Давай, Заратустра, зараза, колись:
куда мне пойти,  чтоб хоть где-то остаться?
Христа, твоего по профессии братца, 
я слушала долго, но вот разобраться
в его письменах не смогла. Будто слизь,

сосульки болтаются на бельевых
веревках: зима подползла незаметно.
И так симметричны, как смыслы в приметах
народных, тела круглобоких, монетно-
холодных, вонзающих угли под дых

чудных идолиц, не готовых прожить
и дня, но силком отправляющих память
в ту степь, где не знало послушников пламя
твое, Заратустра. Безвременный камень
его заменял. Высекали ножи

сведенные длани, безрадужный зрак.
И холод монетный не плавили знои,
рожденные долгою сушью степною,
которая может быть помнящей Ноя
в своей долготе... Заратустра, ты прав:

огонь - веселей и теплей, и еще
дешевле, душевней, душистей, душнее.
Я здесь остаюсь. За стеклом - стекленеет.
И скользкие когти слюды, цепенея,
скребутся туда, где уже горячо.