Шесть лет сложено в клетчатый, как решетка, листок и отправлено в полет бумажным самолетиком. Для кого пустяк, проведенный в благостном отупении и почитании перед надсмотрщиками, для меня годы беззаветной веры и лишений. Бессмысленный прыжок доверия со стола на руки, которые убрали, как только отвернулся.
Примерное поведение предполагает несусветные дары и необъятную свободу. Свободу, заработанную в кандалах. Трудом, старанием, невыплаканными слезами обид и оскорблений. А вокруг роятся люди, пытающееся въесться тебе другом, братом, куском души. Тихие заискивающие шепотки на узких шконках. Маленькие стукачи. И суровые вертухаи, режущие взглядом похлеще автоматной очереди. И так шесть лет в круговой поруке, за громадой забора и лучами решетки.
И ради кого?
Ради матери, всхлипывающей во время очередной порции мексиканских соплей? Она вовсе не пыталась представить, что творится с её сыном, окруженным такими же узниками - ошибками чьих-то родителей. Её спящее дыхание не отбрасывало даже тени волнения, когда мой сон штурмовали наглые вертухаи, котором было уже мало бодрствования.
Ради отца, окруженного противомоскитным облаком перегара? Его алкогольные пары клубились тучками храпа, нервно разносящимися по квартире. А когда храп достигал своих наивысших нот, то те удачно резонировали с лязгом дешевого ремня. Верного дипломата в родительском общении. Переводчика эмоций подвыпившего отца, не знавшего, как по другому выразить свою любовь к сыну.
И ты!
Ради наших свиданий я взвалил на себя весь груз отречения и покорности! Ради одного дня в году, ради единственного пятна света в календаре! Ты верно отплачивал мне эту жертву в течении шести долгих лет, но теперь моя вера пошатнулась. Когда ты так нужен, ты просто скрылся. Не отвечаешь на письма и молчишь на СМС. Кто-то даже пустил слух, что тебя уже нет. К счастью, некоторые болтуны сознались во встречах с тобой. За что ты так любишь болтунов? Или ты так играешь со мной?
Играешь, пока я разливаю дрожащей рукой горькие капли отчаяния в строгие клетки тетрадки. От тяжести лет лишений, сконцентрированных в глупых словах, не выдерживает даже грифель карандаша и ломается, как ломаются здесь многие. Ломаются, отрицая тебя. Как и я, оставшийся один на один со своим безверием.
"Дедушка Мороз, почему ты не прислал велосипед? Мне он нужен сейчас, а зимой можешь не приходить. Или я в тебя больше не верю!!!"
Очередной лист безнадежности истребителем вылетает через гнутую решетку. Но чуда не происходит: не превращается письмо в юркую птицу, не летит в страну трудолюбивых эльфов. А оседает сорной бумажкой на площадке детского сада, залитого июньским солнцем.