Матвеев Игорь Александрович : другие произведения.

Прогулки по Самотраки (фрагмент)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бывший программист, журналист и безработный инженер стремятся в туристический рай - на греческий остров Самотраки... совсем не с туристическими целями.


ИГОРЬ МАТВЕЕВ

ПРОГУЛКИ

ПО САМОТРАКИ

(роман)

   Полудетективная история о любви, смерти и предательстве.
   Бывший программист, журналист и безработный инженер стремятся в туристический рай - на греческий остров Самотраки... совсем не с туристическими целями.

1.

   Какой-то умный человек сказал: не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже. Глубину этой мысли я осознал на собственном опыте.
   Сначала меня бросила любимая женщина.
   Не ты первый, не ты последний, решил я и приказал себе не очень расстраиваться. В конце концов, с некоторых пор я и сам почувствовал, что из наших отношений что-то уходит - как воздух из проколотой шины. Разрыв, как нарыв, назревал несколько месяцев. Нет, я не стал другим, я по-прежнему любил Светлану, а вот она - она словно дорабатывала надоевший ей контракт. Я не мог понять, в чем дело и спрашивал: "Тебе хорошо со мной?" - "Хорошо", - говорила она - и отводила глаза. Потом добрые люди сказали мне, что в последнее время неоднократно видели ее с каким-то мужиком.
   Наступил день, когда она рассказала все сама: какой-то институтский друг, первая любовь и все такое. Честно говоря, мне было не интересно. Я только удивился: какая, к черту первая любовь, двадцать лет спустя!? Но у женщин, видно, все по-другому.
   Мы расстались - сухо, однако вполне мирно.
   Но это было не все.
   Как-то я встретил своего одноклассника, Серегу Щербакова, ныне известного в городе врача-онколога. Тот сказал, что я плохо выгляжу. Я не возражал. Я не только выглядел плохо, но и чувствовал себя далеко не лучшим образом: последние два месяца меня мучили острые боли в желудке, причину которых я понять не мог. "Вот что, милый, - сказал Серега, выслушав меня. - Надо обследоваться: похоже, у тебя проблемы".
   Через несколько дней, когда я сдал все предписанные Щербаком анализы, он пригласил меня в свой кабинет. "Игорь, я не буду ходить вокруг, да около, - начал он. - Мы знакомы лет тридцать. Так?" - "Ну, так", - подтвердил я. "У тебя не просто проблемы с желудком, у тебя большие проблемы!" - "Язва?" - "Если бы!" Я посмотрел в безжалостные глаза Щербака и почувствовал, как по моей спине поползли мурашки. "А что?" - "А то! - отрезал он. - И чем раньше мы начнем, тем больше шансов. Учти, в таких случаях время не за, время - против!"
   Я обещал подумать.
   Мне вспомнилось булгаковское: не в том беда, что человек смертен, а в том, что он смертен внезапно.
   Но я знал, что ни под каким предлогом я не лягу на эту химиотерапию. Несколько лет назад у моей соседки по лестничной площадке, Эльвиры Аркадьевны Шнейдер, пятидесятидевятилетней старой девы, обнаружили рак желудка. Недолго мучалась старушка: после курса лечения она полностью облысела и потом лежала в гробу в дурацком, съехавшем набок парике.
   Я не хотел лежать в парике.
   Но и этим неприятности не исчерпали себя. Говорят, что жизнь - полосатая, как зебра. Похоже, на вторую половину жизни мне досталась зебра-мутант: она была почти сплошь черной с узенькими белыми прожилками.
   Через день я обнаружил, что пропали мои деньги, заработанные во время последней командировки от московского "Технопроммонтажа" в Пакистан. Все свои сбережения - две тысячи евро в двухсотках - я хранил в седьмом томе Большой советской энциклопедии, одном из нескольких разрозненных фолиантов, оставшихся мне от родителей. На сей раз вместо купюр я обнаружил записку от сына: "Папа, я временно взял твои деньги. Ты же все равно едешь в Нигерию, заработаешь еще. А мне очень нужно, Юля летит со мной в Штаты. Отдам по возможности. Сева".
   Я знал, что мой сын Всеволод действительно собирался по студенческому обмену в Америку, но вот что он решил прихватить за мой счет и свою подругу, девочку не из самой благополучной семьи, было для меня новостью. Прямо скажем, неприятной: я еще мог бы как-то смириться с тем, что Сева позаимствовал деньги для себя, но вот помогать его Юле я никак не планировал. Я опоздал буквально на пару дней, т.к. хотел поменять очередную двухсотку после выходных, а Всеволод неожиданно приехал из Минска в пятницу вечером - теперь я понял, с какой целью.
  
   Тем не менее, я оценил честность своего отпрыска, написавшего "отдам по возможности": вряд ли ему удалось бы быстро заработать две тысячи евро, что по нынешнему курсу составляло без малого три штуки баксов.
   О чем Сева не догадывался - так это о том, что за несколько дней до описываемых событий я позвонил в "Технопроммонтаж" и узнал, что контракт на восстановление металлургического завода в Аджакуте, куда я должен был ехать в конце июня, так и не был подписан. Других заграничных проектов, как мне сказали, в ближайшие полгода не предвиделось. А может это все равно не остановило бы сына - кто его знает?
   Я купил водки и нехитрую закусь: денег на жизнь оставалось всего ничего - чего уж было считать копейки?
   Выпил полбутылки.
   Легче не стало.
   Слегка покачиваясь, я пошел в местную газету и дал объявление. "Мне плохо. Кому плохо так, как мне - звоните: может, нам есть о чем поговорить?". Далее шел мой номер телефона. Прочитав и перечитав мою писульку, девушка наморщила лобик.
   - Что вас смущает, милая?
   - Ну... в какую это рубрику?
   - "Разное", - буркнул я.
   Глупо, скажете вы. Да я и сам это понял - когда протрезвел.
   Во-первых, нелогично: ну, кто может знать, отчего плохо мне и насколько - и сравнить свое состояние с моим? "Плохо" - понятие весьма и весьма относительное: одному плохо по причине смерти близкого человека, другому - из-за того, что любимая футбольная команда не вышла в финал кубка, третьему - потому что у его любимой собачки вдруг пропал аппетит.
   Во-вторых, подобное объявление может оказаться предметом для упражнения в остроумии всяких телефонных шутников.
   Во-третьих, его можно было посчитать как "женским", так и "мужским". Не буду лицемерить: я рассчитывал на звонок от женщины. Даже не то, чтобы рассчитывал - слабо надеялся. Но что бы я сказал, если бы позвонил какой-нибудь мужик? А если бы позвонила не одна, а несколько женщин? Что я стал бы делать с целым "гаремом"!?
   Как оказалось, и для шутников есть что-то святое: ложным звонком никто не потревожил меня ни разу. Мужчины, к счастью, тоже проигнорировали мое обращение. Да и "гарем" не обозначился: вечером, в день выхода газеты, позвонила одна-единственная женщина.

2.

   - Здравствуйте, - раздался мягкий низкий голос. - Я по объявлению. Я не говорю "добрый вечер", потому что не уверена, что он для вас добрый.
   - Здравствуйте. Вы правы: я не могу назвать сегодняшний вечер добрым. Как, впрочем, и вчерашний.
   Она помолчала.
   - Вам действительно плохо?
   - Иначе я не стал бы давать это объявление. (Да если честно, и не стал бы - если бы не выпил...) А вы? Почему позвонили вы?
   - Именно поэтому. Мне тоже плохо...
   - Как вас зовут?
   - Инна.
   - Меня - Игорь.
   - Что же вы хотите, Игорь?
   - Пока не знаю, - признался я. Помолчал. - Встретимся?
   - Когда? - помедлив самую малость, спросила она.
   - Можно и сейчас. Можно - когда хотите.
   - Где?
   - Ну...где-нибудь в центре. Где вам удобно.
   - Хорошо. Кафе "Пицца-плюс" подойдет?
   Более неудачное место трудно было представить. Ведь встреча в кафе автоматически подразумевала бы, что ее придется угощать. Сами знаете, женщине подавай сухого вина, шоколад, фрукты, все такое, а позволить этого себе в данный момент я не мог: из сказанного выше вы поняли, по какой причине.
   Но отступать было поздно. Тем более, что я сам сказал: где вам удобно.
   - Пусть будет "Пицца-плюс". Встретимся у входа. Погуляем, - добавил я в отчаянной попытке намекнуть, что ужин не входит в мои планы.
   - В семь?
   - Как скажете, Инна.
   - Тогда до встречи.
   Она положила трубку.
   Я задумался.
   В какую аферу я добровольно втягиваю себя? А вдруг эта Инна - "ночная бабочка"? Нет, я ничего не имел против древнейшего женского ремесла - каждый зарабатывает в нашей трудной жизни, как может - но мне-то сейчас нужно было совсем другое. Что - другое? Чего я вообще добиваюсь? Найти кого-то, кому я смогу поплакаться в жилетку?
   Да, наверное. Но что в этом плохого? Говорят же психологи - не держите в себе. Это только в боевиках про супергероев мужчина силен, как танк Т-34. На самом деле он бывает слаб и жалок, как двухнедельный щенок, но не желает показывать этого никому. Не желал и я. Но признаться одному человеку, наверное, можно - тому, кто сам в подобном положении...
   Тут мне пришло в голову, что я не спросил, как выглядит моя собеседница. Как я теперь узнаю ее? А она - меня?
   По глазам, почему-то подумал я.

3.

   Вечером я отправился в "Пицца-плюс". Пешком. Ходить - полезно, особенно в возрасте, а мне было уже сорок семь. Гиподинамия - еще одна чума нашего века, не менее опасная, чем СПИД.
   Три остановки я преодолел за четверть часа, и за несколько минут до семи подходил к нужному заведению. Как назло в небе собирались тучи, грозя разразиться скорым дождем. Сами понимаете, подобная погода располагает, скорее, не к гулянию, а к сидению в кафе или ресторане - за чашкой, рюмкой, бокалом. Похоже, мне предстояло произвести на Инну довольно убогое впечатление: мужчина без денег - не мужчина, а финансовый импотент. Если бы я хоть догадался сдать бутылки, запоздало подумал я. По крайней мере, была бы какая-то мелочишка на "пепси" с нехитрым пирожным. Черт, зачем я вообще давал это дурацкое объявление!?
   На ступеньках у входа оживленно разговаривали и дымили сигаретами несколько юнцов и девиц. Я окинул группу внимательным взглядом, хотя понимал, что Инна вряд ли могла затесаться в их ряды. Метрах в двадцати слева от кафе находился газетный киоск. Мужчина пенсионного возраста покупал что-то из прессы, стоявшая за ним женщина средних лет сосредоточенно копалась в сумочке, очевидно, отыскивая кошелек. Еще были парень с девушкой, пацан с мобильником, какие-то неприметные прохожие - но никого, даже отдаленно напоминающего ту, с которой мне предстояло встретиться.
   Что ж, женщинам положено опаздывать, подумал я. Правда, это на любовное свидание. А какое у нас с ней?
   Стеклянная дверь "Пиццы-плюс", украшенная неким абстрактным изображением далеким как от пиццы, так и от плюса, открылась, и из кафе показалась темноволосая миниатюрная женщина в джинсах и серой спортивной куртке.
   Глаза! Я сразу обратил внимание на ее глаза.
   Темно-синие. Глубокие. Спокойные. Но не удовлетворенно-спокойные. Не равнодушно-спокойные. Печально-спокойные. Глаза человека, смирившегося с ударом или ударами судьбы. Или почти смирившегося, тут же поправил себя я. Потому что если бы она смирилась совсем, то не стала бы звонить мне.
   Все эти мысли в долю секунды пронеслись в моем мозгу. В следующий миг за ней показался мужчина. Из тех, что ездят на дорогих иномарках и носят золотую цепь в палец толщиной. Короче, крутой мэн, хотя и несколько облысевший.
   Ошибочка вышла, решил я. Женщина печалится из-за того, что он не купил ей колечко с бриллиантиком. Не умеешь читать по глазам - не берись.
   Но мэн прошел мимо и, сбежав по ступенькам, поспешил к серебристой "тойоте".
   Женщина шагнула ко мне и подняла на меня свои печальные глаза.
   - Я увидела вас из окна кафе. Решила заранее заказать столик. Вечером здесь бывает много народу.
   - Как вы узнали, что я - это я?
   - Узнала.
   Я смущенно кашлянул.
   - Э...понимаете, Инна...я...мм...у меня...
   - Понимаю. Вы же сами намекнули об этом по телефону. Как говорится, замнем для ясности. Пошли.
   Так, опускаюсь все ниже - как сказал когда-то главный герой шукшинской мелодрамы "Калина красная". В былые времена я угощал женщин, а не они меня.

4.

   Мы сели за угловым столиком. Кафе действительно было заполнено уже на три четверти. Подошла официантка.
   - Что будем заказывать? - Инна вопросительно посмотрела на меня. Я небрежно махнул рукой, демонстрируя безразличие, хотя честно говоря, жрать хотелось весьма ощутимо.
   Она отчеркнула в меню какие-то блюда, и девушка отправилась выполнять заказ.
   Моей новой знакомой было около сорока. Может, чуть больше: удачная косметика скрывает все, что нужно скрыть, подчеркивая то, на что следует обратить внимание. Короткая стрижка, правильные черты лица, высокий лоб, маленький нос, пухлые губы. Очень красивая женщина - с уставшим и печальным лицом.
   - Ну и как? - чуть насмешливо спросила она, перехватив мой взгляд.
   - Нормально.
   - Слава Богу.
   Она достала из сумочки пачку сигарет, чиркнула зажигалкой.
   - Давай на ты. Так удобней.
   - Давай, - согласился я.
   - Что у тебя?
   - Много всего. Не знаю, в каком порядке это все выстроить - по хронологии или по значимости.
   - В любом. Рассказывай.
   - От меня ушла любимая женщина.
   Она выпустила кольцо дыма, которое поплыло вверх, к потолку. Проводила его глазами.
   - Жена?
   - Нет. Я в разводе. Другая.
   - Почему?
   - Если бы я знал..., - вздохнул я.
   - Любил?
   - Любил. Делал для нее все. Давал деньги. Покупал наряды. Целовал ноги. Что, ну что, черт побери, вам еще надо!?
   - Каждой - свое, - задумчиво произнесла она. - Одна счастлива, что муж не пьет, другая - что не таскается по бабам, третья - что приносит всю зарплату... Каждой свое. Счастье - категория субъективная.
   - Вообще-то я думал, что каждой - любовь, - с горечью заметил я. - А то, что не пил, не таскался, и денег давал немало - было у нее все это, было! Но главное - любил! И по-прежнему люблю!
   - С любовью сложнее, Игорь. Как поется в одной песне: мы выбираем - нас выбирают..., - она помолчала. - Это и есть твоя главная неприятность?
   - Главная - да. Но не единственная. Я остался без денег. Без копейки.
   - Она?
   - Сын.
   - Как так?
   Я открыл рот, чтобы объяснить, но в это время подошла официантка с нашим заказом. Она поставила бутылку "Шардоне", мясной салат, тарелки с отбивными и картошкой "фри". Увидев вино, я испытал легкий укол разочарования: водка - оно, вообще-то, надежней. Но, конечно, дареному коню...
   Инна затушила сигарету.
   Я разлил вино.
   - За знакомство.
   Когда мы поставили бокалы, она внимательно посмотрела на меня и спросила:
   - Он что, подлец, твой сын?
   - Вовсе нет. Просто...просто он не знал, что я...то есть наоборот, он знал, что я уезжаю в загранкомандировку, поэтому и взял. Он не знал, что командировку отменят. Взял все деньги и укатил с подругой в Америку.
  -- Почему же все?
   Я пожал плечами:
   - Вероятно, полагал, что это у меня не последние.
   - Насовсем, что ли, уехал?
   - Нет, по студенческому обмену..
   - Ясно. Ты вообще кто по профессии?
   - Инженер. Самый обыкновенный, как в том анекдоте - мальчик сказал в классе, что у него папа инженер, и все дети засмеялись, а учительница говорит: нельзя, дети, смеяться, когда в семье горе. Попал под сокращение. Нигде не мог устроиться, пришлось и ночным сторожем в детсадике поработать, и грузчиком в магазине - короче, в лучших традициях. Случайно нашел московскую организацию, которой были нужны специалисты моего профиля, уехал в Иран на полгода. Наших берут охотно: мало кто согласится за восемьсот баксов вкалывать в пятидесятиградусную жару! Потом съездил в Пакистан. Сейчас вот намечалась командировка в Нигерию - сорвалось.
   Я не знал, говорить ли ей о диагнозе доктора Щербакова. Подумав немного, решил, что не стоит. В конце концов, последнюю неделю или полторы боли в желудке сначала ослабели, потом прекратились вовсе, и я трусливо решил, что может все как-то рассосется само.
   - Теперь ты.
  -- Теперь я, - согласилась она. - Только давай немного перекусим сначала, я с утра ничего не ела.
   Мы выпили еще немного, закусили. Минут пять спустя Инна отодвинула в сторону тарелку, вытерла салфеткой губы.
  -- С чего начать...гм...Ты слышал что-нибудь о Самотраки?
  -- Звучит по-гречески. Бузуки, сиртаки, самотраки. Что-то из кулинарии? Типа, "жареные самотраки в оливковом масле"?
  -- Это остров. Остров в Эгейском море. И на нем пропал мой муж. По некоторым сведениям, погиб. Но я в это не верю. И мне плохо. Потому что я люблю его. Потому что его нет рядом. Потому что я не могу без его сильных рук, без его поцелуев... Я хожу по пустой квартире - и слышу его голос. Ложусь в постель - и чувствую его рядом. Я готова выть от тоски, от одиночества. Иногда и вою - потихоньку, чтобы не слышала мать. Или в подушку...
   Я знаю. Я тоже знаю, каково это ходить по пустой квартире. Щелкать пультом телевизора, не задерживаясь ни на одном из каналов больше, чем на минуту-полторы. Пробегать глазами страницы какого-нибудь бестселлера, с трудом вникая в смысл прочитанного, потому что на самом деле ты думаешь совсем о другом. Просыпаться среди ночи и долго лежать без сна, безуспешно пытаясь прогнать воспоминания о той, ровное и теплое дыхание которой ты еще совсем недавно чувствовал на своей щеке.
   Я знаю, Инна.
  -- И как его туда занесло, на эти, как их, Самотраки?
   Она достала новую сигарету.
  -- Долгая история. Придется сделать небольшой экскурс в историю, тогда тебе будет легче все понять. Хорошо?
   Я кивнул: экскурс так экскурс. Согласитесь, провести вечер в обществе красивой женщины - не самый плохой вариант.
  -- Тогда слушай. В 1949 году несколько десятков тысяч понтийских греков, среди которых были двое маленьких мальчиков, братья Георгий и Константин, по приказу Сталина выслали в Среднюю Азию. Георгий - отец моего мужа, Константин, соответственно, дядя...
  -- Прости, каких греков? - перебил я.
  -- Понтийских..., ну, тех, которые веками жили на Черном море. Объявили их врагами народа, предателями, сотрудничавшими с фашистами. Под дулами автоматов грузили, как скот, семьями в товарные вагоны и отправляли в Казахстан. Детям, конечно, требовалось нормальное питание, особенно Константину: у него была какая-то проблема с легкими. А какое там питание, когда эшелон гнали без остановок! И вот на одном полустанке поезд все-таки остановился. Совсем ненадолго. Отец ребят стал упрашивать одного из конвоиров выпустить его, чтобы обменять что-нибудь на еду. Именно обменять, денег ни у кого не было. Тот ни в какую. И тогда отец предложил солдату древнюю серебряную монету. Сказал, что она стоит огромных денег. Конвоир выпустил его ненадолго. На два вязаных платка отец выменял немного молока, хлеба, каких-то фруктов... Дядя Константин говорил потом, что эта тетрадрахма спасла ему жизнь.
  -- Что спасло жизнь?
  -- Тетрадрахма. Древняя греческая монета.
  -- Откуда она взялась у отца ребят?
   - Согласно семейной легенде, предок родителей Георгия и Константина, их пра-пра-пра... не знаю, сколько пра-дедушка работал в экспедиции француза Шарля Шампуазо, который в 70-х годах позапрошлого века проводил на Самотраки археологические раскопки. Этого пра-прадедушку звали Георгий Апостолиди. Он, конечно, не был никаким ученым - просто чернорабочим, которому повезло устроиться в экспедицию, где неплохо платили. Он жил в Кавале - есть в Греции такой город на побережье Эгейского моря - а этот Шампуазо был в то время вице-консулом Кавалы. Кто-то из родственников Георгия работал в доме француза прислугой. Ну и помог устроиться в экспедицию, так сказать, замолвил словечко. Вроде бы Георгий хотел уехать с семьей в Америку, много лет собирал деньги, а их все не хватало и не хватало. Вот и не выдержал, поддался соблазну.
   - Какому соблазну?
   - На Самотраки он нашел клад древних монет. Произошло это так: как-то Георгию велели выкопать яму немного в стороне от лагеря экспедиции, не знаю, для каких-то там хозяйственных нужд или может просто отхожее место для рабочих. И он наткнулся на большое количество серебряных монет - как потом оказалось, это были тетрадрахмы царя Македония, второго века до нашей эры. И Георгий, видимо, решив, что если удачно продать монеты, денег для поездки в Америку хватит за глаза, перепрятал их в другое место. Надо сказать, что Шампуазо не очень-то и пострадал: именно во время этой экспедиции он откопал на острове статую крылатой богини Победы Нику и прославился на весь мир. Сейчас она находится в Лувре.
   - Знаешь, Инна, все, что ты рассказываешь, похоже на завязку какого-то приключенческого романа, - честно признался я. - Джек Лондон просто. "Сердца четырех".
   - "Трех", - поправила она. - "Сердца четырех" - это фильм. Романа, говоришь? Посмотрю, что ты скажешь, когда услышишь всю историю! Но если честно, нам с Димой тоже так сначала показалось.
   - Дима - это муж? - уточнил я, разливая по бокалам вино.
   - Муж. Но когда мы стали выяснять, оказалось, что все очень похоже на правду. Более, чем похоже.
   - Что же можно выяснить более сотни лет спустя? - с недоумением поинтересовался я.
   - Значит, можно. Слушай дальше. Полгода назад дядя Константин умер. Его первая жена скончалась еще лет за десять до этого, а дети выросли и уехали работать за границу: дочь в Англию, сын, вроде, в Канаду. Так что ехать на похороны в Подмосковье, где он жил, пришлось нам с Димой: его отец, ну, мой свекор, лежал в больнице после тяжелой операции, а с матерью Димы отец развелся, когда тот был еще подростком. Вторая жена дяди Константина, была стерва еще та, прости за грубость. Мы это сразу увидели, как приехали. С нами говорила сквозь зубы, словно мы или отец Димы собирались претендовать на что-то. Конечно, она наложила лапу на все имущество, но бумаги Константина, его старые фотографии, не представлявшие для нее никакой ценности, отдала нам. В них мы случайно обнаружили несколько писем из Греции, датированных серединой 60-х... В смысле тысяча девятьсот шестидесятых, а не тысяча восемьсот шестидесятых.
   - Ну и что же вы там вычитали?
   - Они были на греческом языке, но в двух было несколько неуклюжих фраз на русском. По этим фразам мы только поняли, что кто-то приглашал братьев в гости в Грецию. Мы не придали бы этим письмам особого значения, если бы не нашли в одном конверте фотокопию вырезки из какой-то русской газеты, еще дореволюционной, потому что все там писалось через "ять". Ясное дело, ксероксов в шестидесятые еще не было, но фотография была достаточно четкой, чтобы разобрать, что там написано. Вот содержание той заметки и дало нам пищу для размышлений.
   - И что же было в заметке?
   - Там говорилось, что купец Илья Сысоев...
   Громкий взрыв смеха за соседним столиком, где сидела компания подростков, заглушили ее последние слова. Инна поморщилась, переждала, пока юнцы стихнут, и продолжала:
   - Купец Илья Сысоев преподнес в подарок Императорскому историческому музею в Москве несколько древних тетрадрахм, приобретенных им у некого грека. Мы сразу вспомнили рассказ братьев о том эшелоне, в котором их везли в Казахстан, и о тетрадрахме, спасшей жизнь Константину. Мы сразу поняли, что это не могло быть совпадением и что заметка попала в письма не случайно. Кто-то искал с братьями контакт - а вот с какой целью, мы понятия не имели. И еще: фамилия грека, передавшего монеты, была Захаропулос. А фамилия моего мужа, ну, и свекра, тоже Захаропулос! Правда, после женитьбы я осталась на своей девичьей, - добавила она.
   Инна Захаропулос. Н-да. Правильно сделала.
   Она взяла бокал, отпила немного вина. Вновь потянулась за сигаретой.
   - Не много ли куришь?
   - Много, - рассеянно согласилась она. - Итак, этот Захаропулос был каким-то родственником и Диминого отца с братом и автора писем. Дима, который до этого не придавал особого значения семейному преданию о какой-то монете - ну, монета и монета, пусть даже старинная, что здесь такого? - решил теперь поподробнее расспросить отца, когда тот выйдет из больницы.
   - Погоди, Инна, еще один вопрос. Почему письма были адресованы именно дяде Константину, а не отцу твоего мужа?
   - Да нет, они были адресованы обоим.
   - А откуда автор писем узнал этот адрес?
   - Не знаю. Может по линии Красного креста или еще как, суть не в этом. Но это был старый адрес братьев, и он, вернее, она - потому что, как оказалось, писала некая Микаэлла Стефану из Александруполиса - адресовала их в Казахстан. Родители Георгия и Константина скончались еще в начале 50-х, не дожив нескольких лет до реабилитации репрессированных. После реабилитации отец Димы вернулся в Грузию, потом переехал в Минск, а Константин удачно женился и остался там, в Казахстане. Жил в Алма-Ате. Вот и получилось, что письма пришли ему, хотя были адресованы обоим братьям. После смерти жены он продал свою трехкомнатную квартиру, купил небольшой домик в Подмосковье. Женился вторично на какой-то вдовушке и жил там до самой смерти.
   Инна стряхнула в пепельницу пепел сигареты, отпила немного вина.
   - Ну, не утомила еще?
   Напротив, подумал я. Все это очень интересно. Если только эта Инна не сценарист и не решила опробовать на случайном знакомом сюжет приключенческого сериала! Впрочем, откуда в нашей провинции мог завестись сценарист?
   - Не утомила.
   - Тогда слушай дальше. Когда отец Димы немного поправился после операции, Дима показал письма ему, греческий тот худо-бедно немного помнил, хотя при Сталине занятия понтийцев своим родным языком не поощрялись. Он вспомнил, что Константин говорил ему когда-то об этих письмах, но отец Димы отнесся к этому довольно равнодушно. Так вот, эта Микаэлла приглашала братьев к себе. Или сама предлагала приехать. Причем очень навязчиво, намекая, что всем троим есть о чем поговорить. Немного странно, конечно: они никогда о ней и не слышали - и тут на тебе: здравствуйте, я ваша тетя! Точнее, не тетя, а, по ее словам, пра-правнучка Георгия Апостолиди - того самого грека, который работал в экспедиции на Самотраки. В любом случае, из этой ее затеи ничего не вышло. Она так и не приехала в Союз, да и они не съездили в Грецию. Я думаю, Константин вообще не ответил ей.
   - Почему?
   - Ну, связи с заграницей, особенно с капстранами, в СССР не поощрялись, так что от греха подальше... А может быть, сыграло роль как раз то, что они этой женщины совсем не знали. Другое дело, если бы отношения продолжались много лет, тогда еще можно понять. Так или иначе, переписка угасла. Но Дима попросил отца перевести все имевшиеся письма: ему все равно после операции надо было соблюдать постельный режим. Даже купил ему греческо-русский словарь. И настойчивость, с которой эта Микаэлла, в общем-то совершенно незнакомый человек, просила о встрече, нас удивила. Знаешь, Игорь, пожалуй, для первого раза хватит, - неожиданно подытожила она.
   - Как знаешь.
   В наступившей паузе она повернулась, отыскивая глазами официантку, а я ковырнул вилкой кусок отбивной, который оставил приличия ради, и задумался.
   Наверное, мы должны были поплакаться друг другу в жилетку - что мы и сделали. Она потеряла любимого человека, я - тоже. Но что дальше? Чем я мог помочь ей, а она - мне? Потерянной любви можно противопоставить новую любовь, но Инна - она же по-прежнему любит своего Захаропулоса. И пригласила меня совсем не за этим. А зачем? К чему этот ее рассказ о каких-то монетах и письмах?
   Официантка подошла, положила бумажку со счетом и удалилась. Инна достала из сумочки несколько купюр, положила на скатерть и придавила пепельницей.
   Мы вышли из "Пиццы-плюс". Стемнело. Дождь так и не начался, но немного похолодало. Набросить на нее, что ли, свою джинсовую куртку? Подумал я, но не решился: это было бы слишком похоже на юных влюбленных - а мы не были ни тем, ни другим.
   - Тебе куда? - спросил я.
   - На Комарова.
   Некоторое время мы шли молча. Вопрос "что дальше?" - не сейчас, а вообще - продолжал оставаться без ответа.
   - Ты знаешь, Игорь, - начала она. - Ничто в этой жизни не происходит просто так. Я не верю в Бога, но я верю в судьбу. Хотя, это может быть одно и то же. И если я обратила внимание на твое объявление и позвонила - это не случайность. Так было задумано. Не мной и не тобой. Там. Ведь тебе больше никто не звонил?
   - Нет.
   - Я шла на эту встречу, не имея ясного плана в голове. Теперь у меня появилось чувство, что ты можешь помочь мне. И я почему-то думаю, что когда-нибудь и я смогу отплатить тебе тем же. Не деньгами - чем-то другим.
   - И в чем же он состоит, этот твой план?
   - Ты поможешь мне искать моего мужа.
   Оба-на! Я даже остановился. Тоже мне, частный детектив Перри Мейсон! Впрочем, Мейсон, кажется, был адвокатом.
   - Где? В Греции, что ли!?
   Позади послышался стук каблуков и смех. Нас догоняла влюбленная парочка. Инна подождала, пока парень и девушка обгонят нас, потом, понизив голос, продолжала:
   - Почему бы и нет? Я планировала просить об этом одного своего знакомого, честно говоря, не очень мне симпатичного. Но он поставил жесткие временные рамки - две недели. Что можно сделать за две недели? И вот я нашла тебя, человека, который сейчас не работает, а значит, не ограничен во времени. Повторяю, что бы ты там ни думал, наша встреча - не случайность.
   - А милиция? Туда ты обращалась?
   - "Ищут пожарные, ищет милиция...", - процитировала она. - Не смеши: он же не в соседнем лесопарке пропал!
   - Почему ты не поедешь сама? - суховато спросил я. Честно говоря, мне не понравилось это ее категоричное "Ты поможешь мне искать моего мужа". Вот уж действительно, без меня меня женили!
   - Потому что не могу: у меня парализована мать, и врачи говорят, что... в общем, она в таком состоянии, что в любую минуту может случиться... самое худшее. А я у нее одна. Мне пришлось выбирать между двумя самыми близкими мне людьми: мужем и мамой. И я - выбрала обоих: я останусь с мамой до последнего, но попытаюсь найти Дмитрия, чего бы мне это ни стоило!
   - Почему не нанять для матери сиделку?
   - Я думала об этом. Она и слышать не хочет! "Как заболела, так и стала никому не нужной!" До слез дело доходило, до истерики...
   Но, если судить по возрасту моей новой знакомой, у нее должны быть совсем взрослые дети, мелькнула мысль.
   - А твои дети?
   - У меня нет детей, - коротко ответила она.
   - Но язык? Я по-гречески, как говорится, ни бум-бум.
   - Английский-то ты знаешь?
   - Ну, не так чтобы очень...
   - Неважно. С пакистанцами же ты как-то объяснялся? К тому же в Греции много понтийцев из бывшего Союза: в 90-е годы многие уезжали. Дима тоже подумывал, пока - пока не встретил меня, - каким-то особым, нежным и одновременно грустным, тоном добавила Инна, и я почувствовал, что так может говорить только очень любящий человек.
   Несколько минут я переваривал ее слова. Ну ладно, допустим - только допустим! - что я согласен. Каким образом, дорогая Инна, искать вашего мужа? Обивать пороги греческого филиала Интерпола? Но занимаются ли они поисками пропавших граждан или ищут только преступников? Сделать запрос в ихний МИД? Или сразу рвануть на эти, как их... Самотраки и опрашивать островитян, не встречали ли они случайно человека такого-то возраста и такой-то внешности? А может вообще никуда не ездить, а просто дать объявление в телепередачу "Ищу тебя": глядишь, кто-то и откликнется?
   - Я и сама еще точно не знаю, - вдруг произнесла она. - Но думаю, надо ехать в Александруполис и там, уже на месте решать, что предпринять. Полагаю, стоит попытаться пройти тем маршрутом, которым должен был пройти Дима - какие-то следы он не мог не оставить! Завтра я расскажу тебе все поподробнее.
   В сумраке плохо освещенной улицы возникли очертания первой девятиэтажки на Комарова. Мы остановились. Мимо проехала иномарка, на секунду обдав нас бледно-желтым светом фар. Из кабины глухо бухали аккорды "тяжелого" рока.
   - Все, дальше не провожай. Здесь мы и живем... с мамой.
   Как с ней попрощаться? Пожать руку? Поблагодарить за приятный вечер? Поцеловать?
   Инна вдруг мягкими теплыми губами коснулась моей щеки и прошептала:
   - Все будет хорошо, Игорь. И у тебя, и у меня. Я завтра позвоню.
   И она направилась к подъезду.

5.

   Странная история, думал я, возвращаясь домой под начавшим накрапывать дождиком. И самое удивительное: насчет неслучайностей эта Инна, похоже, права! Мог я не писать свое дурацкое объявление? Мог. Но ведь написал! Могла она не открыть эту газету, которую, по ее словам, вообще не имеет привычки читать? Могла. Но открыла. Мог мне по этому объявлению позвонить кто-то другой? Мог. Но позвонила она. Черт его знает, может действительно где-то все решается за нас? И эта череда случайных неслучайностей просто подталкивала меня принять ее предложение: как известно, против судьбы не попрешь!
   К тому же надо быть круглым дураком, чтобы отказаться поехать в Грецию на халяву! Если подумать, она же нанимает меня, дает мне работу - которой мне после, как нынче выражаются, облома с Нигерией очень не хватает. А так Инна оплатит мои расходы и, конечно, добавит энную сумму сверху. Как я буду искать ее горячо любимого Диму - пусть решает сама. Что скажет, то и сделаю. Куда скажет - туда и поеду.
   Я вспомнил большие печальные глаза Инны, в которых глубоко-глубоко, почти на самом дне, еще теплилась надежда, и решил: если женщина видит в тебе свой последний шанс, отказываться будет не по-мужски.
   Дождь усилился. Я поднял воротник куртки.
   Единственным, что могло стать препятствием в осуществлении этого странного плана, было мое физическое состояние. Да, в последние дни мой желудок не напоминал о себе, но где гарантия, что этого не случится в самый неподходящий момент - так сказать, вдали от родины?! Рак - чего уж там, будем называть вещи своими именами! - не проходит сам по себе, и где-то внутри идет процесс.
   Тут я подумал, что если наша с Инной встреча действительно была запланирована там, то, вероятно, в дальнейшем предвидится благоприятное развитие событий, иначе судьба подсунула бы ей кого-то другого, физически более надежного. Хотя с другой стороны, почему обязательно благоприятное? Может все наоборот, и судьба как раз уготовила Инне встречу с больным человеком, который берется выполнить ее поручение и - благополучно проваливает миссию? Почему не может иметь место и такой сценарий?
   Запутавшись в своих рассуждениях, я решил больше не думать об этом, а просто дождаться звонка Инны.
   Если она, конечно, не передумает.

6.

   Спал я крепко и без сновидений.
   Проснулся около восьми утра. Включив ноутбук, я прямо в постели раз десять разложил свой любимый пасьянс "Сорок разбойников". Разумеется, не сошлось ни разу. Я встал, вяло "перелистал" каналы телевизора, потом пошел в ванную и некоторое время изучал перед зеркалом свою физиономию. Желтоватая сухая кожа, темные круги под глазами, две глубокие морщины, пересекавшие щеки как параллельные овраги. Лоб отвоевал у волос уже сантиметра два и, конечно, не собирался останавливаться на достигнутом. Не двадцать пять, конечно, но еще и не пятьдесят. По крайней мере, я надеялся, что выгляжу не старше своих лет. Да, нездоровый мужчина, сказал я себе. Но все же сорока семи лет, а не, скажем, пятидесяти пяти.
   Бриться было лень, и я оставил на скулах седоватую поросль. Обольщать после Светы я никого не собирался, ну а Инна - с Инной у нас, как оказалось, кроме чисто деловых отношений не может быть ничего такого.
   Потом я почему-то вспомнил ее поцелуй и потрогал на щеке то место, которого коснулись ее теплые губы.
   Почистив зубы и умывшись, я вышел на кухню. Холодильник, напоминавший ледяную пустыню, послушно морозил остатки былой роскоши - кусок вареной колбасы, несколько картофелин и банку дешевых консервов: с тех пор, как ушла Света, мне стало абсолютно все равно, чем набивать желудок.
   Я разогрел на сковородке картошку, поделил пополам колбасу. Без аппетита съел, запил чаем. Пожалуй, надо сегодня собрать и сдать все бутылки, иначе очень скоро в наших краях впервые со времен гражданской войны будет зафиксирован случай голодной смерти. Завтра суббота, приемный пункт будет закрыт. Приемщица была моей хорошей знакомой, с сыном которой я в свое время занимался математикой, так что проблемы "возьмут - не возьмут" для меня не существовало.
   О вчерашнем разговоре с Инной я старался не вспоминать. Позвонит - хорошо, не позвонит - спасибо за интересный рассказ об острове сокровищ, как его там?...Самокраки? Самодраки? Нет, кажется, Самотраки.
   Бутылок было штук тридцать. Я вынес их с балкона в кухню и принялся сортировать, одновременно вытирая с них тряпкой многомесячную пыль.
   В это время раздался звонок.
   Она, подумал я, нажимая кнопку радиотелефона.
   - Папа, привет, - послышался далекий голос Всеволода.
   - Привет.
   - Я из "Шереметьева". У нас самолет через два часа. Ты только не обижайся, папа, но я..., - очевидно он думал, что пропажу денег я еще не обнаружил.
   - Знаю. Ты взял деньги.
   - Да, папа. Конечно это свинство с моей стороны, но... они ведь у тебя были не последние, а?
   - Нет, не последние, - заверил я.
   Его голос повеселел
   - Я так и думал. А иначе Юля никак не смогла бы полететь со мной. Понимаешь, билет, виза, услуги агентства...
   - Понимаю.
   Он помолчал, не зная, что еще сказать, потом спросил:
   - Ты сам-то когда летишь?
   - Скоро.
   - Я обязательно все отдам, папа. Честное слово!
   - Ну, конечно, отдашь. Не переживай.
   - Спасибо, папа! Тут Юля передает тебе привет.
   - Спасибо.
   - Ну, пока, папа.
   Он повесил трубку.
   Я бросил радиотелефон на диван и уже собрался было вернуться на кухню, как раздался новый звонок.
   На этот раз это действительно была она.
   - Привет, Игорь.
   - Привет, Инна.
   - Чем занимаешься?
   - Э...уборкой. Пылесосю вот ковер. Или пылесошу. Не знаю, как правильно.
   - Чищу ковер пылесосом. Что ты скажешь насчет нашего вчерашнего разговора?
   - А что я должен сказать?
   - Ну, ты принимаешь мое предложение?
   Зачем спрашивать? не без ехидства подумал я. По ее словам, за нас с ней все уже решено где-то там. Но вслух я сказал:
   - Принимаю.
   - Тогда приезжай сейчас ко мне. Бросай свой ковер и приезжай. Комарова 8, квартира 32. Это восьмой этаж.
   - Что, прямо сейчас?
   - Прямо.
   - А удобно? Там ведь твоя мама...
   Инна с досадой произнесла:
   - А что мама? Мы же не любовью с тобой собираемся заниматься, в конце концов! Давай приезжай. Адрес запомнил?
   - Запомнил.
   - Жду через полчаса.
   С бутылками придется повременить, понял я.
   Как пишут в романах, события развивались стремительно.

7.

   Атмосфера болезни и безысходности пропитала эту комнату, как табачный запах пропитывает жилище заядлого курильщика. На диване полулежала на двух больших подушках, подложенных под спину и голову, бледная пожилая женщина с распущенными седыми волосами. На ней был аккуратный халат, потерявший от стирок первоначальный цвет, ноги прикрывал пушистый коричневый плед. Рядом с диваном стоял столик, на котором лежало несколько газет и журналов, футляр для очков, пульт телевизора. В маленькой хрустальной корзинке я заметил какие-то лекарства, два одноразовых шприца. Женщина была совершенно не похожа на Инну. Что ж, дочь могла пойти внешностью в отца. Или вообще оказаться приемным ребенком.
   - Познакомься, Игорь. Это моя мама, Елизавета Григорьевна. Это Игорь. Он согласился помочь мне в поисках Димы.
   Елизавета Григорьевна посмотрела на меня внимательно и печально, и чуть кивнула.
  -- Здравствуйте, Игорь.
  -- Здравствуйте.
  -- Вы давно знакомы? - спросила женщина.
   Я открыл рот, но Инна опередила меня:
   - Мы когда-то работали вместе, мама. Ты пока смотри "Дог-шоу", через пять минут начинается. А мне с Игорем надо поговорить.
   Инна увлекла меня на кухню и прикрыла за собой дверь. Взяла с холодильника пачку сигарет.
   - Мама не терпит, когда я курю. Просто из себя выходит.
   Она открыла форточку, чиркнула зажигалкой.
   На кухонном столе лежала небольшая стопка пожелтевшей бумаги. Письма.
   - Дима взял с собой копии. Это оригиналы, а вот переводы Диминого отца. Чтобы не терять времени, я покажу тебе самое главное. Именно после этого мы поверили, что те древние монеты до сих пор дожидаются своего часа.
   Инна выбрала из стопки двойной листок бумаги, протянула мне. Написанные размашистым почерком строчки содержали много очень похожих на русские букв - но несмотря на это ни одного понятного слова я не обнаружил.
   - Ниже, в конце листа, - подсказала Инна.
   Внизу листа я с некоторым трудом прочитал несколько неуклюжих фраз с грамматическими ошибками на русском: "Конечно, лутше если бы вы приехать летом, можно купаца, загорать на море. Летом хорошо здесь. А если не получица, то можно и в другой время. Давайте, ришайте скорее".
   - Странно, верно?
   - Ну, ничего особо странного я здесь не вижу, - я пожал плечами. - Может она, эта Микаэлла, просто хотела похвастаться своими знаниями русского языка?
   - Может, - загадочно усмехнулась Инна и посмотрела на меня с некоторым превосходством. Наверное так человек, уже прочитавший какой-то детектив, и знающий, кто оказался преступником из полдюжины подозреваемых, смотрел бы на того, кто этот детектив только начал. - Ты почти прав, Игорь. Вот что она пишет, уже по-гречески, в другом письме, пришедшем, судя по штемпелю, через две недели после того.
   Инна взяла другой листок, содержавший, как я понял, перевод, и прочитала:
   - "В предыдущем письме я постаралась написать немного по-русски. У вас такие трудные буквы, особенно заглавные! Обратите внимание, как я старалась, когда их выписывала!"
   - Так оно и есть. Русский язык - не из самых легких, - проговорил я, так и не поняв, что же здесь привлекло внимание Инны и ее супруга.
   - Инна! - послышался приглушенный закрытой дверью голос матери. - Я никак не могу найти эту передачу!
   - Иду, мама! Я сейчас, Игорь, - бросила она мне и, положив в пепельницу недокуренную сигарету, вышла из кухни.
   Я задумался. Какая-то, так сказать, легкая странность в рассуждениях этой гречанки, пожалуй, присутствовала: почему в русском заглавные буквы труднее? Что заглавные, что прописные - какая разница? Ты их либо выучил, либо нет. Но черт их знает, этих иностранцев, может для них заглавные действительно труднее?
   Инна вернулась через минуту.
   Я сокрушенно вздохнул.
   - Эркюль Пуаро из меня не получится, Инна. Я решительно не пойму, в чем здесь дело...
   Она затянулась в последний раз, затушила сигарету в пепельнице.
   - Не расстраивайся, я тоже не поняла. Это Дима догадался. Она просила обратить внимание на заглавные буквы, вот он и обратил. Возьми заглавную букву каждого предложения.
   - "Конечно" - К, "Летом" - Л, "А если..." - А, "Давайте" - Д.
   - Итого...?
   - К, Л, А, Д. Клад! - Я ошеломленно посмотрел на нее.
   - Ну, слава Богу, дошло!
   - Конечно, если только...
   - Никаких "если" и никаких "только"! - отрезала она. - Эта Микаэлла очень боялась - и не без основания - что корреспонденцию из заграницы читает КГБ, поэтому в одном из писем она зашифровала слово, а в следующем, просила обратить внимание на заглавные буквы тех написанных на русском фраз. Если и то, и другое она бы сделала в одном письме, где гарантия, что ка-ге-бисты не догадались бы сами? Греция, конечно, далеко, но женщина, возможно, опасалась навлечь на уже и так пострадавшую семью Захаропулосов новые беды. К сожалению, дядя Константин не понял, что к чему.
   Я задумался. Клад... Боже мой, слово-то какое - совсем не из нашей действительности! Но если он и правда существовал, зачем этой Микаэлле нужны были партнеры? Целое ведь больше, чем то же целое, но разделенное на несколько частей?
   - А зачем тогда ей нужен был Константин с братом? Из родственных чувств хотела поделиться сокровищами с ними?
   Инна усмехнулась.
   - Вот и мы подумали о том же. И очень скоро пришли к выводу, что родственные чувства здесь ни причем.
   - А что причем?
   - А причем то, без чего этот клад не мог быть найден. В семье советских Захаропулосов должно было храниться что-то такое, без чего отыскать сокровища было невозможно. И мы с Димой очень скоро узнали, что это.
   Она достала из стопки еще одно письмо.
   - Здесь опять несколько фраз написано по-русски. Читай, третий абзац, - она подала листок мне.
   - "И может вы приедите в этом году? Как хочеца вас увидеть. Очень хочеца! Но я понимаю, это не так лекко. А если сможете приехать, напишите", - прочитал я и вопросительно посмотрел на Инну.
   - Первая буква каждой фразы, - напомнила она.
   - "И может" - И, "Как" - К, "Очень" - О, "Но" - Н, "А если" - А. Получилось И, К, О, Н, А. Икона?
   - Икона, - подтвердила Инна.
   - Инна! - вновь послышалось из-за двери. - У меня упал пульт!

8.

   Она вышла, а я еще раз взглянул на пожелтевший листок. Надо отдать должное сообразительности этого Дмитрия: лично я бы ни за что не догадался составить слово из первых букв каждой фразы и не распознал бы в упоминании о "трудных" заглавных буквах какой-то намек. Я почувствовал, как вялое любопытство, пробудившееся во мне вчера после рассказа Инны, перерастает в нечто качественно новое: в искреннее желание узнать, что будет дальше, а главное - чем это все закончится? Так человек, лениво листающий первые страницы детектива, начинает по-настоящему увлекаться, ну, скажем, к третьей главе и уже не может отложить книгу в сторону.
   Итак, что мы имеем? Семейную легенду о сокровищах, которая так бы и осталась легендой, если бы не получила подтверждения в виде дореволюционной газетной заметки о неком греке, у которого русский купец приобрел эти, как их?... тетрадрахмы для музея. Тот был Захаропулос, эти тоже - раз. Еще одна монета "всплывает" в эшелоне с репрессированными понтийскими греками в 1949 году - два. Кто-то в Греции начинает искать контакт с советскими Захаропулосами, и этот кто-то, а точнее, Микаэлла Стефану, уверенa, что есть и другие монеты, причем их много, иначе она не стала бы зашифровывать слово "клад". Где он, она не знает, и, судя по всему, не может узнать без своих родственников в России. Это три.
   Ход моих мыслей прервала вернувшаяся Инна. Со вздохом сказала:
   - Беда с мамой. Спросила, кто этот мужчина - в смысле ты - с которым я секретничаю на кухне. Как будто я не представила ей тебя полчаса назад! Совсем у нее с памятью стало плохо. Знаешь, иногда она даже спрашивает, почему давно не видно Димы - мол, не поссорились ли мы. А ведь я ей говорила, что он пропал в Греции. Выпьешь кофе?
   - Давай, - кивнул я.
   Она поставила на плиту чайник, достала с полки банку "Нескафе", насыпала в чашки. Присела за стол.
   - Так что с иконой? - спросил я.
   - А ничего. Мы спросили Диминого отца. В семье действительно было две иконы, но они пропали в 1949 году. Очевидно, одна из них и имела какой-то ключ. Когда мы попросили описать их подробнее, он сказал, что икона Георгия-Победоносца была подбита сзади прямоугольным куском кожи. Мы решили, что на нем, наверное, и была сделана какая-то надпись или, может быть, нарисована часть карты. Второй такой же кусок, вероятно, находился в семье Стефану. Чтобы получить ключ к местонахождению клада, требовалось сложить их оба.
   - Значит, надежды этой Микаэллы не оправдались, - констатировал я. - Второго куска у вас не было.
   - Не у нас, а в семье советских Захаропулосов, - поправила Инна. - У нас не было уже ничего.
   - И все же твой Дима решил ехать в Грецию?
   Чайник закипел, и Инна разлила кипяток.
   - Тебе с молоком?
   - Да, - подтвердил я. - Сахару одну ложку.
   - Ну, вот, - Инна поставила чашки и снова уселась за стол. - Да, Дима решил ехать в Грецию. В принципе. Потому что сначала надо было убедиться, что Микаэлла или ее родственники все еще проживают по тому адресу, что был на конвертах. Ведь за столько лет могло случиться все, что угодно: она могла умереть, переехать в другое место - да мало ли что? И мы для начала написали письмо. На английском. Послали, естественно, по обычной почте, электронного адреса у нас не было. Приложили ксерокопию одного из писем Микаэллы. Видишь, какая ирония судьбы: тридцать с лишним лет назад Микаэлла писала братьям, а они не отвечали. Теперь написали мы - и нисколько не удивились бы, если бы ответа не пришло. Но он пришел - недели через полторы по Диминому электронному адресу, который мы указали в письме. Оказывается, в Александруполисе проживала внучка Микаэллы София! Она даже приложила к письму файл со своей фотографией. Сама Микаэлла Стефану во время военного переворота 1967 года попала в тюрьму - наверное, поэтому и прекратились письма в Казахстан.
   Да, что-то такое было, вспомнил я. Вроде какие-то "черные полковники" захватили власть в Греции. Но правили, кажется, недолго.
   Инна продолжала:
   - Микаэлла вышла из тюрьмы смертельно больной и вскоре умерла. Осталась дочь, через несколько лет у той родилась девочка. Судя по письму, эта София неплохо знала английский. И Дима решил ехать: просто познакомиться с ней - ну, а дальше видно будет. Авантюра, конечно, чистой воды авантюра, но кто сказал, что авантюры всегда обречены на неудачу? Знаешь, - неожиданно добавила она с горечью, - как надоело жить в нищете - или в полунищете? Бегать к счетчику и расстраиваться из-за того, что в этом месяце нагорело на десять киловатт больше? Экономить на разговорах по мобильнику, выискивать какой-то супервыгодный тариф? Как вдруг захотелось не считать деньги от зарплаты до зарплаты? Позволить себе хоть раз в месяц какую-то модную вещицу, или просто сходить в ресторан? Сколько можно выдавать убогость за настоящую жизнь? Неужели мы не заслужили право жить по-человечески!? Отец Димы получает мизерную пенсию, а его самого, программиста высшего класса, уже нигде не берут на работу. А он, Дима, между прочим, физтех окончил с отличием!
   - Физтех это..?
   - МФТИ, Московский физико-технический! Самый престижный вуз страны! И факультет был самый, что ни на есть - радиотехники и кибернетики! И распределение в Минск - не куда-нибудь, а в Академию Наук БССР! Мы с ним, кстати, там и познакомились: я преподавала английский для научных сотрудников, выезжавших на стажировку в капстраны. Потом - перестройка, потом распад Союза, потом... сам знаешь, что потом: все стали суверенными, хотя многие, пардон, с голым задом.
   - Но почему не берут, э... вернее, не брали? Я знаю, хорошие программисты...
   Она досадливо взглянула на меня.
   - Да все потому же! Возраст, Игорь, возраст. Сорок - это почти старик для компьютерного бизнеса, а если за сорок, с тобой вообще разговаривать не станут. Сейчас много молодых, напористых, "новое поколение выбирает"! И его выбирают. А такие, как Дмитрий, уже за бортом. Обо мне говорить нечего: когда это случилось с матерью, я вынуждена была уволиться с работы.
   - Вот ты говоришь - "нищета, полунищета...". А ужин в "Пицца-плюс"? "Шардоне" и все такое?
   Инна с сожалением посмотрела на меня.
   - Боже ты мой, Игорь, вот это как раз и доказывает нашу убогость! Если обычный поход в ресторан становится мероприятием, которое так просто себе и не позволишь, если после него приходится экономить, чтобы компенсировать расходы - это ли не признак того, что в Датском королевстве что-то подгнило?! Ты не смотри, что в кафе сидело много народа: это же все малолетки - закажут "фанту" с пирожными или какие бутерброды и кайфуют целый вечер.
   Заплатишь за коммунальные услуги, свет, телефон - глянешь, а в кошельке-то денег с гулькин хрен осталось. Вот пишут "стабильность, стабильность". На кусок хлеба с вареной колбасой, конечно, всегда найдется. На водку тоже хватит. Но не больше... Это стабильность нищего!
   - Эк, куда тебя занесло. Смотри, посодют, - пошутил я.
   - Меня-то нет, а вообще..., - серьезно проговорила она. - Ладно, как сейчас говорят, проехали. А если тебя интересует, откуда у меня деньги... Заняла. Но это сказать просто, а сделать... Сам понимаешь, сначала надо было найти того, у кого они водятся. Потом убедить его одолжить мне сумму - немалую. Честному слову нынче никто не верит, вот и пришлось отдать в качестве залога всякие побрякушки матери - старинное кольцо с камушком, серьги, цепочку. Конечно, без ее ведома. Да... Я говорила тебе, что планировала нанять для поисков одного человека. Но, как пишут в романах, судьба распорядилась иначе: мне встретился ты.
   Инна сделала маленький глоток кофе.
   - Да, Дима решил ехать в Грецию..., - задумчиво повторила она. - Какие-то деньги у нас были, немного заняли у его приятеля - как раз хватило на авиабилет, туристическую визу, ну и проживание. Не в пятизвездочном отеле, конечно. От него пришло всего два письма, тоже по "электронке". Первое было коротким, буквально в пять - шесть строк. Добрался нормально, снял в пригороде комнатушку, встретился с Софией. Та жила одна: мать за пару лет до этого познакомилась в Александруполисе с каким-то немецким туристом, да и укатила в Германию устраивать свою личную жизнь.
   Я все не решался спросить о том, при каких обстоятельствах исчез Дмитрий. Не сделал это вчера, колебался сегодня, но теперь разговор сам приблизился к этой теме. Оставалось подождать совсем немного.
   - Дима знал, где искать ключ, поэтому без труда обнаружил на одной из икон у Софии второй кусок кожи. Ну, конечно, рассказал ей все. Она и сама слышала семейную легенду от матери, а та - от своей матери, Микаэллы. Так вот: на куске кожи острым металлическим предметом была выжжены контуры половины острова Самотраки, его восточной части, и эту половину пересекала прямая линия.
   Я задумался. Что-то я здесь недопонимал. В любом случае место клада должно быть помечено либо на одной половине, либо на другой?
   Инна, внимательно наблюдавшая за мной, проговорила:
   - Я и сама сначала не поняла. Все дело в линии, пересекавшей остров.
   Не уловив прояснения в моем недоуменном выражении лица, она сказала:
   - Сейчас. Принесу карандаш и все тебе нарисую.
   Полминуты спустя она появилась с чистым листком бумаги и карандашом.
   - Смотри. Это - кусок кожи, на котором Георгий Апостолиди нарисовал карту острова, - она начертила овал. - Где-то он спрятал свои монеты. Предположим, что в этой точке, - Инна поставила жирную точку. - На одной половине куска кожи проводим через точку прямую - но только до линии будущего разреза. На другой половине проводим под углом к ней, другую прямую, тоже через эту точку.
   Она сложила пополам лист, прогладила ногтем сгиб, потом аккуратно разорвала.
   - Вот. На одной половине одна линия, на другой - другая. Точку их пересечения, то есть нужное место, можно найти, только если сложить оба куска кожи. Вот мы их складываем, - она сложила половинки бумаги, - и продолжаем первую линию до пересечения со второй. Объяснять долго, а на самом деле - довольно простая, если не сказать примитивная, задумка. Но с глубоким смыслом: в одном из писем Микаэлла упоминала, что дочь Апостолиди, вышедшая замуж за купца Захаропулоса (видимо, это он или его сын и продал несколько монет для музея), иммигрировала с семьей в Россию во время греческо-турецкой войны 1878 года, а сын остался в Греции. Одна подбитая кожей икона была в семье дочери, другая - сына. C помощью разрезанной карты отец хотел объединить их. Не вышло.
   - Теперь понятно, - кивнул я. Спохватившись и заметив, что мой кофе уже остыл, сделал пару глотков. - Но как можно найти это место сейчас, не имея второй половины карты?
   - Никак, - подтвердила Инна. - Но можно дорисовать вторую половину острова - раз, продолжить линию - два. И три - искать именно на этой линии.
   - Какова величина этого Самотраки?
   - Кстати, есть еще и другой вариант произношения - Самофраки, - заметила она. - А размеры для подобных целей, прямо скажем, приличные: двадцать километров с севера на юг и двенадцать - с запада на восток.
   - Значит, получается, твой Дима поехал искать иголку в стоге сена?
   - Золотую. А иголка из золота все-таки стоит того, чтобы ее поискали. Да и не такая это маленькая иголка, как я понимаю. Одна древняя тетрадрахма стоит у коллекционеров несколько сот долларов, и, повторяю, Микаэлла вряд ли стала бы зашифровывать слово "клад" из-за пары-тройки монет. Дима написал мне, что на той части карты, которая была у Софии, линия выходит из деревни Палеополи, это, кстати, как раз то место, где вел раскопки француз Шампуазо, и идет через вершину горы Фенгари. Подожди, сейчас принесу тебе распечатку из Интернета.
   Через минуту она вернулась и положила передо мной стандартный лист бумаги с овальным контуром острова Самотраки и надписями на английском языке.
   - Палеополи находится на северо-восточном побережьи. Вот здесь. Фенгари почти в центре. Проводим линию - и упираемся в устье реки Гиали. Вот где-то на этой линии Апостолиди и закопал свои тетрадрахмы.
   . - Да, ты основательно изучила материал, - заметил я.
   Она не отреагировала на мой комплимент.
   - И сколько километров эта твоя прямая? Пять? Семь? Десять? Так можно и год искать...
   - Верно. Но учти, что карта была разрезана пополам, так что объем поисков сокращается примерно вдвое. Точка пересечения находилась на второй половине, утерянной. Далее: можно, конечно, предположить, что Апостолиди спрятал монеты где угодно, но в горах или скалах не очень-то и покопаешься обычной лопатой, как ты считаешь? Логичнее думать, что он зарыл их в землю, так надежней. Наиболее удобное место, на мой взгляд, исток Гиали - хотя это и не обязательно там.
   - А почему же эта мысль - ну, дорисовать карту и продолжить линию - не приходила в голову потомкам Апостолиди? Самой Микаэлле?
   Инна пожала плечами.
   - Может и приходила, но все понимали, что искать на протяженности даже двух-трех километров - дело безнадежное. Тогда ведь не было такой техники. Дима, прикинув, каким может быть расстояние, написал мне: нужен металлоискатель. С каждым новым поколением легенда уходила все дальше и дальше в прошлое, и интерес к мифическим сокровищам ослабевал. Микаэлла была последней, кто предпринял попытку. Кто и сколько раз пытался делать это до нее - Бог его знает.
   - Погоди, Инна. Теперь самое главное: любое законодательство, я думаю, и греческое тоже, оговаривает такие случаи в свою пользу. Клад должен быть сдан государству, не так ли?
   - Ну, не знаю..., - протянула она. - Мы, конечно, думали об этом. Решили, что там видно будет. В любом случае какая-то награда за ценную находку положена в любой стране, только вот насчет иностранца мы не были уверены... Но знаешь, мы с ним, с Димой, как-то незадолго до его отъезда читали в Интернете, что одному греческому рыбаку, который случайно вытащил сетью из моря обломок древней статуи, выплатили то ли триста, то ли четыреста тысяч евро. Это еще больше укрепило нас в желании попробовать!
   Во втором письме он сообщил, что попытается раздобыть с помощью Софии металлоискатель - не Бог весть, какой прибор, сейчас многие строительные организации их имеют для обнаружения подземных коммуникаций - и на днях поедет на Самотраки. Посмотрит на месте, что и как. И...исчез. Мы договаривались, что он будет писать хотя бы раз в неделю. Но после второго письма не пришло ничего.
   Я хотел спросить, не с Софией ли он планировал отправиться на Самотраки - но почему-то не стал.
   - Я подождала неделю, потом дважды написала по адресу Софии. Ответа не получила. Прошла еще неделя, и еще одна. Тогда я поняла: что-то случилось. Если человек пропал, обращаются в милицию. А если человек пропал за границей - куда? Может быть, в МИД? Я подумала, что они все равно будут связываться с посольством - и чтобы не терять времени, решила звонить туда напрямую. Узнала их телефон в Болгарии.
   - Почему в Болгарии?
   - Потому что белорусского посольства в Греции нет, а посольство в Болгарии выполняет по совместительству свои функции и в Греции. Так вот, белорусы связались с греческим МИДом. Там пообещали, что наведут справки у полиции номархии Эврос.
   - Что такое номархия?
   - Ну, вроде нашей области, административной единицы, - нетерпеливо пояснила Инна. - Александруполис находится в номархии Эврос. Вообще-то Эврос - это большая река на востоке Греции. По ней проходит граница с Турцией.
   - Ясно.
   - Да... опять ожидание. Как оно мне давалось, одному Богу известно. Без снотворного я уже не засыпала, да и сейчас... Ну вот, перезвонила через неделю. Оказалось, тот сотрудник из белорусского посольства, что разговаривал со мной, ушел в отпуск, а насчет того, звонили ли ему из греческого МИДа или нет, никто из них не был в курсе. Пришлось все объяснять другому человеку. Тот вроде как успокоил меня: мол, если бы что случилось, греческие власти немедленно сообщили бы. Сказал перезвонить еще через неделю. У меня немного отлегло от сердца. Но ненадолго.
   Она замолчала, очевидно, собираясь приступить к самой трудной части своего рассказа. Я не торопил.
   - Позвонила в посольство через неделю. Сотрудник, тот самый, второй, сказал, что полиция Евроса не получала за последнее время никаких заявлений о пропаже, гибели, или несчастном случае с кем-либо из иностранцев. Туристский сезон, мол, уже окончился, иностранцев на побережье мало, и если что - это сразу стало бы известно. Я настояла, чтобы он записал мой телефон. Как оказалось, не зря: неделю или полторы спустя, они позвонили и сообщили, что заявление все-таки было - на Самотраки при невыясненных обстоятельствах пропал некий иностранец по имени Димитрос. Вроде бы утонул, когда плавал на лодке. У меня все внутри оборвалось, но я еще как-то успокаивала себя: во-первых, Димитрос все-таки не Дмитрий, а во-вторых, с какой стати он стал бы кататься на лодке? А потом - потом они прислали вот это..., - Инна выбрала из стопки писем не очень четкий ксерокс какой-то заметки и протянула мне.
   - Потом - это когда?
   - Через несколько дней, когда я перезвонила, чтобы узнать, нет ли каких новостей. Тот мужчина сказал, что есть, и по его тону я поняла, что он готовится сообщить что-то неприятное. Он прочитал мне эту заметку, но я настояла, чтобы он передал ее еще и по факсу - специально сходила в офис к одному знакомому. Вот, наверное, почему она так расплылась.
   Я стал читать:

"Несчастный случай.

   По некоторым данным, на прошлой неделе у берегов Самотраки произошел несчастный случай с иностранцем, находившимся в Греции с частным визитом. Погибший предположительно является гражданином Белоруссии Дмитрием Захаропулосом. Лодка, на которой он отправился на морскую прогулку, перевернулась, и он сам вероятно утонул. Рыбаки деревни Лаккома несколько дней спустя нашли на берегу прибитую волнами перевернутую лодку, на которой Захаропулос вышел в море. Тело обнаружено не было.
   Соб. инф. ".
   Сообщение было составлено так, что оставляло Инне крошечную, в четверть процента, надежду: "по некоторым данным", "предположительно", "тело обнаружено не было". Но я понимал, что это именно четверть процента - если не меньше.
   - Откуда это?
  -- Вероятно из греческой газеты.
   - Гм...на русском языке?
   - Ничего удивительного: поскольку в стране много бывших русских, ну, понтийцев, там печатаются и газеты на русском языке. Самая известная из них - "Афинский курьер". Я нашла по Интернету их телефон, позвонила, но там заверили, что такой информации не давали. Я спросила у них, какие еще есть издания на русском. Сказали, газета "Омония", дали телефон. Но и там заверили, что ничего подобного не печатали.
   Ксерокс захватил и часть другого газетного материала, находившегося рядом, но обрывки слов, оставшихся от него - "проб...", "реши...", "по-пр...", "...ющих" - не давали ни малейшего ключа.
   Я повертел свою чашку с недопитым кофе и спросил:
   - Тогда что это была за газета? Ты не пыталась узнать в посольстве?
   Инна горько усмехнулась.
   - Достала я их своими звонками, Игорь. Люди занятые, государственные - а тут какая-то баба со своими пустяками. Когда опять позвонила, мне сказали, что факс пришел из Александруполиса, а больше они ничего не знают. В общем, разговаривал тот сотрудник уже довольно раздраженно: мол, примите, конечно, соболезнования, но чем мы можем вам теперь помочь? Раз тело..., - голос Инны дрогнул, - Боже мой, какое ужасное слово!...раз тело не найдено, то и об отправке его на родину речи не идет, ну, а если, вы, женщина, желаете узнать какие-то детали, то и приезжайте сами в Грецию, а у посольства несколько иные функции. Наверное, они правы по-своему: посольство - не сыскное бюро. К тому же они в Софии. Я может быть и поехала бы, но матери стало хуже, я уже думала..., - она не договорила.
   - Сколько прошло времени с тех пор? - мягко спросил я.
   - Почти три месяца.
   Время работает против нее, подумал я. Или, теперь, против нас? С каждой неделей шансов найти Дмитрия - нет, хотя бы выяснить какие-либо подробности - все меньше. О том, чтобы найти в море утопленника, можно вообще забыть. Разве что... его выбросит волнами на берег, вспухшего и обезображенного до неузнаваемости. Хотя какой там выбросит, раз прошло уже столько времеми!
   - Но знаешь, - она взглянула на меня заблестевшими глазами. - Я чувствую, что он жив.
   Чувствую, что он жив - или не хочу верить в то, что он мертв? хотел спросить я, но промолчал.
   - Я даже к экстрасенсу ходила.
   - К гадалке, что ли? - хмыкнул я.
   - К экстрасенсу, - упрямо повторила Инна. - К женщине, которую мне порекомендовал один знакомый. Сначала принесла ей цветное фото Дмитрия. Но она сказала, что лучше черно-белое. Я сделала, как она просила. И она заявила, что он жив. Прямо так и сказала: "От снимка исходит энергия живого человека".
   Ну-ну. Знаем мы всех этих кашпировских, чумаков и юриев лонго вместе взятых, подумал я, но вместо этого спросил:
   - Но как тогда появилась заметка? Или это шутка какого-нибудь типа с извращенным чувством юмора?
   Инна не ответила.
   - Хорошо, и что же могло с ним случиться, как ты полагаешь?
   - Не знаю, Игорь, не знаю, - медленно проговорила она. - Выбросило волнами на берег, потерял память, лежит сейчас в какой-нибудь больнице. Что, так не бывает, что ли?
   Нет, не бывает. Это только в Мертвом море вода, вроде бы, сама выталкивает пловца на поверхность. А Эгейское вряд ли так легко отпустит свою жертву.
   Но в любом случае все это - со страшными натяжками. Если Дима отправился на остров с этой Софией, почему она не сообщила куда надо об исчезновении своего спутника (если он плавал на лодке один и его "выбросило волнами" в безлюдном месте), или не удостоверила его личность, если это случилось в ее присутствии, и он действительно потерял память? А если он был на Самотраки без Софии, почему та не известила Инну о пропаже гостя, не ответила на ее письма?
   Но я не стал делиться своим сомнениями с Инной: если человек цепляется за соломинку последней надежды - зачем мешать ему в этом?
   - Теперь я поняла: он нужен мне любой - с деньгами или без, - ее голос дрогнул. - Только бы найти его!

9.

   Нет, очевидно Инне - или нам - все же помогали высшие силы, иначе как объяснить, что уже менее чем через месяц после того разговора я имел греческую бизнес-визу?
   Хотя я с самого начала хотел обойтись обычной туристской, переубедить Инну я не смог. "Ладно, а если за месяц ты не управишься? - говорила она. - Что тогда? Возвращаться и делать новую визу? Нет, Игорь, надо придумать что-то посолиднее". Она, конечно, была права: сколько времени займет мое расследование, мы не знали.
   И вышеупомянутые силы устроили так, что какая-то школьная подруга моей новой знакомой, много лет назад вышедшая замуж за москвича и навсегда обосновавшаяся в белокаменной, вдруг объявилась в нашем городке: после смерти отца ей надо было срочно решать проблему наследования двухкомнатной "хрущевки".
   С ней-то и столкнулась на улице Инна, сразу и не признавшая своей бывшей одноклассницы, Светланы Данилькевич, ныне носившей фамилию Марголина. Зато та узнала ее. Разговорились. Женщина вместе с мужем работала в крупной российской компании "Интергаз", занимавшейся строительством газо- и нефтепроводов в ближнем и дальнем зарубежьи: она - в бухгалтерии, супруг в должности начальника отдела зарубежных проектов. "Вот с этого места поподробней, Светка!" - полушутя-полусерьзно воскликнула Инна, услышав о супруге. Оказалось, что компания в данный момент имела проекты в Алжире, Судане, Индии и Греции. "Позвоню Генке, узнаю, - пообещала она, выслушав просьбу Инны о греческой визе. - "Интергаз" как раз подписал недавно контракт на строительство этой, как ее, компрессорной станции на границе с Албанией, и засылает сейчас в Грецию своих спецов". На следующий день она перезвонила Инне: "Рабочую визу на три месяца можно устроить. Обычно такую сделать довольно сложно, но здесь - проект особой, так сказать, значимости. От вас - две справки: об отсутствии судимости и инфекционных заболеваний. Ну и, конечно, две цветные фотографии".
   Неделя с лишним ушла на подготовку искомых документов. Что ни говори, а приятно все-таки еще раз убедиться в том, что ты чист перед законом и санэпидстанцией! Бумажки, заверенные гербовой печатью, и фотографии мне пришлось лично отвезти в Москву. В вестибюле - чтобы не возиться с оформлением пропуска - многоэтажного здания "Интергаза" на Новопресненской улице муж подруги Инны, толстый лысоватый еврей лет пятидесяти, забрал у меня документы, паспорт и обещал сделать все по возможности быстро.
   - Спасибо, Геннадий Исакович, - поблагодарил я. Оглянувшись на охранника, стоявшего возле турникета, я повернулся к нему спиной и извлек из сумки полиэтиленовый пакет. В пакете лежала высокая подарочная коробка, на которой был изображен лохматый царь Беловежской пущи, зубр. Поверх зубра полукругом шла надпись "Особая Беловежская".
   Марголин не стал отказываться, взял пакет, сунул мне свою визитку, проговорив "Звоните через неделю", и мы распрощались.
   Вряд ли стоит упоминать о том, что с момента начала нашего "проекта" по поиску Дмитрия Захаропулоса деньги мне давала Инна. Честно признаюсь, брать мне их было неловко: я видел, что она и так-то далеко не "шикует" - одни расходы на импортные лекарства для матери чего стоили! - а теперь и вовсе сидела в долгах. Но мое финансовое положение было и того хуже. Время от времени я успокаивал себя мыслью, что эти деньги, передаваемые мне Инной - зарплата или, если хотите, аванс. А вот о том, как ей придется возвращать долги "знакомому бизнесмену", я старался не думать.
   Я подождал неделю, тактично набросил еще два дня и позвонил Марголину. "Виза готова, можете забрать паспорт в любое время, - сообщил он. - Кроме выходных, конечно".
   Я поблагодарил и тут же перезвонил Инне.
   Похоже, она не ожидала, что все получится так быстро. Мне показалось, она даже немного растерялась.
   - Значит... значит ты можешь вылететь в любое время? - полувопросительно-полуутвердительно произнесла она.
   - Значит, - подтвердил я.
   И с этого момента все закрутилось еще быстрее.
   Прощаться мне, кроме Инны, было не с кем - наоборот, все попрощались со мной: Сева, укативший в Америку, Света, ковавшая себе новое семейное счастье с бывшим сокурсником, даже - в переносном смысле - Щербак, записавший меня в онкопациенты.
   Два дня спустя Инна провожала меня на Центральном вокзале. Накрапывал дождь.
   - Уезжать в дождь - хорошая примета, - заметила она.
   Я не стал возражать, хотя накануне вечером меня, впервые за три недели, опять внезапно посетила тупая боль в желудке - еще и теперь она пульсировала слабым эхом внизу живота. И меня охватил страх - не столько за себя, сколько за то, что я могу не оправдать ее надежд. И еще мне было неприятно от того, что с самого начала скрыв от Инны свое состояние, я в какой-то мере обманул ее.
   Но отступать было поздно.
   - "На первый путь первой платформы прибывает скорый поезд номер 22 "Прага - Москва". Нумерация вагонов..."
   - Ну, вот и все, - произнесла Инна. - У тебя какой вагон?
   - Десятый.
   - Все, Игорь, давай, - она легко, как тогда, поцеловала меня в щеку. - Долгие проводы - лишние слезы. Успеха тебе. Нам.
   Мимо на скорости пронесся десятый вагон. Я, неловко бросив "пока", будто уезжал всего на пару дней, побежал догонять его, держа в одной руке дорожную сумку, в другой билет и лист с ксерокопией паспорта: сам паспорт с визой дожидался меня где-то в кабинете Геннадия Исаковича Марголина.
   Вагон оказался полупустым. Я бросил сумку на нижнюю полку купе и подошел к окну. Втиснувшись щекой в холодное стекло и скосив глаза, попытался разглядеть фигурку Инны.
   Но увидел лишь идущего по перрону милиционера в блестящем от дождя плаще.

10.

   Некоторое время я вполглаза наблюдал, как черноволосые стюардессы компании "Олимпик эрвейз" безмолвно демонстрируют правила обращения со спасательными жилетами и кислородными масками, размышляя о том, что если мы грохнемся с такой высоты, не поможет ни то, ни другое.
   Самолет сразу ушел за облака, и бРльшую часть пути мне оставалось созерцать лишь серебряное крыло, заметное покачивание которого как раз и наводило на всякие нехорошие мысли.
   Чтобы уйти от них, я надел наушники, пощелкал переключателем каналов в подлокотнике, и остановился на кратком курсе греческого языка. Бархатный женский голос многократно повторял "калимера", "калиспера", "калинихта", "паракало", "пуйне туалеттес" и тут же переводил фразы на английский. В конце концов из всего набора, мне запомнилась лишь "пуйне туалеттес" и "паракало". Я снял наушники и задумался о своем.
   С чего мне начать поиски Дмитрия Захаропулоса, загадочно пропавшего - или погибшего - в районе острова Самотраки? К сожалению, Инна не знала, по какому адресу снимал комнату ее супруг. Визит к хозяину, сдавшему ему жилье, тоже мог бы облегчить поиски. Значит, сначала придется навестить Софию Стефану, проживавшую - адрес я запомнил наизусть - на леофорос Демократиас, 133. Эта встреча должна была многое прояснить. Но - только в том случае, если София дома. То, что она не ответила на письма, факт многозначительный и не самый приятный. Если ее нет, можно попробовать поговорить с ее соседями. Однако те могут быть и не в курсе.
   Вторая зацепка: вырезка из неизвестной греческой газеты на русском языке, копию которой я вез с собой. Где она выходит и как называется? Кто автор, скрывшийся под расплывчатым определением "Соб. инф."?
   Заметка, в свою очередь, выводила меня на "рыбаков деревни Лаккома", обнаруживших перевернутую лодку. Уж они точно что-то видели и что-то знают. Значит, мне придется посетить Самотраки. Cмогу ли я объясниться с "туземцами"?
   Тьфу, черт, только тут я сообразил, что со всей этой беготней по Москве в последний день забыл купить русско-греческий разговорник, который мне, несомненно, помог бы в общении с местным населением! Тоже мне, частный сыщик Фил Марлоу! Оставалось надеяться, что мне поможет фото супруга Инны.
   Я вез с собой также и фотографию Софии Стефану. Снимок гречанки, распечатанный Инной на простой бумаге, был не очень качественным - в принтере кончался цветной картридж. Тем не менее, даже по этому фото было видно, что внучка очень молода и красива: правильный овал лица, по-детски припухлые щеки, короткая мальчишеская стрижка. Чувственные губы, сложившиеся в чуть ироничную усмешку - по всей вероятности, юная особа знала себе цену.
   -...уайт уайн ор ред уайн, мистер? - тронула меня за плечо симпатичная стюардесса.
   Я вернулся к действительности.
   - Сорри, уот дид ю сей?
   Девушка старательно повторила:
   - Вуд ю лайк уайт уайн ор ред уайн, мистер?
   - Уайт, - проговорил я, и добавил: - Паракало.
   Стюардесса улыбнулась. Я откинул столик, и она поставила передо мной пластмассовый стаканчик и маленькую бутылочку вина.
   "Шардоне". Как в "Пицца-плюс".
   Итак, официальный спонсор поисков Дмитрия Захаропулоса - фирма "Шардоне"! - мелькнула в голове дурацкая мысль.

11.

   Несомненно, Афины - отличный город. И, конечно, в нем есть что посмотреть, недаром в страну ежегодно приезжают миллионы туристов. Тот же Акрополь, например, который мне до сих пор приходилось видеть лишь на фотографиях. Увы, по прибытии в греческую столицу я мог ознакомиться лишь с достопримечательностями афинского аэропорта с труднопроизносимым названием "Элефтериос Венизелос": от рейса на Александруполис меня отделяло всего два часа.
   Ну и ладно, подумал я. Как говорится в одном пошлом анекдоте, а я и не хотел. Устав от трехчасовой неподвижности в самолете, я с удовольствием побродил по огромному, заполненному многоязыкой толпой пассажиров пространству. Время от времени слышалась русская речь, чаще с грузинским или армянским акцентом. Не расскажи мне Инна о том, что в начале 90-х в страну хлынули сотни тысяч российских понтийцев из Армении, Грузии, Казахстана, я, наверное, удивился бы. А так я видел в этом дополнительное преимущество: в случае затруднения всегда можно было обратиться за помощью к бывшему соотечественнику.
   Затруднение не заставило себя ждать.
   Когда, по моим подсчетам, до вылета на Александруполис оставалось чуть более часа, я решил отыскать нужную мне стойку регистрации. Терпеливо пробегая глазами надписи на табло, я, однако, не обнаружил искомого слова.
   Я решил подождать еще немного и побродил по магазинчику с компакт-дисками, отметив, что цены на музыкальную продукцию по нашим меркам, здесь просто заоблачные. И вообще, кто будет платить двадцать евро за альбом, который можно скачать из Интернета бесплатно?! По крайней мере, мой Сева за годы учебы в университете составил себе неплохую коллекцию из таких "скаченных" дисков.
   Я вновь обратил свой взор на табло.
   Слово "Александруполис" так и не возникло.
   Гм...послабления на регистрацию на внутренние рейсы, конечно, могли быть, но не в такой же степени! Или они вообще садятся в самолет без проверки?
   - ...звонила, что вылетает завтра. Так надо встретить, ладно? - послышалось за моей спиной. - Я сам не смогу...
   - Да, конечно, о чем речь!
   Я обернулся.
   Разговаривали двое: высокий худой мужчина "кавказской" внешности и симпатичная женщина средних лет, вероятно, той же национальности.
   - Простите, - начал я, - вы не подскажете, где регистрация на Александруполис?
   Мужчина пробежал взглядом несколько табло и уверенно ткнул пальцем в одно из них.
   - Вот. В конце зала.
   - А почему...?
   - Слово длинное, не влезает! - засмеялся он. - Вот они и сокращают.
   Только теперь я обратил внимание на разделенную косой чертой надпись "Алекс/поли", которую принял поначалу за название другого города
   - Это еще ладно, можно догадаться, - продолжал мужчина. - А вот попробуйте узнать в сокращении "Тесники" слово "Тессалоники"!
   Я поблагодарил и отправился в конец зала. Не удержался и купил по пути за тридцать центов открытку с видом Акрополя.
   Будет хоть память.

12.

   Под крылом далеко внизу плескалось темно-синее, блестящее на солнце, Эгейское море, по которому плыли маленькие, словно игрушечные, кораблики.
   С каждой минутой самолет - на этот раз внутренней компании "Эйджиэн эрлайнз" - приближал меня к конечному пункту моего назначения, и чем ближе я был к Александрупосу, тем больше меня одолевали сомнения в успехе затеваемого предприятия.
   Это у Чейза или Реймонда Чендлера главный герой внутренне собирается, сжимается, как стальная пружина, и приступает к расследованию - которое, послушный фантазии автора, и заканчивает, хоть и с кучей опасных приключений, но неизменным успехом к сто восьмидесятой или двухсотой странице книжки карманного формата. Пружина простого инженеришки из провинциального белорусского городка, если таковая у него вообще имелась, похоже, вообще проржавела и периодически напоминала о себе тупой болью внизу живота. По-русски это называется: кишка тонка.
   "Пройти маршрутом Димы", как выразилась Инна, было бы реально лишь в том случае, если бы я знал этот самый маршрут! А так многое зависело от того, встречу я Софию или нет. Но похоже, гречанка пропала вместе с Дмитрием, значит след может оборваться в самом начале. На соседей тоже не стоило особо рассчитывать. Нынешнее поколение наших, отечественных, соседей, как известно, живет по принципу "моя хата с краю" и не высунет на площадку нос, даже если услышит крик "Помогите, убивают!". Насчет греческих я не знал, но если с ними окажется то же самое, оборвется и вторая ниточка.
   Правда, есть автор газетного сообщения. Но сначала надо найти саму газету. А как? Ходить по ларькам и совать под нос продавцам копию заметки? А если она вообще издается не в Александруполисе? Здесь тоже тумана предостаточно.
   А может, сразу рвануть на Самотраки и тыкать жителям деревни Лаккома фото Дмитрия Захаропулоса? Но если они - подтвердят факт его смерти? Вот уж действительно выйдет: за что боролись, на то и напоролись. Меньше всего мне хотелось привезти Инне известие о гибели ее мужа стоимостью полторы тысячи "зеленых" - именно столько она выделила мне на эту поездку. (Впрочем, расследование может закончиться и раньше, чем я истрачу все деньги.)
   Или прежде всего пойти в полицию? Как сказал Инне сотрудник белорусского посольства, заметку им переслали из Александруполиса. Но с какой стати они будут помогать частному лицу, некому Васе Пупкину, если даже на официальный запрос белорусских дипломатов они прислали ксерокс из таинственной газеты без каких-либо разъяснений: мол, разбирайтесь сами!
   А языковый барьер?
   Мысли мои, выражаясь высоким слогом, были в смятении.
   Самолет лег на крыло и пошел на снижение. Море провалилось куда-то вниз, а весь иллюминатор заняло очень голубое, с редкими облачками, небо.
   До Александруполиса оказалось рукой подать.

13.

   Желтое такси мчало меня в направлении города. За окном чередой бежали назад какие-то постройки, складские помещения, горы строительного песка, ржавые, отслужившие свой век вагоны. Через несколько минут мы миновали бетонный мост над почти пересохшей речушкой и въехали в Александруполис.
   Слева появилась платформа железнодорожной станции - несколько бетонных столбов, над которыми нависал массивный козырек: город был так мал, что даже не имел вокзала. К станции примыкал порт: я успел заметить белые корпуса нескольких яхт, стального цвета катер, наверное, военный, и судно с синей полосой на трубе.
   Мне повезло хоть в одном: таксист, которого я взял в аэропорту, говорил по-английски - хоть и не совсем правильно, но достаточно понятно.
   - Где будет дешевле остановиться в Александруполисе? - спросил я. - Посоветуйте мне какой-нибудь дешевый отель.
   - Дешевле снять квартиру, - заметил шофер.
   - Сколько это будет стоить? - поинтересовался я.
   - В городе - триста и больше, в пригороде - примерно двести за однокомнатную.
   Я выбрал пригород: деньги, как-никак были, так сказать, "казенные".
   Через десять минут, которых нам хватило, чтобы проехать через весь город, водитель свернул с основной дороги, миновал церковь под красным черепичным куполом и высадил меня на какой-то боковой улочке, по обе стороны которой тянулись аккуратные двух-трехэтажные домики. Напоследок он вырвал из блокнота листок и написал на нем загадочное слово "enoikiazetai".
   - Ищите, где будет такое объявление. Это по-гречески "сдается". Произносится "эникьязете". А вообще многие здесь говорят по-немецки.
   Немецкий я изучал в школе два или три года, потом отца, военнослужащего, перевели в другой город, и там я пошел в школу, где изучали английский. Так что от моего "дойча" осталось с полсотни слов, не больше.
   Я поблагодарил, машина развернулась и уехала.
   Пройдя несколько метров и сверившись с бумажкой, я понял, что здесь сдается практически все: в глазах аж рябило от "эникьязетных" объявлений, которые висели на столбах, заборах и дверях домов. Я нажал кнопку звонка первого же попавшегося мне дома, и через полминуты на пороге показался мужчина лет шестидесяти в синем застиранном джемпере и пузырившихся на коленях спортивных брюках.
   - Эникьязете, - произнес я, для наглядности ткнув себя в грудь.
   В ответ он разразился длинной фразой на греческом языке, из которой я, естественно, ничего не понял.
   - Шпрехен зи дойч? - спросил он.
   Я неопределенно пожал плечами, повторил "эникьязете" и поднял указательный палец, символизирующий один месяц. Потом все же вспомнил пару слов из школьной немецкой лексики пятого класса.
   - Айн монат. Их бин.
   Понял меня мой собеседник или нет, не знаю, но дверь он раскрыл пошире, предлагая мне войти.
   Квартира была совсем маленькой и состояла - как я того и желал - из одной комнаты, кухоньки с электроплитой на два конфорки и туалета, совмещенного с душем. Имелась кровать, круглый пластиковый стол на одной ножке, парочка таких же пластиковых кресел, небольшой платяной шкаф и холодильник. Балкон, несмотря на первый этаж, тоже присутствовал, на него вела большая стеклянная дверь, откатывающаяся вбок.
   Мужчина сказал еще что-то, распахнул холодильник, пощелкал стенным выключателем, открыл дверцу шкафа: там висело несколько самодельных проволочных вешалок.
   Меня не надо было убеждать: квартирка мне вполне подходила.
   - О'кей, - проговорил я. - Вифиль?
   Хозяин произнес "цвай хундерт", и мы, как говорится, ударили по рукам. Я не торговался: сумма как раз вписывалась в предсказанную таксистом, а владелец квартиры, видимо, не хотел безосновательно взвинчивать цену - туристский сезон окончился и предложения, судя по многочисленным объявлениям, превышали спрос.
   Я решил расплатиться сразу, и вытащил бумажник. Из одного отделения его торчал край снимка Дмитрия.
   А если и он снимал жилье где-то поблизости - чем черт не шутит, вдруг его вез из аэропорта тот же самый таксист? И вдруг мужчина, демонстрирующий мне сейчас квартиру, видел Инниного супруга?
   Я вытащил фотографию и предъявил ее хозяину, не успев даже подумать о том, что подобный жест может в его глазах выглядеть довольно странно, если вообще не подозрительно.
   Тот вопросительно посмотрел на меня.
   - Майн брудер, - спохватившись, добавил я. - Во ист?
   Мужчина пожал плечами и вернул мне снимок.
   Понятно.
   - Майне наме ист Игорь, - с некоторым опозданием представился я.
   - Йорго.
   Георгий, что ли? Ладно, Йорго так Йорго.
   После представления прошло вручение верительных грамот в виде двух купюр по сто евро в обмен на два ключа - от уличной двери и от квартиры, после чего он ушел.
   Процедура оказалась на удивление простой. Р-раз - и в дамки. В смысле, в ответственные квартиросьемщики.
   Я закрыл дверь на ключ, сбросил куртку, ботинки и упал на кровать. Взглянул на часы: половина пятого. За окном угасал короткий зимний день. Мерный шум набегающих на берег волн говорил о том, что море где-то совсем рядом.
   Завтра утром я наведаюсь к Софии Стефану. Точнее, по адресу Софии Стефану. Я не знал, где расположена эта леофорос Демократиас, а потому решил, что снова возьму такси. Конечно же, какие-то автобусы здесь ходили, но я не догадался спросить у таксиста, где остановка. С хозяином же говорить на эту тему бесполезно: как будет "автобусная остановка" по-немецки, а тем более, по-гречески, я не знал.
   Минут через пять послышался осторожный стук в дверь. Я встал с кровати, недоумевая, повернул ключ.
   На пороге стоял Йорго с красным пластмассовым тазиком. Ага, для стирки. Что ж, вполне разумно. Две пары нижнего белья, несколько пар носков, и три рубашки у меня были, но если поиски затянутся...
   Я взял таз и сказал "данке". Отнес его в душевую и вновь принял горизонтальное положение. Глаза закрывались сами собой: сказывалось напряжение предыдущих дней.
   Я задремал, а потом, и вовсе впал в крепкий и глубокий сон.

14.

   Утром меня разбудил звон колокола - очевидно, той церкви, возле которой свернул вчера таксист.
   Я включил подсветку часов: начало восьмого. Выходило, что я проспал больше полусуток.
   Надо вставать: время - деньги.
   Деньги Инны. Чужие деньги, а у меня, хотя я по сути еще и не начал действовать, уже улетело около полутысячи баксов: на самолет и квартиру.
   Я поднялся, включил свет и обнаружил, что спал так и не раздевшись. Ну да ладно, джинсы, они все стерпят.
   В самолете на Александруполис, учитывая кратковременность полета, дали поесть какую-то мелочевку типа пакета сока и пачки печенья, но голода я не чувствовал. Тем не менее, я открыл свою дорожную сумку, достал несколько лежащих сверху пакетиков с растворимым кофе и пару сплюснутых бутербродов с колбасой. Как бы там ни было, перекусить стоило: мне предстоял первый "трудовой" день.
   Пока грелась вода, я распаковал вещи, повесил на вешалки рубашки, сунул в ящик шкафа пакет с носками, положил в холодильник несколько банок консервов, упаковку кубиков "Мэгги", пару пачек вермишели и палку копченой колбасы. Потом умылся, почистил зубы.
   Попив кофе и протолкнув в себя один бутерброд, я вышел на балкон.
   Было по-утреннему прохладно, хотя, как я заметил еще в Афинах, зима в Грецию явно не спешила. Небо было совершенно чистым, поднимающееся солнце окрасило черепичные крыши домов в пронзительно-коричневый цвет.
   Вдоль дома тянулись грядки, над ними сгорбившись трудился хозяин, собирая высохшую ботву помидоров..
   - Гутен морген, Йорго, - поздоровался я, он выпрямился и ответил.
   Слева от меня метрах в двухстах метрах виднелась широкая темно-синяя полоса моря, на горизонте высилась скалистая громада острова, подернутая утренней дымкой.
   - Самотраки? - спросил я, указывая пальцем.
   - Нэ, нэ, - кивнул он, снова склоняясь над грядкой.
   Я еще раз окинул остров пристальным взглядом - как соперника перед схваткой - и вернулся в комнату. Оставил на возможные расходы несколько купюр по пять - десять евро, остальные, подумав, свернул в трубочку и засунул в пакет с носками.
   Оделся, похлопал себя по левой стороне куртки, проверяя наличие бумажника, и отправился навстречу приключениям.
   И правда, какой детектив без приключений? А пока все развивалось как раз по канонам данного жанра: клад на острове, авантюрист, отправившийся на его поиски и сгинувший без следа, свидетельница, подевавшаяся куда-то в самый разгар столь драматических событий. И, конечно, щепотка "специй" в виде загадочной газетной заметки, сделавшая блюдо еще более острым.
   Размышляя над извивами судьбы, волею которой я оказался там, где оказался, я вышел на главную улицу.
   Такси пришлось ждать минут десять. Наконец, возле меня тормознула желтая машина.
   Я сел рядом с водителем.
   - Гутен морген.
   - Ясос, - кивнул он.
   - Леофорос Демократиас.
   - Дакси, - произнес он и что-то спросил.
   Ясное дело, номер дома.
   Я вытащил ручку, блокнот и написал 133.
   - Дакси, - вновь проговорил он, из чего я заключил, что это слово равноценно русскому "о'кей".
   Он врубил передачу.
   Десять минут спустя я стоял напротив аккуратного двухэтажного дома и созерцал список его обитателей.
   Дом был оборудован домофоном; судя по надписям рядом с кнопками звонков здесь проживали "L. Stampouli", "G. Kesidis", "A. Kazakis" и искомая "S. Stefanu".
   Я посмотрел на часы - не слишком ли рано? - и нажал нужную мне кнопку.
   В такси я на всякий случай придумал легенду: я - инженер российской компании "Интергаз", работаю в Греции на строительстве компрессорной станции. Знаком с женой Дмитрия Захаропулоса, которая и попросила навестить его. Откуда адрес? Да от нее самой. Выглядело все достаточно правдоподобно, разве что слово "навестить" следовало заменить на "разыскать".
   Где-то внутри прозвучал звонок.
   Никто не откликнулся. Замок не щелкнул. Дверь не открылась.
   Я вновь прижал кнопку.
   С тем же результатом.
   Что и требовалось доказать. Вернее, чего и доказывать не требовалось: все и так было известно с самого начала.
   Ладно, возьмемся за соседей. Я нажал кнопку "L. Stampouli".
   Ничего.
   "G. Kesidis".
   В переговорном устройстве что-то щелкнуло, и раздался мужской голос.
   - Пуйне София Стефану? - спросил я.
   В ответ послышалась длинная фраза, произнесенная, как мне показалось, с некоторым раздражением, после чего мой собеседник отключился. Что он там сказал? В моей интерпретации - что-нибудь вроде "Ходют здесь всякие ни свет, ни заря, спать мешают!" или "А какого черта вы мне звоните, если вам она нужна?!"
   Ладно, в запасе у меня оставался еще "A. Kazakis".
   Увы, он - или она? - тоже не ответил.
   Честно говоря, к такому обороту событий я готов не был. Хотя бы потому, что не предвидел наличие домофона. Попробовать еще раз поговорить с этим Кесидисом? Или подождать какое-то время и отловить двух отсутствующих жильцов?
   Я остановился на втором варианте. В конце концов эти люди могли быть просто на работе, отлучиться в магазин или, скажем, повести детей в школу.
   С этими мыслями я пересек леофорос Демократиас, и в просвете какой-то боковой улочки увидел море. На набережной возвышалась башня маяка. У его подножья было устроено нечто вроде каскадного фонтана, по белым ступеням которого вяло струилась вода.
   Я сел на одну из скамеек, откуда открывался вид на порт, мимо которого мы проезжали вчера. В гавани резво сновали небольшие рыбацкие лодки, слегка покачивали мачтами две или три яхты. С берега доносился запах рыбы и гниющих водорослей.
   Надо признать, что-то с самого начала пошло не так.

15.

   Где-то около одиннадцати дня я вернулся к дому.
   Стало так тепло, что я даже расстегнул куртку. Утро не обмануло: день, несмотря на календарную зиму, выдался почти весенний. Уличный градусник показывал +15. Если у них такая зима, чего тогда ждать от лета?!
   Для очистки совести я вновь придавил кнопку "S. Stefanu", и не дождавшись ответа, решил потревожить "L. Stampouli". Вслед за звонком, прозвучавшим, как мне показалось на втором этаже, послышался собачий лай. Потом в домофоне раздался легкий щелчок, и женский голос произнес:
   - Нэ?
   - Паракало, пуйне София Стефану? Битте, во ист София Стефану? - выдал я на одном дыхании.
   К моему изумлению, после небольшой паузы замок щелкнул и я, помедлив самую малость, вошел в светлый и чистый подъезд. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери.
   Я поспешно поднялся наверх.
   На площадке стояла худенькая, с остреньким носиком, старушка лет семидесяти в темном халате с гладко зачесанными назад крашеными волосами. У ее ног вертелась рыженькая собачка, похожая на лисичку. Впрочем, это животное напоминала и сама хозяйка.
   - Гутен морген. Битте, во ист София Стефану? Пуйне? София Стефану?
   Бабушка пожевала губами и разродилась длинной фразой все же не на немецком, а на греческом языке.
   Из которой я выхватил вроде бы знакомое слово - "Эрмания".
   Эрмания - Германия?
   - София - Эрмания? Дойчлянд? - проговорил я, махнув рукой в сторону - возможно, что и в сторону Германии.
   - Нэ, нэ, - закивала бабка. - Эрмания.
   Все ясно. Любезная София укатила к матушке и когда вернется - Бог его знает.
   На всякий случай я достал из бумажника фото гречанки.
   - София?
   - Нэ, нэ.
   - Цузамен? - спросил я, предъявляя своей собеседнице снимок Дмитрия.
   Бабушка равнодушно взглянула на фотографию.
   Вроде, не признала.
   Или, может, просто не видела, когда он приходил сюда?
   В это время открылась дверь второй квартиры, и на пороге показался бородатый тучный грек неопределенного возраста, вероятно, привлеченный нашим разговором. Не исключено, что это был тот тип, который отвечал мне по домофону.
   Старушка полуобернулась к нему, задала какой-то вопрос. Тот покивал головой.
   - Я. Нах Дойчлянд.
   В Германию.
   Я показал ему фото Дмитрия и, решив придерживаться первоначальной версии, пояснил:
   - Майн брудер. София геен цузамен майн брудер нах Дойчлянд?
   Это был дичайший немецкий язык на уровне двоечника пятого класса - но он был понят!
   Грек покачал головой.
   - Найн. София аляйн.
   Одна.
   София уехала одна, а Дмитрий растворился без осадка.
   Оставалось только поблагодарить отзывчивых граждан, оказавших мне посильную помощь в поисках пропавшего соотечественника.
   - Данке, - произнес я и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.
   Странно, очень странно.
   В самый разгар поисков клада София уезжает за границу?
   Или уже после того, как его нашли? Или вообще не нашли ничего, они с Дмитрием распрощались, и она укатила? А он?
   Предположений было так много, что они, толкаясь локтями от нетерпения, выстроились в моей голове в очередь.
   Ну почему не имеет право на существование такая версия: Дмитрий и София едут вместе на Самотраки, там он тонет в результате несчастного случая, а она возвращается в Александруполис, после чего уезжает в Германию? Причем для моих поисков даже не важно, успели они найти клад или нет. Сюда газетная заметка как-то вписывается.
   Или вот такая, дурацкая: они находят клад, она убивает своего спутника, чтобы не делиться - и опять-таки уезжает в Германию. И еще такая, не менее дурацкая: София была связана с александрупольским криминалитетом, рассказала им о сокровищах, те подождали, пока клад будет найден - и вот, нате, пожалуйста: труп на дне море-окияна с привязанной - чтоб не всплыл - чугунной или бетонной болванкой. Софие они отстегивают за наводку энную сумму, и она сваливает к мамаше. Ни та, другая версия, правда, не состыкуется с заметкой.
   Самой последней версией - потому что она была самая неприятная - я выдвинул следующую: София и Дмитрий нашли клад и улизнули вместе. И здесь, конечно, газетная заметка мешала, как рыбная кость в горле. Да, с ней надо разбираться.

16.

   Ну что ж, напротив первого пункта плана моего расследования можно было ставить галочку.
   Я побродил по улицам Александруполиса, с удивлением отмечая, что мелкие товары типа сигарет, чипсов, брелоков, цепочек, всяких сувениров и безделушек открыто лежат на прилавках киосков или висят на вынесенных стендах: у нас, конечно, ловкие ручки давно приделали бы к ним ножки.
   Попутно я обращал внимание на газеты: кроме "Афинского курьера" на русском языке здесь продавались "Аргументы и факты", "Спид-инфо", "Совершенно секретно" и масса другого популярного чтива, что, в подтверждение слов Инны, несомненно, указывало на наличие в городе определенного процента русскоязычного населения. Однако заподозрить, что одно из этих изданий тиснуло заметку о предполагаемой гибели какого-то Дмитрия Захаропулоса из Белоруссии, я не мог - уровень не тот.
   Было двенадцать часов. Наверное, для первого дня хватит. Хорошего понемножку. (Плохого, желательно, тоже).
   Я прикинул, что если ехал сюда десять минут, то обратно смогу добраться пешком минут за пятьдесят, самое большее, за час. Оба раза такси везло меня по прямой, так что я, с детства обладая топографическим идиотизмом - так это кажется называется? - все же имел хорошие шансы вернуться домой не заблудившись.
   И я пошел.
   Маршрутные автобусы, судя по всему, были здесь не в почете: за все время я встретил только три или четыре, да и те перевозили больше воздух, чем пассажиров, поскольку на каждый приходилось, в лучшем случае, не больше десятка граждан. Зато легковыми машинами были забиты все улицы и переулки.
   Мои мысли снова и снова возвращались к нашему с Инной предприятию.
   Может, послать ей по "электронке" письмо? Спрошу Йорго, есть ли у него или у кого-то из соседей компьютер. С одной стороны, мне хотелось показать Инне, что я немедленно, с первого же дня, приступил к поискам, с другой - я не мог сообщить ей ничего особо нового: об исчезновении Софии она и так давно знала, а вот то, что гречанка исчезла в направлении Германии, только даст ей (как и мне) повод для не совсем приятных размышлений. Если та действительно уехала - а сомневаться в этом у меня оснований не было - это могло означать, что ее кладоискательство с Дмитрием закончилось - возможно, что и по причине гибели последнего.
   Но почему тогда она не известила об этом Инну?
   Я запоздало пожалел, что не узнал у соседей, где работала или училась София - авось как-нибудь "на пальцах" и объяснились бы. В этом случае я мог бы навести справки и там: уволилась ли, взяла отпуск за свой счет или просто сгинула без объяснений?
   Ладно, подожду с письмом несколько дней, решил я. А там видно будет.
   Если будет.
   Невдалеке показался купол церкви. Совсем неожиданно для меня: я прикидывал, что идти мне еще минут двадцать. Оказалось, что погруженный в свои мысли, я отмахал положенное расстояние в ускоренном режиме и, кстати, особой усталости не чувствовал.
   Может, это было влияние целебного морского воздуха?

17.

   Без четверти час я пересек небольшой сквер с детской площадкой, расположенный как раз напротив церкви, и подошел к дому.
   Йорго сидел возле своего огорода на пластмассовом стуле и курил. У его ног стояла бутылка пива. Очевидно, сельскохозяйственные работы были закончены.
   Он что-то спросил по-немецки, но я не понял. Возможно, просто интересовался, куда я ходил.
   - Шпацирен, - на всякий случай ответил я, и хозяин кивнул:
   - Я, я.
   Я прошел в квартиру, запер на ключ дверь. На всякий случай проверил свою заначку: все деньги были на месте.
   Вскипятил воду, растворил кубик "Мэгги", сварил вермишель. Отрезал кусок колбасы. Обед холостяка был готов. Хлеб?
   Вот хлеб-то я купить забыл, хотя в городе миновал минимум с полдюжины продовольственных магазинов. Ладно, наверняка поблизости есть какой-нибудь магазинчик или лавка. Как там по-немецки хлеб? Кажется, "брот"? Удивительно все-таки, как много я запомнил со школьной скамьи! Память даже услужливо подсказала имя учительницы немецкого языка - Майя Григорьевна. Данке шен, Майя Григорьевна!
   Поверьте, я никогда не стал бы описывать в деталях столь банальный процесс, как покупка хлеба, если бы эта очередная случайная неслучайность не сыграла в моем повествовании очень важную роль.
   Я вышел на балкон.
   Хозяин сидел на том же месте и, кажется, дремал, опустив голову на грудь.
   Я деликатно кашлянул.
   Он поднял голову и вопросительно взглянул на меня.
   - Брот? Во ист брот, Йорго?
   Какую-то секунду он размышлял над странным вопросом.
   - А, псоми, - он махнул рукой куда-то по диагонали.
   На главной улице, неподалеку от церкви, я вроде бы заметил пару лавок. Вероятно, их он и имел в виду.
   Я вышел на улицу, вновь пересек сквер и увидел на противоположной стороне маленький магазинчик. Точно: оттуда выходила женщина с полупрозрачным пакетом, в котором просматривалось что-то похожее на булку хлеба. Значит, мне туда.
   За прилавком стояла симпатичная девушка лет двадцати, светленькая, с короткой стрижкой и жизнерадостной улыбкой. На полке лежали румяные, приятно пахнувшие, булки нескольких видов.
   Я ткнул пальцем в одну из них, девушка кивнула, взяла выбранное мной хлебобулочное изделие и сунула его в целлофановый пакет.
   - Пенинда лепта.
   Похоже, что перейдя на новую валюту, греки продолжали называть евроценты старым словом - "лепта".
   Я дал ей металлический евро. Она отсчитала сдачу.
   - Ористе.
   И в это время мобильник, лежавший рядом с кассовым аппаратом, заиграл какую-то красивую мелодию, возможно, что-то из неизвестной мне классики.
   Девушка взяла "раскладушку".
   - Паракало.
   Услышав ответ, она вдруг произнесла по-русски:
   - А, это ты! Ну, привет. Как погулял?
   Некоторое время она слушала своего собеседника, потом проговорила:
   - Ладно, вечером расскажешь. Позвони часов в семь, встретимся.
   Я взглянул на девушку. С удивлением, сменившимся радостью: мне пришла в голову одна мысль. Не то, что без нее у меня в мозгах было совсем уж пусто, просто такая мысль пришла мне только сейчас.
   - Вы говорите по-русски!
   - Ну да. А что? - она пожала плечами. - Здесь много переселенцев. Из Грузии, Армении. Я с родителями из Кабардино-Балкарии, например.
   - Скажите, в Александруполисе выходит какая-нибудь газета на русском языке?
   - Откуда у нас взяться газете на русском? Городок маленький, тысяч пятьдесят, не больше. Так что на газету мы не тянем...
  -- Спасибо, - разочарованно поблагодарил я, поворачиваясь, чтобы уйти.
  -- ...только на приложение.
   Услышав последнюю реплику, я остановился, как вкопанный.
  -- Простите, что вы сказали? Какое приложение?
  -- Ну, приложение к газете "Гноми". Вообще она выходит на греческом, но субботнее приложение к ней - на русском языке.
   Эврика! - мысленно воскликнул я. Что было вполне уместно в Греции, поскольку данное восклицание и принадлежало тамошнему ученому Архимеду.
   Может быть, заметка была напечатана в приложении?
   А если еще...
  -- Скажите, вы ничего не слышали о гибели в этих краях одного белорусского...мм, гражданина? Ну, месяца три назад или около этого? Он утонул в море.
  -- Нет.
   - В газете не читали об этом?
   - Я "Гноми" не читаю.
   - А адрес? Может, вы знаете адрес редакции?
   Моя собеседница покачала головой.
   - Зачем он мне?
   Логично. Зачем он ей?
   И все-таки это уже было кое-что.
   Как раз в этот момент в магазин вошел пожилой мужчина, и наш диалог прервался. Девушка пробормотала "простите" и занялась новым покупателем.
   Если и дальше дело пойдет такими темпами, через неделю, а то и меньше я выполню все пункты своего плана, подумал я. Тогда можно просить у Инны премию за экономию средств. Даже при самом оптимистичном развитии сценария я не мог надеяться, что в первый же день смогу выяснить так много!
   Могло, конечно, оказаться, что версия с русскоязычным приложением к этой "Гноми" - пустышка, но уж больно все походило на правду. Греческая газета с приложением на русском - почему нет? И это приложение напечатало заметку "Несчастный случай" - кому писать о подобных происшествиях у александрупольских берегов, как не александрупольской газете? Прояви белорусское посольство больше настойчивости, глядишь, и выяснили бы название издания. И, может быть, еще какие-то важные детали. Но у него, посольства, "несколько иные функции". А именно: способствовать "укреплению добрососедских отношений между двумя странами". Даже, тремя, поскольку оно одно и на Грецию, и на Болгарию.
   Ладно, пусть укрепляют. Разберусь сам. Надо только отыскать адрес редакции.
   Выяснить его не представлялось мне сложным: просто куплю газету в каком-нибудь киоске и посмотрю там. А вот по результатам беседы с ними (с кем - редактором? автором заметки?) уже можно будет написать Инне.
   Наверняка киоск можно было найти и здесь. Миновав церковь и пройдя метров сто, я действительно обнаружил продовольственный магазинчик, у входа которого стоял стеллаж, заполненный пестрыми газетами и журналами - автомобильными, спортивными, музыкальными. Присутствовали и журналы для мужчин, с глянцевых обложек которых призывно взирали соблазнительные полуобнаженные красотки.
   Очень внимательно я пробежал глазами все ряды газет и журналов, но ничего похожего на "Гноми" не обнаружил.
   - Ористе? - вопросительно взглянула на меня через открытую дверь продавщица.
   - "Гноми"?
   - Ористе? - повторила она, и я с сожалением констатировал, что женщина меня не поняла.
   Я нетерпеливо пощелкал пальцами, потом показал на первую попавшуюся газету.
   - Мне бы такую же, только "Гноми". Паракало. "Гно-ми".
   Не знаю, поняла ли она меня на этот раз, но покачала головой и проговорила:
   - Охи.
   По-видимому, это означало "нет".
   Либо газета пользовалась огромной популярностью, и ее уже раскупили, либо ее здесь никто не читал, и данный магазин вообще не торговал ею. Так или иначе, искомого издания в наличии не оказалось.
   Ну что ж, не может везти во всем сразу, философски подумал я, и отправился на квартиру.
   Я пообедал и лег на кровать, прихватив журнал "Город Аэропорт" и пару бесплатных газет, которые взял в "Шереметьево". С вялым интересом прочитал статью "Малая земля" - не о той, брежневской, а об островах и о распространившейся среди толстосумов моде приобретать их в личное пользование.
   И здесь острова...

18.

   Утром мне захотелось пройтись по берегу моря.
   Выйдя из дома около девяти, я свернул в противоположную церкви сторону и уже через пять минут топтал ботинками влажный морской песок.
   Людей почти не было, лишь одинокий рыбак невдалеке раскладывал длинную удочку, да две женщины пенсионного возраста в спортивных костюмах делали зарядку возле перевернутой лодки.
   С наслаждением вдыхая свежий морской воздух, я вновь поймал себя на мысли, что впервые за последние недели чувствую себя бодрым и энергичным. Определенно здешний климат шел мне на пользу - тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, конечно. Я даже представил, как Щербак, увидев меня после возвращения, изумится: "Ну, ты прямо как после отдыха в закрытом санатории для партактива! Признаюсь, старик, насчет твоих проблем я был неправ!"
   Райский уголок для туристов. Для частных детективов тоже, хотя и в меньшей степени. Частным детективам еще надо искать газету "Гноми".
   Я с некоторым сожалением отвернул от моря и, преодолев подъем по узкой тропинке между двумя прибрежными виллами, оказался на улочке с многочисленными ларьками, и магазинами, а также женской парикмахерской под названием "Sexy Hair".
   Здесь меня ждала удача. Нет, не в салоне, где изготовляли сексуальные прически, а в магазине рядом, торгующим напитками, чипсами, жевательной резинкой, мороженым и всякой прочей мелочью, а также газетами и журналами.
   Девушка-продавец, отпустив какому-то покупателю пару пачек сигарет, вопросительно посмотрела на меня.
   - "Гноми".
   Она на секунду задумалась, потом полезла под прилавок. Довольно долго шуршала там бумагой, очевидно, отыскивая нужное мне издание, из чего я сделал вывод, что особой популярностью у населения оно не пользуется.
   Наконец, она выпрямилась, положив на прилавок газету с названием "H GN?MH".
   - Ористе. Пенинда лепта.
   - "Гноми"? - перепросил я, с сомнениям глядя на странное сочетание букв.
   - Нэ, нэ. "Гноми".
   Я выложил пятьдесят евроцентов.
   Вышел из магазина, и наткнувшись взглядом на небольшой сквер на противоположной стороне улицы, поспешил к нему.
   Усевшись на скамейку, нетерпеливо стал листать газету.
   Девушка из булочной не обманула: первые страницы были на греческом, однако пролистав их я обнаружил большую, на восемь страниц, русскоязычную вкладку с надписью "Синеви. Еженедельное субботнее приложение".
   Приложение оказалось не ахти: международные новости не первой свежести, надерганные из Интернета материалы, статьи по понтийской тематике, плохонькие фотографии, стихи поэтов-любителей и даже программа канала "РТР-планета" - все это с массой опечаток. Меня все это совсем не интересовало, но главное я нашел - внизу одной из страниц было напечатано: "Свои материалы вы можете направлять по адресу: ул. Константенуполеос, 101". Еще был указан номер телефона, но мне он был без надобности - даже если бы у меня была карточка. Такие проблемы по телефону не обсуждаются.
   Насколько я успел заметить, Александруполис был довольно небольшим городом, поэтому я решил, что найти редакцию особого труда не составит.
   Что ж, будем ковать железо, пока оно горячо.
   Через полчаса, следуя указаниям прохожих, я миновал маяк, порт, потом свернул с уже знакомой леофорос Демократиас в какой-то переулок, который и вывел меня на искомую улицу. Параллельно ей уходила куда-то, видимо, на окраины Александруполиса, железнодорожная линия.
   Трехэтажный дом под сто первым номером был старым, но, видимо, недавно отреставрированным, по крайней мере, новая черепица и аккуратная, не успевшая нигде осыпаться, штукатурка наводили на такую мысль. Я пробежал взглядом по подъездам и обнаружил на одном знакомую надпись "H GN?MH ". Логично: редакция небольшой газетки вряд ли могла занимать все здание.
   Я зашел в нужный подъезд и на площадке первого этажа увидел дверь с такой же надписью. Из-за двери доносились приглушенные голоса.
   Я прижал кнопку звонка.
   На пороге появилась женщина лет тридцати пяти. Вопросительно посмотрела на меня.
   - Ористе?
   Выпускающие приложение на русском языке просто обязаны его знать! Не по-немецки же с ними общаться! Впрочем, женщина могла и не иметь к приложению никакого отношения.
   - Здравствуйте. Я хотел бы видеть редактора.
   - Простите, вы кто? - спросила она по-русски, но с едва уловимым акцентом - грузинским, что ли?
   - Меня зовут Игорь Сибилев. Я - инженер российской компании "Интергаз", работаю в Греции на строительстве компрессорной станции. Хотел поговорить с редактором по поводу одного э...материала, который несколько месяцев назад опубликовала ваша газета.
   - Господина Мазманиди пока нет, - заявила женщина. - Вы можете подождать. Будете?
   Я кивнул.
   - Тогда, пожалуйста, сюда.
   Мы прошли небольшим коридором, освещенным лампой дневного света, женщина распахнула дверь, и мы оказались в редакционном помещении.
   Оно было довольно просторным, возможно, когда-то это были две большие комнаты, которые объединили, разрушив разделяющую их стену. Здесь стояло три стола с компьютерами, за которыми сидели две женщины и длинноволосый парень в очках. Вдоль одной стены высились несколько шкафов с бумагами и книгами. Еще здесь имелся цветной принтер и ксерокс не самой последней модели. Женщины с любопытством посмотрели на меня, парень же продолжал пристально всматриваться в монитор, легонько подбивая пальцем какую-то клавишу клавиатуры. В дальнем углу находилась еще одна дверь.
   Женщина указала мне на стул.
   - Господин Мазманиди скоро будет.
   Я сел, собираясь с мыслями. Попросить у них, что ли, подшивку газеты? Тогда, глядишь, я смог бы определить точную дату выхода заметки. Не то, что это давало мне какой-то ключ, но на всякий случай...? Или это не совсем удобно - просить подшивку прямо так, сразу? Правда, я представился и, так сказать, указал цель визита, но все-таки...
   Я не успел взвесить все за и против, как входная дверь открылась, и в помещение вошел высокий седовласый господин с "дипломатом".
   - Калимера, - проговорил он.
   Женщины вразнобой ответили, парень продолжал заниматься своим делом и лишь слегка кивнул. Боже ты мой, эти компьютерные асы - они везде одинаковы!
   - Костас, это к вам. Российский инженер.
   Слава Богу, значит, и он говорит по-русски.
   Редактор смерил меня удивленным взглядом: очевидно, российские инженеры не часто посещали редакцию. А может, я вообще был первым.
   - Ну...пройдемте в мой кабинет.
   Кабинет оказался совсем крохотным и сумел вместить в себя лишь стол, мягкое кожаное кресло для хозяина и два стула для посетителей. На столе лежал раскрытый ноутбук, стопка бумаг, несколько газет и журналов на греческом языке, перекидной календарь с какими-то пометками на последнем листке.
   Господин Мазманиди уселся в кресло, поставил рядом свой дипломат" и выложил на стол мобильник. Жестом указал на стул и вопросительно посмотрел на меня.
   - Итак, господин...э?
   - Сибилев. Игорь Сибилев. Инженер российской компании "Интергаз". Слышали о такой?
   - Да, конечно, - улыбнулся он, доставая из кармана пачку сигарет. - Курите?
   - Нет, спасибо. Я интересуюсь одним человеком, господин Мазманиди...
   - Можно просто Костас. Каким человеком?
   - Дмитрием Захаропулосом.
   Лицо редактора не выразило ничего кроме вежливого внимания.
   - Несколько месяцев назад вы, в смысле, ваша газета, поместили о нем заметку. То есть, я не совсем уверен, что это была газета "Гноми", - добавил я, - но мне надо проверить.
   - Вы читаете по-гречески? - поинтересовался мой собеседник, аккуратно стряхивая пепел в бронзовую пепельницу.
   - Нет, заметка была на русском. Вот эта. Поэтому я и предположил, что она была в вашем русскоязычном приложении.
   Я достал из кармана ксерокопию и протянул ему.
   - А, эта. Да, наша. Несчастный случай в море. Помню. И что именно вас интересует, господин э...Сибилев?
   - Обстоятельства гибели этого Дмитрия. Видите ли, Костас, я друг жены Дмитрия Захаропулоса...вдовы. Узнав о моей командировке в Грецию, она попросила меня выяснить все подробности этого...мм, происшествия.
   - А почему вам не обратиться в полицию?
   - Если честно, не уверен, что они будут разговаривать со мной, лицом сугубо частным. А если и будут, вряд ли мне удастся выяснить у них что-либо новое. Видите ли, Костас, был официальный запрос белорусского посольства, на который полиция всего лишь переслала заявление о пропаже Дмитрия и эту заметку - без каких-либо объяснений. Так что я, в смысле - мы с вдовой Захаропулоса, решили обратиться, так сказать, к первоисточнику.
   Господин Мазманиди развел руками.
   - Боюсь, что..., - начал он. - Дело в том, что материал давал Янис Теодориду.
   Гм...почему "боюсь"? Он что, неприкасаемый?
   - Кто такой Янис Теодориду?
   - Наш сотрудник, журналист.
   Не тот ли это длинноволосый в очках, что не удостоил меня приветствием? подумал я. А я-то думал, он компьютерщик. Но в следующий момент редактор со вздохом - похоже, что искренним - продолжил:
   - В том-то и дело, что он взял отпуск за свой счет. У его матери перелом бедра, какой-то очень сложный. Лежит дома, нужен постоянный уход. А отец в больнице в предынфарктном состоянии. Как это говорится - пришла беда, отворяй ворота? Вот они на пару с сестрой и ухаживают за обоими. Янис - наш лучший журналист, хотя и закончил технический вуз, - добавил Костас. - Мы без его материалов - как без рук.
   Да ладно тебе, беззлобно подумал я. Листал я ваше приложение. Надергаете побольше какой-нибудь фигни из Интернета - и всего делов.
   Но без этого Теодориду мое расследование существенно замедлялось. Если вообще не останавливалось.
   - А что именно вы хотели бы знать? - поинтересовался редактор.
   - Ну..., - не очень уверенно начал я, - как это все-таки произошло. И вообще...
   - Н-да, - Костас пожевал губами. - Если я правильно помню, Теодориду как раз отдыхал на Самотраки, когда там случилась эта...беда. Рыбаки обнаружили на берегу лодку.
   - А как они узнали, что погибшего зовут Дмитрий...?
   Господин Мазманиди развел руками.
   - Вот подробностей я не знаю. Вам надо поговорить с самим Теодориду. Больше я ничего сказать не могу - только он.
   - Он живет в Александруполисе?
   - Он - да. Но его родители - в Салониках.
   - Этот Янис говорит по-русски?
   Редактор затушил сигарету.
   - Ну, разумеется. Работать в русскоязычном приложении - и не знать русского языка? - Костас усмехнулся. - Он переехал сюда из СНГ, как и многие другие понтийцы... Жил когда-то в Сухуми. Учился в Москве. Кстати, баллотировался в муниципальный совет Александруполиса.
   Да хоть в президенты, мимолетно подумал я. Мне-то какая разница?
   - Значит, без него я не смогу ничего выяснить?
   - Вряд ли, вряд ли, господин Сибилев. Не знаю, насколько вы располагаете временем..., - редактор вопросительно взглянул на меня.
   - Ну..., - неопределенно протянул я, не зная, что ответить. Назвался инженером "Интергаза" - веди себя соответственно. - Все зависит от моего начальства, сами понимаете.
   - Да, конечно, - согласился он.
   - А на сколько он взял отпуск?
   - На две недели. По крайней мере, разговор был о двух неделях. Он уехал мм..., - редактор потянулся к календарю и отбросил назад несколько листков. - В прошлый четверг, неделю назад. Но если состояние отца не улучшится, и его не выпишут, Янис задержится и дольше, такая у нас была договоренность. Все мы люди...Можете позванивать. Телефон у вас есть?
   - Да, в газете, - я продемонстрировал свернутую в трубочку "Гноми".
   Тема разговора была исчерпана.
   Я поднялся.
   - Спасибо, Костас.
   - Не за что, господин Сибилев.
   Мы обменялись рукопожатием.
   - Я могу взглянуть на подшивку вашей газеты? - напоследок спросил я.
   - Ради Бога. На крайнем столе у окна.
   Я покинул кабинет, окинул взглядом помещение редакции и действительно обнаружил на столе у окна несколько разлохмаченную стопку "Гноми".
   - Господин Мазманиди разрешил мне посмотреть подшивку, - объявил я женщинам. Та, что встретила меня, кивнула и произнесла:
   - Возьмите стул.
   Нужную заметку я нашел довольно быстро. Газета была датирована субботой 10 сентября, и я на всякий случай занес эту дату в свою записную книжку. Потом еще минут двадцать полистал газеты, отметив, что Янис Теодориду действительно писал много - в основном, о проблемах в Греции переселенцев из бывшего Союза и равнодушии к нуждам последних правящей партии. Было несколько статей и о работе александрупольской полиции.
   Все статьи были с указанием имени и фамилии автора - за исключением заметки о несчастном случае, где он скрылся за неопределенным "Соб. инф.".
   Может просто постеснялся подписывать такой маленький, в несколько строк, материал? - - - - - - - - - - - - Заинтересовались? Напишите мне, и рукопись будет выслана вам в электронном виде.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"