Путник пришел с востока. Он следовал по маршруту, который изо дня в день прокладывало по небосводу солнце. Его единственный спутник и его безмолвный поводырь. И сейчас светило величаво выползало из-за горизонта за его спиной, озаряя мрачное небо багряным рассветным заревом, знаменующим начало нового дня. А значит, новый раунд борьбы за жизнь, новую партию игры со смертью, в которой любой необдуманный шаг ведет к поражению. Отбрасываемая путником длинная тень, призрачная, размытая и нечеткая в рассветный час, стелилась прямо перед ним. Словно стрелка компаса она давала ему понять, что он не сбился с пути и движется строго на запад. Он вынужден был ступать в собственную тень, хотя совсем рядом с ней земля была более светлой, ее ничего не заслоняло от солнца. Но стоило ему сместиться в сторону, как тень перебегала за ним. Его неустанный конвоир, черный как ночь отпечаток его души. И путник снова и снова ступал в нее, понимая, что ему никуда от нее не деться, как не деться от тех демонов, что нашли обиталище в его душе, от камня, что непосильным грузом давит ему на сердце, от призраков прошлого, что вечно будут жить в его памяти.

  Одет путник был в грубые полотняные штаны и рубашку из такого же материала. Голову украшала широкополая шляпа - единственное спасение от жалящих солнечных лучей в раскаленный полдень. На шее был повязан длинный платок, больше напоминающий шарф. Абсолютно бесполезный в тихую погоду, он был незаменим в часы, когда ветер, неистовствуя, поднимал с земли пыль и мириады крохотных крупинок песка и мчал их над землей, закручивая в водовороты, царапая ими кожу, засыпая глаза, норовя забить дыхательные пути. Завершали картину высокие ботинки из мягкой кожи, достаточно тонкие, чтобы ноги не прели на степном зное и достаточно прочные, чтобы не рассыпаться от бесконечной ходьбы.

  За спиной у странника был рюкзак, набитый скудными остатками провианта и столь необходимым в пути снаряжением. Поверх него на ремне, проходящем поперек груди, висела древняя как мир, но надежная как скала винтовка Спрингфилд. Как говорили оружейники, эта винтовка была создана задолго до третьей войны и активно использовалась одной из воюющих сторон во время второй. Если это так, то ей было уже более трехсот лет. Однако она до сих пор исправно выполняла свой долг, неоднократно спасая жизнь путника и с готовностью забирая чужие. Ее огромнейшим достоинством была оптика. По истечении стольких лет прикрепленный к планке восьмикратный оптический прицел остался цел и невредим, что казалось невозможным чудом. Впрочем, каждый прожитый день в мире, обратившемся в бескрайнюю степь, проклятую богами и людьми, тоже воспринимался как чудо. А потому удивляться чему-либо здесь было не принято. Крест-накрест с ремнем винтовки грудь странника пересекал еще один ремень, выполненный из ткани. На нем крепился подсумок с ручными гранатами. Их осталась очень мало, но каждая из них ценилась дороже, чем несколько обоим с патронами, поскольку могла легко изменить исход боя, став неприятным сюрпризом как для крупного хищника, так и для лихой своры двуногих любителей наживы. Широкий кожаный пояс охватывал талию. На нем крепились полупустая фляга с водой и расположенные у бедер две кобуры с шестизарядными револьверами.

  Час бежал за часом, сгорая, словно сухой вереск, в беспощадном кострище времени. Солнце поднималось все выше, начиная припекать. Подул легкий ветер, освежая и поднимая с земли облачка пыли. Еще недостаточно густые, они пока не затрудняли дыхание, но путник заранее обмотал лицо платком-шарфом, закрыв им рот и нос и оставив открытыми только глаза. Концы платка он забросил за спину, и они свободно болтались, будто слишком короткий плащ.

  Когда день стал приближаться к полудню, на горизонте появилось скопление каких-то точек. Сначала путешественник не поверил увиденному - над прогретой степью уже начало подниматься расплывчатое марево, какое зависает в раскаленном воздухе над горящим пламенем, а оно часто любит играть со зрением, обманывая, заставляя увидеть то, что на самом деле не существует, либо является не тем, чем кажется. Скинув с плеч винтовку, он внимательно осмотрел горизонт в оптический прицел. Указательный палец привычным движением лег на спусковой крючок, дыхание выровнялось, организм приготовился в любой момент задержать его для выстрела. Стрелять было не в кого, но отработанный годами порядок действий тело выполнило автоматически. Точки на горизонте оказались строениями. Их было множество. Дома высились в окружении большого числа зеленых низкорослых деревьев. Оазис. Место, где есть люди, есть вода и еда, и, как правило, есть проблемы. Проблемы были не нужны, а вот еда и вода - необходимы, их запасы уже подходили к концу, а значит, следовало рискнуть.

  Путник, ускорил шаг, в предвкушении скорого отдыха. Думал он сейчас только о том, как бы гостеприимство местных жителей не вылилось в приветственный фейерверк из свинца - в степи не слишком-то жаловали незваных гостей.

  Прошло полчаса. Воздух стал еще жарче, а дома немного ближе. Теперь ближайшие из них уже можно было рассмотреть невооруженным глазом. При этом линия горизонта несколько отодвинулась, и из-за нее показалось множество таких же точек. Навскидку можно было предположить, что их несколько сотен. Впереди была не маленькая деревушка, ютящаяся у оазиса, а небывало огромный по местным меркам город.

  Постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Сухая песчаная земля уступила место более влажному грунту, кое-где стали попадаться участки травы. Сначала желтая и пожухлая, по мере приближения к оазису, она становилась все более зеленой и сочной. Деревья, как оказалось, росли не беспорядочно, а в строгой последовательности, располагаясь на прямых линиях. Это был специально посаженный сад. Среди них были различимы силуэты людей - взрослые срывали с деревьев какие-то плоды и клали в корзины. Рядом с ними резвились мальчишки, бегая друг за другом, кувыркаясь по траве, сражаясь на палках, которые, вероятно, изображали мечи. На некотором расстоянии сад резко обрывался. Деревья там были вырублены, а земля вспахана. Эта территория была отдана под поле, правда путник понятия не имел, как могут какие-либо овощи или зерновые культуры взойти на таком солнцепеке.

  Солнце прошло точку зенита и начало ползти к закату, светя в лицо, когда странник прошел мимо первой лини деревьев. Взрослые приостановили работу, дети прекратили игры. На нем тут же скрестились десятки взглядов. Любопытные взгляды детей чередовались с любопытными и вместе с тем справедливо настороженными взглядами мужчин - никогда не знаешь, чего ждать от чужака. Игнорируя их, гость прошел мимо. И внезапно он с удивлением обнаружил, что все начали возвращаться к своим занятиям. Его просто бегло осматривали, и тут же забывали про него, как будто он был пробежавшим мимо мелким зверьком или пролетевшим насекомым. Такого он никогда еще не встречал.

  Внезапно прямо перед ним возник мальчишка - выбежал из-за ближайшего дерева. В руке он держал надкушенный фрукт - шершавый зеленый шар с ярко-желтой сочной сердцевиной. Мальчик был худощав, ростом - по пояс путнику, на вид ему было лет шесть-семь. Одет он был в грубые штаны с латками на обеих коленках и безрукавку, сшитую, по-видимому, из лоскутов разной ткани.

   - Здравствуйте, дядя. А вы охотник? - без стеснения спросил он.

  - Тебя не учили не связываться с незнакомцами? - буркнул путник в ответ.

  Мальчик удивленно вытаращил глаза:

  - Нет. Если я не буду разговаривать с незнакомыми, то как же я смогу с ними познакомиться? У меня тогда вовсе не будет товарищей.

  У путника отвисла челюсть. Он с юных лет знал, что близко подпустить к себе чужака, означает понапрасну поставить свою жизнь под угрозу - никогда не знаешь, протянет он руку для рукопожатия или ударит тебя в грудь ножом. А подпустить чужого к ребенку - и вовсе небывалое попустительство. Либо небывалое доверие. Впрочем, только умалишенный может доверять пришлому человеку. В месте, где он вырос, по чужим, порой, открывали огонь издалека, если они могли представлять хоть какую-то опасность. Но однажды не открыли. И жестоко за это поплатились...

  - Так вы охотник? - с детской назойливостью повторил мальчик.

  - Почему ты так решил?

  - У вас винтовка как у охотников. Только у них она бывает с приближателем.

  - С оптическим прицелом?

  - Ага. Так вы действительно охотник, - уже скорее не спросил, а констатировал факт малыш.

  - Я был им когда-то. В прежней жизни. Теперь я путешественник. Но каждый путешественник немного охотник - иначе не прокормить себя в степи.

  - А вы охотились в степи на песчаных драконов, убивали их?- задал он тот вопрос, ради которого, скорее всего, и завел разговор.

  - Песчаные драконы не водятся в степи. Они обитают только в пустыне. За несколько месяцев пути отсюда. А охотиться на них станет только самоубийца - они слишком опасны. Мне лишь однажды довелось встретиться с песчаным драконом. И, к счастью, я тогда оказался сильнее.

  - Правда?! - в глазах малыша вспыхнуло восхищение. - Когда мне исполнится двенадцать и я стану взрослым, я тоже хочу стать охотником на драконов. Честно-пречестно. Я пойду в степь, то есть в пустыню, и буду побеждать их одного за другим. Так же как вы.

  На миг в памяти странника вновь всплыла картина того давнего боя. Он тогда с трудом взбирался на вершину очередного бархана, по щиколотку увязая в песке. Цепочка глубоких следов, тянущаяся за ним, уже начинала исчезать - легких порывов ветерка было достаточно, чтобы тут же заметать их. Когда он, наконец, достиг покатой вершины, ноги уже ныли от усталости, и само собой в голове возникло решение сделать привал. Пустыня казалась безжизненной, но мгновение спустя эта иллюзия была нарушена. Вершина ближайшего бархана ожила. Песок взметнулся вверх, взлетая на высоту в несколько метров, и в облаке пыли из своего укрытия выбралось закованное в броню чудовище. Тварь достигала двух метров в высоту и около десяти в длину. Тело было покрыто жесткой серо-желтой чешуей. Большую часть вытянутой морды составляла пасть с уродливыми кривыми зубами. Четыре короткие, но мощные лапы располагались по бокам от туловища, и оттого дракон практически скользил брюхом по песку. Хвост, составлявший треть от длины тела, извивался при движении. От головы до самого хвоста шли три невысоких костяных гребня. Видимо дракон дремал, закопавшись в песок и высунув наружу лишь расположенные на самом конце длинной морды ноздри. Имея крайне чуткий нюх, он полагался сугубо на обоняние. И учуяв добычу, решил поживиться. Расстояние между хищником и жертвой составляло более километра, но монстр стремительно его сокращал. Внешне грузный и неуклюжий, он двигался с потрясающей скоростью. Казалось, что он не бежит, а плывет.

  Путник не пытался убежать. Песчаный дракон двигался слишком быстро и все равно догнал бы, а кинуться прочь со всех ног - означало лишь ненадолго отсрочить неизбежное. Сорвав с плеча винтовку, он приник к оптическому прицелу и открыл огонь. Одну за другой он всадил в голову чудовища пять пуль. Две из них попали в правый глаз и непременно должны были войти в мозг, но дракон, ревя от боли, даже не замедлил движения. Сменив обойму, путник выпустил еще две пули с тем же результатом. Расстояние между ними сократилось до двухсот метров, и, отбросив бесполезную винтовку, он рванул застежку подсумка с гранатами. Первая и вторая гранаты легли в стороне от твари. Осколки лишь ударили с чешуйчатую броню, рикошетя от нее. Третья взорвалась в пяти метрах позади нее, не нанеся вреда. Только четвертая граната оказалась роковой - она упала в двух метрах перед хищником, и, когда он пробегал над ней, сдетонировала прямо под мягким незащищенным брюхом. Взрывом дракону раздробило обе передних лапы, посекло осколками живот и практически разворотило грудную клетку.

  Путник сделал привал в двух сотнях метров от лежащего на боку тела. Из рюкзака он извлек четыре короткие телескопические трубки, выдвинул их на максимальную длину и вертикально воткнул в песок таким образом, что они образовывали вершины квадрата. В высоту получившиеся шесты незначительно превышали его рост. Между их вершинами он натянул припасенный в рюкзаке кусок брезента. Получилось довольно сносное укрытие от солнца. Сидя под пологом, путник жевал вяленое мясо игуаны, а полный муки душераздирающий рев дракона то и дело оглашал пустыню. Живучесть твари поражала воображение - сквозь разорванную плоть и искореженные, кое-где напрочь вырванные, ребра проглядывали внутренности. Странник видел ее огромное, размером с туловище ребенка, сердце, совершающее мощные неравномерные удары. Песок вокруг дракона превратился в кровавое пузырящееся болото. Чудовище испустило дух лишь через два часа. За это время странник дважды, приникнув к прицелу, стрелял из винтовки прямо в ее сердце. И оба раза безрезультатно - пуля вонзалась в пульсирующий комок мышц, из входного отверстия выплескивалась струя практически черной крови, и больше ничего не происходило... Кровь продолжала литься, но дракон, испытывая неимоверную боль, оставался жив. Природа славно потрудилась над его телом, создав универсальную машину для убийства, неуничтожимую и смертельно опасную. Именно поэтому песчаные драконы могли выживать в безводной пустыне и безоговорочно занимать положение доминирующего вида.

  После того, как удары сердца стихли, странник выждал еще полчаса и только тогда собрал навес и приблизился к телу монстра, чтобы срезать несколько увесистых лоскутов мяса. Оно было очень жестким, создавалось ощущение, что нож режет не плоть животного, а древесный ствол. Нельзя было сказать в уверенностью, что его вообще можно будет есть, но другого выбора не оставалось - запасы были крайне малы...

  Из воспоминаний путника выдернул прозвучавший за спиной окрик.

  - Йоган, подойди-ка сюда! Поможешь мне нести корзины, - крикнул один из мужчин, собиравший плоды.

  - Да, папа, уже бегу, - закричал в ответ мальчишка. - Извините, мне пора работать. Приятно было с вами пообщаться. К нам редко заходят бесстрашные охотники, - сказал он страннику, и, словно тут же забыв про него, бросился к отцу.

  Мужчина стоял под деревом метрах в двадцати от них. Две заполненные корзины он уже держал в руках. Третья стояла на земле, видимо и предназначенная для мальчика. Путнику захотелось крикнуть: "-Старый идиот, ты должен был отозвать сына, едва он только попытался ко мне подойти! А потом дома как надобно выпороть, чтобы не забыл этот урок!" Но он лишь промолчал. Судя по всему, здесь не принято бояться чужеземцев. А значит и не следует ему лезть со своими порядками в чужой храм. Вместо этого он окликнул Йогана:

  - Эй, парень!

  - Что, - тут же остановился и обернулся тот.

  - Я соврал. Я не убивал песчаного дракона. И вообще их нельзя убить - они бессмертны.

  Восхищение в глазах мальчишки тут же растаяло, моментально сменившись горьким разочарованием. На мгновение даже показалось, что глаза Йогана заблестели от слез. Ни слова больше не говоря, путник развернулся и направился к городу. Он нисколько не сожалел ни о бессердечно разбитых мечтах юнца, ни о собственном в мгновение ока рассыпавшемся в прах образе героя - этот образ и так был абсолютно чужд ему. Зато теперь, скорее всего, мальчишка, чуть повзрослев, не сбежит из дома, вдохновленный чужими подвигами, чтобы по глупости сунуться в дебри пустыни и сложить там свою неразумную голову.

  

  

   Продолжение следует...