Утро, почти совсем по-летнему, радовало теплом и солнцем. А вечером поднялся ветер. Всю ночь он стучал не закрытыми ставнями, осыпал с деревьев остатки листвы, нездешними голосами путался в трубе. К середине ночи тучи скрыли луну, в доме стало темным-темно, затем наступила особая тишина - пошёл снег.
Так пришла слишком ранняя в этом году зима. К утру выпавший снег уже укрыл замёрзшие ночью астры, грядки земляники, совсем по-зимнему улёгся на растопыренные ветви, подросших возле террасы, ёлок и можжевельника. Столбик термометра начал быстро опускаться. У птичьей кормушки взволнованно засуетились синицы, обрадованные щедрым угощением. Дубовая роща, ещё вчера шумевшая подсыхающей листвой, теперь чернеет голыми ветвями на фоне низких снеговых туч.
Чувствуется, как стремительно холодает. Скоро прояснит и ударит первый мороз. Надо собираться и уезжать в город. Но хочется пройтись по свежему снегу, радостно подышать пахнущим арбузом и свежими огурцами воздухом, полюбоваться чистотой и акварельной красотой окрестностей.
Пока мы неспешно обходим любимые места, ветер заметно усиливается, шумит в ветвях дубов, заметает тропинку. К нашему возвращению возле кустов смородины, возле ящиков, укрывающих розы, уже образовались маленькие сугробы. Никси, мелькая рыжей нарядной шубкой, хлопая длинными ушами, бегает взад-вперёд - радуется снегу, зарывается носом в свежие сугробы. Её короткий хвост быстро-быстро виляет, обозначая хорошее настроение.
Возле сетчатого забора уже так много снега, что закрыло бурьяны. Никси азартно, словно учуяв дичь, лает на какой-то снежный бугорок. Наклоняюсь, разгребаю. Вижу запорошенные снегом серые иголки. Свернувшись клубком, к забору прижался ёжик - всего-то в метре от своего привычного лаза, через который приходил к нам проверять компостную кучу - мы не раз встречали его на тропинках сада.
Нет уверенности, что он здесь, около забора благополучно перезимует. Что же делать? Не знаем, как правильно поступить. Решаем, что всё же нужно увезти его в город - до весны,- присвоив ему на это время имя ЧиП - Чёрные Пяточки.
На кухне в прохладном углу сооружаем маленькую "конуру" из старой коробки из-под принтера. Кладём туда подстилку из газет и мягких линялых тряпок, туда же, в дальний уголок - сухофрукты, сухарики. Там Чип устраивается на зимовку. Шуршит, пыхтит, отогревшись в квартире. К утру следующего дня вход в коробку уже закрыт кусочками газет. Наружу торчит цветастый уголок подстилки. Однако спит не очень крепко. Скорей всего, его беспокоит присутствие собаки в доме, наши шаги, побрякивание посуды, шум льющейся воды, и ещё, наверно, ему слишком тепло. Время от времени по ночам слышен его топоток, но, по мере того, как в его углу холодает от промерзающих бетонных стен, мы слышим его всё реже и реже. Запасы, приготовленные для него, он не трогает, быстро худеет - заметно, что не успел из-за раннего похолодания накопить жирок для зимней спячки. Потом, в самые тёмные и короткие дни он перестаёт подавать признаки жизни. Вход в домик окончательно и надолго закрыт.
Поздним вечером в конце февраля, когда солнце всё чаще появляется на светлеющем с каждым днём небе, в коридоре встречаю Чипа. Пошатываясь, не замечая меня, мимо моих ног протопал в комнату, потом вернулся обратно в свою коробку, снова закупорил вход. Вскоре его появления стали регулярными. С сожалением замечаем, что с каждым днём наш подопечный выглядит всё хуже: стал узеньким и длинным - совсем исхудал. Любую еду отвергает - вероятно, не пришло ещё время по календарю заканчивать "пост". В конце концов, случается то, чего следовало ожидать: нахожу его, обессилено лежащим посреди коридора.
Бережно несу в коробку. Думаю, что делать. Начинаю подкладывать ему на выбор ломтики яблок, картофеля, кусочки сырого мяса. Все мои ухищрения напрасны! К счастью, как всегда, помогает случай. Встречаюсь с ним опять в коридоре - он, с трудом передвигая лапки, понуро бредёт привычным маршрутом, я же иду ему навстречу с чашкой, в которой остались ягоды вишни - от варенья, с которым пила чай. Кладу пару вишенок на пол. Ёж на обратном пути с интересом останавливается возле них. Долго, как мне кажется, раздумывает. Под моё тихое ликование - ура! - съедает. И началась в нашей квартире новая жизнь.
С каждым днём он заметно набирается сил, ест с большим аппетитом. Особенно ему по душе пришлись сырые куриные окорочка - одна ножка на два дня. Постепенно меню расширяется. Но, как ни странно, вопреки существующим представлениям, молоко не пьёт! С Никси у него даже складывается некое подобий каких-то отношений.
Вечером, когда мы укладываемся спать, Никси, обыкновенно на некоторое время, залезает под кровать - там попрохладнее - и дремлет, поджидая, когда мы выключим свет. Потом, основательно остыв на холодном полу, тихо-тихо, очень скромно, стараясь не привлекать к себе внимания, забирается в изножье кровати. Вскоре, крепко заснув, начинает похрапывать и причмокивать во сне.
Теперь же, с появлением Чипа, безмятежное течение вечернего времени нарушилось. Ближе к ночи, когда Никси укладывается под кроватью вздремнуть, а мы - на кровати - с книгой в руках, у Чипа наступает пора бодрствования. С кухни слышны похрюкивания, бряканье кормушки - Чип не забывает проверить Никсину миску с сухим кормом. Судя по тому, что расход корма увеличился, собачья еда пришлась ему по вкусу. Вскоре деловой топоток приближается к спальне. Опускаю книгу, сдвигаю очки на кончик носа, готовясь к наблюдению. А наблюдать особенно нечего. Чип, заранее собирая на лбу иголки, прямым ходом направляется под кровать. Набычившись, он шажок за шажком приближается к дремлющей собаке. Слышно, как Никси отодвигается всё дальше и дальше к стене. В конце-концов, наступает предел отступлению. Из-под кровати доносится сопение, пофыркивание. Потом неизбежный катаклизм: чувствительному носу собаки нанесён удар. Никси взвизгивает, подпрыгивает, на сколько позволяет пространство между полом и кроватью, кровать содрогается. Муж, успевший задремать, со словами:
- Что случилось?! - переворачивается на другой бок и снова мирно засыпает.
Никси, вынырнув из-под кровати с другой стороны, поспешно залезает ко мне в ноги. Её взгляд, и так-то всегда исполненный печали, теперь обращён прямо к моему сердцу:
- За что? За что такое наказание - этот вонючка в нашем доме. Ну ладно, он ест из моей кормушки, у него даже есть свой дом, здесь, на моей-то территории! Я с этим мирюсь, я всё прощаю. Ради вас! А он? Он ещё и дерётся?! - положив морду на вытянутые лапы, отливая золотом шкурки в свете вечерней лампы, распластав убористые уши по цветному пододеяльнику "прелестная англичанка" тяжело вздыхает, смиряясь с судьбой.
Чип некоторое время ещё возится под кроватью. Слышно, как он изучает сохранившийся на полу запах СОБАКИ, недовольно фыркает, топочет туда-сюда. Уснувшая Никси, чутко подрагивает бровями на эти звуки, но, уже успокоенная, не открывает глаз. Я выключаю свет. Сквозь сон слышу удаляющийся по коридору в сторону кухни характерный топоток.
По мере приближения настоящей весны, когда за окном уже вовсю цвинькают жизнерадостные синицы, а воробьи, слегка утратившие за зиму аккуратность оперения, гомоня, шумными стайками перелетают с места на место, Чип становится всё более активным. Он уже привык ко мне. И, когда я хозяйничаю на кухне, он время от времени путается у меня под ногами. У него уже протоптаны привычные маршруты, и ходит он только по ним, стараясь не нарушать заведённого порядка. Если я оказываюсь на его пути, он, на всякий случай, выставляя иголки вперёд, начинает посапывать и переходит в наступление. Пару раз он всё же совершает нападение на мои ноги, нанося ощутимый удар.
Пройдя через кухню, протискивается - что с каждым днём ему даётся всё труднее - в щель между стеной и шкафом. Оттуда некоторое время слышно поскрёбывание, шуршание, какая-то возня. Появляется он из-за кухонного гарнитура с другой стороны, где тоже есть щель возле плинтуса. Прихватив пару ягодок от компота, исчезает в своём домике до вечера, чтобы потом, в сумерках съесть куриную ножку, погрызть сухого корма, попить воды, вновь совершить обход своих новых угодий, шугануть под кроватью ненавистного врага и умиротворённо уснуть, уютно свернувшись в обжитом гнезде.
Когда Чип прикончил третий килограмм куриных ножек, я начала задаваться вопросом, куда же деваются косточки? Ведь не может же он их съедать. Ну, а в том, что где-то за шкафами он себе устроил туалет, сомневаться не приходится - в квартире начало попахивать зоопарком.
Потом, позже, когда я стала наводить после ежа порядок, там, за шкафами оказалась не только Чипина уборная, а большой склад не до конца обглоданных косточек, предусмотрительно сложенных плотной кучкой - своеобразный, пусть скудный, но запас.
Тем временем сошёл снег, набухли почки на деревьях. На солнечной стороне улицы начали распускаться листья у сирени и снежноягодника. Мы несколько раз съездили на дачу, присматриваясь к лесу, ожидая, когда можно будет привезти нашего постояльца и отпустить его на волю.
Появились первые бабочки, в ещё сухой траве мелькнула чёрная головка с яркими жёлтыми пятнышками - отогрелись ужи. Всё, пора везти сюда Чипа.
В машине беднягу тошнило.
Растолстевший, с мягкой шерсткой, которая на брюшке образовала что-то вроде пышной юбочки, мелькая чёрными пяточками, деловой походкой потюхтил он по знакомой тропинке, даже не оглянувшись на нас. На прощанье насмешил. Проходя мимо небольшого полузасохшего кустика, молниеносно сделал выпад вбок, что-то подцепил на иголки, ловко обернулся, и это ЧТО-ТО съел. Тихонько хрюкнул и исчез за сухими кочками...
На следующий год в летних сумерках возле компостной кучи встретила крупного ежа с тремя подросшими ежатами.