Юмористическое фэнтези - весьма востребованный читателями жанр, который, однако, приживается на просторах России не так уж и легко, как это может показаться. И дело здесь не в количестве или таланте авторов: для отечественных писателей смеховая культура - это во многом смех сквозь слезы. Лавры "русского Т. Пратчетта" в настоящее время так и остаются без явного лауреата, причем происходит это не потому, что нет достойных претендентов: использовать подобную формулировку применительно к России - не самая удачная затея. Общим аршином в ней явно ничего не измеряется... Можно ли смеяться, читая "Плоский Мир"? Да, и еще как! Один роман, два, три, от силы четыре... но и не больше. Подобное чтение довольно быстро приводит к весьма знаменательному выводу: вот так над человечеством смеяться все-таки не стоит - каким бы оно ни было, это человечество. И уж тем более - с учетом традиций русской литературы. По большому счету, в юмористическом фэнтези осмеянию подвергается весь мир - но можно ли (и нужно ли) высмеивать решительно все и абсолютно все сводить с пьедестала? Представляется, что нельзя? Но здесь сразу же возникает возражение: попытки обогнуть острые углы и обойти молчанием определенные темы требуют большого внимания и такта, обедняют повествование и могут привести к совершенно неожиданным результатам. Все равно надо обходить? Но тогда нарушается целостность описания мира - а ведь в фэнтези это едва ли не самое главное. В сущности, чем подробнее, привлекательнее и, если так можно выразиться, реалистичнее описывается созданная воображением того или иного писателя Вселенная, тем больше шансов завоевать успех у читателей. Юмор в этом отношении хороший помощник, но отнюдь не универсальный: нежелательным представляется и высмеивание всего и вся (в духе романов М. Г. Успенского), и сведение большей части комических эпизодов к текущим неурядицам и "офисному" юмору (в духе произведений М. Фрая).

          А. О. Белянин - едва ли не самый главный (и вполне заслуженный) претендент на упомянутые выше лавры, но незримая тяжесть подобного "венка" явно давит на писателя, не позволяя ему развернуться во всю мощь своего таланта и фантазии. Скажем сразу: ошибок и противоречий у него довольно мало. Противоречивым опять-таки оказывается сам жанр юмористического фэнтези, вынуждающий писателя тратить массу сил на соединение несоединимого, охват необъятного и примирение непримиримого. В особенности, если он вводит в повествование знакомых с детства сказочных персонажей. И вот тут-то и начинается...

          Первая проблема, которую можно отметить применительно к "Тайному сыску царя Гороха" - это столкновение сказки и фэнтези, происходящее с изрядным треском. То, что автор формально выбрал сказку - это смело, мудро, оригинально и к тому же весьма практично (поскольку такой текст не требует каких-либо специальных знаний), но если внимательно вчитаться в содержание, то оказывается, что данное произведение все-таки ближе к фэнтези. Различия между двумя этими жанрами давно известны, а поэтому выявить те места, где начинает "искрить", не представляет особого труда.

•      Чудеса в сказке - дело совершенно обычное, и они не требуют отдельного обоснования. Если же речь заходит о природе магических сил, их разновидностях и особенностях применения, то это уже фэнтези. А. О. Белянин старательно избегает оккультизма (что весьма похвально), но такое не всегда возможно просто по сюжету. Во всяком случае, православная Баба-яга с весьма темным прошлым, неожиданно вставшая на путь истинный - это что-то. Ну, допустим, не такая уж она и злодейка - но чем же ее колдовство отличается от колдовства Кощея? Эти персонажи даже глазами сверкают одинаково... И почему Баба-яга в старости столь же вспыльчива, как в молодости? Чуть что, и сразу превращает окружающих в различную мелкую живность... А вдруг обратно не получится? Столь же нелепо выглядят и попытки Никиты Ивашова свести ее заклинания к образцам устного народного творчества. Имеются и некоторые другие нюансы. В частности, обойти вопрос о магии не получается по той причине, что разные земли и страны  - это, помимо всего прочего, и разное чародейство.

•      Мир сказки весьма устойчив, в то время как фэнтези - это во многих случаях мир умирающий (находящийся под угрозой полного уничтожения). А когда угроза глобальной катастрофы возникает вновь и вновь, требуется уже не фольклорный Иван-Царевич, и даже не былинный богатырь, а "многоразовый" современный супергерой, желательно с соратниками или собственной командой профессионалов.

•      Сказка находится вне исторического времени. А вот когда "точкой отсчета" становится современность и соответствующие "параллели" вполне очевидны, волшебство кончается. Остаются колдовство и магия.

•      В отличие от фэнтези, сказка не пишется в десяти томах (а что так скромненько-то?) и живет только настоящим - прошлое героев не имеет сколько-нибудь существенного значения, а будущее кончается свадьбой и стандартной формулировкой "И жили они долго и счастливо". Но ведь шоу должно продолжаться! То есть как это - "И померли они одномоментно"?! Пока читателю интересно - такому не бывать! С прошлым получается еще хуже. Ну ладно, что всяких там маленьких Марьюшек да Ванечек Баба-яга вроде бы не ела - но даже столь существенный факт сообщается только задним числом, в последних произведениях. А про царевичей и королевичей речь заходит только в десятом романе, да и то как-то расплывчато. И их не ела?! Ну, тогда это и вовсе не сказка... И почему же Баба-яга не опровергает миф о том, как же она в молодости любила поваляться на косточках различных знатных особ? Кощей все-таки был прав?

•      Сказочная реальность плохо приспособлена для постоянного пребывания в ней разного рода "попаданцев": такие типы, угодив в сказку, могут наломать гораздо больше дров, чем в фэнтези. Удивительно, но здесь важны не столько их положительность или отрицательность, сколько знание ими с детства основных волшебных сюжетов, приводящее в шок сказочных персонажей-"аборигенов" и выглядящее как совершенно запредельная магия. Можно подумать, это такая уж мудреная задачка - выяснить, где находится смерть Кощея! Между тем "попаданец", освоившись в сказочном мире, начинает действовать в нем отнюдь не по местным правилам поведения и влияет не только на текущие события, но и на саму суть мироздания: "Приключения Никиты Ивашова в стране сказок сохраняют лишь внешнюю связь с фольклорным жанром: он проникает во дворец Кощея, но в поисках улик, он побеждает рать Кощея, но не в единоборстве, а хитростью и т. д. В тексте подчеркивается беспомощность фольклорных персонажей против человека ХХ века. Непонимание фольклорными существами милиционера порождает комизм всего повествования"^[1]. При этом "попаданцы", в отличие от героев сказки, отнюдь не боятся встречи с нечистой силой: и леший, и водяной, и Кощей, и Баба-яга кажутся им старыми знакомыми, что усиливает комический эффект, но разрушает сказку как таковую^[2].

          Вторая проблема - это сам юмор. Как бы ни старался автор, подробное описание сказочного мира во всем его многообразии все-таки оставляет свой отпечаток и накладывает свои ограничения. Достаточно чуть-чуть перегнуть палку - и превозношение начинает отдавать поношением, хвала - хулой, подвиг - буффонадой, а патриотизм - кислой капустой и квасом. И избежать этого ох как не просто...

          Сказывается, конечно, и богатая литературная традиция. Можно ведь ориентироваться на Н. В. Гоголя, а можно - на М. Е. Салтыкова-Щедрина. Ну а если на обоих сразу, да еще, к примеру, на М. А. Булгакова? А вот если судить по тому, как герои общаются друг с другом, как они сыплют направо и налево терминами, смысл которых для них далеко не ясен, как само повествование увязано с современностью, - то в этом отношении "Тайный сыск..." имеет много общего с произведениями А. Н. Жукова, выходившими в свет в середине 1980-х - начале 1990-х гг., но по большей части написанными гораздо раньше ("Безразмерное чудо", "Печать", "Судить Адама!", "Голова в облаках"). В итоге получается гремучая смесь - по-своему эффектная, но не всегда действительно смешная. Еще более запутывают ситуацию "параллели" с писателями, сочиняющими в несколько ином ключе. Так, когда скромненькая Баба-яга в "Деле трезвых скоморохов" выходит сражаться с четырьмя китайскими мастерами боевых единоборств, это уже вылитый Т. Пратчетт. "Интересные времена" с Коэном-варваром. Да и дьяк Груздев хорош - он, конечно, хорек, но ведь он же наш хорек! Лукошкинский... И мечей что-то поразвелось... А ля М. Муркок. Хоть с именем, хоть без имени... Можно отметить и совершенно умилительное "Предисловие" к "Ржавому мечу царя Гороха": доблестный сыскной воевода из первопрестольного Лукошкина решил заделаться писателем! Явно по примеру своего литературного коллеги - сэра Макса из славного города Ехо. "Принципиальное" отличие действительно смешно: мысленно общаясь с Бабой-ягой, главный герой в "Черном мече царя Кощея" говорит "Прием", а не "Отбой"...  А чего стоит печка Емели в роли монструозного танка из "Спасителя Короны" А. А. Бушкова! И ведь с той же песней про Сталина... 

          Еще больше вопросов во всепоглощающей стихии юмора вызывают частные умолчания и "обходные пути". Вот взять, к примеру, известную формулировку "За Веру, Царя и Отечество" - и что получится?

          Можно ли смеяться над верой? Разумеется, нет! Следовательно, приходится обходить этот вопрос, сосредоточив юмор на недостатках отдельных священников и не слишком-то верующих мирянах. Но даже в этом случае получается не так уж весело, как кажется. Вот, к примеру, отец Кондрат - наиболее колоритный представитель местного духовенства. В молодости - завзятый бабник, в зрелом возрасте - порядочный хулиган, любитель выпить и человек, не чуждый азарта (это еще хорошо, что Никита Ивашов догадался внедрить в Лукошкине хоккей). Ну и почему же его так боится Кощей - больше, чем всю опергруппу? Ответ приводится только в девятом романе серии, да и то не слишком убедительный: оказывается, у отца Кондрата столь мощный миссионерский дар, что он может за несколько минут перевоспитать кого угодно. Как-то не смешно. В особенности если учесть, что у православных, в отличие от католиков и протестантов, миссионеры всегда были в жутком дефиците. Между тем, как сообщается в "Отстреле невест", отец Кондрат - чуть ли не первейший кандидат на звание Патриарха всея Руси. Если, конечно, не залетит на пятнадцать суток. И вот кстати - а кто же в описываемом мире Патриарх? И где располагается Синод, упоминаемый в "Ржавом мече..."? Кто в него входит? Сказка, разумеется, все спишет - но все равно любопытно...

          Из других фигур выделяется разве что юродивый Гришенька - персонаж абсолютно положительный, хотя и становящийся в результате действий Никиты Ивашова талантливым хоккейным комментатором. Все остальные священники представляют собой безликую массу, постепенно начинающую вызывать у главного героя не менее сильное раздражение, чем боярская дума. В "Ржавом мече..." Никита, озадачившись свободой печати, думает о них уже совершенно конкретно: "Ну и в пень бы их всех (кроме отца Кондрата), а я писал свои служебные заметки и буду...".

          А вот тут-то и кроется серьезное противоречие, связанное не столько с главным героем, сколько с самой природой "попаданчества", и обойти его довольно-таки сложно. "Попаданец" как таковой во многих случаях оказывается человеком весьма далеким от религии (во всяком случае, он уж точно не является примерным прихожанином). Понять это можно - иначе ему было бы гораздо труднее приспособиться к новому миру и найти в нем свое место. Бывают и совсем уж выдающиеся экземпляры вроде упомянутого выше сэра Макса, который даже не помнит, какой рукой надо креститься и в какую сторону. Никита Ивашов, конечно, не столь радикален, но общая тенденция все же сохраняется: он происходит из нерелигиозной семьи, и Рождество у него ассоциируется у него разве что с телевизионной версией сказки Н. В. Гоголя. По ходу дела он вынужден согласиться на венчание, но сам по себе в церковь не ходит и к отцу Кондрату обращается исключительно по делу, т. е. в целях взаимовыгодного сотрудничества (в "Деле трезвых скоморохов" они дружно разыгрывают дьяка Филимона Груздева - может быть, и правильно, но в то же время довольно-таки зло. Участвовать в таком действе священнику - это уже явный моветон).

          Не лучше обстоит дело и с рядовыми лукошкинцами: вроде бы явных атеистов среди них нет, но их вера носит скорее обрядовый, чем содержательный характер, перемежается с верой в русский авось и с на редкость толерантным отношением к язычеству. И опять-таки: стоит чуть-чуть переборщить с патриотизмом, и тут же оказывается, что настоящие злодеи - уж точно не из числа православных, своя нечистая сила всяко лучше зарубежной, а отечественные заклинания, в отличие от заграничных, вполне даже христианские... Впрочем, в тексте предлагается и другой вариант: может быть, вера-то в народе и есть, да вот только посредники мешают. Равно как и самые агрессивные существа на свете - богомольные старушки (стоит только маленькому и недалекому человеку обрести хоть какую-то власть, и вот тут-то он и показывает себя во всей красе). Любопытно, что священников не жалует не только Ивашов - недовольство проявляется и у чисто "местных" персонажей, вроде командира стрелецкой сотни Еремеева.

          Сказывается, конечно, и извечная тяга русского человека к балагану, маскараду и карнавалу. И очень трудно уловить ту грань, за которой этот самый карнавал становится кровавым. Впрочем, благополучный исход тоже относителен. В данном случае можно вспомнить ту сцену из "Отстрела невест", когда еврей Шмулинсон через весь город волочет на себе крест к месту предполагаемой казни во дворе отделения милиции. Причем в сопровождении огромной толпы восторженных лукошкинцев. Можно также упомянуть выявление Ивашовым истинного предназначения монастыря святой матушки Пургении из "Ржавого меча царя Гороха". Подобные шутки "царапают глаз" уже сами по себе...

          А теперь зададим следующий вопрос: а можно ли смеяться над царем? Вопрос кажется нелепым - ведь это же русская национальная забава! Но одно дело - конкретный царь, и другое - обобщающий образ идеального самодержца. Горох, конечно, не идеален - скорее уж, это сильно приукрашенный портрет Ивана Грозного, наложенный на не менее приукрашенное изображение Бориса Ельцина. Таким образом, смеяться вроде можно, но... вот только как? Можно смеяться над характером, привычками, самодурством, но не над теми случаями, когда царь олицетворяет собой все государство и совершает при этом совершенно нелепые для верховного правителя действия. Вот это уже грустно... И такие примеры есть: в том же "Отстреле невест" царь, потеряв контроль над ситуацией, попросту прячется под кровать, и извлекать его оттуда приходится силой. А смех при этом идет по нарастающей: уразумев, что дело совсем плохо, Горох бежит спасаться в дом к Шмулинсону...

          Между тем Горох - фигура не столько комическая, сколько трагикомическая, а временами даже трагическая. В сущности, он оказывается единственным человеком в описываемом сказочном мире, который догадывается о том, что все вокруг происходит совершенно не так как надо, но ничего не может с этим поделать^[3]. И именно поэтому смех над ним не всегда уместен.

          Следуем дальше. А можно ли смеяться над Отечеством? Со всеми его кондовыми устоями, сладким дымом, трепетом родных осин и запахом родных лаптей? И вот кстати - а чем же в нем все-таки пахнет? Когда Кощей в "Деле трезвых скоморохов" начинает по традиции восклицать: "Фу, фу, фу! Русским духом пахнет!", Митька с возмущением отвергает подозрения окружающих, уверяя опергруппу, что он и до дома дотерпит (подобный эпизод, кстати, имеется и в "Черном мече царя Кощея"). Еще более эффектной выглядит сценка из романа "Жениться и обезвредить". Царь, увлекшись японской поэзией, выдает настоящий шедевр: если в гости приходит друг и начинает снимать обувь, надо быстро открыть окно... Смешно? Да, наверное, но как частный случай, а не в масштабах серии!

          Впрочем, в рассматриваемых романах есть и более серьезные вещи. Так, применительно к описанию страны сказка в очередной раз входит в противоречие с фэнтези, и этот момент слишком заметен, чтобы его можно было игнорировать. Что же происходит? В сказочной реальности пространство столь же условно, как и время, и это воспринимается без всяких возражений. Жанр фэнтези требует гораздо большей точности, в том числе и карты описываемого писателем мира. А карты-то и нет! В "Тайном сыске..." получается нечто невообразимое: с одной стороны, упоминаются сибирские рудники, Магадан и Сахалин, с другой - шамаханская орда может доскакать до столицы всего-то за сутки, максимум - за двое суток. Более того, по ходу всей серии складывается впечатление, что изображаемый мир постоянно "сжимается" до уровня районного центра с 30 тысячами жителей и нескольких окрестных деревенек с некрасовскими названиями. Самое же поразительное состоит в том, что доблестный страж правопорядка за десять романов так и не догадался спросить царя Гороха, что же представляет собой его государство...

          На серьезные раздумья наводит и описание самого Лукошкина: в сущности, мир, изображенный А. О. Беляниным, напоминает огромный ящик с марионетками, в котором каждый персонаж без конца повторяет одни и те же фразы и совершает одни и те же действия - так, как будто они были заучены раз и навсегда и уже не подлежат изменению. Сказки, конечно, охотятся на людей, но если бы это была сказка в полном смысле слова! Определения здесь могут быть самыми разными, но вряд ли оптимистичными. Это страна, попавшая в петлю времени и выброшенная из реального исторического процесса куда-то в междумирье. Это утопия, плавно перетекающая в свою противоположность. Это государство без будущего - как тот летучий корабль, который может летать только по кругу, всякий раз возвращаясь на одно и то же место. Ну и можно ли такой мир сдвинуть с мертвой точки? Самая великая заслуга Никиты Ивашова состоит в том, что он все-таки пытается это сделать. Не раскрыть очередное дело, а совершить нечто большее - достучаться до народа, объединить и вдохновить людей. И у него получается - и в "Летучем корабле", и в "Жениться и обезвредить". Правда, ценой величайшего напряжения физических и духовных сил. И с яростной верой в чудо. Но надолго ли хватит сыскного воеводы? В конце концов, Ивашов - отнюдь не Бессмертный. Такой вот грустный каламбур... Зло же умеет ждать. Рано или поздно или героя подходящего не найдется, или герой окажется не тот, или, что еще вероятнее, народ просто будет безмолвствовать. Чудо, в свою очередь, тоже не может свершаться постоянно - иначе оно превращается в магию.

          А в Лукошкине между тем не все ладно даже без всеобщих авралов. Ну вот стоило только злодею-австрияку мимоходом бросить фразу о погроме - и услышавшие ее тут же с энтузиазмом берутся за дело. Не понимая даже, зачем им это нужно... И культурных заведений в столице практически не имеется - есть только церкви и кабаки. И таланты либо пропадают без дела, либо нуждаются в исходной идее, идущей извне и перевираемой самым страшным образом (что хорошо заметно на примере Митьки). И даже в рамках сказочных сюжетов порою получается не самым лучшим образом. Вот было у отца три сына - и ни один из них не пришел на могилу к своему родителю. Даже ради Сивки-Бурки. А вот судиться за такую кобылу - это с превеликой охотой... Впрочем, прозаический прием заявлений у населения - тоже не самая удачная затея. Такие опыты обычно кончаются увеличением числа доносов, да и народная фантазия начинает работать, что называется, на полную катушку. И первая ласточка уже есть: один такой челобитчик с убийственной логикой пожелал уничтожить всех находящихся в Лукошкине немцев на случай грядущей войны... Сказываются и другие особенности российского менталитета: к примеру, народ жаждет порядка, но сам порядок органически не переваривает. А старые обиды настолько глубоко западают в душу, что расцветают там пышным светом, подавляя любую логику и представление об объективной реальности. Одна из самых ярких сцен во всей серии - это когда Баба-яга в романе "Взять живым мертвого" мстит сопернице за любимого Кощеюшку. Дальше, как говорится, некуда...

          Столь же "неудобными" представляются и некоторые другие вопросы. Ну ладно там свои земляки - а можно ли, к примеру, смеяться над другими народами? Вроде бы очередная нелепость: любой народ обожает превозносить своих представителей как самых умных и смекалистых, а вот соседей изображает полнейшими растяпами и неумехами. Однако здесь сразу возникают три частных вопроса-уточнения: а) стоит ли сводить весь "патриотический" юмор именно к этому?; б) надо ли выделять какой-то особо популярный "объект для насмешек"?; в) возможны ли какие-либо умолчания?

          Не так-то все и просто... В "Тайном сыске..." вроде бы достается всем - но вот в "Отстреле невест" в город приезжает украинская делегация и... автор начинает проявлять невероятную, прямо-таки сказочную политкорректность. Никаких шуток! И такое умолчание задевает даже больше, чем обилие смеха. Разве мало имеется анекдотов про хохлов? Целые книжки издаются! Ну, выбрал бы автор несколько добрых и необидных историй - неужели это было бы так плохо? Что называется, без комментариев... (Объективности ради отметим, что одну известную шутку автор себе все же позволяет - но только в девятом по счету романе.) С другой стороны, а за что же так достается бедняге Шмулинсону на протяжении всей серии? Одна-единственная еврейская семья в Лукошкине, так нет же... И не сказать, чтобы все шутки были такими уж безобидными - в особенности, когда Баба-яга уменьшает Шмулинсона до размера лилипута, а Митька его ловит в бутыль с самогоном. Такая вот разновидность "Еврейской водки"...

          Патриотизм - статья особая. Вроде бы все жители Лукошкина социально активны и обожают свою Родину, но их постоянные патриотические завывания (именно завывания!) очень быстро набивают оскомину и начинают восприниматься не в самом позитивном свете. В данном случае юмор, видимо, просто "не срабатывает": патриотизм - не та вещь, которую следует постоянно ставить на показ, и не то качество, которое можно было бы специально воспитывать.

          Радение за государство можно понимать по-разному, и в этом отношении опять-таки получается не столько смешно, сколько грустно. Никита ничего не может сделать не только с боярской думой (разве что стать чрезвычайно злым полицейским), но и с мелким пакостником и доносчиком Филимоном Груздевым - известнейшим борцом за правду и справедливость. Вот только эта борьба, как в России обычно и водится, может привести к крайне печальным результатам. Да и борется-то он на самом деле за собственные корыстные интересы...

          И, наконец, третья проблема - герои и злодеи. Как отмечают исследователи жанра русского фэнтези, одна из его особенностей - редкое использование писателями образа крупнейших злодеев, т. е. персонифицированного мирового зла (во всяком случае, дьявол у отечественных авторов - не столь уж и популярный персонаж). В итоге чаще всего описывается либо безликая Тьма (силы Тьмы), либо изображается некий злодей местного значения^[4]. Под эту тенденцию хорошо подходит и "Тайный сыск...": решив особо не напрягаться с демонологией в "Заговоре Черной Мессы", автор сосредоточивает свое внимание на "локальных" злодеях. Но такое возможно в двух-трех романах, а не в большой серии: происки того же Кощея начинают быстро приедаться. И зачем ему вообще понадобилось Лукошкино? Пограбить хочется, свою удаль показать или же христианская вера так сильно раздражает? А ведь точного ответа нет...

          Если подумать, то Никите Ивашову еще очень повезло, что его враги не слишком сообразительны. Тому же Кощею, к примеру, надо было не Лихо Одноглазое на Лукошкино выпускать, а Жар-птицу. В смысле - птицу счастья. К беде да горю народ-то привычный и как-нибудь с ними справится, а вот к счастью... Это, пожалуй, одно из наиболее уязвимых мест в российском менталитете. Вот только представить... Отсутствие войн и даже мелких стычек. Всеобщее благоденствие. Невиданные урожаи. Идеальная погода. Поголовное везение. И в то же время... Исчезают желания. За ненадобностью зарываются в землю таланты. Народ начинает отчаянно лениться. Оскудевает любовь (в конце концов, многие люди ищут счастье в любви, но вряд ли найдется много желающих сказать: "Я стал счастливым, чтобы полюбить". Как говорится, почувствуйте разницу)^[5]. Подавляются прочие чувства (впрочем, извечная российская парочка - тоска со скукой - может и задержаться). И никаких шамаханов не надо... Вот и попробовал бы Никита изловить такую птицу! Здесь уж не хватит ни везения, ни невезения...

          Кощей, конечно, мог бы поступить и иначе. Ну хотя бы попытаться вытащить из современной Москвы теневого двойника главного героя - с совершенно иными ценностями и взглядом на мир. Вот и пусть себе коварные планы разрабатывает - у него лучше получится... 

          Напрашивается и еще один вариант: если учитывать некоторые сны участкового, то в Москве может оказаться сам Кощей. И очень даже там преуспеть. Хм... И кого же имел в виду автор? Но что тут гадать - серия еще не закончена, и ожидать от нее можно чего угодно. Во всяком случае, некоторые принципиально важные вопросы так до сих пор и остаются без ответа. Среди них можно особо отметить сам механизм попадания Никиты Ивашова в Лукошкино: судя по имеющемуся описанию, это дело не обошлось без участия (а то и содействия) нечистой силы (но не Бабы-яги). Зачем, почему - решительно непонятно...

          А теперь о главном герое. То, что автор решил не описывать явного супермена, на первый взгляд, очень даже хорошо. Его герой не является выдающимся воином, не владеет магией, не всегда сообразителен (читатель о многом может догадаться гораздо раньше его), не слишком-то образован, порой излишне эмоционален и раздражителен... Все это можно воспринять, что называется, на ура, но вот вопрос: а может ли обыкновенный человек спасти мир? В каком-то случае, наверное, да - но не в каждом же романе!

          Вообще, Никита Ивашов по сравнению с другими основными персонажами серии выглядит как-то блекло - примерно как реальный человек, попавший в красочный мультфильм по мотивам народных сказок. И геройствуют другие персонажи ничуть не меньше (и даже больше) его, и жизнь ему постоянно спасают, а вся слава достается именно ему - ведь он же начальник и сыскной воевода... Чего же не хватает Никите как главному герою? Ответ может показаться удивительным: широты души, удали и творческой жилки. У других персонажей серии все это имеется в избытке. Как ни странно, даже у Кощея. И даже верный и простодушный Митька и то замечает, что Никита Иванович - человек довольно скучный. Оставляют желать лучшего и его привычки. Ну к чему ему война с бабкиным петухом, растянувшаяся аж на всю серию? Этот петух, между прочим, ему тоже жизнь спас... И чем же берет Никита? Да, пожалуй, тем, что он не подходит ни под один сказочный типаж и ни под один архетип. Именно поэтому невозможно предсказать, где он даст маху, а где проявит находчивость и блеснет интуицией.

          Подобные соображения, конечно, относительны, но основной вопрос все же остается: ну что же такого Никита нашел в этом самом Лукошкине? Почему главным кошмаром для него оказывается вовсе не Кощей, а перспектива возвращения в современную Москву? На что он купился? На хорошую еду и стабильную зарплату? На возможность запросто зайти к царю и тяпнуть за все хорошее? На очаровательную бесовку? Между прочим, в Москве у него остались родители, точно такая же работа и невеста Наташа. Причем даже Долгорукова... А что же еще? Остается только Родина - но изменить исходные "установки" и пристать к другому берегу оказывается не так уж и просто. Даже если другой мир оказывается гораздо лучше. И кстати - а так ли уж лучше? Вот в этом-то и кроется самая большая слабость главного героя: на протяжении всей серии Никита мучительно размышляет над феноменом привлекательности того мира, в котором он очутился, но не находит однозначного ответа. Здесь меньше опасностей? Вовсе нет, и даже больше! В Лукошкине настоящие люди? Как будто их нет в Москве! В царстве Гороха душа на месте? Ну тогда бы и не терзался подобными вопросами! В сказке все понятно, гармонично и определенно? Но откуда же тогда постоянное ощущение приближающейся беды? А может, как сообщается в романе "Жениться и обезвредить", "Здесь все русское, родное, исконное, свое. И все живут одной семьей, отделением, слободой, городом, без разницы"? Да как сказать... Лукошкино чем дальше, чем больше начинает напоминать Москву - с диаспорами, социальным расслоением, бестолковой думой, неоднозначным отношением к органам правопорядка и прочими прелестями. При неспешном чтении обнаруживается, что противопоставления двух миров вообще нет: "Никита Ивашов сталкивается с теми же проблемами, что и в своем собственном мире: военные действия с восточными соседями; борьба с распространением нетрадиционных, зачастую опасных для людей, религиозных учений; промышленный шпионаж; вмешательство непрофессионалов в работу правоохранительных органов"^[6].

          Любопытно, что в последних романах главный герой начинает относиться к своему царству-государству с некоторой иронией: он воспринимает Лукошкино как "сказочно-лубочную Русь" - а это уже явно не самая лучшая оценка. Да и мир для него уже не окрашен исключительно в черные и белые краски. Не так уж хороши и отношения участкового с местным народом: "И постоянные народные комментарии весьма сомнительного свойства: сочувствия вгоняют в краску, а стараний помочь лейтенант сам боится"^[7]. Между тем вступать в дискуссию ему никак нельзя, поскольку при этом пропадает все уважение к мундиру.

          Приведенные выше рассуждения неизбежно влекут за собой вопрос о том, какой же роман в серии самый лучший. Одно из главных достоинств "Тайного сыска" состоит в том, что все произведения данного цикла написаны примерно на одном уровне. В данном случае возможны два подхода. Если судить с точки зрения интереса и увлекательности, то это, конечно, "Жениться и обезвредить". А вот если подходить по содержательному признаку, то здесь пальму первенства можно отдать "Ржавому мечу царя Гороха" - восьмому по счету произведению А. О. Белянина. Ситуация вообще очень любопытная: практически в любой серии лучшими обычно оказываются первые два романа, но уж никак не более поздние произведения. В принципе, это большой "плюс" автору, пусть даже и нуждающийся в некоторых комментариях. Что же такого в "Ржавом мече..."? Если подходить к делу формально, то это вторичный и откровенно запоздавший роман (по сюжету он должен быть третьим), написанный в погоне за читателем. И какой же писатель со времен А. Конан-Дойля упустит возможность пощекотать нервы своим поклонникам, временно уничтожив своего героя? И в какой же серии нет повторов? И отравленные яблочки были, и хрустальный гроб, и визит к Кощею, и тайный притон (в данном случае - монастырь), и мозговой штурм... Но если приглядеться внимательнее, то обнаружится, что для "Тайного сыска..." это все-таки нечто новое. Данное произведение запоминается тем, что в нем начинает изменяться авторский взгляд на описываемые события: юмор постепенно вытесняется сатирой, причем весьма злой. А есть ли, к примеру, разница между свадьбой и похоронами? Да ни малейшей - ведь в обоих случаях все с наслаждением напиваются и твердят свои заученные роли. И ведь нравится же! Почему именно так? Возможно, потому что так проще и легче. Но возможно и другое: вся жизнь - это сплошной маскарад, состоящий из ритуального смеха и плача, заговоров, молитв и заклинаний. И все для того, чтобы хоть немножко обмануть высшие силы. Или хотя бы разжалобить. А вот участковый в данном случае хорош - денежки и прочие подношения на похороны он попросту прикарманил на нужды отделения. Уж не шутил бы так с судьбой-то...

          А еще этот роман запоминается тем, что многие персонажи в нем прямо-таки превосходят сами себя. Дьяк Филимон, конечно, злодей - но чтоб настолько... Митька, разумеется, оболтус и раздолбай - но ведь он проводит собственное расследование не хуже участкового! А чего стоит экзальтированная царевна Марьяна, умудрившаяся сбежать от Бабы-яги и довести до полной кондиции самого Кощея! Беднягу даже жалко! Неплохо получилось и с очередным подвигом участкового, обернувшимся настоящей опереттой. И даже с крылышками...

          Два последних романа уже не так содержательны. "Черный меч..." вообще можно охарактеризовать как наименее удачное произведение в серии. Общий уровень, конечно, чувствуется, но в то же время это чисто развлекательное чтиво на основе попурри из сказочных сюжетов. К тому же предсказуемое в большей степени, чем любой другой предыдущий роман. Правда, под конец автор все же выдает несколько эффектных "бонусов", включая образ Емели, объяснение сути легенды о рыцаре и драконе, дубовый лес со множеством сундуков и манипуляции с пресловутой иголкой. Но погоды они уже не делают. Разве что опять наводят на  мысль, что подобные пертурбации больше характерны для фэнтези, чем для сказки (герои сказок так менять сюжет не могут!). Однако слишком сильно критиковать это произведение тоже не стоит - скорее уж, его надо рассматривать вкупе с романом "Взять живым мертвого". По сути, это как два разных подхода к одной и той же проблеме. И состоит она в том, что нечистая сила уже не столько борется с главным героем, сколько всячески над ним измывается. Удивительно, но Никита Ивашов за всю серию так и не удосужился всерьез поразмыслить над самым простым и очевидным вопросом: почему же это Кощей при огромных ресурсах и неограниченном запасе времени не захватил Лукошкино задолго до появления там доблестного "попаданца"? Не положено? Армагеддон еще не наступил? Да как сказать... Возможна ведь и совершенно иная трактовка. А вдруг здесь осуществляется коварнейшая многоходовая операция под кодовым названием "Диснейленд"? Главного героя могли просто засунуть в громадную "песочницу" размером с целый мир. И вот пусть там и резвится, сколько душе угодно. Играет в солдатики. Захватывает замки. И геройствует, сколько хочет. Отличный эмпирический материал для последующего анализа. Допустим, в Лукошкино Ивашов Кощея сдерживает - но кто его сдержит в Москве? Печально, конечно, но девятый и десятый романы такого развития событий отнюдь не исключают. Не исключен, кстати, и полный облом. Постоянное "проскальзывание" современных понятий и цитат наводит на мысль, что все описываемое, к величайшему ужасу главного героя, может оказаться игрой подсознания. Здорово приложило крышкой погреба - и только-то...

          Чем действительно хороши последние два романа - так это своеобразным авторским приглашением читателю поразмыслить над проблемами юмора. И опять-таки - есть великое множество ситуаций, когда юмор "не срабатывает". Смешон ли, к примеру, образ вечного злодея, пресытившегося всеми возможными развлечениями? Отвратителен, страшен, противоестественен - да все что угодно, но только не смешон! Даже при всей своей карикатурности... А смешны ли анекдоты человека из совершенно иного мира? В романе "Взять живым мертвого" имеется совершенно потрясающая сцена, когда Ивашов с лешим всю ночь на спор травят анекдоты - и ведь ни один из них не смеется! Получается так, что участковый, отлично обжившийся в Лукошкине и считающий эту землю своей Родиной, все равно оказывается абсолютно чуждым для данной реальности... Имеется и несколько иной аспект: когда герои отправляются в путешествие по различным славянским землям, общение с местными жителями у них получается очень даже душевное. И без всякой натужной политкорректности. Ну и стоит ли высмеивать друг друга? А вот с подвигами все обстоит значительно сложнее. Вроде бы смеяться над подвигом никак нельзя - но на что же тогда сказка и фэнтези? Чуть-чуть сместить акцент - и героизм и сила духа исчезают. Остаются только смекалка, везение, невероятное стечение обстоятельств и глупость противника. А если этот самый противник не так уж и глуп? Вот проникают главные герои в Хелльстад... пардон... в Шварцвальд (но все равно пародия хорошая) - и что получается? Заранее подготовленный фарс? Плохо, когда начинают смеяться враги...

          Отдельно от всех лиц и событий можно отметить загадку дьяка Филимона, над которой участковый безуспешно бьется на протяжении всей серии. Образ дьяка - это, пожалуй, одна из самых крупных удач автора: первоначально будучи второстепенным персонажем, Груздев постепенно становится одним из основных действующих лиц. При всей своей мерзопакостности он, сам того не желая, начинает играть вполне даже положительную роль, постоянно держа милицейское отделение в форме и становясь для лукошкинской опергруппы этакой "прививкой от невезения". Создавая проблемы на ровном месте и вызывая нешуточные потрясения, Груздев выполняет функции своеобразного "лихоотвода": его вредительская деятельность парадоксальным образом способствует тому, что Ивашов успешно завершает все свои дела. Да и сам дьяк не так уж и прост: школа выживания, видимо, была у него очень суровой. Не от хорошей же жизни он такое начал?

          Завершая рассмотрение серии, можно коснуться некоторых авторских неточностей (большинство из них, впрочем, правильнее назвать недоговоренностями). Так, выше уже отмечалось, что "эволюция" Бабы-яги до сугубо положительного персонажа остается полнейшей загадкой. Такой прогресс еще менее правдоподобен, чем уверения Кощея в том, что он стал злодеем из-за отказа этой самой Бабы-яги выйти за него замуж. Загадочны и причины появления Бабы-яги в Лукошкине (и это после маловразумительного "турне" по трем монастырям?), и отношение к ближайшим родственникам (дочки-то у ней не слишком путевые, а внуков она и в глаза не видела - и даже ими не интересуется. И кстати - а почему же дочки уже мертвы?). И сколько же лет Бабе-яге? От трехсот до пары тысяч, раз уж она еще римлян гоняла? А гибель динозавров - тоже ее работа? Есть в "Тайном сыске..." и более существенные моменты. Так, в серии явно не хватает образа настоящего злодея из своих, из русаков (почти по Ф. М. Достоевскому). Не слишком складно получилось с Лихом - то ли оно слабеет от своих пакостей, то ли набирает силу. Да и зачем сугубо отечественное зло представлять в виде верховного бога викингов? То же самое можно отнести и к Змею-Горынычу, якобы происходящему от легендарной скандинавской змеюки. Можно рассуждать и несколько иначе: Один как таковой вряд ли стал бы опускаться до столь злодейской роли. Спорной представляется и притча о Ляхе, Русе и Чехе. Во всяком случае, несколько идеализированной. Стоит ли валить все только на внешних супостатов? Не касаясь психологии жителей больших и малых стран, различий в вере и других аспектов, отметим только одну внутреннюю проблему, описанную в самом "Тайном сыске...". И заключается эта проблема в чрезмерной, прямо-таки распирающей гордости за свою державу. Здесь возможно все что угодно - от чрезвычайной личной обидчивости (за себя любимых) до столь же обидных стереотипов в адрес соседних народов и от превозношения всего отечественного до стремления способствовать процветанию родимой державы любыми способами. Грань между патриотизмом и национализмом оказывается почти незаметной...

          Имеются, конечно, и обычные накладки. Так, с некоторым запозданием (восьмой-то роман по сюжету не на месте!) говорится о покупке Кощеем новых волшебных зеркал. Колеблются линейные размеры Змея-Горыныча. На задке милицейской телеги значится то "Милиция" (первоначально это было написано  на оглоблях), то "Опергруппа".  Баба-яга не превращала Ивашова в барана, поскольку так вляпаться умудрился он сам. Митька то  учится на своих ошибках, то не учится. Совершенно непонятным образом сгибается меч Кощея - как будто это простая железяка. Трон Черной баронессы то ли сгорает, то ли остается целым. Но все это, если подумать, сущие мелочи...

          И что же в итоге? Автор писал юмористический роман, а получилась вполне серьезная вещь. Очередная иносказательная история про российскую действительность, традиционная для отечественной литературы. Но зато есть над чем призадуматься. И над природой комического, и над собственной историей, и над российским менталитетом, и над глупостью, и над везением. А еще - над тем, что утопия почему-то располагается прямо по соседству с антиутопией. Да, несколько растянуто - но какая серия лишена этого недостатка? Да, в последних романах многовато "воды" - но можно подумать, ее не было у того же А. Н. Жукова. И опять-таки: это не вина автора, а специфика самого жанра. Запоминается-то не это, а то, что писатель по-доброму относится к своим героям, включая даже не самых разумных и светлых персонажей. И в будущее своей страны он тоже верит - несмотря ни на что и вопреки всякой логике. А вот это уже очень здорово...

2020

Примечания

    ¹ Хоруженко Т. И. Русское фэнтези: на пути к метажанру: дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2015. Л. 67-68.

    ² Криницына О. П. Славянское фэнтези в современном литературном процессе: поэтика, трансформация, рецепция: дис. ... канд. филол. наук. Пермь, 2011. Л. 37.

    ³ Жакова О. Лукошкинский "Мiръ": утопия или смешно? URL : http://samlib.ru/z/zhakowa_o/otstrel.shtml

    ⁴ Гусарова А. Д. Жанр фэнтези в русской литературе 90-х годов ХХ века: проблемы поэтики: дис. ... канд. филол. наук. Петрозаводск, 2009. Л. 155-166.

    ⁵ Сюжет, связанный с противостоянием любви и счастья, сам по себе эффектен, но в крупных масштабах используется редко. В данном случае можно упомянуть давнишний мультфильм "Жар-птица 2772: Космозона любви" (Реж. Таку Сугияма. Япония, 1980), не слишком-то и понятый зрителями. А ведь действительно впечатляет. Вполне даже оригинальный вариант Апокалипсиса - только глазами японца...

    ⁶ Черный И. Веселые детективы фантаста Андрея Белянина. URL: http://www.fandom.ru/about_fan/cherny_11.htm

    ⁷ Жакова О. Указ. соч.