Третья несуразность - эта та "периодическая система" книг, в существовании которой пытается убедить московского писателя директор общедоступной (судя по штату, скорее всего, районной) библиотеки некоего города Квашинска Татьяна Валентиновна Жарова. Вот интересно: ей что - ББК и УДК мало? Фонд библиотеки, а уж тем более библиотеки с долгой историей, складывается из самых разных источников и зависит от влияния различных факторов - намерений и интересов учредителей и дарителей, типовых каталогов, идеологии, политики комплектования, представлений о книжном ядре, ситуации в области книгоиздания и книгораспространения (начиная с 1990-х гг. эта сфера была деформирована практически полностью), взглядов библиотекарей и запросов читателей, и много чего еще. Да и не вычислить ничего эпохального на основе фонда районной библиотеки, уж никак не вычислить! Можно, конечно, заниматься реконструкцией коллекций и поиском утраченных изданий, совершать книговедческие и литературоведческие открытия, восстанавливать историю своего региона, но это еще не повод для глобальных обобщений и доказывания существования сакрального знания или особой "книжной" ноосферы на примере отдельно взятого книгохранилища. Впрочем, для фанатов книжного мира многого не надо - они настолько увлечены своим делом, что решительно все готовы превратить в конспирологию, нумерологию и прочую мистику... И почему главная героиня повести, разыскивая утраченные книги, ни разу не задается (пусть даже из теоретического интереса) прямо противоположным вопросом: если некоторые издания были утрачены, то может, так и надо? А что, если в исчезновении книг тоже есть своя логика, далеко не всегда зависящая от решений и поступков людей?

           Четвертая несуразность - это сам образ библиотекарши, имеющийся в данном произведении. То, что в художественной литературе (равно как и в фильмах) библиотечная профессия описывается весьма карикатурно и практически никогда не показывается в качестве достойного жизненного выбора, большим секретом не является. Набили оскомину и "архетипические" образы библиотекарей. В художественных произведениях они могут быть представлены и "своими" (друзьями, помощниками и советниками читателя), и "попутчиками" (святыми, мудрецами, подвижниками, праведниками), и "посторонними" (идеалистами, альтруистами, эксцентриками, затейниками, синими чулками), и "чужими" (искусителями, фанатиками, надзирателями, менторами, чернокнижниками, ведьмами, живыми мертвецами), но в любом случае эти люди в чем-то ущербны: в библиотеки их приводят житейские трудности, проблемы со здоровьем, воля случая, любовные драмы, неудачный опыт работы в других профессиональных сферах и т. д. В связи со сказанным вполне понятно, что любое отступление от традиционных стереотипных представлений хорошо заметно и заслуживает рассмотрения уже само по себе. Ну и какова же в этом отношении повесть А. Б. Биргера, время от времени упоминаемая отечественными библиотекарями в качестве примера хорошего отношения писателя к их сфере деятельности?^[3]

           С одной стороны, она действительно выделяется на фоне других произведений, содержащих образ библиотеки: а) библиотечная профессия в ней описывается с большой душевной теплотой и именно как профессия, а не ремесло, которым может овладеть каждый; б) усилия главной героини, направленные на спасение подведомственного ей учреждения, выглядят прямо-таки героическими; в) поиски утраченных книг и реконструкция фонда библиотеки показаны как увлекательнейшее расследование, ничуть не уступающее детективному; г) автор неплохо передает мистическую "ауру" библиотеки - места неожиданных находок и таинственных встреч, - но при этом не перебарщивает с "нагнетанием атмосферы"; д) ни одного критического замечания в адрес библиотек как таковых в повести не имеется, что достойно похвалы уже само по себе.

           С другой стороны, "библиотечные" стереотипы в этом произведении все-таки есть, и они отнюдь не опровергаются автором (хотя и относятся исключительно к главной героине повествования). Однорукая, но нестареющая ведьма-библиотекарша без возраста с вещим говорящим вороном, - это, конечно, утрированный и отчасти даже комический образ. Но вот ее непосредственные действия и мысли смеха как-то не вызывают и заставляют задуматься о том, действительно ли она так нелепа, как это кажется. Самое главное, на что следует обратить внимание, - это "традиционная" для стереотипных суждений о библиотекарях особенность ее характера: библиотекари нередко воспринимаются как люди, представляющие собой гремучую смесь из консерватизма и одержимости. И того, и другого у Татьяны Валентиновны в достатке. Здесь можно вспомнить и безапелляционную и уничижительную критику Екатерины II (буквально сходу, в начале повести), и безграничную веру в силу печатного слова и безупречность своих теоретических построений (основанных на довольно-таки сомнительных ассоциациях и совпадениях), и строго "дозированное" предоставление информации даже хорошо знакомым ей людям (всей правды она, похоже, не говорит вообще никому, предпочитая уводить собеседников далеко в сторону и излагать им такие теории, которые крайне трудно проверить на практике), и восприятие библиотеки как центра Вселенной и модели мироздания, и ее защиту всеми силами и средствами. Прямо-таки во что бы то ни стало...

           А теперь поразмыслим о том, какую же изощренную (и даже высокохудожественную) дезинформацию преподносит героиня повести писателю - и про костел, и про ворона, и про потерю руки, и про подземелье с якобы спрятанными там книгами. Всё ведь не так - но сошедший с рельсов состав с водкой - это состоявшийся факт. Как и потерянная рука. Как и ворон. Как и один из основных законов магии, гласящий, что за все надо платить... И вот кстати: допустим, состав незаконно попал бы в другой район или область, библиотека не была бы отремонтирована на часть вырученных средств и... что? И почему вагоны были именно с водкой? Кому бы от случившегося было бы лучше, а кому хуже? Какие причинно-следственные связи возникли, а какие - разорвались? Не такая уж простая эта повесть, если приглядеться. Далеко не простая. Равно как и ее странности...

***

           Итак, попробуем представить все иначе. Неровный стиль как главное из замечаний? Но ведь его можно рассматривать и как удачное художественное решение, поскольку события изображаются глазами разных действующих лиц, и к тому же не напрямую, а в художественном произведении. И какова же роль того писателя, который изображен в повести? Такое ощущение, что его использовали некие неведомые силы, - и еще вопрос, в сторону добра или зла, с целью огласки событий или с целью их сокрытия. Да еще с видимостью выбора и свободной воли... Вот как рассуждает при встрече с писателем некто Ремзин (то ли удачливый чиновник, то ли Великий Магистр неизвестно какого ордена): "Как человек не посторонний, вы поймете то, что не поймет другой. А как писатель, не сможете удержать это в себе, так или иначе используете, расскажете, разнесете по свету. Но, опять-таки, как человек не посторонний, вы очень правильно выберете, что можно рассказывать, а что нет, какие факты можно изложить напрямую, а какие стоит видоизменить, насколько стоит менять имена, название города, время действия, а насколько можно оставить так, как было на самом деле".

           А так ли уж предсказуемы события повести? Да как сказать... А что, если масоны и партийные аппаратчики здесь вообще сбоку-припеку? Татьяна ведь показана как уникальная личность, от которой всем что-то нужно... Что же касается финала повести, то он вообще повергает в глубокую задумчивость. Можно было ожидать чего угодно - таинственного исчезновения главной героини, кражи редких книг, пожара в библиотеке - но не такого...

           Насколько убедительны "периодическая система" книг и концепция "книжной" ноосферы - тоже вопрос спорный и к тому же влекущий за собой ряд других вопросов. А для чего об этом вообще рассказывается писателю-рассказчику? Что в словах библиотекарши правда, а что нет? Настоящие библиотекари, конечно, любят классифицировать и систематизировать различные вещи, явления и события, но вот чтобы настолько... Да и выводы из речей Татьяны можно сделать разные. Как бы там ни было, но ее племянница Саша со своим незамутненным и непосредственным детским мышлением моментально обнаруживает "болевую точку":

           "- Я бы сказала, что выбор книг - это выбор судьбы. И не только выбор книг, но и выбор того, что ему, или ей, кажется самым важным в этих книгах. Скажем, один человек будет читать "Гека Финна", и в это время его друг погибнет в бандитской перестрелке, а у другого, наоборот, друг спасется из абсолютно безнадежной ситуации. В каком-то смысле, книги - это зеркало, понимаешь?

           - То есть, - сказала я, - по книгам можно и что-то угадать? Или призвать их на помощь?

           - Можно, - кивнула она. - И, я бы сказала, не угадать, а вычислить. Знаешь, в чем мое главное открытие? В том, что книги подчиняются периодической системе, подобной периодической системе химических элементов, открытой Менделеевым. Зная приблизительную частоту выхода книг на ту или иную тему, можно определить недостающие места.

           - Здорово! - сказала я. - А вот ты бы, используя свое безумное знание книг, смогла бы вызвать ведьм из "Макбета" так, чтобы они уничтожили твоих врагов?

           - Наверно, смогла бы, - вполне серьезно сказала она. - Но ни за что не стала бы этого делать, потому что, понимаешь, "как аукнется - так и откликнется". Если правильно общаться с книгами, то можно отвести любую беду без того, чтобы из-за тебя кто-то пострадал".

           Вроде бы все правильно. Правильными выглядят и рассуждения Татьяны Валентиновны о том, почему нужно беречь книги и ни в коем случае не сжигать даже самые мерзкие из них. "Конечно, - говорила она на ходу, - есть книги такие гадкие и гнусные, что никому не стоило бы их читать. Но разве есть у нас право решать, что уничтожать, а что - нет? Когда мы присваиваем себе такое право, мы очень быстро можем докатиться до чего угодно. Сами станем дикарями, рвущимися расправиться со всем, что выше нас. Да, вот, то, что я хотела тебе показать, - она подвела меня к стеллажу. - "Майн Кампф" Гитлера. Ты скажешь, такую книгу нельзя без омерзения взять в руки? Я соглашусь. Но, при этом, это мысли и убеждения того самого человека, который отдал приказ о сожжении книг. И в этом смысле, книга саморазоблачительна, она разоблачительней любых суровых исторических трудов, которые были написаны потом.

           А если б тебе было известно, как некоторые из этих книг попали в библиотеку - точнее, вернулись в нее - что с этим связано... В каждой книге сохраняется частичка времени, и, будь то доброе время или злое, мы не имеем права его терять. Сохраненное время - это единственное, что у нас есть...".

           Всё бы хорошо, но вот только... Это люди выбирают книги или книги выбирают людей? Судьба человека или человек судьбу? Судьбу или чей-то сценарий? Книги - это зеркало автора или читателя? Или они представляют собой бесконечный зеркальный ряд отражений, в который не войдет ни одна здравомыслящая ведьма? И не будет ли каждое новое "книжное" открытие по "периодической таблице" все более тяжелым, ядовитым и радиоактивным? И стоит ли показывать подростку "Майн Кампф" - да еще с возможностью доступа? И что такое "сохраненное время" для библиотекарши, которая вроде бы и не стареет? А многих ли людей смог сдержать принцип "как аукнется - так и откликнется"? А уж тем более в магии? Финал повести действительно впечатляет, причем как писателя - героя повествования, так и читателя. Происходящие в конце "Заклятия слов" события явно идут вразрез с изложенными выше "библиотечными" принципами: у Полубратова, бывшего мужа Татьяны, беззастенчиво пользовавшегося ее магическими талантами и в то же время строчившего на нее доносы, случается инсульт, переходящий в полный паралич, - и происходит это отнюдь не по естественной причине. При этом соответствующее описание отчетливо напоминает поимку Ивана Бездомного, заявившегося в ресторан в непотребном виде, от чего становится еще более неоднозначным. Можно, конечно, предположить, что это дело рук (точнее, лап) не Татьяны, а ее ворона, но от этого легче не становится. Скорее, даже наоборот...

           Наконец, остается стереотипный образ библиотекарши. Однако и с ним не все ясно. Так, к примеру, почему же в повести не изображается обслуживание читателей - ни в позитивном свете (библиотекарь в качестве лоцмана в мире книг), ни в негативном (в качестве злобного надзирателя)? Одержимость, безусловно, присутствует, - но какая-то выборочная. Больше всего настораживают странноватые представления главной героини о рекомендации литературы подросткам: Татьяна внимательно следит за чтением своей племянницы Саши в пределах библиотеки (в особенности за чтением поэзии), но при этом напрочь игнорирует то, что она смотрит по телевизору и читает в желтой прессе. Вот как это выглядит в тексте повести.

           "- Есть, например, "Прекрасный новый мир" Хаксли, - сказала тетка Тася. - Но эту книгу я тебе не дам, потому что в ней... гм... имеются любовные сцены, которые тебе читать еще не стоит.

           - Подумаешь! - фыркнула я. - Сейчас такое и печатают, и по телевизору показывают! Я, если хочешь знать...

           - Не хочу! - перебила она меня. - И книжку эту тебе не дам, еще года два как минимум, а то и три!

           Я поняла, что лучше не настаивать (лучше я потом этого Хаксли втихую достану, решила я; я и достала, но, по правде говоря, он оказался довольно скучным) и перевела разговор на другую тему...".

           Вторая вариация на ту же тему изумляет еще больше: "Я еще попробовала поспорить с теткой Тасей, говорю ей, что пусть она МТВ включит, где некоторые группы такоо-ое изображают в своих видеоклипах и о такоо-ом поют, да и вообще практически в любую газету заглянет, даже в самую нормальную, какие там странички советов по интимной жизни, я уж не говорю хоть об этой московской знаменитой "Храм бесстыдства", которая на всех лотках лежит, хоть о некоторых наших местных... Так чего я такого страшного и недозволительного для себя могу узнать? Тетка малость задымилась и высказалась в том плане, что поэзия - это совсем другое, у нее есть особая сила воздействия, потому что она завораживает своей музыкой и действует на такие центры, до которых газеты и телевидение не добираются, что они там ни показывай, и тем более это касается Йейтса, у которого есть особая, магическая чувственность...".

           В общем, нечто в духе сэра Макса. Поэзия как магия и магия как поэзия! Но именно здесь и закрадывается сомнение: а не есть ли это "рекомендация от противного" - по принципу "запретный плод сладок"? И действительно ли Татьяна не знала о не отправленном вовремя письме? Более того, не готовит ли ведьма себе достойную смену? Как-то уж очень быстро "срывается с тормозов" закадычная школьная парочка - Саша Кормчева и Колька Кутузов, - начиная совершать отнюдь не шуточные магические обряды...

           Вообще, что касается запретного плода, то в данном случае можно вспомнить даже не злющую библиотечную ведьму, а еще один стереотипный образ, весьма распространенный в кино и художественной литературе, а именно представление библиотекаря (метафорическое или прямое) в виде вампира. Первое толкование такого образа вполне понятно: если книги являются отражением жизни, то библиотекари - это всего лишь отражение настоящих людей, своеобразные живые мертвецы, избравшие себе библиотеку в качестве кладбища или склепа. Однако есть и вторая, менее известная трактовка: библиотекарям присуща столь сильная и неистребимая тяга к познанию, что ее можно уподобить жажде крови у вампиров. И именно этой страстью они и заражают окружающих, - порой ничуть не хуже, чем это делают кровососы своими укусами...

***

           А теперь попробуем взглянуть на "Заклятие слов" в контексте других произведений, описывающих бытие литературных персонажей. Какой бы уязвимой для критики ни выглядела концепция "книжной" ноосферы, представленная в повести, все познается в сравнении. И вот здесь и становится очевидным тот факт, что несмотря на множество художественных аналогов, А. Б. Биргеру удалось создать довольно-таки интересную теорию, - возможно, "гибридную" и "комбинированную", но в точности не повторяющую ни одну из придуманных различными писателями и киносценаристами "моделей". Приведем для сравнения несколько версий, обосновывающих существование литературной реальности как особого мира.

•     "Зависимая" от людей (читателей) литературная реальность, в которой персонажи книг живут лишь до тех пор, пока их кто-то помнит. Понятия добра и зла в ней зависят не только от сюжета, но и от отношения персонажей к тому факту, что люди собираются уничтожить книги, в которых они упоминаются. Самый яркий пример, непосредственно упоминаемый в "Заклятии слов" (правда, без заглавия и в несколько (нарочито?) искаженном виде), - рассказ Р. Брэдбери "Изгнанники".

•     Относительно "зависимая" реальность, соприкасающаяся с реальным миром, но живущая по собственным законам, из-за чего возникают различные неувязки, а также комические и сатирические эффекты. Именно такой мир - с клишированными фигурами известных героев в мире литературы и вульгарной библиотекаршей в реальной действительности - изображен в сказке В. М. Шукшина "До третьих петухов". Описанная в этой сказке библиотека двойственна по своей сути: с одной стороны, она показана как лаборатория для "конструирования" новых идей, а с другой, происходящие в ней события - это и своеобразное предупреждение, направленное против вольного обращения с литературной реальностью (его можно отнести и на счет библиотекарей, любящих организовывать театрализованные представления по мотивам любимых книг). И действительно, при "выдергивании" литературных героев из первоначального контекста у них остаются только самые общие атрибуты (на уровне одежды, оружия и характерных фраз). Некоторые из вырвавшихся "на свободу" персонажей вообще теряют свои имена, и от них остаются только клички - Лысый, Канцелярский, Пришибленный и т. д. Здесь можно отметить и то, что персонажи русской литературы ни о чем не могут договориться, и то, что их "деятельность" продолжается в течение ночи, как и у описанной в сказке нечистой силы (это, пожалуй, один из наиболее ярких примеров демонизации литературных героев вне зависимости от той роли, которую они играют в своих "родных" произведениях).

•     "Независимая" реальность, ставшая для персонажей книг настоящим адом. В данном случае следует упомянуть роман "Дар Шаванахолы" из серии романов Макса Фрая про мир Ехо. В этом произведении сэр Макс неожиданно задается вопросом: а почему в Ехо хорошо развита поэзия, есть исторические хроники, но совершенно нет романов? Разгадка оказывается шокирующей: если в реальном мире присутствует хоть какая-то магия, то благодаря мыслям читателей неизбежно образуется и литературная реальность (Миры Мертвого Морока) - по отдельному миру на каждый роман. Но вот "обитатели" таких миров вынуждены бесконечно играть одни и те же роли и произносить одни и те же речи, - и их мучения не поддаются никакому описанию. И оживить их по-настоящему невозможно - ведь все же знают, к чему приводит воскрешение мертвецов... Подобная картина привела в такой ужас всех увидевших ее магов, что прозаическая литературная деятельность в мире Ехо очень быстро прекратилась. А вот для того, чтобы уничтожить уже имеющиеся литературные миры, на которые, как оказалось, не действовала никакая магия, понадобилась помощь особо выдающегося злодея - неподражаемого Лойсо Пондохвы.

•     "Инфернально-книжная" реальность (в духе фильма "В пасти безумия" Дж. Карпентера или "Тихого Города" того же Макса Фрая). В таком случае делается предположение, что в некоем измерении имеются древние чудовища, мечтающие воплотиться в реальном мире. И один из способов сделать это - воздействовать на сознание людей искусства (прежде всего писателей), внушая им нужные сюжеты и образы и питаясь энергией почитателей соответствующих произведений. В случае прорыва инфернальных сил земная реальность становится иллюзорной и теряет отличия от сюжета выгодной для чудовищ "роковой" книги.

•     Смесь альтернативной и литературной реальностей, от которых зависят отдельные люди. Ярким примером в данном случае служит рассказ Генри Лайона Олди (псевдоним писателей Д. Е. Громова и О. С. Ладыженского) "Пять минут взаймы", в котором уникальное книжное собрание буквально "высасывает" силы из своего владельца, наделенного своеобразным даром-проклятьем (он способен продлевать на пять минут жизнь любого человека, жившего на Земле, "спрессовывая" свои собственные годы). Пользуясь своим даром, данный библиофил общается с великими поэтами и мыслителями прошлого, собирая стихи и изречения, которых никогда не было и не будет в собраниях сочинений, но расплачиваясь за это своей жизнью. Финал рассказа двойственен: библиофил умирает, но перед смертью успевает найти себе достойного преемника, столь же одержимого страстью к литературе.

•     Реальность детского чтения. Здесь вспоминается фильм М. Ханта "Повелитель страниц" с М. Калкиным и К. Ллойдом. Библиотекарь, которого играет Ллойд, с помощью профессиональных и магических знаний буквально управляет различными книгами и их персонажами. "Пропуск" в волшебную страну книг предоставляется только детям, влюбленным в чтение, а жанры по сюжету фильма ограничены сказками, приключенческими романами про пиратов и ужасами.

•     Художественная реальность может образоваться (и материализоваться) по причине влюбленности художника-творца в свое творение (на манер Пигмалиона). В данном случае можно упомянуть фильм "Холодный мир" ("Параллельный мир") Р. Бакши про незадачливого создателя комиксов Джека Дибса, превратившегося в персонажа своих же графических работ.

           В целом можно признать, что на общем фоне "Заклятие слов" выглядит не так уж и плохо: вроде бы всего понемножку, но совпадения и ассоциации не являются безусловными и стопроцентными (чему весьма способствует мистический жанр с его недоговоренностями). Имеются и собственные авторские находки, включая амбивалентное и непредсказуемое воздействие книг на читателей, отсутствие четкой границы между мирами, отбор "избранных" не столько по степени влюбленности в литературу, сколько по способности быть полезным и умению переписать и/или замаскировать события, разное восприятие литературных сюжетов сознанием и подсознанием, использование очарования и магии литературного мира потусторонними силами в качестве приманки для пламенных книгочеев, образ идеально сбалансированной (и обладающей собственным разумом) библиотеки, которая восстанавливается с помощью намеков библиотекарям, идею своеобразных "книжных хабов" - с виду ничем не примечательных книг, лежащих "на пересечении мощнейших силовых линий" и дающих подсказки, ведущие к удивительным открытиям, и др.

           Интересны и рассуждения того писателя, который является персонажем повести: "В этом нечто фанатичное было, беспочвенное и безосновательное, да... Но, с другой стороны, это была фанатическая преданность книгам, а не чему-то другому - ни безумному "вождю и учителю", ни безумной идее, ради которой стреляют, взрывают или молотят по головам. И, кстати, когда человек ежедневно имеет дело с книгами, он все больше и больше открывает для себя, что у всякой книги - своя судьба, что эти судьбы могут быть разными, волшебными и многоликими, и что они так или иначе отражаются на судьбах людей, берущих их в руки, иногда к добру, а иногда и к худу. Тут начнешь искать чудесное в мелочах. Сперва, наверно, почти бессознательно, а потом пытаясь придать этому поиску логические основы".

***          

И каков же общий итог повествования? Тот же самый писатель-рассказчик в конце повести сидит в глубокой задумчивости и ничего не может понять в той мистике, в которую он оказался вовлеченным. Тем не менее несколько принципиально важных выводов он все-таки делает - не столько даже для себя, сколько для читателя "Заклятия слов":

           1) всё, похоже, вообще не так как кажется, и реальная подоплека событий остается неизвестной;

           2) писательское воображение - плохое подспорье в сверхъестественных ситуациях: оно может предложить автору множество интересных версий, но все они ведут в никуда (начав описывать мистические происшествия, писатель скорее может сыграть кому-то на руку, чем добраться до истины);

           3) совершенно непонятным остается то, почему же "повернутая" на книгах (и ревностно их охраняющая) библиотекарша много лет назад подарила писателю несколько ценных неучтенных изданий. Вариант постепенного набора магической силы (и все большего помешательства) представляется малоубедительным (библиотекаршу считали ведьмой еще в советское время), равно как и объяснение случившегося проявлением к писателю безграничного доверия (после получения подарка он не был в Квашинске (и вроде как не требовался) целых 15 лет);

           4) Татьяна как-то очень легко признает тот факт, что ее поиски уникальных изданий Н. И. Новикова хоть и увенчались успехом, но не оправдали ее ожиданий: никаких сакральных знаний и точного описания Грааля в них не оказалось (что, впрочем, и следовало ожидать);

           5) случившаяся с Полубратовым катастрофа - это, похоже, самый важный элемент головоломки, который, однако, плохо вписывается в общую картину происходящего.

           Так что же произошло в Квашинске на самом деле? На наш взгляд, данная повесть - это печальная история одной невероятно талантливой любительницы книг, которая пыталась пойти по пути булгаковской Маргариты, но не нашла своего счастья, получив взамен лишь магию и одиночество. Прямо по классике: "Была на свете одна тетя. И у нее не было детей, и счастья вообще тоже не было. И вот она сперва много плакала, а потом стала злая...". Ну и еще в том же духе: "Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня". Бедствий от своего мужа, так и не ставшего Мастером, Татьяна действительно испытала немало, - но в то же время до Мастера не дотягивает (пока что не дотягивает?) и изображенный в повести писатель, которого она превосходит почти по всем статьям, кроме одного существенного момента: ей не хватает здорового скепсиса и умения рассматривать ситуацию с различных точек зрения.

           Разработанная Татьяна система "книжной" магии оказалась уникальной - но двоякой по своей сути, поскольку вызванные ею из мерцающего литературного небытия силы можно было использовать как на добрые, так и на злые дела. В свою очередь, осознание того, что за все на свете надо платить, у нее запоздало, как это обычно и бывает в непонятных и загадочных ситуациях. А далее тоже все было классически: благие намерения, как известно, ведут в ад. Пытаясь сохранить и защитить свою библиотеку, Татьяна в истории с железнодорожным составом перешла черту, слишком сильно повлияв на естественный порядок событий. Именно этим и воспользовались потусторонние силы, прорвавшись в реальный мир и начав свою собственную игру. Да, безусловно, они защищают библиотекаршу, - но обо всем они ей явно не говорят (где-то она успевает заметить, что творит ее ворон, а где-то и нет). Рост магической силы (а уж тем более в специфическом "книжном" варианте) тоже имеет свои последствия, поскольку сверхъестественное начинает вторгаться не только в сознание, но и в подсознание главной героини. Вряд ли она стала бы в открытую желать смерти своему бывшему мужу, да еще спустя много лет, - но где-то глубоко-глубоко такая мысль в ней все-таки была. Подсознание есть подсознание. Отсюда и результат...

           Ну а что же писатель? А вот он, похоже, все-таки стал "избранным" ("ражим", как его определил ворон), но это было отнюдь не решением Татьяны. По сути, дело дошло до непосредственного вмешательства потусторонних сил в творческий процесс, и перед рационально мыслящим автором детективов встал очень непростой вопрос о том, может ли одна опечатка, ничего не значащая сама по себе, изменить весь смысл художественного произведения, а вместе с ним - и судьбу человека.

           Таким образом, небольшая по объему (и, на первый взгляд, развлекательная, в чем-то даже сатирическая) повесть А. Б. Биргера оказалась весьма содержательной и глубокой: написать что-либо новое про библиотечный мир сложно, а представить "библиотечные" ужасы, страсти и стереотипы под необычным углом зрения - тем более. Но, как ни странно, автору это удалось. Прямо мистика, да и только...

2025

Примечания

           ¹ Матвеев М. Ю. Книги и судьбы: образы "роковых" изданий в художественной литературе. Санкт-Петербург, 2022. 160 с.

           ² Биргер А. Б. Заклятие слов. Москва: НЦ ЭНАС: Глобулус, 2004. 169 с.

           ³ Образ библиотеки и библиотекаря в художественной литературе. URL: http://цбс-симферополь.рф/образ-библиотеки-и-библиотекаря-в-худ/.