Их было всего одиннадцать - отважившихся отправиться на юг, за добычей, которую нельзя поймать сетью или выследить в лесу. Вожак по прозвищу Злой, после долгих споров получивший благословение жреца, отобрал сперва лучших воинов племени, а затем, уже из них - десять перешагнувших тридцатилетний рубеж, что само по себе было редкостью. Десяток покрытых шрамами двухметровых великанов, уже обзаведшихся потомством, презирающих боль, голод и холод, а главное - одинаково хорошо стрелявших, метавших тяжелые заточенные штыри и дравшихся в рукопашной, как с оружием, так и без. Скорее всего, никто из них не вернется к родному очагу. Но если все же им суждено выжить и добиться своего - племя переживет эту невиданно суровую зиму без серьезных потерь.
Без вожака и его отряда люди смогут продержаться лишь охотой на ослепших от постоянной пурги зверей - в пищу давно пошло даже волчье мясо, ранее не употребляемое северянами. На юге же, в древних, разрушающихся, но по-прежнему густонаселенных городах-гигантах, можно было добыть все: пищу, одежду, металл, батареи для старых переносных печек, масло для смазывания огнестрельного оружия, патроны и пленников, которые сначала доставят все награбленное в родные края своих новых хозяев, а затем истекут кровью у стоячего камня, посвященного суровому и безжалостному, непостижимому Богу. Быть может, тогда Он смягчится и уймет разбушевавшуюся Зиму?
Сейчас северяне мрачно сидели вокруг походного костра, кутаясь в шкуры и одежду, когда-то добытую в прежних набегах на юг, и опираясь на грубые мечи, каменные молоты, винтовки и ручные пулеметы. С трудом нашли они подходящее место для стоянки в продуваемых ледяным ветром пустошах, покрытых редкими невысокими холмами. Даже жалкие лачуги-полушалаши, в которых обитали люди их племени, были невообразимо уютными по сравнению с ночевкой в снежной пустыне. Но воины Злого не жаловались. Северяне вообще редко говорили друг с другом, даже с женами и детьми, обладая от природы даром схватывать чужую мысль на лету. Одни лишь жрецы могли позволить себе пространные речи, обращенные к Богу, знание о котором передавалось из поколения в поколение, не выходя за границы их касты. Ко второй касте, воинов-охотников, из которой общим решением избирался вожак, принадлежали все прочие мужчины и женщины племени. Рабов северяне не держали: всякий соплеменник, нарушивший неписанные законы сосуществования, равно как больной, слабый или трусливый, убивался на месте. Пленники с юга приносились в жертву Богу, пленники же из других северных племен либо отпускались за выкуп, либо становились братьями по оружию.
Когда из-за границы освещенного костром пространства доносился тоскливый волчий вой, и блики огня плясали в серых и голубых глазах воинов, казалось, что древние воспоминания о жизни предков возвращаются к новым варварам с белой кожей и светлыми волосами, что эпохи, канувшие в невообразимую даль былого, на самом деле и не прекращались никогда... Будто бы и не было никакой цивилизации, некогда охватившей весь мир и в конце концов пожравшей себя саму, будто бы белый человек никогда не жил в каменных домах, не пользовался плодами "научно-технического прогресса", не готовился к покорению космоса, а вечно скитался в ледяных просторах Севера с верным клинком в руке, мечтая принести своей женщине вражеский череп для ритуальной чаши...
-Говорят... Там, куда мы идем... Все когда-то принадлежало нашим предкам. - глухо, ни к кому не обращаясь, пробормотал воин по прозвищу Клык, завороженно глядя в огонь.
Злой кивнул, поправляя на коленях штурмовую автоматическую винтовку, военную добычу отца:
-Да, я слышал об этом от стариков. А потом пришли чужаки... - он замолчал, не зная, что добавить к сказанному. Прошлое его племени и самой его расы было неведомо никому, и никто из северян еще не сложил эпоса, призванного объяснить появление человечества и мира вокруг. Были только родные холодные пустоши, неведомый Бог строгих жрецов, было оружие, были враги, которых нужно было убивать, и соплеменники, которых требовалось защитить. С этим уже которое поколение северян рождалось, с этим они и умирали, как правило - на поле брани.
-Нас ждет хорошая добыча. - попытался поддержать разговор кто-то из воинов, неразличимый за пляской пламени. Из горла Злого вырвалось гневное рычание:
-Да! Потому что эти уроды охотятся на нас, и заставляют пленников работать на себя! Я говорил с воином, бежавшим из плена у цветных - и, клянусь, пусть лучше меня живьем разорвут на части, чем попасть в такую неволю! Во имя Бога! - тяжелый кулак рассек воздух, и воины одобрительно зашумели, поглаживая оружие. Пожалуй, самым сильным чувством их была ненависть к цветным - из-за иного образа жизни тех, несовместимого с кодексом чести северянина, из-за опасности, исходившей от рабовладельческих городов-государств юга, из-за смутного понимания того, что слабые, но многочисленные враги живут на землях предков.
Вскоре вокруг костра вновь воцарилось молчание, и только глаза новых варваров мрачно горели, словно отражая жажду справедливого насилия и крови чужаков.
Когда вдали появились обветшалые многоэтажки города цветных, Злой отдал приказ затаиться и ждать ночи. Разрушающиеся города-государства, созданные выжившими после позабытой катастрофы остатками прежнего населения, каким-то чудом сохраняли остатки старого социального устройства и даже некоторую производственную мощь. Улицы патрулировала городская стража, иногда даже располагавшая мобильной техникой, бесполезной вне города, где давно уже не было даже проселочных дорог. С ее помощью местная "аристократия" держала в подчинении бесчисленные орды обитателей разрушающихся каменных гигантов, принуждая чернокожих, желтокожих, смуглых и иногда даже белых горожан и захваченных на севере рабов трудиться на полях и остатках заводов. Восстанавливать ветхие здания, а уж тем более - строить новые, не представлялось возможным, но кое-как поддерживать самые важные линии электропередачи, производить самое необходимое и обороняться от соседей и варваров-северян у "аристократов" получалось. Чтобы обезопасить свое главенствующее положение, они запретили всем простым горожанам, за исключением стражников и профессиональных охотников за рабами, иметь огнестрельное оружие, да и вообще что-то серьезнее ножа, дубинки или короткого копья. С помощью этого нехитрого снаряжения, из-за лишнего куска хлеба или чего-то подобного, в глухих недрах городов-государств часто вспыхивала резня, но "аристократы" приказывали стражникам вмешаться лишь тогда, когда это угрожало их безопасности - количество собственных подданных казалось им таким огромным, что вопросами их дальнейшего прироста власть предержащие не озабочивались.
Злой понимал, что чем позже поднимется паника, вызванная их нападением, тем лучше. Периметр города, те места, где весной и летом располагались пахотные земли, сутки напролет патрулировали охотники за рабами - самые опасные воины на службе местной "аристократии", вооруженные лучшим огнестрельным оружием с хорошим запасом патронов. Северяне же просто не могли себе позволить тратить выстрелы попусту, потому и носили с собой по нескольку заточенных метровых штырей для метания, при удачном броске пробивавших жертву насквозь.
Разделившись по двое и трое, варвары осторожно поползли от укрытия к укрытию, принюхиваясь и высматривая опасность. Некоторое время Злой думал, что все обойдется без ранней крови, но невдалеке от темного прохода между крошащимися каменными стенами его взгляд выхватил фигуру огромного негра, черным пятном выделявшуюся в ночи. Это, несомненно, был охотник за рабами. Похоже, он заподозрил неладное, потому что неподвижно стоял, крепко сжимая автомат, и вслушивался в звуки ночи. Одет охотник за рабами был в их обычную "форму" - многослойную накидку со вшитыми металлическими пластинами, зачастую спасавшую хозяина не только от холодного оружия, но и от пуль. Северяне гордились такими трофеями, добытыми в бою, но сами никогда их не носили, презирая все, связанное с рабством.
Злой сделал двум ползущим позади спутникам знак замереть и, одной рукой тихо вытаскивая из-за спины метательный штырь, другой бросил в противоположную сторону небольшой камень. Хитрость сработала. Негр резко повернулся на звук, изданный упавшим камнем, и в следующее мгновение его череп был нанизан на штырь. Охотник за рабами привалился к стене и начал медленно оседать, но какой-то агонический импульс заставил его пальцы дрогнуть - и ночное безмолвие разорвала короткая очередь, по счастью не задевшая никого из северян. Раздумывать больше было некогда. Злой вскочил и ринулся в темноту заснеженных улиц, зная, что за ним следуют его воины. Ночь грабежа началась!
Как ни странно, жители города, и даже стража, ориентировались в нем гораздо хуже варваров, привыкших выживать в любой ситуации. Вооруженные до зубов охотники за рабами, стражники и согнанные им на помощь простые жители тщетно пытались загнать северян в угол, однако постоянно теряли их след. Усугублялось это также и тем, что сами варвары не только убивали на месте всех горожан, попадавшихся на пути, но еще и обладали потрясающей выносливостью, ведь теперь они тащили с собой, помимо оружия, еще и награбленное. К тому же ни стража, ни простые горожане не рвались умирать в бою, прекрасно понимая, что хаос ночного набега скоро закончится, и лишь охотники за рабами, для которых расправа с северянами была вопросом чести, не позволяли своим "соратникам" разбежаться по домам. Да и вести по огромному городу расходились слишком медленно, и большая часть его жителей даже не подозревала о происходящем, продолжая жить прежней жизнью.
В том, что произошло далее, виноваты были сами варвары, точнее - вожак. Понимая, что всего необходимого для жизни племени они на себе не унесут, Злой в минуту временного затишья разделил свой отряд. Шесть воинов должно было скрытно, вместе со всем уже награбленным, выбраться из города и с утра до утра ждать остальных в условленном месте. Пять оставшихся во главе с вожаком отправились захватывать пленников, которых потом можно было бы использовать как вьючную скотину.
Странный ритмичный звук они услышали издалека, а вскоре увидели и вспышки света, пробивающиеся сквозь окна двухэтажного вытянутого здания. Воины подкрались к стенам, заглянули в проемы, давно лишенные стекол... и обмерли. Им доводилось слышать об извращенных ритуалах и развлечениях цветных, но каждый из них в глубине своей примитивной души сомневался в истинности подобных рассказов.
Внутри здания толпилось невообразимое множество жителей города, почти поголовно раздетых и отвратительных в таком виде до ужаса. Под странный, неведомо откуда доносившийся ритм, сопровождаемый вспышками света, цветные плясали, катались по полу, совокуплялись, не разбирая пола, дрались и даже убивали друг друга, весело крича. Над всем этим скопищем уродов возвышался помост, на котором стояло грубое, не ведомо из чего изготовленное, подобие женщины с мигающими в такт ритму красными глазами, огромными свисающими грудями, но при этом - с мужским членом, длинным и тонким, изгибающимся кверху, из-под которого торчало что-то вроде щупалец. По сторонам от огромного идола висели на цепях вниз головами трупы белых невольников - иссеченные кнутом, со свисающими лоскутами кожи, причем у мужчин были отрезаны половые органы, а у женщин - груди. Прямо же перед ужасной статуей, на подобии алтаря, две черных фигуры насиловали еще живую белую женщину. Сначала варварам показалось, что над пленницей издеваются два мужчины, но затем разглядели, что одна из фигур насильников была женской, с кнутом в руке и искусственным членом, укрепленным на бедрах. Судя по пышному, но нелепому одеянию, это была жрица мерзкой богини, которой здесь поклонялись горожане.
Злой глухо рыкнул и направился к никем не охраняемой двери "святилища". За ним последовали четверо его спутников. Даже судьба родного племени, необходимость вернуться домой с богатыми трофеями, да что там - даже близость бесчисленных врагов, ищущих северян, не могли сдержать в их сердцах звериную ярость к убийцам и мучителям собратьев по расе, наложившуюся на отвращение к извращенному культу вырождающегося цветного сброда!
Одним ударом ноги вышибив жалкую дверцу "храма", вожак варваров выпустил в стонущую и вопящую темноту несколько очередей и ринулся вперед, забросив на спину винтовку и выхватив меч. Сейчас Злой хотел только убивать. Вместо холода зимней улицы его теперь окутало марево мерзкого запаха всевозможных человеческих выделений и болезненное тепло, идущее от копошащихся дегенератов. Где-то позади рубили ничего не понимающий сброд его воины, но вожак упорно рвался к мерзкой статуе на помосте.
Как оказалось, внутри вырожденческого "храма" охрана все же была, причем не какая-нибудь, а самые настоящие охотники за рабами. Вооруженные секирами на длинных древках, они, не обращая внимания на попадающих под удары горожан, яростно набросились на Злого. Понимая, что долго ему не продержаться, он сжал меч в правой руке, выхватил левой из-за спины последний оставшийся штырь и громко позвал на помощь соратников. Перед помостом вскоре разгорелась такая резня, что и охотники за рабами, и варвары начали путаться ногами в выпущенных кишках и скользить в лужах крови. Иногда гремели выстрелы, но по большей части они поражали только безоружный сброд, давящий друг друга в тщетных попытках выбраться из "храма", неожиданно превратившегося в поле брани.
Оставив заточенный штырь в животе какого-то врага, вожак варваров одним прыжком взлетел на помост и вцепился в горло черной жрицы. Та начала извиваться, с ужасом глядя на меч Злого и ожидая удара, но северянин не подарил ей благородной смерти. Он медленно задушил ее, предоставив возможность душе цветной извращенки унизительно покинуть тело через задний проход. Белая пленница, над которой издевались эти чудовища, была жива - ее глаза, в которых застыл безмолвный крик, смотрели на Злого. Не раздумывая, вожак снес ей голову - смерть это лучший удел для белой женщины, познавшей цветного. Затем он повернулся к мерзкой статуе, возвышавшейся над ним на добрый метр, и, не раздумывая, всадил ей в живот меч на всю длину лезвия. Раздался треск, запахло горелым, и глаза идола потухли, однако удар тока помешал Злому увидеть это. Разжав руки на рукояти меча, вожак рухнул с помоста в самую гущу боя, потеряв сознание.
Четыре великана-северянина все же чудом смогли перебить всю охрану "храма", но здание уже было окружено стянутыми по тревоге отрядами стражников и охотников за рабами. Какое-то время варвары отстреливались, но затем были попросту смяты превосходящим числом врагов и изрублены на куски. Немедленно, как по команде, цветные, находившиеся в "храме", рухнули на колени, прося Великую Мать простить их, не отстоявших ее святости. Кое-кто даже оскопил сам себя в порыве религиозного ужаса, как это было заведено у причастных к городскому культу. Теперь потухшие глаза пронзенного идола созерцали ровные ряды коленопреклоненных фигур на залитом кровью и заваленном трупами полу...
Должно быть, Злому лучше было бы вообще не приходить в себя, или разделить участь павших в бою соратников. Открыв глаза, он обнаружил себя прикованным за руки и ноги к алтарю все в том же "храме", поднятому так, чтобы все присутствующие могли видеть нагую фигуру пленника. Место убитой вожаком темнокожей жрицы занял старый, морщинистый монголоид, сжимавший в трясущейся, но еще крепкой руке хлыст. Снова бесились под свой дикий ритм горожане под помостом, снова вспыхивал и гас в такт этому ритму свет. Первый удар хлыста обжог тело Злого, и он, вновь закрыв глаза, в безумном исступлении зашептал, уже не обращая внимания на новые и новые удары:
-Бог! Жрецы говорили, что ты всемогущ... что ты все видишь... Почему ты терпишь это? Почему!! Ответь!!! - вдруг заорал вожак, подняв лицо к потолку и заставив старого жреца-палача испуганно отскочить в сторону - Покарай их, Бог! Они должны умереть!! Они не имеют!.. Права!.. Жить!!!
Словно в болезненном бреду, Злой почувствовал, как разлучается с истерзанным телом и воспаряет вверх, сквозь крышу "храма", выше, еще выше, так, что может охватить взглядом все пустоши родного севера. Он видел, как словно в ответ на его вопли, варварские племена белокожих воинов и воительниц снимаются с насиженных мест и движутся на юг, сливаясь воедино, забывая прежние распри... Происходило ли это сейчас, было ли это воспоминанием о походах далеких предков или безумным видением грядущего, вожак не знал, как не знал он, что там, внизу, жертвенные ножи уже вовсю кромсают его бездыханное тело.
Однако Сила вновь, как и всегда, шла с Севера. Сила, уничтожающая неполноценных, созидающая великие Империи, основанные на господстве высших над низшими, и заставляющая своих носителей в очередной раз поверить: то величие, которое рождается под ударами их клинков - навсегда.