Аннотация: Светлой памяти Эмилии Плятер посвящается. Вышел на бумаге
Графиня
Темнота отступила, чья-то рука помогла ей приподнять голову, горячих губ коснулся тонкий край фарфоровой чашки.
- Пей, пей! - раздался женский голос, и горячая терпкая жидкость полилась в рот.
Ее поили травяным чаем. Когда чашка опустела, женщина осторожно опустила голову больной на подушку, поправила одеяло и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Чуть-чуть поутихла боль в груди, и Эмилия осторожно перевернулась на бок.
За окошком шел снег. Огромные пушистые хлопья медленно и торжественно падали на землю. Девушка долго смотрела на падающий снег, а затем окинула взглядом небольшую полутемную комнату с низким потолком.
Едва слышно тикали часы, мерно раскачивался тяжелый маятник. Графиня Эмилия Плятер уже не первый месяц скрывалась в этом доме от рыскающих по всей округе правительственных отрядов под видом учительницы детей хозяев.
Эмилия перевернулась на спину и вздрогнула от сильной боли в сердце. Сегодня ей стало немного легче, но надежд на выздоровление у нее уже не было, а понапрасну обманывать себя она не хотела. И вдруг нахлынули воспоминания...
...Ей неполных четыре года. Она бежит по серебряному от росы лугу, и вдруг, споткнувшись, падает, угодив обеими ладошками в свежую коровью "лепешку".
Детство... В нем осталась дружба с крестьянскими детьми, которых никогда не чуралась.
...Ей пятнадцать. Она сидит на скамейке под раскидистым кленом и плачет, пораженная до глубины души красотой осеннего парка.
Юность... В ней остались частые верховые прогулки, уроки фехтования, летние чаепития на балконе, долгие часы, проведенные в библиотеке за книгами и зимние вечера, когда мать или дядья рассказывали ей, совсем еще молоденькой девушке, про род Плятеров (отца своего Эмилия не помнила - он ушел из семьи, когда ей не было и года).
...Ей семнадцать. Она сидит в темной крестьянской хате, и торопливо, бисерным почерком, записывает заунывную старую песню, которую едва слышно напевает приткнувшаяся на колченогой табуретке древняя старуха со сморщенным, как печеное яблоко, лицом.
А потом, устроившись у окна в своей комнате и разбросав по столу мелко исписанные листочки, она пыталась написать что-то похожее на то услышанное ею в избе печальное голошение.
...Ей девятнадцать. Она сидит за фортепиано и, медленно перебирая клавиши, напевает печальный народный мотив.
Иногда дядья брали племянницу с собой на охоту. Во время одной из таких охотничьих вылазок Эмилия едва не погибла.
...Был погожий осенний день, сквозь кисею еще не опавшей листвы синело небо. Собаки выгнали на охотников огромного матерого кабана, один из дядьев Эмилии удачно выстрелил, но раненый зверь скрылся в густом молодом ельнике. Охотники спешились и стали протискиваться между вплотную растущих деревьев, пытаясь отыскать подранка.
Вдруг разъяренный от боли зверь выскочил прямо на Эмилию. В памяти Плятер навсегда остались его жуткие обнаженные клыки. Графиня выстрелила, но промахнулась. В ту же секунду три или четыре выстрела слились в один, и застреленный свин упал буквально в шаге от оцепеневшей от ужаса девушки.
Во время охоты Эмилию часто охватывал азарт, ей было приятно, что она - такая меткая охотница, но все же иногда при виде застреленного зверя или подбитой птицы на нее накатывала жалость.
...Ей двадцать четыре. В длинном муаровом платье, с розой в волосах, она танцует на балу в Вильно. Медленные вальсы сменялись торжественными полонезами, веселой полькой, и, наконец, Эмилия, раскрасневшаяся, слегка уставшая, отошла в сторону и прислонилась к одной из резных колонн.
Через минуту к ней подошел ее кузен, граф Люциан Вейсенхоф:
- Ну что, сестричка, не передумала? - шепотом спросил он.
- Когда и где? - едва разомкнув губы, тихо осведомилась девушка.
- В следующую субботу, в Дусятах, на площади перед костелом, - негромко ответил Люциан. - Под Варшавой уже идут бои, - едва слышно добавил он. - Сколько же можно ждать? Ввяжемся - а там посмотрим.
Лицо Эмилии осветила улыбка - как же давно они этого ждали! Кивнув на прощанье кузену, графиня поспешила к выходу.
Люциан смотрел вслед Эмилии, такой стройной и хрупкой в своем муаровом платье, и думал, что его кузина уж точно не будет для повстанцев обузой: она была превосходной наездницей, умела хорошо фехтовать, неплохо стреляла, и, кроме того, обладала сильной волей.
Вернувшись домой, Плятер сбросила бальное платье и коротко остригла волосы, как бы символически посвящая этим себя делу своей жизни. На дворе стоял 1831 год.
...Через неделю, в конце марта, Эмилия, затянутая в мундир, была на площади в Дусятах. Как же она волновалась, что не пойдут за ними люди, не поймут, не поддержат... Однако, через два часа глазам девушки предстал небольшой отряд, состоявший из трехсот стрелков, сотни конников, и нескольких сотен косинеров.
Решено было двинуться на Двинск. Эмилия быстро свыклась с трудностями дальних походов, неустроенностью быта и холодом.
По дороге на Двинск отряд совершил нападение на почтовую станцию Даугель, охраняемую небольшим правительственным отрядом.
Отряд не ожидал нападения, и это сыграло на руку атакующим. Эмилию охватил азарт боя, решимости придало еще и то, что противника охватила паника - солдаты бросали оружие, патроны и отступали.
Радость победы окрылила, однако, через несколько дней правительственный отряд вернулся, выбил восставших из станции и почти разбил их. Те, кому удалось уцелеть, в том числе Люциан и Эмилия, добрались до армии генерала Хлоповского, находившейся в Жеймах.
В лагере Хлоповского Эмилию встретили овацией. Сам генерал после беседы с Плятер взял молодую женщину в свой штаб, присвоив ей чин капитана. Графиня была назначена почетным командиром первой роты двадцать пятого линейного полка повстанческой армии.
Генерал Хлоповский жаждал овладеть Вильно, Люциан и Эмилия тоже жили этой мечтой, однако, были среди повстанцев и те, кто сомневался в успехе:
- В Вильно сильный царский гарнизон, - говорили они. - Будет много убитых и много раненых. Нам Вильно не взять.
Хлоповский все же решился на штурм, но взять хорошо укрепленный город не удалось: повстанцы понесли большие потери и вынуждены были отступить.
В самом конце июня войско Хлоповского оказалось в Ковно.
Приятной неожиданностью для Эмилии стало предложение княгини Анны Ковальской остановиться в ее доме: графиня уже забыла, что на свете существует такая роскошь, как постельное белье и возможность принять горячую ванну.
- Эмилия, я хочу дать бал в вашу честь, - через несколько дней сказала ей Анна.
Плятер смутилась: у нее не было даже бального платья, но Ковальская провела гостью в большую комнату и оставила там наедине с тремя десятками вечерних нарядов.
...Почти забытое нежное прикосновение шелка. Наполненный светом и музыкой уютный зал. Эмилия в длинном шелковом платье цвета неспелой оливы безостановочно танцевала. Заиграли еще один вальс, и девушка увидела, что к ней направляется Люциан.
Через минуту Люциан и Эмилия оказались среди танцующих. Звучала музыка, плавно, легко кружились в вальсе пары, девушку охватила беззаботность, ей казалось, что этот бал будет длиться вечно.
А через несколько дней была битва под Шадовом с крупным подразделением царских войск. Лошадь Плятер пала в самом начале сражения, и маленькую группу повстанцев, в которой была и Эмилия, уже окружили. Казалось, что плен неизбежен, но вдруг, опрокинув атакующих, к Плятер пробился Люциан верхом на взмыленной лошади.
Граф спрыгнул на землю и бросил кузине поводья:
- Скачи к лесу!
Через мгновение девушка была уже в седле. Вдогонку бросились солдаты, сзади глухо защелкали выстрелы, над головой засвистели пули. Эмилия несколько раз выстрелила из карабина, и преследователи отстали. В горячке погони графиня не сразу заметила, что ранена - пуля задела запястье.
Люциан тоже остался жив, хотя и был ранен, отряд вырвался, но вынужден был отступить.
На военном совете решено было разделить армию на три части и действовать в трех направлениях. Люциан и Эмилия остались с войском Хлоповского, но в начале осени они узнали, что генерал, уходя от окружающих его правительственных войск, задумал перейти на территорию Пруссии.
Графиня не сразу в это поверила, а когда все-таки поверить пришлось, бросилась к Хлоповскому, заклиная его отменить свой приказ и воевать дальше. Однако, генерал был непреклонен.
- Что ж, счастливого пути! - бросила ему на прощанье Эмилия. - Что касается меня, то я остаюсь. И буду сражаться дальше.
Во главе небольшого отряда Люциан и Эмилия покинули уходящее в Пруссию войско Хлоповского и решили добраться до Варшавы, чтобы присоединиться к отрядам восставших.
Переходы поздней осенью - не прогулка. Безостановочно лил дождь - то мелкий, колючий, то - проливной. Спрятаться от него было негде - кругом, до самого горизонта - поля. Одежда промокла насквозь, и, когда налетал порыв ледяного ветра, холод пронизывал до костей.
Настроение, и без того безрадостное, абсолютно упало. Для того, чтобы согреться, просушить одежду и приготовить кое-какую еду, время от времени раскладывали небольшие костры. Сушняк для костров берегли, как зеницу ока.
Эмилия чувствовала себя плохо - она была совершенно измождена непрерывными походами, и, кроме того, сильно простыла. Девушка до боли в пальцах сжимала поводья, чтобы не упасть с лошади - временами сознание почти уплывало.
Вдруг в ушах зашумело, перед глазами запрыгали разноцветные круги, поводья выскользнули из пальцев, и Плятер, потеряв сознание, выпала из седла прямо под ноги лошадям.
- Эмилия! - Люциан спрыгнул на землю и подхватил кузину на руки.
Графиня была в глубоком обмороке.
- Осторожнее, узкие двери! Кладите ее на кровать! - тихим шепотом говорила хозяйка.
Люциан осторожно опустил кузину на низкое ложе.
Женщина принялась растирать лоб, виски, руки и ноги Эмилии, пытаясь привести девушку в чувство.
Вейсенхоф отошел в угол комнаты, сел на стул и молча смотрел на кузину, голова которой утопала во взбитой подушке, на ее бледное, без кровинки, лицо. Граф знал, что ни в чем не виноват, но никак не мог отогнать навязчивую мысль: "Не уберег". Люциан понимал, что ему нужно уходить, что отряд должен продолжать свой путь, но оттягивал, как мог, это мгновение - ему хотелось как можно дольше побыть с Эмилией. Возможно, он понимал, что вряд ли когда-нибудь снова увидит ее...
Отряд ушел своей дорогой, а Эмилия осталась в доме Марии Абломович, один на один с болезнью и своими мыслями. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже, но графиня не сдавалась, и, как могла, боролась со смертью...
Скрипнула дверь. В комнату тихо вошла хозяйка.
- Хорошо, что вы не спите. Надо поесть, - сказала она, ставя перед Эмилией тарелку, полную янтарного бульона.
Есть Эмилии не хотелось, но, пересилив себя, девушка ополовинила тарелку, а затем откинулась на подушку и закрыла глаза. Ей вновь стало хуже, снова заныло сердце.
Хозяйка беззвучно, одними губами, прочитала над больной молитву, тяжело вздохнула, взяла тарелку и вышла: она догадывалась, что шансов на выздоровление почти нет, но надежда умирает последней.
Смерть не спрашивает, когда ей приходить. Простуда дала осложнение, слабое сердце не выдержало... Эмилия Плятер умерла в декабре 1831 года, к счастью, так и не узнав об окончательном разгроме восстания. Ей было всего двадцать пять лет.
