Косовски Мата : другие произведения.

Эйс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  МАТА КОСОВСКИ
  
  
  
  Эйс
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   
  
  Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать.
  Экзюпери.
  
  Я еще раз мысленно обратился к Богу, поцеловал никелевый медальон, подтянул сумку с ракетками за спиной и отворил двери. В лицо ударил яркий свет солнца. Оживленные трибуны гудели, как пчелы в ульях, в воздухе чувствовался шипучий вкус азарта, а на корте уже разминался мой соперник.
  Трава на корте нежно сминалась под моими кроссовками Adidas. Стояла довольно знойная погода для начала июля, в особенности для такой северной страны, чьи туманы славятся на весь мир. Я дышал полной грудью и шел к своему привалу в правой части корта номер один под миллионными взглядами зрителей. Я не очень люблю играть пополудни - мне больше по вкусу прохладные ночные партии под свет прожекторов, с удивительным ароматом ночи. Но что поделаешь, раз в старой доброй Англии на кортах этого кубка электрического освещения нет в принципе, и все турниры проходят в том промежутке времени, пока солнце светит над головой. Если вы уже догадались, это Уимблдон, друзья мои. Тот самый, который проводится около Черч Роуд, чья изумительного изумрудного цвета трава не должна превышать 8 миллиметров, чья традиционная клубника со сливками (ровно десять ягод в порции и все обязательно выращены почтенными британцами)и шампанское вскружили голову не одному поклоннику большого тенниса. Это единственный турнир, на котором все участники должны выступать с головы до пят в белом, словно ангелы в поднебесной. И неизменно из года в год в парадной ложе располагается королевская семья, под чьими взглядами ощущаешь на себе весь вес старинных английских традиций.
  Финал. Я и Гильберт Франк. Я достал ракетку Head MicroGEL Prestige. Ударом ладони по струнам проверяю, достаточно ли они натянуты, и начинаю разминаться. Где-то один писака написал, что во мне роста как у баскетболиста, но это не мешает мне ловко и быстро перемещаться по корту, и добивать соперника мощными ударами, свойственными игрокам моих габаритов. Он справедливо также подметил, что в противовес моей физической универсальности стоит нехватка психологической устойчивости и хладнокровия, из-за которых я зачастую даю волю эмоциям, что неизбежно осложняет мне игру. Дай Бог, чтобы моим противникам в жизни не приходилось брать этот дешевенький журнал в руки и читать о моих слабостях, так точно изложенных, что точнее некуда. Но это все это болтовня конечно, ведь мои проблемы с эмоциями видно на корте и без всяких писак. Многомиллионные советы от друзей и коллег по обузданию нрава не могли ничего изменить каждый раз, как моя нога ступала на корт, и из глубин души начинало подниматься и клокотать волнение напополам с азартом.
  Окинув взглядом корт я с силой взмахнул ракеткой и говорю себе: 'Ничего, у меня мощный форхенд, эффектный и эффективный двуручный бэкхэнд в прыжке, да и хороший прием подачи. Пусть вам букмекерам сегодня обломится, даже не смотря на травяное покрытие, а не любимый мною хард'.
  Приняв позицию у дальней черты корта я принял тренировочную подачу от Гильберта, и почему-то вспомнил вопросы репортеров, которые захватили меня утром перед самым выходом из отеля на пути к авто. 'О чем вы думаете?' - четко вдруг выкрикнул щуплый паренек в красной бейсболке, на миг перекрыв сплошной гам наперебой галдящих акул пера. Я ничего не ответил, лишь теперь стоя на мягком покрытии в предвкушении битвы я задал этот вопрос сам себе. Я думаю о победе и тяжести позолоченного серебряного кубка? О награде в семьсот тысяч фунтов стерлингов? О месте в рейтинге ATP? Да, естественно, я думаю о победе, о ее неповторимом вкусе с адреналиновым коктейлем и эйфорическим послевкусием, как истинный гурман теннисных блюд.
  Гильберт влупил мне эйс и усмехнулся. Он всегда так усмехается, травим ли мы байки за бокалом пива в баре или же сцепляемся в битве за титул. Тяжело играть против лучшего друга, который знает тебя как облупленного. Гильберт, как истинный немец, прекрасно владел своими эмоциями на корте, и мне со своим необузданным нравом приходилось туго. Зато во всем остальном я был явно в превосходстве: и в технике и в физических возможностях.
  Трибуны, не смотря на жару, уже захватил экстаз, и болельщики, раздирая глотки, кричали или мое имя, или Гильберта. Я поискал глазами отца, который сидел в ярусе нашей команды и молился за мою победу. Рядом с ним сидела та самая девушка с удивительными вишневыми глазами, роман с которой вовсю обмусоливали все издания, каким не лень, но которую я, возможно, не люблю. Все вроде бы как всегда, но и как никогда.
  Судья дал сигнал, и я подошел к сетке и пожал руку Гильберту и судье. Орел, я всегда выбираю орел. Монетка, подброшенная судьей, взлетает вверх и плавно планирует вниз. Решка. Гильберт улыбается мне и желает удачи. Я похлопываю его по плечу, и мы расходимся, как дуэлянты по разные стороны корта занимать позиции. Я чувствую, как ток пробегает по телу, как рука срастается с ракеткой, и принимаю первую подачу Гильберта. А дальше как в карусели сверкает желтый мяч, блестят глаза моего соперника, звенят струны ракеток и хрустит трава под ногами. Эйс! Фолл! Аут! Сколько раз я это слышал, но каждый раз это словно впервые.
  ***
  Стоя в душе после финала, я глупо надеюсь, что спокойно выйду, сяду в арендованную машину с шофером и поеду в пятизвездочный отель Wyndham Grand London Chelsea Harbour . По традиции, многие участники турнира останавливаются в таком себе частном секторе - домах Уимблдона в лондонском пригороде, в непосредственной близости от Всеанглийского лаун-теннисного клуба. Но мне всегда хотелось отдохнуть от приевшихся лиц, которые я видел ежедневно, то на тренировках, то непосредственно на матче или в раздевалке. По этой причине я все время просил снимать мне номер, вдали от теннисной тусовки, поближе к незнакомым и равнодушным соседям из высококлассного отеля.
  Я вздохнул. Подумать только, упаду в мягкую кровать в стиле барокко и засну блаженным сном. Улыбаюсь. Это моя мечта, ведь так не бывает.
  
  Холодные и тяжелые капли воды текут по волосам, по лицу, по спине, и наконец, утекают к ногам, заворачивая в слив. Я жадно ловлю губами спасительную воду, растворяясь в ней и заряжаясь новыми силами. Мои фанатки отдали бы полжизни за то, чтобы узреть меня сейчас. Слава Богу, им до меня не добраться. Но это здесь, в единственном укромном месте, где я могу побыть наедине с собой без лишних глаз, пожирающих каждый сантиметр моего тела. Потом я выйду, обернувшись мягким полотенцем, неспешно переоденусь в чистую форму марки, с которой у меня годичный контракт. Надвину бейсболку на глаза, спрятав непокорные кудри темных волос, закину сумку с одеждой и ракетками на плечо и выйду на улицу через служебный выход в сопровождении двух телохранителей, тренера, отца и прочей свиты. И вот там начнется самое ужасное - толпа поклонниц, которая чуть не кидается мне под ноги, которая хочет разорвать меня на куски, которая кричит и плачет, зовет: 'Я люблю тебя!!!Люблю!!!!!'. Я буду идти, не оборачиваясь на эти слова, под надежным прикрытием. Но чьи-то цепкие пальчики прорвутся сквозь преграду и схватят меня за рукав свитера, чьи-то коготки коснутся моих волос и щеки, словно я некое сокровище, прикосновение к которому дарует высшее счастье.
  Приняв душ и одевшись, я выдохнул и, взявшись за ручку двери выхода, распахнул ее. В лицо ударил спертой воздух, смешанный с удушливыми ароматами духов и надрывными вздохами и всхлипываниями. Десятки глаз пожирали меня и горели обожанием. Вспышки фотоаппаратов ослепляли меня так, что на миг мне показалось, что я в преисподней.
  - Ник, - знакомый голос позвал меня.
  Я обернулся. Возле меня выросла на весь блеск метра семидесяди восьми сантиметров смуглая и гибкая Валери. Ловко схватив меня под руку, она поволокла меня сквозь живую массу идолопоклоничества.
  - Ты ведь меня правда не забыл? - прошептала она на ухо, вталкивая меня в свой шикарный порш.
  - Конечно нет, - не моргнув глазом соврал я, с унынием провожая взглядом сиротливое арендованное мною авто с внушительным водителем за рулем, а также мою свиту во главе с тренером.
  - Ты был прекрасен, - улыбнулась Валери, заводя порш под залп вездесущих папарацци и вопль фанов, словно не замечая их. Они все остались по другую сторону мира и стекла. Красотка невозмутимо сжала мою коленку и прикусила накачанную силиконом губу. Она не привыкла, чтобы ей отказывали. Теперь вы знаете, как выглядит моя девушка, с которой у меня не пойми что. Порш, властное поведение, бриллианты и полеты в райские уголки земли - легко быть единственной дочкой миллиардера. Наши отношения начались на моем первом светском рауте по случаю закрытия турнира Ролан Гароса, чей кубок у меня красовался сейчас в гостиной. На мне был взятый напрокат смокинг, я был слишком молод и неискушен, поэтому терялся в напыщенной толпе гостей и особо приглашенных. В середине этого вялотекущего и напряженного вечера ко мне подошла высокая девушка в сильно декольтированном платье, обнажающем великолепные крепкие груди, и протянула мартини со словами:
  - Не говорите, что вы это не пьете.
  Вот так с первой фразы она установила свои правила. Я был в полном восторге от нее. Перед моей скромной натурой распахнулись гигантские двери в богато искушенный мир. Меня накрыл шквал звонков от Дольче Габанна, Шанель, Адидас - все они хотели видеть меня лицом своей марки. Я настолько привык к вспышкам фотокамер, что теперь не представлял своей жизни без них. Мои банковские счета можно было смело назвать мультимиллионными. Впрочем, нельзя сказать, что деньги на меня посыпались из-за раскосого разреза зеленых глаз и высокорослого атлетичного сложения. Я с завидной регулярностью выигрывал самые престижные теннисные турниры, оставляя позади себя все с большим отрывом в очках легенд теннисного олимпа, которыми я всегда восхищался. Валери принимала рост моей славы, как само собой разумеющееся, и хотя никогда не заявляла открыто, но похоже считала это своей заслугой. Конечно, в чем-то все так пошло и благодаря ей, ведь пара нашептанных на нужное ушко фраз на светском рауте от самой завидной невесты Европы могли на раз решить судьбу моих контрактов с известными спортивными марками и домами мод. Мой восторг от Валери быстро померк уже спустя трех-четырех месяцев с нашего знакомства. Одной постели мне было мало, а кроме нее нам нечем было занять совместное время. Теннис ее не интересовал, меня же мало волновал бизнес и политические интриги. При всем блеске ее цепкого ума и роскошного тела я все больше ощущал ту пустоту равнодушия к ней, словно смотрел на чье-то чужое и неинтересное фото. Она же, казалось наоборот, все более привязывалась ко мне и все жарче демонстрировала свои чувства, от чего я начинал задыхаться.
  - Мы задержимся в Лондоне или вылетаем завтра? - спросила Валери, тарабаня отманикюренным пальчиком по рулю.
  - Завтра улетаю.
  - Один? - изящная бровь поползла к верху.
  - Да, в конце августа US Open. Нельзя терять ни минуты - мне нужно быть в форме, ведь у меня большие шансы.
  - Да, - усмехнулась Валери, паркуя машину возле отеля. - Как говорит твой тренер: 'Хард - твой конек'. Ну вот, мы приехали. Послушай...
  - Если ты об отеле, - быстро перебил я ее, - то не хотел доставлять тебе беспокойства.
  - Не понимаю, почему ты так избегаешь моей квартиры. Я, кажется, живу одна.
  - Я знаю, что это звучит нелепо, но перед матчем мне нужно собраться, чего я не могу сделать у тебя.
  - Но сейчас, когда турнир позади, почему бы тебе не погостить у меня пару недель? - начинала терять терпение Валери.
  - Ты знаешь, что я не могу...
  - Чем дальше, тем больше! Что, в конце концов, происходит? Мы не виделись месяц, и сегодня ты решаешь снова оставить меня одну на неопределенное время.
  - Я понимаю...
  - Что ты делаешь вечером? Только не говори, что будешь в самолете, ибо это наглая ложь.
  - Нет, я буду на вечеринке, - поспешил я успокоить ее. Валери тряхнула своими тяжелыми шоколадного цвета волосами и, приблизив свои сочные губы к моим, сладко прошептала:
  - Ты даже не позволишь подняться с тобой наверх?
  Я мягко и бегло поцеловал ее:
  - Прости, я смертельно устал и очень хочу спать, а вечеринка через четыре часа. Может мне удастся вздремнуть пару часов до нее.
  - Черт, - выругалась Валери и со злобой оттолкнула меня. - Знаешь что? Меня это достало, мистер первая ракетка. Так что валите из моей машины по добру по здорову! Я тебе не потаскушка какая-нибудь, так и заруби себе на носу это наконец.
  - Прости, - улыбнулся я и с легкостью на душе вышел из душного порша на свежий, уже пахнущий вечерней свежестью, воздух. - Береги себя!
  Валери разразилась подзаборной бранью, от которой у сливок общества сделался бы инфаркт, и с проворотом колес укатила прочь на Лоундес-Сквер.
  
  Глава 2
  
  Я с трудом разлепил глаза и, прищурившись, посмотрел на свои наручные часы. Через час я уже должен быть у входа в Roof Gardens. Слава богу, это совсем рядом, всего в пяти минутах езды от отеля. За окном город погрузился в ночь. Я с усилием вскочил на ноги и распахнул балкон с видом на небольшую пристань. Этот номер я брал из года в год, мне нравилось смотреть на шхуны, на их белеющие корпуса и паруса, на их дремотное молчание в пристани и вспоминать среди тяжелого тумана о море. Но только не сегодня. Похоже, что сон навалил на меня вселенское негодование и раздражение. Вместо бодрости, какая обычно посещала меня спустя пару часов сна после тяжелого матча, чувствовалась разбитость и усталость, словно я не спал несколько суток. Я поплелся в ванную и открутил воду. В зеркале на меня смотрело усталое лицо, хотя скорее это было лицо больного человека. А может и несчастного человека. Я опомнился и выключил воду - некогда нежиться в ванной, ведь скоро принесут мой костюм, и я должен быть готов. Наскоро побрившись и ополоснувшись в душе, я вышел из ванной, как раз в ту минуту, когда в номер кто-то отчетливо протарабанил. Я поспешил к двери.
  - О, простите, - изумленно прошептала девушка.- Кажется, я ошиблась дверью.
  Она поспешно отвернулась и направилась по коридору дальше. Очнувшись, я успел заметить только кроваво-красный шарф на ее белоснежной шее, взметнувшийся на прощание в воздухе, когда она завернула за угол. Что-то во мне говорило, что нужно ее догнать и спросить ее имя, но вспомнив, что на мне из одежды только банное полотенце на бедрах, я вернулся в номер. Едва я успел сменить полотенце на джинсы, как в дверь снова постучали. Я мигом открыл дверь и уже приготовил какую-то дурацкую фразу, как к моему разочарованию, увидел, что на пороге улыбается на все тридцать два зуба служащий с моим смокингом в чехле.
  - Ваш костюм, сэр!
  - Спасибо, - натянуто улыбнулся я и вложил ему в руку щедрые чаевые, отчего он еще больше расцвел и предложил поужинать.
  - Благодарю, но как вы видите, - кивнул я на смокинг, - Сегодня я вряд ли останусь голодным.
  - Конечно, сэр! Прошу прощения, если вам что-нибудь понадобится, вы можете меня вызвать по телефону.
  Этот парень, которому едва стукнуло восемнадцать, явно был в курсе, кто я такой и изо всех сил хотел мне угодить. Вопреки своей обычной манере общения с обслуживающим персоналом я спросил:
  - Спасибо. Эээ...как тебя зовут?
  - Хью!
  - Послушай, Хью, тебе нравится теннис?
  - Я его просто обожаю, сэр!- ярко голубые глаза парня зажглись искрами. - А вы...
  - Подожди, - остановил его я и, оставив Хью на пороге, направился к столу у окна. Поставить автограф на бланке фирменной гостиничной бумаги, как-то совсем безвкусно. Пошарив в прикроватной тумбочке, я нашел ярко желтый мячик, изрядно потертый и уже не годный для игры.
  Я подписал мяч и отдал его онемевшему от восхищения Хью:
  - Этим мячиком я играл накануне финала на тренировке. Я всегда сохраняю такие мячи в память о победе, о моем настрое накануне. Но этот мяч пусть будет у тебя.
  - Спасибо...Вот так поперло! Простите, сэр, - опомнился Хью и покраснел до корней своих рыжих волос.
  - Послушай, Хью, у вас в отеле остановилась девушка. Невысокая, светлые волосы, она еще носит ярко красный шарф. Не мог бы ты передать от меня...
  - Простите, сэр! Я не могу припомнить такую постоялицу, - расстроено оборвал меня Хью. - А сколько ей лет, примерно?
  - Не больше двадцати пяти.
  - Точно, я совершенно уверен, такой молодой леди у нас нет, - отрицательно замотал он головой.
  - Но она сегодня ошиблась дверью, возможно, что она пришла к кому-то?
  - Я спрошу у портье внизу, думаю, он сможет что-то сказать. Я вам сразу сообщу.
  - Спасибо, - я вложил еще пару десятков долларов в его руку.
  - Это вам спасибо, сэр! Удачно вам сегодня повеселиться!
  И парень неловко чуть кивнул и умчался прочь, боясь в очередной раз нарушить своей болтовней строгий гостиничный этикет.
  Я улыбнулся ему вслед и со вздохом принялся натягивать на себя костюм.
  
  У входа в Roof Gardens уже образовалась толчея, которую то и дело пытались оттиснуть с красной дорожки швейцары внушительных размеров, едва успевающие при этом проверять гостей в списках приглашенных. Я забыл вам сказать, что это не совсем обычный ресторан, ведь само название его значится, как сады на крыше. Сады были созданы в 1938 году на крыше одного из зданий в районе Кенсингтон. Самый первый сад - это Английский Сад, засаженный деревьями и населенный фламинго. Второй сад выдержан в стиле Тюдоров, на территории которого находятся восхитительные миниатюрные озерца и фонтан. И наконец, ценителям экзотики предложен к обозрению испанский сад, густонаселенный пальмами. Это местечко давно облюбовано для частных вечеринок и громких презентаций, куда пройти можно лишь по специальному приглашению, соблюдя строгий дресс-код.
  Не самый большой любитель подобных тусовок сегодня я практически ненавидел это место, где нужно было покрасоваться, попозировать то там, то сям и сказать, то или иное по поводу своей победы. Мне куда больше хотелось запереться на пару дней в гостиничном номере, где меня мог беспокоить лишь только по поводу еды рыжий Хью.
  - Ты в порядке? - толкнул меня тренер в бок. Обычно на тусовки он ходил с большей неохотой, чем я, ворча о том, что в его возрасте он только соберет очередной запас холестериновых бляшек, нежели приятно проведет время. Испанец до мозга костей он странным образом сочетал в себе затворничество с пылким нравом. Мы часто много и жарко спорили на корте, он восклицал сто тысяч раз 'Maldito seas!' (исп. - Черт бы тебя побрал!), и я верил, что после сто тысячи первого восклицания за мной явятся черти из ада. Но каждый раз сто тысячи первого раза не было. В прошлом Адриано Ромирес был известным, хоть и не сильно титулованным теннисистом. Не смотря на глубокие морщины, избороздившие его сильно загорелое лицо, он выглядел вполне себе моложаво для пятидесяти лет, но при этом бубнил, как семидесятилетний старик. Испанцы вообще поговорить и покричать любители, поэтому я был первым, кто смог с ним так долго работать и терпимо относиться к его манере общаться. И теперь Адриано в очередной раз грубо дал мне под ребра, дожидаясь ответа.
  - Прости, да, в полном, - очнулся я.
  - По тебе и не скажешь, - хмыкнул он и отвернулся.
  Иногда мне казалось, что этого старого матадора нужно гнать взашей с работы тренера, особенно тогда, когда он умудрялся наступать на больные мозоли и говорить тоном человека, презирающего меня. За шесть лет работы я так и не узнал, как он относится ко мне - редкие слова восхищения после победы не в счет. Но он был тренер от Бога и многому меня научил в долгой дороге к теннисному Олимпу. Сегодня Адриано в отличии от меня пребывал в самом радужном настроении и был готов принять ударную дозу яда в свой организм в виде лобстеров и шампанского.
  - Он просто устал, - послышался с другой стороны голос отца, все время поездки к ресторану, смотревшего в окно лимузина и не проронившего до настоящего времени ни слова.
  - Папа.
  - Да?
  - Может не стоит идти туда?
  Он поверхностно скользнул по мне взглядом.
  - Ты шутишь? Настоящий мужчина должен выполнять то, что должен. Не развешивай нюни и выползай уже из машины, - но, несмотря на резкий ответ, где-то в глубине его зеленых уставших глаз я заметил затаившуюся непреодолимую печаль и тупое безразличие к окружающей действительности.
  - Но я...
  - Довольно, Ник. Ты пойдешь туда и точка. И не забывай улыбаться, - и, как в пример, он натянуто улыбнулся. - Жизнь не стоит на месте, как и земной шар.
  - Точно, todo fluye - todo cambia! Все течет - все меняется, - вставил Адриано и поторопил. - Мы уже полчаса торчим в этом maldito лимузине. Не пора ли нам сделать глоток свежего воздуха?
  Я нехотя согласился и вышел из машины. Автоматически растянув рот в улыбке я моментально попал под прицел объективов - со всех сторон засверкало и загалдело. Меня не покидало ощущение, что я каждый раз прохожу одно и то же испытание, и что-то делаю неправильно, так как я его никак не мог пройти. Даже люди казалось все время были одни и те же, хотя некоторые и вправду были одни и те же - известные репортеры крупных спортивных и бульварных изданий.
  Адриано, отец и пара телохранителей помогли мне достаточно быстро пересечь красную дорожку и очутиться внутри.
  - Неужели сам? Собственной персоной! - Гильберт с ухмылкой и стаканом виски в руках мигом пересек холл и пожал мне руку. - Здорово, старина! Что-то для победителя ты помято выглядишь или в отеле плохие матрацы?
  - Ну тебя, - буркнул я. - А ты для проигравшего что-то слишком весел и бодр.
  - О, это мой личный секрет. Можно мне украсть вашего подопечного? - обратился он к Адриано и отцу. И не дожидаясь ответа, потащил меня к Английскому саду.
  - Гильберт, ты сам не свой. Не говори, что победа напрочь сломала твою психику, - сострил я, когда мы отошли в сторону.
  - Остришь? - усмехнулся он. - А что мне еще остается? Чтобы везде репортеришки напечатали завтра, как я с кислой миной и нехотя жал твою руку и сторонился тусовки, как чумы? Нет уж, увольте. Надо уметь проигрывать, верно?
  - Да, но... Знаешь, нехорошо мне от этой победы. Не знаю, как это объяснить, но все это давит на меня, внутри пусто... Впереди USA Open, а я измочален в хлам и мне ничего не хочется.
  - Выдаешь профессиональные секреты, да?
  - Перестань, ты и сам все видишь.
  Гильберт нахмурился, отпил виски и, захватив у проходящего мимо официанта с подноса бокал с шампанским, вручил его мне:
  - Приободрись!
  - Это только даст мне головную боль на утро.
  - Это будет только утром, а сейчас пей.
  Я ошалело уставился на него, но сделал глоток. Шипучка приятно растворилась во рту и ударила в голову.
  Гильберт заметив мой изумленный взгляд прокомментировал:
  - Да, сегодня старина трезвенник Гильберт Франк напьется в стельку.
  - Но зачем?
  - Что ты понимаешь в проигрыше.
  - Но...
  - Я не о теннисе, - Гильберт посмотрел в сторону столов богато укрытых экзотическими закусками. - Она вышла замуж.
  Она, а именно Марлен, была первой и самой большой любовью Гильберта. Когда он ушел в большой спорт она нехотя ждала его приездов с соревнований, и не желала ни в коем случае путешествовать вместе с ним. У нее была аэрофобия, поэтому кроме автомобиля и поезда она больше ничем в своей жизни не пользовалась. Годы редких встреч должны были вскоре перетечь в такую же скупую на свидания супружескую жизнь, пока однажды Гильберт не приехал после Ролан Гарроса с твердыми намерениями делать предложение, а ее не оказалось дома. Он сидел в пустой квартире до глубокого вечера, в надежде сделать ей сюрприз. И когда он сквозь сон услышал звук поворачивающегося ключа в замке он понял, что она пришла не одна. Молча, в течении десяти минут он стоял напротив ничем не примечательного клерка с уже виднеющимися залысинами и серым лицом, затем посмотрел в ее вспыхнувшее красной краской лицо и ушел так тихо и незаметно, как и пришел сюда. А теперь Марлен вышла за того клерка и скоро нарожает ему толпу детишек, о которых так грезил Гильберт.
  - Пойдем, - похлопал я друга и, прихватив бутылку виски, мы направились к лифтам.
  Из распахнувшихся дверей лифта на нас выплыл неугасаемый Николя Бонами. Его мелкие белокурые кудри ниспадали до плеч, костюм с иголочки и шитый на заказ, а никак не взятый напрокат. Костюмы были одной из слабостей Николя, второй слабостью был теннис, а третьей и самой главной - женщины. По части женщин Николя был на вершине рейтинга ATP, так как в его постели побывали все самые известные, самые шикарные и самые желанные женщины мира.
  - Бонжур, месье!- галантно полушутя склонил он голову, перекрывая вход в лифт. И заметив в моих руках бутылку виски удивленно заметил:
  - Оу, у нас намечается большая вечеринка.
  - Прости, друг, ты не приглашен, - процедил Гильберт сквозь зубы.
  Я легонько толкнул его в бок и улыбнулся Николя:
  - Извини, мой друг не в настроении. У нас с ним приватный разговор.
  - Я почему-то не удивлен, что он такой злюка. Проигрывать не очень-то и приятно, так что мои соболезнования, - издевательски обратился он к Гильберту. - А твоя малышка Марлен ужас как хороша...
  Я едва успел схватить Гильберта за плечо и остановить его кулак в паре сантиметров от лица красавчика Николя.
  - Пошли отсюда, - шепнул я Гильберту и силой поволок его к раскрывшемуся по соседству лифту.
  Николя с довольной ухмылкой отряхнул костюм и направился к стайке девиц, щебечущих в дальнем углу холла.
  - Вот скотина! Жаль, что я не успел ему врезать, - с досадой проговорил Гильберт, когда мы уселись на крыше под открытым небом у самого парапета.
  Я отпил из горла и поморщился от непривычно крепкого вкуса скотиша:
  - Ты хотел, чтобы завтра вышли газеты с твоей дракой на первой полосе? Николя прекрасный провокатор.
  - Да я знаю, но, кажется, срываюсь с катушек, - Гильберт взял бутылку у меня и, прилично отпив, даже не поморщился.
  - Заметно. Раньше ты и пиво не пил.
  - Видишь как оно... Ты сам-то чего один приехал? Где Валери?
  - Даже не представляю, где она, но боюсь, скоро здесь появится.
  Гильберт изумленно посмотрел в мое лицо.
  - Я не все рассказывал тебе... Не ладится у нас в общем, не могу я больше быть с ней.
  - Ну а ты-то чего? Она прекрасная девушка: и умница и красавица...
  - И при деньгах и бла-бла. Только в ней нет самого главного.
  - Чего?
  - Девушки моей мечты, наверное, - засмеялся я. - Просто она мне надоела по самое не могу.
  - Да, бывает, - усмехнулся Гильберт. - И знаешь, что я тебе скажу? Тебе нужна нормальная женщина, а не мечта.
  - Вот именно. Но дело, похоже, в чем-то другом. Сегодня что-то сломалось после нашей игры. Я словно очнулся другим.
  Гильберт положил руку мне на плечо:
  - Дружище, ты был молодчага. Это была честная победа.
  - Ты не понял. Я правда вдруг осознал, что вокруг меня совсем не то, чего я хочу. Не та женщина в том числе. Я никогда и не любил ее по-настоящему. Желал - да, но не любил. Это было не то, что у тебя с Марлен.
  Гильберт встал и поплелся к краю крыши, с которой открывался восхитительный вид ночного Лондона, упоенный сладостной прохладой, покоящийся волшебным сном старины. Ночной ветер подхватил его темные волосы, а электрический свет едва освещал его угловатые черты лица:
  - Запомни, Ник, она никогда меня не любила. От любви нельзя излечиться, как от какой-нибудь заразы.
  
  ***
  
  Когда мы спустились в зал, где собрались все приглашенные и пресса, наше появление вызвало бурные аплодисменты. Гильберт неуверенно перебирал ногами, незаметно опираясь на меня, но в целом выглядел прилично. Я же был трезв, как никогда прежде - неясная тоска не отпускала меня. Навстречу к нам величественно выплыла Валери в чудесном платье от Валентино:
  - Вот вы, наконец. Я вас повсюду ищу. Где же вы были?
  - Давай об этом позже, - мягко и фальшиво улыбнулся я, заметив возле нас представителя популярного еженедельного журнала.
  - Хорошо, - неуверенно согласилась Валери, приподняв вопросительно бровь.
  Я усадил Гильберта подальше от любопытных глаз и обернулся - Валери выжидательно наблюдала за мной.
  - Может объяснишь наконец-то?
  - Давай только не здесь и не сейчас, хорошо? - отошел я в тень стоящей рядом пальмы.
  - Вот как? - послышались знакомые истеричные нотки в ее голосе.- Я так и знала, что тут что-то нечисто. Да ты же бросить меня хочешь!
  - Ну... ты права, - согласился я, понимая что тянуть нечего.
  Она схватила бокал шампанского со стола и выплеснула шипучую жидкость мне в лицо. Потоки Дома Периньона потекли по моим волосам, щекам и губам.
  - Я тебя ненавижу,- прошипела Валери. Слезы потекли из ее глаз, портя прекрасный макияж и оставляя черные разводы туши. - Ты испортил мне жизнь! Я тебя любила! Ты хоть понимаешь, как это?
  - Да, - спокойно ответил я, стирая остатки шампанского со своего лица белоснежной салфеткой. - Прости меня.
  - Да пошел ты...- разрыдалась она и отправилась восвояси в своем чудесном платье.
  Сбоку послышались хлопки.
  - Браво! Завтра ты снова будешь на первой полосе всех газет, приятель, только под другими заголовками,- подошел ко мне Николя и показал рукой в сторону. Я обернулся и тут же меня ослепили тысячи вспышек, а затем поглотила живая масса репортеров.
  
  Глава 3
  
  Самолет плавно поднялся в воздух. Я хотел бы и сам парить, как птица в этом бескрайнем небе, а не быть заложником собственного успеха, запертым в салоне первого класса. Я лечу из Хитроу в Валенсию, к ее ласковому морю и песчаным пляжам. Адриано безмятежно спит у иллюминатора позади меня, тихонько похрапывая. Отец, хмурясь, просматривает утреннюю прессу, но, кажется, думая о чем-то другом. Я несколько раз пытался начать с ним разговор, но фразы неловко висли в воздухе. Откинув голову на спинку сиденья я закрыл глаза. Передо мной поплыло небо, как волнующееся море, к чьим берегам я летел. Чувство прекрасного затопляло мое уставшее сознание. Я не мог осознать или осязать это чувство, но оно уверенно переполняло меня неясным легким волнением. На какое-то мгновение я забыл обо всем на свете, о своих тревогах и дикой усталости - осталось лишь то парение, которое наверняка было знакомо достигшим нирваны.
  - Эй, красотка! Принеси-ка мне апельсинового сока, - прервал мой полет Адриано.
  Невысокая стюардесса смутилась, но безропотно принесла сок.
  - Что-то ты не слишком вежлив, - заметил я, повернувшись к Адриано.
  - И что? Это первый класс, малыш. За эти бабосы мне можно все, - затем почему-то спросил. - Ты здоров?
  Я не ответил и повернулся к стюардессе, переставлявшей что-то на тележке в конце салона. Она была мила, но не красавица, и явно комплексовала по этому поводу.
  'Да что с тобой, Ник?' - мысленно выругался я. Раньше я совершенно не замечал других людей и вел себя подобно Адриано, воспринимая обслуживающий персонал, как бесчувственных роботов, которые должны были выполнять любые мои капризы. Какое мне было дело до этой странной девушки, которую обидело развязное поведение моего тренера? Я попытался переключиться и взялся за журналы.
  На первой странице популярного ежемесячного издания крупным планом была отпечатана моя фотография с улыбкой дебила в момент триумфа победы на Ролан Гарросе (на Уимблдоне я похоже неважно выглядел, раз поместили такое старое фото) и интригующим заголовком: 'Сердце завидного сердцееда теннисного Олимпа опять свободно?'. Внутри журнала разворачивалась огромная статья про мой разрыв с Валери и различные версии по этому поводу. Автор не переминул также перечислить все мои другие романы и сделал вывод, что охота на меня открыта. Особенно меня повеселил момент, в котором мне приписывался роман с некой Машей, с которой меня даже пару раз заловили вместе на пороге ресторана. Маша. Ах, да, та самая детка, которая волочилась за мной попятам, намекая на свои несметные богатства и видное положение в обществе. Помню, я считал ее своими воскресшими кошмарами и был несказанно рад, когда она переключилась на беднягу Дэвида Трэвиса и теперь гордо восседала в секторе его команды. Прости, Дэвид! Я взял другой журнал: вот это была настоящая сенсация! С едва сдерживаемым смехом я уставился на свое облитое шампанским лицо на фотографии и очередной дурацкой подписью на тему холостого и свободного как ветер красавчика. Я был рад, что за всей этой сенсацией никому и в голову не пришло заметить унылый и разбитый вид Гильберта, нигде даже не проскочило и слова о несостоявшейся потасовке возле лифтов, хотя везде было все напичкано папарацци. В другом журнале я увидел свое фото с обнаженным торсом, которое ухитрились сделать на матче во время смены футболки. Господи, теперь меня старательно вырежут тысячи рук из журнала, затем вздернут где-то в девичьих комнатах и будут вожделенно пялиться на мое тело. А кто говорил, что слава это легко? Одно не пойму, что особенного в этих парнях со страниц глянцевых дешевок? Поди, они не единственные на всем свете обладают приятной наружностью и могут поигрывать накачанными бицепсами. Тогда что же? Прости, Адам, я забыл про тебя и злосчастное Евино яблоко. Запретный плод. Или хорошо там, где нас нет. Парни с обложек не ворчат, не ковыряются в носу, не воняют потом после пробежки, не боготворят свою маму. Они такие, какие угодно их хозяйкам - совершенная мечта каждой отдельно взятой женщины. Грех над ними не вздыхать. Я почесал в затылке (чего я бы никогда не делал в мечтах моих фанаток)и отбросил журналы. Отец сердито листал книгу, которую непонятно зачем купил в аэропорту и, похоже, не собирался читать. Я открыл рот, чтобы о чем-то спросить его, но передумал. Адриано снова мирно посапывал, как младенец (вот уж чему я завидую, так это его хорошему сну). Стюардесса сидела у иллюминатора в задумчивости. Я встал и направился к ней.
  - Простите, я не помешаю?
  Она вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.
  - Я не хотел вас напугать. Я просто хотел извиниться за моего друга, за эээ его дерзость. Он дурно воспитан, - улыбнулся я.
  Стюардесса промолчала и затем, встав, фальшиво улыбнулась:
  - Все в порядке, сэр. Не хотите ли воды?
  Я был сбит с толку.
  - Не хотите ли вы воды, сэр? - мягко повторила она, но я чувствовал, что она натянулась, как струна.
  - Нет, спасибо. Но вы правда его извините.
  - Все в порядке, сэр, - снова улыбнулась стюардесса так, как ее учили на курсах.
  - Ну что ж, я тогда, пожалуй, пойду.
  - Хорошо, сэр. Через пару часов мы прилетаем в Валенсию.
  - Очень жаль.
  - Почему? - вдруг искренне удивилась она.
  - Потому что вы не успеете мне рассказать, как вы стали стюардессой.
  Она посмотрела в иллюминатор, за которым проплывали сизые облака.
  - Я боюсь летать на самолете,- наконец тихо сказала она, повернувшись ко мне.
  Я в изумлении уставился на эту крохотную девушку в синем костюме.
  - Да, это чистая правда, - сморщился ее курносый носик. - Вы мне не верите?
  - Да нет...Но как вы это делаете?
  Стюардесса с пониманием кивнула:
  - Да, это кажется невозможным, но сейчас перед вами человек, который это делает. Аэрофобия все также преследует меня, но я счастлива, так как это моя маленькая, но победа над собой.
  Щеки ее зарделись румянцем, видно ее откровение на эту тему тоже еще одна маленькая победа над собой.
  - Мой друг... У него была девушка, которая тоже боялась летать, поэтому они расстались.
  - Из-за того, что она боялась летать? - спросила стюардесса.
  - Нет, не совсем так. Он постоянно в разъездах, и потому они были вынуждены редко видеться. Но если бы вы были его девушкой, этого бы не случилось, - улыбнулся я.
  - В жизни случается и много чего другого, - ответила она и взглянула на часы. - Еще немного и наш самолет пойдет на посадку...
  Я кивнул и собрался уже было отправиться к своему креслу, как спросил девушку:
  - Зачем вам эта победа? Не слишком ли вы дорого за нее платите?
  - Возможно это абсурдно, но для меня самое важное, доказать себе, что я могу добиться почти невозможного. Я так много упустила из-за своей неуверенности в себе, из-за чужих укоров и поддевок, что теперь мне нестерпимо жаль своей потраченной впустую жизни и хочется ее наполнить тем, что для меня имеет смысл. При своем страхе перед полетом я безумно люблю смотреть на облака за иллюминатором, ощущать себя в другом измерении, ведь здесь ты словно оторван от своей текущей жизни и бытовой скуки. Здесь, в тысячах метрах над землей, я чувствую себя птицей, легкой и парящей.
  - Вы как сама себе добрая крестная фея, исполняющая желания, - улыбнулся я.
  - Да, я дарю себе здесь и сейчас воплощение своих мечт. Большинство людей проводят жизнь в плену, потому что живут лишь будущим или прошлым. Они отрицают настоящее, хотя настоящее - это то, с чего все начинается. Но это не я сказала, это Карлос Сантана сказал, - робко прибавила она.
  Я почувствовал легкую дрожь внутри себя. В какой-то миллисекундный миг я явно ощутил прутья клетки, куда я сам себя загнал. Мои победы показались жалким ничтожеством по сравнению с победой этой некрасивой девочки над своим страхом перед небом. И все от того, что в них не было никакого смысла. Раньше я мечтал получить все эти массивные кубки и гордое звание короля тенниса. Теперь я все чаще вспоминал свое неискушенное и незамыленное ничем восприятие мира, с которым у меня были и мечты, и надежды и ожидания. Я посмотрел на свое тренированные руки, такие сильные и загорелые, но совершенно пустые и мертвые. Я человек с прошлым и бывшим будущим, но совершенно лишенный настоящего, как некая абстрактная единица, как чья-та сумасшедшая гипотеза.
  - Сэр? Вы в порядке? - донесся до меня голос стюардессы.
  - Да, - очнулся я. - Вы совершенно правы, мы слишком много строим крепостей для самих себя, вместо того, чтобы дать волю своим мечтам именно сейчас. Спасибо вам.
  - За что? - удивилась она, но не дожидаясь ответа добавила - А я вас знаю.
  Еще бы. Моя физиономия была на всех журналах, на всех страницах в Интернете, по всем телевизионным каналам.
  - Можно у вас взять автограф? - вот так пропало все очарование нашей небесной беседы.
  - Можно, - улыбнулся я и размашисто расписался на спортивном обозревателе прямо под своей потной рожей. Я даже удержался от соблазна дорисовать усы этому знакомому парню на фотографии.
  Я вернулся на свое место и прикрыл глаза.
  - Ник,- послышалось справа. - Я забыл тебя предупредить.
  Я открыл глаза и заметил преждевременно постаревшее лицо отца. Его лоб глубоко прорезали морщины, у рта обозначились старческие складки - никаких следов пышущего здоровьем жизнелюбивого мужчины, каким он был всего каких-то полгода назад.
  - О чем, папа?
  - Я не поеду с тобой в Валенсию. Из аэропорта я сразу же поеду на машине вдоль побережья.
  - Почему? Ты так хотел посмотреть мой дом, ведь ты уже не был там года четыре.
  - Прости, - голос отца вдруг стал растерянным, совсем на него не похожим. = мне нужно побыть одному.
  - Конечно, - неловко согласился я и отвернулся к облакам. - Хотелось бы и мне вот так убежать.
  - Ты что-то сказал? - не расслышал моей последней фразы отец.
  - Да сказал, что небо красивое, - с досадой соврал я.
  - Ты прав, вид на редкость фантастический, - поддакнул он и, похлопав меня по плечу, направился на свое место.
  Неужели люди нарочно притворяются тремя обезьянками одновременно, чтобы не тратить себя на чужие страдания, не желают расплескивать драгоценную жалость к самому себе? О да, и я такой же, мне так нужно было услышать от него что-то поважнее пейзажей за стеклом, поважнее эйсов и аутов, что-нибудь иное, нежели сеты и геймы. Мои губы норовили выкрикнуть об этом застывшем разочаровании, но закаменели в идиотской усмешке. Теннисный истукан, ракетка, вышибающая из мяча горы золотых монеток - вот кто я был все годы, как только меня сдали на уроки тенниса. Кому какое дело до того, что у меня творилось внутри, снаружи все сногсшибательно - слава, деньги, красота и молодость. Не слишком ли дорого я плачу за это?
  Я оглянулся на ничего не замечающего отца. А ведь он со мной в одной лодке - с ним случилось тоже самое, что и со мной. По этой же причине я позвал его с собой на берег моря, которое не раз смывало грусть и печаль с моего сердца, которые я казалось бы уже навеки утратил в светской мишуре и теперь снова ощутил их. Меня предавали теперь во второй раз, но второй раз это не первый, это почти не больно и как-то привычно. Я надеялся протянуть свою руку и ощутить в ответ его твердое пожатие, но вместо этого он улыбнулся мне, как случайному прохожему и отправился прочь, просто от того, что я ему незнаком и не знал о чем со мной говорить. От позабытой щемящей грусти в груди у меня закружилось в голове, и я закрыл глаза. Щелкнул ремни, сделал выдох. Гори оно огнем!
  Спустя несколько десятков минут моя нога ступила на раскаленную испанскую почву.
  - Ну здравствуй, Валенсия! - крикнул я что есть мочи под удивленными взглядами отца и тренера и с сумкой через плечо направился прямо на двигавшуюся мне навстречу толпу с микрофонами, диктофонами, камерами и прочей хренью.
  ***
  Утром я получил сообщение от Валери. Ей было плохо и больно. Я читал ее смс, спокойно пил апельсиновый фреш и ни один мускул во мне не вздрогнул. Мое сердце спокойно отбивало привычный ритм и чужие тревоги были от меня далеки, словно что-то человеческое во мне умерло навеки. Теперь между строк глянцевого убожества я видел ее божественные глаза, в которых я утонул при первой встрече. Однажды мы с ней попали под дождь в Венеции. Вокруг нас возвышались мрачные и зловещие здания, с неба лилась вода, словно из крана. Зловоние каналов и прочих нечистот неумолимо било в нос, а нам было хоть бы что. Мы как одержимые стояли посреди этого мракобесия и предавались жарким поцелуям. Сквозь ее тонкое, прилипшее к телу платье, я видел ее высокую грудь и крепкие бедра, ее волосы мокрыми нитями падали мне на лицо, мои пальцы горели пламенем, а она шептала, что это никогда не повторится. И она была права.
  Я распахнул окно и вдохнул в себя свежий воздух. Сегодня был второй день в моем холостяцком логове, которое я поначалу брал в аренду, а затем с первым крупным гонораром купил. Здесь не было ничего лишнего, все просто и удобно. Я как и большинство мужчин ни черта не смыслил в обустройстве дома, поэтому передал его обстановку и отделку в руки дизайнера, которого мне порекомендовал кто-то из друзей. Главной изюминкой моего дома был великолепный вид из окна на белоснежный пляж, распластавшийся в десяти метрах от моей скромной резиденции. Я часами гулял по набегающим на берег волнам и погружался в умиротворяющее настроение, отвлекаясь лишь на тренировки на собственном корте. Это уединение спасало и придавало сил, но сегодня мне было не по себе.
  Над морем собирались грозовые тучи, настроения идти на корт не было. Адриано уже тысячный раз матерился на мою лень и время от времени пытался заставить меня пойти тренироваться. Мой мобильник разрывался от смс от Валери, что в конце концов я заткнул его за диванную подушку.
  - Почему ты не отключишь его? - удивлялся Адриано, наблюдая за мной.
  - А вдруг кому-то нужно будет мне позвонить срочно. Мало ли.
  Он лишь пожимал плечами и, бросив попытку вразумить меня начать тренировку сегодня, поплелся в бар неподалеку почесать языками с местными жителями. Едва Адриано покинул дом, я вздохнул с облегчением и завалился на диван в гостиной.
  Тишину снова нарушил телефон - на этот раз это был обычный вызов, а не смс. Я с удивлением извлек его из-под подушек - неужели Валери вкрай доконало мое бессердечное безмолвие? Но увидев высветившееся имя на экране я подумал, что лучше бы это была Валери.
  - Не ожидал тебя услышать, мама.
  - Да что ты такое говоришь, Ник! - послышалось на том конце провода. - Почему ты не звонишь мне?
  - Мама...
  - Да-да, я не пойму с чего это ты даже не позвонил родной матери, чтобы поделиться радостью такой громкой победы...
  - Ты что-то хотела? - перебил я ее.
  - Да в общем-то, - замялась она.- Ты не мог бы?
  - Сколько? - вздохнул я, швыряя диванную подушку в угол.
  - Совсем не много..Понимаешь, Чарльз сейчас...никак не получается, а тут так нужно...Одолжишь пятьсот долларов?
  - Хорошо, мама, я перечислю тебе на счет, - без всякого выражения согласился я, зная, что этот долг она и не собиралась отдавать и что Чарльз будет вечно безработным непризнанным художником.
  В трубке послышался облегченный выдох, а я был уже готов размолотить телефон о стену.
  - Я читала про тебя и Валери. Боже, почему я узнаю о своем сыне из газет? Так что у вас там? Она такая милая. Ник, ты слышишь?
  - Слышу. Мы расстались, в газете пишут правду.
  - Ты не хочешь со мной говорить?
  Хороший вопрос после полугода молчания на мои звонки и полного равнодушия, за исключением ежемесячных просьб одолжить несколько сотен до лучших времен.
  - Ты ничего не спросила об отце, - с едва сдерживаемой злобой выдавил я.
  - Ник, о... Как ..эээ...папа?
  - Да на кой черт он тебе сейчас сдался? Только ради пяти сотен??? Я никогда не думал, что ты так могла обойтись с нами.
  - Ник, - зазвучали стальные нотки в ее голосе, - как ты со мной разговариваешь? Мы взрослые люди...
  - Ты обманывала его пять лет! И с кем??? Пройдохой и никчемным созданием!
  - Ник!
  - Где твои глаза, мама? Ты бы его видела, что ты с ним сделала.
  - Послушай, Ник, - голос матери вдруг зазвучал вкрадчиво и примирительно, словно она хотела успокоить меня. - Что случилось, то случилось. Просто прими это. Я счастлива, разве ты не хотел бы этого для меня?
  - Ты счастлива? Не обманывай хотя бы себя. Он не может даже хлеба купить тебе и постоянно жалуется на жизнь...
  - Есть вещи важнее хлеба, - перебила она меня.- Знаешь, не нужны мне твои деньги, обойдусь и без них.
  - Ма.., - я представил себе эту увядающую, но все еще прекрасную женщину в убогой квартирке художника, которому кроме высших тем никакие мысли о насущном не приходят в голову. Я вижу ее сгорбленную фигурку, руки обхватившие в отчаянии трубку, слезы стекающие по еще гладкой, но уже не такой упругой щеке, вижу ее длинные пальцы нервно перебирающие подол кофты из дешевенького супермаркета. Потом к ней придет Чарльз и начнет ей рассказывать о своем новом сюжете, ее глаза загорятся прекрасным блеском, озарятся ясным светом, и она правда будет счастлива, внимая своего гения. Еще не так давно она ходила в облаке Шанели и не имела никакого представления, сколько стоит бутылка молока и чем лучше мыть ванную. Долгими вечерами они с отцом неловко сидели, словно два незнакомца. Отец открывал рот, чтобы начать разговор и быстро передумав ждал каких-то слов от матери. Мама же рассеяно смотрела куда-то в окно. Единственной общей темой был я - мои взлеты, падения, поездки, встречи, сплетни, мечты и надежды. Но за двадцать лет и эта тема исчерпала себя. Однажды воскресным утром вместо завтрака мы с отцом нашли ее неловкое, наспех написанное письмо, словно она боялась куда-то опоздать. С той минуты я возненавидел художников и всех Чарльзов на свете.
  - Прости меня. Я не должен был себя так вести. Ты не волнуйся, я все сделаю.
  - Ник, - голос ее задрожал, - и ты меня прости, мой мальчик. Но я...
  - Не говори, пожалуйста.
  - Хорошо. Как ты?
  - Все хорошо, мам, не беспокойся, - сказал я как можно бодрее и это было почти правдой.
  - Ну... тогда до связи...Звони, как сможешь...
  - Хорошо.
  Я отключил телефон и долго смотрел на синюю гладь моря в окне. На следующий день я положил на мамин счет пять тысяч и стер ее номер телефона.
  
  Глава 4
  Солнце неумолимо поджаривало, хотя часы показывали всего лишь девять утра. Это означало, что к обеду разразится настоящее адово пекло. Пот струйками стекал по моему лбу. Я чувствовал себя отяжелевшим и раздувшимся толстяком, страдающим от жажды.
  - Эй, давай, пошевеливайся, - издевательски прикрикнул Адриано. - Ну же, залупи мне как следует, а то сегодня твои подачи годятся только, чтобы играть с молокососами.
  Я вздохнул, оперся на левую ногу и, подкинув мяч, с силой ударил его. Эйс.
  - Ну наконец-то, - усмехнулся мой тренер. - Пойдем, пока черти не зажарили нас.
  Мы поплелись к дому.
  - Слушай, мальчик, ты что-то совсем скис. Тебе нужно проветриться. Сколько можно сидеть в четырех стенах. Эта чертовка Валери задала тебе жару.
  - Она тут ни при чем, - вяло отозвался я.
  - Я бы так не сказал, - толкнул меня в бок Адриано и показал в сторону террасы. У белоснежного забора стояла улыбаясь Валери в шляпе с широкими полями и в цветастом комбинезоне. Для полноты картины ей не хватало маленького чемоданчика в руке и велосипеда - так мило и по-деревенски смотрелась она в этом нелепом наряде после строгих костюмов.
  - Привет, - просто сказала она, словно не было этих слезных, подчас угрожающих смс и писем от нее.
  - Это неожиданно, - не знал, что сказать я.
  Она выжидающе смотрела на меня.
  Не самое приятное положение. Я чувствовал себя полным кретином.
  - Ну что ж мы так стоим? - как-то неуверенно начал я. - Может, войдем, выпьем холодного лимонада?
  Адриано одобрительно похлопал меня по плечу и галантно пожал руку Валери:
  - Давайте, без меня. У меня кое какие планы. Ах, да, не сильно увлекайтесь, ребята. Я сегодня зайду к пяти часам вместе Патриком. Посмотрим, как ты его сделаешь.
  'Домашние' турниры были самым обычным делом, тем более, что в округе можно было насчитать пятерых теннисистов высшего разряда, как действующих, так и вышедших в тираж. Еще я забыл юниоров, но разминаться с ними было не серьезно, лишь в качестве приятного времяпровождения, а не серьезной подготовки к
  Едва мы с Валери вошли в дом, как она сорвала с себя шляпу и кинулась мне на шею. Ее губы жадно искали мои, ее руки шарили под моей насквозь мокрой от пота футболке, остановившись на завязках шорт она прошептала:
  - Ты сводишь меня с ума, обожаю твой запах. Я не могу без тебя...Ник, ну же, умоляю.
  Я отцепил ее руки от себя. О да, она просто богиня, когда-то от одного ее взгляда меня бросало в дрожь.
  - Прости, я не могу. Между нами все кончено.
  - Вот так просто? - прошипела Валери. - Просто попользовался моими связями? А теперь что? Они тебе стали совсем не нужны, да?
  Она гневно отошла к окну и отодвинув штору посмотрела в сад. Я спокойно открыл холодильник и достал лимонад. Прохладная жидкость текла в высокие прозрачные стаканы, подобно моей крови по моим жилам. Ледяной.
  - Я не..- начал я, протягивая ей стакан.
  - Избавь себя от ненужной лжи,- перебила она, вырвав стакан из моих рук. - И кто же твой новый покровитель?
  - Да нет никого.
  - Я тебя не понимаю, - прошептала Валери, едва держа стакан. - Ты просто так меня бросил? Просто так? Но зачем? Даже пусть у тебя угасли чувства, но...Я же не мешала?
  Мне было жалко видеть, как эта всегда крайне самоуверенная девушка сейчас стояла передо мной в полном уничижении, раздавленная и ничего не понимающая. Слишком ранимая и открытая. Это было слишком даже для нас.
  - Прошу тебя, пойми меня, - попытался я. - В наших отношениях нет никакого смысла. Я тебя любил, безумно, но...
  Она зажала мне рот рукой.
  - Давай попробуем, - взволновано попросила она. - Я понимаю, что была не самой внимательной возлюбленной, но я постараюсь измениться...
  - Нет, что ты! Я не хочу, чтобы что-то делала ради меня. Просто отпусти меня и все.
  Пухлые губы Валери задрожали. Только не слезы, - молил я. Но она вдруг отвернулась, нервно схватила шляпу и быстрыми шагами вышла из дома.
  В полном бессилии я опустился на диван. Сердце колотилось как ненормальное, в голове стоял туман. Что я наделал? Мне было все равно или все-таки нет? Я вскочил на ноги, намереваясь догнать ее, как раздался звонок мобильного.
  - Да?
  - Здравствуйте, сэр! Вас беспокоит служащий отеля Wyndham Grand London Chelsea Harbour, хью Андерсон. Мне удалось разыскать ваш телефон у портье...
  - Хью? - припомнил я рыжего мальчишку.
  - Да, я сэр, - послышались нотки гордости в его голосе. - Я смог кое-что узнать про ту леди, о которой вы спрашивали.
  Я весь напрягся.
  - Ее зовут Хлоя Блэр и она не живет у нас в отеле. Она приходила в гости, - весело продолжал Хью.
  - А к кому она приходила?
  - Минуточку. Я записал имя. Ага, вот - Гильберт Франк.
  - Спасибо, Хью, - только и смог сказать я и повесил трубку.
  
  ***
  Я долго смотрел на звезды, мерцающие над спокойным черным морем. Я не мог понять, что со мной, только щемящая грусть сдавливала сердце внутри. Валери не писала мне больше, в доме стало оглушительно тихо, даже вечно шумный Адриано вдруг испарился куда-то. Я попытался дозвониться к отцу - и напрасно, он был в своих мыслях и не замечал ничего вокруг, о чем свидетельствовал автоответчик на его мобильном. Поэтому я вышел к морю и сидел наедине с самим с собою. Говорят, что когда человек в гармонии с самим собою, то одиночество для него в радость. Судя по тому, как мне было плохо, я явно был не в ладу с собой. Устав от безмолвия, я отправился к своему авто. Часы показывали полночь, и я без раздумий завел мотор своей любимой БМВ и включил музыку погромче. Я решил прокатиться в ресторанчик на другом конце города. Трасса была безлюдна, музыка играла на всю мощь динамиков, словно хотелось оглушить эту тишину вокруг меня. Я вдавил педаль газа в пол, и моя машинка с легкостью понеслась по трассе, как это может делать только БМВ. Фары разрезали тьму, в ушах гремел на всю рок, в голове опьяняющая скоростью легкость. Я уже доехал до развязки, где мне надо было свернуть вправо. Именно тогда в мои глаза безжалостно ударил свет выезжающей из-за поворота навстречу машины. В панике я ударил по тормозам. Машина зацепила колесами траву на обочине, и ее, развернув на девяносто градусов, выбросило на встречную полосу. Пытаясь справиться со своим авто и вернуться на свою полосу я слишком резко крутанул руль, и машина мягко задом упала в кювет.
  Меня била мелкая дрожь. Отцепив, наконец, свои руки от руля и поднеся их к лицу, я отчетливо увидел мертвенно бледные, скрюченные пальцы.
  - Вы в порядке? - послышался чей-то встревоженный голос. Я повернулся. В боковом стекле я увидел испуганное лицо водителя машины, выехавшей из-за поворота. Этому старику уже явно было за семьдесят. Его серебряного цвета волосы всклокочились,а густые брови вытянулись вверх. Подойдя поближе к машине он смог меня разглядеть.
  - Ты в порядке, сынок? - снова переспросил он.
  Я кивнул в ответ, отстегнул ремень безопасности, попутно изумившись, что не сработали подушки безопасности, и попытался выйти из машины.
  - Ты не повредился? Может тебе нужен врач? - спросил старик, пытаясь поддержать меня под руку, пока я выбирался на трассу. Я отрицательно покачал головой. Я был в порядке, только затылок ныл от удара во время падения.
  - Давайте я вам помогу, - сказал я, протягивая руку старику, чтобы помочь ему выбраться из кювета. - Спускаться всегда легче, чем подниматься.
  - Что правда, то правда, - он ухватился за меня своими все еще крепкими руками и ловко поднялся. Поравнявшись со мной, он досадно поцокал языком:
  - Ох, и дела, сынок. Как же я тебя не увидел, ей-богу? Летел, как ракета. Я даже не успел ничего сообразить.
  - Все в порядке, - остановил его я. - У меня нет никаких претензий. Я сам во всем виноват.
  - А твоя машина? Ее надо как-то вытащить.
  Я обернулся. Бемка сиротливо лежала в кювете мордой к верху, фары ее отблескивали в лунном свете. Я спустился в кювет и подошел к авто сзади. Удивительно, но даже бампер был без единой царапины. Подняв глаза, мне бросилась в глаза ракетка, которая валялась на заднем сиденье в салоне под стеклом - она была сломана. Я вытащил из салона деревянную ракетку. Этот раритет я когда-то купил на аукционе и возил ее в своем авто без чехла, в качестве сувенира. Прекрасная работа конца 30х годов двадцатого века марки Dunlop Maxply, которая отличалась тяжелым основанием и уменьшенной натяжкой струн, что обеспечивало мощный удар за счет того, что струны натянуты очень часто. Но самое ценное в ней было то, что ею играл сам Фред Перри, троекратный чемпион Уимблдона. К сожалению, нынешнее поколение теннисных болельщиков знает только марку Fred Perry, основанную некогда известным английским теннисистом. И вот это сокровище лежало сейчас передо мной, бывшее в руках легенды, а теперь развалившееся на две половины: головка со струнами и ручка, из которой торчали острые обломки деревяшек.
  - Слава Богу, кроме ракетки ничего не пострадало, - проворчал старик.
  - Страшно, что именно ракетка одна и пострадала, - возразил я.
  - Ты что, сынок! Что такое это старье в сравнении с твоей жизнью?
  - Вы не представляете, сколько она стоила...и что это значит для меня, - с горечью ответил я.
  Старик внимательно посмотрел на меня и вздохнув, похлопал по плечу:
  - Не расстраивайся. Давай лучше попробуем вызвать какой-нибудь эвакуатор, чтобы он вытащил твою машину.
  Мы вызвали по мобильному эвакуатор и стали ждать его прибытия.
  - Куришь? - спросил старик, доставая сигареты.
  - Нет.
  - Режим? - пошутил он, затягиваясь.
  - Режим, - спокойно ответил я.
  - Спортсмен?
  - Вроде того, - попытался я закрыть эту тему.
  - А я спорт не люблю. Как-то в детстве моя покойная матушка отвела меня в секцию бокса. Ей всегда казалось, что бокс это для настоящих мужчин. А я был щуплым и маленького роста. Мне тут же влепили фонарь под глаз в первый же день занятий. Такое могло случиться только со мной - я просто налетел глазом на чей-то кулак, - старик засмеялся и выпустил облако дыма. - Все тогда, включая тренера, надорвали животы от смеха. С тех пор я просто ненавижу спорт. Мне больше книги нравятся. Хотя в молодости девчонкам больше нравились рослые и спортивные парни, чем мальчики астенического сложения с книгой под мышкой.
  - А потом? - спросил я.
  - Что потом?
  - Вы сказали, что в молодости нравятся спортивные, а потом что?
  - А потом время не остановишь. Рано или поздно все увядает, а увядшее оно все одинаково - увядшее и все.
  - И какой тогда смысл чего-то добиваться в этой жизни, раз все кончится одинаково для всех? - с иронией спросил я.
  - А нет смысла, сынок. Нужно просто жить так, как нравится, не оглядываясь на других, ведь потом все там будем, - ткнул он пальцем в ночное небо. - Как-то один мой приятель сказал, что жить надо так, будто ты немного выпил и никуда не торопишься. Но молодые все спешат. Ты вот тоже куда-то спешил, что чуть не убился.
  Я пожал плечами. Старик затушил сигарету и внимательно всмотрелся в мое лицо:
  - А я тебя, кажется, где-то видел.
  - Возможно, мы с вами в одном городе живем.
  - Верно, - согласился он.
  - Машина у тебя хорошая. Повезло, что целая. Моя бы старушка не выдержала такого виража, - кивнул старик в сторону своего старенького SEAT.
  - Моя первая машина была такая же, - улыбнулся я.
  - Правда? - удивился старик. - Зато теперь у тебя такая красавица.
  - А почему вы не поменяли машину?
  - Сначала не мог себе позволить, а потом настолько привязался к ней, что не хотел никакую другую. Да и такую как у тебя мне в жизни не купить, уж больно дорогая. Вон, кажется, наш эвакуатор едет.
  - Спасибо вам, - вдруг неожиданно для себя сказал я этому добродушному старику.
  - За что? - удивился он.
  - За вашу помощь.
  - Что ты, сынок. Я только языком почесал.
  Я улыбнулся. Он на какое-то мгновение погрустнел, а затем похлопав меня по плечу, спросил:
  - Я еще могу чем-то помочь?
  - Уже и так слишком поздно, а вы по моей вине все еще не дома. Все в порядке. Спасибо.
  - Ну что же, - он пожал мне руку на прощание и сел в свой SEAT. - Пока!
  Я помахал ему рукой вслед и вдруг почувствовал себя не таким одиноким.
  Глава 5
  За окном лил дождь, и стояла довольно скверная погода для начала сентября. Я прислонился лбом к стеклу и рисовал линии на запотевшем стекле, совсем как в детстве. Матч перенесли на следующий день, и у меня было в запасе куча времени, которое я проводил в унылой гостинице на одной из улиц Нью Йорка. Я смотрел с высоты тридцатого этажа вниз, как проезжают желтые такси, как бегут одинаковые черные зонтики, и мне было бесконечно скучно в этом большом и шумном городе.
  - Ник, какого черта, ты торчишь у окна? Пойди, развейся перед матчем, только не переусердствуй, - скомандовал только вошедший Адриано, стряхивая капли дождя со своей ветровки.
  Я обернулся и с улыбкой заметил, как он плюхнулся в кожаное кресло и включил новости. Ему тоже явно не по вкусу была эта мерзкая погода после жарких дней в Валенсии. Я натянул худи, взял зонтик и поплелся вниз - все равно в номере скучно.
  Портье зевая, объяснил мне, как пройти к одному милому ресторанчику, где можно уютно посидеть, не боясь набегов папарацци. Я поблагодарил его и вышел из отеля. Дождь уже почти стих и мелко моросил, поэтому я не стал раскрывать зонтик, а накинул капюшон на голову. Отказавшись от такси, я пошел пешком по мокрой улице, теряясь в толпе. Сотни лиц сосредоточенно спешили по своим делам, не замечая ничего вокруг. В свой серой экипировке я был почти незаметен.
  - Ник?
  Я обернулся. Гильберт радостно улыбался и протягивал мне руку для пожатия. Его облачение было схоже с моим, мы выглядели как братья близнецы.
  - Здорово! Я думал, ты на корте кости разминаешь, - пошутил я.
  - Тоже самое я думал о тебе,- улыбнулся он. - Куда идешь?
  - Да вот хотел перекусить немного. Пошли со мной?
  Гильберт кивнул:
  - Только чур идем в Централ Парк в Salinas.
  - Ты уверен, что наш дресс-код прокатит?
  - Конечно, его владелец мой старый друг, - подмигнул Гильберт.
  - Тогда идем. Ты, кстати, неплохо выглядишь, старик.
  На мгновение тень печали пробежалась по его лицу, но он поспешно улыбнулся:
  - Я в порядке, правда.
  Мы быстро достигли Челси и прошли в ресторан.
  - Он похож на свадебный зал, - усмехнулся я. - Или мы пришли на церемонию?
  - О да, романтика и все такое. Это испанский ресторан, я забыл тебе сказать.
  - Вот как? Спасибо за ностальгию по моему бунгало.
  - Давай сядем на веранду - будем смотреть на звезды, - подтолкнул меня Гильберт к столику.
  - И пить чай?
  - Что ты! Мы будем поглощать молочного поросенка с айвой, - победоносно изрек он.
  - Мы что-то празднуем? - удивился я.
  - И да и нет. Мы готовимся к матчу.
  Едва ли я видел его таким радостно возбужденным. Я вспомнил о Хлое и ее визите к Гильберту в лондонском отеле, и на сердце неприятно заскребли кошки.
  - Послушай, почему ты не сказал, что остановился в том же отеле, что и я? -сразу пошел в атаку я, как только мы сели за столик.
  Гильберт непонимающе уставился на меня. Но подошедший официант прервал наш разговор. Записав наш заказ он почти испарился, тогда Гильберт спросил:
  - О чем ты говоришь? Я снял номер...
  - Я про Уимблдон, - поспешно перебил я своего друга.- Wyndham Grand London Chelsea Harbour, ведь ты там снял номер.
  Гильберт на какое-то мгновение пришел в замешательство, но быстро взяв в себя руки, придал своему лицу прежнее безмятежное выражение.
  - Этого не может быть, - соврал он, не мигнув глазом.
  - Зачем ты меня обманываешь? - не смог я скрыть горечи в своем голосе.
  Гильберт отвернулся и уставился в ночную панораму города. Официант принес наш заказ и собирался уже снова испариться, как Гильберт почти уже схватил его за рукав:
  - Две двойные порции виски.
  Глаза у юноши округлились, словно он хотел предупредить о завтрашнем матче, но он проглотил не вырвавшиеся слова и покорно кивнув, направился к бару.
  - Я снял там номер.
  Меня бросило в жар. Почти одними губами я спросил:
  - Почему ты ничего не сказал мне?
  - У меня было свидание, - наконец ответил Гильберт.- Я не хотел, чтобы нас видели вместе.
  - Но почему?
  - Ник, что с тобой? Почему тебя так волнует моя личная жизнь? Кажется, ты никогда особо не спрашивал, как у меня дела с Марлен.
  - Ты бы не стал делать тайны, будь это Марлен?
  Официант принес выпить. Гильберт ловко опрокинул полстакана и поморщившись ответил:
  - Это была не Марлен. И я не хотел, чтобы об этом узнали. Конечно, я сделал глупость, что зарегистрировался под своим именем. Кстати, как ты узнал о том, что я там был?
  На мгновение я растерялся, словно меня поймали с поличным.
  - Мне проговорился портье, - наконец нашелся я.
  - Черт! Я как-то не подумал. Ладно, старик, давай выпьем!
  - Не хочется, прости.
  - Ты злишься на меня? Ну подумаешь, какая-то девчонка. Или ты бдишь мою верность бывшей? - усмехнулся Гильберт и снова отпил виски.
  Мы погрузились в какое-то тягостное молчание, аппетит напрочь отбило, и чудесный поросенок лишь сиротливо красовался на столе. Я думал о Хлое, о ее прекрасных глазах, об алом шарфе, взмывавшем от легчайшего колебания воздуха ввысь. Я не мог понять, как можно было считать ее, такую изумительную и ошеломляющую, 'какой-то девчонкой'. Гильберт не мог понять, что со мной происходит, откуда во мне эта нервозность и замкнутость, поэтому спустя какое-то время он встал и, пожав мне руку, попрощался.
  Я допивал чай в одиночестве и думал о том, почему Гильберт так тщательно скрывал существование Хлои, намеренно ли принижал ее значимость или за этим таилось желание уберечь ее от чего-то? Впервые я узнавал о своем друге нечто такое, что напрочь не укладывалось в мое представление о нем. Смутная тень тайны впервые пролегла между нами спустя многие годы дружбы, от чего противно засосало под ложечкой. Я расплатился и отправился в отель, где завалился спать тяжелым сном.
  
  ***
  Шел третий сет финала, и я был на волоске проигрыша: счет в сете 5:6 и в текущем гейме больше у противника. Марко оставалось выиграть одну подачу, чтобы закрыть этот гейм и сет победой, и получить кубок US Open. Ноги меня не слушались, трибуны с моими болельщиками притихли. Я чувствовал себя раздавленным и смутно понимал, где я нахожусь. В ярусе моей команды я видел тренера и еще пару человек - здесь не было отца, не было матери, не было Валери. Фанаты Марко сотрясали воздух, и меня почти тошнило от давивших меня со всех сторон криков. Даже Адриано присмирел, лишь под нос бормотал проклятья. На потном лице Марко напротив я видел улыбку победителя. Еще немного, и он меня размажет по корту. Все эти дни Гильберт ни разу не позвонил, не отвечал на звонки и всячески старался меня избегать. Лишь в четвертьфинале я разгромил его в пух и прах со счетом ?:5 6:3 6:4. Никогда еще я не играл так агрессивно против него, словно пытаясь доказать ему свое превосходство. После матча мы подошли к сетке, и под ничего не понимающим взглядом Гильберта обменялись грубыми рукопожатиями.
  Марко уже принял позицию, чтобы сокрушить меня мощным эйсом, как мой взгляд случайно зацепился за трибуну за ним. Кроваво красный шарф заалел среди серой публики. Не могло быть никаких сомнений - это была она, пробиравшаяся к своему месту. Я поискал глазами Гильберта, но его нигде не было поблизости. 'Значит, она пришла одна', - радостно мелькнуло в моих мыслях. Раздался стук мяча, и я не успел опомниться, как принял подачу и, ловко подрезав, вернул мяч в другой конец корта противнику под самую сетку.
  Ровно!- крикнул судья.
  Мои трибуны вдруг загалдели, как проснувшиеся пчелы. Никто не ожидал, что я так ловко приму эту подачу.
  Я взял желтый мяч в руки и снова посмотрел туда, где алел шарф. Она смотрела, не двигаясь.
  Эйс! Больше!
  Я снова замахнулся ракеткой, и мяч попал в цель: эйс!
  Судья объявил, что счет сравнялся и объявил tie-break.
  Не понятно откуда-то взявшаяся сила разгромила Марко на тай-брейке, и я выиграл третий сет. Вопли с моим именем не прекращались, публика была заведена до предела, а я впервые с железной схваткой постепенно разбивал противника, используя весь свой арсенал приемов. Я чувствовал, что за мной есть что-то, что дает мне уверенность и волю к победе. Она должна увидеть этот кубок в моих руках, во что бы то ни стало. Остальные два сета я выиграл со счетом 6:4 6:2. Когда после победы мы с Марко подошли к сетке, он крепко пожал мне руку и совершенно искренне восхитился моей стойкости. Я обернулся - шквал аплодисментов в мою честь, Адриано вопил во все горло, что я представил себе, как на завтра он будет жаловаться на сорванный голос. Но ее не было. Я быстро перемахнул через корт и побежал к трибунам, где она сидела. Вокруг меня прокатилось эхо изумления, тысячи глаз в потрясении наблюдали за мной.
  - Вы не видели тут девушку в ярко красном шарфе? - спросил я запыхавшись у мужчины в серой ветровке.
  - Она ушла, - пролепетал он, не веря своему счастью. - А вы автограф дадите?
  - Потом,- бросил я и бросился по ряду к выходу. Я бежал что есть силы, не замечая усталости после матча. Но ее нигде не было. Я уже слышал, как за моей спиной на меня несется толпа с фотоаппаратами, воплями и в полном экстазе. Я выдохнул и обернулся с фальшивой улыбкой.
  - Вы бежите от победы? - сострил один журналист.
  - Нет, - покачал я головой. - Я бегу к победе.
  
  ***
  Адриано ворвался в раздевалку, когда я натягивал футболку после душа.
  - Bueno, usted es el diablo!(исп. - Ну ты и дьявол!) Что с тобой происходит? То ты еле шевелился, то вдруг разгромил в последнюю минуту!
  Я улыбнулся - это была высшая похвала с его стороны за все годы нашего сотрудничества. Но Адриано не унимался:
  - Куда тебя черти погнали после матча?
  - Мне показалось, что я увидел знакомого мне человека.
  - И полетел через все трибуны ради него?
  Я пожал плечами, так как не очень хотелось поднимать эту тему, и спросил:
  - Отец не звонил?
  Адриано отрицательно покачал головой и, сжав мое плечо, сказал:
  - Ладно, пошли, мальчик, тебе нужно забрать приз.
  Это было впервые. Впервые никто из моих родителей не позвонил, чтобы поздравить меня с победой и впервые Адриано назвал меня по-отечески 'мальчик'.
  - А Гильберт? Ты его не видел? - ухватился я за последнюю надежду.
  - Нет, увы.
  - Знаешь, я никуда не пойду. Пусть кубок отдадут Марко.
  - Да ты с катушек слетел! - округлились в ужасе глаза тренера.- Ты нормально себя чувствуешь? Может мне позвать врача?
  - Адриано, сегодня в секторе моей команды был только ты.
  - Ну и что?
  - Я даже не чувствую радости от победы, хоть она и далась мне тяжело.
  - Ты просто устал, - поспешил меня заверить Адриано.
  - Мне кажется, ты что-то не договариваешь.
  - Ник, ты должен успокоиться и пойти сейчас со мной на вручение кубка.
  - А зачем мне он? Что я буду с ним делать? Поставлю на полку рядом с остальными наградами, и он там будет пылиться, никому не нужный?
  - Чемпион никогда таких слов не говорит, - обиженно заметил Адриано.
  - А деньги? - продолжал рассуждать я, не обращая внимания на реплику тренера. - У меня их и так предостаточно, только что с ними делать?
  - Тебе нужен отдых. Отдохни до чемпионата в Мельбурне, съезди куда-нибудь, развейся. А в январе отхвати большой шлем!
  - Куда я поеду? - тупо спросил я. - Я и так постоянно езжу по миру. К тому же мне не с кем поехать...
  - А Гильберт?
  - Мы с ним в последний раз нехорошо расстались.
  - Из-за проигрыша? - удивился Адриано.
  - Нет, это было до того. Он явно показал мне, что не хочет общаться.
  Адриано в задумчивости присел возле меня на лаву. Его темные глаза на загорелом лице что-то лихорадочно обдумывали. Наконец он спросил:
  - Вы поссорились из-за человека, за которым ты как угорелый бежал после матча на трибуны?
  Мне не очень хотелось посвящать своего тренера в сердечные дела, поэтому я неопределенно ответил:
  - И да, и нет.
  - Ладно, малыш. Мой тебе совет. Не стоит из-за бабы терять лучшего друга.
  Я было открыл рот, чтобы возразить, но, вовремя спохватившись, закрыл его снова. Адриано сверлил меня своими маленькими черными глазками, словно хотел вытащить наружу все, что укрывалось глубоко внутри.
  - Я тебе скажу вот что, послушай, мальчик, старика. Когда-то одна шведка безжалостно разбила мое сердце. Мне было двадцать, я начинал подъем в теннисной карьере, но Бритта ловко одним взмахом руки сделала меня в один вечер законченным пропойцей, - Адриано встал и прошелся по раздевалке.
  - Я пил не понимая, где день, а где ночь. Так прошло два месяца. За это время я ни разу не взял ракетки в руки. Я лежал и страдал, пока другие ловко вышибали эйсы на корте и завоевывали титулы. Это была катастрофа, мальчик, понимаешь?
  Я понимающе кивнул.
  - А потом я, проходя мимо витрины магазина с очередной порцией пойла, увидел свое отражение. И мне это, caramba (исп.- черт возьми), не понравилось. Me veía como un vagabundo(исп. - Я был похож на бродягу). Это было так жалко и некрасиво, что я выкинул бутылки в ближайшую урну. Придя домой, я побрился, помылся, взял ракетку и пошел на корт.
  Адриано тяжело вздохнул:
  - Но я потерял много времени, чтобы добиться resultados brillantes (исп.- блестящих результатов).
  - Ты потом ее встретил?
  - Да, встретил.
  И, заметив мое выжидание, нехотя резюмировал:
  - Она успешно вышла замуж за моего лучшего друга. Вот так у меня не стало бабы и друга. Но в твоей истории ты сам виноват.
  - О чем ты? - удивился я.
  - Ну конечно же, о чем это я, - передразнил Адриано. - Ты сам мог бы лучше относиться к Валери.
  - Аа, - удивленно протянул я, не совсем понимая, почему Адриано говорит о ней.
  Адриано умолк, глядя куда-то прямо перед собой, словно картины прошлого восстали перед ним, как живые.
  - Gracias por su historia (исп. - Спасибо за твою историю). Ты прав. Я поеду в отпуск. Наберусь впечатлений и снова за дело, - к собственной неожиданности бодро сказал я.
  - Вот и отлично! - радостно очнулся Адриано. - А теперь пошли за твоим кубком. Это же тебе не что-то, а кубок Большого Шлема! Ты разгромил самого Марко Россини! Ну же! Только подумай!
  Я вяло улыбнулся, но мне стало тепло от того, что мой тренер меня подбадривал. Никогда еще я не видел его таким человечным и понимающим. Я молча натянул кепку на самые глаза и вышел вместе с Адриано принимать кубок US Open, который теперь был никому не нужен.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"