Аннотация: Много тысяч лет назад борьба с маленьким царством Урарту подорвала силы великой Ассирийской Империи. Если бы этого не произошло, то вряд ли расцвела и цивилизация Эллады, лежащая в основе современной белой Европы.
"Нам верность и подвиги снятся во сне.
Зови их на землю, зови!
Ведь каждая песня о вечной войне
лишь песня о вечной любви.
И с радостью мы растворимся в пыли
за рощи в туманной дали,
за белые села, где жить не смогли,
за город, где жить не смогли.
Тоска о незримом сжигает меня,
и солнце глядит свысока,
есть каста бойцов, и стальная броня
для них, словно нежность, легка.
Ты, как об огне, вспоминай обо мне
и звезды доступные рви.
А каждая песня о вечной войне
лишь песня о вечной любви".
М. Струкова
"Древние империи рушатся, темнокожие народы
вымирают, и даже демоны древности испускают
последний вздох, но выше их всех стоит арийский варвар,
с белой кожей, с холодными глазами, повелевающий,
непревзойденный воитель Земли".
Роберт Говард, "Крылья в ночи"
Пролог
О Идиглат и Буранун, Тигр и Евфрат, омывавшие колыбель цивилизации! Воистину, время не ведает жалости, а память людская коротка...
Жемчужиной древности была Страна Черноголовых, Великий Шумер, отделивший себя от степных дикарей, защитивший свои святыни и свое богатство крепкими стенами городов, но где сейчас грозное величие Ура, слава Урука и богатые урожаи Лагаша? Где потомки их жителей, их полководцев-лугалей и жрецов-энов, или хотя бы крестьян, надрывавшихся в полях за стенами цитаделей в непосильном труде длиною в жизнь?.. Их нет, и те, в ком течет кровь черноголовых, не ведают своих далеких предков.
А где могущество Аккада и Вавилона, поднятых из небытия богоборцем Саргоном и укрепленных железным Хаммурапи? Какое нынешнее распутство, какая страсть сравнится с жаждой удовольствия, царствовавшей там? Улицы мертвых столиц Ойкумены помнят бесчисленное множество блудниц, отдававшихся во имя Иштар, а в пустых дворцах еще гуляют эхо пиров и сладострастные стоны немыслимых оргий, разыгрывавшихся в тени висячих садов Шамму-Раммат. Разврат и тирания перетекали друг в друга, и друг друга рождали. Не случайно вырвать из их объятий великого Гильгамеша смог лишь равный ему Энкиду, бесхитростный сын Природы! Но и история о дружбе двух героев ушла в прошлое, вслед за тиранией и развратом, Нимродом и Навуходоносором... Эрешкигаль, богиня смерти, восторжествовала, чтобы исчезнуть в забвении вслед за верившими в нее.
А что было и что осталось на северо-западе Месопотамии, там, где заканчиваются плодородные земли, но еще не начинается берег Леванта - земли торговцев, незримо связующих Азию, Европу и Африку? Помнит ли сама земля, пустынная и сонная, как дрожала от поступи бесчисленных фаланг копьеносцев, от грохота колес и копыт, от рева труб и многоголосого крика: "АШ-ШУР! АШ-ШУР! АШ-ШУР!" Помнит ли земля, как принимала в себя разноплеменную кровь, как валились на нее убитые, а по ним непреклонно, навстречу смерти, наступали новые и новые полчища, скованные железной дисциплиной, предпочитавшие быструю смерть в бою мучительной казни по воле полководца, а за ними маячили копья знатных конников, протыкавших ими и своих - бегущих, и чужих - сражающихся. О великих избиениях, о тысячах, посаженных на колья и сваренных в котлах, повешенных за ребро и заживо лишенных кожи, о гибели целых народов рассказывают барельефы Ашшура, Ниневии, Арбелы, Нимруда, Хорсабада... И еще они говорят о царях-воинах, о грубых палачах на троне, голыми руками разрывающих пасть львам и давящих колесницами бегущих людей. Страсть дикарей, хищная жадность грабителей читается в чертах каменных царей, хотя и правили они всеми древними культурными народами от дельты Нила до Таврийских гор, от Леванта до Месопотамии, от пустынь северной Аравии до предгорий Кавказа. Они умели лишь разрушать. И любили лишь разрушать, хотя скрывали это от самих себя под верой в Богов и заботой о многоплеменной, невиданной прежде Империи... И подданные их - темнокожие нубийцы, хамиты Дельты с миндалевидным разрезом глаз, чувственные, утонченные семиты Леванта и Сирии, вырождающиеся черноголовые шумеры, даже дикие наездники на верблюдах из пустыни и угрюмые горцы-хурриты - покорно несли гнет свирепых царей, отдавая им плоды своего труда, своих детей, а то и самих себя, ведь разгневанный неповиновением царь и так мог взять, что пожелает. Так тянулись дни, месяцы, годы. Годы переходили в века.
Но иногда...
Иногда здесь появлялись совсем другие люди.
Они приходили с севера, через горы, или с северо-востока, из полупустынь. Их кожа была молочно-белой, глаза - серыми или голубыми, а волосы - светлыми. Рослые, мускулистые, сильные и отважные великаны были приветливы с друзьями, но непримиримы с врагами и никогда не прощали предательства. Местным жителям, которым довелось провести ночь у походных костров, пришельцы рассказывали о Всеотце, некогда воплотившемся в Богов, в людей и во все, что только существует, и о суровом Боге Грома и Войны, любящем доблесть, радующемся славной смерти своих почитателей. "Но разве смерть может быть славной?" - удивленно спрашивали низкорослые земледельцы и пастухи Месопотамии, и тогда глаза белокожих чужаков начинали сверкать, а огромные кулаки сжимались на рукоятях титанических топоров. И потом, когда войска великих царей и знаменитых полководцев во всем своем неисчислимом множестве накатывались на пришельцев-северян, разгневанные великаны одним ударом разносили тяжелые щиты фалангитов в щепки, голыми руками переворачивали колесницы, вытряхивая из них увешанную золотом знать, пробивали копьями по нескольку человек за раз. И города склонялись перед ними, прося править покорными толпами по праву победителей.
Они, все еще видевшие во снах снега и льды дальнего Севера, некогда покинутые предками, бесхитростными варварами входили в чад рабства, зависти и разврата, и яд проникал в кровь победителей, разбавленную смешением со слабыми, но хитрыми и расчетливыми расами востока. Так пало грозное царство Митанни, на руинах которого поднялась Ассирия. Солнечный Асура стал кровавым Ашшуром. И тогда, вновь дорвавшись до власти, побежденные начали мстить победителям. Ненависть к белым и свободным пылала в сердцах вчерашних рабов, назвавшихся царями. Обманом заставляли они белокожих и голубоглазых хеттов, скифов, кимров, арцавов и персов воевать друг с другом, а затем накатывались сплошной волной перемешанных народов, давя непокорных потомков северян числом. Кулак Ашшура был на их знамени, и Ашшур требовал крови.
И белые, переставшие быть белыми, ослабевшие от сытой и счастливой жизни, бросали оружие или даже и вовсе не поднимали его, закрывая глаза на неизбежность гибели. Кто-то признавал себя рабом всемогущих царей Ассирии, кто-то искал спасения в вере и тщетно взывал к Богам, а кто-то уходил в никуда - через горы, на север, прислушавшись к смутным преданиям о стране прадедов, где живут лишь белые и царит равенство...
Но были и другие белые.
I. Вестник рабства
"Ассирияне шли, как на стадо волки..."
Д. Г. Байрон
В то утро Намра как раз начал упражняться во владении мечом, как делал во внутреннем дворике дома своего отца почти ежедневно вот уже шестнадцать из двадцати лет своей жизни. Длинное лезвие, совсем не похожее на короткие клинки южных народов, сверкало в лучах солнца. В воздухе все еще чувствовалась утренняя прохлада, приятная для вспотевшего полуобнаженного Намры, но зной был близок - через какой-нибудь час будет так жарко, что из дома нельзя будет выйти с непокрытой головой. Но зачем думать об этом сейчас?
Намра сделал выпад острием меча, словно протыкая кого-то, и немедленно резко развернулся, нанося удар находящемуся позади "противнику". В дверях внутреннего дворика показалась молодая рабыня матери, несшая кувшин воды - видимо она решила сократить путь до комнат хозяйки. Как и большинство рабов в Урарту, она принадлежала к гурам, некогда завоеванным предками урартов, пришедшими из далекой Айраватты. Намра поморщился, вспомнив, что некоторые его соплеменники совсем потеряли стыд и сожительствуют с невольницами - ему всегда казались отвратительными гурские карие глаза, черные прямые волосы, выступающие лбы и длинные носы. Жестом он приказал рабыне подойти и с наслаждением припал губами к горлышку кувшина с холодной водой. В этот самый миг в ясном безоблачном небе раскатисто грянул гром. Не успел Намра удивиться этому, как, словно в ответ на удар молота громовержца-Тешуба, окрестности огласил чистый голос рога.
"Отец вернулся!"
Намра убрал меч в ножны и как был, босой и обнаженный по пояс, поспешил к дороге, где уже толпились домочадцы. Наконец-то! Отец возвращается из Ассирии! А ведь многие думали, что грозный владыка южной империи замышляет погубить посольство урартов вместе с возглавлявшим его царем Сардури! Неужели - мир?.. Впрочем, Намра не мог искренне радоваться этому. Умом он понимал, что долгое противостояние с Ассирией разоряет и обескровливает его народ, но сердце его, сердце наследника славы поколений знатных воинов, не желало мириться с многовековым противником, принесшим столько горя Урарту. Впрочем, все уже свершилось. Ему тоже найдется, о чем рассказать отцу - вот хотя бы о недавнем набеге касков, который был отбит им с небольшим числом оставленных отцом охранников и ополчением гуров! Этот шрам на плече Намра заработал именно там.
Эти хаотичные мысли были прерваны новым раскатом грома. Когда отец, ехавший во главе своего отряда, осадил коня и спрыгнул на землю, небо оказалось затянуто черными тучами, поднялся холодный ветер и начался мелкий дождь. Отец, Гарма, глава рода Аршвинов, обнял и поцеловал жену, затем - двух дочерей, а потом остановился перед Намрой и хлопнул его по плечу, не рассеченному шрамом:
-Ну, здравствуй, сын! Что, обзавелся мужским украшением? Давно пора! - затем обернулся к все еще сидящим верхом спутникам и нетерпеливым жестом приказал им спешиваться. Намра отметил, что отец чем-то опечален. Гарма между тем вновь повернулся к сыну. - Ладно, пойдем внутрь, в дом. Не годится на улице о важных вещах говорить...
К предполагаемому возвращению главы рода был подготовлен обед, достойный знатной семьи. Столы буквально ломились от самых разных блюд, но и Гарма, и сопровождавшие его в путешествии воины ели неохотно, косясь друг на друга. В трапезной повисло тягостное ожидание неизбежного потрясения.
Наконец, Гарма поднялся и кивком подозвал сына. Вместе они вышли из трапезной, прошли через внутренний дворик, и по каменной лесенке поднялись на внешнюю стену, превращавшую дом знатного урарта фактически в маленькую крепость. Отец положил руки на каменный зубец и какое-то время стоял молча, глядя вдаль. Дождь к тому времени прекратился, но черные облака все так же нависали над землей, и молот Тешуба ухал вдали. Намра решил начать трудный разговор первым.
-Война, отец?..
-Мир. - почти прошептал Гарма, а потом вдруг резко повернулся к сыну и выдавил сквозь сжатые зубы: Такой же мир, какой мы заключили с ассириянами после разгрома царя Русы! Нас снова поставили на колени, сын! Будь они прокляты...
-Но...
-Слушай, и не перебивай. Это было неизбежно. Ассирияне поставили на колени весь мир - неужели они станут терпеть нашу свободу? Царь Сардури надеялся, что они увязнут в войнах со скифами... Но когда мы приехали в Ашшур, то узнали, что скифы заключили союз с ассириянами! Мы между молотом и наковальней, сын. Когда их царь как бы между прочим намекнул, что лучше урартам стать "друзьями" его Империи, мы не имели права отказать. Они в любом случае будут здесь, ведь им нужны наша медь и железо, да и наших кузнецов они ценят с давних времен. Уж лучше покориться мирно.
-Значит...
-Да. Скоро ассирияне придут сюда, чтобы защищать Урарту от каскских набегов. Хотя я думаю, что они просто готовятся к войне со скифами - их союз не продлится долго. И еще каждый глава урартского рода должен отдать свою старшую дочь за ассириянина или сделать так, чтобы его старший сын женился на ассириянке.
Глаза Намры сверкнули гневом и презрением, и он хотел сказать, что этого не будет никогда... Но неожиданная мысль поразила его, словно молнией, и он выдохнул:
-И Иншарри тоже?..
Гарма мрачно кивнул:
-Придется тебе распрощаться с невестой. Она ведь тоже старшая у своего отца. Вы были бы хорошей парой... Но мы должны повиноваться ассириянам.
-Отец! - Намра сжал кулаки до боли - Как вы опустились до такого? Ассирияне и сейчас, после поражения Русы, боятся нас, они не могут забыть, как мы побеждали их бесчисленные армии... Они никогда бы не пришли сюда, если бы вы не убедили их в нашей слабости! Что вы наделали!..
-Мы истощены войной, сын. У нас нет никаких шансов на победу.
-Тогда лучше смерть!
-Ты молод, сын. У тебя нет ответственности перед родом.
-А ты сделал нас рабами из ответственности?..
-Я не хотел, чтобы мой род вырезали каратели из Ашшура.
-Если бы мы дрались так, как в былые времена, они никогда бы не смогли этого сделать!
Гарма вдруг положил ладонь на здоровое плечо сына и стиснул его. Лицо главы рода было бледным, а глаза лихорадочно блестели:
-Мальчишка! Ты знаешь только сказки о прошлом, в которых один только вымысел. Ты не был со мною в Ассирии. Ты не видел ИХ... им нет числа. Они обучены действовать, как пальцы одной руки, бить, как единый кулак. И если начнется новая война, вместе с ними на нас пойдут все покоренные ими народы, а теперь еще и скифы! Если бы они пришли сюда с войной - что бы мы делали?
-Мы бы защищались. А если бы не удалось победить в открытом бою, мы ушли бы в леса и горы, и мстили бы оттуда!
-У царя ассириян столько людей, что он мог бы за день прочесать все леса и горы Урарту!
-Тогда лучше и в самом деле погибнуть! Но только не быть рабами...
Намра сбросил отцовскую руку с плеча и сбежал по лестнице со стены. До него долетел голос Гармы:
-Ты бы хотел, чтобы они сожгли наш дом? Изнасиловали твоих сестер?.. - но молодой урарт уже ничего не отвечал. Вбежав в трапезную, где все еще сидели воины и домочадцы в ожидании главы рода, Намра закричал:
-Измена! Посольство Сардури продало нас ассириянам! - от избытка чувств у него перехватило дыхание.
Все взгляды обратились к юноше, и тогда он продолжил, не обращая внимания на появившегося позади отца:
-Теперь ассирияне считают нас рабами и идут сюда, чтобы отнять у нас все, доставшееся нам по праву рождения, от предков! Мой собственный отец согласился отдать мою невесту врагам в качестве выкупа - а что, если ассирияне потребуют всех наших женщин? Мы тоже смиримся с этим? Но тогда мы, да покарает меня Тешуб, ни чем не отличаемся от гуров! Я не собираюсь быть рабом цветных ублюдков с юга! Кто из вас готов драться за свою свободу?! Ну?!.
-Ты мне больше не сын. - спокойно сказал стоявший позади юноши Гарма. - За то, что ты разжигаешь древнюю вражду, тебя следовало бы сбросить в ущелье, как нерадивого гура. Но я... не сделаю этого. Если решил покинуть мой дом - уходи немедленно.
За Намрой последовало двенадцать из тридцати воинов отца. Впрочем, на следующий день их догонят два десятка гуров, попросивших не бросать их на милость ассириян. Но юноша не мог предвидеть этого - сейчас он и его спутники просто ехали навстречу неизвестности в почти ночном мраке, созданном черными тучами, заслонившими солнце.
Юноша не мог слышать, как прошептал смотрящий ему след с внешней стены отец:
-Да покровительствует тебе Тешуб, молодой барс.
II. Невеста полководца
Когда-то, очень давно, когда еще основным занятием урартов была война, их женщины сражались на поле брани рядом с мужчинами, совсем как у скифов. Видимо, белокурая красавица Иншарри из рода Гидаш опоздала родиться на несколько столетий: овладев, по настоянию родителей, всеми обычными женскими ремеслами, она также умела скакать верхом, метать ножи, стрелять из короткого охотничьего лука и даже владеть длинным урартским мечом. И уж конечно, она не собиралась ложиться под наглого, похотливого ассириянина, как того потребовал от нее вернувшийся с посольством отец!
Сейчас Иншарри ожесточенно отбивалась клинком от двух стражников отца. Ей помогало то, что преследовавшие ее от самого дома воины не собирались, разумеется, убивать дочь военачальника, и стремились лишь обезоружить ее. Из-за падения с раненого стрелой коня вся одежда Иншарри была в пыли и разорвана до того, что почти не скрывала ни стройных белых ног девушки, ни полной груди, колебавшейся в такт ее движениям. Преследователи всячески пытались окружить ее, но Иншарри раз за разом избегала их нападений. В тайне она решила, что когда совсем выдохнется, то бросится навстречу мечу одного из противников - с ассириянином ей жизни все равно не видать, а невольного убийцу дочери отец наверняка подвергнет жестокой казни.
Топот копыт, донесшийся со стороны близкой дороги, заставил сражающихся опустить оружие и повернуться в ту сторону. К ним приближались всадники-урарты, более десятка человек, в полном боевом облачении и с обнаженными клинками в руках. Преследователи очнулись первыми, и прежде, чем Иншарра повернулась к ним, один из воинов ее отца быстрым ударом выбил меч из руки девушки.
-Попалась! - ощерился он ртом, в котором не доставало едва не половины зубов, но тут всадник, скакавший впереди остальных, осадил коня рядом с ним и приставил острие клинка к горлу воина:
-Не трогай ее! Что вам нужно от Иншарры?
Хотя девушка не видела за забралом шлема лица всадника, голос показался ей знакомым. Однако ее противник был более догадлив. Сделав знак своему встревоженному соратнику опустить оружие, он ухмыльнулся:
-В чем дело, Намра Аршвин? Твой отец еще не рассказал тебе о воле царя ассириян?
-У меня больше нет отца. Убирайтесь! Оба.
Преследователь Иншарры, словно не услышав этих слов, спокойно попытался отвести руку Намры, сжимавшую меч, от своего горла:
-Не делай глупостей, юный предводитель. Из-за неповиновения одного кара может пасть на всех нас.
Намра побледнел. Только сейчас до него дошло, что у говорившего с ним воина карие глаза и черные волосы. А значит...
-Гур! Полукровка! - вскричал юноша, и прежде, чем кто-то смог остановить его, выбросил руку вперед, проткнув клинком горло собеседника. Оставшийся в живых преследователь Иншарры заозирался, собираясь не то броситься на Намру, не то бежать прочь. Однако с ним расправилась сама девушка, к тому времени успевшая поднять свой меч. Истошно закричав, она нанесла такой колющий удар противнику, что острие ее клинка вышло у того из спины. Спустя мгновение, труп отцовского стражника мешком рухнул к ногам тяжело дышащей Иншарры.
Намра снял шлем, тряхнул головой, вытер со лба пот и улыбнулся невесте:
-Ну что? Теперь мы, похоже, связаны чужой кровью, любимая?
Но Иншарра не разделяла его веселости. Нисколько не стесняясь собственной полунаготы перед всадниками, она оперлась на меч и сказала:
-Возьми меня с собой, Намра. Дай мне коня и доспехи. Я не прощу обращения с собой, как с какой-нибудь женщиной гуров!
-Ну, возьми себе коня одного из этих, убитых. Доспехов лишних у меня нет, так что придется тебе потерпеть несколько часов.
Девушка недоверчиво и непонимающе взглянула в лицо жениху:
-А что произойдет через несколько часов?
-Да так. Собираюсь нанести визит твоему отцу. Думаю, быстро мы там не управимся.
Разумеется, на подступах к имению главы рода Гидаш их ждали. Расторопные гуры, работавшие на полях и в виноградниках округи, поторопились известить хозяина о приближении полутора десятка всадников, сопровождаемых несколькими десятками ополченцев. Отец Иншарры, Ларра, не стал торопиться и раздавать оружие своим рабам, так что отряд Намры он встретил только с тридцатью пятью всадниками.
-Что тебе нужно здесь, юноша? - холодно поинтересовался он, когда нежданные гости приблизились, но Намра словно и не заметил его.
-Воины! - закричал он, обращаясь к отряду Ларры - Почему вы не вступились за свою молодую госпожу?! Я знаю, почему. Потому же, почему вы не стали драться за свою свободу, проданную ассириянам! Вы привыкли слушать царя и знать, а не голос Чести! Так что, вы так и будете ждать, когда нашей страной завладеют чужаки с юга? Или все же поступите, как свободные люди, как мужчины?!.
-Эй ты, говорун! - очнулся Ларра - Ты не встретил по пути мою дочь? Или двух воинов, которые ищут ее?
-Да, я встретил свою невесту. - Намра выделил последнее слово голосом - А что до твоих воинов, так они оскорбили ее, и получили то, чего заслуживали. - с этими словами юноша отцепил от седла небольшой мешок и вытряхнул на землю две отрубленные головы. Ларра выхватил меч и попытался ударить им Намру, но юноша перехватил руку отца Иншарры и легко сбросил его с седла в пыль. Все это произошло так быстро, что воины Лары не успели отреагировать, и так и остались сидеть в седлах, как истуканы, зачарованные увиденным и услышанным.
-Смерть щенку! - раздался неуверенный голос из их рядов, но никто не поддержал этот призыв. Тогда Намра снова заговорил:
-Кто знает, через сколько тут будут ассирияне?
-Самое большее - через три дня! - простонал с земли Ларра - И тогда-то ты ответишь за это оскорбление!
-Вы слышали, урарты? - обратился Намра к всадникам напротив - Ваши предки были свободными. И вы тоже свободны... Самое большее - три дня!
К юноше подъехал один из воинов Ларры, старый ветеран со шрамом, тянувшимся через все лицо. Он, стараясь не смотреть на бывшего предводителя, положил ладонь на рукоять меча, и сказал:
-Веди нас, молодой господин. Мы еще никому не сдавались без боя. - затем обернулся и крикнул - Что, ребята, не так, что ли?
Ответом ему был единодушный рев трех с небольшим десятков глоток и лязг оружия. Воины Ларры оказались настоящими урартами. Все до единого.
Когда отряд Намры покидал имение Ларры, глава рода Гидаш выполз на коленях на дорогу и, смотря на дочь, ехавшую рядом с юнцом, отнявшим у него все, что только было, закричал:
-Глупцы! Безумцы! Мы все и так стояли одной ногой в могиле! Мы хотели мира и покоя! Мы хотели, чтобы наша земля отдохнула от войн! И теперь вы ничего не измените - ассирияне вот-вот придут! И они уничтожат всех, кто не покорится! Вы погубили Урарту! Будьте вы все прокляты! Проклинаю тебя, Намра Аршвин! И твою подстилку тоже! Горе мне! Горе Урарту!..
III. Легенда об Айраватте
К святилищу в Куркишше Намра прискакал в одиночестве, не желая раньше времени выдавать ассирийским соглядатаям местонахождение своего растущего войска, перемещение которого в сторону знаменитой святыни Урарту никак не могло остаться незамеченным. Жрецы Куркишша были отшельниками, живущими собственным трудом, и принимали лишь те подношения, которые не сопровождались просьбами "задобрить Богов". Этот странный обычай остался с далеких времен, когда урарты еще только пришли в эти края. Собственно, местные священнослужители и не были обязаны решать мелкие бытовые трудности обычных людей - они говорили с богами о судьбах всей державы и от имени высших сил давали советы царям. Сами титанические очертания храма, сложенного из неровных глыб камня и возвышающегося над долиной на вершине горы, предупреждали: здесь не место преходящему. Здесь думают лишь о великом и вечном...
Юноша спешился у полуразвалившихся ступеней, поднимавшихся к храму, привязал коня к чахлому деревцу и продолжил путь. На вершине, у входа в святилище, его уже ждал верховный жрец в сопровождении двух жрецов-прислужников. Говорящие с богами были облачены в одинаковые белые хламиды, и старший отличался от младших лишь посохом, навершие которого было сделано в виде молота Тешуба. Намра немного наклонил голову, выказывая уважение к годам и мудрости встречающего. Верховный жрец благословил юношу, быстро начертив над ним в воздухе какой-то символ, и лишь после этого спросил:
-Кто ты? Что привело тебя сюда... в такую нелегкую пору?
-Я Намра, из рода Аршвинов. А что привело... Прости мою дерзость, о многомудрый, но что если я пришел просить у тебя штандарт Воли Тешуба?
Один из прислужников не сдержался и не то возмущенно, не то удивленно хмыкнул. Однако верховный жрец лишь внимательнее пригляделся к собеседнику и ответил:
-Что ж, это значит, что ты собираешься воевать. Однако не так давно - тут жрец невесело усмехнулся - сюда явился вестовой царя Сардури и заявил, что наступило время великого мира, и нас будет охранять от всех врагов армия Ассирии.
-Это не мир! Это рабство. - решительно сказал Намра и едва не попятился, таким неземным могуществом вдруг дохнуло из-за спины жреца, из темных врат храма, где перед изваянием сурового Тешуба хранятся военные трофеи, захваченные за все века существования Урарту. В полутьме, по углам святилища толпятся мелкие боги и богини гуров со своими нелепыми именами - Шавушка, Ханнаханна - словно бедные родственники на пиру вельможи. А над ними, ярко озаряемый неугасимым пламенем, которое поддерживают жрецы, возвышается сжимающий молот Громовержец, победитель змея Иллуянки - тот, кто сильнее всех богов и смертных, вместе взятых! Если, как видно, сам Бог Войны отвернулся от своего народа, позволив трусливому царю покориться давним врагам, то что может изменить смертный?
-Значит, ты готов пойти против воли царя? - вернул Намру к реальности голос верховного жреца.
-Да. И не только я один.
-Не только?.. - брови жреца поползли вверх. Юноша понимал, что не должен рассказывать об этом, но слова сами собой срывались с его губ:
-На мою сторону встало около трех сотен всадников из числа знати и около двух тысяч гуров-ополченцев. Кроме того, моя... жена Иншарра собрала сотню женщин, которые умеют обращаться с оружием, правда, далеко не все из них умеют сражаться верхом... И этого слишком мало, чтобы противостоять ассириянам.
-И штандарт Воли нужен тебе, чтобы привлечь на свою сторону всех урартов?
-Да. Или хотя бы вдохновить тех, кто сейчас уже со мной. Если бы Громовержец был за нас...
-Он за вас. За это готов поручиться один старик, который не слишком любит темнокожих чужаков. Собственно, ты видишь его перед собою.
Жрец указал на тропинку, ведущую вдоль стены храма и исчезающую за поворотом:
-Думаю, лучше нам поговорить обо всем этом в моем жилище. А о твоем коне позаботятся мои помощники.
В отличии от подавляющего своей древностью и грандиозностью храма, местность вокруг хижины верховного жреца была полна мира и спокойствия. Здесь хотелось любоваться закатом, слушать пение птиц, шелест листьев и журчание близкого ручья, размышлять о вечных тайнах бытия... и позабыть о надвигающейся войне. Намра и старый мудрец уселись друг напротив друга. В руках жреца появился кожаный мешочек, в котором что-то шуршало при встряхивании. Он протянул его гостю:
-Это древесные таблички со знаками Богов. Достань три из них и разложи перед собою слева направо.
Намра мысленно попросил Тешуба о помощи и исполнил просьбу старика. Тот краткое время разглядывал загадочные символы, выцарапанные на пластинках из дуба или кедра, касаясь их пальцами, а затем задумчиво произнес:
-Этот первый знак посвящен самому Тешубу - война... Но это ясно и без гаданий. Этот же знак обозначает противника Громовержца, Иллуянку, стремящегося вниз, и я не могу истолковать его иначе, как смерть. - жрец испытующе посмотрел на собеседника, но на лице Намры не дрогнул ни один мускул, и старик продолжил - А это... странно... Это - Солнечное Колесо Айраватты, Швастияста, но что оно означает здесь? Победу... после смерти? После поражения?.. Странно, Намра. Странно... Но ты видишь, что Боги благоволят твоей решимости. Я дам тебе Штандарт Воли. Пусть духи наших предков, пришедших из Айраватты, пребудут с тобой!
-Многомудрый! - осмелился перебить священнослужителя Намра - Расскажи мне об Айраватте. Ведь если верить старым сказаниям, наши праотцы были полубогами, не знавшими поражений, а теперь...
-Я понимаю тебя. - кивнул старик - Не так-то просто поверить в величие предков-варваров, если ты, живя в роскоши, ничтожен. Я расскажу тебе о прошлом. Ты должен знать, за что сражаешься.
-Я и так знаю - за наш народ!
-Конечно. Но это не вся правда. Ты не задумывался, почему ассирийцы ненавидят нас, а мы - ассирийцев? Почему у нас такие разные обычаи?
-Так было всегда.
-Нет. Потому что было время, когда не существовало ни Урарту, ни Ассирии. В этих землях жили иные народы - и гуры, ныне покорные нам, лишь один из них. Они возделывали поля, ловили рыбу, охотились и пасли скот, как и мы, они точно так же воевали и любили своих близких, но глаза их душ были слепы. Они не знали, для чего живут, и потому были скованы страхом будущего. Этот страх заставлял их поклоняться тому, кого они знали под именем Творца, и служить тем, кто говорил от имени их бога. Ради своей веры они могли убивать и умирать, но в остальном были полны страха - ибо верили, что одного лишь желания Творца достаточно, чтобы навеки обречь их души на блуждания во тьме подземного мира, где мертвым пищей служит пыль, а одеждой - птичьи перья...
Так жили в древности не только здесь, но и за Закатным Морем, и далеко на Восходе. Лишь на Полуночи лежала страна, где не поклонялись страху, а боролись с ним. Победа Тешуба над Иллуянкой - это и есть победа над страхом.
-Эта страна и была Айраваттой?
-Да. Наши предки, жившие там, были многочисленны и отважны, а потому часто отправлялись в дальние походы. Так пришли они и сюда, установив законы, принесенные из Айраватты. Суть тех законов такова: исполняй свой долг, чти предков и свою землю, будь храбр, не склоняйся перед трудностями и врагами, помогай родичам, не предавай их, не останавливайся на достигнутом, не сворачивай со своего Пути. Просто, не правда ли? Просто и благородно. Но не так-то легко оказалось соблюдать старые законы вдали от родины.
Видишь ли, Намра, предки были чисты и даже не подозревали о многих пороках, свивших свое гнездо в этих краях. А худшим пороком было раболепие побежденных народов перед победителями - потому что оно развращало пришедших из Айраватты, учило их потворствовать всякому желанию, даже губительному. А подобное притягивается к подобному - вот почему предки стали смешиваться с рабами и враждовать друг с другом: они жаждали все больше золота, жаждали новых земель и новых рабов. Киликийцы, хеттеи, митанни, арцавы - все они были когда-то такими же белыми, как мы... И жители Айраватты отреклись от родства с нами, и закрыли нам путь в свою северную страну. А потом на руинах Митанни встала Ассирия, и начался великий поход побежденных и великая месть победителям. И Ашшур, кулаку и плети которого поклоняются на юге - это все тот же Творец, угрожающий непокорным смертью и вечными мучениями... Иллуянка, которого прежде уже побеждал Тешуб.
Я стар, Намра Аршвин, я очень стар, и видит Громовержец - в твоем войске буду лишь обузой. Но если сюда придут ассирияне или верные им скоты, смеющие называться "урартами", я встану на пороге храма с мечом в руках, и они ступят в святыню лишь через мой труп. Но Штандарт Воли Тешуба им уже не найти. Теперь ты будешь хранителем святыни нашего народа! - торжественно проговорил верховный жрец - Что бы ни ждало тебя впереди, не опозорь ее!
IV. Народная Война
Передовые отряды ассирийских копьеносцев вступили на территорию Урарту, опережая основные силы на несколько дней пути. Их специально набрали из необученного городского отребья, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств их не жалко было потерять, а в обращении с местными жителями они не проявляли излишнего благородства. Их задачей было сменить гарнизоны урартских крепостей, встать на страже мостов и горных перевалов, расквартироваться в имениях знатных вельмож и основных городах - чтобы царь Ашшура и все его бесчисленные полчища по прибытии смогли беспрепятственно пройти через всю страну. Практически сразу ассирияне показали простому люду, не знавшему, как относится к капитуляции царя Сардури, что такое зависимость от чужаков. Продовольствие копьеносцы забирали прямо у гуров или их хозяев, часто даже не предупреждая об этом. При этом часто убивали попавших под руку, даже если те не оказывали никакого сопротивления грабителям. Практически все встреченные ассириянами женщины были изнасилованы, а некоторых копьеносцы увели с собой, чтобы не скучать на привалах. Имения и поселки, где происходили столкновения с урартами или гурами, безжалостно разорялись, жителей же от мала до велика вырезали. Даже колосящиеся поля в таких случаях поджигались ассириянами, чтобы никто не мог спрятаться там от "справедливого возмездия".
Урарты, только теперь понявшие, какую ошибку совершили, пассивно доверившись решению трусливого царя, видели в бесчинствах чужаков лишь доказательство их звериной природы. Но на самом деле в бессмысленных убийствах и разрушениях была немалая доля холодного расчета ассирийского владыки - так он и его предшественники сломали не один народ, прежде гордый и непокорный. Страх расползался по земле урартов - страх отупляющий, сковывающий и порабощающий...
Этот отряд ассириян направлялся к единственной на многие мили переправе через реку Румли, через которую неизбежно будет переправляться Владыка Владык, Кулак Ашшура на Земле, Воплощение Справедливости, на своем триумфальном пути по когда-то непокорной, а теперь захваченной без единого сражения земле. Тяжелые прямоугольные щиты едва не в рост человека со стуком задевали друг о друга, а над шлемами покачивались острия копий и знамя с черным кулаком на красном фоне. Два музыканта на каких-то тонких духовых инструментах выводили гнусавую мелодию, под которую хором рявкала сотня охрипших глоток:
Иа, иа, Намтару!
Иа, иа, Ламмия!
Иа, иа, Асакку!
Иа, иа, Пазузу!
Хор замолкал, и лишь голос предводителя отряда гремел по ущельям:
Иа, зикзул зи аскак!
Иа, гула зи пазу!
Алал уггы Утукку ксул!
Иа, иа, пазузу!
И песню снова подхватывал в такт маршу хор копьеносцев:
Иа, иа, Нингурсу!
Иа, иа, Умдуггу!
Шемти Шебуй Нехенкау!
Адду Нергал арраллу!
Ничего общего не было между этой дикой песней юга и языком урартов. Заклинания войны почти свели с ума обнаженную, покрытую грязью и синяками женщину, ковыляющую в толпе ассириян с цепью на шее. Только вчера она была свободной, и даже позволяла себе демонстративное презрение к гурам, чтобы подчеркнуть свое урартское происхождение. И вот теперь она рабыня этих похотливых носатых тварей, так похожих на гуров... Впрочем, одно отличало ассириян от урартских невольников: завоеватели были полны самодовольства, им даже в голову не приходило, что у понравившейся им вещи может быть хозяин, что они могут быть не правы в споре с урартом, что здесь живут по другим законам, нежели в их стране...
Вылетевший из-за какой-то груды камней самодельный дротик гулко ударился в щит одного из идущих впереди копьеносцев. Без всякой команды ассирияне сгрудились спинами друг к другу и закрылись щитами, о которые тут же застучали дротики, стрелы и камни, не причиняя, впрочем, никакого вреда захватчикам. Наконец, догадавшись, что на них напали всего пара десятков гуров, не вооруженных ничем, кроме жалкого самодельного оружия, ассирияне разбились на группки по пять-семь человек, и, прикрывая друг друга щитами, двинулись на нежданных врагов, которые или собирались погибнуть в бою, или просто не понимали, что в ближнем бою у них нет никаких шансов - во всяком случае, гуры не бежали, а просто медленно отходили, или вообще оставались на месте.
Развязка нелепого - на взгляд ассириян - столкновения наступила стремительно. Загремели копыта разом сорвавшихся с места коней, и из прохода между скалами, на который копьеносцы не обратили никакого внимания, вылетели закованные в броню всадники с обнаженными мечами. "Урарту! Урарту!" закричали они, рассеивая испуганные группки ассириян, не успевавшие одновременно уклоняться от метательного оружия гуров и отбиваться от нежданного противника. Конечно, постройся сотня копьеносцев в фалангу, гуры и всадники ничего бы им не сделали, но снова превратить разбросанную и паникующую толпу в боевое соединение было невозможно. Вскоре горная дорога к Румли была покрыта трупами, ранеными и умирающими. Со стороны урартов было убито лишь две лошади, чьи хозяева с ругательствами потирали ушибленные во время падения места. Среди распростертых тел сновали гуры с ножами в зубах - одежда, оружие и снаряжение убитых принадлежали им по распоряжению самого Намры Аршвина. Сам предводитель восставших тоже был здесь - с бою он своими руками прикончил пятерых ассириян.
Его внимание привлекла обнаженная женщина-урартка с цепью на шее, скорчившаяся и плачущая от боли - ее ладонь была пробита гурской стрелой. Намра подъехал почти вплотную к ассирийской пленнице, и та подняла на него взгляд безумных глаз на лице, превратившемся в сплошной синяк. С ее губ сорвались какие-то слова благодарности и просьбы о помощи, но полководец, не вслушиваясь в это бормотание, быстро наклонился в седле и одним ударом отсек женщине голову.
-Ты зря это сделал. - холодно сказала откуда-то из-за спины Иншарри. - Народ должен видеть, что мы защищаем его.
-Она осквернена ассириянами. - возразил Намра, второй раз за сегодня вытирая клинок и вкладывая его в ножны. - Кого теперь породило бы ее чрево? Лучше подумай о том, что мы отдали двух лошадей за сотню вражеских жизней! О, если бы всякий бой заканчивался так...
Вечером, находясь в своем стане, Намра получил вести от других отрядов, которые были отправлены им охотиться за передовыми частями ассириян. Не везде все протекало так успешно, как под его командованием, и уже имелись как убитые, так и безнадежно искалеченные, однако предводитель восставших был рад: во-первых, даже такие малые победы поднимают боевой дух его воинов и привлекают в их ряды колеблющихся, во-вторых ,они учатся сражаться с прежде не знакомым большинству противником, в третьих, военными трофеями вооружаются гуры. Конечно, Намра понимал, что это даже не полумеры, и вскоре ему предстоит сразиться со всеми силами, которые ведет в Урарту царь Ашшура.
Ему никогда бы было не справиться с организацией войск, оказавшихся под его командой, не будь рядом Иншарри. Она своей храбростью завоевала в сердцах солдат, и особенно других сражающихся женщин не меньшее уважение, чем сам Намра, и всегда была готова взять на себя ту часть тяжкой ноши ответственности за судьбу Урарту, которую не мог поднять ее любимый. Освободительная война растекалась по территории страны все шире и шире, и они все реже видели друг друга, оставались наедине, занимались любовью. Однако это не охлаждало их чувств, и иногда, в минуты усталости, простое воспоминание о любимом человеке придавало новых сил. Впрочем, Намра, прекрасно понимая, что скорее всего обречен вместе со всеми, кто последовал его примеру, все чаще жалел, что завлек Иншарри на этот путь, ведущий к смерти. Однако ночью ли, утром, днем или вечером, словом - тогда, когда ему удавалось заглянуть в ее глаза, он видел в них отражение собственной железной решимости, и еще раз убеждался, что им нужно быть вдвоем, что бы ни случилось.
V. На берегах Шомрана
Мужайтесь, боритесь, о храбрые други!
Как бой ни жесток, ни свирепа борьба.
Над вами - безмолвные звездные круги,
Под вами - глухие, немые гроба.
Ф. Тютчев
Нет никаких сомнений, что те силы, которые ассирийский царь отправил в Урарту, могли расправиться с войском Намры, которое превосходили в несколько раз, в течении самое большее месяца. Однако уже ступив на землю, которую они должны были поставить на колени, они получили приказ остановиться и ожидать дальнейших приказаний. Дело в том, что правитель Ашшура получил известия о судьбе передовых отрядов, уничтоженных и рассеянных урартами и гурами. Вторжение основных сил означало бы пусть победоносную, но тяжелую и кровавую войну. Поскольку же костяк ассирийского воинства в то время все еще составляли мобилизованные крестьяне и горожане, то большие потери неизбежно повлекли бы за собой голод, нищету и народное недовольство - причем в первую очередь в самой армии. А это было совсем не нужно Царю Царей, особенно перед лицом приближающегося соперничества с Великой Скифией. Но и отступать, показывая свою слабость перед каким-то карликовым Урарту, было уже нельзя. Поэтому правителю Ассирии пришлось реформировать войско прямо в походе. Это и было той стратегической и политической ошибкой, последствия которой привели к гибели Ассирии через несколько десятилетий в войне с родичами урартов - мидянами и персами.
Отослав значительную часть копьеносцев и застрельщиков по домам, царь вдогонку издал указ, запрещающий простому люду иметь в собственном владении боевое оружие. Большую часть оставшейся пехоты составляли городское отребье и провинциальная беднота, от которой все равно не было бы никакого толка вне поля боя. Кроме того, остались на границе Урарту профессиональные конники из знати и лучники из полудиких горных племен, служивших Ассирии частью из-за страха, частью - из желания обогатиться. В то же время царь Ашшура обратился за помощью к царю скифов, заверяя того в своих дружеских чувствах и прося о помощи. Северяне откликнулись, и вот уже две вражеских армии подошли к границам Урарту - ассирийская с юга и скифская с востока. Когда они двинулись вперед, намереваясь встретиться в сердце враждебной страны, Намре ничего не оставалось, как отступать, потому что дать решительный бой одному из врагов означало предоставить полную свободу для другого.
Его силы медленно росли за счет бегущих от жестокости захватчиков урартов и гуров, но все равно против тринадцати тысяч ассирийцев и пяти тысяч скифов он смог бы выставить лишь пять тысяч кое-как вооруженных гуров-пехотинцев, две тысячи урартов-всадников и пять сотен знатных женщин, решивших сражаться и умирать рядом со своими мужьями, отцами и братьями. Численному превосходству и высокой организации противника Намра мог противопоставить разве что ненависть к захватчикам, буквально сжигавшую его воинов изнутри.
И было от чего! Если ранее самым страшным оскорблением для урарта было брошенное в лицо "гур!", при том, что рабы жили с хозяевами в одном доме, а в обедневших семьях и трудились рядом, то теперь и урарты, и гуры были низведены до положения "говорящих вещей". Ассирияне грабили и насиловали, даже не думая подстраиваться под образ "спасителей от касков", как о них говорил царь Сардури, предавший свой народ. Под кулаком Ашшура, казалось, стонали даже горы, задыхавшиеся от смрада разлагающихся тел и гари пылающих селений. Однако захватчики, судившие других по себе, просчитались: казни и бесчинства не устрашали урартов до животной покорности, но лишь наполняли ненавистью. И всякий, кто ненавидел ассириян, шел к Намре.
Предводитель восставших сначала попытался развернуть борьбу с захватчиками на уже захваченных территориях, однако чужаков было слишком много, и все отряды, нападавшие на вражеские обозы и ассирийских разведчиков, или отступили, или были уничтожены. Не имея права терять воинов в бессмысленных схватках, Намра отступал до реки Шомрана, делившей территорию Урарту на две части. Именно на ее берегах должна была состояться встреча ассириян и скифов. И только сейчас у урартов появился крошечный шанс на победу: сначала успеть разгромить полчища Ашшура, а затем встретить скифов, которые, возможно, и не станут воевать при виде разгромленных союзников. Не желая оставаться в живых в случае поражения, Намра расположил войско в изгибе Шомрана так, чтобы вода отделяла будущее поле брани от скифов, и одновременно отрезала путь к отступлению для его войска. Теперь все будут обязаны или победить, или умереть со славой, даже если страх смерти пересилит гордость: ассирияне брали пленных только для того, чтобы замучить в назидание другим подвластным народам.
Противник появился на рассвете. Ассирияне расположили свои силы точно так же, как и Намра: впереди пехота, позади - конница и лучники. Но если в распоряжении Царя Царей были вымуштрованные и великолепно вооруженные копьеносцы, представлявшие собой в боевом построении стену щитов с торчащими из нее копьями, то кое-как организованные гуры, ожидавшие приказа Намры, даже не все имели доспехи и щиты. Последний раз объезжая войско, Намра лишь покачал головой, увидев, что некоторые его пехотинцы не вооружены ничем, кроме самодельных дубинок. Во множестве черных и карих глаз, устремленных на него, полководец видел только обреченность и страх.
Намра придержал коня и оглянулся, чтобы убедиться, что все гуры видят его. К предводителю восставших подскакала Иншарри:
-Мои всадницы построены отдельно, как ты и приказал. Это резерв?
-Да. Не обижайся, но вряд ли они смогут драться на равных с мужчинами, и потому в общей схватке станут помехой.
-Я согласна. Смотри, они уже так близко к нам... Что ты решил, Намра?
-Гуры сойдутся с копьеносцами - лоб в лоб.
-Но...
-Да, большая часть их обречена. Но они смогут разбить общий строй, и тогда я пошлю туда всадников. - Намра положил руку на плечо Иншарри - Ладно, займи свое место во главе женщин. Мы начинаем бой.
Затем полководец снова повернулся к гурам. Что он мог сказать им - пяти тысячам тех, кого сейчас отправит на верную смерть на копьях ассириян, под стрелами, под копытами и мечами конницы?
-Гуры! - неуверенно начал Намра, но тут же поправился - Воины! Вы, поколениями служа моему народу, наверняка мечтали о свободе, и, быть может, даже ненавидели нас, урартов. Что ж... Сейчас пришел враг, который мечтает обратить в рабов нас всех, и вместо труда в наших домах и садах, на полях и пастбищах мы - и урарты, и гуры - будем надрываться на строительстве вражеских дворцов и храмов, будем отдавать своих детей на потеху чужакам, будем проливать свою кровь за Ассирию в войнах с такими же свободными народами, какими совсем недавно был наш народ. Сегодня мы будем сражаться, и если не сможем победить - то, клянусь Громовержцем, никто, ни урарт, ни гур, не уйдет отсюда живым, чтобы гнить в неволе! Тешуб - с вами! Вперед!
С нестройным гомоном толпы гуров понеслись вперед, обтекая возвышающегося над ними на коне Намру, как река обтекает островок. Вскоре воздух огласился свистом стрел и криками пораженных ими, но бегущие не останавливались до тех пор, пока не разбились о сомкнутые щиты ассирийской пехоты. У гуров не было свободы, за которую они могли сражаться, они всего лишь сражались за менее жестокого хозяина - но все же сражались. Быть может, гордость, почти сгинувшая за поколения и поколения предков-невольников, наконец, вырвалась на поверхность, заставляя рабов убивать и умирать в кровавой, безнадежной вакханалии, бушевавшей на берегу Шомрана? Более трети гуров полегло, прежде чем передние линии копьеносцев прогнулись и рассыпались.
Этого и ждал Намра. Он вскинул правую руку со сжатым кулаком к небу, и тут же полторы тысячи всадников-урартов сорвались с места и помчались в атаку. Длинные железные мечи взметнулись над шлемами, угрожая меди и бронзе ассириян. Словно герои древних сказаний, урарты разметали дрогнувшую ассирийскую пехоту, смяли лучников-горцев и, предоставив гурам добивать паникующую массу позади, схватились с пятью тысячами всадников Ашшура. Железное оружие обеспечило коннице восставших преимущество перед превосходящим ее более, чем в три раза противником. Ассирияне никак не могли воспользоваться своим численным превосходством и навалиться по нескольку человек на одного урарта, которые держались плотной массой. Грохот копыт, ржание и звон металла, доносившиеся до Намры с поля брани, заглушал все прочие звуки. Но что это?..
Теперь грохот копыт слышался и с противоположного берега Шомрана. Намра повернулся туда и увидел клубящиеся на горизонте облака пыли.
Скифы успели придти на выручку своим вероломным союзникам.
Иншарри подлетела на коне к военачальнику и возлюбленному, но он лишь сделал ей знак следовать за собой и поскакал к оставшимся в стороне от битвы соратникам - полусотне мужчин и полусотне женщин. Они ждали его, построившись двумя отрядами, держа руки на рукоятях покоящихся в ножнах мечей. Мысленно сравнив эту жалкую горстку оставшихся у него сил с конной массой великолепных воинов, неотвратимо приближающихся сюда, предводитель восставших только умехнулся в душе. Все было кончено. Ему вдруг стало удивительно весело и легко.
-Братья мои урарты! - закричал Намра так, что его конь присел на месте, а конь находящейся рядом Иншарри шарахнулся в сторону - Каждое испытание судьбы мы с вами встречали так, как подобает человеку, рожденному свободным! Но если этого не достаточно для победы - умрем, как умирают воины, а не трусы! Сомкнуть строй!
Он повернул коня в ту сторону, где скифы уже преодолевали реку. Могучие боевые кони мощными движениями несли на себе закованных в броню всадников, сжимавших тяжелые копья и небольшие акинаки. Это был достойный противник, которого можно было уважать, даже убивая - белые варвары северных степей и лесов, ничем, кроме языка и места обитания, не отличавшиеся от урартов. Ну почему они приняли сторону южных ублюдков?
-Умереть в бою... Как это прекрасно! - неожиданно проговорил Намра, ник кому не обращаясь, но Иншарри услышала его.
-Да. Вместе с тобой, любимый... - откликнулась она, и тогда предводитель восставших обнажил меч. Мгновение спустя его примеру последовали остальные урарты. Над ними взвился Штандарт Воли Тешуба со Швастиястой, Солнечным Крестом Айраватты.
-В атаку, урарты! В атаку!!!
Первые скифские всадники еще только достигли другого берега Шомрана, когда на них налетела тысяча всадников Намры. Копья в ближнем бою только мешали, а акинаки никак не могли сравниться с мечами урартов. Новые скифы, добирающиеся до берега, сразу попадали в сердце битвы и оказывались смытя так же, как их предшественники. Их основная масса, остававшаяся на противоположной стороне, не пускала в ход свои луки из опасения попасть по свои же. Намра и Иншарри, уже не следя за ходом битвы, конь о конь неслись по полю боя и рубили, кололи, выбивали из седел всех, кто вставал у них на пути.
Конечно, скифы, выросшие в седлах и вооруженные железным оружием, рано или поздно опрокинули бы урартов, происходи дело на их Родине или хотя бы в походе во имя интересов Скифии. Но умирать за Ассирию и Ашшура северяне не собирались. Когда ассирияне, и пешие, и конные, были окончательно рассеяны и в основной массе обращены в бегство, скифы последним героическим натиском отбросили урартов, но не стали развивать успеха, а поплыли обратно через реку, унося с собой раненых и убитых. Разгоряченные боем урарты и гуры хотели было преследовать их или перестрелять из луков, но Намра запретил им это делать. Он был поражен уважением и верой в благородство противника, которые только что проявили северяне, фактически повернувшись спиной к доблестному врагу после собственной успешной атаки. Предводитель восставших приказал дать скифам спокойно перейти на противоположный берег. Те оценили великодушие урартов и на следующий день пустились в обратный путь, предоставив ассириянам самостоятельно завершить эту бесчестную войну.
Победа, как это ни было удивительно, досталась урартам. Войско Царя Царей не было уничтожено, но все же понесло огромные потери и было обращено в бегство. Однако против бесчисленных полчищ Ашшура у Намры осталось лишь около двух с половиной тысяч гурского ополчения и около полутора тысяч конных воинов, мужчин и женщин. Восполнить же потери ему было некем и негде. Так что когда на следующий день ассирияне вернулись на берег Шомрана, восставших там уже не было. Они уходили на север, к Намгару, последней твердыне Урарту, за которой начинались дикие, малонаселенные земли свирепых горцев.
V. Бессмертие
Скорейшее завоевание Урарту стало для Царя Царей ни много ни мало вопросом жизни и смерти. По всей империи Ашшура ползли слухи о несгибаемом белом народе, противостоящем всему могуществу ассириян. Намра из простого знатного бунтаря превратился в этих слухах в царя урартов, неуязвимого воина-волшебника, а победа на берегах Шомрана - во множество успешных битв. Нет сомнений, будь у Намры хотя бы такая армия, какая была у когда-то воевавшего с Ассирией Русы I, и перейди он в наступление, перенеси он войну на территорию противника - южная империя начала бы трещать по всем швам. Но его войск хватило только на организацию обороны крепости Намгар, в которой восставшие и ждали ассириян. Идти им было некуда - припасов на переход через северные горы все равно не хватило бы, а если бы хватило - то в Скифии беглецов никто не ждал.
Царь Царей привел к стенам Намгара двадцать тысяч одной только пехоты, то есть в два раза больше воинов, чем сражалось при Шомране. Трудно сказать, сколько продержались бы восставшие, если бы не дрогнули сердца гуров, и их вожаки не пришли бы к Намре с просьбой отпустить их из крепости: века рабства заставили их предпочесть неволю смерти. Понимая, что от них уже не будет никого толку в бою, полководец только кивнул и отвернулся. Уже через час гуры покинули Намгар, и несколько дней затем разносились над горами и ущельями их крики - чтобы сломить боевой дух осажденных, ассирияне медленно замучили две с половиной тысячи сдавшихся под стенами крепости: распяли на крестах, посадили на колья, подвесили на крюках за ребра, сварили живьем, содрали кожу, четвертовали... Но неизбежность гибели лишь прибавила решимости полутора тысячам урартам продать свои жизни как можно дороже.
Пока снаружи ассирияне пытали местных жителей и сдавшихся гуров, внутри стен Намгара пировали и занимались любовью знатные воины и воительницы. Намра не препятствовал этому, лишь запретив напиваться до бесчувствия, пригрозив отправить нарушителя к врагам. Сам он, впрочем, не принимал участия в застольях, и проводил время либо с Иншарри, в покоях, прежде принадлежавших командиру гарнизона крепости, либо на самом верху смотровой башни. Иногда Иншарри также поднималась туда с ним. Полководец, не говоря ни слова, брал ее ладони в свои руки, и безмолвно смотрел в глаза любимой. Когда же он оставался один, то большую часть времени смотрел на север, словно пытаясь за бесконечной грядою гор разглядеть надежду на спасение. Намра не жалел о совершенном, но ему было жаль соратников и Иншарри, которых он так и не смог привести в победе, в которую с самого начал, в отличии от них ,не слишком-то верил.
В ночь перед ассирийским штурмом он попытался сказать об этом Иншарри. Она резко, непонимающе вскинула на него взгляд и холодно ответила:
-Ты мог бы жалеть меня, если бы я была одной из тех дур, доставшихся ассириянам, которые не знаю, с какой стороны браться за меч. Но зачем ты говоришь мне это сейчас?!
-И все же - прости меня, Иншарри. - склонил голову Намра - Прости, если я оскорбил тебя... и прости, что все кончается именно так.
-Все кончается прекрасно! - воительница метнулась к окну и указала полководцу на ассирийский лагерь со множеством костров - Смотри, сколько они привели сюда воинов. Их больше в десять раз? В Двадцать? В тридцать? Ты видишь, как они оценили нас? Тебя? И теперь ты просишь у меня прощения?! - одним движением она выскользнула из одежды и увлекла Намру на ложе - У нас впереди вся ночь...
Впрочем, утро штурма все урарты, и женщины, и мужчины, встретили в доспехах и с оружием в руках.
Тяжелые снаряды камнеметов ухали, разбиваясь о стены и башни Намгара. Намра приказал покинуть стены, потому что на них урарты полегли бы, даже не вступив в рукопашный бой, поэтому ассирияне легко разбили ворота крепости и ворвались во двор. Однако внутри зданий ни лучники, ни осадные машины ничем не могли помочь штурмующим, и там-то разгорелась настоящая резня!
Через какие-нибудь полчаса битвы воины сражались по щиколотку в крови. Главное преимущество ассирийцев - совместные действия в построении, было бесполезно здесь, а страх мешал им на равных драться с урартами, словно обезумевшими от жажды крови и собственной обреченности. Длинные железные мечи и надежные латы обеспечивали защитникам крови возможность выстоять даже против пятерых или шестерых врагов. Одни из палат цитадели погрузились в полутьму, другие же были ярко озарены занимающимся пожаром. Однако ассирийцев было слишком много. Урарты, пускай убив двадцать, тридцать, пятьдесят, сто врагов, тоже падали, не успев отбить удар или не успев вырвать клинок из рассеченного трупа. И медленно, очень медленно, защитники Намгара отступали в самое сердце цитадели, к залу, где возвышался грубый каменный алтарь Тешуба, на котором Намра водрузил Штандарт Воли.
Урарты почти ничего не знали о законах, которые правят историей, а о борьбе народов и рас слышали разве что из героических сказаний, в которых было больше вымысла, чем правды. Они не могли предположить, что совсем скоро на Западе, за узким проливом, расцветет цивилизация Эллады, которая была бы обречена, попади она во время своей юности под кулак Ашшура. Не знали они и о том, что именно эта война подорвет силы Ассирии так, что для уничтожения ее потребуется лишь один хороший удар светловолосых и голубоглазых мидян. Не будь этих урартов, истекающих кровью в обреченной крови, и не было бы белой Европы - той, какой мы ее знаем - не было бы Эллады, Рима, Германии, Англии, Руси...
Намра видел, как какой-то ассириец проткнул копьем Иншарри, но отомстить не смог. Уже не он и его воины отступали, сражаясь за каждый шаг, а натиск ассириян нес их к алтарю Тешуба, словно поток воды - сухие листья. Вряд ли осталось в живых хотя бы две сотни урартов...
Зал Тешуба был охвачен пламенем. Намра, оказавшись у алтаря, вскочил на него, и вокруг немедленно сгрудились оставшиеся в живых защитники крепости.
-Урарты! - хрипло крикнул предводитель восставших - Смерть уже ждет нас, и Громовержец радуется нашим подвигам! Но, будь я проклят, неужели мы так и дадим себя зарезать здесь, словно овцы? Об этой битве будут помнить все свободные люди во все будущие века! - стрела из лука какого-то ассирийца свистнула рядом с головой Намры, но он продолжал, словно не заметив этого - Вперед, урарты! За мной! В атаку! Нас ждет Айраватта!
Сжимая в одной руке меч, предводитель восставших сжал в другой древко Штандарта Воли Тешуба и спрыгнул с алтаря. Урарты, только что с трудом оборонявшиеся от наседающих ассириян, истекающие кровью, измотанные долгой сечей, ринулись в бой, словно исполнившись новых сил. Встав плечом к плечу, заняв круговую оборону, последние защитники крепости стали медленно прорубать путь к выходу из зала.
Что было дальше, с уверенностью не может сказать никто. Говорят, будто во главе с Намрой урарты вырвались из крепости и все были уничтожены дождем стрел, обрушенным на них стоящими снаружи ассириянами. Другие же говорят, будто каким-то чудом два или три десятка защитников Намгара прорвались к горным перевалам на севере от крепости, и враги не стали преследовать их в той дикой стране...