкни и скажи: - По моему приказу пусть так будет - что задумал, то исполни!
- Ой, правду ли говоришь? Не смеёшься ли надо мной?
- Истинную правду тебе сказываю. Говорить будешь - повернись к восходу солнца да так, чтобы тебя никто не услышал!
И лесное создание вернулось в липу, а конёк остался.
Постоял хлопец, подумал,.. вздохнул. Правда ли это или не правда? Верить ли?
- Ну, поглядим-посмотрим! Это мне за то, что при отцовой домовине три ночи сторожил, не спал, как отец велел. Посмотрим!
Сам тем временем к коньку присматривается. Небольшой он совсем, сивый, грива буйная, хвост до самой земли. Сивком назову, решил Янек.
Проводил Янек конька своего, Сивка до конюшни, напоил, насыпал ему в ясли овса, сена положил. А кнут, что лесное создание ему дало, спрятал в риге под снопами, и пошёл на сеновал отсыпаться за три ночи.
На исходе этого дня, под вечер сыновья похоронили отца на кладбище, для родственников и соседей справили поминки-третины, и началась в усадьбе прежняя жизнь: старший хвалится, средний ест да спит, а младший трудится за троих...
А тем временем далеко, далеко от усадьбы трёх братьев в большом королевстве правил старый король. Нехороший он был правитель, не заботился о своём народе. Всеми делами в стране занимались, как им хотелось да нравилось, его приближённые и чиновники.
Где встречался староста бескорыстный - там у холопов были дома добротные, а хозяйства зажиточные, дороги в тех местах в порядке содержались, и о разбойниках слыхом не слыхивали. А где управлял староста хитрый да вороватый - там для народа было великое угнетение.
А король делами государственными не интересовался. Он или с гостями пил и веселился или охотничьи забавы да пиры на весь мир устраивал.
Даже с собственными детьми порой обходился жестоко и несправедливо.
Была у того короля дочка красивая, молодая, добрая, к народу ласковая. Вот и надумал отец её выдать замуж за очень богатого старого князя, своего приятеля, пьяницу и гуляку, у которого был, как говорили, погреб полный бочек превосходного вина.
Бедная королевна понапрасну просила, умоляла, в ноги отцу падала, чтобы так позорно он её замуж не отдавал-продавал. Король оставался непреклонен, но решил упорство королевны сломить.
И вот созывает он со всей своей страны гончаров и велит им из глины слепить, а потом огнём обжечь гору высокую, такую высокую, вот, скажем где-то... как-то, ну, под самые облака!
Слепили гору, обожгли. Заблестела на солнце поверхность горы, как стекло. И приказал король плотникам построить на горе для королевны замок-темницу.
Ох, не лёгкая это была работа! Чем выше, тем больше требовалось связывать между собой приставных лестниц, чтобы глину наверх носить, да стволы деревьев для строительства того замка поднимать...
Наконец тысяча лестниц стала одна на другую. И по этой тысяче лестниц взошла королевна на эту самую стеклянную гору к своей темнице.
При разлуке с дочерью король сказал: - Будешь там сидеть до тех пор, пока не одумаешься! А когда по доброй воле решишь за князя замуж выйти, то дашь знак - пришлёшь орла с перстнем.
И добавил, криво усмехаясь: - А если захочешь мужа молодого и сердца рыцарского, то пускай рыцарство тебя само и добывает. Кто на гору до тебя своими силами взберётся или на коне въедет - тот и сможет на тебе жениться.
Сам ключник королевский повёл королевну на стеклянную гору и золотым ключом замок на воротах закрыл. И когда он ушёл, все лестницы с горы сняли, побросали в яму и сожгли.
Так осталась красавица королевна одна в замке на стеклянной горе высоко под облаками. Одни только вихри шумные её посещают, только громы громкие с ней разговаривают, только лишь облака пушистые в её окна заглядывают, а солнце ласковое после ночей холодных согревает её. Каждое утро обученный орёл еду королевне приносит.
Минули дни, недели, месяцы... Орёл возвращается всегда с пустым клювом.
Ох, соколиному крылу не долететь быстрее до всех далёких стран, как скоро разлетелась на все четыре стороны света весть, что обещал король тому, кто на вершину стеклянной горы взойдёт или въедет, королевну в жёны отдать!
И вот из всех стран отправились в путь добровольцы. Ехали принцы со всем свои двором, с шатрами, со слугами и возами продовольствия для людей и коней. Ехалии богатые княжеские дружины, и скромные отряды рыцарские. Ехали рыцари по трое, ехали по двое, ехали поодиночке с одним только слугою. Однако все вели запасных коней, на случай, если один верховой конь сверху по стеклянной горе скатится и погибнет, тогда смельчак на другого коня сядет. Так, за Яшеком из Богударова сто прислужников сто свободных коней вели, а у каждого коня подковы золотые, чтобы мог он на стеклянном скользком склоне горы ступени себе вырубать.
Полетела в мир о нём песенка:
Сто коней Яшек имел,
сто коней подковать сумел.
Для каждой подковы -
Золотой дукат готовый.
Когда по мосту ступали,
Златом по камням бряцали.
Так-то вот и едут рыцари всевозможные, принцы и князья, а то и простой народ - все едут: богатые и не очень, рьяные и тихие, весёлые и задумчивые. Одни идут шумно, громко топая, с песнями. Другие продвигаются тихо, как тени. Кто, как на свадьбу - весело, а кто, как паломники - смиренно.
Тронулись в путь и братья Янека, Пшемысл да Куба из усадьбы, что под липой. Уезжали тишком-тайком, чтобы младший брат с ними не собрался ехать. А то ведь как: один из них на серебряном коне, другой - на золотом, а тот за ними будет тащиться на коняшке сивом своём и кричать им: - Братцы! Обождите меня!
Так уж, пускай лучше за хозяйством следит!
Однако младший брат знал о том походе, но в дорогу не торопился. Хотел он прежде поле обработать. Даже когда полосы вспахал, заборонил и посеял, только когда сдал хозяйствование над посевами солнцу и дождю, лишь тогда в дорогу собрался.
Умылся на рассвете Янек, оделся в белый кафтан- сермягу. Сивка своего из конюшни выводит, мешок рогожный, как седло, на спину ему перекидывает, вытаскивает из соломы кнут волшебный и, к востоку обернувшись, ждёт , когда солнце над кромкой земли покажется.
Когда солнце на небо выкатилось, вскочил хлопец на коня, кнутом щёлкнул и говорит, как лесное создание велело:
- По моему приказу пусть так будет - что задумал, то исполни! Откройся мне дорожка к королевне, что на стеклянной горе живёт, слёзы льёт.
И, диво-дивное, чудо-чудное, тотчас перед ним простёрлась дорога ровная да белая, словно тканое полотно кто-то расстелил. Далеко, далеко, куда-то через луга зелёные и пашни чёрные, залежи тихие да леса шумящие, через степи широкие раскинулась та дорога. И конца ей не видно.
Не блуждал Янек, людей о дороге не расспрашивал - дорога сама его вела.
Долго ли коротко ли поспешал он, водой и одним лишь чёрным хлебом, что из дому припас, в дороге питаясь. Но до горы стеклянной доехал.
А гора-то стеклянная на солнце блестит, как столб сияющий. Замок небольшой на вершине то появляется перед глазами, то исчезает, потому как облака его то закроют, то откроют.
Под горой людей, что муравьёв у муравейника! Одни в шатрах живут, другие в шалашах, из веток сплетённых, от жары укрываются, а иные всё ещё под открытым небом размещаются.
Э-ге-гей, да тут уже не одна могилка выросла! Уже не над одной головой смельчака трава-мурава колышется. Не так-то легко на стеклянную горы въехать, не так-то легко королевну освободить.
В воздухе вороны да чёрные вороны летают - кружат, каркают:
Кар-р-р! Кар-р-р! Кор-р-рм! Кор-р-рм! Слетаются на лошадиную падаль - много скакунов разбило себе головы, со стеклянной горы падая. И что ни день, всё новые и новые погибают. Но других храбрецов это не смущает, не пугает, каждый из них думает: - Уж я-то, небось, доеду! Может именно мне посчастливится! Может, королевна мне предназначена?
Соблазняет и влечёт их обещание короля - обещание бракосочетания: нет у короля сына, а потому и корона, и все земли дочери его достанутся. Так кто же не захочет стать мужем королевны? Кто откажется от счастливой возможности большой страной править?
Однако были и такие, которых богатства королевны не соблазняли. Они из жалости к королевне сюда прибыли: - Она же одна-одинёшенька там, под облаками. Голоса человечьего не слышит, зелени родной земли не видит - молодая, добрая и красивая. Вспоминают и рассказывают подданные короля, как она за осуждённых перед отцом заступалась, за них просила, как узникам тяжким пищу посылала и слова утешения. Как такую не пожалеть? Как не пожелать вызволить её из жестокой темницы, освободить от жестокосердного отца!
Не все на конях вверх пытаются вверх подняться. Есть тут и такие, что на себя самого надеются, своими силами на стеклянную гору влезть пытаются. Прикрепляют к рукам и ногам когти убитых орлов и на них наверх карабкаются. Всё напрасно! Никто ещё даже до половины горы не влез, не дошёл, не доехал.
Что ни день, десять храбрых молодцев поочерёдно на гору выступают. Каждому из них король даёт золотой ключ и насмешливо наставляет: - Уж как будешь на вершине горы, то этим ключом сам замо;к на воротах откроешь и подашь принцессе обручальный перстенёк. Но десять раз в день ключ из живой или, чаще, из мёртвой руки слуги короля забирали.
Уже и средний из братьев, Куба, пробовал на гору подняться. Серебряный конь двести саженей на стеклянной горе серебряными ногами прорубил, но выше - не смог. Спустился и тотчас вскачь пустился к месяцу восходящему, а за ним - и Куба, чтобы конь его не пропал.
Попробовал теперь и старший из братьев подняться, счастья попытать.
Золотой конь четыреста саженей в склоне горы стеклянной золотыми ногами прорубил, но выше подняться не смог. Спустился и тотчас вскачь пустился к восходящему солнцу, а Пшемысл - за ним, чтобы не пропал.
Вот однажды под вечер и приехал под стеклянную гору самый младший из братьев, Янек. Приехал в кафтане крестьянском на своём Сивке, с рогожным мешком вместо седла, с краюшкой хлеба за пазухой.
Такого здесь ещё не видывали!
Одни смотрели на него с удивлением, другие смеялись над ним да шутили, а кто-то даже кричал: - Ты, парень, зачем сюда явился-то? Уж не думаешь ли на стеклянную эту гору взобраться?
- Ага, думаю!
- А потом-то не пожалеешь? Смотри, какие здесь прекрасные кони: турецкие скакуны, пустынные арабы, степные мадьярские кони, как вихри, и ни один из них не справился со стеклянной горой, а ты туда же, на своей лошадёнке сивой собрался!
- Ты погляди, какое здесь рыцарство собралось! Возле шатров сколько жердей-то поставлено, а на них на всех щиты висят. А на щитах, видишь, знаки разные разукрашенные. Это - гербы такие разные. Вот, гляди, этот, Циолек, где телёнок красный на белом фоне красуется, а там вон - Козляроги - у них на багряном поле три копья золотых, а вон, вон, погляди - Рава, с чёрным медведем и девой на нём в красном убранстве и с короной на голове, а руки, руки-то, глянь, - крестом сложила!
А ещё смотри: Трубов герб - на серебряном поле рожки; охотничьи да нашлемник с перьями. Где-то ещё был герб Шренявы - с красным полем, по которому - река белая и лев с крестом! Столько старых рыцарских родов своих сыновей прислало и ни один из них на стеклянную гору взойти не может, а ты, крестьянин от плуга, вздумал...
- Ага, вздумал!
- Э, был тут один, у него ещё серебряный конь был, был тут и другой, который золотого коня имел.
Наверно, это братья мои, - подумал Янек, но сдержался, и спрашивает:
- И что с ними сталось?
- И они пытались...
- Убились?
- Э, нет. Кони их убежали, так они погнались за ними. Так что, как видишь, ни серебряный, ни золотой конь на гору не взошли, а ты на этом коньке малом собрался.
- Ага, собрался!
- Ну, это ты по глупости говоришь...
Остался молодец и подвизался в услужение при рыцарских конях - помогать придворным. То он коней на водопой сводит, то в реке их искупает и скребком до блеска вычистит, и ленточки красные для красоты в гривы вплетёт.
Получал он за эту работу еду и тёплое место у костра для сна. А для Сивка своего - овёс и сено.
Минул один день, второй день прошёл, третий...
И наступила очередь для младшего из сыновей на гору подниматься.
Перед ним двое рыцарей на гору взбирались. Герольд на трубе протрубил - их выезд на гору обозначил. Золотой ключ им сам король подал. И позже сам из их мёртвых ладоней забрал...
Настала очередь Янека.
Привёл он своего конька под гору и королю поклонился - ключ попросил.
Рассмеялся король: - Ишь, какой поклонник-то у принцессы! Но пусть не говорят, что я несправедливый - вот, держи и ты ключ.
Вышли люди из всех куреней, очаги свои, дела все бросили, миски с едой оставили и - под склоном горы собрались! Смотреть, как эта лошадёнка подниматься будет, как приступит?
Стали пари держать.
- Больше шести сажен не одолеет, - говорит один.
- Нет, ставлю на двенадцать! - говорит другой.
- Пускай так будет! Как до двенадцати дойдёт, поставишь мне кварту вина, а если не дойдёт - пять раз кнутом от меня получишь.
- Э-э, нет, друг! Не пойдёт! Шляхтича бить не годится, давай как-то иначе...
Все со всей округи прибежали. Толпа успокоилась. Шеи тянут - глядят, высматривают.
Вскочил Янек на своего Сивку. К восходящему солнцу оборотился, чародейским бичом щёлкнул! Да тихим голосом молвит:
- По моему приказу пусть так будет - что задумал, то исполни! Чтобы поднялся я на стеклянную гору и освободил дочь королевскую!
И смотрите-ка! Случилось чудо дивное!
Из боков Сивка поднялись крылья. Растут справа и слева, растут вверх. Уж сколько крыльев : и аистиных, и орлиных... уже столько, что вихрем мелькают.
Взмахнул Сивка крыльями один раз - шапки с голов у людей слетели.
Взмахнул второй раз - поднялись клубы пыли и не стало света божьего видно.
Взмахнул третий раз - леса зашумели, сосны, как тростник согнулись, а иные с корнями из земли вывернулись.
Оторвался Сивка со своим седоком от земли, поднялся на крыльях вверх... в гору... куда-то. Уменьшается в глазах людей, уменьшается, уж небольшим стал - как лебедь, уже малым стал - как жаворонок, уже совсем крохотный - как мушка малая. Вот совсем исчез в облаках.
Опустился смельчак на вершину стеклянной горы, золотым ключом ворота замка отворил, королевне поклонился: - Собирайся, королевна, со мной на землю, ты теперь свободна!